Стражников во дворце было больше обычного — и неудивительно, учитывая приближающийся Совет, пеструю компанию только что прибывших в Сюзейл лордов и тех представителей знати, кто еще не добрался до столицы.
Несмотря на это, госпожа старший рыцарь Тарграэль поднялась на два этажа и прошла через все длинное здание с почти небрежной легкостью. Ганрахаст и Вэйнренс пропали без вести, а без их руководства боевые маги остались сами по себе, и занимались в основном поисками своих начальников, мало заботясь о чем-нибудь кроме этого. А поскольку они уже обыскали дворец сверху донизу несколько раз, большинство магов вели поиски в других местах.
Это означало, что для того, чтобы позаимствовать у давным-давно мертвой королевы Гантарлы обоюдоострый кинжал из палаты Черного Креста, требовалось просто прогуляться туда, подвинуть к стене кресло, встать на него и высвободить висящий на стене кинжал из старых кожаных ремней.
Ремни рассыпались в пыль, и дело было сделано. Кресло вернулось на место, она прогулялась обратно, легко миновав юного стражника, зевавшего в проходе за дверью в палату.
Кинжал был красивым, изящным оружием — эльфийским; плавные линии, обманчиво хрупкая форма, и бритвенная острота, даже спустя столько лет — и хорошо улегся в руку Тарграэль.
Она взвесила клинок, улыбнулась про себя, и произнесла:
— Эльминстер должен умереть!
Рыцарь смерти в темных доспехах все еще произносила последнее слово, когда тайная дверь, к которой она направлялась, широко распахнулась — и Тарграэль очутилась лицом к лицу с пурпурным драконом, открывшим дверь с другой стороны.
— Стоять! — крикнул он, шагая вперед и поднимая свое копье, нацелив острие ей в грудь. Кончик светился волшебным сиянием, сказавшим Тарграэль, что магия копья может уничтожить ее. Кроме того, дракон поднял щит, закрываясь им.
— Бросить оружие! Руки вверх! Как зовут?
Лионар, судя по знакам отличия. Что дальше? Зачем лионар рыщет по дворцу с копьем и щитом?
— Крайне опрометчиво бросать вызов мне, — сказала она, не обращая внимания на его приказы. Их скрестившиеся взгляды похолодели.
— Как тебя зовут? — повторил он громко и требовательно.
Тарграэль вздохнула. Это становилось утомительным, а дракон слишком хорошо ее рассмотрел.
— Для тебя я — госпожа старший рыцарь, — холодно ответила она, — и здесь я отдаю приказы, лионар. Убери копье или ответишь.
Внезапно острие оказалось почти у нее под носом.
— Ты не ры...
— Хватит, — с отвращением прервала его Тарграэль, призывая то, что мудрецы именовали «нечистым пламенем», швырнув его дракону прямо в лицо — и шагнув в сторону, чтобы избежать любых отчаянных выпадов копьем. Она держала кинжал Гантарлы за спиной, и не стала доставать из ножен меч. Отчаянный вопль дракона прервался миг спустя, и к тому времени Тарграэль уже прошла через тайную дверь, закрыв ее за собой.
Оставив неудачливого лионара валяться без сознания несколько дней. Если он вообще очнется, то будет бредить о встрече с одним из дворцовых призраков.
Противные создания, эти призраки.
***
Одинокий смешок прокатился по огромной пещере глубоко под дворцовыми погребами. Ах, Тарграэль...
Пещера некогда была самой тайной заклинательной палатой Берубла, где архимаг, основавший человеческое королевство Кормир, ставил самые смелые свои эксперименты.
Некоторые из этих экспериментов пошли наперекосяк, и пещера превратилась в обитель дикой магии. Ее покинули, запечатав прочной защитой, чтобы спасти неосторожных от смертельной опасности и не позволить им сплетать заклятья, которые могут обрушить дворец прямо на головы всем его обитателям.
Дикая магия клубилась здесь на протяжении многих сотен лет, пока Волшебная Чума не вычистила это место, оставив пещеру зиять пустотой в ожидании посетителей.
Посетители прибыли, и тот, кто стоял здесь, смеясь, мог быть только человеком, намеревающимся вскоре править Кормиром.
Человек, чья архимагия заставила бы замяться самого Баэрубла, тот, кто был один, но управлял мыслями многих.
И в пещере, и в разуме Тарграэль Мэншун засмеялся снова.
Его госпожа Темный Доспех была настоящим удовольствием. Наслаждение от ее холодного злодейского разума почти соблазнило его чересчур долго продержать Тарграэль активной. Все возрастал риск потерять ее из-за заклятий напуганных боевых магов, когда они наконец увидят все возникшие многочисленные угрозы. Все больше прибывало в Сюзейл знати, все приближался день Совета, заговорщики плели заговоры, призраки синего пламени рыскали по улицам, убивая всех, кто подвернулся, а этот Эльминстер свободно расхаживал по коридорам их собственного дворца.
Боевые маги все еще представляли собой полный хаос некомпетентных, чрезмерно назойливых идиотов, но теперь им приходилось справляться без лорда Ганрахаста и его преданной ищейки лорда-защитника, и маги — наконец-то — пытались принимать решения самостоятельно.
До сих пор это были неверные и слишком запоздалые решения, но даже глупые недоросли-маги не могли не заметить красивую, изящную и очень мертвую женщину, расхаживающую по их дворцу в черном доспехе архаичного стиля, не подчиняясь приказам... и даже глупые недоросли-маги умели наводить жезлы на цель и активировать их.
Да, давно пора было снова погрузить Таграэль в сон до того дня, когда она снова ему понадобится.
Ему понадобятся и остальные, в том числе по крайней мере один боевой маг, так что настал час исчезнуть из разумов Талан, Рорскрина Мрелдрейка и различных слуг поместья Грозозмеев, как будто его там никогда и не было.
Он — и возможно, он один — мог так сделать.
После того, как Эльминстер умрет, а он разделается с жалкими остатками кормирского прошлого — боевыми магами, Вандердагастом и призрачной принцессой Алусейр, императору Мэншуну потребуются все его инструменты.
Настанет время править, и преданные слуги окажутся весьма полезны.
А до того никто не узнает, что они были марионетками Мэншуна.
— Неуклюжая выжимка мыслей, что так часто делает боевых магов и их жертв безумными, не для меня, — сказал Мэншун темной пустоте вокруг. Его указательный палец заставил подплыть ему в руки графин и внушительный хрустальный кубок. — Хоть я и вампир, но прежде всего я — истинный архимаг. Я подчиняю разумы и покидаю их, не оставляя ни единого следа, который могли бы отыскать нижестоящие глупцы.
Простая истина, а не самовлюбленное бахвальство; пока другие играли в тиранов или вмешивались во все подряд, он работал над своими заклинаниями. Он способен был на вещи, которых ни один кормирский маг не мог даже надеяться добиться с помощью магии. Ха, он способен был на вещи, которые большинство считало невозможными.
Мэншун откупорил графин и наполнил кубок, смакуя изысканный аромат редкого и старинного эльфийского вина.
Очень скоро Тарграэль пройдет через эту дверь и вручит ему зачарованный кинжал, который можно будет отправить в полет, чтобы клинок спикировал и пронзил Эльминстера сзади, на тот случай если битва со Старым Магом начнется прежде, чем старого дурака постигнет тщательно спланированная для него судьба.
Получив кинжал, он сможет отправить рыцаря смерти на заслуженный отдых. Она больше не потребуется для охраны этой пещеры — для этого послужат неживые созерцатели под его мысленным управлением. Кроме них, Мэншун обладал телом живого созерцателя — разрушить разум которого было настоящим триумфом — и мог вселиться в него, когда пожелает.
Или в том случае, если кто-то уничтожит человеческое тело, которое он занимал.
Мэншун зарычал от этой мысли, вспомнив, кто же убил больше всего принадлежавших ему тел за все прошедшие годы... а еще чаще служил ничего не подозревающим инструментом в его играх.
— Эльминстер, — предвкушающе прошептал он, — ты умрешь. Уже очень скоро.
Действительно скоро, ведь как он и планировал, Мудрец Долины Теней остался один.
Любовница Эльминстера снова сошла с ума, а его последний союзник и целитель, Шторм, отправилась к ней в Долину Теней. Там обе среброволосые суки умрут, или по крайней мере будут слишком заняты, цепляясь за жизнь, чтобы вернуться в Сюзейл вовремя и помочь Мудрецу Долины Теней. Это случится благодаря тому, что сказала его марионетка Мрелдрейк старшему рыцарю Старбриджу.
Этот неутомимый молот врагов Кормира в этот самый миг должен прочесывать Долину Теней в поисках Эльминстера и его сребровласых девок, считая, что эта троица намерена с помощью волшебства напасть на короля Форила сразу после Совета.
Мэншун пригубил вино и одобрительно кивнул. Да, его планы осуществлялись, как и было задумано.
Он использует Талан, чтобы убить Гаскура, в разуме которого он обитал чаще всего и по необходимости исказил, в поместье Грозозмеев — после того, как с помощью магии придаст Гаскуру облик Расгула. При этом Мэншун убедится, что Амарун Белая Волна увидит Расгула мертвым, а потом развеет его облик — чтобы она стала свидетельницей того, как ее мертвый клиент «растворяется», превращаясь в Гаскура, незнакомого ей человека.
Эта маленькая уловка должна напугать ее, вынудив отречься от Эльминстера, вместо того, чтобы согласиться с ним работать.
Впрочем, Амарун не обладала особыми склонностями к магии. Белая Волна являлась всего лишь умелой воровкой, и легко могла погибнуть — но была куда полезнее в роли мучительницы Эльминстера. Если она отречется от своего предка, это подкосит старика куда сильнее, чем все, что мог бы сделать Мэншун.
А Эльминстер должен страдать.
Отречение и предательство всех, на кого рассчитывал и кому доверял Мудрец Долины Теней, должны причинить ему достаточно боли, прежде чем появится непредвиденный старый враг — Мэншун, над которым Эльминстер в прошлом не раз брал верх и унижал — и убьет старого козла.
Мэншун улыбнулся графину.
— И когда Эльминстер будет мертв, эти руки прикончат его, я наконец-то выйду из его тени, — сказал он сосуду. Затем обнаружил, что тот подозрительно быстро оказался наполовину пуст.
Он покачал головой. Вечная проблема с этими графинами...
Настало время также попрощаться с разумом Марлина Грозозмея. Юный глупец, обреченный собственными амбициями, и все же до сих пор играющий свою полезную — хоть и неосознанную — роль.
— Я пустил его, как стрелу в дворянство Кормира, чтобы посмотреть, сколько жизней он сможет забрать, прежде чем падет, — довольно прошептал Мэншун. — А затем кто-то другой завладеет призраками синего пламени и использует их против собственных противников и врагов... и так далее.
Следить за этой кровавой, непрекращающейся игрой будет отличным развлечением.
Так что Лотрэ, советчику Грозозмея, пора было умолкнуть — а это, в свою очередь, означало, что Мэншуну придется также покинуть разум сенешаля Корлета Фентабля.
Что-то двигалось во мраке вдали, стремительно шагающая, грациозная тень. Тарграэль наконец пришла и предлагала ему обоюдоострый клинок в точности так, как Мэншун велел ей — прижав острие к собственному горлу и заведя вторую руку за спину, так что он мог с легкостью уничтожить рыцаря смерти легчайшим толчком.
— Дело не только в том, чтобы избежать обнаружения, когда боевые маги начнут со всей серьезностью накладывать прорицающие заклинания перед Советом, — сказал он ей с улыбкой, принимая предложенный кинжал. — Вскоре я буду слишком занят, чтобы двигать свои пешки, когда в город прибудет окруженная флёром благородного презрения и помпезности многочисленная знать. Мое внимание будет занято серией деликатных проникновений в разумы лордов и леди королевства, чтобы решить, кто из них станет моими инструментами, а кто — в краю, и без того обремененном слишком большим количеством надоедливой знати — окажется расходным материалом.
— Конечно, милорд, — пробормотала Тарграэль, становясь перед ним на колени.
Мэншун улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, видя в ее разуме так же отчетливо, как и в ее глазах, что если бы он не подчинял себе ее волю, Тарграэль прямо сейчас пыталась бы быстро и жестоко его убить.
— Давай-ка вернемся в твою милую холодную гробницу, чтобы ожидать там новой возможности стать моей рабой, — прошептал он, отпуская графин и кубок.
Оба поплыли по воздуху на свое прежнее место, а Мэншун заставил свою леди Темный Доспех встать на ноги для последней на какое-то время прогулки по дворцу.
Часть его сознания отправилась вместе с ней, подчиняя ее себе, но и только — почти все внимание Мэншуна было устремлено на заклятья, наколдованные им в центре пещеры: его прорицательные сцены, многочисленные глаза, наблюдающие за Кормиром.
За пределами их мерцания более широким кольцом парили созерцатели-нежить, их глазные стебли неподвижно свисали с тел, как ветви мертвых растений. Некоторым из них он дал расщепляющие кость клешни. Когда будет необходимо занять придворных, волшебников и гвардейцев Форила, Мэншун выпустит их во дворец.
Или заставит охранять подходы к этой пещере, а во дворец отправятся их неживые собратья, его тиранов смерти, чтобы учинить бойню в палатах и залах наверху.
Но это был бы тот самый подход с позиций грубой силы, что раз за разом подводил Мэншуна на протяжении многих столетий, пока Фзоул — и, будь он проклят, Эльминстер — не научили его терпению.
Не говоря уже о хитрости и незаметности. Не стоит использовать булаву, чтобы сокрушить то, что может повалить случайный ветерок.
Так что было время наблюдать, изучать и делать правильные, незаметные ходы, как подобает будущему императору Кормира, Сембии, Вестгейта и Амна. Или любой страны, которой он решит править.
О, конечно, на его пути стояли впечатляющие противники... но Мэншун был только один.
— Один Император и множество тел, — проговорил он. — Ни одной копии меня, которую Эльминстер мог бы легко найти и уничтожить. Ни он, ни мои будущие враги не смогут легко меня узнать. Этот урок я выучил раз и навсегда.
Ближайшая из его прорицательных сцен демонстрировала вид небольшого, ничем не примечательного кабинета среди череды похожих, в задней части дворца, где сэр Эскрель Старбридж с мрачным видом сидел за своим столом.
Мэншун бросил свой разум туда. Он уже подготовил рассудок старшего рыцаря, и его прибытие прошло гладко; если Мэншун будет лишь подслушивать его мысли, Старбридж почувствует лишь мимолетное раздражение.
Стол, как обычно, был завален клочками бумаги, покрытыми зашифрованными надписями. Старбридж лениво проглядывал их, выслушивая доклады последних его связных и агентов. Еще два рыцаря выше его по званию были убиты за последние два дня, и Эскрель Старбридж оказался именно там, куда больше всего боялся попасть — за этим столом.
На этот стол самим Вандердагастом было наложено заклятие, которое едва понимали его потомки. Заклятье позволяло обладателю связанного с ним камня говорить с тем, кто сидел за столом — тихим, почти призрачным голосом, прямо из далекой Долины Теней. С помощью этой связи предшественник Старбриджа отправлял в эту северную Долину свои приказы и выслушивал рапорты. И все они, как и только что завершившийся, говорили об одном.
Долину Теней прочесали сверху донизу в поисках любых следов легендарного Старого Мага, но, видимо, в настоящий момент Эльминстера там не было.
Ба. Общую неудачу проглотить было не легче, чем личное поражение.
И от того, что он будет сидеть в этой тесной маленькой комнатке, постепенно выходя из себя, ничего не изменится.
— Неужели я все должен делать сам? — зарычал Старбридж. — Неужели я обречен провести всю свою жизнь, окруженный некомпетентными калеками?
По крайней мере двое из теснившихся в помещении волшебников и старших рыцарей застыли на месте, но большинство ехидно заулыбались, а молодой Беренгард даже осмелился пошутить:
— Ну, вы ведь сами выбрали жизнь в Кормире, сэр.
Старбридж наградил юношу мрачным взглядом. Когда он сам был в возрасте Беренгарда, подобные этому парню идиоты даже претендовать на плащ старшего рыцаря не могли, но сейчас эти люди — около дюжины — заполнявшие его кабинет, были почти всеми рыцарями, оставшимися в Лесном Королевстве. Не стоящие доверия, самодовольные щенки.
— Я сам поведу экспедицию, чтобы выследить Эльминстера, — провозгласил он. — Со мной отправитесь почти все вы, плюс несколько самых компетентных боевых магов — тех, у кого достаточно мозгов, чтобы не оказаться убитыми, даже если они займутся чем-то сложным, например, разбивкой лагеря, и кто обладает минимальными навыками поведения, чтобы мы смогли вынести их общество. Те, кто находятся в этой комнате, например. Отправляемся сегодня вечером.
Несколько рыцарей зашевелились, собираясь заговорить, но спорить с ним отважился только один. Юный Нарульф, конечно же.
— Я думаю, экспедиция — далеко не самое лучшее решение. Фактически наоборот, это плохая идея, учитывая, что Ганрахаста и Вэйнренса до сих пор не нашли. Будет ли правильным и разумным, если мы покинем дворец в такое время, когда Обарскирам в любой момент может потребоваться наша помощь, а на Совет со всех концов королевства съезжаются лорды?
Старшие рыцари всегда могли открыто говорить с вышестоящими — даже с регентом или правящим монархом — не опасаясь кары, и начатые таким образом споры раз за разом хорошо служили королевству, но у Старбриджа не было времени на обычную позицию Нарульфа «лучше всего ничего не делать».
— Не хочу ничего слышать про правильность и разумность, — отрезал он. — Даже если прямо сейчас на нас обрушится потолок и всех убьет, на защите Кормира останется еще достаточно боевых магов. Некоторые из них — Арбрэйс, Беландрун и Хоксар, к примеру — при этом почти столь же компетентны, какими сами себя считают.
Немногочисленные присутствующие маги заухмылялись.
— Если нас не будет здесь, чтобы в очередной раз выручить их милые маленькие задницы, — добавил Старбридж, прежде чем Нарульф мог придумать новую глупость, — может быть — но только может быть — они наконец отрастят себе хоть какой-нибудь хребет, и мы обнаружим, что они умеют не только расхаживать с важным видом, каждую десятидневку бормоча что-то о бедах, которые якобы могли постигнуть королевство, если бы не их тайные деяния.
Один из волшебников проглотил свой смех, с лица второго сошла улыбка, остальные заморгали.
— Еще кто-нибудь? — рыкнул Старбридж. — Говорите сейчас, потому что как только мы приступим к работе, я буду крайне недоволен любым, кто попытается помешать достичь тех результатов, которые я посчитаю необходимыми, или самостоятельно решит немного изменить происходящее.
Никто не сказал ни слова. Даже помрачневший Нарульф.
— Отлично, — веско сказал Старбридж. — Приказываю все покинуть дворец прямо сейчас, по одному и парами. Встретимся снова — до наступления полудня, если хотите остаться рыцарями — у вехи Каменного Козла на Шутовском Лугу, при пастбище. Кони, провизия, одежда и прочее уже давно готовы и будут ждать нас там. С собой брать только предпочтительное для вас оружие. Никому не говорите, куда и с какой целью вы направляетесь. Если кто-то явится к Козлу вместе с вами, я с ним разделаюсь. Ну, пошли! Чем быстрее уйдем, тем быстрее вернемся — и может быть, Нарульф перестанет мочиться в постель из-за своих многочисленных кошмаров. Разойтись.
Люди разом заговорили, направляясь к дверям. Сэр Старбридж поднялся с креслом с чувством молчаливого удовлетворения. Скоро он снова окажется в седле вместо этого богами проклятого кресла за этим трижды проклятым столом, и это стоило любого числа срочных миссий для всего состава.
Ну и куда он дел этот треклятый плащ?
***
Мэншун отступил одновременно от наколдованной сцены и из разума Старбриджа, наслаждаясь тем же чувством удовлетворения, что чувствовал старый рыцарь.
Еще одна ловкая манипуляция принесла свои плоды, еще один кусочек улегся в мозаику...
Что касается следующего кусочка, вон в той сцене...
***
Укрытый мраком там, куда не достигал лунный свет, грязный двор был безлюден.
Или почти безлюден. В нем было несколько маленьких движущихся теней.
Это был тот самый двор, где Арклет Делькасл и посланник Короны Делнор увидели некую танцовщицу, выносившую свой ночной горшок к фургону золотаря.
Сейчас во дворе фургонов не было. Крадущиеся тени принадлежали вышедшим на охоту котам — и нескольким маленьким, шустрым существам, снующим из трещин в камнях, которыми был вымощен двор, к мусорным кучам, а затем прячущихся в спутанных, колючих охапках травы, надеясь, что никто из котов не нанесет смертельный удар.
Высоко над ними двигалась куда более крупная тень. Ее размеры привлекли бы внимание находящихся при исполнении пурпурных драконов, если бы таковые оказались поблизости.
Темная, скользкая и каким-то образом производящая впечатление женственной, тень спрыгнула с крыши, чтобы повиснуть на стене, откуда она могла наблюдать темным, закрытым ставнями окном.
Окном Амарун.
Проведя так долгое, беззвучное время, приглядываясь и прислушиваясь, тень снова скользнула на крышу.
Где почти тут же поднялся короткий переполох, раздался придушенный возглас удивления — и с крыши во двор упало тело с перерезанной глоткой, тяжело ударившись о камни.