БЛЕДНОЕ КАК МЕЛ лицо с широко распахнутыми глазами было знакомо Краеру.

Бывший квартирмейстер не ожидал встретить этого человека здесь, в проклятом Троими лесу, полном шелестящих листьев и смертоносных стрел, но тем не менее он был здесь и судорожно сглатывал; комок перекатывался по его горлу, к которому был приставлен кинжал Краера — нажать чуть сильнее, и горло будет перерезано.

— Ролин Дворцовый Плащ, — процедил Краер голосом отнюдь не ласковым, — зачем, во имя всех богов, ты здесь?

— Я… я… — Тонкая рука поднялась, отодвигая в сторону клинок Краера.

Ролин, похоже, несколько удивился, когда вор позволил ему отвести смертоносную сталь, вместо того чтобы проделать быструю хирургическую операцию над его пальцами или глоткой. Откашлявшись, Дворцовый Плащ устремил на Краера весьма непреклонный взор и заявил:

— Я искал и высматривал вас, четверых.

— Зачем? Хочешь получить обратно свой наряд?

Ролин покраснел.

— Лорд Делнбон, пожалуйста. Я… я искал вас, надеясь получить еще один шанс. Я хочу быть как вы, хочу поехать вместе с вами, чтобы сделать Аглирту сильной страной и… и чтобы помогать вам, когда вам будет нужно…

За спиной Краера раздалось громовое фырканье.

Хоукрил Анхару стоял на ногах. Он был бледен, слаб, перепачкан кровью, но глаза у него были ясные, а руки, держащие меч, не дрожали.

— Добро пожаловать, парень, ты получил свой шанс. У Аглирты не слишком много друзей, и каждой паре рук, готовых помогать, найдется дело. Краер, убери нож и иди сюда. Эм, похоже, плохо.

С чувством, похожим на отвращение, Высочайший Князь Делнбон отвернулся от мальчишки, который бок о бок сражался с ними во «Фляге и перчатке» и в великой битве при Доме Безмолвия — несмотря на то что некий вор-квартирмейстер еще до этого оглушил его и украл большую часть его одежды. Продравшись сквозь многострадальные заросли папоротника, Краер вышел на усеянную телами дорогу.

Ролин, последовав за ним, огляделся, узрел трупы, распростертые в пыли, жужжащих над ними мух, разбрызганную кровь, побледнел и несколько раз судорожно сглотнул. Краер покосился на него и махнул рукой в сторону противоположной обочины, где лежали рядом Сараспер и Эмбра, бледные и неподвижные. Их одежда была обуглена, и сильный запах гари висел в воздухе над ними.

— Так, парень, — резко бросил Краер, — ты знаешь какую-нибудь исцеляющую магию?

Ролин открыл рот, чтобы ответить нечто, определенно не похожее на слово «да», но так и замер, разинув рот, когда в нескольких шагах от него, за грудой мертвых тел, воздух внезапно замерцал, пошел серебристой рябью — и среди этой ряби неожиданно нарисовались четыре женщины.

Они стояли рядышком — стройные, облаченные в темные одеяния, высокие — и казавшиеся еще выше оттого, что их обутые в башмачки ножки опирались на воздух на высоте примерно в ладонь от земли. Они казались родными сестрами — одни и те же прелестные черты липа, одинаковые большие серо-зеленые глаза; каждая держала в руках жезл, увенчанный сверкающими самоцветами, от которых исходило характерное магическое потрескивание. Женщины окинули взором людей, стоящих и лежащих на дороге, и лица их не выразили ни отвращения, ни сострадания, ни каких-либо иных чувств, тем более дружелюбия.

Голос Краера был столь же холоден, как и их улыбки.

— И что у нас здесь такое? Слет волшебников? Или же мы набрели на дорогу, по которой каждое утро ходят все маги Дарсара, чтобы почерпнуть магическую силу из одного и того же источника?

Один из жезлов почти лениво поднялся и наставился в грудь квартирмейстера — а затем улыбка волшебницы стала шире и жезл угрожающе сместился в сторону Хоукрила.

— Мы преследуем Джаварра Радужного Дракона, — произнесла держащая жезл волшебница, делая по воздуху шаг вперед. — Мы знаем, что он был здесь. Кто вы такие и что у вас с ним общего?

Краер лишь сердито глянул на нее, но Хоукрил представился и представил своих спутников, поименовав Ролнна как «барда Дворцовый Плащ, сына знаменитого отца», отчего парень так и зарделся и просиял. После этого латник добавил:

— Никто из нас прежде не видел этого Джаварра. А он хотел лишь, по всей видимости, напасть на нас.

— А теперь ваша очередь, — без обиняков обратился Краер к женщинам. — Мы — знатные дворяне; назовите нам свои имена.

— Ариати, Дасель, Олони и Тшамарра, — гордо ответила Олони, указывая пальцем, кто есть кто, в то время как ее жезл по-прежнему был нацелен в защищенную броней грудь Хоукрила. — Мы сестры, и мы не менее знатны, чем некоторые. Наша фамилия — Талазорн.

Краер застыл:

— Не родня Раевуру Талазорну из Силптара?

— Мы его дочери, — холодно сообщила ему Олони, — и мы жаждем отмщения за его смерть. Пробужденный король должен умереть, и его регент тоже, не считая других.

— Талазорн пал в битве против барона Кардассы, — задумчиво проворчал Хоукрил. — Многие погибли в тот день. Старый… Кардасса стоял за короля, а остальные хотели низвергнуть его. — Брови латника сошлись на переносице. — И это делает тех, кто напал на Кардассу в его собственном замке, врагами Аглирты.

— Наш отец был вежлив и обходителен, он числился одним из самых сильных магов Силптара, — раздраженно сказала Ариати. — Он заключил союз с бароном Аделном против Пробужденного короля — не строя заговор с целью захвата короны, но ради сильной, единой Аглирты, в которой будут процветать торговля и ремесла, а значит, появится больше желающих нанять магов, благодаря чему наш отец мог бы обеспечить нам богатство и известность на всю жизнь.

Краер сморщил лоб.

— Прошу прощения? — переспросил он, с трудом подавляя недоверие в голосе. — Богатство и известность какого рода?

Ролин Дворцовый Плащ положил руку на плечо Краера и откашлялся.

Затем, подняв палец в знак призыва к молчанию, он сделал несколько шагов вперед, оказавшись почти вплотную к четырем сестрам. Все четыре жезла немедленно направились ему в лицо.

Не обращая на это внимания, Ролин устремил взор в небеса и начал говорить нараспев, словно оживляя в памяти нечто, заученное много лет назад и не вспоминавшееся до сего момента:

— Чародейское искусство четырех дочерей Раевура Талазорна превосходило его собственное. Его жена Йиринда давно умерла, и он безумно любил дочерей: старшую, Олони, могучую в заклятиях Ариати, а также Дасель и Тшамарру. Он считал, что они слишком умны и красивы, чтобы выйти замуж и «быть угнетаемыми каким-нибудь грубым бароном», не имея возможности использовать магию или следовать своей воле.

Краер поднял брови, но четыре волшебницы улыбались.

— В наши дни бардов учат хорошо, — заметила Дасель. — Ни слова неправды.

— Достаточно! — оборвала Ариати. — Эти Высочайшие Князья служат Пробужденному королю — давайте испепелим их и уйдем!

— Нет, — спокойно возразила Тшамарра. — Из-за слишком поспешных действий отец много раз попадал в неприятности. Лучше последуем за Радужным Драконом и узнаем сначала, кто есть кто.

— Хорошо сказано, — согласилась Олони. — У нас будет достаточно времени и возможностей, чтобы превратить замки в прах.

— Пусть это случится поскорее, — пожелала Ариати, яростно глядя на Краера.

Коротышка в ответ показал ей язык — за мгновение до того, как Олони небрежным жестом свободной руки увлекла сестер обратно в мерцающее ничто.

Молния из жезла не поразила Делнбона, и не осталось ни малейших напоминаний о неожиданном явлении. Мухи гудели в пустом воздухе на том месте, где только что стояли грозные сестры.

Краер посмотрел на Хоукрила, Хоукрил посмотрел на Краера. Оба вздохнули почти в унисон.

Квартирмейстер легко, словно танцуя, сделал шаг вперед, а потом развернулся лицом к Ролину и Хоукрилу. Простерев руки, Краер с неожиданным отчаянием произнес:

— Что происходит с Аглиртой? Мы едем по дороге прекрасным солнечным днем для того, чтобы разобраться с одной прелестной маленькой загадкой, — и неожиданно волшебники сыплются с деревьев, с ясного неба и Трое знают откуда еще, и всякие мальчишки хотят к нам присоединиться, и рок честно заявляет нам о том, что готов пасть на нас в любой момент…

Ролин снова поднял руку, призывая к молчанию. Краер вознаградил его сердитым взглядом и жестом, долженствующим означать «продолжим молитву».

Юноша протянул Краеру маленькую, украшенную узорами металлическую фляжку.

— Одна из них — Тшамарра — сунула это мне в руку, — объяснил он, — и указала на Сараспера. Она не хотела, чтобы другие сестры это видели.

Краер взял фляжку и уставился на нее; по его лицу было видно, что в душе у него борются любопытство и подозрительность.

Хоукрил улыбнулся и эхом повторил:

— Что происходит с Аглиртой?

Маленький человечек молча посмотрел на Сараспера и Эмбру, вновь перевел взгляд на Хоукрила и беспомощно пожал плечами. Хоукрил ответил ему тем же жестом:

— А какой выбор у нас есть? Краер кивнул, откупорил фляжку, с подозрением понюхал ее содержимое, потом сунул палец внутрь, сразу же вынул, словно обжегшись, обнюхал влажный палец и лизнул его… и, словно решившись, сунул горлышко фляжки между зубов Сараспера и влил ему в рот немного содержимого.

Старый целитель закашлялся, крупная дрожь пробежала по его телу, лицо сморщилось, словно он попробовал чего-то невероятно горького. Еще раз зайдясь в долгом, трескучем кашле, он начал плеваться как пьяница, по ошибке выпивший полынного отвара. Глаза его все это время оставались крепко закрытыми. Краер, хмурясь, посмотрел на него, затем вздохнул и повернулся к Эмбре. Но прежде чем вор успел поднести фляжку ко рту женщины, сухая рука схватила его за локоть и хриплый, чуть слышный голос прокаркал:

— Стой!

Краер обернулся.

— Сохрани это, — прохрипел Сараспер. — Это может понадобиться любому из нас. А ее могу исцелить и я.

Сделав величественный жест рукой в знак того, что целитель может приступать к работе над лечением Эмбры, квартирмейстер снова закупорил фляжку, прицепил ее к поясу и покачал головой.

— Я хотел бы — прямо сейчас — знать, что грядет, — сообщил он деревьям, шелестящим над его головой. — В прошлом, когда мы были воинами Черных Земель или даже умирающими от голода изгоями, все было куда проще. Каждый знал, что он делает…

— Точно, знал — обычно удирал от погони, — проворчал Хоукрил, — из-за твоей привычки красть вещи крупные, шикарные и совершенно бесполезные.

Краер простер руки в красноречивом жесте.

— Ты крупный, я это признаю, и бесполезный тоже — но насчет шика…

— Верно, — согласился Сараспер. Глаза у него были усталые, но в глубине их мерцали искорки. — Я бы никогда не назвал человека «шикарным», во имя Троих.

— Мы сумасшедшие, мальчик, — объяснил Хоукрил Ролину. — Пока еще можешь, беги от нас подальше и побыстрее.

Юный бард ухмыльнулся ему в ответ.

— Сказать по правде, лорд Анхару, я не простил бы себе, если бы так поступил. В Аглирте сейчас как раз не хватает хороших шутов.

Краер замер.

Сараспер поднял взгляд, затем медленно потянул кинжал из ножен на поясе, неотрывно глядя исподлобья на Ролина. Хоукрил неспешно, словно набирающая скорость лавина на крутом склоне горы, повернулся лицом к юному барду.

Широко раскрыв глаза и чувствуя, как дрожат поджилки, Ролин постарался как можно тверже встретить взгляд латника. Глаза столь же острые и безжалостные, как клинок меча, смотрели на — и сквозь — потомка знаменитого барда… А затем лицо Хоукрила расплылось в широченной улыбке. Взревев от смеха, он заключил юношу в сокрушительные объятия, пачкая его одежду кровью и пылью. С облегченной улыбкой Ролин рассмеялся в ответ, и они, кружась, проскочили мимо хихикающего Краера к обочине, туда, где стоял, качая головой, Сараспер. Однако старый целитель не опустил тонкий кинжал. Это был подарок от регента Черные Земли, вспомнил Ролин, глядя, как сжались губы Сараспера. Бард подавился смехом, когда вдоль края блестящего лезвия зародилось синеватое мерцание, быстро превратившись в бело-голубой огонь. Сараспер медленно повернул клинок, пробормотав:

— Так пусть уйдет вся убийственная магия.

Руки старого целителя дрожали… бело-голубое сияние неспешно распространилось по клинку к его морщинистой кисти, охватило всю руку, грудь, вторую руку… а затем сползло по вытянутым пальцам свободной руки к горлу Эмбры.

Ролин не мог оторвать взгляд, словно зачарованный. Грудь Эмбры поднялась в глубоком вздохе. Сараспер не отводил руку, клинок кинжала теперь был темным и безжизненным. Эмбра сглотнула. Морщинистые пальцы целителя медленно поползли вверх по ее подбородку и коснулись губ.

Веки женщины затрепетали, она негромко застонала, а потом открыла глаза и заморгала.

— Снова? — тихо спросила она. — Сколько раз ты уже возрождал меня к жизни?

— Меньше, чем этих двух твоих дурных козокрадов, — громко проворчал старик. — Смотри, они даже подыскали тебе замену.

Кивком головы он указал на Ролина, который нервно улыбнулся Эмбре, поклонился и церемонно произнес:

— Наша встреча озарила мой день, госпожа Высочайшая Княгиня… э-э… госпожа баронесса Серебряное Древо.

Когда он наконец окончательно запутался в том, как же следует теперь именовать Эмбру в соответствии с придворным этикетом, Владычица Самоцветов ухмыльнулась точь-в-точь как Хоукрил и ответила:

— Ваше внимание — честь для меня, бард Дворцовый Плащ. Называйте меня Эмбра — только, пожалуйста, не Эм. — Она бросила взгляд в сторону остальных членов Банды и добавила: — Слыхали, господа хорошие? Немного учтивости никогда не повредит.

Краер склонился в преувеличенной пародии на глубокий, изящный придворный поклон и прошепелявил притворно вежливо:

— О моя лучезарная леди, я глубоко сожалею о своих былых и глубоко порочных попытках облегчить ваш гардероб, но я вечно признателен Троим в небесах, проследившим за тем, чтобы мой негодный поступок свел нас вместе и даровал нам истинную гармонию и узы дружбы! — Выпрямившись, он продолжил обычным своим тоном: — С чем я ничего не могу поделать, кроме как добавить, что, по моему профессиональному мнению, с нашей стороны будет разумным убраться отсюда прежде, чем явятся еще какие-нибудь волшебники — или лучники.

— Точно, — быстро согласился Хоукрил. — Мы должны ехать, хотя бы только затем, чтобы дать волкам и диким собакам возможность поразвлечься, преследуя нас.

— Поразвлечься? Да если они сперва сожрут всех этих лучников, то им придется ползти по нашему следу на брюхе, — возразил Сараспер.

Краер и Хоукрил одновременно покачали головами.

— Нет, — мрачно объяснил латник, — для хищников Долины убитые в бою — та еда, которая не убежит, а живые — приманка, которую еще следует убить, чтобы присоединить к запасам. Эти ненасытные твари пойдут отсюда по нашему следу.

— Желая пополнить кладовую, — кивнул Краер. — Нам нужно двигаться дальше.

— Куда? — спросила Эмбра, поднимаясь с примятого папоротника. Она потянулась, чуть поморщилась — и пошатнулась, позволив Сарасперу поддержать ее. Побледнев, женщина изящно уселась обратно, отмахнувшись от протянутой руки Хоукрила, и продолжила: — Похоже, мужчинам Аглирты нравится бегать туда-сюда, махать мечами и страшно орать, но я, будучи ленивой и избалованной знатной дамой, всегда желаю узнать — прежде чем с воинственным криком кинуться куда-нибудь, — куда я направляюсь и к чему такая спешка.

— Место нашего назначения должна знать ты, как мне кажется, — тихо ответил Хоукрил. — Куда и зачем?

Эмбра пожала плечами.

— Мой Дваер исчез. Уверена, что вы расскажете мне, кто и как забрал его, но оставим это на потом. Тут вокруг еще слишком громкое эхо недавно сотворенных заклятий. Такое впечатление, как будто целый отряд воинов выкрикивает боевые кличи, стоя плечом к плечу в какой-нибудь тесной гардеробной… Давайте отправимся на остров Плывущей Пены. Там при поддержке Чер… двух отцовских Дваеров и еще наших драгоценных фамильных танцующих чернильниц и поющих шкатулок я смогу попытаться при помощи какой-нибудь хитрой магии выследить свой Дваер.

Она снова встала, сделала два осторожных шага по дороге, повернулась, осторожно переступила через труп и пробормотала:

— Без него я чувствую себя… голой. Как будто он был частью меня, чем-то, что непременно должно быть у меня. Любой волшебник жаждет заполучить Дваер, верно, но… теперь он мой, как будто Трое предназначили его для моей руки.

Сараспер бросил на Эмбру подчеркнуто сердитый взгляд, а затем вложил в ножны кинжал, магию которого потратил на ее исцеление.

— Все не так просто, Эмбра, — проворчал он, — «Боги предназначили, чтобы я это сделала, поэтому я сделаю». Ты знаешь, насколько опасны такие слова? Насколько безумными сделались те, кто бросал их так небрежно, и сколько вреда они принесли? Боги не дают нам точных указаний о нашем предназначении, девочка. Все не так просто.

— Спокойней, спокойней, — промурлыкал Краер. — Однако ты прав. Бард, история должна гласить, что Эмбра чувствует необходимость вернуть свой Дваер обратно, а все остальные, то есть мы, непоколебимо уверены в том, что без него мы будем покойниками в самом скором времени… к примеру, когда наткнемся на очередного недружелюбно настроенного мага.

Прежде чем Ролин успел ответить, квартирмейстер повернулся, чтобы глянуть прямо на него, и добавил:

— Ну, на этом нам лучше всего будет расстаться с…

— Нет, — твердо возразил Хоукрил. — Даже если бы оставить парня идти его собственной дорогой не означало бросить его на съедение волкам, я все равно бы сказал, что он пойдет с нами. Я уже говорил прежде: любая пара рук, способных сражаться за Аглирту, должна быть принята с радостью: а как иначе превратить эту страну в нечто иное, чем собрание эгоистичных, вечно воюющих за собственные интересы семейств, кучек интриганов и отрядов наемных вояк? Сколько еще нам встретится сердитых волшебниц, летающих по стране в поисках мести и смерти для истинных — или воображаемых — врагов?

Сараспер вздохнул.

— Ролин Дворцовый Плащ. Доблестный, старательный, славный малый — и еще одно тело, которое мне предстоит исцелять. — Он окинул пристальным взглядом свои руки, покрытые засохшей кровью. В основном кровь принадлежала Хоукрилу, но немного — Эмбре и часть — самому целителю. — Еще одна жизнь, которую мы погубим в своих приключениях.

Целитель вскинул глаза и резким тоном добавил: Парень, если ты идешь с нами, то ты глупец. Без сомнения, тебе уготована смерть, и боги, вероятно, даруют ее тебе скорее раньше, нежели позже — с нашей помощью.

— А я скажу, что Ролин уже доказал свою полезность для нас и для Аглирты ранее, и у него есть полное право подвергаться опасностям вместе с нами или же проявить благоразумие и отправиться еще куда-нибудь — на его выбор, — вмешалась Эмбра. — Человек, о котором мы говорим, уже бывал вместе с нами в деле прежде, он знает, насколько велика опасность, и уже показал, что может с нею справиться. Выбор за ним.

Краер посмотрел на Сараспера, и они одновременно пожали плечами.

— Владычица, — повернулся квартирмейстер к волшебнице, — мы последуем твоему совету — хотя бы только для того, чтобы спасти наши уши от повторения того, что ты, конечно же, будешь твердить нам день за днем, по многу раз в день, если мы этим советом пренебрежем.

Эмбра ласково улыбнулась.

— Ах, наконец-то мы поняли друг друга. — Она взглянула на Ролина. — Все еще хочешь путешествовать вместе с нами? Мы все время оттачиваем языки друг о друга.

— Хочу, — твердо ответил юный бард.

— Ну хорошо, — радостно объявил Ролину Краер и, указав на лежащие вокруг трупы, добавил: — Кинжалы. Собери мне пару десятков — заверни их в плащ, который больше никому не нужен. А в другой плащ собери всю целую обувь — за нее дадут хорошую цену. Потом…

— Краер! — воскликнула Эмбра. — Мы нашли соратника, а не вьючного мула!

Квартирмейстер повернулся к ней, широко раскрыв глаза и разведя руками.

— Чему вы удивляетесь, госпожа баронесса Высочайшая Княгиня? Разве это не то, чем я занимался в те времена, когда Ролина с нами не было, а?

Несмотря на то что солнце ярко светило над дорогой, где некий юноша, бледнея все сильнее, осторожно вынимал из ножен кинжалы, а затем собирал сами ножны и пояса, к которым они были пристегнуты, и все это под присмотром язвительного Высочайшего Князя Делнбона, на ветке одного из близстоящих деревьев висели вполне бодрствующие и видящие все летучие мыши. Они внимательно присматривались и прислушивались к действиям людей внизу. Когда наконец все пятеро отправились дальше по дороге, продолжая обмениваться жестами и едкими замечаниями, мыши переглянулись и отправились в полет. Одна полетела за удаляющимися людьми, а вторая деловито направилась в противоположную сторону, лавируя среди деревьев.

Краер, по обыкновению, постоянно оборачивался на ходу и смотрел назад, причем делал это неожиданно, однако летучая мышь, преследовавшая Четверых-плюс-Ролина, была осторожна и всегда вовремя успевала нырнуть в листву. Настороженный и подозрительный Делнбон не заметил также вихрь беззвучных искр и странных цветных переливов, внезапно возникший в воздухе между двумя деревьями, чуть позади летучей мыши. Из этого вихря в клубах синего дыма вылетела гадюка с множеством крошечных крылышек, трепещущих вдоль хребта. Она помедлила секунду и заскользила вперед, следом за пятью людьми, устало бредущими по дороге. Она также двигалась осторожно и скрытно, прячась как от квартирмейстера, который время от времени резко оборачивался, так и от летящей впереди мыши.

Если летучая мышь и заметила, что творится позади нее, то не подала виду — впрочем, летучим мышам трудно это сделать.

Одинокая фигура в темной, теплой пещере застыла, следя за витающим в воздухе заклинанием, а затем подалась вперед, чтобы взглянуть поближе.

— Сильное, — произнес человек с удивлением в голосе. — Очень сильное — но еще не пробужденное. Не Дваер — но что?

Затем он пожал плечами и сказал в пустую темноту:

— Не имеет значения. Что бы это ни было, я должен это получить! Когда лорды-наемники возглавляют меднолобых болванов, стремясь сесть на трон, а кругом кишат змеиные прихвостни, никакая магия не будет лишней.

Темнота ничего не ответила, но она молчала уже давно, ничем не беспокоя одинокого чародея. Он часто разговаривал с темнотой.

Сейчас его улыбка была крайне неприятной. Отодвинувшись на безопасное расстояние от мерцающего тумана заклинания, он пустил в ход свою собственную магию.

— Иди, мой Тающий. Иди и принеси мне эту магическую штуку.

Потом вздохнул и добавил:

— Даже если твои товарищи еще не сумели убить этих новоявленных Высочайших Князей. Вообще, Корлаун, твои создания оставляют желать лучшего.

Корлаун, конечно, был слишком давно мертв, чтобы ответить.

— Желать, — пробормотал маг в темноту и, как всегда, подумал об Эмбре Серебряное Древо. Нагая и прекрасная, какой она часто была, когда он шпионил за ней, в то первое лето, пока держал ее в замке. Яростная… и беспомощная…

Он снова вздохнул и произнес в темноту:

— Эмбра, какой прекрасной рабыней ты была бы! — А затем снова улыбнулся. — И может быть, еще будешь.

Судя по выцветшей вывеске на фасаде, «Слава Аглирты» являла собой что-то вроде двуглавого золотого дракона с невероятно длинным хвостом, свивающимся в кольца и завязывающимся в узлы. Но вполне возможно, что слишком большое количество темного эля оказало на зрение художника то же воздействие, что и на обычного человека, и поспособствовало разглядеть дракона уникального, а не обычного, одноглавого и с куда более коротким хвостом. Или же, может быть, художник, с благословения богов, увидел ночного червя и остался в живых, запомнив увиденное… или просто у него не было подходящей краски, а рука дрогнула.

Драконы, ночные черви и слава любого сорта были настолько редкими вещами в этом уголке Долины, у самого подножия холмов, предгорий Клыков Бурь, к северу и западу от Тселгары, что стали почти легендой.

Разговоры ни о чем были совершенно обычным делом в сумрачном, грязном зале «Славы Аглирты», где крысы шныряли по немытому и выщербленному полу, усыпанному истоптанным в труху тростником, а усталые мужчины в потертых куртках и залатанных плащах заказывали куда больше выпивки, нежели закуски. Ворчание относительно набитых золотом купеческих кошельков в далеком воровском Силптаре и дураков с острова Плывущей Пены было куда более частым, чем рассуждения о волках, погоде, разбойниках и странных горных тварях. Народ везде судачит о своих королях и деяниях королей, от налогов на содержание войска до грядущей войны.

В этот день в «Славе» было особенно невесело.

— Хаос сдавливает глотку Аглирты, словно рука душителя, так он сказал, — заявил Старина Адберт, с гримасой боли пытаясь поудобнее пристроить обрубок левой ноги. — Я сам слышал это! А он тоже бард, он носится по Долине, словно морской ветер, видит все и слышит почти как Трое!

— Хаос душил Аглирту с тех самых пор, как я родился, да и до того тоже, — возразил Таекер Черный Плащ, плюнув в пробегающую крысу. — Аглирте нужно много времени, чтобы помереть, согласны?

— Ни с чем мы не согласны! — крикнул один из братьев Луроанов, сидящих за столом в углу. — Так всегда безопасней!

— Ты так считаешь, Гаралд? — Таекер откинулся назад, помахивая кружкой. — Смотри на это как на развлечение, посланное нам богами! Этот барон побеждает регента здесь, а тот побеждает его там, по мелочи или по-крупному — так что если Спящий Король проснулся и назвал одного барона своим регентом, то что с того? Черные Земли остался тем же самым прощелыгой, каким был всегда, волшебники убивают колдовством не меньше, а то и больше, чем раньше, наш драгоценный король снова погрузился в сон — и что? Это по-прежнему Земли Без Короля, вот что!

— Верно, это так, — сказал еще один человек. — Бароны захватывали власть и воевали друг с другом со времен моего деда, да и до того, наверное, тоже. Ничего не меняется.

— А что насчет этих драгоценных Высочайших Князей? — фыркнул Гаралд Луроан. — Что в них хорошего? Еще одни бароны, только и всего!

Он сплюнул на пол и со стуком поставил кружку на стол, но Старина Адберт развернулся в своем кресле так быстро, что едва не опрокинул стол вместе со всей посудой.

— А теперь послушай, что я скажу! — рявкнул он так, что все, кто сидел в продымленном зале «Славы», уставились на него. — Я видел Банду Четырех во время своей последней поездки в обозе и знаю им цену — и она выше, чем цена того, что все вы вместе когда-нибудь сделали и сможете сделать.

Он махнул своей кружкой так яростно, что эль выплеснулся через край, — и это потрясло собравшихся больше, чем любые слова. Чтобы Старина Адберт пролил хоть каплю эля?

— А вдобавок я слышал об их большом сражении при острове Плывущей Пены с магами Серебряного Древа, — добавил одноногий. — Да, я знаю, вы все слышали, но я говорил с людьми, которые были там и чудом избежали смерти, и вот что я вам скажу: мы все должны каждый вечер на коленях благодарить Троих за Банду Четырех. Только они — та сила, что обуздывает сейчас баронов!

— Хорошо сказано! — подхватил бродячий коробейник. — Я тоже слышал об этом, тут и там по всей Долине. Они, по крайней мере, не дают баронам убивать и вешать всякого, чье лицо этим самым баронам не нравится или чьи земли и дочери, наоборот, нравятся! Если Банда Четырех падет, кто остановит баронов?

— Верно, — мрачно добавил Таекер Черный Плащ, — и жрецов Змеи?

Старейший из собравшихся, Сорн Белрастор, поднял кружку и застучал ею по столу, давая трактирщику понять, что пора налить еще. Со стороны Сорна это было так необычно, что все головы повернулись на стук. Сорн поглядел на них и сказал угрюмо:

— Если судьба Аглирты лежит на плечах четырех странствующих искателей приключений, то мы действительно обречены. Четверо человек будут противостоять целым армиям?

— Мы действительно обречены, — тихо согласился Старина Адберт, глядя в свою кружку. Похоже, его не радовало то, что он там видел.

— Я увезу свою семью за Клыки Бурь, в Далондблас, есть бандиты там или нет, — хмуро произнес Тарсам Форолк, и у многих отвисли челюсти. Оставить четыре холма и всех овец на них и бежать — куда?

Словно отвечая на немое изумление окружающих, Тарсам добавил:

— В эти дни на дорогах Аглирты не найти ничего, кроме смерти. Лучше быть нищим, но живым, чем богатым трупом. Война гуляет по Долине. Все бароны вооружаются. Удирайте отсюда, пока можете, если у вас есть хоть капля здравого смысла!

Старина Адберт невесело усмехнулся.

— Капля здравого смысла? Парень, я аглиртец — конечно, у меня нет ни капли здравого смысла!

Народ поддержал Адберта разрозненными смешками, однако ни в одном из них также не было веселья. Даже трактирщик, наполняя кружки, которых сегодня было опустошено больше, чем прежде бывало за месяц, с трудом заставил себя улыбнуться.

Он не мог отогнать видение: горы трупов на полях и волки…

Вот тогда и настанет время улыбаться.

Черепа вообще всегда улыбаются.