Судья Гарсия настоял на том, чтобы перекрестный допрос Линдси начался еще до перерыва на обед. Прокурор цеплялся к каждому ее слову, пытаясь продемонстрировать присяжным нестыковки и несообразности в ее показаниях. Он закончил именно так, как и ожидал Джек, – выставив ее первостатейной лгуньей.

Торрес подошел к свидетельнице, вопросы его походили на удар хлыста.

– Вы не говорили полиции о том, что занимались сексом с лейтенантом Джонсоном, не так ли?

– Нет.

– Вы не говорили ей о том, что ваш муж подсыпал вам наркотик и принудил заниматься сексом с другим мужчиной?

– Нет.

– Вы никогда не обращались в службу защиты женщин, пострадавших от домогательств мужчин?

– Нет.

– Вы не обращались в консультацию по вопросам изнасилования?

– Нет.

– Вы не сказали полиции о том, что это вы поставили оружие своего супруга на предохранитель?

– Нет, не сказала.

– Собственно, когда полиция задала вам прямой вопрос, вы отрицали, что вообще касались оружия.

– Это правда.

– Когда отец капитана Пинтадо задал вам прямой вопрос, вы снова стали отрицать, что притрагивались к оружию.

– И это правда.

– Вы солгали полиции.

– Да.

– Вы солгали отцу своего умершего супруга.

– Я сожалею об этом.

– Вероятно, вы солгали даже своему сыну.

– Заявляю протест, – заметил Джек.

– Протест отклоняется.

Линдси выпрямилась, словно для того, чтобы подчеркнуть свою решимость.

– Нет. Я бы никогда не стала лгать Брайану.

– Вы бы никогда не стали лгать сыну? – не веря своим ушам, переспросил прокурор.

– Нет.

Он только фыркнул в ответ, демонстрируя презрение.

– Миссис Харт, даже сейчас, когда вы наконец признались в том, что поставили пистолет на предохранитель, вы уверяете нас, что поступили так для того, чтобы иметь возможность солгатъ своему сыну относительно причин смерти его отца. Разве это не так, мэм?

Она слегка побледнела, явно не зная, как отразить этот выпад.

– Мне казалось, что это будет наилучшим выходом.

– Ложь, сплошная ложь, – провозгласил он, и голос его эхом прокатился по залу. – И вы думаете, что это лучший выход?

– Заявляю протест.

– Протест отклоняется.

Она поднесла руку ко лбу, явно страдая от душевных мук.

– Я больше ни в чем не уверена.

Прокурор подошел к ней ближе. Потом он оглянулся на Джека и смерил его уничтожающим взглядом, прежде чем задать последний вопрос.

– Миссис Харт. Есть кто-нибудь, кому вы не лгали?

Джек уже собрался заявить протест, но бывают моменты, когда адвокат, очертя голову бросаясь на защиту своего клиента, способен принести ему больше вреда, чем пользы. Линдси дрожала всем телом, она была на грани срыва, но ей придется найти в себе силы, чтобы выстоять и отразить нападение в одиночку.

– Я не лгунья, – заявила она. – И я никогда не лгала этому жюри присяжных.

«Хороший ответ», – подумал Джек.

Но теперь он и сам не знал, верит ли ей.

В работе судебного заседания был объявлен перерыв на обед, и Джек едва успел наспех перекусить и сделать несколько телефонных звонков. Один из них напрямую касался Брайана.

В своих показаниях Линдси вскользь упомянула о том, что ее сын, несмотря на глухоту, способен немного говорить, и эти ее слова осели у Джека где-то в закоулках памяти. Он вспомнил свой разговор с Алехандро Пинтадо, который сказал ему, что после того как судебный процесс закончится, Брайан поедет в лагерь для детей с нарушениями слуха. Эти два заявления никак не согласовывались между собой, но зато заставили его задуматься над тем, что Линдси рассказала ему о состоянии Брайана едва ли не в первую их встречу. Он родился глухим, и это дало Линдси повод утверждать, будто Джек и Джесси знали о физическом недостатке ребенка до того, как отдать его на усыновление. Джек установил, что Джесси, скорее всего, просто не могла знать об этом, однако его любопытство было вызвано совершенно иными причинами, не имевшими ни малейшего отношения к тому, что могла, а чего не могла знать Джесси.

Скорее, речь шла о том, сколько раз Линдси солгала ему.

Естественно, у Джека не было прямого доступа к истории болезни Брайана, зато он умел, приложив некоторые усилия, добиваться того, что ему требовалось. Выбрав в здании суда тихое место в комнате для адвокатов, он обратился в справочный стол, после чего набрал номер единственного во Флориде лагеря для детей с нарушениями слуха.

– Здравствуйте, – начал Джек. – Я звоню вам, чтобы получить некоторую информацию общего характера.

– Какого рода информация вас интересует, сэр? – спросила женщина.

Джеку не хотелось лгать ей в открытую, но он также не хотел, чтобы она догадалась о том, что ему нужны сведения об уже внесенном в списки ребенке. Поэтому он сказал:

– У моего знакомого есть десятилетний мальчик, которому, думаю, пошло бы на пользу пребывание в вашем лагере.

– Большинству детей лагерь приносит огромную пользу. Какого рода нарушения слуха у этого мальчика?

Из разговоров с Линдси Джеку были известны некоторые медицинские подробности, но ему пришлось подумать несколько секунд, прежде чем дать правильный ответ.

– У него билатеральная нейросенсорная потеря слуха.

– В какой степени?

– Я не очень разбираюсь в терминологии, но, полагаю, речь идет о глубоких нарушениях.

– Мы считаем глубокими нарушения, превышающие девяносто один децибел. Это означает, что ребенок, вероятно, не может слышать даже громкие звуки без специальных усилителей.

– Именно так все и обстоит.

– Это врожденный или приобретенный дефект?

– Он родился таким.

Женщина на линии явно заколебалась, потом спросила:

– Вы уверены?

– М-м, да. Как я уже говорил, у него нейросенсорная потеря слуха.

– Не хотелось бы обидеть вас, излагая прописные истины, но подобный дефект называется нейросенсорной потерей слуха в отличие от звукопроводящей потери. Проще говоря, она означает, что повреждены нервы и повреждение обычно необратимо. Но в случае с нейросенсорной потерей слуха причины, вызвавшие ее, могут быть как врожденными, так и приобретенными.

– Я уверен, что у него – врожденная патология.

– Собственно, почему я спрашиваю вас об этом. Если она врожденная, то наш лагерь – не совсем подходящее место для вашего мальчика.

– Почему?

– Потому что у нас нет специалистов, способных лечить детей с доречевой глухотой. Дети, которые сюда приезжают, получили некоторые навыки языкового общения до того, как потеряли слух, – это приобретенный дефект.

Джек крепче стиснул в руке телефонную трубку.

– Вы хотите сказать, что в вашем лагере нет детей с врожденной потерей слуха?

– Нет тех, у кого глухота достигла абсолютной степени. Как я уже говорила, у нас нет специалистов такого профиля. Так что лагерь – неподходящее место для такого ребенка.

– Понимаю, – пробормотал Джек.

– Если вы зайдете на наш веб-сайт, то найдете там ссылки на другие замечательные заведения, которые больше подходят вам по профилю.

– Я так и сделаю. Большое вам спасибо.

Джек повесил трубку. Директор лагеря изложила все предельно просто. Точно так же и Линдси совершенно недвусмысленно дала понять, что Брайан страдает врожденной глухотой. Тем не менее, чета Пинтадо приняла меры к тому, чтобы отправить своего внука в лагерь, который не годится для таких детей, как Брайан. Следовательно, оставались всего две возможности. Либо семейство Пинтадо ошиблось с выбором лагеря, что было маловероятно. Либо…

Джек повернулся к окну, бездумно глядя на поток автомобилей внизу. В памяти у него внезапно всплыли фрагменты перекрестного допроса, проведенного прокурором.

«Ложь, ложь, сплошная ложь».

Джек сунул сотовый телефон в карман и направился в конференц-зал, находящийся рядом с залом суда, где обедали София и Линдси. Поскольку Линдси была под стражей, снаружи у дверей стоял охранник. Он разрешил Джеку войти.

Джек сразу же принялся за Линдси, глаза его сверкали.

– Как Брайан потерял слух?

Она уже собралась ответить, но потом закрыла рот, наконец-то обратив внимание на выражение лица Джека.

– А кто хочет знать об этом?

– Вы так решаете все вопросы? Ваш ответ зависит от того, кто хочет его знать?

Вмешалась София.

– Джек, что случилось?

Джек отошел в глубь комнаты, но не присел.

– Я скажу вам, что случилось. Я устал от лжи, которой потчует меня моя собственная клиентка.

– Сегодня я сказала правду, – заявила Линдси.

– Неужели? – саркастически спросил Джек. – Похоже, вы живете в мире, где прогноз всегда один и тот же: переменная облачность с продолжительными осадками в виде дерьма.

– О чем вы говорите? – возмутилась Линдси. – Признаю, в прошлом я могла ввести вас в заблуждение, но и то только потому, что правда причиняет боль. Как, по-вашему, легко войти в битком набитый зал суда и заявить, что вы занимались сексом с моряком, а ваш муж в это время фотографировал вас? Неужели вы станете обвинять меня в том, что я в первый же день не ворвалась в ваш офис с криком: «Эй, Джек, вот она, наша линия защиты. Я поведаю, всему миру о том, что была сексуальной рабыней»? Средства массовой информации не публикуют имена жертв изнасилования из уважения к их праву на частную жизнь, но, если вы замужем за извращенцем, вся ваша сексуальная жизнь выносится на первые страницы газет. Разве это справедливо?

– Не уводите разговор в сторону, Линдси. Я говорю о том, что вы рассказали мне в соответствии с правом неразглашения адвокатом информации, полученной им от своего клиента.

– И я тоже. Мне просто понадобилось некоторое время, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что придется рассказать об этом не только вам, но и всему свету. Но я сделала это. Я была честна с вами, и я не лжесвидетельствовала. Все, что я сказала на свидетельском месте – правда.

– Почему вы солгали мне о том, как Брайан лишился слуха?

– Что?

– Вы сказали мне, что он родился глухим. Но ведь это не так, не правда ли?

– Какая теперь разница? Он все равно не слышит.

– Я не понимаю, зачем вам понадобилось лгать еще и об этом.

– Это… это не важно.

– Любая неправда очень важна. Почему вы солгали и здесь?

– У меня были на то свои причины, понятно?

– Черт вас побери, какие причины?

– Потому что… – Она поджала губы, словно сдерживаясь, чтобы не взорваться. – Потому что я не хотела, чтобы вы подумали, будто я плохая мать, ясно? Но теперь вы знаете. У Брайана приобретенная глухота. Хотите обвинить меня? Отлично. Давайте, вперед. Ведите себя, как Оскар, как родители Оскара, как друзья Оскара. Обвиняйте Линдси. Все обвиняют Линдси. Но я не виновата, черт возьми!

Ее голос эхом прокатился по комнате. Джек в растерянности замолчал, не зная, что сказать, глядя, как Линдси опустила голову и заплакала. София положила ей руку на плечо, но ее прикосновение, похоже, прорвало плотину сдерживаемых эмоций Линдси. Это было подлинное очищение, настоящий катарсис, когда копившееся подспудно потоком хлынуло наружу.

– Я ни в чем вас не обвиняю, – сказал Джек. – Я просто хочу знать правду.

Линдси промокнула глаза салфеткой и взяла себя в руки.

– Нет, вы желаете знать намного больше. Вы желаете знать все обо мне и Брайане. У вас нет на это права. Оттого что вы взялись за это дело, вы не стали отцом Брайана.

Джек мог поспорить с ней, сославшись на генетическую наследственность, но он понимал, что она имеет в виду.

– Никто не говорит, что я хочу стать частью вашей семьи, Линдси.

– Простите меня. Я не это хотела сказать. Не думайте, будто я не испытываю к вам чувства благодарности за все, что вы сделали.

Раздался стук в дверь. Джек открыл ее.

– Слушание возобновляется через две минуты, – сообщил охранник.

Джек поблагодарил его и вновь повернулся к своей подзащитной.

– По-моему, нам следует возвращаться, – заметила София. Линдси и София поднялись со своих мест, но Джек не пошевелился. Линдси взглянула на него и поинтересовалась:

– Вы ведь возвращаетесь, не так ли?

Джек по-прежнему не двигался с места.

– Я могу продолжить с этого места, Джек. Если это то, чего вы хотите, – сказала София.

– Нет! – воскликнула Линдси звенящим голосом. – Вы не можете вот так взять и бросить меня. Вы пообещали оставаться моим адвокатом до тех пор, пока будете убеждены в моей невиновности. Маленькая ложь о причине глухоты Брайана не может ничего изменить.

– Все гораздо серьезнее, – обронил Джек.

Она схватила его за руку и взмолилась:

– Не поступайте так со мной. Это не то, чего я… чего заслуживает Брайан.

Джек холодно взглянул на нее, пытаясь отрешиться от своих эмоций и принять взвешенное решение. Наконец он сказал:

– Это последний раз, когда я позволяю вам разыгрывать карту Брайана. Вы меня поняли?

– Да, – тихо ответила она, отпуская его руку.

Джек открыл дверь и первым направился в зал суда, оставив между собой и своей клиенткой дистанцию в добрых десять футов.