Третья встреча Вайатта с корреспондентами носила характер его отчета о проделанном. За короткий промежуток времени своего правления он ни разу не упустил из вида тот факт, что народ должен быть хорошо информирован.

Он привел цифры в доказательство того, что число уголовных преступлений значительно уменьшилось. По всей стране зарегистрировано только двадцать пять серьезных уголовных преступлений. Существенно уменьшилось число дорожных происшествий. Люди водили машины осторожно. Видимо, потерять навечно пропуск в рай значило меньше, чем потерять водительские права. Укреплялось и международное положение страны. Текучести фунта стерлингов не наблюдалось. Позиции фунта укрепились. Угроза США изъять вклады не реализована, да она и не могла быть реализована, поскольку в этой игре могли бы участвовать обе стороны. Восстановлены дипломатические отношения с рядом стран; ведутся переговоры о торговле с ними. Вайатт зачитал текст ноты протеста из Оттавы и объявил об отставке двух командующих видами вооруженных сил.

Корреспонденты заволновались. Имело ли это какое-нибудь отношение к вопросу о Родезии, спрашивали они себя. Но никто из них не мог представить, что объяснение Вайатта по этому поводу будет таким сенсационным.

— Они подали в отставку, — сказал Вайатт, — из-за несогласия с моим решением сократить вдвое военные расходы. Тысяча миллионов в год теперь будет расходоваться на школы, госпитали, строительство жилья и развитие техники.

И мы сделаем то, что обещали. Нам безразлично, сколько еще военачальников подадут в отставку. От них не больше толку, чем от наших министров обороны, которые только и думают о том, чтобы увеличить военные расходы.

Собравшиеся на пресс-конференции положительно встретили эти слова Вайатта, но он не дал им даже перевести дух.

— Программа строительства автомобильных дорог тоже будет значительно сокращена. Бывший министр транспорта ставил перед собой цель израсходовать максимум средств — восемьсот миллионов — для приобщения возможно большего числа людей к сомнительному удовольствию водить машины по дорогам и почти такую же сумму на развитие общественного транспорта. Это ошибочная экономическая практика, характерная для бывшего правительства, которое не умело сочетать желаемое с возможным. Добиться этих двух целей одновременно нельзя.

Декрет о транспорте будет опубликован на следующей неделе. Железнодорожный транспорт начнет работу, а железнодорожники получат справедливые условия труда, которых они заслуживают. Вы увидите, что мы намереваемся эффективнее использовать имеющуюся дорожную сеть. Это будет сделано путем привлечения большего числа рабочих к обслуживанию транспортной сети. Англия — небольшая страна, значит, и сеть ее дорог должна быть небольшой. Мы не можем позволить себе соревноваться с Америкой, занимающей целый континент, в отношении величины транспортной сети.

За вступительной речью Вайатта последовали вопросы:

Корреспондент газеты «Глазго геральд»: Высказываются самые различные предположения относительно судьбы базы в Холи-Лох и американских авиационных баз в Англии. Не мог бы капитан Вайатт внести ясность в этот вопрос?

Вайатт; Никаких сомнений в этом отношении быть не может. Базы будут закрыты в ближайшие несколько недель. Сегодня в полночь их деятельность прекращается.

Корреспондент газеты «Сан» поинтересовался, какие меры Вайатт намерен принять в отношении безработицы.

Вайатт: Наша цель — всеобщая занятость. Если бы не было других поводов, таких, как Ригли, следовало прогнать за цинизм, за то, что они соглашались с наличием «максимум двух процентов безработных в данный момент». Никакая другая цифра, кроме нуля, в этом случае неприемлема.

Корреспондент газеты «Дейли миррор»: Но если работы нет?

Вайатт: Нужно найти ее. Разве государство может позволить себе разбрасываться рабочей силой? В связи с этим становится очевидной необходимость отмены закона о выборочном найме. Мы не сможем сделать ни шагу вперед, пока работодатели пользуются правами, здравый смысл которых равен нулю.

Корреспондент газеты «Дейли компресс»: Капитан Вайатт, люди озабочены вчерашним сообщением «Таймс», из которого следует, что за вашим решением вывести части британской армии на Рейне из Германии скрывается какое-то злонамерение. Вы представляетесь человеком, всегда стремившимся играть с открытыми картами. Не могли бы вы прокомментировать это сообщение.

Бейнард злобно взглянул на корреспондента.

Корреспондент Доусен постарался скрыть свое волнение. Ему очень хотелось узнать, как сумеет Вайатт выйти из трудного положения — сохранить свою репутацию откровенного человека и не выдать тайны.

Вайатт: Как я уже говорил, третья часть личного состава этой армии будет демобилизована, одна треть сил армии останется в метрополии, а остальные подразделения будут предоставлены в распоряжение ООН, если эта организация даст свое согласие.

Вайатт уже знал, что ООН с радостью приняла его предложение. Сообщение было получено утром, но Вайатт решил пока не говорить об этом.

Корреспондент газеты «Дейли компресс»: Можем ли мы получить от вас заверение о том, что войска нашей Рейнской армии, остающиеся в метрополии, не будут использованы против Родезии?

Вайатт (облегченно вздохнув): Я торжественно заверяю вас в этом.

Вайатт сидел, откинувшись в кресле. Внезапно он почувствовал усталость от множества документов, докладов и записок, усеявших огромный стол. Он увидел, что Дженнингс наливает кофе, и обрадовался присутствию сержанта.

— Это невероятно, Дженнингс. Мы здесь меньше двух недель.

— Ну и что?

— За это время я побывал в Регентском парке и в Тауэре.

— Не знаю, на что вы жалуетесь. — Сержант помолчал, размешивая сахар в чашке с кофе. — Вам ведь не пришлось платить за вход?

Разговор явно не получился, и Вайатт снова занялся делами.

У комиссара полиции не было повода благодарить службу безопасности. Если бы не ее провалы во время сопровождения некоторых важных государственных деятелей, Вайатту ничего не удалось бы добиться.

Руководителя этой службы следовало осадить. Конечно, обеспечение государственной безопасности — важное дело, но запоздалый арест нескольких шпионов не дает им повода вести себя, подобно Джимми Бонду. И вот теперь, благодаря Лэнгли, он получил право распоряжаться этой службой.

А дело было хлопотливым. Привередливый комиссар полиции не очень был доволен поручением. И все же сейчас он с удовольствием ждал стука в дверь. А когда стук раздался, слово «войдите» прозвучало определенно радостно.

Перринс вошел осторожно, раздумывая, не связано ли это приглашение со вчерашним его донесением. Во всяком случае, думал он, какая-то связь должна быть. А что касается неудачи службы безопасности, то его обязанности… Перринс думал, что ему предстоят неприятные полчаса, но шеф казался дружелюбно настроенным и даже предложил ему выпить. Однако Перринс помнил, что старик Бритва (Фамилия сэра Джона — Блейдс, что по-английски значит «бритвы».), может быть дружелюбен во имя цели, которая не так уж приятна. Так случалось не раз. Перринс налил себе большую рюмку джина и выпил. Сэр Джон, улыбаясь, ждал, пока он устроится в кресле.

— Неприятное дело, Перринс.

Перринс кашлянул и решил, что лучше всего ответить как-нибудь нейтрально.

— Конечно, сэр, — тихо произнес он, видя, что шеф принимает все более загадочный вид.

— Наверное, все это готовилось несколько месяцев и даже лет, но никому невдомек.

Перринс заерзал в кресле от едкого укола.

— И в армии то же самое. Работали как поденщики. Кстати, в министерстве обороны очень недовольны вашими расследованиями. Там полагают, что это дело рук военной разведки.

— Беда могла прийти откуда угодно, сэр.

— Никто не признается.

— Каждый думает о себе.

— Конечно. Впрочем, это свойственно всем нам. Но неужели в голову вам не приходила мысль, что инициатором явились армейские круги?

— Был случай, когда несколько военнослужащих выдвигали свои кандидатуры в парламент. Мне представлялось целесообразным проверить, нет ли здесь связи с нынешними событиями.

Сэр Джон согласился, что над этим следует поразмыслить.

— Итак, — заключил он, — мы оказались в беде.

— Точно, сэр, — ответил Перринс, ожидая дальнейшего развития мысли шефа.

— Жаль, что мы не можем спасти королеву.

— Очень опасно, сэр. Мне кажется, они не остановились бы перед…

— Верно. Поэтому мы должны вести старую игру. Тянуть, пока не вытянем. Сначала мне казалось, что этот Вайатт глупец, и так думали многие, не правда ли? — Сэр Джон рассеянно посмотрел на портрет леди Грейс, стоявший в рамке у него на столе. — Но он оказался не таким уж глупым. Впрочем, — сэр Джон ухмыльнулся, — отменой титулов он нажил себе много врагов.

— Страна неплохо встретила это известие. — Перринсу очень хотелось узнать, как Блейдс чувствовал себя, потеряв звание сэра Джона.

— Моя жена прямо-таки взбешена. Я не так переживаю. Если бы Вайатт встретился ей, она наверняка сразу же прикончила его.

— Она, конечно, против отмены титулов? — спросил Перринс.

— Против? Она буквально сходит с ума от мысли, что кто-нибудь из соседей назовет ее госпожей Блейдс. Она отказывается ехать в клуб потому, что убеждена:, каждый встречный подумает о новом ее имени, если даже не произнесет его. Конечно, она вышла за меня не из-за титула, но лучше остаться вдовой, чем оказаться без титула.

Перринс пробормотал какие-то слова сочувствия и стал раздумывать, к чему все-таки клонит шеф.

— Итак, Перринс, мы должны что-то предпринять хотя бы ради того, чтобы вернуть моей жене душевное спокойствие.

Перринс отпил из рюмки глоток джина, а затем задал глупейший из вопросов, который только мог прийти ему в голову:

— У вас есть какие-нибудь предложения?

— Вчера у меня был посетитель. Один из членов «Кабала».

Перринс чуть не выронил из рук рюмку. Дело оборачивалось хуже, чем можно было предположить. Он осторожно поставил рюмку.

— Неужели?

— Конечно, речь не идет об ультимативных требованиях. Они не такие люди. Просто дали понять, что полетят головы, если не начать делать дело.

— Понятно.

— Я заверил своего гостя, что вы свой долг выполните.

— Вайатт?

— Нет, как ни смешно, не он. И не Френч и не Бейнард.

— Остальные редко покидают дворец, если, конечно, не считать Моррисона.

— О нем и речь. Уберите его.

Сэр Джон предложил Перринсу еще рюмку вина, но тот отказался, тем более что не совсем понял приказ и решил, что ослышался. <*

— Какой же смысл в этом?

— Мы должны заставить их понервничать. Пока им все удается потому, что они чувствуют себя в безопасности. Кроме того, должны же мы с чего-нибудь начать.

Перринс вдруг заметил, что шеф избегает смотреть ему в глаза. Глядит в окно, на полки с книгами, на карту города, на портрет леди Грейс, но только не ему, Перринсу, в глаза.

— Убийство Моррисона, — сказал Перринс твердо, — никакого влияния на авторитет Вайатта среди народа не окажет.

— Черт возьми, да разве он не враг государства? Вы рассуждаете как забастовщик. Да разве народу есть какое-нибудь дело до Моррисона или даже до Вайатта? Люди просто будут глазеть на происходящее, как на новый эпизод из детективного кинофильма. Хлеб насущный и телевизор — вот что интересует народ.

Но Перринс, прислушиваясь к обеспокоенному голосу человека, который стремился сохранить за собой должность, слышал только холодный, бескомпромиссный голос «Кабала».

Государственная безопасность. Что могли означать теперь эти слова? И зачем ему связываться с этим Моррисоном? Враг государства. Приказ свыше — уничтожить. Это его задача. Прежде всего нужно найти этого человека, а затем убить. Государственная безопасность… Перринс был уверен в одном: придется привлечь кого-то со стороны, его парни не захотят марать рук.

Приняв это решение, Перринс отправил Лингфилда собрать нужную информацию, а сам, откинувшись в кресле, постарался забыть об этом грязном деле. Обвел внимательным взглядом свой кабинет. Каким же обветшалым показался он ему. Потом Перринс стал считать булавки с флажками, наколотые на картах. Он знал, что означает каждый флажок. Разве это не власть? Ковер местами сильно потерт. И почему он не замечал этого раньше? Ну конечно, дела. Слишком занят преследованием врага? Но кто настоящий враг — шпионы, Блейдс, Моррисон, Вайатт или Лэнгли? Нет, это не власть. От Блейдса и до последнего сторожа — все они рабы и прислужники «системы», а «система» снова пришла в движение и требует крови англичанина Моррисона, врага государства.

Перринс оторвал взгляд от потертого ковра и подумал, что он не кто иной, как инструмент мести. В этот момент вошел вернувшийся с задания Лингфилд.

— Ну?

— Только один попался недавно. Убийцы притихли после издания Вайаттом декрета. Но простите, сэр, мы снова будем заниматься своим делом?

Перринс пренебрег вопросом и не обратил внимания на огонек надежды, который засветился в глазах Лингфилда. Он очень часто думал о Керли как о подходящем начальнике концлагеря, если такие заведения существовали бы в Англии.

— Это его личное дело?

— Да, сэр. — Лингфилд передал дело Перринсу. Тот быстро пролистал страницы, задумался, а затем произнес:

— Любит побаловаться с оружием.

— В армии был лучшим стрелком. С тех пор у него сохранилась любовь к оружию.

Перринс снова полистал дело. Помолчав, заметил:

— Три года за вооруженное нападение. Очень уж громко сказано.

— А как же, сэр?

— У него был обрез. Он буквально перерезал ноги человеку пулями во время бандитского налета. Но «вооруженное нападение» звучит лучше.

— И он подойдет?

— Да… Его политические убеждения тоже годятся. Он подойдет, Керли. Организуйте все как нужно, прошу вас.

— Поговорить с ним?

— Да. И быстрее.

В последующие несколько дней ничего примечательного не произошло. Все выглядело так, будто страна перенесла сильное землетрясение, и теперь все устраивалось. Кто-то правил страной — и это главное. Не важно, кто был у власти и как этот человек управлял страной. По крайней мере не хуже, чем предшественники, если не лучше. Цены на продукты не поднимались, капиталовложения росли, принимались меры к сокращению безработицы. А до рождества оставалось каких-нибудь сорок дней.

Контролируемое общество! У Ригга на этот счет не было никаких сомнений. Именно так он в обобщенном виде представил необходимость подвинтить гайки, излагая свои мысли гостям, собравшимся у него на даче.

— Это произошло потому, что мы слишком долго и слишком во многом потворствовали фермерам. Теперь время, что называется, проучить их.

— Мартин любит народ, — с улыбкой произнесла жена Ригга.

— Народ! Это же мусор. Кандидаты в каторжники, поощряемые благотворительностью и заработками в сверхурочные часы на то, чтобы в какой-то момент сказать, что они тоже хорошие и даже лучше других.

— Это он нас имеет в виду, — пояснила жена Ригга гостям. Все только понимающе улыбнулись.

Ригг был вне себя.

— Ну хорошо. Улыбайтесь. Но и вы знаете, что я прав.

Гости все понимали и вслух говорили об этом. Все было понятно всем, кроме одного гостя — невысокого темноволосого человека, которого Ригг выбрал себе в преемники в «Кабале».

Слушая знакомую болтовню, этот человек думал о будущем. На него пал выбор осуществить мечту «Кабала» о контролируемом обществе. Для этого нужны были только время и терпение.

Никто не был так удивлен, как Милли, когда он в тот же день неожиданно вернулся домой. Она уже приучила себя к мысли, что муж будет отсутствовать долго. Он сразу же начал извиняться. Получил, дескать, работу на строительстве, хороший оклад. Но Милли не нужны были его извинения. Муж снова дома, и он ни в чем не замешан. Она даже застыдилась своих мыслей, что он способен на убийство сторожа или что-нибудь подобное.

А он? Он сидел и разглядывал коврик с изображением вставшей на дыбы лошади, который подарил им на свадьбу дядя жены. Милли знала, что муж не любил этого коврика. А он перевел взгляд на нее, и от этого взгляда ее бросило в дрожь. Фред не был похож сам на себя, когда заговорил:

— Они знали… Альф сказал им, где находится эта штука. Они отпустили меня и сказали, что сообщат, если потребуюсь. А затем… они вернули мне эту штуку.

— Что вернули? — с дрожью в голосе спросила Милли.

Ответа она так и не дождалась.