"18 ноября.
Пусть это будет первой записью в моем новом дневнике. Все тетради, которые я хранила с самого детства, отправились сегодня в огонь. Я смотрела, как их страницы горят одна за другой, а огонь плотоядно пожирает их, разгораясь и обдавая жаром мои руки и лицо. Вся моя глупая и бесцельная жизнь, все пустые мысли и ничего не значащие слова исчезали вместе с бумагой. Так оно и должно быть, и теперь нет пути назад, нет прежней меня, нет той наивной маленькой девочки, писавшей о своих мечтах и желаниях. Их теперь тоже нет, нет ничего! Внутри меня одна пустота, а снаружи - огромный бездушный дом, ставший мне чужим, мой муж, который холоден и безразличен ко мне, и нет ни одного человека, который смог бы меня понять. Я начинаю свои записи с самого начала, как и свою жизнь - быть может, мне удастся воскресить ее из праха? Я сама не верю в это, но я пока еще не готова сдаться!
Сейчас я одинока и опустошена. Мне никогда уже не стать такой, какой я была раньше, да и нет смысла - я выросла и изменилась. Быть может, этот дневник поможет мне понять, кем я стала. Никто и никогда не сможет прочесть его и узнать, что происходит со мной, что я чувствую после всего произошедшего. Но раз мне не с кем поговорить, раз теперь я совершенно одна, то пусть эта тетрадь станет моей доверенной подругой, перед которой я наконец-то смогу открыться. Я так хочу надеяться, что в моей душе еще остался хотя бы один маленький неомертвевший кусочек, который я смогу пробудить. Лишь бы не разбередить рану полностью - тогда она уже никогда не сможет зажить!
Мне больно писать и больно вспоминать об этом... событии. Несчастном случае. Роковом ударе судьбы. Впервые за последние месяцы я смогла унять дрожь, заставить слушаться мои слабые пальцы, взять перо и усадить себя на дневник, чтобы выплеснуть наружу все разрывающие мою душу страдания, иначе они сожрут меня изнутри.
Как быстротечна и непредсказуема, оказывается, наша жизнь: еще недавно я была счастливой женой, красивой женщиной, которой восхищались и носили на руках, любили и боготворили. О да, я была красивой! Возможно, я красива и сейчас, но я давно не подходила к зеркалу, давно не надевала что-то кроме домашнего платья и не прикасалась к гребням и украшениям. Когда-то мне говорили, что мой смех похож на журчание ручья, но как же давно я не смеюсь! Но и не плачу - у меня больше нет слез, все они ушли вместе с той частью меня, что погибла. Мои горькие, мертвые слезы по потерянной жизни, по утраченному счастью и ушедшим надеждам.
Я была счастливой; казалось, что вся жизнь передо мной вместе с моим дорогим мужем и долгожданным сыном. Но теперь у меня нет и, возможно, уже никогда не будет ребенка - так сказал мне врач в ту роковую ночь, когда я молила Господа, чтобы Он сохранил его жизнь, пусть даже ценою моей. Но мои молитвы не были услышаны. Я истекала кровью, я кричала от боли, которая разрывала меня на части, глотала горькие слезы и взывала к небесам; в какой-то момент мне показалось, что я, наконец, умерла. Но нет, я очнулась на следующее утро: слабая, разбитая и наполовину мертвая. Врач говорил что-то, утешал, давал выпить воды и прикладывал полотенце к горячему лбу, даже Харольд сидел тогда рядом, держал меня за руку и говорил что-то успокаивающее.
Что мы попробуем еще раз.
Что так бывает.
Что я не должна переживать...
Ах, как же мне хотелось в тот момент закричать, заплакать, расцарапать его лицо; мне хотелось сделать хоть что-нибудь, но я разом лишилась сил и могла лишь безучастно слушать, как они что-то говорили, смотреть, как уходили и снова возвращались, как пытались меня накормить. Я не помню, как долго я пролежала в постели, не помню, как пила и ела, как горничная зачем-то расчесывала мне волосы и раздвигала шторы, как если бы солнечный свет мог меня порадовать. Врач сказал, что физически я совершенно здорова и прописал какие-то капли, скорее для успокоения совести, чем действительно по необходимости. Здорова? Что ж, пусть будет так. Им виднее.
Врач сказал, что я могу вставать, и я пошла - передвигалась по дому и даже выходила в сад, но я чувствовала, что это лишь тень былой меня, а настоящая я погибла в ту ночь в крови и криках, иначе как объяснить это? Даже сейчас, когда былая я дает о себе знать - и этот дневник тому свидетельство - я не могу снова почувствовать жизнь. Зияющую рану в моей груди не сможет залечить ни одно лекарство.
Никто не может вообразить, как отчаянно я нуждаюсь сейчас в поддержке единственного близкого мне человека - Харольда. Он, тот, кто клялся быть со мной в болезни и здравии, сейчас кажется таким холодным и равнодушным. Почему он не может быть со мною рядом, а вместо этого все чаще пропадает из дому и не возвращается по нескольку дней! Лишь только я пытаюсь заговорить - он находит повод сменить тему или вовсе не слушает меня, уткнувшись в свою проклятую газету. Мне кажется, что он меня избегает и больше не хочет быть со мной. Я стала ненужной, бесполезной, испорченной! Я стала пленницей в этом доме, своею волей и волею мужа, который теперь всего лишь мой сторож или даже суровый комендант, которого едва ли заботит судьба его бедной заключенной.
Как бы мне хотелось докричаться до него и узнать, что происходит, но всякий раз я натыкаюсь лишь на непробиваемую стену. Однажды, когда я вновь заговорила о том, как быстро минуло счастье, он встал и ушел, не говоря ни слова! Я не могу больше терпеть его безразличия и холодности! Мы даже спим порознь с тех пор, как это случилось. Доктор советовал раздельные спальни лишь на время, но это время слишком затянулось, и теперь уже невозможно представить, чтобы он хотя бы просто коснулся меня, поцеловал в шею, прижал к себе, как раньше это часто делал.
Я боюсь, что скоро мы станем чужими людьми, и что тогда будет со мной? Одной, никому не нужной, всеми покинутой, лишенной так и не родившегося ребенка и последней смутной надежды на счастье? Смогу ли я спасти хотя бы этот брак, или превращусь в скорбную тень себя самой, бестелесным призраком потерявшуюся в этих холодных стенах?.."
Амелия осторожно перевернула старый, тонкий лист тетради неуверенной рукой, боясь, что он рассыплется в прах в ее пальцах, и застыла над ним, не решаясь читать дальше. Она с трудом различала выцветшие чернила и быстрый, нервный почерк, острыми пиками взлетавший над строчками. Кому принадлежат эти ужасные записи? К какой же чудовищной истории она прикоснулась? И почему теперь так страшно вздохнуть - и выпустить книжицу из рук? Амелия живо представила себе молодую женщину, в полутьме склонившуюся над страницами дневника, которая, то и дело окуная перо в чернильницу, стремительно выводила эти строки, выплескивая в них свое отчаяние, ярость и боль.
- Мисс Амелия! - голос запыхавшейся Конни донесся из коридора, и за ним последовал настойчивый стук в дверь.
От неожиданности она вздрогнула, и дневник выпал из рук. Горничная зашла как раз в тот момент, когда Амелия поспешно наклонилась, чтобы поднять его; расправив помятые страницы, она быстро сунула свою маленькую находку в ящик стола и обернулась.
- Да?
- Простите, мисс, гости с минуты на минуту приедут, уже второй час! Да на вас лица нет, что случилось?
Амелия неуверенно кивнула, пытаясь придать себе выражение умиротворения и беззаботности, но мысли ее были сейчас так бесконечно далеко от происходящего в комнате! Более всего она желала отправить шумную служанку восвояси и вновь достать дневник. И в то же время, кажется, впервые была рада видеть Конни, которая, как глоток свежего воздуха из внешнего мира, отвлекла ее от тех страшных мыслей и образов, куда затягивали ее эти записи. Горничная одним своим появлением напомнила ей о том, что в этом мире есть семья и обед с соседями, есть прекрасный летний день за окном и настоящая жизнь, что на девушке надето чудесное платье канареечного цвета с широким шелковым поясом и небольшим шлейфом сзади, которое наилучшим образом подходит для пикника в саду. Но отчего же мысли улетают прочь от канареечного наряда и возвращались к крикам неизвестной ей и, возможно, давно мертвой женщины?
- Давайте я вас причешу, мисс, - продолжала та, и, приняв растерянное покачивание головой за знак согласия, принялась водить частой щеткой по мягким, тонким волосам девушки, цветом напоминавшим золотистую пшеницу.
Иногда Конни делала слишком резкие движения щеткой, иногда - слишком сильно давила на голову или проходилась по ушам, но Амелия не обращала на это внимания. Она как зачарованная не могла отвести взгляд от зеркала: она никогда не видела саму себя такой испуганной, и этот блуждающий взгляд принадлежал словно не ей. Девушке захотелось дотронуться до лица, чтобы проверить, что она все еще здесь, но она вовремя одернула себя. Сейчас, вот только Конни уйдет, она переведет дух и прогонит все те мысли, что надоедливыми мухами роятся в ее голове, не способные воплотиться во что-то конкретное. И забудет...
Амелия вздрогнула и обернулась.
- Что это, Конни?
- Вы о чем, мисс? - та уже собрала волосы в пучок и орудовала шпильками, но теперь несколько прядей выбилось из прически, сводя на нет результаты последних нескольких минут работы Конни.
- Мне показалось, она только что приоткрылась, - неуверенно проговорила девушка, глядя на дверь.
- Это вам в зеркале, наверное, тень примерещилась! Вы не могли бы посидеть спокойно? Я уже почти закончила.
Амелия покорно выпрямилась на стуле и закрыла глаза. Ах, не стоило ей даже прикасаться к этому дневнику, в недобрый час найденному в доме. Уже открывая его, она знала, что он принесет одни только несчастья. Поскорее бы выкинуть из головы все написанное: кем бы ни была та женщина, чьи страдания вылились на Амелию неудержимым потоком, ее уже давно здесь нет, а ее судьба не должна волновать девушку. Не было бы разумнее сегодня же вернуть дневник куда, где она его нашла? Даже если это был всего лишь столик в холле, где эта тетрадь оказалась совершенно загадочным и непостижимым образом!
- Вот так, мисс, посмотрите!
Конни поднесла ручное зеркальце сзади, чтобы Амелия с помощью двух отражений смогла оценить прическу.
- Хорошо, - она коротко поблагодарила и пригладила волосы.
- Родители уже, должно быть, ждут вас, вам следует поторопиться. Вам помочь со шляпкой?
Девушка равнодушно кивнула и попросила достать соломенную с желтой шелковой лентой на тулье в тон платью. Конни проворно водрузила ее на голову девушки и улыбнулась:
- Ну вот, совсем другое дело! И вы уже не такая перепуганная, а то будто покойника увидели.
Амелия вымученно улыбнулась и подумала, что, вероятно, именно это сегодня и произошло: во всех этих быстрых строчках с острыми углами букв, чернильных кляксах и пожелтевшей бумаге она отчетливо увидела смерть.
***
- Разве можно быть такими нерасторопными! Совершенно немыслимо! - миссис Черрингтон приложила руку к сердцу и отвернулась, не в силах больше наблюдать за приготовлениями к ланчу. Ей начинало казаться, что служанки двигаются, словно неповоротливые черепахи, то и дело останавливаясь и отвлекаясь. Она присела на один из изящных стульев с кремовой обивкой, которые в этот день вынесли на улицу для пикника, и раскрыла веер. День выдался жарким, а необходимость построить слуг и организовать обед была настоящей головной болью.
- Не волнуйтесь, мэм, уже все готово, - успокоила ее незаметно появившаяся экономка. - С остальным я управлюсь, вам не следует волноваться. А суп, который вы заказывали, вышел просто изумительным!
- Спасибо, - благодарно кивнула Кейтлин и обмахнулась веером.
Под раскидистым дубом уже поставили стол, на котором красовалась белая кружевная скатерть. Нежно-розовая шелковая дорожка тянулась через всю столешницу, а центр стола украшала премилая цветочная композиция в низкой вазе, составленная из белых и розовых азалий. Хозяйка сама подобрала для нее цветы, хотя и не без помощи верной Мэри.
Повсюду царила суета, предшествующая приезду гостей: из дома доносился звон посуды и хлопанье дверей, а чуть поодаль от обеденного стола расположился небольшой столик для сервировки, возле которого суетилась Конни. Между ней и кухней сновала новенькая Джуди, сбиваясь с ног, чтобы как можно скорее принести все необходимое и не вызвать праведного гнева кухарки или миссис Уильямс, которая пристально наблюдала за тем, чтобы все было на своих местах, как подобает, поправляла салфетки и приборы на столе и смахивала невидимые крошки.
Именно такую картину застала Амелия, выйдя из дома и с непривычки сощурившись от слепящего солнца. Когда ее глаза привыкли к слишком ярким краскам, она огляделась по сторонам и глубоко вдохнула прогретый июньский воздух, насколько это позволял корсет. Только она собралась подойти к матери, как за ее спиной раздался громкий голос отца:
- Адамсы уже едут. Пора встретить их.
Вдали и вправду показалось облачко пыли. Миссис Черрингтон чинно поднялась со стула и поспешила занять свое место возле мужа. Амелия торопливо направилась за ними. Приезд гостей - пусть даже это были всего лишь соседи, которые представлялись девушке скорее фермерами, нежели респектабельной семьей почтенного происхождения, был для нее новым впечатлением, ведь даже в их лондонском доме гости в последние годы появлялись нечасто из-за слабости матушкиного здоровья; здесь же они стали настоящей неожиданностью.
Когда экипаж, наконец, остановился, первым на ступеньке показался сам господин Адамс.
Амелию немного рассмешила его желтая соломенная шляпа: она совершенно не подходила к строгому темному костюму, в котором он, вероятно, невыносимо потел. Однако, несмотря на шляпу, он показался ей живым и энергичным мужчиной чуть старше ее отца, лишь самую малость суетливым. Едва он вышел из кареты, на его широком лице расцвела искренняя улыбка, и Амелия невольно улыбнулась в ответ. Хотя мистер Адамс не был таким высоким и статным, как мистер Черрингтон, он каким-то неведомым образом мгновенно располагал к себе. Он поправил шляпу и протянул хозяину дома руку для рукопожатия.
- Добро пожаловать, господин Адамс, - со скупой улыбкой поприветствовал его мистер Черрингтон. - Позвольте представить вам мою жену, Кейтлин Черрингтон, и дочь Амелию.
С доброжелательной улыбкой мистер Адамс поклонился обеим дамам, после чего поспешил представить остальных гостей. Его супруга вышла из экипажа, опираясь на руку приятного широкоплечего молодого человека. Этого гостя Амелия не ожидала увидеть - она полагала, что приедет лишь чета Адамсов, и в присутствии юноши приблизительно своего возраста мгновенно стушевалась и быстро опустила взгляд, так и не сумев толком разглядеть его.
- Чрезвычайно польщен. Моя жена, Миранда Адамс, и мой старший сын, Сэмьюэл.
Миссис Черрингтон улыбнулась.
- Очень рады приветствовать вас в нашем доме, - произнесла она. - Для нас большая честь принимать вас.
- Что вы, это для нас честь посетить вас здесь, - поспешно отозвалась миссис Адамс, полноватая женщина, которая выглядела гораздо старше Кейтлин Черрингтон, хотя была еще в самом расцвете сил, судя по яркому румянцу на щеках и энергичной жестикуляции. - Сразу видно, что с вашим приездом дом просто преобразился! Как и сад, конечно же. Ах, как здесь теперь чудесно!
- За это нам следует благодарить лишь вашего супруга, он весьма нам помог, - откликнулся мистер Черрингтон, предлагая ей руку. - Но пройдемте же к столу.
Мистер Адамс предложил руку хозяйке, а молодой Сэмьюэл Адамс, вежливо поклонившись, составил компанию Амелии. Она смущенно улыбнулась в ответ и отважилась взглянуть на него из-под широких полей шляпки, чтобы тут же отвести взгляд. Увиденное понравилось ей, даже более того: молодой мистер Адамс казался ненамного старше нее, и был высоким прекрасно сложенным юношей со слегка вьющимися светлыми волосами, голубыми глазами и обезоруживающей улыбкой.
Процессия прошла к столу. Миссис Адамс все продолжала восхищаться изящностью сервировки и вкусом хозяев, а миссис Черрингтон лишь вежливо кивала в такт ее словам.
- Вы совершили замечательный выбор, обратив внимание именно на этот дом, - заметил мистер Адамс, едва они принялись за еду.
Черрингтоны не поскупились ради этого обеда, хотя скорее заслуги можно было отнести на счет миссис Уильямс, позаботившейся о меню. Здесь был и фазан на вертеле, и пирожки с рыбой, и бараньи котлеты, и холодная лососина, а надо всем этим витал заманчивый аромат супа из артишоков; гости пребывали в восторге от элегантности сервировки, а хозяева лишь кивали в такт их комплиментам. В Лондоне подобные обеды порой давались, пока миссис Черрингтон еще принимала в них участие.
- Да, мы рады, что переехали сюда, - ответил хозяин дома, - однако в первую очередь нас привлекло приморское расположение и свежий воздух, абсолютно необходимый для моей жены. И, разумеется, я не мог поселиться слишком далеко от Лондона: я должен регулярно бывать там. Кент подошел идеально.
- Ваш дом просто чудесен, - закивала миссис Адамс. - Подумать только, теперь он выглядит совсем иначе, не то, что в прежние годы!
Амелия подняла на нее взгляд и едва сдержала дрожь: ей показалось, что откуда-то вдруг повеяло холодом. Что она имеет в виду, говоря о прежних годах? Неужели она тоже что-то знает о доме?
- От прошлых хозяев дом достался не в лучшем виде, - согласился мистер Черрингтон. - И вот уже почти десяток лет стоял пустым, а это мало какому строению пойдет на пользу.
- О, здесь поистине чудесные места, - поддержал супругу мистер Адамс. - Знаете, в последнее время в наши края приезжает все больше людей, да и прогресс не стоит на месте. Да что там говорить, я и сам - живое тому подтверждение! - он улыбнулся еще шире.
Пивоваренный завод мистера Адамса был известен не только в этих краях, но и по всему Кенту; этот предприимчивый человек торговал даже с Лондоном, и просто не смог удержаться, чтобы не упомянуть об этом.
- И в самом деле, ведь вы знаете об окрестностях все? - поинтересовалась миссис Черрингтон, совершенно проигнорировав намеки гостя.
- Разумеется, мадам! Ведь моя семья живет на этих землях с давних времен, а мы лишь приумножаем наши владения. Кстати, когда мы подъезжали, я заметил, что у конюшни новая крыша, значит, вы уже полностью закончили с обустройством?
- Это заняло не так много времени, как я боялся, - подтвердил мистер Черрингтон. - И это во многом благодаря вам, да и новый садовник управляется замечательно.
- Что ж, я только рад, если смог оказаться вам полезен! Если вам потребуется еще какой-нибудь совет, буду счастлив помочь.
- Непременно, - откликнулся хозяин. - Но поскольку я теперь у вас в долгу, то и вы можете просить меня о любой услуге.
- Что до услуг, то мне будет невыразимо приятно, если вы покажете мне ваши конюшни. Надеюсь, вы извините мое любопытство, но лошади - одна из моих страстей, и мне было бы крайне интересно взглянуть на ваших. Мой Сэмьюэл недавно купил на торгах чудесного першерона из Франции, редкого вороного окраса. Настоящий красавец!
- Разумеется, мне только приятно подобное внимание, - заверил гостя мистер Черрингтон. - Я буду счастлив показать вам все сразу же после обеда. Я не так давно приобрел молодого ольденбуржца, и, вероятно, мне пригодился бы ваш совет.
Бертрам сдержанно улыбнулся, увидев, как глаза мистера Адамса загорелись азартом.
Тем временем наступила пора второй перемены блюд, и на столе появилось седло барашка, молодой картофель с грибной подливой, фаршированный кролик, морская капуста, а также миндальный пудинг, который вызвал очередную лавину восторгов от гостей.
- Какой у вас прелестный сад, - тем временем восхищалась миссис Адамс на другом конце стола, с аппетитом поедая кролика. Ее умению одновременно говорить, есть и примечать любую мелочь вокруг можно было лишь позавидовать. - Такой тенистый. Вы знаете, вам надо непременно посадить здесь розы. И гортензии. Просто обожаю гортензии, они такие роскошные! А их запах по-настоящему чарует!
Миссис Черрингтон рассеянно улыбнулась в ответ.
- Да-да, гортензии...
- А пудинг просто удивительный, - не терялась гостья, - у вас прекрасная кухарка. Она сможет передать рецепт для нашей? Я готова купить его за какие угодно деньги, это настоящий шедевр!
- Вы правы, - отозвалась хозяйка, - она настоящая находка, и служит у нас уже целую вечность. Не представляю, что бы я делала без нее.
- И не говорите, - поддержала миссис Адамс, - найти хороших слуг, и к тому же порядочных, сейчас так нелегко. Тем более здесь, в такой глуши, как Монк Вуд.
- Но зато у вас такой чистый и изумительный воздух, - отозвалась Кейтлин, - совсем не то, что в Лондоне. Я чувствую, как силы возвращаются ко мне буквально с каждым днем. В последние годы я стала так слаба, - пожаловалась она.
Миранда сочувственно покачала головой.
- Ничего, у нас вы наверняка скоро встанете на ноги. Вот я, сколько живу здесь, ничем кроме насморка не болела. К тому же здешний воздух и прогулки пойдут на пользу вашей дочери. Она у вас такая красавица! - понизив голос, с доверительной улыбкой сообщила она. - Настоящая леди, такая хрупкая и утонченная. Боюсь, мне не удастся воспитать моих дочерей так же. А ведь скоро придет время нанимать гувернантку для моей Сьюзен. Я думаю, что надо приглашать француженку - хочу, чтобы Сьюзи в совершенстве владела французским.
- Зато вы воспитали чудесного сына. Должно быть, он помогает отцу в делах? Сэмьюэл, вы ведь окончили университет, не правда ли?
Молодой человек устремил на нее взгляд ясных глаз.
- Да, Оксфорд. Я закончил его в прошлом году и сразу же вернулся домой, чтобы как можно скорее начать вникать в дела отца. Надеюсь, что получается довольно успешно, - улыбнулся он.
- Не скромничай, мой милый, - миссис Адамс потрепала сына по плечу. - Что бы мы без тебя делали! Я так рада, что у нас выросла достойная опора, и могу надеяться, что дело моего мужа будет только процветать.
- Это просто замечательно, - откликнулась миссис Черрингтон. - И так благородно. Не все молодые люди так торопятся браться за дела, не так ли? Я слышала, что многие отправляются путешествовать, едва окончив учение. Или вовсе предаются пустой, праздной жизни!
Сэмьюэл смущенно улыбнулся и украдкой бросил взгляд на сидящую напротив Амелию, но та словно отсутствовала: ее взгляд блуждал, ни на чем подолгу не задерживаясь. Она напомнила ему одну из дам с картин мастеров Ренессанса, странным образом оказавшуюся в их скучном и практичном веке. Даму с картины не интересует мирская суета вокруг, она погружена в свои мысли, далекие и прекрасные.
- Мне не терпелось вернуться домой, - просто сказал он, отвлекшись от грез. - Эти края дороги моему сердцу, к тому же я знал, что отцу не помешает помощь, и чем раньше я начну, тем будет лучше. К тому же мне сложно представить, чтобы я был где-нибудь так же счастлив, как здесь, в долине Медуэй.
- Это так похвально, - заметила Кейтлин, и откинулась на спинку стула. - Ах, я так быстро устаю! Простите меня за мою слабость, но быть может, это солнце так действует.
- Матушка, вы чего-нибудь желаете?
- Нет, не стоит. Хотя, пожалуй, ты не могла бы принести мне лимонаду? Где эти слуги, когда они так нужны!
- Я только что вспомнила, что у меня где-то был рецепт чудесного отвара - я когда-то и сама пила его, когда неважно себя чувствовала после появления Китти, - последнюю фразу миссис Адамс произнесла почти шепотом, наклонившись поближе к собеседнице. - Он мгновенно поставил меня на ноги, буквально за две недели! Непременно пошлю вам рецепт, нужно только найти его.
- Благодарю вас, - прохладно отозвалась миссис Черрингтон. - Однако мои недомогания так давно сопровождают мою жизнь, что с ними не так-то легко справиться, - она печально покачала головой. - С рождения второй дочери меня не покидает чувство, что я точно потеряла половину своих жизненных сил. Ах, если бы вы знали, как мне недостает здесь моего доктора, который консультировал меня в Лондоне! Его советы и пилюли творят настоящие чудеса.
Миссис Адамс сочувственно покачала головой.
Невзирая на теплое солнце, приветливый шелест молодой листвы и весьма приятную компанию этого милого, хотя и немного провинциального, семейства, Амелия с трудом могла сосредоточиться на беседе. Время от времени она чувствовала на себе внимательный взгляд голубых глаз этого молодого человека, Сэмьюэла; но едва девушка поднимала взгляд, он отворачивался, и казалось, смущался, хоть и не показывал этого. Амелии показалось забавным, что и юноша может неловко чувствовать себя в ее присутствии, хотя и понятия не имела, почему. Время от времени они обменивались ничего не значащими репликами, и девушка была рада появлению столь приятного собеседника.
- Сегодня, кажется, первый по-настоящему теплый день. В этих краях к середине июня всегда теплеет. Вам нравится здесь, мисс Амелия?
- Чудесные места, - согласилась она.
- Вы ведь выросли в Лондоне?
Она кивнула. Ей было немного не по себе, ведь она не привыкла к мужскому обществу, если не считать собственного отца. Иногда она рассеянно прислушивалась к разговорам, но они не слишком увлекали ее. Отец беседовал с мистером Адамсом о том, как идут дела на заводе последнего, что наводило на Амелию скуку, а мама, кажется, была рада поговорить о собственном здоровье.
Тем временем подали десерт, и она неторопливо ковыряла ложечкой бланманже, почти не чувствуя вкуса. Конни предложила фруктов, но она отрицательно покачала головой: ей ничего не хотелось. Еще через несколько минут мама позвонила в колокольчик, а отец сделал знак Гласфорсу.
- Чем вы занимались с тех пор, как приехали? Уже успели осмотреть окрестности? - Сэмьюэл предпринял новую попытку заговорить с ней, когда обед почти подошел к концу.
- Совсем немного, - коротко ответила Амелия. - Погода не слишком располагала к прогулкам.
- Это правда. Но теперь и к нам пришло настоящее лето. - Он несколько мгновений поколебался. - Значит, вы еще не видели Рочестерского замка?
- Замка? - отозвалась миссис Черрингтон, услышавшая последние слова. - Как интересно!
- О да, и в наших краях есть, на что взглянуть, - подтвердил мистер Адамс, вклиниваясь в разговор. - Рочестер совсем недалеко отсюда, на экипаже не более получаса езды. Если дамы пожелают предпринять прогулку туда, я убежден, что мой сын с удовольствием сопроводит их.
- Действительно, это восхитительное место, - добавил Сэмьюэл, подхватив слова отца. - Я буду счастлив показать вам замок и поведать его историю. Вам обязательно понравится там, я убежден, - заверил он Амелию, а она вновь лишь едва взмахнула ресницами в знак согласия. Однако ей было приятно такое внимание, и она внезапно почувствовала, что вокруг нее бурлит жизнь и едва ли не впервые за день по-настоящему порадовалась погоде и оживлению, царящему кругом.
- Почему бы тебе не съездить, дорогая, - предложение мистера Черрингтона звучало скорее как приказ.
- Это было бы чудесно. Непременно надо взять с собой малышку, она никогда не видела замков. Но давайте же перейдем в тень, солнце слишком печет, - миссис Черрингтон мягким движением указала в сторону. - Становится слишком жарко. В шезлонгах нам будет гораздо удобнее.
Садовую мебель принесли в считанные минуты, и дамы расположились под кронами деревьев. Конни и Мэри принесли из дома подушечки, чтобы обе дамы и Амелия смогли передохнуть в желанной тени.
- Позвольте предложить вам сигару, - с этими словами мистер Черрингтон взял из рук дворецкого элегантную коробочку темного дерева, и кивнул. Гласфорс бесшумно удалился.
- Благодарю вас! - улыбнулся мистер Адамс.
- Полагаю, вы не откажетесь пройтись к конюшням, - поинтересовался хозяин, с приглашающим жестом. По правде сказать, у меня не слишком много лошадей, но и в этом я рассчитываю на ваш совет. Тем более, что вы так хорошо в этом разбираетесь.
- О, разумеется, мне просто не терпится взглянуть на ваших скакунов! - Мужчины неторопливо двинулись по дорожке из гравия, огибающей дом. - Ольденбургские, вы сказали?..
Амелия прикрыла глаза и вздохнула, однако почувствовала на себе чей-то взгляд и с сожалением открыла их.
- Позвольте предложить вам лимонада, - заговорил Сэмьюэл, улыбаясь ей. - Он чудесно освежает в такую погоду.
- Да, пожалуй, - кивнула Амелия. - Благодарю вас.
Она подняла глаза на молодого человека и взяла из его рук бокал. Ее большие серо-голубые глаза сейчас казались почти зелеными из-за отражавшейся в них зелени деревьев. В золотистых волосах девушки играли солнечные блики, и в своем платье желтого цвета и изящных туфельках, окруженная нежной листвой, она казалась теперь похожей не на мадонну, а на дриаду.
Сэмьюэл нерешительно присел неподалеку.
- Позвольте спросить вас. Чем же еще вы занимаетесь? Надеюсь, я не слишком надоедаю вам своими вопросами, - поспешно добавил он, точно извиняясь.
Амелия смутилась вслед за ним. Что, если она слишком рассеяна и недостаточно гостеприимна? Она ни в коем случае не должна этого допускать, ведь ей следует учиться подобающим образом принимать гостей и развлекать их. Как известно, это прямая обязанность каждой хозяйки дома. Вдруг их гость подумает, что она невежлива и невнимательна?
- Ну что вы, вовсе нет, - учтиво заверила она Сэмьюэла. - Напротив, я рада побеседовать с вами, ведь за последние недели я отвыкла от приятной компании. Я, видно, замечталась. Вы не обиделись на меня?
- Ни в коем случае, даже напротив, - произнес молодой человек. - Я же вижу, вам скучно здесь, в деревне. По сравнению с Лондоном здесь пустынно.
- Отнюдь нет, здесь я чувствую себя как нельзя лучше, - поспешила разубедить его Амелия. - Тут чудесная природа, и такой дивный воздух! В Лондоне такого не найдешь.
- Если вам здесь и вправду нравится, я очень рад, - улыбнулся Сэмьюэл. - Но о чем же вы задумались? Наверное, вы много читаете?
- Только иногда, - аккуратно ответила она. Амелия вспомнила, что и мама, и гувернантка часто твердили ей, что девушке не следует слишком уж увлекаться книгами: это может быть слишком вредно для неокрепшего ума, да и мужчины не слишком жалуют чересчур начитанных дам, воображающих себя умнее других. - Я предпочитаю рукоделие, - кротко добавила она.
- А как насчет прогулок?
- К сожалению, у меня нет здесь подходящей компании...
- Тогда я тем более буду рад составить вам компанию и показать вам и вашей матушке Рочестер. Это очень красивое место с интересной историей, вам непременно понравится!
Он посмотрел на Амелию с такой искренней надеждой, что девушке ничего не оставалось, как благосклонно кивнуть.
До них донеслись голоса мужчин, возвращающихся с конюшни и оживленно что-то обсуждавших.
- Миссис Черрингтон, - промолвил хозяин дома, едва они приблизились. - Полагаю, мы должны предложить нашим гостям пройти в дом.
- Ах, разумеется! - воскликнула Кейтлин. - Я такая рассеянная из-за этой жары. Миссис Адамс, выпьем чаю в гостиной. Амелия что-нибудь сыграет нам на фортепьяно, не так ли, милая?
- Конечно, с удовольствием, - послушно отозвалась девушка.
- Ты, вроде бы, разучивала "Лунную сонату"? Так сыграй ее гостям!
Возглавляемые мистером Черрингтоном, оба семейства отправились в дом.
***
Слуги уже разобрали и унесли стол и теперь принялись за стулья; от дневного праздника не осталось и следа, газон перед домом вновь принял строгий вид, и его выдавала лишь слегка примятая трава. Незаметно опускались сумерки - приближался самый долгий день в году, и небо теперь темнело мучительно медленно, лишь с приближением ночи. Какое опасное заблуждение: часы уже пробили десять, а природа пытается убедить саму себя не засыпать, вырывая у ночи еще несколько часов.
Амелия уже долгое время стояла у окна в гостиной. Она видела, как уехала карета с гостями, как садовник запер ворота и проверил замок, как Мэри, утомившись от постоянной беготни, остановилась, чтобы отереть пот со лба. Когда сад опустел и застыл в ожидании ночи, девушка, немного помедлив, опустила занавеску и присела в кресло, стоявшее подле окна. "Чудесный был день, не правда ли?" - спросила Дженни, и Амелия лишь молча кивнула. Чудесный. Именно такими она и представляла себе едва ли не все дни в новом загородном доме. Теплое летнее солнце приятно греет, но не печет, и от него всегда можно укрыться под развесистым дубом. Стол красиво сервирован и украшен, ведутся неспешные, легкие разговоры. Такой вежливый и предупредительный молодой человек, как Сэмьюэл, приносит ей лимонад со льдом и скамеечку для ног... Солнце, ветер, запах цветов, пение птиц, голоса, смех, шампанское, снова голоса, какое яркое солнце, какой громкий смех, господи, почему так жарко, почему так кружится голова...
Амелия резко распахнула глаза и обнаружила себя все в том же кресле в гостиной, вцепившуюся в подлокотники. Лишь на мгновение ей стало дурно, закружилась голова, и бросило в жар. Она осторожно поднесла ладонь ко лбу: та была ледяной, а лоб полыхал. Или ей так показалось оттого, что от рук будто разом отхлынула вся кровь, и они стали такими холодными и безжизненными, что Амелии пришлось подуть на ладошки и растереть их, как будто она оказалась на холоде. Вероятно, она просто переутомилась - и неудивительно в такой насыщенный день! Девушка весь день провела на ногах, помогала матушке, развлекала гостей, играла на пианино. Она уже давно не бывала в обществе и не общалась ни с кем, кроме родителей, и потому отвыкла быть в центре внимания. Да, она устала, но разве это не приятная усталость? Что же тогда чувствуют девушки, всю ночь напролет беззаботно танцующие на балах! Нет-нет, какие глупости, она никому не скажет, что ей вдруг стало дурно, а пойдет и ляжет спать, и это будет самым лучшим завершением и без того прекрасного дня.
Она медленно встала из кресла: ну вот, голова уже совсем не кружится, только отчего-то очень холодно, точно весь дом пронзили стремительные северные ветры. Девушка подобрала оставленную в комнате мамину шаль и закуталась в нее: и пусть толстая карминовая шерсть совершенно не подходила к ее легкому летнему платью, сейчас ее все равно никто не увидит. Слуги, должно быть, сидят на кухне или уже спят. Придерживая шаль, она направилась к выходу, и только сейчас отметила, что сумерки уже успели смениться непроглядной ночью. В слабом свете газового светильника все вокруг покрылось причудливыми тенями: оконные ставни напоминали крест на погосте, а перекладины на лестнице - зубы сказочного чудовища. Даже в кладках портьер, казалось, затаились неведомые существа, рожденные ночью, и дожидающиеся подходящего момента, чтобы выбраться из укрытия... Тени сгустились так плотно, что невозможно было различить следующую по коридору дверь, и Амелии захотелось поскорее взбежать вверх по лестнице, как маленькой испуганной девочке. Ей стало необъяснимо страшно находиться одной здесь, где даже ее крик вряд ли услышат, ведь все уже давно спят. Почему-то в памяти всплыли слова о пожаре и... проклятии? Этот дом проклят.
Амелия застыла.
Тот разговор, который она случайно услышала на кухне... Ведь слуги говорили именно об этом доме, который горел много лет назад, и с которым связана какая-то ужасная история. А в том дневнике, что она читала сегодня, и содержание которого так прочно поселилось в ее мыслях, та несчастная женщина описывала именно этот дом!
Эта мысль, столь внезапно настигшая девушку, поразила ее до глубины души. Сердце забилось так сильно, словно порывалось вырваться из груди. Амелии пришлось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться, но страх не уходил. Она почувствовала, что осталась одна наедине со страшной тайной, которая окутывала эти стены. Они отштукатурены и покрыты новыми обоями, но что скрывается под ними? Какие еще секреты хранит этот дом?.. "Бестелесный призрак, потерявшийся в этих стенах", - вспомнила она слова из дневника и содрогнулась.
Что сильнее - страх остаться здесь одной в темном коридоре, или сковавшее ее оцепенение? Страх оказался сильнее, и Амелия тихонько двинулась дальше, стараясь не шуметь. Двигаясь по стенке, она нащупала еще один газовый рожок и с облегчением включила его. Вот так, никаких кошмаров, никаких чудовищ. Это коридор, по которому она ходит каждый день: спокойные зеленоватые обои, деревянная панель понизу, ковер с мягким ворсом, широкая лестница из отполированного до блеска вяза. И двери по бокам: гостиная, столовая, малая гостиная в торце, и запертая комната, мимо которой днем все ходят, совершенно не замечая.
Вместо того чтобы побыстрее подняться по лестнице в свою комнату и забраться с головой под одеяло, она сделала еще один шаг вперед. Затем еще один. И незаметно для себя оказалась около одной из дверей, на вид точь-в-точь такой же, как и остальные. Только вот, словно в сказке о Синей Бороде, вход туда был воспрещен. Амелия помнила, что ничем хорошим эта сказка не кончилась, но безвольно повинуясь внутреннему порыву, протянула руку и толкнула ручку.
То, что дверь оказалась открытой, напугало и удивило девушку. Она прекрасно помнила, что все время, пока их семья живет здесь, комната была заперта, так почему же именно сейчас...
По коже пробежали мурашки, а из приоткрывшейся щели повеяло ледяным холодом. Мертвецким. Точно сама Смерть приглашающе распахнула дверь в свои владения и звала Амелию войти. Там жили одиночество, горе и ужас - они были так долго заперты внутри, что теперь, вырвавшись наружу, выплеснулись на девушку, закружив ее в своем водовороте. Она пыталась вдохнуть, но вместо этого дышала лишь запахом смерти и пожара, едким, удушливым, заполонившим все пространство вокруг. Девушке показалось, что внутри комнаты все еще полыхает огонь, а комната наполнена дымом. В кромешной темноте она не могла его видеть, но ощущала всей кожей: от кончиков пальцев, судорожно сжимающих дверную ручку, до кончиков волос, платья, мысков туфелек. Если дверь не закрыть, проклятье сейчас же вырвется и, обернувшись пламенем, поглотит весь дом! Амелия с силой толкнула дверь обратно и, не оглядываясь, бросилась наверх, в свою комнату.
Ей уже не было страшно, что кто-то может услышать шум на лестнице, что кто-то заметит, как поздно она возвращается в свою кровать - единственным желанием было оказаться в теплой постели, спрятаться под одеялом и унять дрожь. Когда она была маленькой девочкой, мадемуазель Пати стаскивала с нее одеяло, если видела, что Амелия забралась под него с головой, и ей приходилось всю ночь дрожать от холода и испуга: уж она-то знала, что если закроет глаза и заснет, чудовище вылезет из шкафа и сожрет ее. Потом она выросла и поняла, что никаких чудовищ в шкафу не водится, но сегодня уже ни в чем не была уверена.
Оказавшись в своей комнате, Амелия первым делом плотно закрыла дверь: днем ей показалось, что ее приоткрыл сквозняк, и больше всего на свете ей не хотелось, чтобы это повторилось и ночью. В спешке она стащила с себя платье - расстегнула миллион маленьких пуговок на корсаже, которые тут же возненавидела, стащила ворох юбок и отвязала подушечку турнюра. Корсет дался ей со слезами: она ломала ногти о его тугие крючки и была готова позвать Дженни или даже Конни, лишь бы ей помогли, лишь бы не пришлось мучительно долго стоять в полной темноте, пугаясь малейшего шума. Кое-как справившись со шнуровкой, она быстро стащила с себя корсет и, бросив к остальной куче одежды на полу, забралась в постель. Ей было все равно, что она не надела ночную рубашку, а осталась в сорочке и панталонах, все равно, что в ее голове сидело множество шпилек, впивающихся в кожу, ей хотелось только успокоиться и забыть все кошмары сегодняшней ночи. Никакого пожара, никакого проклятия, никакой женщины из дневника, никаких запертых комнат! У Амелии был дивный день, пикник в саду и знакомство с соседями, а все эти ужасы происходят не здесь и не с ней.
Девушка то проваливалась в сон, то снова возвращаясь к реальности, переворачиваясь то на один, то на другой бок, не в силах успокоиться. Она закрыла глаза и приказала себе уснуть, но сон все не шел. Амелия мучительно ворочалась в постели. В ее комнате слишком жарко! Девушка почувствовала, что вся пылает. Может быть, она простудилась во время пикника? Амелия поднесла руку к лицу: но нет, это был не ее жар. Он исходил от кровати, и она, не колеблясь, откинула одеяло. Три маленьких, едва тлеющих уголька, лежали посередине простыни. Откуда они здесь? Горничные вряд ли могли принести их сюда! Казалось, угольки чуть теплились, и каждый из них зловеще светился красным, однако, поднеся к ним руку, девушка тотчас же ее отдернула: угли полыхали жаром, как в камине. Кто зажигает камины летом?.. Она в смятении смахнула их вниз, на пол, боясь обжечься, и сразу же накрылась одеялом с головой, как если бы оно могло защитить ее от кошмаров, поджидающих в ночи. Еще несколько минут девушка неподвижно лежала, прислушиваясь, не доносится ли снаружи какой-нибудь звук, пока, наконец, незаметно для себя не погрузилась в сон.