Просыпаться не хотелось. Бестелион сладко потянулся до звона в ушах и хруста в затылке, до темных кругов перед закрытыми глазами. И улыбнулся довольно. А потом быстро сел и громко отрывисто выругался. Он хорошо чувствовал храм и без труда, на одних инстинктах понял, что Лены внутри здания нет.

— Опять… Идиотка. Куда ее понесло? — сам себе сказал демон и скрипнул зубами, начиная медленно закипать.

Порой эта девчонка выводила его из себя настолько, что хотелось перекинуть ее через колено и отшлепать так, чтобы ей расхотелось от него бегать. За сто лет еще никто так его не раздражал, как эта вертлявая белка за последние три недели! А ведь он всегда считал себя спокойным и уравновешенным, способным на холодные расчетливые действия. Но не здесь и не с ней!

Раздражение перевалило через борт и выплеснулось наружу, волной кромешной тьмы затопив крошечную комнатку. Язычки пламени в камине с шипением взвились вверх и опали, мгновенно потухнув. Тьма брала свое, затапливая храм целиком так, что Бестелион мог теперь видеть и чувствовать все Срединное царство с его землями, реками, горами и темными уголками целиком. Он чувствовал магов и всех, наделенных силой, как мелкие светящиеся точки на невидимой карте. Такого с ним еще никогда не было, и мать не рассказывала Бесу о подобной возможности.

Хмыкнув и не растеряв запал гнева, Бестелион прошелся по этим точкам, в попытке хоть так отыскать Лену, а наткнулся совсем на другую особу, пока даже не подозревающую, что она привлекла внимание демона. Зло ухмыльнувшись, Бес встал, оделся, вышел в коридор, без труда нашел на подоконнике свое кольцо и, повертев в пальцах чуть увеличившийся ободок, надел на безымянный палец левой руки, прикрыв полоску незагорелой кожи. А потом ушел во тьму, через мгновение вывалившись у дома Мереши в другом облике. Рыжий кот, заметив демона, взвился над землей, мгновение спустя уже карабкаясь куда‑то вверх по крыше. Но Бесу было не до него, сверля дверь алой кровью глаз с вертикальными зрачками и обвив свое тело несколькими кольцами змеиного хвоста, он негромко позвал:

— Выходи, Мереша. Разговор у меня к тебе есть.

— Знаю ваши разговоры! — фыркнула женщина из‑за закрытой двери. — Я ж не дурочка! Сначала, связалась, на свою голову, с твоей девицей. Потом чуть какая‑то силиала мне дом не разнесла. А теперь ты явился! Не выйду.

— Хочешь, чтобы я сам вошел? — улыбнулся Бестелион, обнажая клыки.

Вдруг дверь открылась, и из глубины дома донесся негромкий приказ:

— Взять его, Беш!

Из дома вылетел скалящийся зург, сверкая белесыми глазами, и бросился вперед, целясь демону в голову.

— Серьезно? — удивился демон искренне и одним взглядом отбросил зачарованного зверя в сторону, основательно приложив о речной берег. Беш взвизгнул и затих, даже не делая попыток встать.

— Что тебе нужно, демон? — хрипло спросила Мереша.

— Неужели ты думала, что я прощу тебе вмешательство в мои дела?

— Твои дела? — хмыкнула Мереша, выходя на порог. — Твои дела? Так девочка тебе только «делом» приходится?

И женщина глухо рассмеялась, в секунду из добродушной, пышнотелой красотки став сгорбленной старухой в засаленных обносках, с растрепанными, кое‑как заплетенными косами под сбившейся косынкой.

— Ты‑то здесь причем? — нахмурился Бестелион.

— Притом, что я не заставляла эту девчонку соваться в мои владения! — воскликнула Мереша, брызгая слюной и кривя узкие губы. — Я только нормально обживаться на этом месте начала! Вам, демонам, хорошо!.. Вы себе дом можете силой выстроить или камней наворотить. А еще лучше велеть аматридери и силиалам сделать это. Всего то и нужно: приказать. А я сама все, никто не помогал. Только повывела отсюда всех… Только вселила в душу местного графа страх перед магами, чтоб он их стороной обходил и к себе не звал. Только среди местных легенд и слухов напустила про то, что эта река беды несет всем, кто на ее берега ступит. А тех, кто таки сюда явился, распугала чародейными, непроходимыми лесами. Думала, что поживу спокойно. И появляется эта девчонка!

— Если бы я тебя не знал, Мереша, то поверил. Может быть… — сказал Бес. — Но мы с тобой давно знакомы, да и аура твоя мне отлично видна. За личинами ее не спрячешь, как не старайся. Ты была хитрой еще в человеческой своей жизни. И выгоду свою знала и тогда. Думаешь, я не в курсе, как ты стала тенью?

— Братик твой постарался! — взвыла Мереша. — Он сделал меня такой.

— Эти сказки оставь для других, я же знаю, как все было, — протянул Бес, надвигаясь на аматридери. — Сколько тебе тогда было? Семнадцать? Шестнадцать? Самовлюбленная девчонка, алчущая если не власти, то самого лучшего. Чьей дочерью ты была? Графа какого‑то?

— Князя! — взвыла Мереша, отшатываясь и прячась за косяком.

— Князя! — повторил Бес многозначительно. — Богатая, знатная, с магическим даром, без труда поступившая в лучшую из трех Академий магии всех десяти королевств Срединного царства. Тебе оставалось учиться год или чуть больше, когда ты решила, что того, что у тебя есть, мало, и разузнала все, что смогла о демонах.

— И что с того? — прошипела Мереша.

— Это ведь не Кас тебя соблазнил, если мне не изменяет память. Да и не было никакого соблазнения! — Кончиком массивного хвоста Бестелион обхватил аматридери поперек тела так, чтобы она не могла пошевелить руками, и вытащил из дома. — Ты знала, что иногда демоны бывают здесь и решила разыскать первого же попавшегося, чтобы обеспечить себе бессмертие. Именно об этом ты тогда мечтала, не так ли? Что еще могло прельстить тебя? Любым путем, не так ли, Мереша? И тебе попался мой брат. Каселион не лучший среди демонов, но порой и у него просыпается разум и совесть. Иначе он так и оставил тебя тенью.

— Будто нынешняя жизнь лучше! — прохрипела Мереша, пытаясь вывернуть руки из плотного захвата демона.

— Зато ты бес–с–смертна, — прошипел Бес, обнажив два ряда очень острых длинных клыков в полуметре от лица женщины.

— Но не свободна! — ни капли не страшась демона, простонала Мереша. — Я навечно привязана к твоему брату, а он променял меня на другую.

— Разве ты ждала иной участи? — опешил Бес. — Кас не обещал тебе ничего. Ты сама выбрала свою судьбу. Ты не могла не знать, что никогда не сможешь стать ему равной. За всю историю Нижнего царства было всего несколько случаев, когда демоны брали в жены не демонесс. Вряд ли в тех книгах, что ты когда‑то прочла, упоминалось об этом. А Каселион — наследник, его обязывает положение. Я многое прощаю ему просто потому, что у него тяжелая жизнь — он наследник Амадеуса! Наш отец непредсказуем и порой необоснованно жесток даже с близкими, часто он принимает решения, не пытаясь думать, а Касу остается только держаться на плаву в этой ситуации. Так было и тогда. Да и не любил он тебя. Отец предложил ему равную, и наследник не возражал.

— А эта девчонка? — хмыкнула Мереша и осклабилась: — Тебе она равная?

— Здесь все иначе, — спокойно ответил Бес. Ярость, клокотавшая в нем еще несколько минут назад, бесследно растворилась, как вода, впитавшись в почву под ногами.

— Разве? — приподняла бровь Мереша. — Что же здесь не так? Или я ошиблась, учуяв в ней разбавленную человеческую кровь, со следами твоего влияния?

— И решила «помочь» Лене, а потом скормить ее зургу? — Змеиный хвост плотно обвил тело аматридери, сжимая так, что колкие чешуйки впились женщине в кожу, царапая до крови. — Как тебе только удалось выкрасть зверя из царства и протащить его в Срединное? А потом из послушного стража наших земель превратить зурга в тощую дворнягу, способную съесть все, даже человека…

— Годы не таких ломали! — прошипела аматридери, постанывая.

— … и напасть на демона! — закончил Бес, недобро сверкнув глазами. — Могу ведь и не простить тебе это.

— И что ты сделаешь? — усмехнулась Мереша. — Убьешь меня?

— Я бы этим оказал неоценимую услугу многим, но я поступлю получше! — Сверкнул кровавыми глазами демон.

— Что? — напряглась женщина.

Бес не ответил, только отпустил задыхающуюся женщину на землю и оттолкнул от себя, а после закрыл глаза, с легкостью прощупывая ауру окружающего его пространства, мысленно выдергивая из него инородные нити, вплетенные Мерешей, не глядя, а только чувствуя, как меняется пространство. Приблизились звуки леса и бьющейся о берег воды. Острее и четче стал запах земли и прелых листьев, небо потемнело, в считанные секунды тяжелея влагой.

Бестелион усмехнулся, мысленным когтем обрывая ниточки в ауре женщины.

— Что ты делаешь! — взвилась Мереша, чувствуя растущее беспокойство. Она все еще тяжело дышала, еле держась на ногах, и раздумывая, не сбежать ли, пока демон отвлекся.

— Ничего особенного. Только освобождаю эту землю от твоего вмешательства, а тебя от ненужных воспоминаний. Когда ты очнешься, то меня здесь уже не будет. Ты забудешь о Лене, и о ее появлении. И обо всем, что было потом.

На берегу завозился зург, тихо воя и косясь на свои задние лапы.

— А зурга я заберу. Не к чему ему здесь быть.

Мереша Беса не услышала, теряя сознание.

***

Алесия до крови прикусила верхнюю губу, отводя взгляд от остроконечных шпилей замковых башен, сверкающих под бледным солнцем Нижнего царства. Она могла не утруждать себя и просто переместиться в замок, но демонесса не была готова так скоро явиться пред очи Повелителя. Будь на то лишь ее собственная воля, девушка бы никогда не пришла сюда без личного приглашения Амадеуса. Так же как и не просила бы прощения за свершенное. Огненная демонесса ни на миг не раскаивалась в произошедшем — она была зла на мужа до сих пор. Да и на Повелителя.

Алесия бывала сдержанной, уступчивой и терпимой, когда это требовалось. Годы жизни с Каселионом многому научили демонессу. Уж что‑что, а виртуозно лавировать, не вызывая нареканий и косых взглядов Амадеуса она научилась в совершенстве. Но не сейчас!

При воспоминании о том положении, в каком Алесия может оказаться, в случае исполнения воли Повелителя, у демонессы путались мысли, а на лбу выступала испарина. Внутри нее бушевало ущемленное самолюбие, гнев, ненависть, стыд и разочарование.

Только Алесия смирилась с тем, что ей никогда не завоевать истинной любви своего мужа, как новая беда свалилась ей на голову в лице незнакомой девчонки–полукровки. Если бы не Лео, примчавшаяся уговаривать демонессу покаяться, Алесия никогда не явилась бы сюда.

Девушка ненавидящим взглядом обвела широкие ухоженные аллеи, каскадом террас поднимавшиеся к лестнице у подножия замка. Тут и там среди вечнозеленых деревьев мелькали тоненькие фигурки силиал земли, в веденьи которых были эти парки, клумбы и газоны. Никто из немногочисленных обитателей замка не имел привычки гулять здесь, наслаждаясь красотами и видами, открывающимися на километры и километры вокруг. Вся эта искусственная красота служила одной единственной цели: поражать воображение чужаков, вот только таковых в царстве не было много веков.

Да и удобные ухоженные спальни, кабинеты, будуары и гостиные, коих в замке было больше, чем требовалось, не прельщали демонов всех мастей и рангов приезжать сюда. А ведь Повелитель был не против дать кров всем, кто пожелает быть рядом с ним, но демоны многие века предпочитали восхвалять его и служить на расстоянии.

Сам Амадеус упрекал во всем тех, кто заложил замок Повелителей сотни веков назад. Ни разу он не высказал этого Идерне в лицо, но порой при посторонних замечал, что во всем виноваты темные демоны. Будто бы именно их злоба и коварство сделали каменные стены замка не только очень прочными, но и навесили на них клеймо страха и боли.

Узнай об этих речах Повелительница, чей древнейший род позволял себе оскорблять Амадеус, она непременно выразила бы свое недовольство, ведь ее семья никогда не была лучше или хуже других семей этих земель, правили они честно, строго, но справедливо. Идерна Алесии всегда нравилась, но демонесса предпочитала помалкивать, если, конечно, получалось, как в присутствии Повелителя, так и — Повелительницы. Ей совсем не хотелось притянуть на себя неприятности, от кого бы они ни исходили. Она так старалась… Старалась! И вот же!..

— Отвратительно! — тихо прошипела девушка, одергивая платье, край которого зацепился за трещинку в ступеньке. — И как теперь быть?

Извиняться перед Амадеусом за устроенную в тронном зале сцену совсем не хотелось, да и чувство собственного достоинства от одних только мыслей об этом начинало вопить в гневе. Отец никогда не простит Алесии такого. Уж он‑то никогда не перед кем не приклонял ни голову, ни колено, даже когда Повелитель затребовал клятву верности. На подобное один из старейших огненных демонов царства сказал только:

— Огонь воде не поклоняется. Нами из покон веку темные правили, если Идерна попросит — приду.

Но, даже не смотря на это, брак между Каселионом и Алесией был заключен. Огонь и вода припрятали свои иголки подальше, ради сильного союза. Клан огня не мог упустить возможности взять власть в свои руки. И Алесия первая поняла всю прелесть этого не желанного, но очень важного шага, хотя после сильно пожалела. В ее руках появилась власть, пусть и незначительная, тоненькая, как ниточка, но признаваемая ситрами. Вот только девушке пришлось заплатить за это столь многим, что ей хотелось выть от горечи.

Это только со стороны ее новая жизнь казалась раем, а на деле все вышло не так уж сладко. Здесь, высоко в горах, на продуваемых холодными ветрами горных вершинах проходили ее дни и годы. Ушло и забылось прошлое, где было вдоволь веселья, беззаботности, радости, свободы. В замке Повелителей Алесия постоянно следила за всеми, и все наблюдали за ней, ждали ошибок и слабостей. Сначала демонесса не понимала, как подобное возможно, при том, что в крепости жило не более трех десятков демонов и еще столько же появлялись время от времени! При размерах замка и не любви его обитателей к ходьбе встретить хоть кого‑нибудь становилось так же возможно, как найти незнакомую книгу в многотысячной библиотеке. Порой складывалось ощущение, что замок населяют одни тени, стихиалы, аматридери и силиалы, занятые уборкой, ремонтом, перестановкой.

И если с силиалами и аматридери еще можно было как‑то общаться, то тени и духи вызывали один сплошной зубовный скрежет. Как этих безмолвных и тупых созданий терпели другие, девушка представляла себе слабо.

Среди всего этого вороха скуки и тоски больше других выделялась Лео. Леорелия. Но никто никогда ее так не звал. Да и вряд ли кто‑то помнил ее полное имя, так же как и то, каким образом в замке появилась эта демонесса. Просто однажды в одной из комнат южного крыла поселилась эта особа, с весельем и шутками отбиваясь от всех вопросов и расспросов. Никто не знал, откуда Лео взялась и кто ее родители — слишком много в царстве жило солнечных демонов. Но с ее появлением замок словно ожил, подсвечиваясь изнутри неясными бликами, будто солнечные зайчики в один миг ворвались через все окна, задорно расселись на стенах, полах и мебели. Стало легче дышать, а мысли перестали наполняться тоской в длинные зимние месяцы.

Если бы не Лео, Алесия никогда бы не пришла в замок вновь. Амадеус в открытую не высказал невестке ни слова упрека, но демонесса чувствовала на себе его скрытое недовольство, дрожь миллиардами искр пробегала по ее телу, порождая острую потребность пойти и утопиться.

«Это не к добру!» — мысленно цокнула языком Алесия и вспомнила разговор с Лео.

Как солнечной демонессе пришла в голову мысль с ней поговорить, Алесия представляла слабо, подозревая, что идея могла принадлежать кому‑то другому, но внимательно выслушала Лео. Солнечная говорила много, сверкая карими глазами, более светлыми, чем у самой Алесии, и уговаривала, уговаривала. Огненная и сама знала все названные ей доводы, но в устах другой ситры все прозвучало весомее. Оставалось сделать над собой огромное усилие и унизиться.

Именно эта, ничтожная для других, мелочь раздражала демонессу больше всего. И страшила не меньше. Даже не сам момент, когда нужно будет посмотреть в глаза Повелителю или того больше — опустить и глаза, и голову, и себя саму на пол, чтобы попросить о снисхождении, милости, понимании… И сделать это скромно, пристыжено, каждую секунду боязливо поглядывая и ожидая недовольства и ярости.

Алесия раздраженно фыркнула, понимая, что с ее характером такое можно только сыграть, но не прочувствовать и не раскаяться на самом деле, особенно зная, что Амадеус в корне не прав.

Можно было бы, конечно, сделать вид, что ничего не произошло, но тогда возникала вероятность однажды получить в спину не самое лестное. И ладно бы просто от кого‑нибудь, а если от Амадеуса? Опасно! Повелитель всегда придумывает сложные и неприятные наказания, из которых самое доброе — отлучение от семьи. Своих родителей Алесия еще в детстве прировняла к лику богов, подобно тому, как когда‑то что‑то похожее сделали люди из Срединного царства. Лишиться поддержки родных демонессе совсем не хотелось.

Широкие выложенные синим мрамором ступени довели девушку до высоких двустворчатых ворот, с тихим скрежетом отворившихся при ее приближении. Взору Алесии открылся необъятный потолок главного холла, освещенного мириадами крошечных парящих голубоватых шариков. У каждого, кто видел все это впервые, захватывало дух от невероятной сказочной красоты, создаваемой тонкими лучиками света, отражающимися от полированного белого камня стен, со множеством замысловатых украшений и деталей. За освещение холла отвечали стихиалы воды, создававшие свои маленькие светильники из прозрачных подземных вод, наполнявших многочисленные резервуары глубоко под замком.

Полюбовавшись немного зрелищем игры голубоватых искр на вырезанном из камня цветке, демонесса двинулась дальше, с раздражением понимая, что идти ей совсем не хочется. Была бы еще хоть какая‑то поддержка! Так нет же, разговор с Повелителем должен состояться с глазу на глаз.

— А! Моя дорогая! — Объект ее мыслей неожиданно возник наверну лестницы в сопровождении секретаря. — Я думал, ты решила более не появляться здесь?

И Амадеус многозначительно глянул на Татанеля, а секретарь, в свою очередь, чуть заметно улыбнулся, льстиво подыгрывая Повелителю в его затее.

«Донесли! — поняла Алесия, и с нее слетело все напускное раскаяние. — Сам же Татанель и подслушал! Я же вижу! При Повелителе я такого не говорила».

— С чего вы так решили, мой Повелитель? — ответила демонесса, стараясь ничем не выдать ни свой страх, ни клокочущую в ней злость. — Я не могу покинуть замок Повелителей… Здесь мой дом, здесь мой муж… Повелитель.

Амадеус спустился на несколько ступенек, пристально изучая лицо темноволосой демонессы, ища на нем признаки испуга, но Алесия стойко выдержала этот взгляд, ничем не выдав своих чувств и не дав Повелителю повода поддеть себя очередной колкой репликой.

— Тогда… почему ты гуляешь здесь одна? — осведомился Амадеус.

— Любуюсь, — ответила девушка, мысленно запретив себе начинать обдуманную речь.

— А не хочешь ли ты извиниться за свое поведение, Алесия? — мягко спросил Повелитель, замерев на несколько ступенек выше демонессы.

— Я не уверена, что должна! — выпалила огненная и замерла, пытаясь осознать, что же она только что сказала.

— О чем ты? — Амадеус сделал вид, что не понят замечания невестки.

— Я лишь о том, что вы, Повелитель, позволили себе, пусть и только на словах, унизить мой род, приняв столь скандальное решение. Даже не решение! А возможность подобного решения!

— Разве? — удивился Амадеус. — В чем ты видишь унижение, дорогая?

— Эта девчонка! Эта никому неизвестная девка! — сорвалась на крик Алесия. — Вы позволяете себе думать, что я буду рада такому?

— Разве я говорил, что ты должна быть рада? — удивился Повелитель и перевел невинный удивленный взгляд на отрицательно качающего головой Татанеля, замершего за его плечом. — Разве я такое говорил? Ни слова! Ни полслова! Но, милая, это дело важно для царства! Либо мы вовсе избавимся от помехи, в виде этой Лены, либо используем ее как козырь в большой игре! Верхние до сих пор каждый день устраивают осады наших границ, хотя уже реже. Эллы явно нас боятся — это нам на пользу. Что же до возможного союза с твоим мужем, то нашими законами это не запрещено, и этот брак будет чисто политический! Так что тебе не стоит забивать свою хорошенькую головку мыслями об этом.

Амадеус добросердечно потрепал Алесию по щеке и прошел мимо.

— А если я против? — фыркнула девушка, прищурив глаза.

— А мне есть до этого дело? — спросил Повелитель небрежно и продолжил свой путь, не дожидаясь ответа огненной.

— Вот значит как? — тихо прошипела Алесия. — Ну, что же! Тогда я решу эту проблему сама!

***

Обернувшись на храм, я увидела лишь узкий мерцающий силуэт здания, зажатого между двух невысоких каменных домиков. Стоило отойти еще на несколько шагов, и этого не стало. Растворилось, исчезло, будто и не было. Внутри странным комом набухло чувство несоответствия.

Мои глаза вовсю уверяли, что храма тьмы нет, и, возможно, никогда не было, но разум упорствовал перед этим ощущением, зная, что стоит вернуться — и я найду все на тех же местах. Даже балес будет за оградой покрикивать на теней, пытающихся через щели дотянуться до прохожих и выпить у них хоть глоток энергии. Я представила это себе настолько живо и ярко, что с уверенностью могла бы поставить на кон возможность вернуться домой против того, что без труда теперь найду любой из храмов тьмы в любой точке Срединного царства. В мозгу будто кто‑то осветил на миг карту с несколькими точками, отмеченными красным. Ощущение было настолько странным и инородным! Хотелось стряхнуть его как пыль с одежды, если бы это было возможно, конечно. И если бы все было так же просто!

— Храм храмом, но мне бы гостиницу найти, — напомнила я себе о делах насущных.

Можно было бы, конечно, попытаться сбежать из этого города куда‑нибудь, чтобы только быть подальше от Беса. Но нужно ли? Возможно, демон именно этого и будет от меня ждать. Так не лучше ли остаться здесь и попытаться хотя бы на несколько дней оказаться недостижимой для всех? Мне много не нужно, только в себя прийти и во всем разобраться. Пока события происходят либо очень быстро, либо вовсе без моего участия, и никто не подумал спросить, что я обо всем этом думаю. Это может для ситров нормально и обычно, но я‑то ничего не знаю! И ничего не понимаю. А от меня всем что‑то нужно!

Девятнадцать лет ничего никому не была должна, а потом навалилось сразу столько всего, а я даже не понимаю, почему именно мне так колоссально повезло.

Шагая по улице в толпе спешащих в разных направлениях людей, я заметила еще одну неприятную деталь: на меня оборачиваются, как на какого‑то клоуна.

— Если так будет продолжаться, то скоро разживусь либо поклонниками моей неземной красоты, либо врагами, на это же самое позарившимися. И не понятно, что хуже! — прошипела сама себе, сворачивая в ближайшую подворотню.

Убедившись, что там, кроме меня и тошнотворной вони, никого нет, я прикинула, чем бы закрыть волосы, горевшие на ярком осеннем солнце как факел. В сумке не нашлось ни одной приличной тряпки, зато оная обнаружилась на бельевой веревке в трех метрах над головой. Естественно, просто подпрыгнуть и стянуть ее у меня бы не вышло, и я попыталась проделать то, что удалось в замке графа. Мысленно напрягшись, поманила кусок ткани неопределенного окраса на себя. Довольно долго ничего не происходило, возникла даже гадкая мысль, что тот раз был моей единственной видимой попыткой колдовать и лимит на это дело израсходовала. Но вот тряпка подалась, медленно сползая одним краем, как если бы тянула ее на веревочке, а потом за что‑то зацепилась и ни в какую, сколько я не дергала. Обозлившись, я выругалась про себя и резко рубанула воздух кулаком от обиды. Почти сразу меня накрыла волна неприятной тошноты, пустой желудок протяжно взвыл, посылая вверх, к горлу, кислотную волну. Если бы было чем, то меня стошнило прямо там, между гнилых бочек и мусора. Но последний раз я ела вчера у Мереши, и организм не собирался отдавать с таким трудом добытые калории.

Я кое‑как справилась с собой и не без отвращения прислонилась к влажной стене, втягивая в себя воздух небольшими порциями. А передо мной, как в замедленном кино, на землю скользнула та самая тряпка, которую я так долго пыталась добыть. Ухватить ее удалось на лету, но один край все‑таки окунулся в лужу, набухнув неприятной зловонной жижей. Ни секунды не переживая, я побыстрее откромсала этот угол ножом и обмотала сие творение ткаческого искусства вокруг головы на подобие тюрбана и выскочила из подворотни, пока хозяева не заметили пропажу. Незаметнее после своих стараний я не стала, но, по крайней мере, теперь никто не мог видеть моих рыжих волос, слишком ярких для человека. Глаза спрятать куда легче.

Следующие два или три часа я провела в попытках отыскать местную гостиницу или таверну, пока неожиданно до меня не дошло, что все три часа вокруг данного заведения и прогуливалась. Тяжелова‑то в неприметном обшарпанном двухэтажном строении заподозрить самое посещаемое место этого города. Снаружи я не увидела ни вывески, ни какой‑то надписи. Или, может, я просто не там смотрела? Вот уж не знаю!

Как и в остальных домах, окна таверны были забраны чем‑то вроде очень тонкой полупрозрачной пленки или ткани бледно–желтого цвета. Встречались дома и со стеклянными окнами, но крайне редко. Видимо, данный материал был очень дорогим и трудоемким в производстве, так что мало кто мог его себе позволить. Может, конечно, все так совсем по другой причине, но что‑то я сомневаюсь.

Приоткрыв одну из створок тяжелых дверей, я зашла внутрь здания, опознанного мной как таверна. Это заведение представляла себе иначе, явно чище и светлее. Я попала в захламленное подслеповатое помещение, с абы как наставленными столами и лавками из почерневшей за годы использования древесины. На полу валялась в труху перетертая солома не первой, да и не десятой свежести. Завершала картину разношерстная компания гуляк, по одному или группами облепивших столики, галдящих, смеющихся, поющих, пьющих и едящих. Находиться здесь было не очень приятно, но бывала я в местах и похуже. На свадьбах или юбилеях на пятом–шестом часу гуляний порой ни чем не лучше!

Стараясь никого не задеть, я прошла к большому камину напротив входа и присела на поставленную перед ним лавку, блаженно вытянув ноги к огню.

— Чего желаете, госпожа? — монотонно уточнил невысокий усталый дядька в грязном фартуке.

Хотелось мне много всего, но я решила как‑то сразу определиться с самым важным. Запустив руку в мешок и отыскивая там монетку, я тем временем спросила:

— Комната найдется?

У меня даже мысли не возникло, что в таверне может не быть сдаваемого жилья, и я не ошиблась.

— Как раз сегодня освободилась одна, — ответил дядька.

— Хорошо. — Я кивнула и бросила ему серебряную монетку. — И еды. Мяса, овощей каких‑нибудь, эникея, если есть.

— Сейчас все будет, госпожа! — оживился трактирщик, а я сделала себе пометку, что деньги в любом мире творят чудеса с людьми.

Мне не дали опомниться, как на тоненьком столике передо мной установили блюдо, полное того, что я заказала. Нашелся здесь и серый отрубной хлеб, сыр крупными кусочками и какая‑то зелень, похожая на петрушку. Накалывая кусочки мяса острой палочкой, попутно заворачивая их в зелень и сдабривая ломтиками то морковки, то помидора, я в считанные минуты основательно налопалась, но из ранее неведомой мне жадности продолжила запихивать в себя продукты. Тело явно опасалось, что может опять настать голодное время и решило насытиться впрок.

Я так увлеклась процессом, что чуть не заорала, заметив, что за мной из яркого пламени камина кто‑то наблюдает. Я бы и взвыла, не запихни перед этим в себя содержимое всего подноса. Рассмотрев следящие за мной два янтарно–желтых глаза, только и смогла, что неторопливо подумать: « Ну, я и объелась! Скоро разнесет меня. Буду как бочка. Еще вот всякая муть мерещится!»

«Ничего не разнесет, — раздался у меня в голове негромкий звенящий голос. — Если так, как ты, чаровать, то и вдвое больше мало будет съесть!»

— Что? — вслух спросила я и оглянулась, ожидая увидеть стоящую за мной какую‑нибудь женщину или девушку.

«Что ты головой вертишь. Я прямо перед тобой!» — вновь произнес голос.

Не понимая, кто со мной разговаривает, я еще раз осмотрелась, только потом опять заглянув в пламя камина. Два странных маленьких глаза были там и внимательно следили за мной.

— Ты кто? — спросила я у пламени, чувствуя себя идиоткой.

«Чего так пугаться? — удивился мой собеседник. — Зла тебе не сделаю, даже наоборот. Меня специально прислали, чтобы помочь. Кстати, постарайся думать связными предложениями, и тогда на тебя не будут оборачиваться из‑за того, что ты говоришь сама с собой».

Услышав в мысленном ответе явную усмешку, я немного обиделась, но спросила вслух:

— Кто прислал?

«Я не могу назвать имя. Мне запрещено».

— Это Бестелион?

«Нет!»

Этот ответ меня немного успокоил, но не слишком.

— Как тому, кто тебя прислал, удалось меня найти? И кто ты?

«Это было сложно, но возможно. Ну, а я… Протяни руку!»

— Зачем? — перепугалась я и оглянулась на зал, чтобы убедиться, что за мной никто не наблюдает. Если бы кто‑нибудь это делал, то точно решил бы, что я сумасшедшая.

«Не бойся! Я не сделаю тебе ничего плохого», — ответил голос.

Я с содроганием протянула руку ближе к огню и в этот миг как будто ленточка пламени отделилась от догорающего полена и оплела мое запястье. Не успев вскрикнуть, схватила себя за руку, но не почувствовала ни боли, ни жара, только приятное тепло металла. Под моими пальцами сверкнули золотые звенья в пять рядов, переплетенные так искусно, что походили на чешую. Замком этому браслету служила голова ящерицы, вцепившейся в собственный хвост. Я попыталась расстегнуть замочек, но он сам вырвался из руки, сверкнули янтарные глазки, и повернувшаяся в мою сторону голова очень по–человечески на меня цокнула, а в голове раздался голос: «Я же говорю, что тебе нечего опасаться!»

— Чем докажешь? — хрипло спросила я, не веря, что сижу и разговариваю с браслетом.

«Ты можешь задавать мне любые вопросы, но только не о том, кто меня создал», — ответила ящерка.

— Хорошо. Допустим. Тогда… Ты вообще что? — решила начать с главного.

«Так все запущено? — хмыкнуло это наглое существо. — Я саламандра! Огненная стихиала!»

Вот и почему у меня сейчас такое чувство, что мне плюнули в лицо?

— Ну, откуда мне это было знать? — нахохлилась я, как мокрый воробей на ветке.

«Ты уже довольно давно в этом мире… — заметила ящерка с сомнением в собственных словах. — Странно, что ты еще не разобралась».

— Да какое долго? — фыркнула я. — Общим счетом и пяти дней не наберется! Если считать только то время, что я была в сознании.

«Вполне достаточно!» — Не сдавалась стихиала.

— Если бы мне еще кто‑то что‑то рассказывал, а то все кусками и урывками. — Вздохнула я.

«Ну, классификацию всех обитателей царств расскажу попозже, — решила саламандра, и я представила, как она ставит галочку в графе. — Думаю, есть вопросы и поважнее, чем этот».

— Хорошо. Сколько ты со мной будешь?

«Это решай сама, — ответила ящерка. — Меня создали, чтобы тебе помочь. Моя память хранит все, что знает мой создатель. Но отпустить меня обратно может только ты сама».

— А тебя кто‑нибудь видит, кроме меня? — продолжила я опрос–обстрел.

«Нет, только ты. Все остальные видят только кожаную полоску на твоей руке. Даже маги меня не заметят, если подойдут близко».

— Здесь много магов? — опасливо уточнила я.

«Имирин на границе двух княжеств, несколько месяцев назад князья что‑то не поделили и затеяли войну», — фыркнула саламандра.

— Делать им нечего! — заметила я.

«Да. Но тебе это на руку, — продолжила стихиала. — В Имирине много приезжих, среди которых немало магов. Тебе ничего не будет стоить затеряться среди них. Если нужно именно это, конечно!»

В голосе саламандры мне послышалось сомнение.

— Я бы хотела исчезнуть на несколько дней так, чтобы нельзя было отыскать.

«Уверена, что ты хочешь именно этого?»

— Ты здесь, чтобы отвечать на вопросы или чтобы задавать их? — насупилась я, раздумывая, не обидеться ли.

«Прости, я не хотела, — сказала стихиала. — Это, конечно, твое личное дело. Если тебе это нужно, то я помогу».

— Хорошо. Тогда для начала расскажи, где этот Имирин находится? — милостиво ответила я. — У меня есть карта, но она совершенно не наглядная.

И я вытащила из сумки тот кусок пергамента, что упаковала мне Феа.

«Да–а! — протянула саламандра, скосив янтарный глаз на карту. — Но это легко тебе самой исправить!»

— Каким образом?

«Нет ничего невозможного для тех, кто владеет магией!»

— Ты про кого сейчас? — хмыкнула я. — Кто владеет магией?

«Ну…ты, — задумчиво выдала саламандра после минутной паузы. — Ты, конечно».

— Не уверена, — вздохнула я и передернула плечами, допивая последний глоток так полюбившегося мне эникея. — У меня с этим какие‑то проблемы. Несколько дней назад… вроде бы колдовала, а сегодня меня чуть не вывернуло наизнанку от такого же действия.

«Ты просто не умеешь пользоваться силой. Тебе нужно учиться, — объяснила стихиала. — Если ты легко пользовалась магией, то, наверное, у тебя была какая‑то вещь демона?»

— Да, кольцо. Но я его сегодня вернула.

«Ну и зря! Вещь демона давала тебе доступ к его силе, а она у демонов практически безгранична!»

— То есть, ты намекаешь, что я зря избавилась от кольца Беса? — спросила я с долей плохо скрытого разочарования. Это что мне теперь все время в обморок падать, если потребуется что‑то сделать?

«Не намекаю, а прямо говорю! — В голосе ящерки мне отчетливо послышался смех. — Глупо было отдавать…кольцо!»

— Просто… — Я замялась, не уверенная, что могу обсуждать с этим созданием свои проблемы. — Кольцо же еще другое значит!

«И что с того? — фыркнула саламандра. — Вещь демона может иметь с десяток разных значений! Для тебя кольцо было охранной меткой. Слабые маги ничего бы не поняли, но не смогли бы причинить тебе вреда. Ну, а маги сильные и ситры сразу увидели бы маячок: «Опасно! Охраняется! Чужая территория!». Чем плохо?»

— Но ведь кольцо еще и символ чего‑то вроде помолвки? — спросила я.

«Конечно. Но только в том случае, если ты это принимаешь, — ответила стихиала и почесала золотистой лапкой голову. — Но никто со стороны не в состоянии понять значение кольца. Вещь демона, отданная им добровольно, излучает очень сильный магический фон и связывает носителя предмета с дарителем. В зависимости от силы демона, у предмета разный магический цвет. К тому же…если ты подверглась влиянию ауры Бестелиона, то кольцо давало тебе возможность завершить перерождение без проблем. Хотя, у тебя и так все идет довольно спокойно. Видимо, кровь эллов неосознанно для тебя самой контролирует процесс…»

Саламандра замолчала, внимательно меня рассматривая.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — вздохнула я.

«Иди в комнату, — велела стихиала. — Будет лучше, если мы перестанем привлекать к себе внимание».

Я кивнула и поднялась, ища взглядом хозяина трактира. Заметив мое движение, тот отер покрасневшие руки о передник и, прихватив из ящика на стене массивный ключ с деревянным брелком, указал мне на лестницу.

«Кстати, еще раз повторю, что совсем не обязательно говорить вслух. Я и так услышу!»

Я сосредоточилась и подумала: «Так что ли?»

«Не нужно так напрягаться! Просто думай. Я услышу!»

— Вот ваша комната, — сказал трактирщик, открывая ключом обшарпанную дверь с нацарапанными на ней цифрами. — Располагайтесь!

Я не смогла что‑либо сказать, безропотно взяла протянутый мне ключ и вошла внутрь помещения. Захлопнувшаяся за мной дверь слегка привела меня в чувство.

— Серьезно? — после нескольких секунд замешательства, спросила я голые обшарпанные стены. Из знакомых предметов и мебели в комнате присутствовала железная кровать с несколькими наброшенными друг на друга продавленными, соломенными тюфяками, прикрытыми сверху не самой свежей простыней. Завершали картину тонкая подушка–блин и шерстяной плед. Еще в комнате был стул и огарок свечи в подставке на подоконнике.

— Печально! — заметила саламандра вслух.

— Не то слово! — расстроено заметила я. — Это что? Это плоды цивилизации что ли?

— Скудные какие‑то плоды! — хмыкнула стихиала и легким золотистым ручейком стекла с моей руки на пол, а там брезгливо фыркнула и дунула вокруг маленьким огненным факелом.

— Стой! — закричала громким шепотом. — Я не хочу, чтобы меня обвинили в поджоге!

Саламандра недовольно глянула на меня, будто я сказала какую‑то глупость.

— Я огненная стихиала, творение стихии огня. Все под контролем. Только немного подчищу, а то даже находиться здесь противно. Но на один день нормально! — хмыкнуло это создание.

— Почему на один‑то? — спросила я, хотя и сама не собиралась оставаться тут надолго.

— Оно тебе надо? — С сомнением озвучила ящерка.

— Нет.

— Тем более! К тому же… Ты чем расплачивалась? Серебром? Тут такие деньги мало у кого за раз бывают в кармане! На ту монету ты в этой таверне можешь жить больше недели и питаться по три раза! Наличие у девчонки, вроде тебя, таких денег сразу вызывает любопытство…

— Кто‑нибудь решит проверить, нет ли у меня еще денег, — догадалась я. — Это логично. Значит, ночуем с подпертой стулом дверью и потом уходим не прощаясь?

Ящерка согласно кивнула:

— В тавернах всегда толчется разный сброд, желающий легкой наживы. Так что сама понимаешь! Между княжествами вражда. Естественно, это привлекает магов. А маги — народ не бедный. Любой порядочный вор считает себя обязанным ограбить мага.

— Да почему меня за мага примут‑то? — возмутилась я, припомнив прошлые разы.

— Это легко объяснить. Обычные люди в ситров и эллов верят, конечно, но больше как в некие легенды и мифы, маги для них более понятны и близки. А ты выглядишь и ведешь себя как женщина–маг, — ответила саламандра, лизнув пламенем стул. Тот тут же обволокло еле заметными малиновыми язычками огня, которые угасли в считанные секунды, а стихиала довольно хмыкнула.

— А как выглядят маги? — спросила я, стягивая с головы свой импровизированный тюрбан.

— Прежде всего, они выделяются внешним видом и поведением, — чуть подумав, сказала ящерка. — То есть, они одеваются иначе. Например, любая порядочная женщина в этих местах никогда и ни при каких обстоятельствах не наденет на себя мужскую одежду. Ни в одном из королевств Срединного царства такое не допускается. Даже простолюдинки не позволяют себе подобного. Ну, а тем более знатные дамы! К тому же, ни одна местная женщина не решится путешествовать одна, без сопровождения родственника мужского пола или охраны. Среди демонов это тоже не приветствуется, кстати! И только чародейкам прощают все эти вольности.

— Как же в таком случае живут чародейки? — опешила я. — Складывается впечатление, что они какие‑то изгои!

— Так и есть! — подтвердила стихиала. — Их всячески изводят, потому что обычные люди не верят в то, что женщине на роду написано быть магом. Семьи или запрещают девушкам учиться магии, или сразу выгоняют из дому. А тех, что добираются до академии магии, могут убить по ее окончании или через несколько лет.

— И они становятся силиалами? — спросила я, припомнив Дом в Атендине.

— Да, такова судьба всех магов. После смерти они все становятся силиалами. Но всегда жаль, если земной путь существа оборвался раньше срока. Силиалы помнят свою человеческую жизнь очень смутно и мало кто из них рад новой вечной жизни в качестве ситров.

— А ситры… Я говорю не о демонах… — Я замялась, подбирая нужные слова. — Ситры могут заводить семьи?

— Большинство — нет. Только аматридери остаются наиболее близки к тому, чтобы создавать пары. Всем остальным это не нужно. К тому же тени, духи, силиалы и стихиалы чаще всего создания бесполые, хоть мы и выбираем для себя наиболее близкую нам оболочку. Аматридери способны к воспроизведению себе подобных, но в памяти моего создателя хранится знание лишь об одном случае, когда аматридери создали семью из двух особей. Их не так много, на самом деле. Было несколько случаев союза демонов с аматридери, но такие браки не считаются разумными, ведь вероятность, что этот союз даст потомство очень мал, а для правящих ситров это самое главное!

— Интересно, а кем я являюсь? — усмехнулась и со вздохом уселась на край кровати, бросив рядом сумку и платок.

— Ты немного человек, элла и… по всем законам тебя стоило бы назвать аматридери темного демона. Но загвоздка в том, что аура аматридери выглядит иначе. Ты уникум! Таких еще не было. Твоя аура не похожа на ауру людей, но и на ауру эллов не походит.

— Бес сказал, что она с самого начала была странная, не такая. Что он раньше не сталкивался с подобным и поэтому не понял, с кем имеет дело, — рассказала я.

— Понятно. У меня не хватит знаний, чтобы сказать, что происходит с тобой, и кем ты в итоге будешь, но одно вижу четко — осталось совсем чуть–чуть.

— Жаль, что я сама не могу увидеть свою ауру! — я вздохнула. — Это же так интересно! Дома я читала несколько книг по этой теме… Правда, нигде не встречала описания розово–золотой ауры. Она ведь такая?

— Да, с вкраплениями черного и сине–фиолетового, — согласилась саламандра, сверкнув в мою сторону янтарными глазками–бусинками. — Это очень интересная структура. А увидеть ауру очень легко! Ты просто не умеешь!

— А как? — живо спросила я.

Ну, наконец‑то! Хоть кто‑то мне сейчас что‑то объяснит!

— Ничего сложного в этом нет, — ответила стихиала. — Для начала сядь поудобнее и расслабься.

Ха! Легко сказать! Я так напряглась в ожидании, что чувствовала себя, как на ежовом покрывале. Какое уж тут удобство!

Не смотря на это, села как смогла комфортнее и постаралась отключиться от всего. Для полноты эффекта даже глаза закрыла.

Вот сейчас меня околдуют без моего ведома — буду знать!

— А теперь представь себя как нечто воздушное и эфемерное, — сказала ящерка мягко. — Легкое и невесомое. Облако, листик на ветру.

Мне ничего такого в ум не приходило, зато туда настырно рвался здоровенный ярко–розовый шарик с золотым отливом. Такими часто украшают свадебные машины. Вычурно и броско, но зато издалека видно. Попытавшись его выгнать, и не добившись успеха, я решила не сопротивляться и принять тот образ, который подсунула фантазия.

— Представила!

— А теперь представь воздух вокруг себя, его цвет и запах…

В голову тут же прокрался чуть терпкий и острый аромат, опасный и обволакивающий… Я фыркнула и быстро отогнала его подальше от себя. Но тело уже отозвалось на неожиданное воспоминание. Выдохнув и передернув плечами, попыталась представить просто воздух, который меня окружал. Помучавшись и не добившись результата, решила думать о своем собственном запахе. Это, конечно, тоже было не просто, но уж куда легче, чем представлять что‑то еще более расплывчатое. Всегда любила аромат цитрусов и цветов. Сначала бабушка с дедушкой, а затем и мама меня журили, что однажды я сама стану апельсинкой, и было от чего. Мыло, шампунь, крем и туалетную воду я выбирала со своим любимым запахом и ничего не могла с собой поделать. Даже сейчас, оторвавшись от привычной жизни, цеплялась за тот аромат, что был мне ближе всего. К нему только постоянно примешивался запах эникея, похожий на земной шалфей.

Было еще несколько составляющих, но думать о них признала опасным. Вместе с ароматами я невольно переносилась в недавние прожитые события. Запахи, как бусинки, нанизывались на ниточку моей жизни здесь, в этом мире.

Представить цвет воздуха оказалось проще всего. Я словно видела его через закрытые веки. Золотистый, с нежной примесью розового.

— Ого! — хихикнула стихиала. — Ты молодец! Сама уже почти все сделала. А теперь представь каждую клеточку себя.

— Ты видишь тоже самое? — удивилась я, в тоже время без труда даже не представив, а словно осознав себя саму. Это пришло легко и незаметно. Я чувствовала в себе все, не просто существо с четырьмя конечностями, но и источник той самой магии, которой могла пользоваться. Это было похоже на какой‑то особенный компонент в моей крови, не примесь, а отдельную удивительную составляющую. А само мое тело излучало странное переливчатое свечение из смеси нескольких цветов. Где‑то цвет был плотнее и темнее, уходя в густую черноту, а где‑то почти прозрачный и чистый, как искры шампанского в бокале.

«Люк, ты джедай!» — хихикнула я мысленно.

Так же поняла, что вполне могу этой магией во мне пользоваться, но не так, как раньше. Это было больше похоже на ювелирную работу. Если правильно и экономично расходовать, а не лить на ложку ведро, чтобы ту наполнить, то сил хватит на многое.

— В России все, что делается ключом меньше, чем на двадцать четыре, считается нанотехнологиями! — вслух выпалила я и рассмеялась.

Мне еще, конечно, потребуется время, чтобы освоиться с новым знанием, но теперь я более уверена в себе.

— Почему, если думаешь о нем так часто, ты бежишь прочь? — вдруг спросила стихиала, и улыбка сползла с моего лица.

— О чем ты? — Я поняла суть вопроса, но отвечать совершенно не хотелось. Не сейчас. Не сегодня. Когда так памятно чужое тепло и то странное убаюкивающее спокойствие, в которое хотелось окунуться. Вроде бы и опасно, но так надежно было в той тишине храма тьмы…

— Я о Бестелионе, — ответила саламандра. — Ты ведь о нем подумала?

— Не нужно копаться в моих мыслях! — воскликнула я и вскочила с кровати.

— Но ведь я говорю правду, — не унималась саламандра. — Я одного понять не могу: почему ты бегаешь от того, к кому тебя так сильно тянет?

— Ты не можешь ничего знать, — фыркнула я. — Ты не можешь знать, что чувствую и к кому.

— Ну, допустим, не знаю, но ведь права?

— Откуда ты взялась такая настырная? — хмуро уточнила я. — И какое тебе дело до всего этого?

— Характером я в то пламя, что меня породило, — ответила стихиала, по простыни взбираясь ко мне, чтобы невесомой золотой лентой оплести запястье. — А дело мне такое, что тебе нужно решать, что ты будешь делать дальше и, главное, где?

— Не знаю! — хотелось заорать, но я со стороны увидела эту зарождающуюся во мне истерику. — Я хочу побыть одна. Хотя бы несколько дней. Просто одна. Подумать. Разобраться во всем.

— А что ты хочешь понять?

— Кто я? Что я? Почему все случилось именно со мной? Можно ли как‑то что‑то изменить? — начала я перечислять вслух.

— Еще что? — спросила саламандра, никак не прокомментировав мои вопросы.

— Почему я такая невезучая и почему…

— Перестань себя жалеть! — посоветовала стихиала, перебив меня жестко. — Поправить уже ничего нельзя. Сила демона тебе не рубашка — снял и все. Это не отменишь. К тому же ты на половину элла. Так что «спасибо» папочке говори. Во многом только он виноват во всем. Если бы не твое происхождение, то ты бы никогда не смогла попасть в этот мир.

— Я еще не понимаю, как мне это удалось? И почему попала именно к демонам, если я элла?! — вздохнула и откинулась назад, постаравшись устроиться на скрипучей кроватке поудобнее.

— Ну, это легко объяснимо. Ты ведь что‑то делала, перед тем, как очутилась в Нижнем царстве? — уточнила огненная.

— Да, — призналась я, мои щеки и уши тут же начали гореть от стыда. — Я гадала на суженого… Но не думала, что так выйдет! Обычно это все безобидные игры, и только. Я ведь сразу и не поняла, что произошло все в реальности.

— Гадание? — переспросила саламандра с сомнением. — И что ты хотела узнать? Хотя… Не отвечай! Какая разница?! Главное, что ты так сильно желала исполнения задуманного, что, сама того не понимая, пробудила спящую силу крови. А выкинуло тебя там, куда ты и целила.

— Хочешь сказать, что я хотела попасть на Праздник Зимней Ночи? — фыркнула я, не веря своим ушам. — Зачем мне туда нужно было, по–твоему?

— Ну, ты же что‑то загадала? — хмыкнула ящерка. — Или кого‑то?..

— Неужели ты считаешь, что я хотела встретить именно Бестелиона? — спросила с толикой неизвестно откуда взявшейся обиды.

— А чем он тебе не нравится? — не поняла стихиала. — Что тебя в нем не устраивает?

— Нравится! — я всхлипнула и попыталась не разрыдаться. — Но почему с его появлением в моей жизни все пошло наперекосяк? Вот почему? Моя обычная нормальная жизнь развалилась вдребезги, и все только потому, что я столкнулась на своем пути с темным демоном!

— Лена, рано или поздно, но твоя кровь проявила бы себя, — вдруг сказала стихиала. — И хорошо, что это случилось сейчас, когда ты не прикована к чему‑то: к семье, к мужу, детям. Представь, что что‑то подобное случилось бы через десять или пятнадцать лет!

— Я и сейчас привязана! — не согласилась я. — У меня мама! Кот! Друзья! Учеба! Для меня это важно!

— Настолько ли? — спросила стихиала, а я замолчала, не зная даже, что ей ответить.

Саламандра права — все уже произошло и нельзя отмотать время назад. Обидно, конечно, что рано или поздно моя сущность все равно пробудилась бы. Это как болезнь, заложенная в генах — рано или поздно тебя что‑то подомнет под себя. Так что у меня есть выбор: я могу попытаться приспособиться к случившемуся или послать все к черту, уйдя в глобальную депрессию. Просто плюнуть на все и жить дальше не получится. Значит, придется приспосабливаться.

Если бы с Бесом все было бы проще…

Я поймала слова за хвост и запихала поглубже, вспомнив любимую поговорку бабушки про то, что все мысли материальны, даже высказанные про себя. Если бы так же просто, как мысли, было спрятать все то, что я испытываю к этому демону…

В него нельзя было не влюбиться. Исполнившаяся мечта. Картинка из журнала, живой постер. Мне казалось, что таких не бывает, только по частям, только как плод фантазии или работы в фотошопе. Но Бестелион существовал, и мое сердце замирало от сладкого пьянящего чувства наслаждения даже тогда, когда просто его видела. Я никогда не сходила с ума ни по одному парню. С придирчивостью покупателя в разделе техники я выискивала недостатки, слабости, и отворачивалась, чтобы уйти, когда мне это удавалось. Это получалось неосознанно, и я не пыталась переубедить себя.

С Бесом все было иначе. Он не идеален, вовсе нет. Но мой внутренний голос не пытался бунтовать. Характер демона не вызывал восторга, слишком много в нем было самонадеянности, уверенности в себе, властности. Всего того, чего не встречалось у тех мужчин, что окружали меня всю жизнь. Но здесь и сейчас мне было все равно на это. Рядом с ним просто хотелось быть. Где‑то поблизости.

И именно это пугало и гнало меня от него прочь!

Я слишком сильно в него влюбилась, если такое бывает. И мне страшно. Страшно ошибиться, страшно дать себе право поверить. Страшно до дрожи и судорог. Знаю, как может быть плохо потом, после, но сердце требует.

Это вечно чего‑то требующее сердце!

Может, будь я другой, более свободной и сильной, ничего не пришлось бы бояться, ожидая предательства со стороны того, кто дорог. Мама вспомнила о моем существовании, когда мне исполнилось десять. К тому моменту я привыкла быть отверженной обоими родителями. Отец не хотел моего рождения, хотя теперь я знаю, что обо мне он даже не подозревал. Мама слишком сильно любила свободу, чтобы связывать себя маленьким ребенком. Были бабушка и дедушка, взявшие на себя все самые главные роли в моей жизни. И еще была Ира, Ирочка, бессменная боевая подруга. А потом появился Тим — пушистый комок моего счастья, друг и товарищ.

Возможно, если бы я была обычной девчонкой, выросшей в море родительской любви и обожания родственников и друзей, с парой–тройкой братьев или сестер, то сейчас бы думала и действовала иначе. Если бы у меня были домашние обеды, воскресные походы, каникулы в лагерях. Если бы…

Вечерами я оставалась одна, пока Света занималась собой и своей жизнью. Выходные проводила в обнимку с компьютером и котом, а каникулы — у бабушки с дедушкой.

Знаю, что мир не идеален, и совершенные семьи бывают только в рекламе сока, а романтика — в фильмах, но так хочется всего этого для себя. Хоть клочок! Зажать между пальцами, спрятать и никому не отдавать.

И хочется быть красивой, счастливой, достойной любви того, кого сама люблю. И не сомневаться ни в чем. И не бояться ничего. Брать то, что хочется, и отдавать, сколько смогу. И не сидеть на грязной кровати в гостинице в неизвестном городе и мире, обдумывая, могу ли я доверять слову демона. И сомневаться в том, что он ко мне испытывает.

И бояться задать один простой вопрос, зная, что может прозвучать в ответ.

— Хочу отдохнуть, — всхлипнула я, зарываясь носом в ворот куртки.

— Хорошая идея, — согласилась стихиала и замолчала, давая мне возможность погрузиться в сон, полный сомнений и переживаний.