Дакота всегда казалась домом с привидениями. Еще до выхода «Ребенка Розмари» по городу бродили легенды, что там видели призрака. В 1960-х маляры, работавшие в квартире недавно усопшей Джуди Холлидей, утверждали, что им являлся дух мальчика в костюме Бастера Брауна — с телом мужчины и лицом малыша. В другой раз группа рабочих якобы встретила бледную девушку с длинными светлыми волосами. Та, в платье другой эпохи, играла в мяч в коридоре. Соседи Джона рассказывали, что в пустых комнатах раздаются шаги, и мебель двигается сама. Сюда же надо отнести горгулий. По разным версиям твари, украшающие ограду, либо действовали заодно с привидениями, либо отгоняли их.

Марк Дэвид Чепмен, стоя на холодном ветру, изучал тех самых горгулий. В их чертах явственно сквозило нечто языческое, но это не задевало религиозных чувств ярого христианина. Внимательно рассмотрев «porche cochere», то есть ворота для экипажей (раньше конные кареты заезжали прямо в дом, чтобы состоятельных пассажиров не мочил дождь), Чепмен открыл «Над пропастью во ржи».

«Одна надежда, что когда я умру, найдется умный человек и вышвырнет мое тело в реку, что ли». Сколько бы Чепмен ни перечитывал книгу, ему каждый раз казалось, что Холден Колфилд обращается именно к нему. Он так увлекся, что совсем забыл про суету вокруг. А когда пришел в себя, испугался, что Джон Леннон вполне мог пробежать мимо и запрыгнуть в такси.

К половине первого перед Дакотой кроме него осталось всего два человека: какая-то фанатка и Пол Гореш, фотограф-любитель из Северного Арлингтона, Нью-Джерси, двадцати одного года отроду. Гореш влюбился в «Битлз» в семь лет, когда услышал «Rubber Soul». Впервые он вломился домой к Леннону обманом, заявив охране на входе, что он ремонтник, пришел чинить видеомагнитофон.

У Гореша отвалилась челюсть, когда дверь открыл Леннон собственной персоной. Бывший «битл» удивился незванному мастеру, особенно с учетом того, что видеомагнитофон работал исправно. Не выходя из образа, Гореш достал фотоаппарат, но Джон объяснил, что не хочет видеть свои фото в прессе; общественное внимание мешает ему заниматься семьей. Зато он дал автограф. Гореша такое свидетельство встречи с кумиром вполне устроило, он решил, что снимок можно сделать и позже, на улице.

Через пару дней Джон заметил перед домом Гореша с фотопринадлежностями и сильно разозлился. Так это обманщик, а никакой не мастер! Леннон, кипя от негодования, бросился к Горешу и стал отнимать камеру.

Тот оттолкнул Джона.

— Аккуратнее! Вы же ее разобьете.

Тот, кто тайком проник в здание, и даже в квартиру, где играл и спал Шон, в глазах Леннона не заслуживал вежливого обращения.

— Не смей меня фотографировать, — рявкнул Джон.

До Гореша дошло, что его приняли за папарацци. Ссориться с кумиром ему хотелось меньше всего.

— Джон, я простой фанат, — объяснил он.

Если перед ним простой фанат, пусть отдает пленку, и на этом закроем вопрос, решил Джон.

— Отдавай пленку, — потребовал он.

Гореш подчинился.

— Можно попросить об одолжении? — взмолился он. — Я отснял два кадра. Пожалуйста, проявите ее и отдайте мне фотографии для частной коллекции!

Джон категорично отказал.

— Никаких фотографий! — С этими словами он засветил пленку и потопал прочь.

Перебранка на отношение Гореша никак не повлияла. Он так и бродил под стенами Дакоты, и вскоре Джон понял, что это простой паренек, которому нравятся «Битлз». Фанаты в попытках увидеть его часто перегибали палку, но опасными он их никогда не считал. Если уж он прочно обосновался в Нью-Йорке, где отовсюду звучит певучая смесь испанского, китайского и гаитянского языков, то надо уживаться с теми, кто каждый день встречается на пути. Выходя на прогулку, Джон предложил Полу составить ему компанию. Он объяснил, что Гореш, пробравшись к нему домой под видом мастера, напугал его, и что личное пространство надо ценить. Гореш извинился.

— Пока ты без фотоаппарата, все в порядке, — сказал Джон.

В следующие месяцы Джон при виде Гореша махал ему рукой и приглашал прогуляться. Как-то раз фанат достал Джона бессчетными вопросами про «Битлз», и тот перевел разговор на другую тему.

— Расскажи-ка что-нибудь о себе, дружок.

Всяк любит поговорить о себе, а уж если ты делишься подробностями своей жизни с кумиром…

Настал тот миг, когда Джон снял запрет на фотографии и стал относиться к Горешу как к другу, ведь он сам прекрасно помнил, каково это — быть фанатом звезды рок-н-ролла. Он даже взял один из снимков Гореша, тот, где Джон с Йоко летним днем идут на фоне ворот Дакоты, для обложки «Watching the Wheels», первого сингла с альбома «Double Fantasy».

Рубикон был перейден. Джон признал фаната за своего человека.

Чепмен видел, что Гореш в сборище перед Дакотой стоит отдельно. Леннон выделял его из толпы, рабочие и даже жители дома здоровались с ним. Прикинув, что связи паренька могут ему пригодиться, Чепмен подошел к нему и протянул руку.

— Меня зовут Марк.

— Привет, Марк. Ты местный?

— Нет, что ты. С Гавайев.

— С Гавайев? А говоришь прямо-таки с южным акцентом.

Чепмен кивнул, рассказав, что вырос в Джорджии.

— Джон твой любимый музыкант?

Чепмен покачал головой.

— Музыка Джона мне очень нравится, но больше всех я люблю Тодда Рандгрена.

Чтобы развеять скуку, Гореш поддержал разговор ни о чем.

— В Нью-Йорке ты где живешь?

Внезапно Чепмена одолела паранойя. Он окрысился на Гореша:

— А зачем тебе знать?