Ухватить Нептуна за бороду.

Пока старшие компаньоны рвали друг другу глотки, Якоб ван-Майер занимался другими делами. Беспокоиться было не о чем. На данный момент его положение, равно как и положение семьи было непоколебимо. Без них невозможно наладить доставку в Америку товаров морским путём и торговать с Китаем тоже. Ведь фактория в Макао хоть и числится за Компанией, юридически принадлежит Якобу. Русским вообще запрещено продавать свои товары в любом месте, кроме Кяхты. Вроде-бы всё в порядке. Но жизнь не раз и не два учила ван-Майеров, что если можно быть в чём-то уверенным, так только в том, что всё изменится. Они получили урок в 1535г., когда, бросив всё, бежали из Франкфурта-на-Майне в протестантскую Голландию; позже, когда почти всё семейное состояние ухнуло в Бразильскую авантюру*(1), а затем ещё раз во время обвала Алмазной биржи в 1748г. Правда кризис 80-х их миновал, благодаря быстрой переориентации на российский рынок.

Рано или поздно всё изменится. Компания построит свой флот, найдутся торговые посредники или изменится закон, но пока ещё есть время подготовиться.

Прежде всего корабли. Так как рано или поздно кому-то из директоров придёт в голову построить собственные, разумно сделать это самим. Во-первых, можно строить их без спешки; во-вторых, тот кто варит мясо, получает самый жирный кусок и в-третьих, не тратя своих денег можно испытать судно новой конструкции.

Когда в марте 1793г. Шелихов приехал в С.Петербург он привёз с собой бумаги покойного Пола Джонса, а среди них чертежи корабля, над которыми адмирал работал до самой своей смерти. Это, как он писал, "должен быть идеальный корсар". Взяв за основу парусное вооружение карибского барка*(2), Джонс усугубил его достоинства большим соотношением длинны корпуса к его ширине, как у самых быстроходных флейтов, изящные обводы он скопировал у "Рейнджера", прекрасного представителя класса яхт*(3), а рассчитывая использовать корабль на Тихом океане, для большей автономности, увеличил вместимость до 200 тонн.

Якоб был купцом, но купцом "выросшим на палубе", видеть судно в чертежах он умел не хуже, чем музыкант слушать музыку в нотах. В "Клипер", так адмирал назвал свой корсар, он влюбился сразу. Понимая однако, что второго Пола Джонса им не найти, а без него попытка своими силами отстоять берега Северо-западной Америки безнадёжна, Якоб решил переориентировать пиратский проект в транспортный. Превращая капера в купца Якоб нарушал сложившиеся традиции, но имел для этого веские резоны.

Система определения размеров судна, необходимая при взимании налогов и портовых сборов, цены судна и стоимости фрахта тогда основывалась на соотношение длинны, ширины и высоты борта, а также формы корпуса между грузовой ватерлинии и ватерлинии ненагруженного судна. Этот способ имел недостатки, которыми пользовались судовладельцы. Судно могло иметь полные объёмы, "раздутые" борта, а реальная осадка делалась непомерно большой. Это приводило к снижению мореходных качеств, зато алчность владельца была удовлетворена: судно получало дополнительные объёмы для груза необлагаемого налогами. Рассказы про "корабли-гробы" вовсе не преувеличение. По данным Регистра Ллойда в среднем за год гибло 547 таких валких и перегруженных судов. Это убожество сохранялось потому, что Европа почти непрерывно воевала и торговым судам приходилось ходить в конвоях, чья скорость определялась самым тихоходным судном.

Россия же, благодаря европейской политике императрицы, держалась "вооруженного нейтралитета". Глупцов, рискнувших его нарушить было немного. Если быть абсолютно точными только один, король шведский, но он за это и поплатился. В общем и целом российским судам мало кого следовало опасаться Ван-Майеры, например, на глазах у британцев вывели, под российским флагом, свой флот из блокированных голландских портов. А когда "владычица морей" воевала со своими мятежными колониями, те же ван-Майеры во всю торговали с новорождёнными Штатами не заботясь о конвоях.

Портовые сборы компанейских судов мало касались. При удачном стечении обстоятельств их приходилось платить 1 раз за 2 года, в Макао. А что беспокоило так это надёжность. Компанейское судно должно было через два года вернуться в Кронштадт, а его гибель (особенно на обратном пути) или порча нежного китайского товара грозили огромными убытками, которые не покрывала никакая страховка.

1 апреля (очень символично)1793г. Якоб ван-Майер внёс предложение о создании дочерней мореходной компании, суда которой будут совершать регулярные рейсы из Кронштадта в Америку и обратно через Макао. Первоначальное вложение он оценил в 100 тыс. руб. ассигнациями. Голиков и Шелихов слегка удивились. Кто же рубит сук на котором сидит? Но просмотрев смету и немного поспорив о долях согласились даже с тем, что ван-Майер имеет право на 40% акций.

Заручившись несколькими рекомендациями, в Балтфлоте ещё помнили удачливого голландца представленного императрице*(4), Якоб отправился в Адмиралтейств-коллегию.

Чиновники адмиралтейства, по обыкновению, помурыжили, но не долго. Уже через месяц чертежи Пола Джонса передали архитектору. Работа была то ли по ошибке, то ли в насмешку поручена 19-тилетнему мальчишке, только что получившего назначение в Главное Адмиралтейство. К счастью мальчишка оказался не так прост. Ваня (не звать же его Иваном Петровичем) происходил из старинной поморской династии Амосовых. Когда ему исполнилось полных 12 лет, отец, Петр Афанасьевич, отдал мальчика в ученье к самому опытному корабельному мастеру-Михаилу Дмитриевичу Портному, управляющему казённой верфью в Соломбале. Ваня сразу стал проявлять незаурядные способности кораблестроителя, вызывавшие удивление даже у старых мастеров адмиралтейства. Когда в 1786 году императрица решила возродить петровскую традицию посылать молодых людей на учебу за границу, она приказала отобрать в адмиралтействах наиболее способных подростков из числа корабельных учеников. Из Архангельского адмиралтейства в Санкт-Петербург был направлен Иван Амосов. Оттуда на попутном фрегате он отбыл в Англию, где семь лет проработал на шотландских верфях в Глазго. Срок обучения подходил уже к концу, когда осенью 1793 г. из столицы пришло неожиданное предписание: немедленно возвратиться в Россию. Екатерина, встревоженная размахом Французской революции и испугавшаяся, как бы страстные речи Дантона и Робеспьера не заразили революционными идеями молодых людей, живущих за границей, распорядилась об их досрочном возвращении на родину. Иван Петрович вернулся в Санкт-Петербург, где его подвергли самому придирчивому экзамену. Иван Амосов показал блестящие познания в корабельном искусстве и ему присвоили первый гражданский чин 14-го класса, который соответствовал первому офицерскому чину прапорщика. Он получил назначение в Главное Адмиралтейство, где должен был помогать в строительстве 100-пушечного корабля "Гавриил", а в качестве дополнительной работы Ивану было поручено разобраться с ванмаеровскими чертежами.

В отличие от британцев, судостроителей весьма консервативных, Иван Амосов уделял большое внимание теории и даже перевёл на русский язык наиболее важные и авторитетные труды иностранных специалистов. Среди них работа известного шведского кораблестроителя адмирала Фредерика-Генриха Чапмана "Исследование о парусах" и труд английского ученого-кораблестроителя Стакарда "О разбивке кораблей и судов вообще". Поэтому молодой мастер не отверг сходу это странное судно, а вчитавшись в чертежи и представив себе, как будет выглядеть "Клипер" на воде, вгрызся в работу. К весне 347-тонный барк был проработан до мельчайших деталей. Оставалось лишь перенести чертежи на плаз и построить судно.

Лишь в одном он не рискнул следовать проекту. Соотношение длинны к ширине (L\B), который по Джонсу должен быть 6:1, было принято как 4,5:1 "Иначе больно валким будет "Клипер" , не устоит при бортовой качке".*(5) Зато в другом он, гулять так гулять, ещё более нарушил общепринятые каноны. По традиции, чтобы паруса грот-мачты не отнимали ветер у парусов фок-мачты, фок-мачту выносили далеко в нос и придавали ей наклон вперёд, чтобы ещё больше увеличить расстояние. Поэтому из-за тяжёлой мачты с рангоутом и такелажем носовая часть была довольно массивна. Иван помнил поморскую поговорку о ходких судах "Нос задирай смелее, чем выше нос, тем легче ход". Поэтому он, сохранив расстояние меж мачтами, сместил их к корме, одновременно удлинив нос.

Следующей его идеей было поднять парус на бегин-рей. До него нижний рей бизань-мачты, бегин-рей, использовался только для растяжки крюйселей и сам парусов не нёс. Его так и называли "сухой рей". В первый свой рейс в Нью-Йорк нововведение "Клипера" было встречено насмешками, но к концу десятилетия этот парус стоял на большинстве американских пакетботов.*(6)

В мае 1794г. Якоб выехал в Архангельск. Он рассчитывал разобраться с семейными делами (ван-Майеры вели переговоры о покупке там канатной фабрики), заложить первое "новоманерное" судно и вернуться к осени. Но дела так затянули его, что к осени пришлось выписывать в Архангельск супругу. Беломорская столица на пять лет стала их домом, хоть и не самым удобным.

1 апреля (ну что за день такой) 1794г. был утверждён план застройки города пострадавшего от пожара 1743г.(!) План предусматривал прокладку четырёх новых проспектов и 20 улиц, так что Якобу и Агафье все пять лет приходилось исправно месить грязь, а в место кареты ездить на крепком возке.

Сразу по приезде Якоб отправил багаж к управляющему канатной фабрики. Сам же, прихватив разрешение Адмиралтейств-коллегии строить своё судно на казённой Соломбальской верфи, пересёк на пароме речку Кузнечиха до Соломбалинского острова.

После кончины первого учителя Ивана Амосова верфью управлял флотский бригадир Прохор Акимович Курносов. Тоже старый поморец, он служил по корабельной части, быстро рос в чинах, поднялся до главного сюрвейера*(7) Черноморского флота. Но после смерти покровителя, светлейшего князя Потемкина, попал сюда. Когда-то важнейшая верфь Российской империи, где сам Пётр Великий не гнушался помахать топором, превратилась в место ссылки. Жена давно умерла, сыновья погибли, не оставив ему внуков. Одинокий Прохор Акимович запил. Ван-Майера с предписанием из Петербурга он встретил как очередной удар судьбы. Но Якоб смог поладить даже с этим отшельником. Вскоре старый мастер увлёкся идеей столь оригинального судна и втянулся в работу над ним.

Ранним утром 12 июня 1795г. новое судно спускали на воду. За соблюдением всех поморских примет наблюдал лично бригадир Курносов, в парадной форме и при орденах. "Ритуал оказался очень сложным и запутанным. Нужно было, чтобы в радиусе 50 саженей не было женщин (бедная Агата, она так мечтала стать крёстной матерью "Клипера"). Чтобы обязательно моросил бус, местный мелкий дождь. Чтобы, коснувшись воды судно пошло от берега и не дай Б-г не дёрнулось к нему. Чтобы спуск обязательно закончился до полудня. Чтобы… an etc, an etc. Про обязательную щедрую выпивку я даже не упоминаю. Не соблюсти любое из этих правил - значит обречь новорождённое судно. Мы честно выполнили все требования поморского этикета"

Через два месяца первый барк вышел в свой первый вояж. На мостике его стоял капитан Бурман. Старый морской волк уже ушёл на покой но, получив восторженное письмо о необычайных качествах нового судна, снизошёл к просьбе Якоба испытать его в море. Анхель Бурман оставил своё традиционное вечернее горячее пиво с пряностями и целый выводок внуков отчасти из скуки, отчасти из веры в удачливость своего бывшего младшего хозяина. В его удачу он свято уверовал после их совместной кругосветки. А моряки, ещё со времён викингов, знают, что часть удачи счастливчика переходит на того, кто рядом с ним.

Двух помощников предоставила компания "Майер", третьим шёл Афанасий Амосов, младший брат Ивана, только что закончивший штурманское училище. Отправлять в кругосветку неопробованное судно было слишком рискованно, поэтому "Клипер" зафрахтовали на рейс до Бостона, с грузом, большую часть которого составляли канаты ванмаеровской фабрики. В мае следующего года он прибыл в Кронштадт с обратным грузом, опередив конкурентов на три недели и сдав таким образом выпускной экзамен за целый класс судов.

Якоб был уверен, что "Клипер" придёт раньше срока, но всё же почти опоздал встретить его в Кронштадте. Вместе с дядей, кузенами и старшими Амосовыми (Осип Петрович Амосов также служил в Адмиралтействе), по такому случаю бросившими свои дела, он подошёл на шлюпке к стоящему на рейде "Клиперу". Капитан Бурман за один рейс сделал из рыбаков пристойную команду. Осмотрев отлично ухоженное судно, гости спустились в капитанскую каюту выпить за удачный рейс и узнать мнение офицеров.

Анхель Бурман сдержано заявил, что за 52 года своей практики он не ходил на лучшем судне. 1-й помощник ван-Гут медленно кивнул и громче засипел своей трубкой. 2-й помощник Йен Крюгер, как и судно, был направлен в этот рейс для испытания. Майеры ждали от стариков заключение о его годности на капитанскую должность. Крюгер, стараясь выглядеть таким же сдержанным, заявил, что берётся уйти от любого английского капера, причём при любом ветре и с любым грузом. И лишь 3-й помощник, не обращая внимания на усмешки братьев, поминутно вскакивал, всех перебивал и размахивая руками рассказывал, как "в средний ветер в бейдевинд они делали 11 узлов, причем на палубу не попадало ни капли воды".

После столь восторженных отзывов стало ясно, что Якобу ван-Майеру придётся возвращаться в Архангельск и ещё ни весть сколько лет провести там, налаживая строительство барков для Компании и для семьи и подбирая штурманов на компанейские суда в Америке. Этот рейс был также экзаменом для архангельской навигацкой школы в лице Афанасия Амосова.

Впрочем и делать то Якобу в Ст.-Петербурге было нечего. После смерти Шелихова нормальное желание подсидеть компаньонов переросло в собачью свалку и, дабы в неё не затесаться, лучше было сидеть подальше и оттуда поддерживать со всеми хорошие отношения. А за семейные интересы постоит дядя Бурхард, у него это неплохо получается. Кроме того, у Якоба были свои планы, которые, до времени, он скрывал даже от отца.

В свою первую кругосветку "Клипер" отправился лишь в октябре. Командовал им лейтенант Яков Иванович Беринг, внук великого командора, незадолго до того вернувшийся со стажировки на британских судах в Вест-Индии.*(8) Задержка была вызвана серьёзным недостатком барка. Он требовал большого экипажа, а найти 60 опытных моряков, согласных завербоваться на двухлетний рейс, нелегко даже в Амстердаме, а тем более в России. Лишь 18 сентября эта проблема исчезла с подписанием е.и.в-ва указа о "…командировании офицеров и матрозов Балтийскаго флота на корабль "Окиянской арматорской компании" для упражнения в дальних походах ис списков флота не выбывая". Проект сей компаньоны начали с немалыми затратами пробивать ещё до закладки "Клипера", но смерть Шелихова, а затем внутренние склоки сильно затянули дело.*(9)

В Архангельске семья ван-Майеров не особо утруждала себя "светской жизнью". Якоб получил довольно демократическое воспитание, да и местный "высший свет" после Петербург казался ему провинциальным и скучным. Агафья же не имела регулярного образования и чувствовала себя в салонах скованно. Поэтому постоянный круг их общения ограничивался, в основном, моряками, купцами и корабелами. Якоб, управляясь с семейными делами, изучал беломорскую торговлю, сходил на Медвежий остров осмотреть заброшенный серебряный рудник*(10), вложил 4000 рублей в весновальный промысел и даже собирался сам туда отправиться. Однако Агафья, узнав насколько это опасно, наложила вето и моментально подавила бунт на корабле.

Вращаясь в этом кругу Якоб многое узнал о поморском мореходстве. Для него было открытием, что поморы уже не одну сотню лет ходят на Шпицберген на промыслы, зимуют там, а некоторые, как например Иван Старостин, живут в этих гиблых местах почти постоянно.*(11)

Узнал он и о кочах, морских судах, предназначенных для плавания во льдах. Суда не слишком мореходные, валкие, широкобортные. Зато их мощные борта, подпёртые в трюме дополнительными рядами бимс, а снаружи укреплённые толстым слоем обшивки "ледовой шубы", выдерживали удары льдин способные сокрушить борта фрегата. А случится попасть в ледовый плен, мощный напор выдавит яйцевидный корпус наверх, содрав смолу или, на худоё конец, шубу. Плоское же днище с очень широким фальш-килем позволяет, в случае необходимости, силами команды выволочь коч на берег.

Пётр Великий запретил строить кочи, требуя введения новоманерных судов. Поморы ответили "бу сделано" и стали строить бригантины и шхуны, только корпуса их почему-то были короткими и округлыми, а на парусах кроме рифов были и прищепы.*(12)

Узнал Якоб и о более дальних походах на Новую Землю и в "златокипящую" Мангазею, и ещё дальше на восток. Особенно увлекли его рассказы о построенном на вечной мерзлоте богатейшем городе Мангазея, главный торг сибирской пушнины. Через него ежегодно проходили миллионы рублей "мягкой рухляди", пока в 1619г. царь Михаил Фёдорович не запретил под страхом смертной казни морской ход до Мангазеи. Говорят опасался что англичане да голландцы перехватят сибирскую пушнину. Хотя как, на своих не пригодных к ледовому ходу судах, они могли выходить за Югорский Шар, непонятно.*(13)

Мысль проложить путь до Америки через ледовые моря появился у ван-Майера не сразу. но раз возникнув, уже не оставляла. Он хорошо помнил как тяжело пришлось на Кадьяке, когда из-за шведской войны два года не было поставок. И во что обошлась его семье английская блокада. Иметь в запасе, пусть и не самый выгодный, зато абсолютно безопасный на случай войны морской путь, крайне привлекательно. Якоб завёл с Шелиховым активную переписку на эту тему. Григорий Иванович сразу понял перспективность проекта и начал его продвигать. Но смерть в 1795г. нанесла сильный удар этому начинанию. "Проект о морском пути по Ледоваму морю закрытому иноземным кораблям все земли Государства Российскага огибающий и в Северо-Западном проходе продолжение имеющий" намертво завис. Попытки Якоба своими силами протолкнуть его успехом не увенчались.

После кончины императрицы Якоб ван-Майер вернулся к проекту учитывая, на этот раз, романтический характер императора Павла.

Основой нового проекта стала вышедшая в 1724 году в Лондоне книга некоего Чарльза Джонсона под названием "Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учиненных самыми знаменитыми пиратами, а также их нравы, их порядки, их вожаки с самого начала пиратства и их появления на острове Провидения до сих времен". Среди прочих занимательных и поучительных рассказов (ибо Джонсон всякий рассказ заканчивал поучением либо моралью) оказалась и история "Рукопись капитана Миссона" о двух пиратах - Миссоне и его лейтенанте Караччиоли, основавших пиратскую колонию на Мадагаскаре.

Миссон и Караччиоли были, пожалуй одними из первых (и уж точно наиболее известными среди них) "пиратами-философами", абсолютно не похожие на других, про которых можно сказать, что "они вознесли пиратство на высоту идеала".

Первый из них, настоящее имя которого неизвестно, был из Прованса, из семьи Форбен. Сев на корабль "Виктория" в качестве помощника лоцмана, он в 1690 году познакомился в Риме с доминиканским священником, "либералом", как говорили в то время, то есть революционером и "распутником", - Караччиоли. Умные речи монаха произвели впечатление на молодого человека, а запах моря, исходивший от юноши, оказал такое сильное влияние на святого отца, что он сбросил с себя рясу и последовал за Миссоном на борт корабля.

Но дьявол был начеку: их корабль подвергся нападению со стороны двух берберских пиратских судов, что позволило нашим героям проявить большое мужество в абордажной схватке. Курс был взят на Антильские острова, друзья продолжали осваивать морское и военное ремесло, а также много разговаривали. Для Караччиоли, прежде всего энциклопедиста и знатока литературы, Бог отрицал королей, священников, неравенство, страх смерти и, особенно, дисциплину. Он не восклицал "Анархия- мать порядка!" только лишь оттого, что это выражение еще не появилось в то время. Что же касается Миссона, то он мечтал о "жизни, полной одних приключений".

Вскоре, после драки с берберскими пиратами, "Виктория" была атакованная английским кораблем. Бой оказался тяжелым и кровопролитным: "Виктория" потеряла значительную часть своего экипажа и всех офицеров, и удача уже, было, склонялась к англичанам. Но, так уж оказалось, что на английском корабле было начертано "Не судьба" и удачно пущенное ядро угодило в его крюйт-камеру от чего корабль взлетел на воздух, не оставив в живых ни одной души. И остался на море один потрепанный корабль, лишившийся всех командиров. Опыт показывает, что такая ситуация сразу приводит к анархии, а дальнейшие события опровергают наивные тезисы анархистов о чистой свободе.

Караччиоли заявил членам экипажа, что те, кто хотят вести вместе с ним "свободную жизнь", пусть остаются на корабле, другие будут высажены. Все остались. Миссон, как наиболее знающий морское дело, стал капитаном корабля, а монах - его лейтенантом.

На корабле были установлены законы для экипажа, очень напоминающие законы флибустьеров. Оставалось лишь выбрать флаг. Один простой матрос, баск по национальности, который хорошо знал, что "свободная жизнь" в море, отрицающая подчинение законам, невозможна без грабежей, предложил использовать черный флаг с черепом и скрещенными костями, который английские пираты уже некоторое время не поднимали на своих мачтах.

"Ужасно! - вскричал расстрига. - Мы не пираты, мы честные люди, решившие вести свободную жизнь, которую Бог и Природа дали нам; пираты ведут распутную жизнь, мы должны презирать их цвета и символы". Он предложил в свою очередь… белый флаг (который еще не был обязательным для французских кораблей) с изображением "фигуры Свободы" и девизом: "A Deo, a Libertate", то есть "за Бога, за свободу".

Разумеется исключительно во имя свободы они нападали на встречные суда. Первый захваченный корабль оказался пустым, анархисты обнаружили на нем только бочонки с ромом. Они не стали грабить корабль, не забрали себе вещи и сундуки; они отпустили его плыть дальше, заставив поклясться всех, кто были на его борту, что те ничего никому не расскажут (какая наивность!) в ближайшие шесть месяцев.

Но это было единственное "чистое" приключение "поборников свободы", так как во время уже второй встречи пришлось драться и напавший корабль противника пошел ко дну. Третий встретившийся им корабль вез драгоценные ткани, которые были прекрасным образом захвачены и проданы в Картахене. И так далее.

Более благородным выглядело поведение Миссона по отношению к черным рабам, поведение абсолютно новое и удивительное для той эпохи. Обнаружив первый раз подобный груз на борту захваченного голландского судна, он воспротивился обычной практике перепродажи рабов:

"Это невозможно, - обратился он к экипажу, - чтобы продажа людей, по облику таких же, как мы, считалась позволительной в глазах Божьего Суда. Так как ни один человек не может посягнуть на свободу другого человека… Мы не можем сбросить с себя ярмо ненавистного рабства и гарантировать себе свободу, заключая в рабство других. Без сомнения, эти люди отличаются от европейцев цветом кожи, обычаями и религиозными ритуалами, но они, тем не менее, являются такими же человеческими созданиями всемогущего Бога и наделены разумом. Таким образом, я желаю, чтобы к ним отнеслись, как к свободным людям, и чтобы они занялись различной работой на корабле и смогли в скором времени выучить наш язык. Они будут отдавать себе отчет в обязательствах перед нами и станут с возрастающим умением и усердием защищать ту свободу, которой они обязаны нашей справедливости и гуманности".

Сказав так, Миссон освободил негров; часть их, так же как некоторые голландцы, захотела остаться на борту его корабля, что привело к созданию довольно необычного экипажа. Миссону удалось сплотить таких разных людей в одну команду (равенство рас, невозможное на суше, осуществилось на море). Особого труда составило препятствовать кому-нибудь вершить самосуд на борту; успех в таком трудном деле воистину приводит в восхищение, когда думаешь о полном невежестве и дикарской простоте тех матросов.

Два корабля - (трофейный английский тридцатидвухпушечный корабль был отдан под командование Караччиоли)- обогнули мыс Бурь и достигли Мадагаскара, а затем Коморских островов.

Здесь разыгрались события предвосхитившие учение Руссо: братанье с добрыми дикарями, или, вернее, с дикарками, так как Миссон женился на сестре королевы Анжуана, а Караччиоли - на принцессе. Правда, королеве за невест был внесен "свадебный оброк" в виде 30 ружей, 30 пистолетов, пороха и пуль, что увеличило королевский арсенал местного племени более чем в десять раз! Дикари народ простой и предприимчивый. Получив такое явное превосходство над прочими дикарями, они не долго думая напали на своих соседей на острове Мохели.

Данная история была бы совершенно обычной, если бы Миссон не продемонстрировал снова удивительное благородство: пленники были отпущены обратно к их домашним очагам. Гуманизм? Джонсон предполагает, что Миссон хотел таким образом утвердить свое могущество в этих местах, сыграв классическую игру маятника между суверенными правителями архипелага.

Миссона довольно быстро утомила такая жизнь, особенно, то обстоятельство, что здесь женщины играли немного более значительные роли в жизни островов, чем мужчины. Так или иначе, он решил снова отправиться в экспедицию. Но когда корабль был готов к отплытию, молодые жены решительно отказались сойти с его палубы, куда мужья имели неосторожность их пригласить для последнего осмотра. Препирательства ни к чему не привели и женщины оказались участницами (в роли зрителей) боя против португальца, вооруженного 60-ю пушками и везущего на своем борту небольшой груз золотого песка стоимостью в 6 миллионов ливров! Караччиоли потерял в этом бою ногу.

Но все это было не в счет. Друзья намеривались создать прекрасную республику. Для этой цели была выбрана широкая бухта Диего-Суареш, одно из лучших мест на Мадагаскаре. Здесь они обосновались со своими сподвижниками, представлявшими собой странное сборище людей, состоящее из французских, английских и португальских пиратов вместе с итальянским монахом, а также малагасийцев, освобожденных черных рабов, жителей Коморских островов, христиан, мусульман, язычников. В одной французской песне есть такие слова: "И все они были добрейшими французами"; по аналогии можно сказать, что такой была Либерталия, где все жили, как братья, отвергая любое насилие (разумеется, это не касалось кораблей, которые они продолжали грабить). Миссон не был ни королем, ни президентом этой удивительной республики, а выбранным на три года "Его высоким превосходительством, блюстителем законов, которому было поручено награждать за смелые и добродетельные поступки и наказывать пороки в соответствии с законами, которые будут установлены".

Англичанин Тью стал адмиралом республики; Караччиоли - председателем государственного совета, включившего в себя "наиболее способных людей, не взирая на их национальность и цвет кожи", который должен был разрабатывать законы. Ибо "Без законов самые слабые граждане будут всегда угнетаться, а это может привести к беспорядкам

Так как пираты составляли основную часть жителей Либерталии, то их морские экспедиции являлись основным источником средств существования республики, и было вполне разумно сформировать что-то вроде кордона вдоль берега с целью добычи продовольствия и других необходимых вещей. Поле их деятельности было широко: торговые суда, корсарские корабли, напичканные отобранными у других богатствами, даже пакетботы - один как-то раз вез на своем борту 1600 пассажиров, которых они отпустили, кроме молодых девушек в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, так как им было необходимо думать о дальнейшем росте населения республики (конечно, девушки были увезены во имя свободы); даже одна эскадра из пяти португальских кораблей, брошенных против пиратского гнезда, была ими быстро разбита и захвачена.

Либерталия считала себя владычицей мира. Империи были бессильны против нее. Так им стало мниться. Но забыли они, либо не знали одну истину: рука дающая имеет обыкновение быть отрубленной. Подкупали они аборигенов, задаривали, и те вполне логично сообразили, что раз им дарят так много, значит у дарящего есть что дарить. А раз так, то почему бы не отобрать это все разом? С помощью тех самых ружей и пистолетов, что им подарили "добрые дикари" напали со всех сторон на колонию, первый принцип которой был предоставить им равенство с другими людьми.

Это был тяжелый удар. Позже, во время урагана погибает Миссона. К счастью, он доверил английскому пирату Тью рукопись, написанную, без сомнения, им самим. Джонсон нашел это неразборчивое сочинение в сундуке одного из своих товарищей в Ла-Рошели; и большое количество доказанных фактов показывает, что эта история не выдумана.*(14)

Далее в проект вплелась история случившаяся 30-ю годами позже, как раз, когда Чарльз Джонсон писал свою книгу. Оказывается, потеряв своих вождей Либерталия уцелела, она умудрились сойти с пожухлых страниц книги Джонсона и её послы дважды получали аудиенцию шведского короля Карла XII: первый раз в 1713 году и повторно - в 1718 году. Оба раза королю предлагалось взять Либерталию под шведскую юрисдикцию. Оказывается, далеко не все было известно и Джонсону! Далеко не все!

Карл весьма радушно принял пиратов (надо напомнить, что в то время в Европе бушевала Северная война и Швеция ее явно проигрывала), и 24 июня 1718 года выдал пиратам охранное письмо, в котором новый глава Либерталии Каспар Морган объявлялся наместником шведской короны. Кроме того, были назначены главные лица администрации колонии, а также оговорены главные принципы управления новоприобретенной колонией Швеции.

Но вскоре Швеция потерпела поражение в войне, у нее не оказалось ни сил, ни средств для поддержания Либерталии. Смерть короля Карла XII окончательно похоронила это предприятие. Через три года, в 1721 году, Швецией была предпринята последняя попытка продолжить начатое покойным королем дело, но дальше пустых разговоров дело не продвинулось.

Тем не менее, вся эта мышиная возня дошла до ушей государя Петра I. В том же 1721 году, по заключении Ништадтского мира, положившего конец Северной войне, на русскую службу был приглашен на должность шаутбенахта (вице-адмирала) Даниэль Якоб Вильстер. Принимая во внимание, что Швеция оставалась основным конкурентом крепнущей России, царь проявил к Либерталии большой интерес.

Вильстер подтвердил, что Карл действительно вел секретные переговоры с пиратами из Либерталии. Пользуясь временной неспособностью Швеции к каким-либо активным шагам в деле дальнейшей колонизации Либерталии, Петр решил опередить шведов. Осенью 1723 года началась подготовка экспедиции к Либерталии. В дальний поход снарядили два тридцатидвухпушечных фрегата голландской постройки - "Амстердам Галей" с капитаном Данило Мясном и "Де Крон де Ливде" с капитаном Джеймсом Лоренсом. Подготовка проходила в глубочайшей тайне - о ней знал очень ограниченный круг лиц (Петр, не доверяя Вильстеру, держал его под жесточайшим надзором).

Маленькой эскадре было предписано избегать по пути следования всех иностранных портов, был разработан специальный маршрут (из Северного моря корабли должны были выйти в Атлантику не через Ла-Манш, а обогнуть Великобританию с севера). Корабли были замаскированы под торговые суда, тщательно скрывалась принадлежность к русскому флоту; заблаговременно были припасены английский и португальский флаги.

Вильстеру вменялось в обязанность вручить главе пиратской республики специальную грамоту:

"Грамота королю Мадагаскарскому ноября 1723 г. Божиею милостию мы Петр Первый Император и самодержец всероссийский…(и проч.) Высокопочтенному королю и владетелю славного острова Мадагаскарского наше поздравление. Понеже мы заблагоразсудили для некоторых дел отправить к вам нашего вице-адмирала Вилстера с несколькими офицерами, того ради вас просим дабы оных склонно к себе допустить, свободное пребывание дать и в том, что они имянем нашим вам предлагать будут, полную и совершенную веру дать, и с таким склонным ответом их к нам паки опустить изволили, каковаго мы от вас уповаем и пребываем вашим приятелем".

Любопытно, что Петр полагал, что Либерталия управляется монархом! Действительное положение дел на острове явилось бы для него, пожалуй, шоком.

Налаживание контактов с пиратской республикой не являлось все-таки главным в предпринимаемой экспедиции. В инструкции Петр специально оговаривал следующий пункт: "…явитесь там Великому Моголу и всякими мерами старайтесь его склонить, чтоб с Россиею позволил производить коммерцию, и иметь с ним договор, которые товары потребны в Россию, также и какие в его областях товары из России надобны суть…". По своему обыкновению Петр глядел много шире современных ему европейских монархов. Либерталию он видел не как кусочек России, но как военно-торговый анклав постоянного присутствия русских в Индийском океане и проникновения России на восток морским путем. - опираясь на мадагаскарскую опорную базу, установить торговые связи с Индией

На рассвете 21 декабря оба фрегата вышли из Рогервика. Корабли для плавания портовыми властями Ревеля и Рогервика были подготовлены как нельзя хуже, хотя были построены совсем недавно: в 1719 году. И, разумеется, первый же шторм оказался для экспедиции последним: "Амстердам Галей" получил серьезные повреждения, едва не затонул, и в самом плачевном состоянии фрегаты вернулись обратно. Позднее Вильстер написал Петру: "трудно поверить, что морской человек оные отправлял".

Взамен решили послать другие суда - "Принц Евгений" и "Крюссер", но уже в феврале 1724 года Вильстеру пришло письмо от Петра, в котором "его императорское величество указал намеренную вашу экспедицию удержать до другаго благополучнаго времени".

В течение 1724 года он несколько раз возвращался к идее союза с Либерталией, а 24 марта того же года он назначил полную готовность "Амстердам Галея" и "Де Крон де Ливде". 9 декабря 1724 года выходит последний приказ Петра о мадагаскарской экспедиции, а чуть менее двух месяцев, 28 января 1725 года, великий император скончался. А его наследникам было не до океанских походов. При Елизавете Петровне все документы по этому делу были переданы в Академию наук, осели в архиве, где и были (очень задёшево) найдены по заказу Якоба ван-Майера.

А заключение проекту дала история, с участниками которой ван-Майер был знаком лично.

В 1771г. в Большерецком остроге было 35 домов и 90 ссыльных на 70 казаков гарнизона. Ссыльные там были разные. Турчанинов, бывший камер-лакей Анны Иоановны, сосланный с рваными ноздрями и усечённым языком за участие в заговоре с целью возвращения на престол Иоана Антоновича. Поручик Иоасаф Батурин в 1749г. должен был подавить бунт рабочих, а вместо этого решил с помощью своих солдат и мастеровых свергнуть императрицу Елизавету и возвести на престол её племянника Петра (отца императора Павла). Был посажен в Шлиссельбургскую крепость и провёл там 20 лет. За это время его протеже взошёл на престол под именем Пётр III, но о заключённом почему то забыли. Лишь Екатерина II извлекла его из узилища и отправила в Камчатку. Отставной ротмистр бывший помещик Ипполит Степанов, являясь членом первого российского парламента-Комиссии об Уложении принадлежал к Левому крылу оппозиции и, после того как Комиссию распустили, был сослан. Его друг гвардейский поручик Василий Панов, пленный швед Адольф Винбладт, адмиралтейский лекарь Мейдер,. И наконец польский полковник Барской конфедерации Мориц Август Беневский или как он сам подписывался барон Мориц Аладар де-Бенев. Этот небольшого роста 30-тилетний дворянин родом из Венгрии был поселён в Казани, откуда сразу сбежал. Пойманный уже в Эстляндии сослан в Тобольск, а оттуда в Камчатку.

Побег по суше был бессмысленен, зато оставалось море. А чтобы идея бегства через океан овладела ссыльными, нужен был такой авантюрный человек как Беневский, имевший опыт по части побегов и не желающий влачить свои дни на краю земли.

В ночь на 27 апреля 1771 года промышленные люди купца Холодилова, возглавляемые приказчиком Михаилом Чулошниковым, и ссыльные во главе с Беневским, ворвались в дом камчатского командира капитана Григория Нилова. Никто из казаков и солдат, находившихся в ту ночь в комендантском доме, не пытался оказать сопротивление. Капитан Нилов был убит, все остальные арестованы. Затем промышленники и ссыльные, обойдя обывательские дома, собрали все оружие.

Большерецк сдался без боя, если не считать нескольких выстрелов из дома казачьего сотника Черного, за что он и был посажен под караул в "гобвахту". Утром большерецким жителям объявили, что командир капитан Нилов умер от чрезмерного употребления водки. И хотя его пьянство было официально признанным, этому не верили, но, не желая разделить участь Черного и других арестованных, любопытства и недоумения не проявляли.

По повелению Беневского в канцелярию был приведен канцелярист Спиридон Судейкин. Ему приказали написать текст присяги цесаревичу Павлу, а затем отправиться в церковь, где со священником Симеоном приводить к ней всех, кого пришлет Беневский, что Судейкин "из-за страху" и сделал.

Беневский составил "Манифест" на латыни, изложив в нем историю своего пути на Камчатку. Под "Манифестом" стоят две подписи: самого Беневского и Винбладта. Для укрепления своего авторитета Беневский показывал бунтарям зелёный бархатный конверт, уверяя что в нём письмо цесаревича Павла австрийскому императору с просьбой руки его дочери. Что характерно никому не пришло в голову поинтересоваться, каким образом у пленного офицера оказался в руках сей документ. А ведь среди восставших было много образованных и далеко не глупых людей.

29 апреля, прихватив с собой оружие, порох, продовольствие, денежную казну и ясачную пушнину, команда Беневского отправилась из Большерецка по Большой реке к ее устью. Понадобилось несколько дней, чтобы освободить ото льда находившееся в Чекавинской гавани казенное судно. И по завершении всех работ галиот "св.Петр" под командой штурмана Максима Чурина 12 мая вышел в море, увозя с Камчатки 70 человек, не пожелавших оставаться подданными матушки-императрицы Екатерины Алексеевны. Вместе с ними бежал сын большерецкого священника, обучавшийся в школе, что устроил Беневский. Для него учитель стал кумиром, за которым он следовал до самой его смерти.

На галиоте, буквально набитом людьми, уже через несколько дней начались разногласия. Трудности в пути увеличивались тем, что не все на борту "св.Петра" добровольно примкнули к восставшим добровольно. В первую очередь команда судна. Штурманские ученики Измайлов и Зябликов и матрос Фаронов договорились обрубить якорный канат, как только ссыльные сойдут где-нибудь на берег, и увести захваченное судно. Но Беневский узнал об этом замысле и высадил заговорщиков на необитаемом острове в Курильском архипелаге.

Когда добрались до одного из японских островов, Беневский смог убедить чиновников, что "св.Петр" голландское судно. Изголодавшемуся экипажу привезли свежей воды и продукты но сойти на берег запретили. Отдохнув у японцев отправились дальше. 7 августа достигли Тайваня, где потеряли трёх товарищей убитых аборигенами, среди них Панова. Беневский отомстил утоплением лодки с островитянами и сожжением жилищ в бухте, где они хотели набрать воды.

Похоронив погибших на берегу продолжили плаванье и 12 сентября прибыли в Макао. За пять месяцев неприспособленное к дальним плаваниям судно прошло от Камчатки до Южного Китая.

В Макао Беневский продал галиот вместе с пушками португальскому губернатору. В ответ среди его спутников начался мятеж, возглавленный Степановым. Он пытался объяснить губернатору, что корабль-собственность русского правительства и, как таковая, не может быть продан. Вероятно, в те дни у Степанов уже созрела мысль, что не всё ещё потеряно и, защищая интересы российской короны, он сможет добиться прощения. Большинство беглецов стало его поддерживать, но тут Беневский, собрав всех произнёс горячую речь "Я буду вам заступою и никакого оскорбления вам не будет, и ежели Бог нас в Европу принесёт, то я вам обещаю, что вы довольны будете…" В ответ Степанов через голландских агентов послал жалобу китайскому императору. В ней он сообщал, что корабль захвачен обманом и требовал, чтобы Беневский как вор и преступник был схвачен.

Тем временем Беневский на вырученные деньги зафрахтовал места на двух французских судах и предложил соратникам отправиться вместе с ним в Европу. Согласились все кроме Степанова. Да ещё 15 человек осталось на кладбище, павшие жертвой непривычного климата. Среди них Турчанинов и штурман Чурин, проведший "св.Петр" через Тихий океан. В Индийском океане понесли ещё одну потерю- умер неутомимый бунтарь Иоасаф Батурин.

7 июля 1772г. на берег Франции сошли 37 мужчин и 3 женщины. Оставив спутников в Порт-Луи, Беневский отправился в Париж и быстро становится в столичных салонах модной фигурой- романтический герой, вырвавшийся из страшной Сибири. Он предлагает французскому правительству проект завоевания Тайваня, а после отказа тот же проект, но заменив Формозу (Тайвань) Мадагаскаром. Там он правда не был, зато слышал об этом острове много хорошего на острове Иль-де-Франс, где они набирали воду.

Тем временем его спутники начали беспокоиться. Деньги кончались и пора было думать, что делать дальше. Но тут вернулся Беневский. Он сдержал свои обещания, довёз их до Европы. Теперь он вернулся к ним с новыми идеями и планами. Он звал их завоёвывать Мадагаскар.

Собрание беглецов было коротко. Каждый ещё ранее принял решение. 12 человек решили не расставаться с командиром, трое поступили во французскую службу, швед Вильблан уехал домой, а остальные 17 решили вернуться в Россию. Ещё во Франции они получили прощение за все свои прегрешения. Императрица была в курсе всех дел. Невероятность плавания и лишения, выпавшие на долю беглецов её растрогали. Препровождая к генерал-прокурору письмо парижского резидента Хотинского, Екатерина писала "Им от меня прощение обещано, которое им и дать надлежит, ибо довольно за свои грехи наказаны были: видно, что русак любит свою Русь, и надежда их на меня и милосердие мое не может сердцу моему не быть чувствительна". Все вернувшиеся были определены на вольное житьё по сибирским городам.

Эскадра с переселенцами на которой находились Беневский и его товарищи прибыла на Мадагаскар в феврале 1774г. Заложили город Луисбург и стали осваиваться, перенося тяжёлый климат, враждебность мальгашей и необходимость перебиваться от корабля до корабля. Начались интриги чиноаников с Иль-де-Франс, посыпались доносы. Прибыли королевские ревизоры, которых привёз на остров капитан ла Перуз. Через два года такой жизни Беневский бросает основанный им город и уезжает в Англию. Что стало с русскими сподвижниками Беневского неизвестно. В Европу с ним прибыл только Ваня Устюжанов прожив в Англии восемь лет и написав ставшую широко известной книгу, Беневский перебирается в САСШ. Спокойная жизнь наскучила авантюристу. Он быстро находит союзников- балтиморские купцы финансируют завоевание Мадагаскара. В январе 1785г. во главе небольшого отряда Беневский высаживается на остров. По рассказам Устюжанова он быстро наладил контакты с мальгашами, предложив им помочь изгнать французов. "Дикари приняли его предложение и стали охотно обучаться под его руководством разным маневрам. Вскоре во главе целой армии он совершал нападения на французов. Островитяне хотели видеть его своим королём. Но 23майя 1786г. дикари, запуганные наскоком французов с меткою стрельбой, разбежались, а барон Беневский, раненый пулей в грудь, умер на месте на моих руках".

Информацию об этих событиях ван-Майер получал из первых рук. В Петропавловской гавани он беседовал с камчадалом Сидором Красильниковым, оставшимся по болезни на о.Иль-де-Франс(Маврикий). Частенько также слушал рассказы об их приключениях от штурманов Герасима Измайлова и Дмитрия Бочарова. И если Измайлов, высаженный на необитаемый остров и спасённый случайной охотничьей партией, мало что мог рассказать, то Бочаров проделал с Беневским всё путешествие до Франции и вернулся в Россию, в Охотск, совершив т.о. кругосветное путешествие. И, разумеется, многое поведал ему Иван Устюжанинов, в 1789г. вернувшийся в Россию и, благодаря хорошему образованию, поступившему в гражданскую службу. Ван-Майер с ним не встречался т.к. местом службы Устюжанинову был определён Нерчинск, но вёл с ним активную переписку.

Ну посудите сами разве мог человек столь романтичной и поэтической натуры каким был император Павел устоять против этакого коктейля: благородные пираты, незавершённый проект Петра Великого и люди, незаконно наказанные его преступной матерью, но сохранившие преданность его отцу Петру III и ему, императору Павлу, тогда ещё опальному наследнику. Тем более, что ван-Майеры как раз в это время выступали посредниками между правительством и амстердамским банком Гопа о кредите в 88 300 000 флоринов

В Нерчинск немедленно был отправлен фельдкурьер с предписанием асессору Устюжанинову выехать в С.Петербург, а на другой день, в нарушение всех матушкиных традиций, был подписан именной указ одобрявший обе экспедиции. Из казённых сумм в помощь Компании выделялось 220 тыс. руб. в безвозвратную ссуду. А на Соломбалу полетел другой фельдкурьер с приказанием немедленно начать строительство судов.

Якоб задержался в столице. Со строительством кочей Курносов как ни будь справится и без него, а деловая жизнь зимой в Архангельске чуть теплится. В столице же много чего можно сделать. Например "заявиться в архив Академии наук и, свысока глядя на чиновников, потребовать копии всех карт Великой Северной экспедиции и немедленно! И наблюдать чуть прищурившись и покачиваясь на каблуках, как эти тараканы забегают и залебезят извиняясь, что придётся подождать. "Совсем немного, Ваша милость! Вот копировальщиков приведём. Не извольте сомневаться, работать будут день и ночь. В три дни управятся". А сколько этим сволочам приходилось подарков приносить и деньгами, и чаями, и тканями, чтобы получить какую-нибудь карту или описание экспедиции?"

Даже страх Божий попасть под раздачу государевых подарков не заставил чиновников чересчур шевелиться. Не три дня, а три недели пришлось ждать, пока копировальная мастерская Академии выполнит срочный заказ. Уехать же, пустив дело на самотёк, Якоб не рискнул. Он хорошо знал повадки российских чиновников, не раз имел с ними дело.

Лишь в начале марта, перед самой распутицей, Якоб ван-Майер вернулся в Архангельск. Работа на верфи кипела. Помолодевший Прохор Акимович летал как на крыльях. Под императорский указ он пустил на суда лучший лес, пять лет сохнувший под крышей. Мобилизовал старых карбасных мастеров на сшивку бортов. Доски обшивки кочей ни в коем случае нельзя прибивать гвоздями, а лишь сшивать вицами, можжевеловыми прутьями. Гвозди от ударов льдин быстро расшатываются и дают течи.

Убедившись, что к ледоходу суда будут готовы, Якоб приступил к набору команды. Вербовать поморских мореходов он начал ещё раньше. На "Клипере" ушли шесть человек, должные по контракту семь лет оставаться в Америке боцманами на компанейских судах. Но в эту экспедицию ему нужны были лучшие люди и самые опытные кормщики. Поговорил с Курносовым, с мастерами корабельщиками, со старыми кормщиками. Они называли много имён: Фёдор Павков, Амос Корнилов, Иван Рогачв, Федот Рахманин. Но затем добавляли: "А ежели зимовать придётся, то лучше Ивана Химкова и Ивана же Старостина не найти".

Химков, ещё зуйком*(15) проведший на Малом Беруне шесть лет подряд, наотрез отказался. После 60-ти не в море ходить, а внуков тетешкать. Старостину едва перевалило за 30, но он успел уже семь раз перезимовать на Груманте, причём два раза кормщиком. В тот год он как раз зимовал дома. Якоб поехал в Велико-Устюжский уезд в старостинское родовое гнездо и целую неделю гостил там, уламывая упрямого груманлана. Пока он соловьём разливался, рассказывая о важности экспедиции и суля златые горы, кормщик молча кивал, а к вечеру заявлял, что на Груманте прибыток возьмёт не меньше, а места не в пример привычнее. Единственно проявил интерес к рассказу о таинственных бородачах, что живут в бревенчатых избах где-то на Квихпахе. А когда Якоб предположил, что вероятно эти люди потомки новгородцев, бежавших от грозного царя тем же путём, что он предлагает проделать, кормщик степенно встал и прошёлся по горнице. В первый раз вместо прямого отказа он сказал: "Надо подумать", и тут же стал куда-то собираться.

Ни к паужине, ни вечерять Иван Старостин не вышел. Лишь на другое утро Якоб с ним встретился. Без всяких предисловий Иван заявил, что согласен отправиться чрез Студеное море в Америку, но людей на все три коча он наберёт сам. Оказывается Старостин ездил в скит к святым старцам, спросить совета. А те сказали, что знают о новгородичах, отъехавших за море задолго до "никоновского непотребства" и потому веру свою в чистоте сохранившие. И теперь Иван должен был их найти, "дабы старую, истино православную веру укрепить".

"Весна 1797г. выдалась ранней. Беломорское горло открылось ещё в мае. "св.Николай", "св.Марфа" и "св.Варвара" давно готовы были выйти в море, но вот уже пятый день побережник упорно нёс с моря низкие тучи, непрерывно шёл студёный мелкий дождик. Но опытные кормщики знали, что в любой момент может подуть ветер с полудня. Он быстро разгонит тучи и расправит паруса. Мореходы уже пропили покрутные деньги и с нетерпением ждали погоды.

Иван Старостин в который раз вышел из своей маленькой каюты на корме "св.Николая" и увидел на палубе соседней "св.Варвары" Фёдора Павкова. Видать кормщик тоже решил лишний раз всё проверить. Старостин знал, что на прошлой неделе Павков, Курносов и ван-Майер пришли в старую Преображенскую церковь и, заплатив 5 рублей церковному старосте, повесили на стену модели трёх кочей. Чтобы значит к никонианским непотребным иконам (тьфу-ты, прости господи) были поближе суда. Ну, да ладно. Греха большого не будет, а святые отцы в скиту отмолят.

"св.Николай", судно длинной 50 футов, а шириной-15, принял в трюм 6 тыс. пудов груза, но большую часть его составляли запасы для команды. Их решено было взять на всякий случай на три года, а ежели обернутся быстрее, запас станет товаром. По старой поморской разнарядке на каждого морехода в год приходилось 30 пудов муки ржаной и ячневой, 5 пудов толокна и 5- солонины, 1 пуд масла в кашу, 3 фунта мёду на кисель, 5 фунтов гороха, 5 ушатов творога с сывороткой и бочонок мочёной морошки. А ещё бочки с водой, бочечная клёпка на случай удачной охоты в долгом пути, дрова, брёвна разобранных изб, кирпич для печей и многое другое. "св.Варвара" и "св. Марфа" были в половину меньше.

Кормщик качнул рукоять помпы. На мокрую от дождя палубу плеснуло совсем немного воды. Корпус был проконопачен на славу. Как это часто бывает на севере резко сменился ветер. Прекратился дождь. Выглянуло солнце. Стало заметно теплее. Свежая, коричневая краска бортов и белая- надстроек, весело заблестели. Запах дождя сменился крепким ароматом свежеструганной сосны и смолёных канатов.

Пристань Соломбалы оживилась. У сходней столпились покрутчики их родные и близкие с покрасневшими от слёз глазами. Отслужили молебен. Древний тощенький попик прошёл по судам и, гнусавя псалмы, помахивал кадилом. Слабые порывы ветерка уносили в небо сизый сладковатый дымок курившегося ладана. По старинному обычаю кормщики стали просить ван-Майера: "Хозяин, благослови путь!". "Святые отцы благословляют"-степенно ответил Якоб. Мореходы торжественно помолились, испрашивая счастливого плавания и разошлись по своим судам.

Выкатили якоря. Развернувшись по солнцу, надув паруса, белыми птицами побежали суда к Студеному морю".

1*Попытка Голландии в 1641г. захватить Бразилию.

2*Любимое карибскими пиратами судно. Небольшое, до 100 тонн, с тремя мачтами и хорошо развитым парусным вооружением.

3*От голландского jachtschip - судно для преследования. Быстрые пиратские суда и разведчики. В английский язык слово перешло как название королевских судов для увеселения.

4*Тут, скорее всего, были задействованы не старые балтфлотские, а старые масонские связи. В бытность свою в Лондоне Якоб ван-Майер вступил в Шотландскую ложу. Родственная ей ложа Нептун находилась на Балтфлоте и большинство офицеров были её членами. На рекомендательных письмах в Адмиралтейство стояли подписи кн.Юрия Владимировича Долгорукого и кн. Николая Васильевича Репнина- масонов высокого градуса. Кроме того удивительна лёгкость с которой ван-Майер смог получить разрешение на перевод разжалованных в матросы в 1791г. капитанов линейных кораблей "Дерись", "Виктория" и "Иоан Богослов" в распоряжение Компании. На документе об их переводе стояла подпись канцлера Безбородько. О масонских симпатиях всесильного канцлера мало что известно (императрица масонов не жаловала), но с близким к Безбородько архитектором Львовым, известным масоном, ван-Майер находился в очень тёплых отношениях

5*В последствии правота Пола Джонса была доказана. Оптимальным L\B для деревянных барков оказался 5,5:1, а у стальных он увеличился до 7,5:1

6*В последствии Иван Амосов, используя отработанные на "Клипере" технологии, спроектировал и построил в 1797 году для Павла I яхту "Симеон и Анна". В 1804 году Амосов был назначен главным инспектором кораблестроения Кронштадтского порта. За несколько лет в Кронштадте он широко вводил новые технологии. По проектам и чертежам Амосова были построены бриги "Меркурий" и "Феникс", отличившиеся в боевых действиях флота во время Отечественной войны 1812 года, быстроходная яхта "Голубка" и серия однотипных корветов "Казань", "Ариадна", "Перун", "Гермион".

7*Заведующий гос. приёмкой новых кораблей. Значение Курносова для строительства компанейского флота было столь велико, что Якоб ван-Майер в1811г. предложил назвать один из барков его именем, нарушив тем самым сложившуюся традицию давать имена по названиям городов. Предложение не прошло, но в 1831г. ван-Майер назвал так один из китобоев.

8*Хоть Яков Беринг и вошёл в число 16 лучших морских офицеров, отправленных стажироваться в британский флот, в своих записках Якоб ван-Майер замечает его не лучшую морскую выучку. В Морском Кадетском корпусе, единственном в России заведение подготовки морских офицеров, обучение длилось 6 лет: 3 в кадетском и 3 в гардемаринском, куда кадетов переводили после экзаменов. Читались: навигация, математика, астрономия, фортификация, артиллерия, корабельная архитектура, морская тактика, такелажное дело, английский и французские языки. "Однако хорошо обучается лишь математика и астрономия, ибо читают их из Академии призванные учёные. Остальные предметы учатся такими преподавателями, что сами мало что знают и хвастаются, кто крепче кадетов порет".

9*Привилегия эта действовала в течение почти 100 лет, принося Р.А.К. немалые прибыли. Ведь если офицеры получали двойное жалование и премиальные, то матросы были практически бесплатные. В 1886г. Р.А.К. попалась на махинациях с китайским рисом, его выдавали за необлагаемый налогами гавайский. Это послужило предлогом для аннулирования устаревшей привилегии. Однако следует также учесть что со временем этот указ значительно повысил престиж Российского флота. Сильнейшие ветры "ревущих сороковых", гигантские волны, айсберги, внезапно налетающие шквалы - все это давало право морякам -"капгорновцам" заслуженно считаться в своей среде элитой. А в середине XIXв. до 5000 российских моряков ежегодно огибали мыс Горн.

10*Богатое серебро, найденное в 1727г., было выбрано. С подачи Якоба ван-Майера работа на руднике была возобновлена в 1802г. За 30 лет там было добыто около 140 тонн серебряной руды.

11*Изба Ивана Старостина находилась в Айс- фиорде у входа в бухту Грин-харбур. Южнее располагалась гавань Клок-бай, известная поморам как Старостинская, т.к. род Старостиных промышлял там с XVв. Согласно поверью около их избы висел колокол, вывезенный ещё из Новгорода. Поэтому голландские китобои и прозвали Старостинский зал. Клок-бай (Колокольный).

12* До XVIIIв. на кочах не использовались рифы, вшитые в парусину короткие верёвки, с помощью которых уменьшалась площадь паруса. В полярных условиях рифы часто покрывались льдом и становились непригодными. В замен поморский парус состоял из двух автономных частей. Нижняя, в треть, крепилась к верхней рядом прошв- больших деревянных пуговиц. Даже покрытые льдом их можно было отцепить не снимая рукавиц. Рациональные скосы корпуса, при которых боковое или осевое сдавливание льдов рождало вертикальную составляющую, исторгавшую корабль вверх и технологии укрепления бортов впоследствии применил Фритьоф Нансен при строительстве "Фрама". Его благополучный трёхлетний дрейф в Ледовитом океане доказал эффективность поморских технологий.

13*В действительности запрет был наложен по инициативе тобольского воеводы князя Ивана Куракина. Властям в Тобольске был выгоднее более длинный "южный- чрезкаменный" путь.

14*Якоб, сам того не желая обманул императора. "Всемирную историю пиратов" под псевдонимом Чарльз Джонсон написал Даниэль Дефо. Приключения капитана Миссона, как впрочем и самого капитана, великий мистификатор выдумал и вставил в историю для иллюстрации своих политических воззрений. Хотя некое пиратское образование на Мадагаскаре всё же сложилось. (Джон Роберт Мур)

15*Зуек- ученик на судне, юнга

Побережник- северный ветер

Полдень- юг

Покрут- наём в промысловую артель или на судно

Не смотря на значительное влияние поморской культуры в Рус-Ам, кроме терминов, относящихся к различным фазам состояния льда, сохранилось лишь несколько слов, да и то относящихся к северным территориям. "За Аляской нет носа", т.е. к югу от п-о Аляска- мыс, а к северу- нос. И единственно только слова нос и шар (пролив), вошли в английский как nes и sher