Книга очерков В. Гринера посвящена людям одного из крупнейших в стране и Европе предприятий большой химии — Котласского целлюлозно-бумажного комбината. Встречаясь с тружениками Коряжмы в течение года — от сентября до сентября, — автор создал интересную галерею портретов наших современников, рядовых рабочих и крупных руководителей.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] За два десятилетия жизни в Заполярье поезд Москва — Воркута много раз провозил меня мимо маленькой станции Низовка. Несколько минут стоянки — и снова вперед, дальше, на Север. Я провожал глазами вокзальчик, оконтуренный с фасада аккуратно подстриженными кустами желтой акации, беспомощно голой в зимние месяцы и кудрявой, как мелкий каракуль, летом.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] От Низовки, изгибаясь турецкой саблей, уходили в лес две параллельные дороги: железная и бетонная. Вдали, километрах в пяти, там, где эти дороги кончаются или, вернее сказать, начинаются, над лесным массивом торчат вершины мощных заводских труб. Я не знал, что эти трубы — малый атрибут самого большого в Европе Котласского целлюлозно-бумажного комбината, рядом с которым существует поселок с романтическим названием — Коряжма.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] С востока — со стороны железной дороги — Коряжма надежно укрыта пятикилометровой стеной хвойного леса. С севера ее пределом служит малая речка Коряжемка, впадающая неподалеку в мощную Вычегду, которая в свою очередь ограничивает комбинат и поселок на западе.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Говорят, что, когда строился комбинат, да и значительно позже, многие заезжие журналисты, потрясенные размахом работ и мужеством работающих, начинали свои статьи и репортажи такой стереотипной фразой: «На берегу таежной реки, среди непроходимых болот вырос гигант целлюлозно-бумажной промышленности…» Рассказывают (и это действительно имело место), что один досужий заокеанский публицист спросил: «Неужели при ваших территориях для строительства такого огромного комбината не могли найти более подходящего места? Или это ваша извечная привычка бороться с трудностями?..» Знающие люди констатируют, что после этого «среди непроходимых болот…» исчезло со страниц периодических изданий. Однако болота остались — их росчерком пера не устранишь. Что же касается места строительства, то выбор был сделан исключительно правильно. Его определяло крайне выгодное географическое положение, надежные транспортные пути, а главное — сырьевая база…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Все это я узнал позже. И, многократно проплывая в спальном вагоне полярного экспресса мимо игрушечной станции Низовка, никогда не мог предположить, что однажды шагну на чистенький перрон, торопясь к автобусу, который за несколько минут домчит меня к комплексу сооружений, именуемых, по словам одного восторженного человека, Восьмым Чудом Света.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Встреча с Чудом несколько задерживалась: за вокзальчиком не оказалось автобуса, прибывающего сюда из Коряжмы только к проходящим поездам. Дальше Низовки благоустроенных дорог пока нет, а лесные — по силам вездеходу или трактору, и то не всякому. Я посмотрел на часы и понял, что автобус отсутствует из-за того, что поезд опоздал почти на сорок минут.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] В стороне от автобусной остановки кого-то дожидались «Жигули» и «Москвич», разукрашенные шелковыми лентами, разноцветными шарами и живыми цветами. Двое мужчин и три женщины, сошедшие вместе со мной с поезда, направились к машинам. После шумных приветствий и целований встречающие усадили гостей в машины, прощально похлопали мне дверцами и весело укатили по бетонке, видимо, прямо к свадебному столу. Я остался на привокзальной площадке один на один с расписанием движения автобусов, которое сообщало, что ближайший поезд на север и, следовательно, приуроченный к нему автобус из Коряжмы будут в Низовке через полтора часа.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Ладно, подождем. Да и торопиться, собственно говоря, не хотелось. Было простое желание несуетно насладиться красками редкостно солнечного и теплого в том году сентябрьского дня, потребность остановиться-осмотреться, полюбоваться давно не виденным лесом, потому что в Низовку я приехал из Воркуты, а в Воркуту — с побережья Ледовитого океана, с Ямала. И только поистине лесной человек может понять, что означает встреча с деревьями после долгой разлуки.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Поставив на скамыо свою сумку, присел. На территории станции и, казалось, на многих километрах вокруг хозяйничала тишина; в воздухе смешались запахи шпальной смолы, болотной прели и нагретой солнцем хвои. Наверное, это и есть благодать, какую в торопливом калейдоскопе дел мы не всегда способны разглядеть, оценить и назвать своим именем…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Из лесу со стороны вокзала вышел коренастый парень с берестяным кузовом на плече. Он недолго постоял у края бетонки, глядя в мою сторону, затем опустил кузов на землю, снял и бросил на него зеленую штормовку, берет и, подойдя к кювету, заполненному дождевой водой, стал мыть бродни. Делал он это неторопливо, по-хозяйски, старательно. Мне подумалось, что и работает он так же без суеты, обстоятельно и добротно, и дома у него все на своих местах, под рукой, в полном порядке. Бывает, увидишь, как человек умывается, ест, чистит обувь или выбирает вещи в магазине, и пытаешься представить его на работе, в семье, с товарищами, вообще — с жизнью. Этот парень показался мне положительным по всем статьям.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Опоздал? — еще издали спросил он меня, как старого знакомого. — Слышал, скорый простучал с опозданием. Автобус ждать не любит. У него свой план. — Парень поставил у скамейки явно пустой кузов, тщательно вытер носовым платком порозовевшие от холод-нон воды руки, достал из кармана штормовки сигареты и закурил. — На комбинат? — спросил, пристально глянув мне в лицо.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — На комбинат.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Наладчик?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Нет, не наладчик. А почему вы решили?..
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — У нас постоянно работают наладчики из разных городов, особенно много из Прибалтики. Поголовно бородатые, вроде вас. К концу года собираются пускать химзавод, поэтому разнокалиберными начальниками, монтажниками и наладчиками хоть пруд пруди. Сколько лет мусолили этот «хим-дым», консервировали, вновь начинали строить, передавали из Бумпрома в Химпром. Теперь сроки сдачи на хвост наступают, а там еще и конь не валялся. Но тридцать первого декабря акт подпишут и рапорт отдадут. — Голос у пария был низким, сочным, слегка ироническим. Я понял, что мой случайный знакомый относится к той категории людей, которые любят критиковать непорядки, но по-хорошему, без злорадства.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — А вы с грибной охоты?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Порожняком, — ответил парень, легонько толкнув сапогом кузов, будто тот был виноват в неудаче. — Специально взял отгул, решил проверить свои заветные угодья. Глухо. Даже местность узнать невозможно: все затоплено водой. Три месяца небо не просыхало. Ягоды нет и не будет. Если только где-нибудь на косогорах…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Раз много воды, значит, должна быть дичь. Кажется, охота уже разрешена, — сказал я.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Разрешена. Но я не могу убивать и не хочу, чтобы это делали другие.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Не можете или не умеете?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Убивать и дурак умеет. — Он иронически сощурил глаза и сообщил: — Я из тех, кого всерьез волнуют экологические проблемы, стоящие перед неосмотрительным человечеством.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Это было уже интересно. Я спросил:
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Вы, наверное, активист общества охраны природы?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Нет. Только аккуратный плательщик членских взносов. Но внимательно слежу за некоторыми активистами, которые днем выступают с лекциями и докладами об охране природы, а ночью опутывают реку такой паутиной, что ни одна плотвичка не проскочит.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — В местных водоемах рыба водится?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Хватит, как говорят, за глаза и за уши. Отчего бы ей не быть?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Ну как же! Целлюлозно-бумажные производства, насколько я наслышан, не несут здоровья воде, земле и атмосфере…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Не всегда, — возразил парень. — Вы знаете, какие у нас построены очистные сооружения?.. Точно не помню, но, по-моему, на это дело израсходовано пятьдесят миллионов рублей — одна десятая стоимости всего комбината. Звучит? Сточные воды проходят глубокую биологическую очистку, затем аэрируются на специальных установках и сбрасываются в реку, неся в себе более высокое содержание кислорода, чем в самом водоеме. Другими словами, происходит некоторое улучшение химического состава речной воды. Почему же в ней не водиться рыбе?.. Правда, есть много всяких «но»…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Вы инженер? — спросил я, будучи уверенным, что знать такие топкости и говорить о них компетентно может только специалист.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Я не инженер и не техник. Рядовой рабочий сульфатного производства. До пуска третьей очереди работал на сульфитном.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — А какая разница между сульфатным и сульфитным?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Парень косо посмотрел на меня:
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Вы что, на самом деле не знаете пли разыгрываете?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Честное слово, ничего не смыслю. Всю жизнь имею дело с бумагой, а процесс ее производства для меня— темная ночь.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Понятно, — улыбнулся парень снисходительно. — Тогда давайте сначала познакомимся: Семен, двадцати четырех лет от роду, один из первых коренных уроженцев новой Коряжмы, женат, политически выдержан, наград и взысканий не имею…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Семен посмотрел на часы и поднялся.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — До прихода автобуса еще час двадцать, — деловито произнес он. — К тому же люблю ходить пешком. Тем более в такую погоду… Не желаете составить компанию?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — А сколько здесь километров?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — До комбинатовской доски Почета — шесть тысяч триста семьдесят пять моих шагов. Представляется возможность проверить…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — У вас что, все отсчеты ведутся от доски Почета?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Он рассмеялся:
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Нет. Просто доска Почета — на развилке. Налево пойдешь — на комбинат придешь, направо — в поселок… Сумка у вас тяжелая? Давайте помогу.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Ерунда. Две рубашки, три тельняшки… — Мне не хотелось расставаться с новым знакомым, и я торопливо встал. — Пойдемте. Я тоже люблю пешие прогулки. Когда-то работал в изыскательских экспедициях, приходилось много ходить по тайге и тундре.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — А теперь где работаете?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Теперь не работаю… В привычном понимании этого слова.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Занимаетесь туризмом?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Да. И в свободное время пишу книги…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Семен остановился и посмотрел на меня вначале с недоверием, затем с интересом.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Значит, мы с вами в некотором роде коллеги… Вернее, будущие коллеги, — проговорил он возбужденно. — Я учусь на факультете журналистики МГУ… Вот это сюрприз! А я еще раздумывал: подходить не подходить… Нет, все же профессиональное чутье…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Мы зашагали по бетонке, по «осевой»: опасаться было нечего.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Так кем же все-таки работаете на комбинате? — спросил я, чтобы завязать новый разговор.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — У меня специальностей много, — похвастался Семен. — Начинал учеником слесаря на ремонтном заводе. Добрался до четвертого разряда. Потом служил в армии, пописывал в дивизионную газету. А когда вернулся на комбинат, захотелось познать всю технологию целлюлозно-бумажного производства. Пошел на лесобиржу бревна катать… Между прочим, Надежда чуть не отреклась от меня. Сказала, с тобой, мол, опасно связывать семейную жизнь, всегда будешь таким ветрогоном…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Но не бросила?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Нет. Дочка растет. Скоро три года… А я, поработав месяца четыре на бирже, запросился в древесно-подготовительный цех. Потом был размольщиком, миксовщиком, отбельщиком… И чуть не попал в списки «летунов»…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Обошлось?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Спас начальник отдела кадров. Умный мужик. Психолог! Владимир Семенович Шах. Он сам насмотрелся в жизни всякого и умеет разбираться в людях. Мальчишкой пережил в Ленинграде блокаду. Потом был эвакуирован в Котлас. Чистил на станции тротуары, кочегарил на паровозе, был помощником машиниста и машинистом. Однажды на медкомиссии у него обнаружили дальтонизм и сняли с паровоза. Мужик не пал духом: пошел весовщиком, поступил в железнодорожный техникум, стал начальником станции, чуть погодя— начальником грузовой службы. Его заметили. Вызвали в горком, предложили работать инструктором промышленно-транспортного отдела. Пошел. Проработал шесть лет. Затем его направили на укрепление железнодорожного цеха нашего комбината. У нас свои подъездные пути, сложное хозяйство с таким грузооборотом, что не всякая солидная станция может потягаться. Кабачок там был основательный. Владимир Семенович быстро навел порядок. И вот уже лет двенадцать — в кадрах. Представляете, сколько надо знать, чтобы комплектовать кадрами производство, где более двухсот рабочих профессий. Здесь надо кумекать, да еще как. Мне рассказывали, что в первые годы Владимир Семенович днем сидел в кабинете, а по ночам пропадал в цехах, присматривался к технологии и постигал основы ведущих специальностей… Между прочим, у нас текучесть кадров самая низкая в отрасли: семь с половиной процентов. Когда перед поступлением в университет я пришел к Шаху и попросился на сульфатное производство, он мне говорит: «Слушай, тебя уже хотят зачислить в искатели легкой жизни. Ты ведь хороший рабочий, а все время бегаешь. У тебя что, шило?.. Объясни, пожалуйста. Может, я тебя пойму и огражу от ненужных разговоров…» Тут я ему все и выложил. Владимир Семенович понял и подписал заявление на перевод. И выдал хорошую характеристик)' для университета. Ведь вы знаете: на журналистику, да еще в МГУ, «подмоченные» биографии не проходят…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — На каком вы курсе, Семен?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Третий разменял.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Трудно?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Интересно, — ответил он, чуть подумав.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Но ведь семья, работа…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — У всех семья, у всех работа… На комбинате постоянно учатся в вузах и техникумах семьсот-восемьсот человек, а около восьми тысяч ежегодно проходят различные курсы повышения квалификации. Это обходится в три миллиона рублей. Так предусмотрено планом социального развития. Людей надо учить, иначе новая техника возьмет и поставит нас, как баранов перед новыми воротами. Некоторые идут учиться с охотой, других заставляют, третьих заставляет жизнь. Правда, иногда наблюдаются странные случаи. — Семен немного помолчал, вспоминая пли обдумывая что-то, и стал рассказывать:
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Есть у нас знаменитый передовик производства. Ну, скажем, — Иванов, Петров, Сидоров. Когда-то он был варщиком. Заочно окончил институт. Перспективного Иванова — Петрова вырастили до начальника цеха. Стал чиновником, зазнался. Сняли с треском. Хотели вообще уволить с комбината, и законные основания были. Но начальник производства пошел к директору и упросил назначить выдвиженца на старое место, к варочному котлу… Недавно встречаю его, говорю: «Ты у нас самый почетный человек на комбинате, все время в президиумах сидишь». — «Да, — отвечает. — Я рабочий класс. Гегемон!» — «А как же, — спрашиваю, — твой инженерский диплом?» — «Что диплом? Такая нынче техника пошла, что рабочему надо не только инженером, кандидатом наук надо быть!» И крыть мне нечем… А интеллигентный мой коллега отработает смену — и ходит руки в брюки, при галстучке, и получает больше того же начальника производства, и не сообщает диспетчеру свои координаты, когда в выходной день уезжает в лес на пикник…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Может быть, по этой причине и вы не пошли в институт по профильной специальности? — спросил я мягко, стараясь не обидеть своего спутника.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Он отрицательно покачал головой.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Нет, не потому. Мне хочется грамотно вникать в социальные проблемы. Тут журналистика — незаменимый теоретический помощник. Жизненную практику вижу каждый день. Она очень разноречива, практика. Иногда не знаешь, где искать концы и оценки реальных явлений. Ведь они не всегда согласуются с теорией…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — А если конкретнее?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Конкретных примеров только по нашему комбинату десятки, даже сотни. — Он помолчал и перебросил с плеча на плечо свой кузовок. — Будет желание, километра через полтора свернем на железную дорогу — вот она, рядом, — и выйдем прямо к комбинатовским складам готовой продукции. Склады складами, они, как положено, под крышей. А под открытым небом лежат тысячи тонн бумаги. Лежат и гибнут, потому что нечем укрыть: брезента не хватает. В то же время ребятишки ждут книг, читатели — новых изданий… Детишкам и читателям можно как-то объяснить перебои в издательском деле. Они-то не знают, что бумага, и не какая-нибудь серятина, а беленькая, офсетная, со Знаком качества, лежит и портится там, где ее сделали. Но, как объяснить рабочим, которые ее сделали? Старались, брали встречные планы, повышенные обязательства. Выполнили их и перевыполнили… Как им теперь смотреть на гибнущие плоды своего труда? А как дирекции объяснить такую дикую несогласованность идеальной теории, правильной пропаганды и порочной практики? Ведь люди у нас сознательные, они работают не только за деньги…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Транспорт? — догадался я.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Все он, проклятый вагон! — выпалил Семен в сердцах.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Навстречу нам на большой скорости несся «жигуленок», мягко подпрыгивая на неровностях дороги. Мы отступили к обочине.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Похоже, Голуби летят, — сказал Семен. — Вроде их машина.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Кто такие?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Голубевы. Геннадий Иванович — начальник производства беленой сульфатной целлюлозы, а Елизавета Викторовна работает в службе качества. Она — за баранкой…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Машину действительно вела женщина, рядом сидел, пристегнувшись ремнем, ее муж, худощавый человек в массивных роговых очках.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Лихо ездит, да? — восхитился мой спутник. — А ведь только недавно курсы окончила. Мужику в гору глянуть некогда, пропадает на производстве… Вот тут настоящий матриархат, автомобильный… Между прочим, Голубев — мой начальник. Дельный и справедливый человек. Иногда смотрю на Геннадия Ивановича и думаю: откуда у него столько сил и терпения. Если что-то не ладится, сутками не уходит из цеха. Другой бы направил механиков, слесарей, технологов — разбирайтесь, а сам отдыхать… И что удивительно: никто не помнит случая, чтобы Голубев на кого-нибудь хотя бы голос повысил. И от подчиненных требует такого же обхождения. А производство наше как-никак дает треть всей продукции комбината. Вот и крутится Геннадий Иванович. Машину купил, да кататься особо некогда…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Для чего в Коряжме машина? — сказал я. — Дорог-то— только до станции и обратно.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Ошибаетесь! — возразил Семен. По зимнику можно хоть до Вологды, хоть до Архангельска пробраться. Некоторые в отпуск ездят на платформах, опять же до Вологды, а там — во все концы. Но это нудно, на платформе, и довольно дорого. Зато несколько лет назад открылся такой маршрут, что все кинулись покупать транспорт. Сады стали разводить, дачки строить. Уже, по-моему, больше двух тысяч участков нарезали. Организовали общество «Садоводы Севера». Такую деятельность развили — только держись…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Какие же сады здесь, на Севере?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Несколько дней назад одна знакомая угощала меня яблоками из своего сада. Во! — Семен сжал кулак, глянул на него, широко улыбнулся и поправился: — Конечно, чуть поменьше моего молотка, но большие. И кисло-сладкие. А вообще-то, люди выращивают все: картошку, морковку, свеклу, помидоры. Ягод тоже тьма: малина, клубника, смородина… Особенно много черноплодной рябины развели; говорят, целебная ягода от кровяного давления. Уж о цветах не говорю. Какие хотите. Раньше перед праздниками залетали к нам поди в широкополых кепках, ломили иены, какие хотели. Сегодня у наших садоводов купишь самые лучшие куда дешевле… Мало того. На дачах люди круглогодично держат всякую мелкую животину: кур, кроликов, даже поросят. Почти в каждой семье есть дедушки и бабушки, для которых сельские заботы одно удовольствие. Вот они-то и занимаются этим производством, и молодым помогают, и заодно снабженцам обеспечить рабочий класс парным мяском… Будет время и желание — не поленитесь побывать на дачах, не пожалеете…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Это далеко от поселка?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Чепуха. Километров двадцать. Автобусы ходят регулярно. Да и автолюбители подвезут. Туда, на Борки, весь поток транспорта. Движение как на трассе Москва — Симферополь. Между прочим, для такого поселка семьсот с лишним личных автомобилей и около трех тысяч мотоциклов — немало. Если еще к этому прибавить две тысячи моторных лодок, то получается величина… (Позже при случае я специально проверил цифры, которыми всю дорогу от станции, вроде не задумываясь, оперировал Семен — они оказались очень близкими к истине).
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] За спиной послышался шум мотора. Мы обернулись. Это возвращались Голубевы. Теперь машина шла на средней скорости и по всем правилам дорожного движения — по своей, правой стороне.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Ну вот, сразу видно, что хозяин взял вожжи, — сказал Семен, останавливаясь.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Водитель аккуратно затормозил возле нас, приспустил стекло, спросил:
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Что, Сеня, подбросить? Смотрю, кузов у тебя больно тяжелый, надорвешься, придется больничный оплачивать…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Семен вопросительно глянул мне в лицо: подъедем?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Мне не хотелось расставаться с ним так скоро, и я отрицательно мотнул головой. Семен, кажется, обрадовался моему решению.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Езжайте, — сказал он Голубеву. — Мы пешочком дойдем. У нас тут интересная беседа с товарищем, интеллектуальная…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Ну-ну, — улыбнулся Голубев. Глаза его за стеклами очков с любопытством стрельнули в мою сторону. — Желаю докопаться до сути…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Постараемся, — пообещал Семен.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Машина легонько тронулась, а Елизавета Викторовна, высунувшись, бросила Семену огромную гроздь черноплодной рябины.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — От кровяного давления не страдаете?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Иногда случается.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Тогда возьмите. И если во время писательских трудов заболит голова, принимайте по ягодке… три раза в день…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Вы говорите, что Голубев занят на производстве чуть ли не круглосуточно, а вот сегодня он среди бела дня катается на автомобиле?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Семен принялся яростно защищать своего начальника.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Во-первых, уже кончилась смена, — сообщил он. — Но кончилась для рабочего класса, а начальники производств, цехов и служб долго еще не уйдут домой. И выходные для них понятие относительное. Ведь комбинат работает круглосуточно, непрерывный процесс. А раз непрерывный, то и ответственность за производство не знает праздников и выходных. В кино идет тот же Голубев — и то сообщает диспетчеру, где его искать в любой момент. У нас директор волевой человек. Герой труда. Дисциплину держит, как натянутую струну. Иначе, пожалуй, и нельзя. Если бы существовал другой порядок, не быть комбинату лучшим предприятием отрасли. У Александра Александровича Дыбцына закон для начальников всех рангов: хочешь руководить — безраздельно отдавайся делу. Это не всем по силам и вкусу.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Одни могут выдержать такую нагрузку, но не хотят, другие хотят, но не могут. Вот и происходит естественный отбор руководителей…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Семен замолчал. Кончился чахлый ельничек, затопленный озерками болотной воды. Дорога неожиданно повернула вправо — и взору предстало во всем своем величии Восьмое Чудо Света. Слева начинались громады железобетонных строений; они протянулись на несколько километров как горная гряда, в центре которой возвышались кратеры действующих вулканов — дымовые трубы. Я окинул взглядом комбинат и попытался умозрительно представить его мощь.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Впечатляет? — спросил Семен, видимо, догадываясь о моих мыслях. — Промышленная площадка занимает около тысячи двухсот гектаров. Комбинат ежегодно перерабатывает почти пять миллионов кубометров древесины. А ведь намечается еще строительство четвертой очереди. Это будет новое сульфатное производство.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Вы мне так и не объяснили, чем отличается сульфатное от сульфитного, — напомнил я.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — А в чем разница между елкой и осиной?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Ну, вероятно, в том, что первая — хвойная порода, вторая — лиственная.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Верно. В этом отличительный принцип наших производств. Для сульфитной целлюлозы требуется еловая древесина, а для сульфатной — хвойная и лиственная. Вы, вероятно, слышали, что осину, например, долгое время считали никудышным, бросовым деревом, хотя умные люди давно доказали, что по своей механической прочности и долговечности она не уступает дубу. Да-да, не удивляйтесь! Я перечитал много литературы на эту тему. Но ее не хотели признавать те, кому это положено по долгу службы. Вот и губили лесную Золушку, бросали в лесосеках, затаптывали тракторами в болото, оставляли недорубы, топили в реках при молевом сплаве, потому что она не может держаться на плаву. Пропадала, да и сейчас еще пропадает в немалых количествах не только ценная древесина, но и засоряются реки… В целлюлозной промышленности лиственные породы тоже считались непригодными. Однако нашлись дельные головы, разработали надежную технологию. Теперь даже больные стволы идут в дело. И наша сульфатная целлюлоза, и бумага из нее высоко котируются на мировом рынке. Некоторые виды продукции уже получили государственный Знак качества. Значит, листва, снабжающая нашу планету кислородом, получила право на разумное существование… после смерти. Но лучше бы она оставалась жить на корню…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Это невозможно, Семен, — сказал я. — Леса стареют и умирают, как люди.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Однако население планеты воспроизводится очень быстро, чего никак не скажешь о лесах… Вы не подумайте, что я какой-нибудь оторванный от жизни идеалист и помышляю о полном прекращении рубок. Это утопия! Но резко сократить расход древесины хотя бы на нашем комбинате, да и во всей отрасли, вполне возможно. Причем сократить при одновременном увеличении выпуска продукции.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — За счет чего вы мыслите это сделать?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — За счет утилизации отходов. Вы не можете представить, сколько добра выбрасывается вон, или в лучшем случае — сжигается. Мало того, что пропадает ценнейший продукт… пропадая, он наносит вред земле, воде и атмосфере…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Неужели на комбинате никак не используются отходы? — удивился я, зная теоретически, насколько богата древесина разными полезными веществами.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Что вы! Используются, — торопливо проговорил Семен, вроде испугавшись, что могло быть иначе. — Из «хвостов» целлюлозно-бумажных производств выпускают множество ценных промышленных продуктов: канифоль, клей канифольный и силикатный, таловое масло, литейные концентраты, пек, кормовые дрожжи, этиловый спирт… Всего не перечислишь. К сожалению, львиная доля отходов пока идет на свалку или вылетает в трубу. — Он указал рукой влево. — Видите, сколько их, труб?! И все дымят. Круг-ло-су-точ-но! И только две из них, самые мощные, тэцовские, выбрасывают угольный дым, остальные топятся ценнейшими отходами древесины. Ладно, хоть какую-то пользу приносят: греют воду и дают пар… Вы запомните, что наше производство это — древесина, вода, пар. И, естественно, химикаты. Остальное делают машины под руководством людей. А теперь уже многими процессами управляет электроника по автоматизированной системе…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Этот парень все больше и больше удивлял меня кругом и масштабностью интересов. Частенько в жизни и в литературе мы примитивно мыслим о современном рабочем, ограничивая зону его деятельности процентом выполнения плановых заданий, номинальным участием в общественной жизни, кругом семьи и традиционными увлечениями в свободное время: машина, мотоцикл, рыбалка, домино, охота… Мы редко знаем, какие глобальные проблемы волнуют рабочих людей, таких, например, как мой случайный попутчик от станции. И волнуют не абстрактно, а глубоко и конкретно.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Подумав об этом, я спросил:
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Вы не пытались высказать свои соображения через печать?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — В этом году у меня была курсовая работа на близкую тему. Частично я опубликовал ее в областной газете под рубрикой «Рабочий поднимает проблему». Это была, конечно, не очень глубокая вспашка. Чтобы копнуть поглубже, надо переходить на работу в отдел охраны природы, куда-нибудь на биологическую станцию…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — У вас есть специальный отдел охраны природы?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Да. Создан несколько лет назад. Очень серьезная контора. И руководит ею талантливый инженер — Андрей Тимофеевич Олейник. Советую познакомиться, не пожалеете. Он расскажет вам много интересного. Между прочим, вы знаете, что сейчас в Ашхабаде проходит очередная ассамблея Международного союза охраны природы?
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Слышал информацию по радио.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — А я слежу за всеми материалами, какие дают в печати, — похвастался Семен. — Понимаете, приводятся такие цифры и факты, звучит такая тревога за сохранение среды обитания животных, растений и, следовательно, человека, что тут, пожалуй, призадумаешься… По данным виднейших ученых, целой тысяче видов животных и двадцати пяти тысячам растений угрожает полное исчезновение. Наша планета ощущает кислородный голод, потому что хищническое уничтожение тропических лесов ведется со скоростью двадцати гектаров в минуту; вдвое быстрее идет превращение суши в пустыню. Непомерные аппетиты людей, желание урвать от природы побольше ее запасов уже привели к тому, что ежегодно из недр нашего шарика извлекается сто миллиардов тонн различных минералов. А ведь запасы их не безграничны, как думают некоторые наивные люди.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Но самое обидное и страшное в том, что девяносто процентов этого головокружительного объема идет в отходы. Как это выглядит в жизни, вы увидите собственными глазами, посетив комбинатовские хранилища активного ила, шламо- и шлаконакопители…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Из-за поворота вынырнули два автобуса.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — На станцию идут, а мы уже дома. И свежим воздухом подышали, и поговорили, полагаю, по-хорошему. Я доволен. Спасибо за компанию… Шаги вы, конечно, не считали… Уверяю вас:.шесть тысяч триста семьдесят пять. Проверял много раз…
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Верю на слово.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] Мы подошли к развилке и остановились у комбинатовской доски Почета.
[ШАГИ ОТ СТАНЦИИ] — Вам — налево. Мне — направо. Если есть желание— запишите мои координаты. И заходите при случае в гости. Буду рад…
[ГИМН БУМАГЕ] Если современный период жизни характеризуют названием железного века, то с таким же правом его можно назвать веком бумаги», — сказал великий Менделеев почти сто лет назад.
[ГИМН БУМАГЕ] Бумага!
[ГИМН БУМАГЕ] До ее появления человечество прошло сложный путь поиска средств письменного общения. Археологические раскопки свидетельствуют о том, что древние летописцы предполагали донести историю своего времени в далекие от них века. Поэтому и сегодня не теряет своей правоты и актуальности мысль поэта: «Молчат гробница, мумии и кости, лишь слову жизнь дана: из древней тьмы, на мировом погосте, звучат лишь письмена…»
[ГИМН БУМАГЕ] Предтечи бумаги — камень, кость, кожа, папирус, пергамент, береста… К двум великим открытиям жителей Древнего Востока — компасу и пороху — предание относит третье, не менее великое — бумагу, изобретенную китайским рабом. Это случилось почти две тысячи лет назад.
[ГИМН БУМАГЕ] Научились делать бумагу и в Европе, в частности итальянцы и французы. Но на это им понадобились сотни лет. Производство имело уже элементы некоторой механизации: для переработки сырья применили энергию падающей воды — своеобразное начало технической революции. Полную революцию по тем временам осуществил француз Николай Луи Робер — изобретатель первой бумагоделательной машины.
[ГИМН БУМАГЕ] В России до XIV века основным писчим материалом была береста, о чем свидетельствуют многочисленные находки берестяных грамот на территории древнего Новгорода.
[ГИМН БУМАГЕ] В то время русские писцы пользовались и бумагой, «заморской», дорогой, превышавшей по цене кожу. На рубеже XV века писец, переписавший евангелие для Кирилло-Белозерекого монастыря, в предъявленном за работу счете указал стоимость материала: «…на кожу преже того дал тожь три рубли…» Из берестяных грамот, расшифрованных учеными, стало ясно, что во времена приведенной записи три рубля были значительной суммой: за рубль можно было купить коня…
[ГИМН БУМАГЕ] В числе организаторов бумажного дела на земле российской был посадский человек, ставший затем дворянином, Афанасий Гончаров — прадед жены Пушкина— один из самых богатых людей России того времени.
[ГИМН БУМАГЕ] Строительство Московского печатного двора способствовало развитию производства отечественной бумаги. Первая фабрика возникла на реке Пахре, неподалеку от столицы. Вторая — прямо в стольной, на Яузе, при царе Алексее Михайловиче, отце Петра Первого.
[ГИМН БУМАГЕ] Если бумагоделы Древнего Востока, да и европейцы тоже, в качестве исходного сырья применяли ростки бамбука, шелковичные коконы, пеньку, хлопок, всевозможное тряпье, то при машинном способе производства все это оказалось малопригодным. Для получения целлюлозы и, следовательно, хорошей бумаги требовался лес. И не любой, а только хвойных пород.
[ГИМН БУМАГЕ] Несмотря на практически неограниченные запасы хвойных лесов, бумагоделательная промышленность царской России находилась в жалком состоянии. Поэтому в первом народнохозяйственном плане Советской власти — плане ГОЭЛРО — бумагу включили в перечень десяти основных видов продукции, крайне необходимых молодой Республике Советов. Годовой выпуск ее предусматривалось довести примерно до 700 тысяч тонн, против 20 тысяч 1920 года. Бумага требовалась рабоче-крестьянской стране как хлеб, как свет, как воздух. Без книг и тетрадей нельзя было вытащить из многовекового невежества миллионы безграмотных людей…
[ГИМН БУМАГЕ] Вспомнив эти цифры, я спросил своего гида:
[ГИМН БУМАГЕ] — Тамара Ивановна, сколько бумаги выпускает ваш комбинат?
[ГИМН БУМАГЕ] — В этом году будет выработано свыше 900 тысяч тонн
[ГИМН БУМАГЕ] целлюлозы, более 220 тысяч тонн бумаги и примерно столько же картона…
[ГИМН БУМАГЕ] Мы ехали по внутризаводской территории к лесобирже, откуда начинает путь древесина, которой суждено стать этими самыми тоннами целлюлозы, бумаги, картона…
[ГИМН БУМАГЕ] Полчаса назад я еще беседовал с главным инженером комбината Павлом Николаевичем Балакшиным, исполнявшим обязанности генерального директора. Александр Александрович Дыбцын находился в отпуске, но, судя по оперативным сводкам, которые регулярно выписываются на щите у центральной диспетчерской, отсутствие «генерала» не убавило высокого ритма и трудового напряжения. А ведь порой отсутствие первого руководителя незамедлительно сказывается на делах коллектива.
[ГИМН БУМАГЕ] Когда я узнал, что генеральный директор уже две недели в отпуске, мне сразу захотелось ознакомиться с производственными сводками. Они оказались обнадеживающими. Тогда я еще не представлял, что один час простоя производства беленой сульфатной целлюлозы трудно наверстать в течение недели, а иногда — месяца. Это объяснит мне позже мой добрый гид Тамара Ивановна Михалева — начальник технического отдела комбината…
[ГИМН БУМАГЕ] А пока, изучив сводки, я вошел в кабинет генерального директора, где за столом сидел Балакшин, по-спортивному подтянутый человек лет сорока. Накануне вечером мы по телефону договорились о встрече. Павел Николаевич проводил утреннее селекторное совещание с руководителями сырьевых цехов. Он кивком головы поздоровался, жестом пригласил присесть.
[ГИМН БУМАГЕ] На пульте мигали лампочки. Балакшин говорил в микрофон:
[ГИМН БУМАГЕ] — Сергей Герасимович, слышал заявление Алексеева? Слишком малые нагрузки на котлы. Надо срочно поднимать. А ты даешь кору повышенной влажности. Принимай меры. Отдохнул — начинай работать. После отпуска я тебе делаю первое замечание. Надеюсь, оно будет последним…
[ГИМН БУМАГЕ] — Я тоже надеюсь, — прозвучал в динамике слегка обиженный голос.
[ГИМН БУМАГЕ] — Вот и хорошо. Борись за дело… ДПЦ-3… Нина Александровна, вы меня слышите?
[ГИМН БУМАГЕ] — Слушаю, Павел Николаевич.
[ГИМН БУМАГЕ] — В субботу я шел по бирже и чуть не сломал ногу. Платили бы больничный за свой счет… Неужели разучились работать?! Лее навален крест-накрест… Отвратительное дело… Не знаю, куда смотрят пожарники. Я бы вас оштрафовал…
[ГИМН БУМАГЕ] — Я бы тоже… — рассмеялась на другом конце провода неизвестная мне Нина Александровна. Чувствовалось, что к главному инженеру она относится с уважением. — «Наведем порядок, Павел Николаевич.
[ГИМН БУМАГЕ] — Причем — срочно! Иначе сам направлю к вам пожарников, честное слово… Отключайтесь… Николай Андреевич, мы на проводе одни. Не хотелось ругать тебя публично, а надо бы, наверно… Работой лесобиржевого хозяйства я возмущен. Даже тот мизер вагонов, которые мы получаем, простаивает по три часа. В субботу и воскресенье не было оперативного руководства. В диспетчерском журнале записано, что твой домашний телефон не отвечал.
[ГИМН БУМАГЕ] — Я был на лесобирже…
[ГИМН БУМАГЕ] — Не было тебя там. Я обошел все закутки… Понимаю: отдыхать надо. Но ведь жизнь на комбинате не останавливается… Чтобы к этому разговору мы больше не возвращались. Ты меня понял?
[ГИМН БУМАГЕ] — Понял…
[ГИМН БУМАГЕ] Балакшин погасил последнюю клавишу на селекторе и взялся за телефонную трубку.
[ГИМН БУМАГЕ] — Простите, — сказал он мне. — Еще один звонок. — Павел Николаевич бросил взгляд в сторону красивых напольных часов: было без десяти девять. — Владимир Николаевич, Котласский ЦБК вас приветствует и слезно молит… За месяц мы не получили ни одного маршрута. Это безобразие! Товарищ Никифоров даже трубку не поднимает… Передо мной график: десять маршрутов из четырнадцати сорваны. Помогите, Владимир Николаевич, нормально закончить квартал и девять месяцев… Если и дальше пойдет так, я вынужден буду докладывать министру… Хорошо… Спасибо… — Балакшин положил трубку и поднялся. — В гостинице устроились? — спросил. — Все нормально?.. Прекрасно… Вы знакомы С нашим производством?
[ГИМН БУМАГЕ] — Знаком чисто потребительски: люблю писать на хорошей бумаге.
[ГИМН БУМАГЕ] — Чтобы писать о бумажниках, этого явно маловато… Побывайте на производствах, а потом поговорим в спокойной обстановке. Как-нибудь вечерком, потому что в рабочее время… сами (понимаете. — Он развел руками, а я понял, что у этого человека каждая минута на счету.
[ГИМН БУМАГЕ] — Что-то не ладится? — спросил я, пребывая под впечатлением телефонного разговора с неизвестным мне Владимиром Николаевичем. Было как-то не по себе от того, что руководитель такого ранга вынужден был выпрашивать положенное.
[ГИМН БУМАГЕ] — Добиться, чтобы на таком производстве вес крутилось без сучка-задоринки практически невозможно Но есть крупные неувязки. Вы слышали, как приходится выколачивать лес? — Балакшин нажал на селекторе кнопку. — Тамара Ивановна, зайдите, пожалуйста, — попросил он.
[ГИМН БУМАГЕ] — В чем же дело, Павел Николаевич, нехватка вагонов?
[ГИМН БУМАГЕ] — И вагонов тоже. Но главное — нечего возить. Планирующие органы допустили серьезный просчет. Рядом построены два таких «прожорливых» комбината, наш и Сыктывкарский. Шутка сказать, только для нашего комбината пять миллионов кубиков в год… Мы развивались и продолжаем развиваться, а леспромхозы топчутся на месте. К тому же — ужасное нынешнее лето. Вода заполонила все — и леса и дороги. Лесозаготовители утопают в болотах. Им можно посочувствовать. А кто посочувствует нам?
[ГИМН БУМАГЕ] В кабинет вошла высокая русая женщина. Я сразу-почему-то вспомнил стихи хорошей советской поэтессы: «У русских женщин есть такие лица: к ним надо приглядеться не спеша, затем, чтобы могла тебе открыться свободная и гордая душа…»
[ГИМН БУМАГЕ] Женщина поздоровалась и остановилась у края стола.
[ГИМН БУМАГЕ] — Тамара Ивановна, вы очень заняты? — начал издалека Павел Николаевич. В его обращении улавливалась деликатность.
[ГИМН БУМАГЕ] — Мы всегда очень заняты. — По ее лицу, полному достоинства, ума и доброты, скользнула едва уловимая улыбка.
[ГИМН БУМАГЕ] — Тем не менее попрошу вас познакомиться с товарищем и показать ему комбинат…
[ГИМН БУМАГЕ] — Весь комбинат?! — от неожиданности Тамара Ивановна присела на краешек стула.
[ГИМН БУМАГЕ] — Да… В общих чертах… Без особых деталей. Лучше вас никто этого не сделает. А товарищу надо иметь элементарное представление о наших делах… Так я понял? — обратился он ко мне.
[ГИМН БУМАГЕ] Я кивнул.
[ГИМН БУМАГЕ] — Но для этого понадобится несколько дней, — озабоченно напомнила Тамара Ивановна. — При всем своем уважении к работникам пера я не смогу выкроить такого времени.
[ГИМН БУМАГЕ] — Вы займитесь только сегодня. Завтра подберем другого гида. Кстати, вы и подберете себе замену… Начните с лесной биржи, и дальше — по потокам…
[ГИМН БУМАГЕ] И вот мы едем в машине главного инженера по внутризаводским проездам, протянувшимся на несколько километров среди многоэтажных корпусов, бесчисленных трубопроводов. Несколько раз пересекаем железнодорожные пути, ныряем под наклонные галереи. Наконец оказываемся среди штабелей леса такой высоты, что стрелы портальных кранов кажутся растущими прямо из этих нагромождений.
[ГИМН БУМАГЕ] — Тамара Ивановна, здесь столько древесины, а Балакшин звонит каким-то высоким начальникам, боится остаться без сырья?
[ГИМН БУМАГЕ] — Мизер. Всего этого хватит комбинату максимум на неделю. Пять миллионов кубометров разделите на триста шестьдесят пять дней и будете знать суточную потребность… Впрочем, это для литератора, как я понимаю, слишком абстрактно. Вы любите приводить сравнения, интригующие читателя. Так вот, из одного кубометра древесины мы получаем примерно двести килограммов целлюлозы…
[ГИМН БУМАГЕ] — А что из этих двухсот?
[ГИМН БУМАГЕ] — Полторы тысячи метров шелковых тканей, из которых можно пошить пятьсот платьев, или шестьсот полушерстяных костюмов…
[ГИМН БУМАГЕ] — Еще?
[ГИМН БУМАГЕ] — Еще картон, бумагу, побочные продукты: спирт, кормовые дрожжи… Кстати, килограмм дрожжей позволяет дополнительно получить четыре литра молока, или пол-килограмма свинины, или тридцать штук яиц… Вам это интересно? Может, я не то говорю?
[ГИМН БУМАГЕ] — Очень интересно… Но у вас, конечно, костюмов не шьют, свиней не откармливают, несушек не держат..
[ГИМН БУМАГЕ] — Почему же! На комбинате солидное подсобное хозяйство. По-моему, сейчас откармливается четыреста свиней, а в будущем году предполагается откормить около тысячи. Это серьезное подспорье для общепита… В Москве из нашей целлюлозы вырабатывают искусственные кожи, в Рязани — шелк и штапельное полотно… Короче говоря, мы связаны с тысячами отечественных предприятий и множеством зарубежных фирм почти из тридцати стран мира. А все начинается отсюда…
[ГИМН БУМАГЕ] И Михалева повела меня в древесноподготовительные цеха, затем в варочные, отбельные, целлюлозо-бумагоделательные. Показала картонные и мешочные фабрики… Впервые я увидел, как делаются популярные древесноволокнистые плиты; часть из них тут же поступала на специальную поточную линию для покрытия эмалью. Именно из таких белоснежных плит теперь повсеместно делают отличную кухонную мебель… Я видел, как по стеклянным трубопроводам течет спирт и как в огромных чанах «играют» кормовые дрожжи, а в конце потока автоматы расфасовывают их в мешки.
[ГИМН БУМАГЕ] — Никогда не пробовали? — с улыбкой спросила Тамара Ивановна.
[ГИМН БУМАГЕ] — Не приходилось.
[ГИМН БУМАГЕ] — Попробуйте, не бойтесь… Животные едят — и ничего, — рассмеялась она. И тут же извинилась: — Не обижайтесь, шутка…
[ГИМН БУМАГЕ] Обижаться на эту женщину было невозможно: она заслуживала только восхищения.
[ГИМН БУМАГЕ] Куда бы мы ни заходили, с Михалевой приветливо здоровались рабочие и начальники. Для каждого у нее находились добрая шутка, совет; жалобы людей встречали сочувствие, просьбы — обещание помочь. Она так доходчиво объясняла сложные технологические процессы, совершенно непостижимые для неспециалиста, что н не выдержал и спросил:
[ГИМН БУМАГЕ] — Тамара Ивановна, откуда вы все знаете? Ведь обычно работники технического отдела — самые «бумажные души» на предприятии. В основном они изучают производственную жизнь по чертежам…
[ГИМН БУМАГЕ] — Вы почти правы. Дело в том, что многие годы я провела у этих машин, среди этих людей. Пережила пусковую лихорадку третьей очереди. Когда машины захлебывались в сульфатном мыле, ходила возле них в броднях, чем очень смущала представителей иностранных фирм, которые поставляли нам оборудование, следили за монтажом, пуском и наладкой. Все это я делала потому, что была технологом. Причем — главным…
[ГИМН БУМАГЕ] — Чего, цеха?
[ГИМН БУМАГЕ] — Нет. Главным технологом комбината.
[ГИМН БУМАГЕ] — Всего комбината? — невольно вырвалось у меня.
[ГИМН БУМАГЕ] — А что тут такого? — опять очень буднично спросила она, будто я сомневался в ее умении варить борщ пли стирать белье. — Это, скажу вам, была бурная жизнь, — проговорила Тамара Ивановна задумчиво. — А может, в этой «буре» и есть великая сермяжная правда нашего существования… — Она помолчала, пропуская меня вперед, на лестницу, ведущую к вершине варочного котла. — Обожаю начальников, прошедших все круги производства, — сказала она, останавливаясь на переходной площадке. — Вот, скажем, Балакшин. Вы обратили внимание, что в нем нет никакой позы, ни малейшей высокопарности, свойственной руководителям такого ранга? А почему? Да потому, что он глубинно знает производство и людей. Ему незачем рисоваться… Я помню его слесарем ремонтно-механического завода, машинистом насосных станций на очистных сооружениях, помню Балакшина-мастера, а затем начальника станции биологической очистки сточных вод, заместителя главного инженера, студента техникума и вуза, который никогда не стеснялся спрашивать у знающих людей то, чего не знал, но хотел знать. Он и теперь, будучи главным инженером, не стесняется. Как-то увидел меня в коридоре, попросил зайти в кабинет, без всяких фокусов сказал: «Тамара Ивановна, у меня тут неожиданно наметилась деловая командировка. Посоветуйте, что почитать, чтобы не выглядеть белой вороной…» Ну как не относиться с уважением к такому человеку? И, вы знаете, путь от слесаря до главного инженера комбината Балакшин прошел за каких-нибудь пятнадцать лет. При этом нельзя забывать, что все достигнуто только своим горбом… На комбинат пришел после армии, а до службы плавал по Вычегде и Двине, был рулевым на буксирном катере, водил плоты… С ним очень легко и надежно работать…
[ГИМН БУМАГЕ] — Почему же вы ушли с боевого поста главного технолога?
[ГИМН БУМАГЕ] — Интересно, что бы вы запели, если бы вашу жену через день и каждый день поднимали среди ночи и везли на комбинат, препоручая вам грудного ребенка…
[ГИМН БУМАГЕ] — У вас грудной ребенок?
[ГИМН БУМАГЕ] — Теперь уже не грудной. Скоро два годика моей прелести… Я слишком долго была хозяйкой производства и потому запоздала быть хозяйкой дома. Согласитесь, что женщине это необходимо. Иначе мы грубеем… После декретного отпуска просила директора по семейным обстоятельствам перевести на рядовую работу. Александр Александрович обиделся, назвал меня «предательницей». Потом обдумал, подобрел, вошел в мое семейное положение, но на рядовую работу не перевел, а назначил начальником технического отдела…
[ГИМН БУМАГЕ] Теперь мы стояли в пролете производства беленой сульфатной целлюлозы. Широченное полотно ползло мимо нас, автоматически разрезалось на квадраты, автоматически упаковывалось в тюки, которые уплывали по конвейеру и заглатывались нишей в бетонной стене.
[ГИМН БУМАГЕ] Тамара Ивановна, глядя на это нескончаемое движение, вдохновенно проговорила:
[ГИМН БУМАГЕ] — Знаете, если бы я обладала поэтическим даром, то обязательно написала бы «Гимн бумаге»…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Это была третья за месяц иностранная делегация. После американцев и французов пожаловали представители посреднических и бумагоделательных фирм
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Во многие государства попадает сегодня продукция Котласского комбината. Бумага офсетная и для глубокой печати, типографская, картон, древесноволокнистые плиты обыкновенные и покрытые эмалью, целлюлоза сульфатная, сульфитная и вискозная… Короче говоря, вся заграница получает в разных видах и при разных посредничествах «дары русского леса», добытые усилиями тружеников таежного поселка Коряжма.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Торговля идет принципиальная и взаимовыгодная. Качество товара определяет спрос. Спрос диктует жесткие ультиматумы качеству. И, не доведись, в цистерне меду окажется случайная капля дегтя, иностранные фирмы немедленно командировали бы в Коряжму своих представителей или, более того, на дальний Север прибыли бы собственной персоной первые лица: генеральные директора и президенты компаний, фирм, контор и агентств, торгующих на мировом рынке продукцией Котласского комбината.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Многие иностранные представители приезжают на Котласский ЦБК ради любопытства, не праздного, конечно, любопытства, а делового: им интересно видеть и знать, сквозь какие «круги ада» проходит русское бревно прежде чем стать полуфабрикатом для дальнейшей переработки или же готовой продукцией. Они внимательно приглядываются к технологическим процессам, беседуют с инженерами и рабочими, высказывают руководителям комбината свои пожелания. Ну, скажем, им очень хочется получать целлюлозу, упакованную не в мешочную бумагу, а в ту самую листовую целлюлозу, чтобы перед запуском советской целлюлозы в дальнейшую переработку ее не надо было освобождать от упаковочной бумаги и, таким образом, затрачивать на эту операцию ручной труд.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Много всяких предложений и просьб. В меру сил, возможностей и, естественно, выгоды (на ЦБК умеют считать деньги, потому и значатся постоянно в числе лучших предприятий отрасли), руководители комбината учитывают пожелания зарубежных партнеров, усматривая в таком сотрудничестве не только коммерческие цели, но и цели политические, способствующие взаимопониманию и сближению народов, развитию мирного соревнования систем. Пусть капиталисты производят больше тетрадей для просвещения, альбомов для рисования, бумаги для издания честных книг и новогодних хлопушек. Это несравненно лучше, чем производить «хлопушки», способные убивать людей.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Так вот, в том месяце деловая делегация из ФРГ была третьей, после американцев и французов. Гостям показали все, что пожелали увидеть. Они приехали основательно подготовленными, располагали, несомненно, значительным объемом информации, кроме того, в кармане у каждого лежала книжица, изданная каким-то пресс-бюро. В этом светокопийном экспресс-издании были помещены статьи и фотографии, перепечатанные из различных зарубежных газет и журналов. Заглавная статья называлась «Котлас — гигант России».
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Гигант! А кто-то когда-то сомневался, что Советский Союз способен построить Днепрогэс, Магнитку, Харьковский и Сталинградский тракторные, Россельмаш и другие гиганты первых пятилеток…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Теперь представители бумагоделательной промышленности Западной Германии рассматривали один из многочисленных гигантов России, возведенных в северной тайге упорством и мужеством советского человека. Среди тех, кто его возводил, было много недавних фронтовиков…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Мы стояли с представителями западногерманских фирм в огромном зале бумагоделательного производства третьей очереди, у машины номер пять, которая каждую минуту мотала на рулон 360 метров тепленькой еще офсетной бумаги. И эту бумагу неудержимо хотелось потрогать рукой.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Гут, — повторяет господин Штерц. — Какой фирмы машина?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Фирма имени товарища Артема, — отвечает представитель комбината.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Где находится эта фирма?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — В городе Днепропетровске… Это отечественная бумагоделательная машина, по она не уступает заграничным образцам…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Какова ее проектная мощность?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Сорок тысяч тонн в год. Плановая — сорок пять. Но наши бригады и эту цифру значительно перекрывают.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Господин Штерц задумался. По выражению лица трудно понять — о чем. Неторопливо идет вдоль стометровой громадины, всматриваясь и вслушиваясь в нее, как внимательный врач всматривается и вслушивается в своего пациента.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — В конце года машина будет остановлена на реконструкцию, — сообщает представитель комбината.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Что это даст? — интересуются гости.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Примерно на десять тысяч тонн увеличится годовая производительность. Бумага будет представлена на присвоение государственного Знака качества…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] У одного из пультов, расположенных слева от машины, господин Штерц останавливается. Его внимание привлекает вымпел, укрепленный на специальном штоке. Гость поднимает на лоб свои красивые очки и читает русские слова на красном треугольнике. Там написано: «Победителю социалистического соревнования бригаде Гирша Г. Ф.»
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Кто такой Гирш? — спрашивает господин Штерц, водружая очки на переносицу.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Хозяин машины.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Немец?! — скорее утверждает, чем спрашивает гость.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Не знаю, — пожимает плечами гид. — Никогда не интересовался. Он прекрасный специалист. Это известно всем. А национальность не имеет значения.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Он немец! — убежденно восклицает господин Штерц. — Гирш — классическая немецкая фамилия… Я бы хотел с ним познакомиться.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Представитель комбината смотрит по сторонам, замечает на переходном мостике человека в клетчатой рубашке и делает ему пригласительный жест рукой. Человек быстро подходит, и его представляют гостям:
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Вот это и есть бригадир Густав Филиппович Гирш.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Вы объясняетесь по-немецки? — спрашивает Штерц.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Немного, — отвечает Густав Филиппович по-немецки.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Это же ваш родной язык!
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Родных у меня два: русский и немецкий.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — А где вы родились?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — В Одесской области.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Женаты?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Конечно… Я уже дед, — смеется бригадир.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Штерц тоже сдержанно улыбается.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Вы меньше всего похожи на деда, — говорит он. — Вам, очевидно, не более сорока?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Сорок шесть. Просто я хорошо сохранился и мог бы сойти за жениха. Но восемь месяцев назад старшая дочь сделала меня дедом. И приятно и грустно.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Почему грустно? — насторожился Штерц.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Одна русская поэтесса сказала: «Осенью всегда бывает грустно, даже если не о чем грустить…»
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — До осени еще далеко. — Господин Штерц дружески похлопал Гирша по плечу. — Жена тоже немка?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Нет. Русская.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Если у господина Штерца есть желание поговорить с Густавом Филипповичем, я рекомендую пройти в комнату мастеров, — предложил представитель комбината. — Здесь очень шумно… А потом мы встретимся на целлюлозном производстве…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — С удовольствием! — быстро соглашается Штерц. — Вы не против, Густав?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Гирш пожимает костистыми плечами:
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Пожалуйста, если вам интересно…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Мы покидаем делегацию и направляемся в комнату мастеров. Коридорная перегородка и массивная дверь надежно предохраняют помещение от машинного шума. Но шум застрял в ушах, он звенит в наступившей тишине игрушечными колокольчиками, и господин Штерц пытается указательными пальцами унять этот звон. Он удобно устроился в кресле, пытливо осматривает комнату. Здесь много цветов — на подоконниках, на столах, на специальных подставках. Стены отделаны полированным деревом, потолок звукопоглощающими плитами — уют и покой. Даже не верится, что в десяти шагах грохочет сотнями моторов и колес огромное производство.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Вы простите, Густав, мое любопытство, — говорит господин Штерц, — но мне хочется с глазу на глаз поговорить с рядовым человеком, который делает для нас бумагу. Между прочим, я выходец из небогатой семьи. Отец был мелким служащим… До войны мы жили в Восточной Германии. В небольшом городе Лихене… Может, слышали?..
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Нет. Я никогда не был в Германии. Ездил по туристическим путевкам в Чехословакию и в Польшу, а в Германию пока не довелось.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — И не тянет? — понизив голос, интересуется Штерц. — Некоторые русские немцы перебираются на родину… Вы, наверное, слышали об этом?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Слышал, — кивает Густав. — Но убежден, что родина человека там, где он родился. Почти все американцы выходцы из других стран. Однако нынешнее поколение янки считает своей единственной родиной — Америку. Для меня единственная Родина — Россия. К тому же — от добра добра не ищут.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Да… Но все же… Могилы предков…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Мой отец похоронен на Урале. Туда я езжу. Изредка, правда. В 1934 году мы переехали из Одесской области в Кустанайскую и прожили там пятнадцать лет. Работали в колхозе. Село Миролюбовка. Теперь там целинный совхоз «Киевский». Когда я побывал в Миролюбовке в первые годы освоения казахстанской целины, то был потрясен увиденным. Прекрасные дома со всеми удобствами, новая больница, школа, Дворец культуры… Тогда, господин Штерц, у меня появилось желание возвратиться в Казахстан. Но я уже слишком глубоко нырнул в бумажное дело, полюбил его. К тому же — семья, дети. Я работал на Камском ЦБК в Пермской области. Прошел все ступеньки производства — от обтирщика до бригадира. Моим учителем был знаменитый Василий Ефремович Рогачев. Один из первых зачинателей стахановского движения в бумажной промышленности, Герой Социалистического Труда. Теперь он на пенсии, ему более семидесяти лет.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — А какая судьба привела вас в Коряжму? — спросил Штерц. Оп достал пачку дорогих сигарет и поочередно протянул нам.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Гирш взял сигарету, внимательно осмотрел ее, со знанием дела понюхал табак, спросил:
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Американские?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Да. Приходится тратить немалые деньги на это баловство. На вредное баловство… А я — из семьи мелкого служащего, где привыкли считать каждый пфенниг…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Посидели молча, разглядывая друг друга.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Так какая нужда привела вас в Коряжму? — напомнил Штерц.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — В основном квартирная, — ответил Густав. — У нас еще не везде хватает хороших квартир. Не хватало их и на Камском комбинате. В 1972 году я узнал, что в Котласе запускают третью очередь комбината. Предложил свои услуги. Меня пригласили. Назначили бригадиром на машину, которую вы видели, дали прекрасную четырехкомнатную квартиру в новом доме…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Господин Штерц достал блокнот, ручку и сделал какие-то пометки.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Если не секрет, назовите годовой доход вашей семьи, — деликатно попросил он, стараясь не быть назойливым. — Мне это интересно. В нашей фирме трудится большая армия рабочих… Хотелось бы провести некоторые сопоставления… Это чисто деловой интерес, хотя я не держатель акции, а только доверенное лицо… Вы меня понимаете?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Прекрасно понимаю, — сказал Густав. — Но считать годовой доход… Это нужен карандаш… Лучше месячный…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Карандаш в руке, — Штерц постучал ручкой по блокноту.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Гирш неторопливо пригасил окурок.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Записывайте, — начал он. — Моя семья теперь увеличилась и состоит из семи человек. Я уже говорил вам, что старшая дочь вышла замуж и родила ребенка… В нашем доме не работают только двое: восьмидесятилетняя бабушка и восьмимесячный внук… Я получаю в среднем 400 рублей в месяц, жена 300 (она трудится в моей бригаде), дочь — лаборантка на сульфатном производстве, получает примерно 130 рублей, ее муж — электрик зарабатывает 150. А младшая дочь окончила среднюю школу и поступила ученицей в вязальный цех комбината бытового обслуживания. В нашей семье все женщины очень любят шить и вязать. Мы почти не покупаем готовых вещей, все производим дома, по собственным моделям и вкусу. Это экономит значительные суммы и доставляет немалое удовольствие. Мы тоже, господин Штерц, умеем считать деньги…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Да, да! Что ни говорите, а немецкая пунктуальность и бережливость живет в крови, — гордо подчеркнул Штерц. — Это, безусловно, генетика. Ее истребить невозможно… Значит, годовой доход вашей семьи составляет примерно 12 тысяч марок…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Рублей, — поправил Гирш. — Должен сказать, что мой доход довольно высок и позволяет жить, не задумываясь о завтрашнем дне.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — А каковы постоянные расходы?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Что вы имеете в виду?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Налоги, квартирная плата, различные безвозвратные взносы и прочее…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — За квартиру и электричество я плачу в среднем 20–23 рубля в месяц… Прикиньте, сколько это процентов от общего семейного дохода…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Я уже прикинул, — сказал Штерц. — Менее трех…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Ну вот… Что там дальше?.. Профсоюзные взносы: один процент от заработка… Что еще?.. — Гирш помолчал, что-то обдумывая.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Я вас понимаю, — тихо и многозначительно произнес Штерц, коротко глянув в мою сторону.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Густав Филиппович уловил намек, хитро прищурил свои голубые глаза, с некоторой иронией заметил:
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Товарищ пишет о наших достижениях и недостатках. Критикует бесхозяйственность. Неразберихи и бесхозяйственности у нас еще хватает. Возьмем хотя бы лесное дело. Наверняка вы смотрели в окно, когда ехали из Москвы в поезде, и видели, сколько вокруг валяется древесных отходов. Из них можно сделать неплохую бумагу. Но они гниют, погибают. Это у самой железной дороги. В лесосеках беспорядка еще больше…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Д-а-а-а, нам бы ваши отходы… — мечтательно вздохнул господин Штерц. — Конечно, лучше получать высокосортную целлюлозу. Но это, Густав, весьма дорого…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Говорят, задарма можно только по шее получить в пивной.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Гость взорвался смехом.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Прекрасно! — воскликнул он. — Это я запишу. — И он записал в блокнот шутку Гирша.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Вы покрутитесь среди наших рабочих, они наговорят вам столько шуток — блокнота не хватит, — посоветовал Густав. — Веселый народ…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — О немцах этого не скажешь, — заметил Штерц. — Немцы слишком серьезны. Тем более — на службе… Особенность нации…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — А может быть, особенность системы? — обронил Гирш. — У нас без смеха жить не могут. Особенно молодежь…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Я обратил внимание, что у вас много молодых рабочих.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Да. Наш комбинат можно назвать молодежным. Например, в моей бригаде двадцать один человек. Я — самый старый. Жене сорок лет. Остальным до тридцати…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Вы считаете, что к тридцати годам можно в совершенстве освоить такое сложное производство и занимать пост шефа бумагоделательной машины? У нас придерживаются несколько иного мнения.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Мне доверили машину и бригаду в тридцать два года. — Густав отошел к окну и облокотился на подоконник. — Не я считаю, что немного запоздал. Хотя не могу сказать, что знаю свою кормилицу до последнего винтика… Вот работают рядом две бумагоделательные машины, а ведь они разные. Как люди. Их надо изучать всю жизнь — н до конца не изучишь… Что говорить о бумагоделательной машине?! Возьмем агрегат попроще— автомобиль. У меня «Москвич». У соседа тоже. Покупали одновременно, из одной партии. А вот сяду за руль его машины — не то! Надо привыкнуть, узнать нюансы, приспособиться. Согласны?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Согласен, — кивнул Штерц задумчиво. — И в жизни надо ко всему приспособиться. Это по силам только человеку…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Но не каждому, — заметил Гирш. — И все же приспособиться к чужой машине несравненно легче, чем к условиям чужой жизни…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Гость задумчиво чертил в блокноте какие-то фигурки, потом спросил:
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Где вы, Густав, проводите свободное время, отпуск?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Я уже говорил, что несколько раз ездил за границу в качестве туриста. Часто отдыхаю в Крыму по профсоюзным путевкам. У нас свой дом отдыха «Северная Двина». В Алуште. Но больше всего люблю проводить выходные и отпуск в окрестных лесах. Я страстный рыбак, грибник, ягодник. Да и все мое семейство обожает, как говорится, дары природы. Мы запасаемся ими на всю зиму. Малина, смородина, черника, брусника, клюква… Сплошные витамины!..
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Бываете в театрах, концертах?
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Театр у нас один. В Котласе. Иногда гастролирует областной, из Архангельска. Наезжают труппы из других городов… Недавно я был в Москве, смотрел мастеров искусств в концертном зале «Октябрь».
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Специально ездили в Москву на концерт? — удивился Штерц.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Да, специально. Вернее, меня пригласили на коллегию министерства и одновременно на празднование Дня работников леса. Нынешний праздник оказался для меня двойным. — Густав Филиппович поднял таинственно палец и направился к шкафу. Открыл створку, извлек огромную красную коробку, поставил ее на стол и, как артист оригинального жанра, резко поднял крышку. Нашему взору предстала поразительной красоты полуметровая хрустальная ваза. По форме она напоминала бочонок. Грани затейливого узора излучали нежно-голубой свет. На верхнем скосе была выгравирована надпись: «Бригаде Г. Ф. Гирша приз имени Рогачева».
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Господин Штерц даже поднялся с кресла.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Как это понимать? — спросил он и легонько тронул вазу своим массивным перстнем. Комната наполнилась звоном добротного русского хрусталя.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Очень просто, — сдержанно и гордо сказал Гирш. — Я уже упоминал, что был учеником знаменитого советского бумагодела Василия Ефремовича Рогачева. Он учил меня мастерству своей профессии на Камском комбинате. Теперь Министерство бумажной промышленности и центральный комитет нашего профсоюза установили почетный приз имени прославленного ветерана. Вернее, три ежегодных одинаковых приза за наиболее высокие достижения в работе. Об этом я прочитал в газете «Лесная промышленность», посоветовался с подчиненными. В числе пятидесяти шести бригад страны мы решили бороться за почетный приз. И вот победа! Мы — первые обладатели кубка Рогачева. Неделю назад вручил сам министр…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Вы добыли хороший подарок своей жене, — проговорил Штерц и снова легким касанием перстня наполнил комнату хрустальным звоном.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — Почему жене?! — возразил Густав. — Это наше общее достояние. К нему еще причитается солидная денежная премия. Вот ее мы разделим между членами бригады. Каждому по заслугам.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] — А кубок распилите на части и раздадите по кусочку? — пошутил Штерц.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Он пошутил, но было вполне очевидно, что ему не ясно, каким образом следует поступить с именным кубком, если Гирш не считает его своей собственностью…
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] В тот день после окончания смены в зале заседаний цеха печатных бумаг состоялся короткий митинг. На столе президиума стоял почетный приз. На трибуне стоял коммунист Густав Гирш. Он был в своей неизменной клетчатой рубашке. В зале было довольно свежо, но Густав Филиппович потел. Его ослепляли и грели софиты, установленные с трех сторон. Местные фотографы и кинолюбители непрерывно щелкали затворами аппаратов и жужжали узкопленочными камерами.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Затем Гирш попросил подняться на сцену директора музея трудовой славы комбината. Молоденькая женщина подошла к столу президиума и приняла из рук бригадира кубок имени Рогачева.
[БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА] Приняла на вечное хранение…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Сентябрь уходил медленно, будто извинялся перед землей и людьми за непрерывные трехмесячные дожди, за разбитые вконец грейдерные дороги, за гниль и прель, за утопленные луга и пашни, за мелкие озерца и большие озера рыжей воды в тех самых урочищах, откуда в добрые годы люди уносят в берестяных кузовках, увозят в кузовах автомобилей, автобусов и колясках мотоциклов великое множество грибов, ягод, лесного здоровья и радужного настроения.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Сентябрь уходил медленно. С полуночи до рассвета стояли теплые, молочной густоты туманы. Поутру выглядывало солнце, молодцевато-бодрое, но уже остывающее, осеннее, неспособное просушить и отогреть землю после долгого ненастья прошедшего лета. Что ушло — то ушло, не воротишь…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] В те дни местные средства информации сообщали самые разные разности.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] «На складе у стадиона продается капуста для массовой засолки».
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Афиши трех видов обещали коряжемцам выступление заслуженного ансамбля песни и танца Азербайджана.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] «27-го в 18.00 состоится общее собрание членов лодочного кооператива. Явка строго обязательна» — предупреждало объявление у проходной ЦБК.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] В кинотеатре «Аврора» шел новый художественный фильм «Журавль в небе», а в кинозале Дома культуры бумажников — «Подарки по телефону». В Дом культуры коряжемцы шли активнее; видимо, их больше устраивали подарки по телефону, нежели журавль в небе.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] На щите «Архоблсправки» — несколько объявлении об обмене квартир. Одно из них предлагало Ростов-Дон на Коряжму. Ростовский адрес старательно записывали сразу двое мужчин пенсионного возраста: очень высокий и низкорослый. Первый держал на поводке дога, который дергался, пытаясь оттащить хозяина от справочной доски.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] В приемной генерального директора секретарь Дина сообщила мне, что Александр Александрович Дыбцын накануне возвратился из отпуска.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Правда, он почти ежедневно звонил из санатория. Но ведь по телефону всего не объяснишь, — добавила она. — Приходите к восемнадцати часам…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Я шел на встречу с генеральным директором.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] С деревьев облетал желтый лист. Его сгребали в кучи и жгли на обочинах улицы Комбинатовской — главной артерии рабочей Коряжмы, которая берет начало от центральной площади поселка (так и подмывает сказать — города) и кончается у проходной ЦБК.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Эта широкая, стрелообразная, одетая в асфальт и бетон, обрамленная старательно ухоженными деревьями магистраль протянулась с востока на запад почти на два километра. Линии пятиэтажных домов вдруг прерываются скверами, стадионом, площадками аттракционов, каруселями, «гигантскими шагами», колесом кругового обзора, островками сосен и елей, предусмотрительно сохраненных строителями.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Удивительно, что люди Коряжмы, ежегодно перерабатывающие на своем комбинате головокружительное количество древесины, так берегут лес вокруг себя. В поселке четыре парка и тридцать один сквер. Рукотворная березовая роща напоминает юбилейный пирог, украшенный ровными рядами белоствольных свечек. Теперь, осенью, вершины их горели как факелы… Вдоль обрывистой набережной тянутся ряды умело подстриженных тополей, ясеней, рябин, черемух. Во дворах и скверах — изобилие желтых акаций, диких яблонь, цветов. Цветы на площадках и улицах. Их никто не рвет, не топчет, хотя я нигде не видел пресловутых запрещающих табличек…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] По Комбинатовской идет круглосуточное движение рабочих смен. Однако, судя по лицам и одежде людей, трудно представить, что несколько минут назад они сияли рабочие спецовки или через несколько минут собираются их надеть. Коряжемцы (особенно молодежь) одеваются отлично, со вкусом, следят за новинками моды и вряд ли уступят в чем-то труженикам столичных предприятий.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Улица в меру заполнена средствами монументальной и периодической пропаганды. В числе капитальных сооружений — своеобразный пьедестал с именами героев нашего времени; среди них — директор Александр Александрович Дыбцын — Герой Социалистического Труда.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] До сих пор я знал этого человека по фотографиям, газетным статьям и рассказам. Во время бесед с работниками комбината мне не довелось услышать, чтобы кто-нибудь пожаловался на несправедливые действия «генерала», но, перечисляя служебные и чисто человеческие качества Дыбцына, мои собеседники были единодушны в одном: очень строгий. Через полчаса, когда мы будем говорить о роли современного руководителя, Александр Александрович заметит с определенным значением: «Власть не может быть беспризорной. Она требует справедливой, но твердой руки…» В том же разговоре генеральный директор выскажет еще одну любопытную мысль, определяющую, по его мнению, нравственное состояние современного командира производства, не номинально связанного должностью, а болеющего за дело всем своим существом. Он скажет: «В теории машин и механизмов есть понятие «степень свободы». Личной свободы мне недоставало всю жизнь. Но я никогда не жаловался на это ни самому себе, ни другим. Наоборот — был счастлив. Меня коробит, когда некоторые руководители, находясь в отпуске, публично хвалятся, что уехали, не оставив адреса даже секретарю. Мол, надо же когда-то полностью отключиться, все забыть, дать отдых душе и телу. Не спорю, наверное, надо. Но психология таких людей всегда вызывает у меня сомнение. Возможно, в этом случае я ортодоксален. Однако подобное отношение отдыхающего начальника к оставленному где-то коллективу напоминает мне человека, который на месяц уехал из семьи и счастлив от того, что начисто забыл о ее существовании. Если человек способен забыть свою семью хотя бы на день, значит, он ее не любит. Коллективы, которыми мне приходилось руководить, я всегда отождествлял с семьей, где ежедневно и ежечасно происходят большие и малые события. Не участвовать в них хотя бы мысленно, хотя бы издалека, значит, не любить. А без любви к людям нельзя быть руководителем. И, надо заметить, такая любовь определяется не заверениями с трибун, не заигрыванием с подчиненными, не количеством полученных наград и титулов, а разумной постановкой дела, идущей на пользу каждому труженику. Помните, у Хераскова: «Не титлы славу нам сплетают…»
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Думается, к такому определению духовного состояния руководителя современного производства Дыбцына привел опыт его большой и сложной жизни. Ему посчастливилось родиться на древней российской земле, которая родила Александра Невского. Утопающий в зелени Переславль-Залесский, старинные храмы, овеянные немеркнущей славой России, и самый величественный среди этих памятников — храм, воздвигнутый в честь одного из самых достойных ее сыновей. Все это, читанное по школьному учебнику и, как наглядное пособие, виденное наяву, не могло пройти мимо сознания человека, юность которого совпала с небывалым подъемом народных сил только что зародившегося Советского государства. Комсомолец тридцатых годов, Александр Дыбцын прошел с молодой гвардией страны все крутые ступени первых пятилеток. Строил Уралмаш, Уралвагонзавод, Нижнетагильский металлургический комбинат, монтировал первую отечественную турбину на КизилГРЭС, учился в Свердловском энергетическом техникуме и Уральском лесотехническом институте, служил в армии, вырос от рядового энергетика до директора завода в городе Туринске…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] В начале шестидесятых годов приехал на Север, где возглавил коллектив Архбума, а затем — крупнейшего в стране и Европе Котласского ЦБК- Принял комбинат в 1966 году, вскоре после сдачи в эксплуатацию второй очереди. Тогда уже ввели в строй сульфатцеллюлозный завод, завод нейтральной полуцеллюлозы, картонную фабрику и завод побочных химпродуктов, две поточные линии мешочной фабрики, станцию биологической очистки сточных вод, сырьевую биржу сульфатного производства и многие другие объекты. Все это надо было укомплектовать специалистами, «закрутить», отладить, освоить…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Когда я знакомился с комбинатом, видел десятки поточных производств, сотни километров трубопроводов, кабельных линий, систем промышленного телевидения, силовых подстанций — большие колеса и маленькие колесики, без которых не может нормально крутиться гигантский механизм, меня не покидал единственный, может быть, дилетантский вопрос: есть ли на ЦБК человек, знающий что к чему и зачем? Я знаю людей, и довольно многих, которые мастерски водят автомобиль, но почти не знают его устройства. Это не шоферы. Наездники. При малейшей поломке они поднимают капот, осматривают двигатель и его «окрестности» с умным лицом и непонимающими глазами. Но па-до ехать. И тогда волей-неволей приходится останавливать незнакомого шофера и произносить нечто похожее на «дяденька, помоги».
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Из разговоров с ведущими специалистами различных служб комбината я довольно четко уяснил, что вопрос мой был не таким уж наивным и праздным. Технологи, например, мало знают о делах механиков, энергетики — о делах технологов и так далее. Один солидный инженер бумажной фабрики признался, что за пятнадцать лет работы он ни разу не посещал ТЭЦ (даже не представляет, как там двери открываются), зато усвоил железную истину: станция должна работать без малейших перебоев и снабжать энергией вверенное ему производство…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Естественно, что при современном уровне техники и технологии, при существующей узкой специализации отдельных производств даже очень толковый инженер не может знать всего. Однако после двухчасового разговора с генеральным директором я удивился тому, как много может постигнуть один человек, как много он может знать, хотя это, казалось бы, вовсе для него не обязательно, потому что под рукой постоянно находятся около тысячи специалистов всех профилей, которые в любой момент дадут исчерпывающую информацию по любому вопросу.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Я сказал об этом Александру Александровичу.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Вы преувеличиваете возможности директора, — ответил он без малейшей рисовки. — Знаю далеко не все. Но самое главное знаю. А самое главное для руководителя такого уровня — постоянная забота о росте производства, его совершенствовании, поиск новых
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Принципов и форм работы с людьми — непосредственными исполнителями глобальных замыслов. То есть наблюдается нечто аналогичное с работой генерального конструктора, скажем, самолетов или кораблей. Надо увидеть идею, убедиться в ее состоятельности самому и убедить своих подчиненных — исполнителей замысла. Только в этом случае родится конструкция, способная летать пли плавать. Откровенно говоря, даже на такой крупном предприятии руководитель может жить спокойно. Технология отлажена, каждый знает свое дело. Никаких новых забот и тревог. Все довольны… Но разве это жизнь?! Нет. Это производственная обывательщина. Техническое мещанство… Конечно, глупо создавать себе и другим искусственные трудности, но ведь жизнь — поиск. Мне уже за шестьдесят. Возраст, который невольно ассоциируется с консервативностью личности. И не без оснований… Наверное, не очень скромно говорить о собственной персоне, но должен признаться, что чувствую себя комсомольцем и очень счастлив от этого непреходящего ощущения… Вы, очевидно, знаете о традиционном соревновании шести гигантов лесохимии?
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Знаю. Читал в газетах. Слышал от работников комбината. В комитете комсомола видел стенные часы с автографами комсоргов шести соревнующихся комбинатов.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Это очень символические часы, — заметил Дыбцын оживленно. — Они требуют, чтобы мы пристально следили за движением времени… Чуть зазевался — и все. Обскачут другие. А мы пока идем впереди… Это здоровое и очень полезное соревнование родственных предприятий с аналогичными условиями заставляет постоянно держать руку на пульсе времени и обязательно обгонять его, думать о перспективе… Судите сами, третью очередь комбината сдали в 1972 году, а уже полным ходом реконструируем ее, модернизируем, перевооружаем. На ходу! Без остановок! Без сокращения плановых заданий! С пуском бумажной фабрики этой очереди в стране вдвое увеличился выпуск бумаги для глубокой печати. Вдвое! И все равно мало. Значит, необходимо наращивать объем производства, удешевлять себестоимость продукции, причем — без расширения площадей. За счет чего же?.. Главное — модернизация оборудования и совершенствование технологии. У нас хорошо работают комбинатовские исследователи, изобретатели и рационализаторы. И вот чем это выражается: ежегодно получаем более миллиона рублей чистой экономии. Комбинат связан почти с сорока научно-исследовательскими и проектно-конструкторскими институтами самых разных направлений… В большинстве случаев инициатива сотрудничества принадлежит нам. К примеру, все привыкли к тому, что для выработки печатных бумаг применяется живичная канифоль. С такой технологией была запроектирована и наша фабрика. Но накануне сдачи ее в эксплуатацию нас поставили перед фактом: живичной канифоли нет и не будет даже на пуск. Тогда наши инженеры решили использовать талловую канифоль, которую мы получаем в достаточном количестве на своем заводе. Пришлось поработать плотно, поджимали сроки пуска. Сделали опытную партию — 500 тонн. И пошло! Потом подключили к этому делу институты, которые взялись за более тонкие исследования, научные проработки и распространение нашего опыта на другие комбинаты. Теперь этот компонент для проклейки бумажного полотна используется очень широко. Отпадает необходимость увеличивать сбор живичной канифоли. Это очень трудоемкий и дорогостоящий процесс… Полностью принадлежит комбинату идея и заслуга в переводе завода древесноволокнистых плит с хвойного на лиственное сырье. Опять же — сделали сами, затем пригласили ученых. Вместе с ними провели большие работы по подготовке древесной массы, по технологии варки целлюлозы, что значительно увеличило ее выход, улучшило качество и за счет получения при этом растворимого натриевого основания снизило загазованность окружающей среды… Примеров крупных технических преобразований и реконструкции для улучшения деятельности отдельных производств и всего комбината можно привести десятки, даже сотни. Без этого невозможно идти в ногу с временем.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Второе направление технического прогресса — капитальное строительство. Нам нужны две машины для выработки печатных бумаг производительностью 350 тысяч тонн в год. Это — вопрос строительства четвертой очереди. Я убежден, что с вводом ее в эксплуатацию комбинат станет масштабным предприятием среди прочих равных…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Но ведь всякое расширение вызывает сложности управленческого характера.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Александр Александрович многозначительно поднял палец:
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Я предполагал, что вы не обойдете этот вопрос. Почти все приезжающие журналисты и гости, не связанные с нашей промышленностью, побывав на комбинате, удивляются: как можно управлять такой махиной? И вообще, управляем ли комбинат? Ответ однозначен: управляем! Мы долго искали наиболее простую и действенную форму. Затратили немало времени и сил. Наконец нашли: самостоятельные производства. Теперь наша структура управления принята отраслью и успешно действует. Когда в полном объеме будет создана автоматизированная система управления, руководить комбинатом будет намного легче…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Но это, вероятно, не означает, что сразу исчезнут все проблемы.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Дыбцын тяжело вздохнул:
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — В чем нет недостатка, так это в проблемах. Много, так сказать, собственных, по еще больше чужих, которые в итоге тоже становятся нашими. Существуют два тормоза, мешающих нам работать ритмично, с полной отдачей. Сырье и транспорт! Из пяти миллионов кубометров древесины около 80 процентов мы получаем из Коми АССР, остальные — из Кировской и Архангельской областей. Но беда в том, что лес поступает крайне неравномерно, не в полном объеме и часто низкого качества. Государственный подход к охране природы и уже изданные постановления настоятельно требуют быстрейшего перехода на доставку лиственных пород древесины по воде только в баржах. Для этой цели мы уже построили в своем порту специальную стенку, установили там четыре портальных крана и готовы в течение навигации принять до четырехсот тысяч кубометров. Но, увы, и складские площади, и оборудование пока бездействуют. Несмотря на договоры, технические требования, даже солидные штрафы, поставщики продолжают гнать лес в плотах. В то же время еловые балансы плывут по реке мимо нас, а мы получаем их по железной дороге с мест погрузки, отстоящих от нас на многие сотни километров. Разве это по-хозяйски?!
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — В чем же дело, Александр Александрович? В конечном итоге непроизводительные транспортные затраты несет не только ваш комбинат. Страдает экономика государства. Да и не только экономика. Наносится большой моральный ущерб, который восполнить очень трудно, а порой невозможно. Я видел на открытых складах тысячи рулонов высокосортной бумаги, ждущей отправки потребителю. На встрече руководителей с коллективом производства печатных бумаг рабочие остро критиковали отдел сбыта…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Я это знаю, — покачал головой Дыбцын. — Дело доходит до высших инстанций, но получить даже минимум подвижного состава, предусмотренного планом, не всегда удается… Есть и у нас непорядки на собственных подъездных путях, не всегда укладываемся в нормы оборота вагонов МПС, поступающих с грузами. Мы боремся с этим злом всеми доступными средствами. Но главная причина нехватки вагонов, как я уже сказал, в серьезных промашках планирования… Вы бывали на встречах руководителей с рабочими? — неожиданно и заинтересованно спросил генеральный директор.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Был. Мне очень понравилась эта форма общения, где каждый может сказать все, что думает, задать любой вопрос и тут же получить исчерпывающий ответ от компетентного работника. Меня взяла за душу искренняя боль рабочих за общее дело…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — А разве вы не заметили, что это отличительная черта всего нашего многотысячного коллектива, — с гордостью сказал Дыбцын. — Неравнодушие, взаимовыручка, настоящая трудовая дружба, чувство причастности каждого к общему — вот, по-моему, главный успех, достигнутый общественными организациями в воспитании людей. Знаете, за все годы работы здесь мне ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-то плохо говорил о комбинате. А ведь производство у нас не из легких. И все же люди идут на работу, как на праздник.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Я тут же согласился с доводами генерального директора, потому что неоднократно стоял у проходной, когда шла пересменка, и присматривался к людям, прислушивался к разговорам. И убеждался, что они шли на работу, как на праздник. Прав Александр Александрович: это великая заслуга общественных организаций комбината. Выпустить дополнительную бумагу или картой, или любой другой продукт можно заставить люден в административном порядке, наконец, привлечь повышенной оплатой. Все это жизненные и попятные вещи. Но заставить тысячи людей любить нелегкое дело, болеть за него душой, как за свое собственное— невозможно никакими приказами. Такая любовь— плод высокой гражданственности, глубинной нравственности, воспитанных моральным климатом, который охватывает все стороны жизни десятитысячного коллектива…
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Отрадно то, что наш комбинат стал своеобразной кузницей кадров. Сегодня в стране нет, пожалуй, родственного предприятия, где бы на руководящих постах не трудились наши воспитанники. А ведь всего каких-нибудь полтора десятилетия назад мы ощущали острую нехватку специалистов, особенно ведущих рабочих профессии. Теперь по-братски делимся и опытом, и людьми с братчанами, устьилимцамн, сыктывкарцами. К нам постоянно приезжают учиться друзья из социалистических стран. Сейчас, например, проходят стажировку товарищи из Северной Кореи. Многие инженеры, выросшие здесь, в Коряжме, успешно работают в Москве. Бывший главный инженер нашего комбината Владимир Дмитриевич Лихобабин возглавляет теперь Всесоюзное производственное объединение Союзцеллюлоза. А совсем недавно на должность главного технолога министерства ушел Ливерий Сергеевич Чирухин… Вот вкратце о наших делах. — Дыбцын посмотрел на часы. — Если вы не возражаете, то закончим на сегодня. Через семь минут у меня совещание с начальниками отделов. — Он извлек из ящика стола и передал мне оригинальную книжицу. Это были образцы продукции, выпускаемой комбинатом. — Возьмите на память. И если будете писать книгу, то обязательно пишите на пашен бумаге.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Почему именно на вашей? — не понял я.
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] — Гарантируем качество!
[«НЕ ТИТЛЫ СЛАВУ НАМ СПЛЕТАЮТ…»] Генеральный директор добродушно рассмеялся…
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Когда повсеместно пошли разговоры о пятилетке качества, на Котласском ЦБК стали подумывать о создании специальной службы, о том, кому доверить эту необычную, непривычную, в общем-то непонятную должность, которой нет ни в одном штатном расписании. Кандидат в начальники был, что называется, под рукой.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Михаил Васильевич Куклин. Человек, которого внешне не выделишь из рядов тысячного корпуса комбинатовской инженерии: чуть ниже среднего роста, простолиц, тихоголос, кажется, даже застенчив. А ведь не так давно Куклин руководил крупными производствами, командовал множеством людей, отвечал за план и, говорят, хорошо справлялся. И если деятельность инженера Куклина на Котласском ЦБК вычертить в виде некой «кардиограммы», то получатся остроконечные пики, уходящие резко вверх и так же резко ниспадающие.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — В чем же дело? — спрашивал я у людей, хорошо знающих Михаила Васильевича.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Прекрасный инженер и добрый человек, — ответил один — Он приехал к нам лет десять назад с Сухонского ЦБК и горячо взялся за дело, но…
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] «Но» расшифровано не было.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — На каждый случай имеет собственное мнение, сказал второй. — Страсть любит спорить.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Разве плохо иметь собственное мнение?
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Оно, конечно, хорошо, по ведь это не всем нравится…
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Упорный! — отрезал третий. — Ужасно упорный!..
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Мне всю жизнь нравятся упорные. И я пошел искать службу управления качеством. Она расположилась в одном из корпусов сульфатного производства, где новичку так же легко заблудиться, как провинциалу, оказавшемуся в центре бурлящей Москвы. Но там можно навести справку у постового милиционера или случайного прохожего. Здесь же постовых нет, крайне редки и случайные прохожие.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Однако кабинет управляющего службой качества я разыскал без особого труда. Войдя туда, подумал: если, скажем, мебельная фирма рекламирует свои изделия, то интерьер в кабинете рекламатора должен соответствовать содержанию рекламы.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Просторное помещение, расположенное на двух уровнях, напоминало не рабочий кабинет, а скорее музейный зал, где экспозиция оформлена с большим знанием дела и взыскательным вкусом: ничего лишнего, кричащего. Все по делу. Три рабочих стола, три штатных работника. По силам ли троим такая титаническая работа, будь они сверхупорными, семи пядей во лбу? Нет! Ежедневно, ежечасно, ежеминутно контролировать работу десяти тысяч человек и не меньшего числа больших и малых, простых и сложных технологических операций по силам только всему коллективу — от рядового рабочего до генерального директора.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Именно так действует служба качества во главе с Михаилом Васильевичем Куклиным и двумя старшими инженерами: Елизаветой Викторовной Голубевой и Николаем Александровичем Дробовичем.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Чтобы получить представление о сложной и вместе с тем довольно простой схеме этой широко разветвленной службы, достаточно внимательно ознакомиться с содержанием витрин, плакатов, стендов с образцами различных изделий, которым присвоен государственный Знак качества. Сейчас на комбинате такой продукции выпускается около тридцати процентов. В те дни, когда мы общались с Михаилом Васильевичем, «Известия» опубликовали на одной из страниц благодарность коллективу комбината за высокое качество бумаги. Постоянные благодарности шлют полиграфисты крупнейшего в стране Чеховского комбината. Поставщиков и потребителей связывает многолетняя деловая дружба, закрепленная соревнованием смежников. Знак знаком, а последнее слово за потребителем. Мнение самой авторитетной комиссии, присваивающей изделию превосходную степень, может быть субъективным. Но если восхитился непосредственный потребитель, то похвала самой высокой пробы.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Начинали очень трудно, — говорил мне Куклин. — Многие, казалось бы, прогрессивные начальники производств под разными предлогами уклонялись от аттестации продукции. Говорили: «Мы и так работаем нормально. Для чего пустые формальности? Присвоят изделию Знак качества, а вдруг мы сорвемся. Что тогда?»
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Но ведь в том-то и смысл, чтобы не срываться, чувствовать ответственность и связывать ею все смежные службы, каждое рабочее место.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Не будем говорить о государственном Знаке качества. Это, так сказать, высший балл. Возьмем заводскую аттестацию существующего стандарта предприятия. Внутреннее дело, в Москву за ним ехать не надо. И вроде ничего сложного. Оформляются соответствующие документы — и все. Но и тут некоторые руководители увиливали. Понимали, заводская аттестация — предтеча высшей ступени качества, и хочешь не хочешь, а жизнь заставит идти дальше, совершенствоваться, брать на себя дополнительные заботы и, естественно, отвечать по всем законам производства, получившего высший балл отличия. Стать чемпионом трудно, но, как говорят спортсмены, легче, чем защищать титул. Тем более не месяц, не год — постоянно и ежеминутно… Устные напоминания и даже официальные приказы не всегда помогают. Пришлось одного особо неподатливого начальника (не будем называть фамилию) наказать, лишить премии. Конечно, дело не только в материальных потерях, хотя и они пока еще занимают не последнее место в обойме трудовых стимулов. Но ущемили слегка самолюбие. И… буквально в течение месяца он представил на заводскую аттестацию три вида продукции из пяти, выпускаемых этим производством. Мало того, в «Котласском бумажнике» появилась статья, в которой «неподатливый» обменивался опытом и призывал своих коллег шире развернуть борьбу за качество. Это была искренняя публикация, никто никакого давления на автора не оказывал…
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Откровенно говоря, я плохо представлял себе, как улучшается качество на многочисленных участках и производствах, если в жизни, как известно, нет абсолютно тождественных условии труда, даже нет двух одинаковых характеров или почерков. Может ли малочисленная служба Куклина изобрести необходимые рычаги воздействия, пригодные в каждом конкретном случае? Я высказал свои сомнения Михаилу Васильевичу.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — У вас примитивное представление о системе нашей службы, — отпарировал он. — Неспециалисту это простительно. Куда хуже, если не понимают специалисты. Когда на комбинате разработали «Схему качества» и показали ее руководителям производств, оказалось, что с людьми трудно говорить предметно. Они просто недоумевали, чего от них хотят. Пришлось затратить немало усилий, разъяснить «условия задачи», убедить, что мы можем научно управлять качеством буквально на всех участках и рабочих местах. Начали с руководителей производств. Лекции, семинарские занятия, «экономические игры» с проработками оптимальных вариантов при решении конкретных вопросов. Затем избрали семьдесят уполномоченных по качеству из числа НТР и рабочих. Эти люди наделены правами, имеющими силу приказа… Следующим этапом была учеба рабочих. Ведь в конечном итоге успех дела решают непосредственные исполнители, будь то машинист бумагоделательной машины или рядовой слесарь, от которого, казалось бы, не зависит качество конечного продукта. Но ведь оно зависит…
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Как же это выглядит на практике?
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Пример… у нас есть вращающиеся известково-регенерационные печи. Примерно такие, как на цементных заводах. На этих печах часто выходила из строя обмуровка. Ежегодно приходилось по три-четыре раза останавливаться на ремонт. А это не час, не два. Убытки от остановок исчислялись десятками тысяч рублей. Мы задумывались: несовершенство конструкции? нарушение правил эксплуатации? недобросовестный ремонт? Решили обсудить проблему в присутствии главного инженера и главного механика комбината. Перебрали возможные варианты и пришли к выводу: «притык» в недоброкачественном ремонте. Как поступить, если обмуровщики все делают вроде бы правильно? Корректность в таких случаях не последнее дело… Избрали другой путь. Разработали положение о премировании за удлинение срока межремонтной работы печей: год без остановки — премия, два года — размер премии автоматически удваивается, три года — утраивается. — Михаил Васильевич сделал нарочитую паузу.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — И как теперь?
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Три года не знаем остановок… Я спросил у бригадира обмуровщиков: «Что ж вы раньше?.. Значит, без денежных наград качественно работать не умеете?..»— «Понятное дело, — ответил, — лишняя десятка карман не прохуднт. Но не она главная. Просто мы не считали нашу работу такой важной. И потому большой ответственности не чувствовали. Теперь совсем другое: на нас обратили внимание, как на работников основных производств. Ребята поняли, что от них тоже зависит немало…»
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Вот вам психологический момент в «Схеме качества». Эксперимент удался и воодушевил. Предстояло расширить и углубить сферу влияния. Подготовили конференцию под девизом: «Качество ремонта — основа качества продукции». Собрали только механическую службу. Перед ремонтниками выступил главный технолог комбината Попов. Это была деловая беседа, в процессе которой Василий Васильевич повел разговор в таком плане: «Товарищи, все мы пользуемся услугами службы быта, возмущаемся, если нас обслуживают плохо. В данном случае страдает одни человек или одна семья. Когда же мы плохо ремонтируем оборудование, то внакладе остается коллектив какого-то производства, а в худшем случае — весь комбинат, то есть — тысячи люден, государство. Как известно, работники службы быта прислушиваются к голосу трудящихся и многие виды домашней техники ремонтируют с гарантией. Это стало законом. Так почему же нам, ремонтникам, от которых многое зависит в ритмичной работе производственного организма, не последовать примеру часовых пли телевизионных ателье и обслуживать механизмы с гарантией? Это же высокая честь для каждого настоящего мастера?!»
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Представьте, предложение дружно поддержали. Были, естественно, и противники, по их голоса потонули в общем одобрении. В каждом коллективе найдутся люди, любящие ловить рыбку в мутной воде. Они понимают: гарантия налагает ответственность, а отвечать такие «рыболовы» не хотят, Так вот, служба главного механика совместно с отделом труда и заработной платы разработали положение о гарантийном ремонте оборудования, которое теперь успешно действует… Или возьмем сырье — основной составляющий в системе борьбы за качество. Пошла, скажем, низкопробная целлюлоза или бумага, и тут же начинается волнение в бригадах. В чем дело? Кто виноват? Варщики, отбельщики, наладчики оборудования?.. Знаете, не все приказы сверху выполняются в предписанные сроки. Но когда толчок идет снизу, реакция порой другая. Так было с каменным углем, который вносили вместе со щепой. Мы ее в значительных количествах получаем непосредственно из леспромхозов, перерабатывающих древесные отходы на щепу. Такая щепа, как правило, поступает в железнодорожных вагонах, плохо очищенных от мусора, в частности от угля. Что делать? Поставщиков-то десятки!..Тогда начальник лесного отдела Леонид Белович Краковский организовал бригаду из десяти человек и отправился во главе ее в леспромхозы с разъяснительной миссией. Поставщики встретили делегацию с пониманием. Затем была организована деловая экскурсия представителей поставщиков щепы на комбинат. Многие впервые увидели целлюлозно-бумажное производство и убедились, что для нас несколько килограммов угля на вагон щепы то же самое, что для бочки меду ложка дегтя. После этого вагоны стали чистить более тщательно, даже мыть. Грязи в основном сырье стало несравненно меньше. Это сразу сказалось не только на качестве продукции, но и на производительности работающих. Таким образом, качественное сырье и высокое мастерство бригад способствовали тому, что за последние два года пять видов нашей продукции получили государственный Знак качества… Да вот они! — Михаил Васильевич повел меня в угол кабинета, где я увидел образцы изделий, получивших высший государственный балл: картон «Тест-Лайнер», две марки картона для гофрирования, вискозная и сульфатная беленая целлюлоза. В глазах Куклина — откровенная гордость. — Готовим на суд Москвы еще три вида продукции, — сообщил он. — Бумагу для глубокой печати, типографскую, древесноволокнистые плиты…
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Я спросил:
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Как поощряются бригады и отдельные мастера, выпускающие высокосортную продукцию?
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] — Рычагов морального и материального характера у нас много. Вы, наверное, видели на производствах плакаты во всю ширь цехового пролета: изделию присвоен государственный Знак качества. Такая реклама сильно подтягивает. Присваиваются коллективные и личные звания бригады отличного качества, мастера золотые руки, отличника качества. Обладателю звания ежемесячно начисляется десятипроцентная надбавка к зарплате. Эти поощрения только по нашей, так сказать, внутренней системе. Но мы имеем немало дипломантов и лауреатов в соревновании шести гигантов лесохимии, наши передовики носят отличительные знаки министерства и медали ВДНХ, а один бригадир бумагоделательной машины разъезжает на «Москвиче», полученном в качестве премии за высокое качество работы, — игра слов, видимо, понравилась Куклину, и он добродушно рассмеялся.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] В следующий раз мы встретились с Михаилом Васильевичем в парткоме, где проходило заседание комиссии по внедрению на ЦБК ростовского метода работы без отстающих. Эту комиссию, которую возглавил председатель заводского комитета Василий Федорович Казаков, создали после поездки секретаря парткома на семинар в Ростов. Теперь на обсуждение парткома выносился котласский вариант ростовского метода. Коряжемцы первыми в отрасли взялись за создание системы работы без отстающих и сделали это успешно, поскольку уже имели прочную основу организационно-политического, идеологического и технико-экономического обеспечения высокопроизводительного труда В свое время они не только внедрили щекинский метод, но и пошли дальше в совершенствовании его, в результате производительность труда рабочих повысилась настолько, что за счет высвободившихся людей почти полностью укомплектовали новую, третью очередь комбината. Львовская система управления качеством, при которой работа без отстающих имеет первостепенное значение, была своевременно подхвачена и внедрена на ЦБК. Внедрена не формально, не слепо, а творчески. В этом, конечно, немалая заслуга службы, возглавляемой Куклиным.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Живя на комбинате, я детально ознакомился с действием всех составляющих комплексной автоматизированной системы управления качеством, начиная от рабочих мест и кончая сложнейшей электронно-вычислительной техникой, ведущей постоянный контроль и выдающей свои беспристрастные рекомендации. Я побывал на проведении так называемого «часа качества» цеха, отдела, участка, смены, службы. Наконец, я присутствовал на «часе качества» под эгидой генерального директора комбината. И понял, что этот «час» — особая еженедельная форма совещания, где подвергаются критическому анализу итоги работы по обеспечению требуемого качества продукции. И, что очень ценно, не в пример многим «пятиминуткам», длящимся по три часа, здешний «час» строго ограничивается пятьюдесятью минутами. Нарушение регламента, излишняя болтовня, посторонние или необязательные вопросы были бы свидетельством низкого качества управленческого труда.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Час качества! Год качества! Пятилетка качества! Время качества…
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Время качества! Судя по всему, коллектив Котласского ЦБК к такому критерию подошел вплотную. Потому что не три человека во главе с Михаилом Васильевичем Куклиным, а сотни инженеров, рабочих и служащих, вооруженных знаниями, опытом и сложнейшей электронной техникой, руководят этим глубинным процессом.
[ВРЕМЯ КАЧЕСТВА] Время качества — это не эпизодическая кампания. Это — символ и существо несомненного превосходства образа нашей жизни, труда и сознания советского человека перед всеми другими политическими, социальными и нравственными институтами нашего многоликого мира…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Конечно, Коряжма — это Север. Но Север весьма относительный. По-моему, все зависит от людей, обживающих землю. Можно пустыню превратить в цветущий сад, а ведь можно и наоборот. Где-то я слышал гипотезу о том, что пустыня Сахара была когда-то цветущим краем. Но люди, не задумываясь о последствиях, чрезмерно увлеклись разведением овец, которые съели и вытоптали все живое, а уж солнце и ветер не замедлили употребить свою разрушительную силу: прожгли оголенную землю, наворочали зыбучих песков, превратили благодатный край в раскаленную сковородку гигантских размеров. Остуди-ка ее теперь! Нет, все зависит только от пас. От разумного прикосновения человеческих рук к природе…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Ах, Сеня! Он, очевидно, не подозревал, какой сделал мне подарок, когда по дороге от станции говорил о проблемах экологии и советовал познакомиться с заместителем главного инженера по охране природы комбината — Олейником.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Андрей Тимофеевич оказался непросто талантливым инженером, но и человеком, знающим так много интересного, что мне хотелось взять от разговора побольше и, следовательно, побольше отдать читателям, потому что живущие на земле должны знать: «древо жизни», на котором все мы расположились и мечтаем о мировом благополучии, может обломиться, если руководители государств, ученые и производственники не будут проявлять постоянную заботу о сохранении здоровой сферы обитания хотя бы в таких масштабах, как это делается на Котласском ЦБК.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Для понимания Остроты проблемы скажем: если бы на комбинате не действовали сложнейшие очистные сооружения, которые обошлись государству почти в пятьдесят миллионов рублей, если бы эти сооружения без действовали в течение полугода и сточные воды производства продолжали поступать в Вычегду, то погибло бы все живое в могучей Северной Двине со всеми ее большими и малыми притоками.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Комбинат берет ежесуточно более миллиона кубометров воды, возвращая реке две трети этого огромного объема. Выполнив полезную работу, вода уходит в русло чистой и продолжает здоровое служение природе, по не убивает ее… Так вот, для очистки одной тысячи кубометров промышленных стоков комбинат затрачивает 26 рублей. Теперь произведем несложные арифметические действия, — Олейник взял лист бумаги, карандаш и стал неторопливо писать цифры, рассуждая при этом вслух: — Перемножим 750 тысяч кубометров на 26 рублей и получим сумму, близкую к двадцати тысячам. Двадцать тысяч рублей в сутки!.. Только внеплощадочные очистные сооружения обслуживают 260 рабочих и инженерно-технических работников. Это не считая большой армии специалистов, которые непосредственно на производстве наблюдают за состоянием промышленных стоков в процессе технологических операций. Это не беря в расчет содержание отдела охраны природы, его лабораторий, локальных очистных сооружений, где десятки людей бдительно следят за тем, чтобы колоссальных масштабов производство не причинило вреда воде, земле и атмосфере. Более того, приходится исправлять ранее допущенные ошибки. Когда проектировали, строили и пускали первые очереди комбината, проблема охраны окружающей среды еще не стояла так остро, еще не были заключены важнейшие международные соглашения по этому вопросу, а главное — люди не могли по-настоящему осмыслить происходящее. Многие считали, например, что резкое сокращение количества рыбы в водоемах — следствие возросшего числа рыбаков. На самом же деле это был первый звонок, увы, не учебной, а самой настоящей тревоги о грозящей опасности. Пока мы это поняли и начали возводить сложные очистные сооружения (а их за месяц и даже за год не возведешь), сточные воды поступали в реку недостаточно очищенными и причинили бассейну Северной Двины немалый вред. Теперь мы делаем все возможное, чтобы это не повторилось, ведем планомерное облагораживание водоемов…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А разве сама природа, подводная фауна и флора не занимаются самоочищением?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Занимаются. Но в условиях Севера, где большую часть года вода имеет низкие температуры, самоочищение происходит несравненно медленнее, чем, скажем, в средней полосе страны. В холодной воде хуже развиваются и действуют микроорганизмы — идеальные чистильщики всех существующих водоемов. А на станции биологической очистки мы искусственно создаем этим санитарам наиболее благоприятные условия труда и отдыха… Не улыбайтесь. Они хотя и микроорганизмы, хотя и видны только под микроскопом, но «характер» у них сродни человеческому. Судите по себе. Проснулись утром, глянули в окно — пасмурно, моросит мелкий дождь: на работу идете без настроения. Согласны?.. То же самое происходит и с микроорганизмами, для которых окружающая, или, будем говорить точнее, питательная, среда определяет степень работоспособности. Низкая температура воды — плохо, очень высокая — тоже плохо. Лучше всего — восемнадцать-двадцать градусов. Но ведь производство есть производство. На очистку поступают стоки с разными загрязнениями и температурами. И если микроорганизмы не справляются с работой, значит, микробиолог вместе с химиком начинают искать причины угнетения, ставить диагноз, лечить «малышей». Ведь микроорганизмы принимают на себя все токсические вещества, взвешенные или растворенные в воде. Если токсикантов слишком много — маленькие чистильщики не выдерживают перегрузок и гибнут. Это может произойти довольно быстро. И тогда недостаточно очищенные стоки будут поступать в реку. Вот почему у нас ведется ежечасовой контроль всех систем и ступеней очистки. Иначе невозможно…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Андрей Тимофеевич, вы сказали, что комбинат ежесуточно берет у Вычегды более миллиона кубометров воды, а возвращает ей только две трети этого объема Куда девается еще одна треть?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Тоже возвращается реке. — Олейник улыбнулся чуть приметной иронической улыбкой, какую позволяют себе специалисты в разговоре с неспециалистами. — Возвращается. Но эти триста пятьдесят тысяч кубиков представляют собой водичку кристальной чистоты, прошедшую теплообменную аппаратуру энергетических станций. Практически она лучше природной, потому что перед поступлением в котлы подвергается химической очистке. Вы, наверное, знаете, что на многих северных реках специальные службы бурят лунки во льду, чтобы не задохнулась рыба. А мы помогаем ей при помощи сброса теплых вод. Поэтому река не замерзает на расстоянии пятнадцати километров; русло открыто почти по всей ширине, вычегодская вода насыщается кислородом и несет его дальше — в Двину. И все же… Надо смотреть правде в глаза и постоянно помнить о том, что, несмотря на глубокую биологическую очистку, другие активные меры, три-четыре процента загрязнений комбината пока еще попадают в водоемы. Правда, мы укладываемся в нормы, установленные государственной инспекцией. Но ведь от этого не легче. Во-первых, нормы с каждым годом ужесточаются. А самое главное — страдает нравственное начало. Трудно спокойно жить, когда знаешь, что сделано не все, чтобы сохранить в полном благополучии окружающую среду.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Что же мешает создать стопроцентную безопасность — если существует полное понимание остроты проблемы, созданы технические возможности ее разрешения, то дело, вероятно, только за желанием?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Как сказать… — Олейник некоторое время молчал, сосредоточенно вертя в пальцах ручку. — Четвертый год я занимаю эту благородную должность и каждый день думаю о том, что можно сделать значительно больше. Много здесь неизвестного, много непочатого с точки зрения науки, техники, профессиональной и должностной заинтересованности. Это чисто по-человечески. Но ведь нравственные позиции нередко сталкиваются с экономическими, а желание не всегда сочетается с возможностью. Если бы наше предприятие занималось только охраной природы, тогда бы мы только этим и занимались. А мы призваны ежегодно выпускать миллион тонн целлюлозы, двести пятьдесят тысяч тонн различных видов бумаги, примерно столько же картона, триста миллионов штук упаковочных мешков, около десяти миллионов квадратных метров древесноволокнистых плит, девять с половиной тысяч тонн кормовых дрожжей и великое множество другой продукции для народного хозяйства и ширпотреба. Причем прилагается максимум усилий, чтобы основной объем всех видов продукции выпускался с государственным Знаком качества или хотя бы в сортах, близких к нему. А это тоже зависит не только от главного исходного материала — древесины, но н в немалой степени связано с качеством воды, проходящей технологическую цепочку основных процессов производства. Наши хозяйственники умеют считать деньги. И если они будут слишком много тратить на облагораживание сточных вод, то пострадает главное дело, ради которого мы существуем. Здесь надо сочетать разумное с полезным… И все же разумный выход видится в дальнейшем совершенствовании самой технологии производства, в многократном использовании воды: полукольцо, кольцо и так далее. Это, повторяю, радикальный метод.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Я спросил:
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Можно ли добиться стопроцентной очистки воды?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Да, — убежденно ответил Андрей Тимофеевич. — Можно сбрасывать воду более высокого качества, чем в самом водоеме. Мы надеемся в обозримом будущем добиться этого. Учтите, северные реки содержат большое количество гумусовых кислот (отсюда коричневый цвет воды), очень высокая минерализация: соли кальция, железа, карбонаты и так далее. Мы уже сегодня, повторяю, вкладываемся в установленные нормативы взвешенных частиц в составе искусственно облагороженной воды. Более того, отдаем реке воду, содержание кислорода которой значительно выше, чем в самом водоеме. Как это происходит на практике, вы можете увидеть, если осмотрите паши очистные сооружения.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — С удовольствием, — сказал я. — Можно пойти хоть сейчас.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Андрей Тимофеевич отрицательно покачал головой.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Пойти — это слишком расточительно для человека, ценящего свое рабочее время, — заметил он. — Только на дорогу до главных сооружений мы затратим не менее тридцати минут. А если побывать на самой дальней точке — аэрационных прудах, то понадобится несколько часов. Хозяйство занимает 350 гектаров. Не каждый крупный колхоз или совхоз Архангельской области может похвастаться таким количеством угодий. Поэтому придется ехать, а не идти…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Он позвонил диспетчеру и вызвал дежурную машину… Это был грузовичок, приспособленный для перевозки людей. Мы забрались в кузов и, попетляв среди многоэтажных громадин комбината, трубо- и путепроводов, выбрались на бетонку, ведущую к хозяйству Олейника. Вскоре машина обогнула некрутой склон и, проехав около километра по земляной дамбе, остановилась у круглого здания насосной. Отсюда амфитеатром сходили площадки с бассейнами большого диаметра.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Здесь начинается вся видимая и невидимая работа, именуемая охраной природы. Вернее, охрана одной ее части — водной. Есть и вторая, не менее важная — воздушная. — Кивком головы Андрей Тимофеевич показал в сторону активно дымящих труб. — Эти сигары, — сказал он, — ежечасно выбрасывают в атмосферу три миллиона кубометров газа, по миллиону каждая. Остальные поменьше… Об этом я расскажу вам позже, если интересуетесь. А пока… Давайте знакомиться последовательно…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Мы спрыгнули на землю. Олейник повел меня к бассейнам, именуемым аэратенками. Заглянув в одну из емкостей, напоминавшую по форме н размерам цирковой манеж, я подумал о кратере бурлящего вулкана, готового в любую секунду извергнуться и затопить все вокруг густой коричневой массой.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Поясняю принцип, — голосом опытного экскурсовода начал Олейник. — Эта коричневая каша разной густоты и вредности поступает непосредственно к нам на так называемые внеплощадочные очистные сооружения, где имеем честь сейчас находиться. Все промышленные стоки проходят в первичных отстойниках механическую очистку, затем смешиваются с коммунальными отходами предприятия и поселка, прошедшими предварительную обработку «у себя дома». Далее начинается титаническая работа маленьких чистильщиков — микроорганизмов. Они производят биологическую очистку воды в этих, фигурально выражаясь, сосудах… Теперь мы будем переходить с вами от одного сосуда к другому и удивляться работе «малюток»…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Я искренне поражался тому, как быстро густая коричневая каша превращалась в натуральную воду. Андрей Тимофеевич с победным видом поглядывал на меня.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — После биологической очистки вода идет в систему отстойников, где освобождается от активного ила. Затем — глубокая очистка и насыщение кислородом в прудах-аэраторах. И только после этого — через рассеивающий выпуск — в реку… Теперь остается показать вам конечный результат наших усилий. Поехали…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Мы снова забрались в кузов и по сложной системе дамб двинулись на запад. Справа и слева от нас простирались огромные озера, наполненные до краев черно-коричневой жидкостью. По береговым кромкам росла трава такой сочности и высоты, какую мне никогда не приходилось видеть. Тропический кустарник да и только. Его вершины почти доставали до верхнего среза кузова.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Это и есть вторичные отстойники?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Олейник наклонился к моему уху и прокричал:
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Нет. Это наш бич! Хранилища активного ила…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А почему здесь такая дикая трава? Прямо джунгли!..
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Потому что емкости заполнены сплошным белком… Белок под ногами!.. Вот вам название для актуальной статьи. Площадь хранилищ — более двухсот гектаров, она продолжает расширяться… Смотрите: строим новую «карту» на 60 га. — Он указал влево, где экскаватор, несколько бульдозеров и грейдеров оконтуривали высокой дамбой участок земли, поросший редким ельником. В некоторых местах насыпь уже поднималась над вершинами деревьев, которым предстояло умирать на дне нового илохранилища. Все это показалось мне очень тревожным.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Я спросил:
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — На сколько лет хватит новой емкости?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Года на два, — печально ответил Олейник.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А что дальше?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — То же самое…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — И до каких пор?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Он пожал плечами.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — В том-то и дело, что у нас уже нет площадей для строительства илохранилищ, шламо- и шлаконакопителей… Я уже сказал вам: комбинатовские свалки занимают площадь около трехсот гектаров. Только активного ила здесь несколько миллионов кубометров… Мы пытаемся свалки сокращать… Но все это даже не полумеры… На обратном пути я покажу вам одно заведение и кое-что расскажу…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Наш грузовичок остановился на берегу огромного озера, заполненного прозрачной водой. В разных местах озерного зеркала возвышались какие-то сооружения на сваях.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Что это? — спросил я.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Аэрационные установки. Они круглосуточно насыщают воду кислородом перед сбросом в реку… Вы лучше посмотрите на эту идиллию… — Андрей Тимофеевич взял меня за плечи и повернул вправо. Я увидел, как из-за самого дальнего аэратора выплывала пара белых лебедей.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Поразительно! — вырвалось у меня.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — «Лебединое озеро» — рассмеялся Олейник. — Дарю вам второе название для лирического очерка.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Действительно, — сказал я с благодарностью. — А рыба в этом озере водится?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Ей неоткуда здесь взяться. Но собираемся в порядке эксперимента запустить теплолюбивую рыбешку. Температура воды в озере даже зимой не ниже двадцати пяти градусов… Только руки пока не доходят… А уж водоплавающей дичи явно приглянулись паши хранилища. Местные охотники частенько посещают эти места.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] И тут, как в кино, откуда-то слева поднялась стая диких уток, сделала полукруг над озером и села на воду у дальнего от нас берега.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Теперь пройдем к финишу нашего маршрута, — предложил Андрей Тимофеевич и повел меня по узкой береговой тропке, поросшей все такой же буйной травой, которая вроде не собиралась желтеть и умирать, хотя сентябрь клонился к закату.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Вскоре мы прошли по специальным мосткам и оказались у шумного водопада. Это был конечный путь воды, взятой у Вычегды. Она проделала огромную работу на комбинате, потеряла все свои первозданные свойства, и теперь, пройдя сложные системы очищения, созданные" людьми, возвращалась в свое природное ложе прозрачной и обезвреженной. Поток шумно падал с высоты нескольких метров и разбивался о бетонный порог, образуя водяную пыль. Это напомнило мне виденный когда-то в физкультурном парке литовского курорта Друскининкай лечебный павильон. Там действовало аналогичное сооружение. Искусственно созданный водопад на небольшой речушке был окружен воронкой с множеством кресел для принятия процедур, укрепляющих нервную систему. Падающий поток дробился внизу и наполнял павильон воздухом, оптимально насыщенным положительно и отрицательно заряженными ионами. Тогда я обратил внимание, что многие посетители лечебного павильона, опьяненные ионизированным воздухом и монотонным шумом бурлящей воды, блаженно дремали в своих креслах…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Ветер повернул с востока, со стороны комбината, и на нас пахнуло специфическим запахом сульфатных производств. Олейник поморщился.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Еще одна проблема — дурнопахнущие вещества, — проговорил он, вроде в чем-то извиняясь. — Тоже боремся. Но пока менее успешно… В недалеком прошлом вредность пылегазовых выбросов считалась менее опасной, чем загрязнение водных бассейнов. И если при проектировании химических предприятий предусматривались кое-какие меры по очистке промышленных стоков, то средства борьбы с пылью и газом почти не отражались в сметах. А если и отражались, то скорее для удовлетворения скромных требований инспекции и очистки совести проектировщиков, но не очистки воздушной среды. Все почему-то наивно полагали, что огромное небо способно переварить буквально все. Поэтому серийно выпускаемые пылегазоулавливающие установки никак не отвечали своим проектным характеристикам. Теперь мы знаем, что небо, хотя оно и огромное, тоже имеет предел своих возможностей. Надо сражаться за чистоту атмосферы. На комбинате вплотную подошли к решению этой проблемы. Надеемся в ближайшие годы избавить полностью рабочих от неприятных ощущений, а жителей поселка — от необходимости закрывать окна и форточки, когда дунет ветер с сульфата.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Однако ветер с востока нес в нашу сторону не только дурные запахи, но и шлейфы серого дыма от тэцовских труб.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Андрей Тимофеевич, вы упомянули, что трубы ТЭЦ выбрасывают ежечасно до трех миллионов кубометров газа. Понятно, что от этого страдает атмосфера. А земля?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Земля тоже страдает. Наши энергетические станции работают на высокозольном угле, имеющем большое содержание серы. В процессе соприкосновения с атмосферными осадками образуется сернистая кислота, которая выпадает на землю и производит подкисление почв. А ведь вы знаете, что почвы в наших краях и без того кислые, потому что болотистые. Их необходимо известковать. Это в широких масштабах делают наши дачники…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — У вас тоже есть дача?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Нет. Я больше люблю лес. И очень хочу, чтобы наши трубы не причиняли вреда всему, что в лесу первозданно и благородно существует… Мы ведем значительные работы по обезвреживанию выбросов энергетических станций и на сегодняшний день улавливаем пыли от ТЭЦ 98 процентов.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — И что же намечается для окончательного устранения этого зла?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Олейник иронически улыбнулся.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Деятели из одного научно-исследовательского института предлагают увеличить высоту труб до 320 метров и таким образом отвести пыль и газы подальше.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Куда, например?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А куда ветер подует… Это не научное решение вопроса. Мы на такие примитивные меры не пойдем. Ну, скажем, будет дымить и пылить не стометровая, как теперь, а трехсотметровая труба. Значит, вредные осадки выпадут не в Котласе, а где-нибудь в Микуни, Княжпогосте или даже в Печоре. Но ведь они все равно выпадут. Жить по принципу: с глаз долой — из сердца вон мы не можем. К тому же каждая такая труба стоит как минимум полтора миллиона рублей. Думаю, за такие деньги можно найти более разумные решения. И мы их ищем. Недавно завязали добрые отношения с одним уральским институтом, где имеется специализированная лаборатория по созданию пылегазовых установок, способных улавливать и сернистые вещества.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Мне кажется, Андрей Тимофеевич, что по складу характера вы исследователь, — заметил я.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Пожалуй, — согласился Олейник. — Это у меня в крови. Пятнадцать лет назад я начинал свою деятельность на комбинате в научно-исследовательской лаборатории. Правда, занимался не чистой наукой, а вопросами технологического порядка. Когда же предложили возглавить это, надо сказать, довольно маломощное и раздробленное учреждение, пришлось заняться сплочением сил, по принципу и подобию старых русских княжеств. Теперь мы имеем солидную научно-исследовательскую и проектно-конструкторскую базу, оснащенную по последнему слову техники. Наши гости из многих столичных институтов частенько завидуют: нам бы, говорят, такое оборудование. А ведь мы все делаем за счет основной деятельности комбината. Денег на это жалеть нельзя. Наш директор всегда ратует за развитие науки, поддерживает любые стоящие идеи. Мне, правда, как заместителю главного инженера, приходится вникать в технологические вопросы и знать их на уровне ведущего технолога. Иначе трудно охранять природу. Мой предшественник — Павел Николаевич Балакшин был назначен главным инженером комбината потому, что, занимаясь промышленными стоками, в совершенстве познал технологию всех существующих у нас производств.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Значит, в перспективе вы имеете возможность?..
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Не знаю. Никогда об этом не задумывался, — слегка смутился Олейник. — В Ленинградском технологическом институте меня учили исследовательскому делу для того, чтобы создавать совершенную технологию. Пока же мы берем от древесины так мало, так преступно мало, так плохо знаем ее возможности — просто жуть! Не исключено, что принимаемое нами за главное совсем не главное, а второстепенное или даже третьестепенное. Как-то мне довелось слышать высказывание по этому поводу очень авторитетного человека, профессора Ленинградской лесотехнической академии Николая Игнатьевича Никитина. Он заявил: «Сегодня для нас главное— целлюлоза. Но ближайшее будущее за второй составной частью древесины — лигнином». И, вы знаете, я в это верю. Лигнин — отходы от выработки целлюлозы. А они составляют примерно 30–35 процентов. Мы кое-что получаем из этих остатков. Например, литейные концентраты. Спрос на них большой. Концентраты у нас покупают около семисот предприятий. Ими пользуются литейщики при создании форм, цементники — для повышения текучести смесей, буровики и так далее. Однако львиная доля отходов сжигается в котлах тепловых станций. Другого выхода пока нет. Единственное «достоинство» этих отходов на сегодня заключается в том, что органика хотя и дымит, но не причиняет природе большого вреда. Правда, еще один компонент ценных отходов, кажется, удается вот-вот спасти… — Он посмотрел на часы и поднялся с бетонного уступа, на котором мы уютно устроились и беседовали на берегу «Лебединого озера». — Поехали? В шестнадцать часов у меня планерка. Но прежде… Я обещал показать вам одно любопытное заведение.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Мы снова забрались в кузов грузовичка и поехали кружным путем но дамбам и разбитым отрезкам грунтовых дорог, мимо гигантских хранилищ активного ила, о которых я теперь кое-что знал и воспринимал их, как некую суровую и грозную необходимость. За илохранилищами шли не менее удручающие взгляд «карты» шламо- и шлаконакопителей — неизменных спутников всех теплоэлектроцентралей. Возле них копошились бульдозеры, подгребая пастообразную массу, стекающую прямо на проезжую часть дороги…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Приходится круглосуточно эксплуатировать большое количество техники, чтобы содержать хранилища в относительном порядке, — пожаловался Олейник. — Все это, как понимаете, обходится комбинату в круглую сумму…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Минут через пятнадцать машина остановилась у многоэтажного бетонного сооружения. Из широченных ворот здания выполз самосвал, из кузова которого выплескивалось зеленовато-коричневое месиво.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Что это за продукт? — поинтересовался я.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Все тот же активный ил, но несколько в другом состоянии. Мы ищем пути сокращения складских площадей. И это одна из полумер, но не самая, по-моему, удачная.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Олейник взял меня под руку и повел внутрь здания, где на высоте десяти-двенадцати метров крутились и громыхали огромные барабаны, пропуская через себя коричневую жижу, какую в самом начале знакомства с очистными сооружениями я видел в аэратенках. Технология превращения жижи в более концентрированное состояние была довольно простой. На барабанах вода отделялась и шумно падала вниз, а по транспортерной ленте плыли и ломались на ходу ковриги зеленовато-коричневого месива, которым внизу заполнялись кузова самосвалов.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Так вот, я обещал рассказать вам об одной из актуальнейших проблем целлюлозно-бумажной промышленности. Пройдемте наверх — я все объясню.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] По узенькой боковой лестнице мы поднялись на плоскую крышу здания, откуда как на ладони был виден и комбинат, и неправильных форм «карты» илохранилиш, и Вычегда с одиноким катерком на фарватере, и обагренные осенним солнцем уходящие за реку леса.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Буду говорить так, чтобы было понятно самому непосвященному читателю, — начал Олейник. — Так вот…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] После биологической очистки сточных вод образуется активный ил. Кроме того, имеется большое количество осадков от механической очистки. Суточный объем всех наших отходов — около 250 тонн. Скопище этих отбросов производства вы уже видели вблизи, а теперь можете полюбоваться им с высоты здания, именуемого цехом обезвоживания осадков. Этот цех мы построили и запустили недавно с единственной целью: сократить количество отходов методом их сгущения и таким образом сократить складские площади. Но это тоже не панацея, потому что активный ил в чистом виде воду практически не отдаст. Перед поступлением на барабаны его приходится смешивать с осадками из первичных отстойников. Полученный при этом концентрат вывозится самосвалами. Заметьте: в каждую смену работает восемь машин, в сутки — двадцать четыре…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — По-моему, обезвоженная масса далека от сухого вещества, — заметил я. — Она довольно-таки легко выплескивается из кузова.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Совершенно верно, — согласился Олейник. — Беда в том, что обезводить удается на 25–30 процентов. Поэтому предусмотрено строительство еще одного мощного цеха — сушки и сжигания. Проектная стоимость его примерно пять миллионов рублей. Но дело даже не в больших затратах. Помните, я подарил вам название проблемной статьи: «Белок под ногами». Теперь поясню: активный ил, какого в переводе на абсолютно сухое вещество мы можем получить до 100 тонн в сутки, содержит в себе до семидесяти процентов белка. Что такое белок вы, надеюсь, представляете. Достаточно напомнить, что уже сегодня человечество ощущает колоссальную нехватку этого жизнетворного продукта и дефицит продолжает расти. Мы же выбрасываем белок, а теперь собираемся сжигать его. Парадокс? Да! Вот здесь и заключается один из характернейших случаев возможного превращения опасных веществ в вещества полезные. И не нужно для этого больших капитальных затрат. Необходима всего лишь дополнительная установка по превращению ила в высокопитательные кормовые продукты и не заменимые ничем органические удобрения… Кстати, вы были в нашем биохимическом цехе?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Был. Видел бродильные чаны, где методом выращивания специальных культур на питательной среде синтезируют белок и получают кормовые дрожжи. Если не ошибаюсь, двенадцать тонн в сутки…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Примерно так, — подтвердил Олейник мои скромные познания в области производства кормовых дрожжей. — А мы можем, — добавил он с пафосом, — давать в десять раз больше кормового продукта с таким же содержанием белка. Потому что процесс, какой вы наблюдали в специальных бродильных чанах, происходит в наших открытых аэратенках на очистных сооружениях. Там микроорганизмы синтезируют белок из питательной среды, которой служат легкоокисляемые органические соединения… Вот и вся химия… Если учесть, что только на территории нашей области три огромных целлюлозно-бумажных комбината: Котлас, Архбум и Соломбала, то легко представить, какую мощную кормовую базу для развития животноводства может получить северный край. Белок — это чистый прирост веса животных, органическое вещество, полностью усвояемое. А удобрение наших небогатых почв! Вспомните буйную траву по берегам илохранилищ! Если будет желание, прокатитесь на дачи, попытайтесь найти огородников, удобряющих почву активным илом, попросите, чтобы показали вам выращенные на этих удобрениях овощи. Но только дипломатично. Вам не каждый признается, чем и как удобрял…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Я прерываю нашу беседу на крыше и увожу читателя на дачи работников комбината, которых уже более двух тысяч. А желающих получить садовые участки — еще больше…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] В ближайшую субботу я сел в один из утренних автобусов и занял место среди разговорчивых членов общества «Садоводы Севера». Разговоры вертелись вокруг небывало дождливого лета и связанного с этим неурожая картофеля и овощей. Вот только всяких цветов много. А картошка — натуральные бобы.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Смотря у кого, — возразила дородная женщина в спортивной нейлоновой куртке. — Вон у соседа моего, у Ивана Степановича, каждая картошина — с поллитровую банку. Копали в один день. У меня под кустом одна завязь, а у него каждый клубень — во! — Она сложила два кулака. — Аж смотреть завидно. Чем же, спрашиваю, ты удобрял свой огород? Брешет: пометом с птицефабрики. Но я-то знаю: привез ночью с комбината машину ила.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Почему же вы не привезете, когда его девать некуда? — спросил я.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Запрещают. Добра-то этого пропадает море, а садоводам не дают. Вроде, говорят, вредная штука. Какая ж вредная, когда на ней такой овощ произрастает? На вредном бурьян не вырастет, погибнет. Это коню понятно…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] На конечной остановке я пошел следом за женщиной в спортивной куртке, у которой садовый участок был рядом с участком не ведомого мне Ивана Степановича. Ни о чем больше расспрашивать ее не стал, по осторожно выяснил, какой домик принадлежит обладателю обильного урожая картофеля в никудышное лето.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] У порога добротной брусчатой избенки меня встретила дворняга на цепи. Она залилась пронзительным лаем и тем самым вызвала на крыльцо хозяина — пожилого приятного человека в наброшенной на плечи старенькой фуфайке.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Я поздоровался. Хозяин вежливо ответил и прикрикнул на пса, пытавшегося вырваться из ошейника.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Водичкой не напоите? — спросил я.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Можно и чаем. Только что заварил… — неторопливо проговорил хозяин, внимательно приглядываясь ко мне. — Прошу в дом…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Я прошел в просторную комнату с русской печью и множеством столов, уставленных банками с консервами и вареньями.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Присаживайтесь, — пригласил Иван Степанович, пододвинув мне табуретку. — Вы кто будете, если не секрет? Вроде на садовода не похожи. На комбинате работаете?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Нет. Я из Архангельска. Интересуюсь здешним садоводством. Вы ведь, наверно, знакомы с постановлением правительства о дальнейшем развитии личных подсобных хозяйств?.. Хочу посмотреть, как это выглядит на практике…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Как же, читал! За прессой слежу регулярно… Давно пора придать этому делу соответствующее значение. Оч-ч-е-нь одобряю решение нашей партии… Я ведь по профессии агроном. Тридцать лет проработал в колхозе. И председателем выбирали не раз… В общем, потрудился на земле немало.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А здесь как оказались?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Ребята, понимаете, перетащили. Трое их у меня: два сына и дочка… Все трое на комбинате. У всех хорошие квартиры, прилично зарабатывают. И вот давай переманивать нас с матерью. Долго мы не решались, а потом переехали. Я пошел работать на склад готовой продукции, жена — в цех древесноволокнистых плит. Она и теперь еще трудится, хотя и пенсионерка. А я на пенсию вышел. Может, и не вышел бы, да вот садовый участок завлек. Всю ораву овощами кормлю круглый год.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — И что, хватает?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — В магазине ни картошки, ни солений-варений не покупаем. Все свое. Да и качество получше магазинного. Еще собираюсь мелкую животину завести. У нас тут многие держат кроликов, поросят. Так что будем еще и с мясом. Вот только дострою… — Он показал в окно, где неподалеку от дома стоял деревянный остов будущего сарая. — Надо же помогать государству в обеспечении людей продуктами питания. Считайте: наша семья в общем и целом насчитывает двенадцать едоков. Прокормлю их зимушку за счет огорода, значит, общественному сельскому хозяйству облегчение…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А как урожаи? Земля-то здесь бедная, почвы кислые. Одним словом — Нечерноземье…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Всякая земля, даже самая распрекрасная, любви рук и ума требует, — многозначительно произнес мой собеседник. Он подошел к печи, достал из нес чайник. — Приходится прибегать к дедовскому способу. Газа нет. И электричества тоже нет. Да и не надо. А то ребята сразу притащат сюда телевизор, всю деревенскую прелесть нарушат… Я от него в поселке устаю, когда наезжаю. Бабка у меня большая любительница: смотрит «от» и «до», все «кабачки» и джазы… Я уважаю только дельные передачи. И то — в меру… Может, угостить вас чем-нибудь посущественнее? Вы ведь рано из поселка. Рестораны и столовые еще закрыты…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Да и дают в ресторанах одни макароны да рис. А я картошку уважаю, — лукавил я, направляя разговор в нужное мне русло. — Домашней картошки поесть — одно удовольствие…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Могу печеной угостить, — сказал хозяин. — Печь рано протапливал, бросил в золу, должно быть, готова. — Он снова подошел к печке, отодвинул заслонку и выкатил на шесток десятка два аппетитных картофелин.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Это штука, — искренне похвалил я. — Давно не лакомился печеной картошкой, да еще такой красивой, с розовой корочкой.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Иван Степанович собрал картофель в глубокую керамическую тарелку и поставил на стол.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — К пей капусточка будет кстати, — сказал он и вы шел за дверь, видимо, в погреб, расположенный под домом.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А люди говорят, что нынче картошка никудышная, — начал я, когда вернулся хозяин с трехлитровой банкой белоснежной квашеной капусты с вкраплениями из ярко-красной моркови. — У вас, смотрю, все в лучшем виде.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Я все же агроном, — проговорил он, пряча улыбку. — Специалист обязан добиваться сносного урожая даже в самый поганый год. Это при больших угодьях. А уж на таком клочке…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Чем же вы удобряете бедную здешнюю землицу?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Всем понемногу, — сказал он уклончиво. — Помет
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] добываю на птицефабрике, у нас ведь она неподалеку. Под огурчики навоз достаю в совхозе… Так и перебиваемся с помощью добрых людей…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Ну а минеральными удобрениями не увлекаетесь?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Чего нет — того нет. Предпочитаю органику…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Я доел первую картофелину и сказал:
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Я тут слышал разговоры, что некоторые садоводы берут на комбинате какие-то отходы производства и это, говорят, сильно поднимает урожайность.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Иван Степанович снова испытующе глянул на меня и предложил не стесняться, нажимать на картошку.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Не слышали про такое?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Очевидно, речь идет об активном иле, — сказал он. — Да, ценный белковый продукт. Но ведь брать его на комбинате запрещено строго-настрого… Разве только воровским путем…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А почему, если он приносит пользу?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Считается вредным. Хотя вредность никем не установлена. Дело в том, что при коагуляции активного ила применяются некоторые токсичные вещества: хлорное железо, известковое молочко… Что касается извести, то она крайне необходима для улучшения структуры здешних кислых почв, а прочие присадки… Короче говоря опасаются отдаленных последствий. Если говорить честно, то я в это не верю… Между прочим, отдаленные пи следствия многих признанных минеральных удобрении какими повсеместно щедро удобряют землю, тоже пока никто не выяснил…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Тут я почему-то решил идти в открытую и сказал:
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Иван Степанович, я не инспектор, никаких неприятностей вам не причиню. Просто хочу знать: удобряете ли вы свой огород активным илом и что из этого получается?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Он удивленно покачал головой, посидел молча, раздумывая. Потом поднялся и снова вышел за дверь, а через минуту возвратился, неся на ладонях три картофельных клубня примерно таких размеров, как показала женщина в автобусе, сложив вместе оба кулака.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Вот что из этого получается, — гордо сказал хозяин. — Что получают другие — спросите у тех, кто не удобряет. — Он положил картошку на стол и предложил — Поинтересуйтесь. Возьмите эти плоды и отдайте на анализ. Может быть, и найдут в них вредные токсиканты. А может, убедите руководителей комбината разрешить садоводам законно брать ил, а не покупать его тайком у шоферов… Три года назад я опрокинул в свой огород два самосвала этого добра. Нынче собираюсь опрокинуть еще, если удастся…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] …Я снова возвращаюсь на крышу цеха обезвоживания активного ила. Олейник говорит:
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Если провести необходимые исследования и доказать, что активный ил не содержит опасных токсических веществ, то мы можем ежесуточно давать стране сто тонн кормового продукта, что эквивалентно примерно такому же количеству мяса.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Так должен же кто-то серьезно заниматься этой проблемой! — выпалил я с жаром. — Особенно теперь, когда прилагаются колоссальные усилия для развития сельского хозяйства Нечерноземья.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Занимаются, — проговорил Олейник с грустью. — ВНИИБ, наш отраслевой научно-исследовательский институт бумаги, входящий в состав всесоюзного производственного объединения Бумпром, имеет лабораторию по утилизации отходов. Но ведь это, учтите, отраслевой институт, который ищет способы уничтожения отходов целлюлозно-бумажных производств. Наше министерство озабочено давлением контролирующих органов, которые требуют быстрейшего сокращения огромных площадей, занятых вредными отходами. Поэтому вышеназванная лаборатория предложила нам проект строительства цехов обезвоживания, сушки и сжигания активного ила. Сжигания — белка…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Кому же, по вашему мнению, следует вменить в обязанность кардинальное решение этого вопроса? Комбинату?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Нет. Комбинату такая работа не по силам. Он и без того слишком многоотраслевое хозяйство. Но при готовых рекомендациях и проектных проработках наладить выпуск продукции нам по силам… Необходимо только найти заинтересованную организацию, которая создаст при комбинате научно-практическую группу специалистов с определенными правами и под эгидой госкомитета по науке и технике. Надо подключить сюда министерства сельского хозяйства и здравоохранения. Именно они станут возражать и даже применять санкции, если кто-нибудь из совхозных руководителей решится удобрять пашни или луга нашим активным илом без предварительных исследований и выдачи заключений о возможной токсичности ила в произросшем продукте пли в мясе животных… Но ведь нельзя же сидеть сложа руки и смотреть, как гибнут миллионы тонн натурального золота. Если будут, допустим, обнаружены токсиканты, то у нынешней химии найдется достаточно способов, чтобы обезвредить их или полностью исключить. Я знаю, например, что гидролизное производство имеет опыт получения кормовых дрожжей, в которых содержится активный ил от системы биологической очистки стоков этих производств. Принцип получения их точно такой, как в целлюлозно-бумажной промышленности. При этом не надо начинать все с нуля. Необходимо разыскать все, что уже сделано в этом направлении в других отраслях, — и шагать дальше… Глубоко убежден, что рано или поздно к этой проблеме ученые обратятся. Но зачем терять драгоценное время?! Для чего тратить миллионы на строительство цехов сжигания белка, когда лучше употребить эти деньги на поиски решения проблемы и в ближайшем будущем приступить к выпуску товарной продукции, которая позарез нужна сельскому хозяйству вообще, а нашему Нечерноземью — в первую голову. Это будет рентабельное производство, продукция которого пойдет нарасхват. Биологический процесс очистки можно повести таким образом, что отходов хватит и на производство дрожжей, и на производство органических удобрений. Более того, можно будет начать планомерную переработку огромных залежей активного ила. Вы представляете, что может быть?! И должно быть! Надо только найти таких энтузиастов, всколыхнуть, убедить, заставить поверить в успех дела. Глубоко убежден, что дело это стопроцентное. Будем живы, я вам еще напомню наш разговор…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Солнце на западе коснулось верхушек леса и прощально упало оранжевыми бликами на серую гладь «Лебединого озера». И я увидел на его середине, как на только что загрунтованном холсте, два ярко-белых мазка, положенных рукой талантливого художника…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] постскриптум
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] Через два месяца, снова приехав в Коряжму, сразу же поспешил к Олейнику, чтобы показать ему наброски этого очерка. Открыв дверь знакомого кабинета, я увидел за столом другого человека и, неожиданно смутившись, спросил:
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Вы что, замещаете Андрея Тимофеевича?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Нет, не замещаю. Просто работаю на его месте.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А где же он?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — А он теперь заместитель генерального директора комбината по производству.
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Замещает Ливерия Сергеевича Чирухина?
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Ливерия Сергеевича перевели в министерство, а Олейник назначен на его место. Вот и все. Ищите его в соседнем корпусе. Пли где-нибудь в цехах…
[ВОКРУГ «ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА»] — Благодарю за информацию, — сказал я, радуясь тому, что на Котласском ЦБК редко ошибаются при выдвижении на высокие руководящие должности опытных производственников.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Впервые за многие годы журналистских странствий я неожиданно получил редкую в паши дни возможность без всяких препятствий входить в рестораны и выбирать столики по желанию. Не надо было уговаривать швейцара, который обычно маячит за остекленной дверью и, полный напускной важности, небрежно тычет пальцем в традиционную табличку «Мест нет». Не надо было уговаривать администратора, как правило, еще более неприступного, чем его привратник. Не надо было долго ждать ленивую официантку, тип которой хорошо известен…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] В рабочем поселке Коряжма два вполне современных ресторана — «Ермак» и «Вычегда», популярное молодежное кафе «Садко», значительное число столовых, кулинарий и разного рода «Минуток», где обслуживают быстро, вежливо и добросовестно.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Однако лучшей кухней, лучшими официантами, лучшим местом отдыха для человека, решившего доверить себя местному общепиту, считается «Ермак». Об этом сообщил мне по дороге от станции Сеня и оказался прав. У «Ермака» свои традиции, свои фирменные блюда, свой стиль, свои завсегдатаи, дневные и вечерние. Многие работники ЦБК, особенно итээровцы, приезжают обедать в этот ресторан и, затрачивая не менее двадцати минут на проезд от комбината и обратно, легко управляются за час перерыва. Никто не нервничает, но окликает официанток, не стучит ногтем по циферблату перед их носом, не требует жалобную книгу. Кстати, книгу эту я однажды попросил из профессионального любопытства, внимательно перелистал десятки страниц и нашел там преимущественно благодарности.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Несколько месяцев я регулярно питался в «Ермаке», бывал там в разное время, наблюдал посетителей и обслуживающий персонал, но ни разу не стал свидетелем даже мелкого конфликта. Да и к чему конфликтовать, если здесь постоянно соблюдают взаимную вежливость, даже в часы пик найдут посетителю место, накормят никогда не обсчитают.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] В тот воскресный декабрьский день ртутный столбик опускался к пятидесяти градусам, и потому, видимо, даже в обеденные часы посетителей «Ермака» можно было пересчитать на пальцах. Собственно говоря, были заняты два столика; за одним сидели три пожилые представительницы местной интеллигенции, за другим — два парня. Столы в коряжемских ресторанах и кафе массивные, просторные — «деревня в политуре». Никаких подстилающихся салфеток: вилки, ложки и ножи кладутся просто на полированную березу. Зато бумажных салфеток изобилие. Да таких прекрасных, хоть роман на них пиши. (Признаюсь, что первые наброски этого очерка я сделал на салфетках из обрезков высокосортной офсетной бумаги).
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Заказав обед, я неторопливо курил в ожидании официантки с подносом. Но прежде чем она появилась, в зал вошел поджарый бритоголовый старик в запотевших с мороза очках. Он постоял у лестницы, протирая пальцами стекла, затем направился к моему столику, поздоровался и выразил желание разделить мое одиночество.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Садитесь к нам, Александр Федорович, — пригласил один из парней с соседнего столика.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Старик, казалось, только теперь заметил ребят, снова протер очки непослушными пальцами и воскликнул:
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Здравствуйте, друзья-товарищи! — Зычный голос его, отнюдь не старческий, не привыкший к полутонам, ударился в потолок и прокатился по пустому залу. Пожилые коряжемские интеллигентки, попивавшие чай с пирожным, переглянулись и о чем-то зашептались.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Вы меня знаете? — спросил старик ребят.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Кто ж вас не знает в поселке, — ответил бойкий парень в кожаной куртке с костяными пуговицами. — Вы весной выступали у нас в общежитии, рассказ!тали про строительство комбината.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Может быть, может быть, — проговорил старик, заметно польщенный своей известностью. — А где вы работаете? — Он уже расположился за моим столиком и говорил с ребятами все так же громко, с чувством хозяина положения.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — В тресте, — ответил второй, длинноволосый парень, разливая в фужеры вино. — Строим административный корпус ЦБК.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Это хорошо, — похвалил старик и отметил со знанием дела: — Там же будет автоматизированная система управления производством. Плохо только, друзья-товарищи, что медленно строите. Мы строили во много раз быстрее… Управляющий трестом на месте?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — На месте. Куда ж он денется? — ответил парень в кожанке.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — И главный инженер работает?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Работает.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Да-а-а, этот действительно работает… Большой человек Зарума. Уважаю… И вы уважайте, — посоветовал старик. — Это строитель от бога… Согласны? — неожиданно повернулся он ко мне.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Я пожал плечами:
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Не знаю. Я с ним не знаком…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Неужели?! — удивился старик так искренне, будто я ничего не знал, скажем, о знаменитом Растрелли. — Напрасно не знакомы… — Видимо, он потерял интерес ко мне и, пошарив взглядом по столу, взял меню. — Я ж в этих очках ни черта не вижу… Ну-ка, почитай, что там пишут… — Старик протянул карточку парню в кожанке, придвинулся близко к соседнему столику, снял очки и показался совсем незрячим.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Может, выпьете с нами вина? — предложил длинноволосый парень. — По случаю воскресного дня и большого мороза…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Вкуса вина не знаю, — с гордостью сказал старик. — Пиво, правда, в молодости пробовал. А вот вина — ни грамма… Декабрь, верно говоришь, держит крепко. Я вчера приехал из Крыма. Там шестнадцать градусов…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Мороза? — в один голос удивились ребята.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Тепла, конечно… Ты читай подряд, снизу доверху. Кроме вина-водки и табачных изделий…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Мокрарус с гарниром, под майонезом, — стал читать парень в кожанке, но старик сразу перебил его.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Что такое мокрарус?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Рыба такая.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — С костями?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — А как же! Рыба без костей не бывает…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Бывает, но только не про нашу честь… За свои восемьдесят четыре года встречал единственного начальника, который не обращается с черного хода за рыбой без костей, а покупает то, что к вечеру остается на прилавках. Это — Зарума… Читан дальше.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Я взял из вазочки офсетную салфетку и записал: «Зарума — главный инженер строительного треста № 6. Познакомиться!!!»
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Салат «Столичный», — с улыбкой читал парень.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Сколько стоит?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Рубль двадцать одна…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Пропустим. За такие деньги можно до столицы доехать, если в общем вагоне… Что там на первое?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Борщ…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Во! Борщ — хорошо… Можно половиночку… Второе?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Я еще холодные закуски не прочитал. — В голосе парня зазвучала шаловливая снисходительность, какую допускают молодые люди по отношению к старикам с признаками маразма. Но этот восьмидесятичетырехлетний Александр Федорович никаких признаков умственного оскудения не проявлял. Наоборот. Он в самом начале взял игривую поту и прочно держал ее, не упуская возможности демонстрировать превосходство возраста и опыта над молодостью.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Завтрак туриста… Сельдь иваси с гарниром…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — А каша какая-нибудь есть?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Что-то не видно… Гарниры: картофель жареный с огурцом. Сложный гарнир…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — В чем его сложность? — ухмыльнулся старик. — Холодные закуски ты все прочитал?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Не все. Вы ж перескакиваете со среды на пятницу. — Парень терпеливо поискал раздел холодных закусок. — Салат «Здоровье».
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Здоровье — хорошо! Это мне подходит. А из чего состоит здоровье? — играл старик.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Парень перешел в наступление:
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Здоровье состоит: кура жареная со сложным гарниром, утка жареная с зеленым горошком…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Кур и уток не хочу, — замахал руками старик. — Они мне не по зубам.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Тогда возьмите мойву, тушенную в масле… мокраруса жареного… путассу, тушенную с овощами…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Эту? — старик зычно расхохотался, я дома жарил. Она мне не понравилась.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Официантка принесла мне первое. Старик поднял кверху свои невидящие глаза.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — А-а-а, Людочка! Здравствуйте, Людочка!
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Здравствуйте, товарищ Исаев, — сдержанно отозвалась официантка. — Что-то вы давно к нам не заходили…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Только из Крыма возвратился. И сразу — сюда. — Старик взял Люду за локоть и снова повернулся к соседнему столику. — Ребята, вы, конечно, не знаете, что Люда когда-то пела в хоре. Как она красиво пела!
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Было время, — вздохнула Люда. — Скоро внуки запоют… Что будете заказывать? — терпеливо напомнила она, держа наготове блокнот и карандаш.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Запишите: борща половиночку, мокрарус, кофе с молоком. Можно два стакана. Я его люблю. Пока все… Да, мы все успевали, продолжал старик, когда Люда ушла. — И работали, сколько требовалось, и пели, и плясали, хотя жили в бараках, без газа, воды и теплых нужников. Нынче молодежь слегка облепилась. Верно я говорю, ребята? Не в обиду, но верно…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Слегка есть, — снисходительно согласился волосатый. — Ребята уже закончили обед и собирались расплачиваться.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — То-то! А почему? — поднял указательный палец старик. И сам же ответил: — От избытка роскоши. Слишком много дается всего. Умные люди говорят: что слишком, то нездорово…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Старая песня, — отозвался длинноволосый. — Вы, Александр Федорович, только первую очередь сдали. А сколько еще настроили после вас?! В три раза больше. И на комбинате, и в поселке. Мы тоже не лыком шиты, кое-чего поделываем…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Не спорю, — сказал старик. — Я только тому удивляюсь: энтузиазма стало поменьше. Теперь перво-наперво смотрят в платежную ведомость. А для нас она была делом десятым.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Угу, — согласился тот же парень. — Но за ресторан энтузиазмом не рассчитаешься. Здесь требуют наличные. В ваше время ресторанов в Коряжме не было, потому и ведомость была ни к чему… Будьте здоровы, товарищ Исаев.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Старик не ответил. Оп проводил парней своим невидящим взглядом, заметно сник и несколько минут сидел молча, пока Люда принесла борщ. Он ел неторопливо, по-крестьянски, низко склонясь над тарелкой и сопровождая ложку кусочком хлеба, чтоб не капнуть на стол.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Обиделись, видимо, — задумчиво проговорил Исаев каким-то притихшим голосом. — Как он сказал? «Энтузиазмом за ресторан не рассчитаешься». Так?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Примерно, — ответил я. — И вообще, думается, мы бываем несправедливы, упрекая сегодняшнюю молодежь в материальном достатке. Это, простите, похоже на зависть. У вас есть дети?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Четверо. Три сына и дочь, — сообщил Исаев. — Внуков имею. Может, и правнуков дождусь. Чувствую себя еще бодро. Вот только глаза подводят. Сложная болезнь. Глаукома. Надо, говорят, операцию делать. Сын собирается свозить меня к хорошим врачам. Он прокурором работает.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Вы постоянно живете в Коряжме?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Только зимой. На лето уезжаю в Крым. Там у меня домик и садик, и все двадцать четыре удовольствия…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Купили домик?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Нет, построил. Трест побеспокоился. И участок помогли выхлопотать, и материалами снабдили. У нас к пенсионерам относятся с пониманием. Я ведь ветеран Котласбумстроя. Работал начальником монтажа первой очереди комбината. Потому меня здесь многие помнят. Десять лет с Сафьяном работал. Знаете такого знаменитого строителя? Сафьян Михаил Ефимович.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Наслышан, но лично не знаком.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Большой человек! Он сейчас в министерстве консультантом по строительным вопросам. А ведь ему — за семьдесят… Между прочим, я тоже до семидесяти работал в тресте. Правда, монтажом последние годы уже не руководил, а только принимал оборудование для второй и третьей очереди…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — А сколько же вам было, когда приехали сюда?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Почти шестьдесят, — с некоторым пафосом сообщил Исаев.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Что же вас потянуло на Север? Комсомольская романтика двадцатых годов? — пошутил я.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Долг! — отрезал старик. — К сожалению, теперь не всем известно такое понятие. Это меня больше всего возмущает в нынешних молодых специалистах, которые, ничего не создав еще, научились только требовать, ставить условия… Ранней весной пятьдесят второго года меня неожиданно вызвал в Москву заместитель министра и сказал: «Так вот, товарищ Исаев, принято постановление о форсировании строительства прообраза большой химии — Котласского ЦБК- Мы направляем вас туда на ответственную работу. Надеемся, что оправдаете наше доверие…» И все! Тогда особого согласия не спрашивали. Не принято было отказываться. Раз посылают — значит, надо. Это теперь упрашивают, агитируют, предлагают, выслушивают разные мотивы, советуют подумать, гарантируют благоустроенные квартиры и прочие блага. Нам никто ничего не гарантировал, кроме трудностей. Приехал в Черемуху ранней весной. На станции зашел к стрелочнику. Он меня накормил, ночевать оставил. Утром отправился в тамошний леспромхоз позвонить в Коряжму. Телефонная связь была смешная, однопроводная: глотку надорвешь, пока докричишься. В общем, кое-как вышел на связь с управлением стройки. Прислали за мной лошадку, которая чуть не утонула в грязи. Не она, а я с конюхом тащил ее всю дорогу по болотине. Точно так же передвигались по строительной площадке, которая очерчивалась тридцатью квадратными километрами Машины ездить не могли, их таскали тракторы. На месте комбинат стоял мачтовый лес, его рубили, тут же перерабатывали на материал и строили бараки. Люди жили в избах по деревням, в разных времянках и даже в палатках. Когда я ознакомился с пояснительной запиской к проекту, голова пошла кругом. До этого приходилось работать на разных стройках, но такого размаха не встречал. На строительстве первой очереди предстояло вынуть пять миллионов кубометров грунта, уложить шестьсот тысяч кубометров бетона и триста тысяч кубометров кирпича, только на площадке протянуть сто километров коммуникаций. А чего стоили дренажные работы! На это шли пятитонные трубы полутораметрового диаметра. Закапывали их в болото на глубину шесть метров. Сразу же возводили базу строительной индустрии, тянули железную дорогу от Низовки. Короче говоря, сметная стоимость работ приближалась к миллиарду рублей. Меня, конечно, больше волновали монтажные дела. Кадров не было, приходилось готовить люден на месте… Позже, когда начался монтаж оборудования первой очереди, у меня работало сорок семь подрядных организаций. Представляете, какая была запарка?!
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Представляю, — сказал я, — Бывал на строительстве Сыктывкарского ЛПК н многих ударных стройках…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Значит, бывали! — Исаев почему-то обрадовался этому сообщению. — Наверно, ездили с лекциями? Вы сильно похожи на лектора. Или ошибаюсь?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Ошибаетесь, — сказал я.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Что делаете в Коряжме, если не секрет? — наседал Исаев. — Вы ведь командированный. Я это сразу понял, потому и подсел. Люблю поговорить с незнакомым человеком. Правда, я только вчера с юга, свежей информации полная голова. Однако уважаю новые знакомства. Я частенько сюда хожу… Молодежь наблюдаю. И нравится она мне чем-то, молодежь, и кое-какими качествами не нравится…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Разговор прервался, поскольку официантка принесла второе и одновременно в зал вошли мои добрые коряжемские знакомые, супруги Сахаровы — Ирина Петровна и Валентин Андреевич.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Пока старик Исаев будет разделываться с мокрарусом и тушеными овощами, я на время оставлю его и познакомлю читателей со своими коллегами-журналистами, без которых трудно представить культурно-политическую жизнь поселка в течение всей его двадцатипятилетней истории.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] До получения первой котласской бумаги было еще далеко, — более шести лет, — когда 3 июня 1955 года вышел первый номер многотиражной газеты Котласбумстроя, ныне носящей название «За коммунистический труд». Она печаталась на бумаге, изготовленной уральцами. Делала эта маленькая газетка все возможное, чтобы как можно скорее печататься на бумаге Котласского ЦБК.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Человечество знает довольно много способов хранения своей истории: древние и современные памятники материальной культуры, старинные рукописи и новейшие книги, наскальные рисунки первобытных людей и сегодняшнее цветное кино, музеи доисторических находок и выставки достижений народного хозяйства…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Лучшим историческим памятником советскому человеку могут служить прекрасные города и гиганты индустрии, воздвигнутые им самим в дикой тайге и коварной тундре, где еще совсем недавно власть природы над людьми казалась непреодолимой. Но человек Страны Советов преодолел и это представление, и самую власть жестокой северной природы. Стране понадобился уголь — и в фантастически короткие сроки выше Полярного круга родилась Воркута. Возникла необходимость получить северную нефть — родилась Ухта. Геологи вывели на поверхность земли первый фонтан таежного газа — и на тысячи километров протянулся всемирно известный газопровод «Сияние Севера». Понадобилась бумага, много бумаги, — и на архангельской земле вырос гигант лесохимии — Котласский ЦБК с Коряжмой. а неподалеку по берегу той же Вычегды, на земле Коми, аналогичный Сыктывкарский гигант с Эжвой.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Так вот, 3 июня 1955 года у строителей Коряжмы появился боевой печатный орган, ставший летописцем их героической истории. Эту историю создают тысячи тружеников треста, сотни рабочих корреспондентов и три штатных сотрудника редакции. На сегодняшний день этот печатный труд составляет более четырех тысяч страниц. И если перелистать его. то можно очень отчетливо представить, как жили, живут и собираются жить строители лесохимического гиганта на Вычегде. 11 января 1978 гола 2000-й номер газеты вышел необычным буклетным — форматом. Мне подарили и я бережно храню эту тонкую книжицу, сделанную с большой любовью и безупречным мастерством. Она насыщена интереснейшей информацией, яркими фотографиями и, что очень трогательно и важно, стихами. Большим, отнюдь не газетным количеством стихов. Это же можно сказать о многих рядовых номерах. И причина в том, что редактор — Николай Николаевич Шкаредный — прошел на стройке путь от бетонщика до редактора и поэта, слушателя факультета журналистики Высшей партийной школы при ЦК КПСС и руководителя литературного объединения «Горизонт». В эту творческую школу люди приходят прямо от котлованов и строительных лесов. Их много в Коряжме, мечтателей и романтиков, совсем юных и уже убеленных сединами литераторов, еще очень неумелых и уже достигнувших почти профессионального мастерства. Ветеран «Горизонта» экскаваторщик управления механизации Николай Тележкин опубликовал в юбилейном номере газеты свои новые, я бы сказал, программные стихи:
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] В 1961 году, в дни работы XXII съезда партии, сульфитцеллюлозный завод выпустил первые 500 тонн небеленой целлюлозы. Это большая победа строителей, венец первого этапа на пути к заветной цели. Затем пошла бумага, на которой стали печататься миллионные тиражи различных изданий, в том числе — многотиражная газета, орган молодого коллектива эксплуатационников ЦБК — «Котласский бумажник».
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Однако коряжемским энтузиастам двух, как говорят, родных доморощенных газет было мало. Севернее и южнее, западнее и восточнее этих мест уже светились экраны телевизоров. Но до передающих устройств было слишком далеко, а окончание строительства ретрансляционной линии с подстанцией в Котласе планировалось на семидесятые годы. Коряжемцы решили не ждать милости от природы и организовали местную студию телевидения. Это был дерзкий замысел. Одним из инициаторов его оказался директор комбината Афанасий Семенович Сильченко.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] К тому времени на ЦБК уже появилась кое-какая телевизионная аппаратура промышленного назначения. «А почему бы нам не приспособить эту аппаратуру для вещательной студии?» — спросил Сильченко энтузиастов, собравшихся в его кабинете.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Среди участников того необычного сбора были секретарь комитета комсомола комбината Валентин Сахаров, а также арматурщик и неутомимый рабочий корреспондент Сергей Тюкавин. Им-то и досталась трудная миссия создателей и руководителей местного телецентра.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] На главной площади поселка уже возвышался Дом культуры бумажников. В один из дней на его крыше появилась необычная и непривычная для местного глаза антенна. В специальном зале, выделенном под студийный павильон, комбинатовские инженеры и радиолюбители колдовали над телевизионной аппаратурой промышленного назначения, приспосабливали ее для вещательных целей. Устанавливались телекамеры и микрофоны, добытый неисповедимыми путями режиссерский пульт, драпировались звуконепроницаемыми материалами стены, монтировались кинопроекторы и система освещения… Одновременно шел подбор творческого состава и технического персонала, налаживались деловые связи с центральной и многими областными студиями телевидения. Все надо было достать, купить, найти, обеспечить…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Слух о создании местной студии быстро распространился по Коряжме. Многие жители поселка поверили энтузиастам и ринулись в ближайшие города покупать телевизионные приемники. И правильно сделали. Через несколько месяцев после памятного совещания в кабинете директора ЦБК счастливые владельцы телевизоров однажды вечером зажгли голубые экраны и увидели там комсомольского вожака комбината Валентина Сахарова. На этот раз он выступал в необычной для себя роли телевизионного диктора.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] «Добрый вечер, дорогие товарищи! Говорит и показывает Коряжма! Сегодня начинает свою работу любительская студия телевидения, созданная молодежью при поддержке и помощи парткома, дирекции и профсоюзного комитета. Владельцы телевизионных приемников могут смотреть наши передачи ежедневно с восемнадцати до двадцати двух часов. Мы будем регулярно знакомить вас с делами строителей и эксплуатационников комбината, информировать о всех важнейших событиях в жизни поселка, области, страны, передавать международную информацию. Вы сможете смотреть телевизионные и художественные фильмы, слушать выступления своих товарищей — передовиков производства, руководящих работников комбината и треста. Мы попытаемся транслировать из зала Дома культуры торжественные вечера, концерты самодеятельности и выступления приезжих артистов. Не будут забыты школьники и дошколята: в каждой программе для них отводится специальное время… Программа передач будет печататься в газетах «Котласский бумажник» и «За коммунистический труд».
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Да, многовато пообещал диктор коряжсмским зрителям. Четыре часа ежедневного вещания — дело довольно сложное даже для профессиональной студии средних масштабов. Эти часы надо чем-то заполнить. И, судя по восторженным откликам, которые бытуют в поселке до сих пор, энтузиасты любительского телевидения с честью выполняли свое обещание в течение шести лет, вплоть до ввода в эксплуатацию «релейки», которая привела регулярные передачи из Архангельска и Москвы. Старожилы по сей день жалеют о закрытии студни, поскольку всем было интересно узнавать местные новости, видеть на экране знакомых и близких людей, обсуждать передачи, в которых звучало и показывалось заветное.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Говорят, что театральный, кино- и телезритель видит только происходящее на сцене или экране, не подозревая о труде многих и многих людей, оставшихся за кадром или за кулисами. Не знали и коряжемские телезрители, каких усилий стоила маленькому коллективу любительской студии подготовка каждой передачи, сколько приходилось мотаться по городам страны в поисках многосерийных кинолент и тематических передач, шедших по Центральному телевидению.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Мало того, радиус уверенного приема от коряжемской студии достигал пятидесяти километров в округе, что сильно сказалось на культурной жизни близлежащих деревень, поселков лесорубов, геологов, промысловиков. Регулярные передачи от антенны на Доме культуры котласских бумажников принимали отдельные тслелюбители Сыктывкара, Великого Устюга и даже Кирова.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Должности диктора и корреспондента успешно совмещал Валентин Сахаров. Ему во всем помогала жена — Ирина. Обязанности второго диктора и ведущего передачи исполняли Нина Попова (ныне диктор Архангельской студии). Редактором и режиссером была Тамара Каркавцева (ныне редактор художественных передач областной студии). Руководил коряжемским телевидением Сергей Тюкавин. Судьба этого молодого человека удивительно схожа с судьбой Николая Шкаредного: арматурщик и бетонщик на строительстве ЦБК, секретарь комитета комсомола комбината, литературный сотрудник и, наконец, редактор «Котласского бумажника», слушатель факультета журналистики Высшей партийной школы при ЦК КПСС…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] В те годы любительское телевидение было не только важным звеном в общественной жизни поселка, но и мощным катализатором в оживлении работы Дома культуры, в развитии всех видов самодеятельного художественного творчества жителей Коряжмы. Балетмейстер Тамара Васильевна Зеленская и хормейстер Валентин Изосимович Раздобурдин создали ансамбль песни и танца «Зори вычегодские». За тринадцать лет своего существования под неизменным руководством Зеленский и Раздобурдина этот художественный коллектив стал любимцем бумажников и строителей, завоевал звание лауреата Первого всероссийского конкурса самодеятельного художественного творчества, гастролировал во многих городах страны и с большим успехом демонстрировал свое искусство в Федеративной Республике Германии. Отрадна стабильность творческого состава ансамбля, преданность самодеятельных артистов своему увлечению.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] На самую первую репетицию пришел в танцевальный коллектив семнадцатилетний слесарь Вася Фофанов, приехавший на ЦБК из глухой вологодской деревни. Все эти годы он танцует в ансамбле, хотя произошли серь езные сдвиги в его служебном и общественном положении. Сегодня Василий Александрович — первый секретарь комитета комсомола комбината. В прошлом году он окончил Архангельский лесотехнический институт и получил диплом инженера. «Зори вычегодские» сыграли решающую роль в личной жизни «танцующего комсорга» (гик его с доброй улыбкой называют товарищи). В ансамбле Василии познакомился с Пей, своей будущей женой, которая пришла в коллектив из танцевального кружка Дома пионеров и сразу покорила сердце любимца публики. Теперь в семье двое ребят, которые с неохотой отпускают родителей на репетиции, концерты и в гастрольные поездки.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Когда я говорил с Василием Фофановым о его увлечении, он ответил, что сейчас это имеет не только личное значение, но и силу общественного примера. Танцующий комсорг — вроде играющего тренера, который выходит на поле для того, чтобы команда чувствовала себя уверенней. А у Фофанова в организации более двух тысяч комсомольцев и примерно столько же людей в возрасте до тридцати лет. Их надо увлекать на добрые дела личным примером.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Не отстает от первого и второй секретарь комитета— Владимир Закускин. Тоже инженер, тоже глава семейства. Он участник хорошо известной в районе агитбригады «Искатели», руководитель вокально-инструментального ансамбля в подшефном совхозе «Коряжемский», один из создателей при Доме культуры тематической дискотеки современной эстрадной музыки…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] В последние годы работы местного телевидения его детищем и незаменимым помощником стала любительская киностудия «Коряжма» — ее работы теперь хорошо известны не только в Архангельской области. Коллектив создан и успешно работает под руководством энтузиаста кинодела Виктора Викторовича Бухштаба. Кинолюбительская студия оказывала неоценимую помощь телевизионщикам, снабжая их свежими репортажами с мест событий, очерками и зарисовками. Сами писали сценарии, сами обрабатывали и монтировали пленку. А теперь — сами озвучивают не только черно-белые, но и цветные ленты…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] В один из своих приездов в Коряжму я познакомился с Виктором Викторовичем и побывал на студии, занимающей довольно обширную площадь в подвале дома № 5 по улице Пушкина. Дело, конечно, не только в помещении (хотя и в нем тоже), дело в постановке самой работы, в четком понимании задач, в конечном результате усилий. Небольшой коллектив уже опытных любителей выполняет благороднейшую миссию: создает кинолетопись комбината. Ни одно сколько-нибудь значительное событие в поселке не проходит без участия местных киношников. Приезд космонавтов, показательные встречи ветеранов советского футбола с местной командой, цеховые митинги по случаю досрочного завершения плана, творческие портреты передовиков производства, массовые десанты по благоустройству поселка, жизнь школ, детских садов, отдых тружеников комбината, выступления самодеятельных коллективов — буквально все попадает в объектив операторов киностудии и превращается в кинофильмы, в живую, движущуюся историю. Любительские ролики регулярно демонстрируются в кинотеатрах поселка.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] В прекрасно оборудованном энтузиастами подвале я видел и награды, и фильмы, за которые эти награды вручены. Просмотрел более десяти лент, получил не только эстетическое удовольствие, но и полное представление о важнейших этапах и событиях в жизни коллектива комбината за последние десять лет. Любительский экран подсказал мне некоторые сюжеты для этой книги, заочно представил людей, с которыми позже я познакомился и подружился. Многое я узнал о живописных окрестностях поселка, увидел знаменитую, но, к сожалению, умирающую кедровую рощу, которую, по преданию, еще в XVI веке иноки Лонгин и Симон облюбовали в качестве тихой обители и построили здесь келью, а потом часовню, чем и положили начало деревне Коряжма. Затем здесь возникли монастырские стены, дожившие до наших дней.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] В числе других познавательных фильмов я просмотрел отличную короткометражную ленту «На Ватсе», повествующую о комбинатовской базе отдыха «Северное сияние», действующую летом как пионерский лагерь, а зимой принимающую ежедневно до пятисот тружеников комбината, приезжающих на природу отдохнуть, походить на лыжах по сказочно красивому лесу. Для этого база располагает хорошими бытовыми условиями и предостаточным количеством необходимого инвентаря. Здесь проводятся соревнования по зимним видам спорта, сборы и тренировки комбинатовских команд.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] В кинофильме «На Ватсе» я впервые увидел на экране худощавого человека в очках, за стеклами которых светились глаза, полные доброты и участия ко всему окружающему. Я спросил Виктора Викторовича: «Кто этот человек?» Он ответил: «Начальник базы отдыха Валентин Андреевич Сахаров. Если ищете для своей книги интересных героев, то супруги Сахаровы — самые неординарные люди…»
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] На экране было лето. Среди слей и сосен мелькали белые рубашки и красные галстуки. Начальник базы отдыха тоже был в ковбойке с короткими рукавами и широко откинутым воротом. Ему было жарко…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] Теперь, в середине жестокого декабря, супруги Сахаровы вошли в ресторан, зябко поеживаясь. Мы сразу заметили друг друга, и Сахаровы, приняв мой пригласительный жест, тут же подошли к нашему столику.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Ну и жмет! — поежился Валентин Андреевич, здороваясь. — Сейчас сорок шесть, на ночь обещают пятьдесят. У меня сегодня вынужденный простой — на базе ни одного отдыхающего…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — За двенадцать лет первый раз в воскресенье дома, — с напускной укоризной проговорила Ирина Петровна.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Что ж, двенадцать лет без выходных? — удивился Исаев. Он уже разделался с овощным гарниром и принялся за рыбу.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Отдыхаю только по понедельникам, — ответил Сахаров. — По субботам и воскресеньям обеспечиваю отдых трудящимся.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — А вы, смотрю, уже познакомились с нашим ветераном, — заметила Ирина Петровна.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Ревнуете?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Наоборот. Мы несколько раз писали о нем… Пусть теперь узнают в области, в России, в стране… Верно, Александр Федорович?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Верно. Писали, — согласился старик. — Но с некоторыми неточностями… Время, понимаете, сглаживает многие детали. Но я не обижаюсь и за славой не гонюсь. К чему она мне? Главное — комбинат построили.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Да-а-а, — задумчиво протянул Сахаров, — строительство комбината — это живая легенда о трудном, но хорошем времени….
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Насчет строительства комбината, товарищ Сахаров, вы сказали правильно, — проговорил старик. — Прекрасное было время.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Мы тут с Александром Федоровичем вели дискуссию, — сказал я. — Он обвиняет молодежь в инертности, в отсутствии энтузиазма…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Свежая тема. ухмыльнулся Валентин Андреевич.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Вы знали Гарбуза? — неожиданно повернулся к чему Исаев.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Ивана Васильевича?.. Не только знал, но и до сих пор знаю.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Вы знаете заместителя управляющего трестом. А прораба Гарбуза помните?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Конечно. Я здесь с пятьдесят девятого.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Все равно не помните, как он клуб строил… Вечером, понимаете, должно состояться торжественное собрание, а стены изнутри не обшиты. Управляющий вызвал Ивана Васильевича и говорит: чтоб к двенадцати ноль-ноль зал был готов. Сейчас, мол, одиннадцать. Впереди целых девять часов. Материал подвезем, а людей организуй сам… Почесал прораб затылок, побежал на площадку с кличем: «Ребята, к вечеру надо закончить клуб. Будет собрание. А потом — танцы». И что вы думаете?! Задание выполнили досрочно, за восемь часов вместо отпущенных девяти. При этом прогрессивки никто не требовал.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Ну и что? — равнодушно спросил Сахаров.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Как что?! — возмутился старик. — Это был настоящий героический труд!
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Теперь, Александр Федорович, это называется штурмовщиной, — все так же спокойно проговорил Валентин Андреевич. — Думается, в наши дни необходимости в таких методах строительства нет. Достаточно укладываться в проектные сроки — и вес будет нормально. И вообще: не надо создавать ребятам искусственные трудности. Что же касается прогрессивок, о которых вы упомянули, и разного рода карьеристских вылазок, то любителей хватало во все времена. Это я знаю по комсомольской работе… А вот насчет слабого энтузиазма, или, как теперь принято говорить, инфантильности молодежи… — Сахаров немного помолчал, что-то вспоминая или обдумывая. Исаев смотрел на него неподвижно и ждал. — Помните наш туристский клуб? Я руководил им почти десять лет. Устраивали пешие, байдарочные и мотоциклетные походы по району и области, ходили в гости к сыктывкарцам и кировчанам. Но наше поколение слегка постарело, клуб распался. И что? Люди перестали путешествовать? Наоборот. Тяга к странствиям усилилась. Однако, Александр Федорович, время диктует другие маршруты. Теперь в моде Крым, Кавказ, Прибалтика, Средняя Азия, Байкал, страны Европы, Африки и даже Америки. Сегодня все меньше желающих затрачивать драгоценные отпускные дни на преодоление трехсот километров для осмотра какой-нибудь тихой обители. Слишком стремительно летит время, и люди хотят увидеть побольше. Обвинять их в этом смешно и глупо.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Боже, как Сахаров возмущался, когда развалился клуб, — сказала Ирина Петровна. — Сидел, бывало, по вечерам, рассматривал походные фотографии: палатки, рюкзаки, костры, «клятвы на топоре», знакомые лица с гитарами… и возмущался инертностью молодого поколения. А поколение, оказывается, ездит, ходит и летает по свету, и вбирает в свои глаза не меньше, чем при знаменитом «пане директоре» коряжемского «Горизонта».
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Не надо критиков домашних, вполне достаточно чужих… — обронил Валентин Андреевич примирительно. — Меня, Александр Федорович, волнует другое. Нет слов, людям нужна надежная крыша над головой, необходима высокая степень благоустройства. За это мы с вами боролись, когда строили комбинат и поселок. Жили в бараках, каркасно-«щелевых» домиках, где не всегда до вселения успевали сложить печи. Теперь и домики и бараки идут под снос, люди получают хорошие квартиры и приступают к личному обустройству. Жаль, что часто это носит формы нездорового соревнования: обставляются полированными дровами (крайне важно, чтобы дрова были импортными)… обвешивают коврами стены, устилают полы, если бы могли — к потолку бы подвесили, но не модно пока… выставляют, где только можно, дикое количество хрусталя, из которого никто не ест и не пьет. А книги!.. Когда раньше при встрече с друзьями или знакомыми кто-то хвастался, что купил добротную палатку, или гоночный велосипед, или достал томик любимого писателя, честно говоря, я по-хорошему завидовал. Но когда теперь встречаю тех же людей и они взахлеб рассказывают о машинах, моднейших двухсотрублевых джинсах, которым цена три копейки, золотых кольцах, для которых уже не хватает пальцев на руках, появляется желание продеть такому человеку кольцо в ноздрю и уйти… Вот, Александр Федорович, в чрезмерном поклонении вещизму мне видится опасность растления человеческих душ. Пейте кофе, остывает…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Болезнь повсеместная, — покачал головой Исаев. — В Крыму, где я живу летом, еще больше ощущается то, о чем вы сказали. У нас тут народ, надо признать, более скромный, не избалованный всякими побочными доходами…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — А что касается энтузиазма, товарищ Исаев, то нашим людям, в том числе и молодежи, не занимать его и теперь, — убежденно резюмировал Сахаров. — Только энтузиазм, как все прочее на земле, имеет свойство менять форму. Нельзя образцы двадцатого или даже семидесятого года переносить в сегодняшний день без всякой редакции. И самый лучший редактор в этом, как в любом другом деле, — жизнь. Согласны?
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Будем считать, что согласен, — уклончиво проговорил старик и выложил на стол кошелек, потому что к нам шла официантка.
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — С вас рубль семнадцать, — сказала Людмила. Старик выложил на стол рубль двадцать. Официантка дала сдачу: — Приходите почаще, — пригласила она. На Новый год приходите. У нас будет бал-маскарад…
[ВОСКРЕСНЫЙ ДИАЛОГ] — Да?! — удивился старик и вдруг расхохотался так заразительно, что мы, глядя на него, тоже не выдержали и долго смеялись. — На маскарад приду обязательно… Непременно, Людочка, приду. — Из больных глаз Исаева стекали две слезинки-смешинки. Он вытер их платком и решительно поднялся. — Желаю вам, друзья-товарищи, хорошо провести время. И всяческого энтузиазма желаю. Будьте здоровы. — Он поклонился и направился к выходу, тяжело переставляя ноги в больших черных валенках, поверх которых были натянуты широкие бостоновые брюки образца сороковых годов…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Гостиница была до отказа заполнена командированными из Москвы, Ленинграда, Каунаса, Перми и других городов. Судя по всему, — проектировщики, наладчики. Некоторых я видел здесь еще в сентябре. Они знают друг друга, и гостиничные дежурные знают их. По вечерам в холле у телевизора собирается тесная компания. Из отрывочных разговоров улавливаю, что эти люди озабочены одним: сдать в эксплуатацию лакокрасочный завод, тот самый «химдым», о котором рассказывал мой попутчик Семей на станции Низовка. Завод замышлялся как фенольный, должен был использовать как основное сырье отходы комбината. Кажется, даже была выдана пробная продукция. Но вдруг строительство почему-то законсервировали; консервация продолжалась почти пятнадцать лег. Наконец решили поменять технологию, оборудование и выпускать лакокрасочные материалы… из привозного сырья. Прав был Семен, когда говорил, что к концу года начнется предпусковой штурм, но 31 декабря акт будет подписан. Еще кто-то сказал мне, что в течение многих лет на заводе был директор строящегося предприятия некто Смирнов, хотя за эти годы почти ничего не строилось. Теперь я часто слышу в гостинице эту фамилию. «Вам должен был позвонить Смирнов и забронировать мне место…», «Завтра пойдем к Смирнову и попробуем согласовать изменения в системе аварийного сброса…», «Если Смирнов не подпишет акт, то в институт можно не возвращаться…»
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Да, видимо, этот Смирнов серьезный товарищ.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Но не менее часто я слышал фамилию Зарума. До ресторанного знакомства с ветераном Исаевым я не придавал значения тому, что командированные говорили: «Без Зарумы этот вопрос никто не решит…», «Если Зарума пообещал — значит, сделают…», «Чего он сидит в этой Коноше, Зарума? Что они там строят?..», «Секретарша сказала, что Зарума приедет в концу недели…»
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Это же сказала секретарь и мне:
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Главный инженер возвратится из командировки к концу недели. В понедельник — снова на объекты. Сами понимаете, конец года. А строим мы теперь в радиусе пятисот километров. В основном объекты по плану Нечерноземья. Попытайтесь поймать его в субботу с утра. Или в воскресенье…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Удобно ли в выходные дни?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Секретарь посмотрела на меня как-то странно.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — У Евгения Алексеевича выходных практически не бывает. Тем более — в декабре. Собственно говоря, я даже не помню, когда он был в отпуске… Может, зайдете к управляющему? Он на месте. Могу вас представить. Обычно журналисты идут к Петру Никифоровичу…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Спасибо. Подожду до субботы…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] На первом этаже трестовского здания приютилась многотиражка. Решил заглянуть к коллегам. Тем более что обещал, но все не находил времени. Но многолетнему опыту собкоровской работы знаю: местные газетчики — самые добрые, бескорыстные, неоценимые помощники заезжего журналиста. По отношению к коряжемским друзьям эту формулу можно возвести в степень.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Вся редакция в сборе. Николаи Николаевич Шкаредный рисует макет очередного номера газеты. Стол его, торцом приткнутый к окну, завален, как обычно, материалами и тассовскими пластмассовыми клише (ничего не поделаешь, своего фотокорреспондента в штате нет, приходится пользоваться услугами рабкоров, а они не всегда обеспечивают загон нужных газете снимков).
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] В одну линию с редакторским, ближе к входной двери, стоит стол литературного сотрудника Нины Васильевны Ремизовой — человека многогранной эрудиции и завидной энергии. По специальности Нина Васильевна— инженер-сплавщик, по призванию — журналистка от бога. Статьи за ее подписью я часто встречал в республиканских газетах Коми АССР (когда-то она жила и работала в Ухте), в архангельских газетах; ее очерки, репортажи, зарисовки смотрел и слушал по областному телевидению и радио. Ремизова относится к категории журналистов, о которых говорят: цепкий, воюющий. Инженерное образование помогает ей проникать в предмет описания глубоко, ставить проблемные вопросы со знанием дела, а беспокойный характер и профессиональная честность не позволяют поступиться правдой. А это особенно трудно в условиях многотиражной, так сказать, ведомственной газеты, печатного органа администрации, которая не всегда любит выносить сор из избы. Ремизова к этому сомнительному девизу относится крайне критически.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Бойкая Ремизова встретила шумными восклицаниями, тут же пожурила за то, что не захожу, не преминула приревновать к бумажникам, хотя строители — тоже важная отрасль трудовой Коряжмы.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — К чему заходить, когда ваших начальников с огнем не сыщешь! — пытался отшутиться я.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — А-а-а, вам, значит, нужны только начальники! — не унималась Нина Васильевна. — Мы-то по простоте душевной думали, что вы певец рабочего класса. Вам же начальников подавай…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Разве нынешние наши инженеры не относятся к передовому отряду рабочего класса? — парировал я. — Они работают без выходных и отпусков, круглосуточно мотаются по объектам…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Постойте, постойте! — перебила Ремизова. — Не нашего ли Евгения Алексеевича вы имеете в виду?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Его…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Боже мой, как я раньше не подумала! Она постучала себя кулаком по лбу. — Ведь давно хотела «натравить» на него заезжего очеркиста… Этот человек достоин всесоюзной известности…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — А вы сами почему медлите, если достоин?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Мне ли портить такой материал?! Кстати, о нем у меня уйма записей. А вот взяться за серьезную вещь не могу по двум причинам. Во-первых, боюсь, что пороху не хватит. Такого человека надо описывать анфас, в профиль, изнутри. Во-вторых, Евгений Алексеевич — мой начальник. И если я опишу его без малейших прикрас (а иначе описать его невозможно), то не все поймут правильно… А вы возьмитесь…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Но ведь застать вашего Евгения Алексеевича в кабинете невозможно.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Мы тоже не можем, — сказал Шкаредный, хотя позарез надо бы для новогоднего номера.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Нам проще, — успокоила шефа Нина Васильевна, торопливо перебирая бумаги в ящиках стола. — Ага, вот! — Она раскрыла толстую тетрадь, полистала ее и потребовала тишины. — Слушайте штрихи к портрету. Можете записывать. Пригодится… Зарума родился в 1930 году на Львовщине. Работать начал с девяти лет. После войны окончил школу. Служил на Дальнем Востоке в механизированных войсках. Был командиром орудия. Демобилизовался в 1954-м. По пути домой друг-однополчанин уговорил на несколько дней заехать погостить в деревню Черевково Красноборского района Архангельской области. Заехал. Погостил. Влюбился. Женился на своей Нине Ивановне. Хотел увезти молодую супругу на родину. Но в Черевкове пошли разговоры о строительстве Котласского ЦБК. Решили съездить в Коряжму, посмотреть. Съездили. Посмотрели. Прикипели. Покорил размах стройки. В Заруме с детства жила неуемная страсть к строительству. Поступил в трест плотником. Вскоре назначили бригадиром. Рубил первый барак. Возводил капитальное здание детских яслей на улице Комбинатовской. Руководители стройки заметили исключительные способности и безупречную добросовестность Зарумы. Поскольку стройка утопала в болоте, приступили к сооружению дренажной системы. Евгения Заруму назначили мастером; он был артиллеристом и хорошо знал геодезию… Затем в тресте организовали специализированное управление нулевых циклов, куда Заруму определили прорабом. И это без всякого специального образования. Учиться начал значительно позже. В 1962-м окончил строительный техникум, в 1969-м — институт. Сразу же после диплома — главный инженер треста, чем и обременен по сегодняшний день.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Приметы. Выше среднего роста. Смуглолиц. Черноголов (был; теперь шевелюра пепельного цвета). Глаза темные, добрые, проницательные. Улыбка обворожительная. Руки костистые, спокойные.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Семейное положение. Малосемеен. Жена — Нина Ивановна — двадцать пять лет работает в СМУ-2, начальник производственно-технического отдела. По деловым и человеческим качествам всю жизнь стремится ни в чем не уступать мужу. Дочь окончила Ленинградский строительный институт, работает в Великих Луках.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Вредные привычки. Совершенно не пьет и не курит. Пренебрежительно относится к деньгам. Презирает сквернословие. Ненавидит угодничество.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] К вредным привычкам главного инженера следует отнести крайне наплевательское отношение к своему здоровью. Питается несвоевременно, кое-как, особенно в командировках, которые занимают значительную часть служебного времени. О личном времени Евгения Алексеевича говорить трудно: такого времени у него практически нет. С медициной предпочитает общаться только в тех случаях, когда она, медицина, выступает в качестве заказчика строительства объектов здравоохранения. Но однажды, будучи в Архангельске на совещании, неожиданно почувствовал сильные боли в желудке и впервые в жизни был доставлен в больницу. Рентген обнаружил две серьезные язвы, от которых за неделю не отделаешься. Врачи обещали подлечить за два месяца. Это случилось в августе 1975 года. А в начале сентября главный инженер сбежал в Котлас, где надо было строить элеватор сметной стоимостью в два с половиной миллиона рублей. К тому времени строители освоили на этом объекте всего 500 тысяч. Евгений Алексеевич взял особо важную стройку под контроль и заявил, что элеватор будет сдан в срок. В это никто не верил. Не поверили и в Москве, когда в конце декабря была приглашена государственная комиссия. Там считали. что за три с половиной месяца освоить на таком объекте два миллиона рублей физически невозможно. Однако элеватор был построен и сдан в эксплуатацию с оценкой «хорошо». В январе уже применяли первое зерно, а в феврале вышли на проектную мощность…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Служебные принципы и личные привязанности. Обожает промышленное строительство. Считает, что жильем может заниматься любая девочка, только что окончившая институт. Убежден, что нет плохих рабочих, есть плохие руководители. Главные командиры любой стройки — бригадир и мастер. Если это деловые и добросовестные люди, то от них зависит все. Начальники самого высокого ранга не смогут решить на самом высоком уровне то, что могут сделать мастер и бригадир… Когда сдавали третью очередь комбината, на строительной площадке постоянно находились десятки начальников, которые наивно полагали, что своим присутствием помогают двигать дело. Но истинными двигателями, обеспечившими успех, были бригадиры, мастера, прорабы. К человеческим слабостям относится терпимо, но презирает ложь. Вранье прощает только один раз. «Ты соврал мне, я соврал выше, и так далее… В результате— сплошная цепь вранья. Всю жизнь можно ничего не делать, выкручиваться и всегда находить оправдания. У нас так дело не пойдет. Я больше тебе не верю. А без взаимного доверия работать невозможно…» За время работы главным инженером Евгений Алексеевич вырастил в тресте прекрасную плеяду специалистов, которым безгранично верит. Эти люди занимают руководящие посты — от начальников отделов до прорабов, мастеров, бригадиров…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Один из важнейших служебных принципов Зарумы — стремление к творческой самостоятельности на всех структурных уровнях треста. Он говорит: «Если жить по инструкции, то надо сидеть сложа руки и ждать указаний. Это не метод работы для уважающего себя инженера. Находит тот, кто ищет…» Результаты такого принципа: трест не смог бы успешно работать, построить комбинат, поселок и десятки других крупных объектов, не будь у него базы строительной индустрии. Она спроектирована и возведена, естественно, своими силами. По вопросам проектирования собственного строительства руководители треста никогда не обращаются в главк и соответствующие институты. В техническом отделе имеется группа из четырех толковых проектировщиков и двух сметчиц. Эти люди работают под шефским оком главного инженера и оперативно удовлетворяют все нужды собственного проектирования. «Попробуй, достучись в какой-нибудь институт — годы угробишь», — говорит Зарума. Между тем он создает редкостно доброжелательную и деловую атмосферу между трестом, проектными институтами, заказчиками и субподрядными организациями. Когда готовили к сдаче третью очередь комбината, в работе одновременно находилось 260 объектов. По каждому из них Евгений Алексеевич досконально знал проектную документацию. Он считает, что строительный инженер любого ранга (а главный инженер особенно), должен назубок знать проект. Только при этом условии можно технически грамотно и экономично строить, предметно разговаривать с субподрядчиками и заказчиками. Один из коронных лозунгов Зарумы — «Надо постоянно изучать заказчика». Благодаря этому трест никогда не срывает пусковых сроков по своей вине… Одновременно на четырех крупнейших целлюлозно-бумажных комбинатах страны возводились третьи очереди. Только трест № 6 Главархангельскстроя уложился в установленные правительством сроки. Предтечей любого успеха Евгений Алексеевич считает незыблемую традиционную дисциплину. Он любит напоминать о том, что Михаил Ефимович Сафьян создал трест, руководил им десять лет, наладил прочную производственную и технологическую дисциплину, заложил основу добрых традиций коллектива. Пятнадцать лет Сафьян уже не руководит трестом, но запущенное им колесо не знает сбоев. За этот период сменилась значительная часть работников треста, но добрые традиции живут и множатся. Евгений Алексеевич глубоко убежден, что у каждого человека должна быть своя рабочая Гренада. Одна на всю жизнь! Многократно его приглашали в главк, сулили высокие должности в Архангельске. Наотрез отказывался: «Я не смогу там работать. Мне надо ежедневно бывать на строительных площадках, общаться с рабочими. Кабинет — это собрания и совещания. А я хочу строить!» Обожает кадровых рабочих, которые трудятся в тресте по 20–25 лет. Ему безгранично дороги люди, с которыми начинал возводить комбинат и поселок, которые выросли, повзрослели и состарились на его глазах…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Особые приметы. Член Коммунистической партии Советского Союза. Орденоносец. Заслуженный строитель РСФСР. Человек большой душевной красоты и редкостного обаяния…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Ну вот, — тяжело вздохнула Нина Васильевна и захлопнула свою толстую тетрадь. — Я дала вам материал на целый роман. Остальное дополните сами.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Дополню, если поможете встретиться…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Помогу, — твердо пообещала Ремизова. — Мы с Евгением Алексеевичем в хороших отношениях. Он любит газетчиков. Очень интересно и много рассказывает приезжим о тресте, о людях, о перспективе строительства четвертой очереди комбината, но ничего — о себе. Кто знает, может быть, вам и удастся что-нибудь выудить. Записи я делала в течение многих лет. А теперь, видит бог, отдаю задаром. Только пишите! А славой как-ни-будь сочтемся… Если он появится в конце недели, то постараюсь договориться о встрече и позвоню вам в гостиницу…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Нине Васильевне не удалось выполнить своего обещания: Зарума не появился в Коряжме ни в субботу, ни в воскресенье. Он продлил командировку и прямо из Коноши отбыл на сельские объекты.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Встреча состоялась только в середине апреля, в сложную для треста пору весенней распутицы. Главный инженер был очень занят, но Ремизова все же договорилась о часовой аудиенции.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Я вошел в просторный кабинет и увидел за большим столом человека с усталым лицом и очень добрыми глазами, изучающе смотревшими на меня из-под густых бровей. Внешний портрет Зарумы, подаренный мне Ремизовой, полностью совпадал. На полированной крышке стола играли электрические блики. Ни одной бумажки. Только чернильный прибор, часы и пепельница. Позже мне рассказывали, что это традиционное состояние рабочего места главного инженера. Когда ему приносят почту или документы на подпись, он все просматривает и тут же возвращает. Если Зарума остается в кабинете один, он сидит за пустым столом и думает. Настоящему инженеру необходимо для раздумий время…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Евгений Алексеевич поднялся навстречу, но его отвлек телефонный звонок.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Снова любимая Коноша, — извинительно сказал он, беря трубку. — Третий раз добиваются… ужасная связь…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Связь была действительно ужасной. Кто-то обращался к главному инженеру за помощью, а он в течение десяти минут не мог понять, чего же от него хотят. Наконец догадался и столько же времени повторял одно и то же, поскольку человек на другом конце провода не мог расслышать указания главного инженера.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — А что вы строите в Коноше? — спросил я, чтобы завязать деловую беседу, так как был заранее предупрежден: для Зарумы разговоры о строительно-монтажных работах, планах, объектах — лучшая музыка.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Много строим, — ответил он, положив на стол смуглые костистые руки. — Мощный элеватор, комбикормовой завод производительностью 630 тонн в сутки, базу строительной индустрии стоимостью в три с половиной миллиона рублей, крупнейший свинарник, молокозавод, Сельхозтехнику… За пятилетку в Коноше должны освоить сорок миллионов. Вообще, надо сказать, за последние годы восемьдесят процентов всех работ ведем на селе. В Сольвычегодске сдали животноводческий комплекс на восемьсот голов и стопятнадцатиквартирный дом для тружеников совхоза. Сейчас такой же дом заканчиваем в совхозе «Песчанский», где будет сооружен крупнейший по северным масштабам комплекс на десять тысяч голов крупного рогатого скота. Короче говоря, претворяем в жизнь решения партии по Нечерноземью. Задача, сами понимаете, огромной государственной важности и сложности. Строим в радиусе пятисот километров. Конечно, когда основные объемы годовых планов мы осваивали по ЦБК или в Котласе, все было стабильно и просто. В тресте — свыше шести тысяч человек, до тридцати подрядных организаций. Попробуйте управлять таким коллективом при нынешней разбросанности, а главное — при отсутствии в течение большей части года проезжих дорог. Кадры у нас прекрасные. И задача в том, чтобы в этих сложных условиях сохранить коллектив. Рано или поздно начнем строить четвертую очередь комбината. Люди с пониманием относятся к трудностям. Но если, скажем, женщине ежедневно приходится затрачивать на проезд до пяти часов к месту работы и обратно, а дома семья, дети, все традиционные нагрузки и заботы, то здесь, знаете, могут не выдержать даже самые сознательные и преданные…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Почему же столько времени тратится на дорогу?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Зарума горько улыбнулся.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Из-за отсутствия дорог. Например, до Песчанского-пятьдесят километров. По зимнику полтора часа езды. Но зимник вот-вот раскиснет. Вернее, дорога еще некоторое время будет держаться в проезжем состоянии, но перевозить людей через реку уже опасно. С началом навигации начнем возить рабочих по реке. Арендуем катера у пароходства. Это очень дорого. Судите сами: если в Коряжме 100-квартирный дом стоит 700 тысяч рублей, то в Песчанском — миллион. Основное удорожание строительства за счет транспортных расходов. Катер идет до совхозной пристани около двух часов, а там еще надо везти людей три километра на машине. Хорошо, если сухо. А если прошел дождь, то эти три километра преодолевают пешком. Легко понять, что к месту работы люди добираются порядочно уставшими. А ведь трудовой день — впереди. Затем обратный путь…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Какой же выход?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Выход один, — убежденно сказал Евгений Алексеевич. — В проекты строек Нечерноземья надо в обязательном порядке закладывать дорожное строительство. На первый взгляд это дорого. Но если к делу подойти по-хозяйски, то в выигрыше окажутся не только строители. Как-нибудь отмучаемся, построим и уйдем. А животноводческие комплексы — это крупнейшие сельскохозяйственные заводы, которые надо грамотно эксплуатировать. Попробуйте хотя бы на день отрезать ЦБК от всех транспортных артерий — и он не сможет нормально работать. Совхозы же практически отрезаны большую часть года.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Евгений Алексеевич, трест может вести интенсивное дорожное строительство? — поинтересовался я.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Может. И должен. Хотя и у нас свои сложности. Щебень, к примеру, возим из Перми и Архангельска. Но если дорожным строительством заняться всерьез, то можно проработать этот вопрос на высоком инженерном уровне. А когда нам на весь 1979 год отпущены жалкие крохи на дорожное строительство, заниматься какими-то радикальными проработками нет ни времени, ни смысла, ни желания…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Дверь отворилась — и на пороге кабинета выросла мощная фигура в нейлоновой куртке.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Евгений Алексеевич, прошу прощения, но у меня горящий вопрос, ждать некогда, — озабоченно проговорил вошедший, направляясь к столу главного инженера. — Здравствуйте… Вы, наверное, в курсе дела, что на реке…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Выступила вода, — договорил Зарума. — Знаю, Вячеслав Георгиевич… Ты принял правильное решение…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — По поводу?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Трапов.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Поднял коряжемских стариков, рыбаков… Всю ночь искали место наиболее безопасного перехода. Спорили чуть не до драки. Одни утверждают: лед всегда крепче здесь, другие — здесь.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Договорились?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Кое-как… Я лично перевел всех на тот берег… Но еще три-четыре дня такой погоды и ходить станет вообще опасно. Я не могу рисковать… А малярку в Песчанском надо закончить. Что будем делать?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Да, дом надо закончить во что бы то ни стало. У тебя есть предложения?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Есть.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Хорошо… Ты где будешь?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — На Доме культуры. Завершаем подвеску потолка.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — И как получается?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — По-моему, неплохо…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Решил остановиться на терразитовой штукатурке?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Решил. Надо когда-то пробовать. А «Родина» тот самый объект, где бог велел… Вы же понимаете: быстро, дешево, красиво. А главное — вечно.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Согласен. Делай, — разрешил главный инженер. — Кстати, вам было бы интересно познакомиться с этим товарищем, — обратился он вдруг ко мне. — Это Вячеслав Георгиевич Трофимов — наш знаменитый головной бригадир.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Почему головной? — не понял я.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Трудится по злобинскому методу, возглавляет бригадный подряд, — пояснил Зарума. — Сам он руководит отделочниками, так сказать, замыкает строительный цикл и предъявляет объект государственной комиссии. Но в договоре на бригадный подряд под его началом трудятся: «нулевики», монтажники-каменщики, сантехники, электромонтажники, плотники, кровельщики — все, от кого зависит строгое соблюдение строительно-монтажных сроков, предусмотренных технологическими картами… Он у нас очень деловой товарищ…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Не надо, Евгений Алексеевич, — совсем по-детски смутился Трофимов. На его щеках выступил румянец. — Я пошел. Буду ждать вас на объекте. Вопрос надо решить сегодня. Время поджимает…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — И лед подпирает, — добавил Зарума. — Но мы его обманем…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Бригадир ушел. Главный инженер сидел молча, что-то вспоминая, потом сказал:
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Золотой парень. А вот в юности любил похулиганить.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Не похоже… Такой застенчивый…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Да-да, — кивнул Зарума. — Уроженец Сочи. Учился в Симферопольском техникуме пищевой промышленности. За несколько недель до защиты диплома участвовал в драке, был осужден…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — И что, много получил?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Для девятнадцатилетнего юноши — немало. После «демобилизации» поступил на ЦБК слесарем, но проработал недолго. Не поправилось. Был уже заражен лихорадкой строительных будней… Пришел в СМУ-2 и попросился в отделочники. Ему предложили возглавить женскую бригаду маляров-штукатуров. Был у девчат неплохой бригадир, но испортился, стал не вовремя закусывать. Пропьянствует, а потом наряды пишет «от фонаря». Решили заменить. Женщины взбунтовались: «Не надо нам другого бригадира, у нас хороший, мы прилично зарабатываем. А этому двадцать пять лет… Что он видел? Что понимает?..» И это на собрании, когда представляли нового бригадира. Трофимов не растерялся: «Ничего, девчата, будем работать. Со мной не пропадете». Поручили им отделку детского сада. Закончили досрочно. Заработки получились высокие. Потом два подъезда в жилом доме собственного строительства. Там ситуация была сложная. Весь год заканчивали объекты заказчика, свои оставляли на закуску. И время, конечно, упустили. Оставалось два месяца. Если дом не сдадим— пропадут деньги, семьи рабочих не получат жилья, которого всегда недостает. В то время бригада Славы была малочисленной — около двадцати человек. Трофимов провел бригадное собрание, объяснил задачу, сказал, что работать придется до седьмого пота. Девчата поддержали. Дом сдали вовремя и с хорошей оценкой. Опять получились высокие заработки. Быстро стал набирать силу авторитет бригадира. К нему стали проситься отделочники других участков и управлений. Но Трофимов решил наращивать мощь за счет молодежи — брать выпускниц школ, обучать их бригадным методом. Сейчас у него очень сильная бригада — пятьдесят человек. И, что очень ценно, удивительно стабильный состав. За двенадцать лет уволилось по разным причинам, как правило семейным, пять-шесть человек…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Как только заговорили о злобинском методе, Трофимов пришел ко мне с готовым предложением. Мы подумали с ним, взвесили все «за» и «против» и пришли к выводу, что бригада его малочисленная и переводить се на подряд нельзя, потому что новый метод теряет свои смысл, если он не предусматривает резкого сокращения сроков окончания строительства. Тогда-то он и начал пополнять свои ряды. Первой по методу Злобина стала работать бригада Степана Григорьевича Омельчука. Слава Трофимов постоянно бывал у соседей, присматривался, делился своими мыслями, помогал словом и делом. На первом же доме Омельчук доказал полную приемлемость злобинского метода в наших условиях. Трофимов стал вторым головным бригадиром в тресте. Затем пошли третьи и четвертые. Я уже говорил, что всяких закорюк и трудностей у нас много. Очень тяжело в нынешних условиях работать рентабельно. Но, повторяю, у нас золотые люди…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Сколько лет Трофимову? — спросил я.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Он еще молодой: сорок третьего года рождения.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Женат?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Да. Хорошая семья. Растут две девочки. Жена работает на комбинате…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Он учится где-нибудь?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Учится много и настойчиво. На работе, дома и везде, где только случается бывать. Много покупает и читает литературы по передовым методам ведения общестроительных, монтажных и особенно, естественно, отделочных работ. Старается не пропускать всевозможные экскурсии и семинары. Даже из отпуска привозит новинки… — Евгений Алексеевич тихонько рассмеялся. — Как-то поехал в Москву для участия в пятидневной школе передового опыта по оформлению интерьеров. Возвратился поникший и даже возмущенный. Рассказывает: привели слушателей в новый дом, где применяются для отделки новейшие материалы. Перед подъездом велели тщательно вымыть ботинки, ни к чему не прикасаться. В следующем подъезде еще шли отделочные работы. Ребята стали проситься туда. Им говорят: «Это не для экскурсантов…»
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Мы посмеялись вместе.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — На каком объекте вы договорились встретиться? — спросил я.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Идет реконструкция бывшего кинотеатра «Родина» под Дом культуры строителей. Трофимов предложил применить там множество всяких новинок. В частности, очень простой, дешевый и практичный вид отделки. Фантазия у него богатейшая. Но не всегда возможно реализовать задумки. Однако Вячеслава трудно остановить, если считает себя правым. Он может запросто пойти на прием к первому секретарю горкома, попросить, даже потребовать. Такие случаи были. И не раз… А то на партийном собрании так разделает своих начальников, что не знают, куда глаза прятать…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Он коммунист?
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] — Да. Мы приняли его в партию пять лет назад. И медалью награжден «За трудовую доблесть»… Знаете, я просто влюблен в этого человека. Будет время, загляните в «Родину». Это совсем близко, два квартала. Познакомитесь с ним поближе…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Я заглянул. И близко познакомился с Трофимовым. И очень рад, что в число своих друзей записал еще одного подлинного представителя нашего рабочего класса.
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] А в ту ночь мне снилась весенняя Вычегда в полыньях. Между полыньями были уложены мостки, по которым люди опасливо переходили на противоположный берег. Впереди двигался Вячеслав Трофимов в своей поблескивающей нейлоновой куртке. Он внимательно прощупывал лед высоким посохом. На правом берегу реки стояли фургоны и дожидались бригаду, чтобы по разбитому зимнику отвезти людей в совхоз «Песчанский»…
[СКАЗАНИЕ О ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ И ГОЛОВНОМ БРИГАДИРЕ] Рано утром я поднялся с постели, пошел на берег и все увидел наяву. Может быть, это мистика. Но я убежден, что иногда сны бывают вещими…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Приоткрыв дверь в кабинет секретаря парткома, я увидел в кресле у приставного столика известного артиста театра и кино Олега Даля. «Наверное, приехал на творческую встречу с бумажниками. Но почему в поселке нет ни одной афиши?..»
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Надо заметить, что гастролирующие по Северу актеры-одиночки и ансамбли частенько посещают Коряжму. На станции Низовка останавливаются все скорые поезда, да и пригородным от Котласа — менее часа. Любые гастроли и выступления лекторов основательно рекламируются; афиши, как правило, расклеиваются не только в поселке, но даже на досках объявлений цехов, производств и служб. Поэтому было удивительно, что приезд популярного артиста никак не оповещался.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Виктор Александрович Шитарев сделал пригласительный жест рукой и тут же представил меня собеседнику.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Вахрушев. Василий Николаевич…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Директор подшефного совхоза «Беляевский», — добавил секретарь парткома. — Руководит хозяйством весьма успешно…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — А я, простите, обознался, принял вас за киноартиста Олега Даля. Поразительное сходство!
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Он — настоящий артист, — дружески рассмеялся Шитарев. Чувствовалось, что они в хороших отношениях. — Особо его дарование проявляется при посещении шефов. Вы только послушайте список просьб…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Шитарев и Вахрушев обсуждали годовой план шефской помощи совхозу «Беляевский». Мой приход на минуту прервал это ответственное занятие, а теперь Василий Николаевич продолжал дочитывать проект своих предложений:
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — …Выделить необходимое количество людей для проведения весеннего сева в сжатые сроки… Заготовить сто тонн сена… Смонтировать водонапорную башню, электроосвещение зерносклада и склада запасных частей. Выделить: шестьдесят светильников, три тысячи квадратных метров древесноволокнистых плит, пятьсот метров трехдюймовых труб для прокладки водопровода, триста килограммов листового асбеста для экранирования газовых плит, тонну шинного железа, две тонны кормовых дрожжей… По мере надобности производить перемотку электромоторов, оказать помощь в снабжении инструментом и материалами для ремонта сельскохозяйственной техники… Изготовить две ромбические сушилки… Силами ВОИР комбината оказывать творческую помощь рационализаторам совхоза… Раз в квартал выезжать с концертами художественной самодеятельности… Лекторской группе парткома ЦБК прочитать труженикам совхоза цикл лекций по вопросам экономики и права… Организовать экскурсию рабочих совхоза на комбинат…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Шитарев негромко рассмеялся и перебил собеседника:
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — А не боишься, Василий Николаевич, что после экскурсии понесешь потерн в людской силе?
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Нисколько не боюсь. У меня кадры надежные. За последнее время в совхозе появились новоселы, которые перекочевали не только из соседних районов, но даже из других областей, более южных. Между прочим, есть среди них и бывшие горожане. Людей, Виктор Александрович, тянет к земле. Это врожденная, можно сказать, генетическая тяга. Надо только создавать на селе нормальные условия жизни. Придет время, потянутся в наш совхоз и работники вашего комбината. Разве мало в сельской жизни преимуществ?
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Слушай, а сколько у тебя зарабатывают? — контратаковал Шитарев.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Смотря кто… За прошлый год вкруговую получилось по двести десять рублей. Это в среднем.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Примерно, как у пас. Сколько у тебя трудящихся по списку?
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Сто шестьдесят. Вполне достаточно. Только каждый год до двадцати пяти молодушек уходит в декрет. Вот в чем беда!..
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Разве это беда? Счастье! Радоваться надо. Молодежь обзаводится семьями, значит, собирается капитально пускать корни…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — К тому стремимся… Но когда косяком уходят в декрет доярки или телятницы, туго приходится. У нас одного крупного рогатого тысяча сто голов да восемьсот гектаров пашни, да сенокосные угодья… Впрочем, теперь всего хватает, кроме культуры. И все из-за чего? Из-за отсутствия дорог! Будь сегодня дорога от Беляева до Виляди — превратили бы мы наше хозяйство из планово-убыточного в самое прибыльное. Земли у нас прекрасные, засухи не боятся. Но как мы нх используем? Позорно используем! Почему? Опять же из-за дорог… Сколько гробим техники, бензина, нервов… Практически восемь месяцев в году мы отрезаны от «большой земли». А в прошлое лето даже трактора были бессильны… И почта запаздывает, и артисты не едут, а о парикмахерах, фотографах говорить не приходится. Сельхозтехника— и та под разными предлогами отмахивается от нас… А ведь до станции всего пятнадцать километров… Об асфальте не мечтаем. Была бы булыга, или грейдер улучшенного типа… У нас полторы тысячи гектаров угодий используется кое-как, да у соседей, в Никольском, две с половиной… Можно бы в ближайшие годы четыре тысячи гектаров запущенной земли пустить в дело. Представляете?
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Представляю, — вздохнул Шитарев. — Но помочь, к сожалению, не можем. Свою дорогу до Котласа мусолим второе десятилетие. Километр за год протянем — два разобьем. Получается тришкин кафтан. А надежная автотрасса Коряжме позарез нужна. Особенно строителям. Они теперь основные работы ведут на селе, люди на объекты добираются с муками…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Да, — сказал Вахрушев. — Все начинается с дорог…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Кстати, поэму Рождественского «Двести десять шагов» читал в «Комсомолке»? Там хорошо сказано о дорогах. Нам нужна пятилетка дорог, может, острее нужна, чем что-то другое…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Не читал. Слушал по радио. Газеты как раз не привозили недели две… Это же парадокс, чтобы в лесной глуши люди смотрели хоккейные репортажи из Америки, а пятнадцать километров до железной дороги могли преодолевать только но зимнику… Сколько оно стоит, содержание зимников? Тоже надо бы кому-то посчитать. Уверен, в масштабе страны получится такая сумма, которой хватило бы на строительство и магистральных, и второстепенных бетонок…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Ничего, — оптимистично заметил секретарь парткома. — В плане возрождения Нечерноземья есть и дорожный раздел…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Жаль только, что план почти никак не коснулся нашего хозяйства.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Как не коснулся?
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Наверное, потому, что мы «непроезжие». Даже мелиораторы от нас отмахнулись: говорят, технику для производства землеустроительных работ доставить к вам немыслимо. А ведь сейчас можно еще без больших затрат отвоевать у кустарника гектаров пятьсот хорошей пашни. Через несколько лет хватимся, да поздно будет… Районные дорстроевцы тоже смотрят «не в ту степь». Я им предлагаю деньги — стройте дорогу. Они носы воротят. Есть подряды выгоднее и ближе.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Откуда у вас такие деньги, если планом не предусмотрено?
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Есть, — улыбнулся директор совхоза. — Знаем, где взять…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — А конкретнее?
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Нам выделили приличную сумму на строительство клуба, детского комбината и столовой. Но ведь опять же подрядчика не найдешь… Так мы приспособили старые избы, а денежки остались. Сельхозуправление разрешило использован, их на строительство дороги. Но кто будет строить?..
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Зазвонил телефон внутренней связи. Генеральный директор просил секретаря парткома зайти на несколько минут по неотложному делу. Виктор Александрович извинился и, направляясь к двери, сказал:
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Побеседуйте тут без меня. Надеюсь, вы понравитесь друг другу. — Шитарев наклонился к моему уху: — Интересный мужик… Потом кое-что расскажу…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Давно директорствуете? — поинтересовался я, хотя хорошо понимал, что большого руководящего стажа у Вахрушева не могло быть: от роду ему не более тридцати.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Четыре года… Ранее работал в соседнем хозяйстве инженером-энергетиком…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Приехали по распределению?
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Он загадочно поморщил лоб.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Нет. Учился в Ленинградском сельскохозяйственном на средства родного совхоза… А когда окончил институт, оказалось, что в «Беляевском» специалисты моего профиля не нужны. Поэтому пришлось почти пятилетку поработать в «Никольском». Это рядом. Там понимали, что без надежной энерговооруженности нельзя добиться серьезных успехов ни в промышленности, ни в сельском хозяйстве. Хотелось, конечно, в свою деревню, там у меня все корни: отец, мать, братья, сестры… Но с давних пор как-то не складывались у меня отношения с совхозным руководством…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — А потом сложились?
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Нет. Просто неожиданно вызвали в райком… — Он вдруг оживился. — Между прочим, это было в день моего двадцативосьмилетия — 25 июня семьдесят пятого года… Захожу к секретарю, а он как раз листает мое личное дело. «Пригласил, — говорит, — тебя, товарищ Вахрушев, поздравить с днем рождения. Где собираешься отмечать семейное торжество: в «Никольском» или в «Беляевском»?» — «Конечно, в родительском доме» — отвечаю. — «Вообще-то, часто бываешь у своих? Тамошними делами интересуешься?» — «Раз в неделю обязательно наведываюсь. И с делами беляевцев знаком…» — «Ну и как у них идут дела?» — «Откровенно?» — «В этом доме, Василий Николаевич, не откровенных разговоров быть не может…», — секретарь вроде даже обиделся. Я понял, что сморозил глупость. И гут же выложил все, что думал о жизни родного совхоза. В двух словах можно сказать: запущенное хозяйство. Но за этими двумя словами стояли сотни человеческих судеб. И обиднее всего то, что люди, любящие землю, на которой родились и выросли, стали заколачивать свои домишки, убегать в город. Думаете, исконного крестьянина легко оторвать от родного порога? Нет! Так могут думать только люди, не знающие особенностей крестьянской души. Но если, скажем, рыбак изо дня в день вытаскивает порожние сети, то он в конце-концов оставит свою любимую заводь и уйдет искать другую…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Обо всем этом мы беседовали с секретарем райкома часа два. Кое о чем поспорили. Принципиально, по-партийному. Потом он говорит: «Как ты, наверно, догадываешься, Василий Николаевич, я пригласил тебя не только для того, чтобы поздравить с днем рождения. Есть мнение райкома назначить молодого специалиста и молодого коммуниста Вахрушева директором совхоза «Беляевский». Ты правильно понимаешь задачи времени, хорошо знаешь условия и людей родного совхоза, который тебя растил, учил в вузе. Теперь берись за его возрождение…»
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Честно говоря, предполагал, что предложат механизировать фермы, наконец, назначат главным инженером… Но директором! Секретарь сидел молча в ожидании моего согласия. И я согласился… Вот и все. Дальше пошла обыкновенная трудовая жизнь.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Но жизнь молодого директора пошла не так обыкновенно и просто. И люди из других районов и даже из других областей поехали в совхоз «Беляевский» не сразу. Для этого надо было прежде всего создать хорошие условия труда и быта. Начал со строительства жилья и механизированных животноводческих помещений. Посоветовался с бывалыми хозяйственниками и убедился: мода многоэтажного строительства в деревне не везде и не всегда оправдана. Особенно на Севере. Что же касается степени благоустройства, то она может быть высокой и при одноэтажной застройке. «Сельский житель не должен высоко подниматься над землей, — мудро вещал отец. — Крестьянину нужен рядом с домом хороший двор, просторный сарай, земельный участок. Это придумано пращурами, у которых нам и сегодня не грех кое-чему поучиться…» Кроме всего прочего индустриализация строительства при существующем бездорожье слишком дорогостоящая. Надо создать собственный строительный участок и возводить двухквартирные дома из традиционных материалов, которые под рукой. Пять домиков ежегодно — и в течение пятилетки проблема хорошего жилья будет решена. Другое дело животноводческие помещения. Они должны быть высокомеханизированными и автоматизированными, но не слишком громоздкими. В северных условиях целесообразно иметь коровник не более чем на двести голов. Это доказано жизнью…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Однако совхозу не обойтись без надежной помощи промышленного шефа. Но где его найти в сельскохозяйственном районе? А найти непременно надо…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] И тогда Василий Николаевич подумал о своем могучем соседе — Котласском ЦБК. Беляево стоит на горе, откуда хорошо просматривается окрестность. Выйдешь вечером за околицу села — увидишь бесчисленные огни комбината, угадаешь контуры многоэтажных корпусов, как многопалубных кораблей на рейде. По прямой до них — не более двадцати километров. Но ведь для налаживания шефских отношений имеется существенная преграда: чужой район. Котлашане могут вполне рассчитывать на помощь бумажников, а вот сольскохозяйственники соседнего, Вилегодского района… Впрочем, административное деление в пределах одной области — чистейшая условность. Все мы живем и действуем по одному принципу — советскому. Поэтому важна не территориальная принадлежность, а географическое положение, государственный подход к делу… Разве худо будет, если коряжемские химики помогут «Беляевскому» поднять и укрепить хозяйство, а совхозные труженики подадут к их столу мясо, молоко, птицу… Ведь пока еще прилавки тамошних магазинов не ломятся от изобилия этих продуктов. А можно и нужно сделать так, чтобы ломились. В конце-концов рабочий класс комбината почти на тридцать процентов состоит из бывших жителей Вилегодчины. В свое время деревня помогла комбинату, теперь вчерашние сельчане, ставшие промышленными рабочими, должны помочь землякам…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] С такими мыслями Вахрушев отправился к генеральному директору комбината.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Позже, когда в одном из разговоров с Дыбцыным мы коснемся развития подсобного хозяйства на комбинате и помощи бумажников подшефным совхозам, Александр Александрович скажет:
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Молодого директора совхоза «Беляевский» мы встретили с пониманием. Хотя можно было легко отмахнуться формальным предлогом: у комбината уже есть два подшефных совхоза Котласского района. Зачем нам еще третий, «чужой»? Мне лично Вахрушев понравился сразу. Подкупал его деловой, я бы сказал, максималистский настрой, основанный на инженерном подходе к решению проблем совхозного производства. Доводы Василия Николаевича о необходимости шефства были настолько убедительны, что, посоветовавшись в парткоме, мы приняли такое решение и оформили его юридически… Все это время я внимательно наблюдаю за деятельностью Вахрушева и радуюсь: помощь комбината совхозу находит достойное воплощение. И то сказать: в течение первого года работы он возвел капитальный коровник на двести голов. Задолго до окончания общестроительных работ, выполненных хозяйственным способом, привез на комбинат комплект чертежей вентиляции, механизации, теплоэлсктроснабжения. Это позволило нам не в пожарном, а в плановом порядке выполнить заказ, а затем смонтировать оборудование в «Беляевском». Только не думайте, что мы такие добренькие и все делаем, как говорят, «за спасибо». Нет. Совхоз перечисляет нам деньги по смете. Все законно. Финансов у аграрников теперь вполне достаточно. Вот только еще не всеми хозяйствами руководят такие упорные люди. Честное слово, Вахрушеву хочется помогать: и за деньги, и бесплатно. Видны результаты — вот что важно. Сегодня большинство совхозных работников живут в газифицированных двухквартирных домах с водопроводом и телефоном. Директор упорно продолжает строительство механизированных животноводческих помещений. Инженерная мысль Вахрушева решительно вносит изменения в типовые проекты, максимально приспосабливая их к местным условиям. Мне думается, именно такие руководители, сочетающие хозяйственную сметку, инженерные знания и любовь к земле, нужны сегодня сельскому хозяйству и Нечерноземью в первую очередь.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Начальник отдела кадров комбината Владимир Семенович Шах, который чаще других руководителей бывает в «Беляевском», скажет более конкретно:
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Ни для кого не секрет: когда начинается сельскохозяйственная страда, то ли весенняя, то ли осенняя, мы получаем разнарядку: сколько людей, в какой совхоз. на какой срок направить. Бывают недели и месяцы, когда приходится отрывать от производства до трехсот человек. А ведь мы работаем по щекинскому методу, каждый специалист на учете. Приходится вопреки всем законам и правилам переносить выходные дни, оплачивать сверхурочные и тому подобное. И как же бывает обидно, когда во время проверок оказывается, что совхозу сто человек не нужны, что они загружены там вполсилы или, хуже того, вообще не загружены и мучаются от безделья. Что же касается Вахрушева, то он всегда позвонит и скажет: «Мне на сенокос занарядили семьдесят человек. Это цифры «от фонаря». Более сорока пяти не посылайте. Не смогу обеспечить фронт работ». Как-то наши сантехники поехали в совхоз монтировать вентиляцию в новом коровнике. На следующее утро звонит мне Василий Николаевич: «Для чего вы прислали восемь человек, когда пяти вполне достаточно? Троих отсылаю обратно…» С таким директором совхоза приятно иметь дело.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Мне, старому кадровику, очень нравится подход Вахрушева к решению всех вопросов. У него на вооружении принцип объединения опыта и силы, основанный на старых сельских традициях. Примером такого синтеза может служить его семья. Отец, Николай Васильевич, несмотря на солидный возраст, продолжает трудиться в совхозе. Мать, Тамара Александровна, — тоже. По совету и настоянию старшего брата окончила сельхозинститут и стала агрономом сестра Галя. Она была совхозным стипендиатом и должна была возвратиться в «Беляевский». Но, к огорчению всей семьи, не возвратилась. Перед защитой диплома вышла замуж и вместе с мужем работает в одном из совхозов Ленинградской области. Зато с дипломом того же вуза возвратилась в родное село средняя сестра — Валентина. Инженерный факультет «семейного» института оканчивает Александр. Василий Николаевич с нетерпением ждет помощника «по болтам и гайкам», который души не чает в механизации. Остается самый младший — Валерка. Он пока в восьмом классе. Но в семье никто не сомневается, что любовь к земле, привитая с малолетства, не уведет его из села. Любовь к крестьянскому труду Василий Николаевич прививает и своим дочерям — Любе и Оле. И если из других хозяйств молодые люди продолжают уезжать, то в «Беляевском» дело обстоит иначе. На сегодняшний день половина списочного состава работников совхоза — в возрасте до тридцати лет. Я интересовался этим по долгу службы и был приятно удивлен.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] …Пришел Шитарев, с доброй улыбкой спросил:
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Освоились? Вижу, нашли общий язык…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Вполне, — благодарно кивнул я Виктору Александровичу.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] А Вахрушев заканчивал свою мысль:
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Проблем, конечно, много. Задач — тоже. Главная из них — в ближайшие годы создать крепкое прибыльное хозяйство, обеспечить людям хорошие условия труда и высокую культуру сельской жизни, не только равнозначную городской, но даже с некоторыми преимуществами. Убежден: в недалеком времени Беляево будет иметь все. Но без дороги мы из грязи не вылезем…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Слушай, Василий Николаевич, все забываю спросить о твоих «рыбных» делах, — вступил в разговор Шитарев.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Ищу квалифицированных проектировщиков-энтузиастов, но пока никто «не клюет»…
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Я понял, о чем шла речь. Несколькими минутами раньше Вахрушев делился со мной своими перспективными планами и рассказал о том, что собирается создать в совхозе солидное рыбоводческое хозяйство. Река от Беляева далеко. Зато вокруг — великое множество ручьев и малых речушек. Рельеф местности позволяет построить каскад водохранилищ при незначительных материальных затратах.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Найдешь и проектировщиков, и подрядчиков, — убежденно заметил секретарь парткома. — Кстати, только что решил с генеральным твой вопрос по металлу. К сожалению, тонну выделить не можем. Пока. Слишком велик дефицит. Получишь шестьсот килограммов, остальные — чуть позже.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] — Спасибо и за это. — Вахрушев посмотрел в окно и озабоченно вздохнул. — Ранняя нынче весна. Если не успею завезти по зимнику все материалы для нового коровника, — разберут мосты на время паводка, тогда хоть волком вой.
[ЕСТЬ ТАКАЯ ЛЮБОВЬ] Подшефный директор пожал мою руку, может быть, несколько сильнее, чем следовало. Но я почувствовал в этом рукопожатии умную силу, идущую от земли, и затаил надежду на встречу в «Беляевском» при «более подходящей погоде»…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Утром двадцать третьего августа мне вручили телеграмму из Коряжмы:
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] «ЗАВТРА НАШЕМ ПРОИЗВОДСТВЕ БУДЕТ СВАРЕНА МИЛЛИОННАЯ ТОННА ЦЕЛЛЮЛОЗЫ ДУМАЮ ВАМ ИНТЕРЕСНО ПРИСУТСТВОВАТЬ ЭТОМ СОБЫТИИ ЖМУ РУКУ СЕМЕН»
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Я собирался в Коряжму в первой декаде сентября; одиннадцатого там открывалось всесоюзное совещание с участием бумажников, лесозаготовителей и железнодорожников. Было интересно побывать на этом представительном собрании, узнать, кто же все-таки повинен в том, что весь год Котласский комбинат, да и не только Котласский — всю Союзцеллюлозу лихорадило из-за нехватки сырья и транспорта. Лесозаготовители требовали вагоны, железнодорожники отвечали, что на нижних складах леспромхозов нет древесины, нечего грузить. В итоге страдали бумажники. Были дни и недели, когда целым производствам угрожала остановка, а тысячи тонн готовой продукции заполнили не только склады, но и цеховые пролеты. Поставщиков и потребителей «резал» пресловутый вагон.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Теперь Министерство лесной и деревообрабатывающей промышленности собиралось докопаться до истины и сделать выводы из уроков трудного года. Программа трехдневного совещания обещала серьезный разговор…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] И вот телеграмма: у молодого коллектива производства беленой сульфатной целлюлозы праздник — варка миллионной тонны!
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Для достоверности позвонил на комбинат. Инструктор парткома Александр Александрович Ржанников подтвердил. Да. Завтра Геннадий Иванович Голубев — именинник. По учетным данным и прогнозу юбилейная тонна будет сварена примерно в девять утра. Уже издан приказ генерального директора о награждении и премировании передовиков, партком, заводской комитет и комсомол готовят свои подарки. Торжественное событие доверено бригаде старшего варщика Эдуарда Веричева…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Молодец Семен! Обещал держать в курсе всех важных событий и вот не забыл. Телеграмма отправлена в семь пятнадцать. Забегал на телеграф до начала смены…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Событие действительно знаменательное. Даже на таких мощных производствах миллионную тонну целлюлозы выдают не каждый год. К ней идут упорно, терпеливо, от первой пробной варки, сквозь многочисленные срывы и трудности, идут, надеясь и веруя, когда существуют видимые причины неудач и когда, кажется, все выверено и отлажено до последнего винтика, а гигантская машина вертится на холостом ходу и каждый час простоя усиливает напряжение людей, гак или иначе привязанных к этой машине, ставшей частью их жизни, их судьбы.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] В течение года — от сентября до сентября — я многие недели провел в Коряжме, ежедневно бывал на комбинате, заводил новые знакомства и укреплял старые. Со мной уже здоровались в цехах, на улицах, в автобусах, строгие дежурные на проходной перестали требовать пропуск: я стал как бы своим человеком. От сознания такой причастности одновременно росло и чувство неудовлетворенности собой: рядовые встречи и разговоры, никаких существенных записей в блокнотах и дневниках. Что-то похожее на простой производства с потерей времени, которое придется догонять. В такие минуты успокаивал себя мыслью мудрого писателя о том, что материал для книг не собирают, в материал вживаются. Значит, если я провел время в бригаде, где не ладилось дело, то для меня это время не пропало зря. Скорее наоборот. Можно наблюдать людей в критической обстановке, когда, как на войне, проявляются самые возвышенные и самые низменные качества.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Может быть, я трудно вживался в материал именно по той причине, что во время моего пребывания на комбинате было недостаточно критических ситуаций, все производства работали хорошо, хотя среди работников управления ощущалась постоянная тревога, неуверенность в завтрашнем дне, потому что отставали транспортные и сырьевые тылы…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Но бывало и так, что люди выбивались из сил, а дело не шло.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Однажды утром я заглянул в диспетчерскую. Кроме дежурного персонала, там находились главный инженер комбината Павел Николаевич Балакшин и главный технолог Василий Васильевич Попов. Настроение у людей было подавленное. Все выжидательно смотрели на пульт, где панель производства беленой сульфатной целлюлозы была сплошь усеяна красными лампочками тревоги.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Что случилось? — поинтересовался я.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — То потухнет, то погаснет. Никак не можем отладить машину, — тяжело вздохнул главный инженер; лицо его было вялым, под глазами — сиреневые ободки, возможно, со вчерашнего дня не был дома, не отдыхал, не ел.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Серьезная поломка?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — В том-то и обида, что все крутится нормально, но только вхолостую; сушильное отделение пресспата не принимает целлюлозу — хоть умри… — Балакшин хотел сказать еще что-то, но взгляд его вдруг прикипел к пульту; на щите вспыхивали одна за другой зеленые лампочки. В не выспавшихся глазах главного инженера вспыхнули искорки надежды. Заметно повеселели и стали переговариваться диспетчеры. Попов, изучавший ленты, исписанные осциллографом, сказал Балакшину:
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Полагаю, беда в приводе. Надо капитально останавливаться и менять…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Останавливаться и менять… — проговорил Балакшин, — Хорошо бы, Василий Васильевич… Но ведь… заморский… Проблема…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — А что, к импортному оборудованию запасных узлов не полагается? — спросил я.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Полагается то, что прилагается, — ответил главный инженер. — Тут наши умельцы-ремонтники такое другой раз приспособят к закордонному оборудованию — хоть в патентное бюро подавай! Но им тоже не все по силам, — Он пододвинул к себе микрофон, вызвал Голубева и сказал: — Геннадий Иванович, езжай-ка ты домой, поспи… Олейник у тебя?.. Вот и прекрасно… Андрей Тимофеевич понаблюдает… А ты езжай…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] И в этот миг мне показалось, что диспетчерскую прошило электрическим током, все снова устремили взгляды на пульт, где вспыхивали те же красные лампочки.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Балакшин молча оделся и вышел из диспетчерской. А я отправился к Голубеву.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Вторые сутки Геннадий Иванович не покидал цех, вторые сутки барахлил пресспат — почти стометровая громадина, которая прессует и сушит непрерывно идущую из варочного котла сульфатную целлюлозу. Сбились с ног технологи, механики, слесари, сбился с ног он сам — начальник огромного производства, составляющего гордость не только Котласского ЦБК, но и всей отрасли. За подразделениями такого класса и масштаба пристально следят в главке и на самых высоких ступеньках министерской лестницы. И о нынешнем срыве, естественно, уже знали там, «наверху», потому что пятьдесят процентов голубевской продукции идет на мировой рынок, вторые пятьдесят с нетерпением ждут десятки предприятий-смежников во многих городах страны. А это как-никак 35 тонн в час, 250 — в смену, 750 — в сутки, 250 тысяч тонн — в год. Производство, руководимое Голубевым, находится под неослабным вниманием руководителей отрасли (от момента пуска в эксплуатацию до нынешних дней) не только потому, что объем выпускаемой им продукции занимает солидное место в целлюлозном балансе страны. Дело в том, что здесь был задуман и осуществлен дерзкий эксперимент, сотворивший своеобразный технический переворот в целлюлозно-бумажной промышленности мира. Если бы пять лет назад (всего лишь пять лет!) кто-нибудь из специалистов заикнулся о том, что целлюлозу можно делать из лиственной древесины четвертого сорта, из дров с гнилью, из вершняков с сучками и корой, то такого человека назвали бы безумцем. Однако в правительственных учреждениях все острее ставился вопрос использования лиственной древесины. Проектировщики третьей очереди ЦБК предусмотрели использование высокосортной «листвы» для получения беленой сульфатной целлюлозы. Планировалось к каждому кубометру хвойной древесины добавлять кубометр лиственной, то есть один к одному.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Дирекция и партком комбината мыслили еще шире, более хозяйственно, по-государственному. Они задумали своими силами разработать технологию и перевести производство беленой сульфатной целлюлозы исключительно на лиственное сырье. Сложная техническая проблема привлекла многих ведущих специалистов комбината, а основная тяжесть легла, естественно, на плечи коллектива только что сданной в эксплуатацию третьей очереди, всех ее подразделений вообще, а варочного цеха— особенно. Руководил им инженер Голубев.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] К тому времени послужной список Геннадия Ивановича выглядел солидно: слесарь, старший диффузорщик, мастер, сменный инженер, заместитель начальника картонно-бумажного производства, начальник цеха каустизации и, наконец, начальник нового варочного цеха. Нового не только но возрасту, но и по уникальному оборудованию, по технологии…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Аналогичное производство на год раньше было запущено в Братске. Голубев отправился к сибирским коллегам за опытом, целый месяц приглядывался к их работе.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Возвратись в Коряжму, Геннадий Иванович заявил генеральному директору, что авторитет нового оборудования должен быть утвержден сразу. Это могут сделать только очень опытные специалисты, которых необходимо перевести из действующих цехов. Первым из списка кандидатов Голубев назвал старшего варщика Веричева, с которым долго работал на картонно-бумажпой фабрике. Перевод ведущих специалистов почти всегда вызывает возражения и осложнения. С Геннадием Ивановичем перестали здороваться некоторые начальники. Однако Голубев сумел убедить генерального директора и партком, что такое перемещение будет оправдано в ближайшем будущем. Ему поверили.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] 9 декабря 1975 года сварили первую товарную целлюлозу. Этот день считается днем рождения коллектива. И все же рождение — только начало жизни. Новорожденного надо еще вырастить и воспитать.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Для производства беленой сульфатной целлюлозы, которое в то время возглавлял Василий Васильевич Попов, сложность была возведена в степень, поскольку люди, собранные из разных коллективов, не только приспосабливались друг к другу, по одновременно и осваивали незнакомое оборудование и неведомую доселе технологию — выработку сульфатной целлюлозы с добавлением пятидесяти процентов лиственной древесины.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] С муками, с огромным напряжением моральных и физических сил поток начал работать нормально. Через полгода Голубева назначили заместителем Попова. Александр Александрович Дыбцын сделал это со свойственной ему решительностью на одной из планерок. Очередной приказ о назначении Голубева начальником производства генеральный директор подписал в 1977 году. Это случилось в то время, когда главный технолог комбината Тамара Ивановна Михалева собиралась стать матерью и покидала свой трудный пост.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Всего два года понадобилось коллективу, чтобы освоить сложнейшую технику и технологию варки сульфатной целлюлозы из древесины только лиственных пород, получить государственный Знак качества и завоевать авторитет на мировом рынке…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Я вошел в сушильный цех, где на холостом ходу крутились огненные барабаны, а лента спрессованной целлюлозы шумно падала вниз, смешивалась с потоком воды, превращалась в бесформенную массу, уходила в технологическое кольцо. Вся смена при участии механиков, технологов и слесарей пыталась найти причину неисправности. Это была уже четвертая смена с начала необъяснимого срыва. Люди отрабатывали свои часы, безрезультатно тратили дорогое время, уступали свои посты другим и огорченные уходили домой. Голубев — оставался.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Теперь Геннадий Иванович стоял у пресспата и наблюдал, как рабочие пытались заправить в сушильные барабаны шестиметровую ленту целлюлозы, похожую на спрессованную вату. Я увидел осунувшееся лицо начальника производства, воспаленные глаза за стеклами очков, вспомнил о том, что за истекшие сутки уже пять или десять раз делались попытки заправить в барабаны целлюлозное полотно, которое начинало двигаться и рождало надежду, но через несколько минут вновь обрывалось. Я представил себе все это, и мне на какое-то мгновение показалось, что Голубев в отчаянии и думает сейчас, что никакой он не специалист, что все знания, двадцатилетний труд, опыт, уважение людей ровным счетом ничего не значили; все это у него было, а теперь рвалось и падало вниз, как рвалась и падала спрессованная целлюлоза.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Геннадий Иванович устало улыбнулся, поздоровался.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Вы бы разделись у меня в кабинете…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Пожалуй, — согласился я. Жарковато…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Жарче некуда, — двусмысленно обронил Голубев, — А тут еще одолевает фотокорреспондент из «Огонька». Хочет, чтобы я ему позировал.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — И это надо.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Геннадий Иванович беззвучно рассмеялся:
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Слишком не фотогеничная у меня поза… Еще сутки такой позы и толкачи будут встречать у проходной с палками…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Голубев позволял себе шутить. И вообще я удивлялся, что в этой сложной обстановке, когда люди понимали, что каждый час простоя уносит тридцать пять тонн целлюлозы, а наверстать потери будет не так-то легко, никто не раздражался. Ни окриков, ни перебранки, ни взаимных упреков и оскорблений — этих почти обязательных спутников подобных ситуаций на самых разнородных производствах.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Причину такого доброжелательного отношения людей в трудные часы мне посчастливилось выяснить очень скоро из первоисточника, хотя я хорошо помнил слова Семена о том, что Геннадий Иванович никогда не повышает голос и требует того же от подчиненных.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Если вы надолго, то пойдемте в кабинет. Разденетесь, и покурим в тишине, — предложил он.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Когда мы вошли в кабинет, на письменном столе Голубева отчаянно дребезжал телефон. Геннадий Иванович поднял трубку.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Да-да… Здравствуй, мама… Ничего… Нет, не приду… Перекушу в буфете, в одиннадцать откроется… Не знаю… Возможно, к вечеру… Не волнуйся, пожалуйста, все хорошо… Пока…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Голубев опустил трубку на рычаг, закурил.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Дома беспокоятся?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Такая у них судьба, у матерей, — вздохнул Голубев. — Когда нам год — беспокоятся, и когда сорок — то же самое…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] В кабинет шумно вошел крепыш средних лет, вразвалку направился к столу, на ходу спросил:
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Вызывали, Геннадий Иванович? — Он без приглашения сел, закинул ногу на ногу.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Вызывал. — Голубев потыкал сигаретой в переполненную пепельницу. — И все по тому же вопросу, Василий Петрович…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Так и знал, — проговорил мужчина, иронически скривив тонкие губы. — Понять не могу: производство здесь или пансион благородных девиц?.. Что я ей такого сказал?! Ну, вырвалось невзначай… У кого не бывает?..
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — У меня! — отрезал Голубев. — Что вы знаете об этой девушке?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Хе!.. Де-ву-ш-ка… — Мужчина заерзал на стуле.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Я спрашиваю: что вы о ней знаете? — спокойно повторил Голубев.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — А зачем мне о ней знать?! Ее половина поселка знает…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Насчет половины поселка не уверен… А вот вам, как мастеру и воспитателю, надо бы знать, что девушка сирота, из детдома, для нее семья — цех, производство…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Значит, сиротам делать замечания запрещается? Понятно! — съехидничал мастер. — Теперь буду знать…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] На скулах Голубева заходили желваки, но он сдержал себя и продолжал все тем же ровным голосом:
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Между замечанием и сквернословием — огромная дистанция… Вы работаете у нас полгода…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Семь месяцев, — уточнил мужчина.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Тем более должны были разобраться в наших порядках. Я говорю вам об этом, по-моему, четвертый раз. Вы уже успели оскорбить слесаря, заслуженного человека, фронтовика, затем нахамили технологу, потом выставили за дверь лаборантку, теперь…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Производство есть производство, — громко возразил мужчина. — Я за жизнь, слава богу, объездил всю страну, навидался обстановочек, а такой, Геннадий Иванович, стиль встречаю впервые…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — А мы, Василий Петрович, живем по закону, когда не обстановка определяет стиль, а стиль обстановку. Если вы не поймете этого, не перестроитесь, нам придется расстаться. — Голубев поднялся.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Мужчина продолжал сидеть с застывшей на лице пренебрежительной гримасой. Затем направился к выходу, но у двери задержался и сказал:
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Между прочим, Геннадий Иванович, за сто метров отсюда меня с руками оторвут при моем опыте…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Опыт оскорблять людей, — заметил Голубев. — Пусть вас отрывают с руками. Я не против. Но только не думайте, что за сто и за пятьсот метров отсюда другие порядки… Надо искать не новое место, а нового себя…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Мужчина захлопнул дверь. Мы несколько минут молчали. Мне стало понятно, почему люди, с которыми приходилось встречаться, с таким уважением говорили о Голубеве и почему в напряженнейшей производственной обстановке в двадцати шагах от этого кабинета существовал удивительный климат, насквозь пронизанный людской добротой.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Жаль, — сказал наконец Геннадий Иванович, — отличный мастер, но дремучий хам. Приехал с Урала. Работал чуть ли не на всех комбинатах страны. Видимо, из-за характера не уживается. Боюсь, что нам тоже придется с ним распрощаться…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Да, правила у вас строгие.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Иначе мы не смогли бы нормально трудиться, — начал он. — Понимаете, у нас очень рентабельное производство и колоссальная психическая нагрузка на каждого рабочего. Перерабатываем полтора миллиона кубометров древесины из пяти, которые потребляет комбинат. А по списочному составу у нас всего 360 человек, из них 35 итээровцев. К примеру, отбельную установку обслуживают всего пять человек и дают эти пятеро 750 тони целлюлозы, по 150 тонн на брата. Рядом же, на картонно-бумажном производстве, пять человек дают только 160 тонн. То есть у нас выработка в пять раз выше. Поэтому так дорога каждая минута…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — В чем же секрет?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — В производительности оборудования. Люди делают все, чтобы не было остановок на потоке, который связывает всех мертвым узлом. И если один человек пришел в плохом настроении или ему испортили его во время работы, может быть сорвана вся смена. Такие случаи бывали, и пе раз. Поэтому психологический климат надо ставить во главу угла. А сегодняшний срыв — это не авария. Это… — Он стал подбирать нужное слово. — Если говорить не просто о случае, а глобально, то беде в том, что отрасль пока еще страдает из-за отсутствия отечественного оборудования. — Голубев глянул на часы и встал. — Пора в цех…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Пресспат запустили только перед началом новой смены, но Голубев домой не уходил. Мне казалось, что он боится нового срыва.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Комбинат мы покидали в сумерках. Было сыро и неуютно: моросил весенний дождь. На автобусной остановке за проходной дожидался пассажиров рейсовый автобус. Мы побежали, чтобы успеть, но на полпути Геннадий Иванович остановился.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Ой, бля! — воскликнул он. — Поедем комфортабельно. Елизавета Викторовна изменила нашему закону, пожалела мужика…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Какому закону? — спросил я.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Кто раньше… Кто раньше выйдет за проходную, тот едет домой с комфортом. Опоздавший — довольствуется автобусом… Признаться, мне чаше достается последний. — Голубев указал влево, где между зданием управления и столовой сиротливо поила его машина, забрызганная грязью.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] По дороге Геннадий Иванович вспомнил:
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Нас перебили, и я не ответил на вопрос о своем отношении к планам строительства четвертой очереди ЦБК. Если откровенно, то отношусь к этой идее настороженно. Собственно говоря, планируется строительство еще одного почти такого же комбината сметной стоимостью в сто с лишним миллионов рублей… Но дело не в больших капитальных затратах; при высокой рентабельности они быстро окупятся. Вопрос в сырье! На новом производстве хотят установить две машины, которые должны вырабатывать ежегодно семьсот пятьдесят тысяч тонн бумаги. Представляете обьемчики?!
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Смутно, но представляю…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Нынешнюю зиму мы пережили с большим трудом. Впервые не справились с годовым планом. Да и сегодня хвалиться нечем, живем без аварийного запаса древесины, работаем «с колес». А если еще четвертая очередь…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Но ведь проектировщики думают об этом, — сказал я.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Геннадий Иванович затормозил и аккуратно прижался к бетонной бровке у входа в гостиницу.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Жизнь вносит поправки в самые совершенные проекты, — ответил он. — А проекты и прогнозы наших лесников слишком далеки от совершенства. Сегодня ни для кого не секрет, что допущена случайная, а может быть, и не совсем случайная ошибка в оценке сырьевых запасов нашего края. Теперь уже не говорят о безбрежных возможностях северной тайги. Оказалось, что она с берегами. И довольно обозримыми… Как ни странно, но, выходит, ваши собратья, журналисты, дальновиднее плановиков. Помните, лет двенадцать назад была по этому поводу тревожная статья в «Литературке». Высказанные там предостережения оказались пророческими. Теперь мы ощущаем это на собственной шкуре…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Но ведь противоестественно, если комбинат не будет расти, — заметил я. — Стране нужна бумага…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Строительство новых мощностей — не единственный и, надо сказать, не самый лучший способ решения проблемы, — возразил Голубев. — Курите. — Он протянул мне сигареты. — На комбинате так много сделано для совершенствования буквально всех производств, что постороннему человеку даже трудно представить плоды этой работы. Но еще больше можно и необходимо сделать. Резервы просто огромны…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Голубев помолчал, прикрыв глаза. Я смотрел на него выжидательно. Мне показалось, что он уснул. Но Геннадий Иванович думал.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Да, резервы огромны, — повторил он. — Ведь смогли же мы за счет внедрения щекинского метода почти полностью укомплектовать людьми третью очередь комбината. Смогли! И если с такой же настойчивостью искать и находить способы экономии сырья на действующих производствах, то тогда я двумя руками голосую за строительство четвертой очереди. — Голубев заметно оживился и повернулся ко мне. — Надо из каждого кубометра древесины получать как можно больше целлюлозы, из каждой тонны целлюлозы — максимум бумаги. Убежден: создание совершенной технологии позволит сократить расход леса наполовину. Если, скажем, сегодня квадратный метр офсетной бумаги весит восемьдесят граммов, то за счет понижения плотности надо довести этот вес хотя бы до шестидесяти, при условии сохранения достигнутого качества. Вот вам экономия двадцати пяти процентов потребляемого ныне сырья. В масштабе комбината это сохранит ежегодно не менее миллиона кубометров древесины. Есть и другие резервы… Например, вторичное сырье. Быть богатыми, не значит быть расточительными. Не побоюсь громких слов: у нас в стране использование макулатуры, мягко говоря, недооценивают. А ведь это изумительный исходный материал для производства хорошей бумаги и сохранения колоссальных лесных массивов… Надо думать, потомки будут судить о нас не по тому, сколько мы извели тайги, а сколько оставили… Даже печально известный Пентагон не сжигает свои секретные бумаги, а перерабатывает их специальным способом и сдает на переплавку. Об этом рассказывает Смеляков в «Деловой Америке». Надо в каждом районе, в каждой области и республике создать мощные заготовительные организации, хотя бы такие, как Вторчермет. И спрашивать с руководителей организаций за выполнение планов поставки макулатуры с такой же строгостью, как спрашивают за металлолом. Кто-то не хочет или не может понять, что перевозка макулатуры к местам переработки потребует в десятки раз меньше транспорта, чем перевозка древесного сырья. И КПД макулатуры несравненно выше, ведь отходов практически никаких. Отсюда улучшение еще одного важнейшего показателя — охраны природы… — Голубев снял очки и потер покрасневшие глаза. — Об этом можно говорить долго. Давайте оставим до следующего раза. Вы долго еще пробудете у нас?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Завтра — в Архангельск.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Тогда желаю летной погоды, — он протянул мне руку. — Приезжайте в разгар лета, на ягодно-грибную страду…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Спасибо. Постараюсь приехать. Поклон Елизавете Викторовне.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Он кивнул.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Простите, если был недостаточно внимателен… Просто такая у нас нынче запарка… Счастливо!
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Побывать в Коряжме в разгар лета не удалось. А лето на Севере выдалось доброе. И даже последние августовские дни радовали и волновали безоблачной погодой, как радует и волнует эпилог хорошей книги, которую, к сожалению, вот-вот пора закрывать.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Я перечитал телеграмму Семена, мысленно увидел многочисленных коряжемских друзей, представил встречи с ними, вообразил торжества на производстве беленой сульфатной целлюлозы и мне почему-то захотелось хоть ненадолго вернуться к жизни газетного корреспондента, с ее высокой мобильностью, постоянной готовностью бросить все и лететь за сотни километров ради репортажа в сто газетных строк…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] В Котлас прилетел последним рейсом. В Коряжму добрался после полуночи. Хорошо знакомая гостиница, хорошо знакомая дежурная. Во многих номерах идет ремонт. Но место нашли, устроили.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Утром — на комбинат. Несмотря на ранний час, командный состав уже на месте: и генеральный директор с первыми заместителями, и секретарь парткома, и председатель заводского комитета, и комсомольский вожак. Здороваюсь со всеми и тут же с некоторым огорчением узнаю, что миллионная тонна была сварена ночью. Но какое это имеет значение — двумя часами раньше или позже?! Главное — есть!
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] После окончания смены прямо в цеховом пролете — митинг. Именинники во главе с Эдуардом Константиновичем Веричевым — в центре. Алые ленты через плечо, на груди специально изготовленные памятные значки. Здесь же представители подготовительных потоков, без которых невозможно было бы сварить не только миллионную, но и самую первую топну целлюлозы, здесь же коллеги из других варочных цехов, с которыми соревнуется производство Голубева.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Все удивительно просто и вместе с тем необычайно торжественно. Подумалось вдруг о том, что на Котласском ЦБК умеют не только отлично работать, но и по-деловому, без натяжек и притворства отмечать знаменательные события.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Выступает генеральный директор, благодарит коллектив за добросовестный труд, желает всего, что желают хорошим людям в подобных случаях. В числе других достижений Александр Александрович называет интересную цифру:
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Картонно-бумажному производству при таких же мощностях и заданиях для выработки миллионной тонны понадобилось пять лет, два месяца и пятнадцать дней, — Дыбцын делает многозначительную паузу и сообщает: — Ваш коллектив преодолел этот высокий рубеж за четыре года, восемь месяцев и четырнадцать дней, вы обогнали время ровно на четыре месяца, а это значит, что страна получила дополнительно более восьмидесяти тысяч тонн целлюлозы со Знаком качества…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Вот и отличное начало для газетного репортажа с места события. Надо только побеседовать с варщиками, особенно с бригадиром. Ему как раз вручают памятный подарок и талон на мотоцикл «Днепр». Невысокого роста, худощавый, сутуловатый, очень подвижный, Эдуард Константинович Веричев кажется мне свойским человеком, этаким рубахой-парнем, с которым легко работать и просто договориться о самых сложных вещах.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] После митинга подхожу к бригадиру, представляюсь, говорю о том, что пишу книгу о людях комбината и хотел бы подробно побеседовать с ним. Но книга книгой, она увидит свет не так-то скоро, а сейчас хотелось написать оперативный материал для газеты о варке миллионной тонны.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Веричев заметно настораживается. Он берет лист бумаги, переспрашивает и тщательно записывает мою фамилию, имя, отчество, место жительства…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Насчет капитального разговора пока ничего не обещаю, — говорит бригадир. — Ведь я вас совсем не знаю. Надо подумать, в какой плоскости беседовать. Да и некогда сегодня. Разве что завтра. Завтра у меня смена с шестнадцати до нуля, времени хватит.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Согласен. Приду к вам на пульт после шестнадцати часов. Договорились? — Я протягиваю ему руку, но Веричев не торопится с рукопожатием и уже не кажется мне рубахой-парнем, с которым можно быстро договориться обо всем.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Я хотел предупредить насчет миллионной тонны в газете, — строго замечает он. — Можете, конечно, писать. Дело ваше. Но чтоб обо мне пе было там никакой «тюльки»…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Как это понимать?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Очень просто… Вы болельщик хоккея?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Болею, в основном, во время международных чемпионатов.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Тогда тем более должны знать, как хвалились американцы своими «звездами». А наши ребята взялись и дружной игрой расколотили их. «Звезды» потухли и погасли. Тут и призадумались американские тренеры над силой коллектива. Согласны?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Согласен. Но при чем здесь наш разговор?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — А я не хочу, чтоб из меня делали «звезду». Поймите: сегодняшний праздник готовили сотни людей, весь комбинат на это работал. Мне повезло, как миллионному жителю города или миллионному посетителю выставки… Я просто — участник. Счастливый билет мог достаться другой бригаде. К примеру, Николая Веричева…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Это ваш брат?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Нет. Сменщик и друг. У нас похожие фамилии. — Эдуард Константинович взял тот же лист бумаги и написал: «Вирачев Николай Александрович». — Вот. Чтоб не путали… Нас частенько путают…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Но почему вы все-таки не хотите видеть свое имя в газете? — спросил я. — Если бы все передовики так относились к печати, то журналистам пришлось бы туго…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Вот именно! — покачал он головой с буйной шевелюрой. — Пришлось бы туго!.. А порой туго приходится передовикам…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — В каком смысле?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — А вот в каком… Я четыре года был депутатом областного Совета. Ко мне избиратели обращались с разными вопросами. Были жалобы и на неправильную информацию в печати. Приходилось разбираться… А потом приехал ко мне одни шустрый корреспондент. Мы поговорили с ним в цехе и дома. Недели через две читаю в газете статью, соображаю: про меня это или не про меня? Если не про меня, то откуда взялась моя фамилия? А если про меня — ужас! По пути на работу встречаю знакомых людей и все время об одном думаю: читали пли не читали? Если читали, то хоть сквозь землю провались, такого наворочал корреспондент. Яне выдержал, письмо ему написал. Не редактору, а ему лично. Спрашиваю: ты, дорогой товарищ, всегда такую «тюльку» гонишь в своих статейках? Если всегда, то быстренько и без шума меняй работу, иначе твои красивые герои когда-нибудь выдернут тебе ноги. И вам скажу без обиды: почему некоторые журналисты и писатели думают, что можно шпарить отсебятину? Вот и получается, что прочитает человек о себе в газете, а потом месяц прячется от знакомых, стыдно… Вот так, дорогой товарищ…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] На следующий день я пришел к Веричеву в условленное время. Бригадир был чем-то возбужден, даже взвинчен. Сегодня он не в легкой спецовке, как обычно, а в свитере грубой вязки, в слишком светлых для работы брюках. Поздоровался, достал из ящика стола вчерашнюю бумажку, заглянув в нее, назвал меня по имени-отчеству. Движения его были резкими и говорил он, как рубил: коротко, властно.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Ладно. Пойдемте…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Мы прошли через весь цех, по узенькой металлической лестнице поднялись на балкон, где располагаются комнаты руководителей цеха. Эдуард Константинович открыл дверь с табличкой «мастера», жестом пригласил в кабинет.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — У вас что-то не ладится? — спросил я. — Может, мой визит некстати?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Ничего. Все ладится. Если бы не ладилось, я бы здесь не сидел. Просто один хам испортил настроение. Не мне одному, человекам тридцати, не меньше…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Кто же это, если не секрет?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Черт его знает!.. Водитель автобуса… Я с утра поехал с женой в Котлас за саженцами малины…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — У вас есть дача?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Есть. Про дачу потом… В общем, объездили весь город, искали частника, потому что в питомнике — ноль. А ведь приглашали садоводов, объявление в газете печатали: продаются саженцы. Вот вам тоже авторитет… Ладно. Нашли бабку. Купили. Привезли. Но поезд пришел в Низовку с опозданием на четыре минуты. Трудно было автобусу подождать четыре минуты?! Ведь не раз говорилось на собраниях, и поселковый Совет принял решение: опаздывает поезд — автобусам ждать. Нет же, самовольничают! А людям, как и мне, — на смену к шестнадцати. Хорошо, знакомый подвернулся на машине, кое-как довез с мешками. Даже переодеться не успел… А ведь другие опоздали… Спрашивается: есть рабочая совесть у этого шофера, душа у него или..?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Это, конечно, плохо, — пытался успокоить я Веричева, — но ведь у водителя автобуса график. За нарушение графика его наказывают, лишают премиальных…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Если человек работает за премиальные и не думает о людях, то его надо гнать из сферы обслуживания, — возбужденно выпалил бригадир. — Все должно делаться для удобства людей, тогда будет хорошее настроение. Какой из меня сегодня работник, когда каждая жилочка дрожит?! — Он налил из графина полный стакан воды, залпом выпил и немного успокоился. — О чем же вам рассказать? О работе или о личной жизни?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Обо всем.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Обо всем рассказывал, — недели не хватит.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Что вас смущает?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Вчера забыл спросить: в вашей книге будут настоящие фамилии или выдуманные?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Фамилии будут подлинные.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Тогда боюсь, что разговора у нас не получится.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Почему же?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Не обижайтесь, я же говорил — почему. Я вас вижу второй раз, книг ваших не читал… Откуда знать, что вы обо мне напишете?
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] И я дал слово: напишу только то, что услышу. Потому почти стенографически передаю РАССКАЗ БРИГАДИРА ВЕРИЧЕВА (без «тюльки», но с некоторыми сокращениями).
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] — Вы слыхали песенку «Начни сначала, все начни с нуля…»? Мне она нравится. Я советский человек и меня волнует все, что происходит в стране, в нашей отрасли, на моем комбинате. Страна многое начинает с нуля. И в моей жизни было столько нулей, что если нанизать их на шпагат, как баранки, да перекинуть через плечо — достанет до пяток…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] В шестидесятом окончил Сокольский техникум. А до того — десятилетку. Мать тянула меня и сестру из последних сил. Работала техничкой, получала сорок рублей. Отца не помню. Родился я в сороковом. Через год отец ушел на фронт и пропал без вести. Правда, после войны нашелся. Мы случайно узнали, что батя жив и здоров, у него другая жена и двое детишек… Это был первый нуль — душевный. Какие были до того — на завтрак голый кипяток и ячменные лепешки наполовину с опилками, на обед — щи из крапивы, — я не считаю. То был общенародный нуль военных и послевоенных годов…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Приехал в Коряжму с дипломом техника-технолога. Думал, меня тут же поставят мастером к варочному котлу. Была у меня большая тяга к варке. Да беда в том — котла не оказалось. Комбинат только строился. Направили в Буммонтаж монтировать насосную. Начинал с нуля: к механике особой тяги не испытывал. Но раз надо — значит надо. Ставку дали мизерную — пятьдесят девять рублей. Осваивал новое дело и одновременно осваивал отношения с Настеной, Анастасией Ильиничной, моей нынешней супругой. Через полгода поженились. Жить негде: она в одном общежитии, я в другом. 134
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Попросились к хорошим людям в сарайчик. Прожили там весело три месяца, до конца лета. А как лето проводили — пришла пора провожать меня в армию… Служу, живу на всем готовом, а мысли в Коряжме: не сегодня-завтра ребенок появится. В общежитии с детьми жить запрещено. Кто ж Насте даст квартиру? Но дали восьмиметровую комнатку. Военкомат побеспокоился…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] В эту комнатку я и возвратился через три года. Тесно, душно, пеленки-распашонки… Но жить можно. Хуже было другое. Когда ехал домой, думал: первая очередь комбината уже работает, вот сейчас заявлюсь молодцом-гвардейцем, меня тут же подхватят и на руках понесут к варочному котлу. Мечта сбудется. Жизнь, однако, оказалась посложнее. В отделе кадров узнаю: штаты укомплектованы, мест нет и в ближайшее время не предвидится. Идет строительство второй очереди, там нужны люди. Опять строительство! Я ж технолог! Мне охота не землю копать, не гайки крутить! Мне целлюлозу варить охота! «А ты варил се, дорогой товарищ? Нет, не варил. Этому делу надо еще поучиться. Тем более — на второй очереди оборудование будет новейшее, котлы непрерывного действия. Знаешь ты их? В глаза не видал?! Нет! Тогда оформляйся и мотай на Марийский бумажный комбинат, там осваивают первый котел такого типа…»
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Отправился я на полгода в город Волжск, осмотрел новый котел и повесил на плечо еще один громадный пуль. То был нуль всей нашей целлюлозно-бумажной промышленности. До сорок седьмого года в мире применялись котлы периодического действия: сварили целлюлозу, отлили из нее бумагу, начинай кухарить по новой. Долгая и нудная песня. Шведы первыми сконструировали, испытали и начали продавать котлы непрерывного действия. В нашу страну такой котел дошел через пятнадцать лет. Теперь полмира пишет на нашей бумаге. А тогда, после войны, было нам не до того. Приходилось из пепла возрождать страну, писать на бумаге восьмого сорта и делать атомную бомбу, потому что от американской бомбы бумажным листком не прикроешься. Все было правильно. Это теперь и коню понятно. А тогда понимали не все…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] …На Марбумкомбинат съехались учиться варщики со всей страны. Короче говоря, ребята впервые увидели «паровоз». Но по сравнению с теперешними «Камюрами» то был, конечно, «чемодан», который давно разрезали и выбросили на свалку. Когда-то я первый раз смотрел телевизор — экран с ладошку. Но ведь дивился! Теперь ни меня, ни даже моих пацанов цветным не удивишь. Так и с тем «чемоданом»: взирали на него, как богомольцы на образ Христа, трудно постигали технологию. Через полгода я почувствовал, что от нуля сдвинулся на десять процентов. В общем, понял принцип. С тем и вернулся в Коряжму.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] А тут новый нуль. Заканчивали строительство картонно-бумажного производства, где установили котлы, которые отличались от марбумовского первенца непрерывного действия, как первый телевизор от нынешнего цветного. И надо было их запускать. Между прочим, котлы доставили в Коряжму хитрым способом. Это ж такая громадина — никакой транспорт ее на борт не возьмет. Нашлись светлые головы, додумались: заполнили балластом и буксировали из Швеции по морю, а потом по реке. От воды на площадку тащили десять тракторов, по сто метров в сутки…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Смонтировали, вроде бы отладили, приготовили к пуску. Народу, как обычно в такое время, — повернуться негде. Одним надо сдать, подписать акты и получить премии, другим — принять и раскручивать производство. Тогда я еще не понимал железного закона: как примешь, так и будешь работать. Примешь путем — дело пойдет, дашь слабинку — намаешься.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] В декабре шестьдесят четвертого пригласили шведских спецов. Значит, главные люди у котла: швед, пускач и я — старший варщик. Шведу что? В контракте сказано: котел семьдесят два часа отработал — до свидания, будьте здоровы и не кашляйте… Слыхали байку про печника? Нет?.. Сложил мужик печку, прислонился к ней спиной и говорит хозяину: давай, мол, гроши за работу. Хозяин отвечает: к столу бы надо, как положено. Да нет, говорит, поднеси сюда. Тот и поднес. Печник деньги в карман — и вперед! А печка следом рухнула… Так случается и с нашими монтажниками-наладчиками. Плохо мы приняли вторую очередь, опыта не было. Директор вчера говорил насчет того, что мы сварили миллионную топну на четыре месяца раньше, чем на картонно-бумажном. Ведь я ее и там варил, миллионную. А раскручивались трудно, это точно: остановки, аварии.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Зарабатывали мало. Зато когда уж отладили, погнали во всю мощь.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Десять лет отработал на «Камюре» и числился в классных специалистах. Ходил — кум королю! К нам повалили учиться варщики с других комбинатов, как я когда-то учился в Волжске. Теперь люди присматривались ко мне. Приметили меня и руководители. Особенно Голубев. И когда его назначили начальником варочного цеха на третью очередь, он стал ходить к Дыбцыну и уговаривать, чтоб меня — к нему. Честно говоря, переходить не хотелось. Здесь за десять лет все было отлажено. А тут начинай заново.
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Но совесть подсказывает: надо переходить. Опять же поджимали пусковые сроки. Монтажники-наладчики торопились сдать, но мы, наученные горьким опытом, с приемкой особо не спешили. Закон-то помните: как примешь, так и будешь работать. Теперь уже мы были не новичками, кое-что кумекали. Я лично считал себя пятидесятппроцентным специалистом по «Камюрам». Десять процентов знаний получил на Марбуме, сорок — на своем комбинате. И хотя котлы на третьей очереди отличались от котлов картонно-бумажного производства как марийский «чемодан» от них, я уже не чувствовал себя таким беспомощным рядом со шведами, которые опять же прибыли на пуск, как десять лет назад. Но что шведам?! Они привыкли работать от звонка до звонка. Днем покрутились у котла, покалякали по-своему, в пять часов — ветром сдуло. А мы, бывало, по двое суток не уходили из цеха, доводили до ума оборудование…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Девятого декабря 1974 года сварили первую целлюлозу. Радости побольше, чем при миллионной. Были, конечно, после этого доводки, но я почувствовал сразу — дело пойдет. И пошло-поехало! Если на картонно-бумажном на полную раскатку понадобились годы, то здесь — считанные месяцы. А ведь совершенно новая технология варки: «хвоя» с «листвой». Потом одна «листва». Неслыханное дело! Целый переворот в сознании варщиков!.. Многие сначала не верили, что такое возможно. Глаза страшатся — руки делают… И через два года после пуска — Знак качества, уровень мировых стандартов!..
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Личная жизнь тоже входила в берега. Мне дали квартиру: вначале двух-, а потом трехкомнатную. Стали помаленьку принаряжаться. Пошли премии, грамоты, ордена-медали, почет… Случается, в праздник выйду с сыновьями на улицу при регалиях, чувствую, гордятся отцом. Старшин у меня окончил школу, поступил в медицинское училище, младший — в восьмом. Смотрю на них и думаю: только бы не было войны, только бы не узнали они того, что пришлось пережить нам — людям старших поколений. Пускай у них будут свои нули. Личные. Это ничего. Это полезно. Без преодоления нулей не преодолеешь себя…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Теперь давайте оглянемся на события двадцатилетней давности и увидим себя тогдашних. Что у нас было? Одни парадные штаны, одна рубаха, один галстук на все общежитие и желание работать — поднимать страну и подниматься самим. Сказать бы: слава богу, подняли и поднялись. Но в бога я не верю. Потому говорю: слава труду! Все необходимое есть у страны, все нужное есть у меня. Когда-то с премии купил велосипед — радовался. Нынче ребята мои мопедами не довольствуются. Давай им мотоцикл, да и о машине помышляют. Ноя до машины еще не дорос. Мать надо поддерживать. Сестре помогать: у нее дети, а семейная жизнь не сложилась. Да и не в машинах счастье. Если б у меня спросили, чего я больше всего хочу, ответил бы: хочу, чтоб люди были добрыми, чтоб перевелись болтуны и приспособленцы. И вообще: хочу, чтоб жизнь была красивой'
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Вы спрашивали насчет дач. Что и говорить, времени и сил садики-огородики забирают довольно много. Но занятие стоящее. Особенно для нас, работников лесохимии. Как бы там ни было, но химия есть химия и уйти от нее в лесную тишину на два выходных дня не только приятно для души, по и полезно для здоровья. Мы на своем производстве бревна теперь не ворочаем. Это делают машины, потому что степень автоматизации на наших установках превышает 70 процентов, и другие операции тоже не требуют больших затрат ручного труда. Вы же видели, мы сидим на пульте, а котел варит. Но это только в том случае, когда хорошо варят котелки у людей. А то, бывает, и в горячую «кашу» приходится нырять. Не думайте, что вот Веричев передовик, у него все идет по потам. Были и у меня ошибки. Однажды по моей милости случилась авария, двое суток стояло производство. Виновник после того месяц ходит с метлой… Да… Так вот, человек тысячи лег добывал себе пропитание руками. Теперь мы больше устаем от мигания сигнальных ламп, переживаний за дело и друг за друга. Потому что поток — это как бы одна многоликая душа. Допустим, придет на смену с похмелья, нет, не варщик, а сеточник или сушильщик из соседнего цеха, с больной головой погонит «тюльку» — и я на мели. Котел-то варит непрерывно, целлюлозу надо доводить до ума. А ум остался в стакане. Правда, у нас таких ЧП почти не бывает. В первый год пришлось не только котел раскочегаривать и пресспат разгонять, но и подразогнать порядочно балласта, который нам подкинули с других производств. Сами понимаете: какой начальник отдаст хорошего человека? Настоящего работягу держат зубами. Так же н рабочего от дельного начальника краном не оторвешь. Вообще, скажу вам, за последние годы произошла крепкая спайка итээровцев и рабочих. Раньше существовала какая-то стеночка: начальники сами по себе, работяги — тоже особнячком. Вроде интересы разные. Но ведь интересы одни! Теперь самые высокие руководители в цеха за советами ходят, ближе к коллективу держатся. А раз в год мы участвуем во всесоюзных планерках на коллегии министерства. И правильно! Нам-то снизу виднее. Можно и министру кое-что важное подсказать…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] В такой обстановке хочется больше сделать, лучше силы приложить. Люди любят работать, когда видят и понимают, что их ценят, уважают, и труд их идет на благо страны…
[НУЛИ ЭДУАРДА ВЕРИЧЕВА] Так и живем. Завтра чуть свет малину поеду сажать. Потом еще до смены надо поспеть на курсы мотоциклистов. Мотоцикл взял, а прав нет. Надо было загодя обзавестись. А так опять же— начинай с нуля. И нет этим нулям конца и края, покуда жив человек…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Крутой подъем на двенадцатом километре от города — последний этап тренировки. Казанцев довольно легко преодолел его и расслабился. Дальше начинался затяжной спуск. Теперь можно только изредка покручивать педали и лететь навстречу солнцу. Солнцу первого сентябрьского дня 1970 года.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Для Казанцева этот год полон событий. Зимой несколько раз удачно выступил на крупных соревнованиях в составе сборной лыжников Московской области и укрепил в этой команде свою спортивную репутацию.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Позади — счастливые годы учебы, приобретенные знания, приобщение к большому спорту, в котором все не так просто, как казалось когда-то из шипицынской глуши…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] И еще было очень большое в эти годы: пришла настоящая любовь. Пришла сразу и навсегда. Он увидел Римму однажды в группе гимнасток и понял, что это та единственная…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] …Теплый асфальт тихо шуршал под колесами велосипеда. Встречные машины, пролетая на большой скорости, обдавали волнами прохладного воздуха, из леса, подступавшего к самой дороге, доносились предвечерние песни каких-то птиц, далеко впереди маячил индустриальный пейзаж Тулы.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] …Он ощутил ошеломляющий удар и оказался в кювете. Странно: такой мощный удар — и никакой боли Только грохот удаляющегося грузовика с разболтанным прицепом. «Мерзавец, — подумал Казанцев. — Сбил человека и даже не остановился. Надо догнать… задержать… наказать…» Он хотел поставить на колеса велосипед, но не смог этого сделать, потому что не оказалось левой руки. Вместо нее он увидел окровавленный обломок плеча. Леня прикрыл рану правой рукой и побежал вперед, оставляя на асфальте красные пятна…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] * * *
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Третий год Юрий Николаевич Пинежанинов жил в Туапсе. Жил хорошо, обеспеченно. Но все это время не покидало его ощущение человека с временной пропиской, и он понимал, что этот «вид на жительство» должен когда-то кончиться. В последнее время Юрий Николаевич все чаще грустил.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Вспоминалась прожитая жизнь, еще не очень долгая, всего лишь тридцатилетняя, не достаточно насыщенная интересными и памятными событиями. Оп видел себя неотесанным подростком из деревни Березник Котласского района, где прошло босоногое послевоенное детство, где учился в школе и впервые не вполне серьезно увлекся тяжелой атлетикой. Несерьезно потому, что в его представлении и в представлении окружающих ребят штангисты должны иметь косую сажень в плечах и обладать богатырской силой, способной кинуть оземь быка. Ничего подобного в Юре Пинежанинове не обнаруживалось: щуплый, низкорослый. Однако штанга, привезенная в школу физкультурником, притягивала магнитом. Он пытался поднимать ее, и даже брал собственный вес. Но для достижения сколько-нибудь серьезных результатов вес штанги надо было удвоить.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] И он добился этого, когда попал в армию и там вновь встретился с притягательным снарядом да еще и с квалифицированным тренером.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Демобилизовался, приехал в Коряжму и поступил слесарем в кислотно-варочный цех. Через год выполнил норматив мастера спорта, после чего был назначен инструктором и тренером по тяжелой атлетике при ДСО «Труд» Котласского ЦБК. Это был первый мастер спорта СССР из среды молодого коллектива коряжемских бумажников, где всегда предпочитали не приглашать звезд со стороны, а растить на месте.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Юрий Пинежанинов был играющим тренером, входил в состав сборной тяжелоатлетов Архангельской области и в 1965 году стал чемпионом Северо-Западной зоны России. Это было событием и жизни двадцатипятилетнего спортсмена. Но в нем уже крепко жила тренерская страсть, поэтому больше, чем своей победе, он радовался знакомству с товарищем по сборной, лесорубом из Рочегды, который после тех зональных соревнований в Череповце дал Пинежапинову согласие тренироваться под его руководством и переехать на работу в Коряжму, если, естественно, пригласят…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Прямо с поезда Юрий Николаевич пошел к секретарю парткома комбината Попову.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Владимир Михайлович, я знаю, что вы прекрасно относитесь к спорту и спортсменам, — начал издалека Пинежанинов, — но не любите «блуждающих мастеров». Но я нашел такого человека!.. Он пока не звезда, даже не мастер спорта. Просто талантливый атлет, с которым надо заниматься. В леспромхозе, где он работает вальщиком, нет даже штанги… Парень заочно учится в Архангельском лесотехническом институте. Значит, на комбинате его можно использовать по специальности. Давайте пригласим.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Как зовут твоего Поддубного?
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Василий Алексеев.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] В апреле 1965 года будущий чемпион мира переехал в Коряжму и был назначен мастером фенольного завода, а затем — инженером станции биологической очистки сточных вод, где возглавил комсомольско-молодежную смену и заявил о себе как способный организатор производства.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Юрий Николаевич восторгался успехами своего подопечного, но понимал, что теоретических знаний учителю явно недостает. И он поступил на заочное отделение ленинградской школы тренеров при институте имени Лесгафта…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Житейские превратности разлучили его с талантливым учеником: Алексеев уехал в город Шахты, а Пинежанинова пригласили в Туапсе…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Квартира у самого Черного моря, тренерская работа, личные выступления в составе сборной Краснодарского края, весомые достижения, но… Ощущение полярной березки, вырванной из родной среды, все чаше обращалось раздумьями о совершенной ошибке.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Трудно сказать, как сложилась бы дальнейшая судьба умного и скромного тренера Пинежанинова, не получи он однажды письмо из Коряжмы.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] «Дорогой Юрий Николаевич, — писал председатель заводского комитета профсоюза ЦБК Александр Павлович Тарасов, — хватит тебе мотаться по Кавказам, навостряй лыжи в родные края. Тебя здесь помнят и ждут на должность директора детской спортивной школы».
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Сомнений и колебаний не было. Юрий Николаевич приехал в Коряжму и принял детскую спортивную школу, которая оказалась в довольно запущенном состоянии. Прежде всего надо было укомплектовать ее хорошими тренерами по лыжам и легкой атлетике.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Он обратился за советом и помощью к чемпиону страны по лыжам 1962 года почетному мастеру спорта Вениамину Андреевичу Кудрину.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Вызывай из Тулы моего воспитанника, — тут же посоветовал Кудрин. — Хотя он и молод, но более добросовестного тренера и педагога найти трудно. Правда, у него большое несчастье…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Кто так он?
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Леня Казанцев…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] * * *
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Первого февраля 1971 года в коряжемской школе № 11 появился высокий молодой человек. Левый рукав его пальто был аккуратно заправлен в карман. Заметно смущаясь, он представился директору как тренер детской спортивной школы ЦБК и попросил разрешения присутствовать на уроках физкультуры в младших классах. Более того, он сам предложил провести уроки, чтобы выявить наиболее одаренных детей для занятий в детской спортивной школе. Ему разрешили.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Затем он посетил другие школы и старшие группу детских садиков, приглядывался к мальчикам и девочкам, выбирал наиболее одаренных детей, которые вскоре составили три возрастные группы будущих легкоатлетов.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Пока шла переписка между Пинежаниновым и Казанцевым, выяснялись условия работы и быта, оформлялись документы и молодая семья готовилась к переезду, в системе спортивной подготовки детей Коряжмы произошла существенная реорганизация. Было решено детскую спортивную школу гороно специализировать только по лыжам. Поэтому лыжное отделение в школе ЦБК упразднялось, а вновь приглашенный тренер оставался фактически не у дел. Перед ним извинились и предложи-
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] ли заняться легкой атлетикой. Казанцев понимал, что это потребует от него переподготовки, собственно говори, переквалификации, но с предложением согласился.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Специального манежа для занятий легкоатлетов в зимнее время не было, поэтому Пинежанинов и Казанцев стали приспосабливать имеющееся здание.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Приступив к занятиям с детьми, Казанцев начал интенсивные самотренировки. Он считал, что преподаватель легкой атлетики должен быть если не мастером спорта, то хотя бы перворазрядником.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Когда на стадионе сошел снег, высохли беговые дорожки, на поле зазеленела первая трава и любители спорта заполнили трибуны по случаю весенних легкоатлетических соревнований, в составе лучших бегунов комбината Леонид Казанцев отстаивал личное первенство. Он занял призовое место и перекрыл нормативное время перворазрядника. Это и обрадовало и огорчило.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — На мастера не вытяну, — разочарованно сказал он Пинежанинову после забега.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Почему? — удивился Юрии Николаевич. — Слышал, как стадион гудел, когда ты бежал? Честно говоря, красиво…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Нет, на мастера не вытяну, хоть лопну, — повторил Казанцев. — Понимаете, на финише нужен рывок, усиленная работа руками… А меня заносит, как на крутых виражах заносит автомобиль.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Ничего, — ободрил Пинежанинов. — Лишь бы в жизни не заносило…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Но жизнь занесла Леонида Казанцева в круг новых испытаний.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] В одни из дней он пришел домой и застал жену в слезах, а восьмимесячного Вовку — беспомощно распластавшимся в своей кроватке. Надежд на выздоровление не было, и врачи сочли возможным сказать об этом родителям.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] И все же случилось невероятное: Вовка выжил!
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Понимая, что теряю сына, я начинал испытывать какую-то совершенно невероятную любовь к детям.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Так скажет Леонид Алексеевич Казанцев автору этих строк через семь лет после тех страшных переживаний. Мы будем сидеть в зале и наблюдать, как в числе своих сверстников Вова Казанцев побежит спринт и покажет при этом хорошее время для закрытых помещении…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] * * *
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] «Здравствуйте, Леонид Алексеевич!
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Большое спасибо за письмо, я его так ждала; хотелось узнать, как выступили ребята на областных. Теперь знаю, и очень за них рада. Молодцы! Я не смогла приехать, так как простыла после Нового года и болела целую неделю. Сессия у меня закончилась 20 января, а каникулы продлятся до седьмого февраля. Очень хочу приехать в Коряжму и поговорить с Вами обо всем; многое касается моего будущего…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] У нас тут проходят соревнования: кубок «Известий», первенство города и другие. Первенство Ленинграда выиграла девчонка с результатом 7,6, так что Оля Верховская могла бы стать чемпионкой города на Неве…»
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Казанцев вслух дочитал письмо, отложил его в сторону, тут же позвонил на междугородную и заказал Ленинград на девятнадцать часов.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Нет, не кто подойдет, — сказал он в трубку. — Любу Хабарову. Это общежитие, ее позовут. — Он озабоченно вздохнул и несколько минут сидел молча, глядя на стол.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Ваша первая ласточка? — спросил я.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Да. Первая из моих воспитанниц оканчивает институт Лесгафта, — произнес он с гордостью. — Первая ласточка, как вы понимаете, всегда самая желанная.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Передо мной на столике лежал большой целлофановый кулек с конфетами, рядом поздравительная открытка. Профессиональное любопытство взяло верх, я прочитал:
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] «Олечка! Поздравляем тебя с семнадцатилетием! Желаем отличного здоровья, успешного окончания школы и свершения в этом году всех твоих спортивных задумок. Будь счастлива, Оля.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Леонид Алексеевич и ребята ДЮСШ».
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Завтра у Оли Верховской день рождения. Будем поздравлять. — Он, взглянув на часы, заторопился. — Простите, не привык опаздывать. Ребята уже в сборе…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Мы вышли в вестибюль. Два десятка воспитанников старшей группы в тренировочных костюмах уже расположились полукругом у журнального столика, на котором высилась горка школьных дневников. Казанцев поздоровался с ребятами, сел к столику и взял верхний дневник.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Так… Начнем обзор наших достижений за минувшую неделю.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Проверка дневников продолжалась минут пятнадцать. Некоторые Казанцев откладывал в сторону, не открывая: был убежден, что там все нормально.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Началась разминка. Леонид Алексеевич побежал во главе своих воспитанников; он на ходу отдавал команды, делал замечания, подбадривал, шутил.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Продолжать бег, — приказал тренер, а сам подошел ко мне, несколько минут смотрел на своих ребят со стороны и влюбленно проговорил: — Какие прекрасные дети! Жаль только, что многие из них через полгода уйдут…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Придут другие, — сказал я.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] В тот вечер мы засиделись в кабинете Казанцева. Он ждал звонка, несколько раз напоминал междугородной. Наконец дали Ленинград, но Любы Хабаровой не оказалось в общежитии. Леонид Алексеевич заметно расстроился и перенес разговор на следующий день.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Когда мы вышли в вестибюль, я был удивлен тем, что, несмотря на поздний час, ребята были в полном сборе.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Почему они не уходят? — спросил я у Казанцева.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Без меня не уйдут, — ответил он. — Будут ждать хоть до утра.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Мы шумной ватагой по улице Комбинатовской направились в центр поселка. Мороз давил под сорок, но ребята, казалось, не замечали стужи: шутили, толкали друг друга в снег, оживленно беседовали с тренером. Стройная фигура Казанцева возвышалась над ребячьей толпой, как корабельная сосна над подростом и, казалось мне, готова была в любую секунду прикрыть этот подрост, защитить от любых непогод.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] Постепенно компания редела.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — До свидания, Леонид Алексеевич, — говорил кто-нибудь из ребят, сворачивая к своему дому.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — До встречи, — отвечал Казанцев. — Передай родителям, что я хотел бы с ними повидаться.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — До свидания, Леонид Алексеевич.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Спокойной ночи, Лариса. Советую побыстрее наладить отношения с товарищем Менделеевым.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — До свидания, Леонид Алексеевич.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Всего доброго, ребята. Завтра к четырем приходите красить колесо…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — До свидания, Леонид Алексеевич. Если будете говорить с Любой Хабаровой, передайте от нас привет и скажите, что мы ее очень ждем.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Передам непременно. Она вами довольна. Спокойной ночи…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] За перекрестком улиц Ленина и Пушкина мы остались втроем: Казанцев, я и Оля Верховская. Тренер и ученица живут рядом, в соседних домах.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — До свидания, Леонид Алексеевич, — произнесла Оля, перебрасывая из руки в руку свою спортивную сумку.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Поздравляю тебя, Олечка, с днем рождения. Персонально. Скажи родителям, что наша школа награждает тебя путевкой в Ленинград… на соревнования. Очевидно, полетим в конце недели…
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — До свидания, Леонид Алексеевич, — протянул руку я.
[ТАКИЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕТИ…] — Нет уж, — возразил Казанцев. — Раз пришли к дому, то зайдем в дом. Ничего крепкого не обещаю. Сам в рот не беру и другим не советую. А ужином Римма Петровна нас наверняка угостит. Крепкого чайку попьем. С лимоном. И спокойно побеседуем о прошлом, настоящем и будущем советского спорта вообще, а коряжемского в частности…
FB2Library.Elements.CiteItem
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Пишу эти строки и поглядываю на полочку, где в берестяном сосуде красуется подаренная гроздь черноплодной рябины. Ворошу страницы рукописи и сожалею о том, что пора ставить последнюю точку. Жаль расставаться со своими героями, с новыми друзьями, вошедшими не только в книгу, но и в сердце. Трудно откладывать в сторону записные книжки и дневники, со страниц которых смотрят люди, ставшие дорогими и близкими.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] …Иду через машинный зал бумажного производства на встречу руководителей комбината с рабочими. Людей в пролете не видно, а четырехметровая лента офсетной бумаги скручивается на выходе в килограммы и тонны. Этим процессом управляет у пульта Светлана Абрамовна Слюсарева. Между громадами двух бумагоделательных машин размещается остеклённый пульт. Вот где благодать для художника, пишущего портреты современников! Пристраивайся в стороне с мольбертом — и рисуй: натура перед тобой и никуда не уйдет до окончания смены. Но прежде чем взять кисть и сделать первый мазок, надо подняться на пульт и побеседовать с этой остроумной, веселой, гостеприимной женщиной. Сумеешь затронуть нужную струну — Светлана Абрамовна вроде шутя поведает тебе свою жизнь, семейную и производственную. С гордостью сообщит, что работает на третьей очереди комбината со дня пуска. Вспомнит, как училась в вечернем техникуме, как растила детей. Сын окончил восьмилетку и пошел в ГПТУ (это она крайне одобряет, поскольку в юности надо поскорее получить добротную профессию и вместе с нею — самостоятельность; потом, если есть способности и желание — учиться дальше), а вот дочь решила кончать десятилетку, но дальнейшей своей дороги пока не представляет. И это плохо. Дорогу надо намечать заранее, чтоб не тыкаться потом как слепой котенок…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Вслух размышляя о жизни, старший размольщик Слюсарева обязательно угостит чем-нибудь: арбузом или виноградом, если это осень и дары юга продавали в поселке; чаем с хрустящей «соломкой» пли шаньгами, купленными по пути на смену в рабочей столовой «Дружба», про которую местные пересмешники придумали такую частушку:
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] С «Дружбой» накрепко дружи, Рупь отдай и не греши. Выбирай, губа не дура, Все, на что глаза глядят: Нынче кура, завтра — кура, Кура третий год подряд…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Содержание этой частушки будет одним из вопросов на встрече рабочих с руководителями, и начальник орса товарищ Сергеев будет основательно потеть и отчитываться перед людьми за недостатки в торговле и однообразный ассортимент блюд в рабочих столовых. Он нарисует полную картину деятельности торговой администрации, заверит, что работники прилавка и кухни сделают все необходимое для полного удовлетворения запросов населения, одновременно призовет коллектив комбината помогать орсу в увеличении производства мяса и овощей на дачных участках.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Теперь, перелистывая записи того поистине делового собрания и вороша тайники памяти, думаю о том, что хорошо было бы описать людей ремонтно-механического завода, которые задавали руководителям много интересных вопросов, относящихся к расширению и совершенствованию ремонтной базы комбината. Ставились они с государственным размахом.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Об этом дружном коллективе, выполняющем в полном объеме сложные заказы основных цехов по ремонту оборудования, в том числе импортного, пока еще преобладающего на комбинате, об этих подлинных народных умельцах, способных подковать блоху, можно написать много. В одной из глав я упоминал, что заводом долгое время руководил отличный организатор производства Виктор Александрович Шитарев — нынешний секретарь парткома. Уходя на высокий партийный пост, Виктор Александрович передал бразды правления молодому инженеру Рахманову, у которого заместитель по общим вопросам Иван Константинович Синцов, человек с не рядовой биографией.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] За несколько месяцев до начала Великой Отечественной войны пятеро семнадцатилетних ребят из поселка Сява Горьковской области направили маршалу Ворошилову письмо, в котором высказывали свое беспокойство по поводу гитлеровского вторжения в Европу и просили Климента Ефремовича, чтобы он приказал районному комиссару призвать их в военно-воздушный флот. Ответное письмо маршала пришло 22 июня 1941 года, когда фашистские полчища уже вторглись на территорию нашей страны. Боевой нарком благодарил ребят за патриотизм и обещал направить в авиационное училище по достижении совершеннолетия. Иван Синцов добровольцем ушел на фронт, попал в десантники, защищал Москву, воевал на Волге, освобождал Венгрию и Чехословакию. В год окончания войны стал коммунистом. После демобилизации окончил педагогическое училище, был преподавателем и директором сельской школы, а затем в течение многих лет его избирали председателем поселкового Совета.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Прошло время. В семье выросли, получили образование и начали самостоятельную жизнь дети: две дочери и сын. Жизнь текла размеренно и благополучно. Но однажды утром, слушая по радио передачу о новостройках, Иван Константинович вроде шутя сказал жене: «Мать, не выброситься ли нам десантом в какие-нибудь Набережные Челны. В стране идет крупное строительство, а мы с тобой вроде в обозе отсиживаемся. Жизнь-то— под закат… Так и не увидим никого и себя людям не покажем…» С шутки начались нешутейные разговоры о КамАЗе, о распродаже домашнего хозяйства, об отъезде. И тут приехала и отпуск знакомая из Коряжмы. Она-то и положила копен сомнениям. «У нас комбинат получше любых прочих. А главное — люди золотые. И земляков полно…»
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] В Коряжме Иван Константинович первым делом пошел в партком. Попросился туда, где больше всего нужны рабочие руки. А нужны они были позарез на лесной бирже, где и десять лет назад, и сегодня нехватка людей.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] И стал Иван Константинович выгружать из вагонов щепу, бревна, обрабатывать проволочные стяжки. Коммунисты лесобиржи избрали его руководителем политшколы, как человека политически грамотного и добросовестного. А спустя два года ему предложили должность, на которой он пребывает по сей день, совмещая ее с обязанностями партийного секретаря. Возглавляемая Синцовым партийная организация за шесть лет выросла вдвое — с шестидесяти до ста двадцати коммунистов.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Почти целый день Синцов знакомил меня с заводом и людьми, водил из механического в литейный, из литейного— к слесарям, от слесарей — к гальваникам… Не будучи специалистом по обработке металлов, Иван Константинович быстро освоился, постоянно живет на ост-рис больших и малых событий, знает по имени-отчеству каждого из семисот тружеников завода, глубоко проникает в их нужды. Поэтому и люди относятся к парторгу с уважением.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Вот такой сюжет неописанной судьбы хранится в моем блокноте.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Да разве он один?!
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Далее идут многостраничные наброски документальной драмы. Главные действующие лица: Алексей Егорович Тришин — начальник лаборатории ТЭЦ-1, ветеран войны, высококвалифицированный специалист, которого в 1961 году Архэнерго направил в Коряжму на наладку и пуск энергосистемы ЦБК, неутомимый рационализатор, душевный человек. Его жена — Зинаида Егоровна, учительница, секретарь партийной организации школы, воспитала сотни детей, в том числе троих собственных: Светлану, Сергея и Михаила. Светлана пошла по стопам матери — учительница. Сергеи — инженер, выпускник Ивановского энергетического института, работает на ТЭЦ-1, рядом с отцом. Его жена — Людмила — училась в одной группе с Сергеем, теперь инженер-конструктор отдела главного энергетика комбината. Младший сын Тришиных, Михаил, идет по стопам отца и старшего брата, оканчивает Ивановский институт и собирается возвратиться в Коряжму. Далее к главным действующим лицам следует отнести начальника ТЭЦ Владлена Григорьевича Корниевского, начальника турбинного цеха Клавдия Степановича Бехтерева, секретаря партийной организации Юрия Александровича Чадаева…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Действие драмы разворачивалось в декабре 1978 года в парткоме комбината, куда Тришины-родители пришли за советом и помощью по случаю затянувшегося конфликта Сергея с руководителями ТЭЦ. Ретроспективное исследование событий двухлетней давности свидетельствует о том, что в ненормальных отношениях молодого инженера с начальством косвенно повинен Алексей Егорович Трншин.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Летом 1976 года Сергея, окончившего институт с отличием, отдел кадров ЦБК пригласил на работу. Но за несколько дней до его приезда в Коряжму на ТЭЦ произошла крупная авария с остановкой всех турбогенераторов и, следовательно, с остановкой всех производств. В таких случаях обязательно должен быть найден и строго наказан виновник. Местная комиссия недостаточно объективно произвела расследование, в результате чего было записано в акте, что авария произошла по недосмотру лаборатории, возглавляемой Тришиным.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Алексей Егорович был потрясен несправедливым обвинением. Он представил техническому совету в свою защиту документы и расчеты. Но это не помогло. Тогда он написал письмо в министерство, потребовал создания авторитетной комиссии из нейтральных арбитров. Беспристрастное расследование полностью опровергло вину Тришина, дирекция отменила приказ о его снятии с работы. Все вроде бы вошло в свои берега. Но в это тревожное время прибыл на ТЭЦ Сергей Тришин с супругой. Их встретили холодно. Ранее обещанные должности уже не предлагали. Более того, были не против, чтобы молодые специалисты поискали себе работу в другом месте. Но они не собирались этого делать. За два года Сергей, начав с обходчика, прошел все рабочие должности, отлично сдал экзамены, доказал свою готовность руководить людьми. Однако сменным инженером, как это положено в подобных случаях, его не назначили.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] И далее после того, как молодой инженер внес рационализаторское предложение, сулящее 200 тысяч рублей годовой экономии, отношение к нему не изменилось. Освободившуюся должность сменного инженера предоставили молодому специалисту, окончившему институт на год позже Тришина. (Хотя всем было известно, что ветеран ТЭЦ Иван Петрович Маликов, собираясь на пенсию, готовил на свое место Сергея).
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Это была последняя капля в чаше терпения, которая привела Алексея Егоровича и Зинаиду Егоровну в кабинет секретаря парткома. Виктор Александрович Шитарев уже кое-что знал о затянувшемся конфликте. Он внимательно выслушал Тришиных, требовавших не должности для своего сына, а восстановления справедливости по отношению к молодому человеку, только что вступившему в жизнь. Секретарь парткома тут же принял решение обсудить этот вопрос на бюро партийной организации ТЭЦ-1.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] На этом бюро виновные в недостойной возне вокруг Сергея Тришина были подвергнуты серьезной критике коммунистов. Администрация комбината. предоставила молодому специалисту должность, отвечающую его знаниям, интересам, а главное — возможность работать с полной отдачей сил, приносить максимальную пользу производству…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] По законам драматургии в этом месте — занавес. Но не хочется расставаться с семьей Тришиных, умной, скромной, дружной, деликатной, где человеческие отношения измеряются единственным критерием — правдой, какой бы сладкой или горькой она ни была.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Хотелось упомянуть о Михаиле Трншине. Я не знаю, пригласят ли его на работу руководители ТЭЦ, но в поселке многие любят и помнят отважного парня, командира отряда юных дзержинцев.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] …К сожалению, в этой книге ни одной страницы не посвящено людям, о которых мы редко думаем в круговороте повседневной жизни, но немедленно вспоминаем, как только ощутим физическую боль. Довелось и мне обратиться к коряжемским медикам в качестве пациента и, естественно, посмотреть на них (сквозь собственную боль) глазами литератора. Умышленно не буду называть ни одной фамилии, чтобы никого не обидеть из ста врачей и трехсот средних медицинских работников, стоящих на страже здоровья жителей Коряжмы. Скажу только, что они создали в поселке и непосредственно на производствах отличную лечебно-профилактическую базу, укомплектованную всеми необходимыми специалистами, оснащенную современной техникой, имеющую все условия и опыт применения местных целебных источников.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Приятно встретить здесь выпускников Архангельского медицинского института. С воспитанниками этого замечательного вуза жизнь и профессия сводили меня во льдах Арктики и в блистательных операционных всемирно известных клиник. Поэтому я вновь и вновь вспоминаю слова ныне покойного профессора АГМИ Александра Андреевича Кирова, который однажды сказал: «Научить медицинскому ремеслу можно каждого психически полноценного человека. Вырастить врача-Гражданина— задача куда более сложная. Наш институт славен тем, что ставит эту важнейшую задачу во главу угла…»
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] По праву давнишнего и ревностного друга коллектива этого вуза и его многочисленных выпускников хочу отметить, что институт не только ставит в первую голову воспитание врачей безупречной нравственности, но и успешно эту задачу решает. Еще одно подтверждение тому— плодотворная деятельность коллектива коряжемских медиков, где львиная доля врачей — выпускники АГМИ…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] …Однажды вечером гостиничная дежурная пригласила меня к телефону.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Наконец-то разыскала вас… Здравствуйте, — зазвенел в трубке молодой женский голос. — Галина Сергеевна Сычева. Я — воспитатель общежития. Звоню по поручению девочек и от себя лично. Мы узнали, что вы живете в Коряжме… Просим провести литературный вечер. Валентина Степановна Егорова из общества «Знание» заверила, что вы не откажете…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — А сколько их у вас, девочек? — спросил я, чувствуя, что на другом конце провода очень молодая воспитательница.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Триста, — сказала Галина Сергеевна. — У нас хороший актовый зал, прекрасные условия, а главное — благодарная аудитория. Девочки очень любят литературу вообще, а поэзию — особенно… Соглашайтесь… Общение с читателями вам крайне необходимо… Будет интересно, вот увидите… — наступала Сычева. И эта ее наступательность как-то сразу предупредила мое желание отказаться или хотя бы попытаться это сделать. Мгновенно вспомнил: в общежитиях живут полторы тысячи молодых тружеников комбината. Об этом говорил мне комсомольский секретарь Василий Фофанов. Он советовал ознакомиться с жизнью «холостой-незамужней» молодежи, в числе лучших назвал женское общежитие, где воспитателем член комитета комсомола Галина Сычева. И вот она сама меня нашла, звонит, приглашает. Да еще так настойчиво!
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Хорошо, — согласился я.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Она бойко доложила, что встречу будет планировать в зависимости от моего свободного времени. День — любой. Только желательно после девятнадцати часов, чтобы девочки успели привести себя в порядок и поужинать. Общежитие на улице Архангельской. Одиннадцатый автобус останавливается как раз напротив…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] И вот я в вестибюле общежития. Пожилая вахтерша, конечно, проинформирована. Выходит из-за своей стойки, вежливо здоровается и ведет меня в комнату коменданта. Здесь же, в вестибюле, доска объявлений с афишей, оповещающей о литературном вечере… А вот и сам организатор этого вечера — Галина Сергеевна Сычева, маленькая, худенькая, добродушно улыбающаяся. На вид ей лет двадцать. (На самом деле больше. Муж— инженер-энергетик, сын четырех лет. Свою короткую, но основательно насыщенную событиями биографию Галина Сергеевна поведает мне позже).
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] И комендант общежития, и воспитатель, и пожилая вахтерша, обступив меня со всех сторон, не знали куда посадить. В сопровождении почетного эскорта я вошел в актовый зал, переполненный исключительно представительницами прекрасного пола. Были здесь и совсем молоденькие девчушки с наивными глазами, и серьезные женщины с глазами, повидавшими жизнь. Но те и другие заинтересованно ждали встречи.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Была у нас приятная, на мой взгляд, трехчасовая беседа о литературе, о жизни, о труде. Пришлось долго читать стихи. Так долго, как, наверное, никогда не приходилось. Галина Сергеевна, сидевшая в первом ряду (вместе с комендантшей), видимо, догадалась, что я устал, и поспешила на помощь.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Девочки, может быть, кто-нибудь хочет почитать стихи, чужие или свои? Ведь знаю, что кое-кто из нас… — Она выжидательно скользнула глазами но рядам, как это делают школьные учителя, дожидаясь ответа на поставленный вопрос: где же он, самый активный ученик?.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Желающих читать стихи, тем более собственного сочинения, не нашлось. Зато когда я попил с девчатами чаю и осмотрел прекрасное общежитие, какого в пору моей заводской юности немыслимо было даже представить, когда стократно отблагодаренный гостеприимными хозяевами, собрался уходить, потому что приближалось время отбоя, ко мне подошла в коридоре девушка и застенчиво сказала:
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Мне почему-то захотелось показать вам это… — Она протянула свернутую в трубочку ученическую тетрадь (оказались три тетради) и, заливаясь густым румянцем, торопливо пояснила: — Вы не подумайте, здесь не претензия на литературу… просто написала — и все… Посмотрите, если будет желание… — Она очень волновалась и непрестанно поправляла свою непослушную прическу.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Я развернул свиток. На верхней тетради были старательно выведены имя, фамилия автора и заголовок «Подробности — письмом».
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Хорошо, Таня. Подробности я сообщу вам по телефону, — пообещал я. — Обязательно прочитаю — и сообщу. В какой комнате вы живете?
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Девушка назвала номер комнаты и пояснила, что можно позвонить вахтеру, ее позовут или скажут, в какой смене она работает…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] В автобусе я механически открыл тетрадь и прочитал:
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] «Валера, из Ялты я отправила тебе телеграмму, в которой сообщала, что срок моей путевки заканчивается, но я приняла решение никогда не возвращаться к тебе. Подробности обещала сообщить в письме. Обещала написать ради приличия; естественного желания сделать это у меня нет…»
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] В гостинице я до утра читал и перечитывал потрясающую исповедь молодой женщины, которая решила уйти от любимого мужа, потому что не могла оставаться в близких отношениях с человеком, чье жизненное кредо определяется формулой «Если у тебя есть деньги — будет все».
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] «Письмо» писалось долго, почти год. Но оставалось незаконченным. Все это время Таня дополняла его подробностями о своей новой жизни в Коряжме, о работе, о подругах по цеху и общежитию. Она восторгалась людьми, с которыми ее свела судьба.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Меня потрясла железная логика Таниных доводов, ее мужественная защита честного образа жизни, отношение к себе и окружающему миру.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Утром я позвонил в общежитие. Вахтерша ответила, что Таня работает с восьми. Мне не терпелось увидеть ее, поблагодарить за «подробности» и как-то поддержать словом. Я отправился на комбинат и нашел Таню на рабочем месте. Она удивилась, увидев меня. Кажется, даже испугалась.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Какой она была красивой в своем голубеньком комбинезончике на фоне текущего из машины бумажного полотна, которое вдруг представилось мне светлой Таниной дорогой в жизнь, о какой она мечтала и какую, судя по своей письменной исповеди, теперь строила.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Спасибо, Таня, — сказал я.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — За что? — удивилась она.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — За то, что вы есть…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Она смутилась, заволновалась, как накануне вечером, когда вручала мне тетради, совсем по-детски спросила:
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Что, вам понравилось?
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Наверное, письма надо писать без расчета на то, что их кто-нибудь будет читать. Тогда они получаются предельно искренними.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Вы первый, кому я это доверила, — торопливо сообщила она. — Не знаю, что меня толкнуло…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — Не волнуйтесь, Таня, — сказал я. — Судя по вашим мыслям и настроению, все образуется.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Она улыбнулась и ответила строкой из стихотворения Евгения Евтушенко:
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] — «Когда образуется все — то и незачем жить…» Если вам нравится, можете использовать мои записи. Но, конечно, при условии, что фамилия будет изменена.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Я взял на время Танины тетради и надеюсь познакомить с ними читателей. Но это уже будет другая книга…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] А в этой мне хотелось написать еще несколько строк о моем первом коряжемском знакомом Семене. Между нами завязались добрые отношения и дружеская переписка. Несколько раз побывал у него в гостях, познакомился с женой, по-хорошему позавидовал семейному сокровищу — библиотеке, говорят, одной из лучших в Коряжме. Она досталась молодой семье по наследству от Сениной матери, женщины удивительной судьбы.
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] В конце января я получил от Семена письмо. «В моем дневнике, — писал он, — отмечено, что вы уехали в Архангельск третьего октября и увезли с собой солнечную погоду. Таким образом, мы не виделись почти четыре месяца. Однако я пользовался слухом, вернее, знаю точно, что вы посещали Коряжму в середине декабря, но, видимо, испугались наших морозов и быстренько дали задний ход. Насчет морозов я, конечно, шучу, знаю: вы арктический человек и непогодой вас не напутать. А ведь зима на самом деле выдалась редкостно жестокая и причинила немало вреда, в том числе — и нашему комбинату. Впервые за многие годы мы не справились с планом декабря и четвертого квартала. Сидели без сырья. Весь год старались, а тут — раз! — и старания полетели в тартарары. Обидно до слез! Просто надо делать выводы…
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] А как ваши дела? Как давление? Может, послать варенья из черноплодной рябины или ее самую в натуральном виде?..»
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Когда в Коряжме прочитают эту книгу, то многие станут спрашивать: «Кто такой Семен? Почему не называют его фамилию? Где и кем работает? Откуда все знает?..»
[ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ] Пусть каждый читатель оглядится вокруг. Не сомневаюсь, что в своих товарищах он найдет черточки моего знакомого, человека, которому до всего есть дело, которому до боли в сердце все дорого и близко. Пусть, наконец, себя увидит таким — не успокоенным, любознательным, добрым, желающим счастья людям, земле, воде, небу — всему, существующему на нашей прекрасной планете.