Джэнни Ли Симнер
Иллюзии
Сквозь щели в окне подул ветер. Пламя свечей затрепетало и погасло. Артур слышал, как снаружи по лондонским улицам торопливо идут прохожие, стуча башмаками не в унисон с завываниями ветра. Никто не проронил ни слова. Никто даже не позаботился снова зажечь свечи.
Справа от Артура сидел мистер Вентворт, дыша медленно и глубоко. Артур мысленно представил себе его очертания, его голову, зажатую между узких плеч с горбом. Его рука, которую Артур держал в своей, похолодела. Хватка была на удивление крепкой.
Мисс Лоудер-Симондс, знакомая Артура, которая и посоветовала ему посетить сеанс, держалась за другую его руку. «Джошуа хороший, — сказала она ему, — хотя немного непредсказуемый. Если сеанс удается, то происходит просто чудо. Если не удается, то не остается никакого впечатления — духи позволяют ему делать либо все, либо ничего». Она объяснила, что неудачи мистера Вентворта мешают его популярности. Людям требуется такой медиум, который бы регулярно сотворял маленькие чудеса, а не тот, кто способен лишь иногда на грандиозные.
Мисс Лоудер-Симондс сидела, выпрямившись на стуле, ногами касаясь стола, юбкой подметая пол. Доктор и его жена — ее друзья, которых Артур не знал, — замыкали круг. Артур устремил взор прямо на них, на другой конец стола.
Он подумал о маленьких трюках, которые сопровождают почти любой сеанс, — звон колокольчиков, звук рожков, летающие по комнате объекты. Эти игры ему надоели, и он уже почти прекратил посещать сеансы. Настоящие духи могли бы сделать что-то получше.
Мисс Лоудер-Симондс настаивала на том, что у мистера Вентворта все по-другому. Артур надеялся на это — он страстно желал найти доказательства действенности спиритизма. Он давно покинул лоно католической церкви, к которой принадлежала его семья, но ему по-прежнему хотелось убедиться в существовании Творца, создавшего бессмертную душу человека.
Ветер все так же завывал, но никаких чудес не происходило.
Мысли Артура перескочили на его новый роман о средневековье, герои и ситуации которого были заимствованы из «Белой компании», но действие которого происходило гораздо раньше. Он уже представлял себе Найджела Лоуринга мальчиком — бедным, наивным, мечтающим о великих подвигах. Хорошо работать с персонажами, которые тебе нравятся. Он знал, что поступил правильно, кинув этого дурацкого Холмса в Рейхенбахский водопад.
— Ветер, — прошептал кто-то — скорее всего, доктор, и Артур вернулся в настоящее. — Он зовет вас.
Мгновение Артур раздумывал, о чем говорит этот человек. Затем в стенаниях ветра он различил слова — произносимые нечеловеческим низким, протяжным голосом.
— Артур, — простонал ветер. Приходилось напрягаться, чтобы слышать слова. — Артур Конан Дойл.
Мистер Вентворт еще крепче сжал его руку.
— Добро пожаловать, дух. Как тебя зовут?
— Имя, данное мне при рождении, — произнес голос, делая паузы между порывами ветра, — Ричард. Фамилия — Дойл.
— Дядя Дик!
До этого на сеансах всегда появлялись голоса, называвшие себя его отцом или матерью, которые здравствовали и поныне. К тому же они всегда доносились со стороны медиума или откуда-то из дальнего угла комнаты. Никогда их еще не приносило ветром.
Если этот дух настоящий, то непонятно, хочется ли ему, Артуру, с ним разговаривать. Даже при жизни он предпочитал разговаривать с дядей как можно реже.
— Что привело тебя в этот мир? — спросил мистер Вентворт.
— Я пришел, — голос духа неожиданно стал ясным и отчетливым, почти человеческим, — чтобы показать своему племяннику, как я люблю его.
Эти слова напомнили Артуру, как дядя Дик в детстве водил его на прогулку по Лондону. Он предпочитал представлять его таким, как тогда, а не тем суровым стариком, с которым они спорили в последние годы.
Но эти слова ничего не доказывали. Дух еще не сказал ничего особенного. Артур хотел получить более ясное доказательство.
— Я также посылаю свою любовь его сестрам и брату.
Тоже ничего конкретного. Ветер судорожно рвал занавески.
— Я прощаю его за то, что он оставил католическую Церковь.
Артур сжал челюсти.
— Мне кажется, такое вряд ли нуждается в прощении.
Он вспоминал все свои аргументы в спорах с дядей Диком за обеденным столом.
— Конечно, нуждается, — сказал голос с хорошо знакомой Артуру интонацией. — Но после смерти я встретил многих духов, которые, не будучи католиками или даже христианами, прожили тем не менее добродетельную жизнь и получили спокойное существование после смерти. И если даже Господь простил их заблуждения, — то с моей стороны было бы слишком самонадеянным не поступить так же.
Хотя бы какое-то снисхождение.
— Как может верование, которое способствовало добродетельной жизни, быть заблуждением?
— Для добродетели достаточно места и в пределах Церкви, — дядя Дик, как всегда, уклонялся от ответа. — Нет нужды уходить за ее пределы.
Артур почувствовал себя ребенком, которому читают проповедь. В нем рос гнев.
— Место для добродетели? Это когда на протяжении веков Церковь была ответственна за кровопролития?
— Ты не должен порицать Церковь за грехи отдельных ее членов.
— Тогда не стоит наделять ее и добродетелью других членов! — Артур глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Спор может продолжаться вечно, пока один из них не догадается замолчать.
— Дядя, — сказал он насколько возможно спокойным голосом, — ты ведь пришел сюда не для того, чтобы спорить со мной о Церкви.
— Нет, — сказал дядя Дик, тоже более спокойным тоном. — Я пришел сюда ради иной цели.
— Какой же именно?
— Я пришел попросить тебя, чтобы ты воскресил Шерлока Холмса!
От неожиданного порыва ветра стекло задребезжало.
Это уж слишком. Артур вскочил на ноги, удерживаемый мистером Вентвортом и мисс Лоудер-Симондс.
— Да как ты смеешь? — прокричал он. Почему его дядя в первую очередь заботится о каком-то Шерлоке Холмсе? — Как ты посмел мне сказать такое?
— Весь Лондон был в трауре, когда ты убил его, — сказал дядя Дик. Можно было и не напоминать. Сдержанные при всех других обстоятельствах люди повязывали свои шляпы черными траурными лентами. Его засыпали не только негодующими письмами, но и соболезнующими.
— Признаюсь, — сказал дядя Дик, — мне самому нравился этот персонаж.
— Я не воскрешу его. Я не ребенок. Не нужно учить меня жить.
— Но когда ты ведешь себя неправильно, я должен сказать тебе об этом!
Артур открыл рот, чтобы возразить. Он сознавал, что повторяет старые доводы, но не мог остановиться. Он не хотел останавливаться. В конце концов не он первый начал.
Повторение старых доводов. Слова эхом отдавались в его голове.
Двадцать лет тому назад, когда Артур впервые оставил церковь, дядя Дик сказал ему те же самые слова, что и теперь.
Разве мог бы актер, исполняющий роль духа, повторить в точности слова их споров? Артур засмеялся. Разве мог кто-то другой, кроме его родственника, рассердить его, обращаясь с ним так, как будто он до сих пор оставался ребенком? Хохот становился все громче и громче, доходя до истерических нот. Гнев утихал.
Артур получил доказательство. Духи существуют на самом деле, и он только что спорил с одним из них. Смерть — это всего лишь иллюзия, это не конец.
— Дядя Дик, — сказал он, продолжая смеяться.
— Не вижу ничего смешного, — раздраженно отозвался дядя Дик.
Артур вытер слезы. Если смерть иллюзия, подумал он, то и гибель Холмса в водопаде тоже иллюзия. Возможно, он и не падал туда. Возможно…
— Ты воскресишь его, — сказал дядя Дик.
Это не был вопрос, но Артур все равно ответил.
— Да, я воскрешу его.
— Хорошо.
Дядя Дик вздохнул — или это был ветер? Или они оба вздохнули?
— И ты его сделаешь католиком на этот раз?
— Католиком? — Артур подался вперед. Как смеет его дядя спрашивать об этом? Он почувствовал, что готов спорить снова, пусть даже и с привидением. В гневе он вырвал руки, разомкнув таким образом круг участников сеанса.
Ветер сразу затих, в комнате воцарилась тишина. Несколько мгновений никто не двигался. Затем мистер Вентворт встал и начал зажигать свечи. Артур почти забыл, что в комнате находился кто-то еще.
Дух больше не говорил.
Сеанс удался, сказал себе Артур. Это самое главное. Хотя некоторые его участники хотели продолжить спор и жалели, что их прервали, он заставил себя отмести в сторону всякие сомнения.
Ведь сейчас ему нужно написать историю.
Майк Резник
Жемчужные врата
Все это было очень странно. Мгновение назад я падал в Рейхенбахский водопад, сжимая в своих объятиях Мориарти, а в следующий миг я уже стоял среди унылого, серого и однообразного ландшафта.
Я был совершенно сухим, что мне показалось совсем неудивительным, хотя быть так не могло. Кроме того, во время прыжка я больно ударился ногой о камень, но сейчас не чувствовал боли.
Я вдруг вспомнил о Мориарти. Осмотревшись по сторонам, я не увидел его. Впереди сиял невероятно яркий свет, и меня буквально повлекло к нему. Что случилось потом, я помню довольно смутно; похоже только, что я оказался на небесах. (Никто мне не говорил этого, но когда отбросишь все невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни было, и есть истина… а отсутствие профессора Мориарти доказывало, что я не в аду.)
Как долго я оставался там, не знаю, так как там нет ничего, что позволяло бы измерить ход времени. Я только помню, что иногда мне хотелось очутиться в Ином Месте — настолько скучными оказались вечный покой и совершенство моего окружения. Такое признание люди церкви сочтут оскорблением, но если во всем космосе и есть самое неподходящее для меня место, так это небеса.
На самом деле я вскоре начал подозревать, что нахожусь в аду, ибо если каждый из нас сам творит собственные рай и ад, то для меня ад — такое место, где мои способности и интеллект ни на что не пригодны. Место, где игра продолжаться не может; где вообще нет никаких игр — такое место для человека моих склонностей раем никак не назовешь.
Когда мне становилось невыносимо скучно на Земле, я прибегал к особому средству облегчения, но сейчас и оно было мне недоступно. Но все же мне хотелось скорее деятельности, чем семипроцентного раствора кокаина.
И вот, когда я уже был уверен, что мне грозит целая вечность такой скуки, и сожалел, что не совершил грехов, за которые меня могли бы поместить в такое место, откуда хотя бы можно было надеяться убежать, я заметил напротив себя призрачное существо, превратившееся в человека с голубыми глазами и с огромной белой бородой. На нем было белое платье, а над головой висел золотой нимб.
Я неожиданно тоже принял обличье человека и удивился тому, что раньше даже не замечал отсутствия у себя тела.
— Здравствуйте, мистер Холмс, — сказал человек.
— Здравствуйте, святой Петр, — ответил я вновь обретенным голосом.
— Вы знаете меня? — спросил он удивленно. — Я предполагал, что ваше увлечение религией давно прошло.
— Я ничего не помню о своем увлечении религией, — ответил я.
— Тогда откуда вам известно, кто я такой?
— Наблюдение, анализ и дедукция, — объяснил я. — Очевидно, что вы специально разыскивали меня, так как назвали меня по имени, а поскольку до этого я был бестелесным существом, одним из многих миллиардов, то у вас есть способность различать нас. Это указывает на определенную власть. Вы приняли облик, каким обладали при жизни. На вашей правой руке я вижу отметины от грубой лески. У вас есть нимб, а у меня нет, значит, вы святой. Остается только вспомнить, кто из святых был рыбаком и наделен полномочиями на небесах.
Святой Петр улыбнулся.
— А вы довольно занятны, мистер Холмс.
— Я смертельно соскучился, святой Петр.
— Я знаю, — ответил он, — и сожалею об этом. Вы единственный, кто не рад тому, что попал на небо.
— Но сейчас это не совсем так, — сказал я. — Ибо на вашем челе я тоже вижу печать недовольства.
— Верно, мистер Холмс, — согласился он. — У нас возникла непредвиденная ситуация, в которой повинен я, и я решил обратиться к вам за помощью. Мне кажется, это поможет вам хоть немного развеять скуку. — Он неловко замялся. — И мне кажется, вы единственная душа в этом царстве, которая сможет помочь мне в сложной ситуации.
— Разве Бог не может справиться с любой трудностью? — спросил я.
— Может, и в конечном итоге Он с нею справится. Но так как в данном случае виновен я, то попросил, чтобы мне предоставили шанс справиться с этой проблемой или по крайней мере попытаться справиться.
— И какой Он вам дал срок?
— Время здесь не имеет значения, мистер Холмс. Если Он решит, что мне не видать удачи, Он вмешается сам. — Он снова сделал паузу. — Надеюсь, вы поможете мне искупить свою вину перед Ним?
— Я сделаю все, что в моих силах, — уверил я его. — Пожалуйста, изложите суть вашей проблемы.
— Дело крайне щекотливое, мистер Холмс, — начал он. — С незапамятных времен я служил Хранителем Жемчужных врат. Никто не мог войти в рай без моего разрешения, и до недавних пор я не совершал ошибок.
— А теперь совершили?
Он устало кивнул.
— Совершил. Огромную ошибку.
— Разве вы не можете отыскать душу точно так же, как отыскали меня, и выдворить ее из рая?
— Если бы все было так просто, мистер Холмс, — ответил он. — Я бы без труда смог найти Калигулу, Тамерлана и Атиллу. Но эта душа, хотя и запятнанная до невероятности, ускользает от меня.
— Понятно, — сказал я. — Удивительно, что пять ужасных убийств не делают его различимым.
— Так вы знаете? — воскликнул он.
— Вы ищете Джека Потрошителя? — спросил я. — Элементарно. Все другие, которых вы упомянули, отождествлены с совершенными ими преступлениями, но личность Джека Потрошителя так и не была опознана. Более того, поскольку этот человек душевно нездоров, мне кажется, исходя из моих ограниченных познаний рая, что если он не чувствует вины, то и его душа ничем не выдает себя.
— Вы как раз такой человек, на которого я надеялся, мистер Холмс, — сказал святой Петр.
— Не совсем, — заметил я. — Ибо я не понимаю вашей озабоченности. Если душа Джека Потрошителя не запятнана, то зачем вообще искать его? Ведь в конце концов если человек душевнобольной, то он не ответствен за свои поступки. На Земле — да, я бы постарался быстрее запереть его туда, где он не мог бы представлять опасности, — но здесь, на Небесах, разве он может причинить какой-нибудь вред?
— Все не так просто, как вам кажется, мистер Холмс, — ответил святой Петр. — Здесь живут наши души, но это неверно в отношении чистилища или ада. Недавно некая неопознанная душа пыталась открыть Жемчужные врата с этой стороны. — Он нахмурился. — Они сделаны так, что могут выдержать любой напор снаружи, но не изнутри. Еще одна-две попытки, и душа добьется успеха. Так как она обладает эктоплазматическими свойствами, то трудно представить, какой ущерб она причинит чистилищу.
— Тогда почему бы просто не выпустить его?
— Если мы откроем врата, чтобы выпустить его, то нас осадят недовольные души, пытающиеся проникнуть сюда.
— Понятно, — сказал я. — А что заставило вас прийти к мнению, что это был именно Джек Потрошитель?
— Так как на Небесах нет течения времени, так здесь нет ограничений и в пространстве. Хотя Жемчужные врата небольшие по размеру, они простираются во всех направлениях.
— Ага! — сказал я, наконец-то поняв суть проблемы. — Я прав, предполагая, что попытка пробиться сквозь врата была предпринята вблизи душ Элизабет Страйд, Анни Чалмен, Кэтрин Эддоуз, Мэри Келли и Мэри Энн Николлс?
— Его пять жертв, — сказал святой Петр, кивнув. — На самом деле две из них вне пределов его досягаемости, но Страйд, Чапмен и Келли находятся в чистилище.
— Вы можете привести этих троих в рай?
— Как приманку? — спросил святой Петр. — Боюсь, нет. Никто не может войти на Небеса, пока не настало его или ее время. Кроме того, — добавил он, — он ничего не сможет им сделать — ведь дух бестелесен. Как вы знаете, здесь даже невозможно общаться с другими душами. Каждый проводит вечность в созерцании величия Бога.
— Так вот чем здесь занимаются, — сказал я кисло.
— Пожалуйста, мистер Холмс, — попросил он сурово.
— Приношу извинения, — ответил я. — Ну что ж, кажется, мы сможем соорудить ловушку для Потрошителя при его следующей попытке к бегству.
— Можно ли быть уверенным, что он продолжит эти попытки?
— Пожалуй, он еще меньше приспособлен для рая, чем я, — уверил я его.
— Похоже, это невозможное предприятие, — сказал святой Петр угрюмо. — Он может попытаться прорвать врата в любом месте.
— Эти попытки будут происходить поблизости от его жертв, — сказал я.
— Почему вы так уверены? — спросил святой Петр.
— Потому что эти убийства были совершены без мотива.
— Я не понимаю.
— Где нет мотива, — объяснил я, — там нет причин и останавливаться. Вы можете быть вполне уверены, что он снова захочет добраться до них.
— Но если даже так, то как я смогу задержать его или даже опознать? — спросил святой Петр.
— Действительно ли место не играет никакой роли в раю? — спросил я.
Он посмотрел на меня непонимающе.
— Позвольте мне задать вопрос так, — сказал я. — Можете ли вы удерживать Жемчужные врата в непосредственной близости от данных душ?
Он покачал головой.
— Вы не понимаете, мистер Холмс. Они существуют во всех временах и во всех местах сразу.
— Понятно, — сказал я, мечтая ощутить в руках курительную трубку, раз уж принял человеческий облик. — Вы можете сотворить вторые врата?
— Но они не будут абсолютно такими же, — сказал святой Петр.
— И не нужно. Главное, чтобы походили и чтобы душа смогла их перепутать.
— Он сразу же увидит подделку.
Я покачал головой.
— Он безумен. Его мыслительные процессы отклоняются от нормы. Если вы сделаете так, как я вам посоветовал, и поместите поддельные врата поблизости от его жертв, то, я думаю, он не успеет заметить разницу. Его просто влечет к себе этот барьер, препятствующий осуществлению его желаний. Ему скорее захочется атаковать их, а не раздумывать по поводу их истинности, если он вообще способен думать.
— Вы уверены? — спросил святой Петр с сомнением.
— Он просто вынужден охотиться за проститутками. По каким-то причинам опознать проституток он может только в этих душах. Значит, на них он и пожелает напасть. — Я сделал паузу. — Сотворите ложные врата. Душа, прошедшая сквозь них, окажется тем, кого вы ищете.
— Надеюсь, что вы правы, мистер Холмс, — сказал он. — Гордыня — грех, но даже я не лишен малой ее доли, и мне не хотелось бы опозориться перед Господом.
И тут он ушел.
Вернулся он через неопределенное время, с торжествующей улыбкой на лице.
— Я полагаю, моя небольшая хитрость сработала? — спросил я.
— В точности, как вы говорили! — ответил святой Петр. — Джек Потрошитель сейчас там, где ему и следует быть, и он никогда не осквернит Небеса своим присутствием. — Он внимательно посмотрел на меня. — Вы, должно быть, взволнованы, мистер Холмс, и выглядите не очень хорошо.
— В какой-то степени я ему завидую, — сказал я. — По крайней мере теперь ему есть за что бороться, есть что желать.
— Не завидуйте ему, — сказал святой Петр. — Ему не на что надеяться, впереди у него только вечные муки.
— Это у нас общее, — сказал я с горечью.
— Вероятно, нет, — ответил святой Петр.
Я тут же насторожился.
— Да?
— Вы спасли меня от стыда и затруднительного положения. Теперь я должен вознаградить вас.
— Как?
— Я думал, у вас есть кое-какие пожелания.
— Может, для вас это и Небеса, — сказал я, — но для меня это ад. Если вы на самом деле хотите наградить меня, пошлите меня туда, где мои способности найдут себе применение. В мире существует зло, и я приучен бороться с ним.
— Вы действительно хотите оставить рай, чтобы продолжить сражаться с несправедливостью и практически ежедневно идти на риск? — спросил святой Петр.
— Да, хочу.
— Даже зная, что, сверни вы с пути праведного — а путь этот гораздо труднее, чем уверяют ваши церкви, — ваша судьба решится окончательно и бесповоротно?
— Даже так.
Про себя я подумал: «Особенно, если так».
— Тогда не вижу причин, почему бы не выполнить вашу просьбу, — сказал святой Петр.
— Слава Богу! — пробормотал я.
Святой Петр снова улыбнулся.
— Отблагодарите его лично, когда подумаете об этом. Он слышит вас, не беспокойтесь.
Неожиданно я оказался посреди бескрайней серой равнины, которую посетил после падения в Рейхенбахский водопад, только на этот раз вместо света я видел вдали город…
«Холмс! — вскричал я. — Вы ли это? Неужели вы и в самом деле живы? Возможно ли, что вам удалось выбраться из той ужасной пропасти?»
Пустой дом.