( октябрь 1854г.- февраль 1856г.)

Последние корсары-2

Юконки, эти "мелкие но кусачие и вредные морские блохи" так досаждали англичанам, что им приписывались "грехи" других каперов, например дерзкий налёт на Шанхайский рейд парового брига "Восток" под командованием лейтенанта Римского-Корсакова.

"Вот уж четвертый день ревет крепкий NW. Безыменная скала из Saddle Islands, у которой мы стали на якорь, защищала нас от ветра и позволяла в безопасности переждать шторм. Saddle Islands значит Седельные острова - видно уж по этому, что тут хозяйничали англичане. Во время китайской войны английские военные суда тоже стояли здесь…

Но что за безотрадные скалы; какие дикие места; ни кустика нет. Говорят, есть деревня тут - да где же? не видать ничего, кроме скал и скачущих волн… Я вижу берег из окна моей каюты - это целая группа островков и камней, вроде знаков препинания; они и на карте показаны в виде точек. Они бесплодны, как большая часть островов около Китая; ветры обнажают берега. Впрочем, пишут, что здесь много устриц и - чего бы вы думали? - нарциссов!…

Еще с вечера вчера завидели шкуну с чересчур высоким рангоутом. Она лавировала, надеясь добраться до нашей спокойной стоянки, чтобы укрыться там от непогоды. Я смотрел, как ее обливало со всех сторон волнами, как ныряла она; хотела поворачивать, не поворачивала, наконец поворотила и часов в пять бросила якорь близ "Востока".

До темноты флага на шкуне рассмотреть не удавалось и я надеялся, что она окажется английской, но шкуна была американской. Ее звали "Point", то есть "Точка". Относительно к океану она была меньше точки, или если точка, то математическая. Нельзя подумать, глядя на нее, чтоб она, обогнула Горн и ходила к Южному полюсу - большая лодка и всего 12 человек на ней со шкипером. Об этом я узнал от шкипера Айзерса, будучи у него в гостях. Это был маленький, худощавый человечек в байковой куртке и суконной шапке, похожей на ночной чепчик. Он американский матрос, служивший прежде на купеческих судах, нанят хозяином шкуны, за 25 долларов в месяц, ходить по окрестным местам для разных надобностей…

С добычей нам не повезло, зато Айзерс уже 15 лет ходил в здешних водах и наилучшим образом знал морское побережье и реки. В то же утро, после разговора со шкипером, у меня созрел план диверсии, дерзкий и опасный, но исполнимый.

Большими судами тяжело дойти до Шанхая. Река Янсекиян (Жемчужная - А.Б.) вся усеяна мелями, надо пароход и лоцманов. Есть в Шанхае и пароход, "Конфуций", но он берет четыреста долларов за то, чтоб ввести судно в Шанхай. Что сказал бы добродетельный философ, если б предвидел, что его соименник будет драть по стольку с приходящих судов? Проклял бы пришельцев, конечно. А кто знает, если б у него были акции на это предприятие, так, может быть, сам брал бы вдвое.

Saddle Islands лежат милях в сорока от бара, или устья, Янсекияна, да рекой еще миль сорок с лишком надо ехать, потом речкой Восунг, Усун или Woosung, как пишут англичане, а вы выговаривайте как хотите. Отец Аввакум, живший в Китае, говорил, что надо говорить Вусун, что у китайцев нет звука г.*(1)

Фарватер Янсекияна и впадающей в него Вусун, на которой лежит Шанхай, имеет самую большую глубину 24 фута, и притом он чрезвычайно узок. Путь по нему при огромном количестве больших и малых островов, без опытного лоцмана может стать тяжелым испытанием. При впадении Вусуна в Янсекиян есть местечко того же имени. Там в Вусуне, за 16-ть миль до Шанхая, стоит целый флот так называемых опиумных судов и находится складочное место отравы. Другие суда привозят и сгружают, а эти только сбывают груз. Торг этот запрещен, даже проклят китайским правительством; но что толку в проклятии без силы? В таможню опиума, разумеется, не повезут, но если кто провезет тайком, тому, кроме огромных барышей, ничего не достается.

Страшно и сказать вам итог тамошней торговли. Тридцать пять лет назад в целый Китай привозилось европейцами товаров всего на сумму около пятнадцати миллионов серебром. Из этого опиум составлял немного более четвертой части. Лет 20 назад, еще до китайской войны, привоз увеличился вдвое, то есть более, нежели на сумму тридцать миллионов серебром, и привоз опиума составлял уже четыре пятых и только одну пятую других товаров. Это в целом Китае. А теперь гораздо больше привозится в один Шанхай.

За него китайцы отдают свой чай, шелк, металлы, лекарственные, красильные вещества, пот, кровь, энергию, ум, всю жизнь. Англичане хладнокровно берут всё это, обращают в деньги и так же хладнокровно переносят старый, уже заглохнувший упрек за опиум. Они, не краснея, слушают его и ссылаются одни на других. Английское правительство молчит - одно, что остается ему делать, потому что многие стоящие во главе правления лица сами разводят мак на индийских своих плантациях, сами снаряжают корабли и шлют в Янсекиян.

Находился этот склад отравы на территории нейтрального Китая, но, думалось мне, китайские власти не будут на нас в обиде, если мы разорим это гнездо. В Вусуне однажды, лет 15 тому, китайские идеалисты захватили громадный склад опиума и сожгли, после чего разобиженные англичане объявили Китаю войну.*(2)

Я думал было нанести удар по этой ярмарке контрабандной торговли, пользуясь тем, что благодаря железному корпусу осадка "Востока" была не более 9-ти футов, а паровая машина вращала гребной винт с силою 120 лошадиных сил. Но Айзерс разъяснил, что нынче, по случаю волнений в Китае, кризис в полном разгаре. Хотя торг, особенно опиумом, не прекратился, но все китайские капиталисты разбежались, ушли внутрь, и сбыт производится лениво, сравнительно с прежним. Кроме того в Нанкине, лежащем повыше на Янсекияне, теперь главный пункт инсургентов. Там же живет и главный начальник их и вместе претендент на престол Тайпинван. Эти разбойники в настоящее время оставили Кантон и держат только реку в блокаде, но не прежде сделали это, как выжгли все предместье. Вся эта восставшая сволочь объявляет себя христианами. Христианство это водворено протестантами или пробравшимися с востока несторианами и смешалось с буддизмом.*(3)

Так как Тайпинван против торговли опиумом и посылает свои отряды вниз по Янсекияну, вся торговля переместилась в Шанхай. Шанхай тоже брали в осаду, но богатые купцы заплатили инсургентам контрибуцию и продолжают торговать. Суда, хотя и не в прежнем числе, продолжают подвозить товары в город и окрестности мимо таможни."

Этот момент рождения плана рейда на Шанхай только мельком описан у Римского-Корсакова, что не может не казаться странным. Странно также, что быстроходный, прекрасно вооружённый паровой бриг, в течение двух недель находясь вблизи главного перекрёстка Тихого океана, не захватил ни одного приза. Из шканечного журнала нам известно, что дважды за это время "Восток" останавливал бостонские суда, а однажды капитан Корсаков лично посетил идущий в Шанхай бриг "Северная звезда" и "отправил с ним письма".

Удивительно также, что шкипер Айзерс долго и упорно лавировал, стараясь укрыться от ветра именно за тем островком, где отстаивался "Восток". И вообще, зачем "Восток" там отстаивался далеко не в штормовую погоду? Ведь ранее в своей книге Римский-Корсаков писал: "Волны же через шхуну плескались будто бы через какой-нибудь подводный камень. Оно и не страшно. Тоже качка не очень тревожит. Шхуна - бесподобное судно и качается, как лебедь на волне." Если добавить к этому, что шхуна "Пойнт" принадлежала консулу СШ Дж.Каннингаму, "который в то же время и представитель здесь знаменитого американского торгового дома Россель и Ко, один из лучших в Шанхае". А эта фирма, на время войны, через посредничество АРТК, стала представителем РАК в Китае. Современные историки почти единодушно признают, что рейд на Шанхай был задуман и спланирован заранее. Возможно даже, хотя никаких документов на эту тему не обнаружено, не без участия Вашингтона.

Как бы то ни было шкипер Айзерс, за 200 долл., согласился провести "Восток" до Шанхая. На "Пойнт", для связи, были посланы мичман Урусов и сигнальщик Янцен.

"Я осмотрелся на шкуне - какая перемена после "Востока"! Шкипер немного заботился о судне. Палуба завалена всякой дрянью; от мачты и парусов негде поворотиться; черно, грязно, скользко, ноги прилипают к палубе. Боцманом был малаец в чалме; матросы все китайцы…

Шкипер вынес изодранную карту Чусанского архипелага и островов Сэдль, положил ее на крышку люка, усевшись в кресло и положив ногу на ногу, жуя табак и не обращая ни на что внимания. Иногда он крикнет что-нибудь на полуанглийском-полукитайском языке и опять пропадет. Рулевой правил наудачу; китайские матросы, сев на носу в кружок, с неописанным проворством ели двумя палочками рис.

Но вот наконец выбрались из архипелага островков и камней, прошли и Гуцлав. Тут, в открытом океане, стало сильно покачивать; вода не раз плескала на палубу. Вода всё желтее и желтее. Вскоре вошли за бар, то есть за черту океана, и вошли в реку. Спрашиваю у шкипера.

- Ведь это река?

- Река.

- Янсекиян?

- Да, "Сын океана" по-китайски.

- А берега?..

- Вон, вон, - говорит шкипер. Смотрю - ничего нет.

Наконец показалась полоса с левой стороны, а с правой вода - и только, правого берега не видать вовсе. Берег так низмен, что едва возвышается над горизонтом воды и состоит из серой глины, весь защищен плотинами, едва заметной темной каймой. Вправо остался островок. Я спросил у шкипера название, но он пролаял мне глухие звуки, без согласных. Пробовал я рассмотреть на карте, но там кроме чертежа островов были какие-то посторонние пятна, покрывающие оба берега. Ни шкипер, несмотря на свое звание матроса, ни команда его не имели почти никакого понятия об управлении судном. Рулевой, сидя на кожаной скамеечке, правил рулем как попало. Он очень об этом не заботился, беспрестанно качал ногой, набивал трубку, выкуривал, выколачивал тут же, на палубу, и опять набивал. На компас он и внимания не обращал; да и стекло у компаса так занесло пылью, плесенью и всякой дрянью, что ничего не видно на нем.

Местами мы пробирались по "Сыну океана" ощупью. Два китайца беспрестанно бросали лот. Один кричал: "Three and half"; потом "Half and four" - и так разнообразил крик всё время. Глубина беспрестанно изменялась, от 8 до 3 1/2 сажен. Как только доходило до последней цифры, шкипер немного выходил из апатии и иногда сам брался за руль.

Наконец в 6-м часу добрались до места слияния Янсекияна с Вусуном… Там, где раньше стояли сотни и сотни судов ныне две дюжины джонок с красно-бурого цвета парусами из каких-то древесных волокон и коры покачивались у берега…

Мы идем по реке Вусуну; она широка, местами с нашу Оку. Ясно видим оба берега, низменные, закрытые плотинами; за плотинами группируются домы, кое-где видны кумирни или вообще здания, имеющие особенное назначение; они выше и наряднее прочих. Поля все обработаны; хотя хлеб и овощи сняты, но узор правильных нив красив, как разрисованный паркет. Есть деревья, но редко и зелени мало на них; мне казалось, что это ивы. Вдали ничего нет, ни горы, ни холма, ни бугра - плоская и, казалось, топкая долина.

Ближе к Шанхаю река заметно оживлялась. Беспрестанно встречались джонки…

Становилось всё темнее; мы шли осторожно. Прилив стих, а противный нам NW усилился и стал крепким… Шкипер начал лавировать. Паруса беспрестанно переносили то на правый, то на левый галс. Надо было каждый раз нагибаться, чтоб парусом не сшибло с ног. Шкуна возьмет вдруг направо и лезет почти на самый берег, того и гляди коснется его; но шкипер издаст гортанный звук, китайцы кидаются к снастям, отдают их, и освобожденные на минуту паруса хлещут, бьются о мачты, рвутся из рук, потом их усмиряют, кричат: "Берегись!", мы нагнемся, паруса переносят налево, и шкуна быстро поворачивает. Минут через десять начинается то же самое. Мокро, скользко; переходя торопливо со стороны на сторону, того и гляди слетишь в люк. "Восток" исправно повторял за нами все маневры. Бриг шел под парусом ради маскировки, хотя пары были подняты. Для такого случая лейтенант Корсаков пустил береженый лучший кардиффский уголь, потому труба дымила не сильно…

Мили за три от Шанхая мы увидели целый флот купеческих трехмачтовых судов, которые теснились у обоих берегов Вусуна. Я насчитал до двадцати рядов, по девяти и десяти судов в каждом ряду. В иных местах стояли на якоре американские так называемые клиппера, то есть большие, трехмачтовые суда, с острым носом и кормой, отличающиеся красотою и быстрым ходом. Там же я заметил компанейский барк "Иркутск" выделяющийся среди всех судов своими размерами, как бык в отаре овец. Под американским флагом он возит нынче английские товары.

Идти бы прямо, а мы еще всё направо да налево. Вдруг - о горе! не поворотили вовремя - и шкуну потащило течением назад, прямо на огромную, неуклюжую, пеструю джонку. Тут "Восток" обошел нас с правой раковины и вплотную приблизился к избранному ряду, в котором все корабли были английскими и, вдруг, все паруса брига разом слетели вместе с американским флагом и взвился Андреевский.

Опасаясь повредить винт Воин Андреевич (Римский-Корсаков - А.Б.) не стал приближаться к избранным кораблям. К борту "Востока" были уже подтянуты 4 вельбота и, влекомые умелыми гребцами, они накинулись на беззащитные суда. Как и предполагалось почти все команды их сошли на берег привлченные соблазнами Шанхая.

Под прикрытием пушек вельботы подлетали к английским судам. На палубы их летели абордажные крючья и крохотные, по 7-8 человек, абордажные команды взбегали на них, ногами по бортам - руками по канатам. Несколькими выстрелами приводили к покорности ошарашенных бедолаг, не отпущенных на берег и, вскрыв трюмные люки, бросали туда зажигательные бомбы. Заполнявшая бочонки смесь из ворвани, спирта и селитры загорается быстро и полыхает так, что не погасить. Абордажники, подождав минуту, пока столбы огня не ударяли из люков, спрыгивали в свои вельботы и спешили к следующему судну.

Какое-то сопротивление оказали только на корабле Ост-индской компании "Мадрас". Дисциплина там оказалась выше и на вахте было не менее 20 человек. Они успели открыть порты левого борта и выпалить из нескольких пушек. Большинство ядер попало в борт соседнего, уже горящего судна, но одно поразило наш вельбот. По второму открыли было ружейный огонь, но бортовым залпом картечи с "Востока" стрельба была пресечена. Сразу три наших вельбота кинулись к "Мадрасу" и он тут же запылал.

Это я наблюдал уже из маленькой лодки, в которой поджидал свой бриг вместе со шкипером Айзерсом. При свете зарева десяти горящих кораблей, как при огненном столпе израильтян, "Восток", подобрав свои абордажные команды, шел нам навстречу."

Время атаки было подгадано к началу отлива, да и ветер теперь был попутным. Таким образом более мощные английские параходы не имели никакого преимущества, а шкипер Айзерс, не смотря на критику князя Урусьева, оказался отличным лоцманом.

"Воды реки Янсекиян, которые продолжают свое мутноглинистое течение далеко в океане, голубеют. Пятьдесят миль прошли от берегов Китая. Солнце всходит. В море полная тишина. Кажется, что наш корабль идет по гладкому, как зеркало, небольшому озеру. Поразительная чистота воздуха. Кое-где стоят рыбацкие лодки со сложенными соломенными парусами, похожими на оранжевых гусениц, забравшихся на голубые мачты. Другие лодки, как красные веера, воткнуты в океан там, где дует ветер."

Не всем каперам достались такие громкие дела, но все они внесли свой вклад в то, что потом назовут "ситуацией равновесной ничьей". Например капитан-лейтенант Унковский на паровом корвете "Петр Великий" отправленный к берегам Австралии. Скоро он захватил там пароход "Адмелла" и углевоз "Ланцестон", командирами которых назначил своих помощников: лейтенантов Белавенеца и Анжу. Затем, имея два парохода и угольщик, Унковский в течение полугода терроризировал всё южное побережье материка так, что большая часть морского сообщения там стала производиться под нейтральными флагами.

Особый интерес представляет налёт на город Кучинг, столицу княжества Саравак, эскадры, в составе крейсера "Аврора" капитан-лейтенанта Изыльметьева и парового корвета "Америка" лейтенанта Криднера. Иногда этот рейд двух мощных кораблей на столь отдалённый и незначительный пункт объясняют попыткой заключить антибританский союз с даяками и малайцами, издавна занимавшихся пиратством.

На первый взгляд это походит на правду. Ведь удар был нанесён по владениям и судам раджи Джеймса Брука, причём его племянник и наследник Чарльз Брук чуть не погиб на пароходе "Немезида", флагмане дядиного флота.*(4) Сам же раджа Джеймс, получивший от султана Брунея во владение Саравак вместе с княжеским титулом, был главным врагом этих племён.

Но к тому времени эпоха огромных пиратских флотилий уже прошла. Последний из "морских раджей", выводивших на "промысел" десятки прау и тысячи воинов, Мамадам, вождь иланунов из Тунку, прославившийся тем, что убил Роберта Бернса, внука великого поэта, потерпел поражение в бою с корветом "Фокс" и лишился всего флота в 1852г. Другие, как неукратимый вождь ибанов Рантанга, были оттеснены с побережья. Не было также отмечено ни одной попытки русских офицеров или агентов РАК наладить контакты с прочими вождями пиратов, не обладавшими столь значительными флотами, но продолжавшими "промысел": Аро Датоэ с Балабака, вождём иланунов Си Рахманом или Чинь Я Линем - последним "солидным" китайским пиратом.

Добычи в рейде было взято немного. "Немезида", ещё один параход "Компании северного Борнео" и десяток парусных судов были утоплены, а Кучинг разрушен корабельной артиллерией без высадки десанта. Зато политические и экономические послеледствия этой операции, задуманной Митковым и одобренной прочно связанным с интересами Компании Завойко, были далеко идущими.

Острова Индонезии вызывали большой интерес в Правлении РАК и у бостонских дельцов. Об этом, в частности, свидетельствует то обстоятельство, что вскоре после выпуска книги английского капитана Генри Кеппеля "Экспедиция на Борнео судна ее величества "Дидона", несколько экземпляров её было срочно доставлено в Петербург. В этой книге подробно описывалась деятельность Англии на Борнео в 1838-1845 гг. и она помогала членам Правления ориентироваться в обстановке, которая сложилась в этой части Индонезии.

В том же 1845г. бостонцы предприняли попытку закрепиться на острове Лабуан, расположенном по соседству с Борнео и взять у султана Брунея Бангирану Анак в аренду имеющиеся там месторождения угля.

Этот шаг вызвал острую реакцию Джеймса Брука. В донесении министру иностранных дел Англии лорду Эбердину от 28 июня 1845г. Брук описывал деятельность бостонцев при султанском дворе и подчеркивал, что промедление с активными действиями Англии в отношении Брунея может привести к тому, что султан и его советники будут искать поддержки у Соединенных Штатов. "Туземцы проявляют сомнение относительно могущества правительства ее величества … и визит американского военного судна сделал многое для усиления этого впечатления".

Английское правительство немедленно учло эти соображения. Бруку были переданы соответствующие полномочия, и через его посредство Англия добилась в 1846г. от султана Брунея передачи ей острова Лабуан, который спустя два года был превращен в британскую колонию. В 1847г. англичане навязали султану договор, по которому им предоставлялся свободный доступ в страну, а султан был лишен права уступать какому-либо государству часть территории Брунея без разрешения Англии. Однако консул СШ в Сингапуре Джон Балестье 23 июня 1850г. заключил с султаном Борнео Омаром Али Сайфуддином "Конвенцию о дружбе, торговле и навигации".

Англичане, недовольные активной деятельностью бостонцев в этом районе, стали препятствовать реализации договора и смогли заблокировать его через Бангирану Анака, чьим вассалом официально считался султан Борнео.

Понятно, что в Вашингтоне очень хотели расчитаться со своей бывшей метрополией и, желательно, чужими руками. Восточная война пришлась для этого как нельзя кстати. 11 января 1855г. был подписан договор, согласно которому "Руско-Американской компании наряду с гражданами Соединенных Штатов Америки предоставляются все права, упомянутые в Конвенции о дружбе, торговле и навигации… как-то: полная свобода въезжать, селиться, торговать и ездить с товарами по всей территории, подвластной султану Борнео, а также пользоваться правами наиболее благоприятствуемой нации… право покупать, арендовать или в другой законной форме приобретать любой вид собственности" во владениях султана, который обязывался гарантировать безопасность их жизни и имущества. Судам Компании, как и судам СШ было официально разрешено "свободно посещать порты, реки и бухты" этого острова и приобретать за "умеренную плату" любые продукты и снаряжение. На российские товары устанавливались минимальные фиксированные таможенные пошлины, а вывозимые из Борнео товары вовсе освобождались от пошлин. Последний пункт соглашения предоставлял РАК право экстерриториальности.

Рейд "Авроры" и "Америки" не был вовсе бесполезным в свете текущих военных действий. Другой вопрос, что использование этих кораблей в других местах могло нанести британцам больший вред и, таким образом, усилить русскую позицию в предстоящих мирных переговорах. Однако учитывая дальнейшие гео-политические изменения в регионе, нельзя не признать крайнюю выгодность этой операции.

В этой компании не было так любимых живописцами, за эффекты моря, дыма и огня, батальных сцен. Единственное стокновение боевых кораблей пришлось на долю корвета "Оливуца" и британского парового корвета "Корнет". Капитан-лейтенант Назимов был направлен для сопровождения и защиты судов, направленных в Амурский лиман, для соединения с отрядом, производившим сплав вниз по Амуру. Эскадре пришлось зайти в залив Де-Кастри, ожидая вскрытия ото льда Амурского лимана. Чихачев, по сигналу к бою немедленно выпустить цепи и становиться на места у отмелей так, чтобы неприятель не смог напасть с двух сторон.

На рассвете 8 мая у входа в Де-Кастри появилась эскадра коммодора Эллиота в составе трёх кораблей: 40-пушечного фрегата "Сибилл", 17-пушечного винтового корвета "Хорнет" и 12-пушечного брига "Биттер". Назимов стал готовить свой корвет к последнему бою; по количеству пушек и преимуществу в маневре превосходство противника было бесспорным. Он приказал даже прибить стеньговый флаг гвоздями к мачте,чтобы в том случае, если он в бою будет сбит, противник не счел это за сигнал о сдаче. Поддержку "Оливуце" мог оказать только 10-ти пушечный шлюп "Двина", им командовал лейтенант Чихачев. Но Элиот проявлял нерешительность и стал крейсировать у входа в залив.

"Маневры эти заставляли думать, что прибыл только передовой отряд, который крейсирует, запирая выход из залива и поджидая подхода главных сил.

В 6 часов винтовой корвет осторожно вошел в бухту и с расстояния в 10 кабельтовых трижды выстрелил по нам, получив в ответ выстрел за выстрел. Все были убеждены, что сражение началось, но корвет развернулся, задымил и быстрым ходом вышел из залива… Удивление наше достигло высшей степени и, право, смотря на этот прекрасный винтовой корвет и на те два, по-видимому, исправные военные судна, поджидавшие его навысоте Клостер-Кампа (южный мыс у входа в бухту - А.Б.), трудно было верить виденному. Все находились в каком-то недоумении, и хотя картина, представляемая уходившимнеприятелем, была перед глазами, но она казалась в такой степени невероятною,что до последней минуты мы поджидали какого-нибудь особенного маневра,какой-нибудь военной хитрости.

Тяжела и памятна была ночь с 8-го на 9-е мая и хотя, без сомнения, последняя война изобильна критическими случаями, но вряд ли когда-нибудь встречалось стечение обстоятельств более неблагоприятных и едва ли многим бывало хуже, чем нам в то время! 11 часов штиль, прекрасная весенняя ночь, кругом мертвая тишина, изредка прерываемая ударом колокола, бьющего склянки; огней неприятельских не видно. В кают-компании долго не ложились спать; некоторые из офицеров писали письма, намереваясь отправить их, через казачий пикет, перед самым началом сражения…

В 2 часа пополудни 3 мая англичане показались снова, все в том же количестве. Однако на этот раз с их стороны не раздалось ни одного выстрела… 10 мая англичане еще крейсировали у мыса Клостер-Камп, а с 11-го до самого прибытия Невельского больше никто их не видел."

Между тем 15 мая на русской эскадре получили сообщение, что Амурский лиман освободился ото льда. На следующий день, пользуясь густым туманом, они покинули Де-Кастри и ушли на север. Ушли вовремя - через 14 часов после их ухода англичане получили подкрепление, и шесть вражеских кораблей были готовы вступить в бой. Но, как и в Новороссийске, побеждать было уже некого. Русская эскадра, включая "Оливуцу", 26 мая благополучно вошла в Амурский лиман.

Нерешительность англичан, упустивших почти беззащитную русскую эскадру, объясняется просто. Они приняли стоящие в глубине залива суда за корабли Тихоокеанской флотилии и Эллиот отправил бриг за подкреплением к Стерлингу в Хакодате, а сам, с фрегатом и корветом, остался в Татарском проливе для наблюдения за противником. Англичане и французы полагали, что Татарский пролив является заливом и доступ к устью Амура возможен только с севера. Поэтому Элиот, считая Татарский пролив заливом, охранял подходы к Де-Кастри с юга, уверенный в том, что на север русские суда уйти не могут. Когда 16 мая пароход-корвет заглянул в Де-Кастри, там уже никого не оказалось. Англичане бросились к югу (Императорская гавань тоже не была ими обнаружена в этом году) и побывали везде, где могла бы оказаться русская эскадра, кроме того места, где она на самом деле находилась.

Самым неудачливым капером оказался капитан-лейтенант Унковский. Пользуясь служебным положением и не особо доверяя "туземным матросам" он набрал экипаж на паровой корвет "Екатерина Великая" исключительно из своих палладовцев.

После двух месяцев почти бесплодного крейсирования наконец "на палубе сигнальщик объявил, что трехмачтовое судно идет… С правого борта прямо на нас мчалось под всеми парусами большое купеческое судно. В трубу хорошо было видно, что судно шло под английским флагом. Подойти, остановить и осмотреть его было делом недолгим. Через 1\2 часа корабль лежал в дрейфе близ нас.

Но что это у него на палубе? Ужаснейшая толпа народа, непроходимой кучей, как стадо баранов, жалась на палубе. Без справок можно было догадаться, что это эмигранты. Но откуда и куда их везут? Прибывший английский шкипер - высокий и здоровый мужчина, лет 50-ти, с черной, длинной и жидкой бородой и со следами сильного невоздержания на лице, объявил, что судно пришло из Гонконга, употребив ровно месяц на этот переход, что идет оно в Сан-Франциско с пятьюстами китайцев, мужчин и женщин. Кого и чего нет теперь в Сан-Франциско? Начало этого города напоминает начало Рима: оба составились из бродяг. Так куда нам нужен такой приз?

Шкипер не выглядел безутешным, по его словам переход выдался нелегким… китайцы отказывались ему повиноваться. Такой нечистоты, неурядицы, шума, хаоса и представить себе нельзя. Корабль большой, а матросов всего человек двадцать, и то инвалиды. Едва достает рук управляться с парусами, а толпящиеся на палубе китайцы мешают им пошевелиться. Крик и шум так велики, что слышно у нас. Много очень высоких и хорошо сложенных мужчин. Женщины большею частью молодые и всё девицы, от четырнадцати до двадцати лет. Одна обращала на себя особенное внимание. Она, как кажется, была тут старшая, вроде начальницы, как и у мужчин были тоже старшины. Звали ее Ача. Она нехороша собой, но лицо, однако ж, привлекательно. Она была бойкая женщина и говорила по-английски почти как англичанка. На ней было широкое и длинное шелковое голубое платье, надетое как-то на плечо, вроде цыганской шали, белые чистые шаровары; прекрасная, маленькая, но не до уродливости нога, обутая по-европейски. Она сидела на станке пушки, бойко глядела вокруг и беспрестанно кокетничала ногой, выставляя ее напоказ. Прочие женщины сидели в куче на полу. Мужчины, которых было гораздо больше, толпились, как стадо. Мы расспрашивали Ачу, где она выучилась по-английски и зачем едет в Калифорнию. Она сказала, что едет обратно, что прожила уж три года в Сан-Франциско; теперь ездила на четыре месяца в Гонконг навербовать женщин для какого-то магазина… Мужчины ехали для грубых работ.

Не представляя, для чего может понадобиться такой приз, … приказал представить ему китайских старшин и спросить, чем они недовольны. По вызову явились трое китайцев, нарядно одетые, благовидной наружности. Они сказали, что им отказывают в воде; что когда они подходили к бочке, матросы кулаками толкали их прочь. "От этого вышли ссоры, - прибавили они, - и больше ничего". Им представили всю опасность их положения, если б они не исполняли требований шкипера, прибавив, что в море надо без рассуждений делать всё, чего он потребует.

- Так, знаем, - отвечали они, - мы просим только раздавать сколько следует воды, а он дает мало, без всякого порядка; бочки у него текут, вода пропадает, а он, отсюда до Золотой горы (Калифорнии), никуда не хочет заходить, между тем мы заплатили деньги за переезд по семидесяти долларов с человека.

Их помирили, заставив китайцев подписать условие слушаться, а шкиперу посоветовали завести побольше порядка и воды, да не идти прямо в Сан-Франциско, а зайти на Сандвичевы острова. Так и расстались с ними. Когда эта громада, битком набитая народом, нечистая, некрашеная, в беспорядке, как наружном, так и внутреннем, тихо неслась мимо нас, мы стояли наверху и следили за ней глазами." И не было на "Екатерине Великой" кого ни будь из "туземцев", чтобы разъяснить Унковскому, сколько могли бы заплатить приказчики Компании за этот беспокойный груз.*(5)

Зато самый богатый приз этой компании достался лейтенанту Тихменеву на "Королеве". "Петр Александрович Тихменеву, о котором я упомянул выше, был человек добрый и обязательный но суетный и избалованный общим вниманием и участием, а может быть и баловень дома, он любил иногда привередничать. Начнет охать, вздыхать, жаловаться на небывалый недуг или утомление от своих обязанностей и требует утешений. "Витул, Витул! - томно кличет он, отходя ко сну, своего вестового. - Я так устал сегодня: раздень меня да уложи". Раздеванье сопровождается вздохами и жалобами, которые слышны всем из-за перегородки. "Завтра на вахту рано вставать, - говорит он, вздыхая, - подложи еще подушку, повыше, да постой, не уходи, я, может быть, что-нибудь вздумаю!"

Этот сибарит, в соответствие со своим характером, взял приз не особо себя утруждая. На встречном курсе, подняв предварительно Юнион Джек, он просигналил на клипер "Трафальгар"

- Имею для вас срочное сообщение!

А затем, когда клипер лёг в дрейф, ни слова не говоря и даже не до конца подняв Андреевский флаг, сбил ему картечью паруса.

Бывший содержатель кают-компании на "Палладе" Тихменев, в письмах домой, уделял мало места захвату "Трафальгара", зато не уставал жаловаться на то, что "имея полный трюм чаю … вынужден был покупать его по дороге в Есмеральду со встречной китайской джонки шедшей в Нагасаки! Ящик стоит 16 испанских талеров; в нем около 70 русских фунтов; и какой чай! У нас он продается не менее 5 руб. сер. за фунт…" Досталось от него и англичанам, не понимающим толк в чае.

"Это чай? Не может быть - отчего же он такой черный?" Попробовал - в самом деле та же микстура, которую я, под видом чая, принимал в Лондоне.

Что ж, нету, что ли, в Шанхае хорошего чаю? Как не быть! Здесь есть всякий чай, какой только родится в Китае. Всё дело в слове "хороший". Мы называем "хорошим" нежные, душистые цветочные чаи. Не для всякого носа и языка доступен аромат и букет этого чая: он слишком тонок. Эти чаи называются здесь пекое (pekoe flower). Англичане хорошим чаем, да просто чаем (у них он один), называют особый сорт грубого черного или смесь его с зеленым, смесь очень наркотическую, которая дает себя чувствовать потребителю, язвит язык и нёбо во рту, как почти всё, что англичане едят и пьют. Они готовы приправлять свои кушанья щетиной, лишь бы чесало горло. И от чая требуют того же, чего от индийских сой и перцев, то есть чего-то вроде яда. Они клевещут еще на нас, что мы пьем не чай, а какие-то цветы, вроде жасминов. А сами пьют свой черный чай и знать не хотят, что чай имеет свои белые цветы…

У нас употребление чая составляет самостоятельную, необходимую потребность; у англичан, напротив, побочную, дополнение завтрака, почти как пищеварительную приправу; оттого им всё равно, похож ли чай на портер, на черепаший суп, лишь бы был черен, густ, щипал язык и не походил ни на какой другой чай. Американцы, удивляюсь этому варварскому вкусу, пьют один зеленый чай, без всякой примеси.

Но я - русский человек и принадлежу к огромному числу потребителей, населяющих пространство от Скалистых гор до Финского залива, - я за пекое; будем пить не с цветами, а цветочный чай и подождем, пока англичане выработают свое чутье и вкус до способности наслаждаться чаем pekoe flower, и притом заваривать, а не варить его, по своему обыкновению, как капусту."

Кстати, почему "по дороге в Есмеральду"? Исключительно ради дополнительных доходов г-на лейтенанта и господ членов правления. Все командиры каперов были приватно предупреждены, что в случае захвата ценного приза они должны вести его в Эсмеральду, крохотный никарагуанский городок в заливе Фонсека. Чтобы понять интригу необходимо немного разобраться в каперском праве.

Согласно "Правила для партикулярных корсеров" призовое судно вместе с грузом "следует отводу в ближайший отеческий порт или же в порт союзный или же к Российскому флоту", где они "передаются морскому или портовому, или таможенному начальству". В нейтральный порт разрешалось временно укрыться только "в случае бури или другой крайней необходимости… О приводе их немедля должен извещается ближайший Призовой суд, в распоряжение коего передаются задержанный экипаж и документы… Призовым судом является Особая комиссия при флоте, а в союзном порту до ея прибытия - особый дипломатический агент…"

В 1854г. правитель Митков и посланник Стекль (получавший от Компании жалование больше казённого) лихорадочно искали выход из безвыходного положения. Все условия требовали развернуть каперскую войну. Но главным препятствием этому было не нехватка кораблей и людей, а отсутствие свободного порта, куда можно было бы приводить захваченные суда.*(6)

Все западные порты Соединенных Штатов, охотно принявшие бы у себя русского призового агента, были наглухо заблокированы для российских кораблей английскими и французскими крейсерами. При малейшей попытке акредитовать призового агента в мексиканский, чилийский или перуанский порт, порт тот немедленно станет целью союзников.

Выход из этой, казалось бы безвыходной, ситуации нашёлся со стороны самой неожиданной.

19 апреля 1850г. в Вашингтоне был подписан договор Клейтона - Булвера, в соответствии с которым Англия и Соединенные Штаты обязались не добиваться исключительных прав на будущий канал (или железную дорогу) между двумя океанами, гарантировали его нейтрализацию, отказались от всяких попыток оккупировать, колонизовать или подчинить своему господству какую-либо часть Центральной Америки. Практически это означало, что Англия утрачивала свои позиции в Никарагуа и Косте-Рике. СШ при этом ничего не приобрели и даже декларировали своё невмешательство в дела стран этого региона.

В конце 1853г. лидер консервативной партии генерал Фруто Чаморро захватил верховную власть в Никарагуа и при отсутствии большинства своих оппонентов из либеральной партии принял 20 января 1854г. новую конституцию, а сам занял пост президента страны. Эти действия спровоцировали новый вооруженной конфликт, в Леоне было образовано второе правительство, пользовавшееся поддержкой Гондураса и Сальвадора. Войска либералов подступили к Гранаде, но взять ее не смогли. Это заставило лидера либеральной партии Франсиско Кастельона искать помощи за рубежом.

Он нашёл её в СШ. Чтобы обойти договор Клейтона - Булвера правительство Пилля негласно поддержало контракт Кастельона с неким Уильямом Уокером известным авантюристом. Обладатель медицинского и юридического дипломов полученных в университетах Гейдельберга, Геттингена, Парижа, Лондона и Эдинбурга оказался прирождённым авантюристом. В 1853г., вместе с группой сторонников из 49 человек, он захватил Ла-Пас и провозгласил независимую от Мексики Республику Нижней Калифорнии, объявив себя её президентом. Людей у него оказалось явно недостаточно, чтобы удерживать в своих руках обширную территорию. 8 мая 1854 Уокер перешел границу у Тихуаны и сдался властям СШ. За нарушения положения о нейтралитете он был отдан под суд, но оправдан.

Именно такой человек был нужен.

Для финансирования этой авантюры 2-й Национальный банк (в значительной степени контролировавшийся РАбанком) выделил Уокеру 62 000 долл. кредита и 16 ноября 1854г. шхуна "Веста" доставила в порт Сан-Хуан-дель-Сур 64 будущих "колонистов" и партию самых совершенных на то время винтовок и револьверов.

Примечательно, что первым документом, подписанным президентом Кастельоно после прибытия "Весты", было "принятие сеньора Выходова, русского дипломата, призовым агентом в порту города Эсмеральда". И пусть кроме самого самозванного президента и письмоводителя российского посольства в Вашингтоне Ивана Выходова никто этого документа не видел, законность была соблюдена.*(7)

Компания не зря потратила свои деньги. В никарагуанской глубинке трудно найти покупателя на 300 тонн чаю. Вот и приобретал недавно осевший в Эсмеральде компанейский приказчик Соченов 649 тыс.ф. чаю за 150 тыс. руб. или 2500 ф. опиума за 70, менее трети их реальной стоимости.

Затем груз, прямо на месте, вместе с судами перепродавался АРТК, уже за настоящую цену. Сделать это было тем проще, что Соченов состоял также агентом и этой компании. Очень удобно!

Командиры каперов и члены их команд получали с этих сделок щедрые комиссионные, выгодные ещё и потому, что деньги получались на месте и не приходилось дожидаться разрешения на выплату их из далёкого Санкт-Петербурга, как полагалось делать с призовыми деньгами.

Благодаря этому провинциальная и сонная Эсмеральда превратилась в некий аналог Порт-Рояла или Тортуги. Вернее не сам город, а раскинувшийся неподалёку Кампо де Эсмеральда - Лагерь Эсмеральда, как его тогда называли.

"Никогда не видел более прекрасного, дикого и романтического меcта. Kampo de Esmeralda утопал среди деревьев, а жилища были сделаны из парусины, бумажной ткани или веток. Все они украшались шелковыми драпировками ярких цветов, пестрым ситцем, флагами, всевозможными предметами, сверкающими и яркими. Повсюду были разбросаны разноцветные серапы, богатые манги (накидки - А.Б. ), расшитые золотом, самые дорогие китайские шарфы и шали, седла, уздечки, позолоченные и посеребренные шпоры. Эта картина напоминала описание колоритных восточных базаров. В лавках продавались самые роскошные вещи: кружевные мантильи, кашемировые шали, шелковые чулки, атласные туфли."

Моряки, несколько недель, или даже месяцев, проведшие в океане попадали с корабля на бесконечный карнавал.

"Мы пришли на обширную площадь покрытую сотней красавиц. Три оркестра музыки гремели по углам. Палатки были ярко освещены. Все было в движении… завидя нас оркестры дружно, горяче, но с испанскими переливами грянули "Гром победы раздавайся".

Пробывши в море в беспрестанной деятельности, можно ли, вступивши на столь гостеприимный берег, отказать себе в чем-нибудь, что доставляет удовольствие. Чарки мы не чурались. Ром или водка, малага иль мадера - без задержки идут, никто не поперхнется. Все громче голоса, все звонче смех. И вот уже уже кто-то отбирает у музыканта гитару и тронул струны в перебор. Грянем, что ли, братцы, "В темном лесе"?

Гуляют моряки. Кто их попрекнет? Какой ханжа? …

Прав был Батюшков. "Нежные мысли, страстные мечтания и любовь как-то сливаются очень натурально с шумною, мятежною жизнью воина". Люди в большинстве молодые, в полном соку, мы знали, что со дня на день пойдем навстречу опасностям, может быть смерти. Стендаль писал - плох солдат, думающий о госпитале. То же можно сказать и про моряков, а в Есмеральде собрались не плохие моряки. Не о госпитальных, о других койках мы помышляли, и разве лишь траченная молью карга каркала б на нас за склонность к "уединению вдвоем"…

Многие прелестные синьориты утирали очи, провожая в поход наши корабли, среди офицеров чуть не половина была влюблена."

Это писалось об офицерах, но и нижним чинам было что потом вспомнить. Кстати о синьоритах. "Социальное положение прекрасных синьорит соответствовало цвету их кожи; на первом месте были бланкас и местисас кларас - белые и светлые метиски; местисас неграс - черные метиски и чисто индейские женщины считались "пролетарьятом"; но все они были грациозны и элегантны."

Интересно, что без малого год не утихал "бесконечный карнавал", но союзники так ничего о нём и не прознали. Городские священники, отстроившие за это время прекрасную церковь, сверкающую снаружи мрамором, а изнутри - серебром, заранее обещали доносчику анафему с гарантированным пребыванием в аду до страшного суда. А городской алькальд, дон Хуан Соноре, не собираясь дожидаться божественного вмешательства и при полной поддержке самых влиятельных семейств, пообещал все возможные кары, вплоть до летальных, как самому предателю, так и всей его семье.

Бывало, что переправляя из Эсмеральды в Сан-Франциско товары АРТК, русские моряки задерживались в этом городе. Калифорнийцы встречали их радушно, как союзников. "В припортовых питейных заведениях даже сложилась традиция русским морякам первую стопку наливать бесплатно, да и потом всегда находились доброжелатели мечтавшие угостить."

Адмирал Паж, начальник французской морской дивизии в китайских водах, писал, что "русские офицеры не отвечают на приветствия наших офицеров … игнорируют даже меня, когда я появляюсь в полной адмиральской форме … высказывания русских офицеров возмутительны… на законное требование сатисфакции отвечают отказом. Невозможно вести себя более вызывающе, чем подавляющая часть русских моряков." Однако, если встреча нижних чинов обычно заканчивались дракой, то дуэлей в среди офицеров не было ни одной.

Перед заходом в Сан-Франциско офицерам зачитывался приказ Завойко, согласно которому дуэли были запрещены самым строжайшим образом. "Все участники дуэли, как самый дуэлянт, так и секунданты его, вне зависимости от всех прочих условий, немедля подлежат разжалованию и отправлению в колонии, для несения там гарнизонной службы."

Хотя обещанное наказание было мягким, по сравнению с воинским уставом 1715 года, где только за вызов на дуэль лишали чинов, а за выход на поединок и обнажение оружия - смертная казнь с полной конфискацией имущества, моряки приказ адмирала исполняли и даже не особо роптали. Они понимали, что приказ вызван не желанием их унизить, а суровой необходимостью. На Тихоокеанском флоте катастрофически не хватало боевых офицеров. Их обязанности часто исполняли наскоро подготовленные шкипера китоловнык и рыбацких судов, гардемарины и даже унтер-офицеры.

Ситуация несколько улучшилась только когда удалось вывезти из Японии экипаж "Дианы".

Казалось бы, всё потеряно. Погиб корабль со всеми припасами. Нет связи. Экипаж и посольство беззащитны на чужом берегу. За ними охотится вражеская эскадра. Но уже через неделю после гибели "Дианы" в бухте Хэда началось строительство нового корабля, а сам Путятин, как будто ничего не произошло, продолжает свою дипломатическую деятельность в Симода.

Японцев восхищала такая "самурайская" целеустремлённость. Евфимий Васильевич покорил японских коллег по переговорам своим достоинством, сильным духом и джентльменским поведением. Кавадзи писал: "…на переговорах Путятину было в 10, в 100 раз сложнее, чем мне. Он - настоящий герой".

7 февраля, спустя месяц после гибели "Дианы", в храме Тёракудзи был подписан первый русско-японский договор о границах, торговле и дипломатических отношениях.

Все договоры, которые были заключены Японией с европейскими странами и СШ в начале второй половины XIXв., носили неравноправный характер. Только договор с Россией распространял все льготы, предоставляемые русским в Японии, и на японцев в России. "Другого такого примера обоюдного предоставления наибольшего благоприятствования и установления равенства сторон не имеется".

Симодский договор является редким в истории международных отношений договором тем, что он был заключен не для фиксирования последствий войны, а для территориального размежевания в чисто мирных условиях взаимоотношений при первоначальных контактах двух государств. Представители обоих государств достигли договоренности, преодолев последствия страшных природных бедствий.*(8)

Путятин, чтобы доказать дружественность своего отношения, приказал снят русский военный пост на юге Сахалина, основанный там Невельским, что было воспринято японской стороной с пониманием. В первом пункте договора обе стороны согласились записать важные и обязывающие ко многому слова: "Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией".

Ст. 1. Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией. Во владениях обоих государств русские и японцы да пользуются покровительством и защитою как относительно их личной безопасности, так и неприкосновенности их собственности.

Ст. 2. Отныне границы между Россией и Японией будут проходить между островами Итурупом и Урупом. Весь остров Итуруп принадлежит Японии, а весь остров Уруп и прочие Курильские острова к северу составляют владение России. Что касается острова Крафто (Сахалина), то он остается неразделенным между Россией и Японией, как было до сего времени.

Ст. 8. Как русский в Японии, так и японец в России всегда свободны и не подвергаются никаким стеснениям. Учинивший преступление может быть арестован, но судится не иначе как по законам своей страны.

Ст. 9. В уважение соседства обоих государств, все права и преимущества, какие Япония предоставила ныне или даст впоследствии другом нациям, в то же самое время распространяются и на русских подданных…

Некоторые историки утверждают, что Путятин неправомочно уступил в вопросе территорий. Но известный исследователь русско-японских отношений Н.Д. Богуславский писал по этому поводу в 1904 году: "Но есть климат и есть погода, есть политика коренная и есть политика текущая и и обе они понуждали к дружбе с японцами… Такое положение с Сахалином создалось в силу того, что остров, хотя посещался как японскими, так иногда и русскими промышленниками не имел никаких административных органов, которые доказывали бы принадлежность его той или иной стране. Практической настоятельной необходимости в разграничении еще не было."

Действительно, влияние Японии на эти территории отмечалось раньше русского. Не даром указом императора Александра I от 4 сентября 1821г. российские владения по восточной границе Азии определяются "по островам Курильским, то есть начиная от того же Берингова пролива до Южного мыса острова Урупа, и именно до 45о 50' Северной широты". А в утвержденной императором Николаем I инструкции МИД России о переговорах с японцами от 27 февраля 1853г. не двусмысленно заявляется. "По сему предмету о границах наше желание быть по возможности снисходительными (не проронивая однако же наших интересов)… Из островов Курильских южнейший, России принадлежащий, есть остров Уруп, которым мы и могли бы ограничиться, назначив его последним пунктом Российских владений, к югу, - так, чтобы с нашей стороны южная оконечность сего острова была (как и ныне она в сущности есть) границею с Японией, а чтобы с Японской стороны границею считалась северная оконечность острова Итурупа."

Для Японии же не было никакой необходимости открывать эти острова, находящиеся на кратчайшем расстоянии от неё и видимые с Хоккайдо невооружённым глазом. Итуруп и Кунашир присутствуют уже на карте Сехо, нарпечатанной в 1644г. Был правда период в 50-70 гг., когда влияние России на Южных Курилах (по крайней мере на Итурупе) было преобладающим. Но в эти же годы создавалась японская сеть торговых точек - басе. Первую басе на Курилах, в Томари на южной оконечности Кунашира, в 1754г. основал по лицензии князя Мацумаэ купец Худая Кюбэй. А уже в 11-м году эпохи Кансэй (1799г.) воины кланов Цугару и Намбу основали военные лагеря на Кунашире и на Итурупе для охраны упомянутых территорий.

Одновременно продолжались географические исследования и в 1808г. чиновник Маамия Риндзо прошёл вдоль западного побережья Сахалина до устья Амура. Спустя год Такахаси Кагэясу, опираясь на работы Маамия Риндзо, начертил "Нихон хэнкай рякудзу" (Краткая карта прибрежных морских земель Японии). Это была первая в мире карта, на которой, за 40 лет до "открытия" Невельского, Сахалин изображён в виде острова.

После дипломатических переговоров главной головной болью Путятина была связь. Правитель генерал-губернаторства, размером в пол Европы, оказался отрезаным от своего удела. Отправить весточку в Рус-Ам можно было только через бостонцев, а сделать это можно исключительно с помощью Японии. Первый разговор по теме состоялся 14 января, после обеда, данного в честь адмирала.

"… Посьет, со вкусом пыхнул ароматным японским табаком, спросил сидящего рядом Кичибе (переводчик - А.Б.)

- Верно ли, что коммодор Перри вновь пришел в Нагасаки? Этот достойный моряк был как-то в Петербурге с посольством Соединенных Штатов и с тех пор относится к России очень дружественно. Думаю он не будет против оказать нам небольшую услугу.*(9)

- Его Высокопревосходительство господин адмирал желает с помощью коммодора Перри отправить послание в свое княжество?

- Да.

- Можно ли быть настолько неосторожным? Ведь коммодор ничем не обязан Его Высокопревосходительству Адмиталу.

- Россия и Американские Соединенные Штаты связаны давней дружбой. Наши государства никогда не воевали меж собой, а Российская империя не раз оказывала Соединенным Штатам покровительство."

Корабли Перри давно уже ушли, но в порт Нагасаки очень удачно зашёл бриг "Изабелла". Шкипером и владельцем судна был Питер Стильман из Нью-Йорка. Командированный в Нагасаки капитан-лейтенант Посьет быстро нашёл с оказавшимся не в самой выгодной ситуации м-ром Стилманом общий язык.

Как это часто бывает у бостонских купцов вместе со Стилманом в долгий вояж отправилась и его семья. В Японии же ещё не был отменён закон, запрещавший "варварским" женщинам сходить на берег. Таким образом очаровательная миссис Стилман и двое детей вынуждены были томиться на борту тесного судна в виду прекрасного берега. Да и торговля у бостонца шла не лучшим образом.

Русский офицер, "не будучи в силах наблюдать за страданиями несчастной женщины и ее малюток", взялся помочь горю негоцианта взамен на небольшую услугу.

Губернатор Нагасаки Овосава Бунго-но-ками, удивительно быстро, разрешил миссис Стильман с детьми, служанкой и няней сойти на берег и поселиться в арендованом чудесном домике с садом, вблизи голландской фактории. Энергичная женщина могла заниматься торговыми делами своего мужа. Все товары с "Изабеллы" были перевезены на склад при нагасакской таможне.

М-р Стилман, получив 5 000 долл. кредита под вексель на РАбанк и гарантийное письмо адмирала Путятина, закупил партию разрисованных вееров, зонтиков и всяких экзотических безделушек и срочно отправился в Сан-Франциско, где как раз вспыхнула мода на всё японское. Его подгоняло желание полнее использовать сложившуюся коньюктуру, а также необходимость выполнить свои обязательства. Вторым помощником на "Изабелле", под именем внезапно "заболевшего" и оставшегося в Нагасаки Джона Харриса, шёл мичман Тимофей Можайский, младший брат лейтенанта Александра Можайского. На случай встречи с вражеским крейсером при Можайском было только письмо удостоверяющее его полномочия. Главную информацию, место дислокации экипажа "Дианы", он должен был передать на словах, при личной встрече с Завойко.

Плавание было успешным. 11 марта "Изабелла" пришла в Сан-Франциско, а 19-го Можайский уже докладывался Завойко в Ново-Архангельске.

Нам не известно, колебался ли Василий Степанович принимая решение вытаскивать своего непосредственного начальника с острова, где тот оказался по своей вине. Но 6 апреля из Сан-Франциско в Австралию отправился барк "Геркулес" (бывшая "Астрахань") шкипера Сторсона. Они везли калифорнийских золотоискателей, которые решили попытать счастья на вновь открытых россыпях Балларета. Из Сиднея барк отправился в Шанхай, зафрахтованный фирмой Рассел и Ко, но до Китая не добрался. По дороге "Геркулес" зашёл в Нагасаки и Сторсон, "внезапно" нашедший другой фрахт, счёл для себя возможным разорвать прежний договор и 26 июня отправиться из Нагасаки в Сан-Франциско, благо трюмы барка были уже приспособлены для перевозки людей и 17 офицеров, 337 нижних чинов и 10 нестроевых экипажа "Дианы" с некоторой долей удобства смогли там устроиться. Благодаря предусмотрительности Завойко, отправившего барк через британскую колонию, крейсера союзников без проверки пропустили в Сан-Франциско бостонское судно шедшее из Сиднея. Хотя, возможно, Василий Степанович расчитывал этим задержать прибытие своего начальника на подведомственную ему территорию.

Впрочем на борту пришедшего в Сан-Франциско "Геркулеса" Путятина не было. Ещё 21 апреля вице-адмирал покинул Японию.

105 тонная шхуна, названная, в честь гостеприимной деревни, "Хеда" была построенна в рекордно короткий срок. Во время её строительства японцам выпал уникальный случай на практике ознакомиться с техникой европейского судостроения. И они оказались прилежными учениками. Русские моряки открыли японцам секреты строительства судов, показали чертежи, обучали местных плотников. Чиновники, приставленные к японским мастерам, тщательно фиксировали русскую корабельную терминологию, делали чертежи отдельных частей судна или просто их срисовывали. Именно мастеровые с "Дианы" раскрыл японцам "секрет" получения смолы из хвойных пород деревьев, что доселе японцам было неведомо; как не знали они токарного станка; тросового производства и еще много чего в области кораблестроения. Всего за три месяца был построен современный по тому времени корабль. Назвали его "Хэда" - в честь деревни, в которой оказались волею судьбы.

"Легко отгадать чувство, с каким производились нами все приготовления к спуску шхуны. Японцы видели это в первый раз и ожидали какого-то чуда; случись к нашему несчастью, что шхуна не сошла бы со стапеля, мы потеряли бы в их глазах всякое доверие как кораблестроители… Начали выколачивать подпоры, и японцы, повинуясь чувству страха и недоверия, отодвинулись еще дальше. Вслед за тем обрубили найтовы, тронули ваги, и шхуна сперва тихо, а потом скорее и скорее при дружном "Ура!" команды скользнула по стапелю и свободно заколыхалась на воде… Два русских флага, национальный и посланнический, развевались на флагштоках первого построенного на японском берегу судна. Налюбовавшись вдоволь на шхуну, мы обернулись назад, и тут представилась картина не менее занимательная. Японцы с раскрытыми ртами присели на землю и безмолвно следили за шхуной, пока она на буксире у подоспевших наших гребных судов не скрылась за мыс. Тогда вся ватага (японцев - А.Б.) отправилась с поздравлением к адмиралу, приседая и низко кланяясь в благодарность за данный им урок".

Японцы оказались прилежными и смышлеными учениками. Паралельно с "Хедой", с отставанием всего в несколько дней, в соседней бухте строилось аналогичная шхуна.

Приняв на борт вице-адмирала Путятина, пятерых офицеров и 40 нижних чинов, "Хэда" под командованием лейтенанта Колокольцева отправилась в первое свое плавание взяв курс на северо-восток. Пройти им предстояло более 1500 миль.

"Хеда оказалась хорошим морским судном, соединяющим в себя ходкость с остойчивостью, поворотливостью и легкостью на волнении… Она развивала скорость до 11 узлов, что было весьма недурно." У берегов Сахалина шхуна повстречалась с тремя крейсерам англо-французской эскадры. Вражеские корабли решили поживиться легкой добычей, однако Колокольцев увёл "Хэду" на мелководье и смог скрыться от преследования. Благополучно уйдя от погони и достойно выдержав испытание океанским штормом, чему, безусловно, способствовали как мастерство экипажа, так и превосходные мореходные качества шхуны, 6 июня "Хеда" бросила якорь в устье Амура на рейде Николаевска, где и простояла до окончания войны. Таким образом почти до самого окончания войны Завойко исполнял обязанности генерал-губернатора, что благотворно сказалось на его дальнейшей карьере.*(10)

Тем временем в Европе война приближалась к концу. Русские войска оставили Севастополь; император Николай I, "желая испытать последнее средство к прекращению бедствий войны", поручил посланнику в Вене князю Горчакову "открыть предварительные переговоры в Вене, на основании четырех условий, требуемых Союзными державами. С своей стороны, Российский Монарх настаивал на том, чтобы не было предложено ничего несовместного с честью и правами России." А на американском берегу и на просторах Восточного океана союзники никак не могли переломить ход событий.

Конечно, сожжёные города русского побережья - это серьёзный фактор. Но и страховые ставки в 12% от стоимости груза, десятки британских судов отстаивающиеся в портах и в двое поднявшиеся цены на фрахт судов под нейтральными флагами - тоже фактор. Доходило до смешного - русские барки под флагом СШ везли в Англию товары британских купцов. В конце концов такое положение надоело Обществу китайских торговцев.

Первоначально это была группа неустрашимых и предприимчивых англичан и шотландцев, которые направляли свои суда с грузом контрабандного опиума к берегам Китая. Эти полукупцы - полупираты скоро поняли, что в то время, как на их долю приходится весь риск, на долю Ост-Индской компании приходится львиная часть прибыли. Поэтому, продолжая жёсткую конкуренцию меж собой, они начали совместную борьбу с целью лишить Ост-Индскую компанию монополии на торговлю с Азией. Местом где разгорелась эта война был парламент, когда-то предоставивший исключительные торговые привелегии. Китайские торговцы начали выделять огромные суммы, терпеливо и настойчиво покупая голоса в парламенте, сея через газеты недоверие и возмущение в обществе, пока в 1833г. не был принят акт, открывающий Азию для свободной торговли. Семью годами позже лобби Китайских торговцев добилось открытия военных действий против Китая и колонизации Гонконга.

Первоначально отношение к Восточной войне в этой организации, столь могущественной, что заставляла британский парламент служить своим интересам и вовлекала в войну мощнейшую державу, было индиферентным. Русские не составляли им конкуренции, а доходы получаемые от сделок с РАК, которая продавала в Китае товаров на большую сумму чем покупала и поэтому щедро раздавала кредиты серебром, должны были перекрываться прибылями в будущих колониях на американских берегах. Но когда убытки от действий русских каперов превысили разумные пределы, и конца этим убыткам не предвидилось, Китайские торговцы решили прекратить такое безобразие. Сыграли свою роль и разногласия с офицерами флота, не слишком дружественно относившихся к торговцам и их ставленнику, губернатору Гонконга сэру Джону Боурингу.

"Что такое Гонконг? Жалкое гнездо коммерсантов, обезумевших от сыплющегося на них золотого дождя! Притон для спекуляции! Гнусная провинция, подражание худшим образцам. Жалкие отребья! Гонконг - это дорогостоящее предприятие дурного тона!"

Эти, ещё далеко не самые откровенные высказывания британских офицеров и джентельменов на жаловании относительно удачливых гонконгских бизнесменов.

17 сентября в "Таймс" появилась статья, первая из целого ряда оплаченных китайскими деньгами. Влияние этой газеты в тот период достиглосвоего апогея, тираж её доходил до 54 000 экземпляров в день при цене номера в 5 пенни. Хотя статья блестящего журналиста Генри Рассела лишь излагала общие факты, это был настоящий шедевр тенденциозной подачи информации.

"Лорд Пальмерстон, чья манера вершить международные дела, полагаясь лишь на собственное мнение, полностью отвергает знания и опыт торговой общины, а также офицеров королевского флота и армиии… Сэр Генри (Пальмерстон - А.Б.), который никогда не был восточнее Парижа, мнит себя знатоком, способным рассуждать о расстановке сил на Восточном океане. Более чем вероятно, что он даже не знает, к востоку или к западу от Пекина находится Гонконг… Как смеет этот человек, слишком долго засидевшийся в парламенте, унижать - нет, оскорблять адмиралов нашего славного флота да и весь флот, своими глупыми просчётами в азиатско-американской политике. Как смеет он упорствовать в своих непродуманных политических и военных решениях, в результате которых наши доблестные моряки, уподобляясь пиратам, вынуждены сжигать мирные селения, тем самым уничтожая цивилизацию на бергах Западной Америки… Обозлённые русские начинают мстить и вот уже 56 кораблей безрезультатно пытаются оградить британские суда от их корсаров, вместо того, чтобы участвовать в настоящих военных действиях ради чести Британии, а наша Канада лихорадочно готовится к отражению несметных орд казаков и индейцев."

Иногда историки, пишущие о мифическом Канадском походе, считают его "классическим примером массированной и целенаправленной дезинформации" хотя, скорее всего, это был "бесконтрольный вал творений бостонской пишущей братии, ищущей сенсаций и выдающей желаемое за действительное".

Начало этому, докатившемуся до Лондона, валу дала статья в "Территориэл энтерпрайз". В ней специальный корреспондент Дэн де Киль описывал "расположенный в среднем течени Орегона, близ устья реки Кламат, огромный лагерь армии, готовой хоть сейчас отправиться громить британцев".

"Вокруг широко раскинувшиеся побуревшие прерии; далекие крутые холмы с плоским верхом; за ними огромные горы с синими склонами и острыми вершинами, покрытыми снеговыми шапками; запах полыни и дыма костров лагеря.

На широкой плоской речной долине рассыпались ряды фургонов с брезентовым верхом, аккуратные каре парусиновых палаток регулярных частей, по большей части драгун, несколько сот кожаных индейских палаток…

Русские индейцы - не похожи на роскошно разодетые, украшенные орлиными перьями, известные по картинкам и описаниям… Индейцы, тысяч пять их толпилось в лагере, были одеты в леггинсы из байки, ситцевые рубашки и плащи из одеяла; волосы их были аккуратно заплетены, лица раскрашены красновато-коричневой охрой или красно-оранжевой краской. У некоторых за плечами висели луки и колчаны со стрелами, но у большинства были ружья, среди них много современых штуцеров. Их скво, а там были и женщины, одевались в ситцевые платья, на некоторых я заметил даже шелковые платья, золотые цепочки и часы; у всех без исключения были наброшены на плечи яркие цветные шали с бахромой…

Было тут до полутора тысячь канадских вояжеров одетых в старинные традиционные костюмы, подробным описанием которого мы обязаны великому американскому романисту Вашингтону Ирвингу: одеяла, накинутые на манер солдатского плаща с капюшоном, полосатые бумажные рубаха, широкие суконные штаны, кожаные гетры, гладкие или расшитые бисером мокасины с подметками из сыромятной кожи и пестрый шерстяной пояс, за который, кроме ножа, был заткнут кисет с табаком, трубка и разные мелкие походные принадлежности, - словом, они были одеты наполовину как цивилизованные люди, наполовину как дикари.

Не менее дико выглядели русские казаки. В длинных, наполовину закрывающих своими полами высокие сапоги, одеждах из толстого сукна. Воинскую сущность такой одежды отображает даже её название - armyak. Армиак подпоясывался широким ремнём из толстой кожи, на котором висела сильно изогнутая сабля иногда очень дорогая, если судить по украшающим её серебру, золоту и дорогим камням. Почти у всех казаков за поясом торчали ножи и шестизарядные револьверы Кольта. Их головы прикрывали высокие лохматые шапки из овчины, а иногда более низкие, круглые, из меха лисицы или енота, сшитого в мордой вперед, со свисающим сзади хвостом. Таких казаков в лагере насчитывалось более тысячи.

В овчиных шапках щеголяли и русские драгуны, два полных полка которых вносили в анархическую атмосферу лагеря некоторый порядок. Эти их шапки, не менее высокие чем у казаков и украшенные лакированным козырьком, большим медным русским гербом и игривым помпоном, напоминали медвежьи шапки королевских гренадеров. Лагеря обоих полков располагались в некотором отдалении друг от друга, хотя их драгуны почти не различались, одетые в одинаковые удобные мундиры темнозеленого сукна с белой окантовкой и странным двойным патронташем нашитым на груди. Их сабли, в отличие от казачьих почти прямые и не украшеные, с чёрной, деревянной рукояткой и ножнами, обтянутыми чёрной кожей, висели через плечё на портупее - из такой же чёрной кожи. В расположении полков находилась и артиллерия - 4 шестиорудийные батареи 3-х и 6-тифунтовых пушек…

Вся эта пестрая публика скапливалась здесь уже в течение многих дней, не делая секрета из дальнейших планов. Армия должна была идти на северо-восток, в Канаду, на помощь готовому вот-вот вспыхнуть восстанию франкоканадцев. Вояжёры в лагере дожидались прибытия Луи Папино, бывшего спикера в Ассамблее провинции Нижняя Канаде. Несколько лет назад он, воодушевленный идеями демократических преобразований в Соединённых Штатах при президенте Джексоне, открыто выступил против "дворцовой клики" и высших чиновников и попытался добиться введения выборности должностных лиц по нашему образцу и чтобы Ассамблея (законодательное собрание) контролировала действия исполнительной власти.

Восстание республиканцев было жестоко подавлено и Папино вынужден был бежать в Соединённые Штаты, где он надеялся заручиться помощью для освобождения Канады от британского гнёта. Но правительство в Вашингтоне отказало в помощи патриотам, тем самым изменив принципам свободы и заветам отцов основателей. Теперь эти борцы за свободу и независимость надеются добиться своего с помощью русских друзей…"

Разумеется никакого военного лагеря, как и самого специального корреспондента в природе не существовало. Под псевдонимом Дэн де Киль писал Уильям Райт, известный мастер журналистских мистификаций, ни разу не бывавший в Рус-Ам, в которой, на тот период, едва хватало сил для наблюдения за огромной береговой линией в ожидании вражеского десанта.*(11) Райт имел в своём распоряжении достаточно правдивой информации о положении в генерал-губернаторстве и достоверно описал индейцев и вояжеров. Сведения о драгунах у него были устаревшими. Прибывший в колонии только в 1853г. Рижский драгунский полк перешёл на новую форму одежды и вместо киверов или овчиных шапок, как в Американском полку, носили "фуражные шапки", нечто вроде бескозырок зелёного цвета с опушкой полкового, красного, а не белого, как в 1-м Американском полку, цвета.

Впрочем Американскому полку полагалось указом от "1842 ноября 26 - Офицерам и нижним строевым чинам Американского драгунского полка, впредь до утверждения новой формы, установлены фуражные шапки, вместо овчинных." Но указанные "офицеры и нижние строевые чины" не желали менять гордые папахи на презренные фуражки и, на радость полковому начальству и штетловским и ново-архангельским скорнякам, овчиные шапки их не снашивались уже лет 15.

Описание казаков Райт скорее всего взял из какой-то книги, в которой рассказывалось о запорожцах или донцах.

При всех явных ляпах статьи через 10 дней она была перепечатана в нью-йоркской "Геральд", а ещё через три недели - в "Таймс". Ещё раньше это известие достигло Торонто и генерал-губернатор Эдмунд Хэйд спешно отправил в Лондон просьбу "не медля… отправить в Канаду не менее трёх полков королевской пехоты и двух - кавалерии". В ожидании подкрепления Хэйд, не смотря на заверения лидера правящей партии Реформистов Луи-Ипполита Лафонтена в лояльности франко-канадского населения, всё же призвал к оружию ополченцев и приказал арестовать Иезикиля, вождя племени моравиана. Вождь попал под подозрение только потому, что его племя, несколько сот индейцев первоначально принадлежавшие к племени лени ленапе (делавары) с реки Манси в Пенсильвании, относились к моравским братьям. А именно это направление протестантизма широко распространено среди чероки, которых, по утверждению Райта, "очень много в готовой к походу в Канаду русской армии".*(12)

Впрочем, скорее всего, Хэйда беспокоило не гипотетическое русское нашествие, а угроза аннексии со стороны СШ, где усиливались экспансионистские настроения. Сенатор от штата Мэн Уильям Саливан произнёс встреченную общим одобрением речь, в которой потребовал денонсировать договор 1842г. о разграничении и присоединить к СШ графства Нью-Брансуик "на территорию которого мы имеем полное право".

Подкрепление в Канаду так и не прислали, в Англии не хватало солдат даже для усиления своего контингента в Крыму. Вместо этого Крэмптон, британский посланник в Вашингтоне, "случайно" встретившись с бароном Стеклем на приёме у прусского посланника, затеял было обычный светский разговор. Но затем, посетовал на то, "как часто нам, дипломатам, приходится исправлять ошибки политиков". И почти сразу, почти прямым (для дипломата) текстом предложил "…исправить и эту ошибку, приведшую к никому не нужной войне на Тихом океане, то есть там, где нашим великим державам в принципе нечего делить. Англия ни в коем случае не претендует на русские колонии, как и Россия не претендует на колонии британские."

Стекль правильно понял этот толстый намёк и в ту же ночь отправил в Ново-Архангельск Завойко рекомендацию свернуть каперскую войну.

Генри Джон Темпль виконт Пальмерстон, автор знаменитой фразы о том, что "у нас нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, а есть лишь постоянные интересы", входит в десятку самых выдающихся государственных мужей Великобритании всех времен. Если бы в XIX столетии существовала книга рекордов Гиннесса, он вошел бы в нее, и не в одной номинации. Ему принадлежит первенство по времени пребывания в правительстве - более полувека, в том числе на посту министра иностранных дел - 16 лет, в должности премьера - 10.

Такие результаты невозможны без умения безошибочно оценивать расстановку сил. Лорд Пальмерстон продолжал выступать в свойственном ему задиристом духе, отбиваясь в палате общин от атак скреплённого китайскими деньгами невозможного альянса передовых либералов и сторонников мира, принадлежавших к манчестерской школе, и консерваторов оттенка Дизраэли. Но командующие: Ост-индской эскадрой адмирал Джоунс, Китайской эскадрой адмирал Стирлинг и Американской эскадрой адмирал Брюсс получили приказ "по возможности не приближаться к русским владениям в Америке и ограничиться охраной портов и главных коммуникаций".

В Парижском договоре от 16 марта 1856г., тяжёлом, а в некоторых аспектах даже унизительном для России, о положении на Тихом океане не было ни слова. Это молчание лучше всех слов говорило, что Российское государство, потерявшее почти все свои завоеванные в четырёх войнах (1768-1774, 1787-1791, 1806-1812, 1828-1829 гг.) преимущества на Средиземном и Чёрном морях, твёрдо стало обеими ногами на берегах Восточного океана.

1* Имеется в виду священник фрегата "Паллада" о.Аввакум (в миру Д.С.Частный), известный востоковед.

2* К 1837г. экспорт опиума в Китай возрос до 39 000 ящиков весом около 150ф. каждый. Наркоторговля вытесняла торговлю другими товарами, утечка серебра дезорганизовала финансы Цинской империи, миллионы китайцев, от простых кули до принцев, стали жертвами пагубного пристрастия. Сановники Цзян Сянань и Хуан Цзюэцзы с ужасом обнаружили, что среди служащих уголовной и налоговой палат больше половины наркоманов. Государственные институты разрушались и выходили из-под контроля. Это побуждало императорский двор время от времени запрещать торговлю опиумом и его курение. Однако единственный эффект суровых указов заключался в том, что росла плата за право их нарушать. В 1839г. император Даогуан решился нанести наркобизнесу реальный ущерб. Императорским ревизором в особо неблагополучную провинцию Гуандун был назначен Линь Цзэсюй.

10 марта 1839г. в Кантоне началось изъятие опиума. Возможно, какие-то данные и преувеличены, однако известно, что на отмели Хумынь жгли и топили в море изъятый опиум три недели. Современная китайская литература приводит такое количество: 1188 тонн. Владельцы опиума оценили свой ущерб в 2,25 млн. ф.с.

Ревизор оказался неплохим дипломатом. За добровольно сданный опиум он стал выдавать компенсацию чаем. А иностранным купцам объявил, что не покушается на честный бизнес, но каждый должен дать подписку, что не станет ввозить опиум. Нарушивший клятву подлежит смертной казни. Некоторые купцы пошли на компромисс и схема наркоторговли начала разрушаться. Но это затрагивало интересы не отдельных лиц, а всей Британской империи. В Англии не хватило-бы серебра для закупки китайского чая. Поэтому официальный представитель Британской короны в Гуандуне Ч.Эллиот направил военные корабли - перехватывать в море тех купцов, которые соглашались дать вышеупомянутую подписку. В ноябре у форта Чуаньби произошло первое вооруженное столкновение между английскими и китайскими моряками. В апреле 1840г. парламент принял официальное решение о направлении в Китай экспедиционного корпуса Дж.Эллиота. Причём война объявлена не была.

Англичане блокировали Кантон и другие южные порты, в июле 1840 г. захватили Динхай, а в августе появились в Тяньцзине, в непосредственной близости от столицы империи. Капитуляция была предрешена в ноябре 1840г. императорским указом, который остается вершиной юридической мысли: поскольку-де невозможно представить себе, чтобы китайцы не повиновались своему императору, - значит, опиум они уже не курят. Цели же указа о запрете опиума, с которым Линь Цзэсюй поехал в Кантон, таким образом, достигнуты, и нет никакой необходимости в продлении его действия.

3* Самым значительным событием в истории Китая XIX столетия стала история государства, основанного сектой Байшандихой и известного нам под именем тайпинского.

Секта эта была основана в 1843г. сельским учителем Хун Сюй-цюанем, который находился под влиянием христианской доктрины и соединил с ней различные положения трех "китов" китайской религиозной жизни - конфуцианства, даосизма и буддизма. Если предшествовавшие тайные секты говорили о грядущем установлении всеобщего порядка, то теперь был найден враг, мешающий приходу царства небес - сатана. Борьба с ним входила в "небесный замысел" и вела человека к совершенствованию и спасению. Битва с сатаной была не только внутренним делом, но и всяческим сопротивлением внешним врагам грядущего общества справедливости. В первую голову такими врагами (прислужниками сатаны) сочли правящую династию и маньчжуров.

11 января 1851г. секта подняла своих адептов на вооруженную борьбу с маньчжурами, а уже в сентябре ее успехи были настолько велики, что в городе Юнъане было объявлено о создании государства Тайпин тяньго, а Хун Сюй-цюань был признан мессией, получив титул Небесного Князя (Тянь-ван).

4* На самом деле Чарльз Энтони Джонсон, из династических соображений взявший фамилию дяди.

5* См. сноску 13 к гл. 40.

6* Именно из-за невозможности приводить захваченные суда в порт для продажи президенту Конфедерации Дж.Дейвису не удалось развернуть широкую каперскую войну против Севера. Арматорам было убыточно снаряжать корабли, которые вынуждены были, забрав только самое ценное, топить взятые призы.

7* В дальнейшем У.Уокер смог получить из СШ значительное подкрепление и 13 июня 1855г. захватил Гранаду. Первоначально Уокер, как командующий вооруженными силами, управлял страной через марионеточного президента Патрисио Риваса и этот новый режим в Никарагуа был признан президентом Пирсом (20 января 1856г.) 12 февраля 1856г. У.Уокер стал президентом и начал программу переустройства страны: английский был объявлен официальным языком, денежная и фискальная политики реорганизованы с тем, чтобы привлечь в страну переселенцев из СШ. Кроме того, в числе первых мер был аннулирован существовавший в Никарагуа последние 32 года закон против рабства, что добавило популярности режиму Уокера в южных штатах.

Однако соседние государства были весьма озабочены расширением его влияния и в марте 1856г. Коста-Рика отправила против него военную экспедицию. После фарсовых выборов Уокера президентом, возмутился даже марионеточный Патрисио Ривас, который порвал со своими сторонниками и стал искать помощи у Сальвадора и Гватемалы. Внутри страны также нарастало недовольство. 14 сентября 1856г. никарагуанцы под командованием полковника Эстрада нанесли наемникам Уокера первое поражение в бою на гасиенде Сан-Хасинто на окраине города Типитапа.

Но, пожалуй, самые действенные и решительные меры против Уокера были предприняты Корнелиусом Вандербильтом, который имел с прежним правительством Никарагуа договор о предоставлении его фирме "Аксессори" исключительных прав на строительство канала между Карибским морем и Тихим океаном. Вначале он организовал новую транспортную компанию, перевозившую людей и грузы через Панаму по таким низким расценкам, что это привело к банкротству его бывших компаньонов Ч.Моргана и К.Гаррисона, поддерживавших Уокера. Он запретил своим судам перевозить людей в Никарагуа, организовав блокаду страны. Он убедил соседние страны не признавать режим; одновременно организовал несколько судебных процессов и воздействовал на правительство СШ через печать, так что Вашингтон, опасаясь потерять всякое влияние в регионе, в конце концов встал в оппозицию режиму Уокера. Вандербильт профинансировал военную экспедицию против Никарагуа и с помощью Коста-Рики, перекрывшей поступление припасов и добровольцев в страну, британского флота, блокировавшего побережье Карибского моря, над Уокером была одержана победа (битва у Риваса 11 апреля 1857г). 1 мая 1857г. У.Уокер сдался командующему военно-морскими силами СШ Ч.Дэвису и был вывезен вместе со своими сторонниками на родину.

Однако к этим событиям ни Российская дипломатия, ни РАК отношения не имели.

8* Это следуя официальным версиям.

В действительности же ход переговоров Е.В.Путятина в Симоде выглядел далеко не в таком розовом свете. Японские дипломаты в полной мере использовали угрозу, нависшая над российской миссией, а также полную их зависимость, при предъявлении своих притязаний на Сахалин и южные Курилы. Неудачу потерпели попытки Путятина установить границу между Россией и Японией по проливу Лаперуза, отделяющего Сахалин от Хоккайдо, и убедить японцев в том, что "гряда Курильских островов, лежащая к северу от Японии, издавна принадлежала России и находится в полном ее заведовании", что "к этой гряде принадлежит и остров Итуруп", на котором "русские промышленники в давние времена имели поселения". Эти доводы были отвергнуты японской стороной, оказавшейся на переговорах полной хозяйкой положения. Что мог противопоставить Путятин столь плачевному стечению обстоятельств?! - Ничего.

9* Действительно, в 1832г. М.К.Перри на фрегате "Конкорд" доставил в Петербург нового посланника Дж.Рандольфа. Но т.к Рандольф оказался личностью очень сварливой, то за долгое плавание нервы капитана были истрёпаны непрерывными склоками. Поэтому, когда, через несколько дней после вручения вверительных грамот император пригласил офицеров с "Конкорда" в Зимний дворец, Перри готов был принять интерес Николая Павловича к флоту своей страны за беззастечивый шпионаж. Хотя он понимал, что маловероятно, чтобы русский государь лично добывал шпионские сведения.

Боязнь русских шпионов возродилась с новой силой, когда Перри стал главой посольства. Он даже отказался взять с собой специально приехавшего в СШ голландца …Зиболда, единственного из современных учёных жившего в Японии и неплохо знавшего страну. Но Зибольд бывал в России и поэтому Пирри объявил его русским шпионом. Русофобия коммодора повысилась на порядок когда он узнал, что 80 тонн угля с устроенного им в Шанхае склада, были переданы на шхуну "Восток". А когда Перри узнал, что Зибольд, в немецких научных журналах, доказывал приоритет Путятина в деле открытия Японии, у коммодора случился сильнейший сердечный приступ.

10* Впрочем и Е.В.Путятин "за государственные заслуги" был награжден орденом Белого Орла и произведен в потомственное графское достоинство, а позже стал полным адмиралом и министром просвещения.

В ноябре 1856 г. "Хеду", "дедушка японского флота", как его впоследствии назовут, передадут, как было условлено ранее, японским властям. Произойдет это в порту Симода. Стоимость постройки "Хеды" японская сторона оценила в 21252 руб. Вместе со шхуной японцам были подарены уцелевшие и хранившиеся на берегу 52 пушки с "Дианы".

В 1923 г. жители японского селения Хеда, где русские моряки построили одноименную шхуну, на собранные пожертвования возвели каменную стелу в память об этом событии. А в 1969 г. открыли небольшой музей, экспонаты которого рассказывают о дипломатической миссии адмирала Е.В.Путятина. У входа в музей установлен памятник: морской символ всех моряков мира - якорь, возле которого навечно замерли русский матрос и японский рыбак

11* Уильям Райт считается предтечей современной научной фантастики. Его, как он называл свои мистификации, "странности" всегда читались очень убедительно и это относится не только к "подготовке похода на Канаду". Например, после публикации рассказа "Путешествующий камень долины Парангат" многие европейские научные общества обратились в редакцию газеты с просьбой сообщить дополнительную информацию о странном явлении. В этой "странности" речь шла о том, как при помощи какой-то неведомой силы все камни долины притягиваются к её центру, чтобы затем вновь разъехаться в разные стороны.

Интересно, что уже в 60-е гг. нашего века в Долине смерти было обнаружено место, где камни действительно медленно двигались, оставляя за собой явно видный след. Возможно до У.Райта дошли какие-то индейские легенды, до которых не снисходили учёные мужи.

Через 5 лет после описываемых событий в "Территориэл энтерпрайз" поступил новый журналист, оставшийся без работы лоцман, который, под опекой Дэнди Киля, вскоре стал сочинять невероятные истории, необычные приключения, смешные анекдоты. Звали его Сэмюэль Клеменс.

12* Какие-то контакты моравиан с чероками всё же имели место. Позже часть племени, 348 человек, переселилась к единоверцам на Орегон.