Ощущение было странным. Я могла думать, — разум был чист и ясен — но мне не удавалось почувствовать тело, будто от меня осталась только половина. Возможно, лучшая половина меня, но жить только с ней не представлялось возможным. Если я еще жива.

Эта мысль не напугала, а скорее озадачила. Напугать можно, когда есть мозг, способный посылать электрические импульсы по каналом нервных сообщений. То, что от меня осталось, оказалось не способно на действия подобной сложности. Я не видела, не слышала, не чувствовала ничего из того, что должно было происходить вокруг.

В детстве именно так представлялась мне смерть. Мой разум будет существовать, но я даже не узнаю, что станет с телом и с миром вокруг. Это пугало больше, чем что‑то еще. Фантазия рисовала меня в узком гробу, обитом зеленым сукном и дешевой золотой лентой. Меня окружают цветы и свечи. Я лежу, одетая в тонкое платье и жесткие пошлые белые тапочки. Вокруг немногочисленные родственники и друзья. Кто‑то плачет, кто‑то молча сопит в ожидании застолья. Меня вот–вот опустят в землю, чтобы навсегда заточить на глубине двух метров, наедине с готовым сожрать плоть временем. А я этого не знаю и не чувствую. И не могу сказать им, что я здесь, что я еще в этом мире.

Меня нет. И не будет. И перерождение не ждет в конце пути. И остается только сожалеть, что жизнь была такой короткой, а смерть — внезапной.

«Перестань! — велел внутренний голос. — Ты не умерла. И с твоим телом все хорошо! Открой глаза и посмотри, вместо того, чтобы предаваться ненужной скорби!»

Глаза? Но я же пыталась их открыть и не смогла!

«Не эти глаза, — простонал голос. — Вспомни аварию. Тогда ты могла видеть, но не так, как человек. И потом, совсем недавно, у тебя тоже получилось!»

Это оказалось легче, чем думать о своей кончине. Разум ничто не сковывало, для него не было преград здравого смысла, ошметки которого еще держались когда‑то в голове. Я просто дала возможность мыслям оставить свое место, освободила их от привязанности и позволила подняться куда‑то вверх. И там смогла увидеть все со стороны.

Это была моя квартира и на кровати лежала я, а над моим телом печально вздыхала Ира, прикладывая к щекам ладони. Пришлось напрячься, но я услышала ее слова.

— Как же так вышло?

Я и сама все время пыталась найти ответ на этот вопрос. Как же произошло все это? Память хранила немного. Лицо отца, усталое и странное, но это точно был он. Мой вопрос, на который Леонис ответил: «Какая‑то глупость с этими переходами!»

А потом вспышка света — и провал.

«Ты вспомнишь, когда проснешься!» — уверил внутренний голос.

Хорошо бы. Меня нервирует, что я не помню, как все было.

Появился Бес. Если бы я могла чувствовать, то меня бы охватил восторг. На демона было странно смотреть вот так, со стороны, но интересно.

Чтобы лучше слышать, о чем Бестелион говорит с Ирой, я спустилась ниже, зависнув у демона возле уха, и замерла, узнавая последние новости и кое‑что о себе.

***

Ира вздрогнула от неожиданности, увидев посреди комнаты, взявшегося прямо из воздуха, высоченного парня, странно одетого и заросшего по глаза трехдневной щетиной, но как‑то неправильно и не реально красивого. Такими обычно показывают героев в фильмах. Финальные кадры. Пепелище. Герой стоит в центре воронки, чуть грязный и помятый, в ошметках фрака, но показано все так, что хочется проникнуться и, так сказать, припасть к этой воняющей потом и адреналином… боевой единице.

Парень, конечно, не притащил с собой кучу грязи и ведерко крови врагов, но Ира не удержалась, чтобы тихо ойкнуть. Но уже через мгновение девушка пришла в себя, стряхивая ступор и понимая, кто перед ней стоит.

— Что с ней? — тихо спросил Бес, присаживаясь на край кровати рядом с неподвижно лежащей Леной. На первый взгляд могло показаться, что девушка спит. Но только на первый.

— Я оставила ее только на полчаса, а когда вернулась — она летала по квартире уже такая. Я ее к кровати привязала, пока эта невесомость не закончилась, — сообщила Ира. — И так четыре дня!

Бестелион хмуро глянул на заламывающую руки девушку и вгляделся в лицо Лены. Она была такая спокойная, умиротворенная и… прежняя. Волосам вернулся их первоначальный цвет, так понравившийся демону в Праздник Зимней Ночи. Бес не знал, но почему‑то был уверен, что цвет глаз так же перестал пугать окружающих своей неестественной яркостью. Изменения завершились. Тьма привнесла свое, но оставила многое прежним.

Разглядывая девушку, демон мог теперь без труда сказать, на что Лена будет способна в магии ситров. И это удивляло его. Но еще Бес видел силу, очнувшуюся окончательно несколько дней назад. Эта сила не изменяла Лену так сильно, как это было с тьмой, но магия эллов пронизывала теперь все тело девушки. Когда‑то тьма расчертила кожу Елены своими узорами, теперь свет эллов неспешно и уверенно вплетался в эти стебли и бутоны, соединяя, вытравляя и замещая, делая другой, окончательно превращая ее в неизвестное миру существо, в какой‑то степени соединившее извечно враждующие народы.

Бестелион улыбнулся и погладил девушку по прохладной щеке, чувствуя цитрусовый аромат. Этот запах, такой обычный и неизменный на протяжении всего их знакомства, успокоил демона, вернув его на миг в ту ночь, когда он первый раз увидел Лену. Смешная растрепанная девчонка в странной одежде…

Улыбнувшись еще раз, Бес прислушался к стенающей рядом брюнетке. Девушка плакала, утирая глаза какой‑то бежевой тряпкой, и охрипшим голосом говорила что‑то про Ленину мать.

— … ужасно так. Врачи ничего не могли сделать, остановка сердца! А ведь Света уже чувствовала себя лучше! В день, когда… когда Лена появилась… Мне звонили, Света очнулась, была слаба и не совсем в себе, говорить не могла… Но очнулась. А потом!.. Как я скажу Лене? Она же придет в себя? — умоляюще спросила Ира. — Ведь, правда?

— Да, — кивнул демон. — Ей довелось что‑то пережить, что привело к такому состоянию. Это крепкий сон и только.

— Лена должна жить, но не представляю, что будет, если она узнает… — Ира тихо всхлипнула. — И Тим пропал. Мне даже говорить об этом тяжело.

По какой‑то причине девушка не воспринимала Беса как постороннего, чужого. Возможно, после того, что случилось с Леной, Ира уже просто не рассматривала что‑то как странное и невозможное.

— Я никому не говорила, что Лена вернулась, — вздохнула брюнетка. — Как тут скажешь? Как это все объяснять? Даже Игорь не понял бы.

— Кто такой Игорь? — уточнил Бес, немного напрягшись.

— Он ухаживал за Леной до ее исчезновения, — ответила Ира и тут же прикусила губу, понимая, что и кому сказала.

«Ой, дура! — мысленно взвыла девушка. — Выкручивайся, давай!»

— Не представляю, как Лена переживет смерть матери… Еще один человек ее бросил. Лена не говорит об этом, но она один сплошной комплекс. Комплекс ненужного, брошенного ребенка! Сначала она оказалась не нужна собственному отцу, который даже не захотел ее знать. Потом мать предпочла ей свободную и веселую жизнь женщины, не обремененной детьми и обязанностями. Даже с дедушкой и бабушкой Лена никогда не была слишком близка. У них находились занятия… и работа… Моя мама все время смеялась, что у нее не одна дочь, а две! Мы всегда Ленку с собой брали всюду. Летом на море ездили вместе. Но я знала… видела это. Она из‑за всего переживает. Не показывает, крепится, строит из себя взрослую и сильную. И не доверяет никому, потому что никто не научил ее верить… доверять и любить безоговорочно! И ей нужна эта любовь и поддержка. Мы пытались Лене дать то, чего она достойна… Но как? Если она иногда как стена! Считает себя не красивой, не нужной… Она ведь золото! Понимаешь? Странная, необычная, но очень хорошая.

— Я должен ее забрать, — сказал Бес, так ничего и не ответив на монолог Иры.

— Навсегда? — спросила девушка.

— Нет, она хотела вернуться, потом…

— Знаешь, …

— Бес, — подсказал демон.

— Бес, иногда уверенность в правильности принимаемого решения обманчива, — вздохнула Ира и присела рядом с Леной на кровать. — Она не согласится со мной, но я думаю, иногда за нас должен решать кто‑то другой, чтобы было лучше нам самим. И так будет, даже если сразу считать иначе. Ты позаботишься о ней?

— Я сделаю все, чтобы ей было лучше, — ответил демон, подхватывая безвольное тело Лены на руки.

— Хорошо, — улыбнулась Ира.

***

Я просыпалась медленно, позволяя себе насладиться тихим треском согревающего пламени где‑то очень близко. Правую щеку приятно пощипывало от жара. Я подтянула под себя ногу, зарываясь лицом в пахнущую травами подушку, со стоном принимая покалывание в онемевшей руке, и обиженно простонала. После всего случившегося казалось, что я буду долго и тяжело вспоминать прошедшие дни, но каждому дано ошибаться. А мне это свойственно!

Мои мысли не натыкались на провалы и трещины. Я помнила все, не смотря на то, что большую часть времени находилась без сознания. Что‑то, может мой дух, может моя незримая часть, наблюдало все это время за миром вокруг. Я знала все, что случилось за… семь дней? Или восемь?

Заглянув внутрь себя, я на секунду задумалась, но в итоге решила, что прошло, все‑таки, восемь дней с момента моего столкновения… Сейчас мне было так хорошо и уютно, что совершенно не хотелось думать о том, что произошло. Я успею подумать и решить для себя, что делать. Успею. Есть время. Не нужно сейчас перекручивать слова того элла. Не сейчас.

С сожалением я потянулась и открыла глаза, рассматривая место, куда меня принес Бес. Комната, большая и светлая. Темное дерево полов, беленые каменные стены, тяжелая светлая мебель. Много яркого солнечного света, льющегося сквозь высокие окна. Напоенный каминным теплом воздух принял меня в ласковые объятия, как парное молоко. На миг, закрыв глаза, я неосознанно прислушалась к пространству, уловив тонкие ниточки чар, ажурной паутиной оплетающие каждый сантиметр комнаты, служа сверкающим баннером «Демон чудит». По какой‑то непонятной причине я без труда могла подцепить каждую ниточку ногтем и сказать, для чего она служит. Вот эта защитит от холода, эта нейтрализует внешние звуки, а эта погасит огонь в секунду, если начнется пожар. Такого у меня еще ни разу не получалось. Все мои действия были больше интуитивными, необдуманными и для меня не ясными. Но не сейчас. Словно что‑то поменялось за последние дни.

— Практический курс «магия тьмы» усвоен, — негромко фыркнула я.

Заметив, что понижаю голос до шепота, как вор, рассмеялась и подошла к столу у окна, привлеченная большой салфеткой, прикрывающей что‑то. Мои догадки оправдались, и я нашла съедобный клад. С неестественным для себя радостным возгласом, я плюхнулась на стул, подхватывая с подноса куриную ножку одной рукой и сладкую булочку другой, взглядом наливая себе в кружку эникея. Хорошо, что в этот миг за мной никто не наблюдал, иначе приличной девушке, живущей где‑то глубоко во мне, было бы стыдно за поведение хозяйки.

Поверх изрядного количества жареной курицы и полудюжины булочек, примостились пара бутербродов с сыром и маслом, веточка винограда, восемь фиников, блинчик с медом, яблоко, яичница с беконом и три кружки эникея, после чего я, со счастливой моськой обняв живот обеими руками, отпала бесполезной куклой на спинку стула.

— Ура! Вот оно счастье! — выдохнуло сытое тело, делая попытку завлечь меня обратно под одеяло, но я успешно поборола сонливость. Поднялась и прошлась по комнате, выглядывая в окна. Вид из каждого чуть менялся, но и оставался при этом довольно однообразным: горы, снег и много–много деревьев, чернеющих сосновыми шапками в нескольких сотнях метров.

Еще раз осмотревшись и найдя под кроватью свои ботинки, я вышла из комнаты, отряхивая хлебные крошки с рубашки. Моя одежда все еще была на мне, но, судя по запаху, а точнее его отсутствию, ее снимали и чистили. Хорошо, что я не знаю, кто именно всем этим занимался, иначе мне опять будет стыдно.

Выйдя из комнаты, я оказалась в коридоре, в который, кроме моей двери, выходили еще три. Напротив нашелся санузел, напичканный какой‑то сложной бытовой магией так, что ничем не уступал современным комнатам уединения из моего мира. В двух других комнатах были спальни. В одной из них чувствовалось присутствие Бестелиона. В воздухе витал терпкий аромат чего‑то смешанного, но очень вкусного. Теплый запах дерева, чабреца, кислинка пота и свежесть шалфея. Я втянула носом этот букет, сдерживая себя, чтобы не зайти в комнату и не забраться в логово смятых простыней и подушек, чтобы понежиться в этом защитном коконе. Словив свои мысли, скребущие изнутри, как когти требовательной кошки, я усмехнулась, захлопывая дверь, устраняя тем самым такой явный соблазн.

Это же надо!

На одно мгновение я на самом деле почувствовала себя кошкой, которой хочется улечься на вещах хозяина, ведь именно там спится лучше и слаще. И ничего больше не нужно.

Улыбнувшись и покачав головой, я прошла по коридору, пока не оказалась в комнате, похожей на большую гостиную–прихожую, какие бывают в маленьких домиках, сдаваемых отдыхающим на горных курортах. В подтверждение моей мысли, напротив виднелась массивная дверь, на которой на металлическим крючке кто‑то оставил здоровенный светлый меховой тулуп. Там же, возле двери, я нашла пару высоких валенок.

Не долго думая, я сунула ноги прямо в ботинках, внутрь валенок, благо те оказались на ногу, куда больше моей. В тулупе я утонула. Полметра тяжелого меха, ткани и кожи складками осело вокруг меня, так что я даже на несколько минут позволила себе посомневаться в затее, но кроме неудобства не найдя никаких других трудностей, распахнула дверь в зиму. И оказалась в настоящей сказке!

Вокруг одноэтажного каменного домика простиралась почти нетронутая сверкающая мириадами хрустальных осколков снежная равнина, опоясанная с одной стороны густым лесом. Тишину нарушал лишь слабый ветерок, запутавшийся в пышных сосновых ветвях, донося до меня мягкое шуршание. Снежную поляну пересекала полоса полузанесенных следов. Тропка уходила в лес. Пожав плечами, я ступила на темнеющие отпечатки, собираясь последовать за Бесом и не сомневалась, что именно он прошел здесь несколько часов назад — от тропки веяло чем‑то таким, что без раздумий назвала бы «запахом» тьмы.

Стоило мне сделать шаг от дома, как я по колено провалилась в рыхлый снег.

— Ого! — опешила я, вытягивая ногу из образованной той дыры. — Как это? Бес же раза в полтора меня тяжелее! Ух, демон!

Через следующие несколько шагов я уже отплевывалась от мокрых хлопьев и отряхивала липнущие комья с одежды и волос, пожалев, что не заплела те в косу. Отбросив очередной кусок снега подальше и мотнув головой, чтобы откинуть волосы за спину, я заметила их цвет и удивленно замерла. Затем потянула себя за локон, внимательно рассматривая свой привычный и родной светло–русый, сверкающий на солнце золотом.

— Ура! — Мой крик спугнул какую‑то пичугу, засевшую в ветвях. А я, приплясывая внутри сугроба, в конце концов, повалилась в снежное облако, раскрасневшаяся и невероятно счастливая.

Провалявшись несколько минут и окончательно превратившись в леденец, покрытый мехом, я, помогая себе руками и бодрым уханьем, кое‑как встала, собираясь продолжить свой путь. Настроение достигло пика, счастье плескало через край. Губы непроизвольно растягивались в улыбке. Снежная масса, из которой торчала только моя макушка, совершенно не пугала теперь, когда я чувствовала себя собой.

Оказывается, я скучала по себе той, что была раньше. Потеря так угнетала меня, что не было сил сопротивляться происходящему.

Кое‑как прорвавшись сквозь сверкающую стену, запыхавшаяся и хохочущая, я обхватила замерзшими ладонями первое же дерево, со вздохом облегчения привалившись к нему боком. В следующую секунду что‑то свалилось мне на голову. Я дернулась, отскакивая от сосны, и осмотрелась. Упавший предмет оказался обычной шишкой, а в нескольких метрах над землей в ветвях замерла маленькая белка, в серой шубке со светло–рыжими кисточками на ушах.

— Привет, сестренка! — поздоровалась я со зверьком. — И ты сменила яркий костюм на более практичный?

Белочка напряженно принюхалась и уставилась на меня круглыми карими глазками–бусинками.

— Я тоже белка, в какой‑то степени, знаешь ли? — Я продолжила вести светскую беседу. — Мне всегда нравились твои товарки. Вы такие милые и красивые. А кое‑кто, возможно, ты его знаешь, даже сравнил меня с белкой.

Зверек уставился на меня так, что казалось, вот–вот совсем по–человечески повертит когтистой лапкой у рыжего виска. Представив эту картинку, я расхохоталась, немного напугав белочку. Та замерла, приготовившись убежать от меня на верхушку дерева.

— Подожди! — попросила я, не надеясь быть услышанной, и запустила руки в карманы тулупа. Там вряд ли что‑то нашлось бы, но никогда не помешает проверить. В правом кармане обнаружилась веточка рябины. Не смотря на зиму, ягоды выглядели так, будто я только что сорвала гроздь.

Зверек быстро выхватил угощение из протянутой руки и исчез среди ветвей. Я улыбнулась, проводив белочку взглядом. Что‑то знакомое показалось мне в этом. Я тоже белка. Диковатая, да. Боязливая. Но смелая.

Уж без смелости никак нельзя. Даже белке.

Улыбнувшись своим мыслям, я углубилась в лес, негромко напевая себе прилипчивые строки песенок про дорогу, ждущую за поворотом.

Среди деревьев идти стало легче, густо разросшиеся ветви кленов и сосен не давали снегу свободно падать на землю, так что теперь я не проваливалась, а только по колено утопала в сугробах. И это при том, что оставленный Бесом след едва виднелся! Штаны над ботинками промокли, в обувь тоже начала проникать холодная влага, но у меня было такое хорошее настроение, что я ни на секунду не позволяла себе задумываться о повороте назад.

Отпечатки следов уводили глубоко в лес, в пологую низину, где снега оказалось совсем мало. А через несколько сотен метров он и вовсе пропал, а я ощутила, что даже воздух стал теплее. Удивленно внимательно присматриваясь, я осторожно прошла еще немного вперед, пока деревья не расступились, открыв передо мной вид на небольшое озеро, над которым поднимался густой теплый пар. Из‑за пара рассмотреть противоположный берег не представлялось возможным, но я представила себе, что озеро со всех сторон окружено лесом, скрывающим подобное чудо от посторонних глаз.

Будь это место в моем мире, вокруг давно понастроили санаториев и гостиниц, проложили бы дороги, вывезли снег, смяли бульдозерами деревья. И все это только ради того, чтобы заработать деньги. Здесь же это маленькое природное чудо будто замерло среди красот необъятной снежной равнины.

Подхватив руками подол тулупа, я подошла к самой кромке воды, заметив несколько сваленных вместе валунов. На краю одного из них лежала аккуратно сложенная рубашка, а на земле валялись тяжелые черные ботинки.

Камни оказались настолько теплыми, что уже через несколько минут я скинула тулуп, устроив из него себе что‑то вроде гнезда, а затем, стянув испачканные грязью валенки, а затем и ботинки, устроилась поудобнее, по–турецки скрестив ноги.

— Ух, буду изображать птичку! — сообщила я озеру и замерла в ожидании, толком не зная, чего именно.

Стараясь ни о чем не думать, я наслаждалась теплом, не решаясь искупаться. Потрогав пальцем ноги воду, убедилась, что та теплая, но не горячая. Желание окунуться боролось с логикой. Погрузившись в спор с самой собой, я увлеченно болтала ногой в воде, когда что‑то острое не больно скользнуло по стопе, заставив подпрыгнуть на камне. Вскочив в полный рост, и оглашая окрестности визгом, я затанцевала на валуне, как живой карась на сковородке. Фантазия нарисовала мне пираний, крокодилов и еще несколько невообразимых монстров с зубами и когтями, желающих откусить от меня кусочек.

Вынырнувший на поверхность демон пару мгновений наблюдал за мной, а потом разразился громким хохотом, уйдя обратно под воду.

— У! Черт! — прошипела я, запустив в показавшуюся голову Беса скатанным носком.

Не ожидавший от меня такого «злодеяния», демон секунду удивленно хлопал глазами, а потом, гадко улыбнувшись, запустил в меня моим же носком обратно. Увернуться не удалось, мокрый теплый комок с сочным шлепком впечатался мне в живот, основательно намочив рубашку.

— Какой проказливый водяной! — провыла я, бросив носок обратно и запустив следом второй.

Бес молча увернулся от комочков, с довольным видом понаблюдав, как те распрямляются и отплывают в сторону.

— Прощайте! — с надрывом в голосе промолвила я, помахав носкам рукой. — Я буду по вам скучать!

В следующую секунду меня с ног до головы окатило теплыми брызгами, до последней нитки промочив одежду.

— Что?! — взвизгнула я.

— А нечего кидаться, — хмыкнул демон.

— Ты!.. — прошипела я, быстро оглядываясь, чтобы придумать отменную месть. Взгляд сам собой зацепился за лежащую на камнях рубашку. Мило улыбнувшись Бесу, я подхватила рубашку, погладила подушечками пальцев мягкую ткань и, глядя демону в глаза, отрастила черные когти и чешуйки на правой руке.

— Это моя любимая рубашка! Была… — простонал Бес, видя, как я разделяю рубашку на неровные части. — Ну, держись!

В следующий миг что‑то с силой толкнуло меня сзади в спину и под коленки, так что я квакающей в полете ласточкой влетела в воду рядом с Бесом.

— Какого демона?! — выдохнула я, отплевавшись. Волосы неприятно облепили голову, загубив всю мою уверенность в себе.

— Темного. — Бестелион обезоруживающе улыбнулся и дернул за руку, утаскивая на глубину.

От неожиданности я замахала руками, ногами и, кажется, даже хвостом, желая всплыть. Но Бес держал крепко, продолжая погружаться. Через секунду все тело знакомо покалывало. Страх и злость перетекли в ту фазу, когда во мне проснулась сила тьмы, привычно расцвечивая мою кожу черными узорами. На второй руке со щелчком вытянулись когти, зацепив локон почерневших волос.

Хотелось обиженно взвыть, но удалось только негромко замычать, стараясь не дышать.

«Расслабься! — раздался у меня в голове голос Беса. — Тебе не так нужен воздух, как ты думаешь!»

Легко ему говорить, это же не он провалился в снег, только выйдя из дома! И не его вечно всякий норовит пришпилить к стене, как муху!

«Хватит меня топить!» — подумала я так четко, как смогла.

«Расслабься!» — вновь повторил Бестелион и отпустил мою руку.

Как только он это сделал, я перестала дергаться и замерла в толще воды. До поверхности, до живительного воздуха нужно было сделать не больше двух–трех сильных гребков, но тот ужас, что охватил меня несколько секунд назад, куда‑то исчез. Было легко и свободно. Мои легкие не раздирало желание вдоха. От удивления, я вовсе перестала двигаться, широко раскрытыми глазами уставившись на зависшего напротив Беса.

А тот с каким‑то странным выражением лица внимательно меня рассматривал, чуть склонив голову на бок, будто мы находились не в воде.

«Что?» — спросила я, помогая себе жестикуляцией.

«Ты светишься!» — пришел мне ответ. Бес прикусил нижнюю губу, сдерживая улыбку.

Не понимая, о чем он говорит, я вытянула перед собой руки. И беззвучно вскрикнула. Теперь стало понятно, почему я так хорошо вижу себя и демона.

Это же надо! Я сама себе служу фонариком!

Мою кожу покрывал уже ставший привычным рисунок, но теперь среди черных линий просвечивались тонкие белые паутинки совершенно новых ростков.

Я хотела спросить, но подумав немного, решила, что и так знаю ответ. Магия эллов.

«Красиво, — заметил Бес. — И своеобразно! Хочешь, я тебе кое‑что покажу?»

Все еще находясь в состоянии неконтролируемого удивления, я смогла только согласно кивнуть, после чего Бес увлек меня на дно.

Интересно, что именно он хотел мне показать? Дно озера? Или то, почему вода теплая?

Я чуть наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что учила в школе на этот счет, но мысли смывались проносившимися мимо течениями. Обидно, ведь я точно это знаю. Вглядываясь перед собой, неожиданно заметила маленькие светящиеся точки далеко внизу.

«Что это?»

«Сейчас увидишь!»

Чем ниже мы опускались, тем четче становились точки, постепенно увеличиваясь в размерах и обретая очертания каких‑то странных существ. Эти создания были похожи на раскаленный до красна воздух, прозрачно–алые, с шестью лапами–ногами, тремя головами и множеством отростков неясного назначения. Они должны были бы казаться страшными, но выглядели милыми и добродушными. А из‑за того, что по размерам они больше походили на кошек, бояться зачалось совершенно глупо.

«Это глубинные огненные стихиалы, — объяснил Бес. — Очень древние создания. И очень редкие. Таких уже не создают. Не получается!»

«Они согревают озеро?» — догадалась я.

«Да, смотри!»

Одно из существ вытянуло вперед лапки и будто бы захватило ими воду, которая в доли секунды начала бурлить, нагреваясь. А в следующий миг стихиал развел лапки, выпуская воду и та быстро успокоилась, но я почувствовала, как меня касается приятное теплое течение.

«Здорово!»

Было интересно наблюдать за работой маленьких созданий, десятки которых разместились по всему дну озера. Но еще приятнее было окунаться в очень теплую воду, которую подогревали стихиалы. За несколько минут такого плаванья я почувствовала себя отдохнувшей, словно после недели отдыха.

«Поднимаемся?» — спросил демон.

Я только кивнула, позволяя Бесу тянуть себя на буксире к поверхности. Через минуту я уже сидела на камне, завернувшись в тулуп, в то время как Бес растянулся на соседнем камне, занявшись просушкой своих мокрых штанов.

В этот момент я почувствовала себя настолько двояко, что просто не смогла решить, как мне поступить. С одной стороны, хотелось освободиться от мокрой одежды, устроиться поудобнее и полюбоваться открывшимся видом на озеро, на лес и на сидящего рядом почти обнаженного мужчину. Но с другой стороны, мне стало как‑то совершенно неуютно в присутствии Беса.

Приходилось честно признать, что я совершенно не знаю демона. Не знаю, какой он и чего от него ждать. Не могу сказать, что будет дальше. А еще, и это больше всего тяготило, я не знаю, зачем он со мной связался. Слишком уж хорошо я понимала всегда, кто есть. Я ведь не что‑то особенное. Не красавица. Не гений. И не героиня романа, при виде которой все мужчины сходят с ума.

Все мои познания об отношениях с парнями до Беса можно было уместить в несколько не слишком удачных свиданий, на которых мне было или смешно, или скучно, или некомфортно. Клеймо «крепкого середнячка» закрепилось за мной с первого класса школы, и я была этим «середнячком» во всем. Незаметная, серая мышка. Оценки средние, внешность средняя, ничего выдающегося.

Ира, конечно, утверждала, что я красивая, но по–своему. Как знаменитые фотомодели. Их внешность не подпадает под каноны, но все уверены, что эти дамочки бесподобно красивы. Есть лишь одна проблема! У меня нет уверенности, заставившей бы окружающих считать так же и на мой счет.

С Бесом же все как‑то странно. Со мной он ведет себя так, будто я милая, красивая и… его личная. И как будто ему нравлюсь, чего просто не может быть!

Он — идеал моих грез, начиная от внешности и заканчивая голосом, от которого сердце замирает. И чуть кривоватая усмешка ни капли не портит его, наоборот даже, добавляет что‑то хищное и опасное, соблазнительное.

Но при этом я его не знаю. Не знаю, что он любит. Какие у него привычки. Как его называли в детстве, и какое оно у него было. Не знаю, что он думает обо мне. И не знаю, что ждать от наших отношений потом.

Какая судьба меня ждет? Может я, как Мереша, останусь просто очередной живой игрушкой, про которую однажды забудут? Или, может быть, я ею и не стану никогда.

Я вообще запуталась во всем, что происходит. Знаю, что мне нужно делать, но до чего же страшно. А еще… Бес, возможно, меня не поймет, ведь мне нужно будет уйти. Уйти в Верхнее царство, но так, чтобы он не смог меня остановить и не отправился следом. Хотя… вряд ли он это сделает, но… как бы мне хотелось!

Я вздохнула и перевела взгляд на демона, улыбнувшись при виде того, как он силой мысли высушивает свою одежду.

— А рубашки ведь жалко, — прошипел он и взглянул в мою сторону. — О чем думаешь?

Я пожала плечами.

— Ты помнишь, что с тобой произошло? — немного подумав, спросил Бестелион.

— Не все. Только некоторые моменты, — ответила я, делая вид, что рассматриваю что‑то на своих коленях. Поднимать лицо совсем не хотелось. Не удивлюсь, если демон заметит, что я вру.

Я помню все. Каждую мелочь. Каждую деталь. Все произошедшее, иголкой засевшее в голове.

…Светловолосый мужчина, с отстраненным холодным взглядом, сжимает когтистой лапой горло отца. На лице Леониса удивление, раздражение, но не страх, хотя его глаза, подбородок и шея залиты свежей кровью, сочащейся из раны на лбу. Он пытается шипеть, как это всегда делал Тим, если был чем‑то недоволен. Окажись мы в другой ситуации, я даже посмеялась бы над этим, привыкая к мысли, что мой отец все эти десять лет был рядом, но я не знала этого.

— Трус… — визжит сбоку Тамалис, заламывая мне руки назад. — Какой же ты трус, дядюшка.

— Неудачный переход… — медленно шепчет отец, глядя только на меня. — Моя самонадеянность, но не трусость. Прости… Елена.

В моей голове мельтешат тысячи мыслей. Страха нет. Только удивление.

Я вырываюсь, выдергивая руку у эллы, так что хрустят вывороченные суставы, но мне все равно. Боль заглушает желание отомстить Тамалис. Хоть как‑нибудь. Хотя бы немного. Ярость вскипает во мне, когти со щелчком сменяют ногти, кожа чернеет. И раньше, чем элла успевает сообразить, я обрушиваю ладонь ей на плечо, отталкивая и одновременно распарывая одежду и кожу пятью глубокими царапинами у нее на плече.

— Дрянь! — кричит Тамалис, влетая боком в стену. Через миг она опять на ногах, и с остервенением кошки бросается ко мне. Я вижу в ее глазах желание оторвать мне голову. Но мне не страшно. Я встречаю ее уже полностью преображенной, и мы сцепляемся двумя молниями: сияющей белой и угольно–черной.

— Лена, — умоляюще шепчет Леонис, но мне все равно. Я должна навечно утихомирить Тамалис.

— Успокойтесь! — Приказ беловолосого разбрасывает нас с эллой в разные стороны. Но прежде, чем Тамалис оказывается вне зоны моей досягаемости, я вцепляюсь на секунду блондинке в лицо, с удовлетворением чувствуя, как ломается под пальцами ее нос, а когти мягко, как в масло, входят в белок глаза…

Следующие несколько минут Тамалис с воем катается по полу, шипя проклятия и обещая мне самую ужасную смерть из всех возможных. А я могу только с хрипом отползать в угол, стараясь не хохотать слишком явно. Меня охватывает какое‑то безумство, а глаза затягивает кровавая пелена. И хочется облизать испачканные кровью и водянистым содержимым глаза когти.

— Кровь демона! — Беловолосый кривится в брезгливой усмешке. — Тамалис, уйди. Перестань выть. Отправляйся обратно и залечивай свой глаз, раз ты такая идиотка, что позволила девчонке себя достать.

— Но как же!.. — воет блондинка. — Лорис!

— Я справлюсь, — уверенно отвечает беловолосый. — Со мной трюки не пройдут.

И элл дергает Леониса за волосы, заставляя того выше задрать голову. Тамалис, прижимая одну руку к плечу, а вторую к лицу, исчезает, прошипев мне напоследок:

— Еще свидимся!

Стоило элле уйти, как Лорис ослабляет хватку.

— Слушай внимательно, — приказывает он. — Леониса тебе не видать, пока не явишься в Верхнее. Матери у тебя больше нет. Не придешь — не будет и отца. Бесу скажешь или за собой приведешь, ему ни за что выбраться.

И Лорис посылает что‑то в мою сторону, что сбивает с ног и шквальным ветром припечатывает к стене…

— Жаль, — вздохнул Бестелион. — А ты знаешь, что твоя мама…

— Да. — Я смогла только кивнуть, не позволяя ему закончить фразу.

Зачем говорить, если я и так знаю. Зачем пробуждать эту боль, что я затолкала вглубь с самого начала. Я не могу быть слабой сейчас. Не могу поддаться страданиям. Не могу жалеть о случившемся. Не имею права.

Слезы беззвучно хлынули из глаз, пока я сдерживала крик, до крови прикусив верхнюю губу. Бес мягко обнял меня, позволяя окунуться в свои теплые и надежные объятия, где так легко и просто оказалось выплеснуть все, что копилось внутри последние дни.

Оказалось, что мне все равно, как я выгляжу в этот момент. И кто я. И кто он. Я могла только прижиматься к Бесу, всхлипывая у него на груди, и слушать успокаивающие слова.

— …бельчонок. Тише. Тише. Все будет хорошо. Ничего нельзя поделать, но ты должна быть сильной. Все однажды уходят…

— Знаю, — вздохнула я и попыталась успокоиться.

Бес ободряюще улыбнулся. Я позволила взять себя за руку. Неожиданно холодная боль, что клубилась внутри меня, будто бы сместилась, ледяными каплями стекая в наши сплетенные ладони.

— Что это? — спросила я.

— Скорбь не сделает тебя счастливой, — вздохнул демон. — Думаю, твоя мама не хотела бы, чтобы ты мучилась, Лена. И я обещал твоей подруге позаботиться о тебе…

Бестелион отпустил мою руку, сжимая что‑то в ладони. Удушающая пустота, владевшая мною пару минут назад, бесследно куда‑то делась. Было ли это хорошо? Может и нет. Может быть мне нужно было пережить боль утраты. Но и спокойная душа мне нужна также, если я хочу осуществить то, что собираюсь. Вот только демону об этом ни за что не скажу.

— Смотри! — усмехнулся Бес, разжимая пальцы и позволяя мне увидеть маленький клочок черного тумана, мгновенно начавшего увеличиваться в размерах, закручиваясь, как бутон черной розы. Через мгновение туман закружился шире, обрастая широкими остроконечными лепестками.

Цветок получился невероятно красивым, но холодным и отталкивающим.

— Это твоя боль и страдания. Не только о матери, но и о том, что было когда‑либо с ней связано, — сказал Бестелион, позволяя мне забрать черный цветок. — Людям свойственно окружать утраты миллионами печальных и черных мыслей, как эти колючие лепестки, покрывая сердце ледяными шипами. Но умершие не уходят навсегда, лишь на время покидают нас, а вернуться смогут только в теплое живое сердце. Не грусти, бельчонок. Не впускай в себя лед.

Я улыбнулась демону, как смогла весело и, нащупав ногами ботинки, скользнула на землю у кромки воды, наклонилась и опустила цветок на окутанную паром поверхность озера, вместе с черным туманом отпуская свою скорбь.

— Пойдем в дом? — предложил демон, передергивая голыми плечами.

— Хорошо, но идти не согласна, только ехать! — заявила я мстительно, вспомнив о сугробах, в которых утопала, где по пояс, а где и по шею.

Бес невозмутимо пожал плечами, подхватил тулуп, мигом завернул меня в него и перекинул через плечо, прихлопнув по спине рукой.

— Эй! — возмутилась я.

— Ну, ты же хотела! — съязвил Бестелион, направляясь в сторону от озера.

— А понежнее можно? — уточнила я, пытаясь выпутаться из тулупа.

— Можно! — хмыкнул демон. — Но не нужно.

О валенках, так и оставшихся у озера, мы вспомнили лишь через несколько часов.