Ох уж эти дела судебные… Следующие две недели прошли под знаком Фемиды. Я присутствовала на судебных разбирательствах, сидела молча, с надменным и холодным лицом, стараясь не выдать своих эмоций. Хотя их было предостаточно. Заговор против королевы!.. Настоящую Елизавету отравили, меня чуть не убили, а Роберта ранили. Но все же я не вмешивалась, и судьбы обвиняемых решил суд. Тут в викторине не участвуй, и так ясно, какой вынесут вердикт. Всех до единого приговорили к смертной казни. Заговорщики уже однажды потеряли головы, вскруженные папскими посылами и обещаниями, и вскоре должны были потерять их во второй раз, но уже под ударами топора. Простой люд приветствовал решение суда всеобщим ликованием. Оказалось, меня в народе любили…

В Звездном Зале я слушала не только судей, но и мольбы заключенных о помиловании. Во дворце же меня осаждали их родственники, заваливали прошениями, умоляя проявить сочувствие и заменить смертную казнь на пожизненное заключение. Я оставалась холодна к мольбам, но лишь до поры до времени, пока ранним апрельским утром с многочисленной свитой не прибыла в Тауэр.

На этот раз мы въехали в крепость не через Ворота Изменников, сквозь которые Елизавету привезли в марте 1554-го, а через центральный вход. Но так же, как и тогда – об этом рассказывал старый маркиз Винчестер, который обожал делиться воспоминаниями, хотя его никто и не просил, – во внутреннем дворе меня встретили служители в ливреях и солдаты в доспехах. Правда, настроение было оптимистичнее, чем пять лет назад, когда Елизавета еще не знала, выйдет она из Тауэра или нет. Так же, как и в тот раз, во внутреннем дворе стояла плаха. Тогда на ней обезглавили Джейн Грей, сейчас же ее соорудили для пятерых изменников, приговоренных к смертной казни.

Меня приветствовал сэр Генри Бэдингфилд, все еще пребывающий на посту констебля крепости. Он следил за Елизаветой, когда ее держали в Тауэре. Я благосклонно приняла церемониальный поклон пожилого служителя, затем, когда установилась тишина, поняла, что от меня ждут речей. Ну, раз вы так хотите…

– Я не держу на вас зла, сэр Генри, потому что уверена, что пять лет назад вы исполняли свою работу, и делали ее хорошо.

Затем повернулась к замершей свите и произнесла торжественную речь, которую придумала по дороге из дворца в Тауэр:

– Несколько королев Англии превратились в узниц этого места, где по велению людского и божественного суда и оборвалась их жизнь. Я же из узницы стала королевой. Поэтому я никогда не забуду милосердие Божие и в благодарность Ему буду так же милосердна к людям.

Установилась тишина, которую, впрочем, довольно скоро нарушили восторженные крики. Ну, раз кричат, значит, не перегнула палку и к тому же подвела всех к мысли, что проявлю милосердие в память о том, что вышла из Тауэра в целости и сохранности, а не по отдельности с собственной головой.

Проходя мимо плахи, почувствовала, как мурашки пробежали по позвоночнику, вызывая дрожь отвращения, и все более укрепилась в мысли о том, что собиралась сделать. Тем временем констебль докладывал, в каких условиях содержались заключенные. Надо признать, жили они комфортно, а кормили их даже лучше, чем питалось большинство горожан среднего сословия. Каждому из титулованных заговорщиков позволяли держать по паре слуг и выбирать удобную мебель для тюремной камеры.

Архиепископ, завидев меня, вскочил из-за стола, заваленного свитками, за которым что-то писал. Подозреваю, очередное прошение о помиловании. Я оглядела просторную, с удобством обставленную комнату: небольшую кровать с распятием над ней, резной комод, полки с книгами, зажженный камин в углу. Ему позволяли топить, так как пожилой мужчина жаловался на боли в суставах, усилившиеся из-за холода подземелья. Единственное, что отличало тюремную камеру от гостиничного номера, так это решетки на узком полукруглом окне, расположенном под самым потолком.

– Ваше величество! – Пожилой архиепископ поклонился с таким рвением, какое только позволяли его старые кости. Правда, можно было еще пасть ниц к моим ногам, но он и так упал настолько низко, что дальше уже было некуда. – Я… и не смел надеяться, что вы почтите меня вниманием.

– Почему не навестить доброго друга и члена моего Тайного Совета? – учтивым тоном спросила я, пройдясь по комнате. Не сомневаюсь, в подобной ожидала своей участи Елизавета. – К тому же у вас так много доброжелателей, которые завалили меня просьбами о помиловании. Они заверяли меня, что вы полностью раскаялись в содеянном. Я пришла убедиться в этом лично.

Я позволила ему долго и пространно каяться. Архиепископ настолько увлекся, что по морщинистому, осунувшемуся лицу бывшего придворного пролегли дорожки от слез. Наконец, прервав поток его речей, произнесла:

– Вашему деянию нет оправданий. Единственную милость, которую готова я проявить, – это позволить искупить свою вину, послужив во славу Короне и вашей королеве.

Замолчала, позволяя осмыслить сказанное.

– Следующей весной уходит экспедиция к берегам Америки. Я собираюсь осваивать территории севернее тех, где испанцы основали свои колонии. Там простираются огромные плодородные земли, и, если мы укрепимся на них, это даст Англии невероятные возможности в будущем. Помимо военных кораблей в плавание отправится еще несколько с переселенцами. Кто-то пойдет на такой шаг добровольно, кто-то лишь потому, что это единственная возможность выйти живым из тюрьмы. Думаю, вы догадываетесь, кто двинется в путь. Нищие, воры, убийцы, браконьеры, осквернители церквей…

Архиепископ тем временем кивнул. Вежливо склонил голову, ожидая продолжения. Но мне было ясно, что он уже понял суть предложения.

– Я дарую вам жизнь в обмен на верную службу Короне. Вы будете сопровождать колонистов в новый мир, в Новый Свет. Понесете Слово Божие, будете поддерживать страждущих и наставлять тех, кто из-за трудностей готов потерять веру.

Я не спешила, но архиепископ почти сразу же дал свое согласие:

– Ваше величество, я благодарю за вашу милость. Господь да сохранит вас и продлит ваши дни!

Он поцеловал мою руку, а затем упал в ноги и коснулся губами края платья. Ну что же, сделка оказалась взаимовыгодной. Он сохранил жизнь, я же избавилась от мучительных размышлений о судьбе заговорщиков. Оказалось проще простого – выслать их из страны навстречу приключениям.

Да, надо будет предупредить, чтобы он не слишком навязывал Слово Божие коренным племенам Северной Америки, а то колонию вырежут раньше, чем прибудут корабли с новыми поселенцами.

– Надеюсь, вы осознаете, архиепископ… Видите, я даже готова вернуть ваш титул. – С этими словами бросила проникновенный взгляд в лицо предателя – оценил ли глубину королевской милости? – В Новый Свет вы отправитесь как представитель протестантской, а вовсе не католической церкви. Я потребую от вас клятву верности.

Оставив заключенного поразмыслить о судьбе, поспешила покинуть Тауэр. Это место плохо на меня действовало. Казалось, что за каждым углом, за каждым поворотом извилистого темного коридора меня поджидает вооруженная охрана, готовая схватить и посадить в клетку, а потом обвинить в том, что я – самозванка, похитившая тело королевы. Ведь так все и было!

Мне стало легче лишь во дворце, после того как верховая езда проветрила голову, разогнав глупые мысли и тяжелые думы. Да и дела утряслись наилучшим образом. Не прошло и дня, как архиепископ Хит, епископ Оглторн и другие заключенные променяли прогулку к плахе во дворе Тауэра на поездку в страну невиданных возможностей.

Единственное – государственный секретарь остался недоволен, упрекнул меня в мягкосердечности, а еще в расточительстве. Ведь содержание изменников обходилось казне в целых два фунта в неделю. А до весны еще далеко! В отместку я обвинила его в скупости. Нечего жаться! К тому же с деньгами стало значительно лучше. Торговля возросла, а производственники, которым я снизила налоги, не только возлюбили меня горячее и преданнее, но и серьезно увеличили объемы. Уильям обиделся и пробурчал насчет того, что если уж я встала на сторону изменников, то, быть может, проявлю снисхождение и к Роберту в бракоразводном процессе? Не означает ли это, что, поправ законы морали и освободив его от уз брака, я возведу на трон нового короля из рода Дадли?

Не означает! Я не собиралась вмешиваться в личные дела. На церковном суде председательствовал архиепископ Джуел, рьяный протестант и поборник семейных ценностей, который не оставил лорду Дадли ни единого шанса на развод. Правда, я на заседании не присутствовала. Мне позже доложили, в деталях и лицах… Все остались при своем. Роберт – при жене, Эми – при муже. Я, как всегда, ни с чем. Правда, к этому давно уже привыкла, еще с Москвы.

Чтобы не терзаться размышлениями, загрузила себя работой. Поль Нонниус с моей подачи боролся с врачами, которые, словно прилипчивая инфекция, не сдавали позиции без боя. Законы о дезинфекции и санитарии встретили со скрипом, но дело продвигалось. Я же занималась вопросами водоснабжения и канализации, отчего Лондон стал значительно чище. Затем собрала мэров крупных городов и в приказном порядке потребовала ввести те же самые меры во вверенном им хозяйстве.

Затем попросила Роберта – кого еще? ведь в организационных вопросах доверяла ему больше других – подыскать способных управляющих. Я собиралась открыть несколько кофеен в центре Лондона и вкладывала в дело собственные деньги, которые, как оказалось, у меня водились. Отец Елизаветы, Царствие ему Небесное, оставил дочери поместья и землю, сделав ее одним из крупнейших землевладельцев в стране. Имущество приносило приличный, если не сказать огромный, доход в десять тысяч фунтов годовых. Почему бы не рискнуть?

Да и риска особого не было. Я чувствовала, что дело выгорит. Так и вышло. В первые дни после открытия «Королевских Кофеен» их чуть было не растерзали желающие попробовать напиток любимой королевы со сдобной выпечкой. Они выстраивались в устрашающих размеров очереди. А когда я еще и почтила вниманием каждое заведение… Лорд Дадли долго смеялся над тем, как гвардейцы расталкивали народ, чтобы расчистить мне проход внутрь.

Кстати, с Робертом мы быстро прошли стадию замешательства и легкого моего ступора, в который впадала в первое время после разговора по душам. Но быстро оправилась, решив, что он – подчиненный, поэтому буду держаться дружески, не забывая о дистанции. Что решил Роберт – не знаю, но приступы ревности, которыми он изводил в последнее время, прекратились. Кажется, он занял выжидательную позицию. Как только у него зажила рука, мы вновь принялись играть в теннис, а также выезжать за город.

Кроме удачного проекта с кофейнями, который я собиралась продолжать, открыв заведения в других городах страны, меня радовали картофельные ростки, появившиеся в королевском саду. Я навещала их каждый день, умиляясь зеленым листочкам, чем, подозреваю, вводила в недоумение садовников и фрейлин. Ведь вокруг столько прекрасных, благоухающих цветов! Зачем тыкать пальцем в маленькие зеленые стебельки и радоваться, словно это настоящее денежное дерево? Если бы они знали, какие планы у меня на этот овощ!

Я даже написала письмо Филиппу Испанскому, в котором кокетливо попросила прислать еще пару ящиков картофеля. Надеюсь, ему не составит труда, а мне приятно… Оказалось, не составит. Правда, все вышло не так, как я думала. Филипп ответил, что давно и безвозвратно погибает от любовной лихорадки и, в довесок, пребывает в затяжном недоумении, так как до сих пор не получил вразумительного ответа на свое брачное предложение. Поэтому намекал, что не прочь приехать в Англию на «смотрины». С двумя ящиками картофеля, раз уж я прониклась любовью к этим корнеплодам. Уж лучше бы прониклась любовью к нему! К тому же чем он хуже кронпринцев шведского или датского, которых пригласили к английскому двору? А если я подзабыла, он готов напомнить о чувствах, возникших между нами, когда он еще был мужем моей старшей, некрасивой и бесплодной сестры Марии.

Я брезгливо морщилась, зачитывая это письмо на Совете. Захотелось его сжечь, а потом вымыть руки с мылом, которое, кстати, здесь было неплохого качества. Роберт кинул на меня сочувственный взгляд. Да провались пропадом этот Филипп вместе с картофелем! Кажется, я доиграюсь до того, что испанский король припрется лично просить моей руки. Этого не стоило допускать ни в коем случае.

Я спросила у собравшихся, как они советуют поступить в этой ситуации. Надо сказать, Совет заметно поредел после основательной чистки его рядов. Почти всю «старую гвардию», доставшуюся от Марии, я заменила молодыми придворными. Возможно, найдутся недовольные, но мне нужны люди, умеющие работать и готовые к переменам, так как останавливаться на достигнутом не собиралась. А несогласные или же те, кто решится открыто выступить против, – ну что же, земли Нового Света обширны и плодородны… И постоянно требуют притока свежей крови, например, чтобы кормить комаров на болотах Вирджинии.

Как и думала, Совет придерживался похожего мнения – ни в коем случае не допустить приезда Филиппа в Англию. Юлить, уходить от прямого ответа, сказаться больной, либо… либо выйти замуж за другого. Например, за принца датского.

Я же понимала, что поспешное замужество испанскую проблему не решит, даже наоборот, может обидеть Филиппа и подвигнуть к действиям против Англии. Помня обещание, данное Уильяму, знала, что «замуж» мне в ближайшее время не грозит. Ну что же, пусть Нонниус придумает несуществующую, но тяжелую болезнь, которую я в подробностях распишу Филиппу, чтобы и его лекарям было чем заняться… Ничего толкового в голову не лезло, кроме водянки. Кстати, вполне интересная болезнь с привлекательными симптомами! Можно слечь на недельку-другую, дабы убедить испанского посла в серьезности заболевания. Хотя жаль проводить теплые деньки в кровати. Может, изобразить обострение нервной болезни? Острый приступ панической атаки? Или страх перед покушением? Не знаю, пусть Нонниус думает, он – умный!

Но врач заставил задуматься уже меня после осмотра леди Дадли. Результаты оказались неутешительными. Он обнаружил опухоль в груди, которую в это время никак не лечили. Королевский врач не мог ничего сделать для Эми Робсарт, кроме одного… Жена Роберта отбыла домой в Норфолк, заниматься обустройством нового дома и по привычке ждать мужа, который вовсе не собирался возвращаться. С собой Нонниус дал ей ландаум – опиумную настойку на спирту, обезболивающее и успокаивающее средство. Я возражала, утверждая, что опиум вызывает привыкание, а потом еще и зависимость, но врач заверил меня, что в малых дозах он безопасен, поэтому пойдет лишь на пользу леди Дадли. Женщина она сознательная и поклялась не злоупотреблять лекарством. И вообще, откуда у королевы знания о свойствах «Papaver somniferum», опийного мака, если его в Европе почти не употребляли? На этом интересном месте я решила заткнуться и промолчать.

После того как Эми покинула Лондон, Роберт вновь переменился. Отношение ко мне стало похожим на прежнее, правда, я уже не чувствовала давления с его стороны. Он, как всегда, был обходительно вежливым, но в его взглядах, жестах, фразах скользили искреннее внимание и забота. Лорд Дадли больше не устраивал сцен ревности. Быть может, потому что ревновать было не к кому. Не к графу же Арунделу?.. Зато каждое мое движение, каждый поступок сопровождал одобрительный, обожающий взгляд. Иногда мне казалось, что я все придумала и после неудачного бракоразводного процесса он все понял и смирился с тем, что нам никогда не быть вместе.

Ничего не придумала! Первого мая в сопровождении свиты отправилась на верховую прогулку за город, когда неожиданно на поляну выехал отряд мужчин, одетых в зеленые одежды. Что еще за нападение робин гудов?! Я занервничала, но успокоилась, поняв, что гвардейцы к новоприбывшим отнеслись спокойно. Значит, те не представляли опасности. Роберт спрыгнул с коня, помог мне спешиться, а затем и вовсе подхватил на руки под улыбающиеся взгляды придворных. Что здесь происходит?!

Он нес меня все глубже и глубже в лес. Я растерянно замерла на его руках, не понимая, как отнестись к происходящему. Сопротивляться или расслабиться и получать удовольствие? Со всех сторон слышался заливистый смех фрейлин. Некоторых, особо привлекательных, тоже подхватили кавалеры. Мне было не до девочек.

Я прикоснулась к зажившему шраму на его шее, оставленному кинжалом убийцы. Осторожно провела по нему пальцем. В ответ Роберт поцеловал меня в висок, пробормотал что-то отчаянно нежное. Мне стало ясно, какая я дура. Неужели поверила, что все прошло? Это ведь не закончится никогда… Он будет преследовать меня так долго, пока я не выйду замуж. За него или за кого-то другого.

– Роберт, куда вы меня несете? – спросила я. Все, хватит на него пялиться! – Не кажется ли вам, что вы переходите границы дозволенного?

– Это сюрприз, – заверил мужчина. – Скоро сами убедитесь.

– Я ведь тяжелая. Сейчас же поставьте меня на ноги!

Не говорить же ему, что в его объятиях я теряла связь с землей и глупые мысли лезли в голову.

– Елизавета, одно ваше слово – я буду носить вас вечно, – произнес мужчина. – Вы во всем сможете положиться на меня, я смогу защитить вас от всех бед и несчастий.

– Прекратите! – растерялась я, хотя сказанное отозвалось сладкой болью в сердце. Он нравился мне, несмотря на обещания, что я дала Эми, и на то, что все решила для себя и за него. – Роберт, больше никогда не заводите этот разговор. То, о чем вы просите, – невозможно! Вы давно уже несвободны и не в силах это изменить.

– Неисповедимы пути Господни, – покачал головой лорд Дадли. – Иногда Он проявляет милосердие тогда, когда уже ни на что не надеешься.

Так и не поняв, о каком милосердии шла речь, решила эту тему не развивать. Наконец лорд Дадли вынес меня на большую поляну, где уже ждали слуги и разложенные одеяла с яствами. Роберт усадил меня в тени большого дерева. Вскоре поднесли вино и угощения, затем началось праздничное представление с участием местных робин гудов. Затем турнир, в котором мужчины соревновались в стрельбе. Вспомнив уроки Роджера Эшама, я тоже потребовала длинный лук и не скажу, что сильно опозорилась. Ну, если совсем немного. Правда, придворные аплодировали от души.

Роберт тоже оказался не самым лучшим стрелком, зато победил в рыцарском турнире. Ближе к концу праздника выбирали Майского Короля и Королеву. Кандидатур на роль королевы оказалось мало. Я или я. А вот король… Как и ожидала, им стал единственный и неповторимый лорд Дадли, организатор мероприятия. Его поцелуй, чтобы скрепить наш Майский союз, быстро перерос в нечто далекое от приличий. Наконец меня отпустили. Я смутилась и, подозреваю, опять покраснела. Уильям Сесил неодобрительно покачал головой и попытался вырвать клок из своей бороды. Зато фрейлинам раздолье – будет о чем поговорить вечером за вышивкой. Да и мне размышлений прибавилось. Особенно хорошо думалось после того, как все обитатели моей спальни засыпали – не только девочки, с которыми делила кровать, но и собаки, что устраивались у меня в ногах.

Вскоре стало не до размышлений, так как на следующий день прибыла делегация французских дипломатов. Потянулась бесконечная череда празднеств. Банкеты следовали один за другим, их сменяли театральные представления, танцы, охота, прогулки за город, катания на лодках и фейерверки. Роберт, ответственный за развлечения, превзошел самого себя. Погода стояла отличная, поэтому столы частенько накрывали в парке Уайтхолла. Один банкет организовали даже в королевской оранжерее, украсив столы букетами экзотических цветов.

Жизнь била ключом, причем на наши деньги. И стоило это прилично… Мы с Уильямом морщились, прикидывая расходы. Но не ударять же в грязь лицом перед французскими дипломатами с женами? Правда, последние смотрели на англичанок снисходительно, даже свысока, подозреваю, считая нас глубокой провинцией. Одеты парижанки были по новой моде, которая сюда еще не докатилась. Дамы щеголяли в устрашающих размеров юбках с фижмами, эдакими плетеными корзинами, что надевались на бедра. Кошмар, да и только… Не приведи Господь парижская мода доберется до Англии!

Я ехидно заметила, что тогда придется перестраивать королевский дворец или же перебираться в более просторную резиденцию, а то в коридорах и галереях будут образовываться заторы. Как из-за чего? Потому что две дамы не смогут разойтись… А вот и наглядный пример – пару раз случалось так, что из-за размеров платьев кое-кому из придворных не хватало места за банкетным столом и приходилось устраиваться на земле.

Наконец, проделав солидную брешь в казне, французы отбыли восвояси. А нам еще датчан встречать! Вся экономия насмарку… Вскоре засобирался в дорогу и лорд Дадли. Я пригласила его отужинать вместе с верными секретарями, чтобы отблагодарить за великолепную работу, да и попрощаться в более близкой обстановке.

– Нам будет вас не хватать, лорд Дадли, – произнесла я после того, как ужин подошел к концу и мужчины уже отправились на выход.

– Я буду скучать, моя королева, – тихо произнес он, касаясь губами моей руки. – Прошу вас, не спешите с замужеством. Хотя бы ради меня.

– Роберт, вы же знаете…

– Знаю, но каждый день, пока вы еще свободны, проживаю с радостью. При этом боюсь следующего, в котором вы скажете кому-нибудь «да».

Я вырвала ладонь из его руки. В своих признаниях он зашел слишком далеко на чужую территорию…

Следующим утром лорд Дадли отбыл организовывать мой первый летний Прогресс. Я же, как царица у окна, села дожидаться прибытия датских кораблей, которые пару дней назад были замечены у наших берегов. Еще размышляла, правильно ли не сказала Роберту, что в ближайшую пару лет он может спать спокойно. Замужество в мои планы не входило.