Вперед мы послали Тинвир верхом на ее лисе, а сами тащились сзади, скользя на раскисшей земле.

— Слушай, Фиц! — прошипел кто-то, наверное Марли. — Держи свои вонючие крылья при себе! Ты мне чуть глаз не выколола!

— Ах ты, гном паршивый! — рявкнула в ответ Фиц, и в ее серебристом голосе прозвучала звонкая сталь. — Сам держи свои буркала подальше от моих крыльев!

Отлично. Просто лучше не придумаешь. Мы ночью тайно выполняем спасительную миссию, а гном и фея уже успели вцепиться друг другу в глотку.

Надо сказать, настроение отнюдь не улучшал отвратительный влажный воздух, прямо-таки пропитанный ароматами гниения, от которых щипало в носу, а в горле стоял удушливый ком тошноты. К тому же под ногами постоянно была вода; казалось, мы бредем по какому-то зловонному ручью. Мы без конца скользили и падали, мы все выпачкались в мерзкой слизистой жиже и были вынуждены то и дело прыгать и скакать, чтобы не искупаться в какой-нибудь луже или канаве.

— Борк, — снова донесся до меня голос Фиц, — объясни-ка мне еще раз, какова та идиотская цель, из-за которой я должна месить грязь на земле, а не лететь?

Ответить я не успел, в разговор вмешался Рафферти:

— Так ведь неизвестно, детка, есть среди слуг этого дьявола крылатые существа или нет. Ясно тебе? Говорят, что ему прислуживают всякие крылатые кровососы и тому подобная дрянь. Они небось и сейчас кружат над нами в темноте. И с удовольствием слопают кусочек твоей нежной сочненькой тушки!

Если источник Рафферти давал действительно достоверные сведения, то у Хассана и впрямь имелись в распоряжении всякие крылатые твари, осуществлявшие патрулирование местности с воздуха. Их нам придется особенно остерегаться, учитывая возможность того, что они имеют обличье сов.

Больших сов.

Во всяком случае, достаточно больших, чтобы запросто сцапать и унести любого из нас.

А если совы или летучие мыши-вампиры до нас не доберутся, то уж крысы-то, которых наверняка множество в этих трущобах, точно утащат кого-нибудь в свои темные глубокие норы.

— Черт побери! — проворчал Марли, проваливаясь в глубокую скользкую колею, полную жидкой вонючей грязи. — Ничего не видно! Темнота, хоть глаз выколи!

Ничего не поделаешь, Марли, в конце концов, всего лишь гном, а у них волшебное видение куда слабее, чем у других представителей Маленького Народа. Правда, и у меня зрение такое, что гордиться особенно нечем. В этом отношении мне, конечно, далеко до Тинвир или Фиц.

Хоть бы на минутку эти клубящиеся тучи разнесло ветром! Может, тогда на землю пролилось бы немного звездного света, а еще лучше, если б взошла полная луна и небо расчистилось. Вот тогда все мы запросто добрались бы до места.

Однако ночь, к сожалению, была темнее некуда, лил дождь, а на этой узкой улочке в тени высоких домов мы и вовсе ничего разглядеть не могли. Мы — это пикси, гном, лепрекон-башмачник и брауни. И где-то впереди еще фея Тинвир верхом на лисе… Мы пробирались тайком среди ветхих строений, возвышавшихся над нами в непроглядной тьме, всячески стараясь избежать встречи с совами и крысами, ибо любая из этих тварей запросто могла разорвать нас на куски.

Понимаете, когда твой рост от силы один-два фута, то сова или крыса — противник смертельно опасный.

А эта вонючая улочка и эта вонючая ночь были прямо-таки насквозь пропитаны вонючей угрозой, исходившей от этих тварей! А мы не только ничего не видели, но даже не знали толком, куда идем, что нам предстоит сделать и верное ли направление мы избрали.

Я, черт возьми, не знал даже, кого мы отправились спасать!

Болтать о каких-то великих планах… Господи, да тут все что угодно могло случиться!

И тут мы услышали ужасный кошачий вой. Местная помойная кошка явно охотилась где-то неподалеку.

Вот проклятие!

Все началось два дня назад, когда я, целый месяц без устали тачая башмаки, решил наконец взять отпуск. Понимаете, за неделю до этого в нашей долине как раз появился «Дом гоблинов», и я знал, что надолго он тут не задержится. А поскольку я слышал, что это самый лучший способ путешествовать, причем посещая самые неожиданные и чудесные места, то и решил снять в этой гостинице номер, пока она снова не исчезла.

Так что днем, когда совы не летают, я спустился в долину и сразу увидел гостиницу — там, где еще неделю назад не было ровным счетом ничего. Да, это, конечно же, был «Дом гоблинов».

Как и откуда появляется эта гостиница, я понятия не имею, и никто никогда мне об этом не рассказывал. Радд и Мич, амбарные буки и, можно сказать, мои ближайшие родственники, утверждали, например, что «Дом гоблинов» возникает прямо из воздуха. С другой стороны, буки в тот вечер здорово выпили, а, как известно, только дурак может поверить заявлениям подвыпившего буки.

А еще говорят, что эта гостиница вылезает из-под земли… Во всяком случае, крыша у нее действительно крыта дерном.

В общем, так или иначе, а «Дом гоблинов» вырос в долине за одну ночь из ничего, и если это действительно так, то, может, и все истории, что про эту гостиницу рассказывают, тоже правда? А значит, рано или поздно ее снова подхватит некая неведомая сила, да и унесет прочь!

Во всяком случае, именно на это я и рассчитывал.

Если это, конечно, действительно так.

И не важно, из чего возник «Дом гоблинов» — пусть хоть из пустоты в дикий полночный час, когда творятся всякие чары. Факт остается фактом: сейчас гостиница стояла там, где раньше ничего не было! Стояла себе преспокойно и улетать пока никуда не собиралась.

Я довольно долго ее разглядывал. Кому-то, наверное, это здание показалось бы довольно странным, хотя было выстроено в этаком пасторальном духе и прекрасно вписывалось в ландшафт. Совершенно неожиданной формы окна помогли мне догадаться, что в гостинице, по всей видимости, три этажа, то есть от земли до конька крыши — с низкими скатами и крытой дерном — примерно футов пятнадцать. Что, в свою очередь, означает, что потолки в комнатах довольно высокие, примерно четыре-пять футов. Более чем достаточно для меня — ведь мой рост всего восемнадцать дюймов. В гостинице с такими высокими потолками действительно вполне могли бы жить гоблины, но меня заверили, что там рады любому представителю Маленького Народа.

Когда я подошел к простому крытому крыльцу, то отметил, что вблизи окна на фоне белых оштукатуренных стен кажутся вполне нормальными, хотя в них все же есть нечто странное: дневной свет как-то особенно посверкивал, отражаясь от стекол. Когда же я подошел к одному из окон и попытался заглянуть внутрь, то увиденное оказалось настолько искаженным, словно оконное стекло было чем-то вымазано, покрыто какой-то пленкой, хотя снаружи и выглядело абсолютно чистым и прозрачным, да и на ощупь было совершенно гладким.

Входная дверь высотой фута в четыре была прочной, сделана из дуба и обита медью. На ней красовалось множество всяких ручек и засовов, расположенных на разной высоте от пола, видимо специально для удобства посетителей разного роста. В центре дверной створки была прикреплена табличка, возвещавшая:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В «ДОМ ГОБЛИНОВ»!

Вход разрешен всем представителям Маленького Народа.

Гостиница является собственностью Дандо Чертополоха.

Ну что ж, значит, это и есть то самое место, подумал я.

И, взявшись за одну из дверных ручек и отодвинув один из засовов, толкнул тяжелую дверь, ожидая, что мне будет довольно трудно открыть ее. Но дверь подалась очень легко, и я шагнул через порог.

Как и все подобные заведения, изнутри гостиница казалась гораздо просторнее, чем снаружи.

Едва я успел чуть-чуть осмотреться, как передо мной возник некий остроухий тип, довольно высокий, с косыми, как у эльфа, глазами, которые так и сверкали. Вообще-то он, наверное, был по крайней мере раза в два выше меня — три фута пять дюймов как минимум! Но одет, как полагается.

Он внимательно посмотрел на меня с высоты своего роста и промолвил:

— Добро пожаловать в «Дом гоблинов»! Меня зовут Дандо Чертополох, я хозяин этой гостиницы. Хотите снять номер?

— Хм… — Я огляделся, заметив поблизости еще несколько таких же дылд. Но тут же увидел, что там немало и существ совсем небольшого роста; некоторые были даже меньше меня. — Ну что ж, «ваше высочество», — решил пошутить я, — пожалуй, я сниму у вас номер. Но только если у вас в саду нет сов! Иначе я немедленно ухожу.

— Нет, нет! — Он так и захлопал своими блестящими, как у эльфа, глазищами. — Никаких сов! Никаких кошек, крыс, собак, летучих мышей, ястребов, ласк, кобр и мангустов! Или, может, мангуст? У нас вообще ничего подобного нет! В последний раз здесь появлялись опасные существа, когда мы случайно попали на Изумрудный остров и этот осел притащил к нам на крышу целый клубок змей! Естественно, змеи тут же заполонили весь дом, вот чего добился этот осел Рафферти! Он, видите ли, сам в дом вбежать успел, а дверь за собой захлопнуть забыл! Нам тогда пришлось отправиться сперва в Исландию, чтобы все змеи от холода впали в спячку, а потом — в пустынные западные края, где мы постарались как можно скорее выгрести их за дверь лопатами. Мы выбрасывали их прямо в заросли высоченных кактусов и очень спешили — понимаете, в этом пекле они могли быстро очухаться и снова начать извиваться и трещать своими трещотками.

Спаси и помилуй! До сих пор я боялся только сов, а этот дылда рассказывает мне о кошках, крысах, собаках, летучих мышах, ястребах, ласках, кобрах, мангустах (или как там их?.. Впрочем, не важно; я и так мог их себе представить!) и еще о каких-то ужасных змеях, которые чем-то там трещат! Теперь мне было обеспечено беспокойство по поводу целого выводка тварей, которые запросто могут сцапать меня в темноте. Я внимательно осмотрел пол вокруг, заглянул даже под столы и кресла.

— А сейчас здесь никого из этих… животных нет? — неуверенно спросил я.

Косоглазый дылда мигнул — мне показалось, что из глаз у него просто искры посыпались, — и, по-моему, скрестил за спиной пальцы, отгоняя зло.

— О нет! Все чисто, клянусь! — воскликнул он.

Надо сказать, что в глубине души у меня все-таки остались сомнения, но отдохнуть мне действительно было необходимо, и я сказал:

— Ну, ладно. Отведите мне, пожалуйста, номер да велите подать обед и кувшин доброго эля.

— Будьте любезны на минуточку присесть, — любезно предложил Дандо Чертополох и проводил меня в гостиную, где у камина уютно устроились постояльцы. — Я незамедлительно обо всем позабочусь.

Он повернулся и быстро пошел прочь, а я услыхал вдруг какое-то странное негромкое жужжание или шорохи — словно в маленьком сосуде, сделанном из тыквы, встряхивали сухие семена — и успел заметить, как он шарахнулся в сторону, проходя мимо двери ближайшего к нам номера.

Я остановился у камина и огляделся. Шторы над окнами, действительно вроде бы чем-то вымазанными, сейчас были подняты, а сами окна пропускали внутрь вполне достаточно солнечного света. С первого взгляда было ясно, как уютно бывает в этой гостиной по вечерам, когда она освещена теплым янтарным светом ламп и свечей и красноватыми отблесками огня, пляшущего в камине, особенно если на улице прохладно. Потолки оказались примерно такой высоты, как и я рассчитывал, — что-то около четырех футов. Мебель, правда, была мне немного великовата, но для гоблинов, например, подходила как раз.

Итак, в данный момент у меня за спиной был, условно говоря, «восточный» камин, перед которым стоял удобный длинный стол, а «на западе», но чуть ближе к центру комнаты имелся еще один камин, поменьше, и перед ним тоже стоял стол. В общем, мне показалось, что атмосфера в этой гостиной, когда ее наполняют жизнерадостные постояльцы, должна напоминать атмосферу грубоватого и веселого паба.

Перед «западным» камином, к которому я и направлялся, стояли мягкий диван и по обе стороны от него несколько весьма затейливых кресел. Вообще в этой гостиной была масса уютных уголков со столиками и креслами, а у северной стены имелся весьма гостеприимного вида небольшой бар, где я рассчитывал выпить кружечку приличного пивка. В юго-восточном углу вилась, уходя на второй этаж, винтовая лестница; видимо, там и находились номера постояльцев.

Вскоре меня окружили постояльцы «Дома гоблинов»; среди прочих я сразу узнал фею, гнома, пикси и лепрекона. Кроме того, там был еще гоблин, но несколько иного типа, чем Дандо. Верхняя часть туловища у этого гоблина была совершенно шарообразная, а рост достигал, наверное, трех футов и восьми или девяти дюймов! В отличие от Дандо у него не было ни острых, как у эльфа, ушей, ни больших сверкающих глаз, зато были огромные волосатые лапищи. Да еще и босые! И он вытянул их перед собой, положив на специальную подставку. О господи! И до чего же он со своими ножищами был неповоротлив! Клянусь, это были самые большие ступни, какие я видел в жизни. А уж я-то знаю, какие у кого ноги бывают! Я ведь все-таки сапожник. Нет, если б мне пришлось шить ему башмаки!.. Избави боже! Да тут целая коровья шкура понадобится, чтобы кожи на все хватило!

— Меня зовут Фиц, — сказал кто-то со мною рядом.

С трудом отведя глаза от этих невообразимых ступней, я обернулся и увидел перед собой пикси. Она была совсем крошечная, дюймов двенадцать, не больше, вместе с копной пышных соломенных кудрей; макушкой она едва доставала мне до груди, а верхние края ее прозрачных крылышек трепетали в воздухе чуть выше моей головы.

— Привет, Фиц. Очень рад познакомиться, — ответил я. — А меня зовут Борк, и по профессии я сапожник.

— А я «работаю» домашней феей; веселю детишек в одной семье, за которой давно присматриваю. — Ее улыбка, казалось, осветила всю комнату разом. — Но в данный момент я оказалась как бы между поколениями: дети выросли, но своих детей у них пока нет, хотя, я думаю, скоро появятся. И тогда я, конечно, снова к ним вернусь.

Ах, какая это была очаровательная малышка! Я просто глаз от нее не мог отвести, и она это почувствовала, ибо вдруг залилась нежным румянцем.

Заставив себя не пялиться понапрасну на ее прелестное личико, я повернулся к гному:

— Приветствую вас. Меня зовут Борк, я сапоги тачаю.

Он был на пару дюймов ниже меня ростом; примерно фут и четыре дюйма. В остроконечной шляпе. Очень светлокожий. И черная борода до пояса. С отвращением глянув на мою протянутую руку, словно я предлагал ему нечто неприличное, он пробурчал:

— И ты протягиваешь мне руку, которой берешь грязную обувь? Мерзкие башмаки, снятые с чужих вонючих ног? А что, если плоть кого-то из твоих заказчиков точит страшный недуг? Как я могу хотя бы прикоснуться к твоей руке? Тем более пожать ее? Убирайся!

— Ах ты, грубиян! — возмутился я. — Придется, видно, объяснить тебе, как полагается здо…

— Слушай, — прервал он меня, — а ты случайно не фетишист?

У меня просто челюсть отвисла от негодования. Фиц тоже выглядела крайне озадаченной. Однако от меня на всякий случай отодвинулась и устроилась, поджав ноги, на большой подушке, лежавшей прямо на ковре перед камином.

— Да ладно, парень, — промолвил сидевший рядом лепрекон, — не обращай на него внимания. Ему, видать, тоже отдохнуть пора — совсем головой повредился. Еще бы, день и ночь молотом махать! Вот и достучался. Зовут его, между прочим, Марли. А меня — Рафферти. Кое-кто из добрых знакомых, правда, кличет меня просто «судьей». Я тут со старым Марли за компанию.

Черноволосый Рафферти был примерно на дюйм выше меня, и вся одежда у него, как и у всех лепреконов, была зеленой — точно так же и мы, брауни, всегда одеваемся во все коричневое. На его черных блестящих башмаках сверкали крупные серебряные застежки, а на ремне — большая серебряная пряжка. Мы с ним обменялись крепким дружеским рукопожатием, и мне показалось, что в его черных-пречерных глазах блеснула веселая искорка, хотя утверждать это было бы трудно, учитывая абсолютно непроницаемую их черноту.

Вскоре я увидел, что к нам приближается владелец гостиницы Дандо и несет мне на подносе закуску и кувшин эля.

И тут вперед вышла так называемая муравьиная фея, которая вполне могла бы сойти за двойника Фиц, если не считать того, что у нее не было крыльев, и представилась:

— Мое имя — Тинвир. Я из далеких западных краев. А это Руфус.

Она обернулась и окликнула кого-то: «Руфус!» — и из-под дивана, на котором сидел тот Большеног, вылезла…

— А-а-а! — пронзительно заорал я и бросился бежать. Разумеется, я тут же врезался в Дандо. Поднос вылетел у него из рук, и тарелки, столовые приборы, тушеное мясо, хлеб и кувшин с элем со звоном и грохотом рухнули на пол.

— Спасите! — завопил я, бросаясь к Дандо на грудь и заглядывая ему в глаза.

Где-то далеко, как мне показалось, примерно так же вопил гном, гневно выкрикивая что-то насчет «мерзкой пищи, в которой полно всякой заразы».

Дандо, схватив меня за шиворот, стащил с себя и, злобно оскалившись, проскрежетал:

— От чего же вас спасти?

— От собаки, идиот! — заорал я. — Вы сказали, что здесь никаких собак нет, но одна из них только что на меня напала! Она хотела разорвать мне горло! Она чуть не вцепилась мне в сонную артерию!

Все еще придерживая меня за воротник, Дандо рывком поставил меня на пол и воскликнул:

— Да вы посмотрите как следует!

И я посмотрел как следует.

В общем, все оказалось не так уж и страшно. Возможно, это была вовсе и не собака. Скорее всего, просто лиса, а вернее — лис. Ну и что? Ну и что, если он не рычал и не бросался на меня? Ну и что, если он просто сидел, вывалив язык из улыбающейся пасти? Все равно он вполне мог разорвать меня на кусочки! Все равно он мог вцепиться мне в горло или прокусить мне сонную артерию! Ведь стоило ему меня увидеть, и он принялся отвратительно облизываться!

Я перевел взгляд на Тинвир. Она с робкой улыбкой стояла возле преспокойно сидевшего лиса, от напряжения приподнявшись на цыпочки и обеими руками вцепившись в его ошейник.

— Лис-то ручной? — спросил я у нее.

Тинвир кивнула, по-прежнему робко улыбаясь, но ошейник из рук не выпустила.

— А для окружающих он не опасен?

Тинвир даже как-то торжественно покачала головой и потянула лиса за ошейник назад, потому что тот, похоже, тянул как раз вперед.

— И его зовут Руфус?

Тинвир снова робко улыбнулась и кивнула. Этот проклятый Руфус буквально исходил слюной и сладострастно облизывался, глядя на меня. Маленькая фея встала на цыпочки и погладила лиса по морде; он недовольно скосил на нее глаза, но вроде бы успокоился. Во всяком случае, перестал облизываться.

Я тоже отчасти успокоился и наконец сурово посмотрел на Дандо, в котором, между прочим, было три фута пять дюймов.

— Вы что, с цепи сорвались, «высочайший»?

— Послушайте, мистер…

— Борк, — подсказал я ему.

— …мистер Борк, — спокойно сказал он, — вы, я полагаю, готовы заплатить за это? — Он указал на усыпанный осколками и кусками пищи пол. — В конце концов, это ведь вы виноваты. Вы в меня врезались.

— А вам следовало предупредить меня насчет собаки! — заносчиво заявил я.

— Это лис, — заметил он.

— Лис не лис, а предупредить вы были должны!

— Мистер Борк, я же сказал вам, что ничего опасного у нас в гостинице нет. — И он осторожно покосился на шкаф в вестибюле — тот самый, откуда я собственными ушами слышал такое странное дребезжание. — И я особо отметил, что у нас нет ни сов, ни кошек, ни собак, ни летучих мышей, ни ястребов, ни ласок, ни кобр, ни мангустов. Или мангуст?

— Да? Ну а как насчет этих ваших гремящих змей? — Я понятия не имел, что это за змеи такие, однако…

— Гремучих змей, вы хотите сказать? Их тоже ни одной не осталось! Правда, сэр! И мышей тоже ни одной!.. — Он на секунду запнулся. Потом сказал: — Знаете что? Вы заплатите половину и я — половину. Так будет, по-моему, справедливо.

Я некоторое время обдумывал его предложение, не сводя глаз с лиса. Лис облизнулся и, плотоядно улыбаясь, снова посмотрел на меня. Я вздрогнул.

— Вот видите! Вы сами виноваты! — радостно воскликнул Дандо, заметив мою неадекватную реакцию на Руфуса.

— Хорошо, хорошо, я согласен, «ваше высочество». — Я старался говорить пренебрежительным тоном. — Вы доказали свою правоту.

Дандо улыбнулся и тут же помчался за щеткой, тряпкой и ведром, а заодно велел принести мне другой обед.

— Интересно, какого он рода-племени? — спросил я у Рафферти, глядя Дандо вслед. — Уши острые и глаза раскосые, как у эльфа, а рост, как у гоблина. Я бы, пожалуй, отнес его к эльфам, да только глаза у него уж больно ярко светятся! Да и рост…

— Значит так, парень, — сказал Рафферти, глядя, как Марли яростно стирает с тыльной стороны ладони случайно попавшую туда крошечную капельку мясной подливы. — Дандо, он из тех, кого называют варроу. Ну, или как-то так. И все знают, что с этими варроу ухо надо держать востро. Особенно ежели их разозлить.

И тут у меня за спиной послышался чей-то голос:

— Да, они гораздо больше склонны к насилию, чем мой народ.

Я обернулся. Это был Большеног.

— Мы тоже проживаем в небольших деревушках, — продолжал гоблин, — только мы предпочитаем вкусно есть, сладко спать и работать в саду, а они любят охотиться, пасти скот и поля возделывать. А еще они очень любят стрелять из лука. И порой бывают весьма воинственными. Можно даже сказать, свирепыми. И они всегда очень активны! Варроу и правда похожи на эльфов, но их век — не более ста двадцати лет, а ведь эльфы, как говорится, живут вечно. Если, конечно, верить в сказки. Но я совсем не уверен, что верю в них после тех бесчисленных путешествий, которые мне довелось совершить, и тех приключений, что выпали на мою долю, после бесконечных скитаний по морям и океанам, по градам и весям, по лесам и горным пещерам, где лабиринты подземных туннелей уводят…

Он продолжал что-то монотонно бубнить и явно не собирался затыкаться. Мне принесли поесть, потом унесли пустые тарелки, а он все еще что-то рассказывал, сбивался, начинал снова, страшно воодушевленный собственным повествованием… Время от времени он также что-то записывал в свой дневник — видимо, собственные мысли. И бубнил, бубнил, бубнил… Царапал, царапал, царапал ручкой… Бубнил и царапал, царапал и бубнил. Я так и не смог выяснить, как его зовут. Ну и ладно. Я решил, что он вполне обойдется тем прозвищем, которое я ему дал: Большеног.

Он даже не заметил, когда мы все встали и вышли, и продолжал говорить, время от времени занося свои гениальные высказывания в дневник.

Я даже подумал, что если б мне дали целую коровью шкуру, чтобы я сшил Большеногу башмаки, я бы, наверное, эту шкуру целиком засунул ему в рот, чтобы он наконец заткнулся!

Я решил как следует обдумать подобную возможность завтра, если он так и будет вещать. Впрочем, я был почти уверен, что будет!

Наверх в отведенный мне номер меня сопровождала тоже варроу (точнее, дамман — так у них называются особи женского пола; множественное число — даммен); она, как и Дандо, была очень высокая. Поднимаясь вместе с нею по винтовой лестнице, я увидел внизу хозяина гостиницы, вооруженного палкой с раздвоенным концом и мешком из грубой рогожи; он осторожно тыкал ручкой от швабры под шкаф в вестибюле, откуда доносились те странные шуршащие звуки.

А наутро, когда я сошел вниз, гостиница уже была… Как бы это получше выразиться? В общем, она была где-то еще.

Вот только где именно? Я, например, понятия не имел. Но кто-то сказал, что мы, по всей вероятности, недалеко от Центральных графств.

А вот Большеног исчез. Побрел по полям и лугам домой, как сказала Тинвир, и это случилось часа два назад, а теперь по дороге во весь опор мчался прямо к нам тот ужасный черный всадник, и Дандо, чрезвычайно встревоженный, поспешил убраться оттуда к чертовой матери.

Он успел захлопнуть дверь гостиницы прямо перед носом у этого типа и как-то так крутанул своей левой рукой, что все окна засверкали, заискрились, и тут же внутри воцарился полный мрак, хотя, когда я несколько минут назад выглядывал в окно, снаружи был ясный день.

Впрочем, тут же явились сразу несколько даммен и зажгли керосиновые лампы и свечи. Но я решил посмотреть, что же там, за окном, сейчас, и, приложив ладони к вискам и заслонившись от света, прижался носом к стеклу.

Господи, я чуть не окосел от ужаса!

За стеклом непристойно извивались, кривляясь, какие-то огромные, прямо-таки циклопические твари, хотя там, насколько я знал, должна была быть мертвенно-холодная, лишенная воздуха космическая пустота. Впрочем, странное свечение, исходившее от этих тварей, было, безусловно, космическим — таинственная, неземная игра цветных огней…

Я с трудом оторвался от окна и, слегка пошатываясь, побрел к камину, налетев в итоге на стоявший перед ним стол. Тяжело плюхнувшись в кресло, я услышал, как рядом гном Марли сердито жалуется на недостаточно чистые полотенца в его номере и в номере Рафферти; при этом он так смотрел на лепрекона — прямо-таки ел его глазами! — словно тот, весь покрытый слизью и поросший мхом, только что вылез на свет божий после многолетнего пребывания в донжоне.

Помимо грязных полотенец Марли явно не давала покоя мысль о том, как в гостинице происходит смыв из туалетов и откуда здесь берется вода для умывания и питья. Гном утверждал, что для того и для другого используется один и тот же резервуар.

«Эге, — подумал я, — а ведь вопросы-то в самую точку!»

Я невольно глянул в сторону Руфуса, и лис тоже посмотрел на меня. И облизнулся, скосив глаза на Тинвир. Лис все время украдкой на нее поглядывал, проверяя, смотрит она на него или нет. Но она глаз с него не сводила.

«А ведь действительно интересно, — вернулся я к вопросу, который задал Марли, — откуда в гостиницу поступает вода и куда осуществляется смыв в туалетах? Здесь явно не может быть ни собственного колодца, ни артезианской скважины, ни септика, представляющего собой подземный отстойник для очистки бытовых сточных вод, поскольку все здание пребывает, так сказать, в полете… И кто его знает, куда оно летит…»

Ответ на все эти вопросы дал Рафферти.

— Марли, козлик мой, — ласково прогудел он, — разве ты не знаешь, что эти насосы волшебные? Они способны качать чистейшую ледяную воду из находящихся на земле горных рек Западного края. Я вот думаю, не поселиться ли мне когда-нибудь возле этих самых источников и не начать ли варить из этой воды лучшее пиво на свете, а? И здешние туалеты, Марли, тоже очищаются с помощью волшебства. И все из них тут же попадает прямо на заливные луга восточного побережья того же Западного края.

А знаешь, парень, ведь и сам по себе этот «Дом гоблинов» — чистое волшебство! Гостиница, а летает, куда хочет. Даже в другие измерения. Во всяком случае, так мне сказали. Хотя я понятия не имею, что это за «измерения» такие. Да только что бы это слово ни значило, мы и сами уже убедились, что «Дом гоблинов» летать с места на место умеет не хуже птицы. А уж как им управлять и какой механизм дает ему такую возможность… Знаешь, у меня, конечно, есть кой-какие мыслишки на сей счет, да только я лучше их при себе оставлю.

«Ну что ж, — подумал я, — значит, магия! Волшебные насосы, волшебные туалеты и волшебная гостиница, путешествующая, куда ей захочется… Мне следовало бы догадаться раньше».

Глаза мои наконец перестали косить и все видеть как бы не в фокусе, и я оглянулся на Фиц, которая лишь гневно сверкнула глазами в ответ и поплотнее закутала ноги в одеяло.

Внезапно последовал глухой удар, искристое сияние, лившееся из окон, померкло, и сквозь мутноватые стекла вновь заструился неяркий дневной свет.

— Где мы? — спросила одна из даммен, самая старшая. Видимо, это была супруга Дандо. Настоящая амазонка более трех футов ростом!

— Не знаю, Молли. — Дандо был немного смущен. — Я не успел выбрать пункт назначения.

Молли разразилась слезами:

— Ну да, как и в тот раз, когда мы потеряли Типа и Перри! И где теперь они, кто знает?..

Дандо повесил голову и пробормотал:

— Ну, Молли… У меня ведь выбора не было! Черный всадник…

— Конечно, в этот раз черный всадник, — запричитала Молли, — а в прошлый — черный дракон. А в позапрошлый…

— Ну хватит, хватит, — попытался остановить ее Дандо. Глаза у него так и бегали: видно, пытался понять, каково настроение у постояльцев. — Не стоит расстраивать наших гостей.

— Да чума их забери, гостей этих! — И Молли от души плюнула на пол. Марли в ужасе скорчился в своем кресле, осматривая руки и ощупывая лицо. А разъяренная Молли продолжала: — Эх, Дандо Чертополох, когда мы в прошлый раз так же сбежали — только тогда это был дракон, — и приземлились неизвестно где, и только-только успели потушить горевшую крышу и начать заново красить крыльцо, как Тип и Перри шагнули за порог, да и полетели куда-то, жаворонки мои милые… И больше я их не видела! — Она снова залилась слезами.

— Ну-ну, Молли, не плачь! Когда-нибудь мы их непременно отыщем. Когда я наконец вспомню, как именно повернул… — И Дандо быстро глянул на кольцо у себя на пальце.

Рядом со мной Тинвир шлепнула Руфуса по морде и сердито прошипела:

— Нельзя!

Лис тут же перестал есть меня глазами и мерзко улыбаться, демонстрируя свои острые зубищи, и, весьма разочарованный, улегся на пол.

— Тинвир, — прошептал я, — а кто такие Тип и Перри? Они что, действительно жаворонки?

Тинвир улыбнулась и покачала головой.

— Нет, — тоже шепотом ответила она. — Тип — сын Дандо и Молли, а Перри — их племянник.

Молли встала, выпрямившись во весь свой рост — дюймов тридцать шесть, не меньше! — и утерла ручьем лившиеся слезы.

— Ну хорошо, Дандо, ты толком не знаешь, где мы очутились, но ты ведь можешь послать кого-нибудь на разведку, правда? Пусть посмотрят, что там и как.

— Видишь ли, Молли, мне никак нельзя покидать гостиницу… — И Дандо снова выразительно скосил глаза на свое кольцо. Молли понимающе кивнула. — И ни одна из даммен тоже, разумеется, никуда не пойдет. Я что хочу сказать… Ты вспомни, как это произошло: появился черный всадник и… У нас и постояльцев-то почти не осталось.

Дандо посмотрел на нас, словно пересчитывая. Все мы были перед ним: Фиц, Марли, Тинвир с Руфусом, Рафферти и я.

— Ладно, — вздохнул Рафферти, — ладно, Дандо, сынок, я схожу. Но вспомни, как в прошлый раз в старом графстве все получилось! Как тут насчет гремучих змей и всякого такого? И потом, если мне улепетывать придется, пусть кто-то у двери дежурит, чтоб как можно быстрее ее захлопнуть. Как можно быстрее! Это вам не игра в кошки-мышки! Это черт знает чем грозить может!

В общем, Рафферти отсутствовал два дня и назад вернулся мертвецки пьяным.

И вместо одежды на нем был бумажный мешок.

Весь покрытый какой-то мерзкой слизью.

Марли только глянул на перепачканного Рафферти и тут же с визгом бросился по лестнице наверх. Он заперся у себя в ванной и принялся яростно отскребать несуществующую грязь.

И я отнюдь не уверен, что он успел до этого хотя бы раздеться.

Зато мы, то есть все остальные, бросились к Рафферти — точнее, к тому месту у порога, где он и рухнул, ввалившись в гостиницу.

Рафферти мурлыкал какую-то песенку и источал совершенно немыслимые алкогольные ароматы. Лишь порой с его уст срывались отдельные членораздельные слова — что-то насчет грибных колец и тех, кто среди этих колец танцует.

Мы совершенно ничего не понимали. В итоге Дандо велел Молли сварить тот почти черный напиток, который делают из перемолотых в порошок маленьких темно-коричневых бобов, и они почти насильно влили Рафферти в глотку несколько галлонов этого питья. Вскоре перед нами предстал вполне бодрый, хотя все еще сильно пьяный лепрекон, который орал во все горло нечто непристойное:

— Ты подсматривал! — пронзительно вскрикнула Фиц и, сокрушенно качая головой, повернулась к Тинвир: — Он подсматривал!

Тинвир тоже была вне себя от гнева. Презрительно вздернув носик, она тут же поспешила отойти от пьяного лепрекона, забрав с собой и влажное полотенце, которое до того заботливо прикладывала ему ко лбу.

— Идем, Фиц, — бросила она через плечо. — Этот низкий тип не заслуживает нашего участия!

И обе, страшно возмущенные, удалились.

Ну и конечно, когда Рафферти чуточку протрезвел, именно мне пришлось выяснять у него, где находятся те магические грибные кольца.

Марли вернулся вниз как раз в тот момент, когда Рафферти начало выворачивать наизнанку, так что несчастному гному пришлось снова с визгом мчаться в ванную комнату, и нам еще долго были слышны его стоны и рыдания, плеск воды и скрип мочалки по дочиста отмытой коже.

Потом Рафферти тоже застонал и… отключился.

— Черт бы его побрал! — воскликнул Дандо. — Ну что ж, давайте вымоем его и уложим на диван. Пусть очухается.

Так мы и поступили. Слегка обмыли Рафферти, уложили на удобный диван и укрыли одеялом.

Лишь к вечеру Рафферти наконец пришел в себя, и мы наконец сумели выяснить, где он был и что с ним стряслось.

Жаль, что я в тот момент не был далеко-далеко от «Дома гоблинов»!

Но увы! Все мы сгрудились вокруг Рафферти: я, Фиц, Тинвир с Руфусом и гном Марли, который был чист и свеж, как утренняя заря. Да и цвет у него был вполне подходящий — своим мытьем он довел себя до того, что все его тело казалось красным и воспаленным. Вы, наверное, видели, какими распухшими, будто обваренными, бывают руки у посудомоек? Так вот Марли с ног до головы был таким.

Дандо с Молли, разумеется, тоже присутствовали на этом собрании.

Самое главное произошло в тот момент, когда Руфус в очередной раз искоса глянул в мою сторону и, словно уже пробуя меня на вкус, облизнулся, а Тинвир опять шлепнула его по морде и заставила отвернуться. И тут Рафферти вдруг сел, со стоном схватился за голову и с диким видом огляделся. Увидев перед собой Дандо, он громко воскликнул:

— Я их нашел! — и поморщился от собственного вопля. Потом помолчал, словно осознавая, что это он сам так орет, и сказал уже гораздо тише: — Я их нашел. Обоих. Типа и Перри. Я знаю, где они.

Дандо схватил Рафферти за плечи и принялся трясти его, мотая из стороны в сторону.

— Где они, Рафферти? Где?

Но Рафферти лишь стонал, сжимая руками раскалывавшуюся от боли голову.

Молли отшвырнула Дандо в сторону.

— Где они? — пронзительно крикнула она прямо в ухо лепрекону.

Потом тоже принялась было трясти его, но вдруг, точно сраженная наповал, рухнула без чувств.

Обнаружив, что наконец обрел свободу, Рафферти, несмотря на раскалывавшуюся от боли голову, перевалился через спинку дивана, словно отгородившись им от Дандо и Молли.

— Слушай, парень, — обратился он к хозяину гостиницы, — ты просто поверь мне и все. — Несчастный варроу как раз поднимался с пола, явно собираясь снова наброситься на Рафферти. — И перестань вытряхивать из меня последние мозги! Я тебе и так все скажу. Все. Ты, главное, меня не трогай.

Дандо помог Молли добраться до дивана, и она прилегла, а он заботливо положил ей на лоб одно из влажных полотенец, которые до того прикладывали к голове Рафферти. Потом, взяв себя в руки, он повернулся к лепрекону:

— Ну, говори же!

Рафферти осторожно обогнул диван и остановился у его дальнего конца, только тут обнаружив, что на нем абсолютно ничего нет. Пронзительно вскрикнув: «Боже, я ведь гол как сокол!», — он схватил одеяло и быстро завернулся в него, стараясь не смотреть на Фиц и Тинвир, которые изо всех сил сдерживали смех, зажимая рот руками. И тут Рафферти тоже хлопнул себя по губам и пробормотал:

— Ой, вспомнил!

Защищенный от нескромных взглядов одеялом, он явно почувствовал себя увереннее, сел и заговорил своим обычным тоном:

— Значит так, ребята. Ты, Дандо, когда спешил удрать от черного всадника, похоже, умудрился таким образом колечко свое повернуть, что мы снова попали туда, откуда недавно бежали, спасаясь от дракона. То самое место, точно тебе говорю! Именно здесь Тип с Перри и пропали.

Кольцо! Так вот что заставляет эту гостиницу летать! Дандо просто поворачивает кольцо на пальце и… То самое кольцо, которое в данную минуту он пытается спрятать, сунув руки в карманы! Так вот что у него в кармане — волшебное кольцо!

— В общем, — продолжал Рафферти, — по дури ты нас сюда загнал или по памяти, да только мы снова здесь. В том самом проклятом мире. В том самом распроклятом городе. В ловушке! И все замки заперты!

Молли тихо ахнула. Дандо скрипнул зубами, но промолчал. А Рафферти продолжал свой рассказ:

— Их держат где-то в своем логове курильщики опиума. Логово называется «Желтый мак». Имя владельца — Хассан. Он, похоже, еще и работорговец. И такой гнусный тип, каких белый свет не видывал! Во всяком случае, я это слышал собственными ушами, а я своим ушам верю. Говорят, что и охрана в заведении жутко злобная. Эти типы держат в страхе всю округу. А поскольку я верю собственным ушам, то среди прислужников Хассана есть и такие, кто тебя повсюду выследит — и под землей, и в небесах!

Ну, а Типа и Перри, по словам тех, с кем я беседовал, Хассан захватил для того, чтобы продать в рабство. И по весьма высокой цене. Он такой «товар» называет «особым»: говорит, у них глаза уж больно хорошо светятся. И еще, как мне сказали, в этом городе сотни ловцов удачи, которые прочесывают леса, рыщут по дорогам и тропам, роются в канавах и пещерах — повсюду, где надеются поймать кого-нибудь с такими же ясными глазами.

А этот Хассан, говорят, большое вознаграждение назначил за их поимку. Ну и ловят, вопросов нет.

Между прочим, я все это узнал у двух местных — пьянчуги, пробы ставить негде! Они валялись в темном переулке и так уставились на меня своими пьяными глазищами, словно я джинн и только что из бутылки вылез. Ну и мне, чтоб беседу завязать, пришлось, конечно, тоже все время к их зелью прикладываться — бутылку-то они все время в бумажный мешок прятали.

И вскоре — вы бы и «снип-снап-снурре» не успели сказать! — я уже наклюкался будь здоров.

Потом мы продали мои серебряные застежки, чтобы купить еще вина, потом и мою одежду… В общем, когда больше ничего не осталось — ни застежек, ни одежды, ни денег, ни вина — я вытряхнул из бумажного мешка пустые бутылки, напялил его на себя и отправился назад, в гостиницу.

Глаза Дандо сверкнули — точно из кремня искру высекли.

— И где же этот «Желтый мак»? — сурово спросил он.

Рафферти сделал успокоительный жест рукой:

— Ой, не спеши! И не вздумай один отправляться на поиски! Не вздумай! Ты что, не понял, что там только и мечтают, как бы вознаграждение получить за таких, как ты да Тип с Перри? За варроу со светящимися глазами? Нет уж, старый дружище! Никуда ты не пойдешь! И точка!

Дандо в ярости только зубами скрипел. Теперь и мне стало ясно, почему варроу считаются такими опасными. Особенно если их разозлить, конечно.

— Но, Рафферти, если не мы, варроу, то кто же станет спасать их? — хрипло спросил он.

И тут Рафферти выразительно посмотрел на Фиц, на Марли, на Тинвир, на Руфуса… и на меня!

Вот так и получилось, что теперь мы, спотыкаясь, брели темной ночью по узкой улочке этого проклятого города, оскальзываясь в мерзкой жиже, а вокруг высились мрачные здания, полные летучих мышей, крыс и, возможно, сов, которые, как известно, охотятся исключительно ночью. А где-то неподалеку в непроглядной черноте бродил еще и кот! И явно выслеживал нас!

Огромный кот.

Просто гигантских размеров.

Да любой зверь, обладающий величиной и свирепостью голодного уличного кота, вполне способен разорвать любого из нас на мелкие клочки, стоит ему только взмахнуть когтистой лапой!

Мр-р-мя-а-а-у! — раздалось вдруг совсем близко.

Фиц пронзительно вскрикнула. Марли дернулся. Рафферти присел. Я подпрыгнул.

Вой был такой, словно кот нас уже настигает. Черный в черноте, темный в темноте… Я едва различал его неясный силуэт на стене, на фоне угольно-черных небес…

Кот шевельнулся, напрягся…

Да, деваться было некуда.

— Смотрите, вон он, на стене! — крикнул я, и в ту же секунду кот прыгнул… куда-то на тропу перед нами.

Видно его в темноте не было, зато я отчетливо слышал, как он подползает все ближе и ближе.

А потом послышались еще чьи-то шаги. О, дьявол! Неужели кто-то еще подбирается к нам на своих мягких лапах? Неужели этот кот здесь не один?

МР-Р-МЯ-А-А-У!!!

— Я вижу его! — вскричала Фиц. У фей ведь зрение куда острее, чем у любого из нас. — Он сейчас прыгнет!

— Спасайся, золотце! — заорал я. — Воспользуйся своими крылышками! Улетай!

Мягкие лапы второго зверя затопали быстрее: второй кот явно спешил присоединиться к первому.

Я обернулся, исполненный смятения и страха: я уже не знал, в какую сторону бежать.

И вдруг проулок наполнился собачьим рычанием и отчаянным мяуканьем; рядом явно дрались кошка с соба…

Руфус! Это же Руфус! И я услышал крик Тинвир.

Господи! Так это действительно он! Значит, Руфус спас нам жизнь!

Отвратительно подвывая, кот покинул поле битвы, снова вспрыгнул на стену и исчез во тьме.

Рафферти зажег спичку, и мы наконец увидели их: Тинвир и Руфуса. Лис все еще приплясывал на задних лапах, передними пытаясь достать взобравшегося на стену кота, который уже успел скрыться.

В ту же минуту я, не задумываясь, бросился к Руфусу и крепко его обнял. Он повернул голову, ласково посмотрел на меня… и тут же опять стал улыбаться и облизываться.

Я отпрыгнул. И налетел на кого-то. Это была Фиц. И смотрела она на меня… с обожанием!

Ого!

— Ты назвал меня «золотцем», — прошептала она, преданно заглядывая мне в глаза. — Ты велел мне спасаться и назвал меня «золотцем»…

И я почувствовал, как она обнимает меня и крепко прижимается ко мне всем телом…

Поверх ее острых крылышек я увидел физиономию Рафферти: он улыбался. А за его спиной гном Марли с помощью зажженной спички пытался рассмотреть что-то в жидкой грязи под ногами. На лице несчастного гнома было написано полное смятение. И глубочайшее отвращение к самому себе и ко всему окружающему. Он, казалось, вот-вот грохнется в обморок. Но, видимо, он никак не мог себе этого позволить, ибо мерзкая жижа вокруг состояла из гниющих отбросов, всякого мусора, густой, как мармелад, черной грязи и еще чего-то склизкого; а уж об экскрементах и упоминать нечего.

Затем спичка погасла, и мы снова погрузились в черную тьму. Я чувствовал, как Руфус жарко дышит прямо мне в шею, капая на меня слюной.

— Шагов через сто, — прозвучал в темноте голосок Тинвир, — вам нужно повернуть за угол; там довольно светло, потому что у входа в «Желтый мак» висит фонарь. А вокруг — ржавая изгородь из сварного железа. Изнутри вдоль изгороди ходит сторож с огромным псом. А второй сторож стоит у парадной двери; он же является и привратником. И все они из Большого Народа.

Любой из нас мог бы легко проскользнуть между прутьями ограды, — продолжала Тинвир, — даже Руфус, хотя ему, пожалуй, пришлось бы протискиваться… Но за домом, в вольере, есть еще собаки. Я уверена, что они поднимут лай, и тогда сбегутся еще сторожа.

Фиц может, конечно, перелететь через изгородь… Но над нами парит столько вампиров!.. Нет, Борк, можешь даже не спрашивать! Сов я не видела. Честное слово. Ни одной.

Теперь дальше. Дом довольно большой, два с половиной или три людских этажа. Наверное, футов тридцать от земли до конька крыши. А в ширину, по-моему, футов шестьдесят-семьдесят. И футов сто в длину. Не могу понять, как подобное здание вообще очутилось на самых задворках. Тем не менее оно здесь. И в нем один парадный вход и один черный. Но дверные ручки приделаны на такой высоте, чтоб людям было удобно.

Окна в доме забраны крепкими решетками. Можно было бы попробовать, конечно, спуститься по каминной трубе, да только из всех труб валит дым.

В общем, как мне кажется, из-за сторожей, собак во дворе, зарешеченных окон и горящих каминов пробраться в дом будет крайне сложно. Хотя можно. Наверняка здесь постарались сделать все, чтобы предупредить возможную кражу наркотиков.

Так что, Рафферти, — закончила свой доклад Тинвир, — нам, видимо, придется все же вернуться к одному из ранее отвергнутых планов.

Рафферти зажег еще одну спичку, и Тинвир наконец оттащила Руфуса от моей спины, совершенно промокшей от слюны, капавшей у лиса из пасти. Руфус, хоть и выглядел виноватым, но, по-моему, ничуть не раскаивался в содеянном.

Фиц по-прежнему обнимала меня за талию, то и дело заискивающе на меня поглядывая, но я был полностью поглощен решением поставленной перед нами задачи.

— Какой план ты имеешь в виду, Тинвир, мой или Марли? — спросил я. — Я предлагал представиться группой странствующих артистов, а Марли — назваться безработными канавокопателями. Ничего себе канавокопатели в фут ростом!

— Ну, если б у нас на руках были хоть какие-то мозоли, — сказал Марли, рассматривая собственные ладони при мигающем свете горящей спички, — тогда, по-моему, и говорить не о чем. Но при сложившихся обстоятельствах… Мне кажется, нам следует бросить жребий.

Мы все тут же вопросительно посмотрели на Рафферти, нашего неофициального вожака.

Рафферти помолчал, глядя на догорающую спичку и чуть склонив голову набок, затем обвел нас глазами и широко раскинул руки, улыбаясь во весь рот. Потом тряхнул головой и провозгласил:

— Ну что, братцы? Кукареку! Представление начинается!

И мы, распевая во весь голос, вышли из тени и вскоре оказались на освещенном пространстве перед входом в «Желтый мак». Изумленный сторож у дверей смотрел на нас во все глаза.

В общем, мы вошли и нас проводили в зал, полный какого-то голубоватого дыма и тошнотворно-сладких ароматов. К счастью, ближе к полу, то есть примерно на уровне наших лиц, эта ядовитая дымка была существенно тоньше.

В зале хозяйничала черноволосая женщина — по-моему, из людей, хотя ее раскосые глаза явно свидетельствовали о родстве с эльфами. Да и кожа у нее была какая-то желтая — в этом дыму, правда, видно было плоховато.

При виде нас ее раскосые глаза удивленно расширились. И тут Рафферти объяснил, что мы артисты из странствующего шоу «Чудеса профессора Марвела» («Неплохо, — подумал я. — И как это ему в голову пришло такое имя! Ведь “марвел” это и значит “чудо”»), а он и есть сам профессор Марвел. Мы прибыли в этот город, чтобы развлекать и веселить публику, причем за весьма умеренную плату. Выслушав все это, женщина тут же предложила нам переговорить с хозяином и повела нас по винтовой лестнице на второй этаж.

Мы прошли по коридору, миновав несколько комнат. Некоторые двери были открыты, и внутри мы увидели — Фиц тихо охнула — голых людей, лежавших на шелковых простынях и подушках, брошенных прямо на пол, целиком застланный толстым ковром с геометрическим рисунком. Люди эти, казалось, пребывали в некоем трансе и ничего не замечали вокруг.

Мы прошли коридор до конца и оказались в итоге перед самой последней дверью. Она была закрыта.

Наша провожатая постучалась.

— В чем дело? — В голосе из-за двери явственно слышался какой-то странный акцент.

— Хозяин, тут к вам пришли… Может, вам с ними стоит поговорить?

Мы немного подождали; вдруг дверь резко распахнулась.

— Кто ко мне пришел?

На пороге стоял мужчина. Черноволосый, черноглазый, смуглый. На левой щеке длинный шрам. Для человека он был, пожалуй, чересчур хрупким, да и пальцы у него на руках были слишком длинные… Впрочем, по сравнению со мной он был высоким, как башня, — футов шесть, наверное, — хотя я и сам вполне приличного роста. Для брауни, разумеется. Кроме того, при росте восемнадцать дюймов я достаточно широк в груди. Но если этот парень — эльф, то он просто монстр!

— Так кто ко мне пришел? — снова спросил он.

Черноволосая женщина указала на нас.

Этот тип был настолько удивлен, что даже немного отступил назад. Но когда Рафферти — простите, профессор Марвел! — объяснил, кто мы такие, он широко улыбнулся и пригласил нас войти.

Он выразил желание прослушать наше выступление и условиться о возможном гонораре, а своей помощнице сказал, чтобы та передала некоему Драку и кому-то еще, чтобы они немедленно явились и засвидетельствовали нашу сделку. Черт возьми! Все, похоже, складывалось куда лучше, чем я предполагал! Нам удалось-таки обвести этого типа вокруг пальца!

Но не прошло и четверти часа, как нас потащили куда-то вниз, в подвалы, и бросили в так называемую потайную камеру. При этом Драк все время грязно ругался, потому что его «укусила проклятая лисица».

Как только в нашей темнице захлопнулась дверь и щелкнул засов, Марли набросился на меня, злобно рыча:

— Я же говорил, что мой план лучше! Но ты со своей идиотской логикой даже слушать ничего не желал! Ну и что теперь, мистер Лучшее-В-Мире-Шоу? «Зачем, — долдонил ты, — нам притворятся землекопами? Нам же никто не поверит! Лучше скажем, что мы странствующие актеры, эту наживку они мигом проглотят». И что же в итоге? Да, Борк, мы действительно устроили лучшее в мире шоу! Такого этот проклятый городишко, черт бы его побрал, никогда не видел! Вот только куда нас это завело? В темницу! В вонючую тесную клетку, где вместо постелей на полу — он впервые как следует огляделся, весь побелел и чихнул — гнилая вонючая солома!

Стараясь не касаться соломы, Марли отскочил в сторону и в ужасе уставился в одно из двух ведер, стоявших в противоположных углах темницы. В одном, по всей вероятности, была питьевая вода, а в другое следовало отправлять естественные потребности. Марли заглянул как раз в последнее, пронзительно вскрикнул и бросился назад, закрывая лицо руками.

— В котором из ведер есть черпак? — спросил я. — Ведро с черпаком явно для чистой воды.

Марли судорожно сглотнул. Его бы наверняка вырвало, если б он был уверен, что сможет выдержать вид собственной блевотины.

Руфус сел и стал яростно скрести себя лапой за ухом.

— Нам необходимо отсюда выбраться! — с отчаянием в голосе воскликнула Тинвир.

Руфус принялся не менее яростно чесать шею.

Фиц, по-прежнему глядя на меня с обожанием, попыталась успокоить Тинвир:

— Не волнуйся, Борк непременно что-нибудь придумает!

«Боже мой! Такая любовь из-за невзначай брошенного словечка!» — подумал я.

Руфус вцепился зубами в основание хвоста; он явно ловил в своей густой шерсти какого-то паразита. Хвала небесам, что с нами был Руфус, иначе все паразиты набросились бы на нас.

— А ну-ка тихо! — прошипел Рафферти, прижимаясь ухом к стене. — Я слышу чьи-то голоса.

Мы тоже прислушались.

— Глянь-ка на этого жука, Перри! У него ноги наоборот идут! Ага! А солома тут воняет сильнее, чем там!.. Смотри, смотри! Вон какие дорожки жуки проели на створке двери! Нет, ты посмотри; вон твой нос, а это твой…

— Заткнись, Тип! Заткнись наконец, черт бы тебя побрал! Я обдумываю очередной план побега, а ты мне все время мешаешь! Болтаешь, болтаешь без конца — просто с ума сойти можно! Так что заткнись и посиди молча.

— Да ладно тебе, Перри. Я, конечно, заткнусь. Я, может, лучше всех на свете затыкаться умею! Я, можно сказать, больше не пискну. Ни разу. Ни звука не пророню. Нет, сэр! Я же понимаю: наш Перри обдумывает план за номером четыре тысячи пятьсот пятьдесят три, и ему необходим полный покой. И я, честное слово, этот покой ему предоставлю. В конце концов…

— ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ!!!

Я отодвинулся от стены, решив осмотреться. Так, непробиваемые каменные стены, толстенная тяжеленная дверь, запертая на засов, на полу охапка вонючей скользкой соломы, в которой так и кишат блохи и прочие паразиты, и два ведра по углам. И кто его знает, какое для чего предназначено. В общем, мы попались в ловушку. Угодили в лапы к работорговцу и теперь заперты в потайной темнице прекрасно охраняемого притона наркодельцов. А в соседней с нами камере сидят, во всей видимости, те, кого мы явились спасать!

Ну что ж, вот она, улыбка фортуны!

Рафферти мерил шагами нашу камеру.

— Нам нужен план бегства, — сказал он наконец, — иначе, черт возьми, придется слишком дорого заплатить за пребывание здесь.

Я поднял на Рафферти глаза:

— Я бы, например, и с чертом согласился связаться, если б он мог нас отсюда вызволить.

Фиц бросила на меня лучезарный взгляд:

— Ах, Борк! Я знала, что у тебя найдется отличный план!

— Правда? — Я удивленно хмыкнул, но старался держаться с достоинством. И тут мы услышали, как лязгнули засовы, и дверь распахнулась.

На пороге стоял Драк. Он возвышался над нами, точно сосна над муравейником, — полных шесть футов, а может, и больше! — и глаза его метали молнии. Он все еще посасывал укушенную Руфусом руку.

Вообще-то Драк был не слишком похож на человека; скорее, в нем смешалась разная кровь — людей, гоблинов и троллей. Но ведь хорошо известно, что эти народы друг друга терпеть не могут. И гоблины никогда не потерпят в своих рядах тролля. Или наоборот.

Впрочем, кто его знает? Тем более что за спиной у Драка виднелись и другие такие же здоровенные гоблиноиды, очень на него похожие.

— Эй ты, держи своего пса на привязи! — прорычал Драк, глядя на Тинвир и Руфуса. Но лис был поглощен охотой на паразитов и на Драка внимания не обращал никакого.

— Мистер Драк… — начал было Марли.

— А ну живо заткнись! — зарычал Драк, злобно зыркнув глазами в сторону гнома, а затем обведя взглядом каждого из нас. — Хватит бездельничать! Пора свое содержание отрабатывать. Мы вас просто так кормить не намерены! Хозяин — да и я тоже! — желает знать, каковы ваши настоящие имена и чем вы на жизнь зарабатываете.

— Меня зовут Марли. Я простой землекоп, — сказал Марли, победоносно на меня глянув.

Я лишь печально покачал головой, зная, что вскоре он о своих словах пожалеет.

— Землекоп, говоришь? — фыркнул Драк. — Ну что ж, у нас для тебя работенка найдется! — И он злобно посмотрел на меня: — А ты?

— Борк. Сапожник, — представился я кратко.

Один за другим мы назвали ему свои имена и профессии: Фиц, домашняя фея; Рафферти, буфетчик; Тинвир и Руфус, крысоловы.

Целый день я чинил их башмаки, ломая голову над тем, как же нам спастись. Но каждый раз для осуществления очередного пришедшего мне в голову плана требовались какие-то особые умения, которыми никто из нас не обладал. Некоторые же идеи сразу отметал я сам: они либо никуда не годились, либо для их осуществления потребовались бы долгие годы, либо воплощение подобной идеи в жизнь неизбежно привело бы к чьей-нибудь гибели. Эх, да что там говорить! Далеко не все мы годились даже для первого моего плана — с бродячими артистами!

Позднее, когда меня снова привели в камеру, там уже сидели Тинвир и Руфус, продолжавший все время чесаться. Это было, пожалуй, даже неплохо, ибо блохи и прочая дрянь полностью отвлекали внимание Руфуса от меня. Но лиса мне все-таки было жалко: он, по-моему, совсем запаршивел и явно страдал.

Не успели мы с Тинвир сказать друг другу и двух слов, как загремел засов, дверь распахнулась, и влетела Фиц. Не успев приземлиться, она сразу же устремилась ко мне и чмокнула меня в щеку.

И как только дверь закрылась, сообщила:

— Я там, наверху, с коврами поговорила! Они помогут осуществить твой план!

Мой план? Поговорила с коврами? Да эта крошка просто спятила! Видимо, гнетущее воздействие обстоятельств… Я вопросительно посмотрел на Тинвир. Но она с недоуменным выражением пожала плечами.

— Как ты провел день, дорогой? — тоном законной супруги осведомилась Фиц, заглядывая мне в лицо.

Я горестно вздохнул.

— В том, что касается подготовки к побегу, не слишком результативно. Правда, мне удалось стащить вот это… — И я вытащил из-под фартука сапожное шило.

Фиц даже взвизгнула от восторга и тут же его схватила.

— Ой, ну до чего ж ты умный! — Она снова чмокнула меня в щеку. — Этой штукой на редкость удобно будет распускать кайму на коврах!

Снова загремел засов. Фиц едва успела спрятать шило, когда на пороге появились стражники-гоблиноиды и швырнули в темницу Рафферти.

Черт побери! Он был мертвецки пьян и снова распевал про танцующих голышом фей!

Гоблиноиды уже запирали дверь, когда снаружи раздался вопль и в камеру влетел хнычущий Марли. С головы до ног покрытый человеческими испражнениями. Беднягу явно заставили чистить нужники.

— Тысяча чертей! Ну что за дыра! — прорычал я, оттаскивая Рафферти в угол и укладывая на более или менее сухую солому.

— И ты даже представить себе не можешь, насколько здесь ужасно, — промолвила Тинвир. — Мы с Руфусом ловили крыс на втором этаже. Там все помещения забиты нарами — в два, а то и в три этажа. И на этих нарах — люди; они курят опиум, нюхают кокаин, втыкают себе в вены иголки, глотают какие-то пилюли… А потом мешком валятся на грязные простыни и улыбаются совершенно идиотской счастливой улыбкой, и безумные глаза их ничего не видят вокруг, а их души, словно лишенные якоря суда, блуждают среди каких-то райских видений… Служители, видимо более крепкие, молча бродят среди этих полутрупов, с готовностью подавая им наркотики, с помощью которых те пытаются удовлетворить свою неутолимую жажду…

И туда все время заходят новые клиенты! Эти пропащие, шаркая ногами, ищут свободное ложе, словно не видя или не желая видеть тех, кто уже совсем потерял себя и, весь дрожа, вымаливает еще порцию какой-нибудь дряни, готовый ради этого на все; или тех, кто умирает в бреду, потому что предпочел наркотики нормальной пище и всему остальному на свете…

Ах, что за глупцы! Как бездарно они утратили собственное «я», когда впервые переступили порог этого ужасного заведения под названием «Желтый мак»!

Выслушав рассказ Тинвир, Фиц поежилась и сказала:

— Ох, как все это страшно! Но там, где побывала я, тоже не лучше.

Меня заставили прислуживать на втором этаже в так называемых комнатах Запретных Иллюзий.

Этих комнат там пять, и каждая застлана пушистым ковром, на котором разбросано множество шелковых подушек. Люди входят туда, раздеваются догола — как женщины, так и мужчины — и ложатся на атласные простыни, которые я и обязана была им подавать.

Войдя туда, человек начинает медленно терять сознание, опутанный паутиной чар. Перед глазами у него плывет туман, они сами собой закрываются, но веки подрагивают и трепещут — их тревожат видения. Изо рта у такого человека начинает течь слюна, дыхание становится тяжелым, одышливым, пот покрывает все его тело, и оно становится мокрым и скользким. Вскоре на лице его появляется гримаса, свидетельствующая о достигнутом экстазе; он весь напрягается, по телу его пробегают судороги, а потом он как-то сразу весь раскисает, точно медуза, и полностью теряет сознание. Ох, Борк! Некоторые из этих несчастных совершенно теряли контроль над собственным телом, и мне вместе с другими слугами приходилось убирать за ними всякую мерзость!..

Те слуги, кто давно здесь работает, говорят, что ищущие запретных иллюзий — все равно что наркоманы. Они тоже постепенно утрачивают интерес к реальной жизни, становятся ко всему равнодушными, совершают всякие бездумные поступки. Единственная радость для них — вновь оказаться среди шелковых подушек на шелковой простыне в застланной пушистым ковром запретной комнате «Желтого мака».

И знаешь, Борк, они ведь даже не понимают, что с ними в действительности здесь происходит! Я думаю, это потому, что они лишены волшебного зрения. Но я уже успела увидеть, как быстро разрушается сама их душа. В обмен на эти проклятые иллюзии они по кусочку отдают свою душу, пока внутри у них не остается одна пустота. Всего несколько визитов в «Желтый мак», и демон, пойманный в ловушку пушистого ковра, о котором так грезят эти несчастные, сожрет их изнутри, и тогда…

Рафферти приподнялся, и его начало выворачивать наизнанку. Марли, постанывая и подвывая, пополз к нему, таща за собой ведро. Он явно был намерен убрать блевотину хотя бы и голыми руками, но мы с Тинвир остановили его. Я отвел гнома в его уголок, но он никак не мог успокоиться: смотрел на нас невидящими глазами и все время плакал, бедняга. Тому, что хозяева «Желтого мака» сотворили с Марли, поистине нет прощения!

Но я никак не мог отогнать от себя мысли о том, что Фиц и Тинвир видели наверху. И я был уверен: когда-нибудь этот Хассан и его приспешники непременно расплатятся за свои преступления!

Однако меня просто в ярость приводила столь очевидная глупость тех, кто позволяет себе стать зависимым от подобной дряни, будь то наркотики, иллюзии, трубка с опиумом или что угодно другое. И ведь это не только люди. Я видел здесь представителей самых разных народов: гоблинов, хоббитов, варроу, да и брауни тоже… Даже эльфов!

Я глянул на Марли. Гном, весь дрожа, по-прежнему плакал у себя в углу. Черт побери! Нам и в самом деле совершенно необходимо поскорее выбраться из этой проклятой дыры!

Главный прорыв мы осуществили уже на следующий день, когда Фиц блестяще исполнила данное мною задание, хотя все мы чуть не погибли при этом. Вы, разумеется, спросите: что же произошло? Вы и понятия не имели, что у меня все-таки имеется некий план, верно? Ну что ж, друзья мои, ведь и я сам тогда понятия об этом не имел!

А все получилось вот как.

Утром загремел засов, и на пороге появился Драк.

— Выходи, мразь! — зарычал он. — Пора сапоги тачать, крыс ловить, ковры латать да чистить и дерьмо убирать! А ты, Рафферти, не вздумай снова в буфетчики лезть; тебя теперь тоже к дерьму приставят.

Мы, постанывая, поднялись со своих «постелей». Марли за ночь немного пришел в себя. Рафферти был вполне трезв, но все время хватался за голову. Гуськом, один за другим, мы вышли из камеры в коридор (Фиц, впрочем, вылетела).

— Эй, капитан! — крикнул вдруг один из стражников, указывая на Фиц. — Смотри, она какое-то оружие раздобыла!

И я успел увидеть в руках у Фиц шило.

Ах, тысяча чертей!

Фиц, уворачиваясь от гоблиноидов, стремительно полетела прямо к открытой двери. Руфус зарычал и бросился на Драка; острые белые зубы лиса вонзились ему в сухожилие под коленом. Гоблиноид со страшным грохотом рухнул на пол, сжимая раненую ногу руками; из-под коленки у него ручьем текла кровь. Тинвир тут же вскочила верхом на разъяренного Руфуса, а Марли с такой силой треснул Драка ведром по башке, что череп у гоблиноида лопнул, как тухлое яйцо.

Мы с Рафферти подбежали к соседней камере, я вскарабкался ему на плечи и вытащил из пазов тяжелый засов на двери. Вдвоем мы настежь распахнули дверь и увидели, что на нас, разинув рот, смотрят два варроу. Это были Тип и Перри, хотя кто из них кто, я тогда не знал.

— Рафферти! — в один голос радостно воскликнули дети.

— Да не стойте вы на месте, остолопы! — завопил Рафферти. — Вы что, не понимаете, что вам побег устроили?

Ребята бросились вон из камеры, и Перри успел на ходу отломать дверной засов и как следует треснуть им одного из стражников, вдребезги разнеся тому коленную чашечку. Стражник с воем повалился на пол и оказался во власти Марли, вооруженного ведром, ставшим в его руках смертельно опасным, так что тут гоблиноиду и конец пришел.

— Борк, скорей! — услышал я чей-то пронзительный вопль и увидел Тинвир и Руфуса, вновь появившихся в дверях. — Садись сзади! — крикнула Тинвир. — Надо помочь Фиц!

Я вскочил на Руфуса, устроившись за спиной у Тинвир, и мы, виляя меж ног стражников, ринулись к выходу. А позади нас Тип, вооружившись мечом Драка, Перри со своим засовом, Рафферти с дубинкой, отобранной у одного из павших врагов, и Марли с ведром сражались с остальными гоблиноидами.

Но двое из них, вопя во всю глотку, все-таки бросились за нами в погоню.

Мы мчались вверх по узкой винтовой лестнице. Руфус разом перепрыгивал через три ступеньки, но гоблиноиды не отставали от нас ни на шаг. Наконец мы выбрались из подвала, и Руфус стрелой полетел к лестнице в дальнем конце длинного коридора, а Тинвир кричала: «Хей! Хей!»

Сзади грохотали тяжелыми башмаками стражники, дикими криками призывая на помощь, но Руфус ни на секунду не замедлил свой бег, так что мы не знали, был ли услышан их призыв.

И вот вторая винтовая лестница. Руфус уже начинал уставать, потому что нес двоих и один из его ездоков, то есть я, был весьма-таки тяжелым и крупным.

Но все же мы, значительно опережая стражников, взлетели на второй этаж, и Руфус, скребя по полу когтями, под крики Тинвир, грохот и вопли стражников промчался по длинному коридору и влетел прямо в комнаты Запретных Иллюзий.

Там оказалось несколько дверей, ведущих в разные помещения, и лишь у третьей двери я заметил промельк знакомой фигурки: Фиц!

— Стой! — крикнула Тинвир Руфусу, и лис затормозил.

Неловко подогнув передние лапы и присев на задние, он проехался по скользкому полу и перекувырнулся. Я полетел вверх тормашками, судорожно размахивая руками и ногами, и здорово грохнулся о противоположную стену с расстояния футов в десять. Затем, пошатываясь, с трудом поднялся на ноги и увидел, что гоблиноиды продолжают нас преследовать.

Руфус, на котором по-прежнему восседала Тинвир, развернулся, скребя по полу когтями, и устремился к той двери, за которой мы заметили Фиц. Я стрелой полетел туда же. Мы вбежали в комнату буквально перед носом у преследователей.

И там действительно была Фиц.

А еще там был Хассан. Он стоял на коленях в противоположном конце комнаты и кричал:

— Нет! Пожалуйста, не надо!

Он умолял!

А Фиц с моим шилом в руке склонилась над кромкой ковра.

Черт возьми, что это она собирается?..

— Нет! — взвизгнул Хассан. — Я всех вас отпущу! Всех! Только, пожалуйста, не делай этого! Ты откроешь ему путь!

Сзади загрохотали сапоги стражников.

— Нет! Нет! Не надо! — верещал Хассан.

Я посмотрел на ковер, но почти ничего не смог разобрать: хотя в глубине длинного ворса под геометрическим рисунком явно скрывалось что-то еще. Вот только волшебное зрение у меня совсем никудышное по сравнению с Фиц, и я сумел различить только чью-то огромную морду. И глаза, смотревшие на нас как бы из глубины вытканного на ковре геометрического рисунка. Морда была темно-красная, а глаза желтые, как у гадюки. И пасть неведомого существа была полна блестящих острых клыков. Так значит, на ковре изображен…

Раздался слабый щелчок.

Собственно, порвалась всего лишь одна из нитей, но это прозвучало так, словно Фиц нарушила связующее заклятие и нечто вырвалось из ковра на волю.

РРРААА-АУ-У!

Точно от взрыва взметнулся ковер! И оттуда, сокрушая потолок, раскалывая здание «Желтого мака» пополам, точно спелую дыню, и выставляя на свет божий его завсегдатаев, похожих на бледные личинки, вырвался гигантский демон. Устремляясь к небесам, сквозь раскаты дьявольского хохота он кричал:

— Свободен! Свободен!

Сверху на нас сыпались какие-то обломки и древесная труха; вокруг вздымались языки пламени, словно под нами бушевал пожар.

— Фиц, выбирайся отсюда немедленно! — заорал я. — Воспользуйся своими крылышками, детка! Лети скорее прочь! Спасайся!

И я бросился к тому, что осталось от парадной лестницы, ибо она была ближе черной.

— Борк! — услышал я голос Тинвир.

Снова они с Руфусом пришли мне на помощь! Я вскочил лису на спину, и он стрелой полетел к дверям.

Хассан тоже пытался спастись. Вместе со своими стражниками он мчался, обогнав нас.

Но тут сверху протянулась огромная ручища, схватила визжащего Хассана и подняла его высоко в воздух. А потом послышался звук, словно из сочного плода выдавили сок или каблуком наступили на большого жирного жука, и визг Хассана резко прервался.

Мы спешили наружу. Руфус совершал огромные прыжки, перескакивая с одного фрагмента разрушенной лестницы на другой, перелетая через такие глубокие провалы, что у меня просто дух захватывало! И я отлично сознавал: ни я, ни Тинвир никогда не преодолели бы таких преград, если бы не Руфус!

Фасад здания был выломан почти целиком. Мы вылетели наружу и бросились в знакомый проулок. Позади бушевало пламя.

— Хэй-о! — услышали мы чей-то клич, и из-под развалин пошатываясь выбрались Тип, Перри, Рафферти и Марли, причем гном все еще держал в руках пустое ведро, ставшее на время смертельно опасным оружием. Вскоре откуда-то сверху, кружа точно бабочка, спустилась к нам и Фиц.

А над нами, немыслимым образом возвышаясь в небесах, виднелась гигантская башка демона. Какое-то красное месиво капало из его сжатого кулака, и он смеялся, точнее, дико хохотал; его желтые гадючьи глаза были широко раскрыты, и в них светилось безумие.

Сунув руку прямо в огонь, демон вытащил из горящих руин другой ковер. Он вытянул из него всего одну нить, и второй гигантский демон вознесся в небеса, выпрямившись во весь свой немыслимый рост.

Очень быстро были освобождены еще три демона, и теперь их было уже пятеро. Некоторое время они смотрели друг на друга и дико хохотали. А потом, словно единодушно приняв некое решение, быстро разлетелись в разные стороны и устроились в пяти различных точках, равноудаленных от города.

Рафферти, глядя на это, дрожащим голосом пробормотал:

— Клянусь всеми святыми! Они же создали магическую пентаграмму!

И тут страшная красно-коричневая вспышка света, точно шаровая молния, с треском распорола тьму в центре того пятиугольника, который создали демоны, и над городом внезапно зажглось темное красно-коричневое солнце, а луна у нас над головой стала черной и плыла теперь по зеленовато-желтому, как сера, небу.

— Не-дд-ра, Не-дд-ра! — завывали демоны, и я догадался, что каким-то образом мы вместе с городом переместились в Нижние измерения. И к нам по бескрайним равнинам, покрытым пылью, мимо озер кипящей лавы двинулось в марше огромное ненасытное войско: легионы непогребенных.

Значит, мы оказались в аду!

Да.

И ад окружал нас со всех сторон.

И тогда мы со всех ног бросились бежать.

А за нами по пятам следовали полуразложившиеся трупы, бормочущие нечто невнятное; какие-то брызгающие слюной лающие твари с черными клыками; какие-то объятые пламенем призраки; скелеты, гордо шествующие с высоко поднятой головой; какие-то желтоглазые воющие твари, словно опутанные кожистой паутиной; духи усопших цвета эбенового дерева и прочие ужасные порождения ада, которых не описать словами.

Мимо нас по улицам города проносились с грохотом колесницы, влекомые дьявольскими жеребцами. Колесницами управляли призраки, вопившие дурными голосами и размахивавшие тяжелыми копьями с зазубренными наконечниками. А в колеса колесниц были вставлены огромные сверкающие острия, в одну секунду способные превратить тебя в фарш.

Призраки вовсю старались пронзить кого-нибудь копьем или переехать страшным колесом — любого, кто попадется под руку. Казалось, сама смерть мчится по равнине на этих ужасных колесницах! Но пока что нам все же удавалось, пригнувшись или отскочив в сторону, как-то спасаться.

И мы бежали.

О, как мы бежали!

Сломя голову и ничего не видя вокруг — ибо спасали собственную жизнь. И надеясь на одно: как можно скорее добраться до «Дома гоблинов».

А город тем временем сотрясали страшные толчки; всюду слышались громоподобные взрывы; здания так и разлетались на куски, и рубиновое пламя взлетало к сернистого цвета небесам.

Люди, как насекомые, разбегались в разные стороны. Среди них были и торговцы наркотиками, и наркоманы, и работорговцы, и их стражники-садисты. Здесь можно было увидеть сутенеров и сводниц, воров и бандитов, грабителей и взломщиков — словом, все население этого отвратительного города составляли мерзавцы того или иного толка, и все эти люди, как и мы, пытались спастись от ненасытных дьявольских орд!

Мы продолжали мчаться к «Дому гоблинов», и смерть преследовала нас по пятам. Наконец мы увидели то, к чему так стремились.

Летя стрелой (впрочем, Фиц действительно летела), мы, преодолевая последние преграды, взбежали на крыльцо, вломились в дверь, и Рафферти, вбежавший последним, сразу забился под стол и завопил:

— Дандо, скорее прочь отсюда! Надо улетать, спасаться!

Дандо повернул свое кольцо.

Но ничего не произошло.

— Дверь, Рафферти! — пронзительно воскликнул он. — Дверь закрой!

Но ближе всех к двери оказался я.

И я бросился к ней как раз в тот момент, когда один из ужасных скелетов-великанов с лицом-черепом, возникший прямо из земли — РРРААУ! — просунул в щель свою костлявую когтистую лапу, стремясь войти.

Но я все-таки успел захлопнуть дверь у него перед носом!

На этот раз, когда служанки даммен зажгли лампы и свечи, я даже не пытался заглядывать за окно, зная, что эти искрящиеся стекла способны сделать с моими глазами. Я с наслаждением плюхнулся на диван и принялся растирать Фиц ее изысканно узкие, крошечные ступни, чувствуя, как во мне разгорается желание.

Почти все мы так и остались в большой гостиной, совершенно измученные, тщетно пытаясь перевести дыхание. Только несчастный Марли тут же потащился наверх, не выпуская из рук свое оружие — ведро, ставшее в грозный час смертельно опасным. И вскоре из ванной Марли послышались звуки яростного, иначе не скажешь, мытья.

Молли и Дандо, заливаясь слезами радости, праздновали свое воссоединение с Типом и Перри, а Рафферти, сладострастно причмокивая, уже наслаждался кружкой эля. Фиц рассказывала всем и каждому, что мы с ней разглядели заключенных в ковровый плен демонов еще в самый первый раз, проходя мимо комнат Запретных Иллюзий, когда шли знакомиться с Хассаном. А потом уже, вещала Фиц, я, находясь в темнице, якобы выработал чрезвычайно умный план того, как с демонами следует поступить, чтобы сбежать от Хассана. И, рассказывая все эти небылицы, она прямо-таки лучилась от счастья и смотрела на меня с обожанием.

Не думаю, что когда-нибудь я решусь сказать ей правду.

Когда Марли вновь спустился в гостиную, то выглядел так, словно его только что освежевали. Но ведро по-прежнему сжимал в руках.

Тинвир попросила у Дандо кусок мыла от блох и повела Руфуса наверх — мыться. Лис то и дело останавливался и начинал яростно чесаться и клацать зубами в шерсти. И я подумал, что после помывки он, конечно же, опять начнет есть меня глазами и поливать слюной. Ну и ладно, я готов пока с этим смириться. Но в свое время непременно пресеку его поползновения.

Я сидел, погруженный в размышления и потихоньку приходя в себя. По крайней мере один урок я усвоил отлично: если кто-то скажет при мне: «Да дьявол меня забери!», я ему отвечу: «Знаете, я побывал у дьявола в аду, и поверьте: вам там придется ой как несладко!»

Внезапно мои мысли испуганно унеслись прочь: я услышал какое-то негромкое жужжание.

— Что это за звук?! — грозно спросил я.

Дандо вскочил и резко повернулся ко мне.

— Это просто так! Никого здесь нет! Ни сов, ни кошек, ни собак, ни летучих мышей, ни ястребов, ни ласок, ни кобр, ни мангуст (или все-таки мангустов?) и никаких подобных тварей. И гремучих змей тоже нет, сэр! Никоим образом! И, конечно же, никаких мышей: их давно уже съели…

И тут, слегка вздрогнув, «Дом гоблинов» приземлился. Окна перестали сверкать, и за ними сразу разлилось весьма неприятного, какого-то лавандового цвета зарево.

Рафферти, глядя на это лиловое сияние, спросил:

— Ну что, Дандо, козлик мой? Куда это нас на сей раз занесло?

Дандо смущенно кашлянул и пожал плечами:

— Ну, если бы вы… хм… Видишь ли, Рафферти, я не совсем уверен в том, что именно у меня получилось, когда к нам попытался влезть тот великан с лицом-черепом… В общем, я просто не успел выбрать пункт назначения…

В эту минуту снаружи раздался оглушительный рев.

«Дом гоблинов» закачался.

Парадная дверь с треском распахнулась.

Внутрь ворвался пурпурный свет.

Кто-то пронзительно вскрикнул…