Эта погоня через всю галактику началась на одной шикарной вечеринке.

Представьте себе галактику в виде роя ярких разноцветных пчел, парящего в воздухе, как пестрый шар. Затем раздавите рой чем-нибудь прямо в полете, так, чтобы он превратился в плоский диск. Темные пчелы летят вместе с цветными, и эти темные линии, перемешиваясь с яркими, закручиваются облачной спиралью.

Пчелы злые, они жужжат и кусаются. И бесконечно роятся.

Вот что такое галактика на взгляд со стороны. У звезд нет воли, их курс и судьба теперь в руках маленьких сущностей о большими претензиями: люди теперь повелевают Всем.

Во всяком случае, такой точки зрения придерживаются дамы и господа галактической империи, протянувшейся через весь этот спиралеобразный диск: они царят над всем в своей забывчивости. Звезды выполняют их повеления. Пчелы жужжат, повинуясь мановению имперской брови.

До тех пор, пока один повелитель не восстанет против другого. Тогда люди становятся такими, какими их создали: смышлеными всеядными приматами, гримасничающими и скалящими зубы друг на друга. Во всех сотнях миллиардов миров древняя кровь стучит и поет в жилах.

Среди гостей на этой вечеринке присутствовали некоторые из этих первобытных созданий, хотя их трудно было распознать под благообразной внешностью и кажущейся мягкостью и рафинированностью манер.

Начиналось все, как водится, совершенно невинно.

Богатая пышнотелая женщина по имени Виссиан схватила его за рукав и вытащила обратно в богато декорированную гостиную. «Сэр Зеб, вы гвоздь вечера! Сэр Зеб, моим гостям есть столько рассказать вам».

Подумать только, он хотел попасть сюда! Почувствовать аромат перемен. И уже начинал уставать от этой планеты, Сирны. Сэр Зеб, надо же. Ему совершенно не нравилось так много путешествовать, о чем он часто забывал.

Даже здесь, в удаленном Секторе, тяжелая рука Империи лежала на всем: искусстве, стиле. Сущность империи представала здесь во всей свой незыблемости; ее вкус тяготел к монументальным формам. Жесткие прямые линии вертикальных плоскостей, выверенные параболы арок, тяжелая каменная кладка — все безупречно правильно и лишено смущающих разум вольностей. Он слегка фыркнул при виде вычурных драпировок и двинулся навстречу толпе, встречавшей его с предельно вежливыми лицами.

Виссиан продолжала разглагольствовать: «…наши самые блестящие умы жаждут познакомиться с вами! Прошу вас!»

Он подавил стон и искательно оглянулся на Фирну, которая была его консортом уже целых десять лет; нечто из ряда вон выходящее в имперских кругах. Она улыбнулась и покачала головой. Ей было не под силу спасти его от этой напасти.

— Сэр Зеб, что вы думаете о таинственных событиях в галактическом центре?

— Мне они по вкусу.

— Но представляют ли эти магнитные сущности угрозу? Они ведь такие огромные?

— И мудрые. Относитесь к ним, как к гигантским дремлющим библиотекам.

— Но они повелевают такими энергиями!

— Тогда относитесь к ним, как к чудесам природы вроде водопадов.

Это замечание вызвало вежливый смех в толпе, полумесяцем сгрудившейся возле него.

— Некоторые в Совете полагают, что мы должны предпринять против них какие-то действия! — воскликнула худая женщина в пушистом бархате, стоявшая с краю толпы.

— Я бы предпочел сражаться с ветром, — сказал Зеб, взяв у проходящего мимо карлика-слуги стимулирующий напиток.

— Сэр Зеб, вы же не можете так легко относиться…

— Я в отпуске, сэр, и могу принимать вещи такими, как они есть.

— Но сами вы, сэр Зеб, видели эти магнитные структуры?

— Нити длиной в сотни световых лет — да. Они прекрасны.

Кто-то спросил с круглыми глазами: «Это было опасно?»

— Разумеется. Никто не заглядывал в центр галактики. Лишь тяжелые протоны пересекают его, а вирулентные рентгеновские лучи освещают им путь.

— Но почему вы рискнули?

— Я — просто дурак, мадам, работающий ради вас, людей.

И тому подобное.

Если поначалу он воспринимал Виссиан как песчинку в башмаке, то теперь она превратилась в булыжник. Час спустя Фирна затащила его в альков и торопливо сказала: «Меня кое-что беспокоит. Похоже, за нами следят. Мы всего в одном червячном прыжке от сборного пункта подразделений флота».

Зеб на время разрешил себе забыть о политике: государственным деятелям так редко выдается отпуск.

— У меня здесь должна быть надежная охрана. Кроме того, я могу получить срочное сообщение по червячной связи, чтобы…

— Нет, тебе нельзя пользоваться связью. Спекулисты могут легко проследить нас.

Фракции, фракции. Пока он предавался здесь безделью, ситуация изменилась. Он гостил здесь в качестве Губернатора другого Сектора и находился под номинальной защитой. У него были и свои телохранители, рассеянные здесь в толпе. Но у Спекулистов была сильная поддержка в этом регионе галактики, и действовали они безжалостно. Зеб посмотрел из окна на открывающийся вид, который, он не мог этого не признать, был весьма впечатляющим. Бесконечные просторы. Буйная растительность.

Но горизонт бушевал пожарами. Здесь на улицах царило веселье… и злоба. Их лаборатории бурлили новыми энергиями, повсюду красовались инновации, сам воздух, казалось, пел от непрестанных изменений и хаоса.

Крайности богатства и нужды были ужасающими. Он знал, что они вызваны изменениями.

Мальчиком он видел нищету… сам жил в нищете. Его бабушка настояла на том, чтобы купить ему дождевик на несколько размеров больше, «чтобы дольше прослужил». Мать не любила, когда он играл в кикбол, потому что он слишком быстро изнашивал ботинки.

Нищие на этой планете были вытеснены на окраины. Иной раз они не могли себе позволить даже органическое топливо. Мужчины и женщины целыми днями пялились в задницу мула, тащившего соху, в то время как в бархатистых небесах завывали космические корабли.

А здесь… В высших кругах с блеском был освоен язык тела. Тщательно разработаны позы, обозначающие Доверие, Нетерпение, Подчинение (пять оттенков), Угрозу, Уважение, Застенчивость и десятки других настроений. Закодированные и воспринимаемые на подсознательном уровне, эти позы вызывали особое неврологическое состояние как у самого демонстранта, так и у окружающих. Зародыши этой системы можно было отыскать в танце, политике и боевых искусствах, но, будучи систематизированы, они могли выразить гораздо больше. Как и в случае привычного языка, на помощь приходил словарь.

Зеб испытывал неловкость во время приема. Что означали все эти завуалированные угрожающие позы? Была ли его охрана адекватной?

Он быстро придал телу позу, источающую уверенность в себе, как он надеялся. Но подсознательная тревога не покидала его. А десятилетия политической деятельности научили его относиться к своим инстинктам с доверием.

— Губернатор! — пронзительный голос Виссиан спутал его мысли.

— Кстати, как насчет обещанной экскурсии по окрестностям? Я не очень-то…

— О, боюсь, это невозможно. Небольшие местные волнения, к великому сожалению.

Зеб почувствовал облегчение, но Виссиан продолжала трещать, разглагольствуя о новых мероприятиях, балах и экскурсиях на завтра. Затем она вскинула брови и радостно сообщила: «Ах, да, у меня для вас еще приятные новости. Только что прибыла имперская эскадра».

— В самом деле? — вмешалась Фирна. — Под чьим командованием?

— Адмирала Кафалана. Я только что разговаривала с ним…

— Черт! — не выдержала Фирна. — Это же креатура Спекулистов.

— Ты уверена? — спросил Зеб. Он знал, что означают ее краткие паузы в разговоре — она консультировалась со своей внутренней файловой системой.

Фирна кивнула. Виссиан весело продолжала: «Что ж, я уверена, что ему будет оказана честь отвезти вас в ваш Сектор, когда ваш визит окончится. Что, как мы надеемся, случится не скоро…»

— Он говорил об этом? — спросила Фирна.

— Он спросил, нравится ли вам здесь…

— Проклятье! — пробормотал Зеб.

— Адмирал может контролировать всю червячную связь, если пожелает… так? — спросила Фирна.

— Да, полагаю, что так. — Виссиан выглядела озадаченной.

— Мы в ловушке, — сказал Зеб.

Глаза Виссиан округлились от изумления. «Но вам, Губернатор, безусловно, нечего бояться…»

— Тихо. — Фирна оборвала женщину жестким взглядом. — В лучшем случае этот Кафалан запрет нас здесь.

Фирна потащила их обоих в боковую галерею. Виссиан казалась ошарашенной такой бесцеремонностью, хотя Фирна была как консортом, так и телохранителем. Вообще-то они с Зебом давно могли бы стать супругами, если бы не социальные условности.

Боковая галерея изображала тропическую грозу на некой безымянной планете, джунгли, иссеченные ливнем и освещаемые вспышками пурпурных молний. Странные вопли доносились сквозь завывание ветра.

— Обратите внимание, когда имперские художники изображают природу, она всегда имеет угрожающий вид, — цинично заметила Фирна, проверяя свои детекторы, вживленные в позвоночник и руки.

— Они по-прежнему рядом? — спросил Зеб, шикнув на Виссиан.

— Да, но у них бороды.

В ответ на его озадаченный взгляд она пояснила: «Я имею в виду, они замаскированы».

— Ах. — Они нырнули в следующую галерею, пытаясь выглядеть безмятежными. Здесь декорации были поспокойнее, изображая грандиозный уличный ландшафт и висячие сады. — Мм, и здесь никого. Где же настоящие тени?

— Я заметила одну. Но их должно быть больше.

«Никто не посмеет похитить вас из моей гостиной…» — ревниво сказала Виссиан.

— Возможно, но может произойти «несчастный случай», — ответил Зеб.

— Почему этот Адмирал нагрянул именно сейчас?

— Триггеры сверхновых, — объяснил Зеб.

После изобретения триггеров войны стали гораздо более опасными. Солнечная система может быть «зачищена» — чудовищный термин, применяемый агрессорами с давних пор, — путем спровоцированного взрыва небольшой сверхновой в толще существующего солнца. Взрыв поджаривал планеты до такой степени, что испепелял все живое за исключением тех, кто успевал забраться в самые глубокие пещеры и запастись провизией на несколько лет, пока сверхновая не вступала в фазу нормального солнца. Флоту требовался запас сверхновых, а Зеб возглавлял оппозицию этому оружию.

— Адмирал любит свои игрушки, — кисло сказал он, опуская палец в напиток, который все еще держал в руке, не рискуя попробовать его. Они вернулись в главную гостиную, дабы гости не заметили, что они удручены новостью.

— Нет ли другого способа удрать с Сирны? — спросила Фирна у Виссиан.

— Сложный вопрос…

— Подумайте!

Изумленная Виссиан сказала: «Ну, конечно, у нас есть частники, которые время от времени используют диких червей — деятельность, которую в лучшем случаем можно назвать квазилегальной, но…»

За время своей карьеры Зеб вывел любопытный маленький закон. Теперь он обратил его в свою пользу.

Бюрократия увеличивается во времени в геометрической прогрессии. На персональном уровне это вызывается настоятельным стремлением каждого менеджера нанять по меньшей мере двух помощников. Это порождает временную константу для роста.

Время от времени этот процесс вступает в противоречие с возможностями общества. При наличии известной временной константы и возможностей можно предсказать крайний уровень бюрократического избытка, или иначе, если рост продолжается, дату коллапса. Предсказания длительности существования обществ, руководимых бюрократией, соответствуют определенным точным кривым. Удивительно, но те же графики работали и для микросообществ, например больших агентств.

Неповоротливые имперские бюро на Сирне не были способны реагировать быстро. Эскадре адмирала Кафалана придется поторчать в околопланетном пространстве, поскольку ее визит был сугубо формальным. Из этого можно было извлечь свою выгоду. Кафалан не станет применять грубую силу, пока действует игра в ожидание.

— Так, понятно. Это дает нам несколько дней, — сделала вывод Фирна.

Зеб кивнул. Он уже сделал все доклады, провел переговоры, слушания, поучаствовал в благотворительных мероприятиях — деятельность, которую он активно недолюбливал. Фирна негласно собирала информацию.

— Как?..

— Поездом.

Паутина червячных нор, собственно, и создала галактическую империю. Возникшие при первых спазмах Большого Взрыва, они сначала лишь изредка попадались плавающими в межзвездном пространстве, зато теперь стали ценнейшим ресурсом империи.

Конечно, у этого способа сообщения были свои неудобства: черви начинались и заканчивались, как хотели и где хотели. Червячный прыжок мог вынести вас в черный вакуум за много световых лет от планеты назначения. Гиперкорабли проносились по червячным ходам за считаные секунды, а затем истощали все запасы топлива, перетаскивая свои грузы через пустынные пространства, что стоило лет и десятилетий труда.

Червячные ходы были лабиринтами, а не просто туннелями с входом и выходом. Большие ходы существовали миллиарды лет — не один ход больше сотни метров в диаметре еще ни разу не схлопнулся. Маленькие же черви жили иногда несколько часов, в лучшем случае год. В тонких червях сочленения стенок могли изгибаться во время полета корабля, изменяя конечный пункт путешествия.

Что еще хуже, на поздней стадии своего существования черви порождали нестойкую, обреченную на скорую гибель молодь — диких червей. Будучи деформациями в пространстве-времени, усиленными «подпорками» из негативной энергии-плотности, все черви обладали наследственной неустойчивостью. Когда они погибали, от них отделялись меньшие деформации.

У Сирны было семь червячных ходов. Один сейчас как раз умирал в грандиозной агонии.

Он висел в световом часе от планеты, выплевывая диких червей разного диаметра — от совсем маленьких, толщиной в руку, до нескольких метров в обхвате. В губчатом пространстве-времени негативных подпорок из энергии-плотности время могло ползти или мелькать, что было совершенно непредсказуемо. Этот червь покидал нашу Вселенную в патоке медленной пытки.

Несколько месяцев назад от умирающего червя отпочковался достаточно объемистый дикий червь. Имперской эскадре об этом, конечно, было неизвестно. Путешествие в зарегистрированных червях облагалось высоким налогом, поэтому свежий свободный червь был настоящим золотым дном. Докладывать об их существовании, ну… часто у планеты просто не доходили до этого руки, пока дикий червь не исчезал в субатомном вихре.

А до тех пор пилоты перевозили через них грузы. Дикие черви могли испариться в течение нескольких секунд, что делало ремесло такого пилота опасным, высоко оплачиваемым и легендарным.

Пилоты диких червей относились к той породе людей, которые детьми любили кататься на велосипеде без рук, с той лишь разницей, что теперь они катались с крыш.

По логике, такие дети вырастали, получали образование и даже платили налоги — но в душе оставались детьми.

Только такие отчаянные парни могли пробираться через хаотические извивы быстро исчезающих червей и рисковать, но рисковать так, чтобы из этого выходил толк, и никак не иначе, да еще и умудрялись выжить. Они превратили свою храбрость в точнейшее орудие труда.

— Эти дикие черви очень ненадежны, — сказала грубоватая женщина Зебу Фирне. — И потом, если вы поедете вместе, для пилота уже не останется места.

— Мы не должны разлучаться, — бескомпромиссно сказала Фирна.

— Тогда вам придется пилотировать.

— Но мы не знаем как, — растерялся Зеб.

— Вам повезло, — невесело усмехнулась женщина. — Этот дикарь короткий, им нетрудно управлять.

— Каков же риск? — напряженно спросила Фирна.

— Я не страховой агент.

— Я настаиваю на том, чтобы нам сказали…

— Послушайте, леди, мы вас научим. Таковы условия сделки.

— Я рассчитывала на большее…

— Или вы принимаете наши условия, или вообще никакой сделки не будет.

В мужском туалете над писсуаром Зеб увидел золотую табличку: «Сеньор Пилот Жокуан Бьюнн облегчился здесь 4 октдента 13.435».

Приглядевшись, он увидел, что над каждым писсуаром красуется аналогичная табличка. Над стиральной машиной в кладовой большая табличка сообщала: «Весь Пилотный Корпус 43д облегчился здесь 18 марласса 13.675».

Пилотский юмор, однако весьма символичный. Зеб поспешил на свой первый тренировочный полет.

Для того чтобы уменьшить опасность от схлопывания короткого червячного хода, у червепилотов были при себе спасательные аппараты. Они действовали только в полях, окружавших червя, где гравитация начинала сворачиваться, а пространство-время было искривлено не слишком сильно. Под сиденьем находилась маленькая мощная ракета, которая могла нести кокпит, автоматически уводя его от червя.

Однако в маленький кокпит помещалось весьма ограниченное количество приборов и оборудования. Положение усугублялось тем, что рот червя мог исторгать такие электродинамические «погодные условия», как мощные молнии, голубые разряды и красные магнитные вихри наподобие торнадо. Если во рту червя бушевала такая «гроза», электрооборудование не действовало. Поэтому управлять приходилось главным образом вручную. Способ безнадежно устаревший, но неизбежный.

Они с Фирной прошли первую ступень тренировочной программы. Очень скоро стало ясно, что, если используешь команду EJECT, надо заранее позаботиться о том, чтобы откинуть голову назад, если не хочешь размозжить себе нижнюю челюсть собственными коленными чашечками, что было бы нежелательно, ибо тебе еще предстоит проверить, не вошел ли твой спасательный аппарат в штопор. Это было бы плохой новостью, ибо его траектория может свернуть обратно в червя. Чтобы избавиться от штопора, надо было дернуть за красный рычаг, а если и это не поможет, приходилось очень быстро — примерно за полсекунды — нажать две синие кнопки. Когда вращение начнет замедляться, предстояло отпустить автоматический привод, переведя вниз два желтых переключателя, и при этом сидеть прямо, зажав руки между колен, чтобы избежать…

…и так далее в течение трех часов. Всем казалось, что такой известный политик, искушенный в хитроумных галактических протоколах, будет схватывать все в какие-нибудь доли секунды.

После первых десяти минут он не счел целесообразным разрушать их иллюзии и просто кивал и щурился, показывая, что улавливает суть и в высшей степени доволен происходящим. Между тем он решал в голове шахматные этюды для практики.

Он прогуливался в сопровождении телохранителей, когда Адмирал прислал поздравительную открытку.

Они медленно шли по парку. Ближайший к нему телохранитель, некий Ладоро, что-то говорил в переговорное устройство, закрепленное на запястье. Парк представлял собой рекреацию в имперском стиле, с журчащими ручейками, взбегающими вверх на холмы. Это был эффектный трюк, основанный на хитроумно заряженный электродинамических потоках, преодолевающих гравитацию. Телохранителям нравился этот аттракцион; Зеб находил его слишком очевидным.

Случилось так, что он в тот момент как раз смотрел на Ладоро, своего старейшего телохранителя, коренастого мужика, чей послужной список насчитывал без малого век беспорочной службы. Позже Зеб сообразил, что Адмиралу, видимо, было это известно. Тем отточенней оказался его ход.

Ладоро осел, запрокинув голову, словно увидел что-то в небе. На лице у него промелькнуло вопросительное выражение. Он качнулся назад, изогнулся и рухнул, ударившись лицом о подстилку из мха. Охранник даже не выставил вперед руки, чтобы смягчить удар.

Двое других охранников оттащили Зеба за стену за две секунды. Вокруг было слишком много открытого пространства и слишком мало укрытий, чтобы передвигаться. Он съежился на корточках, не разглядев даже, кто стрелял. Немного погодя Зеб рискнул выглянуть из-за края стены и увидел Ладоро, распростертого без движения.

Потом наступило затишье. Никакого движения.

Зеб вызвал в памяти образ лежавшего Ладоро. Розовая кровь вытекала из верхней части спины. Абсолютно смертельная точка в позвоночнике, в четырех сантиметрах ниже шеи. Килоджоули энергии, сфокусированные в пучок, толщиной с ноготь.

Такой концентрированный пучок энергии сделал бы свое дело, даже если бы был направлен в бедро или живот. Но направленное с такой точностью в главную костную ось человека массивное давление на спинномозговую жидкость было подобно ветру, задувшему свечу, — мозг отключался в доли секунды.

Ладоро падал, будучи уже полностью стертым. Мягкий удар и вечная тишина.

Зеб поднял руку и увидел, что она трясется. Хватит ждать. «Идем. Здесь они могут устроить все, что угодно».

Охранник сказал: «Сэр Зеб, я бы не советовал…»

— В меня и раньше стреляли, сынок.

Что ж, полагаю, мы можем отстреливаться на ходу…

— Так и сделаете. Идем.

Они пробирались вдоль ручейка, сбегавшего с холма. Отряд вновь прибывшей охраны рассыпался по парку. Разряд был выпущен из некой точки позади Ладоро. Подходя к мертвому охраннику, Зеб старался, чтобы между ним и этой точкой были скалы. На Ладоро он смотрел из-за ближайшего валуна. Голова телохранителя была повернута набок, глаза все еще открыты, изо рта в сухую грязь стекала слюна. Самым страшным были глаза, уставившиеся в бесконечность, которую никто не видит больше одного раза.

Прощай, друг. Мы делили с тобой время, смех и световые годы. Ты не единожды спасал мою задницу. А теперь я ничего не могу для тебя сделать.

Что-то шевельнулось справа от него, эфемерный шар из пылинок. Полицейские, вернее их местное проявление.

Шар замигал, закрутился и сказал низким басовитым голосом: «Мы сожалеем».

— Кто это сделал?

— Мы подозреваем имперский источник. Наша защитная система была нарушена характерным способом, сэр.

— И что вы можете предпринять?

— Я буду защищать вас.

— Ладоро вы не смогли защитить.

— Я прибыл с небольшим опозданием.

— Небольшим?

— Вы должны извинить нас. Наши возможности ограничены.

— Чертовски ограничены.

— Ни одно место не может считаться абсолютно безопасным. Здесь, однако, безопаснее, чем где бы то ни было. Я уже извинился перед мадам Виссиан…

— Передайте Адмиралу, что я получил его приглашение.

— Сэр?

— Я уверена, все будет в порядке, — неискренне сказала Виссиан, стоя рядом с Зебом и Фирной в зале вылета.

Зеб вынужден был признать, что эта женщина оказалась лучше, чем он рассчитывал. Она расчистила им путь, задержав имперских офицеров. Возможно, она втайне надеялась на вознаграждение, но у нее было на это право.

— Надеюсь, я смогу справиться червячным кораблем, — сказал Зеб.

— Я тоже, — вставила Фирна.

— Наши инструкторы самые лучшие, — сказала Виссиан, хмуря брови. — Я надеюсь, вас не беспокоит то, что червь дикий?

— Это вполне надежно, — сказал он.

Им предстояло лететь в узком цилиндре, Фирна выступала в роли второго пилота. Разделение обязанностей оказалось единственным способом выйти на уровень относительной компетентности.

— Я думаю, это будет волнующее путешествие, но не могу не восхищаться храбростью вас обеих.

— Выбор у нас невелик, — сказала Фирна. Она лукавила. Еще день, и офицеры Адмирала взяли бы Зеба и Фирну под арест, а затем умертвили.

— Но лететь в маленьком кораблике, похожем на карандаш. Такое примитивное средство передвижения!

— Хм, пора идти, — сказал Зеб, напряженно улыбаясь. Она опять испытывала его терпение.

— Я согласна с Императором. Любая технология, не использующая магию, недостаточно прогрессивна.

Зеб почувствовал, что в животе у него что-то трепещет от страха. «Вы попали в самую точку».

Он постарался забыть о неприятном разговоре.

Четыре часа спустя, сближаясь на большой скорости с большим комплексом червячных ходов, он понял, что она имела в виду.

Зеб сказал Фирне по переговорному устройству: «Во время одного из моих университетских курсов — кажется, это была нелинейная философия — профессор сказал нечто такое, чего я не могу забыть до сих пор. «Все идеи о существовании бледнеют перед фактом существования». Чертовски верно».

— Азимут ноль шесть девять пять, — жестко ответила она. — Никаких посторонних разговоров.

— Здесь нет ничего постороннего… кроме пасти этого дикого червя.

Дикий червь был искрящейся точкой вибрирующего пространственного возмущения. Он ярким пятном вращался вокруг пасти основного червя.

Имперские корабли патрулировали основного червя, игнорируя дикого. Теперь оставалось ждать большого транспорта, чтобы проскочить мимо имперских патрульных.

Галактика была, если разобраться, хаосом обломков, закручивающихся на дне гравитационной ямы космоса. Черви делали ее проходимой.

Далеко внизу планета сверкала своей пышной красотой.

На границе терминатора долины бесповоротно соскальзывали во тьму, в то время как цепи снежных вершин продолжали белеть. Поздним вечером, в зоне терминатора, но вблизи его границ, горные пики горели ярко-оранжевым огнем, словно живые угли. Горные вершины прокалывали облачные покровы, высовывая свои кряжи, словно кильватеры. Тропические бури, освещаемые вспышками ночных молний, напоминали распускающиеся бутоны белых роз.

Не менее впечатляли и человеческие творения. Средоточия огней обозначали ночные города, опутанные паутиной шоссейных дорог. Сердце Зеба преисполнилось гордости при виде достижений человечества. Здесь рука его имперских сограждан все еще продолжала украшать смелым узором кору планеты. Они создали искусственные моря и эллиптические водные бассейны, огромные квадратные массивы возделываемых полей, в безупречном порядке проступающих на некогда девственных землях.

— Как красиво, — прошептал он. — И мы бежим отсюда, спасая свои жизни.

Фирна засопела. «Ты теряешь вкус к политике».

— У тебя в душе не осталось поэзии.

— Только когда я не на работе.

Он увидел, как зависшие в отдалении корабли начали набирать скорость, расцветая яркими хвостами выхлопов. «Многие верят, что ранняя Империя была гораздо более приятной структурой, безмятежной и миролюбивой, с редкими конфликтами и гораздо меньшим количеством людей».

— Хорошее начало, плохой конец, — сказала Фирна, уклоняясь от разговора.

— Вне всяких сомнений, ты права. Обрати внимание на приближение Адмирала.

Теперь и Фирна их увидела. «Черт! Они засекли нас». У нас остается последний шанс заставить червя бежать.

— Но они… они пустятся в погоню.

Зебу случалось уже проходить через червячные ворота, но всегда на больших лайнерах, прокладывавших путь через ходы, насчитывавшие десятки метров в диаметре. Каждый ход такого размера был целым транспортным комплексом, гудевшим от тщательно упорядоченного движения. И сейчас можно было разглядеть платформы, движущиеся через боковые коридоры основного туннеля.

Их же дикий червь, незаконный отпрыск, мог исчезнуть в любой момент. Извергаемая им квантовая пена свидетельствовала о его смертности. И может быть, нашей… подумал Зеб.

— Векторная нулевая сумма приближается, — крикнул он.

— Сближающиеся асимптоты, проверь, — отозвалась Фирна.

Подобно сверлу они ввинтились в ход.

Но на них надвигалась сфера, окруженная оранжево-пурпурным сиянием. Неоново-яркая пасть. С узким черным центром…

Зеб ощутил внезапное желание увильнуть, не нырять в этот неправдоподобно узкий пищевод.

Фирна выкрикивала числа. Компьютер прокладывал курс, поворачивая их летающий карандаш под нужным углом, выравнивая его легкими ударами маневровых двигателей.

То, что он знал азы физики, не помогало. Червячные ходы оставались открытыми благодаря слоям негативной энергии, подобным луковой шелухе, покровам антидавления, возникшим при первых конвульсиях вселенной. Отрицательная энергия в «стратах» была эквивалентна массе, необходимой для образования черной дыры того же радиуса.

Таким образом, они погружались в область пространства невообразимой плотности. Но опасность таилась лишь по границам этой области, где неимоверное напряжение могло разорвать их на атомы.

Вошли они точно в яблочко, но любая ошибка…

Только не задеть стенки…

Двигатели пульсировали. Дикий червь изнутри походил на черную сферу, окруженную квантовым огнем.

Он рос.

Зеб внезапно почувствовал чудовищную беззащитность их корабля-карандаша. Не больше двух метров в диаметре, с тончайшими стенками, уменьшенными до предела буферами безопасности. Где-то сзади Фирна продолжала бормотать числа, а он проверял… но часть его беззвучно кричала от сокрушительного чувства уязвимости и беспомощности.

Он никогда не любил путешествовать… Липкий страх сдавил горло.

— Векторы суммируются в пределах ноль семь три, — выкликала Фирна.

Ее голос был спокоен, ровен, действовал, как волшебный бальзам. Он уцепился за безмятежную уверенность этого голоса и поборол собственную панику.

— Дай свои выкладки, — потребовала она.

Он отстал! Рефлексируя, он потерял нить.

Мгновенным усилием он сумел сделать свой мозг двухкамерным. Две независимые сущности выполняли свои задачи, общаясь между собой только по желанию. Выкладки каждого сливались в один результат.

— Вот. — Он продиктовал свои ответы, последние расчеты меняющихся приливов давления, в которые они теперь ввинчивались.

Визг двигателей, корректирующих курс в последнюю секунду, эхом отдавался в тесной кабине.

Молнии зазмеились вокруг, синие с золотом…

…Переворот. Они вылетели из другого конца туннеля, прямо в червячный терминал за пятнадцать тысяч световых лет от Сирны.

— Тот старый профессор… как он был чертовски прав, — сказал Зеб.

Фирна вздохнула, и это был единственный вздох, выдававший ее напряжение. «Идеи о существовании бледнеют… перед фактом существования. Да, любовь моя. Жизнь больше, чем любые разговоры о ней».

Их приветствовало желтовато-зеленое солнце. А вскоре появился и имперский патрульный катер. Адмирал был позади, но каким-то образом опередил их.

Им оставалось только вильнуть в сторону и бежать. Быстрый маневр, и они пристроились к большому каравану, направлявшемуся к пасти крупного червячного хода. Коммерческие компьютеры приняли их имперское вторжение без возражений. Тренировки не прошли Зебу даром. Если он слегка ошибался, Фирна поправляла его.

Их второй прыжок в гиперпространстве занял какие-нибудь три минуты. Они вынырнули вдали от тусклого красного карлика.

Третий прыжок стал уже рутиной. Наличие кода-статуса имперского двора снимало все возражения.

Но быть в бегах означало пользоваться первыми попавшимися червячными трассами. Люди Кафалана не могли остаться далеко позади.

Движение в червячном туннеле могло быть только односторонним. Высокоскоростные корабли прокладывали путь через горловину туннелей, диаметр которых варьировался от длины пальца до величин, соизмеримых с диаметром звезды.

Зебу, конечно, были известны цифры. В галактическом диске насчитывалось несколько миллиардов червячных ходов, рассыпанных среди нескольких сотен миллиардов звезд. Радиус среднего имперского Сектора был примерно пятьдесят световых лет. Прыжок, однако, мог унести вас за много лет от отдаленного мира.

Это способствовало освоению космоса. Некоторые цветущие планеты казались зелеными оазисами среди пустыни. Империя представлялась здесь далеким сном, источником экзотической продукции и невероятных идей.

Червячная паутина имела много выходов возле обитаемых миров, но не меньше — возле таинственно бесхозных солнечных систем. По странной прихоти межзвездные туннели, опутывавшие Империю, открывали относительно небольшие рты — размером, может быть, с горный кряж — рядом с богатыми планетами. Но некоторые червячные пасти поистине гигантских размеров вращались вокруг солнечных систем, которые, по данным всех разведок, были голыми и безжизненными.

Было ли это случайностью или работой неких более ранних цивилизаций? Археологи склонялись к последнему. Разумеется, сами червячные ходы были последствиями Большого Взрыва, положившего начало времени и пространству. Они соединяли удаленные друг от друга области, которые соседствовали в те давние времена, когда галактика была юной и маленькой. Дифференциальная спираль диска перераспределила червячные ходы. Но кто-то — или, скорее, что-то — постарался, чтобы они хотя бы вращались около звезд.

Они уловили ритм. Прыгнули через пасть червя, связались по переговорнику с администрацией терминала, пристроились в очередь к каравану. Имперские наблюдатели не могли выбросить из очереди лицо такого высокого уровня. Так что самый опасный момент наступил при переговорах об их идентификации.

На этом Фирна уже собаку съела. Она посылала Администратору червячной сети мегабайты данных, и — вжик — они уже встраивались в орбитальный вектор, готовые к следующему прыжку.

Однажды они заметили барочные обводы адмиральского корабля, выскакивающего из червячной пасти через несколько минут после того, как они проделали то же самое. Но в суете коммерческого транспорта им удалось ловко затеряться в очереди. Потом они нырнули в следующее отверстие, надеясь, что Кафалан их не заметил.

Змеящиеся, сверкающие внутренности червей в этот раз показались Зебу почти успокаивающими. У этого червя пасть была меньше, зато глотка длиннее; путешествие заняло несколько изматывающих мгновений.

Материя может лететь в червячном туннеле только в одну сторону. Несколько экспериментов со встречным движением кончились катастрофой. Несмотря на всю изобретательность инженеров, гибкие сочленения туннеля сеяли разрушения. Каждая пасть червя «информировала» остальных о том, что она только что съела. Эта информация распространялась волнообразно, но не материально, а в виде напряжения самого червячного хода — физики называли это гребнями «ударного тензора».

Корабли, пролетающие сквозь оба рта — входной и выходной, — посылали ударные волны, распространяющиеся навстречу друг другу и зависящие от местоположения и скорости кораблей. Волна сжимала горловину, и, когда волны встречались, стенки тоже начинали сжиматься.

Важным моментом было то, что две волны после встречи вели себя по-разному. Одна замедлялась, а другая ускорялась нелинейным образом.

Одна волна могла расти, другая сжиматься. Большая волна заставляла горловину сжиматься до толщины сосиски. Когда корабль подлетал к такой сосиске, он мог проскочить, но вычислить это было титанической работой. Если же горло-сосиска должна была встретить два корабля, гибель оказывалась неизбежной.

Это была уже не техническая проблема. Это было реальное ограничение, налагаемое законами квантовой гравитации. Из этого непреложного факта выросла развитая система охранных пунктов, налогов, правил, очередей — весь этот бюрократический аппарат, который, безусловно, имеет цель, большую часть которой представляет он сам.

Зеб научился рассеивать тревогу, любуясь видами. Солнца и планеты, исполненные светящейся красоты, проплывали в черноте.

Но за этим великолепием, он знал, таились миллионы повседневных забот.

Из расчетов параметров червячных ходов вытекали простейшие экономические факты. Между планетами A и B могло быть полдюжины червячных прыжков — Гнездо было чем-то вроде астрофизической подземки с системой пересадок. Каждая пасть означала дополнительные платы и пени за каждый транспорт.

Контроль за целым торговым путем приносил максимальную прибыль. Борьба за этот контроль велась бесконечно, зачастую жестоко. С точки зрения экономики, политики и «исторического момента» — это означало придание событиям некоторой инерции — местная империя, контролировавшая целую совокупность транспортных узлов, становилась нерушимой и долговечной.

На деле все часто оказывалось не так. Региональным сатрапам приходилось быть начеку. Как Губернатору, ему самому неоднократно приходилось круто поступать с ними. В этом и заключалась местная политика, область, в которой он оказался большим мастаком. Увы, Кафалан преследовал его из соображений глобальной, галактической политики.

Многие планеты, жиревшие на щедротах червячных терминалов, гибли или, по крайней мере, страдали от циклических кризисов, потому что их неумеренно контролировали. Казалось совершенно естественным устанавливать максимальную плату за проход в червя путем координации всех ходов с целью оптимизации движения. Но такой уровень контроля вызывал у людей протест.

Такая система не приносила выгоды. Избыточный контроль терпел поражение.

На семнадцатом прыжке у них появилась возможность в этом убедиться.

— Отклонитесь в сторону для осмотра, — дошла до них автоматическая команда из имперского судна.

Выбора у них не было. Толстобрюхий сторожевой корабль засек их через несколько секунд после того, как они выскочили из пасти средних размеров.

— Налог на трансгрессию, — объявила компьютерная система. — Планета Аларакан взимает эту специальную плату с пролетающих… — За этим последовала невнятица компьютерного языка.

— Давай заплатим, — сказал Зеб.

— Боюсь, таким образом мы оставим след для Кафалана, — сказала Фирна по переговорному устройству.

— Какой у нас выбор?

— Я использую свои персональные индексы.

— Для червячного транзита? Это разорит тебя!

— Зато так безопаснее.

Зеб пылал гневом, пока они висели в магнитном захвате под имперским кораблем. Червячный ход вращался вокруг планеты с развитой промышленностью. Серые города расползлись по континентам, зависли над океанами огромными шестиугольниками.

В Империи были два планетных стиля — сельский и урбанистический. Фермерские миры были социально более стабильны в силу стабильных экономических методов и консервативности населения. Они, а также сходные с ними системы, получившие название «фемо-рустика», существовали дольше.

Планета Аларакан, напротив, относилась к тем мирам, которые удовлетворяют другим основным человеческим импульсам: стремлению объединяться в группы, ощущать локоть соседа, стекаться в города.

Зебу всегда казалось странным, что человечество так легко распалось на две части. Теперь, однако, его политический опыт объяснял происхождение этих наклонностей. Большинство людей были настоящими приматами, жаждущими лидера. Бесчисленные планеты объединялись по принципу основных феодальных групп — Мачо, Социалист, Патриарх. Даже необычные Танатократии подпадали под эту схему. В них правили фигуры, подобные фараонам, обещавшие загробную жизнь и делившие общество на мельчайшие ранги, спускавшиеся с пика жесткой социальной пирамиды.

— Они берут взятки, — сказала Фирна. — И тут коррупция!

— Гмм, да, поразительно. — Почему он становился таким циничным? Ему захотелось повернуться и поговорить с ней, но их карандаш не допускал непринужденного общения.

— Поехали дальше.

— Куда?

— Ну… — Он понял, что не имеет ни малейшего представления.

— Похоже, мы оторвались от погони. — Голос Фирны доходил через переговорник, сухой и сдержанный. Он уже научился распознавать признаки ее тревоги.

— Мы можем выбрать маршрут обратно в наш Сектор.

— Этого они и ждут.

Он почувствовал укол разочарования. Она была профессиональным телохранителем, и спорить с ней было трудно.

— Так куда?

— Я воспользовалась этой паузой, чтобы предупредить друга по червячной связи, — сказала она. — Тогда мы, пожалуй, сможем вернуться, но окольным путем.

— И Спекулисты…

— Возможно, не ожидают от нас такой смелости.

— Что положительно характеризует эту идею.

Головокружительное предприятие — прыгать через всю галактику в контейнере размером со шкатулку.

Они прыгали, маневрировали и прыгали снова. Еще на нескольких терминалах Фирне пришлось «договариваться». В смысле, давать взятки. Она ловко составляла комбинации из имперских пропускных индексов и собственных частных номеров.

— Дорого, — ворчал Зеб. — Не знаю, как я расплачусь…

— Мертвые не беспокоятся о долгах, — сказала она.

— Ты умеешь объяснять доходчиво.

— Здесь не место для тонкостей.

После очередного прыжка они очутились на ближней орбите вокруг величественно погибающей звезды. Во все стороны разлетались грандиозные протуберанцы.

— Как долго сможет этот червь просуществовать здесь? — поинтересовался Зеб.

— Его спасут, я уверена. Представь, какой хаос возникнет в системе, если пасть червя начнет изрыгать раскаленную плазму.

Зеб знал, что система червячных ходов, хотя и была обнаружена в доимперские времена, не всегда использовалась. Когда стали понятны физические законы, лежащие в основе существования туннелей, корабли начали бороздить галактику, самостоятельно создавая вокруг себя червячный ход. Это позволяло осваивать богатства, лежащие вдали от существующих ходов, но с большими энергетическими затратами и с огромным риском. К тому же такие перемещения в гиперпространстве происходило гораздо медленнее, чем простое скольжение в черве.

А что, если Империя разрушится? Потеряет сеть червей? Возможно, тогда юркие истребители и змееподобный военный флот уступят место громоздким гипердредноутам?

Следующий выход из червя оказался в жуткой черной пустоте, куда едва достигал свет красного карлика, сиявшего над галактической плоскостью. Ее диск раскинулся в сияющем величии. Зеб вспомнил, как однажды, держа в руке монету, размышлял о том, что маленькое пятнышко на ней может обозначать огромный объем, подобный большой Зоне. Здесь такие человеческие термины казались бессмысленными. Галактика была единой безмятежной сущностью огромнее любых человеческих перспектив.

— Восхитительно, — сказала Фирна.

— Видишь Андромеду? Она кажется такой близкой.

Спираль, как две капли воды похожая на их собственную галактику, висела над ними. Прожилки пылевых уплотнений обрамляли лазурные, алые и изумрудные звезды. Медленная симфония массы и времени.

— Нам надо делать пересадку, — предупредил Зеб.

Здесь пересекались пять червячных веток. Три черные сферы кружили, тесно сжавшись вместе, как танцующие пантеры, ярко горя ободками квантовой радиации. Два кубических входа вращались поодаль. Зеб знал, что изредка встречаются кубические формы, но никогда не видел их. Эти два хода, сцепившихся вместе, давали основание предполагать, что они зародились где-то на краю галактики, но такие материи выходили за грань его познаний.

— Летим… туда. — Фиона нацелила лазерный луч на один из кубов, направляя туда их корабль-карандаш.

Они осторожно подобрались к меньшему кубу. Терминал здесь был автоматический, и никто не остановил.

— Здесь узко, — нервно сказал Зеб.

— Остается еще пять пальцев.

Он подумал, что она шутит, но потом понял, что она скорее недооценивала узость прохода. В этом редко используемом туннеле необходимо было лететь на низкой скорости. Правильно с физической точки зрения, но неважно с экономической. Замедление снижало чистый поток массы, делая такие туннели похожими на болота.

Чтобы отвлечься от проблем пилотирования, он посмотрел на Андромеду. Выходы из червячных ходов не вели в другие галактики. Что это — таинственный замысел квантовой гравитации? Или творение каких-то древних инженеров?

Они влетели прямо в середину плоского лица кубического червя. Страты с негативной энергией-плотностью, заставлявшие червей держать пасть открытой, распределялись по краям, так что само лицо было свободно от сил притяжения.

Они без приключений выскочили к нескольким терминалам, расположенным на ближней орбите около группы планет. Одну из них Зеб идентифицировал как редкий тип со старой, погибшей атмосферой. Существует множество способов убить планету. Или человека, подумал он, содрогаясь.

Еще один прыжок — в рабочую зону настоящей, естественной черной дыры. Он смотрел, как огромные диски, собирающие и переваривающие энергию, светятся сыто-алыми и хищно-пурпурными огнями. Империя установила вокруг черных дыр огромные трубопроводы из магнитных полей. Они высасывали и уносили облака межзвездной пыли. Черные циклоны, сужаясь, втягивались в блестящие диски, расположенные вокруг дыры. Излучение от трения этих гигантских дисков в свою очередь улавливалось огромными сетками и рефлекторами.

Урожай энергии диких фотонов улавливался и передавался в открытые пасти червей. Они несли эти потоки к отдаленным мирам, нуждавшимся в скальпелях света для того, чтобы придавать форму планетам, кромсать луны, изменять наклон осей.

— Пора бежать, — сказала Фирна.

— Так мы не можем попасть в наш Сектор?

— Я перехватила сигнал, посланный от одного червя другому. Нас поджидают во всех владениях, граничащих с нашим Сектором.

— Проклятие!

— Я подозреваю, что у них много союзников.

— Им это необходимо, чтобы иметь оперативную поддержку. Они устроили чудную маленькую охоту на человека.

— Возможно, проблема триггера сверхновых — всего лишь предлог?

— Как это?

— Многим нравится современная система использования червей, — уклончиво сказала она. Она никогда не позволяла своим собственным взглядам на политику вмешиваться в их взаимоотношения. Даже это завуалированное замечание заставило ее испытывать неловкость. Он был дорог ей как живой человек, а не как набор политических абстракций.

Но в ее словах был резон. Зеб хотел, чтобы червячные ходы стали свободными, управляемыми только рыночными механизмами. Спекулисты же хотели устанавливать тарифы и льготы, брать штрафы и взятки. А кто станет контролировать всю эту бюрократию?

Он задумался. Она ждала его решения.

— Нам почти некуда бежать.

— Я не принуждаю тебя к компромиссу. Я просто советую.

— Ладоро…

— Они не стали бы беспокоиться и убивать его, если бы не хотели договориться.

— Не люблю договариваться с ножом, приставленным к горлу.

— Мы должны на что-то решиться, — сказала она жестко.

Время работало против них. Он закусил губу. Сдаться? Он не мог, даже если это казалось разумным выходом. «Наш Сектор достаточно удален от центра. Что, если мы побежим к центру?»

— Куда именно?

— Я буду работать над этим. Поехали.

Пеллуцид, расположенный не более чем в дюжине световых лет от Галактического Центра, имел в своей солнечной системе семнадцать червячных ходов. Первоначально там находилось всего два хода, но циклопическая технология межзвездных сообщений насильственно притянула остальные, чтобы создать крупный транспортный узел.

Каждый из семнадцати время от времени испускал диких червей. На одного из них и нацелилась Фирна.

Но чтобы приблизиться к нему, им предстояло совершить то, на что решались немногие.

— Галактический центр опасен, — сказала Фирна, когда они подлетали к пасти нужного им червя. Для этого им нужно было обогнуть безжизненную планету, используемую для добычи полезных ископаемых. — Но необходим.

— Преследующий нас Адмирал беспокоит меня больше… — Прыжок прервал его высказывание…

…а захватывающийся вид, открывшийся после прыжка, заставил умолкнуть окончательно.

Нити были такими огромными, что взгляд не мог охватить их. Они простирались во всех направлениях, пронизывали невообразимые светящиеся коридоры и темные закоулки. Гигантские извивы уносились к раскаленному добела Истинному Центру. Там материя пенилась и дымилась и извергала ослепительные фонтаны.

— Черная дыра, — просто сказал он.

Та маленькая черная дыра, которую они видели всего час назад, заключала в себе массу нескольких звезд. В Истинном Центре три миллиона солнц нашли свой конец, чтобы накормить гравитационную утробу.

Упорядоченные массивы излучения были нешироки, всего один световой год в поперечнике. Тем не менее им удавалось поддерживать себя на протяжении сотен световых лет. Зеб включил поляризацию прозрачных стен, чтобы разглядеть их в спектрах разных частот. Хотя в видимом для человека спектре кривые казались раскаленными и непрозрачными, радиоспектр выявлял их скрытые секреты. Нити сплетались кружевами вокруг изогнутых шпинделей. У него сложилось впечатление наличия множества слоев, запутанного лабиринта, недоступного взору, недоступного пониманию.

— Поток частиц высок, — напряженно сказала Фирна. — И продолжает повышаться.

— Где наш вход?

— У меня проблемы с определением вектора… ага! Вот он.

Сильнейшее ускорение прижало его к креслу. Фирна круто нырнула в сторону пятнистого пирамидального входа.

Его геометрия была еще более редкой. Зеб успел подивиться тому, какие необычайные формы порождают причуды вселенской механики, словно создавая некий божественный евклидов музей.

Дикий червь, которого они использовали, уже искрился и сверкал позади. Что-то вдруг возникло у них на хвосте.

Фирна заспешила к ветхому временному терминалу. Он ничего не сказал, но почувствовал, что она напряженно считает.

Небеса наполнились светом.

— Они взорвали червя! — закричала Фирна.

Тяжелый удар, вираж влево…

…в облако обломков. Грохот, столкновения.

Зеб сказал: «Как смог Адмирал взорвать червя?»

— У него с собой соответствующее вооружение. Очевидно, Империя знает, как провоцировать страты негативной энергии-плотности в пасти червя.

— Они нас видят?

— Надеюсь, что внутри этого облака — нет.

— Тогда в то большое облако — быстро.

Неподалеку маячило большое мрачное пятно цвета угольного мешка. Они были совсем близко от аккреционного диска черной дыры. Вокруг них умирающие звезды закручивались в спиральном танце, оркестрованном магнитными нитями.

Здесь звезды потрошились, разбрызгивая магму, и сплавлялись друг с другом в огненный шар. Они освещали темные вращающиеся массы обломков, которые напоминали алые спичечные головки, пылающие в грязном угольном мешке.

Среди всего этого двигались престранные звезды. Каждая была наполовину прикрыта висящей полукруглой маской. Маска испускала инфракрасные лучи, словно экран, зависший на фиксированном расстоянии от звезды. Она парила на световом потоке, гравитация лишь компенсировала исходящее давление света. Маска отражала половину потока частиц, испускаемого звездой, обратно на нее, увеличивая жар печки, испускающей яростные протуберанцы из короны.

С одной стороны поток излучался свободно, тогда как с другой стороны маска удерживала его. Это подталкивало звезду к маске, но маска была привязана к звезде гравитацией. Силы уравновешивались, помогая соблюдать правильное расстояние. Плененная звезда способна была испускать свет только в одном направлении, и отдача заставляла ее двигаться в другом.

Нити пасли эти стада: медленно, но эффективно. Подгоняемые к аккреционному диску, они удовлетворяли аппетит черной дыры.

— Адмирал у нас на хвосте.

Зеб ничего не увидел, но у Фирны были инструменты, способные проникнуть взглядом сквозь окружающую их пыль.

— Он может стрелять?

— Нет, если мы заглушим двигатели.

— Так сделай это.

Дрейф… в узком проливе, с видом на сияющую бездну.

В самой сердцевине таилась чернота, но трение раскаляло всасываемые газы и пыль. Они светились наведенной радиацией. Штормы сотрясали берега черных рек; плясали раскаленные добела торнадо. Свирепое сияние вырывалось наружу, обрушиваясь беспрестанно на толпящиеся массы вещества, спешащие по своим обреченным орбитам. Гравитационная утроба засасывала эти потоки в диск, откуда они проваливались в самое сердце.

И в этом смертельном вихре была жизнь. Своего рода.

Зеб завороженно смотрел на этот страшный танец, отыскивая глазами зверомашин, которые кормились, жили и умирали здесь.

Подвергаясь давлению раскаленных фотонов, стадо ждало. Для этих фотофагов большой перемалывающий все диск служил источником пищи. Над раскаленным диском паслось призрачное летучее стадо.

— Направь нас туда, — сказал Зеб. — Я припоминаю, что видел такое во время посещения…

— Включив двигатели, мы подвергаемся риску.

— Пусть будет так.

Легкие полотнища фотофагов трепетали под действием электромагнитных ветров, греясь его жгучим дыханием. Некоторые были настроены на определенные отрезки электромагнитного спектра, каждая особь имела характерную форму, помогающую огромным принимающим плоскостям поддерживать свою орбиту и угол в свете вечного дня.

Их корабль проскользнул между огромными крыльями яркого, широко распростершегося создания. Фотофаги катались на ветрах и магнитных бурях в сложном динамическом равновесии. Это были, конечно, машины, ведущие свое происхождение от роботов, которые исследовали центр Вселенной миллиарды лет назад. Более сложные машины, эволюционировавшие в этом энергетическом изобилии, бродили по темным аллеям немного дальше от центра.

— Спрячемся здесь.

— Мы уже перегреваемся, — сказала она.

— Нырни в тень вот этого крылатого.

Она крикнула:

— Наши собственные магнитные поля едва выдерживают натиск протонов.

— Где ближайший червь?

— Недалеко, но…

— Адмирал его сторожит.

— Точно.

Шахматная партия с очевидными ходами.

Молния пронеслась через пыльное облако позади них и поразила несколько фотофагов. Они судорожно раскрылись и запылали фатальными энергиями.

— Он стреляет в этих тварей, — сказал Зеб.

— Возможно, ему не нравится погода в этих краях.

Они притаились в тени и стали ждать. Мгновения тянулись на цыпочках.

Корабль Адмирала появился из-за края пылевого облака, по-барочному элегантный и щегольски раскрашенный, сверкающий, медленно спускающийся по спирали.

Зеб увидел веретенообразное свечение под полотнищем фотофага.

— Магнитные нити.

— Это может быть опасно, — сказала она.

— Давай направимся туда.

— Что?

— Мы обречены, если останемся здесь. Если проигрываешь игру, начинай другую.

Они скользнули под широким полотнищем с распростертыми крыльями, грациозно изгибаясь под фотонным бризом. — Линзы повернулись, следя за человеческим корабликом: добыча? Неподалеку стайка фотофагов сбилась в кучу, пойманная магнитным потоком, который ослабевал ближе к оси галактики.

Среди них скользили голубовато-стальные гаммафаги — пожиратели более жестких гамма-лучей, испускаемых аккреционным диском. Они иногда забирались так далеко, возможно, чтобы поохотиться за силикатными существами, живущими в темных пылевых облаках. Многое из местной экологии было еще не до конца изучено.

Зеб остановился, раздумывая. В конце концов природа жестока. Пора было двигаться. Куда?

— Скользи в магнитную трубу.

Она резко сказала: «Но электродинамический потенциал там…»

— Давай попробуем.

Она рванула вперед к магнитной нити. Этот маневр привлек внимание огромного, похожего на парус фотофага, пожирателя протонов. Он начал преследование.

Навигация здесь была проста. Далеко внизу под ними полюс вращения Пожирателя Всего, черной дыры, поглотившей массу трех миллионов звезд, представлял собой абсолютно черный центр медленно вращающегося раскаленного диска.

Фотофаг следовал за ними, пересекая тонкие плоскости огненно-золотых светофагов. Все они жили, чтобы потреблять свет и выделять микроволновое излучение, никому не причиняя вреда, но у некоторых — вроде того, который теперь скользил вслед за крошечным человеческим кораблем, — развился вкус к металлу: металлофаг. Он сложил свои зеркальные крылья, став угловатым и быстрым, набирая скорость.

— Адмирал нас заметил, — объявила Фирна бесстрастным тоном.

— Хорошо. В трубу. Быстро!

— Эта большая машина пришельцев догонит нас раньше.

— Тем лучше.

Когда-то, будучи здесь на экскурсии, он слушал лекцию. Ядерный огонь внутри фотофага способен переварить каркасы других машин. Его тонко отрегулированные внутренности производят чистейшие слитки любого сплава, какой только можно вообразить.

Ресурсами здесь служили масса и свет. Фотофаги потребляли свет, а лощеный маталлофаг питался ими, а если повезет, то готов съесть и человеческий кораблик, как экзотическое лакомство. Теперь он издавал крик радости мощностью во много гигагерц, преследуя их в магнитном поле нити.

— Эти магнитные сущности разумны? — спросила Фирна.

— Да, хотя и не в том смысле, какой в это слово вкладываем мы, существа с короткими мыслями. Они больше похожи на дремлющие библиотеки. — И тут его осенила идея. — Но именно их мыслительные процессы могут спасти нас.

— Как?

— Они провоцируют свое мышление с помощью электродинамических потенциалов. Я уверен, мы раздражаем их, так бесцеремонно влетев в их поле.

— Прелестно.

— Следи за этим металлофагом. Дадим ему подойти поближе, а потом увильнем от него.

Пылевые полосы, налеты, все пронизано излучением. Магнитные пряди блестят, как слоновая кость.

Он переварил бы их с наслаждением, но металлофаг не способен маневрировать так быстро, как они на своем юрком суденышке. Они проворно ввинтились в магнитные внутренности — и Адмирал последовал за ними.

— Когда эти магнитные твари среагируют?

Зеб пожал плечами.

— Скоро, опыт покажет.

— А мы…

— Приблизься к металлофагу, быстро!

— Дать ему сцапать нас?

— В этом-то и заключается идея.

Металлофаг тоже был частью хитроумно сбалансированной системы. Без него эти древние сообщества, вращающиеся вокруг Пожирателя, утратят свое разнообразие, станут монотонно примитивными, неспособными приспособиться к капризам Пожирателя. И тогда они будут обуздывать меньше энергии, захватывать меньше массы.

Металлофаг обволакивал их. Зеб внимательно следил за ним. За хищниками всегда следуют паразиты, падальщики. Здесь и там, на блестящей коже металлофага виднелись присоски и моллюски, оранжево-коричневые и желтоватые наросты, которые питались случайными обломками, избавляя металлофага от нежелательных элементов — осколков и пыли, которые могут со временем покорежить даже самый совершенный механизм.

Он приближался, стараясь дотянуться до их корабля. Сверкающий адмиральский линкор тоже прокладывал себе путь через магнитные пряди.

— Подпусти его поближе, — приказал Зеб.

— Он схватит нас!

— Верно, если Адмирал не убьет его раньше.

— У нас есть выбор, — саркастически заметила она.

Танец под давлением фотонов. Свет здесь был жидким, он лился из сверкающего грозового облака далеко внизу, в огромном диске. Этот щедрый урожай света поддерживал огромную сферу, простиравшуюся на многие сотни кубических световых лет, ее сектора и радиусы были подобны арматуре невообразимого города. Зачем я пошел в политику, спросил Зеб самого себя — в кризисные минуты он был склонен к абстракциям — когда все это так манит?

Все это, тяготеющее к сердцевине из черного небытия, огромной темной купели.

— Электродинамическая статика нарастает, — крикнула Фирна.

— А, хорошо.

— Хорошо? Мои приборы не успевают…

Металлофаг маячил уже совсем близко, протягивая гибкие щупальца.

Первый удар дошел в виде небольшой рефракции в завывающей ярости стихии. Медленная волна напряжения пробежала по магнитной нити, изгибая ее.

— Он нас поджарит!

— Не нас, — сказал он. — Мы здесь лишь пылинка. Гораздо более крупный проводник отвлечет огонь на себя.

Еще один мощный заряд. Маталлофаг выгнулся, содрогнулся и умер в бушующем пламени.

Законы электродинамики не могли иначе отнестись к приближающемуся крупному проводнику. Прекрасный, сверкающий корабль Адмирала притянул к себе разряд, осветившись рубиново-красной и желчно-зеленой вспышкой.

Мертвый, он поплыл в пространстве. Обширные поверхности металлофага и адмиральского корабля замкнули электрическую цепь нити.

— Я… Ты и вправду знаешь, что делаешь, — проговорила она слабым голосом.

— Вообще-то, нет. Я повиновался интуиции.

— Той самой, которая сделала тебя Губернатором?

— Нет, гораздо более примитивной.

Они постарались побыстрее выбраться из прозрачной нити. Она могла отреагировать новыми разрядами большей мощности.

— На том корабле все погибли? — спросила она.

— О, нет. Ты забыла физику элементарных частиц. Заряд располагается только на поверхности проводника. Электроны не проникают внутрь.

— Но почему они дрейфуют.

— Любая антенна втянет разряд внутрь, если линия активна; такова ее работа. Это все равно, что держать руку на ручке настройки радио во время грозы — рискованный поступок.

— Значит, корабль обездвижен?

— Некоторые могли стоять слишком близко к приборам.

— Тогда они…

Он пожал плечами. «Поджарились. Вопрос удачи в игре».

— А Адмирал…

— Будем считать, что ему не повезло. Но если он и остался жив, я подозреваю, что Спекулисты неодобрительно посмотрят на того, кто затеял такую грандиозную погоню и ничего не поймал.

Она засмеялась. Они плыли в величественном сиянии.

Потом она зевнула, потянулась и сказала: «У меня все затекло. Может, поищем червя, о котором ты говорил?»

Ему совершенно не нравилось так много путешествовать.

Представьте себе галактику в виде роя ярких разноцветных пчел, парящего в воздухе, как пестрый шар. Затем раздавите рой чем-нибудь прямо в полете, так, чтобы он превратился в плоский диск. У звезд нет воли, их курс и судьба теперь в руках маленьких сущностей с большими претензиями: временами люди ничем не лучше пчел. На протяжении сотни миллиардов миров богатая и древняя кровь поет и стучит в жилах. Даже в таком масштабе погоня остается погоней.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Я так любил текучую грацию Роджера Желязны, его острое чувство движения в рассказе, что на этот раз я сделал попытку подражания его динамичности.

Как и для многих других, первой прочитанной мною вещью Желязны была «Роза для Экклезиаста». Как можно забыть этот звучащий голос рассказчика? Он вызывал в воображении романтический, смелый мир, увиденный глазами поэта. Я с жадностью следил за его карьерой, отмеченной романами и новеллами великой силы. Он был ярким светом в том горящем десятилетии, в шестидесятых.

Когда я познакомился с Роджером в 70-х, он оказался дружелюбным, остроумным, отзывчивым человеком. Мы стали друзьями, я бывал у него в гостях, мы часто обедали в Санта-Фе, когда я консультировал в Лос-Аламосе. Жадный ум, он всегда был в курсе последних мазков на великом полотне науки.

В последние полтора года его жизни я встречался с ним дважды, когда мы оба были почетными гостями на двух конференциях. Последний раз, в Айдахо, я увидел его таким же подвижным и забавным, как обычно, глаза так же блестели, хотя он и казался изможденным. Его дух был так тверд, что я не мог серьезно предположить, что он уйдет от нас так быстро.

Любая смерть что-то отнимает у нас. Среди сообщества фантастов мне страшно не хватало Роберта Хайнлайна и Терри Карра, и после их смерти они целый год мне снились. С Роджером было то же самое: мне снилось, что я лечу куда-то с ним, всегда в великолепном солнечном небе, с далекой огромной перспективой.

Поэтому, когда меня попросили написать рассказ в его память, я взял несколько идей из своего запаса и попытался посмотреть, что бы сделал из них Роджер. Он одинаково любил простоту и роскошь, и я придумал персонаж, в чем-то похожий на Роджера, уютно чувствующий себя в своем изобильном мире, которому приходится бежать и лететь через полную чудес галактику, которая понравилась бы Роджеру. Было очень радостно путешествовать с ним последний раз.