Вайатт редко покидал дворец. Поразмяться он, как правило, выходил на террасу. Иногда солдаты охраны вскакивали, встревоженные звуком шагов, но тотчас же успокаивались, узнав одиноко шагавшего по коридорам человека, человека, идущего сквозь лабиринт туда, куда его влекли мечты.

Минуты отдыха у Вайатта были короткими, и поэтому поездка к бывшей королеве показалась ему поездкой на пикник. В машине с Вайаттом был только Дженнингс. Автомобиль летел по оживленным улицам, но никто не узнал человека, о котором говорили, что он правит страной без какого-либо права на это. Конечно, за машиной Вайатта следили агенты службы безопасности, но за их машиной незаметно следовала еще одна. В ней сидели трое.

Через полчаса Вайатт был уже у королевы. Она находилась в комнате одна. Из соседних комнат доносился веселый гомон детей. Королева стояла у окна, едва касаясь пальцами полированного дубового стола, украшенного вазой с хризантемами. На диване лежали аккуратно сложенные стопкой газеты. Вайатт понял, что все они были внимательно прочитаны.

Враги изучали друг друга. Вайатт ждал, когда королева заговорит.

Зал ожидания для важных лиц в аэропорту Кеннеди.

— Лорд Инкли, несколько дней назад вы сказали, что вернетесь в Нью-Йорк с сообщением о полном порядке у вас в стране. Что вы скажете теперь, сэр?

Лорд Инкли еще крепче ухватился за свой портфель и прокашлялся. С американскими корреспондентами всегда трудно.

— Во-первых, лучше называйте меня мистером Сондерсом. Это моя старая фамилия, которую я носил, пока меня не женили на звании пэра.

«Лучше всего отделаться шуткой», — подумал дипломат. Но никто не засмеялся. Журналисты были просто-напросто ошарашены.

— Мистер? Вас разжаловали?

— Да, и не только меня. В Англии все титулы ликвидированы. Я думал, что вам это известно.

— Вы хотите сказать, что решили сотрудничать с этим парнем?

— Я буду служить своей стране.

— Республике?

— Если вы хотите спросить, стала ли Англия республикой, то могу только сказать, что не знаю.

— Почему ничего не предпринимается в отношении этого Вайатта?

— Понятия не имею.

— А как же с правительством, господин Инкли?

— Сондерс. О каком правительстве вы спрашиваете?

— О том, которое разогнал Вайатт.

— Когда я прибыл в Лондон, этого правительства уже не существовало. Но страной управляют. Если люди, которые обычно занимались этим, отсутствуют, значит, их работу выполняет кто-то другой.

— А что будет с англо-американскими отношениями? Как поведет себя этот Вайатт?

Сондерс ответил, как подобает дипломату:

— Мне кажется, капитан Вайатт считает, что США способны сами о себе позаботиться.

Не переставая думать о портфеле, который был у него в руках, и о содержании находившихся там документов, Сондерс попросил извинения и быстро зашагал через зал к выходу, где его ждал автомобиль.

В Нью-Йорке новости распространяются очень быстро, а в Вашингтоне — со сверхзвуковой скоростью.;Через час после краткого интервью Сондерса в аэропорту первые камни полетели в окна английского посольства.

Лоример, Моррисон и Синклер уже собрались в кабинете Вайатта, когда тот вернулся. Заседание совета в полном составе было редким явлением: один или несколько членов его обычно бывали заняты, участвуя в работе комиссий или ведя беседы со своими представителями в министерствах. Все трое сгорали от нетерпения. «Видно, что-то случилось, иначе почему у него такой озабоченный вид?»

— Как вам известно, я только что виделся с бывшей королевой. Сначала мне показалось, что у нее ко мне несколько мелких просьб в отношении воспитателей для детей. Кроме того, я должен был заверить бывшую королеву, что ее старший сын будет иметь право наравне с другими поступать в университет. Все это мог решить и Френч. Но вдруг, — Вайатт сделал паузу, — она перешла к главному вопросу.

Последние пять минут королева стояла неподвижно — вытянутые пальцы рук все еще касались стола, подобно рукам слепого, ищущего опоры.

— Я хочу сообщить вам о своем намерении отказаться от трона.

— Понимаю. По какой причине? — Вайатт ничем на выдал своего отношения к заявлению королевы.

— Мне представляется, что достаточно будет одной — это в интересах страны.

— Такую рекомендацию вы, несомненно, получили от своих советчиков?

Королева перевела взгляд на цветы.

— Это мое личное решение.

— Разрешите узнать, что это — угроза или просто ваше желание.

— Это мое желание.

В глазах королевы сверкнул огонек злости, но она осталась спокойной, как и подобало ее сану. Они думали: арестуем королеву — и дело в шляпе, размышляла она. Но она станет рядовой гражданкой. Он не посмеет держать взаперти простую женщину — общественное мнение будет против этого. Вайатт почувствовал на себе взгляд королевы, которая, видимо, рассчитывала увидеть на его лице растерянность. Но Вайатт был тверд.

— Хорошо. Документ о вашем отречении будет подготовлен и вручен вам для подписи. Это дело несложное, но…

— Дело это как раз сложное, — возразил Вайатту Лоример. — По конституции отречение от трона недействительно без утверждения парламента.

— Я не успел сказать, что именно это я и разъяснил королеве.

— Мне кажется, подписание документа об отречении не будет иметь никакого значения.

— Я уверена, что моего заявления в данных обстоятельствах будет достаточно.

— Это какой-то трюк, — взволнованно проговорил Моррисон. — Если нас свергнут, им будет достаточно принять специальный закон о восстановлении королевы на троне. Ее снова коронуют, и все вернется назад.

— Есть и исторический прецедент, — тихо сказал Синклер.

— А ты сказал ей об этом? — поинтересовался Лоример.

— Кое-что она уже знает. Но дело не в этом. Не мог же я добиваться от нее заверения в непоколебимости ее решения? И все же она дала мне такие заверения.

— Надеюсь, вы понимаете, что это не просто жест.

— Мне кажется, что ваши советчики рассчитывают именно на такое мое восприятие вашего заявления.

— Советчикам нет дела до моего убеждения — страна управляется вполне нормально и без меня.

Вайатт разрешил себе улыбнуться.

— Не понимаю, как можно улыбаться, Вайатт. Мы оказываемся в неловком положении. — Лоример был явно обозлен и обеспокоен.

— Как юрист, ты должен улыбаться чаще, чем другие, — ответил Вайатт. — Твоя реакция — это как раз то, на что они рассчитывали.

— Что касается меня, то они добились успеха, — признался Синклер. — Я согласен с Лоримером. Создается опасное положение.

— Давайте еще раз хорошенько все обдумаем. Согласны? Посмотрим на это с их точки зрения. Совершенно очевидно, рассуждают они, королева — единственный козырь, единственная гарантия для Вайатта. Значит, если она уйдет с трона, у нас ничего не останется.

— И это правда, не так ли? — Моррисона явно раздражало спокойствие Вайатта.

— Не совсем.

— У меня не будет причин возражать, если вы сделаете заявление об отречении после принятия соответствующего постановления законодательными органами. Надеюсь, вы понимаете, что моя позиция от этого не изменится.

Королева посмотрела Вайатту в глаза. В ее взгляде не было ни тени удивления.

— Я не совсем понимаю…

— В данный момент наша оппозиция не ставит перед собой цели свергнуть монархию. Она готова пожертвовать королевой, но считает себя связанной конституцией.

— Но конституция больше не существует.

— Для оппозиции она еще существует.

— Ну и что же?

— Вы можете отказаться от трона сами, но не от имени ваших детей…

Она поняла, к чему клонит Вайатт, но ничем не выдала волнения.

— Продолжайте.

— Их придется оставить под стражей. Вы понимаете меня?

— Да.

— Значит, я могу предположить, что ваше отречение явилось бы просто жестом?

Королева промолчала.

Из специального сообщения Би-Би-Си для телевидения относительно бездомных жителей Лондона и о дворце:

«Люди, которых вы видите, находятся в бальном зале бывшего Букингемского дворца. Это часть тех, кто не имеет жилья и получит по две-три комнаты на семью в этом здании, насчитывающем шестьсот комнат. Из помещений дворца на склад вывезены все личные вещи, мебель, ковры, величественный полог над тронами. Пустота подчеркивает былое величие этих комнат. В углу находятся представители правительства Вайатта. Они руководят операцией «Вселение». Я спросил одного из них, что можно сделать с огромными помещениями.

— В городе, где испытывается такой голод в помещениях, это не проблема.

— Но ведь такие комнаты неудобны для размещения семей.

— Конечно нет. Вайатт и не собирался этого делать. Большой проблемой является устройство студентов. Три или четыре бывших апартамента будут переоборудованы в общежитие для двухсот — трехсот человек. В этой комнате хватит места для столовой на двести человек. В Зеленом и Голубом залах будут устроены помещения для занятий и отдыха.

Затем я поинтересовался мнением некоторых прибывших сюда семей. Вот, например, господин и госпожа Строун.

— Я узнал, что вы только что получили разрешение занять три комнаты.

— Да, в бывших помещениях для прислуги. У нас трое детей.

— Как вы относитесь к тому, что будете жить во дворце?

— Это просто мечта.

— Лучше, чем в общежитии?

— Я хотела сказать, что теперь снова буду вместе с мужем.

— Как долго вы жили в общежитии?

— Несколько месяцев. Муж заболел, мы задолжали за квартиру, и нам пришлось выехать. Кроме того, были жалобы относительно нашего маленького ребенка: говорили, что нас слишком много. Одним словом, пришлось уйти из общежития. Жизнь становилась все хуже и хуже. Несколько ночей мы провели на улице…

— А вас не беспокоит тот факт, что вы будете занимать помещения, принадлежавшие королеве?

— У нее есть коллекция картин стоимостью четыре миллиона. Она не будет голодать. И вот еще что — большинство из нас не такие лентяи, какими нас пытаются представить некоторые газеты. В нашей стране можно найти примеры трудной жизни, что бы там ни говорили политиканы.

— Итак, вы полагаете, что приход Вайатта к власти несет стране лучшую судьбу.

— Если бы этот человек завтра объявил войну, я, не задумываясь, поддержала бы его. Между прочим, когда мы участвовали в демонстрации перед зданием суда, к нам подошел офицер. Он был единственным человеком, обратившимся к нам, кроме репортеров. «Не всегда будет так», — сказал он. Потом дал некоторым из нас по монетке, чтобы мы купили детям конфет.

— И вы думаете, что это был Вайатт?

— Можете считать как угодно».

Из сообщения политического обозревателя «Таймс» от 3 ноября:

«В Уайтхолле и на Флит-стрит распространяются слухи о планах Вайатта в отношении тех частей Рейнской армии, которые в настоящее время эвакуируются из Германии. В то время как некоторые батальоны перебрасываются в Англию на самолетах, многие из руководящих лиц задают себе вопрос: что же дальше? Быстрая эвакуация без предварительной подготовки означает, что речь идет не только об экономии средств на содержание войск вне метрополии. Нам известно, что некоторые прибывающие подразделения и части будут переданы в распоряжение ООН для использования в качестве сил поддержания мира. Эта мера заслуживает высокой оценки, которую она получила у нас в стране и за рубежом. Но какова судьба остальных частей и подразделений? Поспешная их эвакуация может означать только, что существуют какие-то планы в отношении использования этих войск. До сих пор капитан Вайатт стремился знакомить широкие массы со своими намерениями. Было бы и достойно сожаления и опасно, если бы он решил скрыть свои намерения на этот раз».

Обозреватель «Таймс» очень умно возбудил у своих читателей озабоченность тем, что казалось обычной передислокацией войск. Совершенно очевидно, что не могло быть причин для поспешной эвакуации войск, если Вайатт не намеревался предпринять какую-то военную авантюру. Но, рассуждал обозреватель, где же в мире есть возможность побряцать оружием? И вот мысль рождается в Вестминстере. Сообщается, что Вайатт провел переговоры с представителями некоторых африканских государств. Он совершенно четко заявил о своей позиции по вопросу о Родезии. Может ли быть?..

Утром в четверг все лондонские клубы охватило мучительно сдерживаемое возбуждение. Видные деятели были полны решимости разобраться в истинном смысле тех слухов, которые носили сенсационный характер. Поскольку Вайатт объявил о проведении пресс-конференции на следующий день, им просто необходимо было попытаться сопоставить факты.

«Кабал» начал заседание в десять часов. Лэнгли, как и всегда, опоздал, но остальные под влиянием быстрого развития событий решили пренебречь принятой процедурой молчания до прибытия всех членов клуба и завязали беседу, в ходе которой договорились, что, какова бы ни была позиция Лэнгли, необходимо что-то срочно предпринять. Только Ригг молчал. Он приберегал свои аргументы для бывшего пэра. И как только старик появился, Ригг сразу же бросился в атаку;

— Ну, мистер Лэнгли, вы все еще настаиваете на том, чтобы ничего не предпринимать?

Старинный отпрыск елизаветинского рода хотел было опуститься в любимое кресло, но, услышав вопрос Ригга, выпрямился, подошел к Риггу и бросил на него пронизывающий взгляд.

— Вы забываетесь, мистер Ригг, — спокойно сказал он и, повернувшись, пошел к своему креслу.

Ни на кого не глядя, Лэнгли спросил:

— Надеюсь, все читали эту заметку в «Таймсе»?

Все были знакомы с заметкой. А фельдмаршал добавил, что, наверное, что-то кроется за этим, так как ни, одна другая газета не поместила ничего похожего.

— Конечно, что-то кроется. — Голос Лэнгли дрожал. Он изо всех сил старался скрыть свою злость. — Из весьма авторитетных источников мне известно, что Вайатт намерен предъявить ультиматум Родезии. Возможно, он заявит об этом завтра на пресс-конференции.

Слабые звуки движущихся по улице машин почти не нарушали тишины, пока четверо из членов кабинета обсуждали только что услышанную новость.

— Мы могли бы помешать этому, — только и осмелился сказать в этот момент Ригг.

— Мы и сейчас можем это сделать, — попытался успокоить собравшихся Минтер.

— Мы обязаны… — начал было Кэмпбелл.

— Вы все рассуждаете так, будто перед вами дурак. — Старик прокашлялся и продолжал: — Они пытались устроить дело с отречением. Я же говорил, что Вайатт все поймет. Так и случилось. Я все время говорил — подождите, пока он оступится. И вот он оступился раньше, чем я ожидал.

— Удастся ли мобилизовать общественное мнение? — тихо спросил Уинлос.

— Это сделает пресса. Но этого недостаточно. К сожалению, Би-Би-Си — на стороне Вайатта, а телевидение тоже играет ему на руку. Вот еще одно гнездо интеллектуальных анархистов, о расчистке которого в свое время придется подумать.

— А пока? — спросил Минтер.

— А пока, перед тем как прийти сюда, я побывал у комиссара полиции. Меры будут приняты. Настало время войны нервов, время для создания санитарного кордона.

— Что он намерен предпринять? — спросил Уинлос. Старик довольно ухмыльнулся.

— Ему известны некоторые мои идеи. Мне кажется, результаты не заставят себя ждать.