(17 - 27 июля 1854г.)

Новороссийская баталия*(1)

17 июля объединенная эскадра при благоприятном ветре проливом Хуана де Фука подошла к Новороссийскому заливу. Корабли, строго соблюдая дистанцию, шли строем кильватера. Пушки, направленные в сторону города, зловеще поблескивали дулами сквозь порты. Офицеры в подзорные трубы внимательно всматривались в берег, надеясь увидеть там белые флаги. Но вместо этого над 1-й батареей на высоком флагштоке развевался русский крепостной флаг. Это значило, что Новороссийск ждет врагов и готов с ними сразиться.

В 16 часов 45 минут корабли эскадры подошли на дальность пушечного выстрела, и "Барановская" батарея первой открыла по ним огонь.

"Лейтенант барон Крюднер, командир батареи Љ3 решил, что настал благоприятный момент и дал выстрел, который, однако, не достиг цели. Под крики "Ура!" адмирал Путятин, находившийся на батарее Љ1 на Корабельном мысу, открыл огонь и, говорят, что ядро попало в пароход; по крайней мере эскадра тут же повернула и бросила несколько бомб через 500-футовую цепь холмов. Они упали около самого фрегата".

Атака с ходу, как один из возможных вариантов боя, не получилась. Да и рассчитывалась она не на бой, а на устрашение противника, на парализацию его воли к сопротивлению и капитуляцию. Но вместо победного шествия получилась разведка боем. Ответив несколькими безрезультатными залпами по берегу, корабли отошли в сторону Подходного острова и вне зоны огня встали на якорь.

В дневниках офицеров эскадры появились записи с первыми нотками разочарования: "Предполагали, что Новороссийск сдастся при первых выстрелах, и не рассчитывали, что он может противиться…"

После этой короткой перестрелки система обороны порта, количество и калибр пушек на каждой батарее стали известны союзникам. Не стреляла "Нахимовская" батарея, но её хорошо было видно и число орудий установлено. На рейде флагманы собрали военный совет под председательством Прайса. Присутствовали и командиры всех судов союзной эскадры. Была выработана диспозиция. Вернее, выработал её Прайс, а остальные с ним согласились. Замысел боя сводился к снятию огневой защиты гавани путем полного уничтожения береговых батарей и кораблей с последующим захватом порта и города. В соответствии с этим кораблям ставились задачи.

Пушки "Форта" при соотношении 30:12 расправляются с "Путятинской" батареей. "Пайк" в комбинации с десантом 22 орудиями уничтожает 10 пушек "Восточной" батареи. "Президент" с 26 пушками берёт на себя "Нахимовскую" батарею. Ему помогают первые два фрегата после выполнения своей задачи. Им, в свою очередь, своими мортирами помогает "Вираго". Кроме того, пароход используется в качестве буксира для постановки фрегатов на шпринг*(2), каждого против своего объекта. Если "Аврора" и "Диана" не поднимут белого флага перед союзниками, они уничтожаются. Начало боя - утро. По расчетам адмирала, прием капитуляции кораблей и порта - до обеда. Торжественный банкет победителей устраивается в городе. Командиры были уверены в победе, шутили, смеялись. Пожалуй, менее всех разделял их веселое настроение сам автор плана.

"Сознавая нерешительность, ознаменовавшую начало кампании, адмирал упрекал себя в этом… и горько сожалел, что бесцельно потерял целый месяц, предоставив своею медлительностью выгоды русским фрегатам. Мысль, что он должен дать отчет в своих действиях правительству, редко прощающему неудачи, овладевала им все более и более, особенно после прихода в Новороссийск, битва за который представлялась ему гибельной и бесперспективной… Позиция неприятеля, действительно сильная, казалась ему неприступной. Овладеть ею… можно было не иначе, как ценою чрезмерной потери в людях… Короче сказать, находясь под влиянием страха, несчастный адмирал только и думал об ответственности, которая его подавила…"

О чем думал командующий объединенной эскадрой в ночь накануне боя, неизвестно. Воз можно, действительно об ответственности. Он достаточно послужил в английском военно-морском флоте, чтобы знать отношении к неудачникам. Адмиралтейство их не терпело и неудач не прощало.

Прайс имел основание считать себя в этой кампании лузером. Не устерег "Аврору", дал ей возможность уйти беспрепятственно из Калао, позволил русскому командиру обвести себя вокруг пальца. Пропустил из-за медлительности второй фрегат - "Диану", которую имел полную возможность перехватить в Гонолулу. Опоздал в Новороссийск, дал ему возможность приготовиться к обороне. Если и здесь действия эскадры обречены на неуспех, то не почтут ли это в Лондоне за бесчестие британского флага со всеми вытекающими для командующего последствиями?..

Но приготовления на эскадре к утреннему бою шли своим чередом. Вахтенные на новороссийских батареях и фрегатах бодрствовали, наблюдая за действиями противника. С рассветом 18 июля эскадра пришла в движение. Корабли снимались с якорей, штурманы в шлюпках следовали на промер глубин.

В 6.30 батареи "Путятинская" и "Нахимовская" открыли огонь по трём гребным судам, промеряющим глубины бухты. Ядра легли с недолётом - лишь одно сумело сильно обрызгать гребцов. Барказы поспешно отошли и стали держаться на почтительном расстоянии от берега. В это время на "Президенте" по приказанию Прайса взвился сигнал "Начать движение".

"Вираго" подал буксирные концы на "Форт" и "Пайк" чтобы взять на буксир расставляемые по указанным позициям корабли (с утра ветра, как это всегда бывает в августе, не было вовсе). В 09.00 с эскадры дали несколько выстрелов по берегу (с недолетом), после чего корабли начали разворачиваться для атаки.

Но вдруг, к удивлению защитников города, энергичные действия союзников прекратились, корабли возвратились на прежние места, отдали якоря и подняли на ростры спущенные ранее барказы. "Мы полагали, что неприятель, придя с такими превосходными силами, сейчас же сделает нападение. Но не тут-то было! По всей вероятности, он считает нас гораздо сильнее, чем мы есть…" Они не могли и предположить, что причиной странного поведения противника явилась внезапная смерть командующего объединенной эскадрой. Флаг мертвого адмирала не спустили с мачты "Президента" ни в день его смерти, ни в последующие дни, до самого выхода кораблей в океан. Смерть Прайса внесла растерянность в стан союзников и повлекла за собой суточную задержку в штурме города.

В 9.00 Прайс сел в адмиральский вельбот и пошел на "Форт" дабы уточнить с де Пуантом некоторые нюансы совместных действий. Он вернулся на "Президент" в 11.00, некоторое время изучал берег в подзорную трубу; потом проинструктировал командира фрегата "Президент" флаг-капитана Ричарда Барриджа. Командующий подчеркнул важность потопления или вывода из строя русских фрегатов, дабы лишить их возможности крейсировать на коммуникациях английских судов. Он несколько раз возвращался к этой мысли, будто опасался, что Бурридж может его не понять или забыть. Затем адмирал поговорил с корабельным священником-капелланом преподобным Томасом Хьюмом, после чего в довольно хорошем расположении духа спустился к себе в каюту. Переборки каюты были сняты перед боем - так было принято практически на всех кораблях, поскольку при бое необходимо обеспечить обслуживание раненых на орудийной палубе; не спеша подошел к своему шкафчику-бюро, у всех на виду достал оттуда свои пистолеты, осмотрел, зарядил один из них, поднес к груди… Вообще-то, показания очевидцев несколько разнятся. Никто не называет имени того, кто видел момент выстрела и точное положение адмиральской руки с пистолетом. Но выстрел был - пуля прошла через левое легкое. Прайс оставался в сознании, согласно вахтенного журнала фрегата"Президент", 3 часа 50 минут, принял святое причастие и умер.

Чем объяснил адмирал своим подчиненным случившееся, неизвестно. Официальные документы ответа на этот вопрос не дают. В английском донесении говорится лаконично: "Неожиданная смерть главнокомандующего 30 июля приостановила действия эскадры".*(3) Французы ограничиваются сообщением, что, когда "Вираго" готовился буксировать фрегаты "вдруг капитан Никольсон доложил французскому адмиралу, что Прайс случайно застрелился. Контр-адмирал де Пуант немедленно отложил все приготовления к бою".

Де Айи смерть командующего считает самоубийством из-за боязни ответственности за неумение перехватить в океане русские фрегаты и возможную неудачу взятия Новороссийска. Что французский офицер близок к истине, подтверждают отклики английской прессы. Газета "Наутикл стенд" опубликовала пространную статью "Физическое и нравственное мужество" раньше, чем написал статью де Айи. В ней Прайс не назван по имени, но речь идет именно о ном, о его самоубийстве вследствие боязни ответственности. Газета заключает: "Во всяком случае, ему бы следовало дождаться результата нападения, времени было бы достаточно при неудаче прибегнуть к этой крайности и отчаянной мере, если он так сильно боялся ответственности". Статья - своеобразный некролог Прайсу, но некролог с упреком покойнику. Тут говорится о преднамеренном, а не о нечаянном самоубийстве, как трактует официальное донесение. В раздраженном тоне газета утверждает то, что де Айи лишь предполагает - Прайс застрелился из-за боязни ответственности за позор британского флага, чему он был причиной.

После смерти Прайса командование объединенной эскадрой перешло к его помощнику контр-адмиралу Фебрие де Пуанту. Начальствование над английскими кораблями принял старший из офицеров - командир фрегата "Пайк" кэптэн Никольсон.

Вечером де Пуант собрал командиров кораблей на борту "Форта", чтобы еще раз обсудить план боя и договориться о деталях. Идея оставалась той же. Порт и город берутся кораблями и высаженным с них десантом ударом в лоб двумя этапами. На первом этапе главный удар наносится по батареям "Путятинской" и "Восточной", являющимся как бы замком от наружной двери Новороссийской гавани. Сбить этот замок собирались быстро, сосредоточив против 22 береговых пушек 83 ствола, если считать орудия только стреляющих бортов "Форта", "Президента", "Пайка" и мортиры "Вираго". Уничтожив внешние батареи, эскадры совместными усилиями разбивают "внутренний замок" - "Нахимовскую" батарею, "Аврору", и "Диану" и беспрепятственно занимают город. "Эвридика" и "Облигадо" крейсируют вдоль берега, обстреливают подходящие объекты, имея задачей рассредоточить внимание обороняющихся, заставить их опасаться высадки десантов на любом участке широкого фронта; действительный же десант высадить против "Восточной" батареи.

План был ясен, в победе не сомневались. Расходясь по кораблям, офицеры прощались:

- До встречи в Новороссийске!

"Всю ночь неприятель приготовлялся к какому-то движению, жег множество огней, фалшфеер, пускал ракеты; шлюпки ходили от судна к судну, делали промер, так что у нас тоже было не совсем спокойно и несколько раз становились по орудиям. Наконец наступил день 20 июля, день нашего первого сражения, а следовательно, достопамятный в жизни каждого из нас. В 6 часов заметили на эскадре приготовления к съемке с якоря, в 8 пароход взял с каждой из сторон по адмиральскому фрегату, а третий сзади побуксировал их по направлению к Сигнальной батарее. Маневр этот увеличил веселость наших матросов, которые, смеясь и выражаясь по-своему, говорили, что англичанин (пароход - А.Б.) на французский манер кадриль выплясывает, и в самом деле, масса 4-х судов, сплоченных вместе, была презанимательна."

Убеждённый "парусник", мичман Фесун не оценил красоту и сложность проделанного англичанами маневра. "Вираго" одновременно буксировал с левого борта "Президент", с правого - "Форт", а за кормою - "Пайк", расставляя их согласно диспозиции. "Пайк" первым стал на якорь у Корабельного мыса и открыл продольный огонь по "Путятинской" батарее. За ним в полутора кабельтовых отдал якорь "Президент", далее "Форт". Фрегаты были так поставлены, что "Аврора", "Диана" и "Барановская" батарея не могли действовать по ним. Ядра с "Нахимовской" батареи едва доставали до вражеских кораблей.

"В 9 часов, приблизясь к Путятинской батарее на пушечный выстрел, пароход отдал буксир, и фрегаты стали на шпрингах, в кильватере один другого; в 5 минут 10-го началось сражение выстрелом с Восточной батареи. Все неприятельские суда отвечали ядрами и бомбами, производя огонь весьма быстро. Батареи Љ 1, 2, 3 и 4 действовали не торопясь и рассчитанно меткими выстрелами. Нахимовская пристрелялясь, но ядра с нее едва достигали вражеских кораблей и генерал-губернатор после нескольких выстрелов приказал прекратить огонь и стрелять только тогда, когда противник будут приближаться. Батарея Љ 1, находившаяся на Корабельном мысу и ближайшая к неприятелю, выдерживала самое жестокое нападение; на ней находился генерал-губернатор, и каждый из ее выстрелов шел в дело - ни одно ядро не пролетало мимо. Когда ядра с Pique стали рваться на батарее и вокруг нее, Лосев попросил адмирала уйти в более безопасное место. Но он, продолжая наблюдать за противником, только пожал плечами:

- Не всякое ядро разит, лейтенант! Выполняйте свой долг, а я выполняю свой.

Восточная батарея в продолжение 1 #189; часов выдерживала непрерывный огонь фрегата и отвечала на него так, что все мы были в восхищении. Самые жаркие, самые усиленные действия были ведены против этих 2-х батарей, так что не ошибаясь можно сказать, что целые полтора часа 20 орудий выдерживали огонь 80, представляемых левыми бортами 3-х фрегатов. Батарею затянуло пороховым дымом и столбами земли. Пламя разрывов едва пробивалось сквозь эту пелену. Казалось, на батарее должно быть уничтожено все живое. Но время шло, а Путятинская продолжала отстреливаться…

Как и должно было предвидеть, все это не могло долго длиться, несмотря на героические усилия команд, несмотря на примеры бесстрашия, являемые командирами (так, капитан Лосев, раненный в голову и в ногу, не оставлял своего места и продолжал ободрять людей). Несмотря на все это, должно было оставить орудия. Платформы были засыпаны землей выше колес; станки, тали и брони перебиты. Ворочать и действовать в таком положении не было возможности, тем более что неприятель уже свозил десант по направлению к Восточной."

Когда огонь с "Путятинской" батареи ослабел, "Пайк" тут же перенёс своё внимание на "Восточную". Удачно расположенная 10 пушечная батарея полтора часа выдерживала огонь "Пайка" и отвечала на него. Несмотря на град ядер, артиллеристы мичмана Попова не потеряли ни одного человека, угол возвышения неприятельских орудий не давал возможности кидать ядра на батарею, расположенную на высоте тридцати сажен над морем. Гардемарин Токарев, входивший в расчет, вспоминал: "Сперва кланялись ядрам, потом сделалось все равно. Будучи у порохового погреба при подаче картузов, я любовался урывками, как мой батарейный командир хладнокровно палил, не торопясь, по порядку номеров. Полтора часа держались мы, осыпаемые ядрами и бомбами".

"Восточная" палила метко. Англичане, всячески скрывавшие свои потери и ущерб, понесенные в бою, вынуждены были все-таки признать, что получили четыре серьезные подводные пробоины и столько же в борту "Пайка" выше ватерлинии. А мичман Попов вел огонь не только по "Пайку", но и по другим кораблям, связаных боем с "Путятинской". Поэтому, едва поредели выстрелы батареи Лосева, как к 22 пушкам "Пайка" прибавились 26 пушек "Президента".

"Тут уж ничего не было видно. Все застилало дымом. Помню только, что свист ядер не переставал над нашими головами, бомбы трескались в воздухе, кустах, в валу батареи".

И все же огонь противника не был достаточно эффективным. Батарея оказалась очень живучей. Даже когда "Форт" включился в бомбардировку, 80 неприятельских пушек не смогли ее не только уничтожить, но и серьезно повредить. Союзники, правда, уверяли, якобы "Пайк" заставил умолкнуть "Восточную" батарею, но этим противоречили сами себе - становится непонятным, зачем для обезвреживания умолкшей батареи с "Вираго" высадилось столько английских морских пехотинцев и французских матросов.

Союзники описывают это так: "В несколько минут утес взят приступом, пушки заклепаны, и отряд отступил к берегу, куда на случай нужды прислано подкрепление из гребных судов с "Пайка" и "Форта"… Замечена довольно многочисленная партия русских, включая кавалерию, которые шли к батарее, пытаясь воспрепятствовать нашему десанту сесть в шлюпки…"

Верно в этом описании лишь то, что союзники, убедившись в неспособности быстро покончить огнем артиллерии с батареей, вынуждены были высадить десант на тринадцати барказах и двух больших десантных ботах - всего шестьсот человек. Первым высадку десанта заметил и доложил о нем капитан Лосев. Ему было приказано покинуть приведенную в негодность батарею, а сохранившийся боезапас переправить на "Нахимовскую". Крепостной флаг перенесли в порт и подняли на высокой мачте. Центр событий переместился сюда. Вражеский десант угрожал не только "Восточной" батарее, но и "Нахимовской" и самому порту.

Путятин, наблюдая движение вражеских гребных судов, предположил высадку десанта в районе "Восточной" батареи или Окна и отправил приказания: первой роте поручика Михаила Губарева укрыться в роще между "Нахимовской" и "Восточной"; второй роте поручика Ивана Кошелева - на восточном склоне увалов Барановской горы и быть готовыми к контратаке в случае высадки в их районе. Ещё две роты оставались в городе в готовности к тушению пожаров, одновременно находясь в резерве. В резерве находился и эскадрон.

"Попов скомандовал - Огонь! - и орудия с ревом откатись назад, море вокруг десантных шлюпок вскипело от картечи, но они набегали быстро и скоро ушли в мертвое пространство под обрывом… Выстрелы на картечь с батареи задержали, но не остановили их. Десантники - французы, высадившись на берег, построились в боевой порядок и, ведя непрерывный огонь из штуцеров, устремились к батарее. Командир батареи на этом месте, не находя возможным защищать вверенный ему пост против 600 человек неприятельского десанта, следуя приказанию, отданному на этот случай, заклепал орудия и отступил к 1-й стрелковой партии поручика Губарев. Между тем занимательная сцена готовилась впереди. Французы, вскочив первыми на Восточную, битком наполнили батарею и при восторженных кликах подняли французский флаг; только что он развился, как бомба с английского парохода, ударясь в самую середину массы, произвела в ней страшное замешательство. Прежде чем бедные французы успели опомниться от счастливой для нас ошибки своих милых союзников, фрегаты открыли по ним меткий батальный огонь. Все это, соединенное с движением подоспевшего от Порта драгунского эскадрона капитана Крачкина, которые, соединившись с партией Губарева и мичмана Попова, при криках "ура" стремительно бросились вперед, - все это сделало то, что, несмотря на свою многочисленность, несмотря на то, что он был по крайней мере вдвое сильнее всех наших соединенных партий, неприятель начал отступление бегом, и с такою быстротою, ограничив минутное занятие Восточной несколькими ударами абордажных палашей по станкам и весьма незначительными повреждениями орудий, что, прежде чем мы подоспели к занятой им батарее, он уже был в шлюпках, так что, несмотря на самое пламенное желание, в этот раз нам удалось его попотчевать только ружейными выстрелами.. Поспешность, выказанная союзниками, не показывает с их стороны желания померяться в тот день силами с нашими стрелковыми отрядами… Крики "ура" всего гарнизона были наградой за наше стремительное наступление, общий привет и благодарность генерал-губернатора встретили нас при входе в город."

Контратакующим удалось вволю пострелять по отступающему противнику. Огонь их был исключительно точным. Одна из первых пуль сразила наповал командира французского десантного отряда старшего лейтенанта Лефебра.

Позже союзники всячески превозносили действия своего десанта. Будто бы он, несмотря на сопротивление, молодецкой атакой овладел батареей, вывел ее окончательно из строя, разломал пороховые ящики, и только подавляющее численное превосходство русских заставило десантников отойти, что было сделано в образцовом порядке. Основываясь на такой информации, газета "Тихоокеанское эхо" сообщала читателям: "Только с фрегатов "Аврора" и "Диана" было к нам направлено 400 человек команды, и это не считая кавалерии и двух рот пехоты гарнизона, и они снова отняли у нас свою батарею. После этого мы заставили большую часть русских пушек замолчать, и их команды возвратились на свои корабли". То есть менее чем сотня боеспособных моряков партии Попова увеличилась в 4 раза, а рота Губарева - вдвое.

Попытка развить наступление десанта и захватить порт и город с суши провалилась. И все же к полудню замок с парадной двери порта союзники сбили. Батареи "Путятинская" и "Восточная" смолкли. Все их орудия требовали восстановительного ремонта или замены..

Де Пуант рассчитывал покончить с защитниками порта за полчаса, а затратил на это четыре часа. Но зато теперь цель казалась близкой. Оставались "Аврора", "Диана", "Нахимовская" и "Домашневская" батареи - и вход в город открыт.

Союзники подтянулись ближе к порту, однако так, что увал на Корабельном мысу прикрывал их от выстрелов "Авроры" и "Дианы". "Форт", "Президент", "Пайк" и "Вираго" всею мощью своих 82 стреляющих орудий обрушились на внутренний замок порта - батарею Љ 2.

"А между тем и неприятель не зевал, а, подавшись вперед… открыл по Нахимовской такой огонь, что в продолжение получаса делал более нежели 250 выстрелов. Командир этой батареи - лейтенант князь Дмитрий Петрович Максутов был изумительно хладнокровен. Так как неприятель, имея на каждой из сторон своих фрегатов по две 2-пудовые бомбинские пушки, стрелял большею частью из них, то его ядра все долетали до батареи и, ударяясь в фашины, не причиняли слишком большого вреда; у нас же на батарее наибольшие пушки были 36-фунтовые, следовательно, стрелять из них можно было только тогда, когда неприятель увлекаясь подтягивался, чтобы действовать всеми орудиями батальным огнем. Князь пользовался этим как нельзя лучше, не горячился, не тратил даром пороха, а стрелял только тогда, когда по расстоянию мог судить, что его ядра не потеряны. Прекрасную картину представляла батарея Љ 2. Долго останется она в памяти у всех бывших в сражении 20 июля. 3 огромных фрегата, построившись в линию с левым бортом, обращенные к Нахимовской, но таким образом, что из-за Корабельного мыса ядра наших фрегатов не могли вредить им, эти три фрегата производят неумолкаемый огонь, ядра бороздят бруствер во всех направлениях, бомбы разрываются над батареей, но защитники его холодны и молчаливы; куря спокойно трубки, весело балагуря, они не обращают внимания на сотни смертей, носящихся над их головами, они выжидают своего времени. Но вот раздается звонкий голос командира: "Вторая, третья!"; взвился дымок, и можно быть уверенным, что ядра не пролетели мимо. Не обходилось и без потерь; от времени до времени появлялись окровавленные носилки, все творили знамение креста, несли храброго воина, верно исполнившего свой долг."

Де Пуант приказал "Вираго" под прикрытием дымовых завес фрегатов подойти ближе к батарее Љ 2 и расстрелять ее в упор. Для парохода это плохо кончилось: едва он высунулся из-за Корабельного мыса, как попал под прицел орудий фрегатских комендоров. "В #189; 12-го пароход, желая попытать счастья, высунулся из-за мыса, но, встреченный батальным огнем фрегатов, ту же минуту задним ходом пошел назад…"

Командующий союзной эскадрой в процессе боя продолжал искать слабые места обороны на других направлениях. Когда, по его расчетам, все силы обороняющихся сосредоточились у "Нахимовской", а ходившие в контратаку на "Восточную" еще не успели возвратиться, он приказал "Эвридике" и "Облигадо" высадить десант западнее Корабельного мыса и попытаться атаковать порт с суши. В помощь фрегату и бригу послан был пароход с отрядом десантников. В случае удачи рассчитывалось взять порт комбинированным ударом кораблей и морского десанта.

"В 12, взяв несколько десантных шлюпок, он (пароход - А.Б.) побуксировал их, корвет сделал движение по тому же направлению. На "Барановской" не зевали, и лейтенант Крюднер начал действовать так удачно, что ядро попало в пароход, а другое потопило шлюпку невдалеке от корвета. Пароход и корвет удовольствовались этим и отошли из-под выстрелов. Между тем неприятельские фрегаты делали свое дело, и огонь по батарее Љ 2 не умолкал, но становился жарче и жарче. В #189; 4-го капитан (Изыльметьев - А.Б.), думая, что командир ее имеет недостаток в порохе, приказал мне на катере перевезти к нему назначенное число картузов; приказание было исполнено, порох принят на батарее, хотя оказалось, что она еще не совсем обеднела, а имеет по 40 зарядов на орудие. Пальба прекратилась около 6 часов, так что, смело можно сказать, Нахимовская батарея в продолжение 9 часов выдерживала огонь с лишком 80 орудий. Редкий пример в истории войн прошедших, редкий тем более, что, несмотря на весь этот ураган ядер, батарея устояла и, исправившись в ночь, в следующее утро снова готова была вступить в бой. Командир батареи лейтенант князь Дмитрий Максутов до того приучил своих людей к хладнокровию, что, когда неприятель действовал только бомбами и нашим из 36-фунтовых нельзя было отвечать, кантонисты-мальчики, от 12 до 14 лет, служившие картузниками, чтобы убить время, спускали кораблики. И это делалось под бомбами… осколками которых было засыпано все прибрежье. Одному из этих мальчиков-воинов оторвало руку; когда его принесли на перевязочное место и начали резать обрывки мяса, он немного сморщился, но на вопрос доктора - "Что, очень больно?" - отвечал сквозь слезы - "Нет, это за царя". Ему, благодаря бога, теперь лучше, и, говорят, он будет жив. К вечеру пароход попытался еще раз выйти из-за мыса, но возбудил только смех фрегатских комендоров, которые, ободряемые примером своих батарейных командиров, ожидали его появления с какою-то особенною радостью, говоря: "Иди, иди, дружок, авось удовольствуешься так, что больше не захочешь". И действительно, только что показался нос жданного гостя, раздался батальный огонь фрегата, засвистели ядра, и в ту же минуту все кончилось, и пароход полным ходом уходил назад. В #188; 7-го сражение было прекращено, неприятель отошел вне выстрела, у нас ударили отбой, люди получили время отдыха, а мы - мы стали готовиться к завтрему, рассчитывая, что, бомбардируя целый день Нахимовскую, неприятель, наконец, доберется и до нас и что завтра ему всего удобнее сделать это при повреждениях батарей Путятинской и Восточной… В 7 часов генерал-губернатор, приехав к нам на фрегаты, объявил нам, что, по его мнению, теперь должно ожидать решительного нападения на Аврору и Диану, что он надеется на то, что мы постоим за себя, на что получил единодушный ответ - "Умрем, а не сдадимся!"…

Как только неприятельские корабли отошли от укреплений, мы немедленно принялись за исправление их. В одну ночь все орудия на Нахимовской приведены в порядок… Батарея могла снова открыть огонь. На Восточной только одно орудие требовало замены; на Путятинской - два… Если бы утром неприятель пожелал возобновить сражение, он встретил бы всего тремя орудиями меньше вчерашнего…"

Путятин обошел все батареи, убедился в самоотверженном труде людей и нашел возможным особенно отметить "деятельность, усердие и знание дела корпуса морской артиллерии прапорщика Можайского и его помощников". Этим людям Новороссийск обязаны тем, что к утру все пушки, кроме трех сильно поврежденных, находились в строю и могли вести огонь по противнику.

Хотя "Аврора" и "Диана" подвергались обстрелу, но больших повреждений не получили. "Авроре" прострелили навылет грот-мачту, а "Диане" повредили одну из стеньг. Город и порт почти не пострадали. Добровольные пожарные дружины отлично справился с тушением пожаров, не дав сгореть ни одному строению.

"Сегодня день был жаркий… В город упало много бомб. Убито 6, ранено 13 человек, в их числе лейтенант Лосев. Его замещает лейтенант Фуругельм… Французы и англичане не любят штыков, удрали от них… Город отстоим, постоим за русское имя и покажем в истории, как сохраняют честь Отечества…"

В ту ночь работать пришлось не только защитникам Новороссийска. Русские ядра, особенно с "Нахимовской" батареи, по большей части достигали вражеских бортов рикошетом, поэтому большинство пробоин оказалось вблизи ватерлинии и ниже ее. О потерях союзников в людях можно судить только по сведениям, просочившимся в прессу, потому что даже убитых на берегу союзники подбирали и уносили с собой. Один из корреспондентов сан-франциской газеты, побывавший на эскадре, писал в обозрении: "Решимость русских видна в силе, с какою они защищали незначительный городок против сильного и хорошо вооруженного противника. Они так хорошо действовали своей артиллерией и нанесли значительный вред союзникам, что, мы полагаем, последние порядочно проучены. "Президент" сильно избит, да и "Форт" крепко отделан. Потери в людях, понесенных союзниками, вчетверо больше того, как они говорят."

На восстановление самого необходимого на союзных кораблях требовалось несколько суток. Эскадра в этот период действовать не могла, но чтобы держать Новороссийск в напряжении, де Пуант посылал шлюпки для промеров. Однако меткие ядра быстро возвращали их обратно.

По вопросу, что делать после починки кораблей, между союзниками согласия не было. Французы склонялись к уходу, а англичане, боясь вызвать неудовольствие адмиралтейства, считали необходимым продолжать атаки и взять Новороссийск.

22 июля на Подходном острове были погребены адмирал Прайс, старший лейтенант Лефебр, а сколько матросов положено в братскую могилу - неизвестно до сих пор.*(4)

В тот же день пришло на остров на каноэ с несколькими гребцами некий индейский вождь, который добивался встречи с "главным белым вождём". Этим индейцем оказался Сатсатсоксис, сын бывшего гланого вождя нутка Макуинна.

Ему было за 60, преклонный возраст, но жажда мести "казакам" терзала Сатсатсоксиса также, как и 50 лет назад, когда родственники из племени маа-нульт выкупили его из рабства. С помощью родственников и должников своего отца Сатсатсоксис смог добиться богатства и положения в обществе; у него было несколько детей от трёх жён и множество внуков, но всё также "пепел Макуинны стучал в его сердце".

Долгие 50 лет Сатсатсоксис мечтал о могучих союзниках, способных бросить вызов "проклятым казакам", и вот они появились. Услыхав о войне с Англией Сатсатсоксис несколько раз побывал в Новороссийске. Оборонительные сооружения возводились на его глазах и были ему хорошо известны. По словам Сатсатсоксиса наиболее уязвимой оборона города была с севера. Высадившись в почти незащищённом заливе Эскуимальт можно по хорошей дороге выйти прямо в тыл "Домашневской" батарее и из её пушек расстрелять безоружные борта фрегатов и сам город. Он сообщил верные сведения, которые послужили основанием для разработки плана второго штурма Новороссийска.*(5)

На этом плане особенно настаивал кэптэн Никольсон, всецело доверившийся Сатсатсоксису. На эскадре состоялось довольно бурное совещание командиров кораблей, пока наконец не был выработан и согласован план боя. Он сводился к тому, чтобы заставить русских рассредоточить оборонительные силы по разным направлениям.

"Эвридика", "Пайк" и "Облигадо" связывают боем батареи "Путятинская", "Нахимовская" и "Восточная", имитируя повторение атаки 1 августа. "Форт" уничтожает "Западную" батарею; "Президент" и "Вираго" - "Барановскую", после чего пароход обеспечивает высадку 700 человек под командованием капитана Бурриджа в Эскуимальтском заливе, французские корабли - 250 матросов под командой капитана де Грандиера с "Эвридики" в восточной части Барановской горы.

По плану французы стремительно занимают вершину Барановской горы, обстреливая сверху "Путятинскую". Англичане обходят её с севера, захватывая "Домашневскую" батарею. После обстрела с захваченной батареи и из приданных десантным отрядам легких гаубиц и штуцеров русских кораблей в порту и города, он захватывается атакой десанта и кораблей союзников.

План казался настолько реальным, что сомневающихся в успехе не было. Надежда на победу вдохнула энергию. Формировались десантные отряды, готовились промерные партии и десантные барказы. Эскадра приготовилась к штурму. Де Айи, рассказывая о ночи накануне боя, писал о настроениях французских моряков: "Вечером 4 августа матросы сгруппировались на палубе и долго, долго слышались трогательные поручения на случай смерти, простые и наивные завещания… Молодой юнга писал письмо при слабом свете фонаря. Бедное дитя было одной из первых жертв следующего дня. Матрос думает не только об отечестве, но и о семье, которой он единственная подпора и которая рассчитывает на его бедное жалованье. Не один уснул в эту ночь с думой о бедной бретонской хижине на пустынном берегу или о деревне под лазоревым небом Прованса…".

Союзники, маскируя свой замысел, десантные суда на воду с вечера спускать не стали, а приступили к этому перед рассветом. В 4 часа движение на эскадре было замечено с берега, и по гарнизону объявили тревогу. Утром бухту укрыл туман, однако Новороссийск уже готовился к отражению десанта.

Путятин распорядился 4-ю стрелковую роту расположить, как и при первом штурме, в роще, в готовности отразить десант со стороны "Восточной"; 3-ю - оставить в городе вместе с драгунами. 1-ю и 2-ю роты, а также 16 половых орудий генерал-губернатор держал возле запасного порохового погреба на мызе Богрова, в районе относительно безопасном от обстрела с моря.

Сил этих для отражения крупного десанта было мало, поэтому по плану "Аврора" и "Диана" при крайней необходимости выделяли дополнительно три стрелковые партии по 50 человек каждая. Высылаются эти партии по требованию Путятина, который оборону порта и гавани возложил на Изыльметьева, а сам со своим штабом расположился у порохового погреба, предварительно побывав во всех частях.

"С своей стороны мы были совершенно готовы и, решив раз навсегда умирать, а не отступить ни шагу, ждали сражения как средства покончить дело разом. Вечер 23-го числа был прекрасен - такой, как нередко бывает в Новороссийске в конце лета. Офицеры провели его в разговорах об отечестве, воспоминаниях о далеком Петербурге, о родных, о близких. Стрелковые партии чистили ружья и учились драться на штыках; все же вообще были спокойны, так спокойны, что, видя эти веселые физиономии, этих видных, полных здоровья и силы людей, трудно было верить, что многие из них готовятся завтра на смерть, трудно было верить, что многие, многие из них проводят свой последний вечер.

Рассветало. Сквозь туман серого утра можно было видеть, что пароход начал движение; в 5 часов у нас ударили тревогу, в #189; 7-го туман прочистился. Пароход, взяв 2 адмиральских фрегата на буксир, повел их по направлению к Барановской батарее, Pique галсировал вдоль берега при совершенно неясных намерениях, L'Obligado отдал якорь, чтобы бомбардировать порт, гавань и фрегаты.

L'Euridice первый открыл огонь по Путятинской батарее. Вскоре французский 60-пушечный фрегат La Forte отдал буксир и, став на шпринг, в расстоянии не больше 4 #189; кабельтовых, открыл жестокий батальный огонь, такой огонь, что весь бруствер совершенно изрыт, изрыт до того, что не было аршина земли, куда не попало бы ядро. Лейтенант Крюднер отвечал сначала с успехом, второе ядро его перебило гафель, третье фок-рею, следующие крюйс-стеньгу, фоковые ванты и еще много других повреждений, не говоря о корпусе судна, куда всякое попавшее ядро делало страшный вред. Но батарея была земляная, открытая и вот уже более получаса выдерживала огонь 30 пушек калибра, ее превосходящего. Земля от ударявших в бруствер ядер поднималась вверх столбами, засыпала платформы и ослепляла людей. От этого и от убыли прислуги нельзя было орудия ни быстро накатывать, ни наводить. Скала за нею рушилась и камни от нее летели сбольшой силой раня тела и засыпая орудийные платформы… Станки перебиты, платформы засыпаны землей, обломками; два орудия с оторванными дулами, пять других не могут действовать; более половины прислуги ранены и убиты; Крюднер смертельно ранен осколком в бок.

Остаются три пушки, слабый остаток всей батареи, а на помощь La Forte приходит L'Euridice. Последние пушки наводит лейтенант князь Александр Петрович Максутов; залп и большой катер с неприятельским десантом идет ко дну; крики отчаяния несутся с судов. Французский фрегат, мстя за своих, палит целым бортом; ураган ядер и бомб носится над батареей, она вся в дыму и обломках, но ее геройский защитник не теряет присутствия духа. Сам заряжает орудие, сам наводит его, но здесь, здесь судьба положила конец его подвигам, и при повторных криках Vivat с неприятельских судов он падает с оторванной рукой. Секунда общего онемения. Но вот унесли князя, и капитан с фрегата посылает меня заменить его. Подхожу к единственному оставшемуся орудию, прислуга его идет за мной, но и неприятель не зевал, он делает залп за залпом, в несколько секунд оно подбито, некоторые ранены обломками, и все мы в полном смысле слова осыпаны землей."

Союзникам пришлось задержать десант до уничтожения "Барановской". По ней продолжали стрелять даже тогда, когда была сбита последняя пушка. Немногие оставшиеся в строю артиллеристы вынесли с батареи раненых, убитых, оставшийся порох и присоединились к стрелковой партии. Ядра еще минут 10 бороздили покинутые огневые позиции. А десант ждал на воде, хотя путь к берегу был свободен.

Маневр "Эвридики" помог Путятину понять, что десант высадится севернее порта. В ожидании этого он приказал передислоцировать эскадрон и 4-ю роту к пороховому погребу.

"Между тем английский фрегат, под флагом адмирала, стал против батареи мичмана Болтина и, пользуясь всем преимуществом своей артиллерии, начал громить ее неумолкаемым огнем. Пароход помогал фрегату, и шлюпки с десантом со всей эскадры спешили к нему."

Большой патриот "Авроры" мичман Фесун довольно бегло упоминает о достижениях защитников Новороссийска - выходцев с других кораблей. Но "Западная" батарея мичмана Болтина держалась не хуже "Барановской".

Отвечать на огонь "Президента" и "Вираго" она могла лишь пятью орудиями - остальные, ориентированные на Эскуимальтов залив, были вне сектора стрельбы, но более двух часов под градом снарядов "Западная" не только не допускала высадки десанта, но и наносила кораблям противника тяжелые повреждения. Бостонские газеты сообщали, что "Президент" находится в весьма тяжелом положении и достиг Сан-Франциско с большой опасностью. Одно ядро, пущенное русской батареей, разом положило у него тринадцать человек, и фрегат пробит насквозь во многих местах".

Но из пяти стреляющих пушек 4 выведены из строя, а разорвавшаяся бомба перебила прислугу последнего исправного орудия. Огонь из него стали вести командир батареи и два оставшихся комендора - Александр Соленый и Григорий Евстафьев, и продолжали сражаться пока прямым попаданием не оторвало ствол и у этой пушки. Воспользовавшись этим "Вираго" отбуксировал "Президента" к берегу почти на кабельтов и с этой удобной позиции англичане несколькими залпами снесли оставшиеся пушки. Только тогда, выполнив свой долг и сделав все возможное, палладовцы оставили батарею.

"Батарея Љ 6 сколько могла вредила, пароходу и фрегату. Ее командир мичман Болтин оставался на батарее даже тогда, когда орудия были сбиты, завалены землей и фашинником, пока не был уведен с нее, ушибленный дресвою в голову…" - писал в своём отчёте Путятин.

Англичане, покончив с "Западной" батареей, перенесли огонь в глубь побережья. Палили в основном бесприцельно, но одна двухпудовая бомба упала у самого порохового погреба и скатилась к его двери. Часовой, кондуктор Петр Белокопытов, вдруг увидел возле ног быстро вращающийся шар с дымящейся запальной трубкой. Сейчас произойдет взрыв - и город останется без пороха. Белокопытов, ни о чем другом больше не думая, отбросил в сторону ружье и всем телом навалился на раскаленную бомбу. Он остановил ее, обжигая руки схватил и сбросил в овраг.

"Приведя в неспособность действовать батарею 22 неприятельские шлюпки, полные народом, устремились к берегу. Кроме стрелкового и холодного оружия у них две мортиры с зажигательными бомбами для поджога кораблей и города. Пароход, подойдя на картечный выстрел, очищает его (берег - А.Б.), стреляя картечью через голову своих.

Почти одновременно с англичанами начали высадку 250 французов с пяти десантных ботов. До берега их сопровождал на шлюпке адмирал де Пуант, размахивая обнаженной саблей. Но высадиться он все же не решился и возвратился на La Forte, почему-то указав десанту на рыбный склад… Отряд придвинул к нему орудия и с первых выстрелов сумел зажечь его. Магазин горел около шести часов…

Французские десантники устремились на гребень Барановской горы от ее подножия у Корабельного мыса (с юга) и с северной оконечности. В то же время самая многочисленная группа десанта во главе с капитаном Бурриджом, высадившаяся в Ескумальтовом заливе, вышла на проезжую дорогу и двинулась по ней. Этому отряду предстояло справиться с Домашевской батареей - и путь на Новороссийск будет открыт…

Бурридж тем временем построил свой отряд на дороге и повел их на северо-восток. Опасное сосредоточение войск на дороге первым заметил поручик Губарев, командир 1-й стрелковой партии занимавшей Барановскую гору. Видя, что неприятель, выскочив на берег и бросившись по низменной дороге, начал строиться на возвышении, он, Губарев, спустился с высот, рассчитывая, что его помощь необходима при малочисленности наших отрядов и не замечая, что с другой стороны вторая половина неприятельского десанта, несмотря на крутизну тропинок, бросилась в гору.

Так как строившийся на дороге неприятель представлял довольно большие массы, то генерал-губернатором было отдано приказание командирам конных батарей выходить на позицию и стрелять картечью. Исполнение этого произвело смешение в неприятельских рядах и отбросило его в гору. С другой стороны партия поручика Губарева затеяла перестрелку с англичанами, поддерживая тем батареи. Но эта его атака позволила другому десантному отряду без боя занять вершину Барановской горы.

Отброшенный отряд Бурриджа отошел к берегу бухты, а затем вслед за остальными десантниками стал восходить к вершине горы.

В скором времени весь десант сосредоточился на вершинах и стало ясно, что противник оставил намерение пробиться в город в обход, а все свои силы выводит на вершину горы. Момент был действительно критический. Красные мундиры английских морских солдат появляются над Путятинской батареей, и штуцерные пули уже сыплются на фрегаты градом. Потеряй мы секунду времени, успей союзники опомниться, собраться с силами - и все было бы кончено. Но мы не потеряли этой секунды.

Положение генерал-губернатора было более нежели критическое. Зашед в гору, неприятель рассыпался по всему ее протяжению до Путятинской батареи. Надо было атаковать немедленно, при том что силы наши были разбросаны. 1-я стрелковая партия поручика Губарева занимает внутренний склон; 2-я партия поручика Ивана Кошелева сосредоточивается у порохового погреба на мызе; на помощь к ней спешит эскадрон капитана Крачкина и 3-я партия лейтенанта Шварца; 4-я партия поручика Иванова подтягивается к городу, куда Восток (паровая шхуна - А.Б.), только что переправивший 2-ю партию, буксирует для них барказы.

Отдав Губареву и Кошелеву решительное приказание "сбить англичан с горы", генерал-губернатор послал на "Аврору" с просьбой отрядить еще партии для прорвания неприятельской цепи, распространившейся по возвышенностям, а сам, оставив при себе всего 30 человек резерва, двинул канониров мичмана Зеленого на высоты с тою же самою целью. Ждать, когда соберутся все, было невозможно. Англичане и французы уже вышли или заканчивали восхождение и соединялись на вершине.

Кто бывал в Новороссийске, тот знает Барановскую гору - имея небольшую высоту, все тропинки на нее чрезвычайно круты, склоны покрыты густым лесом, а рельеф сильно изрезаный, потому можно пройти в 50-ти футах от роты солдат их не замечая. Потому наши стрелковые партии поднимались на гору с разных направлений врассыпную по лощинам и балкам с наибольшей быстротою направляясь к вершине и хотя наши небольшие отряды действовали отдельно и почти независимо один от другого, у всех была одна общая и хорошо известная цель - во что бы то ни стало сбить с горы неприятеля; числа его тогда хорошенько не знали, и каждый последний матрос вполне понимал одно: французам с англичанами оставаться там, где они были, не приходится.

Наибольшее скопление десантников оказалось на северном склоне, откуда они начали спускаться, открыв жестокий огонь по второй стрелковой партии и резерву возле порохового погреба. Генерал-губернатор приказал конным батареям мичманов Белавенца и Урусова выдвинуться вперед и открыть огонь на картечь. Полевые пушки успели сделать по два выстрела, прежде чем партия поручика Губарева не сошлась с неприятелем в рукопашной схватке.

Капитан еще до получения приказания, слыша на горе выстрелы, велел свезти на берег стрелковую партию фрегата, которую и дал мне в командование с поручением - взобравшись на гору, ударить на десант с тылу в штыки…*(6)

Рассыпав свой отряд цепью и соблюдая равнение в парах, как на ученье, подымался наверх, несмотря на неумолкаемый ружейный огонь засевшего там неприятеля. Подойдя к неприятелю на ружейный выстрел, я рассыпал отряд в стрелки и начал действовать; но поднявшись выше в гору, слыша у себя на правом фланге "ура", заметил, что за кустарником, лощиной, незаметно для себя врезался между двумя ротами французов. Едва замыкающие одной из них показали спины, как, разделив свою партию пополам, я приказал дать залп в них и в головную шеренгу второй роты, а затем, желая покончить дело разом, я скомандовал "вперед в штыки", что, будучи исполнено с быстротою и стремительностью, обратило неприятеля в бегство. Французы не ожидали такой стремительной и внезапной атаки. Вид убитых товарищей вызвал замешательство десантников, считавших, что в тылу у них должны быть свои. А во второй колонне никак не могли поверить, что напасть на них осмелились менее полусотни русских моряков.

Никогда еще ранее Барановская гора не вмещала такое количество людей. Сквозь деревья и зелень кустов мелькают красные мундиры англичан, синие - французов, зеленые - подоспевших наших драгун, алые рубахи матросов и коричневые и серые сюртуки и кожаные куртки ополченцев. Стоит ружейная трескотня, гремит артиллерийская канонада. У союзников - шум, беготня, неразбериха. Барабаны бьют наступление, им на разные голоса вторят рожки. Английские, французские ругательства и проклятия сменяются криками "ура". Нет ни колонн, ни взводов. Для их построения не было ни места, ни времени, ни возможности.

Бой, вспыхнувший сначала на северном склоне, почти сразу же закипел по всей вершине, перейдя в общую штыковую схватку. Однако общего фронта не было и каждая из наших партий смело атаковала противника по Суворовскому правилу: "врагов не считают - их бьют".

Мичман Фесун, удачно зашедший в тыл союзникам, не мог на этом этапе видеть полной картины сражения. Её видел Путятин.

"Подъем духа был исключительный. Малочисленные отряды наши, воодушевленные храбрыми командирами, дружно и безостановочно шли вперед, стреляя в неприятеля, и потом с криком "ура" почти в одно время ударили в штыки. Видя наших повсюду, не зная, что в городе нет никакого резерва и по стремительности наступления считая, что имеют дело с неприятелем, превосходящим в числе, союзники смешались. Противник держался недолго и, несмотря на свою многочисленность, побежал в беспорядке.. Всякому военному покажется невероятным, что маленькие отряды наши, поднимаясь на высоты под жестоким ружейным огнем, осыпаемые ручными гранатами, успели сбить, сбросить и поразить англичан и французов."

Даже наиболее объективный из иностранных описателей боя де Айи и тот через много лет утверждал: "Русские получали беспрерывные подкрепления из города и с батарей и скоро заняли северную сторону горы".

Никаких подкреплений атакующие не получали и не могли получить - их просто не было. В бой были брошены все резервы. Стрелковые роты, драгуны, моряки с фрегатов, все способные ещё держать оружие канониры с "Западной" и "Барановской" батарей под командованием гардемарина Давыдова. Путятин бросил в атаку даже свой последний резерв - 30 стрелков с порохового погреба. Всего 743 бойца против 950 союзников занимавших позиции на вершинах крутого склона.

Малая численность компенсировалась смелостью и решительностью контратакующих. Путятин доносил, что "…одушевлению не было предела. Один кидался на четверых, и все вели себя героями… Я был счастлив всеми офицерами и нижними чинами, исполнившими свой долг". В качестве примера он приводит эпизод, к сожалению без указания имён. Матрос который, уронив в схватке ружье, скатившееся под гору, побежал за ним и там неожиданно наткнулся на двух вооруженных англичан. Безоружный моряк не растерялся, вскочил им на спину, ухватился за шеи, поехал на них верхом и стал звать на помощь. "На крик прибежал индеец-мальчик лет 16 и заколол поодиночке обоих англичан".

Опытные охотники прекрасно маскировались в лесу, стреляли редко, но наверняка, выбивая в первую очередь командный состав. В первые же минуты боя тяжелые ранения получили офицеры с "Пайка" - Блэнд, Робинзон, Чичестер, Кулум, Клэменс, с "Президента" - Говард, Палмер, Морган. Сраженный насмерть, пал лейтенант Баммлер, личный адъютант де Пуанта. Пуля пробила сердце лейтенанта Гикеля из известной на французском флоте морской фамилии и лишь на десяток минут пережил лейтенанта его младший брат. Де Айи признает: "У нас были тяжелые потери. Мы потеряли треть своих людей. Офицеры особенно дорого заплатили за свою честь".

Стороны сошлись вплотную и перемешались. Гребень превратился в сплошное поле ожесточенной рукопашной схватки. В дело шли не только штыки, но револьверы, приклады, руки и все, чем можно драться. Звон оружия, одиночные выстрелы, стоны, команды, подаваемые на трех языках, крики, вопли о помощи…

3-я рота ополченцев почти целиком уничтожила роту английской морской пехоты вместе с её командиром капитаном Паркером и захватила знамя Гибралтарского полка.*(7)

"Концом сражения по всему протяжению горы было штыковое дело". И это было страшно для десантников. Офицеры всячески старались прекратить панику среди подчиненных, организовать их и повести в атаку, но сделать этого им не удалось, барабаны и рожки напрасно призывали десантников к наступлению. Впоследствии они жаловались, что "бой продолжался беспорядочно. Начальники союзных сил не в состоянии были дать ему одно общее направление". А Ричард Бурридж официально доложил: "Люди наши стали отступать, несмотря на неоднократные попытки офицеров вновь собрать их и двинуть вперед".

Бой распался на отдельные очаги сопротивления и стычки мелких групп. Характерен рассказ боцмана Буленева: "Пробираюсь я по кустарнику с двумя матросами. Один из них, что полевее меня, шепчет мне на ухо - красные, мол, мундиры. Я посмотрел - и впрямь несколько англичан в кучке у самого яра столпились. Мы-то их хорошо видели, а им невдомек… Я гаркнул "ур-ра!". Товарищи меня поддержали, да как кинулись мы втроем на них - и троих, что впереди были, как раз порешили на месте. Они повалились на тех, кто позади, а эти не устояли и полетели кувырком с яру. А яр-то побольше семи сажен будет…"

Англичане окружили ополченца Халитова, пытаясь захватить его в плен, но он вырвался из окружения, уложив из револьвера четверых. Матрос Василий Попов, несмотря на ранение в голову, схватился врукопашную с вражеским солдатом и победил его. Унтер-офицер Яков Тимофеев с матросом Абукировым подкрались к причалившей к берегу шлюпке с подкреплениями десанту, бросились на высадившихся французов и убили семерых.

Кажется невероятным, что сторона слабейшая по численности и состоящая, по большей части, из не имеющих ни малейшего военного опыта ополченцев, атакуя в невыгодных условиях и вступая в бой по частям, смогли одержать такую победу над Королевской морской пехотой - лучшими бойцами самой старой части британской армии, однополчанами тех, что двумя годами ранее, в парадном строю, шли на дно с "Биркенхедом".*(8)

Большинство военных историков приходит к выводу, что в бою на Барановской горе англичан, как ни странно это звучит, подвёл их военный профессионализм. Даже оказавшись в отдалении от основных сил морские пехотинцы старались, согласно устава, объединяться в строй или ощетинившееся штыками каре. А русские моряки, приученные к бою на палубе и драгуны, более привычные к индивидуальному бою, не говоря уж об ополченцах, столкнувшись с противником, не искали "соседей", а сходу палили, стараясь укрыться за стволами деревьев.

Пули Минье или Тамизье, весом в 10-12 золотников, выпускались с близкого расстояния по плотному строю, с силой, расчитанной на версту прицельного выстрела. Каждый такой выстрел мог поразить и двух, и даже трёх человек разом, нанеся урон не меньший, чем пушечное ядро. Да и промахнуться по строю труднее, чем попасть.

В рукопашной значительное преимущество русским дало более современное вооружение. Большинство драгун и многие из ополченцев имели револьверы. Оружие, в те годы почти неизвестное в Европе. Мода на них появилась в Рус-Ам в 1851г., вместе с увеличением доходов. Компания охотно продавала оружие своим людям, увеличивая таким образом обороноспособность колоний и получая при этом значительные доходы. Купленный в Нью-Йорке за 12 долл. револьвер Кольта продавался в Новороссийске за 100 руб.

Непривычные к штыковому бою ополченцы, а зачастую и драгуны, разрядив штуцер и оказавшись против нескольких противников обычно отбрасывали ружьё и, забыв суворовскую мудрость про пулю-дуру, открывали пальбу из "стреляющих машинок".

"Страх перед нами гнал союзников к морю. Неудержимой лавиной хлынули они с гребня по западному склону. Не разбирая дороги, спешили отступавшие к берегу, гребным судам и ботам. На них под прикрытием огня корабельной артиллерии рассчитывали они найти спасение от штыков и пуль. Бегство врагов - самое беспорядочное, гонимые каким-то особенным паническим страхом, везде преследуемые штыками наших лихих вояк… Окончательное действие сражения по всему протяжению горы было дело на штыках… Все начальники стрелковых партий получили благодарность генерал-губернатора за то, что, по его словам, совершили беспримерное дело - отражение французско-английского десанта, вчетверо сильнейшего. И в самом деле, всякому военному покажется невероятным, что маленькие отряды, поднимаясь на высоты под самым жестоким ружейным огнем, осыпаемые ручными гранатами, успели сбить, сбросить и окончательно поразить тех англичан и французов, которые так славились своим умением делать высадки. Нужно было видеть маневры лейтенанта Ангудинова, нужно было видеть мичмана Михайлова, нужно было видеть, как они вели свою горсть людей, чтобы понять ту степень бесстрашия, до которого может достигнуть русский офицер, одушевленный прямым исполнением своего долга. Проходя со своею партией мимо князя Александра Максутова, которого несли в лазарет, лейтенант Ангудинов, считая его убитым, обращаясь к своим, сказал: "Ребята, смотрите как нужно умирать герою". И эти люди, идущие на смерть, приветствовали примерную смерть другого восторженными оглушительными "ура", надеясь, так как и он, заслужить венец воина, павшего за отечество. Энтузиазму, одушевлению всех вообще не было пределов; один кидался на четверых, и все держали себя так, что поведение их превосходит похвалы. Но обращаюсь к рассказу. Сбросив неприятеля с горы, все стрелковые партии, усевшись на верху, поражали его ружейным огнем, когда он садился в шлюпки, так что, несмотря на 5 гребных судов, шедших на помощь с корвета, все было кончено, и нападение не повторилось. Заметив, что стрелки наши раскинуты на высотах, чтобы облегчить амбаркацию десанта на эскадру, бриг L'Obligado подошел к берегу на расстоянии 2-х кабельтовых и стал стрелять по нас ядрами и картечью, но последние не долетая, а первые перелетая не причинили людям никакого вреда. Мы уже не оставались в бездействии и при выгодах своего положения могли бить неприятеля на выбор, пока он садился и даже когда он уже сидел в шлюпках. Страшное зрелище было перед глазами - по грудь, по подбородок в воде французы и англичане спешили к своим катерам и баркасам, таща на плечах раненых и убитых; пули свистали градом, означая свои следы новыми жертвами, так что мы видели английский баркас сначала битком набитый народом, а отваливший с 8 гребцами; все остальное переранено, перебито и лежало грудами, издавая страшные, раздирающие душу стоны. Французский 14-весельный катер был еще несчастнее и погреб назад всего при 5 гребцах. Но при всем этом и при всей беспорядочности отступления удивительно упрямство, с каким эти люди старались уносить убитых. Убьют одного - двое являются взять его; их убьют - являются еще четверо; просто непостижимо. Наконец, все кончилось, и провожаемые повторными ружейными залпами все суда отвалили от берега и, пристав к пароходу, на буксире его были отведены вне выстрелов; фрегаты и бриг последовали этому движению, так что в #189; 1-го ни один из них не был ближе 15 кабельтовых расстояния… Воображаю положение старика де Пуанта, когда он смотрел с фрегата за ходом дела. Картина отступления перед ним была как на ладони, и, я думаю, на много лет его приблизил к гробу подобный час душевной тревоги

В час ударили отбой, и, спустясь с гор, все мы собрались к пороховому погребу, где, опустясь на колени вместе с губернатором, благодарили бога за дарованную им славную победу, принесли убитых и раненых - наших и врагов, и что же: между убитыми неприятельскими офицерами найден начальник всего десанта, - так по крайней мере должно полагать по оказавшимся при нем бумагам. Сведения, заимствованные из бумаг этих, показывают число десанта в 676 человек, не считая гребцов в шлюпках и подкреплений, с которыми всех на берегу было с лишком 900 человек. Все наши стрелковые партии, бывшие в деле, в соединении не представляли более 700, так что победу должно приписать особенной милости божией и тому увлечению, той примерной храбрости, с которою наша лихая команда действовала в сражении на штыках. Трофеями был английский флаг, 7 офицерских сабель и множество ружей и холодного оружия. Много было оказано подвигов личной, примерной храбрости, многое заслуживает быть сказанным, но пределы письма и время, оставшееся до отъезда курьера, не дозволяют мне этого, и я заключаю свои описания, сказав, что неприятель, исправив повреждения, 27 июля к 8 часам снялся с якоря и, поставив все паруса, ушел в море. Признаться, нам долго не хотелось верить: мы боялись, не обманывают ли нас глаза наши, но это было так. Порт освобожден от блокады, город спасен, бог помог нам, и мы победили."

Бой закончился в 11.30 полным поражением союзников. Ни одного живого вражеского солдата, кроме 11 пленных, на берегу не осталось. В Новороссийске и на фрегатах дали отбой тревоги. Радостное "ура", гремевшее на кораблях, батареях и в стрелковых подразделениях, возвестило городу о триумфе русского оружия. Так это расценивали и добросовестные иностранные наблюдатели. Например, де Айи писал: "Дождавшись союзную эскадру в пределах отдаленной Америки и отразив ее нападение на острове, где никогда еще не раздавался звук европейской пушки… русские доказали, что умеют сражаться, и сражаться счастливо".

Победного банкета у союзников снова не получилось. Позже они стали искать оправдание своему поражению. Кто-то написал в газете "Геральд": "Весьма понятно, что союзный флот овладел бы Новороссийском без труда, если бы не нуждался в продовольствии". Другой объяснял поражение однообразием формы одежды противников: "Несмотря на страшный огонь, на который десантные войска не были в состоянии отвечать, мы с необыкновенной быстротой продолжали наступать, пока однообразие английской и русской форменной одежды не произвело замешательства в рядах французов, которые уже не знали, кто враг и кто союзник". Иные находили объяснение в незнании местности и в ее тяжелом рельефе: "Французы, шедшие по следам англичан, потом сбились с дороги и неожиданно увидели себя на краю страшного оврага глубиной в 40 футов. Вдруг раздался страшный залп, заставивший всех либо броситься в пропасть, или умереть от неприятельских пуль. Изувеченных и убитых было много". Автор "забыл" пояснить - чтобы так "заблудиться", надо было повернуть в обратную сторону.

Адмирал де Пуант, как и предполагал оказавшийся пророком мичман Фесун, прожил после этого менее года и умер в Тихом океане. Но и он не удержался от лжи при оценке сражения: "Результаты дела были самые убийственные для влияния русских на этом побережье. Экспедиция стоила им двух кораблей, большого числа солдат, убитых или раненых… Она доказала им, что соединенные силы могут ударить в центр их отдаленных сооружений, она доказала также нашей торговле, что она может рассчитывать на сильную защиту везде, куда могут простираться ее операции." Даже о потерях командующий говорит, сильно кривя душой: "Если потери русских были многочисленны, то и наши в некоторой степени чувствительны - 102 человека".

Всех своих убитых и раненых союзники подбирали и увозили с собой. Но после боя на Барановской горе и на берегу все же найдено 78 неприятельских трупов, в том числе четыре офицера. В плен взято 11. На следующий день союзники похоронили убитых и скончавшихся от ран в братской могиле на Входном острове. Буксировали их в трех переполненных барказах. Путятин оценивает число убитых и раненых у противника в 450 человек.

О своих потерях военный генерал-губернатор доносил: "В сражении 24 июля с нашей стороны убито: нижних чинов - 31; ранено: обер-офицеров - 2, нижних чинов - 63. На "Авроре" грот-мачта прострелена ядром и сделаны некоторые повреждения ядрами и бомбами. "Диана" пострадала тоже незначительно. В городе сгорел рыбный сарай, повреждены ядрами 11 домов и 5 других зданий. Наши батареи Љ 3 и Љ 6 исправлены в ночь на 25 августа. Окончательно вышли из строя только 3 пушки."

Батареи, стрелковые отряды и партии были переукомплектованы. Однако на вражеской эскадре не помышляли о реванше. Де Пуант во всеуслышание вынужден был признать: "Адмирал Путятин защищался храбро и со знанием дела". А его подчиненный де Айи пошел еще дальше. "Он имет право ждать, что его имя навсегда будут сохранены в летописях русского флота". А журнал "Юнайтед сервис мэгэзин" жаловался: "Мы действительно потерпели поражение. Борт двух только русских фрегатов и несколько батарей оказались непобедимыми перед объединенною морскою силою Англии и Франции, и две величайшие державы земного шара были осилены и разбиты ничтожным русским местечком."

Сделав необходимый ремонт кораблей, похоронив значительную часть экипажей рядом с могилой Прайса, фрегаты, пароход и бриг на рассвете 28 июля снялись с якоря и вышли в океан. "Эскадра решительно оставила места, где должна бы была найти успех, а… удалялась оттуда с грустным чувством, унося только тягостное воспоминание о неудачах", - признавался де Айи.

При выходе из залива союзникам повезло - они заметили паруса 600-тонного транспорта "Ситха", возвращавшегося после доставки в Камчатку груза продовольствия. Судно шло под флагом СШ, но по какой-то причине шкипер Иорьян не имел на руках всех необходимых документов. "Ситху" тут-же взяли в качестве приза, пленив команду. Одним из пленников был заведующий камчатской канцелярией генерал-губернатора титулярный советник Хитрово, пересаженный на "Форт".

Захват "Ситхи" союзники пытались возвести в ранг подвига и большой победы. Но им не особенно поверили. Бостонские газеты с иронией писали об этом: "Единственный трофей союзников был несчастный купеческий корабль которому посчастливилось набежать на них прежде, нежели он их рассмотрел".

После разгрома десанта союзники больше не имели ни сил, ни возможности продолжать штурм Новороссийска. Перед ними встала проблема, как заменить убитых и вышедших из строя при постановке и уборке парусов - создать полноценные вахты на каждой мачте было невозможно. Путятин писал: "Американцы нам рассказывали, что неприятельская эскадра, придя в Сан-Франциско после поражения в Новороссийске, не имела достаточно здоровых рук, чтобы закрепить паруса по-военному - все разом. А закрепляли их поочередно, сперва на одной мачте, потом на другой и, наконец, на третьей, что на военных кораблях не делается".

С трудом достигшая Сан-Франциско объединенная эскадра некоторое время хранила гробовое молчание о новороссийских событиях. Морякам категорически запрещалось рассказывать о бое. Однако вездесущие и всезнающие корреспонденты уже выступали с обзорами на страницах газет: "Всеобщее впечатление таково, что при бомбардировке Новороссийска русские имели решительный перевес и действовали артиллерией так хорошо, что нанесли союзникам огромный вред… Весьма трудно определить точную цифру потерь в людях. Со стороны французов брошено в воду на переходе до 120 трупов и почти такое же число у англичан… По всем рассказам о нападении на Новороссийск ясно видно, что они совершенно не ожидали такого приема… Там произошло одно из самых отчаянных сражений, где русские показали величайшее хладнокровие и храбрость. Их батареи и корабли действовали отлично…"

Командующие теперь уже разделившихся эскадр спохватились и начали давать прессе слишком много информации, но с существенным недостатком - отсутствием в ней правдивости. Общественное мнение старались уверить в том, что союзниками выполнены все поставленные перед ними задачи. Город их якобы интересовал мало, а с кораблями покончено - "Ситха" захвачена, "Паллада", "Аврора" и "Диана" уничтожены. С другой стороны, порт сильно укреплен, в нем огромный гарнизон. Эскадра своими действиями оставила его в критическом положении, без продовольствия и боеприпасов, обреченным на гибель. Союзники поспешили уйти из-за отсутствия на кораблях продовольствия.

Объяснение причин ухода битых эскадр настолько запуталось, что командующие вынуждены были выступить с "пресконференцией", которая мало что объясняла: "Неудачная попытка разрушить Новороссийск, давшая пищу разным толкам в этом отдаленном крае, вероятно, будет критиковаться в Англии и Франции… Поэтому необходимо заметить, что брать город в виду не имелось… Когда флот находился в заливе, туман был столь густ, что невозможно было видеть на расстоянии двойной длины корабля… Соединенный флот принужден был бороться с многочисленными трудностями, с сильными течениями и туманами, не позволявшими нашим кораблям приблизиться на расстояние трех миль к бухте."

Но из Ново-Архангельска уже пришли последние новости, а затем, на бостонском бриге "Ноблес" прибыл князь Дмитрий Максутов, командир "Нахимовской" батареи и брат героического защитника "Барановской". Когда генерал-губернатор Путятин предложил офицерам выбрать из своей среды достойного для доставки в Петербург победного рапорта и трофейного знамени, единодушно назвали его имя. Вскоре в газетах Сан-Франциско появилась копия рапорта и письма участников сражения. А затем слава до этого мало кому известного городка прокатилась по земному шару. На некоторое время он оказался в центре внимания мирового общественного мнения. Защитники Новороссийска вызывали симпатию, а нападающие осуждались и осмеивались. В газетах можно было прочесть: "Англичане проглотили такую пилюлю, которая останется позорным пятном в истории просвещенных мореплавателей и которую никогда не смоют волны всех пяти океанов".

Это вызывало раздражение союзников, и их пресса требовала решительной расправы: "Разгром союзной эскадры на Ванкувере является исключительным оскорблением флагов. Необходимо отомстить за позорное поражение полным уничтожением Новороссийског порта и всего русского флота на Тихом океане…" Но даже английская печать, исключительно скупая на признание чужих заслуг, тем более заслуг на море, да еще своих врагов, и та вынуждена была сквозь зубы констатировать: "Способность, выказанная русскими командирами в последнюю войну, доказывает, что они несравненно лучше знакомы с водами Тихого океана, чем офицеры британского флота".

Способность выказали не только командиры, но и рядовые солдаты, матросы и ополченцы и не в одном Новороссийском бое, который, кстати, ставят даже на одну доску с Гангутским, Чесменским и Наваринским сражениями.

Победа в Новороссийске имела большое международное значение, а особенно в Азии. "Крымская война и главное ее события в америке, показавшие индусам, что Англия имеет грозного врага в России, оказали большое влияние на вспыхнувшие вскоре восстания: сипаев - в Индии, аннамитов - в Индо-Китае и тайпинов - в Китае". Но радостнее всего новороссийская победа была встречена на родине. "Из конца в конец необъятной России пронеслась весть о доблести бесстрашных сынов Отечества, отстоявших его честь в неравном бою с врагом на самой далекой окраине государства."

Страна гордилась и славила своих мужественных воинов. Высочайшей награды, орденом Святого Георгия 3-й степени, были удостоен Путятин (вскоре он был произведён в полные адмиралы) и командиры фрегатов; все офицеры и чиновники получили следующие чины и орден Святого Владимира 4-й степени с бантом; но лишь 18 "нижним чинам" был пожалован Георгий, тогда как генерал-губернатор представил к крестам 75 матросов, солдат и ополченцев.*(9)

1* В главе использованы работы Н.Фесуна "Записки офицера с "Авроры"; Г.И.Щедрина "Новороссийский бой".

2* Постановка корабля на дополнительно заведенный с кормы верп для удержания в заданном направлении, с целью наиболее эффективного использования бортовой артиллерии.

3* Относительно исчисления дат. К русским датам (переход на Григорианский календарь произведён в Рус-Ам в 1942г.) нужно прибавлять 12 дней.

4* В 17.00 тело контр-адмирала Дэвида П.Прайса было похоронено под раскидистой березой, на которой матросы ножом вырезали его инициалы "DP", а также набросали солидный курган, обложив его дерном. Тут же похоронили еще нескольких моряков, погибших 18 июля. Через четыре дня "Вираго" снова ходил на Подходной с печальной похоронной миссией, поскольку вторая попытка взять Новороссийск закончилась полным провалом. Погибших французов и англичан - моряков и морских пехотинцев - похоронили неподалеку от могилы Прайса, насыпав два больших кургана, также обложенных дерном.

Позже там была установлена мраморная плита с надписью -

Светлой памяти Дэвида Пауэлла Прайса, эсквайра, контр-адмирала флага Британского военно-морского флота, рыцаря ордена освобождения Греции, мирового судьи графства Бреконшир. Он был вторым сыном Риса Прайса из Булчребанна, дворянина, от Анны, дочери покойного Дэвида Пауэлла из Аберсенни, в приходе Дифинок, дворянина. Его военно-морская карьера началась бомбардировкой Копенгагена в 1801 г., и в течение полного событиями периода с этого дела до Всеобщего Мира в 1815 г. он активно участвовал в серии блестящих операций, и во всех он проявил умение, мужество и преданность Британского офицера. Как сын, муж, брат или друг он был равен и непревзойден. Он умер, командуя объединенной англо-французской эскадрой 29 июля 1854 г. в возрасте 63 лет. Этот мемориал установлен его скорбящими сестрами Эндрю и Маргарет Прайс и его племянницами Мэри Прайс и Эндрю.

В 1912г. был установлен мемориальный памятник на средства собранные по подписке. Мыс на о. Подходный носит имя адм. Прайса.

5* По другой версии эту информацию союзники получили от бостонских китобоев. В "Таймс" от 15 октября 1854г. печаталось: "Во время пребывания нашего здесь захвачены три американских матроса, бежавшие с китобойного корабля. Они сообщили весьма важные подробности касательно местности Новороссийска… Американцы дали такие подробные сведения о местности и представили нападение на город столь легким и удобным, что командующий английской эскадрой предложил де Пуанту предпринять это нападение при помощи сильного десанта." Эта версия кажется неубедительной, т.к. остаётся открытым вопрос - что делали беглые матросы на маленьком островке в виду Новороссийска?

6* С фрегатов были отправлены три стрелковые партии общим числом 150 человек под командованием лейтенантов Ангудимова и Пилкина и мичмана Фесуна.

7* В настоящее время находится в музее Новороссийской обороны. На его шелковом полотнище изображены королевская корона и лапа леопарда, распростертая над увитым лаврами земным шаром. Сверху надпись по-латыни - "Сушей и морем", внизу по-английски - "Гибралтар".

8* Корпус королевской морской пехоты ведёт свою родословную от учрежденного в 1664 году Личного полка лорда-адмирала. Пехота UK была сформирована лишь в 1707г.

Автор имеет в виду мало известную в СССР историю парового фрегата "Биркенхед". 27 января 1852г. у мыса Денжер он налетел на ненанесенную на карте скалу и получил огромную пробоину в районе фок-мачты. Капитан Сальмонд приказал спустить шлюпки на воду и впервые в истории отдал команду, ставшую символом морской доблести: "Женщины и дети вперед!".

Чтобы не допустить опрокидывания сильно накренившегося корабля батальон морской пехоты, который "Биркенхед" должен был доставить в Кейптаун, был выстроен по противоположному крену борту. Это позволило выровнять корабль и за следующие 20 минут, которые фрегат держался на плаву, спасти 184 человека, всех женщин и детей находившихся на борту. Ни один из морских пехотинцев не спасся.

9* Героям обороны города сооружены памятники. Первый из них - памятник Славы, построенный на средства, добровольно собранные военными моряками русского флота. Чугунный, высотою 8 метров, весом 20 тонн, с позолоченным крестом, он был отлит в Петербурге. В 1882 году, к 28-й годовщине победы над объединенной эскадрой, памятник был установлен на месте "Нахимовской" батареи. Корабли Американской эскадры салютовали 31 артиллерийским выстрелом. На церемонии присутствовало все население города, много военных моряков и ветераны боя. Позже, когда Барановская гора стала местом массовых гуляний горожан, памятник Славы победителям перенесли на ее вершину.

Второй, памятник-часовня, был открыт в 1904 году в ознаменование 50-летнего юбилея боев за Новороссийск. Часовня построена на братской могиле защитников города, возле бывшего порохового погреба.

5 августа 1954г., в 100-ю годовщину, сооружен памятник бойцам героической 3-й батареи. Восстановлена и сама батарея - в таком виде, какой она была в 1854г. Открытие произошло при огромном стечении народа; пушки батареи салютовали памяти героев.

В 1974г. восстановлены все 6 батарей включая не участвовавшую в сражении "Домашневскую".