Глава Четвертая

Они Выходят в Ночи

Этот день ничем не отличался от других в бесконечной веренице таких же жарких и влажных дней в начале лета Года Черного Пламени. На закате жаркого дня жители Хастарла любили полежать более-менее раздетыми на плоских крышах своих домов и на балконах, надеясь, что легкий ветерок успокаивающе обдует их разгоряченные жарой тела.

Это обстоятельство было одинаково хорошо и для предвкушаемого удовольствия и особенно для одного дела.

– О! – тихонько сказал Фарл, выглядывая на улицу из узкого, как щель, окна. – Показ голых тел начался, и все идет как надо.

– Когда налюбуешься, – сухо оборвал его стоявший позади стройный большеносый парень, – тогда, сделай милость, подержи веревку, пока я спускаюсь.

– Вряд ли я налюбуюсь до рассвета, – последовал ответ.

– Ах вот как, тогда держи веревку сейчас, а полюбуешься потом. – Эльминстер взглянул поверх головы своего напарника-вора и прищурился с видом знатока: – А, да, пожалуй, правда, заря занимается... хотя как он что-то разглядит, когда ему весь вид загораживает его же собственное брюхо. Фарл захихикал:

– Да ты только подумай, чего ему стоило нажить такое. – Он поморщился, живо представляя себе весь процесс и добавил: – Эл, но тебе-то полагается смотреть не на мужиков, а на девчонок!

– Уж я как-нибудь сам разберусь, на кого, когда и где мне смотреть, – безмятежно ответил Эльминстер. Наконец на луну наплыла долгожданная гряда облаков, и, не проронив больше ни слова, Эльминстер сунул руку в веревочную петлю и выскользнул в узкое окно.

Фарл следил за гладкой кожаной веревкой, надежно скользившей по подоконнику, затем с неожиданной силой приостановил ее разматывание до самого медленного, пока резкий рывок не возвестил ему, что пора остановиться. Заклинив кинжалом колесо с веревкой, он выглянул в окно.

Прямо под ним, под выступающим верхним этажом башни, напротив окна комнаты внизу в воздухе спокойно висел Эльминстер. В одной руке он держал завернутый в бумагу кусок липкого медового пирога. Вот этим-то пирогом Эл и прилепился к стене башни, удерживая себя так, чтобы его не заметили обитатели комнаты. Казалось, он целую вечность разглядывал комнату, прежде чем, даже не взглянув вверх, поднял руку.

На отдельных веревках Фарл спустил две палки.

Эльминстер поймал их в поднявшемся ночном ветерке: две длинные деревянные палки с удобными, как у костылей, захватами на одном конце и липкими шариками жутко дорогого стиржевого клея – на другом. У одной из палок сбоку имелся тупой крючок.

Эл воспользовался этим крючком и осторожно полностью открыл ставни, а затем, убрав палки, стал терпеливо ждать. В комнате все было тихо. Набрав побольше воздуха, он, затаив дыхание, опять протянул палки к окну. Одна из них скользнула вперед, пока ее кожаный рукав не зацепился за подоконник. Эльминстер проверил, хорошо ли он лежит на подоконнике, а затем осторожно продвинул палку вперед в комнату. Когда он потянул ее обратно, на ее липком конце сиял драгоценный камень. Вытащив палку так, чтобы можно было дотянуться до ее конца, он снял камень и бросил его в висевший у него на шее полотняный мешочек. Затем палка снова отправилась в комнату, медленно... осторожно... бесшумно.

Еще трижды появлялась палка, и с нее трижды снимался драгоценный груз, и она снова возвращалась в комнату. Фарл увидел, что молодой вор внизу вытер вспотевшие руки о темные запыленные кожаные штаны и снова наклонился вперед. Фарл затаил дыхание. Ему ли не знать, что означало это движение: Эладар Темный собирался предпринять нечто из ряда вон выходящее. Губы Фарла задвигались в беззвучной молитве Маску, Покровителю Воров.

Палки Эльминстера снова отправились в спальню, где, блаженствуя в наступившей прохладе, спала жена торговца. Они проскользнули всего лишь в нескольких дюймах над обнаженным телом и задержались у горла молодой женщины – у черной бархатной ленты с нагрудной подвеской из изумрудов, увенчанной пауком из черненого серебра, телом которого служил огромный цельный рубин.

Несколько мгновений Эльминстер наблюдал, как украшение легко поднимается и опадает от ее ровного дыхания. Если эта подвеска как и те, что он видел раньше, то паука можно отделять и носить как заколку для плаща... Если... так, коснулся, вот так, теперь поводим из стороны в сторону – надо же проверить, зацепил ли, – так, вроде все в порядке (надо пошевеливаться, вряд ли эта голая красотка будет спать слишком долго)... теперь чуть приподнимем... вверх... и назад, вот так. Теперь не задеть бы драгоценной ношей ее нос... вот, а теперь... со всей осторожностью Эл терпеливо вытаскивал палки обратно.

Складывая добытые драгоценности в мешочек на шее, Эльминстер ощутил, что паук все еще теплый от ее дыхания и от него исходит едва уловимый запах... Эл беззвучно вздохнул, и в голове у него промелькнула мысль, а какова эта женщина... Он дернул за веревку, чтобы Фарл поднимал его наверх...

* * * * *

– С такой добычей мы добрых полмесяца можем бездельничать в свое удовольствие. – Глаза Фарла ярко горели в полумраке комнаты, где они устроили себе тайник.

– Ага, – сказал Эльминстер, – чтобы нас застукали на третий же вечер. Кому, по-твоему, можно продать паука в этом городе? Придется подождать, пока какой-нибудь купец, у кого не все чисто и есть что припрятать и который знает, что мы знаем об этом, соберется уехать из города. Ему и продадим этого паука. А вот кольцо с изумрудами, пожалуй, надо продать сегодня же вечером, пока не разошелся слух о краже. Что это ее кольцо, никаких доказательств нет. А потом заляжем на дно: будем, к примеру, околачиваться в «Черных сапогах», будто ждем, когда подвернется работа в порту или там сбегать куда на посылках.

Взглянув на него, Фарл уже открыл было рот, чтобы возразить, но потом, усмехнувшись, закрыл его и кивнул:

– Опять-таки ты прав, Эладар. Как кошка, всегда вывернешься.

Эльминстер пожал плечами:

– Хочешь жить – умей вертеться, если ты это имеешь в виду. Давай-ка лучше пойдем куда-нибудь, где таким орлам, как мы, нальют пару кружек промочить горло, и немного облегчим наши кошельки.

Рассмеявшись, Фарл убрал мешочек обратно в полый кирпич, вскарабкался на обломки обвалившегося камина и засунул кирпич на полную длину руки в темное пустое пространство между полом и потолком. Убрав руку, он положил обратно дохлую, полусгнившую крысу, которую они использовали, чтобы отпугивать незваных гостей, если таковые объявятся, и соскользнул по дымоходу обратно на пол.

Тайник находился в сумрачной комнатушке позади закрытой сапожной мастерской. Вокруг стояла невыносимая вонь: здесь гадили все кому не лень – кошки, собаки, пьяницы и прочий праздношатающийся уличный сброд. Сам сапожник в начале весны сыграл в ящик, и родственники благоразумно решили не трогать мастерскую, пока не пройдет хотя бы сезон. Теперь ее вроде собирались обкурить дымом, чтобы вывести всех паразитов, и снести. Но когда это еще будет... А Фарл и Эльминстер уже приглядели себе место для нового тайника на одной из украшенных шпилями крыш зажиточных домов около северной стены Хастарла, а именно на крыше высокого жилого дома, которая щеголяла статуями пригнувшихся, рычащих горгулий. Если одной из них незаметно для обитателей дома снести голову и хорошенько почистить ее внутри, у них будет идеальный тайник. Только вот это «если»...

Молодые воры кивнули друг другу, чувствуя, что их невысказанные мысли крадутся по одним и тем же закоулкам. Фарл выглянул наружу и махнул Эльминстеру. Тот не мешкая нырнул в узкий, темный коридор и исчез из виду. Фарл последовал за ним, вытащив на всякий случай кинжал. Еще можно было успеть вдохнуть полной грудью, прежде чем какая-нибудь крыса осмелится высунуться на открытое пространство, чтобы добраться до заплесневелого куска сыра, а молодых воров уже и след простыл.

* * * * *

В «Поцелуе красотки» шумная толпа гуляющих предавалась безрассудной погоне за винным забвением, грубо шлепая и пощипывая продажных девиц под взрывы гогота, непристойные шутки и звон монет. Взяв кружки, Фарл и Эладар прошли в свой излюбленный темный угол рядом со стойкой, откуда были хорошо видны все входящие, а их в свою очередь мог увидеть только тот, кто неплохо видел в темноте и кто хотел увидеть.

Конечно, такое выгодное место уже было занято девицами, которых они хорошо знали по именам, несмотря на постоянную нехватку монет, необходимых для более близкого знакомства. Торговать собой было еще не время, поэтому красотки лениво потягивали из стаканов вино и втирали под коленки и у локтей духи. Рядом с ними на лавках еще были свободные места.

– Как насчет поцеловаться да обняться? – с безразличным видом спросила Ашанда, осматривая ногти. Она знала, каким будет ответ. Этот с гривой черных волос и большим носом промолчит, а Фарл...

– Не-а, нам нравится только смотреть. – И он с вожделением посмотрел на нее поверх своей кружки.

Ашанда одарила его насмешливым кокетливым взглядом и, приложив два нежных пальчика к губам, быстро-быстро заморгала, словно она потрясена, а затем ответила, растягивая слова:

– А вот многим другим нравится и кое-что еще, и это правильно. Так что не забудь подвинуться, дружочек, когда нам понадобится место на этих лавках, а не то познакомишься с моей туфелькой!

Прежде им уже доводилось видеть, как эта туфелька с острым лезвием на носке не раз била по ногам кого-нибудь из клиентов, а однажды даже врезалась в живот одному матросу, не сумевшему соразмерить свою необузданную силу: бедолага так и скончался, в криках, с выпущенными кишками, прямо на полу харчевни. Оба вора поспешно кивнули, а девицы захихикали.

Фарл подмигнул одной из них, и она, наклонившись вперед, похлопала его по колену. Ее шелковый с глубоким вырезом корсаж прохладно скользнул по руке Эльминстера. Он поспешно отставил кружку, чтобы та не мешалась, и в нем что-то шевельнулось.

Заметив его поспешное движение, Будаэра с улыбкой повернулась к нему. Ее запах, напоминающий нежную розу, – она пользовалась не такими сильными духами, какие обычно были у них в ходу, – ударил ему в нос. Эльминстер задрожал.

– В любое время, как только у тебя появятся деньги, милый, – хрипло выдохнула она. Эльминстер, успев вовремя прикрыть рукой нос, чихнул, расплескивая пиво, и чуть не сбил свою соседку на пол.

Их угол наполнился шумом и хохотом. Будаэра одарила юношу свирепым взглядом, но затем смягчила его до сожалеющего, увидев его искреннее огорчение, когда он начал неуклюже извиняться. Похлопав его по колену, она сказала:

– Ну ладно. Раз ты такой неловкий, могу дать несколько уроков.

– Если у тебя хватит денег на ее уроки, – хихикнула другая девица, и вокруг опять послышались смешки. Эл вытер рукавом слезящиеся глаза и кивнул Будаэре, но та уже отвернулась к своей товарке, чтобы спросить, где и за сколько та раздобыла свою медную краску для ногтей.

Фарл пробежался пальцами по волосам над ухом и протянул вперед руку с зажатой в пальцах монетой с таким изумленным видом, словно никогда прежде и не видел ее:

– Будаэра, я готов, я хочу тебя и не вижу, кто бы нам помешал...

– Еще две серебряные монеты, – равнодушно ответила она, – так у меня заведено, любовь моя.

Вокруг них раздался взрыв хохота. Посетители с высокими бутылями в руках перебирались поближе – посмотреть, что за веселье затевается в милой компании.

Фарл выглядел обескураженным.

– По-моему, за ухом ничего больше нет, хотя постой, я же еще сегодня не причесывался... – С надеждой он снова запустил пальцы в шевелюру, затем покачал головой: – Нет.

Одна из девушек наигранно вздохнула, как будто сильно опечалилась результатом его поисков, но он тут же жестом остановил ее:

– Подождите, я ведь проверил еще не все мои волосы.

Фарл бросил хитрый взгляд и запустил руку под рубаху, чтобы почесать в подмышке. Его пальцы энергично заработали. Вдруг он остановился и, притворно нахмурившись, вытащил воображаемую – по крайней мере, Эльминстер надеялся, что это так, – вошь. Затем он сделал вид, что ест ее, да с таким смаком, что просто пальчики оближешь, а когда управился, то снова залез под рубаху – поискать в другой подмышке.

Почти сразу же его глаза удивленно округлились. Он медленно вытащил руку, и в пальцах была зажата... золотая монета! Обнюхав ее, он сделал вид, что с отвращением убирает монету, а затем, рассмеявшись, торжествующе поднял ее вверх:

– Видала?

– Ну ладно, – мурлыкнула Будаэра, – это уже кое-что. А еще одна такая у тебя есть?

Фарл принял обиженный вид:

– Интересно, насколько грязными ты считаешь мои подмышки?

Вокруг раздался звенящий, веселый смех, девицам нравилось развлечение. Эл с безразличием наблюдал за происходящим, и только однажды уголки его губ слегка изогнулись в улыбке, когда Будаэра подалась вперед и, чуть ли не лизнув Фарла в ухо, выдохнула:

– Еще две серебряные монеты, и этим вечером я, пожалуй, могла бы отступиться от моих правил ради одного бродяги... всего лишь...

– Еще две серебряные монеты, – искусно подыгрывая ей в тон, ответил Фарл, – и тебе, пожалуй, удастся заставить меня принять твое щедрое предложение, добрая госпожа. Итак, есть ли в этой августейшей компании тот, кто одолжит мне такую пустяковую сумму, как две серебряные монеты?

В ответ публика на соседних лавках зафыркала, лениво показывая непристойные жесты. Эльминстер протянул Фарлу руку, и, когда кулак разжался, на ладони оказались две серебряные монеты.

Довольно неуверенно Фарл взял их – одну за другой. Чтобы раздобыть их, Эльминстер использовал совсем немного липучки, которая еще чуть-чуть, но виднелась, хотя к тому времени, когда Фарл с пышностью вручал их Будаэре, они были уже вполне чистыми.

Будаэра сначала поманила золотую монету. Взяв ее, она забралась к себе в подмышку, и монета исчезла в маленьком надушенном мешочке, каковые носило большинство из девиц этой профессии. Затем она взяла серебряные монетки, привычно повертела их в пальцах и, поцеловав, подняла взгляд на Фарла:

– Договорились, приказывай, мой повелитель.

Ее глаза таинственно сверкнули, и она подалась вперед. Словно бесшумная, осторожная змея, Эльминстер, соскользнув с места рядом с Фарлом, уступил им лавку. Будаэра благодарно мурлыкнула ему, гибко передвинулась на освободившееся место и принялась за работу.

Эльминстер отошел в сторону, взболтнул кружку, проверяя, много ли в ней еще осталось пива, и вдруг замер. Тонкий пальчик несколько раз нежно коснулся его. Он поглядел вниз, и у него перехватило дыхание.

Ту, что привлекла его внимание, звали Шандат, а еще – Тень за ее безмолвные и совершенно бесшумные появления и уходы. Эл и Фарл не раз соглашались друг с другом, что она должна быть идеальным вором, – во всяком случае, в искусстве бесшумно красться она равна лучшим из них. И вот теперь ее огромные темные глаза смотрели снизу вверх на Эла, и от этого взгляда у него неожиданно пересохло в горле.

– У тебя появились свободные монеты, чтобы давать взаймы, Эладар Темный? А найдутся ли другие, чтобы потратить их? – Ее голос звучал чуть хрипло, а в глазах поблескивал голодный огонек...

Эльминстер что-то беспомощно пискнул в ответ и коснулся рукава, за манжетом которого были припрятаны еще несколько золотых монет.

– Одна или две, – удалось выдавить ему непослушным голосом.

Ее глаза оживились.

– Одна или две, мой господин? А по-моему, я точно слышала, как ты сказал – три или четыре... да-да, четыре золотых. По одной монете за каждое из тех удовольствий, что я подарю тебе. – Она лизнула его руку – ее язык едва коснулся его ладони. Эльминстер весь затрепетал...

И тут его грубо оттолкнули в сторону. Обернувшись, он обнаружил прямо перед собой наглую ухмылку дородного телохранителя. Тот предупреждающе поднял руки в перчатках с шипами, и Эл увидел за ним еще одного такого же громилу. Между ними в своем собственном кругу света, падавшего от лампы, которая висела на изогнутом пруте в руках усталого на вид слуги, стоял толстенький коротышка, разодетый в огненно-оранжевые шелка. Его рыжеватые напомаженные волосы, оставляя маслянистые пятна, спадали мелкими колечками на шелковые плечи открытой спереди рубашки. На безволосой груди коротышки висела настоящая глыба золота величиной с хороший кулак: замершая в безмолвном оскале голова льва, навечно подвешенная на тяжелой золотой цепи. На пальцах поблескивали украшенные драгоценными камнями кольца из разных металлов, – по два-три кольца на каждом пальце, с отвращением отметил про себя Эл.

Он успел обменяться с Фарлом взглядами поверх потрясенного лица Будаэры, и тут человечек ткнул некоей частью своего тела, заключенной в ножны, украшенные ажурной резьбой из слоновой кости и золотом, и напоминающей носовое украшение прогулочной калишитской баржи, прямо в лицо Шандат.

– Слишком занята, моя малышка? – произнес он, растягивая слова, и щелкнул пальцами. Слуга с лампой вложил ему в руку кошелек, и коротышка лениво сыпанул около дюжины монет прямо на колени Шандат. – Или все-таки у тебя найдется время для настоящего мужчины... с настоящим золотом, которое он не прочь потратить?

– Сколько же лет мой господин хочет провести со мной? – тихо спросила в ответ Шандат, поднимая руки в приветствии. Коротышка скупо ухмыльнулся и подал знак своим телохранителям. Выставив руки в перчатках с шипами, они бросились очищать угол, не обращая внимания на визгливые протесты девиц.

Один, оторвав Будаэру от Фарла, отшвырнул ее на пол. Она больно ударилась и завизжала от боли. Фарл сердито вскочил с лавки.

– Да кто ты такой, чтобы распоряжаться здесь, в Хастарле? – подскочил он к напомаженному коротышке. Телохранитель угрожающе протянул к нему руку. Фарл щелкнул пальцами, как незадолго до этого сделал расфуфыренный коротышка, и в них, словно по волшебству, сверкнул кинжал. Фарл предупреждающе помахал им перед глазами телохранителя, и тот нерешительно убрал руку.

– Меня зовут Джанзибал. – Это было сказано с таким высокомерием, что явно предполагалось: при звуке этого имени всех должен охватить благоговейный трепет. – Джанзибал Отарр.

Фарл пожал плечами.

– Эл, ты когда-нибудь слышал о набитом золотом ходячем кошельке, отзывающемся на такое имя? – поинтересовался он. Эльминстер помахал своим кинжалом под носом охранника, который только что отпихнул его, и увернулся от опасных перчаток.

– Нет, именно про этого не слыхивал, – спокойно ответил он, – а вот о других таких приходилось. А все крысы похожи друг на друга как две капли воды.

Все вокруг онемели от изумления. Лицо щеголя потемнело от ярости, а пальцы вцепились в волосы Шандат, которая все еще стояла на коленях перед ним. Кривая зловещая улыбка скользнула по лицу Джанзибала, и Эльминстер почувствовал, как у него слегка похолодело внутри. Коротышка считал, что они должны умереть – прямо здесь и сейчас. Его охрана придвинулась ближе.

– Это звучит как оскорбление, на что человек чести, – прорвавшийся к ним откуда-то сзади незнакомый громкий голос сделал ударение на последнем слове, и Джанзибал, узнав его, побледнел от нового приступа ярости, – может ответить только вызовом на настоящий поединок, а не на разочаровывающую потасовку, которая к тому же будет стоить ему по крайней мере двух телохранителей.

Джанзибал и его люди обернулись и оказались лицом к лицу с другим таким же разодетым щеголем. В его глазах плясали искорки веселья. Он также носил шелка с вышитыми ползущими драконами на развевающихся рукавах. В руках щеголь держал бутыль, а по обе от него стороны стояли люди с тонкими мечами, готовыми вонзиться в животы телохранителей Джанзибала. В полутемной таверне повисла тишина. Люди со всех сторон тянули шеи, чтобы посмотреть, как будут развиваться события.

– Зато честно, Джанзибал, – спокойно произнес незнакомец, поднося к губам бутыль. – Ларисса снова отвергла тебя? На Длаэдру не очень-то производит впечатление твоя... э-э... безграничная слава?

Джанзибал зарычал.

– Убирайся, Телорн! Ты не сможешь вечно прятаться в тени своего покровителя!

– Его тень простирается дальше, чем тень твоего папаши, Джанз. Я тут со своими людьми зашел просто выпить... но ужасная вонь из этого угла заставила подойти и посмотреть, кто здесь сдох. Джанз, право же, не стоит душиться такой дрянью: запашок – как будто тебя облили из ночного горшка.

– Твой болтливый язык все ближе тянет тебя к краю могилы, что по тебе давно плачет, Зелембан! – процедил сквозь зубы Джанзибал. – Убирайся, или я прикажу моему человеку слегка попортить твое красивое личико!

– Я тоже люблю тебя, Джанзибал. И который из твоих двоих будет портить? Мои шестеро просто жаждут узнать об этом, и как можно скорее. – Из-за его спины вперед выступила еще одна пара охранников.

Поднятые мечи тускло поблескивали в неуверенном свете лампы, которую все еще держал дрожащий от страха слуга.

– Я не буду сражаться с твоими людьми, – выпрямляясь в полный рост, сказал Джанзибал. – Я слишком хорошо знаю, как ты любишь подстраивать «несчастные случаи».

– А то ты не любишь полоснуть клинком, пропитанным ядом? Не устал еще от обмана-то, Джанз? И не напоминает ли это тебе, что ты всего лишь жалкий червь? Или это настолько уже у тебя в крови, что ты даже не замечаешь, что ты делаешь?

– Закрой свой лживый рот, – огрызнулся Джанзибал, – или...

– Или ты что-нибудь выкинешь, да? Наверняка выместишь всю свою злобу на этих простолюдинах. Интересно, а что ты с ними сделаешь? Ну, разумеется, для начала ограбишь, как же без этого? Ты ведь любишь пожить на широкую ногу... а, Джанз? Потом, наверное, пару-тройку из них прирежешь... или не пару-тройку, а гораздо больше? Я заметил, что на твоей улице девицы поднимают цены, а, Джанз? Работать-то стало опасно...

Зарычав, Джанзибал кинулся вперед. Вспыхнул свет, и полетели искры, когда клинки двух ближайших охранников встретились с невидимым магическим щитом вокруг нападающего щеголя. Вдруг Джанзибал резко остановился, когда Телорн Зелембан, вытащив неторопливым движением меч, указал им на соперника. Крошечные белые молнии заструились по клинку, обвивая его спиралью, и магия пронзила щит Джанзибала. Телохранители вельмож с обнаженными мечами ринулись в бой.

– Именем короля! Остановитесь, люди Отарра и Зелембана! – вдруг из-за их спин раздался рев от стойки. Охрана и их господа замерли, и толпа расступилась, словно ее разрубили мечом.

Вперед выступил человек с седеющей бородкой и большой кружкой в руке.

– Начальник стражи замка Адарброн, – властно представился он. – Если сейчас произойдет смертоубийство или кровопролитие, я обо всем сегодня же вечером доложу Верховным Чародеям. А также они узнают о вашем, господа, неповиновении, в том случае если вы сейчас не подчинитесь мне. А теперь прикажите вашим людям покинуть это заведение и сами отправляйтесь по домам, немедленно!

Он стоял с непреклонным выражением лица, и оба щеголя увидели, что за его спиной стали собираться люди – скорее всего наемники, отдыхавшие здесь от службы. На их ликующих лицах явно читалась радость от предвкушения стычки. Если бы щеголи отказались повиноваться, то солдаты, наверное, сделали бы так, чтобы одного из них, а может и обоих, «нечаянно» убили в потасовке, а уж из их телохранителей никто не выбрался бы из таверны живым.

– Мои люди достаточно выпили сегодня, – непринужденно сказал Телорн, но на шее у него заметно подергивалась жилка. Даже не взглянув в сторону Отарра, он почти спокойно обратился к своей охране: – Можете идти. Я сразу же последую за вами, как только выпью за здоровье этого отличного преданного офицера, с чьим приказом я всецело согласен, и за честь Аталантара.

Не проронив ни слова, Джанзибал с мрачным видом махнул своим людям. Затем, повернувшись к испуганной Тени, которая все еще стояла перед ним на коленях, холодно произнес:

– Господа, я был занят, до того как явился Зелембан и помешал мне. Если вы позволите...

– Вон там, – негромко сказал Эльминстер, указывая на альков, – можешь и дальше продолжать свое дело. Уверен, что те, кто сидел здесь, до того как твои скорые на расправу ребята разогнали их, были бы не прочь возобновить то, чем они занимались, до того как явился ты и помешал им, вот так-то, господин.

Щеголь сердито огрызнулся на него, смертный приговор ясно читался в его глазах, но начальник стражи решительно вмешался:

– Последуй совету этого юноши, Отарр. Он всего лишь пытается спасти честь твоего имени... и напомнить тебе основные правила вежливого поведения в обществе.

Плечи Отарра напряглись, и он, не сказав ни слова и не поднимая глаз, повернулся. Его пальцы все так же крепко держали Шандат за волосы, так что она даже вскрикнула и поспешно подползла на коленях к нему, чтобы он ее не тащил.

Эльминстер сделал шаг вперед, но вельможа уже остановился и отдернул полог алькова.

– Свет сюда,– грубо приказал он. Молоденькая служанка принесла светильник, раздула в нем огонь и поспешно выскользнула прочь. Вышибалы, которые обычно защищали девиц и их интересы, молча стояли, подперев стену.

Получить удовольствие в алькове за задернутым пологом обычно стоило шесть золотых, но, учитывая, что вельможа был в ярости, а начальник стражи не спускал с них глаз, девушка не стала дожидаться, пока ей заплатят... Джанзибал Отарр оценивающе осмотрел убранное подушками ложе, занимавшее почти всю нишу, удовлетворенно кивнул и грубо толкнул Шандат на постель. Полог задернулся за ними, словно ударили хлыстом.

Фарл украдкой протянул руку и притушил светильник на стене. Он поймал взгляд одной из девиц на лавке напротив, и она сделала то же самое. Этот угол таверны снова погрузился в полумрак.

Не отпуская Телорна Зелембана от себя, начальник стражи повернулся, и они вместе направились к стойке.

Фарл и Эл переглянулись. Фарл нарисовал в воздухе воображаемые пышные формы и указал на полог, а затем ткнул большим пальцем себя в грудь. Моргнув, Эл указал на дальний конец зала и коснулся своей груди. Фарл кивнул, и Эл пошел через весь зал туда, где можно было облегчиться. Лучше это сделать сейчас, а то вдруг им придется куда-нибудь пробираться или драться.

Интересно, а как все было до того, как в Хастарле появились Верховные Чародеи? Проталкиваясь по тускло освещенной таверне сквозь толпу пьяных завсегдатаев, Эл на ходу размышлял, как жили люди в те времена, когда на Оленьем Троне сидел его дед. Неужели и тогда власть предержащие были так же жестоки, как эти чуть не подравшиеся вельможи? И насколько были они благороднее, а может, подлее, чем Фарл и он, Эладар Темный, два молодых дерзких вора-верхолаза?

И кто лучше в глазах богов – Верховный Чародей, расфуфыренный вельможа или вор? Кому из них отдать предпочтение? Двое первых причиняют много зла, а вор... во всяком случае, он честен или, лучше скажем так, не скрывает, чем занимается... гмм... пожалуй, в Хастарле на эти вопросы не ответят ни жрец, ни мудрец. Отхожее место перед ним тоже явно не знало ответа, и Эл посчитал за лучшее поскорее вернуться назад, пока Фарл чего-нибудь не учудил. Уж если им суждено, чтобы в их поисках по городу рыскали наемники, то лучше об этом узнать заранее. Когда Эльминстер вернулся обратно, Фарл сидел около полога. Убедившись, что Эл хорошо видит его, он пригнулся и бесшумно скользнул под полог. Заняв его место, Эл улучил момент, когда парочка около него, не обращая ни на кого внимания, занялась собой, и тоже последовал за ним.

Невидимые в темноте, друзья тихо лежали бок о бок на покрытом ковром полу. Когда звуки любви в едва освещенном алькове стали громче и учащеннее, Фарл медленно прополз вперед, осторожно протянул руку и, взяв с полки совсем запыленный стакан с вином – обязательное дополнение обстановки алькова, – проворно выплеснул его содержимое на светильник.

Огонь зашипел и погас, и альков погрузился в полную темноту. Словно жалящая змея, Эльминстер вскочил с ковра и зажал одной рукой рот щеголя, стараясь придушить его другой.

Руки Фарла уже закрывали рот Тени. Она задергалась и завертелась под ним, пытаясь закричать, но затихла, как только с удивлением узнала навалившегося на нее мужчину. Эльминстер увидел, что ее тонкая рука больше не бьется, как раньше, когда она вырывалась, а лишь несколько раз похлопала Фарла по плечу. Но тут все его внимание занял вельможа.

Напомаженный и натертый благовониями, Джанзибал изворачивался в руках Эльминстера. Вряд ли у него имелся такой опыт рукопашных схваток, как у Эла, но он был крепче телосложением и тяжелее, к тому же ярость придавала ему силы. Извиваясь из стороны в сторону, он тащил Эльминстера за собой, стараясь укусить зажимавшие его рот пальцы.

Эл отвел руку назад и рукоятью кинжала саданул вельможу со всей силы под челюсть. Голова Джанзибала резко дернулась в сторону, и изо рта потекла струйка крови. Щеголь что-то промычал и, как куль с мукой, свалился с кровати. Один открытый глаз незряче уставился на Эльминстера. Эл с удовлетворением оглядел свою работу и повернулся посмотреть, что там делается за ним, а заодно и убедиться, что никто снаружи не заметил, что в алькове вдруг погас свет, и не услышал грубых звуков стычки, совсем не подобающих любовным утехам. Снаружи все так же доносился гул голосов пьющего народа, а позади него раздавалось нежное воркование. Было ясно, что Фарл, не теряя даром времени, сам воспользовался тем, за что вельможа щедро заплатил Шандат. Золотые монеты рассыпались по полу, когда Отарр разорвал ее корсет. Не обращая на них внимания, Эл склонился над парочкой и осторожно высвободил из уха Шандат приметную сережку.

Шандат на миг отвлеклась от Фарла, ровно настолько, чтобы раздраженно прошептать:

– Зачем?..

Эльминстер приложил палец к губам и пробормотал.

– Для приманки другого. Я верну, обещаю.

Зажав сережку в кулаке, он выскользнул из-под полога и поспешил в другой конец таверны, где, как он и надеялся, начальник стражи и Телорн все еще стояли рядом около стойки.

– Со временем ты поймешь, – устало говорил офицер,– что сыновья Верховных Чародеев должны подавать пример, который заставлял бы народ чувствовать, что они из их среды. Магия и те, кто ею владеет, достаточно устрашают сами по себе. И чтобы королевство было силь...

Он замолчал на полуслове, когда Эльминстер, втершись между ними, забормотал:

– Приношу глубочайшее извинение, господа, что прерываю вашу беседу, но я явился как посланник любви. Девушка, с которой господин Отарр так хотел познакомиться поближе, разочарована его... э-э, несостоятельностью и надеется найти утешение с другим вельможным господином. Она умоляла меня пойти и рассказать тебе, господин, что твоя речь и твое одеяние произвели на нее чрезвычайное впечатление и ей хотелось бы познакомиться с тобой поближе.

Телорн воззрился на Эльминстера и ухмыльнулся. Начальник стражи, выпучив глаза, только покачал головой и отвернулся. Молодой вельможа посмотрел в сторону полога на другом конце зала. Кивнув, Эл пошел впереди, прокладывая путь Телорну.

Подойдя к пологу, Эльминстер, бросив быстрый взгляд по сторонам, чуть приподнял завесу, и Телорн заглянул внутрь.

На полу около ложа валялись подушки и покрывала. За ними одиноко мерцал тусклым, неверным светом столбик свечи, стоящей на животе совершенно обнаженной красавицы, возлежавшей на ложе закинув руки за голову. Она призывно улыбнулась из-под шелковой, скрывавшей ее лицо полумаски сквозь длинную, прикрывавшую губы прядь...

– Я вся горю от нетерпения, о мой господин, – промурлыкала она.

Ухмылка Телорна стала еще шире, и он вошел в альков. Как только за ним опустился полог, Эльминстер тоже проскользнул следом за вельможей. Занеся свой верный кинжал, он чуть подпрыгнул и со всей силы обрушился на щеголя.

Телорн, как срубленное дерево, повалился на край ложа. Фарл, успевший выскочить из своего укрытия под грудой подушек, убрал прочь ноги Шандат, чтобы тот не придавил их.

Переглянувшись, Фарл и Эл принялись за работу. Они не стали брать кольца, которые могли оказаться магическими, а Шандат было достаточно и ее монет. Пока она поспешно одевалась, друзья подобрали их с полу и получили взамен каждый по горячему поцелую. Она и в самом деле была очень красива... Ну что ж, может, как-нибудь в другой раз.

Они быстро содрали с Зелембана одежду, вытащили из-под груды подушек и покрывал на полу оглушенного Джанзибала и уложили обоих вельмож на ложе так, что те оказались в объятиях друг друга. В таком виде их и должны были обнаружить. Поддерживая Тень с двух сторон за плечи, словно ей было дурно, они миновали таверну и вышли через черный ход.

Из темноты к ним скользнул было какой-то бродяга, но, увидев угрожающий взгляд Фарла и тускло блеснувший кинжал Эла, счел за благо убраться прочь. Не говоря ни слова, троица повернула на север, в сторону пекарни старого Ганнибурга.

Седой старик булочник жил один над своим магазинчиком. Прекрасная половина Хастарла не баловала его своим вниманием из-за его обветренного лица, деревянной ступни, злого языка и неуживчивого характера. Он нередко выбрасывал зачерствелый, нераскупленный хлеб – иногда даже целыми караваями – на задний двор, где играли вечно голодные мальчишки, терпеливо ждущие, когда им перепадет кусок. Сейчас из-за закрытых ставней второго этажа слабо доносился храп.

– Куда мы идем, друзья мои? – Шандат все еще находилась под впечатлением их проделки и так неожиданно перепавшего ей золота, но в ее голосе прозвучала первая тревожная нотка. Кое-какие слухи о сопровождавших ее сейчас двух молодых ворах долетали и до нее.

– Тебя надо спрятать, прежде чем эти ублюдки придут в себя и пошлют солдат вытрясти из тебя все, что ты позабыла им отдать. Вот мы и идем туда, где тебя можно спрятать, – шепнул Фарл ей в самое ухо, заключая стройный стан в объятия.

– Хорошо, но где? – спросила Шандат, обнимая его. Фарл указал на окно, из которого доносился храп.

Шандат уставилась на него.

– Ты в своем уме? – сердито зашипела она. – Если ты думаешь, что я...

Пальцы Фарла скользнули по ее телу, а губы прервали возражения девушки поцелуем. Мгновение она сердито сопротивлялась, пытаясь что-то сказать... и вдруг обмякла. Фарл тут же подхватил ее и передал Эльминстеру.

– Давай сюда, – быстро сказал он.

Бегом он принялся возводить пирамиду из ящиков и противней для хлеба, которые в избытке валялись во дворе пекарни. Эльминстер посмотрел на него и перевел взгляд на девушку у него на руках, которая уже начинала шевелиться. Еще мгновение-другое, и она придет в себя... Она была удивительно нежна, красива и почти невесома, но, если Эл хоть что-то понимал в характере Тени, она будет очень рассержена, очнувшись в его объятиях. Он быстро поискал глазами место, куда бы положить ее.

– Повезло Ганнибургу, – с усмешкой сказал Фарл, слезая на землю с наскоро сооруженной пирамиды. Ставни на втором этаже уже были открыты, и храп оттуда вовсю разносился по переулку. Он указал на Эльминс-тера, на Шандат, а затем вверх на окно.

– Чтобы уж наверняка, – тихонько ответил ему Эл и полез по ящикам с перекинутой через плечо бесчувственной Тенью. Приятный запах ее тела щекотал ему ноздри, и он пробормотал на ходу уже себе под нос: – Повезло больше, чем мне, это уж точно.

Затем он осторожно влез в окно. Фарл придержал руки и ноги Шандат, чтобы они не зацепились. Красавица снова шевельнулась, когда они, едва ступая по простому дощатому полу, прокрались к постели Ганнибурга.

Откинув край лоскутного шерстяного одеяла, они со всей осторожностью уложили ее около спящего булочника, чуть не прыснув со смеху: в качестве одежды для сна старик, не долго думая, приспособил весьма игривого вида сорочку, какую обычно носят женщины легкого поведения, смело укоротив ее. Из-под легкого шелка торчали тощие, волосатые, с выступающими венами ноги.

Закусив губу, Эл отошел к окну, его плечи безмолвно сотрясались от приступов смеха. Фарл справился с собой скорее и с нежностью немного заголил лежащих на кровати. Тихонько шлепнув по полуобнаженным телам, он на цыпочках вернулся к окну. Эл был уже на полпути вниз.

Захихикав и понимающе подмигнув друг другу, молодые воры вытащили самый нижний ящик. Сооружение пошатнулось и с грохотом обрушилось вниз, перекрывая даже храп Ганнибурга. Фарл и Эл бросились за угол.

Пробежав чуть ли не пол-Хастарла, они остановились, чтобы перевести дух, и Фарл сказал:

– Уф! Отлично все провернули. Жаль только, что я не успел закончить до того, как ты вернулся с этим ослом.

Усмехнувшись, Эльминстер отдал ему сережку Шандат. Фарл улыбнулся, глядя на нее:

– О! Хоть что-то перепало нам за труды наши... Улыбка Эла стала шире, и он опустил в другую руку своего друга три тяжелых звена золотой цепи.

– Его цепь стала просто чуть-чуть покороче, – произнес он с невинным видом. – Ну зачем она ему такая длинная.

Фарл расхохотался. Так они и стояли смеясь, пока Фарл не заметил неподалеку вывеску трактира.

– Как насчет промочить горло? – спросил он, переводя дух.

– Что? – загорелись серо-голубые глаза Эльминстера. – Опять?

* * * * *

С той ночи Селуна уже трижды всходила над высокими башнями Аталгарда, а в городе все еще только и было разговоров, что об очень близких отношениях между двумя молодыми сыновьями Верховных Чародеев. В бедных кварталах Хастарла охранники рыскали по всем тавернам, обыскивая их до последней кладовки. Они явно жаждали обнаружить одного черноволосого большеносого юношу и его остроумного друга... Поэтому Эладар и Фарл сочли благоразумным на время убраться с глаз долой, пока разыскивающие их не потеряют бдительность, и тогда с ними может произойти несчастный случай, а может, их попробует обчистить какой-нибудь уличный воришка, слишком отчаянный, чтобы соображать, что делает, и тогда их поиски переключатся на новую цель.

Друзей не устраивала перспектива, к удовольствию охранников, висеть у всех на виду на зубчатой стене Аталгарда, поэтому они предпочли отдохнуть, болтая и строя планы на будущее, на другом конце города – в уединении старого, обнесенного стеной кладбища, заросшего и заброшенного. Треснувшие и покосившиеся каменные склепы зажиточных семей совсем пришли в упадок: деревья проросли прямо сквозь них, раскинув во все стороны спасительный шатер ветвей.

Имена добропорядочных горожан и воров, достаточно преуспевших при жизни, чтобы купить себе здесь место для последнего приюта... все их честолюбие, грандиозные планы и золото не принесли им ничего, кроме этих полуразрушенных надгробий, исписанных лживыми словами об их величии и добродетелях. Скудное утешение для тлеющих костей, подумал Эл.

В безмятежной тени кладбищенских деревьев друзья лежали на покатой крыше разграбленного Последнего Приюта Анзилдабара, прямо над истлевшими костями некогда знаменитого, но теперь всеми позабытого путешественника. Не придавая этому факту совершенно никакого значения, они передавали друг другу мех с вином и беззаботно наблюдали, как становятся длиннее тени, по мере того как солнце над покосившимися гробницами и рухнувшими мавзолеями клонилось к горизонту, возвещая, что скоро наступят сумерки.

– Я вот тут думал, – вдруг сказал Фарл, протягивая руку за мехом.

– Ничего хорошего это не предвещает, – дружелюбно посмеиваясь, Эльминстер передал ему мех.

– Ха-ха, – рассмеялся в ответ Фарл, – я имел в виду в промежутках между оргиями.

– А-а, то-то у меня все вопрос возникал, почему ты время от времени замираешь, – сострил Эльминстер, протягивая руку за мехом. Фарл, не успевший еще приложиться к меху, бросил на него обиженный взгляд и, махнув рукой «подожди!», принялся наверстывать упущенное. Довольно вздохнув, он вытер рот и передал мех своему другу.

– А помнишь, как Будаэра упрашивала меня приласкать ее?

Эльминстер ухмыльнулся:

– Ага. За просто так – как раз для тебя. Фарл кивнул:

– В точку попал. А вообще-то девчонки получают немало денежек... а ведь, наверное, не так уж и трудно выведать, где они их прячут, и обчистить их, пока спят или заняты с клиентами.

– Нет уж, – твердо сказал Эл, – здесь на меня можешь не рассчитывать. Этих овечек стриги один.

Фарл посмотрел на него:

– Ладно, считай – забыто. А теперь объясни почему.

– Я не ворую у тех, у кого денег и так кот наплакал. У них едва хватает на еду, а ведь еще налоги, и на черный день надо что-то отложить.

– Что, принципы появились? – Фарл потянулся за почти опустевшим мехом.

– Всегда были. И ты это прекрасно знаешь. – Эл перебросил ему мех, и Фарл со счастливым видом осушил его до дна.

– Я думал, ты хочешь убить всех чародеев в Аталантаре.

Эльминстер кивнул.

– Всех Верховных Чародеев. Да, я поклялся и вроде не собираюсь отступать, – ответил он, задумчиво глядя вдаль за реку, на которой только что показалась баржа, плывшая по течению к докам. – Только, знаешь, временами я спрашиваю себя, что еще должно быть в жизни.

– Хорошая пирушка каждую ночь,– ответил Фарл, – да туго набитый золотом кошелек, и чтобы не бояться, что где-нибудь в темном переулке тебе ткнут в бок ножом, и не прятаться в мусорном бачке, когда наемники тычут туда своими алебардами.

– И это все, что тебя интересует? – спросил Эл. – Больше ничего?

– Да ты че? В чем дело? – с легким презрением сказал Фарл. – У нас хватает жрецов по всему Фэйруну, вот пусть они и беспокоятся о чем другом, а мой голодный желудок никогда не устанет напоминать мне, к чему я должен стремиться. – Довольный, что удалось выжать еще одну – последнюю – каплю, он опустил мех, скатал его и, заткнув за пояс, вопросительно посмотрел на своего друга.

Эладар Темный хмуро глядел на него.

– Каким богам мне поклониться? Захваченный врасплох, Фарл пожал плечами и только развел руками в ответ:

– Это должен каждый сам для себя решить или, во всяком случае, хорошо бы, чтобы решил. Только глупцы повинуются первому попавшемуся жрецу.

В серо-голубых глазах, разглядывающих его в упор, загорелся веселый огонек.

– А что тогда делают жрецы? Фарл пожал плечами:

– Распевают молитвы и, сердито крича, тычут в людей мечами, если те поклоняются не их богам.

Все тем же тихим серьезным голосом Эл спросил:

– А зачем тогда верить? Что проку-то?

Фарл снова раздраженно пожал плечами, всем своим видом показывая, что никто не может знать ответ на такой вопрос, но взгляд Эльминстера был все так же серьезен, и, немного помолчав, Фарл тихо ответил:

– Люди хотят верить, что где-то есть нечто лучшее, чем то, что они имеют здесь и сейчас, и что они могли бы получить это лучшее. Так было во все времена... Также людям нравится принадлежать – ну, входить в какую-нибудь группу – и чувствовать свое превосходство над теми, кто не с ними. Именно поэтому многие объединяются в клубы, компании, братства и все такое.

Взгляд Эладара оживился.

– А когда ночью в темном переулке они тычут друг в друга мечами, тогда они тоже чувствуют превосходство?

Фарл усмехнулся:

– В точку. – Он подождал, пока баржа доползла до дальнего дока, затем с беззаботным видом сказал: – Если мы и дальше, на много ночей вперед, собираемся бок о бок смотреть смерти в лицо, так, пожалуй, это даже и к лучшему, если я узнаю, по каким законам ты живешь. Кстати, я уже понял, что воровству ты предпочитаешь охранять лавки, работать в доках, выполнять всякие разовые поручения – там посыльным, к примеру. Так кто бы отказался, если бы можно было зарабатывать честно?

– Да любой, у кого мозги набекрень, любитель острых ощущений, – сухо заметил Эл.

Фарл захохотал:

– Подожди-ка, сейчас переведу дух, а ты расскажи поподробнее.

Эльминстер на миг задумался:

– А чего тут рассказывать? Я не хочу убивать невинных людей... и не люблю красть, ну разве что у богатых торговцев, которые сами по себе противны, все гребут под себя и ведут себя нагло и непорядочно. А, ну и, конечно, у чародеев.

– Ты что, правда так их ненавидишь? Эльминстер пожал плечами:

– Я... я просто презираю тех, кто прячется за магию и с ее помощью управляет остальными, ну, к примеру, нами, только потому, что их научили читать или боги дали им колдовскую силу или что-нибудь в этом роде. Им бы свое искусство применить, чтобы людям помочь, а не держать их в страхе.

– А вот если бы ты сейчас оказался на месте Белора, – тихо спросил Фарл, – вот скажи, ради всех наших богов, что бы ты делал, если не подчинился бы чародеям? Разве у тебя был бы выбор?

Эл снова пожал плечами:

– Король может позволить загнать себя в ловушку, а ведь может и не позволить. Он никогда не покажется нам, своим подданным, чумазым или оборванным, чтобы мы не знали его таким. Мы ведь подданные, которым, как предполагается, он служит. Откуда мне знать, был у Белора выбор или нет?

– Однажды ты рассказал, что твоих родителей убил чародей, прилетевший на драконе, – заметил Фарл.

Эльминстер внимательно посмотрел на него:

– Когда это?

– Ты был пьяный. Вскоре после того, как мы встретились, мне захотелось выяснить, можно ли тебе доверять, ну вот и подпоил тебя. Тогда ночью, в «Кольце мечей», а ты заладил только одно: «разбойник» да «убивать Верховных Чародеев»... Так все и твердил как одержимый...

Эльминстер пристально разглядывал тенистую крону над соседним склепом.

– Каждый одержим чем-нибудь, – произнес он и, повернувшись к Фарлу, спросил: – А вот у тебя что?

– Возбуждение. Если я не в опасности, не совершаю какие-нибудь возвышенные или тайные или важные дела, то я не живу.

Эльминстер кивнул, припоминая.

Был холодный пасмурный день, грязь по колено покрывала улицы Хастарла. Эл только что прибыл в город и с широко открытыми от изумления глазами бродил по его закоулкам. Завернув в одну из тупиковых улочек, он обернулся и вдруг обнаружил, что путь обратно отрезан крадущимися за ним по переулку крепкими мужичками с жесткими взглядами и неприятными ухмылками. Верховодил ими лысеющий нескладный верзила, одетый в потертую кожаную одежду. В одной руке он держал дубину, а в другой холщовый мешок, достаточно большой, чтобы туда поместилась голова Эльминстера, – а именно за ней-то они и охотились.

Эл отступил назад, нащупывая Меч Льва и задавая себе вопрос, сможет ли он драться с такой кучей народа в такой узкой улочке и при этом надеяться на победу. Приготовившись защищаться, он выставил свой обломок меча, но они все так же угрожающе продолжали приближаться. Лысый поднял дубину, очевидно рассчитывая, что сумеет отбить в сторону меч парня, а другие тем временем повалят его на землю. Но тут откуда-то сверху, над головой, раздался спокойный голос:

– На твоем месте, Шилдо, я бы не стал его трогать. Ты че, не видишь, он же «мясо» Хоклина? А знаешь, что Хоклин делает с теми, кто вмешивается в его дела?

Задрав безобразное лицо, лысый посмотрел вверх:

– Откуда ему знать-то?

На самом краю подоконника, скрестив руки на груди, сидел худощавый парень. Улыбаясь, он проговорил:

– Да он уже знает, лысая ты башка. Антаэрл только что убежал с донесением, а меня оставил отговорить тебя, потому как вспомнил какой-то должок тебе и что случилось прошлый раз, когда твоя шайка напала не на того. Че, плохо было, Шилдо? Вспомни-ка, что тебе пообещал Ундарл, если ты еще хоть раз так непростительно ошибешься? Вот я, к примеру, помню.

Сердито заворчав, лысый повернулся и пошел прочь, махнув своим подручным следовать за ним.

Когда переулок опустел, Эльминстер посмотрел вверх и сказал:

– Благодарствую за спасение. Моя жизнь – твоя, сэр...

– Меня зовут Фарл, и я не сэр. Тем и горжусь, кстати.– Фарл объяснил, что «мясом» называют всяких простаков, рабов и других несчастных, которых Верховные Чародеи используют для своих опытов – убивают бедолаг, по-всякому скручивают, трансформируют или делают из них зомби. От блуждания по городу Эльминстер выглядел немножко ошеломленным, совсем как такой зомби. – Вот я ему и втолковывал, что ты из таких, – предупредительно рассказал Фарл.

– Спасибо, конечно, – криво усмехнулся Эл. – А в чем разница?

– Я намекнул, что ты – собственность самого могущественного Верховного Чародея. Шилдо – прихвостень одного из его соперников, а у того сила еще не так велика, чтобы открыто бросить вызов. И Шилдо даны очень строгие указания вести себя тише воды, ниже травы, чтобы не случилось никаких столкновений. – Парень по-другому устроился на белоснежном уступе и добавил: – Не хочешь убрать свой меч? Кстати, можно пойти, где потеплее, я знаю, к примеру, одно местечко, там запросто получишь миску горячего голубиного супа и жареный хлеб... если ты согласен платить.

– С удовольствием, – ответил Эльминстер. – Если ты расскажешь мне, где в этом городе можно устроиться на ночь и еще чего мне не надо делать.

– Идет, – ответил смеющийся парень. Он проворно спрыгнул вниз. – Ты хочешь узнать, что тут у нас к чему, а я люблю поговорить. И вообще, по-моему, тебе нужен друг, вот прямо сейчас у меня тоже нет такого... ну как ты?

– Давай веди, – ответил Эльминстер.

В тот день Эл узнал немало, и в последующие дни тоже, но он так и не знал, откуда появился Фарл. Веселый вор казался частью Хастарла, словно он жил здесь всегда, и город, как эхо, звучал и в его манере говорить, и в его поведении. Эти двое сразу понравились друг другу и впоследствии за весну и за долгое жаркое лето совместно украли золота и драгоценных камней больше, чем весят сами, вместе взятые.

Размышляя об этом унылом городе Верховных Чародеев, Эльминстер вспомнил, что он лежит на покатой крыше склепа в спадающей жаре лениво тянущегося летнего дня. Повернув голову, он взглянул в лицо Фарлу:

– Ты не раз упоминал, что знаешь, что я из Хелдона.

Фарл кивнул:

– Да это ясно по тому, как ты говоришь, – так говорят на востоке в горной части Аталантара. А еще в ту зиму, когда Ундарл сделался Верховным Чародеем, по городу ходил слух, что он просто-таки поразил правящих чародеев тем, что летает верхом на драконе, который слушается его. Для испытания Хоклин приказал ему отправиться в деревню Хелдон и убить там одного человека и его семью. Ну и Ундарл, чтобы показать им, на что способен, камня на камне не оставил от этой деревни, сжег все, даже бежавших по полю собак! И они приняли его в свой круг.

– Ундарл, – тихо повторил Эльминстер.

Фарл заметил, что его друг сцепил дрожащие пальцы, так что даже костяшки побелели. Он кивнул:

– Эл, если тебе станет от этого полегче, то могу сказать, что понимаю, каково тебе сейчас.

Эльминстер поднял на него горящие стальным огнем глаза, и его голос был ужасающе тих, когда он спросил:

– Да? Откуда?

– Верховные Чародеи убили мою мать, – спокойно ответил Фарл.

Эльминстер смотрел на него, и стальной огонь медленно угасал.

– А что случилось с твоим отцом? Фарл пожал плечами:

– О, с ним все в порядке.

Эльминстер посмотрел вопросительно, и Фарл немного грустно улыбнулся:

– Нет, правда, он, наверное, сейчас сидит вон в той высокой башне, и если Тиш гневается на нас, то с помощью магии сможет подслушать нас, как только я произнесу его имя.

Эльминстер перевел взгляд на башню и спросил:

– А он может поразить нас оттуда каким-нибудь заклинанием?

Фарл пожал плечами:

– Кто знает, что чародеи научились делать? Да вряд ли, иначе по всему Хастарлу все только и делали ли бы, что, пораженные, падали ниц. К тому же всем известно, что Верховные Чародеи не в силах устоять, чтобы не поизмываться лицом к лицу над своими врагами, перед тем как убить.

– Тогда назови его имя, – взвешивая каждое слово, произнес Эльминстер, – и, может быть, это ему придется падать ниц, когда я доберусь до него.

– У тебя появится возможность поразвлекаться только после того, как первым доберусь до него я, – тихо ответил ему Фарл, – и с корнем вырву его язык, и переломаю все его пальцы, чтобы он никогда больше не смог творить заклинания. Нельзя допустить, чтобы он умер слишком быстро.

– Ну так кто он? Фарл криво усмехнулся:

– Хоклин, самый главный из Верховных Чародеев. Для тебя – королевский маг Аталантара. – Отвернувшись, Фарл смотрел, как между упавшими колоннами кружится быстрокрылка. – Я его внебрачный сын. Хоклин приказал убить мою мать, придворную даму и, как говорят, любимицу многих, когда узнал о моем рождении.

– А почему же ты тогда живешь... не в той башне? Фарл задумчиво смотрел в свое прошлое, не замечая могил вокруг.

– Его люди убили младенца, но не того, то есть не меня, а какого-то бедного подкидыша. А меня выкрала одна женщина, с которой мать очень дружила... одна продажная девица.

Эльминстер удивленно вскинул брови:

– И после этого ты предлагаешь воровать у тех же самых девиц?

Фарл пожал плечами:

– Одна из них задушила мою приемную мать всего лишь за несколько монет. Я так и не узнал кто, но точно одна из тех девиц в «Красотке», что были там, – его голос стал с издевкой подражать рассказчикам страшных историй, – в ту ночь, когда двое сыновей Верховных Чародеев явили свою любовь всему Хастарлу.

– О боги, – почти одними губами произнес Эльминстер,– а я-то тут расчувствовался о себе. Фарл, ты...

– Да ладно, затяни пояс потуже и не разводи нюни, – с безмятежным спокойствием ответил Фарл. – Если на меня в будущем накатит минута слабости и мне потребуется твое сочувствие, Эладар Убийца Чародеев, я обязательно дам тебе знать.

Напыщенность в его голосе вызвала у Эльминстера смешок, и он спросил:

– Ну, что будем делать? Усмехнувшись, Фарл ловко вскочил на ноги:

– Время отдыха закончилось. Теперь назад, к оружию. Раз ты не разрешаешь мне пощипать продажных девиц или ни в чем не повинный народ – ладно, не велика потеря. Во всем Хастарле таких – раз, два и обчелся. К тому же мы весьма больно задели за живое чародеев и высокородные семейства. Если слишком часто кукарекать на одной и той же жердочке, то непременно попадешься в какую-нибудь ловушку, где ждут уж явно не горы золотых монет. Остаются две цели: храмы...

– Нет, – решительно перебил его Эльминстер, – мы не будем лезть в дела богов. Я не хочу провести остаток моей короткой и без того несчастной жизни под гневным оком Тех, Кто Слышит Все, я уж молчу об их жрецах.

Фарл усмехнулся:

– Так и предполагал, что ты будешь против. Тогда для нашей деятельности остается только одно поле – богатенькие торговцы.– Он поднял руку, чтобы предупредить протест Эльминстера, и быстро пояснил: – Я имею в виду только ростовщиков и тех, что, действуя в тайных группах, специально поддерживают высокие цены и устраивают для своих конкурентов несчастные случаи... Кстати, ты не обращал внимания, что баржами здесь владеют практически одни и те же люди? А складами? А? Как тебе? Надо разузнать, как эти люди проворачивают дела, и когда удалимся от карманных дел, то вступим в ряды тех, кто сам ничего не делает, а лишь позволяет своим денежкам работать на них.

Эльминстер задумчиво сдвинул брови:

– Тайный мир, который находится за фасадом того, что на улицах.

– Наш мир – королевство воров – такой же тайный, – добавил Фарл.

– Правильно, – горячо поддержал его Эльминстер. – Это наше поле битвы. И как теперь? С чего начнем?

– Сегодня вечером, – сказал Фарл, – я попробую подкупить одного человека, с которым у нас старые счеты, и, очень даже может быть, попаду на обед, куда меня никто в жизни не пустил бы ни за какие коврижки. Этот человек должен подавать там вино, а я постараюсь уговорить его уступить эту работу на вечерок мне и буду слушать всякое, что не для моих ушей. И если я, вообще, хоть чуток соображаю, то наверняка услышу о планах и тайных торговых сделках как в городе, так и за его стенами на весь оставшийся сезон. – Он нахмурился. – Но есть одна неувязочка: ты не сможешь пойти туда и услышать все сам. Просто не вижу способа, как бы тебе пробраться туда и чтобы тебя не поймали: у этих людей охрана повсюду. С другой стороны, и я не смогу тебя впустить. Эльминстер кивнул:

– Да ладно, пойду на вечерок куда-нибудь один, побездельничаю, или у тебя есть на мой счет другие планы?

Фарл медленно кивнул:

– Пожалуй, хотя дело очень опасно. Есть здесь один дом, который у меня на примете лета четыре. Там живут три независимых друг от друга торговца. Они спекулянты и ростовщики и, похоже, ни разу в жизни палец о палец не ударили, чтобы честно заработать себе кусок хлеба. Скорее всего они-то как раз и входят в одну из тех тайных групп, о которых я тебе говорил. Хорошо бы незаметно прокрасться в их дом и выяснить, где там какие подходы, двери, важные комнаты и все такое, а если можно, то и подслушать, о чем они будут говорить за обедом. Сможешь это сделать?

Эл кивнул:

– Веди меня к этому дому. Только на много не рассчитывай. Это в балладах у менестрелей люди сидят за обедом и объясняют друг другу то, что каждому из них и так давно известно, – наверное, специально, чтобы те, кто подслушивает, тоже поняли.

Фарл кивнул:

– А я и не рассчитываю... Просто тихонько заберись в дом, присмотрись, стоит ли он нашего внимания, и сматывайся оттуда, но только без шума. Мне не нужны мертвые герои в нашем совместном деле. Знаешь, в наше время трудно найти компаньона, которому можно доверять.

– Ага, значит, ты предпочитаешь живых трусов? – спросил Эльминстер, когда они, проворно соскочив на землю, пробирались среди надгробий и поваленных деревьев к огромной старой ветке, чтобы выбраться за кладбищенскую стену.

Фарл остановил его:

– Нет, я серьезно, Эл. Я никогда прежде не встречал никого, в ком так сочетались бы бесстрашие и честность. А если к этому добавить твою выносливость и сноровку... то я жалею только об одном.

– Интересно, это о чем же? – залился густой краской Эльминстер.

– Что ты не хорошенькая девушка.

Они оба загоготали и полезли по дереву, которое служило им выходом с кладбища.

– Кстати, у нас тут одна головная боль назревает, – добавил Фарл. – Под властью Верховных Чародеев Хастарл богатеет, и в город отовсюду стекаются воры. Целыми шайками. Когда они разрастутся, нам, если хотим выжить, придется либо присоединиться к одной из шаек, либо организовать свою собственную.

– А почему головная боль?

– Предательство.

Это слово угрюмо повисло между ними в неловкой тишине, когда они, уже спрыгнув с осыпающейся стены в заваленный мусором проулок, смотрели на снующих крыс.

Эльминстер тихо сказал:

– Фарл, я тоже нашел в тебе кое-что дорогое для меня.

– Друга лучше, чем ты сам для себя?

– Да, друга. Преданность и ответственность гораздо ценнее, чем все то золото, что мы добыли вместе.

– Отлично сказано. Кстати, я вспомнил еще одно, о чем жалею, – мрачно прибавил Фарл. – Что меня не было в комнате, чтобы посмотреть, как Шандат и старый Ганнибург проснулись и обнаружили себя в объятиях друг у друга!

Захохотав, друзья аж согнулись пополам.

– Я заметил, – добавил Эльминстер, немного отдышавшись, когда они уже шли по улице, – слух об этом близком знакомстве не разлетелся по Хастарлу.

– А жаль, – ответил Фарл. Положив руки друг другу на плечи, они шагали по скользкой мостовой, одни против всего Хастарла.

 

Глава Пятая

Держать в Цепях Мага

Из высоких окон выплывал чудесный запах. В животе у Эльминстера само собой громко заурчало. Неловко прильнув к каменному выступу, он замер головой вниз в надежде, что его никто не услышит.

Пиршество внизу было в полном разгаре. Звякали стаканы, и смеялись люди. Короткие взрывы хохота прерывали общий гул острот. Слышны были и обрывки серьезного разговора. И все-таки слишком далеко, чтобы разобрать слова. Закончив вязать узел, Эл для проверки изо всех сил подергал веревку. Ну вот, теперь все в руках богов...

Дождавшись очередного взрыва хохота, Эльминстер соскользнул по тонкой веревке на балкон внизу. Во время этого маленького путешествия его мог увидеть любой из сидящих за столом, кто удосужился бы посмотреть вверх. Пот градом катил с него, когда сапоги наконец коснулись пола балкона, и он благодарно нырнул вниз и пригнулся за ограждением, скрывшим его от глаз сидящих за столом людей. Никто не поднял шума. В следующий миг он уже достаточно освоился, чтобы осторожно осмотреться. На балконе было темно, и, похоже, им давно не пользовались. Эл старался не шевелиться, чтобы не потревожить пыль, от которой мог расчихаться.

Оглядевшись, Эльминстер стал внимательно прислушиваться к разговору за столом и уже через несколько слов сидел, замерев от страха и растущего возбуждения. Рука сама потянулась к Мечу Льва, висевшему на груди.

– Люди шепчутся, Хэвелин, что ты сомневаешься в нашей силе, – произнес равнодушный, надменный голос, каждое слово тяжело падало в наступившее тягостное молчание, – что мы не настоящие чародеи, а так, чтобы просто держать народ в страхе и повиновении Оленьему Трону, и потому мы не смеем и носа высунуть за пределы королевства... что наши заклинания – это всего лишь трюки, малоспособные уберечь от воров и соперников, а значит, наши совместные капиталы остаются незащищенными.

– Я ничего такого не говорил.

– Возможно, но твой тон говорит мне: ты поверил, что есть такой слух. Нет, убери меч. Сегодня ночью я не хочу причинять тебе вред. Было бы верхом неблагодарности сразить человека в его же собственном доме и проявлением глупости уничтожить хорошего союзника и состоятельного приверженца. Все, что мне от тебя надо, – посмотри внимательно на одно маленькое доказательство моей силы.

– Какой магией ты хочешь воспользоваться, Хок-лин? – подозрительно спросил Хэвелин. – Предупреждаю, за этим столом есть люди не столь защищенные амулетами или щитами, как я, и у которых еще меньше причин любить тебя. Было бы немудро заставлять такого человека хвататься за оружие.

– У меня и в мыслях нет никакой особой жестокости. Я просто желаю показать действенность моей магии на примере одного заклинания, которое я недавно усовершенствовал. Это заклинание заставит любого смертного, чье имя и внешность я знаю, явиться передо мной.

– Любого смертного?

– Любого живого смертного. Но прежде, чем ты назовешь имя своего заклятого врага, которого хотел бы заполучить в свои руки, я желаю показать тебе истинную силу магии, которой мы владеем... магии, которую ты унизил до простых трюков и огненных шаров, назначение которых – пасти простолюдинов.

Послышался странный высокий звенящий звук.

– Видишь эту цепь, – снова раздался равнодушный голос Нелдрина Хоклина, королевского мага Аталантара. – Положи ее и отойди. Вот так. Благодарю.

Послышалось переливчатое позвякивание, а затем – быстрая поступь осторожных шагов. Снова раздался хрустальный звон, и отблески пламени заплясали по стене над Эльминстером. Прищурившись, он разглядел, что с пола сама по себе поднимается прозрачная цепь. Вот она свилась в воздухе кольцами, потом медленно свернулась в огромную спираль.

Хоклин равнодушно сказал:

– Это Хрустальная Цепь Задержания, сработанная в Нетериле много веков назад. Эльфы, гномы, люди – все искали ее, но безуспешно. Думали, что она утеряна навсегда. Я нашел ее. Смотри! Перед тобой цепь, которая может лишить свободы любого мага настолько, что он совсем не сможет воспользоваться своей магической силой. Красива, не правда ли?

В ответ послышался гул одобрительных голосов, затем самый могущественный из Верховных Чародеев продолжил:

– Хэвелин, кто, по-твоему, самый могущественный маг в Фэйруне?

– Полагаю, что ты хочешь услышать, что это ты... по правде говоря, не знаю, я не очень-то разбираюсь во всей этой магии... нет, не знаю... может, этот Сумасшедший Маг, говорят, он...

– Нет, бери выше. Неужели ты ничего не помнишь об учении Мистры?

– Ее? Ты собираешься посадить на цепь богиню?

– Нет, смертного. Я же сказал «смертного», значит, смертного и имел в виду.

– Да хватит этих выспрашиваний, скажи нам сам, – произнес угрюмый голос. – Надо знать, когда умничать, а когда – откровенно говорить. И по-моему, сейчас настало как раз такое время.

– Ты сомневаешься в моей силе?

– Что ты, Верховный Чародей. Верю, у тебя есть что показать. Я лишь говорю, что довольно играть с нами в твои высокомерные словесные игры. Веди себя как подобает великому магу, а не мальчишке, который пытается произвести впечатление своим умничаньем.

Не успел он договорить последнее слово, как вскрикнул от отвращения, вокруг опять загудели голоса. На мгновение Эльминстер высунулся над ограждением балкона и тут же нырнул обратно вниз. Этого было достаточно, чтобы увидеть человека, в ужасе глазеющего на свою тарелку, на которой лежала человеческая голова, уставившаяся на него невидящим взглядом.

– Это голова последнего вора, который попытался обокрасть твой склад и был обезглавлен волшебным мечом, заколдованным, между прочим, мною. Хотя в любом случае приятного аппетита, Намит, это всего лишь мираж.

– Хоклин, я тоже считаю, что тебе надо говорить с нами в открытую, – произнес другой голос постарше. – Хватит играть.

– Ладно, – ответил королевский маг. – Тогда смотрите и безмолвствуйте.

Раздалось быстрое бормотание, последовала вспышка света, а за ней – высокий звук, напоминающий нестройный звон хрустальных колокольчиков.

– Скажи всем, кто ты. – В голосе Хоклина звучало надменное ликование.

– Меня зовут Магистр, – послышался новый спокойный старческий голос. За столом раздались возгласы удивления, и Эльминстер не смог удержаться. Магистром называли чародея, который носил мантию власти Мистры. Величайший маг всех времен и народов. Он должен увидеть его. Очень медленно и очень осторожно Эл поднял голову над ограждением и замер, пораженный неожиданной мыслью: если Верховные Чародеи держат под контролем самую могущественную во всем Фэйруне магию, как он надеется справиться с ними?

Внизу стоял длинный освещенный праздничный стол. Чуть в стороне от стола стоял окруженный сиянием худощавый, с бородкой, старец, на которого устремились взгляды всех сидящих за столом. Пустая до этого цепь теперь медленно вращалась вокруг него. Маленькие молнии проскакивали между ее звеньями, когда она поворачивалась, питаясь сиянием, исходящим от Магистра.

– Знаешь ли ты, где находишься? – равнодушно спросил королевский маг.

– Эта комната мне не известна, но она, несомненно, находится в каком-то достойном доме. В Хастарле, в Королевстве Оленя.

– А как называется то, что держит тебя? – При этих словах Верховный Чародей Хоклин подался вперед. Свет упал на украшенные драгоценными камнями руны на его темном одеянии, и они вспыхнули огнем, привлекая к себе внимание. Королевский маг выглядел опасным, когда, чуть приподнявшись над столом и опираясь на широко расставленные руки с длинными пальцами, он бросил вызов чародею в объятиях цепи.

Взглянув на цепь с любопытством, какое мог бы проявить человек, рассматривающий выставленные на продажу товары в магазине с весьма непритязательным фасадом, Магистр задумчиво похлопал по витку спирали, не обращая ни малейшего внимания на потрескивающие ослепительно белые малютки молнии, запрыгавшие вокруг его морщинистой руки, и сказал:

– Похоже на Хрустальную Цепь Задержания, выкованную в незапамятные времена в Нетериле и считавшуюся утерянной. Это она или новая цепь, придуманная тобою?

– Здесь я задаю вопросы, – возвысил голос Нелдрин Хоклин, – а ты будешь отвечать, или я воспользуюсь этим арбалетом, и в Фэйруне появится какой-нибудь новый Магистр.

Пока он говорил, заряженный арбалет проплыл перед взорами присутствующих, появившись из-за завешенной шторой двери. Торговцы за столом тут же испуганно переглянулись.

– Ах вот как, – негромко сказал старец, – значит, это вызов?

– Нет, если ты согласен подчиняться мне. Расценивай это как нависшую над тобой угрозу. Повинуйся или умри – любой король предлагает своим подданным такой выбор.

– Ты, наверное, живешь в более варварской, чем я привык, стране, – сухо произнес Магистр. – Неужели ты, Нелдрин Хоклин, превратил Аталантар в тиранию магов? Я кое-что слышал о тебе и твоих соратниках – Верховных Чародеях... и эти слухи не делают вам чести.

– Даже и не сомневаюсь в этом, – насмешливо ответил Хоклин. – А теперь попридержи язык, пока я не велю тебе говорить, или вместо тебя придется говорить какому-нибудь новому Магистру.

– Ты хочешь указывать Магистру, когда и как ему говорить? – Старческий голос звучал почти грустно.

– Вот именно.

Нацеленный в лицо старца арбалет подплыл ближе и угрожающе повис над столом.

– Мистра запрещает такое поведение, – тихо сказал Магистр, – а значит, и у меня нет выбора. Придется принять твой вызов.

Его тело вдруг превратилось в клубы пара и постепенно растаяло в воздухе. Мгновение кольца цепи обвивали пустой воздух, а затем упали на пол.

Дернувшись, арбалет выстрелил. Стрела пролетела весь зал и, ударившись о висящий на стене щит, отскочила в угол, где окончательно упала, сломанная.

– Пусть все тайное станет явным! – прогремел королевский маг Хоклин, подняв руки, и отпрянул, когда прямо перед его лицом появился старец, спокойно сидящий в воздухе над столом.

Тут же вылетело полдюжины заклинаний, как только у всполошившихся чародеев появилась возможность убивать. Посреди этой магической битвы объятые ужасом торговцы, отбрасывая стулья, вскочили со своих мест и кинулись прочь от стола. Еда полетела во все стороны, когда огненные струи, молнии и замораживающие лучи прорезали воздух, встретившись в шипящем хаосе там, где старец... был. Он исчез всего за несколько мгновений, перед тем как ударила смертоносная магия... если вообще был там, где его видели.

– Те, кто живет убивая с помощью магии, – негромко произнес Магистр, и Эльминстер, обернувшись, разинул от удивления и ужаса рот, когда человек в длинном одеянии неожиданно появился на балконе около него, – должны ожидать, что и их постигнет такой же конец.

Старец поднял морщинистые руки, и из его пальцев вырвались рубиновые лучи. Твердые вещи закипали и беззвучно испарялись, когда их касался такой луч. Эл проглотил подкативший ком, когда увидел чьи-то ноги, стоящие без верхней половины тела над ними, а дальше всхлипывающий чародей рухнул на пол, когда его бегущие ступни вдруг отделились и ушли из-под него. Лучи медленно тускнели среди криков и шума падающих тел, только языки пламени лизали опаленное дерево и гобелены.

Не успели они исчезнуть, а люди по всему залу стали взлетать в воздух – целые или то, что у них теперь осталось от тел. Они медленно всплывали прямо вверх, и ничто не помогало им – ни сопротивление, ни заклинания, которые они все еще неистово пытались выкрикнуть. Хрустально звякнув, цепь поднялась в воздух, извиваясь, как гигантская змея.

Где-то поблизости Хоклин высоким испуганным голосом сплетал очередное заклинание. Старец не обратил на него внимания.

Люди повисли на высоте балкона, и цепь заскользила между ними, тускло отражая огонь внизу.

Ярко вспыхнул свет, и раздался рев. Спасая свою жизнь, Эльминстер бросился прочь, когда заклинание Хоклина снесло полбалкона. Отчаянно лавируя, молодой вор отступал по каменному полу, который осыпался прямо у него из-под ног.

Большая часть балкона с грохотом обрушилась на пол пиршественного зала, поднимая клубы пыли.

Битый кирпич и прочий мусор грудой лежали вокруг покосившегося одинокого столба, который еще совсем недавно поддерживал балкон. Распластавшись на крохотном островке, оставшемся от балкона, Эльминстер поспешно оглянулся и увидел безучастно стоящего в воздухе Магистра, окруженного кольцом беспомощно покачивающихся перепуганных людей.

– И это все, что ты можешь, Хоклин? – Старец покачал головой. – Ты даже не позаботился о том, чтобы подумать, а хватит ли у тебя могущества бросить вызов мне, с такими-то слабыми силами... которыми управляют такие тупые мозги. – Он вздохнул.

Эльминстер увидел, как хрустальная цепь обернулась вокруг шеи одного из висящих в воздухе. Невидимая сила медленно развернула голову человека, так что он беспомощно уставился прямо в глаза старца.

– Итак, ты – один из Верховных Чародеев, Мо-лиф... причем, как я вижу, уже давно, и воображаешь себя очень хитрым, потому не выказываешь в открытую свои амбиции. Однако ты жаждешь власти и только ждешь удобного случая, чтобы сокрушить своих соперников и захватить трон для себя. У тебя уже все продумано, и твое правление не будет мягким.

Магистр взмахнул рукой, отпуская его, и хрустальные звенья вокруг шеи чародея взорвались, со звоном разлетаясь во все стороны. Обезглавленное тело Молифа дернулось и безвольно повисло. Укороченная цепь скользнула к следующему висящему в воздухе.

– Только торговец, да? Отил Наэриммин, сводник, контрабандист, занимаешься духами и пивом. – Старческий голос почти сошел на нет, но, когда раздался снова, в нем зазвучала низкая, горькая нотка разочарования. – Да ты отравитель! – Еще один виток цепи разлетелся вдребезги, оставляя позади висеть еще одно тело.

Кто-то в ужасе завопил и выпалил сразу несколько заклинаний. Не обращая на них внимания, Магистр смотрел, как извивающаяся смертоносная цепь поплыла дальше. Одного человека – задыхающегося, с выпученными от ужаса глазами, толстого торговца – он отпустил. Тот плавно поплыл вниз, а когда магическая сила отпустила его, упал на пол и, тоненько подвывая, бросился прочь из зала.

Следующим вновь был чародей. Он вел себя вызывающе и так – бушуя – встретил свою смерть. Когда его голова отделилась, тело охватило фиолетовое сияние. Магистр изучающе посмотрел на него:

– Интересный случай, как ты думаешь, Хоклин? В ответ королевский маг выкрикнул какое-то слово, отразившееся от стен и прокатившееся по всему залу. В воздухе возник огненный шар. Вжавшись в самый угол, Эльминстер спрятал лицо, чувствуя, как его окатило жаром. Когда волна спала, было слышно, как среди потрескивания остывающего камня старец со вздохом сказал:

– Огненные шары... всегда только огненные шары. Ну неужели вы, молодежь, не можете бросить что-нибудь другое?

Целый и невредимый, Магистр стоял в воздухе, не отрывая взгляда от скользящей к следующему человеку цепи. Теперь она стала короче, потрескалась и почернела от огня. Похоже, что человек уже был мертв – то ли от испуга, то ли от отскочившего в него его собственного заклинания, то ли от попавших в него хрустальных осколков цепи, но она, не задерживаясь, проплыла дальше.

Еще дважды взрывались хрустальные звенья, и еще один торговец был освобожден. Всхлипывая, он тоже выскочил из зала. Теперь перед Магистром висел только один оставшийся в живых – королевский маг Аталантара. Хоклин посмотрел вправо и влево на плавающие вокруг обезглавленные тела и огрызнулся, как загнанный зверь.

– Должен признать, что мне будет приятно убить тебя, – произнес старец, – и тем не менее мне было бы еще приятнее, если бы ты сейчас и здесь отрекся от своих притязаний на это королевство и согласился бы служить Мистре под моим началом.

Прорычав проклятие, Хоклин попытался дрожащими руками сплести последнее заклинание. Магистр вежливо выслушал его и только покачал головой, не обращая внимания на появившееся перед ним призрачное чудовище с длинными когтями.

Безжалостные лапы пронзили старца и тут же растаяли, как только лопнули последние звенья Хрустальной Цепи Задержания. Кровь Верховного Чародея брызнула на пол далеко внизу. Оставив тела висеть в ужасающем боевом порядке, Магистр повернулся к скорчившемуся на уцелевшем уголке балкона юноше, наблюдавшему за всем происходящим. Его глаза еще сверкали, когда он встретился с благоговейным взглядом Эльминстера.

– А ты, парень, из Верховных Чародеев или слуга в этом доме?

– Не то и не другое.

С трудом оторвавшись от горящих глаз старца, Эльминстер спрыгнул на забрызганный кровью каменный пол. Прищурившись, Магистр поднял палец, и вокруг молодого вора вспыхнул круг огня. Тот резко обернулся, и в его руке блеснул заостренный обломок какого-то старого меча.

Эльминстер взглянул в лицо стоящему в воздухе над ним старцу, и его голос задрожал от страха и гнева:

– Неужели ты не видишь, что я не один из этих безумных чародеев? А чем ты лучше тех жестоких магов, что правят Аталантаром? – И он с размаху рубанул своим мечом по ревущему вокруг него пламени. – Или все, кому подвластна магия, настолько искорежены ею, что становятся тиранами, для которых одно удовольствие – калечить, уничтожать и сеять страх среди честных людей?

– Так ты не... с этими? – спросил Магистр, указывая на безмолвно висящие вокруг него тела.

– С ними! – выпалил Эльминстер. – Да я сражаюсь с ними при каждом удобном случае и надеюсь, что придет день, когда уничтожу их всех до одного, чтобы народ Аталантара опять жил счастливо и свободно! – Он вдруг немного криво усмехнулся и, чуть помолчав, уже тише добавил: – Может, это и немного странно звучит – словно строчка из баллады менестреля?

Призадумавшись, Магистр смотрел на него.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – негромко сказал он, – если ты еще и в живых останешься, после того как выскажешь эти мысли вслух... – Неожиданно его лицо осветила улыбка, и Эльминстер обнаружил, что тоже улыбается ему в ответ.

Ни один, ни другой не заметили, как на другом конце зала, среди кружащихся пятнышек света, в пламени, мерцающем вокруг разбросанных обломков пиршественного стола, появились глаза. Они задумчиво наблюдали за юношей и стоящим в воздухе магом.

– А ты на самом деле можешь видеть, что собой представляют люди? – как-то неуклюже спросил Эльминстер.

– Нет, – просто ответил Магистр. Прямой взгляд его старческих карих глаз встретился со столь же прямым взглядом серо-голубых глаз Эла. Волшебник заставил потрескивающую стену огня сойти на нет.

Эльминстер сразу заметил перемену, но не попытался убежать. Стоя на заваленном мусором и забрызганном кровью полу, он опять взглянул вверх на старого чародея:

– Ты собираешься убить меня или отпустишь?

– Мне не интересно убивать честных людей, к тому же меня почти не касаются дела тех, кто не связан с магией. Хотя у тебя, парень, как я вижу, есть магическое зрение... почему бы тебе не попробовать себя в чародействе?

Эльминстер угрюмо взглянул на него. Когда он заговорил, в его голосе звучала насмешка:

– Мне не интересно стать человеком, владеющим магией. Где бы я ни встретился с магом, я всегда вижу только змею, использующую заклинания, словно хлыст, чтобы держать в страхе людей, заставляя их повиноваться. Жестокие и надменные, чародеи могут отнять жизнь или... – он обвел взглядом царившее вокруг разрушение, и следящие из пламени глаза сжались, чтобы их не заметили, – в мгновение ока уничтожить целый зал, и их не волнует, что они сделали: главное – чтобы их прихоть была исполнена. Нет уж, уволь меня, господин. Я не хочу быть чародеем.

При взгляде в спокойное лицо старца Эльминстеру вдруг стало страшно. Его слова прозвучали резко, а ведь Магистр и сам был чародеем. Хотя, похоже, в кротких старческих глазах горел огонек... одобрения.

– Те, кто не любит злоупотреблять своей силой, становятся самыми лучшими магами, – ответил ему Магистр. Казалось, теперь его изучающий взгляд проникал в самые дальние тайники души Эльминстера, и снова в его голосе зазвучала печаль, когда он добавил: – А тот, кто живет воровством, в конце концов доворуется до того, что потеряет жизнь.

– Воровство не доставляет мне удовольствия. Я ворую, только чтобы было на что поесть и чтобы бороться с Верховными Чародеями, где, когда и как могу.

Магистр кивнул.

– Вот поэтому ты и слышал то, что слышал, – сказал он. – Иначе какой мне смысл было все это говорить.

Эльминстер задумчиво посмотрел на него и вдруг весь напрягся, услышав гул топота в близлежащих коридорах. Он мог означать только одно: наемники Аталантара.

– Спасайся! – крикнул Эльминстер и тут же подумал, как, наверное, смешно звучит это предупреждение для самого могущественного в мире мага, и бросился к ближайшему коридору, в котором пока было тихо.

Ему оставалось добежать совсем чуть-чуть, когда вооруженные алебардами и арбалетами солдаты ворвались в комнату. Задыхающийся толстый торговец ткнул пальцем вверх в сторону стоящего в воздухе мага и проорал:

– Туда!

К тому времени, когда град стрел и спешно наколдованных огненных шаров обрушился... в пустой воздух, где только что стоял Магистр, и Эльминстер, и глаза в языках пламени, плясавших повсюду на обломках некогда роскошного пиршественного стола Хэвелина, исчезли. В следующее мгновение плавающие в воздухе трупы вдруг с влажным шлепком тяжело упали на пол. Наемники с побелевшими от страха лицами попятились назад, громко призывая Темпуса защитить их и Тиш – помочь им.

Эльминстер выскочил через одну из дверей в кухне и попал в тупик, куда выходили несколько кладовых, бросился обратно в кухню и в другую дверь – поменьше, молясь Тиш, чтобы она не привела его в еще одну кладовую. И тут он услышал, как Хэвелин раздраженно закричал:

– Найдите мальчишку! Он не из моего дома! Громко выругавшись, Эльминстер рывком открыл дверь. Да, это был тот самый путь, каким убежали перепуганные кухарки. Он бежал, перепрыгивая сразу две ступеньки, пока на повороте лестницы сразу несколько алебард не обрушились перед ним, с грохотом высекая искры. Наемники захрипели, пытаясь высвободить алебарды из перил, чтобы метнуть их через перила, но Эл, увидев еще одного наемника, пробиравшегося с заряженным арбалетом по верхней галерее, спрыгнул с лестницы и, неуклюже приземлившись на корточки, тут же отпрыгнул в какую-то зловонную нишу.

В следующее мгновение стрела ударилась в соседнюю стену и отлетела в кухню. Вторая стрела со всей силы вонзилась в горло первому из бегущих по лестнице наемников.

Эльминстер не стал терять время, чтобы посмотреть, как этот человек захлебнется собственной кровью и упадет. Он искал в темной нише дверь в подсобную комнатушку, где находилась мойка. Вот она, наконец-то! Распахнув дверь, он побежал через дурно пахнущую комнату, пробираясь по лабиринту покатых досок, на которых моют мясо, и ведер для отходов, надеясь, что дом достаточно старый, чтобы... есть!

Эл схватился за кольцо и поднял крышку, закрывавшую мусорную яму. Слышно было в темноте, как с шумом несутся воды Ручья. Эл соскользнул вперед ногами вниз. Падать пришлось дольше, чем он ожидал, и вода оказалась ледяной. Пятки Эла ударились о грязное дно, и он изогнулся, чтобы подплыть к одной из половинок двери над ним.

Стараясь не обращать внимание на плавающие в воде склизкие помои, он высунулся на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и услышал, как от крышки наверху отскочила стрела, тут же раздался крик: – К мусорной яме! Он туда спрыгнул! Стараясь не шуметь, Эльминстер поплыл по течению. Он не очень-то верил, что жадные наемники не спустятся за ним или не попробуют пристрелить его в свете факелов, пока он в тоннеле. Он совсем окоченел, когда река наконец вынесла его за угол и понесла прочь. Кажется, за сегодняшнюю ночь у него в первый раз появилось время пораскинуть мозгами. Королевский маг и не меньше трех других Верховных Чародеев были уничтожены, но Эльминстер был тут совершенно ни при чем. Он даже не утащил из этого дома ни куска со стола, ни какой оброненной монеты, чтобы показать свою причастность.

– Эльминстер благодарит тебя, Тиш, – пробормотал он в увлекающую его темноту. Выжить в такой заварушке! Наверное, все-таки есть нечто... нечто такое, что не по силам даже могущественным чародеям! Благоразумие охладило всплеск согревшего его ликования, когда он выплыл из темноты в синие, освещенные фонарями сумерки вечера. Он повернул голову, чтобы взглянуть на темные шпили Аталгарда, и вызывающе усмехнулся им.

Выбравшись из воды около заброшенного дока, он отправился домой. Идти было довольно прохладно, и с одежды капала вода. Если бы на его месте был Фарл, он бы, зная, кто умер в том зале, навестил их дома сегодня же ночью и прибрал к рукам богатства, прежде чем родственники или другие стервятники узнают, что тот человек или сокровища пропали. Проделав все это, он спокойненько убрался бы обратно в ночь.

– Но я не Фарл, – прозвучал в темноте голос Эльминстера, – и даже не настоящий вор. Кто же я? Да попросту беглец.

Чтобы доказать это, Эл обогнал только что завернувшего за угол наемника с алебардой. Солдат испуганно вскрикнул, узнав юнца, которого чуть не зарубил на лестнице в доме Хэвелина двадцать минут назад, и бросился за ним. Погоня привела их в извилистую улочку, куда выходили обнесенные заборами сады зажиточных горожан. Когда они бежали под нависшими деревьями, темная тень отделилась от одного из них и с силой бросила булыжник прямо в лицо наемнику.

Солдат с грохотом повалился на мостовую, а Фарл, легко соскочив с дерева на дорогу, позвал:

– Эладар!

Эльминстер, добежавший уже почти до конца улицы, оглянулся. Его друг стоял уперев руки в бока и покачивая головой.

– Все понятно, тебя нельзя оставить одного даже на вечер, – шутливо выговаривал Фарл, пока Эл, тяжело дыша, шел к нему.

Когда он подошел, его друг, прижимая коленом шею наемника, обыскивал его на предмет кошельков, кинжалов, медальонов и прочих интересных вещичек.

– В городе что-то стряслось, – сказал Фарл, не отвлекаясь от своего занятия. – К Фентарну прибежал запыхавшийся Хэвелин и что-то сказал ему. Нам всем тут же приказали выметаться из дома, и за нами шли солдаты, чтобы проверить, что в доме никого не осталось, а потом они куда-то побежали. Эл, прикинь, побежали... Я понятия не имел, что торговцы с таким весом в обществе помнят, как это – бегать...

– Я как раз был там, где все это стряслось, – тихо сказал Эльминстер. – Именно потому вот этот и гнался за мною.

Фарл с любопытством взглянул на него.

– Давай рассказывай, – коротко сказал он.

– Позже, – ответил Эльминстер. – Давай-ка я сначала опишу тебе убитых. Сумеешь узнать, так можно навестить их дома, где наверняка еще ничего не знают,– соберем неплохой урожай, который только и ждет, когда же мы за ним придем.

– Твой план, как всегда, недурен, о принц воров. – Широкая улыбка засияла на лице Фарла. То ли от возбуждения, то ли от усилия перевернуть тело охранника он не заметил, как Эльминстер напрягся при слове «принц».

* * * * *

– Все, с делами покончено, – довольно сказал Фарл, когда они выходили из лавки, куда сбывали свою добычу. – Пойдем поговорим без посторонних ушей.

– Опять на кладбище?

– Вполне... только проверим, чтобы поблизости не было влюбленных парочек.

Так они и сделали. Эльминстер рассказал Фарлу всю историю. Когда он описывал Магистра, его друг только покачал головой.

– Я всегда считал, что он всего лишь легенда, – возразил он.

– Да какая уж тут легенда, – тихо сказал Эльминстер, – было, конечно, страшно, но и здорово, когда он, не обращая внимания на их самые отборные заклинания, с таким спокойствием судил, а потом казнил. Вот это сила!

Фарл косо посмотрел на друга. Восторженный взор Эльминстера устремился на ночное светило.

– Вот бы такую силу! – пробормотал он. – И не надо было бы бегать от наемников!

– Мне казалось, что ты ненавидишь чародеев.

– А то... во всяком случае Верховных Чародеев. Хотя, знаешь, когда видишь, как творят заклинания, в этом есть что-то...

– Чарующее, да? Поначалу у меня тоже было такое чувство,– кивнул озаренный призрачным светом Фарл,– но потом прошло, как только попробуешь поджечь что-нибудь с помощью волшебной палочки или снова и снова произносишь заклинания, а ничего не получается. И со временем привыкаешь восхищаться на расстоянии да при этом держаться подальше, а то быстро убьют. Проклятые богами чародеи. – Он зевнул. – Кстати, пора бы и поспать... Давай-ка вздремнем где-нибудь под Селуной, а то днем точно заснем.

– Здесь?

– Да ну... здесь, по крайней мере, у двоих из тех убитых фамильные склепы. А вдруг пошлют слуг прибрать могилы, кусты там всякие повырубить – ну, в общем, все для похорон приготовить, а те побоятся бродячих покойников и потребуют охрану из солдат? Не, на крыше спокойнее.

Внезапно Эльминстер ухмыльнулся:

– У Ганнибурга?

Фарл ответил ему такой же ухмылкой:

– У этого храп мертвого разбудит.

– Точно.

Друзья рассмеялись и поспешили обратно по темным улицам и переулкам города, избегая поднятых по тревоге наемников, громко топавших в ночи в поисках бегущего юнца в темной кожаной одежде и старого мага, вышагивающего по воздуху. И наверняка эти солдаты в глубине души надеялись, что не найдут ни того, ни другого.

Когда сумерки посветлели, возвещая, что вниз по реке, в Хастарл, крадется рассвет, Эл и Фарл, устроившись на крыше Ганнибурга, гадали, почему внизу так тихо.

– Что стряслось с его храпом? – пробормотал Эл, а Фарл в ответ только недоуменно пожал плечами.

Затем негромкий звук возвестил им, что Ганнибург отпер заднюю дверь. Вскинув брови, друзья удивленно переглянулись и свесились с крыши, чтобы посмотреть, что делается в переулке, – и тут же увидели Шандат Ллаэрин по прозвищу Тень, пожалуй самую красивую женщину во всем Хастарле, спешащую по переулку прямо к двери Ганнибурга. Было слышно, как она тихонько сказала:

– Наконец-то я дошла, милый.

– Наконец-то, – довольно проурчал булочник, пропуская ее в дом. – Я думал, что ты уже никогда не придешь. Пойдем же скорее, дорогая, наше гнездышко уже ждет нас.

Эльминстер и Фарл обменялись ликующими взглядами и от неудержимой радости захлопали в ладоши. Разумеется, тут все мысли о сне улетучились, и, устроившись поудобнее, они приготовились слушать все, что происходит в комнате под ними.

Через несколько мгновений они уже крепко спали.

* * * * *

Жаркое солнце позднего утра разбудило двух голодных грязных друзей-воришек, и не успели они толком проснуться, как тут же учуяли дивный запах только что испеченных булок, доносившийся из лавки Ганнибурга.

В животах друзей заурчало, и они, не сговариваясь, осторожно заглянули в спальню булочника. Все, что им удалось увидеть. – это локоть Шандат, мирно отсыпавшейся после ночных трудов.

– По-моему, это несправедливо, что она спит, когда мы не можем себе этого позволить, – пожаловался Фарл, потирая глаза.

– Пусть спит, – ответил Эльминстер. – Она-то уж точно заработала это право. Идем.

Они осторожно спустились по выступам стены соседнего магазина и отправились к купальне, где помыться обычно стоило одну серебряную монету. Но сегодня друзья обнаружили там целую очередь.

– Откуда такая срочная любовь к чистоте? – обратился Фарл к знакомому колбаснику.

Тот хмуро посмотрел на них:

– Разве не слышали? Прошлой ночью убили королевского мага и с ним дюжину других! Когда солнце поднимется в зенит, начнется погребальное шествие.

– Убили? Интересно, как это можно убить королевского мага?

– А вот так. – Колбасник, притворившись, что не замечает, что вокруг них столпилось уже около десятка человек из очереди, тоже желающих послушать, доверительно наклонился к нему поближе. – Одни говорят, что это сделал чародей, которого они пробудили от сна в гробнице, где он находился со времен падения Нетерила!

– Нет, – вмешалась в разговор стоящая рядом женщина, – это был...

– А другие говорят, – продолжал колбасник, повышая голос, чтобы заглушить ее, – что это был один бедняга, которого они поймали и хотели съесть живьем, ну так во всяком случае говорят, для какой-то своей черной магии, но, когда сели за стол, он превратился в дракона и всех их спалил! А еще ходит слух, что это был смотритель, или прорицатель сознания, или кто-то еще похуже!

– Нет, нет и нет,– опять встряла та же женщина,– все было совсем не так...

– Что до меня, – сказал колбасник, оттирая ее локтем и снова повышая голос, теперь его раскаты эхом раздавались по всему переулку, отражаясь от каменных стен,– думаю, первая история, какую я услышал, и есть самая верная: их наказала за злодеяния сама Мистра!

– Да-да! Вот именно! Говорю вам, так все и случилось! – От возбуждения женщина чуть ли не прыгала вокруг них. Ее внушительных размеров бюст вздымался и перекатывался, как два шара. – Королевский маг считал, что знает заклинание, которое сделает ее послушной собачкой у его ног, и тогда, с ее-то силой, ему ничего не стоило бы поубивать всех чародеев, кроме наших, и завоевать все земли отсюда и до Великого Моря за Элебаром! Но он ошибался, и она...

– Она превратила их всех в свиней, плюнула на них и зажарила! – с ликованием подхватил какой-то насквозь пропахший рыбой человек.

– Нет же! Я слышала, что она отрубила им всем головы... и съела их! – с гордостью заявила одна старуха с таким видом, словно сам король Белор сообщил ей об этом.

– Ай, да уймись ты. Зачем ей это, скажи-ка мне на милость? – Стоящий рядом с ней мужчина с силой наступил ей на ногу.

Старуха запрыгала от боли на одной ноге, тряся у него перед носом пальцем.

– А вот подожди, умник! Вот подожди и увидишь: если, когда их понесут мимо нас, у них головы вырезаны из дерева или закрыты погребальными покрывалами, то, значит, я и права! Да и любой в Хастарле тебе скажет, что Бердис Хеттер никогда не врет! Вот только подожди!

Фарл и Эл значительно переглянулись, предвкушая очередную проделку. Фарл ухмыльнулся и, почти не шевеля губами, произнес, изменяя до неузнаваемости голос, зазвучавший теперь хрипло и как будто издали:

– А не поставить ли нам на это дело денежки?

В следующее мгновение вся улочка превратилась в настоящий сумасшедший дом: кричащие, раскрасневшиеся жители Хастарла тянули вверх руки, показывая на пальцах свою ставку.

– Подождите, подождите, люди добрые, – крикнул Эльминстер, и все тут же замолчали: никто еще никогда не слышал, чтобы Эладар Темный говорил. – Всякий раз жалко смотреть, как вы об заклад бьетесь, – с серьезным видом сказал он, – а потом до хрипоты спорите и сердитесь на тех, кто не заплатил. Так вот, если хотите сделать ставки, а вам известно, что я словами не бросаюсь, я запишу ваши заявки, а потом все по-честному уладим.

Толпа зашумела... и всем миром порешила, что мысль нужная. Эльминстер оторвал от своей грязной рубахи рукав, раздобыл у уличного писца немного чернил в обмен на украденное дней десять назад птичье перо, которое он до сих пор носил за голенищем, и принялся за работу, старательно выцарапывая тупой иглой выкрикиваемые суммы.

В поднявшейся суматохе никто и не заметил, как Фарл встретил несколько человек, сделавших крупные ставки на то, что голов не будет. Эльминстер добрался по очереди до ее начала, под предлогом что продолжает записывать ставки, повесил исписанный рукав на высоко вбитый гвоздь и, как был в одежде, нырнул головой вниз в старую винную бочку, в которую теперь наливалась вода. Понукаемый разъяренным владельцем, он тут же вылез из воды, ставшей от грязи серой. Они протолкались к водокачке, и Фарл окатил их обоих довольно чистой водой. Эльминстер сунул четыре серебряных в руку разъяренного владельца, сдернул с гвоздя исписанный рукав, и друзья стремглав бросились прочь.

– Пусть вас покарают боги. Сегодня каждая голова стоит золотой, – заорал он им вслед.

Эл обернулся и швырнул владельцу купальни пригоршню мелкого серебра.

– Да он еще хуже ворует, чем мы с тобой, – негромко сказал он Фарлу, когда они отправились в надежное место, чтобы спрятать рукав. Похоже, жители Хастарла готовы охотно платить чистым золотом, чтобы собственными глазами увидеть, как навечно унесут королевского мага и с ним еще несколько Верховных Чародеев.

– Или лучше, – согласился Фарл.

Улицы прямо бурлили слухами о том, что произошло. Люди вокруг ни о чем другом и не разговаривали. Какое-то праздничное настроение висело над городом. Эл только покачивал головой, когда видел горожан, в открытую смеющихся прямо на виду у наемников.

– Разумеется, они счастливы,– объяснял Фарл своему недоумевающему напарнику. – Ведь не каждую же ночь везучему воришке – даже если он и хочет свалить все на неизвестного таинственного мага, который в нужный момент появляется из воздуха и, сделав свое дело, снова растворяется в нем, – удается убить самого страшного в Аталантаре человека, а вместе с ним прихватить и несколько его соратников-чародеев... я уж не говорю о той шайке, которой лавочники этого города задолжали кучу золотых монет. А ты что, не стал бы радоваться на их месте?

– Они просто не подумали о том, кто из беспощадных Верховных Чародеев сделает шаг вперед, провозгласив себя королевским магом, и заставит их дрожать пуще прежнего, – мрачно ответил Эльминстер.

Широкие улицы, по которым лежал путь похоронной процессии, уже заполнялись народом. Те, у кого было во что принарядиться (и какие-то свои возможности помыться и тем самым достойно носить наряды), проталкивались на места получше, совершенно не думая о лавине своих менее вежливых и более бедных соседей, которые вскоре постараются захватить выгодные позиции несмотря на то, что их уже кто-то занимает. В большинстве таких процессий добрых два десятка зажиточных горожан заканчивали свою жизнь под колесами повозок, куда их выталкивали напирающие и орущие простолюдины.

– Ты раздумываешь, какие из домов в этот замечательный день сейчас, наверное, стоят пустые и просто стонут под грузом монет в ожидании, когда же мы придем и заберем их сокровища, пока весь Хастарл глазеет на парад трупов? – беззаботно спросил Фарл.

– Не-а, – ответил Эльминстер, – я раздумываю, как бы подменить ведро, на котором сидит владелец купальни, на другое, ну, забрать то, которое он наполняет прямо сейчас монетами, а на его место – ведро...

– Навоза? – ухмыльнулся Фарл. – Слишком опасно, пол-очереди увидит нас.

– Фарл, да ты че, думаешь, они не знают, чем мы кормимся? Ну ты даешь... – ответил Эльминстер.

Фарл сделал вид, будто обиделся:

– Не все так просто, любезный... Это у нас репутация такая. Любой может знать, что мы воруем, но никто не должен видеть, как мы это делаем. Знаешь, как у чародеев, которых ты так обожаешь?

Эл бросил на него быстрый взгляд.

– Ладно, идем воровать, – сказал он, и они пошагали прочь, благо работы у них было предостаточно на весь день впереди.

* * * * *

К дому, открывавшему их список, они отправились одетыми в просторные ливреи с чужого плеча, хорошо скрывавшие привязанные спереди и сзади мешки и несколько кинжалов.

Друзья перебрались через заднюю стену в приятный садик и, прокравшись, как две тени, к стене дома, забрались по овивавшему ее плющу на балкон, который вел в комнату, где на солнышке дремал слуга, стараясь наверстать упущенное, пока хозяина нет дома.

– Слишком легко, – сказал Фарл, когда они поспешили наверх к позолоченной двери. Метнув кинжал в вырезанного в центре двери оскалившегося льва, он подождал, пока вниз по лестнице, никому не причиняя вреда, пролетят дротики. – Неужели эти дураки не понимают, что магазины, продающие им подобные ловушки для воров, содержат сами же воры?

Он подковырнул кинжалом стеклянный глаз льва, и тот, выскочив из своего углубления, закачался, приклеенный на конце полоски материи. Найдя в отверстии за глазом нужную пружину, Фарл перерезал ее и осторожно открыл дверь. Эл оглянулся на лестницу, в доме было тихо.

За дверью их взору предстала спальня с коврами, подушками и диванами красного и темно-розового цвета.

– Такое чувство, как будто в чей-то желудок попал, – пробормотал Фарл, когда они шли по этому морю красного.

– Или сидишь посреди открытой раны, – согласился Эльминстер, направляясь прямо к серебряному ларцу с драгоценностями.

Не успел он коснуться ларца, как около его пальцев просвистел дротик. Сжимая кинжал, Фарл обернулся, и прямо у него на глазах две женщины и мужчина в одинаковых кожаных одеждах быстро влезли через окно в комнату. На груди каждый из них носил знак: кинжал на фоне ночного светила.

– Эта добыча принадлежит Когтистым Лапам Ночи, – непреклонно прошептала одна из женщин с суровым взглядом.

– О нет! – с отвращением простонал Фарл и метнул кинжал. – Опять эта шайка!

Кинжал перевернулся в воздухе и вонзился в руку другой женщине, уже собиравшейся метнуть дротик. Она вскрикнула и упала на колени.

Кинжал Эльминстера полетел рукоятью вперед в лицо мужчине с гарротой, за ним последовала подушка. И тут на Эла как нашло: прыгнув вперед, он с такой силой заехал в живот противнику, что тот охнул и головой вперед с криком вылетел через окно обратно в сад.

– Слишком шумно... профессионалы так не поступают, – пробормотал Фарл и схватил ларец. Стиснув зубы и всхлипывая от боли, раненая женщина, разбрызгивая по красным коврам кровь, бросилась к веревке у окна, по которой они забрались в комнату.

– Эй, это один из моих кинжалов! – буркнул Фарл, когда ее товарка, прыгнув в его сторону, метнула один кинжал и занесла другой.

Пригнувшись, Фарл прикрылся ларцом. Кинжал ударился и, отскочив в потолок, вонзился в балку, где и остался, покачиваясь, висеть. Женщина попробовала полоснуть его кинжалом по лицу, но Фарл просто сделал шаг в сторону, держа ларец между ними, и толкнул ее торцом. Она поскользнулась на ковре, а он с силой обрушил тяжелый ларец прямо ей на голову. Не издав ни звука, женщина рухнула на пол, и Эльминстер, осторожно уложив сверху ее подругу, также бывшую без сознания, вернул Фарлу его кинжал.

Фарл посмотрел на его окровавленное лезвие и вытер его о женщину.

– Мертвая? Эльминстер помотал головой:

– В отрубе – слишком рьяно защищалась.

Опустившись на колени над ларцом с драгоценностями, они стали торопливо рассовывать его содержимое по мешочкам, пока Фарл не сказал:

– Хватит! Уходим по их веревке.

Дернув за веревку, чтобы проверить надежно ли держит «кошка», они стали поспешно спускаться вниз. Фарл полез первым. Вор-мужчина лежал без чувств, раскинувшись на садовой дорожке, а на него из окна таращился потрясенный слуга. Заметив, что веревка снова заплясала и задергалась, он посмотрел вверх и, закричав, убежал. Из окна сверху донеслись сердитые крики.

– Эх, чтоб вас! Будем надеяться, что у них нет арбалетов! – огрызнулся Фарл, поспешно спускаясь по веревке.

И вдруг – так что сердце ушло в пятки – оказалось, что веревка больше ни к чему не крепится и они падают. Глухой удар тела о землю и ворчание – это приземлился Фарл. Эл напрягся при мысли, что вскоре упадет прямо на своего друга, но Фарл уже вскочил и успел отбежать в сторону. Садовая дорожка стремительно неслась навстречу.

Сильно ударившись о землю, Эл, морщась, поднялся на ноги. Правая нога болела. Рядом, с приоткрытым ртом и мертвенно-бледным лицом, лежал человек, которого он вышиб из окна. Тошнота подступила к горлу, но Эл заметил, что рука человека слабо шевельнулась, словно хватаясь за подоконник, которого в ней, разумеется, не было. Эльминстер и Фарл припустили через сад, вскарабкались на стену и, спрыгнув на улицу, с беззаботным видом пошли к ближайшему перекрестку. Арбалетная стрела прожужжала над самой стеной и вонзилась в высокие деревянные ворота дома напротив.

Фарл пристально посмотрел на стрелу:

– Боги милосердные, вот это лучник! Так, уходим! Быстро!

Не обращая ни на кого внимания, друзья бросились наутек и остановились, отдуваясь, только за лавкой, где сбывали свою добычу. Тут Фарл хлопнул себя по лбу.

– Это же шайка! – зашипел он. – У них всегда кто-нибудь прикрывает отход и может нас выследить, как я мог забыть! – Он повернулся и помчался обратно, махнув Эльминстеру бежать дальше по улице.

Так Эльминстер и сделал, но не побежал, а быстро пошел, временами устало оглядываясь по сторонам. Позади остались еще две улицы. Откуда-то с крыши перед ним спрыгнул Фарл. Отдышавшись, он сказал:

– Все... сдаем добычу и пошли купим у Ганнибурга горячих булок! Мы сегодня честно заработали настоящий пир!

– Как лучник? – спросил Эльминстер.

– Кинжал в цель не попал, но он так испугался, что свалился с крыши и размозжил голову о стоявший внизу фургон. Так что с ним все в порядке: больше он никого не выследит.

Эльминстер вздрогнул. Фарл насупился и покачал головой:

– Ты че, сам не знаешь? Это же шайка! Все вполне в духе Хастарла!

 

Глава Шестая

Нищета Среди Воров

Аля лучших калишитских шелков путь в земли по побережью Великого Моря, где хозяйничали пираты и штормовые ветры, был долог и опасен, и обычно они оседали в Элембаре, Уттауэре и Ярлите и редко, очень редко продолжали свой долгий, трудный путь вверх по Делимбиру. И все-таки владельцы груженных шелками барж не торопились останавливаться в маленьком провинциальном Хастарле, где предпочитали одежду из домотканого полотна, а хорошими ножнами восхищались более, чем элегантно скроенной курткой.

В порту царило многолюдное оживление. Толстые, надутые спесью торговцы одеждой даже не удосуживались пройти в сам город к высоким тесным лавкам портных, а продавали свой товар прямо на пристани.

Фарл и Эльминстер сочли за благо не касаться разложенных восхитительных товаров. Когда прибыла очередная баржа, они не тронули и ее, а только издали наблюдали, как стражники поймали незадачливого воришку из Когтистых Лап Ночи, хорошенько высекли его и повесили на городской стене. Верховные Чародеи не одобряли, чтобы у портных была своя гильдия, и поэтому те частенько встречались в «Танцующей дриаде» и заключали там свои сделки, подкрепляя их кружкой доброго вина и куском жареного мяса. От словоохотливой служанки таверны Фарл и Эл (за четыре золотые монеты) знали обо всем, что обсуждали торговцы.

– Эти денежки не зря потрачены, – рассудил Фарл. Эльминстер, по своему обыкновению, промолчал.

Темная ночь и застала их на крыше одного из складов, откуда Фарл и Эл наблюдали за нужной им пристанью, ожидая, когда раздастся скрип весел и тусклый свет фонарей возвестит, что портному привезли товар, среди которого предполагалась и одежда с золотыми и янтарными пуговицами.

Стояла свежая, прохладная ночь. Наступило время листопада, и приближалась еще одна холодная, сырая зима, но у закутанных в темные плащи друзей не было времени мерзнуть: вдали над темной водой замерцали фонари баржи.

Молодые воры молча терпеливо дождались, пока намеченные ими жертвы выгрузили свое добро на четыре повозки, а затем бесшумно соскользнули вниз, стараясь не наткнуться на неуклюжих наемных охранников. В следующий миг в груду сваленных в переулке за лавкой кондитера ржавых противней полетел камень, и, когда головы и мечи повернулись в ту сторону, Фарл и Эл прошмыгнули с другой стороны улицы в последнюю крытую повозку. Несколько мгновений требовалось, чтобы разобраться что к чему. После этого надо будет снова отвлечь внимание охраны, чтобы уйти.

И тут они услышали, как кто-то поблизости испуганно выругался, заржала раненая лошадь и раздалось звяканье мечей.

– Конкуренты? – шепнул Эл в самое ухо другу, и Фарл кивнул.

– Когтистые Лапы Ночи, – пробормотал он, – отлично обеспечат нам отступление. Хотя постой, раз ранена лошадь, значит, у них есть по крайней мере один арбалет. Давай-ка уберемся, пока им не до нас.

Сражение снаружи было в полном разгаре, и друзья поспешили закончить свои дела в повозке. Уложив добычу в мешки, они достали кинжалы и, сняв с задней двери засов, осторожно выглянули в ночь.

Прямо на них в упор смотрел человек с поднятым мечом. Фарл высоко подпрыгнул и, отбив ногами руку мечника, всадил кинжал прямо в лицо противнику, прежде чем тот успел закричать.

Когда Эл, пошатнувшись под тяжестью их добычи, спрыгнул рядом с ними на мостовую, Фарл уже высвободил свой кинжал и метнул его в ночь, которая, казалось, была полна бегущих людей с обнаженными мечами. Кинжал рассек бровь охранника, тот выругался и, зажав кровоточащую рану, убежал.

Схватив с земли длинный меч, выпавший из руки его первой жертвы, Фарл зашипел:

– Давай же, давай, выбираемся!

Они побежали направо к одной из ведущих в город улочек, жители которой были достаточно респектабельны, чтобы не жить в лачугах, но не достаточно богаты, чтобы обнести свои дома стеной. Со всех сторон в ночи поблескивали летящие кинжалы, но среди Когтистых Лап Ночи не было никого, кто мало-мальски прилично метал кинжал. То ли охранники были глупы и мягкотелы, то ли им денег не заплатили, но стычка закончилась удивительно быстро. Теперь на улице из живых оставались только Когтистые Лапы Ночи.

Фарл и Эл не тратили дыхание на проклятия. Они петляли по улице, чтобы лучник Когтистых Лап не попал в них. Ожидаемый свист стрелы донесся почти одновременно с испуганной руганью, раздавшейся совсем рядом. Стрела странно вильнула мимо них, Фарл нахмурился и оглянулся назад. Преследовавший их человек из Когтистых Лап споткнулся, схватившись за плечо.

– Неужели... они... осмелятся... выстрелить снова? – задыхаясь на бегу, спросил Эл. – Они же... в своих... стреляют...

– Видишь же... это их пока... не остановило, – выдохнул Фарл. – Продолжай... петлять!

Следующая стрела прилетела, когда они, низко пригибаясь, добежали до конца улицы и уже хотели завернуть за угол. Услышав нарастающий свист, Фарл и Эл упали на камни мостовой. Чуть не задев их, стрела пронеслась мимо и ударила в ставень дома напротив, как раз когда из соседнего переулка показался отряд наемников со вскинутыми на плечо алебардами. Разглядев в темноте двух растянувшихся на мостовой людей, капитан отряда скомандовал:

– Дайте сюда свет! Что-то случилось! Мечи – к...

Похоже, у Когтистых Лап был еще один лучник. С глухим ударом стрела попала в цель, и капитан, булькнув, опустился на мостовую, схватившись за длинную темную стрелу, пробившую его горло.

Перекатившись по мостовой, Фарл и Эл вскочили на ноги и, пока остолбеневшие солдаты все еще пытались высвободить свои алебарды, помчались по переулку, сбив с ног последнего наемника, попытавшегося преградить им путь.

Солдат полетел на мостовую, а Фарл полез по деревянной наружной лестнице на крышу лавки мануфактурщика, Эл тоже не отставал от него. Забраться на крышу было несложно, но из-за дождя бежать по ней было скользко. Следующая крыша была соломенная, и они с благодарностью зарылись в солому, чтобы перевести дух.

Тяжело дыша, они переглянулись в темноте.

– Ничего не остается, – отдышавшись, сказал Фарл, – как только собрать свою собственную шайку.

– Да поможет нам Тиш, – пробормотал Эл. Фарл вопросительно взглянул на него:

– Ты хотел сказать Маск Покровитель Воров?

– Нет, – ответил Эльминстер, – я молился, чтобы эта «шайка» не стоила нам нашей дружбы... или наших жизней.

Фарл замолчал. Прошло немало времени, пока Эльминстер услышал, как он тихонько забормотал:

– О Госпожа Тиш, услышь меня...

* * * * *

– Ах, Нанята! Бархатные ручки... – смеялся Фарл и вдруг замолчал. – Вот оно! Мы назовемся «Бархатные Ручки»!

В небольшой пыльной, насквозь пропахшей рыбой комнатке отовсюду послышались одобрительные возгласы и смех. Владелец этого склада умер, а стражники вряд ли подберутся незамеченными настолько близко, чтобы услышать их разговор, – при входе в переулок предусмотрительно стояли впритык две разбитые повозки. В комнате было больше дюжины человек. Все они, готовые в любую минуту схватиться за оружие, держались довольно настороженно, следя за каждым движением окружающих.

Фарл обвел взглядом собравшихся и вздохнул:

– Я знаю, что никто не в восторге от того, что я сейчас скажу... но вы все понимаете, что либо мы объединяемся в шайку, либо нас перебьют поодиночке... либо вынудят уйти из Хастарла и попытать счастье в другом месте... А на чужой стороне, сами понимаете, на любом из нас всегда будет клеймо чужака, и местные не упустят удобного случая всадить в пришлого свой ножичек.

– Почему не пристать к Когтистым Лапам Ночи? – проскрипел Клаэрн – один из братьев Блаэнбаров, устроившихся у окна, откуда в случае опасности можно было бы подать сигнал тому, кто ждал их снаружи.

– На каких условиях? – рассудительно спросил Фарл. – Всякий раз когда наши пути пересекаются, они пытаются убить меня или Эладара, прежде чем мы успеваем сказать хотя бы слово. Нас – любого из нас – будут просто использовать, но не доверять.

– И еще, – вступил в разговор Эльминстер, оказавшись в самом центре изумленных взглядов, – у меня тут есть некоторые соображения по поводу всех этих их знаков и кожаной одежды. Дорого ведь, а они так одеваются с самого начала, когда и награбить-то толком еще не успели. К тому же, заметьте, хорошее оружие. Вам это ничего не напоминает? Например, телохранителей? Некая армия Хастарла, нападающая на воров, то есть на нас, где бы мы ни встретились. Очень похоже, что Верховные Чародеи, или король, или еще кто-то богатый и важный платят им за эту работу. А есть ли лучший способ и город от воров очистить, и сопернику «несчастный случай» устроить, как просто выпустить на улицы свою собственную шайку?

Собравшиеся задумчиво закивали.

– Это кое-что проясняет, – сказала, почесываясь, толстая старуха Касларла, – во всей этой неразберихе, что я слышала о них, со времени как они только появились. И заодно объясняет, почему стражники смотрят сквозь пальцы на безобразия, которые Когтистые Лапы творят у них под носом... похоже, им приказано.

– Похоже, – отозвался сидевший на бочке молодой Регаэр, бесцельно крутя в пальцах небольшой ножичек. Как всегда, он был очень грязный... но, с другой стороны, и огромная бочка была не особо чистой, так что они вполне подходили друг другу, и его можно было бы и не заметить, если бы не поблескивающее лезвие ножа.

– Да ладно, рассказывайте эти красивые сказочки маленьким детям, – сердито проворчал Клаэрн, – а я не собираюсь дальше слушать эту чепуху. Вы все – дураки, если послушаетесь этих двух мечтателей. Что они могут, кроме как языком молоть? – Он вышел из своего угла и остановился, обводя по очереди взглядом всех присутствующих. Как безмолвная волна, его братья вышли следом за ним и стеной встали у него за спиной. – А что до шайки, соперничающей с Когтистыми Лапами, тогда я буду главарем. Бархатные Ручки, вот еще что придумали! Пока эти два надушенных скользких молодчика пыжатся да болтают, мы с братьями можем сделать вас богатыми... за это ручаюсь.

– Да неужели? – прогремел из темного угла низкий голос. – А как ты, Блаэнбар, собираешься заставить меня доверять тебе! За последние три лета я достаточно насмотрелся, как ты задираешься да запугиваешь людей в темных переулках. И если я хоть каплю в тебе понимаю, так к тебе спиной поворачиваться нельзя, иначе твой нож непременно окажется в ней.

Клаэрн фыркнул:

– Джардин, в Хастарле всякий знает: ты силен как бык, а вот мозгами боги тебя обделили. Что ты вообще можешь понимать в затее...

– Побольше, чем некоторые,– проворчал Джардин. – В тех краях, где я родился, «затея» всегда означает, что какой-нибудь умник собирается облапошить меня.

– А чего б тебе не убраться в те края обратно?

– Хватит, Клаэрн, – с холодным презрением сказал Фарл. – Мы все не можем похвастаться доверием, когда ты поблизости, это уж точно. Лучше бы ты ушел.

Рыжеволосый Клаэрн обернулся к нему:

– Боишься власть потерять в своей шаечке Шаловливых Ручек, да? Ну давай-давай, поживем – увидим... кто за него?

Эльминстер молча сделал шаг вперед:

– Ну как же без тебя? Уж что ты-то, красавчик, за него, это-то известно... как, впрочем, и то, зачем ты ему еще нужен.

Не обращая внимания на грубый хохот Клаэрна, вперед неуклюже вышел Джардин. Регаэр легко спрыгнул с бочки, и Касларла, тяжело дыша, тоже придвинулась к ним.

Клаэрн огляделся:

– Тассабра?

– Прости, Клаэрн, я тоже с Фарлом.

– Да и плевать на вас! Боги не пошлют таким дуракам удачу! – Он плюнул на пол, повернулся и с надменным видом зашагал к выходу. Его братья, Корлар и Откин, так и не проронившие ни слова, бдительно охраняли его тыл.

– Я думал, у вас любовь. – раздался из угла еще один голос.

– Поосторожней там, Ларрин! – вспыльчиво ответила Тассабара. – Какая любовь может завестись с этой похотливой свиньей? Нет уж, только если от скуки.

Джардин взглянул на Фарла, тот кивнул в ответ. Великан, двигаясь на удивление легко и бесшумно, вышел из комнаты. Похоже, Клазрну оставалось жить намного меньше, чем он предполагал. Фарл выступил вперед:

– Ну как, договорились? Считаем, что с этой ночи в Хастарле действуют Бархатные Ручки?

– Согласен, – хрипло отозвался одноглазый Тарт. – Распоряжайся, главарь.

– И я согласна, – подошла, переваливаясь с боку на бок, Касларла, – во всяком случае, пока ты не превратишься в одного из тех бездушных уродов, которые возомнили, что именно они правят этим городом, и не начнешь посылать нас убивать всю ночь напролет наемников и Верховных Чародеев.

Остальные тоже выразили свое одобрение. Усмехнувшись, Фарл поклонился:

– Значит, договорились. А так как сегодня наше первое общее дело, пора выбираться отсюда. И приготовьте у кого какое есть оружие... на случай если Когтистые Лапы ждут нас там с арбалетами или стражникам донесли, когда и где мы появимся.

– А можно, я пролью сегодня первую кровь? – с воодушевлением спросил Регаэр.

Тассабра насмешливо ответила ему откуда-то сзади.

– Только смотри, чтобы она была не твоя, – раздался ее грудной голос. Темнота скрыла взгляд, которым одарил ее Регаэр... но каждый почувствовал его. Посмеиваясь, все направились вниз по лестнице.

* * * * *

Весь Хастарл знал, что в тот же вечер в счастливом браке сочетались отпрыски двух благородных аталантарских семейств – Глармьеров и Трампеттауэров.

Пирист Трампеттауэр был одет в специально сшитую по этому случаю парчовую пару с бубенчиками, украшавшими его короткие панталоны. На ногах он носил свои лучшие туфли с загнутыми носами, а на голове – шляпу, пышно украшенную перьями Пристегнув самый легкий из отцовских мечей, он горделиво провел свою невесту к усыпальницам Зуны, Латандера, Хельма и Тиш, прежде чем их руки окончательно соединились под мечом Тира.

Отец невесты подарил счастливым новобрачным статую вставшего на дыбы Оленя Аталантарского (животного, а не умершего короля), вырезанную из цельного гигантского алмаза и стоившую дороже, чем некоторые из больших замков. Слуги, весь день таскавшие ее под стеклянным куполом на специальных носилках, считали, что, пожалуй, она и весила потяжелее, чем многие из этих замков. В сопровождении усиленной охраны этот чрезвычайно ценный подарок принесли к изножию брачного ложа в спальне невесты. Старый Дарриго Трамнеттауэр сам водрузил статую на выбранное им место и, подмигнув, сказал:

– Отсюда будет лучше всего видно!

Нэйнью Глармьер была одета в изысканное небесно-голубое платье, сшитое искусными эльфийскими мастерами в далекой стране Шантель Отрейер. Ее мама с гордостью рассказывала, что за платье заплачена тысяча золотых монет. Теперь оно скомканное валялось на полу, словно ненужная красивая обертка, каковой в точности и считал ее горящий нетерпением Пирист, когда молодожены наполнили бокалы искрящимся вином и повернулись, чтобы поднять их в честь Селуны, созерцавшей в этот час их брачное ложе. Ее первые бледные лучи упали на пол довольно далеко от статуи, не коснувшись ее.

Ни муж, ни жена не заметили, как из-под кровати появилась пара ловких рук в черных перчатках и тут же исчезла вместе с драгоценными булавками, которые Нэйнью только что вытащила, позволив волосам красивыми волнами упасть на ее изящную спину (к немому восхищению Пириста). Однако новобрачные очень хорошо заметили, как в свете Селуны вдруг появились ноги в сапогах. Они высадили витраж самого большого в спальне арочного окна, а за сапогами появился и их владелец, вернее, владелица – женщина в черной полумаске, одетая в облегающий кожаный костюм со знаком на груди.

Хорошо сложенная стройная незваная гостья, мило улыбнувшись новобрачным, вытащила из-за голенища тонкий, как игла, кинжал и направилась к оленю. От волнения никто из этих троих не услышал, как под кроватью раздраженно вздохнули.

– Один только звук, – тихо предупредила женщина, – и познакомишься с моим кинжалом.

Ухватившись за эту мысль, Нэйнью вскрикнула, один раз только, но так пронзительно, что из рамы со звоном посыпались осколки стекла.

Лицо женщины потемнело от ярости, она бросилась через комнату, замахнувшись кинжалом. Стоявшая смирно возле кровати скамеечка для ног как будто сама собой скакнула ей прямо в лицо. Покачнувшись, женщина выронила кинжал и тяжело повалилась боком прямо в шкаф с одеждой, который словно только этого и ждал: величественно и медленно он рухнул прямо на нее.

Не тратя времени даром, Нэйнью и Пирист пронзительно закричали в один голос.

* * * * *

Внизу разодетые в меха и драгоценности представители старшего поколения обоих семейств слышали, как наверху упало что-то тяжелое и раздались крики. Улыбаясь, они с пониманием посмотрели на потолок и, поздравив друг друга, выпили очередной тост.

– О да, – сказал Дарриго Трампеттауэр, поедая глазами поверх своего бокала одну из дам семейства Глармьер – почти в два раза моложе его – и довольно вытирая вино с пышных усов, – я хорошо помню мою свадебную ночь, во всяком случае самую первую. В ту ночь я был трезв как стеклышко. Помню как сейчас, это было в Год Луны Горгоны...

* * * * *

Выбравшись из-под кровати, темная фигура проползла через комнату и нырнула за диван, на который незадолго до этого Пирист с величественным жестом один за другим швырнул свои башмаки. Незваный гость успел надежно укрыться от посторонних глаз, прежде чем еще два одетых в кожу вора в полумасках ворвались в комнату через два других окна, окатив пушистые ковры стеклянным дождем. Обхватив друг друга, Пирист и Нэйнью, не обращая внимания на то, что они голые, заревели от страха, хватая друг друга за спины в неистовом порыве убраться – куда угодно! – отсюда.

– Куда она делась?

– Тсс, Минтер, поднимешь весь дом.

– Не называй меня по имени, типун тебе на язык! С кинжалами в руках воры направились к объятой ужасом парочке на постели – те закричали и попытались зарыться под отороченные мехом шелковые простыни.

– Иди-ка сюда, чтоб тебя! – Минтер потянулся за юркнувшей от него ступней, промахнулся и, ухватившись за лодыжку, подтянул новобрачного к себе. В отчаянии Пирист вцепился в простыни, и ему удалось стащить их со своей жены, скорчившейся калачиком, и та опять завизжала так, что на другом конце комнаты задрожал драгоценный олень и убралась рука в черной перчатке, уже было протянувшаяся к нему.

Грабитель стащил Пириста Трампеттауэра с постели, и теперь тот лежал, дрожа от страха, у его ног.

Минтер шлепнул его, попутно отметив, как нелепо мужчина выглядит голым, и процедил сквозь зубы:

– Где она? – Для доходчивости он помахал кинжалом перед носом Пириста.

– К-кто? – тоненьким голоском отозвался новоиспеченный муж.

Минтер указал кинжалом на свою спутницу Испарлу, вихрем носившуюся по комнате, где на полу уже была расстелена простыня, на которую летели выхваченные то тут, то там сундучки с драгоценностями и подобранное с пола шелковое нижнее белье. Прямо у них на глазах она сгребла оленя, удивленно заворчав под его тяжестью, пошатнулась и, потеряв равновесие, поскользнулась на ковре, упав на локти поверх своей добычи. Она застонала от боли, а олень, выскользнув из ее объятий, с глухим стуком упал прямо ей на руку, отчего она застонала еще громче.

– Где другая, что забралась сюда перед нами? – заворчал Минтер, снова указывая на свою напарницу.

– П-под шкафом,– пролепетал, чуть дыша от страха, Пирист. – Ш-шкаф упал на нее.

Обернувшись, Минтер увидел струйку темной крови, вытекшую из-под шкафа, который был размером – да, пожалуй, и по весу – с добрую повозку. Он задрожал. Так, дрожа, он и опустился на пол, когда появившаяся из-под кровати фигура обрушила ему на голову вазу с благовониями.

С трудом поднявшись на ноги, Испарла не удержалась, чтобы не плюнуть при виде этого незваного гостя с остатками вазы в руке.

– О нет! Опять! Бархатные! – И метнула в него кинжал. Фигура с готовностью нырнула обратно за кровать, и кинжал, никого не задев, просвистел через комнату. А за кроватью кто-то ка-а-ак чихнет...

Нэйнью опять завизжала, и бросившаяся к чихавшему женщина в черной коже ударила ее тыльной стороной руки по лицу. Запнувшись за оленя, она запрыгала на одной ноге, подвывая от боли. Алмазный олень с глухим стуком перекатился на другой бок, и от него откололся осколок.

Таинственный незнакомец за кроватью сморщился и затрясся, изо всех сил стараясь не чихнуть, но ему все-таки удалось заехать разбитой вазой в лицо этой Когтистой Лапе, не желавшей оставить его в покое. Испарла отпрянула и хотела забраться на постель, но Нэйнью что есть мочи ударила ее и сбила с ног. Мгновенно обернувшись, воровка заворчала и подалась вперед, но тут ее лицо с сочным звуком встретилось с медным ночным горшком, которым хватил ее трясущийся от страха Пирист.

Не издав ни звука, Испарла рухнула на постель. Стоявшая рядом с ней на коленях Нэйнью увидела, как на шелковые простыни изо рта женщины в полумаске вытекла тонкая струйка крови, и принялась с новой силой звать на помощь.

Увидев, что он наделал, Пирист в ужасе отбросил ночной горшок, и тот, попав в поверженную статую оленя, со звоном покатился, подпрыгивая, по комнате. Молодой муж с воплями кинулся к двери, а из-за дивана наперерез ему выскочил одетый в темное человек.

Всего два шага оставалось Пиристу до спасительной двери из спальни, когда преследователь нагнал его. До двери они добрались одновременно, и она грохнула, распахнувшись от удара, и тут же опять захлопнулась под тяжестью их падающих тел.

* * * * *

Внизу разодетые в меха и драгоценности представители старшего поколения обоих семейств, услышав, что наверху кто-то упал, переглянулись и, вскинув брови, в очередной раз наполнили бокалы.

– О, – оживленно сказала, мило зардевшись, Джаната Глармьер, – их бурные фантазии, похоже, не знают границ...

– Такие бурные звуки сегодня вполне уместны, – грубо захохотал Дарриго Трампеттауэр, не сводя с нее глаз. – Помню, моя вторая жена вот так же...

* * * * *

Эльминстер слез с лежащего без сознания Пириста, убедился, что на этот раз дверь заперта на задвижку, и поспешил к кровати, от которой, пошатываясь, отошел Фарл, из глаз которого от благовоний ручьями лились слезы.

– Пора уходить, – еле слышно сказал он, встряхивая Фарла.

– Проклятые Когтистые Лапы,– заворчал его друг. – Прихвати хоть что-нибудь, ради чего стоило сюда лезть.

– Уже прихватил, – отозвался Эл, – а теперь все, давай уходим!

Его слова потонули в крике, с которым на шелковых веревках в окно влетела еще одна пара одетых в черную кожу людей.

Не успели они спрыгнуть на пол, как в их руках заблестели кинжалы. Эльминстер смел статуэтки со стеклянного верха маленького столика и с силой швырнул его в незваных гостей.

Пришельцы пригнулись, и столик, никого не задев, улетел в окно. Один из грабителей прыгнул Элу на ногу.

Взревев от боли, Эльминстер запрыгал на одной ноге. Ухмыляющийся грабитель замахнулся тускло сверкнувшим кинжалом, а его напарница бросилась к голой, визжащей на постели женщине.

* * * * *

Столик разлетелся вдребезги, высекая своими латунными частями искры из мостовой. Часть осколков попала в окна гостиной и обеденного зала. Разодетые в меха и драгоценности представители старшего поколения обоих семейств обернулись при этом звуке и еще выше вскинули брови.

– Ну не дерутся же они там? – обеспокоенно высказалась Джаната Глармьер, обмахиваясь веером, чтобы скрыть свои пылающие щеки. – Уж больно все это живо.

– Нет, – проревел Дарриго Трампеттауэр, – это всего лишь... как бы это помягче выразиться, а, вот – «игра»; всякие там игры-забавы прежде, чем... наверху отличная большая комната, есть где побегать, погоняться друг за другом... – Он вздохнул, глядя в потолок. Как раз в это мгновение наверху опять что-то с грохотом упало, и с потолка слетело, медленно оседая, облачко пыли.– Эх, был бы я помоложе, а Пирист позвал бы на помощь... И тут донесся чуть слышный крик: «На помощь!»

– Вот и отлично, – восхищенно произнес Дарриго, – видать, парень пошел не в своего дядюшку! Где тут у нас лестница? Надеюсь, мне удастся вспомнить, как это делается, после стольких лет...

* * * * *

Морщась от боли, Эльминстер отступал. Когтистая Лапа устремился на него с поблескивающим в руке кинжалом и вдруг удивленно заворчал, когда Фарл неожиданно бросился ему под ноги. Вор из Когтистых Лап повалился, как срубленное дерево, и Фарл ударил его кинжалом в горло, когда тот падал. Статуя оленя треснула, и что-то более мелкое выскочило из-под распростертого тела.

Эльминстер, увидев дело рук Фарла, отвернулся и тут же опустошил весь желудок на нежно-голубое меховое покрывало из Калимшана.

– Это было как раз то покрывало, которое мы и не хотели брать с собой, – весело отозвался Фарл и бросился через комнату туда, где женщина из Когтистых Лап боролась со всхлипывающей невестой. Воровка как раз добралась до горла Нэйнью и подняла глаза.

Фарл, как бежал, на полному ходу с размаху заехал кулаком по ее полумаске.

Не успела она еще упасть на ковер, а он уже выпрыгнул из окна – только веревки зашипели под его перчатками, когда он поспешно заскользил вниз.

Эльминстер подхватил небольшой сундучок с драгоценностями, чтобы припрятанным за голенищем булавкам для волос не было скучно, засунул его, освобождая руки, под рубаху и поспешил за Фарлом. Не переставая кричать, Нэйнью кинулась в противоположную сторону—к двери, где лежал без чувств ее муж.

Споткнувшись об оленя, Эльминстер выругался и, не добравшись до окна, покатился по полу. От удара статуя покатилась по паркету, с которого в потасовке сдернули ковры, к стене, и от нее во все стороны полетели осколки.

Стукнувшись о подоконник, Эл сунулся в кучу оборванных штор. Еще один представитель Когтистых Лап величественно влетел в окно и замер на подоконнике как раз над вором-принцем. Его взгляд впился в статую, катившуюся в свете Селуны.

– А-а! Моеее! – заорал вор и неловко метнул кинжал в улепетывающую через комнату голую женщину. Кинжал попал в большое напольное зеркало. От удара оно перевернулось на держателях и, не устояв, стало падать на Нэйнью. Та завизжала и, отчаянно отпрыгнув назад, беспомощно поскользнулась на скомканных коврах. Рухнув рядом с ней, зеркало разлетелось на кусочки. Зажмурившись, Нэйнью отпрянула в сторону, чтобы запрыгавшие по паркету осколки не задели ее, и опрокинула декоративный столик, уставленный бутылочками с духами. Поднялся такой невообразимый шум, что вор, уже протянувший руку в перчатке к тому, что осталось от оленя, от неожиданности отдернул ее.

От этого резкого движения он поскользнулся на осколке статуи и неуклюже осел на пол, сбив при этом со стены портрет, на котором Роарулд Трампеттауэр, Наказание Стирджей, был изображен держащим в поднятой руке наполненный кровью бокал, а в другой – перекрученного стирджа с опущенными крыльями. С грохотом, от которого задрожала вся комната, портрет обрушился на пол и, выскочив из перекосившейся рамы, свалился прямо на вора. Олень снова откатился в сторону, став при этом еще меньше.

Нэйнью, вся измазанная благовониями и духами из разбившихся бутылочек и баночек, заревела в голос, не в силах больше терпеть непереносимую вонь. Она выпачкалась в полусотне драгоценных масел, рецепты приготовления которых хранились в глубокой тайне, и в ярких красках для грима, а паркет был такой скользкий, что ей даже не удавалось встать на ноги. В конце концов, рыдая от бессилия и запаха, она поползла к ближайшему покрывалу. Им оказалось именно то, которое Эльминстер недавно так щедро украсил. Отшатнувшись от него, Нэйнью нацелилась на другое покрывало и поползла к нему, пуще прежнего обливаясь слезами.

Окинув взглядом царивший в комнате разгром, Эльминстер только покачал головой и, ухватившись за веревку, исчез в темноте за окном. Вслед ему донесся раздирающий звук – это затянутая в перчатку рука пробила кинжалом сердце Роарулда Трампеттауэра, вырезая в массивном портрете дыру, так чтобы одетый в полумаску и черную кожу человек из Когтистых Лап Ночи – между прочим, хозяин этой руки – смог, дико озираясь, выбраться из-под картины... вот оно!

Олень лежал около постели в лужице света безмятежного ночного светила, искрясь покрывавшими его многочисленными трещинками. Осторожно подобравшись к статуе, вор сгреб ее:

– Наконец-то мой!

– Нет, – отозвался от окна равнодушный голос. – Он – мой!

Кинжал полетел в сторону вора, первым добравшегося до оленя, и, не попав в него, закачался в деревянной резьбе, украшавшей стену.

Усмехнувшись, первый вор поднял статую и, зная, что его соратник по шайке не узнает лица под маской, сделал с оленем непристойный жест. Сердито всхрапнув, второй вор метнул другой кинжал. Клинок пролетел перед самым носом Нэйнью. Ползущая по паркету невеста снова изменила свой курс, поспешно удирая в безопасное укрытие за диван.

Вор со статуей сделал шаг к окну.

– С дороги! – взмахнул он кинжалом.

Второй вор сгреб один из валявшихся на полу сундучков с драгоценностями и швырнул его в голову первому. От удара сундучок раскрылся, и сверкающий дождь драгоценных камней пролился на пол. Первый вор присоединился к этому потоку, и олень вылетел у него из рук. Кувыркаясь в воздухе, статуя полетела прямо к окну.

– Нееет! – с отчаянием устремился за ней второй вор. Скользя на подпрыгивающих драгоценностях, он выставил перед собой руки в перчатках, вот, вот, ну еще чуть-чуть... и успел зацепить самыми кончиками пальцев некогда великолепного оленя.

С ликованием он прильнул к своей добыче, на миг замедлив стремительный бег.

– Ха! Мой! Мой драгоценный! О, мой драгоценный олень! – И тут же, поскользнувшись на драгоценных камнях, он ударился о подоконник и с криком вылетел через него в ночь.

Нэйнью, увидев, что вор исчез, дрожа стала осторожно подниматься на ноги, опять разворачиваясь в сторону двери. Она должна выбраться отсюда. Еще одна пара воров в черной коже появилась на подоконнике.

– О, дерьмо! – завыла Нэйнью и в очередной раз рванула к двери.

Увидев, что творится в комнате, воры принялись дико ругаться. Спрыгнув с подоконника, один из них подхватил с постели женщину в полумаске и, перекинув ее через плечо, направился обратно к окну. Другой кинулся вдогонку за Нэйнью, чтобы потом потребовать за нее выкуп.

Она завизжала, поскользнулась на коврах и, не удержавшись на ногах, упала на бесчувственного Пириста, как раз когда в дверь из коридора ударили чем-то тяжелым. Задвижка согнулась, и ее заклинило. Нэйнью беспомощно вжалась в стену. Из коридора послышались проклятия, и дверь снова дрогнула под оглушительным ударом. Нэйнью отползла в сторону, с визгом отбиваясь ногами от вора, пытавшегося схватить ее.

Разбившись, дверь упала в комнату и далеко отбросила нападавшего вора. Он рывком вскочил на ноги, и в обеих его руках тускло блеснуло по кинжалу.

Когтистая Лапа отсалютовал ими голой женщине и стал угрожающе подступать к ней. Нэйнью снова завизжала.

В замешательстве Дарриго Трампеттауэр оглядывал порушенную опочивальню. У его ног лежал его племянник, а прямо около него на коленях стояла объятая ужасом невеста. Увидев Дарриго, она завизжала с новой силой и поползла к нему.

Дарриго поднял взгляд, и усы его сердито встопорщились. Одетый в черную кожу незнакомец, сверкая кинжалами в обеих руках, несся прямо на него. У Дарриго даже не было времени хорошенько рассмотреть Нэйнью, которая – это он не мог не заметить – выглядела просто отменно. Он снова взглянул на стремительно надвигающегося вора и с шумом втянул воздух:

– Пришло время постоять за честь семейства Трампеттауэров!

Взревев, Дарриго Трампеттауэр бросился навстречу противнику. Тот замахнулся кинжалами, чтобы нанести удар, но старик, даже не сделав шага в сторону, схватил вора за руку и со всей силы заехал ему в челюсть. Все еще не переставая реветь, он схватил за горло обмякшего вора, не давая тому упасть, поднял на вытянутой руке за шею, как несут домой купленную на базаре индейку, и направился к окну, не обращая внимания на льющуюся кровь.

Подойдя к разбитому окну, он поднял вора и выбросил его в темноту. Подождав, пока о мостовую раздастся глухой удар, Дарриго удовлетворенно кивнул и вернулся в комнату за другим вором.

Нэйнью решила, что самое безопасное теперь – это лишиться чувств. И когда второй вор полетел в ночь, зардевшаяся невеста грациозно опустилась на грудь Пириста, и больше ее ничто не волновало...

* * * * *

К полудню по всему городу только и рассказывали, как старый воин Дарриго Трампеттауэр яростно сражался с дюжиной воров в брачной опочивальне своего племянника, пока новобрачные были настолько поглощены друг другом, что ничего не слышали, и как он (Дарриго) выбросил по одному всю шайку Когтистых Лап Ночи из высоких окон навстречу их смерти во дворе Трампеттауэр Хаус.

Услышав эту новость, Фарл и Эл удивленно подняли брови и кружки с крепким элем.

– Похоже, что один из них вытащил Испарлу и вернулся, – сказал Фарл, отпивая глоток.

– Сколько их еще остается? – тихо спросил Эльминстер.

Фарл пожал плечами:

– Кто знает? Только боги да сами Когтистые Лапы. Они точно потеряли Ваэру, Минтера, Аннат, Обаэрига и, может быть, Иртил. Скажем так, нас гораздо больше, и прошлой ночью они, допустив грубую ошибку в таком верном деле, почти все проиграли нам.

– Да, но у нас сломалась одна булавка для волос, – с напускной грустью напомнил Эльминстер.

– Ага, но оба кусочка у нас, так что не велика потеря, – сказал Фарл. – Теперь, если мы...

Он замолчал и наклонил голову, напряженно прислушиваясь к возбужденному шепоту за соседним столиком. Его рука легла на плечо Эла, чтобы тот тоже помолчал.

– Представляешь, волшебные! Наверняка спрятаны самим Королем Утграелом в незапамятные времена! – рассказывал один человек, наклонившись вперед почти к самому лицу своего друга, чтобы их не подслушали. – Говорят, в потайной комнате где-то в замке!

Фарл и Эльминстер чуть наклонились вперед, чтобы не пропустить ни слова. Но вскоре такая необходимость отпала: вошедший менестрель вскочил на ближайший столик и принялся рассказывать нараспев во всю мощь своего молодого взволнованного голоса.

По правде говоря, это была одна из излюбленных менестрелями легенд о том, как в замке обнаружили сундучок с волшебными исковыми камнями. Его спрятали там много лет тому назад по приказу короля Утграела, а может, и он сам. Верховные Чародеи и остальные жарко спорят, кому они достанутся и как использовать их. По указу самого короля Белора камни – светящиеся и летающие сами по себе, издающие время от времени слабый переливчатый звон и музыкальные звуки, словно кто-то перебирает струны арфы, – выставлены на обозрение. Их охраняют старшие офицеры гарнизона Аталгарда. Камни можно увидеть в специальной комнате для посетителей, куда без специального разрешения не допускается ни один чародей. Когда Фарл и Эл уходили из таверны, менестрель с воодушевлением объявил звенящим голосом, что он лично видел эти камни и что все это истинная npaвda!

Фарл улыбнулся:

– Вот видишь, теперь нам просто придется отправиться за этими камнями.

Эльминстер покачал головой.

– Да уж, ты не можешь оставить их в покое и при этом оставаться Фарлом, главарем Бархатных Ручек, – заметил он без особого воодушевления.

Фарл захихикал.

– Но на этот раз, – невозмутимо продолжил Эльминстер, – пока лучше тебе подождать: пусть в ловушку прыгают Когтистые Лапы, а ты пойдешь, только если увидишь, что дело верняк.

– Ловушку?

– А разве ты не чувствуешь в этой чудесной истории руку расчетливых чародеев? По-моему, тут все ясно как белый день.

Чуть помедлив, Фарл кивнул. Их взгляды встретились.

– Почему ты сказал «ты»? – тихо спросил Фарл.

– Я завязываю с воровством, – ответил Эльминстер, тщательно взвешивая каждое слово. – Если ты хочешь заняться этими чудесными волшебными камнями, то без меня. Я ухожу из Хастарла, после того как закончу здесь одно дело.

Фарл замер на месте, широко раскрыв глаза.

– Но почему?

– Наше занятие вредит людям, с которыми я не ссорился, и никак не приближает мою месть Верховным Чародеям. Ты видел статую алмазного оленя: руки воров с жадностью тянутся к тому, что драгоценно, они залапали ее, разбили, сделали никчемной. Я уже на учился всему, чему может научить улица, и с меня хватит. – Эльминстер посмотрел прямо в глаза Фарлу и добавил: – Время течет, и несделанное гложет меня изнутри. Все, я ухожу.

– Я знал, что это когда-нибудь случится, – покраснев, согласился Фарл, – были звоночки, можно было догадаться. Но это твое «одно дело», надеюсь, не означает «предательство».

Эльминстер снова покачал головой и сказал, все так же тщательно взвешивая слова:

– У меня никогда не было такого близкого и верного друга, как ты, Фарл, сын Хоклина.

Их руки вдруг сами собой сплелись в тесном объятии. Они стояли в переулке и плакали, похлопывая друг друга по спине и плечам.

Спустя какое-то время Фарл сказал:

– Ох, Эл, что же я буду делать без тебя?

– Сойдешься с Тассаброй. – Задорный лучик сверкнул во взгляде Эльминстера. – Ей-то ты сможешь выказать свою привязанность в большей степени, чем мне.

Грустно улыбнувшись, они отступили друг от друга.

– Ну вот, теперь мы врозь, – покачивая головой, сказал Фарл. – Половина нашего добра – твоя.

Эльминстер пожал плечами:

– Я возьму только самое необходимое в дорогу.

– Вот все и разделилось: мне – воровать, тебе – убивать Верховных Чародеев.

– Может быть,– тихонько согласился Эльминстер, – если боги будут добры.