1.

Весь день ветер гнал по небу тяжелые желтые облака. К вечеру, будто прорвав громом и молнией их завесу, хлынул сильный дождь. Его крупные капли забарабанили по крыше, по запачканному изнутри копотью и пылью окну; дождь прорвался внутрь, хлюпая и булькая где-то в глубине мрачного коридора, он заливал изнутри печь, заставляя огонь в ней шипеть и извиваться, подобно змее, которая имела неосторожность забраться на муравейник. Закончился он лишь к ночи. Холодный ветер сменил направление и разбросал тучи по небу, давая свободу ярким, мерцавшим вечным светом, звездам.

Становилось холодно и как-то немного не по себе. Несколько капель воды в замаранной и пожелтевшей фляге, пустая упаковка от последней таблетки, которую он съел еще вчера утром, которую он долго вертел в руках, будто не веря тому, что упаковка уже пуста, недочитанная в тысячный раз книга на почерневшем от старости столе. Последнее полено, которое медленно догорало в печи. Его лениво полизывал огонь, языки пламени которого отражались в стволе лежавшего рядом, на столе, пистолете.

Он допил остатки воды и смахнул уже ненужную флягу со стола. Она глухо ударилась о пол, покатилась и исчезла в темноте угла. Рука медленно потянулась к пистолету. В этот раз он казался тяжелее и холоднее обычного. Последний патрон его последнего оружия, их последнего оружия… Черное дуло смотрящее ему прямо в глаз. Ведь как это просто! Собраться силами, сдавить курок и оставить все это дерьмо позади раз и навсегда! И тогда все то, чего он боялся и ненавидел, все то, чего желал и любил, исчезнет вмиг, исчезнет раз и навсегда. Вот только он уже ничего не боялся, да и… ничего уже не любил. Он криво усмехнулся и разжал руку, с грохотом роняя пистолет на почерневшую поверхность стола. Весь путь, который он прошел до этого, все то, что видел и чувствовал, все то, что пережил и переживал, те горы, в которые он карабкался, те загаженные радиацией и подорванной психикой глубины, в которые он опускался и из которых всегда неизменно выбирался живым… Он прошел его от начала и до конца. Он прошел по этой жизни так, как мог, так как должен был, так, как не суждено было пройти кроме него никому. И теперь остановиться, сдаться, сойти с дистанции, когда до финиша осталось лишь несколько шагов… нет, это было бы глупо, это было бы слишком низко даже для него самого.

Непослушные пальцы схватились за спинку покосившегося стула, он приподнялся и медленно заковылял к двери на улицу. Начала кружиться голова, тело бросало то вправо, то влево, будто он шел по палубе какого-то попавшего в шторм корабля. Он доплелся до двери и слабо толкнул ее наружу. Она заскрипела, затрещала и растворилась, обнажая темное, покрытое звездами пространство. Не было слышно ни птиц, ни насекомых (их никогда не было слышно) и лишь ветер слабо завывал где-то в искривившейся крыше. Он схватился костлявыми пальцами за стенку дома и тяжело опустился на еще влажное от недавнего дождя крыльцо. Оно кротко скрипнуло, будто приветствуя своего старого знакомого и слегка покосилось вперед.

Звезды тихо и спокойно весели над головой. Все было так, как тысячи лет до его рождения, все было так, как будет тысячи лет после его смерти. «Смерти», — подумал он про себя и как-то криво усмехнулся. Странная мысль пришла ему в голову. Что, если через множество лет какой-нибудь земной или внеземной разум, обнаружит здесь его останки и решит воздвигнуть ему памятник? Что напишет он на надгробном камне, какие даты жизни и смерти впишет в гранит? Но мысли эти были бессмысленны, ведь никто не придет. Больше уже никто не явится на эту планету. Она забыта, вычеркнута с карт, она стерта из вселенской истории раз и навсегда, как какой-то странный и неудавшийся эксперимент. Последний компаньон его одиноких лет, летавший над головой спутник, сгорел в земной атмосфере несколько дней назад, заканчивая собой целую эпоху. Несколько дней назад, точно так же, как и сегодня, сидя ночью на крыльце, он видел, как его развалившиеся обломки пролетели над темным лесом и сгорели в верхних слоях атмосферы. Когда-то, уже совсем давно, точно так же на эту планету прилетел и «Орион», пуская хвост раскаленной плазмы за собой, вот только «Орион» ждала другая судьба, судьба, тесно переплетшаяся с его судьбой.

Почему-то вспомнились они, эти создания, жалкие подобия людей, прилетевшие к нему откуда-то издалека, чтобы якобы спасти его. «Спасти меня», — прохрипел он и усмехнулся. Он помнил лицо одной из них — красивой молодой девушки, как смотрела она него с улыбкой, как ее пухлые губки оголяли сверкавшие белизной зубы… А потом их окровавленные, порванные губы, разбитые костяшки его рук. Как бил он ее, как бил их всех, войдя в какое-то дикое животное состояние, как месил их тела тяжелыми ботинками уже на полу. Но были ли они на самом деле? По прошествии многих лет, он задавал себе этот вопрос все чаще и чаще, все больше в сознании своем отдаляясь от истины. Возможно да, а может и нет. Но какая уже разница, какая к черту разница?! Кто-то раньше, кто-то позже, но все они неизменно покинут этот мир. Будто вспомнив что-то, он опустил руку в растрепанный карман, в последней жалкой попытки стараясь найти затерявшуюся где-то последнюю таблетку, но ее там не было, как, собственно, убеждался в этом он уже несколько раз до этого.

Тем временем, температура на улице падала. Морозы приходили здесь всегда быстро и неожиданно. Еще несколько дней назад было тепло, он ходил на улице полураздетый, еще несколько дней назад он было полон энергии, еще несколько дней назад у него оставалось пара таблеток и жизнь впереди казалась еще такой долгой… Но эти дни прошли и таблетки его стали лишь частью его смешанных с бредом воспоминаний.

Он схватился рукой за полусгнившее бревно и с трудом приподнялся. Ноги уже не держали его тело, но в руках еще оставалось немного силы. Он повернулся и, цепляясь перед каждым своим шагом за шершавые бревна дома, побрел внутрь, в свою комнату, в свое последнее пристанище в этом мире. Там было темно, после звездного неба, мрак казался непроглядным и неразличимым, лишь догоравшее где-то в углу открытой печи бревно давало слабый свет своим оранжевым тусклым пламенем.

Последние часы, последние минуты его бренного существования. Что будет потом, за этой его долгой земной жизнью? Ничего! Почему-то в этом он был совершенно уверен. В зачахшем теле еще теплился прежний разум и от этого умирать было только тяжелее. Но может он все-таки не прав, может есть Бог на небе, может там, где-то среди всех эти звезд, других солнечных систем, других галактик все-таки есть где-то всемогущее существо, который смотрит на него, держа руку на пульте его жизни, может стоит ему нажать только кнопку, или нет, даже подумать, и все изменится, все станет лучше?.. — Нет, — он покачал головой и голос его хрипло нарушил тишину мрачной комнаты. — Какое ему дело до меня, с его этим вселенским разумом, какое ему дело до этой маленькой чёртовой планеты среди бескрайнего океана других? На этой планете нет Бога. И… дьявола тоже нет… Есть лишь я… только я и…

Он прервался на полуслове и медленно побрел в сторону окна. Там было темно, там, за слоем пыли и гари, где-то в высоте, слабыми тусклыми точками на стекле, виднелись звезды, эти самые вечные звезды, видевшие взлеты и падения многих несокрушимых цивилизаций, как видели они падение и последней из них. Рука вытянулась вперед и пальцы медленно начали водить по стеклу, вырисовывая на нем кривые ассиметричные буквы. Его послание всем тем, кто может это увидеть, последнее послание с этой измученной, забытой всеми планеты.

К ночи стало совсем холодно. Мороз на улице крепчал. А может и нет. Может климат был здесь не причем, и это лишь кровь перестала обогревать его ссохшееся тело. Он с трудом нагнулся, кинул несколько толстых веток в печь и вернулся к столу. Жалобно треснул стул. Бледные лица появились во мраке пространства перед ним, лица четырех членов его команды. Они вернулись к нему, они опять были с ним, как тогда, на стартовой площадке корабля, открывавшего, как казалось им тогда, дверь во что-то иное, безграничное и светлое, как сама жизнь. Только сейчас перед ним была уже другая дверь, мрачная, за которой была лишь смерть…

Прошло несколько часов и первые лучи солнца проникли сквозь затемненное окно в полумрак помещения. Крохотные пылинки, как горевшие золотом звездочки, медленно проплывали в его лучах по затхлому пространству помещения. Как звезды, не знающие ни притяжения, ни гравитации, они медленно летали вокруг неподвижного, облокотившегося на стол тела. Где-то дальше, в коридоре, или одной из соседних комнат, найдя сквозную дыру на улицу, грустно насвистывал ветер. В тон ему скрипело дерево за окном.

Глаза его были открыты и в них все еще читалась собранная в кулак воля и какая-то особая грусть. Правая рука лежала на рукоятке пистолета. Как живой, продолжал он смотреть на окно, пальцем на котором была вычерчена его последняя бессмертная мысль.

2.

Это был долгий и тяжелый процесс. Миллионы лет эволюции, селекции, естественного отбора; миллионы лет движения от простого к сложному, рождение, развитие, падение, смерть и снова рождение. Менявшийся климат, голод, эпидемии, животные, видевшие в человеке лишь легкую добычу. Сколько раз в своем количественном развитии человечество откатывалось на сотни лет назад, почти исчезало, но каждый раз, как несокрушимый пружинный механизм, подталкиваемый какой-то особой внутренней силой, снова поднималось вверх, только уже сильнее, уже крепче, закалённое от прошлых неудач и готовое к новым. Каждый день этой истории был испытанием, каждый день был кровью вписан в неведомую хрестоматию борьбы лишь за одно — право остаться частью этого мира, право доказать природе, что он, родившийся без острых когтей и зубов, ходящий всего лишь на двух ногах, имеет точно такое же право жить на этой планете, как и все остальные.

Прошли тысячелетия и многое изменилось. Житель первого миллиарда сделал свой первый робкий шаг. На дворе был тысяча восемьсот двадцатый год. Закончилась эпоха великих географических открытий, планета стала вращаться вокруг Солнца и уже сто лет, как законы ньютоновой механики теснили уходящее в забытье религиозное мышление. Первая волна начинавшейся в Европе индустриализации; машины, способные выполнять тяжелую монотонную работу за человека. Дикие животные и холод уже не вызывали прежних опасений, звезды перестали казаться душами умерших предков, а гром и молния стали лишь капризами природы, имевшими гораздо больше связи со свойствами электрических полей, нежели с гневом Всевышнего. Казалось, все в этом мире изучалось, все подчинялось воле нового, недавно вступившего на престол властелина. Виделись новые перспективы, безмятежное будущее, построенное людьми для людей. Будущее, в котором не было того страха и боли, которые были в ушедших в мрачное прошлое тысячелетиях… Но оправдались ли эти надежды?

Тысяча девятьсот двадцать четвертый год. Землю населяет два миллиарда человек. Только что отгремела война мирового масштаба, первая в истории война за ресурсы, а не за территорию. Индустриализация идет полным ходом. Как мощный трактор, изрыгающий в небо столбы черного дыма, катится она по планете, зарывая своими железными гусеницами в землю то, что попадается у нее на пути. Больше ресурсов для реализации ее амбициозных проектов, больше людей, больше механизмов в этой рокочущей машине. Шкуры и клыки уходят в прошлое, как уходят в прошлое стрелы и копья. Нефть и газ становятся основой зарождающегося общества, совершенно нового общества. Природа меняется с каждым днем, с каждой новой открытой фабрикой, с вырубленной под линию электропередач просекой, с каждой прочерченной сквозь лес автомагистралью. Она все еще бьется, трепещет, оскалившись она пятится назад, пытаясь остановить человека или хотя бы притормозить, но железные гусеницы ломают ей зубы, вырывают кусками плоть, оставляя за собой фабричные моногорода, с коптящими в серое небо трубами и поделенные демаркационными линиями континенты. И больше нет ее прежней силы, нет могущества, нет грации, есть лишь ресурсная база, с запрятанными в недра полезными ископаемыми. Все то в ней, что заставляло древнего человека трепетать, искать защиты у богов, для человека новой эпохи становятся лишь неприятностью, похожей на зуд в каком-то интимном месте, который хоть сильно и не мешает, но считаться с которым все равно приходится. С каждым днем планета меняется, под нажимом человечества трансформируясь во что-то иное. Принципы, мысли и идеи, которые главенствовали веками, становятся лишь артефактами прошлого, отправляющимися в растущую очередь на утилизацию. И даже время, казавшееся долгое время чем-то незыблемым и постоянным, становится лишь производной от выбранной скорости движения и гравитационных волн. Ничто уже не может управлять человеком в эту эпоху, ничто не может сдерживать его и диктовать правила, ничто, кроме человека другого.

Начало нового тысячелетия и Землю населяет уже больше семи миллиардов человек. Рост потребления ресурсов превышает рост численности населения во много раз. Позади остается самое кровавое столетие человеческой истории, борьба за власть, ресурсы, за само право существования целых народов, воспламенившее все континенты казавшейся уже такой маленькой планеты. Убыстряется научно-технический прогресс, а с ним и сам ритм жизни. Новое вмиг становится старым, а старое безвозвратно уходит в небытие. Безграничные способности вычислительных машин становятся основой нового социального устройства — постиндустриального общества. Роботы сменяют человека, автоматизированные линии день и ночь трудятся на благо мегакорпораций, которые, как всепоглощающее пламя, требуют для своего гармонического существования все большего и большего. «Потреблять сколько хочется, а не сколько надо!» — становится лозунгом нового человека, человека, которому посчастливилось родиться в эпоху этого нового общества, общества «безграничного потребления».

Но мир не стал безопасней. Сколько раз жизнь, проплывшая и проползая сквозь миллионы лет эволюции, повисала на волоске, под угрозой быть испепеленной энергией термоядерной реакции из-за амбиций одного или нескольких представителей человеческой элиты. Сколько раз она облегченно выдыхала, снова возвращаясь в русло того существования, которое с натягом можно было назвать «нормальным». Имевшее место тысячелетиями противостояние человек — природа сменилось на человек — человек. Люди поделились на плохих и хороших. Страны на развитые и отсталые, главным мерилом развития которых, стал лишь уровень потребления, который среднестатистический гражданин каждой мог себе позволить. Природа окончательно покорилась человеку, прячась от его нападок под высокими заборами заповедников и резерваций. Новые территории превращались в карьеры для добычи ископаемых, поля затоплялись или осушались исходя из экономической целесообразности, а некогда бескрайние, покрывавшие все землю леса, стали лишь строительным материалом, к которому надо было относиться бережно, но лишь для того, чтобы что-то оставить своим потомкам. Потребление росло шагами, которые не мог себе представить даже человек столетней давности, росло до тех пор, пока ресурсов перестало хватать на всех и за очередным поворотом, входя в него на полной скорости со скрипом колес и ревом двигателя, человечество, вдруг, не оказались в тупике.

То, что что-то идет не так, стало понятно еще не изломе тысячелетия. Каждую секунду на планете рождалось четыре человека, каждую секунду умирало лишь два. Каждый из этих четырех претендовал на часть мировых ресурсов. Каждый из них, только появившийся на свет из лона матери, еще скользкий и голый, трясущийся на руках акушера, бьющего его по заднице рукой в стерильной перчатке, уже невольно становился участником гонки за таявшие ресурсы. Каждый из них, достигая сознательного возраста, уже имел амбиции покорить этот мир, достигнув высот и уровня потребления, которому бы могли завидовать все. И снова вырубались леса, территории осушались и заболачивались для строительства огромных гидроэлектростанций, и крупные корпорации, для удовлетворения растущего населения, как болезнетворные наросты на слабом теле, вырастали там, где еще совсем недавно щебетали лесные птицы.

Были и такие, кто понимал, что это путь тупиковый, понимали, что движется человечество куда-то не туда, но несколько человек не могут противостоять всем. Огромная машина продолжала катиться вперед, перемалывая всех и все, что вставало у нее на пути. Появились новые инициативы — развивать как можно быстрее альтернативную энергетику, переходить на возобновляемые ресурсы, но даже миллионы ветряных мельниц и солнечных батарей не могли обеспечить и десятой доли общей потребности.

Первым пришел голод. Парниковый эффект, ставший результатом деятельности человека, изменил среднегодовую температуру Земли на полтора градуса. Казалось, рост совершенно не значительный, но этого оказалось достаточным для того, чтобы пошатнуть хрупкую экосистему планеты и привезти к глобальным климатическим изменениям: одни области начали заболачиваться, в других же, наоборот, уровень воды начал падать; почвы, еще совсем недавно благоприятные для сельского хозяйства, пришли в негодность. Как ответ на эти новые вызовы, под сельскохозяйственные нужды стали вырубаться все новые и новые леса. В краткосрочной перспективе это дало незначительный положительный эффект, но уже через несколько лет проявились все катастрофические последствия этих близоруких действий. Оставшиеся «легкие планеты» не могли справиться с постоянно возраставшим уровнем углекислого газа. Парниковый эффект усилился в разы и вот уже целые регионы планеты стали непригодными для проживания. Поток экологических беженцев хлынул на север и юг, что привело к росту напряженности и социальным потрясениям. В качестве ответных мер, развитые страны стали изолироваться от остальных, начали возводиться заборы и стены, но даже за ними никто уже не чувствовал себя в безопасности, так как и по эту сторону баррикад были люди сочувствующие.

Середина столетия. Войны и конфликты, подогреваемые расовой и этнической ненавистью, полыхали во всех частях света. Но даже новые законы о миграции, закрытые границы и военизированные патрули, имевшие команду стрелять при малейшем не повиновении команде «стой!», не могли сдержать поток всех несчастных. Державы обвиняли друг друга в провокациях, в умышленном пособничестве к незаконной миграции на свою территорию, в попытках подорвать таким образом государственный суверенитет. Нередко даже среди развитых стран, столетиями живших в мире друг с другом, вспыхивали межграничные стычки с применением все более и более смертоносного оружия. Столкновения за спорные территории, особенно, если они были пригодны для сельского хозяйства, стали повсеместной реальностью. Пережившее все ужасы века двадцатого, к середине двадцать первого века, человечество вдруг оказалось перед новой угрозой, новой мрачной реальностью, которая быстро толкала его все ближе к очередной бездонной пропасти. И, казалось, ничего уже не могло его спасти. Как некогда живая и цветущая Венера, планета Земля должна была превратиться в выжженную пустыню. Но вдруг, посреди этого месива человеческих судеб, посреди повышенного уровня углекислого газа, тянущего планету к неминуемой катастрофе, как маленький луч фонаря в огромном черном тоннеле, вспыхнула новая идея, за которую все поспешили зацепились. Таким было рождение проекта «Орион».

Сама идея была не новой. Лишь только звезды отклеились от неба, и Земля начала вращаться вокруг Солнца, идеи о чужих мирах, о планетах, населенных совершенно иными существами и покрытых совершенно иными видами растительности, начали будоражить умы и сознание людей мыслящих. Первым был Марс, со своей атмосферой, с изрезанной неизвестными каналами поверхностью. Нередко он представлялся фантастам или даже ученым как какая-то далекая от нас цивилизация, со своей системой искусственной ирригации, с своими дорогами и городами. Но Марс был мертв, по крайней мере, мертв уже давно. Первые аппараты, выведенные на его орбиту и первые марсоходы, спустившиеся на его поверхность, доказали невозможность существования на или под его поверхностью жизни, пусть даже и самой примитивной. Возможно когда-то давно, миллионы или даже миллиарды лет назад, там действительно была вода. Атмосфера была иной и, вполне возможно, была жизнь. Но это было давно, и теперь жизни на Марсе нет, как не будет уже, вероятно, никогда.

«Необходимо его терраформировать», — появилась другая мысль, мысль, за которую так же зацепились многие. Но средства, которые необходимо было потратить на приведение Марса в состояние, схожее, пусть даже и отдаленно, с состоянием флоры и фауны Земли, превосходили все возможные бюджеты, да и та катастрофа, которая произошла с первыми поселенцами первой марсианской базы, на долгие годы перечеркнула любую возможность заселения поверхности этой далекой и суровой планеты.

* * *

Но вот однажды, группа ученых, с помощью нового космического телескопа HabEx, обнаружила на орбите звезды Альфа Центавра B новую планету, атмосфера которой во многом была схожа с атмосферой Земли. Несколько аппаратов были запущены в космос с задачей узнать как можно больше об этой новой планете. Исследования, длившиеся почти десять лет, обнаружили, что соотношение уровня озона и кислорода в планете было почти идентично земному, что допускало с большой долей вероятности наличие на планете жизни растительного происхождения. Спектральный анализ отражаемого света, осуществленный уже другим аппаратом, обнаружил особый «зеленоватый» оттенок, что так же подтвердило вероятное наличие на поверхности ее растительных элементов, содержащих хлорофилл.

Идея организовать экспедицию на эту планету поначалу была встречена в штыки. Раздутые военные бюджеты стран не позволяли увеличивать иные статьи расходов, и хоть сама идея отправить часть населения на внеземную колонию и не казалась уже такой глупой, но казалась настолько далекой от осуществления, что не рассматривалась никем всерьез. Кого интересовала территория другой планеты, если своя была под угрозой?! Кто готов был тратить невообразимые средства на далекий космос, когда собственные границы были уязвимы перед неблагочестивым соседом?!

Но проходили годы. Военные бюджеты продолжали увеличиваться, в пропорции к ним росла напряженность. Климат менялся быстро и решительно. Год за годом средняя температура продолжала увеличиваться, реагируя на повышение углекислого газа в атмосфере. Ливни, ураганы, смерчи стали почти каждодневной реальностью. Из-за изменения температур, начались изменения и в тектоническом слое. Земля, как огромный организм, начала сотрясаться в своей лихорадке. Необходимость решительных действий стала понятна уже всем.

«Существовавший миллионы лет баланс на планете Земля пошатнулся, и мы не в состоянии больше безгранично пользоваться ресурсами планеты. Если мы не уменьшим уровень потребления в разы в течение десяти лет, нас ждет неминуемая катастрофа мирового масштаба», — говорилось в открытом письме в адрес правительств крупнейших государств в письме, подписанном тысячами ученых и общественных деятелей мира и разлетевшемся по свету в считанные минуты.»… экосистема планеты не выдержит новой крупной войны и любое обострение отношений приведет к одинаковым губительным последствиям для всех сторон конфликта… Необходимо остановить создание новых видов оружия и направить средства на восстановление пошатнувшегося экологического баланса планеты… необходимо ускорить исследование экзопланет и глубокого космоса…»

Письмо это вызвало глубокий общественный резонанс. Только теперь, видя продолжавшиеся изменения климата, все поняли глубину надвигавшейся катастрофы. Появились первые инициативные группы. Первые робкие попытки договориться о сокращении военных бюджетов, первые за долгие годы попытки создать что-то, что не приближало бы, а, наоборот, отдаляло бы конец света.

Их было пять человек. Пять космонавтов, которые должны были отправиться на первую планету вне Солнечной системы, на планету, где, с большой долей вероятности, уже присутствовала жизнь. Многомиллиардный проект, объединивший единой нитью бывших врагов и соперников, еще совсем недавно готовых испепелить друг друга. Первая амбициозная попытка человека выйти за пределы своей колыбели, последний, остававшийся шанс для человечества выжить.