— Забавно… Ну–с… Попробуем! — подбодрила я саму себя.

Описание аматридери чем‑то напоминало путешествие сквозь тьму. Мне обещались странные коридоры, переходы, круги и проходы.

— Метро–2033, — недовольно проворчала я, пытаясь отрешиться от окружающего пространства и представить себе что‑то такое, о чем говорила Мереша. Одно дело просто вспомнить уже раз увиденное, другое — вообразить.

Но у меня, кажется, начало получаться. В лицо подуло свежим и теплым, будто я сидела на пляже в солнечный день. Расслабившись и вдохнув этот «другой» воздух полной грудью, я потянулась туда, откуда появился ветер. Перед внутренним зрением предстала светящаяся воронка, в которой тонули десятки сотен оттенков всех цветов радуги. Их не затягивало внутрь, а будто выплескивало за пределы, размывая и смешивая с пространством. Я протянула руку к этой спирали, осторожно касаясь светящихся лоскутков пальцами — они оказались теплыми. На пальцах остался запах, как если бы я подержала в руках веточку сирени.

Спокойно улыбнувшись, я просунула в воронку руку, чувствуя, как меня медленно затягивает внутрь.

— Кроличья норка… — хмыкнула я.

— Что ты делаешь? — раздался прямо у меня над ухом до дрожи знакомый голос.

— Бес? — задохнувшись, выпалила я, открывая глаза. Воронка не исчезла. Теперь она светилась на самом деле, и в нее меня затягивало с упорством огромного пылесоса, но сейчас волновало не это, а очень злой и перепуганный Бес.

— Ты, куда собралась, дурочка? — непочтительно спросил демон, схватив меня за руку.

— Вот! То бельчонок, то дурочка! Очень разнообразно! — решила пошутить я.

— А как еще назвать твои действия? — обиделся Бестелион. — Что ты забыла в Верхнем? Или ты решила самоубийство учудить? Ты же там и двух шагов не сделаешь, как тебя тут же размажут в равномерный слой удобрений!

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Еще немного и сама себя начну считать сумасшедшей.

— Там Леонис, понимаешь? — вздохнула вместо этого и печально посмотрела на демона. — Он там и ему нужна моя помощь…

— Что‑то папочка не проявлял о тебе заботу последние годы, не находишь? — язвительно прошипел Бес, сильно меня задев этими словами. — Откуда такая удивительно трогательная дочерняя любовь?

— Он был рядом десять лет! И был ближе кого бы то ни было! Не тебе меня судить. Он мой отец, а ты мне — никто. И не смей говорить подобное! — проорала я, пытаясь выдернуть руку. — Не суди обо мне и моих родных по своей семейке! Если твоему отцу напревать на то, есть ты или нет, то не думай, что мой думает так же!

Слова вырвались как‑то сами по себе, не сдерживаемые разумом. Но я тут же о них пожалела, видя, как наливаются чернотой глаза демона. Во мне ожила и поднялась волна страха, в узел завязывающая желудок и волной желчи подкатывающая к горлу.

«Лена, он прав! Ты идиотка!»

Я зажмурилась, не желая видеть, как сейчас меня прямо здесь раскатают вровень с травой. Но ни через секунду, ни через две ничего не произошло. Тогда я вновь посмотрела на Беса. Он выглядел все таким же разъяренным, но не делал попыток открутить мне голову.

— Ты никуда не пойдешь, — сообщил демон тихо. — Я тебя не отпущу.

— Не хочу расстраивать, но я и не собиралась просить у тебя разрешения! — Во мне крепла и ширилась какая‑то неуместная наглость.

— Я не расстроился, — уверил меня демон и зло улыбнулся, — но ты никуда не пойдешь!

В ответ я молча нырнула в воронку, надеясь, что Бес не сможет последовать за мной. Зря понадеялась! Очень зря!

Место было совершенно незнакомое и не похожее на что‑то хоть раз виденное. Но, возможно, что‑то подобное уже было где‑то. В голову пришла дурацкая мысль и, не смотря на стоящего рядом демона, я негромко позвала в сплошной белесый туман:

— Ло–о–ошадь?

Бес глянул на меня, как на припадочную, и разве что у виска не покрутил.

— Тебе не кажется, что это не то место, где можно играть в игры? — хмуро уточнил он, не отпуская меня.

— Нет, не кажется. И попросила бы мне не мешать, — тихо, но настойчиво ответила я.

— В чем? — с насмешкой уточнил Бес. — Ты хоть знаешь, куда и зачем направляешься? Да, ты мне почти ничего не сказала тогда, хотя я был уверен, что прекрасно все помнишь. Но, Лена, не нужно думать, будто я не догадывался ни о чем!

Естественно мне было стыдно. Очень. Но кто сказал, что нужно сразу браться посыпать голову пеплом, отбросив в сторону вечно всюду мешающуюся гордость?

— Это все Лорис… — промямлила я, пытаясь освободиться от хватки демона, отступив на шаг назад.

Что‑то сместилось, качнуло как в лифте. Бес удивленно смотрел на меня в десятке шагов впереди. Туман вокруг обрел какие‑то очень размытые очертания, напоминая огромные снежные сугробы, от которых веяло жаром.

— Лена, прекрати, — попросил Бес, делая шаг навстречу. Немного подумав и вспомнив наставления Мереши, я отступила в сторону, посчитав про себя: «Раз!» Теперь я так же видела Беса, но как будто под другим углом и немного перевернутого.

«Переход чем‑то похож на огромную комнату, полную зеркал. Там ничего нет, кроме зеркал. Но именно отражения и пугают. Будь внимательна. Тебе нужно найти выход, а не пройти через комнату», — слова аматридери набатом отстукивали в голове.

— Зачем ты это делаешь? Тебе не удастся обхитрить эллов. Даже если Леонис у них, то он нужен им только для того, чтобы заманить тебя в ловушку. Как ты этого не понимаешь? — голос Бестелиона прозвучал глухо и тихо.

Я, не отрываясь, смотрела на демона, отмечая происходящие изменения. В первые секунды это было не заметно, но затем… Кожа Беса осыпалась мелкими песчинками, высвобождая темное и большое. Он увеличился и изменился, принимая другой облик, который я уже несколько раз видела и потому совершенно не боялась.

Тихо рыкнув что‑то непонятное, демон медленно растворился в тумане, чтобы мгновение спустя оказаться позади меня, десятками уменьшенных копий отразившись в перевернутых и надломленных лепестках невесомых полупрозрачных зеркал. Тяжелой лапой, с длинными острыми когтями–кинжалами, Бестелион сжал мое плечо, безжалостно оцарапав горло у ключицы.

— Я должна попробовать, как ты не понимаешь? — выдохнула, склонив голову и делая шаг вперед и в сторону, отсчитав: «Два!»

— Неужели ты так уверена, что сможешь что‑то в одиночку? — тихо прошипел демон мне в ухо, и нас окутала тьма, но я сделала еще шаг в сторону, чувствуя, как против воли Бес передвигает ногами вслед за мной.

— Будто бы ты будешь мне помогать! — упрямо сказала я, продолжая идти: «Четыре, пять!» — Никто из ситров не возьмется мне помочь, ведь это все равно, что помогать эллам, ведь так? Атардиону нужен отец и я. Мертвыми. Вам мы тоже нужны, чуть более живыми. Если бы я сказала, что собираюсь отправиться в Верхнее, потому что эллы схватили Леониса и он там, ты бы меня не отпустил.

— Конечно! — ответил Бес. — У тебя есть привычка сбегать в неизвестном направлении, даже не думая, так ли уж тебе это нужно. Мне надоело вытаскивать тебя из передряг!

— А тебя никто не просит! — в тон демону ответило мое самолюбие.

— Только ты всегда уверена, что я явлюсь на твой зов в любую точку вселенной! — огрызнулся Бестелион. — Учти, если ты пойдешь дальше, то на меня можешь не рассчитывать! У меня есть границы терпения. И голова на плечах.

Слова демона будто в одночасье пробили брешь в какой‑то стене, которую я старалась выстроить вокруг себя. Мне было больно, сердце сдавило в груди с невероятной силой. Хотелось плакать, но гордость не желала сдавать последние барьеры.

— Тебя никто не просит сейчас! — резко выдохнула я, уголком сознания понимая, что мой голос в этот момент жужжит, как десятки растревоженных ос. — Раз тебе так не хочется мной заниматься, то не стоит себя утруждать! Особенно, если я так тебе надоела.

— Ты… ребенок, которому не хватает хорошей порки, — тихо, но яростно прошипел Бес, отпуская мои плечи.

— Но ты не мой отец, чтобы устраивать ее! — промолвила я с долей иронии, чувствуя, как возникает желание рассмеяться, развернувшись к Бесу лицом. Но как же это сложно! Встретить его взгляд, в котором нет ничего из того, что мне хотелось бы увидеть, и остаться перед ним открытой, как книга, где каждая точка, каждая буковка болит и истекает кровью.

Мне не хотелось столкнуться с демоном в миг своего ухода. Лучше бы это выглядело позорным бегством, но не тем, что я пыталась сотворить сейчас. Хотелось постучаться обо что‑нибудь головой, проклиная любого и каждого.

— В тебе есть немного от меня, — вдруг спокойно заметил Бестелион.

— Это «немного» не дает тебе никаких прав и обязанностей, — не сбавляя оборотов, промолвил мой страх. — Я не должна слушать тебя и не хочу! Там мой отец.

— Ты совсем не знаешь Леониса.

— Знаю, десять лет он был рядом со мной! В другом обличье, но рядом. Я чувствовала его любовь всегда, — ответила я, боясь, что голос сорвется на визг. — У меня почти никого не осталось! Мамы нет, отца тоже может не стать. Из‑за принятых мною решений. А ты мне никто и не смей решать, что и как должно быть! Я из другого мира. Не отсюда. Там люди живут по иным понятиям. Там мои бабушка и дедушка! Они до сих пор не знают, что я жива!

— Но ты ведь принадлежишь и этому миру тоже, — невесело хмыкнул демон.

— Вовсе нет! Я не родилась здесь и не жила. Я знаю, где хочу быть и с кем. Если останусь жива, то вернусь домой. Потому что мой дом там. Во мне больше человека, чем всего остального, хотя порой начинаю чувствовать себя компотом.

— И тебе есть к кому вернуться? — усомнился Бес.

— Есть! Там есть люди, которые меня любят больше, чем неизвестно кто в этих ваших мирах, похожих на липкий заплесневелый бутерброд.

— Любят… — сам себе под нос повторил демон. — Значит, тот уговор, о котором шла речь, все еще в силе?

— Конечно! — с жаром отозвалась я, чувствуя, что что‑то поменялось. Прокручивая в голове свои слова, я обнаружила целую кучу мелких колкостей.

— Понятно, ну, что же… Ты сделала выбор.

Больше демон ничего не сказал, просто растаял в облаке белого дыма и отблесков мельтешащих зеркальных брызг. В одночасье стало так холодно и обидно, что, не удержавшись, я горько заплакала, не пытаясь вытереть щеки или унять дрожь в руках. Слезы мелкими капельками скатывались к подбородку, хрупкими кристаллами отрываясь от кожи и зависая перед моим лицом блестящими искрами.

Я простояла неподвижно довольно долго, не пробуя как‑то собраться. Знание собственной вины в полной мере захлестнуло меня, делая здравые рассуждения полной глупостью и ненужной шелухой.

«Нельзя стоять на одном месте долго!» — суматошной птицей пронеслась в голове мысль.

Я очнулась от оплакивания собственной тупости, чувствуя покалывание в пальцах ног. Смотреть было страшно, но увиденное испугало куда больше!

Еще ни разу мне не доводилось не видеть собственных ног. Их не скрывал туман или зеркальная пыль. Ног просто не было!

Перепугано запричитав, я побежала вперед, считая про себя шаги. Пространство чуть сменилось, обретая иные очертания. Зеркала пропали, как и белый туман. Меня окружал огонь. Холодный и неопасный, но огонь, окрашенный в цвета зимней вьюги.

«Этого места вообще нет. Фактически ты стоишь на месте. Происходящее лишь плод чужой фантазии и только!»

Словно проверяя, твердо ли я это запомнила, из пламени выскользнула огромная желто–зеленая змея, которую можно было бы назвать старшей сестрой земного питона. Змея медленно двигалась в мою сторону, шипя и наводя ужас своими необъятными чешуйчатыми кольцами.

— Ложки не существует! — взвизгнула я, шагнув пресмыкающемуся навстречу, даже не представляя, что будет дальше. Но ничего не произошло. На моем пути не встретилось никакого препятствия, словно мои глаза и уши лгали, показывая невероятного питона. Посмотрев вниз, я увидела только свои вновь появившиеся ноги. Змея пропала, будто и не было ее.

Картинка вокруг меня так же сменилась. Огонь потух, обнажив что‑то вроде круглой пещеры с множеством совершенно одинаковых выходов.

«Это самое простое, — хмыкнула Мереша, рассказывая об этом. — Тут не важно, в какой проход ты идешь. Они одинаковые. Важно то, куда ты хочешь прийти! Только это».

В очередной раз вздохнув и приказав себе не раскисать, хотя это было сложно, я закрыла глаза представив лицо отца, а потом сделала шаг. По ушам хлестнуло ветром, как кнутом.

И вдруг стало понятно, что именно теперь у меня нет пути назад. А секунду назад еще был. Еще можно было все переиграть.

— Ну, что же, — хмуро пробормотала я, — белые начинают и выигрывают!

***

— И ты просто ее отпустил? — сухо спросила Идерна, рассматривая полустертые руны под увеличительным стеклом. Затем демонесса устало откинулась на кожаную спинку широкого кресла и прикрыла глаза, о чем‑то задумавшись.

— Было бы глупо пытаться там как‑то повлиять на Лену, — пожал плечами Бестелион, облокотившись на каминную полку.

— Девочка делает глупость, сам знаешь, — печально пробормотала Повелительница, с сочувствием глянув на сына. — Не говори пока никому. Особенно Амадеусу.

— Как он?

— Не желает со мной говорить, — хмыкнула Идерна и поиграла бровями. — Он ведь не ожидал от своих подданных такой подлости. Это ведь предательство, представляешь?

— Что такого? — спросил демон. — К суду высших обращались и раньше…

— Нет, Бес. Здесь другое! — в открытую расхохоталась Идерна довольно. — Это право придумали темные! Их право всегда считалось высшим. И во времена темных Повелителей никто не смел противиться этому решению. А Амадеусу указали… на его не такую высокую родовитость. Но это было бы ничего, если бы весть не распространилась за пределы замка. Уверена, это Алесия постаралась. Умная девочка! Она сообщила отцу. Тот оповестил других. Теперь главные семьи хотят, чтобы я села на трон.

— Знаю, я читал одно из посланий, — согласно кивнул Бестелион. — Оказывается, все ждали, что приняв в мужья нетемного, править будешь все же ты сама.

— Не очень мне этого хочется, — сказала Идерна. — Но, что делать? Кто‑то должен сейчас принять власть. Тем более, Верхние ведут какую‑то странную игру. То они пытаются напасть, то… Вот ты знаешь, что означает это затишье?

Бес ничего не ответил, только неопределенно пожал плечами, глядя в глубину раскаленных углей, где играли в искряные снежки крохотные белоснежные саламандры–стихиалы.

— С эллами никогда не поймешь, что этот народ выкинет в следующий раз, — устало вздохнула демонесса, вновь склоняясь над пергаментом, но, передумав, взглянула на сына, поведя круглой линзой в латунных объятиях оправы. — Что ты намерен делать сейчас?

— Я хотел спросить у тебя, — усмехнулся Бес.

— У меня… — задумчиво повторила Повелительница, а затем намотала прядь черных волос на ручку увеличительного стекла. — И что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Не буду же указывать, что делать. Ты не маленький, сам должен решать.

— Мам…

— Не заставляй и здесь решать, — прошипела демонесса беззлобно. — Ты не представляешь, как это утомительно — править!

***

— Мереша, видимо, поиздевалась, сказав, что шаги нужно считать, — пробормотала я себе под нос, отмеряя вторую сотню и стараясь не сбиться. За недолгий промежуток времени позади остались шесть или семь пещер, из которых были выходы в другие пещеры. Чем дальше вел меня путь, тем тяжелее приходилось. Будто кто‑то навесил на мои ноги пудовые гири.

А еще мне очень сильно захотелось есть. Желудок предательски урчал каждые несколько секунд, пытаясь повлиять на мою совесть, но та не подавала признаков жизни. В конце концов, мои внутренности обиделись и принялись заунывно булькать без перерыва.

— И вот почему в самый ответственный момент меня волнует не то, что там впереди, а желание вернуться в замок и потребовать доступа к кухне? — хмуро спросила я вслух, вступая в очередную пещеру. Пространство мелькнуло мимо меня, как кадры в кино.

Новая пещера мало чем отличалась от предыдущей, но мне пришлось довольно долго простоять в ее центре, пытаясь понять, куда пойти на этот раз. В других пещерах вопросов у меня не возникало, я просто шагала туда, куда вели ноги.

Здесь же меня будто заклинило. В голове хороводом пронеслось несколько безумных идей, и я преспокойно последовала одной из них, сделав шаг назад.

— Хуже не будет, — философски оправдала я свои действия, отняв от считанных шагов один. Стало легче, будто само мое тело подтверждало правильность происходящего.

Дальше я двигалась спиной, поглядывая через плечо. Пещеры мелькали, как вырезанные из картона театральные декорации школьных постановок. Казалось, из‑за неестественно белых цветов, размером с кочан капусты, вот–вот должен выскочить неуклюжий беззубый мальчуган в облезлом костюме кролика и начать читать стишок картавым высоким голоском.

— Вот видишь, все куда‑то движется и во что‑то превращается, чем же ты недовольна? — хмуро напомнила я себе фразу из мультфильма, как нельзя кстати вспомнившегося в этот миг. — Не довольна я тем, что заполучила привычку разговаривать с собой, за неимением другого слушателя.

Количество отсчитываемых мною шагов все уменьшалось и уменьшалось, а вокруг беспрерывно что‑то менялось. В какое‑то мгновение к искристо–белому цвету прибавился серый. Это маленькое изменение осталось бы для меня незаметным, если бы за недолгое пребывание в этом странном месте я не заработала тошноту на белое.

Не успела я радостно вздохнуть и сделать еще шаг, как начали появляться другие цвета, похожие на полежавший под дождем детский рисунок акварелью — почти все смылось и перемешалось, но бумага еще хранит следы неровных мазков.

На последнем шаге я вывалилась из опостылевшего перехода эллов, с наслаждением ткнувшись лицом в высокую ароматную траву, в которой непугано копошились жуки и бабочки.

Теплый медовый аромат каких‑то цветов мягкой лапкой пробрался в нос, а оттуда в голову. Захотелось улечься щекой на прохладную траву, сжав ее в ладонях, как подушку, и уснуть, чтобы видеть прекрасные, полные солнца и счастья сны.

Как‑то родители Иры взяли меня с собой в деревню на все лето. Тетя Оля смеялась и подшучивала, что Ира просто вынудила их это сделать.

Я, совершенно городская, привыкшая к асфальту и домам не ниже пятого этажа, очень удивилась, когда под колесами машины заскрипел гравий, и все вокруг окуталось в желтоватую пыль. Казалось, будто мы проехали не пару сотен километров, а переместились во времени. Маленькая, полузаброшенная деревенька примостилась на пригорке за лесом. Все домики были деревянные, окруженные многочисленными хозяйственными постройками. За околицей тянулись разноцветные полосы полей, спускавшихся прямо к мелкой речке, масляно блестевшей на солнце.

В конце единственной улицы, змеей извивавшейся между расположенными в два ряда домами, чуть в стороне возвышалось солидное двухэтажное здание из красного кирпича. Только рассмотрев его ближе, я поняла, что свою солидность дом растерял еще в годы советской власти: крыша местами провалилась внутрь, одну из стен разобрали местных халявшики, в разбитое окно сквозь прутья решетки проглядывало запустение, потемневшие лавки и сваленные в углу оцинкованные тазы.

Я очень долго пыталась понять, что же это такое было, пока Иры не сообщила, что раньше здание носило гордое название «Баня». Естественно, мыться там уже никто не пробовал, но зато, за отсутствием запирающего двери замка, можно было с интересом прогуливаться по странному зданию, крутить скрипящие ручки на кранах, приделанных к ржавым трубам, протянутым вдоль стен, прыгать на натужно стонущих половицах и представлять себя героями страшных малобюджетных фильмов.

Застав нас за этим занятием, папа Иры быстро отбил у нас охоту и дальше устраивать прятки в полуразрушенном здании. К тому же мы быстро обнаружили, что есть забавы куда интереснее.

Большую часть лета мы провели за стареньким домом, доставшемся Ириной семье после бабушки, решительно уехавшей куда‑то в Казахстан к подруге. Семья наезжала в деревню только летом, а потому никто не занимался участком. Полоса поля поросла густой травой, ромашками и розовым клевером. На цветах деловито жужжали пчелы и шмели, за ними было интересно наблюдать, расстелив большой клетчатый плед, пахнущий сыростью, на траве, прикрыв макушки от солнца большими белыми панамами.

В деревне было так тихо! Даже дико. От дома стоило отойти лишь на десяток метров, и можно было очутиться в настоящей сказке. Мы грузили в маленькую корзинку эмалированный бидон с молоком, привозимым Ириным папой из соседнего поселка, завернутые в полотенце ломтики белого хлеба и клубнику в большой пластиковой коробке.

На солнце молоко нагревалось, и нам казалось невероятно вкусным есть хлеб с молоком и клубникой. Ни разу у нас не получилось поесть так в доме, за столом, где нужно было соблюдать осторожность, чтобы не пролить и не просыпать ничего на стол.

Да и не интересно было!

Мы плели веночки из клевера и случайных колосьев, читали вслух имевшиеся в доме книги и закладывали между страницами головки ромашек. От наших усилий книги разбухали и коробились, на листочках оставались желтоватые оттиски. В конце одного лета мы так быстро собирались, что позабыли вытряхнуть наш гербарий. Через много лет, распивая чай у меня на кухне, Ира со смехом описывала лицо тети Оли, обнаружившей тот наш склад. За время цветы высохли до паутинной тонкости, сохранив при этом сладкий аромат лета.

Цветочки собрали в маленький ситцевый мешочек и спрятали между стопок белья на даче, чтобы хоть немного отбить от простыней и наволочек запах сырости.

Вспоминая об этом, я тихо рассмеялась. Как давно это было!

Кое‑как стряхнув с плеч вялость и сонливость, я поднялась на ноги, рассматривая окружавшую меня местность. Даже зная, что нахожусь в Верхнем царстве, — в этом я была уверена! — испытала разочарование. Казалось, мир эллов должен как‑то поразить или даже восхитить меня.

В воображении в небо возносились остроконечные пики белоснежных башен замков, с развевающимися цветными флагами. На худой конец, здесь должно было быть что‑то совершенно необычное, вроде невероятных гор мира ситров.

Насколько хватало глаз, вокруг меня простиралось поле, поросшее густой темно–зеленой травой, чуть колышимой ветром. Далеко на горизонте темнело что‑то серо–дымчатое. Возможно лес. С такого расстояния у меня рассмотреть не получилось. Больше ничего особо приметного я не заметила.

Я еще немного постояла на месте, решая, куда же мне направиться. Не придумав ничего путного и не вспомнив, что в подобных ситуациях делают герои книг или фильмов, медленно побрела в сторону того, что я определила как лес.

Даже будь у меня в руках компас… Что уж говорить про определение частей света по мху и другим признакам! Все равно мне неизвестно, куда конкретно нужно идти.

Представив себя, ползающую по земле и рассматривающую камни, я громко расхохоталась. Идти стало веселее.

Чтобы еще как‑то себя развлечь, начала петь песенки из детских мультиков и советских фильмов. И так увлеклась, что не заметила, как лес на горизонте пропал. Да и не было там никакого леса!

Оказывается, то, что я видела, было отдельно стоящим домом. Чем ближе я подходила к этой усадьбе, тем яснее понимала, что нечто подобное уже видела в своем мире. Белые стены, черепичная крыша, синие наличники и целое море цветов! Дом в два этажа, будто соскочивший с экрана телевизора из передачи про богатый и счастливый отдых где‑нибудь в Греции, окружала стена из беленого кирпича, почти полностью увитая какими‑то растениями. Вот только расстояние до усадьбы оказалось обманчивым. Я решила, что удастся дойти за несколько минут. Конечно же, я ошибалась!

Идти пришлось больше часа. Оказавшись у высокой резной калитки, я радостно улыбнулась и счастливо оглянулась на бесконечное поле позади. Но стоило мне взглянуть на море колышимой зелени, как я чуть не вскрикнула, перепуганная открывшейся картиной.

На первый взгляд ничего не изменилось, но я видела густую дымку, маленькими спиральками кружащую над будто поблекшей травой. Еще миг назад зелень резала глаз, и во рту чувствовался горьковатый вкус, и с каждым вдохом в легкие просачивался невероятно нежный аромат смеси луговых цветов. Теперь же цветы исчезли и бабочки не порхали над полураспустившимися бутонами.

Я так долго смотрела на все происходящее, что в глазах начало рябить, и мне показалось, что один из комочков пара начал увеличиваться, вытягиваясь вверх и постепенно обретая форму. А потом я узнала неожиданно представший передо мной облик.

— Мама? — перепугано спросила я, а затем громко заверещала, когда полупрозрачный призрак протянул ко мне руки, а его рот приоткрылся в беззвучном призыве.

Вскрикнув еще громче, я бросилась к железной калитке и поскорее вбежала в садик, плотно прикрыв за собой скрипучую кованую решетку. Призрак мамы не двинулся с места, продолжая протягивать мне руку и шептать что‑то. Света не выглядела страшно, но я почувствовала себя на грани обморока. Удивительно, что знакомство с Бесом не подготовило меня к подобным розыгрышам судьбы.

Прислонившись спиной к каменной стене, увитой виноградными плетями, я постояла так несколько минут, приводя в порядок дыхание и уговаривая себя: «Ничего не было. Тебе показалось. Ты перегрелась на солнце. Оно здесь такое майское!»

Когда через четверть часа я смогла отлипнуть от стены, призрака в поле уже не было, как и не наблюдалось странного тумана. Облегченно выдохнув, я прошла к входной двери и быстро коснулась латунного молоточка в форме оскалившегося льва. Открыли мне не сразу, пришлось долго стоять и прислушиваться, решая, не набрела ли я на пустующее строение.