27

Пробежку в понедельник утром Энди закончила в рекордное время. Кажется, даже облака расступились, когда она пересекла воображаемую финишную черту перед домом. После трех миль со спринтерским рывком в конце Энди взмокла, ноги подкашивались Телефон зазвенел, как раз когда она подошла к задней двери. Не успев перевести дыхание, Энди бросилась на кухню и схватила трубку. Гас.

– Доб-рое ут-ро. – Каждый слог был разделен прерывистым вздохом.

– Я оторвал вас от… чего-то?

– Нет-нет… дело не в этом. – Энди сообразила, что прерывистое дыхание очень напоминает недавний оргазм.

– Я лучше перезвоню позже.

– Все в полном порядке. – Она сделала еще несколько вздохов. – Я просто бегала.

– О! – В его голосе прозвучало облегчение.

Энди вытащила заколку, распустив стянутые узлом волосы.

– Что случилось?

– Очень не хочется беспокоить вас так рано, но я все выходные думал, что надо бы поговорить об одной вещи. С вашей психологической подготовкой и тому подобным, я считаю, вы могли бы помочь.

– Конечно. С удовольствием.

– Это касается Бет. Похоже, у нее были какие-то неприятности. Я имею в виду, еще до того, как она исчезла.

Энди мгновенно собралась. Выслушала историю Уитли о булимии и кражах в магазинах, присев на стул у кухонного стола. Один раз встала, чтобы схватить закрепленный на магните блокнот с двери холодильника, и, зажав трубку щекой, нацарапала пару строк. Подробный рассказ занял несколько минут. Сама Энди помалкивала, только время от времени вставляя «угу» и «ясно». Однако пока Гас говорил, она размышляла: говорить ли ему по телефону, что эти подробности тем более указывают на Бет как на возможную жертву? Наконец Уитли закончил.

Немного помедлив, Энди спросила:

– Вы не возражаете, если я загляну к вам сегодня утром?

– По-моему, это было бы замечательно. У вас есть какая-то идея?

Энди спохватилась, не желая использовать термин «виктимология» в беседе с человеком, который, возможно, не готов отнести свою жену к категории жертв.

– Скорее всего мне было бы полезно посмотреть, где жила Бет, как она жила. Может быть, даже смотреть на вещи, которые, как вы считаете, она украла. Потом мы сможем поговорить дальше.

– Звучит вполне разумно.

– Я смогу подъехать где-то через час.

– Прекрасно. До встречи.

Дом Уитли производил еще более сильное впечатление, чем ожидала Энди. Кирпичный особняк в тюдоровском стиле стоял в стороне от улицы, скрытый за восьмифутовой живой изгородью, за которой прятались внушительная каменная ограда и декоративные железные ворота. Извилистая подъездная дорожка полого поднималась к дому. Особняк стоял на самой высокой точке заросшего густым лесом участка, возвышающегося над деревьями соседей, откуда открывался вид на Пыоджет-Саунд.

Энди припарковалась под портиком и позвонила в дверь. Открыл Гас. Он казался утомленным, словно почти не спал ночью.

– Входите, – сказал Гас, впуская ее.

Закрылись двойные двери. Энди стояла под хрустальной люстрой в холле, откуда следовал вход в эффектно выглядевшую гостиную. Сводчатый потолок с крутыми линиями все в том же тюдоровском стиле. Дубовый пол, инкрустированный по краям тиком и розовым деревом. Огромный каменный камин во всю стену. На другой стене висели красивые картины. Мебель дорогого европейского дизайна, какой Энди только любовалась в витринах. В центре шелковый восточный ковер такого размера, что хватило бы на весь ее дом.

– Очень мило, – сказала Энди, когда Гас помогал ей снять пальто.

– Уютно.

«Н-да. Моя „субару“ тоже уютная»…

– Могу я предложить вам что-нибудь? – спросил Уитли. – Кофе?

– Это было бы замечательно.

Гас повел Энди на кухню, но в коридоре они практически попали в засаду. Из своей комнаты появилась Морган. Гас сказал:

– Это моя дочь Морган.

Энди наклонилась и протянула руку:

– Меня зовут Энди.

– Энди? Это мальчишеское имя.

– Как и Морган, – тонко улыбнулась Энди.

Это, казалось, сразу разбило лед, словно они оказались родственниками.

– Мне вырвали зуб, – сказала девочка, показывая на дырку.

– Ой-ой. Больно?

– Немножко. Достаточно, чтобы не ходить в школу.

– Ясно. – Энди улыбнулась одними глазами.

– Вы собираетесь найти мою маму?

Энди и Гас переглянулись. Она почувствовала, что о ФБР у отца и дочери разговора еще не было.

– Я хочу помочь твоему папе.

Зазвонил телефон. Морган вытащила беспроволочную трубку из сумочки Барби.

– Привет, Ханна.

– Похоже, кто-то нашел подружку-прогульщицу, – подмигнула Энди.

Морган вспыхнула – виновная по определению. Быстро помахав на прощание, она пошла по коридору, потом остановилась и оглянулась.

– Можете как-нибудь зайти ко мне в комнату, Энди. Если хотите.

– Хотелось бы.

Морган вроде бы улыбалась. Гас выглядел явно растерянным.

– Как, черт возьми, вы сделали это?

– Это наше, девичье.

– Думаю, действует лучше, чем всякие папины глупости.

– Да ладно вам. Папа, у дочки которого есть розовый телефон, не может быть совсем уж плохим.

Энди прошла за Гасом на кухню, напоминавшую фотографию с разворота в модном журнале. Добротные шкафы вишневого дерева. Много гранита и нержавеющей стали. Стол размером с Гавайи. Энди пододвинула табурет к стойке. Гас, слишком нервничавший, чтобы сесть, остался стоять. Долгожданный солнечный луч пробился сквозь застекленную крышу, почти проведя между ними черту.

– Вы ведь не говорили Морган, что маму ищет ФБР? – Это прозвучало как вопрос, но с каким-то обвинительным уклоном.

– Нет. Я боялся, что даже простое упоминание о ФБР только еще больше напугает ее.

– Надо быть честным. Детская интуиция сильнее, чем вы думаете.

– Особенно у этого ребенка. Если она так хорошо все понимает в шесть лет, страшно подумать, что будет в шестнадцать.

– Единственный ребенок в семье нередко оказывается взрослее ровесников.

Гас налил две чашки кофе, потом встал по другую сторону стойки.

– У Морган, несомненно, есть кое-какие вполне взрослые склонности. – Он вспомнил об исчезнувшей из кабинета деревянной лошадке.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего. Вы думали над тем, что я рассказал о Бет?

– За последний час я лишь об этом и думала.

– И?

– Пищевое расстройство, кражи в магазинах… Я бы сказала, что это родственные проявления какой-то проблемы. Нехватка самоуважения, цели, индивидуальности. У женщины неприятности, и она вроде как зовет на помощь.

– Я слышал о пищевых расстройствах. Даже членовредительстве. Но воровство?

Энди глотнула кофе, потом осмотрелась.

– Она жила в мире, где выполняются все ее материальные потребности. Кража предметов первой необходимости вроде одежды была для вашей супруги последним способом вырваться из привычного окружения. Она когда-нибудь прежде делала что-то подобное?

– Крала?

– Нет. Она выказывала возмущение образом жизни, который вы вели?

– Насколько мне известно, нет.

– У вас есть хоть какая-то идея, почему она была так несчастна?

– Это более сложный вопрос.

– Позвольте мне упростить его. Несколько лет назад ваша жена обвинила вас в жестоком обращении.

– Да.

– Жестокое обращение нередко заставляет женщину делать странные вещи. Особенно если это длится много лет. Я не раз видела, как подвергшаяся жестокому обращению жена срывалась и поступала довольно странно.

– Бет никогда не подвергалась жестокому обращению.

Энди смягчила тон, не желая переходить к конфронтации:

– Можно немного поговорить об этом? То же самое вы утверждали, когда мы встречались у судмедэксперта. Мне бы хотелось верить вам. Но почему она подала то заявление?

– Как я уже говорил, это сложный вопрос.

Энди подумала, не означает ли «сложность» Марту Голдстейн.

– По-моему, мне важно знать это. Вы не согласны?

Гасу явно не хотелось снова вскрывать затянувшиеся раны, но вопрос, несомненно, требовал ответа.

– После рождения Морган у Бет была ужасная депрессия. По нескольку дней она не выходила из спальни, не хотела заниматься дочерью.

– Такое бывает чаще, чем вы думаете.

Уитли положил себе в кофе сахар.

– Мне так и говорили, но от этого не легче. Нам были нужны двухсменные няни для ухода за ребенком, потому что Бет не следила даже за собой. Я пытался уговорить ее показаться психиатру, но жена не хотела. Так тянулось день за днем. Я приходил домой – она по-прежнему лежала в постели, как в момент моего ухода. Мы начали ссориться. Просто словесные перепалки – и только. Она плакала и кричала, что я не обращаю на нее внимания, пренебрегаю ею. Казалось, один и тот же спор длится ночь за ночью. За исключением того, что через некоторое время Бет начала оскорблять меня, ничего не изменилось. Единственная моя вина заключалась в том, что я был по горло занят на работе – не обращая, как она говорила, на нее внимания. А потом Бет вдруг назвала это жестоким обращением.

– Так вы говорите, что только в этом и заключалось жестокое обращение?

– Именно так.

– Но из поданного в полицию заявления следует совсем другой вывод. Она утверждала, что вы оскорбили ее физически.

– Это преувеличение.

– Зачем ей выдумывать такое?

– А зачем ей красть в магазине платье двенадцатого размера?

– Так вы на это надеетесь? Что люди узнают, как ваша жена воровала, и наконец поверят, что обвинения в жестоком обращении выдуманы?

Гас сначала онемел, потом возмутился:

– Я не намерен предавать это гласности. Вам же рассказываю только потому, что надеюсь – это поможет узнать, что произошло с Бет. Я сообщил вам это по секрету.

– Простите. Понимаете, ведь вы очень известный юрист. Трудно поверить, что вам наплевать на мнение других людей…

– Не наплевать. И меня очень беспокоит, как люди реагируют на это. Мои друзья, ее друзья. Моя собственная фирма. Я почти потерял работу из-за этого. Почему-то одного обвинения оказалось достаточно, чтобы признать меня виновным. Даже после того, как Бет забрала заявление…

– Посторонним трудно понять, во что верить в таких ситуациях.

– Тогда почему они верят в худшее?

– Думаю, дело в пикантности. Влиятельный юрист, который бьет жену. Или отчаявшаяся жена, которая выдумывает такое, чтобы не дать мужу уйти к другой женщине.

– Откуда вы это взяли?

– Не могу сказать.

– Вы говорили с Мартой Голдстейн, да?

– Я действительно не могу говорить об этом.

– Это ее точка зрения. Она внушает вам такие мысли, чтобы можно было искренне говорить партнерам и клиентам, будто я нахожусь под следствием. Это уловка. Она использует вас.

– Я ничего об этом не знаю.

– Я знаю – это Марта. Она почему-то вообразила себя этой самой «другой женщиной». Из-за подобных слухов нам с Бет было только труднее все уладить и двигаться дальше. Это сложно, даже когда вы любите друг друга. А я любил Бет.

– Правда, недостаточно, чтобы измениться.

Гас уставился в чашку с кофе.

– Да, мы словно удалялись друг от друга все больше и больше…

– Из-за слухов, связанных с Мартой?

– Нет. Настоящая сложность коренилась во мне. Я до конца не верил, что она придумала обвинения, чтобы привлечь мое внимание или удержать при себе. Когда Бет подала заявление, казалось, будто в глубине души она хочет, чтобы я перешел границу. Я не говорю, будто она хотела, чтобы ее избивали. Но мне кажется, что Бет желала большей определенности. Есть черное – и есть белое. Или – или. Звучит бредово, но настоящая проблема заключалась в том, что когда-то у нас все было по-настоящему хорошо. Полагаю, ей требовалось что-то плохое, чтобы наконец махнуть на все рукой. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Все сказанное вдруг живо напомнило Энди ее собственную беду, ее недавнее горе у алтаря.

– Наверное, решение дается легче, когда кто-то делает что-то ужасное. Так произошло у меня и моего бывшего жениха. Бум. Я освободилась. И никаких сомнений.

– Что случилось?

– Не важно. Это не похоже на вашу ситуацию с Бет.

– Но вы понимаете?

– Я понимаю, что вы хотели сказать. Хотя, если вы действительно любили жену, то как же позволили зайти делу так далеко?

Гас помолчал, принимая удар.

– Я тоже не знаю.

– Папа! – Морган мчалась по коридору.

Гас обернулся, беря себя в руки. Девочка чуть не врезалась в отца.

– Папа, ты не заметил, не заметил! – Она выкрикивала это на выдохе, голос дрожал.

– Что не заметил?

– Не могу поверить, что ты не заметил!

Ее глаза наполнились слезами. Гас поднял дочь и усадил на стойку.

– Что не заметил?

– Только… только что!

– Морган, успокойся. Что случилось?

– Вы тут говорили, и ты не заметил!

– Что не заметил?

Она выкрикнула во весь голос:

– Мама звонила!

Гас на мгновение застыл, потом бросился в коридор.

 

28

В одно мгновение Гас оказался в комнате дочери. Энди и Морган бежали следом. Он подхватил телефон с розового коврика у кровати, где дочь бросила его. В ухе замурлыкал тональный набор.

– У Морган есть определитель номера? – спросила Энди. Она стояла в дверях.

– Нет.

– Тогда нажмите звездочка-шесть-девять.

Гас и сам раньше пользовался автоматическим набором последнего входящего звонка. Он нажал кнопки и стал ждать. Ответил детский голос:

– Алло.

– Кто говорит?

– Ханна.

Смущенный, Гас прикрыл динамик и спросил у дочери:

– Твоя подружка Ханна звонила сегодня утром?

Морган медленно кивнула.

– Прости, пожалуйста, Ханна, – сказал Гас в трубку. – Это папа Морган Уитли. Мы ошиблись номером. – Он отключился и строго посмотрел на дочь: – По-моему, ты сказала, что звонила мама.

– Она звонила!

Гас растерянно посмотрел на Энди. Та присела на край кровати, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с девочкой.

– Ты уверена, что звонила именно мама?

– Да. Это была она. Больше некому.

– Это очень важно. Если она звонила, твой папа и я хотим поговорить с ней.

– Мама звонила. Я знаю, что это была она!

Гас ласково взял дочь за руку:

– Что она сказала, родная?

– Ничего не сказала.

Взрослые скептически переглянулись.

– Так ты не слышала ее голоса? – спросил Гас.

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь, что это звонила именно мама?

– Цифры.

– Не понимаю. Какие цифры?

– Девять-пять-три-четыре-восемь-восемь-девять.

Энди спросила:

– Это номер сотового телефона Бет?

– Нет. Лапочка, о чем это ты?

Морган подняла телефон и приложила к уху отца.

– Слушай. – Она нажала на кнопки. Прозвучала мелодия.

Гас посмотрел на Энди:

– Это «У Мэри был барашек». Песенка.

Морган сказала:

– Об этом я и говорю. Мама давным-давно показала мне, как это делается. А теперь она позвонила и нажала эти цифры. Только что. А потом повесила трубку.

Гас почувствовал озноб.

– Ты когда-нибудь рассказывала Ханне об этих цифрах? Она знает, как сыграть эту мелодию?

– Не-а. Это наш с мамой секрет.

Гас вопросительно посмотрел на Энди:

– Почему же я попал к Ханне, когда набрал последний входящий номер?

– Сейчас продаются специальные устройства для обмана определителя номера или набора входящего номера. Мы все время сталкиваемся с этим, когда имеем дело с телефонными хулиганами.

– Значит, звонить могли с телефона, снабженного такой электронной штуковиной?

– Это объяснило бы, почему вы попали к Ханне, когда набрали звездочка-шесть-девять. Вы подхватили предпоследний звонок вместо последнего.

– Тогда, возможно, это была Бет.

– Это была мама. Я знаю! – Морган выглядела так, будто собирается ударить отца.

Гас молчал, но почувствовал, что у Энди мелькнула та же мысль. Агент ФБР вскочила с кровати.

– Я попрошу кого-нибудь из наших техников попытаться проследить этот звонок.

Гас бросил ей трубку.

– Только давайте больше не будем пользоваться телефоном Морган. Не хочу что-нибудь испортить, – заметила Энди.

– Тогда пойдем на кухню. – Гас выскочил в коридор. – Если это звонила Бет, почему она ничего не сказала? – спросил он на бегу.

– Не знаю.

Они остановились у кухонной стойки. В глазах Гаса затаился страх.

– Вы не думаете, что это кто-то пошутил?

– Надеюсь, наши технари это выяснят.

– Но если это не шутка… зачем цифры?

– Не знаю. Может быть, ваша дочь сумеет нам тут помочь.

– Не думаю. Здесь скорее надо мыслить логически. Женщина исчезает почти неделю назад. Наконец она смогла добраться до телефона. Набрала номер. Но не говорит. Здесь всего пара возможностей. Либо она не хочет говорить, либо…

– Либо не может.

Гас вздрогнул:

– Не может говорить? И что это значит?

Их взгляды встретились. Энди словно намекала ему, что в этом случае может быть огромное количество причин. И все не из приятных.

– Давайте пустим техников по следу, ладно? А уже потом устроим мозговой штурм.

Гас кивнул.

– Хорошо, – тихо сказал он, пока Энди набирала номер.

Энди говорила по телефону с техниками, когда в дверь позвонила Карла. Во всей этой неразберихе Гас почти забыл, что перед приездом агента ФБР звонил сестре. Он хотел, чтобы та приехала и посидела с Морган на случай, если визит Энди Хеннинг займет все утро или ему придется уехать. Хорошо, что позвонил… хотя, конечно, не предвидел такого.

Несмотря на то, что в доме было всего четыре человека, там воцарился хаос. Энди сидела на кухне, говоря одновременно по двум телефонам – своему мобильному и домашнему Уитли. Морган металась между своей комнатой и кабинетом Гаса, где оставались две свободные линии. Она была уверена, что если пристально смотреть на телефон, это заставит его зазвонить снова. Только девочка все не могла решить, за каким наблюдать. Гас ходил за ней, давая дочери сбросить возбуждение. Подробности случившегося он пересказывал сестре на бегу.

Карла спросила:

– Ты уверен, что Морган не выдумывает? – Они стояли перед открытой дверью спальни Морган, приглядывая за девочкой.

– После того, как подтвердился ее рассказ о кражах в магазинах, я не сомневаюсь в ее словах.

Морган проскочила мимо них и побежала по коридору. Обратно в кабинет Гаса. Гас и Карла пошли следом – помедленнее, чтобы Морган не подслушала.

– Тебя не пугает, что Бет молчала?

– Конечно, пугает, – сказал Гас.

– Я имею в виду, она сказала бы хоть что-то. Если бы смогла.

– К такому выводу пришли и мы с агентом Хеннинг.

– Так… и почему же она не смогла?

Они остановились перед кабинетом Гаса, рядом с кухней. Гас взглянул через комнату на говорящую по телефону Энди, потом опустил голову, не в силах смотреть на Карлу.

– У меня это прямо перед глазами стоит.

– Перед глазами?

– Я все время вижу Бет на полу, руки и ноги связаны. Подползает к телефону. Сбивает трубку с рычага. Во рту кляп, она не может говорить. Поэтому и набирает на клавишах мелодию.

– Это удивительно. – Карла явно была поражена.

Гас бросил на сестру косой взгляд:

– Это ужасно.

Возбужденный крик привлек их внимание к кухне. Энди положила трубку и прошипела громкое «Йессссссс», как теннисистка, только что выигравшая подачу. Потом крикнула:

– Мы определили звонок!

Гас бросился на кухню:

– Откуда?

– Из Орегона. Телефон-автомат прямо у границы штата.

– Телефон-автомат? – Вот вам и Бет, ползущая по полу.

– Ага. Они едут проверять его. – Энди натянула плащ и схватила ключи от машины. – Еду туда.

– Я с вами, – сказал Гас.

– Вам нельзя. А что, если будет еще звонок?

На мгновение Гас не знал, на что решиться, но понял, что Энди права.

– Так что, если будет еще звонок? Что мне делать?

– Мы поставили ловушку и теперь следим за всеми домашними линиями. Если по одной из них поступит хоть немного подозрительный звонок, постарайтесь удержать его как можно дольше.

Гас проводил Энди в холл и открыл парадную дверь.

– Позвоните мне сразу, как что-то узнаете.

– Хорошо. Только, Гас, пожалуйста, постарайтесь не сойти с ума от беспокойства.

Она повернулась и сбежала с крыльца. «Слишком поздно, – подумал Гас, глядя вслед уносящейся машине. – Я уже умираю от беспокойства».

Энди стремилась доехать в самую северную часть западного Орегона. В этих местах граница между штатами шла по извилистой реке Колумбия, отчего маленький кусок Орегона вдавался в юго-западный Вашингтон. Ее цель находилась возле города Рейнир в сорока милях к северу от Портленда, на орегонском берегу реки.

Большая часть дороги шла по скоростному шоссе между штатами. Энди не включила ни радио, ни кассетник. Она размышляла – в основном о Бет Уитли. Мысли разбредались. Знаки поворота на шоссе 101 напомнили о поездке с Риком из Вашингтона в Сан-Франциско. Они ехали вдоль берега – длинный и живописный путь. Энди надеялась, что все пройдет романтично, но Рик дулся из-за ее нежелания посетить его любимые нудистские пляжи на Ямайке. Оглядываясь на прошлое, можно было заметить первые предупредительные знаки: вот парень, которому нравится выставлять подружку напоказ, словно показывая миру, чем он владеет. Рик так настаивал на поездке, что усмирила его только явная угроза. Энди поклялась подсыпать ему виагры в пинаколаду. Рик сразу же отступил. Нет ничего смешнее, чем лыбящийся во весь рот турист с постоянной эрекцией на нудистском пляже.

Серый туман сгустился, когда Энди пересекала мост через реку Колумбия, – да уж, ничего похожего на солнечные ямайские пляжи… Дождь пошел, потом перестал, потом пошел снова, пока она проезжала сам город Рейнир. По мнению техников, звонок на линию Морган поступил с телефона-автомата возле шоссе. Точнее говоря, на общественной стоянке, расположенной у окраины лесного заповедника к западу от Рейнира. Энди ничего не сказала Гасу, но меньше всего она ожидала, что след приведет к телефону-автомату. При наличии трех мертвых женщин, так похожих на жену Гаса, мысль о Бет Уитли, выбивающей на телефоне «У Мэри был барашек», казалась абсурдом.

Если только она не спаслась каким-то чудом.

Капли собирались на ветровом стекле, и внезапно перед мысленным взором Энди появилась четкая картинка. Отчаявшаяся женщина на повороте выскакивает из фургона похитителя. Обдирая кожу о неровную мостовую, она закатывается на парковку. Отчаянный рывок к телефону-автомату, похититель гонится по пятам. Дрожащими пальцами женщина неистово бьет по кнопкам. Она охвачена возбуждением. И вдруг понимает, что не может ответить на голос родной дочери, вообще не может говорить. Наверное, из-за кляпа. Или веревки на шее. Похититель хватает ее, тащит обратно к фургону, но женщина успевает набрать мелодию, которую дочь узнает…

Энди усилием воли заставила погаснуть волнующую картину и въехала на стоянку.

С виду это была типичная остановка на дороге: плоская крыша, взгроможденная на выкрашенные коричневой краской бетонные блоки. Посередине возвышение с тремя телефонами-автоматами, по бокам от них – мужская и женская уборные, слева и справа соответственно. Все строение, парковка и прилегающий участок отмечены – как место преступления – желтой полицейской лентой. Судебная бригада уже работала. Два человека делали отливки следов шин возле лужи. Еще один осматривал телефон-автомат в поисках отпечатков пальцев. Четыре бригады разъехались в разных направлениях, надеясь отыскать в окрестностях обрывки одежды, следы, кровь, оружие – хоть что-нибудь, представляющее интерес.

Энди остановилась возле полицейского автомобиля на другой стороне шоссе. Вылезла из машины, на мгновение ошеломленная холодным ветром. Высокие сосны позади стоянки загораживали реку, и все же холодная сырость от нее, несомненно, ощущалась.

Энди потуже затянула плащ, перешла дорогу и направилась к укрытию. Хотела нырнуть под ленту, но тут ее остановил помощник шерифа. Она представилась и показала удостоверение. Энди ждали.

– Сюда, – сказал помощник шерифа и повел ее в обход ограниченного желтой лентой участка. Ветер дул все сильнее. У Энди потекло из носа. Она приотстала на полшага, чтобы коп не заметил.

– Кто-нибудь что-нибудь видел? – спросила она на ходу.

– Мы через местные новости попросили отозваться людей, которые были недалеко от стоянки сегодня утром. Но я бы не надеялся…

Они остановились метрах в пятидесяти за стоянкой. Позади них вздымались сосны, а у ног начинался крутой обрыв. Густые седые тучи, похожие на призрак ледника, медленно проплывали над долиной.

Помощник шерифа подал Энди бинокль и указал на долину:

– Вон там внизу. Сквозь этот разрыв.

Невооруженным глазом Энди заметила группу людей, собирающуюся у берега извилистой реки. Она навела бинокль на сбросившие на зиму листву деревья и пристально всмотрелась, хотя эту картину могла бы описать и не глядя.

Среди путаницы ветвей на дереве болталось изуродованное тело еще одной обнаженной брюнетки.

 

29

Для Гаса минуты тянулись как резиновые. Энди уехала больше двух часов назад, а он так еще ничего и не услышал. Он знал, что путь до Рейнира не близкий, но надеялся узнать новости пораньше. Наконец телефон зазвонил.

Гас вскочил с кресла, но трубку не взял. Телефон зазвонил снова.

– Отвечай, – прикрикнула Карла.

Он застыл, парализованный возможностью дурных вестей, и все-таки на третьем звонке схватил трубку.

– Мы нашли тело, – сказала Энди.

– О Господи.

– Успокойтесь. Это не Бет.

Сначала Гас почувствовал облегчение, потом угрызения совести из-за этого. Да, это не Бет. Но ведь кто-то. Обеспокоенная, Карла почти нависала над братом.

– Они нашли ее? – спросила она.

Гас, прикрыв микрофон, быстро повторил услышанное, потом снова обратился к Энди:

– Кто это?

– Мы еще не знаем. Видимо, опознание потребует времени. Просто еще одна женщина.

– Попробую угадать. Она похожа на Бет.

– Не так, как другие, хотя, пожалуй, известное сходство есть.

– Вы что-нибудь знаете о ней?

– Пока ничего.

У Гаса стучало в голове.

– Думаю, есть пара вещей, которые мы никогда не узнаем.

– И это?..

– Знала ли она номер Морган. И знала ли, как сыграть «У Мэри был барашек» на телефоне.

В трубке была тишина, словно Энди не знала, что сказать.

– Мне надо идти, Гас. Я буду держать вас в курсе.

– Спасибо. – Он положил трубку и посмотрел на Карлу.

Она встревоженно спросила:

– Что происходит? Бет в порядке?

– Они ни черта не знают. – Гас отвел глаза, уставившись в пустоту. Потом его взгляд стал осмысленным. – И будь я проклят, если буду только сидеть и ждать, пока они что-то выяснят.

 

30

Ближе к вечеру Энди поехала в аэропорт Хилтон, чтобы встретиться с Викторией Сантос и Айзеком Андервудом. Встреча проходила вне графика, но Виктория отвлеклась от дела в Сакраменто ради необходимого мозгового штурма. Айзек привез с собой Алекса Гоулда, вышедшего в отставку специального агента, работавшего в сиэтлском отделении координатором по составлению портретов. Гоулд учился в Академии ФБР и в свое время занимался весьма серьезными делами. Если бы не характер, его вполне могли бы отобрать для работы профилером в Квонтико. Однако отдел был слишком маленьким и элитным, чтобы вынести еще одного несносного всезнайку, пусть и талантливого.

Необычный ход – привлечь к работе отставного агента. Энди из-за этого немного нервничала. А вдруг Айзек решил, что она не справляется? К его чести, Андервуд решил специально отвести Энди в сторонку перед началом встречи и успокоить:

– Просто хочу получить еще одну точку зрения. Не сходи из-за этого с ума.

Впрочем, нервничала Энди не просто из-за Гоулда. Странно, что Айзек будет лично участвовать в таком совещании – не тот уровень для помощника ответственного специального агента. Возможно, он пытался показать Виктории, насколько это дело важно для управления. Возможно, сам хотел оценить свою бывшую протеже. В любом случае, Энди чувствовала себя как под микроскопом.

Ради удобства Виктории они встретились в номере отеля прямо в аэропорту. Время от времени за окном седьмого этажа в небе мелькали реактивные самолеты, но даже космический челнок не нарушил бы сосредоточенности агентов. Виктория сидела в кресле у телевизора. Айзек напротив, предпочтя письменный стол стоящему за ним стулу. Энди устроилась на диване с Гоулдом. Они сидели на разных концах, но Гоулд был таким крупным, что они все равно были ближе, чем хотелось бы Энди. Для человека, поступившего в ФБР в эпоху Гувера, на пенсии он, несомненно, распустил себя.

Энди сообщила о последней жертве в Рейнире. Ее выслушали, выуживая из миски на кофейном столике крекеры в форме рыбок, большая часть которых пошла Гоулду. Когда Энди закончила, слово взял Айзек:

– Главный вопрос заключается в том, зачем убийце приводить нас на место этим странным звонком шестилетнему ребенку?

– Давайте взглянем на вопрос шире, – сказала Виктория. – У нас есть два контакта. Самый последний – с Морган Уитли. Но ведь был и первый, с Центром жертв пыток. – Она посмотрела на Энди: – Как идет работа в Миннеаполисе?

– Сделано довольно много.

– Прошу прощения, – вмешался Гоулд, смахивая крекерные крошки с пухлого колена на Энди, словно в совок для мусора. – Я сегодня утром прочитал все досье и не увидел ничего, говорящего о том, будто «сделано довольно много».

– Может быть, вы не заметили. – Энди смахнула крошки обратно.

– А скорее, просто сделано слишком мало.

Энди выразительно посмотрела на Айзека, как бы говоря: «Ты пригласил этого придурка?»

– Мистер Гоулд, уверяю вас, я очень серьезно работаю над этим делом.

– Уверен, вы сделали все, что могли.

– И что бы это значило?

Тут вмешался Айзек:

– Энди, что происходит в Миннесоте?

Она сменила тему:

– Миннеаполисское отделение поручило дело двум агентам. Они проверили архив, побеседовали с сотрудниками. На всякий случай они переговорили также с бывшими сотрудниками и даже кое с кем из бывших пациентов. Они особенно сосредоточились на людях, которые были уволены или наказаны, на тех, кто выказывал озлобление по отношению к центру, на личностях или организациях, выступающих против идущей в учреждении работы. Еще они собрали дополнительный материал о некоторых жертвах, чтобы установить – не может ли кто-то из их мучителей в настоящее время находиться в Соединенных Штатах?

– Есть зацепки?

– Ничего многообещающего.

– Надо проверить всех, кто когда-либо работал в центре. Не только уволенных. Всех, – сказал Айзек.

– Мы проверили, – сказала Энди. – Впрочем, я перепроверю.

Виктория спросила:

– Как насчет Международного совета в Дании? Они получали весточки, которые могли бы исходить от нашего убийцы?

– Никаких.

– Значит, вы действительно проверили? – сказал Гоулд.

– Да, – сказала Энди. – Проверила. Пусто.

Гоулд встал и заходил по комнате с задумчивым видом. Облизнул палец и собрал последние несколько крошек из миски с крекерами.

– Это говорит кое о чем само по себе.

– Например? – спросил Айзек.

– Судя по досье, первоначальная теория мисс Хеннинг заключалась в том, что письмо в центр – это просто способ сообщить нам, что убийца любит пытки.

– На самом деле это была моя теория, – сказала Виктория.

Гоулд сказал:

– Ничего-ничего, Вики, мы все делаем ошибки.

– Меня зовут Виктория. И где тут ошибка?

Гоулд продолжал ходить, поглаживая двойной подбородок.

– Подумайте вот о чем. Если наш убийца просто пытался сообщить, что он тащится от пыток, то почему он послал письмо только в Центр пыток в Миннесоте? Почему не в Международный совет в Дании? Не все ли равно куда – по Интернету-то. Кажется более вероятным, что он как-то связан именно с центром в Миннеаполисе. Надо внимательно копать там.

Айзек сказал:

– Может, он просто не знает о Международном совете.

– И это возможно, – сказал Гоулд. – Кстати, это замечательно работает на мой образ этого парня. У него нет времени заниматься подготовкой. Он слишком торопится. Вот что я здесь вижу. Торопыгу. Лихорадочного убийцу вроде того пацана, что прикончил Джанни Версаче.

– Кьюненен.

– Да. Эндрю Кьюненен. Такие люди убивают по нескольку человек подряд, без пауз. Причем делают это с такой быстротой уже под конец. Они знают, что их поймают. И хотят закончить поэффектнее.

– Тонко подмечено, – сказала Виктория. – Лихорадочный против серийного. У серийных убийц под конец паузы часто становятся все короче.

– Давайте не будем зацикливаться на ярлыках, – произнес Айзек.

– Это не просто семантика, – возразила Виктория. – Это совершенно другой психологический тип. Если перед нами серийный убийца – даже уже приближающийся к финалу, – мы по-прежнему говорим о психопатическом сексуальном садисте. Таковы серийные убийцы, и такого я вижу здесь. Хотя в Голливуде их любят изображать гениями, получающими удовольствие от смертельной игры в кошки-мышки с правоохранительными органами, на самом деле они убивают потому, что их толкают на это не поддающиеся контролю сексуальные фантазии и извращенные моральные критерии. Они считают свой десятисекундный оргазм важнее жизни обычной тридцатипятилетней женщины. Лихорадочный убийца – другое дело. Откуда, черт побери, узнать, что побудило Эндрю Кьюненена убить Джанни Версаче?

– Лихорадочный, серийный – какой бы ни был, – сказал Айзек, – давайте вернемся к моему первому вопросу. Зачем звонить Морган Уитли и набирать «У Мэри был барашек»?

Гоулд сказал:

– При всем должном уважении к агенту Сантос, мне кажется, что этот телефонный звонок – игра лихорадочного убийцы, который хочет раскрыть карты. Он разбрасывает хлебные крошки, подманивая нас ближе, чтобы покончить с этим.

– Не согласна, – сказала Энди.

Гоулд ухмыльнулся:

– О, это требует храбрости. Примазаться к победительнице Сантос.

– Я просто стараюсь мыслить логично. Если убийца хотел бы намекнуть, как его найти, он мог бы просто взять телефон и позвонить в полицию.

– Я не сказал, что он пытается облегчить нашу задачу, – сказал Гоулд. – Он знает, что мистер Уитли связался с ФБР, и предполагает, что телефоны юриста прослушиваются. Может быть, убийца боялся, что его узнают по голосу.

Айзек сказал:

– Он мог бы позволить Бет говорить самой.

– Слишком рискованно, – сказал Гоулд. – Она могла бы проговорить слишком долго, оставить след.

– У нас так и так есть след, – сказал Айзек.

– Чего и хотел убийца, – сказала Энди.

Гоулд усмехнулся:

– Ага, теперь вы примазываетесь к Айзеку? Поспеваете всюду, Хеннинг.

– Ни к кому я не примазываюсь, трепло.

Тот возмущенно отступил:

– Эй, меня попросили о дружеской услуге. И я совсем не хотел огорчать вас.

В комнате было тихо. Энди сказала:

– Простите. Я признаю, что у меня меньше опыта, чем у вас, но я размышляла над этим делом больше всех на свете, возможно, за исключением Гаса Уитли. И мне кажется, я могу кое-что сказать по этому поводу.

– Так говори, Энди.

– Насколько я понимаю, перед нами два вопроса. Во-первых, почему убийца позвонил из телефона-автомата? Ответ: он хотел, чтобы мы нашли тело.

– А почему он хотел этого?

– Если вы посмотрите на карту, то заметите, что следы-улики все время ведут на юг. Сиэтл. Иссакуа. Теперь Орегон. Может быть, он просто пытается увести нас в неправильном направлении.

Виктория кивнула, и это придало Энди энергии. Она продолжала:

– Это приводит ко второму вопросу. Почему он не бросил тело на шоссе, где кто-нибудь быстро бы нашел его? Или почему он не позвонил просто в Службу спасения или в газету и не сказал, где тело? Почему он позвонил Морган Уитли и сыграл мелодию? Я могу предложить только одно объяснение. Убийца хочет, чтобы мы знали, что Бет Уитли принадлежит ему. По-настоящему принадлежит ему.

– Ты имеешь в виду сексуально? – спросил Айзек.

– Я говорю не о плотской связи. Он хочет, чтобы мы знали – он заглянул ей в голову и знает о ней все. Вплоть до тайного кода, который Бет использует для общения с дочерью. Он хочет, чтобы мы поняли – она в его власти.

Агенты молча переглянулись. Однако никто не возразил. Сказанное явно имело смысл. Энди продолжала:

– Это не лихорадочный убийца, стремящийся к самоубийственной шумихе в вечерних новостях. Это серийный убийца, утверждающий свою власть. Он не хочет, чтобы мы поймали его. Наоборот. Он считает, что мы не сможем.

Молчание стало тревожным. Знакомый страх, возникающий в уме полицейских каждый раз, когда убийца считает себя неуловимым, – а вдруг он прав?

– Вопрос, – сказала Виктория, – в том, по-прежнему ли она в его власти?

– То есть? – спросил Гоулд.

– А вдруг лишь память о Бет Уитли подпитывает фантазию этого психопата?

– Или, – закончила Энди, – он держит ее живой?

Агентов охватил озноб, словно никто не понимал, что было бы хуже.

 

31

Гас встретился с частным сыщиком в «Кафе Рене». Несмотря на название, эта дешевая закусочная была не более французской, чем поджаренные в молоке с яйцом гренки или картошка фри, которые в Америке называют французскими.

Сырые стены из неоштукатуренного красного кирпича и подвесная осветительная арматура, выглядевшая так, будто может в любой момент свалиться с потолка. Покоробившийся деревянный пол с протоптанными за годы настоящими тропинками. И все же благодаря отдельным кабинетам и бездонным чашкам кофе у Декстера Брайанта это было любимое место встреч. К тому же здесь никогда не запрещали курить сигары.

Раньше Декс был офицером сиэтлской полиции и специализировался на похищениях детей и побегах подростков. Как частный сыщик он имел репутацию блестящего специалиста по поиску без вести пропавших людей. При этом на первый взгляд самого детектива можно было принять за пропавшего человека. Он не брился с момента ухода в отставку и снова отрастил «хвост», как у хиппующего подростка, как раньше – до того как «продался» и пошел служить в полицию. Сам себя Брайант, правда, не считал «продавшимся». Он всем сердцем сочувствовал потерянным душам, которых разыскивал.

Они заняли отдельный кабинет, и Гас сообщил детективу последние новости. Декс закурил. Он не просто курил сигару, он любовался ею, проверял клеймо – и при этом внимательно слушал клиента. Когда Гас закончил, Декс медленно глубоко затянулся. Потом заговорил, выпуская изо рта клубы густого серого дыма:

– Нам надо продолжать наступление, пытаясь разработать кое-какие намеки. У вас есть выходы на прессу?

– Конечно.

– Советую использовать их.

Гас пил кофе, отмахиваясь от облаков дыма.

– Уже использовал. Все кончилось очень интересной телепередачей о нанесенных жене побоях.

– А-а, угу. Видел. Тогда пошлите к черту этих подлых репортеров. Попробуйте платные объявления. Вы можете себе это позволить.

– Объявления?

– Угу. Напечатайте портрет жены и дайте большое объявление на третьей полосе газеты. Ну, знаете, где эти модные универмаги раз в две недели объявляют о ежегодной распродаже. Предложите награду за информацию, которая поможет вернуть ее. Бьюсь об заклад, это вызовет звонки, которые я смогу раскрутить.

– Не повредит.

– Вот, я тут принес кое-какие образцы. – Декс открыл портфель и рассыпал по столу бумаги. Затем смахнул упавший на них с сигары комок пепла.

Гас просмотрел образцы. Ничего особенно творческого, больше похоже на надписи о розыске, что шлепают на молочные пакеты; сам он никогда не обращал на них внимания.

Декс заметил:

– У меня в компьютере есть образец. Можем засунуть туда портрет вашей жены, информацию и успеть передать в газеты. Завтра это будет в вечерней «Таймс», в среду – в утреннем выпуске.

– Не следует ли мне сначала посоветоваться с ФБР?

– Зачем? Эти бюрократы запретят дергаться, а потом придут к тому же решению, что и мы, но только на три недели позже. Вот почему вы наняли меня, Гас. Чтобы делать то, что надо прямо сейчас.

Гас заколебался, а потом подумал: действительно, какого черта?

– Хорошо, договорились.

– Прекрасно. И конечно, мне понадобится небольшой аванс.

Гас вытащил чековую книжку:

– Сколько?

– Просто выпишите чек на «Сиэтл таймс», но не проставляйте сумму. Я впишу, сколько стоит объявление. И кстати, пока вы достали чековую книжку…

Гас бросил на детектива подозрительный взгляд.

– Ну-ну, не смотрите так на меня, – сказал Декс. – Я же говорил, что я универсальный частный сыщик. И люблю высказывать различные идеи. Может, эта идея немного своеобразная, но я знаю одного медиума…

– Медиума?

– Угу. Вдруг вашу жену способен отыскать человек, который берет ювелирное изделие или предмет одежды, улавливая какие-либо вибрации или что-то там такое? Конечно, это ненаучно, но полиция иногда использует экстрасенсов, так почему вам нельзя? Если вы действительно готовы на все, я хочу предложить и такой вариант.

– Я подумаю об этом. Сначала посмотрим, что нам дадут объявления.

– Конечно. Вам решать.

Гас отдал чек, потом начал рассматривать рассыпанные на столе объявления. Семнадцатилетняя девушка. Мальчик в детском саду. Еще несколько человек. Жены, сыновья, дочери. Просто имена и лица на бумаге, черно-белое наследие развалившихся семей.

– Хоть кто-то из этих людей нашелся?

Декс нервно пожевал сигару:

– Угу, большинство из них.

– А сколько живыми?

– Немного, – ответил детектив спокойно и серьезно. Гас с отсутствующим видом откинулся на спинку стула.

Декс сказал:

– В этом бизнесе нет никаких гарантий, мистер Уитли.

– Я и сам знаю, – вздохнул Гас.

Они просидели почти до пяти. Потом вышли вместе и расстались лишь в холле гостиницы. Виктория взяла такси и поехала в аэропорт, пообещав Айзеку, что, возможно, внесет кое-какие изменения в портрет. Гоулд направился в бар, бормоча, что надеется найти там еще эти вкусные крекеры. Айзек пошел с Энди к ее машине.

Общение с Андервудом всегда доставляло Энди удовольствие. Конечно, с тех пор, как его назначили помощником ответственного специального агента, она видела Айзека не так часто, как в те времена, когда он был ее прямым начальником. И чем больше они находились вместе, тем больше Энди понимала, что скучает не по начальнику, а по человеку.

Дождь прекратился, но мостовая еще оставалась мокрой. Только-только стемнело, и солнце исчезло, так по-настоящему и не появившись. Энди шла к машине по ярко освещенной дорожке под центральной линией уличных фонарей.

– Ну, так что с Гоулдом? – спросила она.

Айзек шел рядом, засунув руки в карманы куртки.

– Я же говорил, что просто хотел получить еще одну точку зрения на проблему.

– Звучит нелепо.

– Знаю. И все же это так. У Гоулда больше опыта составления портретов, чем у всех, кого я знаю за пределами Квонтико. Он сущее наказание, но, по-моему, помог нам сфокусироваться.

– Я думала, может, ты привез его потому, что недоволен мной…

– Ничуть. – Они остановились возле машины Энди. – Я беспокоился о Виктории.

– О Виктории?

– Она слишком разбрасывается. Как и все профилеры ОПР.

– Должна признаться, составленный ею портрет произвел на меня не слишком сильное впечатление. Не такой точный, как я ожидала.

– Ты очень добра, Энди. Это ведь была заготовка-полуфабрикат, обычная чепуха насчет серийных убийц, какую спец вроде Виктории может отбарабанить даже во сне.

– Так ты привез Гоулда, чтобы помочь ей?

– Да нет же, черт побери. Я привез Гоулда, чтобы как следует встряхнуть ее.

– Она не станет слушать Гоулда.

– Ты не уловила главное. Она ни за что не допустит, чтобы Гоулд превзошел ее. Думаешь, ей хочется вернуться в Квонтико, признав, что дело раскусила не она, а отставной старпер вроде Гоулда? Могу побиться об заклад, отныне наш случай станет для Сантос первоочередным.

– Так Гоулд в деле или нет?

– Нет, – хмыкнул Айзек. – Он свою роль сыграл. Можешь расслабиться.

– Не могу сказать, что испытываю симпатию к старику, но мне его почти жаль. Ты использовал его.

– Да ладно, дед от души повеселился. Думаешь, он бы смахивал на тебя крошки, если бы рассчитывал на долгосрочные отношения?

– Тогда что сказать обо мне? Я же смахнула крошки обратно…

Оба засмеялись, облокотившись на ее машину. Смех затих, но взгляды агентов встретились, и Энди с Айзеком не отвели глаз. Улыбнулись друг другу, хотя все это не походило на обычные дурачества. Здесь было что-то серьезнее.

– Что? – спросила Энди.

– Ничего.

– Ну же, Айзек. К чему это ведет? О чем ты думаешь?

– Я… не знаю.

– Да ладно. Можешь сказать мне.

Он нервно хихикнул.

– Что тебе сказать?

– Что дальше?

Вопрос получился довольно неопределенным. Он допускал самое широкое толкование: от «Каким будет мое следующее задание?» до «Что ты делаешь в субботу вечером?». Может быть, дело заключалось в разнице в возрасте. А может, просто в щепетильности Айзека из-за его новой высокой должности. В любом случае он выпалил:

– Телефонный звонок из Орегона изменил все это дело.

Энди пришлось перестраиваться. Возвращаться обратно к работе.

– В каком смысле?

– Мы больше не должны лишь предоставлять поддержку и экспертные оценки местной полиции в ходе расследования убийства. Возможно, перед нами похищение за границу штата. Это седьмой разряд. Наша юрисдикция. Дело переходит к ФБР.

– Означает ли это, что ты передаешь его кому-то другому?

– Ты занималась тремя делами о похищении, считая ограбление первого федерального банка, которое превратилось в захват заложников. Во всех случаях ты проделала отличную работу. С какой стати мне передавать дело кому-то другому?

– Оно довольно серьезное.

– В высшей степени серьезное. И могло бы стать трамплином в карьере.

– Ух ты. Не знаю даже, что сказать.

– Ты хочешь им заниматься или нет?

– Конечно, хочу.

– Тогда оно твое. Но при одном условии.

– Каком?

– Не облажайся.

Это прозвучало грубо, однако Энди поняла, что Айзек имел в виду. Не важно, во что может когда-нибудь превратиться их дружба, – она обязана добиться успеха.

– Можешь не беспокоиться.

После встречи с сыщиком Гас поехал прямо домой. В безлунные вечера в квартале Магнолия бывало совершенно темно, особенно вдоль берега на западном краю, где неяркий свет звезд загораживали деревья. И хотя деревьев здесь было в избытке, при этом ни единой магнолии. Еще в девятнадцатом веке землемеры перепутали слова, и земляничное дерево (по-испански мадронья) превратилось в магнолию. Одно роскошное поместье за другим, украшенные земляничниками, дубами, вязами, огромными дугласовыми пихтами. Живые изгороди из вишни – пожалуйста. Даже заросли бамбука. Только не магнолии. «Все правильно», – подумал Гас. Роскошный обман, названный в честь того единственного, чего здесь нет.

Притормозив, Гас свернул к своему дому. Остановился у железных ворот. Два огромных фонаря горели на вершинах импозантных каменных колонн по обеим сторонам подъездной дорожки. Старинные ворота – настоящее произведение искусства. Если присмотреться повнимательнее, можно было различить в тонкой резьбе «С» первую букву фамилии первых владельцев. Этот участок всегда находился во владении одной и той же семьи. Гас с детства восхищался этим домом и считал его самым потрясающим из когда-либо построенных.

Он помнил вечер, когда впервые привез сюда Бет. Дом выглядел почти так же, как и сейчас, по крайней мере с этого места перед воротами. Вечер тоже был очень похожий – облачный и прохладный, в воздухе висела туманная дымка. Но в отношениях между супругами все как раз начинало меняться. Морган еще лежала в пеленках, а ее отец был энергичным молодым партнером в «Престон и Кулидж». Они возвращались домой с обеда в честь избрания Гаса в исполнительный комитет фирмы. Уитли был на правильном пути и быстро продвигался. Из ресторана он поехал через Магнолию и остановился перед воротами.

– Почему мы встали? – спросила Бет.

Гас посмотрел на участок, потом снова на жену.

– Мы приехали.

– Куда?

– Домой.

– К кому домой?

– К себе.

Она засмеялась:

– Какой банк ты ограбил?

– Тебе здесь нравится?

Бет посмотрела на залитую лунным светом, аккуратно подстриженную лужайку, на огромный дом в тюдоровском стиле. Все походило на сказку. На весьма дорогую сказку.

– Как такое может не понравиться?

– Очень скоро я куплю дом для тебя.

Она улыбнулась, но не так широко, как он ожидал.

– Я имею в виду то, что сказал, – сказал Гас. – Я собираюсь купить этот дом.

– Ни минуты не сомневаюсь в этом.

– Ты не выглядишь такой уж уверенной.

– Я совершенно уверена. – Бет снова посмотрела на дом. – Просто все это немного пугает меня.

– Что тебя пугает?

– Ты. И эта работа. Это новое положение.

– Это замечательная перспектива. Я – самый молодой юрист, когда-либо избиравшийся в исполнительный комитет. Клянусь, я буду руководить этой треклятой юридической фирмой. Следующий шаг – управляющий партнер. И тогда я куплю этот дом.

Бет посмотрела в окно машины.

– Поехали, а?

– Что с тобой?

– Ничего.

– Нет. Что-то не так. Скажи.

Она спокойно взглянула на мужа:

– Ты последнее время не замечал, как часто говоришь о том, что ты собираешься сделать?

– Я делюсь с тобой. Это мои планы. Мои мечты.

– Просто кажется, что раньше они больше касались нас обоих.

– Они и сейчас касаются нас.

– Да? Раз ты собираешься купить мне нечто, значит, это наше общее решение?

Гас чуть не застонал.

– Я только что сделал огромный шаг по служебной лестнице. Неужели ты не можешь порадоваться этому? Разделить этот успех со мной?

Бет опустила глаза.

– Прости. Ты прав. Мне следовало бы радоваться за тебя.

– Но ты не рада.

Ее глаза увлажнились, блестя в мерцающем свете фонарей.

– Ты когда-нибудь вспоминаешь дни, прожитые в однокомнатной квартире? Тебе не кажется, что это была наша счастливейшая пора?

– Не квартира делала нас счастливыми.

– Вот именно. Так почему я должна быть счастлива от переезда в дом, из-за которого моему мужу придется работать по семьдесят часов в неделю? Этот дом такой чертовски большой, что, закрывая парадную дверь, можно услышать эхо. Словно напоминание о том, как я на самом деле одинока… Я не хочу этого! Не хочу слышать эхо. Отголоски.

Железные ворота начали открываться, пробудив Гаса от воспоминаний. Наверное, Карла увидела его на экране камеры наружного наблюдения и открыла ворота прямо из дома. Ворота распахнулись во всю ширь, приглашая его домой. Но он не тронулся с места. Гас по-прежнему думал о словах Бет, так четко сохранившихся в памяти. Столь же явно сохранился в памяти и его ответ. Он наклонился к жене, смахнул с ее щеки слезу и поцеловал. Потом посмотрел прямо в глаза и тихо сказал: «Обещаю тебе, Бет, я никогда не допущу, чтобы такое случилось».

Только теперь, годы спустя, этот вечер наконец вспомнился Гасу. А все эти годы он лишь снова и снова говорил ей, что собирается делать.

 

32

Энди разрывалась на части. С одной стороны, она еще мучилась из-за встречи в гостинице, с другой – у нее кружилась голова из-за смущающего разговора с Айзеком. Он был прав, когда пресек все в корне. Айзек быстро поднимался по служебной лестнице и не нуждался в репутации человека, пристающего к агентам-женщинам. Конечно, можно снять с него бремя и самой пригласить на настоящее свидание, но это тоже было бы нечестно. Если мужчина собирается встречаться с подчиненной, то это должно происходить по его собственной инициативе.

По дороге Энди купила пиццу, дома плюхнулась на диван и поймала по телевизору самый конец баскетбольного матча. «Соникс» были впереди на восемь очков, но Энди поставила бы последние два ломтика пиццы, что они снова упустят преимущество.

Телефон зазвонил за минуту до финала. Счет сравнялся. Плохие парни напирали. Игра висела на волоске, и Энди очень не хотелось отвлекаться на звонок. Хотя, с другой стороны, несчастливые концовки в этом сезоне случались слишком часто. Энди скатилась с дивана и ответила. И правильно. Это оказалась криминальная лаборатория.

– Разобрали отпечатки пальцев.

Энди сразу же села.

– Какие именно?

– Большой и указательный пальцы с телефона. Понадобилось время, чтобы выделить что-то разборчивое. Таковы уж эти автоматы…

– Что вы вытянули?

– Кнопки были слишком измазаны, но мы разобрали там и на динамике.

– Кто это?

– Приготовьтесь удивиться. Это Бет Уитли.

Энди онемела. Потом поблагодарила лаборантов за быструю работу и положила трубку, совершенно сбитая с толку. Немногим больше часа назад она убедила Айзека и всех остальных, что убийца забрался в голову Бет, узнал их с Морган секретный код и сам набрал номер. И вот, пожалуйста. Она сломала мозги, но теория и факты противоречили друг другу. Отпечатки пальцев обычно не лгут. Бет держала телефон в руке. Так или иначе, она там побывала.

А потом исчезла. Снова.

Энди позвонила Гасу в тот же вечер. У него было множество вопросов, ни на один из которых она не была готова ответить. Когда они прощались, он был раздражен, но за звонок поблагодарил.

Большую часть вторника Энди провела в кабинете, занимаясь организационными вопросами. Айзек велел ей работать над розыском похищенной Бет Уитли – они назвали случившееся похищением – в первую очередь. К счастью, большинство других из ее тридцати трех дел были в состоянии относительного покоя, но Энди знала, что ситуация может измениться в любой момент. Другие агенты обещали ей присматривать за самыми взрывоопасными – с одобрения ее непосредственного начальника.

Сейчас ее руководителем был Кент Лундкуист, возглавивший отдел по расследованию насильственных преступлений после того, как Айзек стал вторым человеком в управлении, помощником ответственного специального агента. Лундкуист довольно часто напоминал Энди, что отчитываться перед Айзеком должен он, а не она. Было в порядке вещей, что агент может обжаловать решение начальника перед помощником ответственного специального агента, но необычно близкие отношения Энди и Айзека заставляли Лундкуиста насторожиться всякий раз, когда она действовала через его голову. Он, похоже, боялся, что Айзек верит в подчиненную больше, чем в руководителя отдела. Разумеется, в технических или организационных вопросах, требовавших опытного взгляда, это было не так. Там же, где решения требовали навыков межличностных отношений и чистого интеллекта, страхи Лундкуиста были оправданы.

В управлении не было отдела по розыску похищенных. Правда, как и Энди, существенным опытом в этой области обладали множество агентов из отделов по расследованию насильственных преступлений. Энди встретилась с тремя сотрудниками, работающими по делу Уитли, кратко рассказала им об известных убийствах, семье Уитли и о странностях, связанных с Бет и ее исчезновением. К концу дня они разработали разделение сфер ответственности. Работы хватало на всех. Правда, первое задание Энди получила непосредственно от Лундкуиста. Он был у себя в кабинете – читал дневной выпуск «Сиэтл таймс». На странице красовалось огромное объявление с портретом Бет и предложением награды.

– Это что за чертовщина? – спросил Лундкуист.

Энди, сев напротив, уставилась на газету.

– Впервые вижу.

– Черт побери, Хеннинг. Нельзя позволять этой семейке откалывать такие номера, не согласовав с вами. Берите-ка это дело под контроль. Иначе упустите все, не успев начать.

– Я встречусь с Гасом Уитли сегодня вечером.

– И еще одно, – проворчал Лундкуист. – Проверьте, черт побери, действительно ли Гас Уитли намерен заплатить двести пятьдесят тысяч долларов. Это его частная премия, но я знаю, как такие вещи разматываются в прессе. Если он не сдержит слова после того, как мы произведем арест, это может бросить тень на ФБР.

– Я понимаю ваше беспокойство.

– Очень надеюсь. Потому что в этом случае я буду считать вас ответственной за случившееся.

– А то я не догадываюсь, – ответила Энди тоном, по которому невозможно было понять – наивно она произнесла фразу или самоуверенно.

Лундкуист бросил на нее пристальный взгляд, потом снова уткнулся в газету, разрешая уйти. Энди пошла прямо к машине, ни с кем по дороге не разговаривая.

Энди заехала к Уитли по дороге с работы. Время было обеденное. Гас встретил ее у двери и пригласил в столовую, где Морган, ссутулившись на стуле, лениво ковырялась в горохе.

– Привет, Морган, – сказала Энди.

– Привет, – отозвалась та вяло.

– Прости, что мешаю тебе обедать.

Морган оттолкнула тарелку:

– Ничего. Мы закончили.

– Закончили? – сказал Гас. – Ты почти не ела.

– Я не голодна.

– Тебе надо есть, родная.

– Почему?

– Потому что если не будешь есть, то заболеешь.

– А мама болеет?

Даже дочь заметила расстройство пищеварения. Еще один показатель того, насколько невнимателен был Гас.

– Мы не знаем, как чувствует себя мама. Но агент Хеннинг поможет нам узнать.

– Ты так сказал вчера.

Энди произнесла:

– Мы усердно работаем. Просто на это нужно время.

– А много? – В задрожавшем голосе девочки больше не было вызова.

Гас присел на стул рядом с ней, обнял и погладил по голове.

– Мы будем искать столько, сколько потребуется.

И оба посмотрели на Энди.

– Все правильно, – сказала она. – Столько, сколько потребуется.

Лицо Морган словно бы чуть-чуть просветлело. Маленькая взрослая снова стала походить на ребенка, хотя на сердце у нее, несомненно, было тяжело.

– Папа, можно, я покормлю золотых рыбок?

– Конечно.

Слегка улыбнувшись Энди, Морган встала из-за стола и выскочила в коридор.

– Смотри не перекорми их, – крикнул Гас вслед, но девочка не ответила. Он посмотрел на Энди: – Если эти рыбки вырастут, друзья Вилли устроят демонстрацию у меня под дверью, требуя освободить их.

Энди улыбнулась. Гас посмотрел на свой пустой бокал и спросил:

– Хотите каберне?

– Не могу. Я на работе. Да и в любом случае предпочитаю не пить в будние дни.

– Я тоже. Обычно.

– Понимаю.

Гас ушел на кухню за вином. Оставшись одна за столом, Энди разглядывала богатую обстановку, обдумывая при этом, как, не оскорбляя Уитли, удостовериться, что он действительно выплатит обещанную награду. Хрустальная люстра – несомненно, штойбен или баккара. В старинном застекленном шкафчике красного дерева у стены напротив выставлен фарфор. Роспись сначала ставила в тупик: все тарелки казались разными. Потом Энди поняла, что каждая тарелка – маленькая часть большой картины, изображающей Адама и Еву в райском саду. Словно кто-то вырезал из огромной картины двенадцать кружков, вставил в тарелки и выбросил остальное. Эффект был впечатляющий, как от музейного экспоната. «Этого одного хватит, чтобы покрыть большую часть награды…»

– Вы видели мое объявление в сегодняшней газете? – спросил Гас, вернувшись в столовую.

– Да, – ответила Энди. – Хорошо, что вы заговорили об этом.

– Я думал, вы будете довольны.

– Премия в четверть миллиона долларов кажется немного чрезмерной, вы не находите?

– Если это поможет вернуть Бет, то нет.

– Не сомневаюсь. Но может быть, хватило бы и сотни тысяч.

– Я не ищу выгоды. Я пытаюсь вернуть жену.

– Я знаю. Только в слишком щедрой награде плохие парни могут почуять запах лишних долларов.

– Не понимаю.

– Это потому, что вы рассуждаете как жертва. Вам нужно рассуждать как преступник… как похититель. Выкупа еще не требовали, но могут потребовать в любой момент. Представьте себе: вот похититель сидит где-то и прикидывает, сколько потребовать. Универсальной формулы тут нет. Возможно, для него четверть миллиона долларов – хорошая сумма. Ему кажется, что это куча денег. Потом он берет сегодняшнюю газету и видит, что вы предлагаете двести пятьдесят в награду первому встречному. И тогда бандит начинает целить гораздо выше.

– Я не подумал об этом.

– Вот почему так важно, чтобы вы больше не делали ничего подобного, не позвонив предварительно мне.

Это прозвучало немного резче, чем хотелось Энди.

– А вы, похоже, разозлились, – заметил Гас.

– Я только хочу, чтобы мы лучше понимали друг друга. Я знаю, вы по натуре человек активный, но лучше, чтобы вы советовались со мной, прежде чем что-то сделать. Согласны?

Гас кивнул. Энди явно заставила его перейти к обороне.

– Ладно. На это я могу согласиться. При условии, что информация будет идти в обе стороны.

– Я все время держала вас в курсе.

Он поднял бровь:

– Да ну?

– Да, насколько могла.

– Тогда скажите, что там с отпечатками Бет.

– Я вам говорила. Мы нашли пальчики на телефоне.

– Спасибо. Вы сейчас прямо как сержант Джо Фрайди из сериала «Только факты, мэм». А можете пойти дальше фактов и сказать, что думаете?

– Мы думаем, что отпечатки принадлежат вашей жене.

– Ну же. – Гас прищурился. – Не ловчите. Вы же должны были построить какую-то теории о том, как они туда попали.

– Извините, некоторые аспекты расследования должны оставаться конфиденциальными.

– Даю слово, что не работаю на «Ньюсуик».

– Я серьезно. Есть вещи, о которых я никому не должна говорить. Даже семье жертвы.

– Ах да, я и забыл. Одиннадцатая заповедь, не так ли? Или, возможно, дополнение к «Великой хартии вольностей», принятой, дай Бог памяти, в 1215 году. Или нет… а, вспомнил. Это просто административная чушь, выдуманная каким-то бюрократом из правоохранительных органов.

Энди кивнула, не обижаясь на насмешку:

– Туше.

Гас пригубил вино, потом посерьезнел.

– Вы же понимаете, как мне важно знать.

– Разумеется, понимаю.

Он вдруг напрягся. Во взгляде не было ни враждебности, ни даже раздражения. Гас просто не мигая смотрел на Энди.

– Прошлой ночью я не сомкнул глаз. Всю ночь после вашего звонка. Все думал об этих отпечатках, пытался представить, как они, черт побери, туда попали. Моей первой мыслью было, что случилось худшее. Мне казалось, что он привез Бет к телефону, заставил набрать номер, а потом убил и ее тоже.

Энди не могла сказать все, но и не могла позволить Уитли мучаться.

– Мы обшарили все окрестности – искали вторую жертву. Кроме отпечатков Бет – ничего.

– Что подсказывает ряд других, не столь приятных возможностей.

– Например?

– Он привез ее туда, чтобы запугать. Разрешает позвонить домой, набрать номер дочери и выбить их тайный код. И как раз в тот момент, когда Бет думает, что, может быть, он отпустит ее, убийца показывает ей другую жертву, висящую на дереве, объясняя таким образом, что с ней будет, если муж не удовлетворит его требования.

– Какие требования? – встревожилась Энди. – Вы ничего не говорили о требованиях.

– Расслабьтесь. Ничего еще нет. Но как вы сами сказали, выкуп могут потребовать в любой день.

– Это так.

Гас одним глотком допил вино.

– Итак, для человека, у которого все внутренности стянуло в узел, я предложил вполне неплохую теорию. Вам не кажется?

– Неплохую.

– У вас есть что-то получше?

Энди не была обязана отвечать, но внезапно ей показалось, что Уитли имеет право знать. Слишком заметным было его страдание.

– Получше – нет, – ответила она. – Просто другая.

– В каком смысле?

– Вам это не понравится.

– Испытайте меня.

– Это маловероятно, но исключить нельзя.

– Слушаю.

– Нам кажется, над произошедшим стоит подумать в свете истории вашей жены.

– Истории?

– Булимия, кражи, послеродовая депрессия, ложные обвинения против вас. Ее общая психическая неуравновешенность.

– Не понимаю, каким образом это объяснит, как ее отпечатки пальцев оказались на телефоне-автомате в Орегоне.

Энди заколебалась. Это была теория Лундкуиста, и сама она эти построения не принимала. Ей было неприятно даже повторять их.

– Отсюда следует возможность, что она была там добровольно.

– Что такое вы, черт побери, говорите? Бет – сообщница?

– Это маловероятно. Но возможно.

– Это нелепо.

– Зато могло бы объяснить, почему она жива. Если жива.

– Моя жена не убийца.

– А также становится понятно, почему не требуют выкуп.

– Вы серьезно обдумываете эту версию?

– Теорию.

– Чудовищную теорию, – резко сказал Гас.

– Искренне надеюсь, что вы правы.

– Я знаю, что прав. – Его лицо вспыхнуло и от вина, и от адреналина. Пару минут Гас молчал, слепо уставившись на пустой бокал. Наконец заговорил снова, хотя на этот раз уже не так уверенно: – Этого просто не может быть.

 

33

В среду Энди решила начать с самого начала – с жертвы номер один.

Опасаясь за судьбу жены Гаса, они занимались в основном похожими на Бет Уитли жертвами три, четыре и пять. Но если Бет сообщница, то, может быть, ответ надо искать у мужчин, которых убили раньше.

Рано утром Энди приехала к дому 151 по Чатем-лейн, где жил покойный Патрик Салливан. Это был первый из двух кареглазых разведенных мужчин пятидесяти одного года от роду, водивших «форд»-пикап, которым надели наручники в гостиной, потом удавили на диване и ударили ножом ровно одиннадцать раз. Большая разница с тремя женщинами, найденными повешенными на деревьях. Если бы не одна и та же тройного плетения желтая нейлоновая веревка в три четверти дюйма, полиция никогда бы не установила связь.

Энди провела в доме Салливана больше часа, делая заметки – и на бумаге, и мысленно. Экскурсоводом работал детектив Кесслер. Расследуя убийство, он несколько раз тщательно обыскивал дом.

Около девяти часов они закончили и направились к пустому дому Виктора Миллнера, жертвы номер два. Дом стоял недалеко от реки Саммамиш в округе Кинг – районе, пользовавшемся популярностью у любителей полетов на воздушных шарах, мирно паривших в небе в летние дни или ясные осенние вечера. Другое дело – зима. С самого утра день был неопределенно-серым, и единственная разница заключалась в степени пасмурности. О ветре не стоило и говорить. Легкий туман скорее плавал в воздухе, чем оседал моросью, не давая достаточных оснований открывать зонт. Все вокруг казалось темнее, чем обычно. Чернее асфальт. Зеленее брезентовые навесы. Мрачнее настроение.

Энди остановилась, чтобы лучше видеть общую картину. Сравнительно новый одноквартирный дом – еще одна коробка, порожденная строительным безумием, за последние двадцать лет утроившим население Редмонда. Структурно сооружение походило на все новые каркасные дома этой серии. Самым поразительным, однако, было то, насколько здание напоминало дом первой жертвы, расположенный за много миль оттуда, в другой части города, с совершенно иными соседями. Сходство заключалось не в архитектуре или общем замысле. В деталях. Зеленый навес перед гаражом. Деревянные цветочные ящики на подоконниках. Вьющиеся по стене растения и решетка вокруг крыльца. Энди читала полицейские рапорты, отмечавшие любопытное сходство, но слова могли создать у читателя впечатление простого совпадения. Фотографии тоже не передавали ощущения. Личный визит не оставил места для сомнений. Да, у убийцы весьма специфические критерии выбора.

Он создает психологические портреты жертв.

– Так и будешь стоять под дождем? – спросил Кесслер.

Энди вздрогнула, ее сосредоточенность нарушилась.

– Прости, что?

– Ты собираешься входить?

– А-а, да, конечно.

Она прошла за детективом по тротуару и поднялась на три ступеньки крыльца – столько же, сколько в том, другом, доме. Кесслер отдернул полицейскую ленту и полез за ключом. В это мгновение Энди сосредоточилась на одном из главных различий между двумя местами преступлений.

– Нет насильственного вторжения, – подумала она вслух.

– Это отмечено в рапорте первого полицейского, – заметил Кесслер. – И не должно бы стать новостью для тебя.

– Это не новость. Просто немного меняется перспектива.

– В смысле?

– Один из моментов, которые Виктория Сантос пыталась согласовать, был факт, что в доме Салливана замок сорван, а дверь выломана. Здесь нет признаков насильственного вторжения. Однако место преступления выглядит совершенно таким же.

– Возможно, все так, как и определила Сантос. В первый раз он вломился в дом, во второй – заболтал хозяина и вошел спокойно. Оба мужика оказались в наручниках. Когда жертва под контролем, следует один и тот же ритуал.

– Это объяснение имеет смысл, если пытаться понять, почему работающий в одиночку убийца изменил манеру входить.

– У тебя на уме что-то еще?

– Просто проверяю теорию моего начальника о сообщнике.

Кесслер, ухмыляясь, покачал головой:

– Послушай, я из тех, кто последним вычеркивает потенциального подозреваемого из списка – когда деваться уже некуда. Да только Бет Уитли не может быть подружкой серийного убийцы.

– У меня была точно такая же реакция. Сначала. Но мы должны учитывать улики. Один сценарий предполагает, что некие уловки, с помощью которых убийца попал в дом во второй раз, не сработали с первой жертвой. И ему пришлось применить силу.

– Может быть, первая жертва была осторожнее второй. Больше здравого смысла.

– Возможно, – сказала Энди.

– Или первый блин вышел комом. Тренировка, как известно, путь к совершенству. Во второй раз он чуточку отточил свои приемы. И с жертвой номер два оказался убедительнее.

– Или, может быть, во второй раз с ним действовал помощник.

Кесслер медленно кивнул, видимо, уловив намек.

– Вроде привлекательной женщины лет тридцати пяти, которая может постучаться в парадную дверь, сказать, что у нее сломалась машина, и попросить разрешения позвонить. Мужчина пятидесяти одного года охотно откроет дверь терпящей бедствие красивой женщине.

– Да и женщина откроет, если на то пошло.

И снова Кесслер понял Энди:

– Как в случае со следующими тремя жертвами.

Они обменялись долгими взглядами, словно каждый ждал, что другой скажет, будто это смешно. Но оба промолчали. Кесслер заинтригованно поднял бровь:

– Итак, куда это нас приводит?

Энди смотрела, как он повернул ключ и открыл дверь. Словно вскрыл могилу. Темную и немую. Из гостиной словно доносился запах смерти.

– В замешательство, – сказала она, входя.

Гас не выбирался из дома весь день. Он сидел и ждал звонка. Бет. Ее похитителя. Кого-то, откликнувшегося на объявление.

Объявление было снова напечатано в утренней «Сиэтл пост интеллидженсер» – такое же, как во вчерашней «Таймс». Вариант поменьше появится завтра и в «Портленд орегонер». В конце концов, отпечатки пальцев Бет оказались на телефоне-автомате в этом штате. Агент Хеннинг просила согласовывать все с ней, но она же сказала, что ФБР считает его жену возможной сообщницей. Для Гаса это изменило ситуацию. Надеяться теперь можно лишь на себя. Поэтому он связался в своей юридической фирме с одним из компьютерных спецов, который помог разместить фотографии Бет, информацию и предложение награды в нужных местах в Интернете. Гас даже купил баннеры у «Америка онлайн» и других крупных провайдеров. Следующие сутки его объявление будет возникать среди полудюжины иконок на экранах начинающих работу пользователей. Люди не прочитают само объявление, если не откроют его, «кликнув» на иконке, так что пришлось мыслить творчески. В конце концов Гас выбрал «Получи 250 000 долларов!». Возможно, это было немного скользко, однако следовало заставить пользователя «кликнуть» и прочитать. Фраза «Видели ли вы этого человека?» не так привлекала внимание.

На самом деле потрачено впустую было всего около часа за день. Именно столько потребовалось, чтобы дождаться ответа на свой звонок в фирму. Позвонить было надо, поэтому нельзя сказать, что время совсем уж прошло зря. Но и на достижение это тоже не походило. Гас добровольно передал дела другим партнерам, чтобы сосредоточиться на поисках Бет. Теперь у него оставалось очень мало юридических обязанностей. А бескровный переворот на прошлой неделе переложил все его административные функции на Марту Голдстейн. Впервые в жизни Гас не был ключевым игроком в фирме.

В каком-то смысле это давало ощущение свободы: знать, как легко он может отказаться от обязанностей и послать все к черту, если захочет. Никто не пострадает – ни фирма, ни клиенты. С другой стороны, такая свобода не слишком льстила самолюбию. Это напомнило и о «мятеже», случившемся в «Престон и Кулидж» несколько лет назад. Тогда Гас оказался возмутителем спокойствия, решив баллотироваться на пост управляющего партнера в сравнительно молодом возрасте – в тридцать восемь лет. Он бросил вызов собственному руководителю, старшему партнеру, за плечами которого было больше двадцати лет работы. Одиннадцать других старших партнеров угрожали уйти в отставку, если Гаса выберут. Гас рискнул. И выиграл. Старая гвардия осуществила угрозу. Партнеры ушли в гневе и открыли конкурирующую фирму в доме напротив. Они сделали все, что могли, дабы причинить вред тому, что осталось от «Престон и Кулидж». Поносили Гаса в газетах. Предлагали работу в руководстве своей фирмы молодым коллегам. Пытались переманить клиентов. Их действия вызвали хаос и панику. Дня на два. Потом репортеры перешли к более интересным для печати историям. Юристы вернулись к юридической практике. Клиенты никуда не ушли. Понадобилось около недели, чтобы болтовня у поилки переключилась с вопроса «Думаете, мы сумеем?» на «Думаете, эти старые дураки уцелеют?». Через месяц уже казалось, будто печально известная «гериатрическая дюжина» никогда не работала в фирме, их влияние ощущалось не больше чем у покойных господ Престона и Кулиджа, основавших компанию сто лет назад. В этом и есть прелесть организации. Незаменимых людей нет. И Гас не исключение.

– А вот и мы, – объявила Карла, входя в дом. В руках у нее были сумки с едой. За сестрой Гаса шла Морган, тащившая сумку поменьше.

Уитли встретил их на кухне.

– Привет, Морган.

– Привет, – тихо ответила она.

– А можно поцеловать папу в честь встречи?

– Я сейчас жутко грязная. Мне надо умыться перед обедом. – Девочка выскользнула из комнаты раньше, чем Гас смог придумать ответ.

Он беспомощно взглянул на Карлу:

– Мне только кажется, или я действительно теряю с ней связь?

Карла поставила сумки на стойку и сняла куртку.

– Она сегодня немного расстроена.

– Из-за объявления?

– Вероятно, отчасти из-за этого.

– А что еще?

– Я не смогла ничего добиться, но, кажется, ей что-то сказали в школе.

– Что?

– Не знаю. Дети умеют говорить гадости.

– Может, мне поговорить с Морган?

– Я бы пока не трогала ее. Я пыталась разговорить ее в машине. Она еще не готова.

Гас неохотно кивнул:

– Ладно. Позже.

Они вместе разгрузили сумки. Карла напоминала машину: вытаскивала вещи короткими, резкими движениями, только что не кидая их на стойку.

– Ты из-за чего-то сердита? – спросил Гас.

– Я думала о том, что ты сказал утром.

– Я сказал… что же?

– Что полиция рассматривает возможность, будто Бет как-то сымитировала собственное похищение. Это просто выводит меня из себя.

– Надеюсь, они не потратят на эту версию слишком много времени.

– Ты знаешь, что потратят. Так всегда бывает.

– Как бывает?

– У всех всегда и во всем виновата Бет.

– Да брось ты, никто такого и не говорил.

Сумка опустела. Карла посмотрела прямо на Гаса:

– Зато именно так все действуют. Как и пять лет назад, когда у вас был этот… взрыв. Бет сошла с ума. Бет нужен психиатр. Всегда виновата она.

– Сейчас совсем не то, что пять лет назад.

– А в чем разница?

– Например, я не серийный убийца.

– Это только количественное различие. Оба раза Бет была жертвой.

– Она меня ложно обвинила.

– Нет, ты довел ее.

Гас сердито сложил бумажный пакет, затолкал его в сервант и захлопнул дверцу.

– Карла, мне казалось, мы покончили с этим.

Она глубоко вздохнула:

– Прости. Я не виню тебя. – И после паузы добавила: – Во всяком случае, не больше, чем ты винишь себя сам.

– И что это значит?

– Да ладно. А награда в двести пятьдесят тысяч долларов? Даже агент ФБР сказал тебе, что это чересчур. Чем это вызвано? Любовью?

– Откровенно говоря, да.

– Ты хочешь, чтобы все видели, как ты ее любишь.

– Я не пытаюсь ничего доказать, если ты на это намекаешь.

– Людям, которые чувствуют себя виноватыми, всегда надо что-то доказать.

Если бы это сказал кто-то другой, Гас взорвался бы. Но Карлу не одурачишь. Она – его родная сестра. И лучшая подруга Бет.

– Не понимаю, какой смысл в этом разговоре.

– Может быть, он поможет понять, почему родная дочь не захотела тебя поцеловать.

Гас задумался.

– Считаешь, она тоже винит меня?

– Ну конечно. И всегда будет. Поскольку ты сам все время хандришь и винишь себя.

– Я не хандрю. Я не переставал искать Бет с тех пор, как она исчезла.

– И это замечательно. Только я говорю об очень личных моментах, о том, как ты ведешь себя с Морган. Как смотришь на нее. Что ей говоришь. Что ты ей не говоришь. Вина льет с тебя ручьями.

– Я просто хочу, чтобы она знала, как мне жаль.

– Нет. Ты хочешь, чтобы Бет знала, как тебе жаль. Но так не получится. Морган не может простить тебя от имени Бет. И перестань смотреть на дочь так, словно она может. Этим ты только отталкиваешь ее еще дальше.

Гас подумал о своем покаянии у постели Морган и о ее ответе. Возможно, Карла, пусть и грубо, но говорит дело.

Когда зазвонил телефон, Гас вздрогнул. Потом ответил невозмутимым голосом.

– Я насчет этого объявления в газете.

Говорила женщина. Гас насторожился.

– Да?

– Я знаю Бет Уитли. И думаю, могу помочь.

– Кто вы?

– Ширли Бордж.

Гас порылся в памяти. Нет, в прошлом Бет это имя ему не встречалось.

– Откуда вы знаете Бет?

– Встречалась с ней.

– Где?

Женщина не ответила. Гас почувствовал пристальный взгляд Карлы. Она замерла, прислушиваясь и почувствовав настойчивость в голосе брата. Он спросил снова:

– Где вы видели ее?

Нет ответа. Голос Гаса стал жестче:

– Это розыгрыш?

– У вашей жены была булимия.

На мгновение он лишился дара речи. Она добавила:

– И она самая неразговорчивая воровка в округе Кинг.

У него сжалось горло.

– Что еще вы знаете?

– Многое.

– Где она?

– Есть у меня мыслишка.

– Скажите мне.

– Ха-ха. Сначала договоримся.

– Если вы беспокоитесь о награде, то не надо. Я даже подпишу с вами контракт. Пообещаю заплатить четверть миллиона долларов, если информация, которую вы дадите, приведет к возвращению Бет.

– Неплохо бы.

– Где бы вы хотели встретиться?

Она хмыкнула:

– В Мехико. Но думаю, лучше нам встретиться там, где я сейчас живу.

– Безусловно. Где это?

– Гиг-Харбор.

Гас помедлил.

– В…

– Угу. Я в Вашингтонском женском исправительном центре. А что, для вас в этом какая-то проблема?

– При данных обстоятельствах я бы сказал, что это только увеличивает доверие к вам. Я могу приехать сегодня же вечером.

– Хорошо. Только не приходите, если можете предложить одни деньги.

– Что вы хотите этим сказать?

– Здесь можно купить разве что жвачку. Я хочу слинять отсюда.

Гас застыл, не зная, что сказать.

– Не думаю, что могу…

– Я сейчас повешу трубку.

– Пожалуйста, подождите!

– Вы, похоже, в отчаянии, мистер Уитли.

– Моя жена пропала. Чего же вы ждете от меня?

– Тогда помогите мне. А я помогу вам.

– Я только пытаюсь сказать, что не могу договариваться о вашем освобождении. Это должны решать ваш адвокат, служба прокурора штата, исправительное учреждение и кого там это еще касается.

– Прекрасно.

– У вас есть адвокат?

– Ага.

– Кто?

– Вы.

– Что?

– Вы же адвокат, верно?

– Д-да, но…

– Но вы никогда не занимались такими делами. Ну и что? Это вопрос влияния, а не опыта. У таких парней, как вы, масса влиятельных друзей. Гораздо больше, чем у того кретина – государственного защитника, из-за которого я сюда угодила. И вы ожидаете, что я обращусь к нему?

– Я только знаю, что вы требуете жутко много. Если вам нужны деньги, вы их получите. Однако в таком деле, как досрочное освобождение, я просто не могу ничего гарантировать.

– Вы можете гарантировать, что будете работать усерднее любого другого, чтобы добиться этого. Потому что на всем свете нет юриста, у которого был бы более сильный стимул вытащить меня отсюда.

Она говорила разумно. И Гас должен был по крайней мере попытаться.

– За что вы там?

– Сговор.

– Какой сговор?

– С целью убийства.

– Нелегко освободить из тюрьмы убийцу.

– Я здесь не за убийство. Это был сговор с целью совершения убийства.

– Что вы имеете в виду? Фактическим убийцей оказался кто-то другой?

– Я имею в виду, что никто никого не убивал. Был сговор. Просто план. Полиция пронюхала об этом раньше, чем кого-либо убили.

– Все равно это будет нелегко.

– Вы хотите, чтобы ваша жена вернулась, или нет?

– Разумеется, хочу.

– Тогда вытащите меня отсюда.

– Ладно. – Сердце Гаса колотилось. – Посмотрю, что тут можно сделать.

 

34

Дорога из Сиэтла в Вашингтонский женский исправительный центр напоминала по форме букву «J»: сначала по шоссе до Такомы, потом обратно к Гиг-Харбору, на западном берегу Пьюджет-Саунда. В хорошую погоду и при небольшом движении путь обычно занимал около двух часов.

Гас установил рекорд трассы.

Гиг-Харбор был портовым городком с, что называется, изюминкой. Множество очаровательных старомодных лавок, ресторанов и маленьких гостиниц, предлагающих «ночлег с завтраком» на одну ночь. Однако попасть туда можно было только через переправу Такома-Нэрроуз длиной в милю, где ветры хлещут по воде так яростно, что первый построенный здесь мост погнулся и свалился в море всего через несколько месяцев после открытия в 1940 году. Его заменили пятым по величине в мире висячим мостом, но по пути перед глазами Гаса пару раз вставало паническое видение «Трясущейся Герти», злополучной предшественницы, которая слишком сильно дрожала.

Недавно реконструированная тюрьма находилась за городом – раскинулась на нескольких акрах расчищенного вечнозеленого леса. Из двенадцати главных исправительных заведений штата Вашингтон ВЖИЦ был единственным, предназначенным исключительно для женщин. В тюрьме среднего и общего режима находилось около семисот женщин-заключенных, совершивших самые разные преступления – от кражи имущества до убийства.

Гас приехал, когда обычные часы свиданий давно закончились. Еще по дороге он позвонил Энди и рассказал о Ширли Бордж. Энди перезвонила в Управление исправительных учреждений. Услышав, что эта заключенная могла бы помочь поймать серийного убийцу, тюремное начальство весьма охотно разрешило встречу после официального закрытия.

Гас попал на территорию тюрьмы через строго изолированную приемную секцию – длинное строение, напоминавшее старые армейские казармы. Сотрудник провел его по коридору к зоне свиданий адвокатов с клиентами и зарегистрировал. Гас вошел в кабину номер один – маленькую комнатку с одним-единственным стулом. За спиной дверь. По обеим сторонам белые стены. Стеклянная перегородка отделяла Уитли от точно такой же комнаты со стороны тюрьмы. Там было пусто. Гас пододвинул стул поближе к стеклу и телефону на стойке. Он ждал.

По другую сторону послышался шум. Повернулась ручка, открылась металлическая дверь. Гас привстал, на мгновение забыв, что рукопожатия тут не будет. Потом опустился обратно на стул. Вошла Ширли Бордж. Женщина смотрела прямо на Гаса. Дверь у нее за спиной закрылась. Она молча села на стул, не сводя глаз с Гаса. Мгновение они просто изучали друг друга через разделительное стекло.

Бордж выглядела моложе, чем казалось по голосу. И гораздо симпатичнее, чем ожидал Гас. Белокурые с рыжиной волосы и загадочные карие глаза. Тонкое, очаровательное лицо, полные губы. Ей было ровно двадцать пять. Энди заглянула в полицейское досье и поделилась информацией с Гасом. Ширли осудили по обвинению в сговоре, но занималась она проституцией. Длинный шрам спускался от левого виска через всю щеку. Кто-то порезал ее – вероятно, бритвой. В глубине глаз Ширли все еще тлел гнев. Гас отвел взор, не желая так откровенно таращиться на старое ранение. Взгляд скользнул по ее шее. Во ВЖИЦ заключенные не носят форму, если не находятся в изоляции. На Ширли был мешковатый хлопчатобумажный тренировочный костюм с низко расстегнутой молнией воротника, так что была видна маленькая пурпурная татуировка на левой груди. Груди были круглые и крепкие, но татуировка – по-видимому, работа местного умельца – вызывала отвращение. И снова Гас попытался не таращиться, хотя в этой мерзости одновременно было и что-то притягательное.

Стук по стеклу заставил его вздрогнуть. Смущенный Гас поднял голову. К уху Ширли была прижата телефонная трубка. Гас поднял свою.

– Вам нравится татуировка? – спросила она.

Он моргнул, смутившись еще больше.

– Простите. Я просто пытался разобрать, что это такое.

– А на что похоже?

– Что-то вроде цветка.

– Неплохая догадка. Это мои гениталии.

– Прошу прощения?

Она наклонилась вперед и ткнула пальцем, предлагая взглянуть поближе, словно на картинку в анатомическом атласе.

– Я знаю, это выглядит немного странно, но картинка точная. Мои малые половые губы здорово превосходят большие. Это называют распустившейся розой.

Гас не знал, что сказать.

– По-моему, я никогда не слышал о таком.

– Я тоже. Пока не оказалась взаперти с семью сотнями других женщин.

Он поморщился, что, похоже, доставило удовольствие Ширли.

– Думаете, я шучу?

– Откровенно говоря, мне наплевать. Я здесь, чтобы найти мою жену.

Ее улыбка стала лукавой.

– Вы меня удивляете. Я думала, раз вы женаты на воровке, то, может быть, питаете слабость к положению заключенных уголовников.

– Откуда вы столько знаете о Бет?

– Как вы собираетесь вытащить меня отсюда? – В пристальном взгляде Ширли не было презрения. Он собиралась просто обсуждать условия.

– Главная проблема в том, что я не могу сделать так, чтобы это произошло сейчас же. По пути сюда я говорил с представителями ФБР. Они не освободят вас из тюрьмы только потому, что вы утверждаете, будто владеете информацией, которая поможет раскрыть преступление.

– Значит, работы у вас непочатый край, верно?

– Да, но вам придется работать вместе со мной. Как и в любой сделке. ФБР надо знать, что они покупают. Следовательно, вам надо показать, что у вас есть.

– У нас сначала выкладывают наличные на комод, а уж потом показывают добычу.

– Это вам не притон. Вы не можете пройти дальше по улице до следующего клиента и заключить сделку получше. У вас лишь один покупатель. И этот покупатель устанавливает правила.

Ширли на мгновение задумалась, однако упрямства в ее взгляде поубавилось. Похоже, она начинала понимать.

– Значит, я рассказываю им, что знаю. Что потом?

– ФБР использует ваши сведения. Если они окажутся верными и помогут найти мою жену, они напишут письмо в комиссию по условно-досрочному освобождению с просьбой принять во внимание ваше сотрудничество на следующих слушаниях по досрочному освобождению.

– И при этом никаких гарантий.

– Нет. Комиссия все равно может отказать.

Она на секунду задумалась, потом ее глаза сузились.

– Ну и пошли они.

– Что?

– Раз они не хотят по-моему, я ничего не скажу.

– Это неразумно.

– Да кто вы такой, чтобы мне указывать?

– Ваш адвокат.

– Потому что я так сказала.

– Я здесь, чтобы помочь вам.

– Вы здесь, чтобы помочь себе.

– Мы оба можем выиграть.

– Мне наплевать. На хрен ФБР. И вас тоже на хрен.

– Речь идет не обо мне и не о ФБР.

– Еще бы, черт побери. Речь идет обо мне.

– Идите к черту, леди. Речь идет о шестилетней малышке, которая скучает по маме.

Их взгляды встретились. Гасу показалось, что в глазах Ширли что-то дрогнуло.

– У вас есть ребенок? – спросила она.

– Ага. Ее зовут Морган.

Ширли притихла.

Гас добавил:

– Знаете, ее переполняют вопросы. Она то хочет знать, почему кто-то увез маму, то хочет знать, почему мама бросила ее. Трудно заставить шестилетнего ребенка понять.

Молчание. Они смотрели друг на друга, прижав к ушам телефонные трубки. Потом Ширли моргнула.

– У меня тоже дочка. Ей четыре.

– Девочки – это здорово.

Ширли кивнула.

– Не часто приходится ее видеть.

– Мне жаль.

– Ага, мне тоже. – Она невесело рассмеялась. – Трудно заставить ее понять, почему мама должна жить здесь.

Гас хотел что-то сказать, но смолчал. Ширли размышляла, что-то взвешивая в уме, возможно, даже мучилась.

Он заметил это в ее взгляде. Через минуту она встряхнулась:

– Вот что я вам скажу, мистер Уитли. Я не буду просто болтать перед вами как дурочка. Однако дам шанс.

– Это все, о чем я прошу.

– Предлагаю сделку. ФБР должно доказать свою честность, убедив меня, что они хотят заключить сделку. Я хочу, чтобы мне здесь предоставили кое-какие преимущества. Если они смогут сделать это, я заговорю. Это покажет, что они добросовестные партнеры.

– Чего вы хотите?

– Снова участвовать в тюремной программе «Второй шанс».

– Это что такое?

– Есть здесь такая специальная программа по подготовке собак-поводырей. Некоторые заключенные могут держать в камерах собак и обучать их. Потом мы отдаем псов инвалидам. Это здорово. Чувствуешь, что делаешь что-то стоящее. Я занималась этим около года. Потом меня вышвырнули.

– За что?

– Позволила одной собаке полизать себя.

Гас смутился.

Ширли добавила:

– Вам лучше не знать где.

– Понимаю.

– Глупо, конечно. Вдруг захотелось попробовать, и сразу же стало противно. К несчастью, меня поймали.

– Мы все делаем глупости.

– В любом случае я хочу снова участвовать в программе. И тут ФБР вполне может продемонстрировать добросовестность. Если они сделают для меня такую мелочь, я буду знать, что они воспринимают мои слова всерьез. Вот тогда и поговорим.

– Вы не можете просто так подвергнуть ФБР испытанию. Вы должны открыть что-то взамен.

– Я же сказала, что не собираюсь болтать даром.

– Просто дайте им какую-то мелочь. Это переговоры, Ширли. Нельзя ожидать, что люди сделают нечто потому, что вы хотите испытать их. Придется торговаться.

Она задумалась.

– Ладно. Дам одну мелочь.

Глаза Гаса вспыхнули.

– Говорите.

– В Якиме есть магазин подержанной одежды. Называется, кстати, тоже «Второй шанс». Там отовариваются много рабочих-мигрантов. Сборщики яблок из Мексики, кое-кто из индейцев.

– Ну и что?

– Проверьте его.

– На предмет?

– Просто проверьте. Проверьте его сами. Всё.

– Что вы хотите сказать этим «всё»?

– Пока это всё, что я скажу. Поможете мне вернуться в программу – расскажу больше. Дадите обязательство смягчить мой приговор – расскажу все целиком. – Ширли наклонилась вперед, изогнув бровь. – Вытащите меня отсюда сегодня и я покажу вам мою распустившуюся розу.

Гас удивленно открыл рот.

– Буду ждать весточки. – Ширли оттолкнулась от стола, нажав кнопку вызова.

Стоявший снаружи охранник открыл дверь. Ширли в последний раз оглянулась на Уитли и исчезла за стальной дверью. Гас собрал вещи и поспешил на поиски телефона.

 

35

В четверг с самого утра агент Хеннинг и ее начальник находились в кабинете Айзека Андервуда. Энди рассказала Лундкуисту о заключенной ВЖИЦ и ее необычных требованиях, и у них сразу же начались разногласия насчет того, как разрабатывать зацепку с магазином одежды. Энди была настроена достаточно решительно, чтобы обратиться напрямую к помощнику ответственного специального агента. Лундкуист отправился к руководству вместе с ней.

Айзек сидел за столом, прямо под тем, что в управлении прозвали «стена зубов и наград». Андервуд заслужил больше поощрительных грамот и похвальных писем, чем любой агент в управлении, и многие из них были выставлены в виде большого коллажа позади его стола. Правда, в самом центре стены торчали зубы – огромные, ощеренные челюсти тигровой акулы, которую Айзек поймал в Индийском океане. Славный парень Андервуд в совершенстве овладел искусством запугивания посетителей.

В это утро Айзек был особенно занят. Формально он считался помощником ответственного специального агента, но руководил сиэтлским отделением с тех пор, как сам ответственный специальный агент ушел на пенсию. Главное управление еще должно было назвать сменщика. Айзек дал Энди десять минут, и ни секундой больше. Просрочишь предоставленное время – и страшные челюсти сомкнутся на голове. Энди говорила быстро, начав ради Айзека с резюме и лишь потом сформулировав вопросы.

– То, что заключенная содержится в государственном исправительном учреждении, – сказала она, – только усложняет положение. Если действовать по правилам, мы должны обратиться в ведомство федерального прокурора, который свяжется с управлением главного прокурора штата, а там скорее всего дело затянут, пока Бет Уитли не умрет от старости. Мне кажется, Гас Уитли прав. Ситуация такова, что у нас нет месяцев, недель или даже дней, чтобы вырабатывать сделку с бюрократией.

Айзек спросил:

– Кто-нибудь обдумывал возможность того, что мы имеем дело со скучающей девкой, которая пристает ко всем просто ради чистого развлечения?

– Тогда откуда она знает о булимии? О воровстве в магазинах?

– Веский довод, – сказал Айзек. – Что ты предлагаешь, Энди?

– Прежде всего, мне нужна твоя помощь. Если историю этой заключенной начнут проверять, понадобится человек на уровне по крайней мере помощника ответственного специального агента, который заставит бюрократов шевелиться.

– Мы можем обсудить это после проверки. Так что выметайся отсюда и иди по следу.

Лундкуист сказал:

– Собственно, из-за этого мы и пришли. У нас разногласия по тому, как проверять этот магазин поношенной одежды.

– Похищением Уитли у вас занимаются три человека. Камень, ножницы, бумага. Проигравший едет в Якиму и крутится там. Хотите, чтобы я принял за вас еще какие-нибудь решения по текущим вопросам?

– Вот тут мы и разошлись, – сказала Энди.

– Прекрасно. В Якиму едет победитель.

Айзек, что называется, уперся рогом. Наверное, из-за вчерашнего вечера и краткого мига на парковке, когда он позволил себе потерять бдительность. «Четко выраженная избыточная компенсация», – подумала Энди.

– Вопрос не в том, кому ехать, – сказана она. – Вопрос в том, как. Не думаю, что было бы разумно врываться в этот магазин, размахивать значками агентов ФБР и задавать вопросы. Судя по всему, мы имеем дело с довольно сообразительным серийным убийцей. И мы не знаем, как он связан с этим магазином.

– Если вообще связан, – раздраженно бросил Лундкуист.

– Да. Но можно испортить все, если заявиться туда в качестве агентов. Здесь нужен более тонкий, творческий подход.

– Довольно шаткая мотивировка для траты денег налогоплательщиков на наблюдение.

Лундкуист самодовольно ухмыльнулся:

– Именно так я и сказал.

– Незачем устраивать наружное наблюдение. Я могу разыграть «сценку». Магазин обслуживает латиноамериканцев и индейцев с низкими доходами. А я наполовину индеанка. Это вполне подходит.

– Что тут такого, Кент?

Лундкуист скривился:

– Потому что я уже вижу, чем это обернется. Она разыграет свою «сценку» во второй половине дня, потом попросит еще день, потом неделю – и так далее. И не успеешь оглянуться, как у нас будет работать группа под прикрытием за, скажем, семьдесят тысяч баксов, а через шесть месяцев мне на голову свалятся ревизоры.

Айзек возвел глаза к потолку:

– Я действительно слышал, как кто-то заявил, будто небеса разверзлись?

– Да брось, Айзек. Ты же знаешь, чем обычно заканчиваются эти «сценки».

– В чем-то вы правы. – Айзек посмотрел в другую сторону. – Ну как, Энди? Можешь ты, глядя мне в лицо, сказать, что закончишь все за полдня?

Энди хотелось бы сказать «да», но она никогда не лгала Айзеку.

– Можно внести предложение?

– Конечно.

– Давайте заранее согласуем предельный срок.

– Сколько?

– Три дня. Если ничего не обнаружится, я возвращаюсь.

Айзек кивнул:

– Звучит разумно. Вы согласны на это, Кент?

Тот на секунду задумался, потом сказал:

– Прекрасно. Три дня.

– Хорошо. – Энди встала и пошла к двери, пока начальство не передумало. – Спасибо, Айзек. Я подберу тебе симпатичную поношенную рубашку или что-то в этом роде.

– Не забудь о Кенте.

– Ах да, – сказала она с тонкой улыбкой. – Я отложу ему что-нибудь на шесть месяцев.

– Три дня! – завопил Лундкуист вслед, но Энди уже была за дверью.

Гас надеялся, что Энди быстро отзовется, но день тянулся, он снова и снова проигрывал в уме телефонный разговор накануне вечером и больше не был уверен, что агент Хеннинг вообще позвонит ему. Она сказала, что сделает все возможное, чтобы договориться с Ширли, если ее подсказка что-нибудь даст. Оставалось предположить, что ничего не получилось.

В тот день Гас сам забрал дочь из школы и по дороге домой попытался проверить вчерашнее подозрение Карлы – что кто-то донимает Морган. Он задавал общие вопросы. Как школа? Все ли в порядке с друзьями? Машина была и лучшим, и худшим местом для такого рода бесед. Девочка не могла сбежать, но поскольку ехала она, как и положено ребенку, на заднем сиденье, Гас не мог видеть ее лица или обратить внимание на язык тела. Не добившись ничего определенного, он решил пока оставить скользкую тему. Не хотелось задавать неудобные вопросы и одновременно пытаться уловить реакцию дочери в зеркале заднего обзора.

Домой они вернулись к трем. Морган пошла к себе. Гас проверил автоответчики на кухне и в кабинете. Ничего.

Выждав несколько минут, Гас заглянул к дочери. Дверь была приоткрыта – вполне достаточно, чтобы видеть всю комнату. Морган сидела на полу, скрестив ноги, спиной к двери. Телевизор был включен. Гас смотрел на ее затылок, тонкую шейку, хрупкие плечи и, как никогда прежде, понимал, до какой степени она еще малышка. Потом он посмотрел на экран. Его внимание привлек скорее звук, чем картинка. Морган смотрела старую видеокассету. Очень старую. Она называлась «Еще детские песенки». Гас помнил эту кассету, потому что когда-то Морган гоняла ее все время. Ей как раз исполнилось два года, и она только что научилась пользоваться видеомагнитофоном. Это был своего рода семейный анекдот, но в двадцать шесть месяцев Морган умела обращаться с ним лучше, чем родители. «Еще детские песенки» была ее любимой кассетой, а излюбленной песенкой оставалась та, которой ее научила Бет. Именно тогда Бет решила снова начать работать в гостинице. Песенка была о работающей матери, которая оставляет дочку на день в детском саду. Дочка плачет, когда мама уходит, но песенка учит ее не плакать: «Потому что мама вернется. Она всегда возвращается. Она всегда возвращается и забирает меня».

Морган дрожащим голосом подпевала. Гас стоял у двери, смотрел, и сердце его разрывалось.

«Потому что мама вернется. Она всегда возвращается. Она никогда не забудет меня».

Гасу хотелось подойти, схватить дочь в объятия, крепко-крепко прижать к себе и сказать, что мама обязательно вернется. Но тогда Морган увидит сомнение в его глазах, его неуверенность. Так будет только хуже. Пока что дочери лучше без него. Ей лучше с ее видеозаписями, ее песенками и воспоминаниями о твердом обещании матери.

Внезапно Гаса охватил озноб, а потом вдруг стало тепло и спокойно, словно сама мысль о данном Бет обещании стерла все сомнения в ее возвращении. Потом ему пришло в голову, что в их семье обещания всегда нарушал он, а не Бет.

Гас смотрел еще мгновение, потом повернулся и ушел – чуть больше печалясь и, однако, одновременно чуть больше надеясь.

 

36

Вообще-то он направлялся на юг, но ехал зигзагом через Орегон. Не нацеливался на какое-то определенное место – главное, ехать на юг от места последней выгрузки отходов. За последние три дня он двигался из города в город, из отеля в отель, от универмага к универмагу. Он был маниакально педантичен в составлении планов, но всегда оставался реалистом. Подбор следующей жертвы неизбежно включал определенную долю везения.

«Ты везучий», – подумал он, роясь в сумочке свеженамеченной жертвы. Он украл ее вчера, когда пошел за женщиной после работы в переполненный по случаю вечерних скидок бар. Только что сумочка лежала на высоком табурете рядом с хозяйкой, а через секунду ее уже нет. Однако он не сбежал, а остался поблизости, чтобы проверить реакцию избранницы. Мгновение паники, лихорадочные поиски, понимание, что сумочка исчезла. Он многое мог сказать о женщине по тому, как она реагирует на мелкое происшествие вроде украденной сумочки. Рассердилась она или просто расплакалась. Боец она или легкая добыча.

С этой будет так легко.

А еще она очень подходила. Правильный возраст, сложение, цвет глаз и волос тот же самый. Даже рост точно соответствовал, если верить водительским правам. Она не работала в отеле, как остальные, но становилось, черт побери, слишком трудно подбирать их так тщательно. Он, конечно, пренебрег некоторыми мелочами, ведь главным было время.

Одетый в черное, он ждал с восточной стороны ее дома, спрятавшись между мусорными урнами. Низко нависающие сосновые ветви закрывали лунный свет и скрывали мужчину в темноте. Густая полоса вечнозеленых кустарников тянулась от забора к дому, по-видимому, чтобы спрятать помойку. Идеальное укрытие. Сквозь ветки он видел подъездную дорожку – пока пустую. Она уже должна была бы приехать, но опаздывала… или по крайней мере задерживалась дольше, чем вчера, когда он ее выслеживал.

Постепенно холодало. Он видел пар, идущий изо рта. Температура приближалась к точке замерзания, и резиновые перчатки становились жесткими. Наконец – как раз пробило девять – появилась ее машина. Погасли фары. Она вышла из автомобиля, захлопнула дверцу и направилась по дорожке с ключом в руке. От одного ее вида у него заколотилось сердце. Он мог бы наброситься на нее прямо сейчас, но это был бы ненужный риск. Женщины всегда настороже, когда идут от машины к парадной двери. Лучше подождать, пока она окажется в доме, успокоившаяся и потерявшая бдительность, совершенно не подозревающая об убийце за дверью.

Она явно нервничала, поднимаясь на крыльцо. Он знал, что замки заменены – попробовал ключ из украденной сумочки. Дрожащей рукой она вставила в новый замок новый ключ. Всю эту дрожь, возможно, вызывал холодный вечер весенний воздух, да только на ней были тяжелое зимнее пальто и теплая вязаная шапка. Вероятнее всего, вчерашняя пропажа сумочки вызвала у нее паранойю. Возможно, ей казалось, что в кустах под окнами спальни прячется человек с ножом.

Ну и воображение.

Наконец она открыла дверь и исчезла в доме. По зажигающимся одно за другим окнам он проследил ее путь из холла в гостиную, по главному коридору и в дальнюю спальню. Он встал на колени за окном и заглянул внутрь. Шторы подняты на полдюйма над подоконником – как раз достаточно, чтобы видеть, что происходит внутри. Она сидела на краю постели, из-за штор он видел ее только ниже пояса. А пока и этого вида вполне хватало. Она сбросила туфли. Упала на пол юбка. Она стянула с длинных ног прозрачные колготки. На секунду они собрались на икрах. Замечательные мышцы. Наверняка бегает трусцой или, может, занимается танцами. Она отбросила колготки и подошла к большому, во весь рост, зеркалу.

Теперь он видел все ее тело, ее лицо, волосы. Волосы!

Брюнетка исчезла. Она покрасилась. Мать твою!

Три дня подготовки и планирования насмарку. Сначала он рассердился, потом понял, что это его рук дело. Проявление огромной силы, которой он обладает. Реклама выполнила свою задачу. Еще одна женщина, напуганная сообщениями о серийном убийце, который нападает на брюнеток за тридцать и который, во-видимому, двигается из Сиэтла на юг. Интересно, сколько еще женщин отреагировали так же и теперь гонимы страхом? Хотя вот эту кража сумочки, возможно, загнала за край…

Он смотрел, как она надевает халат и любуется новым цветом волос в зеркале. Его охватило искушение не отступать – просто от гнева. В конце концов, последняя тоже подходила не идеально Потом включилось вдохновение. Он мог бы убить ее и покрасить волосы обратно в роскошный каштановый оттенок, какими они были раньше. Это показало бы, что никто не в безопасности. Если ты не совсем похожа, убийца переделает тебя. Блондинки и рыжие больше не неуязвимы. За краской больше не спрятаться.

Нет, глупая идея – красить волосы на мертвом теле. В сущности, он и так почти потерял интерес к этой женщине. Эти самонадеянные эксперты-профилеры, возможно, скажут, что у него какая-нибудь фаза обдумывания. Они заявят, что он слишком удовлетворился последней, чтобы возбудиться от следующей. ФБР считало, что все серийные убийцы на свете впадают после убийства в спячку и им нужно время, чтобы восстановиться перед следующим ударом. Для некоторых это справедливо. Некоторые спят помногу дней. Правда, он не таков.

У «сонь» нет его энергии.

Бесшумно, так же незаметно, как и пришел, он скользнул прочь от дома. Его уход не поражение. Отсутствие энтузиазма не имеет ничего общего с расчетом времени. И даже не окраска волос разрушила возбуждение. По существу, ему просто начала надоедать эта схема. После трех внешне похожих мертвых женщин надо бы уже четко знать: Бет Уитли за него? Или против?