Рэнду нравилось наблюдать за Вирой. Он даже не подозревал, что это занятие окажется настолько увлекательным. Было что-то завораживающее в обычных, на первый взгляд, действиях девушки. Она могла просто наблюдать за выдуванием очередной лампы, восторженно приоткрыв рот, или смотреть на пляску пылинок в ярком солнечном луче, или, замерев от неожиданности, следить за пробегающими по лесу оленями. В этот миг глаза Вирены сияли такой чистой радостью и счастьем, что легарду трудно было поверить в ложность этих эмоций.

Она восторгалась необычными творениями, с удивлением пробовала странные блюда жителей деревеньки, играла с Эммой, болтала ни о чем с Кирией, но чаще подолгу любила посидеть в одиночестве, сосредоточившись на книге. Девушка читала внимательно, шевеля от старания губами, и поминутно хмурясь. Но Рэнду нравилось следить даже за этим, таким обыденным и ничем не примечательным занятием.

Вот только в присутствии киашьяра девушка смущалась и теряла всю свою уверенность. Чем это объяснялось, Рэнд сказать не мог. С местными жителями, Эммой, Алией и Кирией Вира была куда спокойнее.

Он не раз задавал себе вопрос, не боится ли его девушка, особенно, когда он так пристально следил за каждым ее движением. Чтобы не мучить Вирену, легард просто прикрывал свое присутствие тонким пологом невидимости, достаточным, чтобы она не могла его заметить, но при этом настольно слабым, чтобы девушка не ощутила бы магию.

Рэндалл приходил на площадку за отведенным им домиком, устраивался на настиле возле самого ствола и часами сидел, застывая, как изваяние. Динар жил своей жизнью, легарды работали, Эмма метеором разносила все у корней деревьев, приводя в восторг местных и в ужас Алию с Кирией. А Вира садилась на сложенный в несколько слоев плед, накрывалась еще одним, тщательно подворачивая края, и подолгу сидела, подставляя лицо солнечным лучам, проникающим в узкий просвет в ветвях деревьев.

Дни становились короче и холоднее. Часто шли дожди, загоняя всех в дома, где возможных занятий находилось еще меньше.

Второй этаж в домике, больше похожий на башенку, представлял собой маленькую круглую комнатку, в которой с трудом уместились две небольшие кровати. На одной спала Вира вместе с Эммой, а на другой — Кириа. На первом этаже за перегородкой, отделявшей гостиную от комнатки, ночевал Рэнд, с трудом привыкнув к отсутствию простора. Даже на втором этаже было куда свободнее.

Алия и охранники жили в домах у других динарцев.

Эмма, недовольная не самыми удобными условиями, долго ворчала, пока ей не объяснили, что подходящих динарраев, огромных деревьев-великанов, в этих лесах не так много. Каждому дереву должно быть не менее двух тысяч лет, чтобы в нем можно было устроить дом при помощи магии. При этом хоть внешне и казалось, что дерево повреждено, но сами динарраи не чувствовали неудобств. Даже наоборот, магия подпитывала деревья на равне с соками земли, так что они еще больше вырастали в обхвате.

Строить же обычные дома было опасно — временами дожди шли в этих лесах годами, превращая их в затопленные заросли.

Хныкая днем, Эмма крепко спала ночью, не пробуждаясь от метаний Виры. Рэнду было жаль девушку, но он мало что мог сделать с тем, что ей продолжали сниться кошмары. Вира редко говорила об этом, но она пыталась всех убедить, что сны не такие страшные, как раньше.

Тем не менее, несколько раз киашьяр просыпался от криков Виры, поднимался на второй этаж и недолго сидел рядом, позволяя ей чувствовать свою поддержку. То ли Рэнд спал очень чутко, то ли Кириа притворялась, но ни разу рыжеволосая легарда не встала среди ночи, чтобы утешить подругу, немного зля этим Рэндалла.

Питирин еще больше подрос, достигнув размеров тощего воробья, и теперь меньше нуждался в заботе Вирены, уверенно охотясь на непуганых мух и бабочек. Местоположение дракончика можно было без труда узнать по довольному кваканью, доносившемуся из разных уголков деревни.

Но как бы активно питирин не охотился, восемь раз в день он целеустремленно возвращался обратно к Вире, тыкаясь мордочкой ей в руку и что-то рассказывая и показывая. Девушка расплывалась в улыбке при виде дракончика и нежно, с протяжной ноткой, произносила одно только слово: «Синенький!»

Дракончик радостно квакал, будто это было его имя, и уверенно карабкался на колени к Вире, помогая себе крыльями и коготками, от чего на платьях появлялись длинные некрасивые затяжки, а местами даже дыры. Повозившись на руках у девушки, питирин требовательно квакал и осматривался. На эти его действия Вира только хихикала и вынимала из мешочка, который всегда носила с собой, питиры. Все камешки были разного размера и цвета, но при этом структура рисунков из черных сверкающих прожилок была сходна.

Дракончик обнюхивал каждый питир в отдельности, клювом переворачивая их нужной стороной, простукивал когтем, прислушивался, а затем удовлетворенно обдавал камешки ровным сильным пламенем. Сами питиры от этого чуть-чуть нагревались, а Вира не чувствовала жара, предназначенного не для нее. С каждой новой попыткой, все больше питиров после таких манипуляций начинали шевелиться, будто пробуя ожить, но через какое-то время успокаивались, хотя дракончик старательно квакал, будто призывая их, а Вира нежно гладила и разговаривала с камешками.

Никто особенно не верил в то, что и эти питиры тоже оживут. Кроме Вирены. Она не сдавалась, ни на минуту не сомневалась в своих действиях и улыбалась каждому малейшему изменению.

Сейчас девушка держала питиры в сложенных ковшиком ладонях и что-то им рассказывала, склонив голову набок. Рэнд не мог расслышать ее слов, сколько не напрягался, но по выражению лица Вирены было очевидно, что говорит она нечто очень ее радующее и забавляющее.

Киашьяру хотелось подойти ближе, чтобы слышать если не истории, то просто голос девушки. Вира притягивала его, при этом ничего для этого не делая. Будто даже не осознавая. А легард не мог себе объяснить, почему его так влечет к этой странной, но очаровательной девушке.

Рэнду нравилось смотреть, как тонкие шелковистые пряди окутывают лицо девушки, как она недовольно отбрасывает их за спину и вновь наклоняется, чтобы через секунду опять запустить пальцы в волосы, задумчиво их трогая.

У него было время подумать, впитывая каждый штрих, каждую деталь, что могли что-то ему рассказать о Вире. Он наблюдал и оценивал, слабо, но понимая, что только еще больше запутывается, проникаясь симпатией, чего ему хотелось меньше всего.

«Помнишь, чем все кончилось в прошлый раз?» — хмуро напомнил внутренний голос.

Рэнд помнил. Он не смог бы забыть даже спустя годы. Та любовь была безумной, слепой, всепрощающей. Почти. Эрее киашьяр простил бы все, кроме предательства. Сама девушка была уверена в своей неприкосновенности. И верила в то, что сможет, всегда, переубедить легарда, доказав свою правоту.

В Эрее было столько фальши, скрытой за умелой игрой и ловкой манипуляцией, что Рэнд до последнего не замечал этого. Он вообще ничего не видел, кроме любви.

Вира не пыталась играть, не создавала иллюзий, не просила, не требовала. Никак не вязалась характером с другими знакомыми Рэнду девушками. Она была еще очень юной и неопытной, ужасно его стеснялась, не зная как себя вести. Хоть и отвечая на его внимание, Вира не предпринимала никаких ответных шагов, никак не показывая, как воспринимает его интерес.

И притягивала легарда с каждым днем все больше.

Рэнд усмехнулся. Ему не хотелось спрашивать прямо. Представляя этот момент, перед его внутренним взором представало удивленное и алое от стыла личико, с невинными озерами голубых глаз.

«Она еще ребенок, а ты занимаешься идиотизмом!» — внутренний голос был неумолим.

«Люди взрослеют быстрее», — попытался убедить себя Рэнд.

«И что? С чего ты взял это? Да, Вира выглядит совсем взрослой и порой ведет себя как взрослая. Ее любовь к сестре напоминает что-то такое материнское, где есть лишь всепрощение и обожание. Но это ничего не значит! Не она выбрала тебя и не обязана ничего. Она может никогда не полюбить тебя, не принять в свое сердце и не дать тебе шанса почувствовать настоящее тепло любви. И тебе придется с этим смириться. И жить дальше».

Он вздохнул, чуть громче, чем следовало, но девушка не заметила его присутствия. За почти три недели накопилось много моментов, когда необдуманное движение или звук могли выдать Рэнда, но его спасало то, что человеческий слух на деле оказывался не столь совершенен. И даже когда Вира замечала что-то, то не настораживалась, принимая шорохи и шелесты за звуки леса и работу мастеров.

Кириа несколько раз чуть не выдала кузена, заметив его, но сдержалась, лишь ехидно ухмыляясь и грозя киашьяру кулаком. Вот и теперь, проходя мимо, девушка ехидно показала легарду язык.

* * *

Несколько дней лил дождь, окутывая Динарские леса постоянной серой завесой. Выходить из домика не хотелось, и я сидела на первом этаже, закутавшись в несколько пледов сразу. Парочка ярко горящих ламп служили мне вместо камина, но то ли их тепла было недостаточно, то ли тело не желало принимать такой магический заменитель, так что я лишь судорожно одергивала одеяла, с каждым разом делая это все более раздраженно. Кроме меня в домике днем мало кого можно было встретить: легарды вечно где-то пропадали, а Эмма будто поставила себе задачу разгромить Динар до основания.

Я уже не надеялась выбраться наружу, как однажды утром из-за туч выглянуло солнце, проникло мелкими лучиками сквозь ветви и радостно впилось своим жаром во влажную лесную подстилку. В считанные часы все переменилось. От дождей, поливавших деревеньку днями и ночами, не осталось и следа. Солнечный свет высушил землю, настилы вокруг домиков и листву деревьев, так что стоя на высоте пяти метров над землей, можно было не опасаться, что какая-нибудь капля холодной глыбой ухнет за шиворот.

Мне понравилась деревня, хотя осматривала я ее уже не с таким восторгом, как в день прибытия. Но чем дальше любовалась на затейливые фонарики, простое и удобное убранство домиков, кристально чистые воды маленького озера и впитывала в себя доброту местных жителей, тем больше я влюблялась в это удивительное место. Деревенька напоминала какую-то сказку, прочитанную давным-давно, когда неожиданно начинаешь вспоминать и умиляешься все новым и новым деталям, которые так просто не заметишь.

Эмма, изучившая Динар раньше меня, устраивала веселые экскурсии, с уверенностью уличной торговки заходя в дома и напрашиваясь на угощение. Пока все мужчины были заняты в расположенных отдельно от деревеньки мастерских, женщины занимались обычными делами. Наше с сестренкой появление не вызывало у них недовольства. Наоборот, нас усаживали за стол, стремясь, будто наперегонки, откормить странными фруктами, вымоченными в кленовом сиропе, и отпоить горячим чаем.

В мастерские мы ходили только один раз. Там все оказалось не столь романтично и таинственно, как мне казалось. Жар, дым и о чем-то громко перекликающиеся мужчины, снующие вокруг низеньких широких печей не впечатлили совершенно. Мне надоело смотреть на эту суматоху уже через минуту, и мы с Эммой вернулись к домикам.

Последующие дни я проводила за чтением истории Легардора, с каждой страницей все больше и больше погружаясь в осознание, что мне ничего не было известно. Одно дело — предполагать, что по своей площади Легардор сравним со всеми Двенадцатью Княжествами, и совсем другое — провести два дня изучая подробную карту местности, находя все новые и новые названия и особенности рельефа.

Королевство, если верить тому, кто изобразил его на листе пергамента, поглотило бы земли людей и даже не заметило бы это. Огромные территории, по форме схожие с раззявившей пасть головой волка, заглатывающей Беривел, вытягивались далеко на восток, большей своей частью располагаясь куда севернее Заварэя и Адиррена.

Мне не составило труда отыскать на карте и Динарские леса. Они узкой полосой покрывали горный хребет почти у самого северного побережья, спускаясь и расширяясь почти вдвое, охватывая озерные долины в центре королевства.

— Земли огромные, но легарды живут не везде, — заметила Кириа, присаживаясь рядом и протягивая мне тарелку с блинчиками, политыми кленовым сиропом.

Я с благодарностью улыбнулась девушке и с сожалением отложила томик в сторону. Кириа свесилась вниз сквозь редкие прутья перил, рассматривая скачущих по земле белок. Зверьки, не чувствуя опасности, целеустремленно шуршали в кустах орешника, привлекая внимание глазастой сороки. Та наблюдала за ними издалека, поворачивая голову то одной, то другой стороной.

Есть не хотелось, но я медленно прожевала один блинчик, тщательно облизав пальцы, а потом вытерев их о носовой платок. Легарда сидела молча, но почему-то в какой-то миг мне показалось, что она хочет со мной о чем-то поговорить, но не решается. Знай я ее немного дольше, вполне возможно, спросила бы сама. Но несколько недель не делали нас до конца закадычными подругами, поэтому мы просто сидели и молчали, думая каждая о своем.

Меня радовало, что я могу побыть с кем-то, а не в одиночестве, отгоняя от себя странное ощущение внимательного взгляда. Вряд ли за мной кто-то наблюдал на самом деле, но изо дня в день мою спину согревало что-то покалывающее-сосредоточенное. Страшно не становилось, хотя я ждала этого. Был взгляд, но ему сопутствовала убежденность, что ничего плохого он мне не несет.

Здесь, в Динаре, почему-то я чувствовала себя почти в безопасности. Только по ночам, в полной тишине, где был слышен даже тоскливый волчий вой где-то далеко, в невидимых отсюда горах, ко мне приходили страшные сны. Кошмаров больше не было, но мне хватало и диких погонь по узким коридорам, когда я до конца не могла понять сплю или со мной это происходит на самом деле.

Я просыпалась в поту, отбрасывала нагретое одеяло и сидела, обхватив себя руками за колени, видя, как сверкают в темноте глаза Кирии. Девушка не спала, но и не делала попыток как-то меня утешить, а я не хотела ее просить. Было в ее взгляде что-то такое… то ли страх, то ли ужас. В такие минуты я отчетливее, чем раньше, понимала, что легарда еще совсем ребенок, куда младше меня и куда трусливее даже малышки Эммы, все бесстрашие которой заключалось в непонимании масштабов опасности.

Иногда, сминая мои мысли как пергамент, в нашу комнатушку приходил Рэнд. Просто вытаскивал меня из горячей пасти страха, прижимал к себе осторожно и уверенно, заставляя забыть. В такие моменты мне очень хотелось остановить время, чтобы не нужно было думать, решать, искать слова и ответы на невысказанные вопросы.

У киашьяра тоже что-то вертелось на уме. Я видела это, когда наши взгляды встречались. Он много о чем думал. И обо мне тоже. Понимание этого не оставляло ни на секунду, заставляя пытаться понять, что же такое между нами происходит.

Однажды ночью, воспоминания об этом каждый раз вгоняли в краску дикого позора, мне не снилось ничего ужасного. Я видела мелкое озеро, по которому скользила маленькая лодочка. Лодочку я видела то с берега, то будто бы сидя в ней. На берегу мне чудился холод и тоскливое одиночество. Будто я что-то потеряла. Что-то очень дорогое и милое сердцу. В груди зияла дыра, и пустоту эту я осознавала каждой частичкой своего тела. Хотелось идти и искать потерю. Если потребуется — хоть на край света. Даже сквозь все свои страхи.

В лодке же я была не одна, но понимание этого приходило по ощущениям, странным, пугающим и вызывающим эмоции, о существовании которых я не подозревала. Я не могла увидеть происходящее, но мои и чужие руки дорисовывали недостающие детали так отчетливо, что на лбу выступала жаркая испарина.

В одну секунду мне казалось, что я на берегу, а в другую — в лодке. Смешение двух видений ставило меня в ступор. И в этом состоянии я проснулась, приподнялась и медленно закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Сесть прямо мешала рука Рэндалла, согревавшая мне спину между лопаток поверх ткани рубашки. Я осторожно подвинулась, стараясь совершать как можно меньше движений, но даже крошечной попытки освободиться оказалось достаточно, чтобы легард вздохнул и притянул меня ближе, от чего мне осталось только в ужасе уткнуться носом ему в грудь.

Немного полежав, я вновь попробовала освободиться из объятий киашьяра, но добилась лишь того, что он перевернулся и поджал меня под себя, окончательно отрезав путь к отступлению. Внутренне холодея и представляя, как утром Рэнд обнаружит меня в собственной постели, я до самого рассвета кусала губы, умудрившись задремать и проснувшись от того, что легард немного передвинулся, посапывая мне в затылок. А потом и вовсе его рука заскользила по моему телу вниз и вверх, от чего рубашка непозволительно задралась почти до талии, а по телу вслед за пальцами киашьяра прокатились волны непонятных ощущений.

Стиснув зубы, я решительно уцепилась за край кровати руками и, извиваясь как рыбка, попробовала высвободиться. Рэнд охнул, обдав мое ухо горячим дыханием, крепко сжал за талию, но потом, когда я потеряла всякую надежду скрыться незамеченной, отпустил. И мне удалось с позором бежать, с головой забившись под остывшее за ночь одеяло.

Кириа крепко спала. Эмма которую ночь предпочитала гостить у местных добрых легард, готовых приютить малышку, способную сыграть все: голодное беспросветное детство, непонимание взрослых и тоскливую печаль в невинно-честных карих глазах. Только питирин, на секунду высунув голову из чаши, куда я каждый вечер складывала питиры, бросил на меня внимательный изучающий взгляд осоловелых глаз и спокойно продолжил спать.

Согревшись и немного отойдя от произошедшего, я задумалась над тем, как вообще оказалась в постели легарда. Явно не по собственному почину, тогда бы помнила. И не Рэндалл меня к себе утащил, подобное было не в его духе.

Мучаясь догадками, я кое-как уснула, договорившись с собой, что утром никого и ни о чем спрашивать не буду, а прослежу за реакцией. К моему величайшему разочарованию, утром ничего не стало яснее. Рэнд вел себя так, будто ничего не случилось. Это, конечно, радовало, но не давало ответов на вопросы.

Дни шли, а я все терялась в догадках, снова и снова прокручивая воспоминания, каждый раз становясь одного колеру с цветами шиповника.

— Ты чего? — нахмурилась Кириа, рассматривая мое заалевшее лицо.

— Ничего, — я закашлялась и побыстрее сунула блинчик в рот, чтобы скрыть смущение. — Есть какие-нибудь новости?

Этот вопрос я задавала каждому и каждый день, отвечали мне обычно скупо и расплывчато, не вдаваясь в детали. Из последних известий я знала, что по всему королевству идут многочисленные стычки с Изгнанными. Некоторые из них даже пытались захватить власть в Беривеле, от чего между Легардором и княжествами повисло натянутое непонимание. Пока легардам удавалось как-то сдерживать подвижки в ухудшении всей обстановки, но Изгнанные вовсю стремились подорвать мир, повисший на тоненькой ниточке.

Кириа вздохнула и отрицательно покачала головой:

— Я точно ничего не знаю. Рэнд, вроде бы обменивается новостями с дядей и братом, но он мне ничего не рассказывает, а спрашивать я боюсь.

Немного нахмурившись, я посмотрела на легарду. Девушка нервно зажала ладони между колен, пряча лицо за волосами, но от меня не укрылись ни подрагивающие губы, ни раскрасневшиеся щеки, ни глаза, полные слез.

— Кириа, что случилось? Что тебя тревожит? — как можно мягче спросила я, попытавшись обнять легарду за плечи, но та резко отпрянула, глянув на меня исподлобья. — Со дня нашего приезда ты будто сама не своя. Все время расстроена, чуть ли не плачешь. А теперь и вовсе…

Я не договорила, хотя и так было понятно, что имеется ввиду. Девушка не ответила сразу, посидела несколько минут с закрытыми глазами, заставляя меня терзаться в неведенье, а потом вдруг выпалила:

— Я тебя ненавижу!

Мне показалось, что сверху упал кувшин с водой, стоймя, со всей силы приложив по темечку. Перед глазами поплыли черные круги, рассерженное личико легарды закачалось. На какую-то долю секунды я, кажется, даже потеряла сознание. Кириа продолжала говорить, но я видела лишь, как она открывает и закрывает рот.

Попытавшись собраться, я моргнула и опять посмотрела на легарду.

— Не пойми меня не правильно, — донеслись, как сквозь воду слова девушки, — я не специально! Не хотела так думать. Но в какой-то миг… в какой-то миг в душу закралось что-то такое… Сомнение? Обида? Горечь? Страх? Не могу прогнать. Понимаешь? — Кириа взяла меня за руку и всхлипнула.

Я смотрела на нее, пытаясь осознать все то, что она сказала, но в голове закипала вязкая неприятная каша из мешанины слов. Мне пришлось сглотнуть горькую слюну и еле слышно попросить:

— Объясни, пожалуйста.

Легарда всхлипнула, сглотнула и попыталась что-то сказать, но я услышала лишь неразборчивый хрип. Девушка, смахнув слезы, попыталась снова, но расплакалась еще сильнее и, болезненно вскрикнув, уткнулась в колени лицом, руками сжав подол платья так, что побелели костяшки пальцев.

Я не знала, что должна делать. Слова Кирии поставили меня в тупик. Мне оставалось только сидеть неподвижно и смотреть на содрогающуюся в рыданиях девушку. Сосредоточившись на легарде, я не услышала, как подошел Рэнд, и вздрогнула, когда он сел между нами, скрестив длинные ноги. Пару секунд киашьяр просто смотрел на Кирию, а потом мягко притянул девушку к себе, любяще поглаживая по плечу, тихо уговаривая:

— Тише, тише. Все нормально. Ничего страшного не случилось, ведь так?

Эти слова подействовали и на меня тоже, хотя возникла мысль прислониться к Рэндаллу с другой стороны, чтобы впитать хоть каплю этой его непоколебимой уверенности. И почему-то мне показалось, что легард не был бы против. Не поддаваясь на уговоры внутреннего голоса, я очень тихо промямлила:

— Кир, не переживай ты так…

— Но я!.. — девушка громко хлюпнула носом и крепко прижалась к руке киашьяра, так что все остальные слова я слышала неразборчиво. — Я ужасна!.. Не достойна… знаю… но не могу… Глупость! Глупость! Понимаю… И не могу… виню! Проклинаю сама себя.

Кириа замолчала, глотая горькие слезы.

— Кажется, я все понял, — вздохнул Рэнд и потрепал легарду по плечу. — Это нормально, Кир. И нет в этом ничего ужасного. Главное, ты сама понимаешь, что не совсем права. — Рэнд улыбнулся и посмотрел на меня. — Этого следовало ожидать. Все легарды давным-давно живут с ощущением, что что-то ускользает от них. Каждое новое поколение куда слабее предыдущего, появляется все больше нежизнеспособного потомства. Такое и раньше было, до Ашарсы, но очень редко. А проклятие запустило механизм, заставивший колесики будто вращаться быстрее. Род начал слабеть. И никакие ухищрения не помогают. С каждым годом все больше и больше усилий нужно, чтобы поддерживать нерушимую защиту вокруг континента. А потом…

— А потом все рухнуло! Артефакт выбрал тебя! — выдохнула Кириа. — Все, кто был раньше, даже тетя Сарелия, не принесли нам столько вреда. Эти сны, эти нападения! Еще никто и никогда не нападал на Лесс!.. Я всю жизнь считала, что Элессон — последнее место, где объявятся Изгнанные, а они всегда были рядом, носили маски… Мои лучшие подруги! Их я знала с самого рождения, а тебя не знаю и полгода, но все, во что верила, сожжено дотла.

— Но… я не хотела… — у меня самой на глаза навернулись слезы от обиды. — Я не виновата.

— Я знаю, — еле слышно, но очень отчетливо произнесла Кириа. — Ты ни в чем не виновата, просто… Просто так все сложилось… И твои сны. Они пугают меня больше всего. Особенно, когда ты встаешь среди ночи и куда-то идешь, не откликаясь на мой зов.

Рэнд нахмурился и глянул на меня, а я попыталась изобразить на лице удивление.

— Как это? Я хожу во сне? — Как я ни старалась, а прозвучало слишком фальшиво, но киашьяр, вроде бы, ничего не заметил.

— Не знаю. Просто несколько ночей назад ты вдруг встала и ушла из комнаты. Я позвала, но ты даже не остановилась, будто не слышала моих слов.

Прокашлявшись, я тихо пробормотала:

— Не помню этого.

И обрадовалась, что на сей раз в моем голосе не было фальши, ведь я на самом деле ничего не помнила до момента, пока не проснулась…

Рэнд беззвучно хмыкнул, подцепил вилкой блинчик, щедро окунул его в сироп и отправил в рот, принявшись задумчиво жевать. Я краем глаза следила, как размеренно двигается его челюсть, а в уголке губ сверкает крошечная золотистая капелька.

— Я не хотела. Понимаю, что виновата сама тоже. Я не должна винить тебя ни в чем. Но так получилось. Само собой получилось. Мне жаль. И мне жаль, что тебе снится все это… — вздохнула Кириа и села прямее, сцепив руки. — Это ужасно. Если бы можно было это как-то остановить…

«Можно, — подумалось мне. — Можно. Вот только никто из легардов не поймет, если я попрошу освободить меня от артефакта».

Стоило подумать о браслете, как он стал лучше чувствоваться на руке. Я машинально потрогала запястье, не надеясь нащупать тонкое кружево серебра и холодный камушек в центре.

— А если бы выбор пал на Кланта, то какого бы цвета был камень в браслете? — вопрос сорвался с губ сам по себе, я даже не успела его как следует обдумать.

— Камень был бы алый, — отозвался Рэнд. — Артефакт отражает цветовую гамму, в которую обращается магия. Цвет ни о чем не говорит и ничего не показывает, но часто именно по оттенку можно распознать, кто творил чары. У Кланта очень яркий оттенок. У многих, как и у меня, синий или голубой, но и этот цвет имеет множество оттенков. На сколько я знаю, у людей зрение немного другое, из-за чего вы не можете увидеть разницу между…

Легард недоговорил, вытер руки о штаны и вытянул их перед собой, ладонями вверх. Всего через секунду на каждой руке зажглось по огоньку. Сначала я видела лишь крошечную искру, а потом пламя превратилось в небольшие, с кулак маленького ребенка, шарики, раскаленные добела.

— Что ты видишь?

— Один огонек будто окутывает сиреневый дымок, а другой совершенно белый, — ответила я, прищурившись.

Рэнд улыбнулся и неразборчиво шепнул какое-то слово. В лицо будто ударил сильный порыв раскаленного воздуха, я быстро заморгала, а потом еле сдержалась от возгласа. Ощущение было такое, словно предо мной раздвинули полупрозрачные шторы, до этого закрывавшие настоящие краски мира. Цвета будто налились соком изнутри, маня своими переливами и оттенками.

Открыв рот, я довольно долго рассматривала деревья, листву, фонарики над крылечком домика, доски настила, собственные руки и только потом Рэнда и Кирию. А ленарды лишь улыбались моей реакции.

Мне казалось, что глаза киашьяра просто синие, а волосы темно-каштановые. Как же я ошибалась! Стараясь не рассматривать Рэнда столь явно, я отметила, что радужка его глаз похожа цветом на то пламя, что сейчас пылало на ладонях легарда: основной цвет был синим, но он будто бы двигался, как облачко пара над чашкой, красуясь то бледно-голубыми, то иссиня-черными крапинками. Волосы тоже не были столь простого и непритязательного оттенка. В них сияли всполохи черного и золотисто-медного, вызывая у меня болезненную зависть.

Но больше меня поразила Кириа. Я с самого начала считала ее красивой. Но не догадывалась, насколько убого это слово, по сравнению с этой девушкой. Ее волосы походили на огненный водопад, полный таких ярких красок, оттенков и сполохов, что хотелось зажмуриться. А глаза? Зеленые озера тягучего и таинственного, как лесной туман, цвета, на фоне бледной, лишь немногим темнее, чем у меня, кожи с мелкими, солнечно-золотистыми веснушками.

— Ты такая красивая, — вырвался у меня невольный вздох.

— Ты тоже, — вдруг усмехнулась легарда. — У тебя очень необычные глаза. В их цвете я вижу воду, то она спокойная и тихая, то бурлит и пениться от ужаса, то темнеет от… Иногда, когда ты думаешь, что тебя никто не видит и о чем-то размышляешь, в твоих глазах бушует нечто таинственное и тягучее.

— Воспоминания, — перебил легарду Рэндалл. — В твоих глазах можно рассмотреть воспоминания.

Замечание показалось мне странным. Я нахмурилась и хотела спросить, что же такого киашьяр увидел в моих глазах, раз так уверенно говорит об этом, но меня перебила Кириа:

— И волосы у тебя очень необычные.

— Просто темные, — передернула я плечами и поморщилась не без доли отвращения. — Ничего особенного.

— Ты странная, — усмехнулся вдруг Рэндалл. — Говоришь о себе так… Ты разве не знаешь, что очень красива?

Мне хотелось взглянуть в глаза легарду и понять, шутит он или говорит серьезно, но я невероятно перепугалась, что покраснею, как свекла и всем своим видом покажу, как важны для меня слова Рэнда.

— Да! — подтвердила Кириа. — Твои волосы… Их цвет сразу не поймешь.

— Расплавленный горький шоколад с капелькой сладкого ликера и щепоткой корицы, — пробормотал Рэндалл, заставив меня таки покраснеть до самых ушей. И стоило мне подумать, что большего стыда и быть не может, как легард наклонился ко мне, заправив за ухо выбившуюся прядь и, провел подушечками пальцев по щеке.

Что-то изменилось, то ли воздух раскалился добела, то ли мне просто стало трудно дышать. Молчание затягивалось, будто уплотняясь и напитываясь мелкими искорками.

— Дождь начинается! — крикнула где-то совсем рядом Кириа, доски настила прогнулись и спружинили, но я отметила это лишь краем сознания. Все мое внимание было сосредоточено на взгляде легарда, где в глубине зрачков видела собственное отражение и не могла поверить, что та девушка — я.

— Не бойся меня, ладно? — попросил Рэнд тихо. Он провел пальцами по моей шее, нежно коснувшись кожи у мочки уха, а затем запустил пятерню в волосы у меня на затылке, одновременно не давая отвернуться и мягко массируя.

Мне ничего не оставалось, кроме как смотреть ему в глаза, осознавая, откуда шло то ощущение неусыпного внимания, что преследовало меня целыми днями. Это открытие не удивило и не озадачило, кажется, я даже ожидала чего-то подобного.

Мелкая капелька шлепнулась мне на нос, следующая скользнула по уголку губ, а потом на нас обрушился почти ливень. Рэнд, будто ничего не замечая, лишь немного придвинулся, еще больше нависнув сверху, но зато мне на голову капли стали попадать реже. Его взгляд заглядывал так глубоко, что, казалось, ничего скрыть не удастся.

Дождь ударил стеной, жесткими струями полосуя спину легарду сквозь ветви и листву. Но Рэнда, похоже, это волновало в самую последнюю очередь. Его камзол давным-давно насквозь промок и прилип к телу, очерчивая напряженное тело. Вода капала мне на платье, затекала по коже в корсаж. По волосам скользили целые потоки воды, неприятным холодом окутывая затылок и спину.

Рэнд сместил руку ниже, согревая мне кожу между лопатками. Его взгляд тоже немного сместился, от чего по всему телу растеклось томительное и приятное тепло.

— Так ты помнишь? — вдруг спросил Рэнд, но я не сразу это поняла, завороженная круговыми движениями ладони легарда на моей спине, там, где между моей и его кожей была лишь тонкая прослойка дождевых капель.

— Что? — вяло уточнила я, когда до меня наконец дошло, что киашьяр задал мне вопрос.

— Где ты была той ночью, о которой говорила Кириа?

Наверное, спроси Рэнд минутой позже, я без промедления ответила бы правду. Мне ничего не стоило просто сказать все как есть. Но разум успел просчитать последствия раньше языка, так что я застыла с приоткрытым ртом, наливаясь ярко-красным румянцем, волной жара заливая щеки и шею.

— Я… Я не помню… Наверное, Кирии все привиделось… — Ложь! Ее вкус горечью проступил на кончике языка, затекающие в рот дождевые капли не могли разбавить это мерзкое ощущение.

Моя реакция киашьяру не понравилась. Не знаю, о чем он подумал, но легард резко отстранился, глядя на меня с прищуром. Скулы Рэнда проступили четче, а на лбу часто-часто затрепыхалась еле заметная жилка, выдавая его неверие.

Темноволосый легард еще больше отодвинулся, так что теперь у дождя не было преграды, и поток воды хлынул на меня, заставив быстро-быстро заморгать.

Рэнд был зол, я чувствовала это так же явно, как если бы он прямо об этом сказал. Но, не смотря ни на что, киашьяр поднялся, помог мне встать и, прикрыв нас щитом, в котором уже не было смысла, проводил меня в дом. Хотелось хоть что-то сказать, но легард в дом не вошел, негромко захлопнув за мной дверь.