В девятом классе Марк Дэвид Чепмен отпустил волосы и начал одеваться как Джон Леннон. Ни Пол, ни Джордж, ни Ринго для него словно не существовали, только Джон. Что бы ни сделал кумир, он всегда был прав: даже когда «Битлз» поднимали вопрос несостоятельности христианства, Чепмен только смеялся. Он курил траву, глотал кислоту, и якобы даже пробовал героин. Однажды, по обкурке, он глазел на нож, представлял, как вонзает его в кого-нибудь из знакомых, и почувствовал, что вполне способен на убийство. Однако в те времена ряд факторов удерживал Марка от претворения фантазий в жизнь.

Мучительная неуверенность в себе отпускала Чепмена только под воздействием наркотиков. Он пропускал занятия, потому что не видел смысла учиться. Лично ему образование ничем не поможет. Он же «бесполезный», он «никто».

Первое столкновение с законом произошло, когда в четырнадцать лет он начал чудить под кислотой. Его арестовали и обвинили в бродяжничестве. Продержав ночь в обезьяннике, его выпустили под опеку родителей. Новые привычки и компания Марка так взбесили мать, что она заперла его в комнате. Стоило ей уйти в другой конец дома, как он снял дверь с петель и сбежал на неделю к другу. Вернувшись, он пришел к выводу, что в Декейтере ему ничего не светит, и сорвался в Майами. Перед ним открылась возможность жить своей головой — наплевать на мнение родителей, слепить себя заново по образу и подобию песен «Битлз». Но он недолго там продержался. Его все сильнее одолевала тоска по привычному домашнему кошмару, пока в один прекрасный день случайный знакомый не купил ему билет на автобус в Джорджию.

Для ребят, воспитанных в стране, где гомосексуализм был под запретом, «Битлз» с завидным пониманием относились к образу жизни Брайана. Пол объяснял это тем, что знакомства Эпштейна среди голубых всегда играли на руку группе. Именно Эпштейн свел их с Робертом Фрейзером по прозвищу «Груви Боб». По слухам, в 1950-х во время службы в Африке Фрейзер вступил в связь с юным Иди Амином. В Лондоне у него была своя галерея, расположенная на Дюк-стрит рядом с Гроувернор-сквер. В 1966 году власти устроили там облаву, сочтя проходящую выставку непристойной. Дурная слава лишь укрепила репутацию Фрейзера. Маккартни называл его «одним из самых влиятельных людей в лондонской сцене шестидесятых». Фрейзер стал первым, кто предложил Полу кокаин. Через Фрейзера «Битлз» и «Роллинг Стоунз» вышли на скульптора-авангардиста Класа Олденбурга, поп-художника Энди Уорхола, андеграундного кинорежиссера Кеннета Энгера и писателя из поколения битников Уильяма Берроуза. Фрейзер отправил «битлов» к Питеру Блейку, художнику, чей коллаж украшает обложку «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band». Скорее всего он же послужил прообразом героя песни «Dr. Robert»: «Доктор Роберт — верь ему / Не откажет никому / Всем поможет, всех излечит доктор Роберт».

Когда открылась галерея «Индика», Пол захотел, чтобы с ней было связано его имя. Он уже прославился как первый покупатель расположенного наверху книжного магазина «Индика», и нарисовал флаера для первой выставки.

9 ноября 1966 года под патронажем Груви Боба открылся показ работ тридцатитрехлетней художницы-японки, проживающей в Нью-Йорке.

Как и многие революционеры, Йоко Оно происходила из знатной семьи: ее отец был потомком японского императора, а мать — внучкой Ясуды Дзэндзиро, основателя банка Ясуда (впоследствии банк Фудзи, затем финансовая группа Мидзухо). Но их благополучие не пережило Второй мировой войны. Папу Йоко арестовали. Те, кто пережил бомбардировку Токио, смаковали унижение некогда могучей семьи Оно. Мать Йоко побиралась и выменивала еду под градом издевательств. Этот опыт закалил Йоко и помог ей выдержать не только ненависть фанатов «Битлз», но и характер Джона.

Когда семья Оно перебралась в Скарсдейл, зажиточный пригород Нью-Йорка, Йоко было восемнадцать. Она поступила в колледж Сары Лоуренс, потом переехала на Манхеттен и с головой нырнула в богемную жизнь, устраивая перформансы у себя в лофте в нижнем Ист-Сайде. Йоко стояла у истоков «Флуксус» — международного движения, бросающего вызов общепринятым подходам к изобразительному искусству и музыке, смешивающего различные творческие дисциплины. В 1956 году она вышла замуж за японского композитора и пианиста Тоси Итиянаги. Вернувшись с ним на родину, она почувствовала, что общество давит на нее, равняет под общую гребенку. Утверждают, что она пыталась покончить с собой.

Во время лечения она вступила в связь с джазовым музыкантом Тони Коксом, от которого родила дочь, Киоко. Кокс и Йоко вместе не ужились; он славился резкими перепадами настроения, и они, по слухам, не раз бросались друг на друга с ножом. Йоко продолжала бросать вызов миру искусства, а муж, как впоследствии сделал Леннон, взял на себя все заботы о ребенке и помогал жене двигать ее идеи в массы. Йоко сняла фильм, где были только голые задницы 365 человек, и еще один, как муха ползает по телу обнаженной женщины. Еще она покрыла одного из четырех львов на Трафальгарской площади громадными белыми простынями.

Джон Леннон из любопытства пришел в «Индику» на открытие выставки Йоко. Но то, что он увидел в галерее, его не впечатлило. Мешок столярных гвоздей продавался за 100 английских фунтов, яблоко на подставке за двести.

— Я подумал: «Чистой воды надувательство. Что это вообще за хрень?» — поведал Джон Би-Би-Си. — Я-то ждал настоящую оргию… А там было тихо.

Джона, как почетного гостя, немедленно представили художнице. Леннон привык, что женщины заигрывают с ним, пытаются ему понравиться. Но Йоко жила во вселенной, куда «Битлз» не дотягивались. В глазах родственницы монарха, в жилах которого якобы течет кровь богов, Леннон был простым смертным. Без всякого выражения на лице она протянула ему карточку с надписью «Дыши».

Слегка позабавившись, Джон стал вдыхать и выдыхать.

Оглядев комнату, он заметил белую лестницу, ведущую к белому холсту, свисающему с потолка. Поднявшись по ступенькам, Леннон взял увеличительное стекло на цепочке и разглядел на полотне крошечное слово «ДА».

— Было бы там «нет», или что-нибудь мерзкое, например, «лох», я бы тут же сбежал из галереи, — сказал он телеведущему Дику Каветту. — Но я увидел позитивное «Да», и подумал: «Хорошо, это первая выставка, где мне сказали теплое слово». И решил посмотреть остальные экспонаты.

Йоко предложила Джону забить гвоздь в доску. Цена вопроса — шестьдесят шиллингов. Джон замер, потом ухмыльнулся: «Давай так, я заплачу тебе воображаемые пять шиллингов, и забью воображаемый гвоздь».

Йоко уставилась ему в глаза. Его абстрактное чувство юмора было ей по нраву.

В конце вечера они разошлись каждый своей дорогой. Но связи не потеряли, и встречались время от времени.

— Между нами установились отношения учителя с учеником, — сказал Джон «Плейбою». — Вроде бы я такой известный, должен знать все на свете, но учителем была она.

Йоко сказала в том же интервью, что сама многому научилась у Джона. Но верит, что ее «женская сила» повлияла на «битла».

— Женщинам присуща глубинная мудрость… У мужчин ее не бывает, им просто не до этого. Так что мужчины обычно полагаются на глубинную мудрость женщин.

Даже если и так, в браке с Синтией Джон ничему не научился. Жена растила сына, муж эгоистично с головой ушел в себя — усиленно штудировал книги авторов, которых в школе пропускал мимо ушей, например, Джорджа Оруэлла, Оскара Уальда и Льва Толстого, или под ЛСД глазел на цветные пятна. Хоть он практически не общался ни с Синтией, ни с Джулианом, он рассказал жене про Йоко — про ее искусство, ауру, уникальный образ мыслей. Выпускница художественной школы, Синтия понимала, что Джон ушел далеко вперед, и теперь видит в ней недалекую провинциалку.

— Ему нужна была женщина, которая понимает, одобряет и поддерживает его экстравагантные идеи, — объяснит она в 1978 году в книге мемуаров «Мой муж Джон».

Наконец, Синтия лично познакомилась с Йоко. Внешне казалось, что переживать ей не о чем: все друзья Джона разделяли мнение, что она куда красивее соперницы. Но Синтия женским чутьем понимала, что между мужем и японской художницей установилась глубокая связь. Столько лет она старательно не замечала толп фанаток, увивающихся вокруг «Битлз». Но мысль о том, что Джон близок с Йоко, наполнила ее предчувствием беды.

Как-то раз, в пылу спора, Синтия высказала свои тревоги, заявив Джону, мол, ему будет лучше с Йоко. Джон ответил, что Синтия бредит.

Оба прекрасно все понимали.

Поначалу журналисты любили «Битлз», потому что ребята говорили от души. Конечно, Брайан Эпштейн обучил их сценической подаче. Но в музыку он не лез, и слова их песен звучали свежо и искренне — пока на них не обрушила гнев немаловажная группа американского населения.

— Стоит мне открыть рот, пиши пропало, — сказал Джон в интервью «Роллинг Стоун».

В нашем случае он не просто пощекотал нервы обывателей. Когда на концертах он выходил объявлять песни, а вместо этого смотрел поверх голов, корчил рожи, сплетал пальцы и грозным голосом выкрикивал всякую тарабарщину, мало кто замечал, что он изображает Адольфа Гитлера. Но стоило ему прилепить на верхнюю губу расческу, выйти на балкон отеля и вскинуть руку вверх, и сразу все поняли, что он глумится над толпой восторженных фанатов, сравнивая их с озверевшими сторонниками фюрера. По сути, в издевке Джона было рациональное зерно — он как бы говорил, что нельзя слепо поклоняться никому, даже если это твой любимый музыкант.

Беда в том, что к религии Джон относился не менее скептически. Синтии даже пришлось крестить Джулиана без ведома отца.

— Христианство — вчерашний день, тут сомнений нет, — сказал он в 1966 году Морин Клив из лондонской «Ивнинг Стандарт». — Оно вовсю сдает позиции. Доказывать не буду. Время покажет, что я прав. Мы уже популярнее Иисуса. Не знаю, что исчезнет раньше — рок-н-ролл или христианство. Иисус правильно все говорил, но ученики ему достались тупые и серые. То, как они переиначили его слова, для меня ставит на христианстве крест.

В Англии на высказывание Леннона практически не обратили внимания. Однако через несколько месяцев в Америке подростковый журнал «Дейтбук» опубликовал эту цитату под заголовком, утверждающим, что «Битлз» лучше Иисуса.

Те, кого потом назовут правым крылом христианства, пришли в ярость. Сразу пошла обратная реакция. Двадцать две радиостанции объявили, что навсегда вносят «Битлз» в черный список — хотя именно они до сих пор не выдали в эфир ни единой их песни. На юге страны подростков призывали сжигать «битловские помои», швырять в огонь пластинки и сувениры.

За две недели до очередного турне по США пошли разговоры о запланированном убийстве и выступлениях ку-клус-клана. Чтобы снизить накал страстей, Брайан Эпштейн собрал в Нью-Йорке пресс-конференцию. Он призывал к миру, но крепко стоял на своем: несмотря на любые неполиткорректные высказывания «Битлз» были, есть и будут явлением культуры.

— Если кто-нибудь из организаторов сочтет, что концерт нужно отменить, я мешать не буду, — сказал он. — Особенно выступление в Мемфисе… они вчера продали больше билетов, чем за все время до этого.

Другими словами, даже в сердце южных штатов, на родине Элвиса, «Битлз» правили баллом.

11 августа, за день до открытия турне в Международном амфитеатре, «Битлз» провели еще одну пресс-конференцию в чикагском отеле «Астор Тауэре». Джон свято верил, что «антибитловкая коалиция» ненавидит рок-н-ролл из-за его сексуальной энергии и негритянских корней. Но все равно дико переживал, что его слова остановят победное шествие «битломании», и его с ребятами ждет участь сессионных музыкантов. Сидя в номере отеля, он не выдержал и заплакал. А потом вышел к журналистам и взял всю ответственность за недопонимание на себя. Он объяснил, какой смысл вкладывал в свои слова: «Битлз» сегодня значат для подростков больше, чем Иисус и религия. Мы не ругаем христианство, и не пытаемся его ниспровергать. Я всего лишь констатировал факт… Я не говорю, что мы лучше или выше, не сравниваю нас с Иисусом Христом ни как с человеком, ни как с Богом, ни как с кем бы то ни было. Я сказал только то, что сказал, возможно, я неверно выразился, или меня неправильно поняли. Вот, собственно, и все».

Он также дополнил, что его замечание по сути является интерпретацией многочисленных книг о христианстве:

— Я пересказывал то, что прочел и понял о христианстве, только простыми словами, как я обычно и говорю.

Репортеры хотели знать, раскаивается ли он в своих словах. Леннон ощетинился, но счел, что если сейчас заартачится, может все потерять, а потому принес извинения. Подростки-бунтари, увидевшие в Ленноне своего парламентера, сохранили доверие к нему. В глазах остальных он заслужил прощения.

В старшей школе Марк Чепмен разочаровался в Джоне.

Сперва история про то, что «Битлз» популярнее Иисуса, повеселила его, но через несколько лет его мировоззрение совершило крутой поворот. Метаморфоза произошла, когда у него на улице отняли кошелек. Убедившись, что наркотики не могут защитить его от безжалостного мира, шестнадцатилетний Чепмен принялся искать более реальное, более надежное решение. Он обратился за помощью не к человечкам, но к традиции. Воздев ладони к небу, он взмолился: «Иисус, приди ко мне и спаси меня».

В тот же миг на него снизошел святой дух и навсегда изменил его жизнь. Чепмен постригся и выбросил армейскую куртку. Тусовки и наркотики были забыты. Все силы Марк отдавал делам церковным. На улице он обычно раздавал христианские брошюры. По школьным коридорам он бродил с Библией и «Записной книжкой Иисуса» — подборкой религиозных изречений.

Как большинство неофитов, он был нетерпим к инакомыслию. Из всех «врагов церкви» самую сильную ненависть у него вызывал Джон Леннон.

Чепмен поломал пластинки «Битлз». Текст песни «Imagine» подвергся доскональному разбору.

Джон говорит, что не надо стремиться к материальным ценностям, а сам заделался мультимиллионером, по всему миру скупает недвижимость, презирает таких, как Чепмен, наивно поверивших, что Леннон — тот самый герой рабочего класса из песни.

Леннон — жулик.

«Представь, что небес нет». Как может Джон Леннон так говорить? Выходит, он не верит в Бога, и остальных тянет на скользкую дорожку атеизма.

По словам друзей, Чепмен переиначил слова песни: «Представь, что Джон Леннон погиб».

Стоило «битлам» отречься от христианства, как на горизонте появился Махариши, чья вера возмутила Чепмена еще сильнее. Технически Махариши Махеш Йоги, темнокожий гуру с белыми прядями в черной бороде, был призван помочь группе справиться с ненужными увлечениями, включая наркотики. Но основатель Трансцендентальной медитации сам стал звездой. Он раскатывал в «роллс-ройсе» и рассказывал состоятельным адептам о «новом религиозном течении».

«Битлам» в первую очередь нужно было спрятаться от «битломании». Ребята были на грани нервного истощения — кроме Ринго, который любил летать первым классом, на выходе из аэропорта садиться на заднее сиденье лимузина и тратить деньги без счета. Слава молодежных кумиров недолговечна, но «битломания» неуклонно набирала обороты. Потеряв возможность пройтись по улице, Джон стенал, что вынужден безвылазно сидеть в номере, есть и не чувствовать насыщения до полной отключки. Вспоминая тяжелое неблагополучное детство, он понимал, что соскучился по простоте и анонимности. Это чувство он выразил в песне «Help!»: «Эти дни давно прошли, я растерял свой пыл, / Тем, кто мне придет на помощь, двери я открыл».

Может, из-за того, что в группе Джордж всегда был на вторых ролях, он первым возненавидел «битломанию».

— Конечно, сперва мы стремились к славе и всему такому, — скажет он на представлении альбома «Cloud Nine» в 1987 году. — Но наше мнение быстро изменилось… Когда схлынули первая радость и переживания, меня, например, одолела депрессия. Все, что нам осталось в жизни — бегать из одного дерьмового отеля в другой в окружении визжащей толпы психов.

Хотя остальные «битлы» потом будут прославлять его поэтический талант, и даже сам Фрэнк Синатра назовет балладу Харрисона «Something» лучшей любовной песней второй половины века, Джордж страдал от того, что его творения попадают в альбом «Битлз» только после упорной борьбы с Ленноном и Маккартни.

— Дело в том, что Джон и Пол давно писали песни… У них было столько готовых вещей, и они естественным образом считали, что приоритет за ними, — сказал Джордж в интервью журналу «Кроудэдди». — Чтобы они выслушали одну мою, приходилось ждать, пока они исполнят десяток своих… Иной раз они меня хвалили, но так, будто делают мне одолжение.

Однако современники Джорджа явно ощущали его влияние на «Битлз». Кит Ричардс сказал журналу «Пипл»:

— Мы играли в своих группах примерно одинаковую роль, что создавало между нами особое взаимопонимание.

Поклонники Ричардса, потерявшегося за сверкающим образом Мика Джаггера, именно его считают душой «Роллинг Стоунз». В свою очередь, именно Джордж, увидевший в ЛСД способ уйти от серости и своего католического детства, и поточного производства заурядных хитов, подвиг «Битлз» свернуть на тропу психоделики. Под влиянием кислоты Джордж не только по-новому воспринимал музыку, но и задавался вопросами о смысле жизни.

Джон тоже ударился в поиск. Поначалу он разделял любовь товарища к экспериментам с веществами. На вечеринке в Голливуде актер Питер Фонда показал Леннону и Харрисону заработанный в детстве шрам от пули. Джордж совсем иначе представлял себе хороший кислотный приход. Он испугался и распереживался.

— Я знаю, каково это — быть мертвым, — хвастался Фонда.

Джон, знакомый со смертью не понаслышке, возмутился.

— Слышь, мужик, завязывай с такими разговорами, — потребовал он.

— От тебя такое чувство, будто меня вообще на свете нет, — отшутился Фонда.

В песне «She Said She Said» Джон представил Фонда в женском образе: «Она сказала: „Я знаю, каково это — быть мертвой“ /…от нее такое чувство, что меня на свете нет».

Эта песня вошла в альбом «Revolver», где встречаются такие кислотные звуки, как гитарное соло, проигранное задом наперед, и голос Джона, пропущенный через вращающийся громкоговоритель, предназначенный исключительно для электрооргана. Но Джорджу хватило ума понять, что наркотики — не лучший способ понять правду жизни. В 1966 году он начал летать в Индию, шесть недель учился играть на гитаре у Рави Шанкара, искал духовного наставничества у Махариши, усвоил его базовый постулат о позитивном мышлении во имя процветания человека и мира в целом.

Несмотря на то, что первую скрипку в группе играл вовсе не Джордж, «Битлз» пришли к Махариши всем составом, и повели за собой в мистическое путешествие других звезд. Актриса Миа Фэрроу называла Харрисона «духовной силой».

До «Битлз» о таких скользких темах, как война и гражданские права, спокойно говорили только фолковые певцы вроде Буди Гатри, Джоан Баэз и Пита Сигера. В группе разгорелся спор, нужно ли следовать совету Эпштейна — молчать даже о футболе, или пойти на поводу у тех, что видит в «Битлз» духовных лидеров.

В 1966 году, когда во Вьетнаме находилось 385 тысяч американских солдат, а по стране прошла волна возмущения неосторожной фразой Леннона про Иисуса, «Битлз» объявили, что они за мир. Объясняя, что культ героизма стал настоящим бременем, члены группы видели, что их слова действуют не только на фанатов их возрастной группы, но и на юнцов вроде Марка Дэвида Чепмена.

Они надеялись, что именно молодежь поведет их сверстников по пути отказа от насилия.

Как проповедовал Махариши, деяния одного человека способны изменить мир.