Если отвлечься от вороньего помета на плечах, Один выглядел совсем неплохо в костюме от Армани. Удачной деталью были синие, в тон костюму, искорки на повязке, закрывающей глаз. Один и раньше был франтом, но даже меня поразило, как быстро он освоился в новых временах.

Глядя сверху вниз с составного видеоэкрана, он казался намного выше, чем в жизни. Один изобразил улыбку, которой хотел очаровать зрителей, но в Валгалле решили, что улыбка предназначена им. Если им нравилось так думать, я не видел никакого смысла разочаровывать их на этот счет. Мне было слишком хорошо, и я хотел себя побаловать.

Я стоял в Гранд Фойер в Валгалле, улыбаясь творению рук своих. Массивные стальные копья были связаны вместе, образуя столбы и стропила, придавая огромному залу тот древневоинственный дух, которым бредили все архитектурные журналы. В старой Валгалле крыша была сделана из щитов, я же отлил их из лексана так, что они стали пропускать свет днем и позволяли людям, допущенным в верхние ярусы, любоваться звездами ночью. Тщательно отделанные подсвечники в виде мечей прятали в себе галогеновые лампы, которые круглые сутки освещали нижние ярусы немигающим светом.

Старые изношенные деревянные скамьи, изъеденные молью гобелены и сильно потертые звериные шкуры были заменены более современным скандинавским декором. Щиты, мечи, копья и доспехи по-прежнему фигурировали в интерьере, но лишь потому, что люди к ним привыкли. Одним из важных аспектов новой Валгаллы была возможность каждому отождествить элементы декора с теми вещами, которые были им наиболее знакомы, — образно говоря, мы дали каждому по иконе.

Валгалла была так красива, что вряд ли кто-нибудь отказался бы прожить там целую вечность. Одним из наших главных аттракционов были валькирии. Мне стоило немалых трудов уговорить Одина вывести на обозрение и мужчин, одетых в аналогичное короткое облачение, и тем самым предложить кое-что и для женской части потребительского рынка. В конце концов он сдался после того, как я убедил его придумать название для этого «мясного пирога». Валианты — «отважные» — отныне стали одной из наших наиболее популярных достопримечательностей.

Надо сказать, что Один отнюдь не был реакционным элементом среди Асов. Уже первый брифинг, на который я собрал всех около года назад, показал, что Один уже начал адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам. Ансамбль от Перри Эллиса, в который он был одет, вышел из моды всего за один сезон до того, но его покрой был достаточно консервативным, чтобы поддержать дух патриархального благородства, всегда являвшийся отличительной чертой Одина.

Остальные приспосабливались чуть медленнее, но так оно повелось испокон веков. В тот момент, когда я вошел в комнату, Тор, облаченный в камуфляж коммандо, начал великолепно имитировать рыбу, выброшенную на берег и хватающую ртом воздух. Тир заметил мое появление, но тут же вернулся к изучению биомеханического протеза, заменившего его правую руку. Он сжимал и разжимал кулак синхронно с движениями рта Тора.

Что же касается Хеймдалля, так он веками изводил меня своей язвительностью.

Тор обрушил кулак на стол для заседаний, распугав короедов и отколов несколько щепок.

— Что он здесь делает? — Древесная пыль поднялась облаком, оседая на рыжей бороде Тора. — Это его хитрость сплела все эти иллюзии, маскирующие подлинную сущность Асгарда.

Один медленно покачал своей седой гривой.

— Мы собрались здесь из-за Локи, а значит, его место с нами.

Маленькие молнии выскочили из глаз Тора, когда он бросил взгляд в мою сторону.

— Это обман, Один Вал-отец. Он — тот, кто совершил убийство Балдура. Он стал причиной Рагнарёка, в котором мы все погибли…

— Да неужто, Громовержец? — Я улыбнулся и занял свое место за ромбовидным столом напротив Одина. — Я вызвал Рагнарёк?

— Не пытайся отрицать это. — Тор сложил на груди руки. Его бугристые мышцы рискованно испытывали на прочность синтетическое волокно куртки. — Мы знаем, что это так. Мы со змеем убили друг друга. Один погиб в пасти Фенриса, а Тир убил адского пса Гарма, но и сам был убит им. Хеймдалль убил тебя, а ты — его.

Я позволил себе ухмыльнуться, и, когда Один без улыбки кивнул мне, каждый из моих братцев готов был наброситься и растерзать меня на части.

— Откуда тебе это известно, Тор? Ты разве помнишь, как крушил змея Мьёльниром? А ты, Тир, помнишь ты зубы Гарма? — Моя ухмылка немного потухла, когда я посмотрел на Хеймдалля. — А ты, помнишь ли ты адскую боль, когда мой меч вошел в твои кишки?

Улыбка Хеймдалля продемонстрировала полный рот золотых зубов.

— Не более, чем мои руки помнят, как откручивали тебе голову.

Я поправил манжеты рубашки, чтобы скрыть мгновенное замешательство.

— Никто из нас не помнит событий Рагнарёка. Мы знали, что должно случиться, каким образом наступит конец мира благодаря мудрости Одина и различным оракулам, предсказавшим сумерки богов, но мы не пережили предсказанного конца.

Искусственный кулак Тира с треском сжался.

— Не пытайся убедить меня, что Балдур не умер. Я до сих пор чувствую сердцем боль этой утраты.

— Ты абсолютно прав, Тир, он и вправду умер, но события, которым его смерть была предзнаменованием, не наступили. Не было Рагнарёка.

— Невероятно! — Тор замахнулся было, чтобы еще раз ударить кулаком по столу, но малая толика благоразумия заставила его удержаться от этого. — Рагнарёк должен был случиться. Небытие длилось так долго… я наверняка был мертв. Я не верю, что не было сумерек богов.

Я послал ему свою самую обезоруживающую улыбку, и его занесенный кулак начал медленно опускаться.

— Сумерки были, но не такие, как мы ожидали.

Рыжие брови Тора недоуменно сдвинулись.

— Так был Рагнарёк или его не было?

— Нашего Рагнарёка не было. — Один накрыл своей рукой руку Тора. — Позволь Локи объяснить.

Тор зарычал, сверкнув на меня глазами.

— Говори, Обманщик.

— Целую вечность и один день мы знаем о других богах и их царстве. Мы также давно знаем о том, что получаем жизнь из веры тех, кто нам поклоняется. Их молитвы и призывы, жертвы и мольбы поддерживают в нас жизнь. — Я развел руки в стороны. — Мы используем эту силу, чтобы даровать благодеяния нашим любимцам и вдохновлять других на то, чтобы они сильнее верили в нас и приносили нам больше жертв в надежде тоже получить от нас милость.

Мои коллеги-боги слегка заерзали на своих стульях. Хотя им ничего не было известно о Б. Ф. Скиннере, они интуитивно уловили тот факт, что периодическое поощрение является самым мощным стимулом выработки и поддержания поведенческих схем. В самом деле, мы зачастую получали кредит доверия за то, чего вовсе не совершали. Если дерево во время грозы падало на дом, враги пострадавшего человека возносили благодарность мне или другому богу за поверженного недруга.

Правда, никто не предлагал нам таких вещей, как, например, бесплатный обед, но люди гораздо бережнее относятся к своей пище, чем к преданности.

— Итак, к югу от наших владений в Мидгарде, в пустыне на перекрестке караванных путей, Иегова решил уйти на покой.

Драгоценная улыбка Хеймдалля растянулась до ушей.

— Если бы я создал мир за шесть дней, я бы тоже предпочел отдыхать дольше, чем один день.

Мы все засмеялись. Истинная правда состоит в том, что большинство из нас не помнит, откуда мы взялись, в силу чего мы склонны рассказывать довольно пространные истории о своем происхождении, и только Иегова выдвинул версию о том, что он является началом и концом всего сущего. Хотя, конечно, заявление о том, что ты убил собственных родителей, было не самой привлекательной историей, и все же людям было легче ее воспринять, чем сказку о внедрении самого себя в эгоцентрическое существование.

— Уверен, что-то в этом роде и произошло, Хеймдалль. Во всяком случае, дабы облегчить свой уход, он сблизился со смертной, и та родила ему сына Джошуа — хотя сейчас он больше известен под именем Иисус Христос. Он явил несколько чудес, дал своему народу блага своей мудрости, а потом повис на дереве, пока не умер.

Тор нахмурился.

— Как долго он провисел на дереве?

— День.

Бог грома заржал.

— День? Разве это сравнится с тем, как Один висел девять дней, да еще пронзенный собственным копьем.

— Джош, возможно, слышал об этом, а может, его последователи слышали, потому что в его истории тоже задействовано копье. Его ученики оттащили его в гробницу, а через полтора дня Джош вернулся к жизни. — Я пожал плечами. — Еще одно любительское представление, оказавшееся, однако, весьма убедительным для его народа.

Тир откинул золотые локоны с синих глаз. «Припоминаю, что слышал о Христе, когда несколько его последователей были растерзаны за то, что распространяли его историю среди моих людей».

Я прищурился.

— Если бы мы в полной мере поняли опасность его культа! Христос потребовал от своих сторонников двух вещей. Первую он позаимствовал у своего отца: они не должны были иметь других богов, кроме него, перед лицом его. Это требование признания собственной исключительности уместно, когда ты — одинокое божество, правящее кочевниками на бесформенных пространствах, — там просто нет других богов, претендующих на этот народ.

Один нахмурился.

— Когда люди Иеговы находились в плену в Тотхейме и Баалхейме, они не представляли угрозы для местных богов.

— Нет, но Христос выдвинул своим последователям второе требование, которое и сделало их такими опасными. — Я придал голосу драматизма, чтобы даже Тор понял, что я говорю важные вещи. — Христос потребовал, чтобы они поделились своей верой с другими, которые тоже должны были стать приверженцами его одного и распространять эту веру дальше и дальше.

Тор покачал головой.

— Я не верю тебе. Я бы запомнил это.

— Ты этого не помнишь, потому что движение Христа захватило власть в нашем царстве буквально за одну ночь. Пока мы были озабочены наступлением Рагнарёка, христиане прокрались в наши земли. Те, кто верил в нас, дрогнули, а затем отвернулись от нас. И мы провалились в сон забвения.

Хеймдалль приподнял красивую бровь.

— Если это правда, если нас всех предали забвению, то откуда ты знаешь эту историю?

Я сложил руки, соединив кончики пальцев.

— В своем рвении распространить христианство они отождествили меня с Люцифером, которого породил Иегова и который мучил Джошуа. Поклонение мне стало жизнеспособной альтернативой власти Христа, я стал богом для людей, которые всегда идут против господствующих настроений общества.

Вытянув свою механическую руку, Тир попытался поймать муху на лету.

— Если эти христиане всем заправляют, то как мы здесь оказались?

Я улыбнулся шире.

— Христианство распространилось очень широко и безусловно стало доминирующей религией в мире, но оно основано на толерантности и пацифизме. В результате некоторые виды зла в мире существуют свободно. Я думаю, что падение оплота Иеговы в Центральной Европе впервые всполошило его. Он проверил, что сделал Христос с семейным предприятием, и засучив рукава взялся за дело: вытеснил Джошуа и вернул все к тому положению, которое существовало при нем. Джошуа продолжал гнуть свою линию, но его люди были разобщены, а доктрина стала казаться слишком запутанной. В то же время многие люди начали относиться к Христианству как к теологическому империализму, в результате чего они отказались от него, вернувшись к прежним верованиям.

— В том числе в нас.

— Не могу поверить, — грозно нахмурился Тор. — Ты говоришь, что этот Христос был пацифистом, проповедовавшим терпимость.

— Точно.

— Никаких сражений? Никаких воинских традиций?

— Нет, он был пацифистом и полностью отрицал насилие.

Несколько секунд у Тора тряслась нижняя губа.

— Если он был пацифистом, то как он победил?

Я улыбнулся.

— Он предложил людям то, чего они желали. Он предложил им жизнь после смерти.

— Так и мы делали то же самое.

Один оперся руками о стол.

— Это и подводит нас к главному пункту нашей встречи. Возвращение людей к старой вере дает нам шанс к возрождению, но эти люди уже не те, что раньше. Все изменилось, и мы должны извлечь максимальную пользу из ситуации, чтобы гарантировать себя от повторного забвения.

Тор покачал головой.

— И все же я не понимаю. Мы — боги. Мы не меняемся. Люди поклоняются нам таким, какие мы есть, за то, что мы им предлагаем.

— В этом-то и проблема. — Тут уже нахмурился я. — Откровенно говоря, Асгард — это пиаровский кошмар. У каждого из нас есть свой воинственный аспект, вот только война нынче не в моде.

Тор сверкнул глазами.

— Война — это самый благородный и высокий промысел, к которому мужчина может стремиться. Вот почему самых отчаянных и храбрых воинов валькирии забирают с полей мертвых и приносят в Валгаллу. Сам Один повелел хоронить воинов с оружием и доспехами, чтобы они были готовы присоединиться к нам в последние дни, сражаясь против наших врагов во времена Рагнарёка!

Я вздохнул.

— Послушайте, нам совершенно необходимо переосмыслить все, что связано с Рагнарёком. У христиан тоже есть идея великой битвы, которая должна возвестить конец света, поэтому наш Рагнарёк вполне может сойти за бледное подражание их Армагеддону. И еще, исключительное право допуска для воинов тоже нуждается в пересмотре.

Голос громовержца загрохотал по залу:

— Что? Ты хочешь открыть доступ в Валгаллу кому-то, кроме воинов?

— Тор, те, кого ты квалифицировал бы как воинов, в современную эпоху носят оружие, способное убить человека на расстоянии мили. Большинство войн называются карательными акциями, а это означает, что люди, сидящие за много миль, обрушивают силу Мьёльнира на города своих врагов, превращая их в руины. Героического духа сражений, который ты так горячо отстаиваешь, больше не существует.

Краски отхлынули от цветущего лица Тора.

— Неужели больше нет смертных, которые храбро вступают в битву, рискуя своими жизнями и конечностями, чтобы разгромить врагов и захватить их богатства и их самих?

— Таких предостаточно, но они бьются в коммерческих сражениях.

— Купцы?

— Называй их капитанами индустрии.

— Ты хочешь допустить в Валгаллу купцов? — Тор покачал головой. — Чего доброго, ты еще пожелаешь разрешить женщинам входить под этот священный кров.

Я слегка вздрогнул.

— Вообще-то, я и хотел впустить сюда женщин, но некоторые культы богини-матери настолько срослись с феминизмом, что путь туда нам отрезан. Признайте, что все ваши жены были замечательными женщинами, но далеко не столь волнующими, как средиземноморские богини. И все же нацеленность на мужчин открывает перед нами рынок размеров, грубо говоря, в половину населения Земли, причем эта половина контролирует подавляющую часть земных богатств.

— Богатств? — Тир нахмурился. — Я согласен с Тором. Нам нужны благородство и доблесть.

— Нет, нам нужны верующие. Чтобы привлечь их, мы должны дать им то, что христианство не может дать. — Я улыбнулся. — Одно из речений Христа гласит, что легче будет верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому войти в Рай. У нас есть древняя традиция хоронить человека с его материальными приобретениями, чтобы он мог распоряжаться ими в загробной жизни. Основываясь на этой традиции, мы привлечем к себе людей.

Я подался вперед.

— Добро пожаловать в Асгард Анлимитед. Наш слоган гласит: «Асгард Анлимитед — вы можете взять это с собой».

Лицо Хеймдалля потемнело.

— Люди, которых ты хочешь привлечь, похожи не столько на верующих, сколько на мародеров и стервятников, которые придут, чтобы посмотреть, что мы можем им дать.

— Вам придется понять, всем вам, что современные люди не столько почитатели, сколько фанаты. Они склонны не столько верить в кого-то или во что-то, сколько поклоняться миру, окружающему этот феномен. Быть богом — это, конечно, впечатляет, но нам надо стать для них чем-то большим, чем-то, что позволило бы им самим участвовать в нашем спектакле.

Я кивнул в сторону почетных мест за столом.

— Вы трое образуете троицу — христиане сделали этот символ популярным, и думаю, мы можем использовать эту схему. Один, как самый главный, будет восседать в Валгалле. Его задачей станет распространять мудрость и способствовать процветанию предприятий наших сторонников.

— Мы перестроим Валгаллу в современном высокотехнологичном стиле. Как было в прошлом, мы сотрем грань между живыми и мертвыми, заставив мертвых знаменитостей встречать и приветствовать народ. Это укрепит наши претензии на жизнь после смерти — нечто, чего христианство никогда не делало. Мы также сделаем Валгаллу местом развлечений — как для семейного отдыха, так и для более взрослых мероприятий.

— Взрослых мероприятий?

Я посмотрел на Тира.

— Ты ведь не забыл вкус Одина к валькириям, от которых бросает то в жар, то в холод? В одной части Валгаллы можно будет поклоняться Богам. Другую секцию мы предоставим воинам уикенда — людям, которые всегда хотели сражаться, но не имели возможности попробовать себя в этом. Прибавьте сюда казино, парк развлечений, выставочную зону «Битвы Веков» — так мы охватываем практически все важнейшие области. Поскольку в Валгалле пятьсот сорок дверей, мы распределим их по крупнейшим населенным пунктам мира, чтобы люди при абсолютной централизации могли легко встречаться там. Это резко поднимет наши коммерческие ставки — у нас будут проводиться всемирные конгрессы и конференции.

Я указал на Тира.

— Ты будешь играть роль божественного Принца. У монархии в наше время подмоченная репутация, но ты, Тир, способен вернуть ей дух благородства. Трагически раненный во время спасения других богов, ты уже стал героической фигурой. Тебя также почитают спортсмены, а спорт — это серьезный бизнес. Тебе, естественно, нет равных в лыжных гонках и других зимних видах спорта. Если ты еще освоишь гольф, крикет и гонки на яхтах, то быстро завоюешь наши самые важные рынки.

На лицо Тира медленно наползала улыбка.

— Все, что мне придется делать — это заниматься спортом в компании богатых и красивых?

— Именно так.

— Я бы хотел послушать тебя… еще.

Я повернулся к Хеймдаллю.

— Хотя я и высмеивал тебя за то, что ты был дозорным Асов, но теперь пришло время, когда мы по-настоящему нуждаемся в твоем зорком глазе и чутком ухе, чтобы охранять наше предприятие. Прежде ты слушал, не приближаются ли враги к мосту Бифрост на пути в Асгард. Теперь у нас будет гораздо больше мостов, и каждый должен быть охраняем.

Улыбка, расцветшая было на лице Хеймдалля при моих первых словах, застыла.

— Может, я и бог, но не могу в одиночку отслеживать целый мир.

— Тебе будет предоставлена помощь. — Я выудил из кармана пульт дистанционного управления и навел его на стену справа от себя. Нажав кнопку, я вызвал к жизни движущиеся картинки. — Это телевидение. В нашей Валгалле ты сможешь следить за сотней таких мониторов, видя то, что видят они, слышать те звуки, которые слышны им. Не будет в Мидгарде такого уголка, в который ты не смог бы мгновенно заглянуть. Когда ты заметишь опасность, ты возьмешь трубу — телефонную, а не свой Гьяллархорн — и предупредишь нас о том, что происходит.

Это огромная ответственность, — сказал я, вручая ему пульт, — но больше никто с ней не справится.

Хеймдалль сжал пластиковую коробочку, словно это был Хофуд, его меч.

— Я буду бдительным, как никогда.

Тор обиженно выпятил нижнюю губу.

— Ты сказал, что война больше не пользуется уважением. Стало быть, мне нет места в Асгард Анлимитед.

— Да нет же, для тебя есть… совершенно особая роль. — Я совершенно искренне улыбнулся ему. — Людей обуревает потребность в идолах. Многие из них выходят из мира спорта, и Тир удовлетворит эту жажду, но другие пришли из индустрии развлечений. Джеймс Дин, Мэрилин Монро, Брюс Ли, Элвис — каждый из них стал почти божеством, потому что они божественно развлекали людей.

— Но я воин! Нет таких развлечений, для которых я пригоден.

— Как ты ошибаешься, мой друг. Есть одна форма развлечений, которая словно создана для тебя. — И я с вожделением потер руки. — Она называется профессиональным реслингом.

Гуннар, мой помощник, откашлялся, вернув меня из воспоминаний в действительность.

— Если у вас есть минуточка, ваша божественность.

— Всегда, — я завел руку за спину и потер болезненную точку на позвоночнике. — Что там у тебя?

— Мы получили партию новых повязок на глаз летних расцветок, сегодня днем они поступают в продажу в наших бутиках. Среди них есть такие, под которыми кожа загорает.

— Хорошо. Как насчет пиджаков Одина?

Гуннар нахмурился.

— Поставщик говорит, что субподрядчик, который изготавливает для них воронов, проделал хорошую работу. Им удалось прикрепить воронов к плечам пиджаков так, чтобы те не падали, но из них выпадают перья и глаза вываливаются.

— Тогда скажи им, что глаза вывалятся у них, если они не решат эту проблему. — Я взглянул на видеоэкраны, а потом на часы. — Когда возвращается Один?

— Еще не скоро. Он только что начал свою речь в Токио и не пройдет через наши тамошние ворота в течение ближайших трех часов. — Гуннар улыбнулся. — Кстати, сегодня утром мы получили факс: «Рубрика Деловая мудрость Одноглазого Одина появится на первой полосе «Таймс». Она оттеснит рубрику Иисуса Красота Бизнеса: Благотворительность прежде выгоды на второй план. Геркулесовы Уроки двенадцати подвигов появятся через две недели, но предварительные заказы на них скромные, так что мы пока остаемся на первом месте. Продадим много книг. И еще, Леттерман хочет, чтобы Один выступил соведущим в сегменте «глупые шутки полубогов».

— Скажи людям Леттермана, что дело решенное, но вопросов о Си-би-эс быть не должно. — Потрясенный символикой логотипа сети, Один купил ее и неадекватно реагировал на критику со стороны своих работников. Я вздохнул, предвидя еще одну нотацию от Вал-отца относительно того, как я распоряжаюсь его временем. Я знал, что в конце концов он признает мою правоту, но вступать с ним в дискуссии весьма мучительно.

Однако мои страдания были не напрасны.

— Что-нибудь еще?

— Да, ваша божественность. — Он взглянул на свой ноутбук и улыбнулся. — Возросла продажа билетов на серию симпозиумов «Великие битвы истории». Дебаты Роммеля и Паттона всех так завели, что люди жаждут услышать еще что-нибудь в этом духе.

— Кто следующий?

— Ганнибал и два Сципиона, Старший и Младший. «Найк» хочет подписаться на часть расходов.

— Правильно, у них ведь этот брэнд — дорожные ботинки «Эр Ганнибал», — кивнул я. — Очень хорошо. Проверь, чтобы они были на складах в наших сувенирных магазинах до и после дебатов. Я так понимаю, Тир все еще в суде?

Гуннар кивнул.

— Дело будет рассматриваться жюри через две недели. Мы рассчитываем на победу. У противоположной стороны хорошие адвокаты, но наши дьявольски умны, и даже самый жестокосердный тролль принял бы сторону Тира против таблоида.

— Хорошо. Держи руку на пульсе и информируй меня. — Я потрепал Гуннара по плечу. — Пойду проведаю дочь, вернусь через час с небольшим.

Я почувствовал, как он содрогнулся при этих словах, но сделал вид, что не заметил, и бодро зашагал мимо толпы, выстроившейся в очередь в ожидании открытия мемориала Тора. У меня появилось искушение принять облик своего покойного товарища, чтобы попугать их, но опасность спровоцировать восстание того не стоила. Я прошел мимо незамеченным, улыбаясь при виде каждого третьего или четвертого человека в очереди, причитавшего о том, каким несчастьем была для всех его смерть.

Я думаю, что это была настоящая трагедия — грандиозная трагедия. Тор набросился на профессиональный рестлинг, как муха на падаль. Он знал, что в схватке никто не сравнится с ним, и публика знала это так же хорошо. Каждый вечер каждая схватка разыгрывалась, как нравоучительная пьеса. Это было воспроизведение классического мифа о солярном герое, в борьбе одолевающем силы зла и возвращающемся с рассветом нового дня. Поединки начинались на равных, затем противник Тора применял какие-нибудь нечестные приемы, чтобы получить временное преимущество. Тор принимал побои, и, пока соперник, торжествуя, танцевал на арене, Тор отползал в свой угол и надевал свой пояс силы и железные перчатки.

Меня самого захватывало это зрелище. Его враг — какой-нибудь накачанный стероидами мутант или малоизвестный полубог из давно забытого пантеона — оставался в блаженном неведении относительно грозящей опасности. Толпа начинала топать ногами, оглушительно скандируя имя своего идола, и Тор получал от этого заряд мощи. Их жажда увидеть его победителем, их вера в его непобедимость подпитывала его. Он хлопал перчатками друг о друга так, чтобы их звон пронзал толпу, а потом сокрушал врага.

Конец настал, когда он дрался с Луисом Змеем. Луису предстояло стать очередным обреченным на быстрое забвение соперником Тора, но мы заключили договор на всемирную трансляцию поединка через спутник. Слава и популярность Тора находились в зените — девяносто пять процентов людей планеты могли узнать его. Этот поединок должен был окончательно закрепить его место в умах человечества. Тор с пеленок знал, что ему предназначено сражаться с огромным змеем, и этим змеем стал Луис.

И Луис убил Тора.

После трех раундов взаимной молотьбы Луис сжал Тора в медвежьих объятиях, поднял и сломал ему хребет. Он отбросил Тора в сторону и стал смеяться над поверженным противником. Затем он стал смеяться над фанатами Тора, называя их слабаками и тупицами. Он говорил, что они жалкие людишки, если верили в него, и что они неудачники, потому что их бог мертв.

Смерть Тора стала для нас сокрушительным ударом, но ненадолго. Мало-помалу начали просачиваться истории о том, что Тора видели то в одном, то в другом месте. Никто не сомневался в том, что это был Тор. Он помогал людям выпутываться из опасных ситуаций, предотвращал катастрофы, делал невозможное возможным. Для каждого из его почитателей эти истории были доказательством того, что он жив и что их вера отнюдь не была ложной.

В смерти Тор стал величественнее, чем был при жизни. Бейсболки, рубашки, линия инструментов для домашних умельцев «Мьёльнир», комиксы, видео, игрушки-трансформеры — все распродавалось «на ура». Хотя Один отлично справлялся с книгами и мотивационными выступлениями, а Тир придавал «Асгард Анлимитед» налет респектабельности, становым хребтом всего предприятия оставался Тор.

Миновав мемориал, я шагнул за дверь, которую немногие могли разглядеть и мало кто был способен открыть. Мне это было по силам, и я вошел, потрепав дежурившего у двери Гарма. Адский пес с радостью откусил бы мне руку по плечо, но опасался моего сына Фенриса, поэтому я остался невредимым. Пройдя мимо него, я направился вниз по винтовой лестнице, которая привела меня в Нифлхел, владения моей дочери Хел. Я быстро поприветствовал Балдура, сделав вид, словно хочу вновь запустить в него веткой омелы. Он вздрогнул, и я засмеялся.

По сравнению с Валгаллой окутанные туманом глубины Нифлхела казались холодными и вызывали клаустрофобию, но мне они казались надежными и уютными. Дымка испарений смягчала свет и заглушала звуки, хотя я и был уверен, что мой смех докатился до самых глубин.

Подтверждением этого факта стало неожиданное рычание слева от меня. Сквозь туман ко мне рванулся огромный темный силуэт. Его глаза сверкали, зубы скалились, но цепь, закрепленная в самом сердце подземного мира, ограничивала его движения. Цепь натянулась, дернув ошейник, и существо отпрянуло назад. С тяжелым грохотом оно рухнуло наземь, и затихло. Рыдания сотрясали его грудь.

Я присел на корточки неподалеку, но вне его досягаемости. «Неужели ты никогда ничему не научишься, Тор?»

— Эта цепь когда-нибудь разорвется.

Я покачал головой. «Не думаю. Если помнишь, эта цепь, выкованная, чтобы удержать Фенриса, выдержала усилия каждого бога, пытавшегося разорвать ее, включая тебя. Эта цепь сделана из мяуканья кошки, из бороды женщины, из корней горы, из жил медведя, из дыхания рыбы, из чириканья птицы. Специально для тебя я укрепил ее еще кое-чем, столь же осязаемым и неосязаемым. Я добавил туда веру Никсона в собственную невинность, подлинное имя человека на травянистом холмике и немалую толику кевлара. То же самое пошло и на ошейник. Ты будешь здесь, пока я не решу, что тебя пора выпускать».

Тор сел. «Я знаю, как ты это сделал. Ты пригласил меня выпить за успех предстоящего матча и накачал меня наркотиками, а затем принял мой облик и дал змею убить себя».

— Очень хорошо — ты уже начинаешь использовать голову не только для того, чтобы заполнять ею шлем.

— Тебе не удастся скрыть это. Хеймдалль должен был видеть, как ты это проделывал. Он знает, что ты устроил этот маскарад. Он разоблачит тебя.

— Ха! — Я встал и посмотрел на него сверху вниз. — Хеймдалль проводит все часы бодрствования, просматривая программы пяти тысяч телевизионных станций. Даже бог не сможет избежать превращения в идиота со слюной, сочащейся изо рта, если будет так много сидеть перед телевизором. Он настолько околдован, что не может дунуть даже в собственный нос, не говоря уже о том, чтобы дунуть в свой знаменитый рог.

— Но зачем ты это сделал?

— Сделал что? Разыграл твою смерть? — Я покачал головой. — Сколько раз еще мне придется учить тебя? Каждый человеческий идол должен приобщиться к таинству смерти. Смерть очищает тебя от грехов, смывает с тебя пятна. В смерти ты более совершенен, чем был при жизни, так же как Элвис и Мэрилин, Брюс Ли и Курт Кобейн. С самого начала я знал, что кому-то придется умереть, и ты стал наилучшей кандидатурой. Один уже через это прошел, и результаты получились не слишком впечатляющие. Что касается Тира, то смерть для него слишком неэлегантна. Значит, оставался ты — мистер Большой, Тупой и Уязвимый.

— Это я понимаю. — Глаза Тора вспыхнули электрическими разрядами. — Я хочу знать, зачем этот обман? Почему я появляюсь повсюду? Зачем увеличивать армию моих почитателей?

— Потому что они не твои почитатели. — Я насмешливо фыркнул. — Если бы все те люди, которые поклоняются Тору, почитали тебя, эта цепь оказалась бы для тебя не прочнее паутины. Ты мог бы разорвать на части и ее, и меня. Но ты не можешь, потому что они не поклоняются тебе. Они поклоняются твоему образу — романтизированному образу, который создан мной.

Я улыбнулся.

— Мы с моим другом Луисом, моим товарищем по несчастью, после долгих веков гонений со стороны христиан, поняли, что нам уже никогда не превратиться в благородных богов, повсеместно признаваемых людьми. У Люцифера есть свой круг почитателей — гедонисты, анархисты, эгоисты, продажные люди и импотенты, жаждущие быстрого прорыва к власти. В качестве Луиса Змея он лелеял в людях все эти фантазии типа «получить быстро и легко». Выказав презрение к твоим почитателям, он завоевал уважение тех, кто ненавидит твой образ, и одновременно изрядную толику ненависти со стороны твоих людей. Такова была его плата.

Я прижал руки к груди.

— Я же стал тем Тором, которого помогал создавать в масс-медиа. И теперь пожинаю плоды твоих успехов.

Тор повесил голову.

— Когда ты сказал, что нам нужно переосмыслить Рагнарёк…

— Я хотел, чтобы он был переосмыслен, потому что в соответствии с первоначальным замыслом я проигрывал. Теперь все иначе. Один увлечен своими книгами и речами, своим телеканалом. У Тира свои развлечения. Он проводит большую часть времени, выигрывая иски, поданные им против таблоидов, которые печатают о нем всякие небылицы, посещая вечеринки и руководя приобретенной им футбольной командой. Никто из них не представляет для меня угрозы. Звезда Одина закатится довольно скоро — бизнес-гуру редко остается на пике популярности больше десяти лет, и нет ничего более тоскливого, чем вчерашний финансовый гений. Что касается Тира, то спортсмен-жиголо, беззаботно порхающий с курорта на курорт, быстро становится жалким. Ему дадут вести ток-шоу, потом его закроют, и тогда он разделит на пляже компанию с Джорджем Гамильтоном.

— А ты победишь.

— По крайней мере в предварительном раунде.

Тор поднял голову.

— Но зачем держать меня здесь? Что ты испытываешь ко мне — жалость или презрение?

— Ни то ни другое, мой друг. — Я вновь присел перед ним на корточки и потянул его за кончик бороды. — Я испытываю к тебе глубочайшее уважение. В тебе я по-настоящему нуждаюсь.

— Что?

— Как я уже сказал, я выигрываю лишь предварительный раунд, а это означает, что мне предстоит выступить против других богов. Мезоамериканцы, похоже, консолидируют свои пантеоны. Я предвижу, что скоро возобновятся войны между буддистами и маоистами в Китае. Иегова не сдает свои позиции и, кажется, начинает узурпировать территорию Аллаха. Христос все еще силен. И остается еще Эдемский змей.

Я увидел, как в глазах Тора промелькнула молния.

— Да, Тор, война, может, и не в моде в данный момент, но я думаю, боги изменят эту ситуацию. Настанет новый Рагнарёк, куда масштабнее и ужаснее, и тогда, мой друг, у тебя будет шанс размозжить змея.

Голод Тора был столь силен, что я ощутил его горечь.

— Обещаешь?

— В этом можешь на меня положиться. — Я улыбнулся и встал, позволяя туману закрыть его от моего взора. — Истинные Сумерки богов приближаются, и на этот раз я рассчитываю дожить до рассвета.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В Роджере Желязны есть что-то мессианское — частично это можно подтвердить тем фактом, что сам он с ходу отверг бы эту идею, хотя и позабавился бы ею от души. Я ощущаю этот возникающий на глазах культ Желязны повсюду, где бы ни собирались те, кто знал Роджера, потому что они сразу же начинают говорить о нем и рассказывать о нем другим. Влияние этого человека на нас было таковым, что им хочется поделиться.

Я познакомился с Роджером всего за три года до его смерти, но у меня сложилось впечатление, что знать его в течение часа было все равно, что знать всю жизнь. Его гений был физически ощутим, так же как и его подлинный интерес ко всему на свете. Включая нас. Не могу припомнить телефонного разговора с ним, как бы короток он ни был, чтобы он не спросил меня, над чем я работаю и как идут дела. Казалось, его меньше интересовала сама суть моей работы, чем мое самочувствие как писателя.

Это ощущение мессианства, однако, не является причиной написания данного рассказа. Я не сомневаюсь, что в мире «Асгард Анлимитед» есть Церковь Роджера, уживающаяся с Первой Ассамблеей Элвиса или доказывающая Сайентологической церкви, какая религия может возникнуть вокруг настоящего писателя. Я написал этот рассказ, потому что чувствовал, что такую историю мог бы написать Роджер — мне хотелось бы посмотреть, что он сделал бы с такой концепцией.

Другой причиной, почему я написал этот рассказ, была мысль о том, что Роджеру, наверное, понравилось бы его читать. Пытаться произвести на свет историю, отвечающую такому критерию, очень трудно. Я помню ту душевную битву, когда я писал свою порцию «Ну очень грозного оружия», заставив себя сделать то, что соответствовало бы заданию, которое мне дал Роджер. Само по себе трудное, оно подтолкнуло меня как писателя, и я знаю, что Роджер остался доволен.

Пасуя перед делом основания Церкви Роджера (мне представляется Хрустальный Собор Роберта Шулера, и я думаю, как бы он смотрелся в янтаре), я все же думаю, что создание рассказов, которые порадовали бы этого человека, — единственный способ отдать ему должное. Возможно, способ слишком ничтожный и весьма запоздалый, но он действует, и пока этого достаточно.