ТЩАТЕЛЬНО охраняемый зал в замке Серебряного Древа содрогнулся от громких криков. Ингрил Амбелтер дернулся назад и упал вместе со стулом, завизжав от мучительной боли, когда из его глаз и рта вылетели яркие молнии. Стул вспыхнул и рассыпался в золу, не успев долететь до пола. Волшебник даже не почувствовал, как грохнулся затылком об пол, не заметил ни того, как барон, не теряя ни мгновения, спрятался в огромный буфет черного дерева, ни того, как стеклянные шары разлетелись на мелкие осколки, которые со звоном врезались в стены, ни того, как заклинание, которое он поспешно сотворил, чтобы спасти себе жизнь, прикончило на месте двоих стражников — у них, единственных из всех, хватило смелости, чтобы вбежать в баронский зал с обнаженными мечами.

Блеск молний угас, лишь некоторое время в зале слышалось негромкое шипение.

Повелитель Заклинаний с трудом поднялся на ноги и побрел, не смотря по сторонам, через комнату. Он направлялся не к охраняемой снаружи двери, а к стоявшей в углу, где боковая стена смыкалась с наружной стеной замка, изваянной из темно-зеленого камня статуе волшебницы. Подойдя вплотную к изваянию, маг пробормотал несколько слов.

Зеленая волшебница послушно погрузилась в пол вместе с постаментом. Ингрил протиснулся в открывшееся узкое отверстие и, тяжело дыша, побрел по темному и тесному коридору.

Повелитель Заклинаний с мертвенно-белым и покрытым крупными каплями пота лицом, спотыкаясь в темноте о неровности пола, подошел к запертой магическим замком двери каморки, которую он рассчитывал не посещать еще несколько лет. Никогда впредь не усомнится он в могуществе Дваериндима и тем более не дерзнет выступить против любого из этих Камней. Его власть над Сараспером оказалась разорвана в мгновение ока, и этот разрыв ударил по нему с такой силой, что внутри у него до сих пор все горело. Так что если он немедленно не доберется до того, что лежит в этой каморке…

«Дом высокого меча» был самой большой и лучшей из всех гостиниц Сверкающего Города. Он возвышался над окружающими домами, как замок, его стены, сложенные из темного кирпича и увенчанные башнями и зубцами, которые являлись не только украшением, были так толсты, что по ним могла бы проехать крестьянская телега, и очень многие люди считали разумным платить немалые деньги за неприступные комнаты верхнего этажа. Там было составлено немало заговоров, подготовлено много переворотов. Впрочем, для многих встречи в «Высоком доме» заканчивались лужей крови на полу и одним-двумя трупами, украдкой сброшенными в желоб, ведущий в помойную яму.

«Палата сокола» была не столь просторна, как большинство других номеров верхнего этажа, и в ней всегда гулял холодный сквозняк. Несмотря на то что стены палаты были плотно завешены темными тяжелыми гобеленами, здесь бывало куда меньше постояльцев, чем в большинстве других номеров «Дома», а дверь по традиции всегда оставалась открытой. Если говорить прямо, то толстой дубовой двери, которая должна была преграждать вход в комнаты, уже много лет просто не было.

Эта дверь, как утверждали барды, летала где-то среди облаков, носимая ветрами, а на ней лежало, приколотое множеством мечей и кинжалов, тело мертвого короля, и никто не смел повесить новую дверь, опасаясь что, когда заклинание, устранившее старую, окажется разрушено, может возникнуть колдовской хаос.

Но барды вообще рассказывали много всякой всячины.

Сейчас комната, против обыкновения, была переполнена возбужденными людьми в мантиях и подозрительно глядящими воинами в доспехах, не выпускавшими из рук мечей. Любой бард сразу же понял бы, что перед ним находятся малоизвестные маги, собравшиеся со всей Аглирты, и сопровождающие их охранники. Множество взглядов то и дело устремлялись на отсутствующую дверь, как будто собравшиеся ожидали, что оттуда внезапно появится неведомый враг, весь окутанный огнем, и атакует их смертоносным заклинанием.

— …И они тоже отправились в этот разрушенный город в лесу? — спросил один из магов.

Другой волшебник пожал плечами.

— Тем или иным путем отправились туда менее месяца тому назад. Боюсь, что нас ждут тяжелые времена.

— Он боится! Всегда вы, Андраевус, чего-нибудь боитесь, — сердито рявкнул один из воинов. — А не соизволите ли вы высказаться хоть немного определеннее?

— Соизволю, — холодно ответил Андраевус, — Слушайте, только потом не говорите, что не слышали. В Аглирте настало тревожное время. Могущественные маги пропали, зато появилось много невнятных слухов об убитых волшебниках, о драконах, которых кто-то разводит в безлюдных землях и готов отправить пировать в населенные части страны, о том, что вернулась к жизни древняя Змея в Тенях, и о том, что барон Серебряное Древо намерен, используя самую черную магию, стать правителем всей Аглирты и разыскивает легендарный Дваериндим, чтобы иметь возможность с его помощью разбить любую армию, какую смогут послать против него.

После этих мрачных слов все подавленно умолкли. Андраевус смерил тяжелым взглядом кричавшего на него воина.

— Ну как, Андрар, есть чего бояться?

— Разводят драконов? Хотел бы я посмотреть на ведьму, рискнувшую взяться за такое дело. Да ведь любой дракон, даже недоросток, одним ударом хвоста размажет ее в слизь, прежде чем она моргнуть успеет! — неожиданно громко произнес звонкий голос.

Кто-то захихикал в ответ, кто-то еще поддержал его, но эти смешки очень быстро затихли, и люди вновь уставились друг на друга. В переполненной комнате ощутимо запахло страхом.

— Многие из нас готовы разговаривать, и разговаривать, и разговаривать до бесконечности, — резко произнес воин, которого назвали Андраром, стараясь не смотреть ни на одного из магов, — но мы собрались сюда — а для многих из нас это само по себе опасно, — чтобы договориться о… о том, что мы в состоянии сделать.

Он посмотрел вокруг, вскинул кустистые брови и прорычал:

— У вас есть какие-нибудь другие предложения, маги Долины? Нет? Ну что ж, в таком случае мы попытаемся здесь и сейчас сотворить историю человечества.

Ответом ему был многоголосый хор, в котором выделялись несколько явно насмешливых голосов. Андрар отступил к стене и заметил кривые усмешки на губах нескольких воинов, сочувственно глядевших на него. Похоже, что совету предстояло быть долгим и бурным…

— Хорошо сказано, Андрар, — язвительно пробурчал себе под нос Ингрил Амбелтер.

Он сидел в кресле в непринужденной позе, перед ним сверкал его шар для наблюдений. Потребовалось немало поколдовать, но теперь маг был совсем здоров. Черная волшебная палочка угрожающе плавала в воздухе над поверхностью стола справа от него, а чуть подальше беспомощно лежал связанный стражник; его голова была обмотана его же плащом, а могучая грудь быстро опускалась и поднималась: видимо, воину было очень страшно.

Силы и знаний Повелителя Заклинаний Серебряного Древа было вполне достаточно для того, чтобы преодолеть заграждение и пробиться едва ли не в любое помещение Аглирты, снабженное магической оградой, но в этом случае боги просто решили ему улыбнуться. По невероятно счастливому стечению обстоятельств эти бездари и недоучки из всех гостиниц в Долине выбрали для своего совета «Дом высокого меча». Мало того, они собрались в «Палате сокола» — том самом номере без дверей, где много лет назад Ингрил Амбелтер, тогда еще неоперившийся юнец, но уже достаточно искусный маг, создал портал для магического прыжка, чтобы иметь возможность посещать Силптар всякий раз, когда ему взбредет в голову.

Это означало, что он имел возможность незамеченным миновать любую стражу, а сегодня, в частности, еще и то, что он мог в любой момент разделаться с этими глупцами, как они того заслуживали. Было совершенно ясно, что ни один из них не обладал Дваером и даже не имел наготове никакого тайного магического устройства или хотя бы мощного заклинания. А ему скоро совсем надоест наблюдать за этим советом. Так что сейчас было самое время.

Ингрил улыбнулся, мягко, чуть ли не ласково сказал: «Пора» — и, взмахнув рукой, произнес последнее слово заклинания. По клинку кинжала, лежавшего перед ним на столе, запрыгали крошечные язычки голубого пламени.

Повелитель Заклинаний взял его и, громко ухнув от усилия, вонзил клинок прямо в сердце лежавшего на столе связанного человека. Тело стражника дернулось и выгнулось дугой, пытаясь ухватить последнюю искру уходящей жизни, а волшебник выхватил кинжал и прикоснулся окровавленным лезвием к волшебной палочке.

Палочка внезапно вспыхнула голубым яростным пламенем, почернела, треснула два-три раза и рассыпалась в пыль.

В «Палате сокола» над самой серединой стола вдруг возник ужасный шар мятущегося пламени — возник, мгновение повисел неподвижно и устремился вокруг по все расширяющейся спирали. Люди кричали и роняли стулья, торопясь вскочить, выхватывали мечи из ножен и волшебные палочки из карманов. По всей комнате, словно звезды летней ночью, засверкали многочисленные перстни.

Этот огненный шар был голубым и голодным; он несся по кругу, сжигая одну за другой головы магов. Перепуганные воины с ужасом взглянули на обезглавленные корчащиеся тела, оставшиеся там, где прошло колдовское пламя, и, отталкивая друг друга, кинулись к выходу.

Ингрил улыбнулся тому, что увидел в шаре. Повелителям Заклинаний не пристало слишком уж злорадствовать, но…

За его спиной скрипнула дверь, которую не должен был открывать никто, кроме самого Ингрила. Повелитель Заклинаний Серебряного Древа резко обернулся и снова схватился за кинжал.

— Положи эту дрянь, маг, — с пугающей мягкостью сказал барон Фаерод Серебряное Древо, направив на своего волшебника огненную палочку, которую держал наготове, — или расстанешься с нею, а заодно и с рукой.

Все с той же злорадной ухмылкой на губах Ингрил разжал пальцы и позволил кинжалу упасть на пол. Барон взглянул на мертвого стражника — его кровь непрерывной струйкой стекала со стола, — но сохранил на лице все то же холодное, спокойное выражение.

— Мое терпение иссякло, Ингрил. Моя дочь все еще не вернулась к нам в руки, к тому же ты своими делами лишил баронство двух магов. Повелитель Заклинаний, если ты не сможешь благополучно добыть Дваер, то расстанешься с собственной жизнью. И для этого мне не понадобятся никакие магические ловушки — только мои собственные руки. И произойдет это очень скоро.

Два холодных взгляда встретились, и в комнате наступила тишина. Вскоре барону показалось, что пауза слишком затянулась, и он добавил:

— И не забывай, любезный маг, об этих пузыречках с кровью. Сам знаешь, что стоит мне разбить любой из них — и твое сердце разорвется.

Ингрил хладнокровно кивнул.

— Я все сделаю так, как надо, господин, — мрачно сказал он.

Фаерод Серебряное Древо растянул губы в зловещей улыбке, поднял палочку движением, которое можно было принять за приветствие, и уверенными шагами вышел из комнаты, даже спиной источая упоение властью и силой, а также угрозу, которую обычно не слишком старательно прятал за обходительностью.

Когда он удалился, Ингрил взглянул на открытую дверь, пожал плечами и презрительно улыбнулся. Он уже давно избавился от волшебных оков, наложенных на него бароном, заменив во всех флаконах свою кровь на кровь какого-то ничего не подозревавшего мага из дальних мест. Когда он спокойно закрыл дверь, его улыбка стала еще шире. Все должно было получиться очень забавно.

Эмбра Серебряное Древо, держа Камень на коленях, посмотрела на изуродованный купол над собой, набрала полную грудь воздуха и медленно, с усилием выдохнула. Губы у нее дрожали. Потеряй она эту замечательную смертоносную вещь — и осталась бы бессильной и никак не смогла бы исцелить тяжелые ушибы и раны ни у себя, ни у своих спутников.

— Давай, девочка, решение мировых проблем отложим на потом, — бодро прогремел рядом с нею голос Хоукрила Анхару. — Нужно как можно скорее убраться отсюда: Индраевин полон голодных четвероногих и двуногих хищников.

Эмбра улыбнулась и кивнула в ответ. Она доверяла латнику. Больше того… она любила его. Она любила и уважала всех этих людей. Это чувство появилось совсем недавно, но от этого не делалось слабее. Вместе Четверо способны были выстоять против любой атаки, которую мог бы предпринять против них… да хотя бы и весь Дарсар!

Она встряхнула головой, отгоняя от себя великие мысли о судьбах мира, еще раз вздохнула и обеими руками отбросила волосы за спину.

— Да, пойдемте отсюда, — с готовностью согласилась Владычица Самоцветов.

Потребовалось немало времени для того, чтобы выбраться из разрушенной библиотеки, полной древних призраков и свежих трупов, одинаково окутанных новой пылью. Четверо шли молча. Краер, возглавлявший шествие, во все глаза смотрел по сторонам, рассчитывая заметить своего коварного противника, так ловко прячущегося в тени, прежде чем тот увидит их. Хоукрил прикрывал тыл; он то и дело оглядывался через плечо, держа наготове свой верный меч, чтобы быть уверенным в том, что никто не крадется за ними по пятам, желая швырнуть им в спины последнее губительное волшебство.

Когда они удалились, библиотека Эхрлута лишь несколько мгновений находилась в неподвижном покое. Затем каменная стена, ничем до сих пор не примечательная, раскрылась, и из темноты показался бородатый человек в кожаной одежде. Он перешагнул через кучу щебня, но следующий шаг сделал уже по воздуху. Так, спокойно шагая, словно по лестнице, он поднялся через пустоту к книгам, безмятежно плавающим в световых столбах.

Войдя в ровное холодное сияние, мужчина принялся перелистывать страницы всех шести книг по очереди, и ему удалось прочесть немало различных текстов, там, где руки Эмбры и всех остальных, желавших прочесть написанное, проходили сквозь огромные тома, как сквозь пустое место.

Бородатый, стоя в воздухе, как на полу, быстро пробежал глазами то, что его интересовало, кивнул, как будто остался доволен, и уверенными шагами спустился к стене, оставив открытые книги висеть в воздухе, словно стаю белых птиц, навсегда застывших прямо в полете.

Внезапно они оказались на просторной крыше, выложенной сланцевыми плитами с залитыми смолой стыками. Повсюду были натянуты веревки для сушки белья, сейчас пустующие. Белые морские птицы — черные плиты были обильно испещрены их белым пометом — подозрительно уставились на неведомо откуда взявшихся людей и лениво, вперевалку отошли подальше, даже не дав себе труда подняться в воздух. Воздух сильно пах морем, а внизу со всех сторон раскинулись городские строения. Краер подозрительно осмотрелся вокруг.

— Вроде бы я должен знать это место, — сказал он и взглянул на Эмбру. — Так куда мы попали?

— Это Урнгаллонд. Крыша «Льва, любующегося морем», роскошной гостиницы, — ответила Владычица Самоцветов. Хоукрил выразительно вскинул брови, и она добавила: — Магическим прыжком можно попасть только в знакомое место. Я однажды была здесь, когда мой отец приезжал по каким-то делам в Монетный двор — он находится вон там, внизу.

— Он позволял тебе выезжать из баронства? — удивился Сараспер.

Как-то само собой получилось, что Четверо дружно перешли на «ты».

Целитель задумчиво глядел поверх крыш туда, где в гавани покачивался целый лес мачт и чайки кружились и пронзительно вопили в воздухе. За мысами, сплошь усыпанными высокими домами, серой пеленой расстилалось безграничное море.

— Я была тогда еще совсем ребенком, — ответила Эмбра, — и ничего не умела, кроме как смотреть по сторонам.

— Поразительно благовоспитанный ребенок, — пробасил Хоукрил и ткнул пальцем в Краера, — В этом возрасте он умел только воровать. Что ты делаешь? — добавил он, когда Эмбра шагнула к нему. В голосе гиганта прозвучала нескрываемая тревога.

— Лечу все твои раны, — решительно ответила Эмбра, приложив Камень к щеке воина. Как показалось друзьям, гигант на мгновение расплылся в воздухе и стал меньше ростом и заметно толще. — Да, и еще превращаю тебя в старого жирного купца.

Сараспер и Краер взглянули на нос картошкой, обвисшие ниже подбородка щеки, брюзгливо выпяченные губы, которые, казалось, можно было поделить на целое семейство раздражительных людей, и дружно расхохотались.

— Погодите злорадствовать, — прикрикнул на них латник, — Наступит и ваш черед.

Пока Эмбра изгоняла боль из ушибленной спины и рук старого целителя и превращала его в багроволицего торговца, облаченного в лиловые шелка, он задумчиво смотрел ей в глаза и наконец спросил:

— Боль, которую ты испытывала, когда творила волшебство… Ее больше нет?

Владычица Серебряного Древа ответила ему быстрой улыбкой.

— Нет, — коротко бросила она и поманила к себе Краера. — Эй, коротышка, — произнесла она замогильным голосом, — пришло твое время.

— Кажется, я припоминаю одну госпожу, которая как-то раз говорила мне нечто подобное, — хитро прищурился Краер, — Где это было? В Силптаре? Или…

— Уверен, что это было в одном из мест, где тебе пришлось выложить монеты, — хмыкнул Хоукрил, — или же в тот самый момент, когда она впервые смогла как следует рассмотреть тебя.

Тут Эмбра повернулась, и он во все глаза уставился на нее. На латника, насмешливо прищурившись, смотрел из-под широкополой шляпы одетый в потрепанный камзол и пузырящиеся бриджи немолодой мужчина с усами и небольшой бородой, с желчным выражением лица.

— Купец Рундрар намерен переселиться куда-нибудь в другое место после того, как мы займем номера, — решительно пояснила она хриплым, похожим на мужской голосом. — А к вам он пришлет свою спутницу и торговую партнершу, с которой вы и будете решать все дела.

Раздался хор приветственных восклицаний и смешков, которые Эмбра прервала прямо-таки испепеляющим взглядом.

— Только не забывайте, госпожа, что нужно держаться так, как это принято у купцов, — широко улыбнувшись, заметил Краер, — Я…

— Что это за разговоры насчет какой-то «госпожи»? — рявкнула Эмбра. — Не забывайте, что перед вами Рундрар. Рундрар Смелый!

Три торговца снова уставились на нее и подозрительно закашлялись.

— Ну конечно, Смелый, да-да… — протянул квартирмейстер. — О-хо-хонюшки…

— Рундрар никогда не тратит денег попусту и останавливается вместе со своими попутчиками, — довольно мрачно сказала Эмбра, — так что вам не обязательно заказывать мне отдельный номер или совершать еще какие-то подозрительные поступки, — Она вздохнула и добавила: — Хотя предполагаю, что я чрезмерно осторожна. Даже если какой-нибудь маг и разыщет нас здесь и наймет убийц, все равно они не смогут добраться сюда незамеченными.

Трое мужчин озабоченно переглянулись. После недолгой паузы Краер взял Эмбру за руку и негромко сказал:

— Ты, может быть, думаешь, что убийцы разъезжают в доспехах, увешанные с ног до головы оружием, а лица у них испещрены шрамами, по которым их можно безошибочно отличить от добропорядочных людей? Госпожа, если бы ты знала, насколько легко — просто до прискорбия легко — убить человека. Достаточно один раз бросить нож, один раз точно ударить кулаком… Даже правильно разбить бокал.

Эмбра вздохнула.

— Я так надеялась забыть обо всем этом хотя бы на несколько дней. Я хочу проверить этот Камень, понять, как он действует, а потом отдать его Сарасперу.

— Э-э-э, — замявшись, протянул целитель, — возможно, сейчас это не слишком хорошая мысль. Ты так хорошо научилась им пользоваться и…

Краер пристально взглянул на него.

— Бог заставил тебя совершить это путешествие, а теперь ты, значит, говоришь, что «это не слишком хорошая мысль»? Ты что, любишь спорить с богами, или же, может быть, тебя сейчас особенно манит к себе могила?

Даже сквозь краснощекую волшебную личину было видно, что Сараспер испытывает мучительную неловкость.

— Я… я не верю в то, что смогу справиться с таким могуществом, вот и все.

На его плечо опустилась тяжеленная ручища латника.

— Никому из нас не нравится то, что жизнь нам все время подсовывает. Но, жалуйся не жалуйся Троим, нас, похоже, никто не хочет слушать. Если тебе не нравится происходящее, так дело просто-напросто в том, что слишком уж много гадостей навалилось со всех сторон.

— Друзья, — слабым голосом проговорил целитель, — я просто… просто устал от всего гораздо сильнее, чем мог ожидать. Я слишком долго скрывался, прятался и терпел. Дайте мне хоть немного времени.

Квартирмейстер хлопнул его по руке.

— Ну, это как раз довольно просто. Лично я предпочел бы передать дело спасения Дарсара от гибели кому-нибудь другому. Или, может, лучше отложить его на месяц-другой, а теперь отправиться куда-нибудь, где хлебают пиво из глиняных кружек и где вряд ли найдется могущественный маг, стремящийся предать меня мучительной смерти только ради того, чтобы заполучить какой-то булыжник.

Когда они уже спускались с крыши по рассохшейся скрипучей лестнице, Сараспер кивнул.

— Вероятно, будет лучше всего, если мы забьемся в какую-нибудь глубокую нору и постараемся при помощи магии как следует осмотреть всю страну, прежде чем отправимся на поиски другого Дваера.

— Я согласна, — откликнулась Эмбра. — Я была бы просто счастлива, если бы мы оказались где-нибудь подальше от Аглирты, а то тут уж слишком много солдат и волшебников, которые мечутся, словно разъяренные пчелы вокруг разбитого улья.

Она не сказала больше ни слова, пока они не разместились в своем номере, где стояла огромная бадья, полная горячей воды, чтобы как следует помыться, и множество бутылок с холодным вином. Там девушка спокойно стянула сапоги, скинула одежду вместе со своим волшебным обличьем, подняла с пола бутыль с вином и спросила:

— Ну, чего вы все ждете?

Трое мужчин сочли за лучшее промолчать. Но ни от одного из них не укрылось, что Эмбра, даже раздевшись догола, продолжала крепко сжимать в руке Камень Жизни.

— Ну? — Барон Иткламмерт Кардасса откинулся на своем резном троне и с чуть заметной неприветливой улыбкой на устах окинул взглядом своих советников. — Я жду. Есть хоть у одного из вас какие-нибудь новые блестящие расчеты, указывающие на местонахождение Дваериндима?

Баретос и Убунтер смущенно поежились под пристальным холодным взглядом барона. Все баронство Кардасса гудело от слухов насчет грандиозного сражения волшебников в диких лесах. Больше того, жрецы Троих по всей Долине объявили во всеуслышание с алтарей, что один из Камней, составляющих Дваериндим, найден и пробужден к жизни.

Трое людей, глядевших друг на друга через огромный стол барона Кардассы, знали кое-что еще: два отряда, составленных из лучших воинов баронства, отправились туда, где, по словам Баретоса и Убунтера, должен был находиться Камень, понесли большие расходы, чтобы найти в тех местах и нанять волшебников. Они долго и тщательно искали — и не нашли ни малейшего признака того, что Камень хоть когда-нибудь там находился.

Два советника быстро взглянули друг на друга, не сочли, судя по всему, увиденное достойным внимания и поспешно отвели взоры. Баретос уставился на свое собственное отражение в отполированной до зеркального блеска столешнице, а Убунтер перевел взгляд на ближайшее к нему изображение вороны с огненными крыльями — на стенах зала были во множестве развешаны изображения герба Кардассы. Ни один, ни другой не решались поднять глаза на выстроившихся вдоль стен придворных стражников в сверкающих доспехах.

— Я уверен, что вам, моим приближенным и доверенным советникам, известно, — продолжал барон очень любезным, но от этого еще более ледяным тоном, — что недавно я нанял нового придворного волшебника. Вы, возможно, подозревали и то, что он по моему приказу внимательно следил за происходящим. По большей части он наблюдал за волшебниками, участвовавшими в поисках, и часто делал это очень подолгу. Он не увидел ничего — да, ничего! — из чего можно было бы заключить, что кто-то из них нашел Камень и скрыл это. Больше того, ни тот ни другой с тех нор никуда не уходили из своих жилищ, в том числе и в те места, о которых вы с такой уверенностью мне рассказывали, и не предпринимали своих собственных поисков.

Барон Кардасса негромко побарабанил пальцами по столу, взял кубок с вином и продолжил все тем же ровным тоном:

— Все это обошлось казне Кардассы в шестьдесят с лишним… если быть точным, то в шестьдесят две тысячи триста двенадцать золотых телверов. Есть ли у двоих моих самых доверенных и знающих советников хоть какие-то мысли о том, каким образом они смогут возместить эти потери до следующей весны? Если к тому времени сумма не будет возмещена полностью, эти никчемные людишки будут проданы работорговцам с далекого юга, чтобы получить назад хотя бы несколько монет.

Убунтер и Баретос снова переглянулись, но, как и в первый раз, не нашли утешения в облике друг друга и одинаковом испуге, написанном на лицах, и подавленно прижались к спинкам кресел.

Иткламмерт Кардасса сделал небольшой глоток, поставил кубок на стол и величественно произнес:

— Идите и подумайте!

После этого он сделал чуть заметное движение рукой. Двое стражников отлепились от стены, грубо вздернули стариков на ноги и выволокли их из баронского тронного зала.

Небольшой стеклянный шар медленно вылетел из коробки, повис в воздухе и, негромко зазвенев, начал плавно вращаться вокруг своей оси. Ингрил улыбнулся. Прекрасная вещь, которой никогда не касались ничьи руки, кроме его собственных…

Когда в глубине шара послушно появилась сцена, разворачивавшаяся в той самой комнате, которую он искал, — свечи, несколько тел, шевелившихся в огромной постели, — Повелитель Заклинаний завел негромкое песнопение.

В шаре промелькнул кнут, раздался громкий рыдающий вопль. Он попал как раз вовремя. О да! Сегодня он наслаждался этим зрелищем в последний раз.

Снова свистнул кнут, послышался долгий надрывный вопль. Затем до слуха Ингрила Амбелтера донеслись многоголосые слезные мольбы, и он наклонился вперед, чтобы лучше видеть, как будет действовать его волшебство.

Прежде всего оно должно было сказаться на Саринте: именно она сейчас рыдала под ударами баронской плети. Руки у нее не были связаны, она отчаянно цеплялась за мягкие шкуры, покрывавшие постель. При каждом ударе ее пальцы сжимались и непроизвольно подтягивали к себе меховое одеяло. Фаерод Серебряное Древо гневался на нее, на вкус, оставшийся во рту после выпитого вина, на своих живых и погибших магов, на свою непокорную дочь, но больше всего на то, что стонавшая под ударами его плети женщина так и не желала сломиться и начать униженные мольбы.

Поэтому он разодрал на ней платье, обнажив спину, и лупил плеткой так, что кровавые брызги разлетались во все стороны. Саринта громко кричала, но мех, в который она уткнулась лицом, заглушал ее вопли. Остальные баронские наложницы в страхе жались к стенам, с ненавистью глядя на своего жестокого повелителя. Они точно знали: когда Саринта лишится чувств и смолкнет, он возьмется за кого-то из них. Несчастная жертва больше походила на мясную тушу на кухне, чем на юную женщину, призванную возбуждать и дарить удовольствие. Барон рычал, глядя на нее снизу вверх, как будто был разъяренным львом, разрывающим жертву когтями, а не голым немолодым человеком с торчащей вперед возбужденной мужской плотью.

Мех зацепился за внезапно удлинившиеся ногти Саринты, а в следующее мгновение отпал, разодранный. Одна из девушек захотела почесаться и ойкнула от неожиданной боли. Ее пальцы с ухоженными ногтями тоже стали невероятно длинными и продолжали меняться, превращаясь в ужасные когти!

Она сдержала крик ужаса и кинула быстрый взгляд на своих подруг. Некоторые из них, оторопев, смотрели на ее поднятые руки — пальцы, а вернее, когти на них продолжали расти. Вот они стали длиной в фут, вот еще больше…

Саринта перевернулась на спину и наконец-то взмолилась о пощаде — но тщетно. Барон Серебряное Древо проорал что-то невнятное и несколько раз хлестнул по нежным грудям, по бокам, а потом с яростным рычаньем треснул девушку позолоченной рукояткой своего оружия по лицу.

Глаза Саринты яростно заблестели, она извернулась и поймала плеть рукой. Заорав во все горло от ярости, барон вырвал плеть — он не заметил, что от ремня осталось меньше половины, — и размахнулся обеими руками, чтобы тяжелыми ударами в грудь снова швырнуть невольницу на кровать. Она должна подчиниться! Она будет побеждена! Она…

Первый удар ее когтей зацепил обе поднятые руки барона. Тот закричал от внезапной острой боли и прижал кровоточащие предплечья к груди. Пока Фаерод Серебряное Древо недоуменно смотрел на свою неожиданно взбунтовавшуюся жертву, второй удар глубоко рассек ему живот, чуть не достав до кишок.

Он подался назад, громко ревя от боли, а залитый кровью, обезображенный кусок мяса, только что беспомощно валявшийся на постели, поднялся и, тоже громко рыдая от боли и гнева, протянул руки с чудовищными когтями к его горлу.

Барон Серебряное Древо отчаянным усилием оттолкнул девушку и перекатился на дальний край необъятной кровати, но один коготь все же успел вырвать из его груди сосок и вместе с ним приличный клок мяса. А в следующее мгновение все наложницы барона с воплями ярости кинулись на своего повелителя, выставив вперед смертоносные, твердые, как железо, когти.

Барон привычно обругал их и приказал убираться, но, когда впопыхах упал с кровати, едва-едва успел вскочить на ноги, чтобы увернуться от множества протянувшихся к нему когтей. Бешено колотя во все стороны руками и ногами, чтобы хоть как-то удержать женщин на расстоянии, он метнулся в дальний угол спальни.

От страха и гнева он колотил своих красоток изо всех сил, и несколько женщин уже валялось на полу без чувств, но в глазах остальных привычный страх перед господином сменился яростным гневом и жаждой убийства. Их когти терзали повелителя, сдирая с него кожу длинными полосами. Они даже, как он с ужасом заметил, отсекли у него несколько пальцев.

Вскоре у Фаерода Серебряное Древо не осталось иного выхода, кроме бегства. Отчаянно защищаясь, он пробился через всю комнату к двери, оставляя за собой кровавый след, так как острые твердые когти выдирали у него и волосы, и клочья кожи и мяса и даже разодрали гениталии. Хватая широко раскрытым ртом воздух, барон, чуть не запутавшись в портьерах, выскочил на балкон и метнулся к парапету. Женщины рыдали от ужаса, кричали от гнева и ненависти и продолжали нападать на него, а он из последних сил отбивался.

Точный удар распорол ему бок, правая рука бессильно повисла. Барон Фаерод Серебряное Древо метнулся дальше, сам не зная куда, перевалился через парапет и с протяжным звериным ревом боли, отчаяния и изумления полетел в текущую внизу холодную воду.

Река Змеистая встретила его громким всплеском, а смертоносные когти, упустившие свою жертву, безвольно повисли.

Ингрил Амбелтер заливался кудахчущим хохотом, сидя перед своим продолжавшим вращаться стеклянным шаром, а женщины падали на колени в залитой кровью спальне, в ужасе поднимали перед глазами длинные, как кинжалы, окровавленные когти и плакали из-за того, что с ним сталось.

Каменная стена с грохотом отъехала в сторону — в гнетущей тишине подземелья звук показался особенно громким, — из потайного прохода в Доме Безмолвия вышел человек в кожаном дорожном костюме и спокойно зашагал по многоколонному залу к мерцающему вдали свету. Он спустился по короткой лесенке, пригнувшись, пробрался сквозь невысокий арочный проем и вдруг весь напрягся — что-то ударило его по лицу. У этой невидимой твари были длинные острые зубы и она громко шипела.

Человек отбросил то, что его ударило от лица и повернулся было, чтобы выхватить из-за пазухи Камень Войны, но снова застыл в неподвижности, с изумлением глядя на острие копья, вдруг показавшееся из его живота, а затем медленно опустился на колени.

Падая ничком, он все же успел вынуть Камень, но окровавленное острие того же самого копья выбило его из ослабевших пальцев, а в следующий миг послышалось громкое шипение, и две дюжины змей кинулись к его телу и принялись его пожирать.

Жрец Змеи наклонился и поднял с пола Камень Войны. Вот она, власть! Да, да, несомненно, он ощущает, как в его руке пульсирует мощь. Дело сделано…

Взглянув на труп, полускрытый под извивающимися змеями, он усмехнулся.

— С-с-сдаетс-с-ся мне, ч-ш-што коглауры вс-с-се-таки с-с-смертны, — пробормотал он себе под нос и, отвернувшись от убитого, направился к поджидавшему его мерцающему свету.

Когда же он вошел в освещенный огнем множества свечей зал и жестом триумфатора поднял над головой Камень Войны, то из теней, залегавших по углам помещения, донесся многоголосый восторженный вопль. Фигуры людей, скрывающих лица под капюшонами, кинулись к нему, вытягивая руки, чтобы прикоснуться к Камню. Он громко рассмеялся, прошел к звезде, выложенной из темных каменных плиток точно в центре зала, и воздел руку, призывая к тишине.

Тут же все смолкли.

— Пос-с-следователи З-з-змеи! — громко выкрикнул он, и в его голосе звучало такое возбуждение, какого никто и никогда еще не слышал, — С-с-сейчас-с-с мне необходима ваш-ш-ша с-с-служ-ж-жба и помощ-щ-щь!

Раздавшийся в ответ рев далеко раскатился по подземелью, а жрец улыбнулся и снова поднял руку. Когда все умолкли он воздел другую руку, в которой держал Камень, и заставил его запылать ярко-белым свечением.

— Велик с-с-сей Мировой Камень, и с-с-сила его с-с-с с-с-сего дня с-с-служ-ж-жит нам, — провозгласил он, — но вс-с-се ж-ж-же Камень Ж-ж-жиз-з-зни находитс-с-ся в иных руках. Мы долж-ж-жны обрес-с-сти его. Мы обретем его! Мы с-с-смож-ж-жем обрес-с-сти его, ес-с-сли вы вс-с-се до одного с-с-сейчас-с-с помож-ж-жете мне!

Рев одобрения был ему ответом, и жрец Змеи крикнул во весь голос:

— Ес-с-сли вы хотите с-с-служ-ж-жить З-з-змее прис-с-сно и вовеки, то раз-з-зоблачайтес-с-сь, поцелуйте с-с-своих з-з-змей и прис-с-ступайте к пляс-с-ске под пес-с-сню Камня — с-с-сейчас-с-с ж-ж-же!

Камень вспыхнул ярким рубиновым светом и загудел; этот звук напоминал удар барабана, но тон его был таким низким, что закладывало уши. Снова вспышка и удар, на сей раз чуть короче. Снова и снова, быстрее и быстрее — и рукой, которая вовсе не поддерживала больше Камень на весу, жрец откинул назад свой капюшон и подал знак самым старшим жрицам.

Их пояса полетели в одну сторону, одежды в другую, и вот они уже танцевали, двигаясь справа налево вокруг него, а змеи возбужденно обвивались вокруг рук своих хозяек.

Другие последователи Змеи, не достигшие еще столь высоких степеней посвящения, спешили присоединиться к их ритмичному, все ускоряющемуся танцу, а камень вспыхивал все чаще и чаще. Змеи извивались у людей в руках, оплетали руки и шеи.

При каждой очередной вспышке возбужденные змеи поднимали головы, высовывали языки, вонзали ядовитые зубы в обнаженную плоть людей, которые несли их на руках, а танцовщицы проливали слезы, рыдали и вопили, воздевая руки к Камню. Жрец смеялся, охваченный ликованием, и не сводил глаз с Дваера. Чуть прикасаясь к нему рукой, он чувствовал, как камень простирает свои силы за многие мили, туда, куда унесли Камень Жизни, чтобы вернуть его… домой.

Пляска танцовщиц превратилась в безумное кружение, змеи жалили почти непрерывно. Песня Камня стала громче, и рисунок танца жрецов Змеи начал изменяться. По мере того как яд расходился по венам, плавные поначалу движения рук и ног сделались судорожно-резкими, обнаженные тела приобрели густой янтарный цвет, вскоре сменившийся на темно-лиловый, глаза блестели золотом, а изо ртов все гуще валили хлопья пены. Служителей Змеи держала на ногах только сила магии.

В замке Серебряного Древа отворилась одна из дверей, и в залитую кровью спальню вальяжно шагнул человек, облаченный в роскошную мантию.

Одна из женщин, скорчившихся на полу у кровати, подняла усталые глаза.

— Это вы, — чуть слышно произнесла она, но даже усталость и отчаяние не могли скрыть презрения, прозвучавшего в ее шепоте. — Я знала, что вы скоро сумеете пробраться сюда.

Ингрил Амбелтер развел руками и нежно улыбнулся.

— И я не разочаровал тебя, — Он окинул комнату быстрым взглядом, встретив много покрасневших, пустых глаз, и добавил: — Как Повелитель Заклинаний Серебряного Древа и как правитель баронства Серебряное Древо, я предлагаю вам выбор.

Он немного выждал, но женщины лишь угрюмо смотрели на него и молчали. Все плохо наигранное дружелюбие Повелителя Заклинаний свелось к кривой полуулыбке.

— Если вы станете верно служить мне так же, как служили барону, то я уберу когти и снова сделаю всех вас нормальными.

Саринта напряглась и вскочила на кровать, выставив вперед пальцы с когтями, словно кинжалы. Ее нагое тело почернело от запекшейся крови, большая часть которой пролилась из тела барона; на мягких мехах за ней тянулась цепочка кровавых следов.

— Служить колдуну, который сделал с нами такое? — прошипела она, как разъяренная кошка, сверкая глазами. — Служить единственному человеку, которого боялся даже барон? — Внезапно она кинулась на волшебника, растопырив когти. — Никогда!

Саринта в гневе взмахнула смертоносными когтями, но Ингрил Амбелтер, сохраняя полное спокойствие, стоял на месте; а из его ладоней вдруг вырвались ревущие языки пламени.

Он испепелил женщину в тот момент, когда она прыгнула на него, лишь немного не дотянувшись до лица. Останки тяжело рухнули на устилавшие пол окровавленные меха, омерзительно запахло паленым мясом.

Проводив взглядом падение мгновенно обуглившегося трупа, который только что был прекрасной Саринтой, волшебник поднял голову и лучезарно улыбнулся остальным наложницам барона. Пока что живым. Неподвижно стоя на месте, держа перед собой поднятые ладони, на которых медленно угасали последние язычки пламени, он мягким голосом повторил свое предложение.

Медленно, потупив глаза, стройная женщина с великолепной гривой струящихся черных волос пересекла комнату и покорно опустилась на колени перед Ингрилом Амбелтером. Руки с когтями она держала за спиной. Повелитель Заклинаний скорее угадал, чем почувствовал мягкое прикосновение ее губ к своему башмаку, и улыбнулся.

Совсем немного погодя еще одна из живых игрушек барона преклонила колени рядом с первой, затем еще одна. Они одна за другой понуро брели к Повелителю Заклинаний, и он наконец вскинул голову и разразился ликующим хохотом.

После того как последняя из женщин опустилась на колени и наклонила голову, чтобы облобызать его башмаки, Ингрил сделал величественный жест, и одна из диадем барона, все это время висевшая на столбике спинки кровати, поднялась в воздух, плавно проплыла по комнате и опустилась на голову волшебника.

Ощутив ее тяжесть на своем лбу, Повелитель Заклинаний снова расхохотался. Он не обращал внимания на то, что при каждом поцелуе женщины роняли на пол крупные слезы. Впрочем, не в обычаях большинства волшебников было считаться с желаниями и чувствами ближних, если, конечно, те не имели власти над жизнью и судьбой мага. Корона баронов Серебряное Древо была очень к лицу Ингрилу Амбелтеру.

Никем не замеченные слезы продолжали падать на окровавленные меха.

Танцующие двигались все быстрее, и уже весь Дом Безмолвия начал сотрясаться от песни Камня Войны. Жрец, стоявший в самом сердце бешеной пляски, ощущал, как в нем и вокруг него нарастала темная и могущественная сила.

В темноте, за пределами круга, сверкнула яркая вспышка. Не ожидавший ее жрец нахмурился и вгляделся во мрак. Возмо… Снова блеснул свет!

Когда блики после второй таинственной вспышки угасли, жрец увидел, что среди танцующих появился незнакомый ему безголовый мужчина. Он дергался и подпрыгивал в танце, а рядом с ним кружилась в воздухе расплющенная летучая мышь. А возле него плясал воин в доспехах с орнентарским гербом; его голова свободно болталась на перерезанной шее, то и дело открывая страшную рану. Вот блеснуло два раза подряд, и к кругу мчащихся в безумной пляске полуживых последователей Змеи присоединились еще два воина.

Жрец Змеи несколько мгновений смотрел на них, изумленно открыв рот, а затем пожал плечами и вновь погрузился в вызывавший благоговейный ужас ритуал. Ему было ясно лишь одно: груды окровавленных костей и изуродованные останки, которые то и дело возникали в кругу, порой сшибая с ног кого-нибудь из танцующих, некогда были людьми, жившими на этом свете.

Это был совсем не тот конец, на который рассчитывали для себя Маркоун или Кламантл, но ведь мало кто из смертных обитателей Дарсара имел возможность выбрать время или способ для того, чтобы расстаться с жизнью.

Когда в круг вступила целая толпа изуродованных тел бардов и безголовых обгоревших волшебников, восхищенный жрец громко рассмеялся, а ритуальный танец все ускорялся, и все громче звучала победная песнь Камня…

На мраморном полу гостиничного номера в Урнгаллонде вырос целый горный хребет из винных фляг и бутылок. А над их сверкающими пиками возвышалась огромная лохань, из которой торчали четыре головы. В комнате царило веселье.

— О боги! — задыхаясь, воскликнул Краер, чуть не уронив полупустую бутылку в приятно теплую, благоухающую воду. — Я чувствую в себе такую мужскую силу!

— Ха! — откликнулся Сараспер, выхватив вино из руки квартирмейстера. — Значит, больше не будет тебе развлекательных поездок с госпожами волшебницами!

— Однако, — протянул своим грохочущим басом Хоукрил, — я никогда не думал, что все это закончится купанием вместе с госпожой волшебницей в ванне, в которой будет больше вина, чем воды! Не даст ли мне кто-нибудь еще бутылочку? Эмбра?

Владычица Серебряного Древа вдруг притихла.

— Эмбра? — резко повторил латник. — Снова что-то не так?

Волшебница неожиданно мрачно взглянула на него и, ничего не сказав, уставилась в воду. Трое мужчин поспешно вскочили на ноги и увидели, что камень, до этого спокойно лежавший на дне рядом с девушкой, вдруг засветился тревожным мигающим сиянием.

— Госпожа, — ровным голосом спросил Сараспер, — что происходит? Скажи нам!

Эмбра вскинула голову; ее мокрые волосы рассыпались по плечам, а глаза казались огромными и темными от нехороших предчувствий.

— Магия, — упавшим голосом пробормотала она. — Какая-то магия пытается схватить Камень.

Не успела она договорить, как ярко светящийся Камень поднялся к поверхности воды и наполовину высунулся из нее, словно покрытый росой ядовитый гриб. В следующее мгновение он уже повис над водой, и по мере того, как он поднимался, белое свечение разгоралось все ярче и ярче.

Волшебница Серебряное Древо ухватилась за него обеими руками, так что костяшки пальцев побелели от усилия, и беззвучно шептала молитвы Троим.

Мужчины испуганно смотрели, как Камень медленно и беззвучно взмывал ввысь вместе с волшебницей, пока она не повисла в воздухе; с ног девушки в бадью сыпались крупные капли благоуханной воды.

Хоукрил трясущейся рукой схватил волшебницу за лодыжку и неожиданно слабым голосом воззвал:

— Эмбра! Госпожа Эмбра! Может быть…

Волшебница растерянно взглянула на него — ее ноги уже поднялись выше его головы; напрягшееся от усилия, блестящее от воды тело медленно, но неуклонно поднималось к потолку.

— Я… — медленно выговорила она непослушными губами, и в это мгновение Камень ослепительно вспыхнул.

Трое мужчин видели струйки пара, выбившиеся из-под изящных пальцев, — это мгновенно высохла мокрая кожа. Затем послышался грозный гул, и вокруг Камня появился ореол золотисто-зеленого пламени.

Эмбра закричала от боли. Мужчины, стоявшие, беспомощно задрав головы, на полу, сами с трудом сдерживали крики ужаса, видя, что ее отчаянно цеплявшиеся за Камень пальцы начали обугливаться.