Вторую неделю я, находясь в ФРГ, занимался приёмом документации покупных деталей. Сидя за столом напротив главного конструктора, я был занят документацией стандартных деталей: крепежей, уплотнений, фланцев, трубопроводов… Выводы сводились к тому, что многие детали придётся разрабатывать самим…

Вошла секретарь, принесла кофе. Мы отложили наши дела в сторону, стали пить кофе. Я попросил секретаря, чтобы она принесла телефонный справочник.

– Домой хочешь позвонить? – спросил меня Дибовский, главный конструктор фирмы.

– Нет, сюда, – ответил я.

– А кому ты хочешь позвонить? Знакомым? У тебя есть здесь знакомые? – спросил меня он.

– Да, есть у меня знакомые здесь в ФРГ.

– Иммигранты?

– Нет, коренные немцы.

– А где ты познакомился с немцами? – спросил он с удивлением.

– Ещё в Индии познакомился.

– В Индии?

– Да, я там пробыл пять лет, а эта семья – они работали в миссионерском госпитале и у жены принимали роды. У меня тогда вторая дочь родилась…

…Это было в Индии. Мы ждали появления второго ребёнка, но проблема была в том, что рожать было негде. Естественно, там, где мы жили, был госпиталь, но это даже и назвать госпиталем было бы неправильно. Один доктор на посёлок, антисанитария, никаких должных условий… Вариантов мы видели два: либо ехать в Калькутту, либо домой в Союз.

Инженер мне тогда и сказал, что в 150-ти километрах есть небольшой городок, где расположен госпиталь христианской миссии, а в этом госпитале работают врачи из ФРГ.

В 1974 году ФРГ являлась идеологическим противником Советского Союза. Прежде чем выйти на контакт с людьми из ФРГ, необходимо было согласовать это хотя бы с торгпредством. Я съездил и получил разрешение. Торгпред сказал, что это наше личное дело, где рожать.

Мы с женой поехали в этот миссионерский госпиталь. Там мы познакомились с семьёй Винклеров: муж, жена, трое детей – самой младшей полтора годика, средней пять, а старшему семь лет. Хеда, Ренхард и Арнэ. Немку звали Карина, а хозяина дома звали Эхарт Винклер. Они и были врачами в этом госпитале. Она педиатр, а он хирург и начальник госпиталя.

Карина нас радостно встретила, выделила две комнаты. Госпиталь оказался хорошо оборудованным, причём оборудование было из ФРГ. Когда мы туда приехали, предварительно позвонив, всё было уже готово. Поселились мы прямо у них в двухэтажном доме с балконами вокруг. В доме были слуги, которые готовили еду, убирали, следили за детьми.

За ужином Эхарт рассказал, что недавно получил новый рентген-аппарат, но работать на нём совершенно невозможно.

– А что с ним такое? – поинтересовался я.

– Трансформатор так нагревается за пять минут, что на нём яичницу можно жарить, – ответил Эхарт.

– Хорошо, я завтра посмотрю. Может, неправильно подключили напряжение? Может вместо 220 дали 380?

– Нет, там всё правильно подключили, – вздохнул Эхарт.

Утром я пришёл взглянуть на этот трансформатор. Подключён он был правильно, но только я его включил, как почувствовал, что железо быстро нагревается. Я отключил трансформатор и стал думать.

Первое предположение оказалось верным. Я предположил, что листы железа могли быть не изолированы. Я попросил у Эхарта разрешение на то, чтобы разобрать этот трансформатор. Он не возражал и направил ко мне трёх индусов-помощников. Я стал разбирать и убедился в том, что листы железа не были изолировано ни с одной стороны. Я позвонил на станцию, попросил привезти изоляционный лак. Его быстро привезли.

Утром, когда железо просохло, я собрал трансформатор, включил, и Эхарт удивился тому, каким холодным трансформатор оставался при работе. Эхарт был очень доволен и попросил меня ещё об одной услуге.

– А не посмотришь ли ты у меня центрифуги, которые не работают?

В ожидании рождения ребенка, я занялся ремонтом госпитального оборудования: центрифуг, автоклавов, сгоревшими контактами, проводами…

Индусы с интересом наблюдали за моей работой. За время пребывания я сделал детям качели на манговых деревьях. Дети стали играть и кататься на них, но часто я наблюдал ситуацию, когда Карина выходила на балкон, звала их, и те тут же бросали все свои игры, шли мыть руки и садились за столики. Для меня это оставалось удивительным: никаких капризов, плача – ничего. Все распоряжения родителей безоговорочно исполнялись.

В их доме было множество игр, которые способствовали развитию ребёнка. Одна из них напоминала наше лото. Там тоже был мешок с бочонками, но на карточке не цифры, а математические действия. И если, к примеру, ребёнок вытаскивал пятёрку, то, чтобы закрыть клетку на карточке, он должен был выполнить математическое действие, в результате которого получалась бы цифра пять.

К вечеру следующего дня жена почувствовала, что пора. Её быстро отвезли в госпиталь, который был совсем недалеко от их дома, и уложили на операционный стол. Карина и Эхарт были рядом, а меня усадили за ширму. Я сказал жене, чтобы она не очень-то позорила нацию во время родов, но жена только посоветовала мне поменяться с ней местами. Я замолчал, но перед этим напомнил, что предопределённое природой не изменишь.

Поначалу Эхарт убегал в соседние палаты, отвлекаясь на других пациентов, но когда начались непрерывные схватки, Карина послала за ним медсестру, и он уже не отлучала до конца родов. Они что-то прослушивали, повторяя «Herz», делали уколы и через несколько минут я увидел на руках Карины ребёнка. Ребёнок был довольно синий. Карина сразу стала проводить какие-то процедуры, пока ребёнок не заплакал. После этого она обмыла новорожденную в тазике и укутала в пелёнки. Жену мы на руках перенесли в машину и привезли домой.

Мы с Эхартом прошли на кухню. Я на этот случай припас шампанское. Мы его открыли, выпили за дочь, и Эхарт сказал, что ещё бы пять минут…

– А что такое? – спросил я.

– А ты не видел, что ребёнок синий был? Это потому что пуповина ребёнку обвила шею, и произошло кислородное голодание, понимаешь? Ещё бы пять минут, и процесс был бы необратимый.

Благодаря их опыту и профессионализму у меня родилась вторая дочь безо всяких осложнений.

* * *

За то время, пока мы там жили, Карина успела преподнести мне урок бережливости. По утрам возле их дома собирались индусы, которым она раздавала работу. Она говорила, что нельзя просто так давать милостыню человеку. Человек должен думать, что он эти деньги зарабатывает. Хотя та работа, которую она им давала, по её словам, была ей не особо нужна.

Как-то раз мы пошли с ней на базар. Я был в слипах, и резинка, которая находится между пальцами, надорвалась. Я решил купить новые. Мы подошли к ларьку, я быстро выбрал и надел прямо на месте новые за десять рупий.

– А эти? – спросила меня Карина, указав на брошенные мной слипы.

Я сказал ей, что эти уже на выброс. Она же нагнулась, подняла их и подала продавцу. Тот заменил резинки за полторы рупии.

– Не надо разбрасываться, – пояснила она, – я лучше отдам рабочим.

Как миссионеры, они зарабатывали много, но при этом были бережливыми в мелочах.

* * *

Я пригласил Карину и её детей к нам в колонию. Маленькую Хеду она держала на руках, когда присела за стол в большой комнате. Я в это время занимался женой и новорождённой дочерью. У меня на столе стояли перечница и соломка. Это привлекло внимание маленькой девочки, и она потянулась к соломке. Я, проходя мимо, хотел убрать, но Карина сказала, что не надо. Девочка взяла в руки соломку, а Карина стала повторять: «Das ist Salz», «Das ist Salz», «Das ist Salz». Ребёнок крутил в руках соломку, пока не открыл. Соль просыпалась, она попробовала и оттолкнула соломку от себя – не понравилось. А Карина всё повторяла: «Das ist Salz», «Das ist Salz». Любопытная девчушка обратила внимание и на перечницу, точно так же покрутила её в руках, открыла, попробовала и стала реветь от того, что жгучий перец попал в нос и глаза, а Карина спокойно приговаривала: «Das ist Pfeffer», «Das ist Pfeffer».

Карина поднесла дочь к раковине, стала её умывать, но повторять не перестала. За те десять дней, что они прожили у нас, я ни разу не видел, чтобы девочка ещё раз прикоснулась к перечнице или соломке. За это время я им провёл экскурсию по гидростанции, водохранилищу, а также ездили на рыбалку.

* * *

Я отыскал в телефонном справочнике фамилию Винклер. Набрал номер, и мне почти сразу ответила Карина. Я сразу узнал её голос, поздоровался. Она тоже узнала меня. Она почему-то называла меня не Лёня, а Ленья. Дети же называли меня Лео.

Я рассказал, что сейчас работаю в ФРГ. Она сразу стала приглашать меня, чтобы я приезжал в Любек, просила сообщить ей, каким поездом я поеду. Она говорила довольно громко, так что, я думаю, Дибовский всё слышал.

– Что приглашают в гости? – поинтересовался он, когда я положил трубку.

– Да, приглашают в гости, – ответил я.

– Поедешь?

– Подумаю.

Мы стали с ним дальше просматривать документацию. К вечеру Дибовский подошёл ко мне и протянул билеты на поезд в Любек и обратно.

– Что это такое? – не понял я.

– Это подарок от фирмы, съезди к друзьям.

– Что ж, ладно, спасибо.

– Не сочти это за взятку.

– Нет уж, не сочту, – посмеялся я.

На следующий день я поехал в Любек. На вокзале меня встретила Карина. Она была на машине. По дороге она пояснила, что сегодня у них приём: две пары – их с Эхартом коллеги – врачи и молодая американская чета. Карина рассказала об этих американцах подробнее: он архитектор, преподаёт в университете, она имеет свою керамическую мастерскую. Она из богатой семьи, и отец её всегда хотел, чтобы она вышла замуж за мужчину их круга, а она влюбилась в этого архитектора, и они вынуждены были из Америки уехать в Германию. Последним гостем был молодой пианист из Америки.

В саду стоял мангал с сосисками, столик с вином и ещё какими-то закусками. Конечно, большой интерес гостей был ко мне. Я догадался, что Эхарт заранее наговорил много лестных слов в мой адрес, потому что много вопросов было о гидростанции, где я работал, об аварии, которую я устранял. Эхарт, видимо, успел даже упомянуть то, что я чинил оборудование в миссионерском госпитале. Больше всех мной заинтересовалась американка. Она сказала, что впервые в жизни видит живого русского коммуниста. Ей было очень интересно послушать о Ленинграде, Пушкине, Эрмитаже, Петродворце. Вопросы сыпались мне со всех сторон, я только успевал на них отвечать. Затем разговоры прервались, и все обратили взор на пианиста, который сел за рояль. Архитектор взял в руки скрипку – он, оказывается, прекрасно владел этим инструментом.

* * *

На следующий день мы с Кариной и детьми поехали на пляж. Дети сразу убежали купаться, а я обратил внимание на мост. Я сначала думал, что мне показалось, но затем присмотрелся и убедился в том, что мост этот был всего лишь на половину реки. Вторая половина представляла собой гнилые остатки моста. Я спросил у Карины, что это такое.

– А это ваша Германия.

– А ваши пограничники где?

– А зачем лишние деньги тратить? Пусть ваши нас охраняют, – быстро сказала Карина.

* * *

Я провёл там выходные, а после вернулся в Оберхаузен и продолжил свою работу по приёмке документации. Разбирая покупные, я наткнулся на воздушный фильтр фирмы Паркер. Похожий фильтр я видел в разделе рабочей документации, на который фирма должна выдать мне рабочие чертежи. Странным было то, что один и тот же фильтр был сразу в двух разделах лицензионного соглашения. Я сначала решил, что фильтр этот какой-то другой, но по документации он относился к редуктору. Два разных фильтра там, что ли, на редукторе стоят? Я взял уже готовые чертежи на редуктор и проверил, что это, всё же, один и тот же фильтр.

В этот момент зашёл Дибовский. Я спросил его про этот фильтр.

– Да, это покупной фирмы Паркер.

– Но позвольте, он же стоит в разделе рабочей документации.

Он посмотрел в лицензионное соглашение моего экземпляра, после чего изменился в лице, схватил мой экземпляр и быстро вышел из кабинета.

Он вернулся через полчаса и сказал, что это ошибка. Он принёс с собой свой экземпляр, в котором так же этот воздушный фильтр был указан и в рабочей документации.

– Ну, извините, ошибка не ошибка, а документ подписан, причём с нашей стороны заместителем министра. Придётся выполнять, – сказал я.

– Ты что не понимаешь, что это такое?

– Всё я отлично понимаю.

– Мы должны закупить лицензию у фирмы Паркер на этот фильтр, чтобы выдать тебе рабочую документацию.

– Ну что же, – говорю я, – лицензионное соглашение нужно исполнять, готовьте мне рабочую документацию.

На этом у нас разговор и повис. Мы продолжили работу над рабочей документацией. На следующем этапе приёмки я вновь попросил рабочие чертежи на этот фильтр.

– Да я тебе сейчас нарисую! – ответил Дибовский и стал рисовать. – Устроит тебя?

– Вполне, если это будет начерчено на бланке фирмы, где будет стоять ваш рабочий номер.

– Да ты что, не понимаешь?

– Я понимаю, но мы закупили у вас лицензию за валюту, а за расход валюты с меня будет спрос. Поэтому эту проблему надо решать.

– Но ты не был на подписании.

– Да, я тогда не был на подписании, поэтому будьте любезны, выполняйте лицензионное соглашение, которое уже подписано.

Мы дошли до конфликта. Разговор зашёл в тупик, и я решил вернуться в Союз.

К вечеру того же дня зашёл Дибовский.

– У нас есть сведения, что замминистра Котов, который подписал лицензионное соглашение через неделю приедет сюда в ФРГ. Если желаешь, до его приезда мы тебе устроим экскурсию на фирму Паркер. Это в Шварцвальде. В его присутствии решим вопрос.

– С удовольствием, – ответил я.

Договорились, что поедем на машине замглавного конструктора Кифы. Дибовский позвонил в Кёльн, где располагался главный офис фирмы Паркер, и договорился о том, чтобы нас встретили. Нас встретил мужчина лет 35-ти, говоривший по-русски с небольшим акцентом. Принимал меня руководитель фирмы. Он спросил, какие у меня интересы к фирме Паркер, при этом похваставшись высоким местом в списке общеамериканских фирм, занимающихся гидравликой и автоматикой.

Мне предложили выбрать, с кем ехать в Шварцвальд. Я сказал, что интереснее мне будет ехать с русскоговорящим Манфредом. По дороге мы заехали к нему домой, где ему нужно было взять вещи. Я обратил внимание, что в его Мерседесе сбито зажигание, о чём сказал ему. Он согласился со мной и сказал, что на автобане мы остановимся у механика. Но там ни на одной из заправок мы не нашли механика – рабочий день был окончен.

– Давай я посмотрю? – предложил я ему.

– Как посмотришь? – удивился он.

– У тебя сбито зажигание.

– Ладно, посмотри, – разрешил он.

Даже отвёртки у него не оказалось, не говоря уже о ручке. Он сходил в магазин у заправки и принёс мне отвёртку. Я открыл крышку прерывателя и увидел, что контакты были слишком грязные и подгоревшие. Я хорошенько промыл контакты и, как мог, прочистил. Немец стоял и наблюдал. Когда я закончил и он завёл, двигатель работал гораздо лучше. Он вернул отвёртку в магазин и вернулся.

– А ты что свою машину сам ремонтируешь? – спросил он, когда мы сели.

– Иногда если что-то могу сделать – делаю, – ответил я.

– Мы инженера зарабатываем достаточно, чтобы за нас делали эту работу те люди, которые не могут головой заработать. А ты такими действиями отнял у человека работу, – произнёс он.

Вот такая вот логика. Если умеешь зарабатывать головой, то руками работать – значит отбирать чужую работу.

Мы доехали до Шварцвальда, где находился завод фирмы Паркер. Мне разрешили пройти по цехам завода и задать все интересующие меня вопросы. Завод мне понравился, и посещение оказалось полезным для меня.

Назад я уже возвращался с Кифой. Надо сказать, с этим человеком отношения у нас были только официальные. То ли дело с Дибовским, у которого я часто бывал гостем. А с Кифой только в рабочих рамках. Мы проезжали мимо какого-то городка, и он мне сказал, что здесь он служил в армиию

– А я вообще не служил, – поддержал я разговор.

– Вы, русские, у вас всеобщая повинность, вы же все там служите, – взглянул он на меня.

– У нас в институте кафедра была…

Он этому очень удивился, и я обратил внимание, что с этого момента, когда он узнал, что к армии я не имею отношения, мы стали совершенно по-другому общаться. Он на следующие же выходные пригласил меня к себе домой, где я познакомился с его женой и сыном – довольно милыми и приятными людьми. Он жил в 50 километрах от работы. Я поинтересовался, как он до неё добирается. Кифа удивился моему вопросу и сказал, что ему хватает 20 минут.

Конечно, о таких дорогах, как там, можно только мечтать. Рабочая средняя скорость третьей полосы – 160 километров. При такой скорости можно и за 15 минут доехать…

* * *

Документация в итоге была согласована и принята. Были приняты и станки, заказанные для освоения лицензии, и опытный образец издения.