Было два часа ночи. Джек сидел в одиночестве за кухонным столом в пижаме, которую подарила ему теща на Рождество. Пижама была не однотонная, в дурацкий мелкий цветочек. Такого рода одеяние хранится обычно в ящике комода, пока не начнется старческий маразм – только тогда извлекают его на свет божий и начинают носить. Но всякий раз, находясь в доме миссис Пейдж, Джек надевал эту пижаму: старался доставить теще удовольствие, продемонстрировать, какой хороший у нее зять.
Со времени «инцидента» – именно так они это называли – Джек с Синди жили в доме миссис Пейдж в Пайнкресте. Временно, пока не найдут себе квартиру. О возвращении в свой дом не могло быть и речи, и Джек опасался, что теперь даже самому бойкому и говорливому риелтору продать его будет трудно. А вот здесь, миссис и мистер Покупатели, находится просторная ванная, которую прежние владельцы выкрасили в весьма оригинальный и жизнерадостный красный цвет, чтобы замаскировать брызги крови на стенах.
Свет уличного фонаря проник в комнату сквозь шторы, отбросив на все предметы слабое сияние. На запотевшем стакане холодной воды мерцали капельки влаги. Краешком сознания Джек силился отгадать извечную загадку: стакан пустой или полный наполовину? – щурясь, поднес к глазам.
Ну вот, черт побери. Пустой.
Накануне днем письмо было отправлено прокурору, в нем подробно пересказывался разговор с Джесси в ночь накануне убийства. Джек трудился несколько часов и даже прибегнул к помощи Розы, чтобы придать каждой фразе послания убедительность и отточенность. Она твердо стояла на своем, была убеждена, что письмо – единственно правильный ход. Сам же Джек вовсе не испытывал такой уверенности и терзался всю ночь без сна. Письменное признание прокурору штата в том, что он был обманут собственной клиенткой, вряд ли упрочит его положение среди коллег-адвокатов.
– Ну как ты тут?
Он обернулся и увидел Синди. Как он ни старался, но все же, видно, разбудил ее, поднимаясь с узкой кровати, на которой они спали.
– Просто не спалось, – ответил он.
– Мне тоже. Вот и подумала: чем лежать без сна, просмотрю-ка лучше еще раз раздел объявлений о найме и сдаче квартир.
– Неплохая идея.
Она наклонилась и начала шарить в корзине для бумаг в поисках вчерашней газеты. Потом подняла на него глаза и спросила:
– Все еще думаешь о том письме, что отправил прокурору?
– Откуда знаешь?
– Я знаю тебя.
Он отвел взгляд.
– Чувствую себя учеником, которого оставил в классе после уроков учитель. И велел пятьсот раз написать на доске: «Я – тупица».
– Никакой ты не тупица. Ты самый лучший, самый блестящий адвокат, которого я знаю.
– Самые умные таких глупостей не совершают.
– У тебя не было выбора. Это письмо – единственный шанс привлечь внимание прокурора к инвесторам.
– Глупость не в том, что я написал это письмо. Я был дураком, что позволил Джесси одурачить меня.
Она перестала искать газету и уселась в кресло рядом с мужем. И смотрела на него встревоженно.
– Но врач Джесси считается самым лучшим и опытным невропатологом в Майами. Разве можно заподозрить его в том, что он специально поставил неверный диагноз и помог тем самым одурачить инвесторов?
– Мне то и дело приходилось сталкиваться с умными ворами. Просто я пошел на поводу у Джесси. Поверил в ее болезнь, сочувствовал. Вот и расслабился.
– Да, конечно. Даже мне было жаль эту женщину. Разве я сама не говорила тебе: «Займись ее делом. И не важно, что она некогда была твоей подружкой»? Помнишь?
– История совершенно подкосила меня.
– Меня тоже. Особенно врач. Чем больше думаю об этом, тем меньше понимаю, как это доктор Марш решился рискнуть своей карьерой и добрым именем.
– Деньги, – заметил после паузы Джек. – Я сталкивался с врачами, которые больше всего на свете любят золото.
– А мне кажется, дело не только в них. Есть что-то еще, чего мы пока не понимаем.
Он мог бы поделиться с ней и другими соображениями, в частности о том, каким талантом убеждения обладала Джесси, но не стал.
– Давай не думать. Как ты сама?
– В порядке.
Отвечая, она отвела взгляд. Он взял ее за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.
– Что случилось?
– У меня месячные, – тихо ответила она.
Джек старался не показать своего разочарования.
– Ничего страшного. Будем пытаться дальше.
– Мы год стараемся, нет, одиннадцать месяцев.
– Неужели так долго?
– Да. А я никак не могу забеременеть.
– Попробуем в следующий раз без обручальных колец? Говорят, помогает.
Она пыталась изобразить улыбку, но не получилось. Какая-то мысль не давала ей покоя.
– Тебя это беспокоит, да, милая?
– Да, очень.
– Возможно, здесь моя вина.
– Нет, не твоя.
– Но откуда тебе знать?
– Просто знаю, и все.
Он вовсе не был уверен, что она знает. Одно было ясно: такие разговоры только ее расстраивают.
– Но мы еще не пробовали других вариантов.
– Знаю. И потом, можно усыновить ребенка. Но я даже думать об этом боюсь.
– Почему?
– Из-за тех отношений, которые были у тебя с мачехой, – помедлив, ответила она.
– Ну, это совсем другое.
– Не вижу особой разницы. Ведь твоя мама умерла, когда ты был еще младенцем. Агнес растила и воспитывала тебя с младенчества.
– Тот факт, что мы с Агнес так и не стали по-настоящему близкими людьми, вовсе не связан с тем, что она не доводилась мне биологической матерью. Отец так торопился подобрать мне маму, что женился на первой попавшейся женщине. А потом вдруг выяснилось, что она пьяница.
Синди взяла его за руку. Пальцы их переплелись.
– А ты часто думал о своей настоящей маме?
– Нет, урывками. Иногда мне было любопытно знать, какой она была, иногда не думал вовсе. К счастью, у меня была абуэла, она рассказывала мне о маме.
– А тебя не страшит сам факт усыновления? Ну, что частью нашей жизни вдруг станет какое-то загадочное и чуждое существо?
– Нет. Рядом с ним не будет бабушки, которая рассказывала бы ему о биологической матери.
– Нет, я не о ребенке. Я о том, какой была его настоящая мать.
– Но миллионы пар усыновляют чужих детей, и это их не смущает.
– Не думаю, что всем этим людям доводилось сталкиваться с тем, через что прошла я.
– С чем же это?
– Ну, с ощущением присутствия… кого-то рядом.
Джек знал: она говорит о своем отце. Он опасался, что смерть Джесси отрицательно сказалась на жене.
– Так вот почему ты проснулась! Тебе снова приснился отец?
– Нет.
– Уверена?
– Перестань. Не хочу говорить об этом. Прости.
– Тебе незачем просить прощения. Это… происшествие выбило из колеи нас обоих. И если тебе хочется поговорить о нем со мной или с кем-то еще, даже с психоаналитиком, не стесняйся.
Она долго молчала, затем взглянула на него:
– Вообще-то я хотела показать тебе кое-что.
– Что?
– Подожди.
Она поднялась и прошла через темный холл во вторую спальню, где временно оборудовала себе нечто вроде кабинета. Через минуту вернулась, положила перед Джеком на стол фотографию размером десять на двенадцать и сказала:
– Пару недель назад снимала в саду маленькую девочку с собакой. Извела несколько кассет с пленкой.
Джек долго разглядывал фотографию, потом пожал плечами и заметил:
– Очень симпатичный снимок.
– Взгляни на нижний правый угол. Ничего не замечаешь?
Он всмотрелся.
– Что именно?
– Смотри, вот здесь. Похоже на тень, верно? Словно кто-то стоит у меня за спиной.
Джек снова всмотрелся и сказал:
– Не вижу никакой тени.
– Неужели не видишь? Вот здесь, здесь!
– Ну, просто этот угол темнее, чем вся остальная фотография. Но на тень человека, по-моему, не похоже. А там с тобой кто-то был?
– Не было никого. В том-то и дело. Только я, эта девочка и собака. Но у меня было чувство, будто кто-то стоит за спиной.
– Синди, ну что ты!.. – укоризненно протянул он.
– Нет, это правда! Я пошла в студию, проявила снимки и увидела это.
– Что увидела?
– Силуэт.
– Да это просто темное пятно.
– Нет, это человек.
– Синди…
– Послушай, я не сумасшедшая. Сначала я сама подумала, что сошла с ума. Вспоминала свои сны и эту тень на фотографии. И начала думать, что… Нет, я не знала что и думать! Но потом, после того, что случилось с Джесси, картина начала проясняться.
– Что именно?
Она помедлила, затем нехотя выдавила:
– Возможно, кто-то преследует меня.
– Что?!
– Джесси рассказывала тебе о бандитах. Ну, о тех инвесторах, что угрожали убить ее. Так?
– Да.
– Что, если эти самые бандиты считают, будто это ты, ее адвокат, помог обдурить их? Они и тебе могут отомстить. Возможно, они… преследуют нас обоих.
– Да никто нас не преследует.
– Тогда откуда эта тень на снимке?
– Я ее не вижу, честное слово.
Глаза ее затуманились. Она долго смотрела на фотографию, потом снова взглянула на мужа.
– Ты и правда ничего не видишь?
Джек покачал головой.
– Если хочешь, можем попросить взглянуть на этот снимок другого фотографа. Заплатим ему. И посмотрим, убедит ли тебя суждение профессионала.
– Нет.
– Ты уверена, что не хочешь?
– Уверена. Ты прав. Там ничего нет.
Джека удивила такая резкая перемена в настроении жены.
– Ничего нет?..
Она отрицательно помотала головой.
– Мне показалось. Сегодня вечером я вновь рассматривала снимок и уже не уверена. Ты меня убедил. Я вижу вещи, которых не существует. – Она усмехнулась и добавила: – Наверное, крыша поехала.
– То, что недавно случилось с нами, способно свести с ума кого угодно.
Она придвинулась поближе, словно ища защиты. Джек нежно обнял ее и сказал:
– Все будет хорошо.
– Обещаешь?
– У каждого свои страхи. Порой воображение играет с людьми самые злые шутки.
– Расскажи мне об этом.
– Все пройдет. Поверь мне. И мы будем жить просто замечательно.
– Знаю. Но сегодня было как-то особенно трудно. Весь день…
– А что случилось?
– Да ничего особенного. Только…
– Что?
– После того как у нас в доме случился этот кошмар, я пыталась убедить себя, что Бог приготовил нам в качестве компенсации что-то очень хорошее. Поэтому так расстроилась, узнав, что не беременна.
– Что-то хорошее он непременно приготовил. Мы даже не обсуждали другие варианты. Всякие там таблетки для зачатия, искусственное оплодотворение и прочее.
Она ответила слабой улыбкой.
– Что ты? – спросил он.
– Представила картину. Ты сидишь в отдельной комнатке рядом с приемной врача, листаешь журнал с грязными картинками…
– Совсем все не так.
– А как, по-твоему, упрямец? Как, считаешь, они будут брать у тебя сперму?
– Не знаю. Мне всегда казалось, что именно поэтому медсестры носят резиновые перчатки.
– Извращенец, – сказала она и игриво ткнула его кулачком.
Она снова обнял ее.
– Иди ко мне.
Она устроилась в его объятиях поудобнее, прижалась щекой к плечу и сказала:
– Ребенок… Что за мысль!
– Наш ребенок, – поправил ее Джек. – Что еще более удивительно.
– Так ты готов?
– Нет, черт побери. А ты?
– Ну, ясное дело, нет.
– Вот и отлично, – пробормотал Джек. – Почему мы должны отличаться от всех остальных?
Она рассеянно улыбнулась. Голос был еле слышен, точно замирал где-то вдали.
– Ах, если б мы только могли чуть больше походить на всех остальных!..
Джек не знал, что ответить, просто крепче обнял жену. Через минуту-другую она начала тихонько раскачиваться в его объятиях. А потом еле слышно запела колыбельную:
– Спи, малыш, усни.
Джек мысленно подпевал ей, но вдруг она умолкла на полуслове, холодно и резко – так умирают последние надежды и мечты. Он напрасно ждал, что Синди продолжит песенку.
Так они и сидели, крепко обнявшись, не произнося ни единого слова, и не решались разжать руки.