Джуди: Привет, привет.

Джон: Привет, привет. Ну что, все просохли? Теперь, те, кто тут приехал с Востока, если я услышу хоть какие-то жалобы, то буду знать, что это просто индульгирование, ясно? (смех) Лучше промокнуть и просохнуть, чем промокнуть и замерзнуть. Это — человеколюбивая диктатура. Здесь вам что, демократия, или что? (смех) Эта кибернетическая чепуха зашла слишком далеко.

Джуди: Помните мелких тиранов из Кастанеды? (смех)

Женщина: О, по-моему моя ручка принялась это записывать.

Джуди: Про мелкого тирана? Польза мелкого тирана. (смех)

Джон: Игра на барабане очень легко создает забавную иллюзию, что когда я играю на барабане, возникает настолько тесная связь между мной и танцорами, что мой барабан заставляет танцоров двигаться.

Джуди: Нет-нет. Это танцоры заставляют звучать барабан. (смех)…

Джон:…К счастью, мне удалось побыть и на другой стороне петли, стать танцором и полностью убедиться, что Джуди права. Мои движения заставляют барабанщика издавать эти звуки. Это — прекрасный пример той петли, которая я надеюсь, уже полностью проникла в ваш опыт восприятия. Стремитесь к двойственности. Могу поручиться, что если у танцоров есть иллюзия, что они заставляют барабанщика барабанить, а барабанщики знают, что это они заставляют танцоров двигаться, то все мы вовлечены в петлю, ради которой здесь собрались.

Джуди: TaTитос остался нами доволен, не только танцами, но и пением. Мы с Tитосом часто танцуем, а иногда и поем. Мы четыре месяца пытались разучить одну песню. Одну песню, которую вы вчера пели, в ней был дух.

Джон: В нее вошли духи.

Джуди: Он был очень впечатлен.

Джон: Я вошел в измененное состояние, и в нем мне было очень легко чувствовать ваши тела. Сквозь них выражался ваш дух. Мне было легко узнать, кто все еще остается слишком сознательным, а кто отдался происходящему в смысле Виолы Лежер — кто установил страховку и сказал: «Вперед!». Находясь в безопасности, мы можем отпустить на волю некоторые свои части.

Алан: Мне все еще сложно остановить внутренний диалог. Например, когда я пересекал мост… Кстати, я действительно наслаждался этим, произошло так много прекрасного… Но все еще оставался этот парень внутри, и он говорил: «Эй, посмотри на эти вертикальные штуки, посмотри на эти горизонтальные штуки». И я начинал визуально проверять, что происходит. Этот чертов парень-контролер и я… (смех) Нет ли у вас каких-то предложений для него?

Джон: Конечно, пусть он и дальше проверяет! (смех)

Алан: Я на самом деле хочу научиться останавливать внутренний диалог.

Джон: Позвольте мне проявить больше сочувствия. «Остановка мира» — необычная задача, потому что в этом состоянии обычное восприятие мира изменено остановкой непрерывного потока интерпретаций. Сочетание сфокусированного зрения и внутреннего диалога отнимает у нас новости мира. Видеть с помощью сфокусированного зрения — значит уступать перцептуальным соблазнам привычного внешнего мира. Внутренний диалог интерпретирует эти соблазны, описывает их, и мы называем это реальностью.

Джуди: Да, инвентаризация. Инвентаризировать соблазны сфокусированного зрения и создавать описание — работа первого внимания.

Джон: Это ваш ресурс. В контексте задач, которые мы дали вам без точных инструкций, вы восприняли его как помеху, потому что он прерывает чистое сосредоточенное состояние, в котором вы находились, «останавливая мир». Инвентаризация — одна из основных функций первого внимания. Именно этим оно и занималось. Итак, для начала важно признать, что это — мощная и полезная функция. И вопрос — в том, где и когда сознание должно сообщать вам о результатах своей непрерывной инвентаризации? Проблема — не в том, чтобы попросить эту часть прекратить работать, ведь это — ее законная обязанность. Проблемой становится то, что Джуди говорит о танце: «Только выбор времени». Когда эти сообщения соответствуют…

Джуди: (перебивает)… Выбор времени — это все. (смех)

Джон: я хотел бы… Не могла бы ты повторить…

Джуди: (снова перебивает)… Выбор времени — это все. (смех)

Джон: Вы знаете, мелкие тираны принимают множество форм. (смех) Сегодня утром мы хотим рассказать вам одну историю и собираемся проложить себе путь к проблеме выбора времени и функций первого внимания, в том числе, и к инвентаризации. Но сначала я скажу кое-что еще. Алан, когда вы вчера танцевали с Tитосом, вы не занимались инвентаризацией.

Джуди: Вы танцевали просто здорово. Я видела, как люди целый год бились над некоторыми движениями…

Джон:…Которые вы вчера выделывали.

Джуди: Помните, что вы сказали?

Алан: Не уверен.

Джуди: Попробуйте вспомнить, это действительно интересно…

Джеймс: И что же он сказал?

Джуди: Я вам не скажу. (смех) Пусть он сам вспомнит.

Джон: Мы всего лишь беседуем, Джеймс. Расслабьтесь. (смех)

Джуди: Он описал мне, что вошел в кибернетическую петлю с TaTитосом, и эта петля была исключительно визуально-кинестетической, визуально-кинестетической. Он сказал: «Как только я позволяю своему телу принять позу TaTитоса, я в нее перетекаю».

Джон: Так что вопрос Алана — о выборе времени… я думаю, мы оба оценили, насколько важна эта работа первого внимания, и в то же время признали, что необходимо некоторое планирование, чтобы оно сообщало о результатах своей инвентаризации в подходящее время и не прерывало бы сосредоточенности измененного состояния. Наверное, у многих из вас есть следующий опыт. Может быть, это было на мосту Золотые Ворота вчера вечером, во время вчерашнего упражнения или каких-то практик, которыми вы решили заняться в свободное время — в те восемь-девять часов, когда мы оставляем вас в покое. Я подозреваю, что многие из вас могут вспомнить ситуацию, когда вы останавливали мир, и возникало чувство абсолютной внутренней тишины и чуткости. И вдруг посреди всего этого возникал голос: «Боже мой, как тихо!», или: «Ура! Получилось!» (смех). Насколько я могу судить, самый важный навык, который нужно внести во все это — чувство юмора. И если вам это удастся, я думаю, все остальное получится само собой, как естественное следствие.

Джули: Итак, ты сказал, что когда мы шли через мост, эти разные…, со мной случилось что-то совсем другое. Мои глаза разъехались в стороны, и я обнаружила, что замедляюсь, ускоряюсь, и это было проявление второго внимания.

Джон: (повторяет)… Проявление второго внимания.

Джули: Правильно. И потом без предупреждения врывается первое внимание, и

Джон: «Комментарий, комментарий. Комментарий, комментарий. Оценка, комментарий, оценка…» Да, первое внимание делает именно так.

Джули: И мне остается только доверять тому, что я делаю, просто доверять.

Джон: Я скажу тебе то же самое, что и Алану. Мы как раз подбираемся к необходимости планирования. Вчера я прямо сказал: «Второе внимание, проснись!», и сказал: «Первое внимание, проснись!» Обычно я напрямую обучаю второе внимание и при этом просто развлекаю вас в первом внимании. На сей раз мы делаем по-другому. Мы настаиваем, чтобы оба внимания выполняли свои функции… И настаиваем на кибернетической природе отношений между ними. И прекрасно, что они оба живы и здоровы. Вопрос в том, как побудить их сотрудничать. Это — тема следующих сорока восьми часов.

Джуди: Сознание или первое внимание моделирует второе внимание, для этого оно и предназначено — выбирать, что укрепляет нашу реальность, чтобы мы знали, где находимся и как оценивать остальную часть мира.

Кэрол: У меня действительно были проблемы вчера вечером…

Джуди: О, не у вас, Кэрол. У кого угодно, только не у вас… (Смех)

Кэрол:…я перечитывала свои заметки, чтобы понять, что должна испытывать на мосту (смех)

Джуди: И что вы испытывали?

Кэрол: Именно это я и хочу прокомментировать. Меня сопровождали два человека, которые все время объясняли, что я должна испытывать.

Джон: Мелкие тираны принимают множество форм.

Кэрол: Это точно. И когда я вернулась, произошло кое-что интересное. Хотя они все время пытались объяснить мне это самыми разными способами, и я все время пыталась их понять, иногда я испытывала что-то, чего не переживала прежде. И когда мы позже обсуждали все это, я не могла об этом говорить, хотя это было самым важным. Теперь я понимаю, что эти переживания стали возможными благодаря вашим инструкциям. Новый опыт, который не был связан с…

Джон:…Первым вниманием в любой знакомой форме. Здесь есть фаны Кастанеды? Они наверняка помнят — в одной из последних книг он описывает, как внезапно обнаруживает, что провел с Хуаном и Хенаро вдвое больше времени…

Джуди:…Чем сознательно помнит.

Джон: И он не помнит тех ситуаций, когда был во втором внимании, а первое внимание при этом не занималось моделированием.

Джуди: Одна из причин, почему мы выбрали учение дона Хуана в качестве «описания», возможного описания — дон Хуан шел прямиком во второе внимание. В то же время, Бейтсон предлагает другое описание, но есть много общего в том, куда они направляются…

Джон: Определенно разными путями.

Джуди: Да, разными путями.

Джон: Двойное описание.

Мумтаз: Я прошел по мосту метафорически, и у меня было много переживаний в этом состоянии «аптайма». Никакого внутреннего диалога. Но потом ветер начал качать мост, у меня закружилась голова, и я не смог продолжать идти. И, кажется, я спросил свое бессознательное: «Могу ли я закончить эту задачу без ветра?» И я это сделал! (смех)

Джон: Головокружение. В детстве, если вы помните, это был очень ценный опыт. Отец брал меня на руки, подбрасывал в воздух, и я чувствовал себя невесомым. Или мы катались на карусели в парке, и чем быстрее мы кружились, и чем больше теряли ориентацию, тем было веселее.

Женщина: Это точно.

Джон: А как насчет взрослых, которые утратили радость отдаваться чему-то в этом смысле? Но теперь у вас есть способ получить свой пирог, по крайней мере, его кусочек, и съесть этот кусочек — только будьте при этом осторожны. Обратите внимание, чувство головокружения может возникнуть только в том случае, когда воспринимающий движется относительно окружения. И один из способов управлять степенью головокружения, пока для вас еще не безопасно отдаться ему полностью — установить страховку, обозначить свой контекст так, чтобы вы могли одновременно сохранять ориентацию и продолжать вращаться. И когда голова начинает кружиться, вы можете это контролировать, можете позволить себе небольшую дезориентацию, можете продолжать вращаться. А если дезориентация становится слишком сильной, вы можете плавно замедлить вращение. Вы можете контролировать свое движение относительно контекста точно так же так же, как переключатель скоростей в машине.

Джуди: В балете есть сцена. Сцена не устраняет головокружения, но помогает поддерживать ориентацию. И чтобы крутить фуэтэ, мне нужна только тренировка. Чем больше я тренируюсь, тем дольше и лучше могу крутить фуэтэ. Но если я долго верчусь в одном направлении, потом мне нужно вертеться в противоположном, чтобы размотаться. (смех)

Джон: Равновесие. Равновесие.

Джон: Например, элемент мастерства хорошего спортсмена — это знать, что игнорировать, а на что обращать внимание, правда же? Сортировка. И второе. Независимо от того настолько страстно и тотально любое ваше состояние, должен быть набор программ выживания, которые имеют полное право его прервать. Вы должны сохранять достаточный уровень восприятия окружения за рамками той текущей задачи, в которую тотально погружены. И если возникнут какие-то сигналы, что ваше физическое выживание находится под угрозой, эти программы тут же прервут ваше сосредоточенное состояние. Так, если вы идете по мосту Золотые Ворота и сталкиваетесь с кем-то, кто не совсем спокоен, и в руке у него — кусок металла, заточенного с одной стороны, его еще называют ножом, но вы можете и не знать об этом в своем измененном состоянии… Тут лучше всего прервать любое состояние, чтобы эффективно справиться с данной ситуацией. И то же самое верно, если вы прыгаете с шестом, и какой-то болельщик выскочит на дорожку для разбега. Не имеет значения, это может случиться в любом окружении, где есть другие живые существа. Это — смысл, в котором я считаю неуместным полностью отгораживаться от мира. Вы можете создать безупречный опыт полной, страстной погруженности, и в то же время другие ваши части должны контролировать окружение, как «нянька». Термин взят из разведки… Если вы идете на явку, и там может быть засада, у вас всегда есть нянька, которая вас «пасет». Я хочу, чтобы у всех вас были собственные няньки.

Мужчина: Фактически, когда вы двигаетесь от состояния, в котором вы находитесь, когда идете через мост, то, что вы отслеживаете окружение, нянька дает вам информацию, помоагет вам немедленно переходить в состояние, способствующее выживанию, и вот вы уже на сто процентов находитесь в этом следующем состоянии.

Джон: Да, в следующем состоянии. И так же тотально, как в предыдущем.

Джуди: В этом новом состоянии у вас тоже нет рефлексирующего сознания. Но мысль, что вы делаете это, заканчиваете и потом спрашиваете: «Что у меня получилось? Хорошо ли я это сделал?», имеет смысл. Когда вы на сто процентов погружены в состояние и просто делаете то, что делаете, вы ничего не оцениваете.

Джон: Вот-вот. Мы вернулись прямиком к вопросу Джули и Алана. Одна из важнейших функций первого внимания — инвентаризация. И если оно проводит инвентаризацию, не разрушая сосредоточенного состояния, значит сохраняется стопроцентная страстная вовлеченность в именно тот класс переменных, который необходим для выполнения задачи. И в то же время, инвентаризация продолжается и не прерывается состоянием сосредоточенности. Тогда возникает единственный вопрос: когда вы получаете результаты инвентаризации?

В основе НЛП лежит предположение, что мы можем моделировать свой собственный опыт и, таким образом, в огромной степени ускорять свой процесс обучения.

Джуди: Вот как НЛП вписывается в эпистемологию — как мы знаем то, что знаем.

Джон: Проблема здесь такова — многие части первого внимания начинают индульгировать. Они выходят из управления и из синхронизации со вторым вниманием. И второе, даже более опасное, они начинают верить в свои собственные модели.

Джуди: Различие между моделью и теорией…

Джон:…В том, что теорию не обязательно можно опровергнуть. Одно из условий корректности работы первого внимания по моделированию таково: чтобы уточнить модель, нужно обязательно искать контрпример. После первых успехов вы учитесь на своих ошибках, а не на постоянных успехах. Вопрос в том, способны ли вы замечать, какие ошибки уместны с точки зрения риска в той деятельности, которой вы заняты. После выступления спортсмен может намного улучшить свое мастерство, рассматривая свой опыт с точки зрения равновесия — возвращая первое внимание к тому, что у него не получилось во время выступления. Однако, если созданы конструктивные отношения между первым и вторым вниманием, первое внимание может моделировать аспекты работы второго внимания, и их можно будет улучшить. Именно так люди добиваются все большего и большего совершенства.

Джуди: Бейтсон дает замечательный комментарий, когда говорит, что наука никогда ничего не доказывает.

Джон: Никогда.

Джуди: Она развивает и опровергает…

Джон и Джуди:…Но никогда ничего не доказывает.

Джуди: Поэтому он и говорит: «Смотрите, нам действительно нужна мета-наука. Нам нужна эпистемология, наука о том, как мы знаем то, что знаем». Все проходит через трансформации нашей неврологии. И поэтому мы должны больше знать о правилах этих неврологических трансформаций. Какие возникают искажения и потери, когда то, что происходит там, в мире, проходит через наши глаза, через все трансформации нервной системы в мозг, проходит через второе внимание, смоделированное первым вниманием. «Жизнь — искусство делать правильные выводы из недостаточных доказательств». Мы заполняем неизвестные нам промежутки и называем результат «реальностью».

Джон: Можете ли вы связать это с вашим вопросом?

Джуди: Больше описаний.

Джон: Подумайте об этом минутку.

Джорджина: Это прекрасно.

Джуди: Что здесь действительно прекрасно — что это другое описание, и если вы вернетесь к тому, о чем мы говорили вчера, про то, что ничего не приходит из ничего и про двойные описания, сравнение этих описаний дает вам новую информацию. Новости.

Роберт: Я не совсем понимаю. Если я на сто процентов вовлечен в то, что делаю, откуда берется тот дополнительный процент, который следит за тем, нет ли острых предметов в чьей-то руке.

Джон: Понимаете ли вы, что этот парадокс может существовать только в первом внимании? Здесь вступают в силу логические уровни, Роберт. Вы знаете о парадоксах Расселла? Предположим, я пишу… (Пишет на доске)

Следующее предложение истинно.

Предыдущее предложение ложно.

Женщина:…Какой Расселл? Бертран Расселл?

Джон: Он самый.

Джуди: Приятель господина Уайтхеда. (смех)

Джон: Итак, если первое предложение истинно, то последнее тоже истинно. Но если истинно последнее предложение, то первое — ложно. И мы поймались в парадокс. Теперь обратите внимание, характерная особенность таких парадоксов — он ссылается сам на себя. Такой парадокс — результат того, что первое внимание моделирует само себя, без учета кибернетической петли между первым и вторым вниманием.

Мужчина: Как именно это относится к данному предложению? Что здесь ссылается само на себя?

Джон: Предложение обращается к самому себе в рамках своей собственной структуры.

Мужчина: Потому что оно описывает это предложение.

Джон: Оно подразумевает, что предложение ниже этого — то, которое вы сейчас читаете. Это — очаровательная демонстрация того, какие парадоксы может создавать сознание. Первое внимание — всегда соответствующее подмножество второго внимания. Оно полностью в нем содержится, то есть, нет ничего в первом внимании, что не пришло бы из второго внимания. Кроме одного очаровательного исключения, блестящего исключения — ошибки, которая отличает нас от всех других видов. Ее можно назвать одним из магических моментов в человеческой истории — первое внимание может пойти по кругу.

Интересно было бы рассмотреть один парадокс, связанный с рефлексивным первым вниманием. Используем для иллюстрации этого парадокса следующий сценарий. Вот Кен Кизи стоит на углу улицы в Уинслоу, штат Аризона, возвращаясь автостопом в Калифорнию. В своем почти до бесконечности измененном состоянии он воспринимает свое окружение — замечательные репрезентации цветов кактусов, яркого синего неба, углекислого газа, он останавливает грузовики, они замедляют свое движение… Через несколько часов он устанет ловить машину и сенсорно диссоциируется от окружения (на уровне восприятия обращая внимание только на останавливающиеся грузовики) и перейдет в мета-позицию. Он изменит логический уровень так, чтобы репрезентации, в которые он сначала был полностью вовлечен, стали одним из подмножества новых репрезентаций, в которые он вовлечен теперь. Например, он может видеть самого себя из позиции сверху и сзади своего физического положения на углу — с точки зрения пролетающей мимо кукушки. Обратите внимание, как только он это сделает, то расширит рамку — репрезентации, в которые он был вовлечен до перемещения в мета-позицию, все еще существуют, но они стали менее яркими, их детали исчезли, и они включились в множество репрезентаций более высокого порядка — возможно, того района города, где он находится, или всего Уинслоу или штата Аризона или юго-запада Америки. Каждое изменение логического уровня репрезентации увеличивает то, что охвачено репрезентациями за счет деталей. Теперь обратите внимание, что, переместившись в мета-позицию, он вступил в другое множество состояний — в рефлексивное первое внимание. Организм вовлечен в репрезентации, которые включают репрезентации репрезентатора… Правильно? Строго говоря, когда Кизи видит, как он стоит на углу улицы, предполагаемая позиция репрезентатора — физически сверху и сзади того Кизи, который стоит на углу. И здесь есть трудность. Предположим, мы перемещаем Кизи вверх на один логический уровень, скажем, в позицию, где он видит Кизи, стоящего на углу и еще одного Кизи, сверху и сзади того Кизи, который стоит на углу. В этой точке мы имеем Кизи, вовлеченного в репрезентации, которые являются полными для первой мета-позиции, в смысле, что они включают репрезентации репрезентатора в мета-позиции номер один. Это становится возможным за счет создания второй мета-позиции, физическое местоположение которой подразумевается новым классом репрезентаций, но не репрезентировано. Таким образом, независимо от того, сколько изменений мета-позиции мы используем, эта трудность будет возникать постоянно. Следовательно, мы можем вывести теорему неполноты.

Теорема неполноты для репрезентации:

У человеческих существ не существует никаких чистых рефлексивных состояний первого внимания, в которых, в течение любого определенного момента времени, ti, были бы представлены все неврологические действия организма. В частности, эти рефлексивные состояния первого внимания не могут включать репрезентации репрезентатора этих репрезентаций, хотя они могут включать репрезентации предыдущего репрезентатора (репрезентатора во время ti-j, где j}0).

Кто-то из вас может увидеть сходство между этой теоремой и другими интересными предположениями, относительно недавними в мышлении человека. Репрезентация Бейтсона использует метафору экрана сознания. Грубо говоря, если у нас есть экран, экран, на котором показаны все неврологические действия организма, то окажется невозможным репрезентировать этот экран сам по себе. Если мы увеличим экран — назовем увеличенный экран экраном, чтобы включить в него экран, то окажется невозможным репрезентировать сам по себе экран… Мы все время на шаг отстаем. Грегори был вдохновлен в этом вопросе Расселлом. В замечательной работе, написанной в соавторстве с Уайтхедом, Principia Mathematica, Рассел создал мета-закон теории множеств, чтобы избежать определенных парадоксов. Этот закон гласит, что никакое множество не может быть членом самого себя. Бейтсон поддался соблазну в течение некоторого времени использовать этот мета-закон, в частности, в своем подходе к шизофрении — (по крайней мере, к шизофрении клиницистов) в теории двойной связи (Double bind theory). Лично я думаю, что нам, жителям запада, известно несколько других примеров, больше похожих на теорему неполноты для репрезентации. Например, теорема Гёделя. В 30-е годы ХХ века Курт Гёдель, мета-математик, доказал, что любая логическая система, достаточно широкая, чтобы репрезентировать арифметику, по существу остается неполной. То есть, взяв любую такую логическую систему, Si, можно вывести арифметическое утверждение, которое будет альтернативным, то есть истинным, но недоказуемым в пределах этой системы. Фактически он сделал кое-что гораздо более мощное. Аналогично нашей второй мета-позиции в случае Кизи, он доказал свою теорему рекурсивно. То есть, если вы создадите новую, «большую» систему, S', которая включает в себя и старую систему, Si, и утверждение, истинное в Si но недоказуемое, можно построить новое утверждение для S', снова истинное, но недоказуемое. Результат будет истинным рекурсивно.

Нил Кессиди, компаньон Джека Керуака и водитель знаменитого автобуса «Мерри Пранкстерс» { «Мерри Пранкстерс» («Счастливые бездельники») — раскрашенный в кислотные цвета автобус, на котором в 60-е годы Кен Кизи вместе с друзьями-хиппи разъезжал по окрестностям Сан-Франциско. — Прим. пер.},

принадлежавшего нашему другу Кену Кизи, был постоянно удручен неспособностью догнать самого себя. Его усилия были, вероятно, с самого начала обречены на неудачу, потому что он использовал для этого речь. Он намеревался постоянно соответствовать текущему моменту. И он, как говорят, тратил уйму времени, произнося слово «Сейчас» снова и снова с разной скоростью, с разной громкостью и разными интонациями, но, увы, напрасно. Замолкая, он тут же начинал отставать. Поговаривали даже, что в качестве последнего средства он использовал амфетамины, но и это ему не помогло.

Дон Стейни привел мне забавный пример теоремы неполноты из фильма Летающий цирк Монти Пайтона. Двое из команды Пайтонов бредут по бесплодной пустыне. У них заканчиваются пища и вода. Они лежат и умирают, и, ожидая смерти, размышляют о том, как попали в такое ужасное положение. Умирая, один из них внезапно оборачивается к другому: «Подожди! А кто это нас снимает?» Перспектива меняется, и мы видим съемочную группу. Съемочная группа помогает этим двум умирающим, которые раньше были совсем одни в этой пустыне, делит с ними все свои скудные ресурсы, и через некоторое время эти двое вместе со съемочной группой остаются без пищи и воды, блуждая по пустыне, конечно же, пока кто-то снова не спрашивает: «А кто это нас снимает?»… и так далее.

Розалин: Что же делал Грегори Бейтсон со своим первым вниманием… Он мыслил как игрок в шахматы?

Джон: Похоже на то. Но проблема в том, что правила этой игры не определены, а правила шахмат определены. Грегори говорит о двойственном складе своего ума.

Насколько я понимаю, вы просите меня дать честный, интроспективный, личный отчет о том, как я обдумываю антропологический материал. И если я начну честно и лично рассказывать об этом, то должен оставаться безличным к результатам этого обдумывания. Даже если я в течение получаса буду высыпать на вас всю свою гордость и весь свой позор, в этом вряд ли будет много честности.

Позвольте мне создать картину того, как я мыслю, представив автобиографический отчет о том, откуда я получил набор своих концептуальных инструментов и интеллектуальных приемов. Я имею в виду не академическую биографию или список предметов, которые я изучал, но кое-что более существенное. А именно — те узоры мыслей, из различных научных дисциплин, которые оказали столь глубокое влияние на мое мышление, что когда я стал работать на антропологическом материале, то непроизвольно использовал эти позаимствованные узоры в качестве руководства для восприятия этого нового материала.

Основную часть этого набора инструментов я позаимствовал у отца, Уильяма Бейтсона. Он был генетиком. Школы и университеты не дают почти никакого представления об основных принципах научного мышления. И то, что я знаю об этом, я в значительной степени почерпнул из бесед с отцом и, возможно, особенно из подтекста этих бесед. Он никогда не говорил о философии, математике и логике, и был определенно подозрителен к этим предметам, но, тем не менее, невольно, я думаю, он передал мне что-то из этих дисциплин.

Я перенял у него именно те установки, которые отрицал он сам. Его ранние и лучшие работы (и я думаю, он об этом знал) были посвящены вопросам симметрии у животных, вопросам сегментации, серий повторяющихся фрагментов, паттернов и т. д. Позже он ушел из этой области в менделизм, которому и посвятил остаток своей жизни. Но он всегда оставался восприимчивым к проблемам паттернов и симметрии, и именно эта восприимчивость и мистицизм вдохновляли то, что я у него перенял и что, как бы там ни было, назвал «наукой».

Я взял у него неопределенное мистическое чувство, что нужно искать те же самые процессы во всех феноменах природы — что можно ожидать найти те же законы в структуре кристалла, что и в структуре общества, или что сегментация земляного червя может быть сопоставима с процессом формирования базальтовых пластов.

Сегодня я не стал бы проповедовать подобную мистическую веру, но все еще полагаю, что мыслительные действия, полезные при анализе одной области, могут быть одинаково полезны и в другой, что структура (эйдос) науки, даже в большей степени, чем структура природы, остается одной и той же во всех областях. Но я перенял это мистическое чувство помимо своей воли, и впоследствии оно приобрело первостепенную важность. Оно придавало определенную значимость любому научному исследованию, Я имею в виду, что, изучая паттерны перьев куропатки, я мог действительно получить, по крайней мере, частичный ответ на весь огромный вопрос о паттернах и регулярности в природе. И более того, эта толика мистицизма была важна еще и потому, что предоставляла мне свободу использовать мою научную подготовку, способы мышления, которые я вынес из биологии и элементарной физики и химии. Она давала мне веру в то, что этот способ мышления применим в самых разных областях. Это позволило мне признать все мое обучение скорее потенциально полезным в антропологии, чем неуместным.

Я хочу подчеркнуть, что всякий раз, когда мы гордимся тем, что обнаружили какой-то новый, более строгий способ мышления или описания, всякий раз, когда мы начинаем слишком настаивать на «операционализме», символической логике или любой другой из этих совершенно необходимых систем научной мысли, мы снижаем свою способность рождать новые идеи. И, конечно же, всякий раз, когда мы восстаем против бесплодной строгости формальной мысли и описания, и позволяем идеям нестись, не зная удержу, мы также снижаем эту способность. Как я это вижу, прогресс в научной мысли приходит из сочетания свободного и строгого мышления, и это сочетание — наиболее драгоценный инструмент науки.

Мое мистическое отношение к этим явлениям определенно способствовало развитию двойственности моего мышления — она вела меня к диким «догадкам» и, в то же время, заставляла обдумывать их более формально. Она поощряла свободу мысли, и сразу же настаивала, чтобы эта свобода была соотнесена с жесткими требованиями реальности.

Джон: Что делает профессиональный лингвист? Предположим, я говорю:

Мери сняла рубашку Джона.

Сколько здесь может быть разных интерпретаций?

Женщина: Несколько.

Джон: Несколько. Это, конечно, очень точно.

Мужчина: Что вы сказали?

Джон:

Мэри сняла рубашку Джона.

Сколько может быть разных интерпретаций этого предложения? Хорошо. Часть интерпретаций вращается вокруг того, на ком была надета рубашка Джона. Если рубашка Джона была на Джоне, и Мери сняла ее, это очень сильно отличается от того, по крайней мере для Джона (смех), если Мери сама была одета в рубашку Джона и сняла ее. А еще Мери могла снять рубашку Джона с Джорджа, о котором мы вообще не упомянули. И теперь у нас есть довольно пикантная ситуация, и мы вполне можем нарваться на неприятности, правда же? На самом деле меня не интересует, сколько интерпретаций у этого предложения — мне интересно, как вы обнаруживаете многозначность, меня интересует процесс исследования вашей внутренней схемы в поиске интерпретаций. Что вы делали, чтобы ответить на этот вопрос? И это — часть, Роберт, того, о чем мы с вами говорили. И Ларри сделал это так (повторяет жесты Ларри) и это — столь же изящная коммуникация, как и та, которую я наблюдал у лингвистов, делающих это профессионально. Что происходит? Что вы делали вчера, когда сидели здесь, слушали меня и реагировали на мои слова? Вы проверяли петли. Это резонирует? Или не резонирует?

«Это соответствует?» «Могу ли я найти подпетли, которые они сейчас обсуждают?» «Может быть, я организован иначе?» «Похоже на то». И это — некоторые из предположений, высказанных сегодня утром. Один из самых мощных профессиональных инструментов, необходимых лингвисту — способность проверять внутреннюю согласованность. Если вы очень внимательно понаблюдаете за работой профессиональных лингвистов или математиков, вам станет совершенно ясно, что они делают… (пауза) Но есть одна вещь, которая на самом деле удивляла Грегори. Надеюсь, вас это не удивит. И еще надеюсь, что вас удивит удивление Грегори. Надеюсь, вы скажете: «Понятно». И я спрошу вас: «Понятно… Но что конкретно?»

Джуди: Грегори был восхищен своим удивлением, однако он все же был удивлен. Каковы обязанности первого внимания в этой петле, петле обратной связи между первым и вторым вниманием? Мы говорим об этих обязанностях: «Я переведу это во второе внимание. Пусть оно об этом позаботится».

Джон: Помните, что Джуди читала вчера, что, если культура создает особенности, неуравновешенные особенности, делая свое искусство только сознательным или только бессознательным, то маловероятно, что это искусство станет великим? Это истинно и для личности. Если у вас нет танца между первым и вторым вниманием — а вы ведь знаете, насколько текучим нужно быть в танце — вы вряд ли достигнете той личной гениальности, о которой мы говорим на этом семинаре… (пауза)…

Хорошо. Так чем же был удивлен Грегори. Отслеживание — это такая задача, когда по экрану движется световое пятно. И его движение подчиняется определенному заданному паттерну. И у вас есть круг и два рычага, которые позволяют вам перемещать этот круг по вертикали и по горизонтали. И когда пятно появляется здесь, вы должны переместить круг вниз, и так далее. Теперь оказывается, что, если испытуемых просили отслеживать световые пятна, паттерны движения которых могут быть описаны линейными уравнениями, в противоположность нелинейным… Линейное уравнение определяет паттерн движения так, что пятно всегда движется по прямой. Прямая может идти в любом направлении. Но пока испытуемый не поймает пятно в круг, оно все время движется по прямой, в противоположность кривой. Кривая — не линейная функция, правильно?

Например: x = y + 5. Это — линейное уравнение. То есть, если мы проведем оси координат, и отметка «ноль» будет здесь…, скажем, если y равен 2, то x будет равен…?

Джон: Эта точка будет здесь, правильно? С другой стороны, если у нас есть уравнение типа x = y2, мы переходим к нелинейной репрезентации. Так вы получите кривую.

Пусть x = 2 и x = 4. Помните алгебру из средней школы?

Женщина: Почему мы получим кривую?

Джон: Возьмите кусок миллиметровки и проверьте. Теперь самое интересное. Итак, одну группу испытуемых вы просите отслеживать только те пятна, которые движутся линейно, а вторую группу просите отслеживать только те, что движутся нелинейно. А потом, после того, как они научились прослеживать пятна, меняете их местами. Результаты покажут почти полное отсутствие переноса навыков. То есть кривая обучения, через которое они снова проходят, кажется совершенно не связанной с их предыдущим опытом — не важно начнут ли они с линейной или с нелинейной задачи. Оказавшись в других условиях, они начинают учиться заново. Это удивляло Бейтсона. Почему это удивляло Бейтсона? Он спрашивал: «Как происходит, что в обучающем опыте представителей нашего вида учитываются эти символические различия в репрезентациях между линейными и нелинейными функциями?» И это — мой вопрос к вам. Какова связь?

Том: Символы описывают наш реальный опыт.

Джон: Скажите громче, Том.

Том: Символы нужны, чтобы описывать наш опыт и поэтому здесь учитываются не символы, а наш опыт.

Джон:…Который смоделирован…

Том:…Этими символами.

Джон: Итак, вы понимаете, как первое внимание, линейное мышление представляет себе эту проблему, если рассматривать ее таким образом — я просто описываю проблему линейно, и заманиваю вас в ловушку линейного мышления. Но если вы скажете: «Секундочку! Откуда все это взялось? Мы же не получили это вместе с десятью заповедями».

Джуди: Они одну скрижаль потеряли. (смех)

Джон: Их вообще было пятнадцать.

Джуди: Как раз эта была на потерянной.

Джон: Грегори говорит, что, если мы не научимся думать в терминах петель, учитывающих целостность циркуляции, то попадем в большие неприятности. Техногенное общество предрасположено все время находиться в первом внимании, и это может создать нам большие проблемы. И делая это замечание, он признается, что сам все еще не овладел последовательным кибернетическим мышлением. И то, что он удивлен этим экспериментом отслеживания — явное свидетельство, что он еще не полностью сформулировал понятие кибернетического мышления. Потому что, как сказал Том, это ни что иное, как символическая репрезентация нашего опыта различий между прямыми и кривыми линиями.

Точно так же и лингвист, профессионально изучающий синтаксис, использует собственные петли, чтобы узнать, вписывается ли то, что он делает, в грамматику, которая репрезентирована неврологически. Так называемая «самая чистая» из всех наук, математика, сама по себе основана на той же самой кибернетической петле. У нас есть определенные фильтры по отношению к миру, которые передают информацию через наш сенсорный аппарат во второе внимание и затем в сознание, в первое внимание. И поэтому наши символические репрезентации всегда оказываются замечательным сочетанием того, что мы можем репрезентировать с тем, чем является мир на самом деле. Но чтобы оценить, чем может стать эпистемология, нужно рассматривать обе стороны петли.

Джордж: Я все еще озадачен тем, что Бейтсон был этим озадачен. Вы говорите, что навык работы с линейными функциям поддаётся переносу, тогда как существуют классы нелинейных функций…

Джон: Нет. Я говорю, что люди и отслеживают, и учатся по-другому, когда сталкиваются с задачей, в которой нужно отслеживать линейные функции, в противоположность нелинейным. Теперь, на мета-уровне, там, где вы впервые задаете этот вопрос: «Я удивлен, что Грегори был удивлен». Грегори был удивлен, потому что думал линейно. Противоядие от подобного линейного мышления — то, что сказал Том: «Откуда, черт возьми, взялись эти символические репрезентации?» И ответ — они пришли к нам через наш сенсорный аппарат, и мы создали специальную репрезентативную систему, которая создала различие. И это различие касается отношений между миром и нашей собственной неврологией, а не только мира самого по себе. Это — заявление о взаимодействии между нашими петлями и миром. Теперь, ваш второй вопрос мне тоже интересен, хотя он и не уместен в нашем обсуждении. Понимаете?… Смотрите, в чем тут смысл. Обратите внимание, информация, чтобы стать человеческим знанием, обязательно должна быть отфильтрована сквозь человеческую неврологию и затем репрезентирована. Неврологические фильтры и смещение репрезентативных кодов гарантируют, что человеческое знание всегда будет продуктом как того, что есть в мире, так и всех искажений нашей неврологии. Даже физик, работающий здесь неподалеку в SLAC (Стэнфордский линейный акселератор), используя аппаратуру, чтобы достичь репрезентации, которая может привести к «пониманию», должен пропустить «данные» через свою собственную нервную систему. Это — смысл, в котором вся человеческая деятельность — физика, танцы, биология, бизнес, музыка, авиация и так далее — происходит в пределах мета-науки, к которой призывает Бейтсон, эпистемологии.

Женщина: Я продолжаю думать, что опыт, который имела сегодня утром на мосту — результат другого способа смотреть на мир. Я чувствовала себя так, как будто снова учусь ходить. Как будто мне было трудно держаться на ногах из-за того, как я воспринимала информацию. Было такое ощущение… как будто я запрограммирована действовать так, как привыкла это делать, в отличие от того, что я переживала…

Джон: Отлично. Прекрасный отчет. Покажите видеозапись, как двигались ее руки…

Джорджина: Я продолжаю возвращаться к различиям между культурой и обществом. Я всегда пытаюсь связать это с моими детьми, с тем через что они проходят, и вспоминаю, через что я сама прошла в детстве, когда узнавала мир. Очень часто, когда вы начинаете чему-то учиться, есть самая первая стадия, когда вы что-то понимаете, или знаете, что знаете, и тут же кто-то просит сказать ему, что именно вы поняли. И вот, у меня действительно есть какой-то опыт. Но если я не смогу описать его, то начинаю оценивать то, что я сделала, и говорю: «По-моему, я ничему не научилась».

Джуди: Вы предположили, что ничему не научились, потому что не смогли об этом рассказать. Ваш опыт не закодирован в аудиально-дигитальную форму. Это очень важный вопрос, в какой точке процесса вы начинаете оценивать вместо того, чтобы просто осознать различие.

Джорджина: И это продолжается до сих пор. Мой муж — венгр, и его семья говорит по-венгерски. Для них это родной язык. И часто что-то происходит, и моя свекровь не понимает, что произошло. А я понимаю и начинаю смеяться, или еще как-то реагирую. И она поворачивается ко мне и спрашивает: «Что случилось?» И я говорю…

Джуди:…«Ой…»

Джорджина:…«Я не знаю».

Джуди: Тут вы должны сказать: «Ты же сама видела». (смех)

Джорджина: И она смотрит на меня и говорит: «Ты что, немая?» И я теряюсь, а потом собираюсь и говорю: «Ну, я думаю…»

Джон: Различие без оценки. В нашем обществе, если информация так или иначе не может быть закодирована в первом внимании — если мы не можем рассказать о ней — она часто признается недостоверной. Связывать идею только с первым вниманием, кодом под названием язык, значит так и не научиться уважать танец между первым и вторым вниманием и все время оценивать лишь фрагмент сложного взаимодействия — дугу, часть петли. Обратите внимание, сделав этот фильтр доминирующим, наше общество лишило себя мудрости второго внимания.

Было бы интересно, если бы определение «цивилизованный» использовалось с точки зрения того, как мы реагируем на различия. Если вы можете признавать различия, не делая при этом автоматического прыжка к оценке, мир вам откроется — и положит к вашим ногам все свои богатства. Мы создали различия, чтобы было что обнаруживать и исследовать. Не оценку. Оценка — побочный продукт некоторых социальных систем, некоторых процессов социализации, некоторых физиологических механизмов для защиты центров гомеостаза.

Как сказал губернатор Техаса? Кажется, в 1917 году? Помните, как звали этого парня?

Джуди: Джеймс Па Фергюсон.

Джон: Фергюсон.

Мужчина: Ричардсон.

Джон: Ричардсон?

Мужчина: Ричардсон.

Джуди: Фергюсон.

Джон: Фергюсон. Я на ее стороне. Кто бы ни был губернатором Техаса в 1917 году, когда ему предложили подписать законопроект о продолжении двуязычного образования в Техасе (в 1917 году они снова вернулись к этому вопросу), когда на него собирались наложить вето, он…

Джуди:…Сделал следующее заявление…

Джон: Он сказал: «Если английский язык был достаточно хорош для Иисуса Христа… (смех)… То он достаточно хорош и для школьников Техаса».

Джон: Это — то же самое, о чем мы так долго говорили — связь между языком и опытом. Об этом говорит Сепир, об этом говорит Уорф. Сам по себе код языка создает, в смысле первого внимания, инвентаризацию, категории восприятия. И если какие-то фрагменты мира не попадают в эти категории, мы обычно не воспринимаем их в первом внимании. Лингвистические коды обычно не настолько глубоки, чтобы мы могли изменить их. Фактически, то, что некоторые здесь — полиглоты, и могут свободно говорить на нескольких языках — свидетельство того, что у нашей неврологии есть определенная гибкость, если, конечно, мы ее развиваем. Когда я жил в Европе и учил другой язык, я был в соответствующем контексте, и это — важная вещь, контекст. До этого, конечно, я пытался изучать языки в стандартном образовательном контексте — картонная кабинка, наушники давят на уши, и монотонный голос бубнит: «Der Tisch, стол, der Tisch, стол». Но вокруг не было никаких столов, и никаких «der Tisch» тоже не было, (смех) не было ничего, кроме этого идиотского голоса…

Джуди: Какого именно? (смех)

Джон: Итак, если я хочу выучить новый язык, я полностью погружаюсь в культуру. Мое тело становится зеркалом, я расширяю свое «я» до той точки, когда начинаю отзеркаливать автоматически. Я расширяю свое «я» так, чтобы на любую тональность, которую слышу в паттерне речи, на любое изменение темпа в паттерне речи, я автоматически отзывался бы эхом. Это — предварительные рассуждения.

Мое предложение создать отдельную реальность для того, что мы вчера делали с TaTитосом, отчасти основано на следующем принципе. Если вы приближаетесь к любой новой реальности, будь то культурно-лингвистическая реальность или реорганизация вашей собственной внутренней схемы, есть серьезные причины изначально учитывать ее хрупкость, неустойчивость и создать для нее отдельное защищенное окружение, пока она не окрепнет настолько, чтобы стать адекватным вторым описанием по сравнению с вашими родными языком и культурой. Пока она не станет прочной и сильной, настолько устойчивой, что вы сможете создать ее карту. Только тогда вы действительно станете свободным в этом смысле. Я заметил, что кое-кто из полиглотов дает сигнал «Да», то есть это соответствует и вашему опыту.

Джуди: У вас все еще есть вопрос, Антонио?

Антонио: О, да… (пауза)… Я отдался тому, что вы говорили, и забыл свой вопрос. Я был вчера на мосту, и решил его пересечь в этом состоянии, и отпустил свою лошадь. И мой разум пошел, а первое внимание сходило с ума. И была еще третья часть, которая говорила: «Все в порядке, можешь продолжать, можешь идти». И эта третья часть — я ей доверяю, она контролирует, что происходит. Так что я пошел через мост, и мое первое внимание все время было со мной, и когда я добрался до конца (утром я заметил, что моё лицо обветрилось) я спросил себя: «Да можно ведь шею свернуть, пересекая эту штуку?» И потом я снова оказался на мосту и подумал: «Ничего себе, да это же безумие. Джон Гриндер — просто не в себе». (смех) «Как он может предлагать делать подобные вещи?» Но я пошел, и пересек мост, и все было в порядке. И теперь я думаю, что если бы возникла какая-то серьезная угроза, я бы остановился. А так я всего лишь лицо обветрено. И сегодня утром я говорил об этом с самим собой. И я предполагаю, что вышел бы из состояния, если бы произошло что-то серьезное. Вот что я думаю.

Джон: Об этом стоит подумать, Антонио.

Антонио: Для меня это был вопрос, знаете. Я не уверен, что смог бы выйти.

Джон: Это вопрос…

Джуди:…Маркеров контекста…

Джон:…И страховки. Помните, я сказал, что хочу, чтобы каждый из вас в конце концов стал собственной нянькой. У няньки действительно важные и мощные функции. И если у вас нет обученной няньки, которая вас «пасет», я убежден, что вы не имеете права баловаться опытом измененных состояний, в которые мы здесь входим. Это всего лишь баловство и индульгирование, если вы не даете себе труда обозначить контекст. Вы не можете безопасно освободить свой дух, если никто не определяет контекст его проявления. Есть много разных мостов. Кастанеда описывает, как стоял на краю утеса во время сильного урагана в горах. Он стоял спиной к стене, и видел мост, соединяющий утес, на котором он находился, с другим утесом, через пропасть. И он видел этот мост настолько отчетливо, что уже собирался пересечь его, когда, фактически, его нянька в этом эпизоде, дон Хуан, схватил его и заставил перейти в другое состояние. Так что том, во что мы здесь вовлечены, в терминах измененных состояний и отдельных реальностей, чрезвычайно важно иметь няньку, которая безупречно защищает вас… (пауза)…

И очень важно, чтобы нянька была безупречной в оценке таких ситуаций. И насколько ваше лицо обветрено… несколько лет я ходил в горы со скалолазом мирового класса, Джеффри. Он научил меня удивительным вещам. Он делал то, что казалось мне невозможным для человека. А потом я стал делать это сам. И когда я стал лидером в связке на восхождении, а этот опыт очень сильно отличается от того, когда вы второй, ведомый… На сложном восхождении, на отвесной стене, лидер должен уметь выполнять необходимые физические действия и в то же время поддерживать контроль состояния, чтобы не допускать чрезмерного расхода энергии. Вы были профессиональным футболистом и знаете, что в начале обучения мы обычно прилагаем чрезмерные мышечные усилия.

Джуди: Никакой эффективности.

Джон: И никакой грации в излишних усилиях, правда же? Конечно, вы получаете результат, но он удовлетворителен только в том случае, если вы считаете, что результат — смысл этой деятельности. Если вы действительно хороший ученик, вы отпускаете себя — и это тот дух, который вы показали нам вчера, Алан. В движениях, которые вы делали вместе с TaTитосом, ваше тело принимало определенные позы, и как только вы позволяли телу принимать эти позы и расслаблялись, оно знало, что делать.

Джуди: И это облегчает следующее движение. И вы говорите: «Ага! Вот как это делается».

Джон: И вам нужно прилагать меньше усилий. Ему потребовалось не так уж много усилий, чтобы протанцевать через весь зал с TaTитосом и повторить каждое его движение, даже при том, что эти движения были по меньшей мере экстравагантны в терминах изменений поз и той скорости, с которой менялись позы и движения. И вопрос состоит не только в эффективности обучения с точки зрения устранения избыточного напряжения, но как Джуди однажды спросила меня, когда начала заниматься балетом: «Как ты избегаешь истощения на восхождении?» И ответ таков: «Ты напрягаешь только те мышцы, которые необходимы для того движения, которое ты сейчас делаешь, а все остальные остаются расслабленными». Потому что если ты не изолируешь мышцы, то переутомишься. И если африканский танец не научит вас искусству изолировать части тела, которые жители Запада обычно не изолируют, то я не знаю, что вам поможет. Вы изолируете мышцы, чтобы использовать только те, которые абсолютно необходимы. Помните, основа любого искусства, высоких спортивных результатов или техники под названием НЛП — навыки. Смысл навыка — заставить все это выглядеть легким. И профессионалу легче сделать движение, чем любителю. Этим профессионал и отличается от любителя.

Джуди: Как только вы определили самый экономичный способ делать движение — вы определили его эффективность.

Джон: Теперь, на сложном восхождении, есть еще одно отличие позиции лидера от позиции второго в связке: когда вы — второй, вы не можете двигаться так же свободно, как лидер, но вы защищены. Если вы лидер, то должны решить, на какой риск вы готовы пойти. А если вы — второй, ваш лидер уже закрепился на площадке, он сидит и наблюдает за вами, и если вы упадете, он вас удержит.

Джуди: И у вас есть полная свобода падения.

Джон: И в этом была суть работы вашей няньки вчера вечером. И когда вы становитесь первым в связке, альпинизм внезапно открывает вам целое новое измерение. Вы должны вычислить, на какой риск готовы пойти. И я не знаю, каков в вашем мире компромисс между риском обветриться и тем опытом, который вы получили, но его последствия ясно видны у вас на лице. (смех)

Джуди: Джон часто рассказывал потрясающие истории об эволюции альпинизма. И здесь мы говорим о развитии эпистемологии, используя различные описания, чтобы добраться до различия (основной единицы психики), добраться до ее понимания. Пятнадцать или двадцать лет назад метафора альпинизма была такой: Атакуйте гору. Покорите ее. У вас есть тонны и мили веревок, вы забиваете в гору крючья, поднимаетесь вверх и забиваете еще больше крючьев. И вы запихиваете все это оборудование в гору, а потом просто оставляете его позади. А теперь альпинизм превратился в баланс не только с точки зрения владения своим телом, но и с учетом того, что предлагает скала. И теперь это как танец со скалой. Это действительно придает кибернетический смысл взаимодействию со скалой и вниманию к тому, что она вам предлагает, в отличие от атаки.

Джон: У моего партнера по восхождениям, Джеффри, замечательная мама. И однажды она спросила его: «Зачем ты все это делаешь?». И стандартный ответ таков: «Делаю — и все тут», так ведь? Но Джеффри очень заботливый сын, и он сказал: «Мама, ты помнишь свое детство? Помнишь, ты ходила на детскую площадку, и каталась на качелях и на каруселях? Для меня горы — это детская площадка для взрослых. Как будто Господь создал для взрослых эту детскую площадку, и он действительно знал, что делал». (смех) И слова Джуди об атаке и танце — еще один пример учета и уважения контекста.

Розали: Много лет назад я училась Тай Цзи Цюань. Это очень похоже на танец. И однажды в группе появился альпинист мирового класса и сказал: «Я хочу взять всех вас в горы. Кто пойдет со мной?» Никто из нас никогда не ходил в горы. И кое-кто сказал: «Хорошо, мы пойдем с тобой». И он повез нас в парк в Окленде. Он привел нас к очень высокой скале, и никто не смог на нее подняться. Мы все перепугались. А потом он привел нас к очень простой скале и сказал: «Вот здесь вы будете тренироваться». Она была не очень высокой. И он держал нас там два часа. Два часа, и никто кроме него не смог на нее взобраться. И он сказал: «Ну и дела. Почему же вы не танцуете со скалой. Почему вы не делаете с ней свой Тай Цзи?» И мы начали делать Тай Цзи со скалой. И в результате стали даже по деревьям лазить, мы делали все, что угодно. И спустя два часа, представляете, я уже была босая — забудьте о ботинках. Я была вся в известке — ноги, шея.

Джуди:…Нос…

Розали:…Да, нос тоже. И я твердо вознамерилась влезть на эту чертову скалу, так или иначе. Но мне никак не удавалось. Наконец, через два с половиной часа мое восприятие изменилось. И я влезла на эту гору, и не спрашивайте, как я там очутилась (аплодисменты), но я никогда больше не видела скалу таким образом. Как будто мы со скалой стали одним целым. Как будто мы перемешались или объединились, и я никогда…, как будто вместо того, чтобы осматривать музеи, как я обычно делала… И это было по-настоящему сверхъестественно…

Джон:…Осматривать скалы. (смех)…

Розали:…Осматривать скалы. Я видела камни так, как никогда прежде. Они были настолько красивы, что я не хотела тратить время на рассматривание фарфора. Я рассматривала камни.

Джуди: Потом, скажем, на второй день, восприятие Джона меняется. Когда он находится в вертикальном мире, возникают глубокие сдвиги восприятия. Например, маленькие трещины становятся гигантскими расщелинами, потому что ему нужно цепляться за них руками, чтобы двигаться дальше. Как будто мир сжимается в точку, а потом расширяется внутри этой рамки.

Розали: Потом я даже смогла подниматься на горы с завязанными глазами. Это намного легче.

Джуди: Верю!

Розали: Намного легче. И вот однажды я поднималась на скалу, и преодолела девять десятых пути, и тут проснулся мой внутренний голос. А это была большая скала.

Джуди: «Боже правый!»

Розали: «Боже правый!» «Что, черт возьми, ты здесь делаешь?» И я просто повисла. Я не могла двигаться. И никто не мог прийти и снять меня оттуда. Этот голос меня как будто парализовал. Если бы не он, я бы легко на нее залезла.

Джон: И я продолжаю утверждать, что голос сделал именно то, что от него ожидалось, но в неподходящее время…

Джуди: (перебивает)… Выбор времени…

Джон: (перебивает) Все это — выбор времени. (смех)

Джуди: (перебивает) Выбор времени — это все.

Джон: (снова перебивает) Вот что я имею в виду. (смех)

Джуди: Несколько человек говорили, что во время движения через мост в состоянии «остановки мира», без внутреннего диалога и сфокусированного зрения, они переживали различные ощущения — дрожь в ногах, напряжение определенных групп мышц или чувство очень медленного движения. Все эти ощущения приобретают смысл, если мы помним о процессе обработки информации в нашей нервной системе. Информация поступает через органы чувств, проходит сквозь набор трансформаций во второе внимание и, наконец, моделируется первым вниманием. Искажения, возникающие между реальным миром и тем, что мы воспринимаем в первом внимании — результат набора правил. Так что вопрос не в том, становится ли мир неполным и деформированным, произойдут ли потери и искажение информации. Правила действуют всегда. Набор трансформаций есть всегда. Я не знаю, в чем они состоят, но, тем не менее, в них есть некоторое постоянство…

Джон:…Потому что неврология периферийного зрения настолько же обусловлена, как и неврология сфокусированного зрения. Она может быть незнакома первому вниманию, но, тем не менее, настолько же системна.

«Первым действием учителя является внушить… идею, что знакомый нам мир является только видимостью, описанием мира. Каждое усилие учителя направлено на то, чтобы доказывать это своему ученику. Но принять эту идею является самой трудной вещью на свете. Мы полностью захвачены своим частным взглядом на мир, и это заставляет нас чувствовать и действовать так, как если бы мы знали о мире все. Учитель с самого первого своего действия направлен на то, чтобы остановить этот взгляд. Маги называют это остановкой внутреннего диалога, и они убеждены, что это — единственная важнейшая техника, которой ученик должен овладеть»… «Остановка внутреннего диалога является ключом к миру магов», — сказал он. — «Вся остальная деятельность — только зацепки. Все это направлено лишь на ускорение эффекта остановки внутреннего диалога»… Учитель перестраивает картину мира. Я назвал эту картину островом тональ. Я сказал, что все, чем мы являемся, находится на этом острове. Объяснение магов говорит, что остров тональ создан нашим восприятием, выученным концентрироваться на определенных элементах. Каждый из этих элементов и все они, вместе взятые, образуют нашу картину мира. Работа учителя относительно восприятия ученика состоит в перенесении всех элементов острова на одну половину пузыря. К настоящему времени, ты, должно быть, понял, что чистка и перестройка острова тональ означает перегруппировку всех этих элементов на сторону разума. Моей задачей было разделить твою обычную картину мира; не уничтожить ее, а заставить ее перекатиться на сторону разума.

Он нарисовал воображаемый круг на камне и разделил его пополам вертикальным диаметром. Он сказал, что учитель с помощью своего искусства заставляет ученика сгруппировать всю свою картину мира на правой стороне пузыря.

«Почему правая половина?» — спросил я.

«Это сторона тоналя», — сказал он. — «Учитель всегда обращается к ней, и, с одной стороны, познакомив своего ученика с путем воина, он заставляет его быть разумным. Трезвым и сильным душой и телом. А с другой — он сталкивает его с немыслимыми, но реальными ситуациями, с которыми ученик не может справиться. Таким образом он заставляет его понять, что его разум, хотя и является чудеснейшей вещью, может охватить лишь очень небольшую поверхность».

«Ходьба в этой специфической манере насыщает тональ», — сказал он. — «Она переполняет его. Видишь ли, внимание тоналя должно удерживаться на его творениях. В действительности, именно это внимание в первую очередь и создает порядок в мире. Поэтому тональ должен быть наблюдателем этого мира, чтобы поддерживать его. И превыше всего он должен поддерживать наше восприятие мира как внутренний диалог».

Он сказал, что правильный способ ходьбы является обманным ходом. Воин сначала. Поджимая пальцы. Привлекает свое внимание к рукам, а затем, глядя без фиксации глаз на любую точку прямо перед собой на линии, которая начинается у концов его ступней и заканчивается над горизонтом, он буквально затопляет свой тональ информацией. Тональ без своих отношений с глазу на глаз с элементами собственного описания не способен разговаривать сам с собой, и таким образом он становится тихим…

Порядок в нашем восприятии является исключительно царством тоналя. Только там наши действия могут иметь последовательность, только там они являются лесенкой, на которой можно считать ступеньки. В нагуале ничего подобного нет. Поэтому картина тоналя — это инструмент. Но он не только лучший инструмент, но и единственный, который мы имеем.

«Сновидение — это практическая помощь, разработанная магами. Они не были дураками, они знали, что делают, и искали полезности нагуаля, обучая свой тональ, так сказать, отходить на секунду в сторону, а затем возвращаться назад. Это утверждение не имеет для тебя смысла. Но этим ты и занимался все время. Обучал себя отпускаться, не теряя при этом своих шариков. Сновидение, конечно, является венцом усилия магов, полным использованием нагуаля».

Период ученичества заканчивается, когда новое описание мира стало полным и убедительным, а значит, ученик приобрел способность проявлять новые реакции, соответствующие новому описанию.

Джуди: Умение проявлять новые реакции.

Джон: Когда Самюэль Тейлор Колдридж написал следующие строки, он был на пороге открытий, с которыми мы здесь играем:

Что, если вы спали и во сне вы уснули. И что, если в этом сне вы попали на небеса и сорвали там странный и прекрасный цветок. И что, если, проснувшись, вы нашли этот цветок в своей руке… Ах, что тогда?

Джон: Ладно. Вашему тоналю снова пора взяться за дело, так что вернитесь на землю. Вы, вероятно, думаете: «Это очевидно», так ведь? (смех) (рисует на доске) Это, очевидно, второе внимание. Это, очевидно, центростремительные нервные пути, а это — центробежные нервные пути. Вы, вероятно, задаетесь вопросом, а что это за фигура, так ведь? Вам кажется, что это напоминает амебу, но это — реальность, так что если вы задаетесь вопросом, что, черт возьми, это напоминает… (смех)

Джуди: Это она и есть.

Джон: Это — моя лучшая репрезентация. Я скажу больше. Это Большая Амеба. Я ошибся, когда говорил, что в каждой сетчатке приблизительно 160 000 000 рецепторов, чувствительных к свету. Их всего лишь 130 000 000. Если из-за этого вы чувствуете себя обделенными, можете сами вырастить новую сетчатку. Мы занимаемся эпистемологией. Эпистемология применяется на уровне личной организации, эпистемология применяется на уровне социальной организации в пределах семейной группы и на всех более высоких уровнях вплоть до космического корабля под названием «Планета Земля». Использование описания Бейтсона приводит к глубоким и важным последствиям, когда мы говорим о смертельных значениях некоторых переменных окружающей среды…

Джуди:…Которые возникают из-за эпистемологических ошибок в мышлении.

Джон: На уровне физиологии происходят некоторые удивительные вещи. Их можно увидеть, исследуя человеческую нервную систему. И мне кажется, что один из краеугольных камней эпистемологии находится именно здесь. Исследуя систематические искажения собственной неврологии, мы можем прийти к некоторым мудрым догадкам о том, какими могли бы быть соответствующие корректирующие действия.

Мы с Карен только что обсуждали любопытные вещи. Мы говорили о том, как можно было бы обучать врачей пониманию огромной ответственности работы с пациентами в ситуациях жизни и смерти, тому, что эта ответственность не может быть адекватно реализована только средствами первого внимания. И бремя, которое входит в их профессиональные обязанности, стало бы гораздо легче, если бы они научились реагировать на больных, используя и первое, и второе внимание. Немедленным следствием этого было бы прозрение, что понятие специализации в медицине нужно поместить в рамки более глубокой мудрости. Специалисты остались бы специалистами, но приобрели бы мудрость. Их сознание было бы обучено соотносить диагноз и лечение с более широким контекстом — организмом в целом или отношениями между пациентом и врачом. Фактически, опыт лечения, который есть у многих из нас, общение с исполненными благих намерений медсестрами и врачами подтверждает то, что они реагируют просто на отдельные дуги петли, которые считают «вами» в зависимости от своей медицинской специализации. Было бы просто здорово, если бы врачи поняли это, и если бы их поведение соответствовало такому пониманию. Это было бы прекрасно, и для врачей, и для пациентов.

Джуди: Эпистемология отвечает на вопрос: «Как мы узнаем?» Отвечая на этот вопрос, мы первым делом обращаемся к реальности. Но обратите внимание, эта «реальность» на самом деле оказывается только символом. Это — символ электромагнитного спектра. Вы признаете это? Можете ли вы заполнить пустые места?

Джон: Готов поспорить, могут. Они — в первом внимании, (смех), так что глаз воспринимает световые волны, то есть, реагирует на световые волны в диапазоне между x и y. Заполните пустые места. И, между прочим, помните, что у разных организмов — разные пустые места. Одно из самых удивительных переживаний, это объединение… и возникает интересная двойственность…

Джуди: Очень рекомендую, если вы до сих пор ею не обзавелись. (смех)

Джон:…Сформировать такой союз, о котором говорила Карен — мышление вместе с другим разумом. То есть, объединиться с другим мыслящим существом, создав общую петлю. Присоединиться друг к другу так, чтобы думать как одна команда. Вы вместе думаете как один разум, хотя начинаете с отдельных индивидуальных петель. Вам всем известно понятие присоединения из базового тренинга по НЛП. Присоединение — одна из самых элементарных процедур для объединения умов.

Джуди: Потому что два описания лучше одного.

Джон и Джуди: Герберт, обратите внимание! (смех)

Джон: В этом специфическом случае существуют глубокие различия между тем, что воспринимаем нашим визуальным аппаратом мы и тем, что воспринимает своим визуальным аппаратом живое существо другого вида. Например, если вы работаете с лошадями, важно знать, к какому классу зрительных стимулов они восприимчивы. Это может уберечь вашу задницу. Если вы едете верхом на лошади и видите трепет падающих листьев, светлые пятна на темном фоне, то для вас это просто трепет листьев. Лошадь, однако, очень сильно реагирует на такие вещи. Вы можете вполне комфортно устроиться на лошади, но если не знаете, к какому классу сигналов она чувствительна, и какие реакции она может дать на эти сигналы, то внезапно можете обнаружить, что ваша лошадь — в метре от вас, а вы сидите в воздухе. И это не слишком-то приятно. Обратите внимание, как мощно поведение лошади демонстрирует понятие коллатеральной энергии — в падающих листьях заключена очень небольшая энергия но…

Джуди:…Лошади создают очень точные карты. Их визуальные карты исключительно подробны. Через два дня на той же дороге, если на дереве нет одной ветки, лошадь заметит это и отреагирует.

Джон: Лошадь глупа в том смысле, в котором мы обычно говорим о глупости и находчивости. И я думаю, это из-за того, что она не знает, как отбрасывать. Подобно сумасшедшему учёному, она не может не замечать некоторых классов событий.

Аналогия между глазом и камерой помогла прояснить процесс, когда линза глаза, его диафрагма, регулируемая радужной оболочкой, отбрасывает изображение на светочувствительный экран сетчатки. На этом основании оптический нерв соединяет сетчатку с центральной нервной системой таким образом, что на поверхности мозга формируется карта сетчатки.

Джон: Помните, я сказал вчера: «Вы видите не меня, вы видите события на затылочных долях своего мозга»?

Аналогию можно продолжить еще дальше. Изучая визуальную систему, ученые предположили, что сетчатка похожа на фотопленку. Индивидуальные рецепторы реагируют на свет и его отсутствие подобно зернам солей серебра на фотоэмульсии. Таким образом, в целом функция глаза и оптического нерва заключается в том, чтобы сформировать мозаику визуального мира и затем передать ее в мозг, где и формируются основания зрительного восприятия. Анатомические исследования показали, однако, что в сетчатке намного больше клеток рецепторов, чем волокон в оптическом нерве. И поэтому каждая клетка рецептора не может посылать в мозг собственное отдельное сообщение. Поэтому концепция, что множество рецепторов эквивалентно зерну фотографической эмульсии, должна быть отброшена. Огромный и запутанный лабиринт сетчатки, клетки которой имеют разную специализацию и тесно связаны между собой… все это играет более сложную роль, чем простая передача визуальной карты. Фактически, сетчатка оказывается более мощным фильтром, чем фотопленка. Она имеет способность к различению. Она отсылает в мозг только самую полезную информацию

Джон: Знаете, о какой визуальной системе здесь идет речь? Это — отрывок из статьи Зрение у лягушек. Возьмите различия между аналогией фотокамеры и тем, о чем говорит здесь ученый, работавший с визуальной системой лягушки, многократно умножьте их — и получите ситуацию более сложного организма, такого, как вы сами. Несоответствие между световыми волнами, которые отражаются от окружающих объектов и конечным результатом трансформаций, возникающим на затылочных долях коры мозга — вот что мы видим. Мы никогда не видим того, что находится здесь, в реальном мире. Мы видим только то, чему, во-первых, позволяет пройти нервная система, в терминах определенных генетически трансформаций. А во-вторых, то, что научились видеть, потому что сочли это, как говорит автор статьи, «полезной» информацией. То есть, на самом деле у нас нет карт мира, скажем, зрительных, которыми мы можем оперировать в первом внимании, чтобы достичь понимания. К тому времени, когда трансформации достигают сознания, информация настолько искажена, что с самого начала в карте первого внимания мы оперируем чрезвычайно «дефектными» данными. Под «дефектностью» я подразумеваю, что нет никакого соответствия «один к одному» между тем, что есть в реальном мире и репрезентациями, которые мы «видим» на затылочных долях своего мозга. И более того, мы даже не знаем, в чем заключаются эти трансформации.

Кристиан: Я был на семинаре «Сеть-86», и мы говорили о том, что даже машины и механизмы, которые мы создаем, это просто продолжение наших органов чувств. Следовательно, они тоже ограничены. Мы можем представлять себе только то, в чем имеем какой-то реальный опыт. Поэтому все, что мы создаем в терминах аппарата восприятия, даже…

Джон: У меня есть два комментария. Во-первых, Кристиан, вы говорите: «… Машины — просто продолжение наших органов чувств, следовательно, они тоже ограничены…» Возьмем какую-нибудь машину. Скажем, пылесос. Это устройство, экономящее труд, которое берет на себя монотонную повторяющуюся часть человеческого поведения — чистку некоторых предметов. И таким образом служит просто продолжением нашего тела, позволяя человеку выполнять эту задачу быстрее, расходуя меньше личной энергии и эффективнее, чем если бы он делал ту же самую работу без устройства, без машины. Между прочим, обратите внимание, качество сбереженной энергии локально. То есть, используя пылесос, человек расходует меньше энергии, чем работая без него. Если же система учитывать энергетические затраты более глобально, и если учитывать количество энергии, затраченное на добычу руды, при транспортировке и очистке сырья, на разных стадиях производства и продажи этого пылесоса, а также энергозатраты системы, созданной для производства электричества, необходимого для работы пылесоса, термин средство для экономии труда оказывается просто ошибочной интерпретацией. Хорошо, пусть пылесос — «… просто продолжение…». А как тогда насчет радара, устройства для сканирования пространства? Смотрите… Для пилота, ведущего самолет сквозь грозу, такое устройство — не «просто» продолжение его органов чувств. Именно такие устройства позволяют нам входить в недоступные прежде контексты: космос, глубины океана… (пауза) Здесь есть кое-что, еще более интересное. Радар — это часть технологии, которая, действительно, расширяет наш сенсорный аппарат, но не «просто» Я надеюсь, ни для кого из вас не является неожиданностью, что в нашем мире, в тех точках электромагнитного спектра, которые не доступны нашим относительно запрограммированным сенсорным каналам, происходят важные события, которые оказывают мощное влияние на нас лично и на весь наш вид в целом. Мы просто не замечаем этих событий, по самым разным причинам. Эти события могут происходить за пределами нашей способности воспринимать их масштаб. Например, субатомные явления, с одной стороны, и движение области Калифорнии, к западу от разлома Сан-Андреас, по направлению к северному полярному кругу — с другой. Или они могут происходить в масштабе времени вне диапазона нашей чувствительности — слишком быстро, или слишком медленно… Нужно быть очень наблюдательным и терпеливым, чтобы наблюдать как растет дерево, выветривается скала или поток прокладывает себе новое русло… Нужно быть наблюдательным и одновременно глупым, чтобы заметить траекторию пули, выпущенной в тебя из скорострельного оружия… И, возможно, самое захватывающее: если мы сравним между собой фрагменты электромагнитного спектра, которые воспринимаются нашими органами чувств, и остальную часть спектра, станет очевидно, что наши сенсоры — это цензоры. Большая часть спектра приходится на промежутки, которых мы не воспринимаем непосредственно. В некотором смысле, остается незамеченной гораздо большая часть мира, чем мы можем себе представить. И здесь я не согласен с тем, как вы используете слово «просто» Если мы действительно умны, то можем спроектировать технические устройства для сканирования пустых мест, оставленных нашими сенсорами… И таким образом положить начало систематической программе исследования тех фрагментов мира, которые в настоящее время все еще окутаны тайной, скрыты от нашего непосредственного восприятия. И я был бы никудышним преподавателем, если бы не предупредил вас о возможной цене такой программы, если ею злоупотреблять. Технические устройства можно использовать двумя способами — как возможность для обучения или как костыль.

Когда Дэвид Гастер учил меня летать, он часто закрывал приборную панель и требовал, чтобы я узнавал некоторые показатели скорости, работы двигателя, другие параметры… с помощью источников информации вне кабины, и только потом обращался бы к приборам для обратной связи, чтобы сверить, насколько точно я определил показания приборов самостоятельно… Дэвид настаивал, чтобы я использовал приборы для калибровки моих собственных ощущений. В результате я научился воспринимать информацию, которая прежде лежала за пределами моего личного диапазона восприятия.

Возьмем обычный термометр, со шкалой от 98.6° до 103° по Фаренгейту. Хорошо обученный диагност, например, старый деревенский доктор, может получать информацию о температуре пациента непосредственно, прикасаясь к его руке или ко лбу. В пределах этого диапазона ему не обязательно знать температуру пациента до десятой доли градуса. Эта информация более точна, чем ему нужно. И использование термометра внутри этого диапазона имеет два побочных следствия. Во-первых, доктор не прикасается к пациенту и постепенно, если даже когда-либо умел определять температуру тактильно, он эту способность теряет. То есть он хватается за костыль, компенсируя свою слабость, вместо того, чтобы создать контекст, в котором его тело полностью использовало бы свой диапазон функционирования. Во-вторых, физический контакт, кожа к коже, заменяется изолятором, механическим устройством, дающим точность, не несущую пользы, и одновременно отнимающим у врача другие классы информации. Кожа пациента влажная? Или сухая? Одинакова ли температура по всему телу? Вспотел ли лоб? А ведь такая информация может быть критической для постановки диагноза.

Я считаю, что намеренное развитие ощущений человека должно быть необходимым и постоянным компонентом любой программы, направленной на создание технологии сканирования пустых мест, оставленных нашими органами чувств. Это можно делать при помощи инструментов, расширяющих наши способности восприятия в этих промежутках. А кроме того, нужна определенная мудрость для понимания долгосрочных последствий использования таких инструментов, заменяющих непосредственные человеческие ощущения.

Когда мы с Джудит строили ранчо, мы пригласили лозоходца, чтобы он помог нам найти воду. Этот человек поразительно точно определил место, где нужно сверлить скважину, глубину, на которой находится вода, и силу потока. Его информация была очень точна. Интересно — если завтра будет создан инструмент, который сможет дублировать работу этого человека, как скоро мы начнем с удивлением спрашивать: «Куда это вдруг подевались все лозоходцы?».

Кристиан, вы сказали: «… Продолжение наших органов чувств, следовательно, они тоже ограничены…» И я говорю, да, и еще — они неадекватны. Чтобы информация стала знанием, она должна пройти через сенсорные каналы какого-то человека и быть закодирована. Поэтому она искажена тем же набором фильтров, что и информация, воспринимаемая непосредственно. Однако обратите внимание, это утверждение идет еще дальше — программа использования технологии для сканирования промежутков все равно имеет ограничения. Но что важно, это — другие ограничения. Мы получаем набор специализированных и очень ограниченных устройств — наши сенсорные каналы плюс технические устройства, которые в сумме дают нам более широкий доступ к миру, чем только наши сенсорные каналы. Действительно, какое-то из этих технических устройств может нанести на карту фрагмент мира, недоступный нам непосредственно, в репрезентации, которые мы в состоянии обнаружить, которые относятся к доступным нам фрагментам мира. Но на самом деле эта информация совершенно нова.

Вопрос технических устройств имеет множество аспектов, и мы к нему еще вернемся. Сейчас достаточно сказать, что из ошибки возникает видение — новый возможный мир. А из видения, если оно достаточно мощно, приходит технология, позволяющая достичь этого возможного нового мира.

Кристиан, вы говорите… «Мы можем представлять себе только то, в чем имеем какой-то реальный опыт». И я говорю, нет — принцип, который позволяет нам как виду преодолевать ограничения, о которых вы говорите, называется синтаксисом, благословением и проклятием нашего вида.

Мы нуждаемся в мета-науке, функция которой — вычислить, начиная с уровня физиологии и неврологии, и, заканчивая влиянием языка и репрезентативных систем, какой вклад мы вносим в карты, которые создаем, на основе искажений нашего функционирования в пределах нашей неврологии… (пауза)…

Возможно, это окажется полезным для организации первого внимания. Интересно исследовать в этом смысле понятие трансформации. В зрительном аппарате лягушки (и тем более в зрительном аппарате человека) количество светочувствительных рецепторов и количество волокон в оптическом нерве неодинаковы. Поэтому решения, которые были приняты о реальности на этом периферийном уровне в терминах нашей неврологии, таковы, что если мы все еще питаем надежду относительно картографии «реальности», то должны начать наносить на карту трансформации. Парфенон — поведенческое свидетельство того, что греки отчасти преуспели в картографии трансформаций зрительного восприятия, грамматики зрения. На каждой стадии происходит трансформация. Волокна оптического нерва направляются в тела нейронов, тела нейронов определенным образом реагируют, запуская… Обратите внимание, здесь имеет значение даже настроение организма. Настроение определяет химический состав в синаптическом узле, который поднимает или снижает порог так, что некоторых вещей мы не воспринимаем просто потому, что колебания настроения изменили порог восприятия. Другие вещи, которых здесь нет, будут немедленно и ошибочно распознаны, потому что возник фрагмент этого паттерна. И если мы снизим порог в синаптическом узле, то где-то по пути трансформации мы немедленно сделаем сознательные выводы, основанные на частичой трансформации.

Давайте рассмотрим все это более подробно. Прежде всего, обратите внимание, картография электромагнитного спектра, доступного нашим органам чувств — всего лишь небольшое подмножество того, что, как мы знаем, может быть нанесено на карту и фактически находится здесь, в мире. И мы можем создать инструменты, которые сообщают нам, что в других точках электромагнитного спектра происходят важные события, которые мы не способны воспринимать. Именно поэтому объединение с представителями других видов настолько мощно возвращает нас к тому факту, что мы не имеем такого же доступа к миру, как другие виды. Такое объединение с другим разумом, нашего или другого вида, при котором вы воспринимаете мир и действуете вместе в одной петле — удивительно поучительный опыт, он очень способствует снижению чувства собственной важности.

Джуди: Грегори говорит об этом в терминах изменения границ «я» когда «я» расширяется, чтобы включить в себя другие возможности. Один из примеров, который он использовал для демонстрации этого, относится ко времени его жизни в Новой Гвинее. У него были собака и гиббон. И часто они вместе играли. Гиббон мог подойти и шлепнуть собаку, собака подпрыгивала, и начинался ритуал игры — собака гонялась за гиббоном по кругу, а потом, наконец, возвращалась к порогу и ложилась. Гиббон и собака повторяли этот цикл снова и снова. Бейтсон говорит, что этот ритуал помог ему понять, что границы «я» изменялись, потому что животные становились одной реальностью под названием «гиббон и собака», где поведение собаки и гиббона, которое никогда не возникало в их поведенческом репертуаре по отдельности, порождалось объединением этих двух организмов.

Дон Хуан знал, что в юности Карлос был охотником — его дедушка разводил кур леггорнов, и Карлос часто охотился на ястребов, которые уносили цыплят. И дон Хуан использовал этот опыт для создания дополнительного описания мира. Он говорит: «У тебя есть естественная склонность к охоте». А затем расширяет это описание, взяв Карлоса в пустыню и создав множество опытов, соответствующих этому описанию. «Что делает охотник?» Охотник должен выучить все привычки животных, научиться видеть лучше их и бесшумно передвигаться. Потом он развивает эту тему и объясняет, что, находясь в этой реальности, нельзя «истощать мир». И дон Хуан показывает Карлосу, что такое «истощать мир». Он поймал пять перепелок, но изжарил только двух. И Карлос спрашивает: «Почему ты не приготовил трех остальных? Получилось бы отличное барбекю». И дон Хуан отвечает: «Потому что это значило бы истощать мир. Взять больше, чем нам нужно. Охотник движется сквозь мир, не оставляя следов. Он касается всего легко и движется дальше».

«Искусство охотника в том, чтобы стать недоступным», — сказал он. «В случае с той белокурой девушкой это значило, что ты должен был стать охотником и встречаться с ней бережно. А не так, как ты это делал. Ты оставался с ней день за днем, пока между вами не осталось ничего, кроме скуки. Так ведь?»

Я не ответил, я чувствовал, что в этом нет необходимости. Он был прав. «Быть недоступным означает, что ты бережно прикасаешься к миру вокруг тебя. Ты не съедаешь пять перепелок; ты съедаешь одну. Ты не ломаешь растения только для того, чтобы развести костер. Ты не выставляешь себя силе ветра, если в этом нет необходимости. Ты не используешь и не выжимаешь людей до последней капли, особенно тех, кого любишь».

Джуди: Дон Хуан использует информацию об опыте охоты, который есть у Карлоса, и создает второе описание этого опыта. И Карлос может сравнить эти два описания. А потом дон Хуан отправляет его домой, чтобы он начал замечать эти различия в описании его реальности в Лос-Анджелесе.

Джон: Теперь есть задача. Мудрый мастер переговоров, подобно мудрому охотнику, знает кое-что получше, чем истощение мира. Дальновидный участник переговоров понимает, что недостаточно провести успешные переговоры, после которых обе стороны вернутся домой с победой. Но процесс переговоров создает фундамент отношений, которые продвинут или уничтожат дальнейший обмен. Охотник, который видит с той же ясностью и дальновидностью, никогда не станет загонять животное, которое не собирается убивать. Более того, это животное, живое и здоровое, станет для него источником будущей добычи. Не оставлять пути выхода — значит приближать конец отношений… По крайней мере, для одного из вас.

Истощение мира — только одна форма индульгирования, конечно. Не истощать его вообще — другая. Двадцать раз в секунду ваш глаз движется. Вы можете это заметить? Вы можете обнаружить этот опыт?.. (пауза)…

(Указывает на рисунок на доске). Мы реагируем только на этот сегмент электромагнитного спектра. Аппаратура, которую мы обсуждали ранее — способ обнаружить, насколько ограничен наш доступ. Я всегда избегал использования аппаратуры, потому что чувствовал, что это — суррогат непосредственных ощущений. Это — форма изоляции между вами и тем, что вы ощущаете. И как любой полосный фильтр, это поощряет мышление первого внимания, рассмотрение дуг петель, фрагментов людей вместо целостных личностей. Но это утверждение, что технические устройства могут быть неправильно использованы — моя ошибка. Я рассуждал на неверном логическом уровне. Технику можно использовать с блеском. И одна из ее важнейших способностей — нанесение на карту фрагментов электромагнитного спектра, до которых мы обычно не можем добраться с помощью наших фильтров, наших сенсорных каналов. То, что у нас есть аппаратура, означает только то, что мы обрели способность воспринимать участки, которых иначе не воспринимали бы. Затем мы подвергаем это восприятие всем тем искажениям, которые унаследовали просто как представители нашего вида. Как я сказал, когда Дэвид учил меня летать, он заставлял меня использовать приборы для калибровки моих собственных ощущений. Верьте или нет, невозможно сказать, где вы находитесь в воздухе, поднимаетесь или спускаетесь, только на основании кинестетических ощущений, без внешних зрительных ориентиров или без приборов.

Джуди: Мне было очень трудно поверить в это, но…

Джон: Это оказалось правдой.

Женщина: Я училась водить самолеты. Вы имеете в виду, перемещение вверх и вниз, из стороны в сторону?

Джон: Невозможно сказать, каково ваше положение относительно поверхности Земли, если у вас нет внешних зрительных ориентиров или информации от приборов. Ваша кинестетика будет все время вводить вас в заблуждение…

Джуди:…Она будет вас обманывать…

Женщина: Но не просто в самолете — вы еще не должны ничего видеть.

Джон: Да. Чтобы возник этот эффект, не должно быть никакой видимости за пределами самолета.

Женщина: Вы имеете в виду, что это невозможно сказать с закрытыми глазами?

Джон: Правильно.

Джуди: Вам кажется, что вы вполне можете сориентироваться, но очень легко попадаетесь в ловушку.

Джон: Вы можете быть в самом верху петли, и думать при этом, что находитесь в ее нижней точке.

Женщина: Так пилоты иногда летят в землю.

Джон: Точно. Но не долго. (смех)

Женщина: И не более одного раза.

Джуди: Нет ничего более бесполезного для пилота, чем количество воздуха над ним. (смех)

Джон: Я хочу предложить вам объяснение Гастера, двухмерную версию проблемы, которую я только что изложил, чтобы вы могли немного с ней поиграть. Самолет для этого не нужен. Итак, я наношу трехмерные явления на двухмерную карту. Мы находимся посреди Нила в одном из самых широких его мест. Вопрос: движется ли река? Контекст следующий. Мы находимся в лодке. В поле нашего зрения или слуха нет никаких других лодок. Туман настолько густой, что мы можем видеть всего где-то метра на три вокруг. Нет никакой физической контрольной точки, кроме реки. Проблема: как вы определите, движется ли река?

Женщина: А как насчет нашего собственного движения?

Джон: Если река движется, мы движемся вместе с ней — никаких сомнений.

Женщина: Повторите еще раз.

Джон: Нет-нет, вы уже получили всю информацию.

Хорошо, если у вас появится какое-то интересное предложение, дайте нам знать. Возвращаясь к тем фрагментам мира, которые мы можем воспринимать через каналы восприятия — мы не только отбрасываем почти весь мир, в некотором смысле, из-за ограничений наших периферийных органов чувств. Но давайте подумаем о темпе и ритме, о том, во что вы все вовлечены на этом семинаре. То есть, если бы я был деревом, какой класс паттернов я бы замечал?

Мужчина: Паттерны, которые движутся очень медленно — или очень быстро.

Джон: Все, что я сейчас рассматриваю как медленное, вероятно, оказалось бы слишком быстрым для моего аппарата восприятия. А если я нахожусь внутри чего-то, что движется со скоростью света, какие классы событий смогу воспринимать? Помните о подпороговом восприятии? Кто-то упоминал вчера как признали незаконным подсознательное внушение. Подсознательное восприятие, относительно величин порогов ваших органов чувств. Возьмем, например, жонглирование сто лет назад.

Джуди: Кто-то здесь говорил, что очень медленно шел по мосту, потому что поступавшая информация очень сильно отличалась от того, что поступает из нормального сфокусированного зрения. И на мосту были бегуны, и они как будто не приближались, а внезапно прекращали бежать, но их ноги все еще двигались вверх и вниз.

Джон: Можете ли вы использовать аппаратуру как способ расширения «естественного диапазона» вашего сенсорного аппарата? Это — пример такого использования аппаратуры. Как еще можно научиться расширять диапазон восприятия? Если хотите провести небольшой эксперимент, отправляйтесь в какое-то людное место, встаньте там и «остановите мир». И у вас в теле возникнет ощущение давления. И оно будет отличаться от того, что вы можете объяснить в терминах давления одежды, действия сил гравитации или движения воздуха. И вы вскоре обнаружите, что можете обернуться и увидеть, что кто-то смотрит прямо на вас. Вы можете почувствовать, что кто-то смотрит на вас, если «остановите мир» и обратите внимание на внутренние ощущения, соответствующие подобным событиям. Как лозоходец находит воду? Лозоходец делает что-то такое, чего мы не можем повторить техническими средствами. В полосах восприятия, которые каждый из нас унаследовал как представитель нашего вида, есть ощущения, лежащие ниже уровня осознания. У большинства из нас они никогда не выходят за рамки второго внимания, и поэтому мы не можем обнаруживать присутствие воды. Лозоходцы получили или сохранили доступ к этой части полосы восприятия, к этому специфическому классу ощущений.

Женщина: Как они это делают на расстоянии, с помощью карты?

Джон: Черт возьми, я даже не знаю, как они это делают непосредственно на месте. Я говорю, что если представители нашего вида могут это делать, то мы должны признать, что, хотя наши трансформации приводят к значительным искажениям, у нас все же остается достаточный доступ ко второму вниманию. И поэтому, несмотря на все эти трансформации, некоторые из нас сохранили способность воспринимать то, что обычно считается выходящим за рамки диапазона человеческого восприятия. И это — приглашение исследовать этот класс событий. Например, отправиться в Ботнический залив в Скандинавии, и выяснить, ощущаете ли вы движение поверхности Земли. Там находится фрагмент земной коры, который прогнулся под тяжестью ледников в течение последнего ледникового периода и все еще продолжает выпрямляться на один сантиметр в год… Даже у земной коры есть память.

Кристиан: Когда я слышу о чем-то «экстрасенсорном», «сверхъестественном» или о чем-то подобном, я не думаю, что это находится за пределами естественных явлений. Это естественно.

Джуди:…Хотя находится за пределами того, что мы обычно делаем. Обратите внимание, эта путаница возникает, когда мы не даем себе труда отличать то, что возможно от того, что считается средней нормой.

Кристиан: Правильно. Просто мы пока что не имеем технологии, или наши парадигмы остаются слишком узкими и поверхностными, чтобы охватить эти явления.

Джон: Или мы зациклены на технологии, а не на понимании и расширении своих чувств.

Джуди: Правильно. Только в терминах нашей физиологии, мы действительно не знаем, каков этот диапазон восприятия, или как говорит дон Хуан, каково множество человеческих возможностей, и какие ограничения обусловлены генетически. Я уверена, что мы все еще не исследовали до конца эти ограничения и даже еще не знаем, каковы возможности.

Джон: Карен?

Карен: Я предполагаю, что есть и другой вопрос: мы можем «знать» что-то только на уровне затылочных долей мозга или уже на периферии?

Джон: Вот простой пример: есть дуги рефлексов спинного мозга. И если в периферийном органе чувств, например в руке, возникает ощущение чего-то горячего, мы отдергиваем руку прежде, чем эта информация дойдет до центральной нервной системы. Она пройдет через более низкие петли спинного мозга. И кора узнает, что случилось, только после того, как произойдет рефлекторная реакция. Это значит, что мы можем обучаться и «знать» на периферии — в этом и блеск и нищета нашего вида. Это значит, что если мы имеем глубокие убеждения… То есть, если мы произвели некоторое моделирование опыта, используя петлю между первым и вторым вниманием, и вытолкнули эту генерализацию, это обобщение, на периферию… И если мы вытолкнули его настолько далеко, что оно меняет петлю, повторно устанавливая значения порогов… Ради поддержания своих убеждений мы способны достичь такого качества гипнотической глухоты, которое я описывал вчера. И чего же мы добиваемся таким образом? Мы становимся в высшей степени рациональными и эффективными — потому что создали ситуацию, при которой настолько отгородили себя от потока мира, что ничто не проходит сквозь эти полосы, эти фильтры, и ничто не может поколебать наш гомеостаз. Убеждения, первоначально приобретенные из непосредственного опыта жизни в мире, больше не отражают реальный опыт. Мы только что совершили самоубийство.

Джуди: Как я говорила вчера о различии между телесным и внетелесным хранением традиции, теперь на социальном уровне вам приходится создавать учреждения, которые бы выполняли роль фильтра. Чтобы не допускать появления никакой новой информации, потенциально способной разрушить ваш гомеостаз.

Джон: Сколько живых мертвецов вы встречали? Я серьезно спрашиваю.

Женщина: А сколько живых живых?

Джон: Да, вероятно легче сосчитать живых живых, чем живых мертвецов.

Патрисия: Я мысленно возвращаюсь к тому, что вы говорили об экстрасенсорном восприятии. Те, кто обладает экстрасенсорным восприятием (ЭСВ), сказали бы, что оно есть и у тех, кто не использует этого словосочетания. На самом деле, это просто сенсорные данные, которые мы воспринимаем, но отключаем от сознания.

Джуди: Мы ввели фильтры где-то посередине.

Джон: Единственное противоречие, которое у меня возникает с этими людьми — их эпистемология. Они настаивают, что в «ЭСВ» есть некое «Э», которое не относится к «СВ». Но ведь мы все еще не знаем, что, черт возьми, содержится в «СВ», потому что все еще не выполнили свое эпистемологическое домашнее задание относительно известных каналов восприятия.

Женщина: Я пользуюсь ЭСВ очень свободно…

Джон: Свободно, правильно. И я говорю, что есть время быть свободным в мышлении и время быть точным. И если вы начинаете приписывать свои переживания исключительно явлениям, лежащим «вне» вашего нормального сенсорного аппарата, вы можете так никогда и не обнаружить эту часть своего наследия. Если это выглядит и звучит для вас как аргумент, позвольте нам сказать, что сейчас мы объединились в первом внимании и очищаем наши репрезентации, наши модели. Слова могут быть опасны! Ведь слова — всего лишь один из фильтров. И когда первое внимание индульгирует, это обычно происходит с помощью слуховых дигитальных символов. И если я сейчас приду к убеждению по поводу каких-то своих необычных переживаний, если я повешу на них ярлык в первом внимании (моделирующем опыт второго внимания), назвав их экстрасенсорными, то всего лишь индульгирую. То есть мне больше не нужно исследовать свои эпистемологические основания. И я могу никогда не обнаружить, что, возможно, часть этого феномена находится в рамках нормальных сенсорных каналов, потому что просто не буду туда смотреть.

Джуди: Потому что ты передвинул фильтр. Обратите внимание, на этом уровне обсуждения, термины «фильтр» и «убеждение» становятся синонимами.

Джон: Часть этой проблемы для меня такова — я приветствую способности к ЭСВ. Но это поведение превосходно, когда оно действительно имеет место. В этом мире полно психов и шарлатанов, болтающих об этом ради собственной выгоды, и есть люди, которые гениально могут чувствовать то, что я воспринимать еще не научился. Отличить одних от других — само по себе нелегко. И мне кажется, те, кто действительно владеет ЭСВ, часто индульгируют тем способом, о котором я говорю. Это важно для них, потому что в культуре, ориентированной на первое внимание, любые «экстрасенсорные» явления должны принимать искаженную форму. А мы живем именно в такой культуре. Так что я сочувствую этим людям, ведь то, что они предлагают, настолько раздражает первое внимание, что, как правило, в нашей культуре их не ценят. И поэтому часто все это принимает искаженные формы. И я считаю, что в этом смысле им не стоит пренебрегать первым вниманием. Они могли бы сказать: «Смотрите, на что способна наша неврология!» Я думаю, отчасти происходит вот что: те, кто на самом деле имеет подобные способности, должны защищаться от нападок культуры первого внимания. И поэтому они определяют часть своей уникальности в терминах этих способностей. На самом деле каждый из нас уникален. Но если вам приходится использовать свою уникальность как способ защиты от нападок первого внимания, вы можете сломаться.

Марна: Мы кодируем опыт в словах, и при этом искажаем его, пытаясь как-то перевести его в слова. Но как тогда возможно передать информацию другому человеку, научить…

Джон: Как TaTатитос учит вас танцевать?

Марна: Он показывает.

Джон: Правильно, вот — пример.

Марна: Ладно, но это же физически… Если вы хотите, чтобы кто-то сделал что-то мысленно, и пытаетесь заставить его войти в некое умственное состояние, как вы можете этого добиться? Вы ведь не можете войти в его голову, втянуть его туда и показать…

Джон: Ах, неправда.

Джуди: Язык — только код для описания опыта. Уловка, проблема или западня, в которую попадают люди — это убеждение, что язык это и есть опыт. Мы — носители английского языка, и поэтому постоянно попадаемся на уловку убеждения, что действительно понимаем друг друга (и горизонтально, и вертикально), когда используем язык. На этом основаны все наши предположения. Если вы говорите что-то другому носителю языка и при этом не делаете предположения, что «о, он меня понимает», появляются другие альтернативы — язык плюс что угодно. В Kонго есть пословица: «У каждого изречения — не меньше, чем два значения». Вот в чем фокус. Большинство людей действует так, как будто язык — это и есть опыт. А ведь язык — всего лишь способ разговаривать об опыте.

Джон: Но если достигнуто соответствующее равновесие, язык становится важнейшей, позитивной функцией первого внимания. Функция сознания и языка — определять и очерчивать, делать точным. И это — одна из его функций во взаимодействии со вторым вниманием. Джудит говорит об индульгировании, возникающем в результате неуравновешенности первого внимания. Если вы на секунду примете наше утверждение, что одна из надлежащих обязанностей первого внимания — моделировать второе внимание, и это именно то, что произошло в ходе эволюции, то поймете, что первое внимание должно использовать собственный код. Ему просто приходится это сделать. Это — единственный код, который оно получило. Сегодня утром вы слышали комментарий дона Хуана: «Это — необходимая и адекватная функция тоналя».

Условие корректности, которое удержит вас от этого нездорового индульгирования — различие между моделью и теорией — опровержимость. Ищите контрпример. Это предохранит вас от ошибок логического уровня — веры, что слова являются реальностью. Слова — это индикаторы, указатели на репрезентации, возникающие во втором внимании и описывающие эту огромную петлю, которую вы образуете с другими людьми и с окружающим миром. Нет ничего неправильного в передаче знаний и информации с помощью слов. Но помните правило, которое я предложил как условие корректности вербальной коммуникации между организмами: Каждая вербальная коммуникация рассматривается как непроверенная сплетня, если не имеет физиологических оснований. Я всего лишь говорю, что петля должна идти в оба направления. Вот что такое баланс между первым и вторым вниманием.

Женщина: То есть все, что мы слышим, мы вербально репрезентируем как сплетню. И потом мы самостоятельно проверяем реальность этого опыта, сравниваем результаты этой проверки с вербальным кодом, регулируем, возможно, изменяем все это, как если бы мы закодировали это сами. И в итоге для нас любые переживания другого человека — это непрерывный цикл между сплетнями и личным опытом…

Джон:…Если только вы разговариваете не с живым мертвецом, который, делает ошибку категории веры, и убежден, что слова — это и есть опыт, выталкивая свои обобщения на периферию, чтобы ничто не угрожало его гомеостазу… По существу, отгораживаясь от способности учиться чему-то новому.

Джуди: Также есть переживания, для которых у меня нет слов. Может быть, когда-нибудь я смогу адекватно и понятно их описать. Но я все еще убеждена, что Марна может передать эту информацию без слов, если захочет, и мастерски исследовать таким образом невербальные коды обучения и научения.

Джон: Прямая манипуляция физиологией изменит состояние, а это изменит фильтры. И это — самый прямой путь изменения опыта человека. Более эффективный, чем любые слова. Так что можно исследовать и другие территории.

Алан: Как узнать, что я не индульгирую?

Джон: Обычно этот вопрос требует больше контекста, правильно?

Алан: Простите?

Джон: Вопрос требует больше контекста.

Алан: Я немного озадачен. Я не понимаю, каковы критерии индульгирования.

Джон: Правильно. Мы как раз о них и говорим. Составляющая модели личной организации — умение обнаруживать на собственном опыте, каким должно быть равновесие между этими системами.

Джуди: Да. Ребята, вы — и есть другой конец петли.

Женщина: Я сказала бы, что один из критериев — чувство юмора. (смех)

Джуди: Конечно.

Женщина: Если вы теряете чувство юмора, то, вероятно, слишком индульгируете.

Джон: Хорошо, давайте последуем ее предложению. Это действительно важно. Что значит иметь чувство юмора в отношении собственных убеждений и догадок, собственного опыта?

Женщина: Это значит уметь менять перспективу.

Джуди: Дон Хуан говорит о чувстве собственной важности. Он говорит, что, в терминах физической энергии, чувство собственной важности — самый энергоемкий механизм, который есть у человеческих существ. Именно поэтому воин создает инвентаризацию своего поведения. Это позволяет ему отпустить чувство собственной важности, потому что оно требует слишком много энергии. Это — различие между тем, чтобы, как говорит Карен, оказавшись на мосту, услышать, как ваш сознательный разум говорит: «Ура! Я делаю это, я делаю это!» и воспринимать при этом комизм и парадоксальность ситуации, и тем, чтобы сказать: «У меня ничего не вышло». Это — противоположные позиции. Я имею в виду только различие…

Женщина: Юмор — ощущение перспективы.

Джон: Перспектива. Это означает уметь видеть с многих позиций, даже в буквальном смысле смотреть по-разному. Итак, для некоторых из вас хорошо ограничение корректности будет таким: вы не должны приступать к действию до тех пор, пока не создали как минимум два описания. Предположим, мы определяем модель (то есть, создаем ее) в первом внимании. Минимальное требование к этой модели — синтез по крайней мере двух позиций восприятия. Что и позволит нам оставаться живыми. Визуальная программа выбора двадцати образов в секунду — эта метафора глубока даже просто на уровне анатомических структур.

Джуди:…Новые различия…

Джон:…Трансформация, новые различия, трансформация, новые различия, трансформация, на всем пути к центральной нервной системе. Итак, одно требование корректности поведения первого внимания, которое не позволит вам индульгировать в первом внимании, таково: ваше поведение не может быть построено на модели, гипотезе о мире, если эта модель не основана, по крайней мере, на двойном описании. Это как выбор. Иметь только одну позицию восприятия — все равно, что сказать: «О, в этом контексте я делаю только то, что делаю всегда». Это не выбор. Единственный способ иметь выбор — уметь вести себя совершенно по-разному в одних и тех же обстоятельствах. И в то же время — это тренировка в изменении центров гомеостаза. Что и позволяет вам оставаться живыми.

Джуди: Дон Хуан говорит об этом как о пути воина. Что ищет воин? Воин ищет силу. Что такое сила? Сила — это знание. Как он это делает? Он ищет описания, множественные описания. И обнаруживая новое описание, он входит в него с полной погруженностью — он должен верить.

Мужчина: Индульгирование… Я работал с неизлечимо больными. Такая работа учит не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

Джуди: Абсолютно верно.

Мужчина: Не откладывать сказать кому-то, что вы его любите, потому что завтра вас здесь может уже не быть.

Джуди: Другая ответственность воина: не вести себя так, как будто вы бессмертны. Потому что это другая форма индульгирования.

Джон: Смерть как советчик!

Женщина: По-моему, сейчас важно подняться на более высокий логический уровень, на социальный уровень… Общество, которое не имеет двух перспектив, совершает самоубийство.

Джуди: Как то африканское племя, которое пасет свой скот. Как только гибкость съедена особенностями, фильтрами — так и происходит.

Женщина: Я начинаю думать, как бы вернуть правительство на уровень первого и второго внимания и назад…

Джон:…На периферию…

Женщина:…На периферию. И если нас пытаются убедить в существовании единственно верной идеи, значит общество безжизненно, мертво, ему конец.

Джон: Оно больше не развивается.

Джуди: Я хочу зачитать отрывок из Кастанеды, где дон Хуан говорит Карлосу:

— Для воина борьба с чувством собственной важности — не принцип, а чисто стратегический вопрос, — ответил дон Хуан. — Твоя ошибка заключается вот в чем: то, что я говорю, ты рассматриваешь с точки зрения нравственности.

— И я действительно считаю тебя человеком высоконравственным, дон Хуан.

— Ты просто заметил мою безупречность. И это все, — произнес он.

— Безупречность, равно как избавление от чувства собственной важности, — понятия слишком неопределенные, чтобы представлять для меня какую-то практическую ценность, — заметил я.

Дон Хуан чуть не задохнулся от смеха, и я в вызывающем тоне потребовал от него объяснения того, что такое безупречность.

— Безупречность есть не более чем правильное использование энергии, — сказал он. — И все, что я говорю, к вопросам морали и нравственности не имеет не малейшего отношения. Я обладаю энергией, и это делает меня неуязвимым. Чтобы понять это, тебе необходимо самому накопить достаточное количество энергии.

Довольно долго мы молчали. Мне хотелось обдумать сказанное доном Хуаном. Неожиданно он снова заговорил:

— Воин производит стратегическую инвентаризацию. Он составляет список всего, что делает. А затем решает, какие пункты этого перечня можно изменить, чтобы дать себе передышку в расходовании энергии.

Я возразил, что в такой перечень должно входить все, что только есть под солнцем. Дон Хуан терпеливо пояснил, что стратегической инвентаризации, о которой идет речь, подвергаются только те поведенческие шаблоны, которые не являются существенными с точки зрения выживания и благополучия.

Тут я буквально подскочил. Какая возможность! И я принялся говорить о том, что выживание и благополучие — категории, допускающие бесконечное количество толкований, и потому прийти к сколь-нибудь определенному соглашению относительно того, что считать существенным, а что — несущественным с точки зрения выживания и благополучия, попросту невозможно!

По мере того как я говорил, я начал терять исходный импульс. В конце концов, я умолк, так как осознал всю несерьезность своей аргументации.

Дон Хуан ответил, что в стратегическом инвентарном списке воина чувство собственной важности фигурирует в качестве самого энергоемкого фактора. Отсюда и усилия, которые воин прилагает для его искоренения.

— Одна из первейших забот воина — высвободить эту энергию для того, чтобы использовать ее при встрече с неизвестным, — продолжал дон Хуан. — Безупречность как раз и является тем, посредством чего осуществляется такое перераспределение энергии.

Джон: «Безупречность как раз и является тем, посредством чего осуществляется такое перераспределение энергии».

Джордж: Я не понимаю, почему Кастанеда сдался. Я имею в виду, он был сбит с толку, верно?

Джон: Вы не понимаете, Джордж, потому что делаете то же самое, что и Карлос.

Джордж:…(пауза)… Так и есть.

Джон: Спор между доном Хуаном и Карлосом мог возникнуть только из-за предположения Карлоса, что они с доном Хуаном должны одинаково воспринимать мир. Это — точное описание одного из индульгирующих качеств первого внимания. Почему бы просто не принять различия? И в этих различиях обнаружить новую информацию, синтез. Ответ: из-за чувства собственной важности Карлоса. Его восприятие, его описание должны быть самыми верными. Или же они с доном Хуаном должны договориться о том, как воспринимать мир. Договориться о единственном описании реальности — об эпистемологии галки, о занудной эпистемологии. Именно об этом и говорит дон Хуан.

Джордж: Это меня вдохновляет. Теперь я понял.

Джон: Джордж, важно время от времени бросать кость первому вниманию.

Джуди: (читает отрывок из Шагов к экологии разума Грегори Бейтсона)

Вот что меня волнует — внедрение современной технологии в старую систему. Сегодня цели сознания достигаются с помощью все более эффективных машин, транспортных систем, самолетов, вооружений, медицины, пестицидов и так далее. Сегодня сознательная цель имеет право разрушать равновесие тела, общества и природы вокруг нас. Нам угрожает серьезная патология — утратa равновесия.

Я думаю, что во многом такое положение вещей связано с мыслями, которые я высказал ранее. С одной стороны, существует системная природа каждого отдельного человека, системная природа культуры, в которой он живет, и системная природа биологической, экологической системы вокруг него. А, с другой стороны — любопытное искажение в системной природе человеческого существа: то, что сознание, почти с необходимостью, слепо к системной природе человека. Целеустремленное сознание вычленяет из всего разума последовательности, которые не имеют структуры петли, характерной для целостной системной структуры. Если мы следуем «здравому смыслу», который диктует сознание, то становимся эффективными, алчными и лишенными мудрости. Я снова использую слово «мудрость» для обозначения знаний о целостности и системности живых существ и соответствующих действий.

Недостаток системной мудрости всегда наказуем. Можно сказать, что биологические системы — индивидуум, культура и экология, отчасти живые хранители своих клеток и организмов. Но системы, однако, наказывают любой вид, достаточно неблагоразумный, чтобы ссориться со своей экологией. Если хотите, назовите системные силы «богом».

Позвольте мне предложить вам миф.

Однажды был Сад. Много сотен видов, вероятно, это было в субтропиках, жили в нем в великом изобилии и равновесии, почва была очень плодородна, и так далее. И в этом Саду обитали два антропоида, которые были более интеллектуальны, чем другие животные.

На одном дереве был плод, очень высоко, и эти две обезьяны никак не могли его достать. И они начали думать. Это была их ошибка. Они начали целенаправленно думать.

И самец обезьяны, его звали Адам, нашел пустую коробку, поставил ее под дерево, влез на нее, но все равно не смог достать плод. Тогда он взял другую коробку и поставил ее на первую, влез на обе коробки и, наконец, сорвал это яблоко.

Адам и Ева почти опьянели от волнения. Это был способ получать результаты. Создайте план. АБВ — и получите Г.

И они начали тренироваться действовать в соответствии с планом. И в результате вышвырнули из Сада понятие собственной целостной системной природы и целостной системной природы Сада.

Изгнав Бога из Сада, они стали заниматься целенаправленным бизнесом, и довольно скоро исчез плодородный слой почвы. И некоторые виды растений стали «сорняками», а некоторые виды животных — «вредителями». И Адам нашел, что Садоводство стало трудной работой. Ему пришлось добывать свой хлеб в поте лица своего, и он сказал: «Это — месть Бога. Я не должен был есть то яблоко».

Более того, после того, как Бог был изгнан из Сада, произошли качественные изменения в отношениях между Адамом и Евой. Ева начала возмущаться бизнесом секса и воспроизводства. Всякий раз, когда эти основополагающие явления вторгались в ее, теперь такую целенаправленную жизнь, это напоминало ей о целостности жизни, которую вышибли из Сада. Так что Ева начала возмущаться сексом и воспроизводством, и когда ей пришла пора рожать, она нашла этот процесс очень болезненным. Она сказала, что в этом тоже виноват мстительный Бог. Она даже слышала, как Голос сказал: «В муках будешь рожать детей своих», и «Да прилепится жена к мужу своему, и да будет муж господином жены своей». Библейская версия этой истории, которую я так вольно изложил, не объясняет чрезвычайного извращения ценностей, при котором способность женщины к любви считается божественным проклятием.

И все шло своим чередом. Адам продолжал преследовать свои цели, и, наконец, изобрел систему свободного предпринимательства. Еве довольно долго не разрешалось в этом участвовать, потому что она была женщиной. Но она вступила в бридж-клуб и там нашла выход своей ненависти.

 

Создание инвентарного списка

Джон: Итак, пора заняться инвентаризацией. Наш следующий шаг — начать составлять инвентарный список в том смысле, как мы обсудили это сегодня утром. Обратите внимание, инвентаризация — функция первого внимания. Это должен быть танец между тем, чем информация доступна в своей самой богатой форме, вторым вниманием, и функцией моделирования, соответствующей первому вниманию.

Мы предлагаем следующую сортировку: сначала вы отделяете свои программы выживания. Вы не знаете точно, какие из ваших глубоко скрытых программ являются программами выживания, а без каких вы вполне можете обойтись. В первом внимании вы этого не знаете. Поэтому становится чрезвычайно важно, каким образом вы приближаетесь к этой задаче. Работа первого внимания — создать модель, в унисон с умами других людей (Джудит, меня и всех присутствующих). Модель того, как можно предложить второму вниманию выполнить эту сортировку, с полным уважением к нему. Если бы вы делали весь этот обзор только в первом внимании, вам потребовалось бы огромное количество времени и энергии. Гораздо больше, чем вы, вероятно, имеете в своем распоряжении. Это все равно, что указывать лошади, как ей делать каждый шаг в течение всей долгой дороги. Поэтому я считаю, что адекватный баланс для этой задачи, во взаимодействии первого и второго внимания, таков: первое внимание предлагает некоторое направление, как наездник — лошади. В том, как лошадь и наездник могут преодолеть расстояние между местом, где сейчас находятся и своей целью, есть хорошо сформулированное условие. Это условие — независимо от механизмов данной сортировки, настаивать на том, чтобы все программы выживания были отлаженными и защищенными, чтобы они оставались рабочими в течение всей сортировки.

В этой области Калифорнии встречается очень красивое растение, мамонтово дерево. Если у вас до сих пор нет чудесного опыта прогулок среди этих храмоподобных структур, я рекомендую вам как можно скорее отправиться в лес мамонтовых деревьев. Есть два известных мне естественных способа размножения мамонтового дерева. Один — с помощью отростков. И если бы вы понаблюдали за этими деревьями, то заметили бы, что из корней, чуть ниже или чуть выше поверхности почвы, растут новые деревья. Они растут вверх и вширь. И если вы прогуляетесь по лесу мамонтовых деревьев, то наверняка заметите этот постоянный феномен, этот паттерн — когда вокруг пня дерева-гиганта, которое было срублено или поражено молнией, по правильной окружности растут молодые побеги мамонтовых деревьев.

Джуди: Вокруг вырастает целый лес. Это — один способ их размножения.

Джон: А второй таков: если шишки мамонтовых деревьев падают на землю и подвергаются воздействию температур, превышающих нормальный диапазон суточных и сезонных колебаний температуры в этой области, они пробуждаются и начинают расти. Один из способов получить огромный лес мамонтовых деревьев — найти область, где много этих шишек, и поджечь ее. У индейцев Охлон, которые жили на этом побережье Калифорнии, была систематическая программа сжигания. Это помогало им восстанавливать и обновлять окружающую среду. В этом смысле они понимали мудрость контекста. Обратите внимание, при пожаре в лесу ничто не тратится впустую. Элементы меняются по форме, но не по содержанию. Сухостой и другой отмерший материал, который является естественной частью репродуктивного цикла экосистемы леса, распадается на более простые элементы и становится питательной основой для следующего сезона роста. И единственный способ отделить области, которые должны сгореть от тех, которые должны остаться в целости и сохранности — заранее определить границы этих областей. Когда начнется пожар, это будет уже невозможно. Так что сортировку нужно делать до пожара.

Моему другу все время снился один и тот же сон — а может быть, это был не сон? — где-то на грани между разными реальностями, а возможно, в обеих одновременно, он стоял на краю утеса. Он смотрел вниз, на глубину 20–30 метров… И видел, как ревущий прибой разбивается о подножие утеса… Tихий океан демонстрировал свою величественную силу… И поднимался ветер, и дул так сильно, что мой друг мог буквально взлететь над утесом, поддерживаемый ветром. И он испытывал удивительно реальное чувство полета. И в некоторой точке ветер становился таким сильным, что дул уже не вокруг моего друга, а прямо сквозь него… И, проносясь сквозь его тело, ветер уносил все устаревшие структуры, которые когда-то были важными для способности моего друга достичь той стадии эволюции, которой он достиг.

Джон: Когда мы с Джудит строили дом, ранчо, где мы сейчас живем, плотники построили мощный, крепкий дом. Большие бревна. И в этом сезоне было две бури, ветер достигал скорости более сотни миль в час. Никаких повреждений, дом устоял, он построен на совесть. И он прочен настолько, насколько прочен его фундамент. Если бы мне пришлось строить ветряную мельницу, чтобы использовать силу ветра, мне бы понадобился еще более крепкий фундамент, даже более глубокий, чем фундамент нашего дома. Ведь наш дом, хотя он и содержит динамические структуры по имени Джудит, Джон, Майкл, Кэти и Эрик, это структура, устойчивая относительно окружения. Она не движется. В доме нет никаких движущихся частей. Но ветряная мельница — динамическая система. Ее фундамент должен быть заложен с еще большей тщательностью, потому что динамическая система должна иметь очень прочное основание. Напряжение, которому подвергается ее фундамент, чрезвычайно велико по сравнению со статической структурой. И при постройке ветряной мельницы и при постройке ранчо на некоторых стадиях строительства плотники используют леса. И любой мало-мальски грамотный плотник будет это делать. И они, конечно, убирают леса, когда эта стадия работы окончена.

Почти все здесь умеют водить машину. То, как вы учились водить машину, и то, как вы ведете ее после того, как поняли основные принципы ее работы — совершенно разные стратегии.

Пришло время заняться инвентаризацией. Условия корректности для этого упражнения должны включать то, что вы узнали вчера о страховке. Установите контекст так, чтобы пожар начался только в тех областях, которые вы хотите сжечь. Чтобы ветры дули именно с той силой, которая вам нужна. И чтобы полностью учитывался баланс в танце между первым и вторым вниманием. Как и в других наших упражнениях, важно установить сигнал от второго внимания к напарнику: «Потяни страховку, вытаскивай меня, мне нужно вернуться». Этот сигнал участника, который занимается трансформацией, должен прийти из второго внимания — так же, как и в нашем вчерашнем танце с Ларри. И вы, как напарник, уважая целостность петли другого человека, никоим образом не должны вмешиваться. Вы должны использовать свою роль напарника как в высшей степени обучающую позицию восприятия, как одну сторону двойного описания. Чтобы позже, если потребуется, вы могли бы предложить второе описание той последовательности изменений, через которую прошел человек. Но вы ни в коем случае не должны активно вмешиваться, если только не получаете предварительно согласованный сигнал из второго внимания, потянуть страховку. Возвращаемся через полчаса. Скорее всего, вы запустите работу некоторых функций. Эта работа может закончиться через пятнадцать минут. Вы также можете сделать такие установки, чтобы процесс продолжался даже тогда, когда вы вернетесь в первое внимание. Тогда у вас появятся индикаторы, что сортировка продолжается, весенняя уборка продолжается. Приятного путешествия.

Джон: У многих из вас второе внимание продолжает работать… Его очень, очень трудная работа продолжается, заканчивая процесс чистки, который вы начали в этом упражнении.

Джуди: Стратегия инвентаризации…

Джон:…Реализуется на систематическом, периодическом основании. Как вы думаете, почему весеннюю уборку называют весенней? Это важно. Каждая организационная модель, каждая модель гомеостаза — это ловушка, если она остается неизменной и отрывается от мудрости контекста, в котором изначально возникла.

Джон: Я заметил, что некоторые испытывали трудности не в достижении состояния «остановки мира», а в поддержании этого состояния. Каждый эстетический акт требует навыков. Развитие навыков — в некотором смысле обязательство, личное, дисциплинарное обязательство. Оно гласит, что я буду практиковать определенные механические действия до тех пор, пока не научусь выполнять их достаточно чисто, и пока они не станут глубоко укорененными в моей неврологии. Я должен думать только о практике, а результат появится сам собой. Рискуя рассердить Джудит, я хочу рассказать о ее лошади, Шотси…

Джуди: Оставь мою лошадь в покое! (смех)

Джон:…Которая имеет пристрастие — я хочу напомнить вам комментарий Эриксона об отношениях между наездником и лошадью… В этом конкретном случае, Шотси имеет пристрастие к еде.

Джуди: Это ее самое любимое занятие в целом мире. Если бы она могла выбирать, то все время только этим бы и занималась.

Джон; Она обжиралась бы до смерти, она пропадет, если мы позволим ей уйти. Она недисциплинирована вот таким специфическим способом.

Джуди: Наконец, я вызвал ветеринара. Я сказал: «Я не вижу в этом никакого смысла. Как эта лошадь выжила бы в дикой природе? Что бы с ней стало?» И он сказал: «Она бы жрала и жрала, пока не стала бы такой жирной, что упала бы, и ее съели бы волки». Другими словами, она бы не выжила.

Джон: И какими должны быть отношения между наездником и этой лошадью, Шотси? Мы можем скакать по полю, полному прекрасной сочной травы — это все равно, что привести ребенка в кондитерскую… Аппарат восприятия Шотси полностью захвачен…

Джуди:…Особенно весной, когда трава вырастает до самого ее носа. (смех) Этой лошади приходится собрать в кулак всю свою волю и дисциплину… Буквально, ее тело просто трясется. (демонстрирует) Оно просто вибрирует от нетерпения, так ей хочется пощипать этой травки. (дрожит и скалится) У-у-у-ням-ням-ням… (смех)

Джон: И сейчас, на прогулке, Шутси может легко и безопасно вытянуть морду, сорвать пучок травы и продолжать идти. Кроме того, она очень хорошо научилась диссоциировать мышцы шеи и челюсти так, чтобы, если бы вы ехали на ней с закрытыми глазами, используя только тактильную обратную связь, то не смогли бы сказать по ее походке, съела она что-то или нет, потому что она диссоциирует эти группы мышц.

Джуди: Она просто потрясающе научилась срывать траву, даже не сбиваясь с шага.

Джон: И каковы обязанности первого внимания, или наездника, по отношению к этой лошади, из-за ее пристрастия?

Женщина: Держать ее в узде.

Джон: Правильно. Но для чего? На прогулке может не произойти ничего драматического. Однако если позволить развиваться ее пищевым программам, когда она идет медленно, на большой скорости такие программы могут стать опасными и для наездника, и для лошади. Если лошадь быстро движется, особенно через сочную растительность — в пределах диапазона программ восприятия, которые вы разрешили ей установить при медленном движении — она может попытаться точно так же вытянуть морду. При этом и она сама и всадник могут потерять равновесие и упасть. Поэтому в безопасном окружении ответственность всадника — дисциплинировать и устанавливать границы поведения для этой лошади таким образом, чтобы оба могли безопасно двигаться через мир. Это ответственность всадника!

Во время упражнения я бродил по залу и заметил, что некоторым было трудно не столько войти в «остановку мира», сколько поддерживать это состояние. Я видел, как человек был в этом состоянии около половины выделенного времени, а затем что-то снова запускало его внутренний диалог. В такой ситуации происходит одно из двух: либо человек тренируется останавливать внутренний диалог, развивая этот навык; либо пришло время небольшого пинка. Или большого. Если вы в уважительной, сбалансированной манере заключаете договор между первым и вторым вниманием, и второе внимание не его выполняет, вы можете немедленно вернуться в первое внимание и сказать: «Слушай. Я исполняю свою партию в этом танце. Если мы хотим танцевать вместе, то будем танцевать под одну музыку. И я безупречно сделал в первом внимании все, что нужно было сделать. А ты нарушаешь договор. Я обращаюсь ко всем ресурсам бессознательного. Я хочу дисциплинировать эту часть второго внимания, чтобы в отношениях соблюдался соответствующий баланс». И это совершенно законная и во многих случаях адекватная реакция, если контракт между первым и вторым вниманием не выполняется, и если первое внимание безупречно выполнило свою роль.

Джуди: Ты думаешь, это другая форма индульгирования?

Джон: Обратите внимание, можно индульгировать и во втором внимании. Это — танец, и два тела движутся в унисон.

Алан: Можно индульгировать и во втором внимании?

Джон: О, вы сомневаетесь. (смех) Алан, вы мыслите линейно. Как только вы поместите это в петлю, вы признаете: «Конечно, должно быть индульгирование и во втором внимании, потому что первое внимание — ни что иное, как модель второго внимания».

Джуди: Это его подмножество, правильно?

Глория: Мне было трудно понять инструкции. Сначала я даже не поняла того, что нужно взять контекст и сортировать в пределах контекста. Кажется, мне нужна помощь в создании баланса первого и второго внимания.

Джон: Это типичная ситуация. Позвольте мне только отметить, в чем смысл этого упражнения. И, без сомнения, есть столько его творчески неверных истолкований…

Джуди:…Сколько людей в этой комнате.

Джон: Фермер готовит землю перед посадкой. Лесник отвечает за то, чтобы в некоторых местах остался сухостой, как среда обитания для некоторых существ, входящих в эту экосистему, и в то же время, за чистку леса, чтобы он оставался доступным для публики. Он должен убирать сухостой, мульчировать почву для роста молодых растений.

Без периодической инвентаризации мы становимся загроможденными. Мы несем устаревшие структуры, устаревшие функции, которые нам больше не нужны. Контекст изменился. Но из-за фильтров мы не сделали соответствующего обновления, потому что мы такие моделирующие животные, мы не можем не создавать паттернов. Вот о чем все это. Поэтому нам необходимо встроить, как часть нашей личной экологии, цикл реконструкции, сезонный цикл изменения, обновляющий нашу личную организацию относительно контекстов, в которых мы сейчас находимся. Без такого периодического обновления мы становимся жертвой принципа Питера.

Более определенно, я считаю, что есть некоторые жизненно важные для нас вещи. Конечно, к этой категории относятся программы выживания, которые мы создавали в течение многих лет. Они должны быть в безопасности. Они должны остаться рабочими и защищенными в течение всего этого цикла. И теперь, когда мы делаем запрос из первого внимания ко второму вниманию, просим переместить в безопасное место и сохранить все эти жизненно важные структуры, определяющие нашу уникальность и гарантирующие нам выживание и развитие, еще один момент по поводу весенней уборки. Я предложил метафору пожара. Ветер и вода — также элементы чистки. Вы можете сами решить, какую метафору использовать.

Задача состоит в том, чтобы сделать преобразования, сортируя и инвентаризируя то, что остается обязательным для вашего уникального определения «я» и для ваших программ выживания и механизмов обучения. И затем почистить остальное. Это подготовка к созданию фундамента личной организационной модели, которая на самом нижнем уровне, вовлекает демонов, узко специализированных гениев…

Джуди: В этом зале присутствуют духи.

Джон:…На всем протяжении путей центробежных нервов. Мы говорим о глубокой чистке.

Джуди: Черепахи до самого низа.

Джон: Чистка, настоящая уборка, очищение. И некоторые из вас, возможно, закончили всю работу с помощью техники сжатия времени. Конечно, если вы овладели уловкой сжатия времени, за пятнадцать минут можно прожить несколько недель. Во многих подобных упражнениях это происходит спонтанно. Некоторые, возможно, установили в этом процессе специфические меры, мы о них говорили: чтобы упражнение продолжалось даже тогда, когда вы возвращаетесь в первое внимание и наслаждаетесь этим уровнем коммуникации. В любом случае, важно получить сигнал о том, что уборка, очищение, независимо от метафоры, которую вы используете, закончилась. Что вы очистили всю территорию, необходимую для создания фундамента своей новой личной модели. И я прошу вас получить сигнал о завершении подготовки к закладке фундамента не позже вашего пробуждения завтра утром. Могут быть элементы искажения времени, но за это отвечаете не вы, а я. Мы с Джудит будем счастливы встретиться с вами в два часа.

Джудит: Тогда или никогда. (смех)

 

Обед

Джон: Знаете вы это или нет, пока мы тут болтаем, и пока вы выполняете разные задачи, масштаб изменений, происходящих на этом семинаре, намного превышает масштаб изменений, происходивших на любых других семинарах. Потому что здесь мы атакуем непосредственно сами петли. (смех) И поэтому наша ответственность — предложить некоторые направляющие принципы, возникающие из второго внимания относительно…

Мужчина: А как насчет танца…

Джон: Можете танцевать. Я вам помогу. (смех) Танцевать просто необходимо, и мне, как преподавателю, необходимо бросить вызов, настолько прямо, насколько я только могу, вашим гомеостатическим центрам, на которых вы позволили своим петлям зациклиться, как в термостате. Так что на нас лежит ответственность предложить некоторое руководство, как успешно принять то, что мы делаем, нападая на ваши фиксированные петли, как перенаправлять наши выпады. Как использовать их как начало танца, подобно боевым искусствам. Есть прекрасная и очень интегрированная гибридная форма. Она пришла из Бразилии, это Капоэйра. Капоэйра возникла в Байе. Это единственное место, которое я знаю в Новом Мире, где людям, оторванным от родных западно-африканских культур, позволяли сохранять существенные фрагменты их культуры, продавая их в рабство. В Байе были, конечно, ограничения, насколько открыто они могли продолжать развивать свои культуры. И Капоэйра — одна из их реакций на эти ограничения. С разных позиций восприятия Капоэйру можно рассматривать либо как танец, либо как боевое искусство. Это — очень красивая форма — интеграция этих двух действий.

Антонио: Да, сначала это был своего рода танец, а потом превратилось в боевое искусство, потому что им нужно было…

Джуди:…Чтобы их тела оставались тренированными и сильными.

Антонио: Да. И им нужно было защищаться от других людей, главным образом от полиции.

Джон: Главным образом от полиции.

Джуди: Не так, как нам.

Джон: D'accord.

Антонио: Поэтому Капоэйра была запрещена.

Джон: Она оказалась вне закона. И тогда она снова стала танцем, не так ли? (смех) И мне кажется, наблюдая что-то, подобное Капоэйре, вы можете оценить мою метафору, можете изящно и гибко трансформировать атаку на ваши центры гомеостаза в первый шаг чудесного танца.

Антонио: Я удивлен, что вы знаете о Капоэйре.

Джон: Я удивлен, что вы удивлены.

Джуди: Он еще и не такое знает, Антонио.

Антонио: Я уже понял. Я не удивляюсь.

Джуди: Кто этот парень?

Джон: Вот кто, получай серебряную пулю.

Джон: Джордж Пойя писал о точных стратегиях мышления — стратегиях первого внимания. Давайте их исследуем. Пойя — мастер в двух областях. Как математик, он внес существенный вклад в развитие теории математики в этом столетии. А как учитель, он, возможно сделал еще больше. Он заметил, что студенты обладают очень разными способностями к математике, и создал точные стратегии, которые красиво иллюстрируют ту логику первого внимания, которую мы здесь рассматриваем.

Джуди: Вот — предположения, которые Пойя связывает с его восприятием процесса изменений.

Во-первых, мы должны быть готовы пересмотреть любое убеждение. Во вторых, мы должны изменить убеждение, если для этого есть достаточно серьезные основания. В-третьих, мы не должны менять убеждений без серьезных оснований. Первый пункт требует интеллектуальной смелости, второй — интеллектуальной честности, а третий — мудрой сдержанности. Ничему не верьте безоговорочно, но подвергайте сомнению только то, в чем стоит сомневаться.

Я думаю, он был очень умен как для математика.

 

Жонглирование: подбросить и поймать один мяч

Джон: Я хочу вовлечь вас в новую деятельность, которая послужит нам интересным примером интеграции первого и второго внимания. И я хотел бы использовать ее как возможность создать баланс полушарий мозга между первым и вторым вниманием, сознательным и бессознательным, чтобы сделать каждый шаг вашего процесса обучения позитивным и радостным. (Жонглирует тремя мячами) Кто из присутствующих может жонглировать, по крайней мере, так же, как я? Хорошо. Я хочу попросить вас провести остальных через самый первый шаг в обучении жонглированию. Все, что нужно делать — тренироваться подбрасывать этот предмет по дуге, вершина которой проходит примерно у вас над головой, туда-сюда из одной руки в другую. Механически это совсем не трудно. Это первый из двух шагов, или из трех, зависит от того, как считать, которым вы должны овладеть, чтобы научиться жонглировать. Само по себе это довольно дурацкое занятие. Но с точки зрения личного совершенства это очень полезное занятие. Оно кажется дурацким, потому что его смысл можно оценить только в целостном контексте того, что мы делаем. Более определенно, вы сдвигаете внимание и диссоциируетесь от любых своих идей о личной идентичности и ожиданий по поводу жонглирования. Это даст вам свободу, как ребенок свободен просто играть. То, что мы сейчас делаем — не жонглирование. Мы учимся подбрасывать этот мяч по вот этой дуге и ловить его. Сейчас у вас будет десять минут практики во втором внимании, то есть в сосредоточенном состоянии «остановки мира». Никакого внутреннего диалога. Я хочу, чтобы вы просто потратили на это десять минут. Вам нужно просто все время перебрасывать мяч из одной руки в другую. Движения должны быть одинаковыми. Однообразие движений понадобится нам позже, потому что это основа жонглирования. Но сейчас это не так важно, как ваша способность поддерживать в течение этих десяти минут тренировки измененное состояние «остановки мира». Те, кто поднял руку, вы можете встать? Роберт и эта группа людей идут сюда. Том, мы идем сюда. Роберт и Том, ваша работа — просто наблюдать и тренировать остальных. Я предпочел бы, что вы делали это невербально. Один способ делать это невербально — демонстрировать. Если я делаю так, а вы хотите, чтобы я сделал вот так, вы можете подойти, привлечь мое внимание и сделать вот так: вы показываете, как должен перемещаться этот предмет, которым я жонглирую, куда он должен лететь. Другой способ — встать у меня за спиной и фактически перевести мое тело в позу, которой вы добиваетесь. Я не хочу, чтобы вы прозевали это упражнение. А теперь будьте готовы войти в состояние «остановки мира»… И позвольте себе более-менее свободно двигаться в этом состоянии. Задача ясна? Вопросы есть? Итак, каждому нужен только один мяч. Когда я жонглировал тремя мячами, вы увидели, чем займетесь потом. Но сегодня ваша задача — изучить первый шаг, за десять минут, в определенном состоянии.

Джуди:…Помните, сто лет назад жонглирование считалось магией.

Джон: Итак, соберитесь вокруг двух тренеров, найдите для себя место в зале, измените состояние и наслаждайтесь все десять минут.

Один из самых важных навыков, который может иметь человек, особенно с точки зрения различий между обществом и культурой… Ведь во фрагментированном обществе у личности появляются дополнительные обязательства… И один из самых важных навыков — способность создавать и поддерживать некоторые виды репрезентаций, влияющих на поведение, которые не обязательно поддерживаются внешней структурой повседневной жизни. Как мы обсуждали вчера, в последовательной культуре типа БаМбути или Конго мир постоянно подтверждает те ценности и репрезентации, которые вы создаете внутри себя как представитель этой культуры. Кастанеда сказал бы, что эманации извне затрагивают внутренние нити восприятия, ближе всего с ними связанные. В опыте человека, живущего в такой культуре, есть согласованность, которую мы, возможно, испытывали только в течение короткого времени. Возможно, в семье или в какой-то группе типа хари (под хари я имею в виду группу сверстников одного возраста и пола). Вероятно, в какой-то период своей жизни все вы были членами каких-то группировок. Например, подростковой компании, то есть референтной группы сверстников, в которой связи были настолько тесными, что вы могли поймать любой намек и расслышать эхо того, что переживал член хари в традиционной последовательной культуре.

Джон: Одна из предпосылок эффективной личной организации — способность полностью погружаться в контекст, на сто процентов, на каждой стадии любых действий, которые вы выполняете в течение дня. В метафоре Кастанеды это значит быть воином. Если вы понаблюдаете за воином, то обнаружите, что в каждую секунду он полностью, неистово вовлечен в то, что делает именно в этот момент. Но если вы будете наблюдать за ним достаточно долго, то обнаружите, что действия воина могут быть совершенно разными, даже диаметрально противоположными. И все же, в каждую секунду, хотя воин может заниматься очень разными, порой не связанными между собой вещами, он действует чрезвычайно конгруэнтно и с максимальной страстью…

Джуди:…И верой…

Джон:…Воин должен верить в то, во что погружен в этот момент. Это — основа того, что мы называем состоянием демона.

Джон: Одна из самых важных функций, за которую мы ответственны во фрагментированном технологическом обществе — это чистое переключение состояний. Я работаю дома. И для меня очень и очень важно безупречно отделять бизнес от семьи. У меня дома два телефона.

Джуди: Я могу это подтвердить.

Джон: Если я работаю над каким-то бизнес-проектом, и меня зовет кто-то из членов семьи по какой-то важной причине, например, лошади вырвались из загона, у меня есть ритуал, который уже стал автоматическим. Я запоминаю свою позу, быстро, за доли секунды, осматриваю, что я делаю, где нахожусь, какова моя цель, куда я добрался в процессе. В частности, я могу даже обратить внимание, каким было бы мое следующее действие, если бы я продолжал то, что делаю. Чтобы, вернувшись, я мог принять ту же самую позу за столом, перед этим окном, взглянуть на те же записи, и сказать: «Ага!» И снова приняться за задачу с безупречной эффективностью. С той эффективностью, которая удивляла меня в работе Эриксона. У него было два дома. Один для семьи, другой для консультаций. Между домами была телефонная связь. И посреди глубокой гипнотической сессии с пациентом мог зазвонить телефон, эта проклятая пронзительная коробка могла ворваться посреди глубокого транса. И это могла быть Бетти, она звонила из другого дома: «Милтон, звонит Карл из Германии». И Милтон (подражая трансовому голосу Милтона) посреди своей сложной синтаксической песни, предназначенной для того, чтобы другой человек (изменяя голос на нормальный) останавливался, запоминал свою позу, поворачивался, менял тон и направление голоса, менял позу…

Джуди:…Отвечал на телефонный звонок…

Джон:…Поворачивался обратно, принимал ту же позу и продолжал, точно в том же темпе — я засекал — с того же самого слова, на котором остановился… С точностью, которая в то время была для меня весьма страной. Обратите внимание, неумение делать такую сортировку и устанавливать ритуалы, разделяющие эти события, значила бы высшую степень неуважения к семье — раздвоенность внимания.

Наверняка вы много раз ловили себя в важных личных отношениях, что частично погружены в текущий момент, а частично заняты вопросами бизнеса, которыми могли бы заниматься, если бы были не там, где вы сейчас. В некоторых ситуациях раздвоенность внимания адекватна и необходима. Есть целая профессия, основанная на раздвоенности внимания — работа разведчика. Однако в том наборе контекстов, о которых мы здесь говорим, важно уметь безупречно переключать состояния. Самый легкий известный мне способ это делать — использование логических уровней. Тот «я», который записал последнюю мысль, а затем быстро побежал ловить лошадей, находится на более высоком логическом уровне, чем демон, неистово преданный этой первой задаче, требовавшей определенного взаимодействия между первым и вторым вниманием. Но в то же время, на том же логическом уровне, этот демон отличается от того демона, который теперь преследует лошадей и с удовольствием собирает их обратно в загон. Обратите внимание, если вы чисто изменяете состояние, не возникает никакого чувства потери. Единственный способ испытать чувство потери, раздражения, тоски или скуки, или любое из этих забавных слов, которыми мы называем это явление — раздвоенное внимание…

Джуди:…Неумение делать чистые переключения.

Джон: Если вы действительно неистово погружены в текущий момент, не возникает разъединения, вызывающего скуку и раздражение. Поэтому этот навык — чрезвычайно полезный инструмент. Он может служить основанием для любого эстетического акта, например, для повседневной жизни. (смех)

Женщина: Как вы запоминаете, что делали, прежде чем перейти в новую ситуацию?

Джон: Прямо в точку. Смотрите, что Джуди написала на доске: «Диспетчер». Каждое состояние связано с определенной физиологией. И если вы чувствительны к собственной физиологии, то можете использовать ее как средство чрезвычайно эффективного перехода из одного состояния в другое и сохранения состояний отдельно друг от друга. За чистое переключение состояний отвечает диспетчер на более высоком логическом уровне. Это другое описание хорошо сформулированного условия отсутствия перекрытия демонов.

Джуди: Как делал это Эриксон? Он возвращался в ту же позу и продолжал говорить с того же места, где закончил, и это никогда не мешало клиенту…

Джон:…Потому что это не мешало Милтону. Кинестетическая самопостановка на якорь. Вы понимаете механику. Чего у вас нет, так это структуры. Как раз ее мы и хотим вам предложить в этом упражнении. Так что будьте уверены, мы собираемся ответить на ваш вопрос на экспериментальном уровне.

Женщина: Вы продолжаете говорить о логических уровнях.

Джон: Вы скоро поймете, что это такое.

Джуди: Состояния страсти, состояния демона, состояния духа, можете выбрать свое название.

 

Развитие отношений между диспетчером и демоном

Джон: Вам нужно найти два состояния полной самоотдачи, к которым вы уже имели доступ где-то в личной истории. Есть одно ограничение: оба эти состояния должны быть состояниями полной, стопроцентной погруженности и при этом они должны относиться к близким областям деятельности…

Джуди:…В работе, личной жизни, спорте…

Джон: Например, состояние, в котором есть демон, который так составляет конспект, что когда вы снова к нему обращаетесь — раз — и вы вспомнили все. Вы не напрягаетесь, это просто происходит. Или состояние, где есть демон телефонных разговоров и другое состояние, выявляющее вашу способность эффективно думать о больших промежутках времени — планировать. Или два состояния, необходимых для физической деятельности, скажем способность танцевать и способность координировать движения, или способность плавать и способность делать гимнастику, способность ездить верхом… Я не знаю. Это могут быть два состояния, которые относятся, скажем, к социальным отношениям. Как вы решаете проблемы, возникающие в межличностных отношениях в семье и в бизнесе. Один демон знает, как вызывать уместные и новые реакции, а другой — как залечивать раны. Они связаны в том смысле, что область поведения, которую они покрывают, имеет много общих аспектов. Теперь о механике.

Джуди: Другой человек, ваш напарник, будет калибровать эти состояния, и вы не должны сообщать ему ни о содержании, ни о более широкой рамке.

Джон: Это личная информация. Напарнику совершенно незачем ее знать. Все, что он должен знать — что сейчас вы входите в состояние А. И в состоянии А вы щёлкаете пальцами. И когда мы с Джуди работаем вместе, я вхожу в это состояние, и когда я щёлкаю пальцами, она это калибрует. Она замечает, как я двигаюсь, паттерны движения глаз, физиологию, дыхание, мышечный тонус, все то, что вы узнали о тренировке сенсорной восприимчивости на тренинге НЛП-практик.

Джуди: Калибруйте, калибруйте, калибруйте. Разбивка состояния.

Джон: Как только напарник откалибровал, он делает то, что только что сделала Джуди. Он переводит вас из этого состояния в нейтральное состояние, изменяет вашу физиологию, и просит, чтобы вы вошли в состояние Б, второе состояние.

Джуди: Калибруйте, калибруйте, калибруйте.

Джон:…Снова переводит вас из состояния Б в нейтральное состояние. Пока что все это — тренировка калибровки двух состояний для напарника и тренировка гибкости для человека, входящего в состояния. Очень важно, чтобы напарник был внимателен, и не позволял состояниям накладываться друг на друга. То есть, чтобы ничего не переносилось из одного состояния в другое. В этом суть нейтрального состояния. В игре на народном инструменте острова Бали под названием «гундар» правая рука задает ритм, а левая — играет мелодию. И в группе, с которой несколько лет назад мы ездили на Бали, была талантливая пианистка…

Джуди:…И она очень хотела научиться играть на гундаре.

Джон: Она так этого хотела… ей нравился его звук. Она была прекрасной ученицей, и хотела научиться играть на этом специфическом инструменте, на гундаре, а на нем играют двумя руками. И она боялась, что может возникнуть путаница в полушариях мозга, потому что она отдала так много страсти и дисциплины…

Джуди:…И времени…

Джон:…Фортепиано, где правая рука играет мелодию, а левая задает ритм.

Джуди: Особенности, особенности.

Джон: Она попросила меня о помощи. Я предложил следующую внутреннюю организацию в состоянии транса, и для нее это оказалось эффективно. Если вы посмотрите на гундар — он похож на ксилофон и состоит из красивых медных пластин. Каждая пластина имеет какой-то изъян, какую-то щербинку. Обычно эти пластины золотисто-коричневые, и они сияют, особенно на тропическом солнце Бали. Есть много историй о том, почему они сияют. Но как бы там ни было, они сияют. И когда эта женщина села и приготовилась играть на гундаре, я предложил ей посмотреть на сияние, окружавшее одну из пластин и увидеть на ней самый интересный изъян. Если посмотреть на эти пластины, кажется, что они теплее и ярче всего как раз вокруг этих щербинок, потому что в них есть глубина, которой нет на остальной поверхности. Это — область различия, контраста. И я сказал ей, что эта теплота — приглашение. И она может войти в это сияние через изъян в пластине и выйти из него в каком-то отдельном пространстве, где будут храниться весь опыт, все умения и все соглашения, которых она достигла в игре на гундаре. И ей нужна только маленькая щербинка, чтобы войти туда, и, она, конечно же, может вернуться в другое состояние, когда закончит. Поэтому она никоим образом не могла спутать, ни полушарно, ни механически, требований фортепиано и гундара. Ведь они существовали в отдельных реальностях. Это пример метафорического переключения состояний. В подводной лодке есть промежуточный отсек, закрытый и сверху, и снизу. Точно так же и нейтральное состояние нужно для того, чтобы убедиться, что нигде нет течи, что не хлещет поток из одного состояния в другое, потому что это было бы отнюдь не полезно.

Джуди: Для меня это проблема эффективности, время, которое мне нужно, чтобы разучиться и научиться вновь, чтобы реорганизовать свое мышление из-за особенностей.

Джон: Как только вы успешно, по калибровке напарника, продемонстрировали, что можете чисто двигаться в оба направления между двумя состояниями, вы готовы ко второй стадии. Эти два состояния имеют нечто общее, то есть, они оба имеют дело с социальными отношениями, с вашей профессией, со спортивными навыками или с художественным выражением. Чем бы это ни было, эти два действия, как гундар и фортепиано, не могут выполняться одновременно. Они никогда не будут запускаться в одно и то же время, хотя имеют нечто общее. Художественный, эстетический акт требует определенного мастерства во всем, что относится к этой области поведения. Итак, теперь у нас есть состояние демона…

Джуди:…И фортепиано, и гундар находятся на одном и том же логическом уровне, хотя вы не хотите накладывать эти два состояния друг на друга.

Джон: Я хочу, чтобы вы создали или обнаружили диспетчера, ведь у некоторых из вас он уже есть. Диспетчер — это ваша часть, которая находится на следующем, более высоком логическом уровне, чем фортепиано и гундар. Он определяет, нужно ли сейчас играть на гундаре или на фортепиано. То есть, он определяет, как вы переключаетесь в эти состояния. В зависимости от контекста вы входите в одно или в другое состояние. Обратите внимание, этот выбор может возникнуть только в некотором музыкальном окружении. И это вопрос, в какую деятельность вы погрузитесь. И это не позволит вам неосмотрительно смешать два состояния. Это гарантирует, что не будет неадекватного отрицательного переноса навыков.

Часто ли вы сами прерываете свои действия? Не считается ли фактически нормальным, когда мы пытаемся сконцентрировать внимание на чем-то одном, но состояния как следует не отсортированы, или нет диспетчеров, чтобы принимать решения об их уместности, и состояние прерывается? Данный структурный ход, без сомнения, поможет вам в сортировке состояний. Итак, предложение таково. Вы внутренне обращаетесь ко второму вниманию, делаете запрос из первого внимания, чтобы назвался или был создан диспетчер, в чьи обязанности входит переключение состояний.

Пусть ваши дома наполнятся прекрасными демонами. Когда демоны выполняют свою мощную, эстетическую работу, им не нужно волноваться о том, не пора ли обедать, что подумает их «супруг», и так далее. Ограничения, которые на них наложены, должен устанавливать и поддерживать диспетчер. Знание этих ограничений не входит в обязанности демона. Это работа диспетчера — предписывать и поддерживать, как в примере с Шотси, специфические ограничения, определяющие область действия этого демона. Диспетчер держит ключ от клеток и договаривается с демонами, что, выйдя на свободу, они будут действовать в пределах соответствующих контекстов. Клетка демона — это контекст, в рамках которого он соглашается действовать. Он просто входит в него и делает что угодно. Обратите внимание, эта организационная структура дает вам огромную свободу. Вы больше не прерываете сами себя, потому что переключением управляет диспетчер. Чтобы узнать, когда пора переключать состояние, диспетчер может использовать переменные, связанные со временем, или с завершением задачи или с чем-то еще. Диспетчер отвечает за установку контекста, его ограничение и определение, когда пришла пора освободить демона в пределах контекста.

Джон: Было бы безрассудно спросить, есть ли вопросы. (смех) Так что я об этом даже и не заикнусь. Все это можно сделать за полчаса, по пятнадцать минут на каждого, в паре с кем-то, с кем вы еще не работали. Когда вы слишком долго работаете с одним и тем же человеком, возникает забавный сговор. Найдите кого-то… На самом деле лучше всего найти человека, которого вы меньше всего знаете. Давайте, и поборитесь друг и другом. Увидимся через полчаса. Покажите нам чистую работу и возвращайтесь через полчаса.

 

Перерыв

Джон: Хорошо. Выполняя упражнение, один участник заметил, что у него уже есть диспетчер, который делал эту «неблагодарную» работу много лет и ни разу не получил благодарности.

Джуди: Он, наконец, сказал диспетчеру «Спасибо»?.

Джон: Держу пари, что да. (смех) Другой человек, который уже сам похож на демона, обнаружил, что два демона перекрываются, и этот перехлест вызывает значительные трудности. Он хочет знать, что с этим делать. Что ему ответить?

Мужчина: Разделить их.

Джон: Но кто их разделяет?

Группа: Диспетчер.

Джон: Проводить границу — работа диспетчера. Вы говорите демону: «Ты прекрасен, спору нет. И ты работаешь на этой стороне». И даете ему хорошего пинка. И на этой стороне, вы просто входите в контекст и действуете эстетично. Так что действительно важно, чтобы не было наложения, потому что из-за этого возникают смешанные состояния, возникает замешательство, которое не дает преимуществ ни одному из демонов. Это значит, что состояния будут прерываться. Если вы не тренируете полный диапазон своей гибкости, говорим ли мы о физиологии, о танце…

Джуди:…О развитии, обучении…

Джон:…Или о восприятии, то обнаружите, что если переменная не тренируется, связанные с ней переменные будут стремиться сожрать гибкость, которая не используется.

Джуди: В эволюционных терминах я называю это особенностями. Чем больше эволюционных особенностей, тем больше первоначальная гибкость пожирается вторгающимися переменными. Это как автобусные экскурсии, когда вы организованной толпой осматриваете достопримечательности, не пытаясь и шагу сделать в сторону от вашего гида (смех). Здесь есть огромный диапазон гибкости, который не используется…

Джон:…теряется. Используйте или потеряете…

Джуди:…На ошибках учатся. Нет, не то. (смех) Без труда не выловишь и рыбку из пруда, вот именно!

Джон: Моше Фельденкрайз только что перевернулся в могиле. (Смех)

Джуди: Вы знаете, однажды я видела футболку, и на ней было написано: «Красные розы, желтые мимозы, а я — шизофреник, такие дела». (смех)

Джон: По-моему, в этом много гибкости.

Джорджина: Мой диспетчер…, я пыталась найти диспетчеров, и мой диспетчер настаивал на возможности смешивать демонов.

Джон: В какой форме? Подождите, это же содержание. Давайте сделаем так. Можете ли вы создать для себя физический контекст между настоящим моментом и завтрашним утром? И пусть в этом контексте для вашего собственного удовольствия вам покажут поведение разных демонов. Нужна ли вам для этого внешняя поддержка, или какие-то специальные условия? Можете ли вы войти в демоноподобное состояние между настоящим моментом и завтрашним утром, чтобы это соответствовало контексту?

Джорджина: Состояние какого демона? Что…

Джон: У вас есть два демона. Области их проявления накладываются. Диспетчер считает, что они должны накладываться, должны смешиваться.

Джорджина: Нет, диспетчер просто хочет иметь выбор. Чтобы если он когда-нибудь захочет комбинировать состояния демонов, то смог бы это сделать.

Джон: Вы лучше поговорите с диспетчером этого диспетчера.

Джорджина: Но тогда это будет просто эскалация.

Джон: Нет, не эскалация. Пожалуйста, почитайте замечательную книгу Роджера Фишера и Уильяма Юри Переговоры без конфликта , там много подобных примеров. Нет, это не эскалация. Мы поднялись на один логический уровень вверх. Эскалация — это когда вы остаетесь на том же самом логическом уровне, и мое действие по отношению к вам возвращается ко мне в форме еще более мощного действия от вас той же природы. Как гонка вооружений. Смотрите, Россия видит наше военное превосходство, и это подгоняет ее увеличивать военные расходы, что теперь рассматривается Соединенными Штатами как угроза для национальной безопасности, для мира во всем мире или для доходов производителей оружия, в зависимости от того, кто о ней говорит. Есть много способов думать об этом. Шаги, которые увеличивают восприятие относительной силы на одной стороне, подгоняют другую к симметричному поведению. Вот это — эскалация. Я говорю совсем о другом. Подняться вверх на один логический уровень и установить условия на уровне мета-диспетчера. Диспетчер диспетчеров говорит: «Смотри, если ты хочешь иметь этот выбор, ты должен продемонстрировать, что он служит какой-то цели. Я не дам тебе этот выбор, если ты не представишь мне подходящие для этого условия…»

Джорджина: «… И сделай это между текущим моментом и завтрашним утром…»

Джон: Да. Вам поможет в этом функция редактирования.

Мужчина: Если есть наложение, значит ли это, что нет диспетчера? Или — это только…

Джон: Нет. Может быть, диспетчер просто не выполняет своих обязанностей. Может быть, диспетчер никогда не получал инструкций о том, что ему нужно делать. В любом случае, обратите внимание, я не говорю, что у вас не может быть наложения. Я говорю, что, скорее всего, вы не захотите его иметь. Именно так вы создаете самопрерываемое поведение — эту пустую трату времени. И если вы собираетесь создать возможность наложения демонов, обладающих огромными преданностью и страстью, вам лучше обосновать это, потому что почти в каждом подобном случае, который я когда-либо встречал, качество работы снизится, демонические характеристики обоих состояний уменьшатся, потому что возникает конфликт целей. В этом суть разделения сфер влияния.

Джуди: Это — как возбуждение и торможение.

Джон: Это захватывающе.

Джуди: На неврологическом уровне. Именно это дает контраст, правильно? — в зрении, в способности видеть. Если какие-то волокна оптического нерва возбуждены, возникает латеральное торможение смежных нестимулируемых волокон. Порог на смежных волокнах повышается так, что теперь, чтобы запустить эти рецепторы, нужна четкость. Поэтому возникает более четкий контраст в оптических волокнах. У нас очень умные оптические волокна. Намного более умные, чем некоторые из нас. Я вам точно говорю, Розали. (смех)

Розали: Я могу это подтвердить, такое разделение задач. Я работаю с недоношенными детьми. Мы обнаружили у них одну особенность — они не…, это касается того, что у них еще не развилось, из-за того, что они родились немного раньше. И у них остается неразвитым торможение в нервной системе. Они не могут тормозить или удалять поступающую информацию, и это доставляет им массу неприятностей. У них возникает огромный стресс, и они не способны его преодолевать. Как будто, с точки зрения неврологии, дополнительное время в матке нужно именно для этого. Это — одна из последних стадий нашего развития.

Джуди: Еще немного подрумяниться. Еще чуть-чуть времени в духовке. (смех)

Женщина: Я обнаружила что-то, и я даже знаю, что случилось.

Джон: Снова не вышло. (смех) Я никак не могу вызвать у них замешательства…

Женщина: Я обнаружила, что у меня есть диспетчер, но нет клеток, никаких контекстных маркеров. И когда мой диспетчер решил, что один демон ему подходит, он начал бегать с сетью, пытаясь поймать остальных. (смех) И это — легче сказать чем сделать.

Джуди: И теперь вы можете начать сортировать контексты, чтобы демоны действовали в соответствующих контекстах. «Остановка мира» — превосходное состояние для такой сортировки.

Женщина: Она никогда не могла это сделать, потому что так это сделать невозможно.

Джон: Очень хорошее наблюдение. До меня дошли слухи, что выполняя это упражнение, один из членов нашей группы достиг состояния «остановки мира». И у него не было никакого внутреннего диалога и не было сфокусированного зрения. И он остался доволен этим опытом и тем, что смог выполнить задачу, но при этом был немного разочарован. Я думаю, он ожидал услышать голос Бога, увидеть говорящий куст или что-то в этом роде. Я хочу, чтобы вы поняли, что «остановка мира» — всего лишь дверной проем. За этой дверью начинаются исследования. Вы можете найти там говорящий куст или Бога, я не знаю. Но уверен, что если вы просто приоткроете дверь, повыглядываете в нее десять минут и закроете, это не даст вам никакого представления о территории, которую можно исследовать с другой стороны — хотя это может быть первым шагом в тренировке навыка. Нужна некоторая личная дисциплина, чтобы развить навыки для чистого переключения состояния в «остановку мира», чтобы научиться находиться там в течение более долгого времени со страховкой и исследовать эту территорию. Может, это и приведет к ошеломляющему и глубокому опыту, который надеялся получить этот человек, просто заглянув в дверь.

Джуди: Функция редактирования.

Джон: Те из вас, кто знаком с генератором нового поведения, заметят, что это немного на него похоже, и все же, отличается. Мы собираемся создать структуру, где различие создает различие — структуру, которую вы только что установили.

Джуди: Контекст, контекст, диспетчер определяет контекст для демона.

Джон: На самом верху есть кто-то, кто управляет всем шоу. Обычно это часть, единственная функция которой — эффективная, изящная, эстетичная координация всего остального организма. Она занимается только этим. Поэтому она полностью поглощена эстетической координацией. У нее есть технический штат. Один сотрудник технического штата — редактор по эстетике. И я предлагаю вам следующее домашнее задание на сегодняшний вечер. С разрешения диспетчера, вы отправляете этого редактора на этот логический уровень. Редактор идет к диспетчеру, отвечающему за этот класс демонов, и говорит: «Здравствуйте, диспетчер, как я могу быть вам полезен?»

Джуди: «Я сотрудник технического штата, и я в вашем распоряжении».

Джон:…И функция редактора — сесть рядом с диспетчером и позволить демону выйти… Вы — зритель в кинотеатре. Вы смотрите всю продукцию Голливуда по демонологии. У вас под рукой маленькая кнопка, похожая на кнопку паузы. И когда вы видите и слышите что-то, на что диспетчер указывает редактору — какое-то несовершенство в терминах качества, эффективности, эстетики, и так далее, в работе демона, вы останавливаете кадр. В этом пункте редактор и диспетчер могут вступить в обсуждение. И я сказал бы, что прежде, чем редактировать, нужно ответить на следующие вопросы. Первый. В чем намерение? Что демон пытается здесь показать? Убедитесь, что диспетчер понимает намерение демона. Второй. Какие эстетические изменения в поведении, которое было недостаточно качественным и эффективным, может порекомендовать редактор как консультант по эстетике?

Женщина: Повторите, пожалуйста.

Джон: Какие изменения нужно сделать в поведении, совместимые с намерением поведения демона, которые сделали бы работу демона и эффективной, и качественной? Это — часть вашего домашнего задания. Вторая часть домашнего задания: я хочу, чтобы вы снова прошли через мост. (смех)

Джуди: О, нет.

Джон: (к Джуди) Они сделали это вполне прилично. Они смеялись, а не стонали. (к группе) Поэтому вы можете пройти через мост метафорически. Однако я хочу, чтобы вы установили требования к качеству, используя соответствующих диспетчеров и демонов в этой внутренне ориентированной работе. Чтобы этот опыт имел те же самые качества реальности, как и физическое движение через мост вчера вечером. Сидя в гостиничном номере или в парке или где хотите, вы должны стремиться к такой же реальности в опыте «движения через мост», какая у вас была вчера вечером, когда вы делали это физически. Понимаете, вы можете идти туда, где вы уже были, или туда, где вы никогда не были, и исследовать эти места. Tитос говорил о некоторых песнях, которые мы пели вчера. Одна песня — для тех, кто сейчас далеко от дома. В чем смысл этой песни? Смысл этой песни — вернуться сквозь время и расстояние, каким-то очень глубоким способом, к особому для вас месту — домой, и поддерживать себя в разлуке.

Мы как-то познакомились в Оклахома-сити с одним целителем, Марцеллусом. Он — индеец Кри, и удостоен чести быть признанным шаманом не только у народа Кри, но и у народа Навахо. Однажды власти штата Оклахома вызвали его в больницу, где умирал индеец Навахо…

Джуди:…И Навахо был очень печален, потому что был далеко от родных холмов. А Навахо верят, что их сила и дух исходят от этих холмов в области Четырех Углов, где они живут. И для него быть далеко оттуда значило продолжать слабеть и болеть. Эта область Четырех Углов — священная область для Навахо, и оставляя ее, они рискуют стать уязвимыми для сил, от которых защищены в этом районе Четырех Углов. И Марцеллус взял свисток из кости орла и описал больному Навахо, как распространяются звуковые волны. И он сказал, что сейчас будет свистеть в этот свисток, и звук полностью обойдет вокруг Земли, пройдет через родные холмы Навахо, вернется сюда и принесет с собой дух, который исцелит больного.

Джон: Вскоре этот индеец вышел из больницы, совершенно здоровый, исцелившись чудесным образом.

Джуди: В модели, которую Джон поднял сегодня утром — где в ней место репрезентативных систем? Завтра мы будем говорить об этом в терминах эпистемологии. И снова цитата Пойя:

Во-первых, мы должны быть готовы пересмотреть любое убеждение. Во вторых, мы должны изменить убеждение, если для этого есть достаточно серьезные основания. В-третьих, мы не должны менять убеждений без серьезных оснований. Первый пункт требует интеллектуальной смелости, второй — интеллектуальной честности, а третий — мудрой сдержанности. Ничему не верьте безоговорочно, но подвергайте сомнению только то, в чем стоит сомневаться.

Джон: И последнее замечание. Те, кому нужно измениться, идите и изменяйтесь. (Громко и резко) Но! Глаз лягушки реагирует только на объекты определенного размера. Если внести в поле зрения лягушки объект большего или меньшего размера, чем оптимальный целевой объект (плюс-минус некоторый процент), визуальные рецепторы не запускаются.

Джуди: Так что, если это слишком большая мошка…

Джон:…Или слишком маленькая…

Джуди:…Она не запустит рецепторы.

Джон: Это необходимое, но не достаточное условие запуска визуальных рецепторов и связанного с ними поведения захвата. Необходимо второе условие. Кроме соблюдения требований размера, траектория, которую оставляет движущийся объект в поле зрения, должна соответствовать некоторому паттерну, который может быть определен математически. Если траектория не следует этому паттерну, определённому математической репрезентацией, датчики в сетчатке глаза лягушки на объект не реагируют. Это — специализация. Понимаете ли вы, насколько это мощный фильтр восприятия, и насколько мощны его копии в человеческом сенсорном аппарате? Это значит, что каждая специализация имеет свою цену…

Джуди:…И это — пожирание гибкости…

Джон:…И в частности обратите внимание, лягушка не будет реагировать на мошек, которые не соответствуют размеру или требованиям к паттерну движения. И самое поучительное, известны тяжелые случаи, когда лягушки умирали от голода, окруженные мертвыми мухами. Увидимся утром. (смех)