Сегодня мы с братом не поехали на рыбалку. До этого мы два дня, сразу по приезде, провели на прудах. Это на правой стороне Кубани. Там много сейчас частных прудов, которые раньше были общественными. Теперь их администрация сдаёт в аренду. Также предприниматели обустраивают другие водоёмы для разведения рыбы.

Обычно делают так: в балках ставят плотину и собирают паводковые воды. Или же, если есть какая-то небольшая речушка, то сооружают плотинку, шлюзовые затворы. Запускают малька, подкармливают и следят, чтобы не погибли. А осенью, когда вырастают, естественно, продают.

Некоторые используют пруды для того, чтобы рыбакам-любителям предоставить возможность порыбачить и отдохнуть. В последнее время я замечаю, что те, кто серьёзно занимаются разведением рыбы, не разрешают рыбакам на арендованных прудах ловить. Я как-то разговаривал с одним из арендаторов.

– Да что, это вначале, когда у нас не было оборотных средств, каждая копейка нам нужна была. Малька закупить, корм, известь для дезинфицирования пруда. А любители-рыбаки… Понимаете, низкая у нас ещё культура: приедут, напьются, бутылок набросают. Хорошо ещё, если просто на берегу оставят, а то побьют бутылки и в пруды бросят. В общем, не очень приглядная картина после них остаётся. Мы уже пытались и урны отдельно поставить, и просим, и предупреждаем. Всё равно, знаете ли. Проще не пускать. Если есть возможность не пускать – не пускаем. Объясняем, что не приспособлено.

Некоторые арендаторы с удовольствием пускают. При этом у каждого свои правила. Одни берут плату только за вход – и лови сколько хочешь. Другие – за килограмм пойманной рыбы. Существуют всероссийские правила ловли, но это на государственных водоёмах, на реках, во избежание браконьерства. Там оговаривается чётко, какими снастями можно ловить, а какие считаются браконьерскими. Браконьерские снасти очень часто встречаешь, особенно в последнее время… Практически на каждом водоёме можно встретить брошенную китайскую сеть, в которую рыба попалась – она там уже сгнила и заражает водоём. Кроме этого есть ещё тысячи браконьерских снастей: самоловы, электроудочки и прочее.

Нормальные рыбаки в прудах ловят, большей частью, удочкой, спиннингом и донками.

Те водоёмы, в которых хозяева или арендаторы осенью не спускают воду, чтобы выловить рыбу, с удовольствием поощряют вылов хищной рыбы, как например, щуку и окуня. Здесь они не ограничивают величину рыбы, поскольку хищные наносят вред хозяйству, истребляя мальков. Обычно существует ограничение по весу единичной рыбы. Арендаторы, которые рано запускают малька, имеют в июне рыбу, достигшую веса 300–350 грамм, а такую ловить ещё рано – пусть подрастёт.

Мы подъехали к домику, где находились администратор и охранник. Спросили, какие у них условия. Нам сказали, что плата только за вход. Умеренной по тем временам считалась плата 150 рублей с человека. Условие: рыбу этого года не брать – отпускать.

– Что, они с паспортом плавают? – для шутки спросил я.

– Да нет, вы сами заметите по размеру, – ответил администратор.

– А какие размеры?

Администратор, как настоящий рыбак, сразу же показал. Левую руку он выставил вперёд, а ребром правой руки показал чуть выше ладони.

– Такие, к примеру, они сейчас. Их отпускайте, они ещё маленькие. И четырёхкилограммовых отпускайте. Четырёхкилограммовые – это маточники. Поскольку мы здесь не осушаем пруд, нам желательно часть своих маточников иметь. А щуку, окуня – это даже поощряем. Чем больше поймаете – тем лучше… Время? До того как начнёт темнеть. На ночь нежелательно оставаться здесь.

Мы поехали на другую сторону пруда, где подходила лесозащитная полоса. Я помню, в 50-е годы для посадки лесополос мы собирали косточки от абрикосов и глядичи, или, как она у нас называлась, бароновская акация. Это мощное дерево с твёрдой древесиной. У него такие рожки, напоминающие стручки гороха, но довольно большие, длинные – полуметра достигают в длину и больше. Когда созревают, они становятся тёмно-коричневого цвета. Этот стручок как бы делится вдоль пополам. В нижней части – зёрнышки. Вначале, естественно, они зелёные. Внутри – желатиновая оболочка. Нам нравилось её есть. А в верхней части, когда стручок поспевал полностью, находилось что-то сладкое, которое по вкусу и цвету отдалённо напоминало мёд. Поэтому мы, не зная, как это называется, так и прозвали это – «мёд».

Когда стручок окончательно созревает, зёрнышки становятся плотными, тёмно-коричневого цвета, похожего на кофе. На эту акацию практически невозможно залезть. На стволе и на ветках растут громадные колючки. Причём длина колючки может достигать и тридцати, и даже сорока сантиметров. Она, как ёж, пучками растёт.

В Новокубанске совхоз занимался садоводством. Там все сады были огорожены живой зелёной изгородью. Так вот эта изгородь была посажена из этой вот глядичи. Её подстригали где-то на уровне роста человека, может, чуть повыше. Оставляли там одиночные деревья метров через пять, через десять. Эта изгородь получалась абсолютно непроходимой. При любом желании пройти было невозможно, поскольку она так заросла колючками, что была надёжнее колючей проволоки. И вдоль дороги также с обеих сторон была непроходимая изгородь.

К этому пруду подходила лесозащитная полоса, и она вдоль пруда тянулась метров на двести. Мы подъехали, вышли из машины и облюбовали место.

– Вот два нормальных места будет. Хочешь – справа, хочешь – слева, – сказал брат.

Я не знаю, как у кого, но меня перед рыбалкой охватывает азарт, если можно так сказать – зуд. Мне хочется как можно быстрее забросить удочку. Подъезжаешь, и вот она – вода. Прямо тянет забросить быстрее удочку. Вот и сейчас меня охватило такое же чувство. Тем более что приехал из Питера и на прудах ещё не ловил. Я взял удочки, наживку и пошёл. Место, конечно, красивое.

Здесь довольно крутой берег, мешают немного деревья, но, думаю, приспособиться можно. Можно забрасывать. Я раздвинул удочку, примерно установил глубину подходящую, надел червяка и забросил. Только взялся за вторую удочку, как вижу, что поплавок шевельнулся – пошёл под воду. Я подсёк и поймал сазанчика. Сазанчик, как выразился администратор, был рыбой «этого года». Жалко было отпускать, но договор есть договор. Пришлось его отпустить.

Я нанизал побольше червей на крючок в надежде на то, что авось покрупней возьмётся, и забросил немножко подальше от того места, куда закидывал в первый раз. И опять взялся за вторую удочку. Когда я её уже раздвинул и положил на траву, чтобы нанизать наживку, леска зацепилась за траву. В траве валялось разное: и колючки, и сухое деревце, и ещё разные растения, которые обычно всегда цепляются за леску. Они меня частенько раздражали. Вот василёк, к примеру, у него такие цветы красивые синенькие, его ещё называют цикорий. Но у него такая привычка – вечно цепляться за леску. Этот-то василёк и зацепился за мою леску. Освобождая леску, я в сердцах вырвал этот цикорий с корнем и отбросил прочь. Пока я этим занимался, я совсем забыл про первую удочку. А когда обратил на неё внимание, то поплавка я не обнаружил. Я, естественно, решил подсечь, но не тут-то было. Оказывается, что-то попалось на крючок и утянуло его под корягу. Я подёргал-подёргал и, в конце концов, оборвал. Это было неприятно. Я отложил эту удочку в сторонку, взял вторую и забросил.

В это время брат подошёл к месту, которое он облюбовал. Осмотрелся и вернулся к машине. Взяв секатор и нож, он обрезал ветки деревьев, которые ему мешали при забросе. Потом на том месте, где он будет класть удочку, так же ножом вырезал цикории, которые мне уже навредили. Очистил место от палочек и колючек, принёс стульчик, подставки под удочки, приманку и прикормку. Вначале разбросал прикормку.

Я же в спешке, не подготовив место, уже оборвал одну удочку. Забросил вторую, хотел пойти тоже взять стульчик и подставку. Уходя, посмотрел: вроде бы заклевала. Я резковато дёрнул, и оказалось рано. Я почувствовал, что там что-то приличное было, но что – не знаю. Из-за того, что я резко подсёк, порвалась губа, и моя удочка, поплавок, крючок и груз, как из катапульты, вылетели из воды. Естественно, зацепились за свисающие ветки. В общем, только приступив к рыбалке, я уже две удочки испортил.

Брат на меня посмотрел, ухмыльнулся в свои усы. Азарт у меня уже спал, и я, точно так же, как брат, решил не спеша подготовить место.

Вдруг слышу, что у брата затрещал фрикцион. Он подсёк на макушанку и стал выводить рыбу. Попался первый сазан, где-то килограмма на два. Я помог брату. Потом взял секатор, нож и пошёл готовить себе нормальное место.

Я расположился так, чтобы мне не мешало то дерево, за которое зацепилась моя вторая удочка. Также подрезал те ветви, которые свисали и могли бы мне помешать, подстриг траву, убрал все сухие веточки и колючки. Принёс стульчик, подставки под удочки.

В первую очередь забросил макушанки. Естественно, и приманку разбросал. У нас были запасные удочки. Брат всегда берёт запасные, чтобы не ремонтировать на месте. У него вообще всё в запасе сделано: и удочки, и поводочки. Поэтому я заменил оборванные удочки на другие.

Установил глубину, забросил. Долго ждать не пришлось. Почти сразу поплавок моей удочки утонул. Попался хороший зеркальный карп на килограмм.

Так мы начали рыбачить – спокойно и ненапряжно. Изредка срабатывали макушанки, на которые более или менее крупная рыба бралась: карп, сазан, зеркальный карп…

У меня сработала макушанка. Я подсёк и чувствую: да, что-то приличное там, хорошее. Мне пришлось побороться. На крючке был сазан. Сазан где-то килограмма под три. Одновременно здесь же, на поплавочные удочки, нет-нет да поймается на килограмм сазанчик. А так частенько попадались такие, которых приходилось отпускать.

К полднику у нас, что у брата в садке, что у меня, было прилично. Хотя общероссийские нормы и ограничивают рыбу по весу – она не должна превышать пяти килограмм, если не единичная рыба. Но у нас уже эта норма была превышена. Но поскольку мы на частном пруду, да плюс к тому же мы оплатили, то на нас здесь этот пункт общероссийских правил не распространяется.

Подошёл к нам мужчина. Они с братом начали разговаривать. Это оказался хозяин, или арендатор, пруда, на котором мы рыбачим. Брат у меня более или менее разбирается в рыбном хозяйстве, и они как профессионалы начали что-то обсуждать. Мне это неинтересно, какие там заболевания, краснухи или ещё что-то. Этот мужчина поинтересовался, нет ли у пойманных нами рыб каких-либо признаков заболевания краснухой. Брат сказал, что на своих ничего не заметил, а у меня можно проверить. Ещё брат поинтересовался, чем они кормят, чем подкармливают. Это чтобы иметь в виду, какую приманку и наживку применять.

– Давай перекусим и закончим рыбалку. Уже достаточно мы поймали, – предложил брат, когда этот мужчина ушёл.

– Нет, давай по бутербродику, и ещё половим.

«По бутербродику» – это значило, что брат будет готовить, а я, не отрываясь от своих удочек, продолжу рыбачить. Брат всё это аккуратненько приготовил, столик поставил, бутерброды разложил, чай, правда, из термоса. Перекусили с ним, ещё часа полтора ловили.

Садки наполнились. Наловили мы прилично. Не всегда так получалось у нас.

Мы вернулись домой. Я не любитель чистить рыбу, и брат это знал. Поэтому часть рыбы мы завезли Оле – это наша сестра, часть другим родственникам раздали. И я ещё однокласснику отдал. А себе оставили так, чтобы можно было пожарить, уху сварить и ещё оставить на завтра, если на рыбалку не поедем. Какое там «не поедем», если такой клёв!

Утром мы поехали опять на этот пруд. Наши места не были заняты. Они у нас уже хорошо были подготовлены: нам не надо было ничего ни обрезать, ни убирать. Просто поставили стульчики, прикормку, приманку, естественно, заплатили за вход и стали рыбачить теперь уже более спокойно. Места мы уже знали: куда забросить, как забросить. После первых забросов начало клевать. К тому же стояла прекрасная погода, в это время – это начало июня – рыба берёт хорошо, поскольку у неё ещё идёт жор после нереста. Таким образом, как и вчера, мы прилично наловили. Снова пытались родственникам, соседям раздать, но они уже не с такой охотой, как вчера, принимали такие «подарки». Но всё-таки часть рыбы взяли. Поскольку нам рыбу девать некуда было, то на следующий день мы сделали перерыв.

Утром брат в саду перебирал снасти: что-то подтачивал, одну катушку разобрал, так как она падала у нас вчера в воду, вернее, у меня падала, поскольку я не заметил, как довольно приличный сазан под два килограмма подцепился и утащил удочку. Я еле успел её схватить, но всё равно она упала в воду. Поэтому брат сегодня её развинтил, всю вытер, прочистил и смазал. У него все снасти всегда собраны аккуратно, всё всегда в порядке. У меня иногда так: приедешь, бросишь и до следующей рыбалки не разбираешь. А у брата такого нет – он обязательно после рыбалки все снасти проверит, подправит. Он увидел, что я вышел.

– Сейчас будем завтракать.

Пока я умывался, брат приготовил завтрак, вскипятил чай. Мы сидели, пили чай и обсуждали, куда нам поехать.

– А ты давно был на море? – спросил я.

– Да уж давно был.

– Поехали на море? Заодно проведаем внука.

Внук у меня в спортивном лагере был. Я его провожал до самой Анапы от Санкт-Петербурга. Он ходит в спортивную секцию, а там тренер, Аркадий Юрьевич, энтузиаст карате, организовал несколько детских секций по городу и проявил инициативу вывозить детей в район Анапы в один из бывших пионерлагерей, которые ещё существуют, только не пионерскими называются.

Он договаривается с администрацией лагеря о путёвках на шестьдесят-семьдесят детей. Я, когда узнал, сообщил дочери, она засомневалась – отпускать, не отпускать… Вроде бы мальчику было ещё восемь лет, как-то было боязно, но я дочери сказал: «Давай я поеду, буду сопровождать. Посмотрю, какой там лагерь, какие удобства и какие правила. Если не понравится, так я заберу его и поедем к родственникам». На это дочь согласилась, и я поехал вместе с этой группой.

А группа такая: те дети, которых родители не сопровождают, – их набралось на целый плацкартный вагон. Там и тренеры, и дети, и врач. Примерно полвагона – это дети с родителями – такие, как я, которые побоялись отпустить своих детей одних. Тренер договорился с администрацией, что можно и родителям там же отдыхать. Оплата была такая же, как за ребёнка, поэтому родители с удовольствием согласились.

Я договорился с Аркадием, что побуду только два-три дня. Оплачу, сколько положено, и уеду к брату. Аркадий дал добро, я так и поступил. Были довольно приличные условия. В каждой комнате примерно по 4–6 человек. Быстро распределили детей, с чем Аркадий очень чётко справился. А потом всех их осматривали врачи, причём, помимо собственного врача, который приехал с Аркадием, осмотр проводили ещё лагерные врачи. После этого настало время ужинать.

Всех повели, заодно и мы, взрослые, с ними поужинали. Всё было довольно прилично.

После ужина начали проверять у детей вещи. Проверяли сам Аркадий и два тренера. Они заходили в каждую комнату и проверяли у детей их рюкзаки, чемоданы, сумки и всё, что было. Я спросил, что они там проверяли.

– Мы проверяем у детей продукты, которые они привезли с собой.

Хотя до этого на родительском сборе всем было разъяснено, что никаких скоропортящихся продуктов везти детям нельзя. Только при условии, что дети в тот же вечер их съедят. Естественно, у многих детей ещё осталось. У двоих они нашли варёную курицу, от которой уже запах шёл. Ещё у кого-то варёная колбаса была, которая уже позеленела. Заодно они, когда проверяли, смотрели, у кого какие медикаменты. Их тоже забирали. Насчёт того, что забирают, может, я неправильно сказал. Всё, что было взято, они зафиксировали в специальном журнале. Так же и с медикаментами. Некоторые родители положили своим детям таблетки и подписали, что от живота, а что от головы и так далее. Все таблетки забрали во избежание самолечения, упаковали и передали врачу.

Естественно, когда уезжали, все родители для своих детей дали тренеру деньги на карманные расходы. Он очень чётко вёл расходы детей. Если ребёнку что-нибудь было нужно купить, он выдавал деньги, записав, сколько выдал. И затем по возвращении предоставлял этот отчёт родителям.

Я прожил там два дня вместе с отдыхающими. Аркадий и тренеры сделали так, чтобы родители при этом не мешали тренировкам. У них подъём, умывание, зарядка, завтрак, тренировка, море, обед, тренировка… Всё было чётко поставлено, дисциплина хорошая была, что моему внуку, как мне показалось, не очень нравилось.

Я предложил брату съездить на море, ещё раз проведать, как там мой внук, заодно и самим искупаться и отдохнуть. Но он как-то вначале задумался, а потом согласился и предложил позвать с нами Василия. Это наш общий приятель. Я с ним подружился ещё тогда, когда после школы военкомат организовал допризывникам из всех соседних станиц и посёлков курсы с отрывом от производства. С Красного посёлка был Василий. Мы на этих курсах и подружились, друг к другу в гости ездили. И в институт мы с ним поступали вместе. Вместе и учились. Только он проучился два года – у него родители были старенькие, поэтому он бросил институт и вернулся в Красный… Сейчас уже пенсионер.

Брат взял телефон, звонит Василию и говорит:

– Готовься, через час мы за тобой заедем. Поедем на море, в сторону Анапы. Даём тебе час, не забудь взять плавки.

Мы тоже быстро собрались, заехали к Василию, а он не собран – решил, что мы пошутили над ним по телефону. Он довольно быстро собрался, и мы поехали.

На Кубани хорошие дороги, даже не сравнить с нашими областными. Из-за природных условий здесь довольно сухо, и дороги более или менее сохраняются, нежели в Ленинградской области, особенно в осенний и зимний период, когда морозы– оттепели, морозы– оттепели. Естественно, асфальт такого выдержать не может, он рвётся и расползается.

Мы стали подъезжать к первому большому населённому пункту. Это был город Кропоткин. Я помню, что ещё в застойные времена у автовокзала женщины продавали домашние пирожки с картофелем. Это были настолько вкусные пирожки! Правда, тогда это было нелегально, милиция не разрешала им торговать. Хотя я однажды видел, как милиционеры, которые должны запрещать подобную торговлю, с удовольствием брали у этих женщин пироги и ели.

Проезжая мимо этого места, я вспомнил:

– Раньше здесь были очень вкусные пирожки.

– Теперь здесь очень цивильно сделали. Не доезжая до Кубани, стоят павильончики, причём с двух сторон дороги. Там кафе, где только пирожки, чебуреки, чай или кофе, – отвечает мне Василий.

Пирожки прямо там готовила довольно молодая женщина. Я попросил её продать мне три. Здесь же у неё были заготовленное тесто и газовая плита. Она очень ловко слепила пирожки и положила их на раскалённую сковородку. Ждать пришлось недолго. Она мне положила пирожки и салфетки в пакетик, я расплатился и пошёл к машине. Дал по пирожку брату и Василию. Но когда я откусил один кусочек от пирожка, то сразу понял, что мне надо идти ещё за порцией, и не за одной. То же самое высказали брат с Василием.

Я доел пирожок и пошёл опять к кафе. Там я заказал уже по два пирожка на каждого. Пирожок – это так только говорится. Здесь он напоминал больше пирог, поскольку он один не помещался мне на ладони. Очень приятное тесто, а начинка – картофель. Таким образом, у нас практически второй завтрак получился.

Мы поехали дальше, переехали Кубань, и поворот налево на Краснодар. Василий сел за руль, брат за штурмана рядом, а я сзади. Конечно, ехать в этот период – в начале лета – на Кубани одно удовольствие. Смотреть, как от тебя и справа, и слева раскинулись бескрайние поля. На них пшеница стоит ещё зелёная, а вот ячмень уже начинает желтеть, подсолнухи ещё только начинают цвести.

Я сидел сзади и любовался. Я не прислушивался к тому, о чём разговаривают брат с Василием. Я просто любовался полями. Они пересекаются лесозащитными полосами. От одной полосы к другой, допустим, ячмень растёт, а от другой может и кукуруза или сахарная свёкла, как у нас называли – бураки. Выращивать бурак раньше было самой тяжёлой и трудоёмкой работой. Во-первых, специфика посадки семян. У сахарной свёклы семена так устроены, что прорастали сплошным рядочком. И когда она подрастала, нужно было продёргивать, чтобы уничтожать десять штук, оставляя только одну. Это было тяжело, так как приходилось выполнять такую работу на коленях. Потом ещё требовалось прополоть от сорняков. Очень тяжёлая работа, трудоёмкая, хоть и получается потом сладкий сахар. Школьников посылали на эти работы, а сейчас, как мне сказали, были придуманы уже специальные сеялки, которые обеспечивают выращивание свёклы без необходимости «продёргивать». Они так сеют, что семя от семени получается на нормальном расстоянии. В таком случае свёкла вырастает крупная.

Так мы ехали. То ли штурман просмотрел, то ли водитель объездную дорогу пропустил – я не знаю, но приехали мы в Краснодар. Я услышал, как брат говорит:

– Вася, пошёл бы я знаешь куда, а ты за мной.

Мой брат никогда не употребляет грубых или матерных слов. А вот это выражение я от него несколько раз слышал, что пошёл бы он, а кто-то за ним. Намекая, что он хотел сказать кое-что погрубее. У них начался спор, один говорил, что надо повернуть, другой проехал, в результате получилось, что придётся ехать через город. Кто в чужой город въезжал, да ещё летом, да ещё в такую жару без кондиционера, тот знает, как это неприятно.

…Я от брата не слышал матерных слов ни по какому поводу. Я даже от отца в детстве единственный раз слышал, но это было тогда, когда его подчинённый, может быть, формально и был прав, но поступил очень подло и бесчеловечно. Поскольку от его действий могли бы пострадать вдовы, мужья которых погибли в войну. А это был сорок седьмой год. У некоторых было двое детей, а у кого-то даже трое. Голодно тогда было. Работая на спиртзаводе, женщины подворовывали по горсти, по две зерна. И вот этот человек устроил досмотр, выискивая в нижнем белье у женщин зерно. Я был случайным свидетелем того, как мой отец говорил с этим человеком… Тогда я в первый и последний раз слышал от отца матерные слова. Потому что те люди, которые погибли, воевали вместе с моим отцом. А он во время войны был командиром партизанского отряда. Тот человек формально выполнял свои обязанности: эти женщины должны были быть судимы и отправлены в тюрьму. Отец их тогда защитил, но сам едва не пострадал…

Я хочу сказать, что у меня иногда проскальзывали матерные слова. Причём проскальзывали, может быть, не к месту. После того как меня назначили главным конструктором, я себе не позволял употреблять такие слова и с подчинёнными разговаривал только на вы. Ещё до назначения на высокую должность я работал на монтаже турбинного оборудования на ГЭС представителем завода. Там частенько попадался брак. Причём брак на маслонапорных установках, которые поставлял завод. Приходилось вручную этот брак исправлять. Представитель завода на монтаже и присутствовал для того, чтобы прикрыть рекламацию. И вот я приехал в очередной раз переоформлять командировку, зашёл к начальнику конструкторского бюро этих установок. Я попросил усилить авторский надзор за изготовлением. Неприятно людям исправлять вручную, когда здесь всё можно сделать на станке. Когда мы разговаривали, зазвонил телефон. Он взял трубку, а поговорив, стал объяснять:

– Вот, в цехе опять что-то не так. Кстати, для твоей же ГЭС идёт сборка. Замначальника цеха кричит, что обнаружены конструкторские недоработки, что у них там что-то не получается, и с нас требуют карту разрешений, чтобы пропустить. – Он подозвал бывшего моего одногруппника Геннадия и говорит: – Сходи в цех, подготовь карту разрешений.

Я сказал Геннадию, что тоже пойду.

По дороге в цех я спросил, кто ещё из наших одногруппников здесь работает. Считай ведь, что четыре года уже, как окончили институт, надо подумать, как бы встретиться всем вместе…

Когда пришли в цех, там стояли замначальника цеха, старший мастер и начальник ОТК. Все они втроём набросились на Геннадия, дескать, хорошо вам там сидеть в тепле и в чистоте в белом воротничке, вы бы здесь попробовали… В общем, обыкновенные нападки, чтобы пропустить брак. Я смотрю, Геннадий как-то сжался, а эти, не стесняясь в выражениях, нецензурщиной всё конструкторское сословие поливали. Вот, давай, подписывай, и всё. Есть такой конструкторский документ, по которому разрешается пропустить изделие с отступлением.

Геннадий уже достал ручку, но тут у меня не хватило терпения.

– Подожди, Геннадий.

Я взял у него карту, просмотрел её. За такие дефекты приходилось мне на монтаже краснеть перед монтажниками. Я взял карту и разорвал. Старший мастер и замначальника цеха прямо замерли на месте, смотрят на меня с открытыми ртами… Я говорю замначальника цеха, причём перешёл на ты, хотя он старше меня:

– Если ты пришлёшь ещё раз такое изделие с таким браком, я тебе гарантирую: не только квартальной премии лишишься, но и слетишь со своего места.

Посмотрел на Геннадия, он в сторонку отошёл. Замначальника цеха хотел что-то сказать, но я ему не дал.

– Всё, – и обрывки этой карты положил ему в руку.

– Запускай новые, – сказал он вполголоса мастеру.

Разговор на эту тему закончился.

У нас с замначальника цеха были общие интересы – рыбалка. Мы в выходные иногда с ним на рыбалку ездили. Он поинтересовался у меня, надолго ли я приехал, и, узнав, что я пробуду ещё дня два-три, пригласил на рыбалку.

Я согласился, мы ещё немного поговорили, а после я отошёл.

Геннадий, мой бывший одногруппник, догнал меня и спросил, обращаясь вдруг на вы:

– Леонид Петрович, а вы что, можете говорить на таком языке?

– На каком языке?

– Ну, как же. Вы сейчас в разговоре с начальником цеха употребили восемь разных матерных слов.

– Да брось ты, Генка, что ты говоришь?

– Но как же, у вас были грубые, матерные слова.

– Да, Гена, ты просто выдумываешь. Мы о рыбалке поговорили, о чём ты?

– Да это вы потом, а когда вы говорили насчёт карты и насчёт премиальных…

– Гена, но это же был нормальный разговор, что ты?

– Да? Вы считаете нормальным в русском языке за такую короткую речь восемь матерных слов…

– Ты знаешь, Гена, а я и не заметил даже…

– Да я и понял, что вы особо не замечали. Но уж очень было эффектно… У меня бы в жизни никогда такого не получилось, чтобы замначальника и старший мастер сразу заткнулись бы, и никаких возражений…

– Вот, очевидно, иногда требуются и такие слова.

– Может, и требуются. Только где вы их выучили?

– Это я здесь восемь слов употребил, а за этот дефект я от рабочих там, на монтаже, восемьдесят таких слов бы выслушал. Так что давай, друг, приезжай ко мне на монтаж – там и услышишь такие слова. Почувствуешь культуру производства, когда каждый делает своё дело, а не пытается спихнуть работу на кого-то…

Вот такой у меня был случай, когда я даже не заметил, что употребил такие неприличные слова. Может, они и к делу, но лучше чище иметь язык и обходиться без таких слов. Брат у меня совершенно не употребляет нецензурных выражений.

…Ехали мы по городу Краснодару. Брат с Василием ещё долго говорили, приглашая куда-то друг друга за собой. Нам приходилось несколько раз останавливаться, спрашивать у водителей или у прохожих. Я заметил, что иногда были и указатели. Мы пытались ехать по ним, но складывалось впечатление, что они указывали в противоположную сторону. Приходилось переспрашивать у шофёров, у прохожих. Но, в конце концов, выехали мы из города и направились в нужном направлении.

Да и в Питере тоже, я иногда замечаю, что стоят указатели не оптимального направления. Может быть, дорожники так специально делают, чтобы разгрузить какие-нибудь загруженные улицы в центре, направляя на менее загруженные? Так или иначе, у меня часто в Питере складывается впечатление, что указатели не туда направляют. Но сейчас, конечно, есть навигаторы. Они более чётко проведут по городу.

Мы ехали без навигатора. Двигаемся мы в сторону Анапы. Впереди указатель – «Абинский район».

– Слушай, Юра, ведь у нас здесь в городе Абинске живёт двоюродная сестра, – вспоминаю я.

– Конечно, две сестры – Лиза и Люда. Они как уехали из Чечни, когда там начиналась заварушка, так и поселились здесь.

– Давай заедем к ним в гости, телефон у меня есть.

Я достал записную книжку, позвонил, попал на Лизу.

– Да-да-да, сейчас я дам мужу телефон.

– Где вы? – услышал я голос мужа Лизы.

– Да вот мы едем сейчас по району в сторону Анапы.

– Хорошо, когда будете подъезжать к городу Абинску, там слева будет заправка, на заправке я буду ждать.

Мы подъехали, действительно, Саша в машине на заправке ждёт нас.

Мы поздоровались, я сел к нему в машину, и мы поехали. А брат с Василием за нами.

– Что сказать об Абинске? Средненький, небольшой городок. Вот мы в частном секторе живём.

Надо сказать, что дом был с умом построен. Место было хорошее, участок ухоженный. И ещё у Саши было хобби – разводить индюков. Белые, красивые такие индюки. Саша рассказал, что индюков сложно разводить, так как в период первых двух-трёх недель они не слишком жизнеспособные. Нужно следить, чтобы не простудились. А когда они подрастут, то они уже крепенькие и вполне самостоятельные. Особенно мне нравится самец – такой большой, крылья распустит, всегда чем-то недоволен. Ходит, хлопает крыльями. А крылья у него большие, аж по земле волочатся. Саша свистнул, а индюк что-то ответил ему на своём индюшином. Позднее приехала и вторая сестра – Люда.

На следующий день мы решили съездить на рыбалку. Саша не любитель рыбалки, но поехал с нами, чтобы указать дорогу к водохранилищу и каналу. Он ехал впереди, а мы за ним. Рыбалка там мне совсем не понравилась, потому что оказалась неудачной.

В самом водохранилище сложно ловить, поэтому мы в канале начали рыбачить. В основном попадались карасики. Втроём, если посчитать, где-то три-четыре килограмма наловили. А крупной рыбы не поймали. Ловилось несколько маленьких сазанчиков, но мы их отпускали. А карася иногда считают сорной рыбой. Хотя по мне, так это не так. Если хорошо приготовить карася в сметане, то это очень вкусно.

На следующий день мы с утра поехали в Анапу. Приехали в спортивный лагерь, где отдыхал мой внук. Там, конечно, охрана, меня туда уже не пускают. Я позвонил Аркадию. Они как раз пообедали, поэтому Аркадий с моим внуком Акимом вышли. Мы пообщались, я спросил у внука, всё ли у него в порядке, не болит ли чего. Всё было нормально, он был всем доволен. Я сказал, что мы здесь будем несколько дней, и мы попрощались.

У дороги стояла небольшая будка, на которой было написано «Бюро размещения». Мы подъехали к мужчине, который там был, и спросили у него о комнате. Этот мужчина стал фотографии показывать и свой дом предлагать. Но посёлок, где был его дом, мне показался слишком отдалённым от моря.

– Да что ходить? У вас же машина. Вот здесь площадка… – Там действительно была площадка, огороженная бело-красной лентой. – Вот здесь машину ставьте, дорогу перейдёте, и вот вам море, – сказал он нам.

Поехали смотреть. Двухэтажный дом. Почему-то называется коттеджем. Рядом ещё одноэтажное строение и больших размеров навес. Под этим навесом стол стоит, много стульев. Две газовые плиты, ещё что-то вроде кухни сделано и раковины. Здесь же телевизор и даже диван. Естественно, кругом виноград и цветы. Там же две душевые кабины.

Мы зашли в коттедж: холл, три комнаты, ванная, холодильник. Условия более чем приемлемые. Давно мы уже не отдыхали «дикарями». Мы всё в Турцию ездили, в основном, или в Египет. Там в гостиницах останавливались, а так, «дикарями», уже давно не ездили. А здесь нам понравилось. И цена нас устраивала. Из отдыхающих там была только одна семья. И то в одноэтажном доме, где они сами жили. Там вроде как дед с бабкой и внуками жили. То ли два, то ли три внука у них было.

После обеда мы сходили на море. Вода в море была прохладной. Речушка там в море впадает, поэтому мутновато.

А на следующий день Василий не пошёл с утра на море, а мы с братом поехали. Брат предложил проехать дальше к маяку за шлагбаум. Там, оказывается, дельфинарий с одной стороны, а с другой стенка причальная, канал. У канала стоят рыбаки, барабулю таскают. Мне понравилось, как одна женщина ловила. Красивая женщина, высокая, стройная, подтянутая. Чувствуется – спортсменка. И спиннинг у неё так хорошо отлажен: грузик и пять крючков. И бросала она так красиво, что просто загляденье. Я залюбовался. Она бросала не в канал, а в море, и спустя какое-то время она подсекала и вытаскивала пять барабулек. Мы просто с братом залюбовались такой картиной. Там ещё мужчины ловили, но у них получалось не так, как у этой элегантной красавицы.

Мы посмотрели, приехали и рассказали Василию, где барабульку ловят. Утром на следующий день мы поехали рыбачить. Наловили барабульки достаточно быстро, так как она и по две, и по три штуки сразу попадалась. Она небольшая, её и солить можно, и вялить, и жарить. Брат, когда мы приехали, сразу нам пожарил этой барабульки. Вот мы, таким образом, на море и порыбачили, и искупались.

Дней пять пробыли там. Изредка ходили проведать внука. А потом Василий нам предлагает:

– Поехали в Темрюк на Азовское море. В Азовском море потеплее, чем здесь.

Мы, недолго думая, собрались, сказали «спасибо» Гурию – мужчине, у которого снимали комнату. Когда мы только поселились, у него не всё было налажено на улице – водогреи для душа не работали. На второй день, к вечеру, пришёл какой-то мужчина. Оказался местным электриком. Стал прибором проверять водогреи для душа. У меня такой водогрей на даче, поэтому знаю я его устройство отлично. А он, чувствуется, не очень разбирался. Я стал ему помогать, мы быстро нашли неисправность и включили водогрей.

– А пойдём ко мне в гости сходим, здесь неподалёку, – пригласил он меня.

Я согласился. Домик его выглядел очень аккуратно: всё ухожено, причём не только во дворе, но и на улице всё чистенько. Никакой сорной травы – одни цветочки. Во дворе вообще идеальный порядок: бассейн, детская площадка, здесь же навес, беседки стоят. А время уже к вечеру было. Мы сели в беседку, хозяин принёс вино, сыр и фрукты.

– А сами вы откуда? – спрашиваю я его.

– Я с Урала.

– Как сюда попал?

– Как попал… – он немного задумался, а затем начал рассказывать: – В армию меня призвали служить в Новороссийск, во флот… – он снова задумался, а потом вдруг говорит: – Любовь у меня там была, понимаешь? Такая любовь была… Я на год постарше. Мы ещё в школе дружили. В школе и полюбили друг друга. Я очень её любил. Но тут меня в армию призвали. Сейчас вон год в армии служат. А тогда три года нужно было отслужить. Она тогда мне обещала: «Буду ждать. Буду ждать обязательно. Дождусь…»

…Писали мы друг другу письма, тогда не было ни телефонов мобильных, ни эсэмэсок. Я каждую субботу находил время, чтобы написать ей. Такие вот письма в течение года писали друг другу.

На второй год я стал замечать, что иногда на два моих письма придёт одно от неё. Иногда и на три моих только одно от неё… Но всё равно – такие же милые, ласковые письма. Я поначалу думал, что, может, работает, учится, времени нет. Поступила она в институт на заочное отделение, а я лезу тут со своими письмами. Так прошло два года, а письма приходили всё реже…

Однажды случилось ЧП на службе. Мне пришлось участвовать в спасательной операции. Руководители сказали, что я очень хорошо проявил себя, и наградили отпуском на родину.

Я не писал ей, не писал родителям, что приеду. Думал сюрприз сделать. Пока ехал, очень волновался. По приезду заскочил домой, чтобы бросить рюкзак. Хотел уже уходить, а отец говорит:

– Постой, не ходи.

Я говорю:

– Что такое?

– Вчера, – говорит, – свадьба была у твоей невесты.

Знаешь, вот говорят иногда: «обухом по голове». А ты знаешь, это же народное выражение. А я тогда почувствовал будто и правда получил удар по голове.

Трудно было поверить в то, что говорит отец.

– Как?!

– Так, сынок. Не писали тебе, не говорили. Служишь ты. Кто знает? Что у них там: может, любовь, может, ещё что. Но вчера была свадьба. Сегодня там второй день гуляют, а мы за тебя переживаем. Не ходи туда…

Невозможно объяснить, как это получилось. Я так и стоял, думал – идти или не идти… А потом думаю, а почему не пойти? Ведь там на свадьбе и мои дружки, и все… А что? Приду, поздравлю. Жизнь – она есть жизнь. Купил цветы и пошёл.

У них свадьба в полном разгаре была. Народу было очень много. Это был уже второй день, народ подвыпивший, весёлый. Меня там многие узнали:

– Заходи, моряк, заходи!

Она увидела меня, побежала ко мне, растолкала всех, бросилась на шею. Повисла на шее, и, знаешь, я никого и ничего не видел вокруг, только её чувствовал. И вспомнил, как нам было хорошо с ней до армии. Как мы с ней в лес уходили гулять, как я её так же целовал, обнимал, ласкал. А сейчас… Я стоял, ничего не соображая. Ну, тут все закричали… Жених подошёл, и практически оторвали её от меня. Там дружки жениха подошли, потом мои. Конфликта не было, ни драки, ничего. Поднесли стопку за здоровье молодых. Выпил я за здоровье молодых и ушёл. И в тот же день уехал. Не мог, конечно, такого пережить. Ведь я её так любил… Это трудно передать. Это была первая любовь…

Я уехал сюда, командир удивился:

– Не ошибся? Тебе же десять суток дали.

Я никому ничего не говорил. Остался на сверхсрочную здесь… Встретил здесь девушку. Замечательное создание: такая ласковая, милая, нежная. Я знаю многие семьи. Если бы все женщины были такие, как девушка, которую я встретил, не было бы в мире никаких ни разводов, ни ссор, ничего… Ты представляешь, поженились мы. Я работал тогда на заводе электриком. Ну, что мужики? После получки, бывает, переберёшь так, что еле домой приползаешь пьяный. А она тебя и умоет, и переоденет, а утром у неё на столе и пиво, и квас, и рассол, и, представь себе, бутылка водки и вина. И она таким ласковым спокойным голосом: «Тебе плохо? Хочешь вот квасу, а хочешь водочки?»

Ты знаешь, после таких слов не то что в следующий раз напиться, а даёшь себе слово, что вообще в рот не будешь брать, чтобы не обидеть это нежное и умное существо, которое о тебе так заботится. Другая бы ругать начала, глупости всякие говорить. А эта такая ласковая, спокойная – заботится, чтобы тебе было хорошо. Понимает, что голова трещит. Бывало, месяца два вообще в рот не берёшь. Мужики на работе уже спрашивают:

– Ты что, совсем уже, что ли, завязал?

Бывает, что опять сорвёшься. Но не помню я, чтобы хоть раз был у нас скандал какой-нибудь или ещё что. Вот ты посмотри на этот дом. Тут кругом её ручки, столько всего здесь ими сделано. А как она у меня готовит!..

– А где она сейчас? – спросил я, улучив момент.

– К сыну поехала. Родился он у нас через год после свадьбы. А сейчас он в Ростове, уже окончил институт, женился, сын у них недавно родился второй. Вот она поехала помогать. А я здесь один пока, скучаю. И что я тебе хочу сказать? Скучаю я по родной уральской стороне. Вот думаю продать дом и поехать туда с женой.

– Как?

– Понимаешь, там, где родился, туда тянет. Очень тянет. Я же из этих – из казаков. У меня род идёт от казаков, которые с Ермаком шли. Прадеды с Ермаком туда пришли. А у казаков было такое поверье, и сейчас оно существует, что молодой человек не должен никуда уходить из дома до тех пор, пока не влюбится. Потому что если влюбился здесь, то обязательно сюда вернётся. Но у меня понимаешь как? Я влюбился, но любовь тогда не состоялась. Приезжали мы с женой в отпуск. Узнавал я о своей прошлой любви. Неудачно она вышла замуж. И года не прошло, как разошлись. Вышла она второй раз, тоже у неё не получилось – опять разошлась. А потом перестал я интересоваться. Она уехала из нашего городка. И мне стало неинтересно. Мне так хорошо с моей женой. Она такая умница. И вот сейчас думаю: а продам-ка я этот дом, куплю у себя на родине. Вернусь туда, и будем жить. Хоть здесь и море, и солнце – всё вроде хорошо для жизни. Но нет той зимы, когда снег и мороз, когда метели… А здесь мы сидим с тобой, считай, почти нагишом. Что это такое? Всё-таки нужно возвращаться на родину!

– Да, ты прав. И мне надо, а то я не сказал ребятам, где я, уже поздно.

– А что? Хочешь, ночуй у меня?

– Нет, спасибо за предложение.

Мы с ним ещё выпили вина. Я поблагодарил его за всё и ушёл. Брат мне ничего не сказал, а Василий набросился, мол, как это ушёл, бросил, не сказал где, в каком доме.

– Мы тут бегаем, не можем найти тебя, волнуемся. Уж думали, в какую компанию попал… – причитал Василий. Брат же в это время смотрел на Василия и усмехался в усы.

Мы, как я уже сказал, пробыли там ещё несколько дней и поехали в Темрюк, на Азовское море. Но не в сам Темрюк. Вася рассказал, что там есть станица под названием Голубицкая. Когда-то он там был, и ему там очень понравилось.

Приехали мы в эту Голубицкую. Там вдоль моря туристические базы. Я в некоторые из них зашёл, поговорил, но там рыбалки не предусмотрено, а такие условия меня не устраивали.

Подъехали в агентство по размещениям. Симпатичной женщине, которая там находилась, я сказал, что мы ищем такую базу, где можно было бы порыбачить, машину поставить и лодку…

– Тут такой рыбацкой базы нет, но есть база «Темрючанка». Вот реклама этой базы. Никаких отзывов я не получала, – сказала она, дала нам адрес и объяснила, как проехать.

– Мы могли бы не на базе, а на частной квартире остановитья, но так, чтобы было где порыбачить, – попросил я её.

– Хорошо, я посмотрю, что здесь будет. А сейчас, если хотите, поезжайте.

База располагалась в противоположной от Голубицкой стороне.

Приехали мы на эту базу. Она мне очень не понравилась. Кондиционера не было, плата довольно приличная с человека и за машину тоже. За десятиминутный душ – тоже плата. Лодка дорого стоила. Дешевле в Турции или в Испании, нежели здесь. Мне это не понравилось, и я позвонил в агентство.

– Ой, вы знаете, я вам нашла квартиру совсем недалеко от моря. Квартира, вернее дом, новый, все удобства есть, а хозяйка – рыбачка. – Если желаете, приезжайте.

Мы вернулись в агентство. Она сама на машине поехала впереди, а мы поехали за ней. Приехали на место. Перед нами новый двухэтажный дом, очень приличный огороженый участок, в доме большая кухня, ванная. Прихожая большая, две комнаты наверху, две внизу. Наверх мы даже не поднимались. Сняли одну комнату с кондиционером и тремя кроватями.

На улице был сделан навес над столом и диваном, отдельно летний душ. В общем, очень приличный дом по сравнению с периодом 60–70 годов, когда мы ездили «дикарями», чуть ли не в курятниках останавливались.

Мы с удовольствием остановились здесь, к тому же эта женщина тоже любила рыбалку. Мы пообедали, и она нам решила показать, где здесь можно порыбачить. Это оказалось недалеко. Приехали, машину оставили, чуть-чуть прошли, и она показывает места вдоль канала:

– Можно здесь.

Я остановился первый, Василий с этой женщиной немного поодаль, а брат прошёл дальше. Я только забросил удочку, как сразу же поймал окуня. Причём окуни на всё хватали: червяк, перловка, кукуруза… Так мы часа два порыбачили. У меня в садке к тому времени довольно прилично оказалось: караси довольно крупные и окуни тоже приличного размера. Мы перекликнулись и стали собираться.

Когда вышли посмотреть у кого сколько, то у меня было столько же, сколько у Василия и у хозяйки Катерины вместе взятых. Брата пришлось ещё позвать, так как на первые «позывные» он не отреагировал. Но вот он подходит, и у нас от удивления челюсти отвисли. У брата штук шесть сазанов, причём каждый под два килограмма! И вот с такой рыбой приехали домой.

Хозяйка предложила нам её пожарить и сварить уху. Мы даже немного опешили.

– Катерина, мы можем вам заплатить, если вы готовить нам будете.

Она ответила, что ей несложно. Мы сели втроём чистить рыбу, а она сказала, что с окуней, естественно, счищать чешую не надо. Мы ей ответили, что с окуней мы никогда не снимаем чешую. И я показал, как мы обрабатываем эту рыбу. А делали мы так: вырывали жабры, а вместе с ними и все внутренности.

Она показала, как она окуней готовит. Мы очистили их, хорошо промыли, посолили. Она взяла противень и положила всех этих окуней на спинки. Разложила их и поставила в духовку. Это было очень вкусно. Температуру подобрала такую, что они не подгорели. Тем более посолены они были хорошо. Из карасей и окуней, которые помельче, она сварила уху, а крупных пожарила. В общем, на ужин у нас было рыбное меню.

На следующее утро мы втроём поехали на рыбалку. Вернулись к обеду, а Катерина уже приготовила борщ, сварила компот, пожарила рыбу и напекла пирожков.

После обеда к хозяйке пришли две девочки. Им, наверное, лет по двенадцать.

– Баба Катя, позвоните маме, скажите, что мы идём на море с вашими отдыхающими, чтобы она не волновалась, – сказала одна из них.

Катерина вопросительно посмотрела на нас, мы сказали, что на море пойдём. Поэтому она позвонила родителям девочек, а после мы пошли. У калитки нам встретилась ещё одна девочка, которая к нам присоединилась. Несмотря на то, что море, казалось бы, совсем близко, нужно было обойти по пути болотце. А у брата и Василия ноги не то что у этих девочек, которые, как козочки, побежали вперёд. Я спросил у них, где они будут. Они объяснили где, и я подождал, когда брат с Васей подойдут.

Мы пришли на пляж. Он был хорошо оборудован: чистый песок, зонтики, кафе, пляжные столики и ларьки с напитками и другими пляжными товарами. Мы расположились под одним из зонтиков. Василий обратил внимание, что девочки куда-то убежали, а ведь отвечать за них будем мы. Мы пошли их искать. Прошли вдоль берега – нет их. Посмотрели в воде – тоже нет. Василий начал беспокоиться по-настоящему:

– Вот, мы взяли обязательство, а вдруг с ними что-то случилось…

Мы подошли к спасательной вышке, где нашли мужчину-спасателя. Я решил пойти к нему, чтобы тот объявил по громкой связи. А как объявлять? Мы ведь ни имени, ни фамилии не знаем. Поднялся на вышку, объяснил спасателю, что нам поручили за девочками следить, а они пропали.

Он через громкоговоритель объявил:

– Три девочки от бабы Кати, вас ждут у вышки.

В одну сторону сказал через свой громкоговоритель, в другую… Смотрю, идут они. Вася начал ругаться, естественно, говоря, как они плохо поступили, сказал им, чтобы они никуда не уходили и купались рядом с нами.

Азовское море, конечно, с Чёрным не сравнится: оно более мелкое, более пресное, но вода намного теплее. Мы пробыли здесь неделю, потом уехали на Кубань. В конце смены я вернулся в Анапу, чтобы забрать внука, и мы вместе с ним поехали обратно в Санкт-Петербург.