На следующее утро личный состав полиции Амьена построился во внутреннем дворе.

Речь держал интендант полиции де Романген. Вначале было объявлено об увольнении Робера и его двоих подчиненных, как дискредис… дискредиф…, о Господи, с похмелья и не выговоришь. В общем, опозоривших славную полицию славного города.

Далее неожиданное — с этого дня, в соответствии с последними веяниями, амьенская полиция, как это уже произошло во многих других регионах Галлии, переходила на армейскую систему прохождения службы — вводились звания, за которые будут доплачивать, и соответствующие нарукавные шевроны. В перспективе ожидалось введение формы, разумеется, оригинального черного цвета, но это потом, если в казне деньги найдутся. Список присвоенных званий вывешен в коридоре, все, разойдись! Боже, ну зачем же я вчера столько выпил.

Полицейские ломанулись к спискам. Возгласы восторга, удивления, подначки — каждому интересно, как к нему теперь обращаться будут. Одно дело — эй ты, патрульный, и совсем другое — господин полицейский, а то и капрал. Приятно, черт возьми.

В конце концов все разошлись и у списка остался только Ажан, не понимающий — а он-то где.

— Ищешь себя? — Жан не заметил, как к нему подошел Гурвиль.

— Да. И еще Вас. И все неудачно.

— Все правильно. Мне только что звание утвердили — майор полиции, с Вашего разрешения.

Вот это да! Непрост, ох непрост оказался этот господин. Впрочем, простаком он никогда и не выглядел.

— А ты, мой друг, отныне сержант и заместитель командира патрульной группы Зеленого квартала. Извини, но унтер-офицера в полиции не предусмотрели — или сержант, или сразу лейтенант. Я долги плачу, как видишь. Отныне все патрули этого чудного района в твоем ведении — доволен?

— Пока не знаю. Зеленый квартал — не городской рынок, там не мелких воришек ловить придется. — Жан в легкой растерянности почесал затылок. — Я же службы не знаю. Дай Бог, командир поможет, но все равно нужно время. Район изучить, маршруты патрулей, инструкции, законы, в конце концов. А где все это?

— Не волнуйся, командир у тебя мужчина серьезный, знающий, поможет, подскажет, не робей! — майор ободряюще хлопнул его по плечу.

Ясно, что пора уходить, но один невыясненный вопрос сидел занозой.

— Простите, господин Гурвиль, а Вы кто?

— Личный помощник интенданта. Легче стало?

— А…

— А остальное узнаешь в свое время. Да, я у дежурного основные инструкции оставил, для тебя специально, бери, учись. Все, удачи, сержант полиции! — с этими словами Гурвиль развернулся и быстрым шагом пошел к выкрашенной красной краской обшарпанной двери, что вела к его неприметному кабинету.

И то верно, времени мало, а изучить, как оказалось, надо много. Что Ренессанс, что капитализм, что социализм — полиция живет по инструкциям, которых всегда море, и не дай Бог их не запомнить. Горят служивые везде одинаково, причем, что примечательно, на мелочах.

Утром, с красными от недосыпа и ночного чтения глазами, Жан стоял рядом с новым начальником — лейтенантом Маршандом.

Однако, майор и лейтенант, Гурвиль и Маршанд, ни тот, ни другой не дворяне. Значит, возможность для карьеры есть! Кажется, господин Ажан, Вы попали куда надо, теперь только бы удержаться, закрепиться на новом месте.

Развод Маршанд провел толково, хотя, на взгляд Жана, и несколько сумбурно, без привычной ему армейской четкости. Но и полицейские напоминали лишь слегка организованную толпу — стояли как кому удобно. Правда, слушали внимательно. И в заключение:

— Прошу знакомиться с моим новым заместителем сержантом Ажаном.

Жан встал перед этим подобием строя:

— Представляюсь. Сержант полиции Ажан, двадцать лет, из них пять провел в армии, имею боевой опыт. Последнее место службы — гарнизон крепости Сен-Беа в Пиренеях. Уволился в звании унтер-офицера. Вопросы?

Вопросов не было — слишком красноречиво смотрелись седина в волосах и шрам на пол-лица у двадцатилетнего парня.

В этот день Жан был направлен с патрулем, командир которого долго размышлял, чем он не угодил Маршанду. В самом деле — если этот новый начальник с ними, то он и старший. А как старшим может быть желторотый цыплёнок? Здесь не армия, другие нужны знания, опыт, да просто реакции. Если нападают на военного — он убивает, а вот если на полицейского? Тогда убивать только в крайнем случае, когда других вариантов не остается. А нападают нередко и, что характерно, неожиданно. Особенно в Зеленом квартале. Здесь благородных нет, они здесь не выживают.

Эти простые истины капрал Вида и растолковывал руководящему новичку весь день и при любой возможности. Но и дело свое делал. За время дежурства на улицах Зеленого квартала, больше похожих на узкие и кривые смердящие помойки, было найдено три трупа — два мужских, с ножевыми ранами, и один женский — бедняжке незатейливо сломали шею. Нашли телегу, отвезли на кладбище, где местные рыцари лопаты их привычно закопали. Выяснять кого закопали, а тем более искать убийц? Это Вы, господин сержант, что-то странное придумали. Правосудие? Закон? Да где Вы слов таких странных набрались? Главное, такого при местных не скажите — обидятся.

Впрочем, если хотите — давайте поспрашиваем. Вон видите, местный кабак, очаг так сказать цивилизации — девка наверняка там клиентов цепляла. Труп, он ведь теплый был, свеженький, рядом валя… ну хорошо, хорошо, лежал. Не видеть, что тут произошло, посетители не мокли… Попробуйте поспрашивать. Попробовали? Довольны? Так привыкайте — в этих благословенных местах свидетели не водятся. Воры, убийцы, проститутки, нищие всех мастей — этих полно, а свидетелей нет, и не было никогда.

А полиция зачем? Положено. Раз есть район, в нем должна быть полиция. Вот мы идем и все тихо. Вы крики-вопли слышите? Нет? Правильно, когда мы рядом, людей не грабят и не режут, тем и успокаивайтесь.

В этот момент тишину прорезал детский вопль:

— Убили!!! — и страшный, тягучий крик, на одной ноте, без слов и перерывов, казалось, он был бесконечным.

Бросились на него. Через квартал увидели лежащего на земле мужчину, рядом с которым на коленях стояла девчушка лет десяти. Сил кричать у нее уже не было, она лишь открывала рот, из которого вылетало глухое сипение.

Жан привычно проверил пульс — глухо. Два удара сзади — в правую почку и сердце, убийца знал свое дело.

— Кривой Жак, — опознал труп капрал, — вот, значит, как с тобой вопрос решили.

— Ты что-то знаешь?

— Давай потом, не при девчонке. Эй, ребята, — скомандовал он патрульным. — труп отвезти, как обычно, потом, в полицию встретимся там. А мы с господином, сержантом в приют. Пойдем, малышка, нам, надо, идти, папе уже ничем не поможешь, а тебе дальше жить. — Капрал мягко, обнял девчушку за плечи и повел с собой.

Во, время этого, разговора Ажан работал. Труп теплый, окоченения нет, трупных пятен нет. — убили недавно, но кто? Капрал прав, искать свидетелей бесполезно, по, крайней мере сейчас — все хотят жить, на глазах соседей никто, ничего, не скажет. Следы? Посмотрим.

Да, следы есть. Человек стоял, прислонившись к углу дома, ждал. Сколько? Увы, Жан, ты не Шерлок Холмс, определить не сумеешь, но ждал явно. — топтался, переминался с ноги на ногу, а затем пробежал два шага и ударил. След… черт, линейки нет, гипса, чтобы сделать слепок, тоже нет, ничего, нет, выкручивайся, как хочешь.

Так, длина следа — ладонь вдоль и ладонь поперек, потом, замерим, сколько, это. Подошва сплошная, без каблуков, грубо, прошита по, краю, пожалуй, все. Нет, стежки на, подошвах можно, привязать к оси следа, пожалуй, это примета.

Если убийца не сменит обувь, можно, будет доказать. Но это если поймаем, так что рассиживаться некогда.

— Ребята, подойдите сюда. Запомните — длина следов — полторы моих ладони, ширина — правая ладонь поперек и мизинец, видите? Если провести ось по центру, правый след — верх — середина стежка, низ — между стежками, левый — наоборот. Количество, стежков… на правом, — неясно, а на левом… сосчитать и запомнить. Капрал — один с тобой, один со мной, постарайся успокоить ребенка. А мы — вперед!

Идти по, следам, было, легко. В уличной грязи они отпечатались отлично..

Вот убийца свернул в переулок, вот зашел в дом… аккуратно… никого, нет… так… ага, зашел в эту дверь, вышел, даст Бог нас не заметили, ну тут как повезет. Дальше за ним… Черт, вышел в чистый квартал. Зачем? Живет, он здесь? Если да, то, дело, дрянь, но, если нет. — или к девкам, или в трактир. Плохо, господин полицейский, не знаете Вы города Ну, на негритянское счастье, зайдем в ближайший. «Перед плахой» — интересное название, хозяин, поди, тот еще весельчак.

Ажан вошел в полутемный зал, окинул взглядом, публику… Вроде ничего, особенного, простые небогатые люди, хотя и не отбросы, какие околачиваются обычно, в Зеленом, квартале. Едят, выпивают, все молча, спокойно.

Трактирщик, здоровенный мужик с пудовыми кулаками, стоит за стойкой, рядом, еще один шкафообразный, видимо, вышибала Ну да мы сюда не драться зашли.

— Хозяин?

Следует угрюмый кивок.

— Нашивки видишь?

Еще один кивок, громила явно, неразговорчив.

— Кто, зашел сюда в течение получаса?

Палец аккуратно, чтобы не видели посетители, указывает, направление, взгляд туда… и Жан едва успел увернуться от, брошенной бутылки.

Грохот, перевернутого стола, перегородившего проход, стук подошв и серая неприметная личность выбегает, на улицу. Пока Жан добрался до выхода — беглеца и след простыл.

Ну и ладно, отпечатки пальцев на бутылке и посуде остались, следы подошв вроде бы соответствуют… с закреплением следов проблемы, ну да ничего, первый блин все-таки.

Хозяин, правда, знакомство с душегубом отрицал во всю мощь своих легких, даже пригласил Ажана в свой кабинет, якобы для составления бумаги. А сам предложил пару экю, в подтверждение своих слов. Когда Жан вправил ему челюсть, проникшийся духом правосудия трактирщик сказал, что жизнь ему дорога как память о любимой теще, а потому никакого. Почку он знать не знает и даже никогда не видел!

— Почему Почка?

— Любит ножом в почку бить, говорит — удобно и надежно, сволочь.

Розыск по горячим следам, не слишком результативный, но и не совсем напрасный, занял минут, пятнадцать, после чего Жан вернулся на место преступления.

— Все, капрал, показывай, куда идти.

Приют для девочек-сирот оказался на другом конце города, рядом с женским монастырем. За всю дорогу никто не проронил ни слова — Жан растерялся и просто не знал, что сказать ребенку, а Вида наоборот — знал, что сейчас лучше не говорить ничего, — девочка из Зеленого квартала не привыкла к утешениям.

Она молчала по дороге, молчала, когда оформляли документы и передавали монахине, видимо, воспитательнице приюта, молчала, когда они уходили.

— Так что ты знаешь? — на обратном пути Жан повторил вопрос.

— Кривой Жак, у него с детства один глаз выбит, — подрался с кем-то. Хороший мужик был — не убивал, не грабил. Так, на стреме постоять, краденое перегрузить, труп спрятать, на подхвате, одним словом. Жену у него дворянчики молодые убили. Она красивая была, самая красивая из здешних шлюх, только богатых ублажала. Однажды ее двое молодых повес, из благородных, подцепили, да только просто использовать им скучно стало вот и начали… — капрал с отвращением сплюнул, — в общем, когда ее нашли, тело, все в порезах да ожогах было, во всех местах. Вот тогда Жак и того, отплатил, в общем, только, этот грех на нем и был. А потом, все — для дочери работал. На весь квартал клялся, что она у него, шлюхой не будет, хорошего ей мужа найдет. Да вон как все получилось.

— А что за вопрос? Ты сказал — с ним вопрос решили.

— А, это… — взгляд капрала стал злым, жестким. — Это то, за что я нашу работу ненавижу. Все знаем, а сделать ничего, не можем. Любопытно, тебе? Так слушай. Ты думаешь, те двое хлыщей оригиналы большие были? Так вот нет. В нашем добром. Амьене есть народ и позаковыристей — любят, сволочи, девочек, да таких, у кого еще и крови не было. Чего, глаза отводишь? Ты теперь в полиции, привыкай, мы не ювелиры, не с золотом работаем. И, кстати, ничего, такого, в этом нет, по крайней мере, веселый дом, где этим промышляют; он и не прячется особо, я его тебе потом покажу, можешь сходить, раз… э-э-э не надо на меня так смотреть, извини, ну дурак я, ну правда, прости — глупость, нет, гадость сказал, разозлился, понимаешь.

— Так вот, — продолжил Вида, — в прошлое дежурство, слышал я, что к нему из того дома подходили, предлагали дочь продать. Потом еле ноги унесли, да видать от своего не отступились. Это хорошо, мы рядом оказались. А не было, бы нас? Куда ей деваться, кому она нужна? И тут подошел бы добрый дядя или тетя, приголубили бы, предложили уют и тепло, и работала бы девчонка, никуда не делась. Не она первая, не она последняя.