Правитель

В августе 1790 г. Григорий Иванович Шелехов отправил к берегам Америки суда "Иоанн Предтеча" и "Три Святителя". 14-го числа Шелихов подписал на этот счет валовой контракт с промышленниками. А на другой день был заключен договор между Северо-Восточной Американской Компанией и Александром Андреевичем Барановым. "Мы, нижеподписавшиеся, рыльский именитый гражданин Григорий Иванов сын Шелихов, каргопольский купец иркутский гость Александр Андреев сын Баранов постановили сей договор о бытии мне, Баранову, в заселениях американских при распоряжении и управлении Северо-Восточною компаниею, тамо расположенною…"

"Иркутский гость" обязался управлять делами Компании на территории Америки сроком на пять лет. Договор полностью обеспечивал остающуюся в России семью Баранова, в том числе и на случай его гибели. Плавание в Америку само по себе представляло опасное предприятие, а выжить пять лет среди враждебных племен с горсткой людей, которые также не отличались тихим нравом…

Баранов прощался с семьей и уплывал в неизвестность, не особо надеясь вернуться.

Тут он не ошибся. Он проведет в Америке не пять, а 28 лет: построит города, будет хорошо известен в Мадриде, Лондоне и Вашингтоне, но Россию так никогда больше и не увидит.

Не слишком умелый живописец сохранил для нас "служебный образ" Баранова-волевое лицо, орден на короткой шее, мощная, с большой залысиной голова сидит почти на плечах, в руке гусиное перо. "Баранов ростом ниже среднего человека, белокур, плотен и имеет весьма значительные черты лица, не изглаженные ни трудами, ни летами. Дикие, живущие в отдаленности, приезжали иногда смотреть его и дивятся, что столь предприимчивые дела могут быть исполнены человеком столь малого роста"

Барон Штейнгель, по заданию ван-Майеров, собрал на Александра Андреевича более полное досье. "Александр Баранов сын Андреев отроду 44 года. Родом он из мещан города Каргополь, Олонецкой губернии. Отец его торговал, но в купеческое сословие не вышел. Александр же стал купцом 2-й гильдии, женившись на купеческой вдове Матрене Осмолковой в 1774г. Имеет четырех детей, двое из них от первого брака его жены. Кто его знает, говорит, что Баранов человек даровитый, сильный и честный. В питии невоздержен но в лежку не напивается…

До того, как перебраться в Иркутск Баранов пять лет вел дела в Москве и Ст.Петербурге. В 1780г. взял у Голиковых винный откуп. Затем построил свою винокурню, а в 1785г.- первый (как мне кажется) в Сибири стекольный завод. По словам профессора Лаксмана регулярного образования не имеет, однако самостоятельно изучал химию и горное дело. В 1787 г. за ряд работ был избран членом Вольного Экономического общества. В том же году, со своим братом Петром, основал на реке Анадырь торговую факторию. За вклад в освоение новых земель и развитие промыслов получил почётное звание "гость" в городе Иркутске. Но ещё ранее у них с Голиковыми случился разлад.

Г.Шелихов тогда же предложил Баранову вложить деньги в американские экспедиции или отправиться в Америку управляющим, но тот, дорожа своим делом, отвечал отказом. Однако в 1789 г. немирные чукчи разграбили склады на Анадыре, а факторию сожгли, что почти привело обоих братьев к разорению.

Опасаясь за благополучие семьи Баранов согласился принять на себя управление колониями".

19 августа 1790 г. Баранов вышел в море на "Трех святителях" с грузом мехов на борту. Уж в пятый раз галиот шёл привычным курсом из Охотска в Кадьяк, но, принёсшее Шелихову удачу судно оказалось несчастным для нового правителя. "По выходе из Охотскаго порта, вскоре замечено было, что бочки с водою имели сильную течь; а потому выдача оной была уменьшена до четырех чарок на человека в сутки. 4 сентября Баранов прошел первым Курильским проливом, и хотя располагал следовать прямо в Кадьяк, но по недостатку воды, между людьми команды состоявшей из 52 человек, начали оказываться болезни. По сей причине он решился спуститься в Уналашку и 28 сентября стал на якорь в бухте Кошигинской.

Запасшись водою судно было готово к выходу 30-го числа; но ввечеру того же дня

сделался шторм, судно дрейфовало с якорей, прижало к берегу и удары об оный предвещали все ужасы кораблекрушения. Во время бурной и мрачной ночи, сильныя волны набегая одна за другою разсыпались по палубе; люки были сорваны и судно немедленно наполнилось водою. По среди такого разрушения, ничего не оставалось более как спасать людей. Поутру с отливом моря поспешно выгружали на берег, что можно, а с приливом должны были кончить работу. Шторм не утихал, и в ночи на 6 Октября судно совершенно разбилось. Компанейского груза спасено весьма немного, экипаж и пассажиры лишились всего бывшего с ними имущества. Никто не погиб, но половина людей побилась при высадке, спасая груз. Мореходы и работные тряслися от холода, сбившись вкруг костров, более дымных нежели теплющих. Сам Баранов, сильно расшибшийся о камень, не способен был стоять. Еле двигаясь он принялся готовиться к зимовке с запасом провизии в 4 бочонка ржаной муки, с 11-ю ружьями и малым бочонком пороху оружья и в той одеже, что была на людях. Но первым делом приказал просушить ту малую толику пушнины, что удалось спасти.*(1).

Тут фортуна, последнее время сурово с ним обходившаяся, решила смилостивиться.

На другой день по высадке Баранов отправил вдоль берега партию из трех работных под командой Александра Молева, дабы известить о несчастии и просить помощи. В 4 дня партовщики добрались до Капитанской гавани

Удач, как и беда, одна не ходит. На 2-й день по приходе партии Молева в гавань зашли "Св. Николай" и "Рейнджер". Правитель ван-Майер, устав дожидаться судна, решил идти в Охотск, а по дороге завернул на Уналашку, проведать, нет ли каких известий. Известия ж оказались самыми достоверными. В вечер другого дня оба судна прибыли в Кошигинскую бухту. Утром погрузили на борт людей и на всех парусах побежали обратно на Кадьяк".

Ещё через два дня потерпевшие кораблекрушение высадились в гавани, названой в честь их погибшего судна.

"св. Николай" и "Рейнджер", даже не освежив запасов воды, ушли в Макао, а Баранов, ещё лежачий, начал принимать дела у Деларова. В его подчинение переходило по описи: 6 крепостей, 7 поселений, 338 промышленных, 764 аманатов и каюров*(2) и более 9 тыс. конягов и алеутов.

Встав на ноги и как следует оглядевшись, новый правитель понял "сколь тяжкую ношу взвалила судьба на его плечи". Он полностью разделял взгляды Шелихова-"открытые новые земли- есть продолжение земли российской", да и планы расширения и освоения новых рубежей, составленные ван-Майером, были ему по душе. Но одно дело предполагать и планировать, другое- тяжкое бремя чёрной работы, "кто не знает, что легче предписывать, чем исполнять?" Кроме того Шелихов и ван-Майер, как главные пайщики, могли позволить себе некоторые отвлечения. Главная же задача Баранова, как управляющего, состояла в исправной поставке должного количества мехов.

Начинать следовало с дисциплины. За последнее время работные распустились. Якоб, которого после судилища в 1787 году крепко побаивались, бывал на Кадьяке наездами, а Деларов был слабоват в кулаке для управления буйной братвой. Баранов когда уговорами, когда жёстким давлением отрегулировал дела житейские. Конфисковал игральные карты. Сам не дурак выпить, строго распорядился: "Пить только на досуге- по воскресеньям и праздникам". Не имея возможности удержать работных от сожительства с алеутками, приказал: "Прижив детей, оных воспитывать".

Второй, по срочности, задачей встал вопрос о переносе главной конторы. Лес вокруг поселения был сведён подчистую и за топливом приходилось отправлять людей за многие вёрсты. После землетрясения 1788 г. берег осел и подмытые волнами защитные валы у гавани грозили вот-вот рухнуть. На примирённом уже Кадьяке это было не столь важно, однако в новых условиях гавань не давала судам надёжного убежища, особенно при западном шторме.

В своей инструкции Якоб ван-Майер рекомендовал перенести главную контору на остров Ситха, но этот проект требовал задействовать по меньшей мере два судна и до 200 работных и охотников, а значит резкое падение добычи. Пойти на такое в первый год своего правления Баранов не мог.

В конце зимы, полностью поправившись, он совершил инспекцию кадьякских поселений. Тагакское и Карлукское поселения ему не показались, хотя карлукская артель добывала большую часть рыбы для снабжения Компании. Зато его привлёк превосходный залив Чиниак на восточном побережье острова, где ещё в 1786 году было заложено поселение. Не долго думая Александр Андреевич объявил о начале строительства новой столицы Русской Америки "Павловская гавань" (в честь наследника престола).

По возвращении в Трехсвятительскую гавань Баранов принялся за налаживание схемы промыслов, которая стала основной на ближайшие годы.

Все зависимые алеуты, коняги и чугачи, по разнарядке были сведены в несколько байдарочных флотилий- "партий". Самая крупная, "главная", партия формировалась на Кадьяке из самых сильных и молодых охотников. На промысел она отправлялась в апреле и двигалась вдоль побережья материка на восток и юго-восток до Александровского архипелага. В последующие годы к ним по дороге стали присоединяться байдарки аляскинцев, танайна и чугачей.

Вторая партия, называемая "тугидакской" (от названия о.Тугидак), охотилась у юго-западных берегов Кадьяка, у островов Укамок и Унги.

Третья партия, "еврашечья", промышляла на северо-восток от Кадьяка и у западной оконечности полуострова Кенай.

Для охоты на Алеутских островах высылалось около 150 байдарок, из которых формировалось 5-6 небольших партий.

Метода сия быстро доказала свою эффективность, уже летом 1792 г. "Нортштерн" принял для отправки в Макао пушнины на 500 тыс. рублей.

Весной 1792г, отправив с главной партией всего 160 байдарок (богатая прошлогодняя добыча позволяла это), Баранов увеличил еврашечью партию до 200 байдарок и присоединил к ним 78 промышленных на байдарах. Этот отряд он повёл к северо-восточному побережью Кеная, где в удобной бухте, найденной во время разведки в 1787 г., 23 мая заложил Воскресенскую крепость.

В партию были отобраны лучшие плотники, добычи рыбацких и охотничьих команд хватало с лихвой, конкуренты ещё не спохватились. Стены росли прямо на глазах.

Убедившись, что строительство под руководством передовщика Егора Пуртова продвигается успешно, правитель, во главе 30 промышленников на двух байдарах и 120 байдарок, пошёл вокруг Кенайского полуострова в Чугацкий залив. Там, в юго-западной части залива их должен был ждать Герасим Измайлов на "св. Симеоне". Охотиться в те немирных местах, да ещё рядом с "лебедевцами", что обустроились в Георгиевской бухте, без прикрытия пушек было рискованно.

Обошли побережье залива, взяли аманатов в трёх селениях и направились в Нучек.

Как ни странно "лебедевцы" не отреагировали на наглую выходку конкурентов, то ли не успели среагировать, то ли просто не смогли собрать в разгар сезона достаточно людей.

Но без войнушки не обошлось.

На острове Нучек, в заливе Константина Баранов встретился с Измайловым и узнал от него, что где-то в окрестности обретается большой отряд колошей и угалахлютов с мыса св.Ильи, которые пришли мстить местным чугачам за какие-то обиды. Поэтому чугачи отъехали на остров Очок, где удобнее обороняться.. Отправив байдару с частью своих людей вместе с кадьякскими партовщиками для разведки промыслов, Баранов разбил лагерь в южной части залива на невысоком островке лежащем при входе в залив Нучек. Островок этот соединялся с большим островом Хтагалук естественной галечной плотиной, шириной 25 саженей, а длиною более версты..

В лагере вместе с Барановым оставалось 16 русских и 150 кадьякцев. Александр Андреевич намеревался посетить Очок и повидаться там с "укрывающимися от колюж достойными чугачами". Имея при себе около 20 чугачских заложников-аманатов и расположившись в столь удобном месте, Баранов не опасался нападения и, вопреки обыкновению, не укрепил своего лагеря рогатками..

Отправиться на встречу с "достойными чугачами" ему не удалось. Сначала заштормило. Затем, 13 июня, укрываясь от шторма в бухту зашёл бриг "Феникс" под британским флагом. Капитан Мур опасался скопления туземцев на берегу но выйти в море не мог по причине повреждения мачт и такелажа. Успокоился он лишь когда сам Баранов поднялся к нему на борт и только удивлялся, как это правитель не беспокоясь остаётся со столь малым отрядом среди сотен вооружённых дикарей. Баранов выделил в помощь матросам для ремонта судна своих людей знающих ремесло и отправил охотников добыть свежего мяса для гостей.

Все пять дней, что продолжался шторм, Александр Андреевич то пребывал в гостях на борту "Феникса", то принимал капитана Мура в своей палатке на берегу. Общались они на немецком языке, который оба знали одинаково плохо. Это не помешало общению и именно Хью Мур первым сообщил Баранову, что шведский корсар Джон Кокс умер от лихорадки в Кантоне и, как честный покойник, не может теперь представлять опасность для русских поселений. На шестой день, перед выходом в море, Мур подарил Баранову своего слугу индийца Ричарда, сказав, что "по способности к языкам сей Ричард свободно говорит по аглицки и скоро выучит русский дабы служить толмачем". Александр Андреевич отдарился лисьим одеялом, меховой камлеей и несколькими чугачскими безделушками.*(3)

На другой день Баранов занялся делами, которые несколько запустил за неделю непрерывного гостевания, а с утра намеревался отправиться на Очок. В ночь с 20 на 21 июня 1792 г. лагерь был внезапно атакован эяками и тлинкитами из Якутатского залива, выступившими в поход чтобы отомстить чугачам за их прошлогодний набег. Хотя военный отряд насчитывал в своём составе не более полутора сотен воинов, не располагавших огнестрельным оружием, они решились напасть на стоянку русских, которую вначале приняли за становище чугачей. Но и разобравшись в своей ошибке, индейцы всё же "поиспытать сил своих отважились, зная притом, что много есть богатства с нами"

Индейцы подобрались к спящему лагерю в излюбленное ими для нападений время: "в самую глубокую ночь пред зорею". Хотя в карауле и стояли пять человек, но "за мрачностию ночи" тлинкитов заметили только когда те были уже в десяти шагах. Со всех сторон ворвались индейцы в лагерь, пронзая копьями палатки и выбегающих оттуда полусонных людей. Ружейная стрельба не могла сдержать их натиска, "ибо одеты они были в три и четыре ряда деревянными и плетёнными куяками и сверху ещё прикрывались лосиными претолстыми плащами, а на головах [имели] со изображением лиц разных чудовищ претолстыя шишаки, коих никакие ни пули, ни картечи наши не пробивали." Положение Баранова было тем более опасным, что больше половины из его людей было новичками, которым не приходилось ещё попадать в подобные переделки. Тлинкиты же, "наблюдая совершенный порядок в движениях по голосу одного повелевающего стройно к нам приближались, а часть только отделённая бегала туда и сюда, причиняя вред нам и иноверцам." Баранов выбежал со сна в одной рубахе, которая тотчас оказалась проколота индейским копьём, спасла правителя лишь поддетая под рубахой дарёная Якобом кольчуга. Вокруг градом падали стрелы. Чугачи и кадьякцы, видя, что их оружие бессильно против доспехов тлинкитов, в панике бросились к байдарам и поспешно отвалили от берега, а те из них, кто остался на берегу, "теснясь в нашем стане отнимали действие рук". Александр Андреевич метался по лагерю, ободряя людей и руководя огнём из однофунтовой пушки, которую перетаскивали "на все стороны, где опасности более настояло." Но даже три выстрела из этого орудия не могли опрокинуть рвущихся вперёд тлинкитов: "Два часа они стояли и мы огонь по них производили до самого разсвета." И новички-казары и бывалые старовояжные держались с равной стойкостью, отражая упорный натиск индейцев. Особенную неустрашимость, отмеченную Барановым, проявил Федор Острогин.

Тлинкиты отступили лишь когда к берегу причалила присланная Измайловым байдара с вооружённой подмогой. Они отошли, унося своих раненых и уводя 4 из чугачских аманатов: мальчики подумали, что на лагерь напали их соплеменники чтобы отбить заложников, а потому сами бежали в сторону нападавших, угодив в руки своих исконных врагов. Баранов подсчитал потери. Из русских погиб один; кадьякцев потеряли 9 человек и 15 было ранено. Тлинкиты, отступая, оставили на поле боя тела 12 своих воинов, а так же одного смертельно раненого, который успел сообщить о подходе к Нучеку ещё десяти боевых каноэ, собранных для похода на кенайцев (атапаски-танайна). Известие это обеспокоило Баранова и он послал людей разведать намерения отступившего неприятеля. Выследить индейцев было нетрудно: они выносили своих раненых и по каменистой земле острова на две версты протянулись кровавые полосы. Так что по этому-то кровавому следу партовщики, не смотря на утренний туман и моросящий дождь, вышли к потайной стоянке нападавших.. Они успели рассмотреть очертания удаляющихся прочь шести каноэ. Встревоженный Баранов поспешил с возвращением на Кадьяк, опасаясь внезапного вторжения колошей в Кенайский залив.*(4)

Тотчас после такой встречи Александр Андреевич срочно затребовал у Правления компании присылки оружия: "колчуг или пансырей сколко можно более … и ружья со штыками весма нужны в опасных случаях, сколко нибудь гранат и поболше пушки…" С тех пор до самого конца своего пребывания в Америке Баранов не расставался с кольчугой, носимой им под верхней одеждой.

Само собой промысел у барановской партии не заладился. Пятая часть байдарок осталась без охотников, а оставшиеся опасались отходить далеко от "св. Симеона" с его пушками. Зато чугачи, вернувшись в свои поселения и узнав о "великой победе над целой армией колошей", добровольно дали аманатов и обещали в будущем году дать охотников. Потому Баранов не очень огорчался, возвращаясь в Павловскую гавань налегке. Тем более, что на материке, против острова Нучек, он нашёл хорошую железную руду и 20 пудов, для пробы, загрузил на "св. Симеона". Прибыв в Павловскую гавань и проверив как без него шли дела, Баранов сложил горн и выплавил из привезённой руды 3 пуда 11 фунтов доброго железа. Первого железа сделанного на западном побережье Северной Америки!

Затем постройка нового порта заняла все его время, пока 21 сентября в гавань не зашёл "Рейнджер" под командованием лейтенанта Ильина. Бригантина привезла немного мехов и полный груз плохих новостей.

Утром 23 апреля Пол Джонс был найден мёртвым. Последний год адмирала мучили ломота в суставах и боли в сердце. Весной он сильно простыл но не прекратил работать: учил промышленных стрелять из всех видов оружия, фехтовать штыком и саблей*(5), самолично проверял посты и безжалостно наказывал провинившихся. Гонял их как привык гонять своих пиратов. Беспрестанно улучшал крепостное строение. В редкие свободные минуты рисовал чертежи будущего корабля, как он говорил "идеального капера". За чертёжным столом его и застала смерть.

Но эта, сама по себе тяжёлая для Компании потеря, была всего лишь первой ласточкой в цепи трагических событий, происходящих вокруг крепости Архистратига Михаила.

В течение последних трёх лет компанейские партии добывали в проливах по 2-3 тыс. бобров в год и в расторжках вокруг крепости скупали не меньше. Ситхинский тойон Скаутлельт, с коим ван-Майер заключил договор о передаче земель вокруг бухты, исправно получая свою долю с добычи и как торговый посредник и был доволен удачной сделкой. Более того, он изъявил свою преданность России и за это получил от Компании в лице ван-Майера обязательство поддержки в случае набега врагов.

Но среди его людей, особенно молодёжи, росло недовольство. Приезжающие из отдалённых мест индейцы упрекали ситкинских, что они продались русским. Смеялись над ними, хвастались своею свободой и выискивали случаи завести ссоры. Пол Джонс несколько смягчал ситуацию, демонстрируя силу и одновременно устраивая богатые патлачи для налаживания дружеских связей. Во время таких "игрушек" трижды были обнаружены воины со скрытыми под одеждой кинжалами. При допросе они показали, что намеревались убить Джонса, как наиболее опасного противника, а потом уж приступить к общему истреблению русских.*(6)

Раскрытие заговоров и неуязвимость повышали авторитет "тойона Дзанся" и обеспечивали охотничьим партиям некоторую свободу действия. Но после смерти адмирала хрупкая система безопасности рухнула. Для изгнания пришельцев был заключён многосторонний воинский союз различных тлинкитских племён. Скаутлельт, под давлением своих воинов, вынужден был к нему присоединиться.

В каолицию вошли не только почти все тлинкиты с материка и с Александровского архипелага, но и жившие южнее хайда-кайгани и цимшиане. Комплексная атака на поселения и байдарочные флотилии была тщательно спланирована зимой 1791-92гг. на совете вождей в селении Хуцнуву. Предполагалось дождаться выхода ситхинской партии из Михайловской крепости, затем атаковать их поочерёдно крупными силами, а после напасть на "главную" партию, шедшую с Кадьяка, предварительно заманив её в какой-нибудь узкий пролив. После должен был настать черёд Якутата.

Однако этот хорошо продуманный план был сорван преждевременной атакой на "главную", кусковскую партию в устье реки Алсек в 40 милях к юго-востоку от Якутата. Вожди не смогли сдержать молодёжь, поэтому нападению, состоявшемуся 23 мая, в течение нескольких дней предшествовали различные провокации, мобилизовавшие партию.

Стремительную атаку индейцев удалось отразить сравнительно легко. Тлинкиты потеряли 10 воинов убитыми. Партия лишилась одного коняга и одного чугача, ещё 4 были ранены. Хотя поле боя осталось за ним, Кусков решил перебраться на небольшой островок у побережья, менее уязвимый для огня противника. У него осталось слишком мало пороху для продолжительной перестрелки. При переезде на остров партовщиков-туземцев внезапно охватила паника, перешедшая в позорное бегство. Их отход прикрывали 20 русских промышленника, растянувшиеся редкой линией, но и они вскоре были вынуждены, бросив всё, бежать к своим байдаркам. Не смотря на это эвакуация на островок прошла без потерь. Там, окопавшись, партия выдержала несколько обстрелов приезжавших на каноэ индейцев. В конце концов они расстреляли свои запасы пороха и предложили мир. Кусков согласился и стороны обменялись аманатами: колоши дали двух сыновей своих вождей в замен на двух конягов. Кроме того, было возвращено часть имущества, брошенного в лагере во время бегства. Кусков мог гордиться, обмен был явно в его пользу, а значит и войнушку выиграл он.

Для пополнения запасов партия была вынуждена идти в Якутат, где и была 30 мая. Там Иван Александрович застал большое число колошей, прибывших с юга якобы для торговли и рыбалки. Как выяснилось позже приезжие намеревались напасть на крепость. Однако неожиданное возвращение 900 охотников спутало их планы.

Кусков вскоре узнал о планах нападения и отправил в Михайловскую крепость 2 байдарки с предупреждением, но они прибыли на Ситху 17 июня, когда крепость уже была в осаде.

16 июня ничто не предвещало нападения. Незадолго до того на промысел ушла партия из 96 байдарок во главе с Иваном Урбановым и тремя промышленными. В крепости остались 25 русских, 6 китайских рабочих, около 30 партовщиков и каюров, в большинстве больные, оставленные для работ, а так же женщины и дети. Штурм начался совершенно неожиданно в середине дня. Около 600 воинов одетых в лосиные плащи поверх деревянных доспехов, с лицами, раскрашенными в красный и чёрный цвета, стреляя на бегу из ружей и луков, бросилось к воротам. Тут же по сигналу из-за мыса вылетела флотилия боевых каноэ (по счёту Медведникова 62, значит не менее 1000 воинов). В то же время загорелась казарма, её подожгли две каюрки-колошенки. Но год службы под руководством Пола Джонса не прошли даром. Правитель крепости, Медведников, после смерти адмирала сумел удержать дисциплину на должном уровне. Поэтому часовые оказались на местах, заряженные на картечь пушки в привратных бастионах встретили атакующую волну слаженным залпом, занявшийся было пожар загасили, между делом убив обеих женщин.

Проведя под перекрёстным огнём пушек несколько минут и потеряв около 20 человек большинство индейцев отступило. Те же, кто оказался в мёртвой зоне, прикрываясь непрерывным огнём, старались выбить топорами полотнища ворот. Стрелять вниз было нельзя из-за непрерывного потока стрел и пуль. Бомбы, бутылки и кожаные мешочки, набитые порохом вперемешку со щебёнкой, взрывались бесполезно. Щебёнка застревала в шлемах и куяках хорошо защищённых воинов.

Неокованные железом полотнища стали сдавать и тогда Медведников не пожалел двух бочонков пороху и, снабдив их короткими фитилями, приказал сбросить саженях в трёх от ворот. Оба взрыва прогремели почти одновременно. Ещё дым не рассеялся, как северные ворота распахнулись и 20 промышленных, во главе с комендантом, пошли на вылазку. Переколов штыками десятка полтора ошеломлённых взрывом индейцев отступили к воротам и затащили в крепость дюжину воинов, что во время взрыва стояли прямо в створе и менее других пострадали, половина из них была ещё жива. Затем встретили набежавшую толпу индейцев дружным залпом и закрыли ворота.

Весь остаток дня и часть ночи индейцы под огнём вытаскивали своих и потеряли ещё около 10. Всего же их потери превышали 100 человек убитыми и жестоко покалеченными. Убыль гарнизона крепости состояла из двух промышленных, что в момент нападения были за стенами, помощник канонира Бабыкин был покалечен по неосторожности в южной башне (взорвался картуз пороху) и там же погибли двое китайцев, что накатывали его пушку. Половина защитников крепости была поранена, но тяжёло лишь трое.

Следующая атака началась перед зарёй. В самое тёмное время, укрытые предутренним туманом, две группы индейцев прокрались к воротам и обложили их пропитанными салом связками хвороста. Залив дополнительно полотнища ворот ворванью, их подожгли. Опомнившихся часовых и проснувшихся промышленных, которые стали заливать огонь, встретил ружейный и лучной бой из темноты.

Южные ворота удалось отстоять, они выходили к морю и стрелкам там негде было укрыться да и огонь был не сильный. Но северные занялись так яро, что опасаясь за пушки в привратных бастионов, комендант приказал снять их.

Понимая, что они живы пока горят ворота, Медведников приказал строить дополнительные укрепления. Когда в седьмом часу индейцы с дикими воплями ворвались через груду углей во двор крепости, их первые ряды уперлись в подкову баррикады с четырьмя полусаженными брешами для пушек. Баррикада высотою в 4 фута была сложена из брёвен от раскатанных магазинов, бани, дома коменданта и других построек, всех, кроме двухэтажной казармы- последней линии обороны в случае прорыва.

Первыми плотную толпу атакующих встретили картечью пушки: 4 на баррикаде и 2 на крыше казармы. Затем ударили стрелки. Все ружья были переданы восьми лучшим, а к ним приставлены по 2-3 заряжающих, в основном бабы. Василий Кочесов, знаменитый среди индейцев и русских как непревзойдённый стрелок, состоял аж при десяти ружьях. Причём от его пуль не спасали и доспехи, Кочесов бил исключительно в голову.

Когда основательно прореженные огнём нападавшие подбежали к баррикаде им под ноги полетели бомбы, а за спиной у них во двор гулко плюхнулись бочки. Пользуясь индейской хитростью, Медведников, за место пушек, приказал втащить на бастионы 4 бочки ворвани и влить туда для крепости по ведру водки. Вниз полетели факелы. Задние ряды остановились в створе ворот перед стеной огня и, под градом бомб, отступили. Те же воины, что оказались зажаты меж огнём баррикады и огнём горючей смеси, зачастую сами в горящих доспехах, были перебиты.

В этом бою колоши потеряли около 100 человек убитыми и пленными(из 28 пленных половина умерла от ран и ожогов). В гарнизоне на этот раз убыль составила 1 убитый промышленный и 1 китаец, те, что сбрасывали бочки, ещё 4 были ранены.

Комендант не дал людям, измученным почти сутками непрерывных трудов и сражений, отдохнуть и малого часа. Не дожидаясь пока прогорит жировое озеро, взбадривая работных водкой, руганью и кулаками, Медведников заставил их залить водой ещё не прогоревшие угли ворот и приступить к возведению новых укреплений. Хоть деревянная обкладка бастионов прогорела, хорошо убитое земляное и каменное наполнение осело но держалось. Их подпёрли брёвнами и жердями, проём же ворот заложили трёхсаженым частоколом.

К часу по полудни самые необходимые работы были сделаны. Во время ремонта колоши пару раз демонстрировали попытки приблизиться к крепости, пресечённые огнём. После того как ворота были заложены, попыток нападения не было. И это большая удача, в гарнизоне не осталось ни одного человека, способного держаться на ногах.В память об этих событиях и сложилась народная песня которую до сих пор поют на ежегодных Ситхинских празднествах.

Во 792 году,

Во Михайловском порту

(Хор: Ай-люли, ай-люли,

Во Михайловском порту)

Во Михайловском порту

Под державою матушки -

Под державою матушки,

Государыни росийской -

Государыни росийской,

Катерины Алексеевны,

Что на Ситхе острову,

Стояла крепость на горе

Стояла крепость на горе,

Во всей сущей красотею

В ней промышленны стояли,

Темны очи мало спали -

Темны очи мало спали,

Свою крепость охраняли.

Мы туда-сюда смотрели,

Ездят там кругом боты,

В ботах люды несравненны,

Аки звери разъяренны.

Они ходят нагишом,

Не обувши - босиком,

Не обувши - босиком,

Принакрасившись корой -

Принакрасившись корой,

Пинапудрувшись пером.

Они вздумали злодеи

Нас во слабостях найти.

Несмотря на их отвагу,

Мы исправились во всем.

Что на бухте-то туман,

Сам Баранов едет к нам,

Легки шлюпочки спускали

И Баранова встречали:

"Здравствуй, батюшка-отец!

Мы совьем тебе венец,

На головушку наденем,

Браву песню запоем".

Мы в Америке живем,

По сту лоз мы получали, -

По сту лоз мы получали,

По пол чарки выпивали. -

По пол чарки выпивали,

Все мы горе забывали.

Ай-люли, ай-люли,

Все мы горе забывали.

Не преуспев в захвате крепости, колоши переключились на охотничьи партии. В ночь с 19 на 20 июня партия Урбанова была атакована в проливе Фредерика. На этот раз индейцы ничем не выдавали своего присутствия и, напав на ночлеге, истребили партию. В резне погибло 92 коняга и 73 было пленено.. Начальник партии, Иван Урбанов, был схвачен живым и связан. Однако, один из алеутов, так же попавший в плен, сумел освободиться и помог спастись своему начальнику. Они укрылись в лесу, где к ним присоединились ещё 7 спасшихся конягов. Когда колоши обоготясь добычей разъехались по своим деревням, они на уцелевшей байдаре добрались до Михайловской крепости. Всего удалось спастись 24 человекам, включая Урбанова.

Тяжелее всего пришлось Афанасию Кочесову, брату ненавистного колошам Василия Кочесова. Заполучив его в свои руки, индейцы постарались умертвить его как можно более мучительно. "Варвары не вдруг, но постепенно отрезывали у него нос, уши и другие члены его тела, набивали ими рот, и злобно насмехались над терзаниями страдальца. Кочесов не смог долго переносить боли и был счастлив прекращением жизни".

Остальных пленников не только не убили, но и пригласили шамана для лечения раненых. Эта доброта объясняется желанием иметь товар для обмена на пленённых Медведниковым воинов. Уже на другой день после отбитого штурма комендант начал вести переговоры, отвечая угрозами на угрозы, время от времени сбрасывая со стен головы со срезанными скальпами и расписывая, как он подобьёт ими своё одеяло.

К тому времени, как на Ситху из рейда вернулся "Рейнджер" под командой лейтенанта Ильина, обмен уже был произведён: за 73-х конягов и алеутов, промышленного Евглевского и 11 женщин и детей были отданы 14 пленных и 75 скальпов. За оставшиеся 5 пленных и 82 скальпа были получены 321 полномерный бобр, часть добычи партии Урбанова.

Приход "Рейнджера" снял с крепости Архистратига Михаила блокаду. Осаждённые опасались выйти даже на рыбалку, т.к. залив день и ночь патрулировали боевые каноэ. Ильин потопил парочку, а потом две недели прикрывал рыбаков. Запасов в крепости оставалось немного, а поделиться с ними было нечем. В конце концов, расстреляв пару прибрежных поселений и разметав в Катлиановой губе "Плавучий форт", резиденцию Скаутлелта построенную на плоту, Ильин посчитал свою задачу по отмщению выполненной. Он оставил для усиления гарнизона четырёх матросов, пообещал прислать подмогу и ушёл в Павловскую гавань.

Погода стояла хорошая, ветер попутный и к 22 августа он подошёл к Якутату. Зрелище пред мореходами открылось прискорбное- груда ещё не прогоревших углей на месте крепости и трупы русских и конягов.

Когда стали собирать тела появился небольшой отряд индейцев. Их тут же отогнали огнём, ружейным и пушечным с борта "Рейнджера", но не далеко. Поэтому к вечеру, похоронив 42 обнаруженных тела, вышли в море. Пока выходили из залива их трижды обстреляли с берега, причём один раз из ружей.

Было ясно, что крепость сожгли, предварительно разграбив, в углях не нашли ни пушек, ни каких-либо изделий из железа. Но как это произошло и уцелел ли кто из гарнизона установить не удалось. Несколько прояснила ситуацию встреча, произошедшая 25-го числа.

У кенайского берега из небольшого залива навстречу флотилии вышла трёхлючная байдарка. Это оказались чугачи из Якутата. По их словам весть о разгроме партии Урбанова вызвала среди партовщиков панику. Они отказались выходить в море Кусков не сумел их уломать и, что бы ни нести дополнительных расходов, распустил партию. Тем временем пошла большая рыба. Большинство мужиков из крепости отправились на лов. К вечеру все с большой добычей возвращались домой, а они замешкались выставляя перемёт на халибута*(7). Когда подходили к берегу то увидели, как добивают последних рыбаков. А Якутат видать взяли ещё днём, когда защищать его было почитай некому. Индейцы стреляли им вслед, но неудачно. С тех пор они пятый день пробирались в Кадьяк.

По их словам комендант Ларионов знал, что эяки клана тлухеди и колоши клана куашккуан вернулись из похода на чугачей битые русскими и что вожди Танух, Лушвак и Якегуа затаили злобу, но не предпринял никаких действий, за что и поплатился жизнью. Уцелел ли кто ещё- спасшиеся не знали.

Все эти новости сперва ошеломили Баранова, а затем привели в состояние холодной как ртуть ярости.

Как он, неглупый и сильный мужик умудрился профукать всё то, что тяжкими трудами приобреталось начиная с 1787г.

Как теперь отчитываться передПравлением?

И что предпринять в отместку колошам, и предпринять немедленно, иначе весной уже не 2 и не 3 отряда придут за честью и добычей в Кенай и Кадьяк.

Средства для этого у Баранова были. В гавани кроме "Рейнджера" и "св. Симеона" стояли "св.Петр" и "Северо-восточный орел", пришедшие из Охотска с полусотней новых работных.

"св. Симеон" ходок не прыткий, зато и "Рейнджер" и "св. Петр"(бриг английской постройки, в девичестве "Королева Бэс") были бегучи. Да и "Орел", построенный в прошлом году опытным корабелом Яковом Ивановичем Шильдсом был отнюдь не плох. Эти 3 судна и нарядил Баранов для похода, т.к. времени до осенних штормов оставалось всего- ничего.

Сентября 12 дня 247 человек, включая мореходов, отправились сводить счёты с ворогом. Очевидно, из-за надвигающихся осенних штормов и сложности со второй за год мобилизации кадьякцев, правитель задумал не полноценную карательную экспедицию, а быстрый налёт силами промышленных и экипажей судов, достаточных для охлаждения чересчур горячих голов, которые могли рискнуть отправиться весной в набег на российские поселения. Однако планы эти изменились, когда в заливе Костантина компанейские суда встретились с флотилией чугачей. Весть о том, что вождь "касаков" собирается воевать Якутат пролетела по кенайским селениям и пять сотен воинов решили присоединиться к этому доброму делу.

Чугачские байдары сильно замедляли движение, но уже 20 числа воины объединённой флотилии высаживались в окрестностях селения угалехлютов.

Селение оказалось брошенным, но угли в очагах ещё не прогорели и на лицо были следы внезапного бегства. В разные стороны были направлены разведчики и уже к вечеру становище беглецов обнаружили. Отряд чугачей при поддержке промышленных стремительно ворвался в него. Все мужчины и часть женщин были перебиты, оставшиеся избиты и жестоко связаны, всё имущество разграблено.

Далее двинулись вдоль берега. Приближение отряда побуждало эяков оставлять свои селения и укрываться в лесах, но дважды чугачам удавалось найти тайное стойбище и тогда судьба их была трагичной.

На шестой день похода навстречу войску вышел отряд воинов, отлично вооружённых но без боевой раскраски. Во главе их стоял вождь, невысокий, плотный, укутанный в цветастое одеяло колошенской работы, с медной шапкой на голове и с медным же двуглавым российским орлом на груди. Это оказался Джиснийи- вождь акойских тлукнахади. Российский герб он выкупил у вождя канахтеди Илхака, рассчитывая на помощь этого талисмана в переговорах с Барановым о союзе против неприлично разбогатевших давних врагов- эяков. Разумеется договор был заключён.

К зиме несчастное племя эяков перестало существовать. Кто не погиб стал калгой тлукнахеди и чугачей или компанейским каюром.*(8) В своих записках Хлебников описал, как чугачи убили вождя эяков Якегуа. "Его раздели и оставили связанным на берегу, но он был силен и пережил холодную ночь. Тогда его развязали и пустили бежать между двумя рядами людей , которые метали в него стрелы. Он, обессилев, упал и ему отрезали кончики пальцев, уши и нос. Он не проронил ни звука и его заставили съесть собственный нос. Слезы выступили на его глазах, но он только и сказал: "Убивая тех людей, я не заставлял их есть свои носы". Мучители, заметив слёзы, сказали: "По крайней мере мы заставили тебя плакать." "Нет, - отвечал тоен, - слезы бегут сами, а я не плачу." Они изрезали его на куски, но он не проронил ни звука и лишь глаза у него слезились. Он умер когда ему отрезали руки. Они бросили его там, где убили".

Баранов вернул 4 из захваченных якутатских пушек и пленных: 4 промышленных, 5 конягов, 2 женщины и 3 детей. Зазимовали в ближайшем к Якутату эякском селении, кормясь эякскими же запасами. Заготавливали лес для восстановления крепости.

До весны многие вожди, устрашённые судьбой эяков, добровольно прислали аманатов. Вождь куашккуана Хаткейк даже решил креститься и крестил также своего сына Шада. А самым расторопным оказался Лушвак. Справедливо предполагая, что следующим после эяков окажется его клан, он добровольно вернул всю свою добычу: 4 пушки, 3 промышленных, 7 конягов и дал 11 знатных аманатов, в том числе своего сына и двух племянников.

В военных и политических заботах Баранов не забывал о делах. Пользуясь тем, что индейцы старались наладить с ним хорошие отношения, скупал по дешёвке меха, особо не спрашивая, их ли это добыча или награбленная в крепости.

На весну была намечена карательная акция на Ситхе, но 23 февраля из Кадьяка пришёл "Орел". Меркульев сообщал письмом о неустройстве среди лебедевцев, требующее присутствия правителя.

1*Спасти меха Баранову не удалось. Ещё на Уналашке они стали припахивать, а в трюмах судов загнили, были сактированы и выброшены за борт.

2*По существу- рабы Компании из аборигенов, купленные, взятые в бою или переведённые в наказание.

3* Г. И. Шелихов и А. Е. Полевой по этому поводу сделали Баранову выговор, укоряя, что он не захватил судно при помощи чугачей. Баранов отвечал довольно резко:"вы удивляетесь моему равнодушию в свидании и дружеском обхождении аглицкова купеческого судна началником Мором, меня болше удивил ваш выговор который обнаруживает беспределную алчность корыстолюбия; как вы надеятся можете чтоб я нарушил священные права странноприимства и человечества кои бы вместо обитаемых просвещенными, нареклись варварскими и во всемирной истории осталось пятно для россиян неизгладимой гнусности, вы желали может быть что бы я и Фомич [Попов, оказавшийся в такой же ситуации на о-вах Прибылова] тут же на месте были повешены, подумайте, Милостивы Государи, откуда мы получили открытия, что агличане неприятели и с нашею державою в войн и где то воспрещение, чтобы не подходить им к российским занятиям, вы еще тово не доставили и в секретных мне данных повелениях не сказано и хто мы, чтобы осмелится нарушить связи и мирныя трактаты высоких дворов … да хотя бы я имел склонности разбойничать скрытно, то как может удержатца тайна таковая между промышленными, кои на малейший порок взирают з замечанием и при первом огорчении или неудоволствии открывают первому навстречу попадающему нимало не заботясь о последствиях, они ж имели притом и доволную противу неприятелских покушений оборону, но оставя то конечно хитростию овладеть было можно, но штоб теперь было, Лебедевския давно бы донесли на нас, кои шаг наш в худую сторону замечают; я был бы отозван в палату уголовных дел судим и может быть как выше сказал, давно на месте повешен, вот дружеское ваше желание, как я слыхал из вас порознь составить мою фортуну. Предписаниям Его Высокопревосходительства я конечно следовать всегда обязан; сказывал прежде Мору и впреть говорить и обстаивать ползы моего отечества в непременный долг себе поставлю, не приемля однакож на себя отражать силами от мест, кои еще не утверждены высоким нашим двором почитать те за пределы России принадлежащия и не получив на то особых повелений об агличанах, но французов за врагов государству щитать буду".

В дальнейшем капитан Мур ещё два года курсировал у побережья Америки, зазимовал в устье Колумбии, заходил на Ситху, встречался с Ванкувером. Ф.Ханкин в своей книге утверждает, что Мур работал на Ост-Индскую компанию и подаренный Баранову Ричард был внедрённым шпионом. Действительно странно, как легко расстался Хью Мур со столь ценным человеком: личный слуга, полиглот, опытный моряк (на "Ольге" он выполнял обязанности боцмана). Очевидно правитель что-то подозревал. Иначе как объяснить, что в 1799г. перед отправкой экспедиции на Нутку и нуждаясь в переводчике Баранов наградил слугу и отправил его на родину в Индию. Поступок не характерный для Александра Андреевича.

4*Многие эксперты считают неадекватным описание этого боя, основанного на докладе Баранова. Действительно: 100 воинов незаметно проникают в лагерь врага и начинают резать спящих. В результате внезапного нападения и последующего двухчасового боя потери оборонявшихся составили 11 человек (9 кадьякцев, убитый в самом начале боя барнаулец Котовщиков и умерший спустя две недели от ран тюменец Поспелов). А у нападавших- 13. В руки русским попало также несколько комплектов боевых доспехов - один Баранов затем отослан Охотскому коменданту, а другой подарил Шелихову.

5* Не смотря на краткий срок присутствия адмирала Джонса в Русской Америке влияние его трудно переоценить. Об этом лучше всего может рассказать словарь. Множество слов с его лёгкой руки (точнее языка) вошли в русам:

"Катлас"- деятельность не требующая особых умения и навыков- от Cutlas- абордажная сабля. Пол Джонс любил повторять во время уроков фехтования, что рубиться катласом можно даже медведя научить за пару месяцев.

"Шваб"- не житель Швабии, а от Swab- швабра- грубый, необразованный человек, моряк самого худшего образца.

Ешё хуже шваба "лабер" от Lubber-- Landlabber- сухопутный моряк, тот кто из-за полного незнания морского дела без толку слоняется по судну.

"Блай" от Belay- Закрути, прекрати. Блай свою байку- прекрати врать, сыты по горло.

Или более сильный синоним "Аваст!"-(Awast!)

"Бомба" слово, которое не смог вытеснить англ. "коктейль"- от английского же Bumbo- напиток Карибского моря из рома с водой, сахаром и мускатным орехом, который любил адмирал.

А в портовых городах не просите подать салат, вас демонстративно не поймут, разумеется если вы не зашли в фешенебельный ресторан a-la frans . Закажите "салмагу"- от Salmagundi- любимый моряками и пиратами Вест-Индии холодный винегрет.

И наконец знаменитое "блядь", ставшее знаменем борьбы старовояжных против казаров в 20-х годах XX в. Не имея отношения к проституткам (эту нагрузку несёт польско-идишское курва), оно происходит от Blow- внезапный, сильный шквал, и выражает удивление и потрясение от чего-либо неожиданного. Blow me gown!- Сбей меня с ног!- любимое выражение адмирала. В современный американский оно вошло как "Wow!"

6*Автор несколько упростил причину восстания индейцев, а поводов для него был целый комплекс. Во-первых, экономического характера: В исконных индейских угодьях алеуты и коняги развернули массовый промысел калана, важнейшего источника товара для торговли с европейцами. Конкурировать с искуснейшими морскими охотниками индейцы не могли. Не даром благоразумный Баранов рекомендовал передовщикам проезжать мимо индейских селений либо рано утром, либо поздно вечером, дабы не раздражать их. Во-вторых, партовщики, пользуясь своею многочисленностью и попустительством русского начальства, грабили индейские захоронения и расхищали запасы вяленой рыбы, заготовленной на зиму. В другой инструкции Баранов строго запрещал во время промысла грабить кормовые запасы индейцев. В-третьих, пренебрежительное отношение к ним некоторых промышленных. И лишь в-четвёртых, антирусская агитация английских, а позже бостонских конкурентов. Именно последнюю причину выделяют официальные документы РАК как главную. Компании было выгодно объявить своих торговых конкурентов в подстрекательстве и добиться от правительства помощи и поддержки.

7*Халибут- палтус. Отсюда- халибутка(сhalibutshep) - широкая, низкобортная шхуна с большой, свободной палубой, образованной за счёт вынесения на ют и бак грота и фока мачт. Разработана и построена впервые в 1853г. на московской верфи для океанского лова трески и палтуса.

8*Некоторые каюрки стали в последствии жёнами промышленных. В 1925г., в самый разгар противостояния старовояжных и казаров, их потомки, как и потомки их родичей, ставших компанейскими каюрами, создали общество "Эяк", целью которого было юридическое возрождение племени. 6 сентября 1926г. В.К. ратифицировал решение Совета племён о законности племени эяк и их тотемов.