Фэлкон сунул мобильный телефон в карман и возобновил хождение по комнате. За прожитые на улице годы он пристрастился к дальним прогулкам и часто бродил по набережной реки, Майами-авеню или Бискейн-бульвару. Теперь же, вынужденный постоянно находиться в маленькой душной комнатушке мотеля, чувствовал себя, как посаженное в клетку животное. Хождение взад-вперед помогало прочистить мозги, избавиться от овладевшего им смятения и утихомирить призраков, чьи голоса звучали у него в голове. Что и говорить, последние слова Свайтека нанесли ему чувствительный удар. Если бы сообщение адвоката застало его на улице, он, чтобы успокоиться и основательно все обдумать, дошагал бы, наверное, аж до самого Форт-Лаудердейла и пешком же вернулся к своему автомобилю.

Исчезли его деньги. Все до последнего цента.

Исчезнувшие деньги… Исчезнувшие… Игра слов поразила его, и по лицу расплылось изумленное выражение.

— Надеюсь, новости хорошие? Может, поделишься с нами? — подал голос Тео.

Фэлкон было повернулся к нему, но случайно взгляд его упал на собственное отражение в зеркале, вмонтированном в дверцу платьевого шкафа. У него и впрямь было такое лицо, будто он только что получил радостное известие. Но его вид и чувства никого не касались.

— Говори, когда тебя спрашивают, — отрезал он.

— Между прочим, девушка в ванной по-прежнему нуждается во врачебной помощи, — не унимался Тео.

— Заткнись! Думаешь, я не знаю? Конечно же, ей нужен доктор.

— И что ты собираешься делать?

— А чего ты ждешь? Здесь доктора нет.

— В таком случае отпусти ее. Путь девушку отвезут в госпиталь.

— Не могу.

— Не можешь? Но почему? — удивился Тео. — Тебе всего-навсего надо открыть дверь. А уж я отнесу ее на парковочную площадку или куда ты мне скажешь и вернусь.

— Как же, вернешься… Черта с два!

— Позволяю выстрелить мне в спину, если попытаюсь сбежать.

Фэлкон снова яростно заметался по комнате. Последний телефонный разговор со Свайтеком привнес было в его голову желанную ясность, но тут заговорил чернокожий мистер Большой Рот и все испортил, сбил с мысли. Не его вина, что девушке нужен врач. И при чем здесь он, если рядом нет доктора? Но эти люди ничего не желают знать и лишь издеваются над ним и поносят. А он, между прочим, не железный и тоже способен чувствовать…

— Что вы все от меня хотите?! — крикнул он, но не стал дожидаться ответа. Демоны, которых он пытался удержать под контролем, вновь стали брать над ним верх и рваться из глубин подсознания наружу, пробивая себе путь подобно вулканической лаве. Фэлкон подбежал к стене и начал пинать ее с силой и сноровкой заправской футбольной звезды.

— Как… какого черта… почему ты… как ты могла… позволила себе… забеременеть? — говорил он, колотя по стене в промежутках между вырывавшимися у него бессвязными словами. И настолько углубился в свое занятие, что не заметил ужаса на лицах заложников. Не слышал криков запертой в ванной девушки, утверждавшей, что он не так понял и ни она, ни ее раненая подруга нисколечко не беременны. Для него заложники больше не существовали, а сам он находился не в номере мотеля, а в другом месте и другом времени. Перед его мысленным взором мелькали совсем другие лица, тревожившие его воображение вот уже более четвери века.

— Быстрее! — гаркнул Эль Осо.

Он расположился на заднем сиденье машины вместе с беременной женщиной, заключенной номер 309. Она лежала на спине, выставив вперед живот и положив ноги ему на колени. Ее хлопковое платье задралось выше бедер, но в ее положении мысли о пристойности просто-напросто не приходили в голову.

— Поезжайте быстрее! — крикнула она.

— Еще две минуты, не более, — успокоил водитель.

Она пронзительно закричала, словно в камере пыток. Точно так же кричал человек, через которого пропускали ток. И к этим крикам, доносившимся с пыточного стола, Эль Осо давно привык. Однако услышать подобное из уст женщины, готовившейся дать жизнь новому человеческому существу, не ожидал. Не ожидал и того, как сильно это отразится на его сознании.

— Мне надо тужиться, — выдохнула она.

— Сейчас не надо!

Она шумно дышала, широко раскрыв рот, пытаясь связать дыхание с ритмом схваток и тем самым облегчить боль. Лицо ее покраснело от напряжения и блестело от пота, колени мелко дрожали, а глаза вылезли из орбит, и казалось, вот-вот выскочат наружу. Каждая неровность на дороге, заставлявшая машину подпрыгивать, вызывала у нее гримасу боли.

— Мне вправду пора тужиться.

— Нет, ещё не пора! — возразил Эль Осо.

Она перекатилась на левый бок и подтянула колени к животу, что похоже, несколько облегчило ее страдания.

— Сейчас будет поворот, — предупредил водитель.

— Продержись еще несколько минут, — сказал Эль Осо женщине.

Машина свернула за угол. Гравий полетел из-под колес, когда водитель выруливал на длинную подъездную дорожку, похожую на узкую темную аллею. Время близилось к полуночи, огни вдоль дорожки не горели, и машина двигалась словно по черному тоннелю. Наконец, заскрипев тормозами и всеми своими сочленениями, она остановилась. Водитель торопливо вышел из салона, открыл заднюю дверь и подхватил женщину под мышки. Эль Осо поддерживал ее ноги. Вместе они донесли ее до металлической пожарной лестницы, находившейся на заднем дворе запущенного многоквартирного дома. В спешке они задели и перевернули стоявший там мусорный ящик, откуда стайками прыснули крысы. Эль Осо и водитель втащили женщину по железной лестнице на третий этаж.

— Куда вы меня несете? — слабым голосом спросила она.

Ответом ей послужило молчание. Поднявшись на лестничную площадку третьего этажа, мужчины оказались перед задним входом в квартиру, где светилось маленькое кухонное оконце, однако прочная деревянная дверь была заперта. Эль Осо, продолжая сжимать ноги женщины, ударил в створ окованным металлом носком ботинка с такой силой, что нижняя доска треснула.

— Это мы, откройте! — крикнул он.

Щелкнул замок, и дверь приоткрылась. Эль Осо сразу же устремился вперед, втащив в образовавшуюся щель и беременную женщину, и водителя, помогавшего ему нести ее. Открывшую им старуху прижало дверной створкой к стене. Прежде чем она успела хоть что-то сказать, Эль Осо гаркнул:

— Смотри в другую сторону, старая!

Та повиновалась, ни словом, ни жестом не выразив никакого протеста и старательно отводя глаза от беременной, которую пронесли мимо нее в помещение.

— Отнесите ее в спальню в задней части дома, — бросила она вслед мужчинам.

Эль Осо с напарником миновали кухню, коридор и вошли в затемненную спальню. Их ноша с каждым шагом казалась все тяжелее, возможно, потому, что оба основательно вымотались, карабкаясь с ней по пожарной лестнице. Добравшись до стоявшей в спальне кровати, они швырнули беременную на перину.

— Вытащите из меня этого ребенка, прошу вас! — закричала роженица.

Старуха все еще находилась на кухне и сквозь открытую дверь крикнула оттуда:

— Мне уже можно входить?

— Подожди!

Эль Осо вынул из кармана черный матерчатый капюшон и натянул его на голову пленницы. Та попыталась было сбросить капюшон с головы, но он схватил ее за запястья:

— Капюшон останется, в противном случае ты и твой ребенок умрете.

— Ладно, — произнесла пленница дрожащим голосом, — только прошу вас, избавьте меня поскорей от этой муки.

Эль Осо подошел к двери и крикнул:

— Мы готовы!

Повитуха вбежала в спальню и сразу направилась к пленнице. Все необходимое для родов было уже подготовлено и помещалось на стоявшем рядом с кроватью низеньком столике.

— Давайте для начала снимем с нее исподнее.

Мужчины приподняли роженице ноги, а старуха быстро и сноровисто стащила с нее трусы. Они насквозь пропитались отошедшими водами.

— Теперь можешь тужиться, — сказала повитуха.

— Да что ты говоришь! — выкрикнула роженица пронзительным голосом, лишь слегка приглушенным надетым ей на голову черным матерчатым капюшоном.

— Какой у тебя промежуток между схватками?

— Не знаю точно. Короткий… Поторапливайся, прошу тебя. С этой черной штукой на голове я едва дышу!

Повитуха попросила мужчин взять женщину за ноги, поднять их повыше и так держать. Затем запустила руку ей в промежность. Ее ладонь скрылась в вагине.

— Определенно она давно уже тужится.

— Я пыталась этого не делать. Как-то само получилось…

— Еще один хороший потуг — и я смогу ухватить плод за плечо.

Тело роженицы напряглось. Приближалась новая серия схваток.

— Ах, как больно!

— Тужься несмотря ни на что, — велела повитуха. — Не обращай внимания на вопли своего естества и тужься что есть силы.

Эль Осо не видел лица заключенной номер 309, но воображение подсказывало ему, как оно морщится и кривится под капюшоном от непереносимой боли. Через секунду пленница снова громко закричала, но повитуха уверила ее, что все идет как надо. Эль Осо неожиданно почувствовал, как от всего увиденного и услышанного его начала пробирать дрожь.

— Продолжай тужиться, — сказала старуха.

Женщина приподнялась на локтях и теперь полулежала-полусидела на кровати, инстинктивно пытаясь подобрать самую удобную в ее положении позу, чтобы побыстрее вытолкнуть из себя ребенка и покончить с этой мукой. Она вновь пронзительно закричала, и из ее промежности показалась головка младенца.

Следующие несколько минут Эль Осо пребывал в полуобморочном состоянии. Он слышал крики женщины, пытавшейся извергнуть из своего чрева нечто очень большое — такое, что по идее не может выходить из человеческого тела. Как сквозь вату звучал голос повитухи, уговаривавшей роженицу тужиться, ободрявшей ее и хвалившей за труды. Это странное состояние явилось для Эль Осо полной неожиданностью, особенно если учесть, сколько мук он видел и сколько боли причинил другим. Как бы то ни было, им вдруг овладела дурнота, колени ослабли, и он, пытаясь совладать с собой, был вынужден отвести глаза и пропустить зрелище финальной стадии родового процесса.

Потом, когда закричал ребенок, Эль Осо повернулся — повитуха как раз перерезала ему пуповину. Роженица без сил опустилась на перину. Она шумно и тяжело дышала, и грудь ее с каждым новым вдохом и выдохом поднималась и опадала. Тем временем повитуха обмыла дитя теплой водой из стоявшего на столе тазика, прочистила ему ватными палочками веки и ноздри и, насухо вытерев, завернула в чистое мягкое одеяльце и хотела было протянуть матери, но Эль Осо остановил ее:

— Я возьму ребенка.

— Неужели вы не позволите матери подержать свое дитя? — удивленно посмотрела на него повитуха.

— Я его возьму, — повторил Эль Осо.

Заключенная номер 309 снова приподнялась на кровати и пронзительно вскрикнула, извергая из себя плаценту. Повитуха поспешила к ней на помощь, но мать менее всего заботило состояние ее бренной плоти.

— Что вы сделали с моим ребенком?! — воскликнула она.

Охранник, прежде исполнявший обязанности водителя, схватил ее за руки и связал за спиной, чтобы она не смогла сорвать с головы капюшон.

— Отдайте мне мое дитя!

— Мы не наказываем невинных, — сказал Эль Осо. — О твоем ребенке позаботятся.

— Нет! Не забирайте его у меня!

Эль Осо повернулся к повитухе:

— На этом твоя миссия закончена.

— Нет, не закончена. У матери разрывы, которые необходимо зашить. Кроме того, родовые пути нужно промыть антисептическим составом во избежание заражения.

— Этого не требуется.

— Но это займет всего несколько минут…

— Все это не имеет значения. Сейчас ты пойдешь со мной.

Мать попыталась подняться с постели, но охранник удержал ее на месте.

— Куда вы уносите моего ребенка? — крикнула она.

Эль Осо не ответил. Лишь посмотрел на своего напарника и велел ему дожидаться его возвращения в спальне. Потом подхватил повитуху под руку:

— Идем!

— Нет! — крикнула пленница.

— Заткни ей глотку, — кивнул Эль Осо приятелю.

Хотя у пленницы, казалось, совсем не осталось сил, она тем не менее пыталась сопротивляться. Эль Осо снова передал ребенка повитухе и повел ее к выходу. Пленница продолжала кричать, не позволяя охраннику засунуть ей в рот кляп. Эль Осо и повитуха с ребенком на руках вышли из спальни, прошли по коридору и уже выходили из задней двери к пожарной лестнице, когда из спальни донесся крик несчастной матери, отчаянный вопль, который Эль Осо не суждено было забыть.

— Меня зовут Марианна Крус-Педроса! — кричала заключенная номер 309.

Эль Осо долю секунды колебался, потом обменялся взглядами с повитухой и решительно захлопнул за собой дверь.

Ребенок плакал всю дорогу, пока они добирались до машины. Эль Осо уселся за руль, включил зажигание, и сверкающий новенький «форд-фэлкон» исчез в темноте ночи.