В понедельник судебное заседание закончилось сразу же после обеда, чтобы судья Гарсия мог решить неожиданно возникшую проблему: его присутствие было необходимо на предварительных слушаниях по другому делу, и в то же время дочь Гарсии, подросток, забыла свои ключи в машине. Перед тем как направиться к парко-вочной площадке, Джек остановился у кабинета прокурора. Торрес согласился уделить ему десять минут для разговора наедине.

– Чего она добивается? – спросил Торрес. Он сидел за своим столом, на котором не лежало ни клочка бумаги. Он явно навел порядок в кабинете, прежде чем допустить в него врага. Когда Джек был прокурором, он и сам всегда принимал подобные меры предосторожности. Наверное, в судебной практике не существовало ни одного адвоката защиты, который не умел бы читать бумаги вверх ногами.

– Простите? – переспросил Джек.

– Твоя клиентка. Полагаю, именно поэтому ты здесь. Чего она добивается: признания о совершении непредумышленного убийства?

– Я пришел не для того, чтобы заключить сделку.

– Хорошо. Потому что самое большее, что я могу предложить, – это убийство первой степени с пожизненным заключением. Я не буду настаивать на смертном приговоре.

– Пожизненное заключение – это очень долгий срок для невиновной женщины.

Торрес негромко рассмеялся глубоким, горловым смехом.

Джек старался изо всех сил сохранить непроницаемое выражение лица.

– Вы нашли неподходящую обвиняемую.

– Ты нашел себе неподходящую клиентку.

– Где лейтенант Дамонт Джонсон?

Торрес вертел карандашом, держа его, как миниатюрную полицейскую дубинку.

– Тебе известно столько же, сколько и мне.

– Интересно, его имя все время всплывает на суде. И хотя бы раз в хорошем контексте. Я бы с радостью предоставил ему возможность оправдаться.

– Ни единого шанса.

– Почему вы его прячете?

– Почему ты его преследуешь?

– Потому что считаю, что он может поведать присяжным, кто в действительности убил Оскара Пинтадо.

Торрес сложил руки на столе и взглянул Джеку в лицо.

– Мне кажется, присяжные уже знают, кто убил Оскара Пинтадо. Ее зовут Линдси Харт.

– Я слышал, что Джонсон в Майами.

– Ну и что, даже если и так?

– Вы придерживаете его напоследок, чтобы он дал опровержение, или просто не даете мне добраться до него?

– Это не твое дело.

– Мое, еще как мое, – сообщил ему Джек. – Пока что вам удавалось скрывать Джонсона от меня, и вы даже сумели помешать мне поговорить с моим… – Он едва не сказал «моим сыном». – Поговорить с сыном моей клиентки, – поправился Джек. – А ведь это, вероятно, два главных свидетеля в деле.

– Ты имеешь полное право пригласить мальчика для дачи показаний. Решение судьи касается только того, что ты не имеешь права заранее допрашивать его, а не того, что мальчика нельзя вызывать в суд в качестве свидетеля.

– Мне думается, никому из нас не хочется приглашать сына жертвы для дачи показаний.

– Мы делаем то, что должны делать.

– Вот я и говорю: отдайте мне Джонсона, и я и близко не подойду к мальчику.

Прокурор в очередной раз улыбнулся.

– Очень ловкий ход, Суайтек. Ради блага мальчика ты хочешь, чтобы я отдал тебе лейтенанта Дамонта Джонсона.

– Вам нет никакого смысла держать Джонсона как можно дальше от этого разбирательства.

– Может быть, и так. Но ведь ты не хочешь назвать мне достаточно вескую причину, почему я должен посадить его на свидетельское место.

– Брайан Пинтадо – недостаточно веская для вас причина?

– Ни в малейшей степени.

Джек тихонько фыркнул, усмехнулся, отвел глаза.

– Однако какой вы заботливый, Гектор.

– Да, да. Ну, возьми и пристыди меня, за то что я намерен выиграть это дело любым способом. А теперь прошу простить меня, но мне нужно подготовиться к перекрестному допросу. У меня появилось смутное подозрение, что в самом скором времени обвиняемая сама захочет дать показания в свою защиту.

Джек встал с места и направился к двери, заставляя себя идти медленно, не спеша переставляя ноги – одну перед другой, одну перед другой. Он пришел сюда с твердым намерением не переходить на личности, но сегодня впервые оказался лицом к лицу с прокурором с… он не помнил, с какого времени. Совершенно определенно, что это было впервые после того откровенного разговора о своей матери, который состоялся у него с Кико в «Супермаркете Марио».

– Вы когда-нибудь были в Бехукале? – Джек взялся за ручку двери.

Прокурор сидел с открытым ртом, не говоря ни слова. На мгновение показалось, что Джек ударил его под дых.

– Что? – наконец выдавил он.

– Бехукаль, Куба. Вы когда-нибудь бывали там?

– А кто хочет знать об этом?

– Сын Аны Марии Фуэнтес.

Глаза их встретились. Джек намеревался отложить разговор о Бехукале до тех пор, пока нынешнее дело не будет закончено, но что-то внутри него вдруг взбунтовалось против такого решения. Может быть, всему виной было то обстоятельство, что они оказались вдвоем и встреча прошла из рук вон плохо. Может быть, все дело в том, что с каждым днем он испытывал к Торресу все меньше уважения, а сама мысль об интимной близости между ним и его матерью причиняла ему боль и была выше его понимания. Хотя, вероятно, ему было всего лишь любопытно.

– Извини, Джек. Никогда не был там.

Никто из них не отвел взгляда.

– Ну что же, я всего лишь спросил.

– И правильно сделал.

– Ладно. – Джек открыл дверь и перешагнул порог.

– Эй, Джек.

Он остановился и обернулся.

– Передавай привет своему старику от меня.

Даже если Торрес и не наставил Суайтеку рога в какой-либо грязной любовной истории, то самодовольство, которое прозвучало в его голосе, вызвало у Джека жгучее желание стереть с его лица эту фальшивую улыбку, вбив ему зубы в глотку. Однако табличка с надписью «Министерство юстиции», висевшая на стене, быстро привела его в чувство и напомнила, что игра не стоит свеч. Он молча повернулся, вышел из кабинета окружного прокурора США и закрыл за собой дверь.