1

— Из старой гвардии не осталось уже никого, и вам теперь придется иметь дело с нами! — широкоплечий мужчина в военной форме неспешно зажег сигарету. — Не против?! — он остановил сигарету в нескольких сантиметров от губ, будто вспомнив о том, что курить здесь было нельзя. — Хотя… Вы же у меня в гостях, не я! — он вдруг засмеялся так, что, казалось, затряслись стены кабинета. Он сделал несколько глубоких затяжек, от которых сигарета уменьшилась сразу на половину. — «Ориона» больше нет! То есть он, возможно, и есть где-то там, в космосе, физически, я имею ввиду есть, а как проект… — мужчина развел руками, вытянул вперед сигарету и смахнул пепел в большую из темного фарфора пепельницу… — его нет уже даже на бумаге!

— Но мы все еще не оставляем надежды, что он выйдет на связь…

Мужчина поднял вверх палец, давая, таким образом, понять говорившему, что настало его время молчать, сделал еще пару затяжек и ткнул оставшийся дымящийся окурок в заполненную пепельницу. — Давайте так — сначала говорю я, потом говорите вы, если у вас, конечно, останется что сказать. Болтать просто так мы, люди в погонах, не любим, — на несколько секунд человек в форме замолчал, внимательно изучая взглядом лицо того, кто сидел перед ним. Тот молчал, взгляд его был направлен куда-то в край стола или в дымящуюся с остатком сигареты пепельницу. И человеку в погонах это нравилось. Приятно было иметь дело с пиджаками, понимающими свое положение с первого, сказанного в их адрес, слова.

— Не питайте глупых иллюзий! На Землю они уже не вернутся. Воздух закончился почти тридцать лет назад, пища почти в это же время. Я не очень понимаю, зачем запас этих таблеток сделали больше, чем запас воздуха, так как что-то мне подсказывает, что без запаса воздуха на борту жить становится невыносимо сложно, а в прочем… это уже не важно, все, что связано с этим проектом уже не представляет для меня особого интереса. Проект этот явно не оправдал ожиданий всех тех, кто вложил в него деньги, мало кто говорит, что это было полное фиаско, но, по сути, все это понимают. Молчание это, на данный момент, всего лишь проявление простой гражданской вежливости, — человек в форме отломал фильтр от новой сигареты и зажег ее. — На текущий момент почти все страны, которые когда-то участвовали в этом проекте, вышли из него, остались лишь мы, да небольшая доля тех, кто не знает, как красиво все это дело закончить. — Мужчина помолчал где-то с минуту, видимо что-то обдумывая и продолжил. — Вчера, как вы знаете, произошло одно важно событие. Из-под ведомства «Космического Агентства» этот проект перешел в ведомства «Министерства Обороны». И знаете, что это означает? — мужчина положил свои массивные локти на стол и наклонился к сидевшему напротив. Он один за столом, со своей широкой спиной, казалось, занимал столько пространства, что на месте его могли поместиться четыре человека. — А это значит, — сизый дым выходил из его ноздрей, рта и, казалось, даже ушей, — что финансирование в прежнем виде для вас будет прекращено. Исследовательский институт, занимавшийся только этим проектом, будет упразднен, специалисты будет перераспределены по прочим научно-исследовательским институтам, а старперы и пенсионеры, которые просиживали свои штаны и которых у вас было не мало, пойдут просто на пенсию.

— Но… но вчера нам сказали, что проект будет продолжен, просто в меньшем объеме, что…

— Вам солгали! Политики, в отличие от нас с вами, не отличаются прямолинейностью слов. Они постоянно боятся правды и поэтому врут. Впрочем, — человек сделал долгую затяжку и пустил толстую струю дыма вверх, — какая-то доля правды есть даже в этом. За сигналом с корабля по-прежнему будут следить, но этим будем заниматься мы, с помощью наших станций слежения. Собственно говоря, именно поэтому я пригласил вас сейчас к себе, в этот кабинет…

— Но… как? У вас нет радиотелескопов, способных отправлять узконаправленных сигнал… у вас нет таких специалистов, научных лабораторий…

— Какие-то там есть…

— Какие-то?! Но каких-то недостаточно! Этим должны заниматься НИИ, способные…

— Вы меня не поняли, — на хмуром лице человека в форме появилась вдруг улыбка, но это была, скорее, улыбка какого-то глумления, — государству больше не интересен ваш «Орион». Те деньги, которые вам выдавали, на них можно было строить атомные подлодки, ледоколы, самолеты. На эти деньги мы могли бы поставить военные базы на каждом арктическом острове, отправить в космос сотни действительно нужных спутников, но нет… вы отправляли эти деньги в космос, в один конец, миллион за миллионом, миллиард за миллиардом! И что получили вы в ответ? Какую отдачу от инвестиций?! Ноль! Какие-то мутные ошибочные результаты, противоречащие законам физики и здравому смыслу! Но теперь все поменялось, с изменением внутриполитического курса, да и… внешнеполитического, такая трата денег становится неоправданно глупой. Ваш проект никому больше не нужен, ни им, — человек в форме ткнул дымящейся сигаретой в западное полушарие висевшей за его спиной карты, — ни нам! Они не глупы, они теперь не будут бросать деньги на ветер просто так… да и мы… мы тоже себя глупыми не считаем!..

— Но если это сигнал все-таки будет получен… Ведь… ведь, — человек замялся, начал нервно поправлять свои очки, — … последняя информация, которую мы получили и обработали, это то, что корабль превысил плановую скорость, время начало течь по другому и… и… время замедляется при приближении к скорости света, — человек мельком посмотрел на каменное лицо военного, понял, что в тонкие технические подробности лучше не вдаваться, — и… они выйдут на связь, есть большая вероятность того, что они выйдут на связь, может у них есть и воздух и пища, просто время… время для них течет по другому. То, что для нас кажется годами, для них может быть месяцами или днями… Тут… подождите, подождите! — он вытянул вперед руки, прося военного дать ему возможность объясниться, прояснить свою позицию, но тот был непреклонен.

— Я, конечно, могу подождать, но не буду! Не по тому что я к вам плохо отношусь или потому, что я грубый и невоспитанный, а потому, что для вас от этого не изменится ничего! Время ускоряющееся, время замедляющееся, я бы не хотел тратить его ни в каком виде! Ваш проект больше не интересен ни обществу, ни государству, ни, тем более, мне. Поверьте, — он снова нагнулся вперед, стол затрещал под давлением его массивных локтей, — мне стоит только пальцами щелкнуть и даже мы перестанем искать ваш «Орион». Но я этого делать не буду, я люблю науку, да и… опыт ребятам будет неплохой.

— Но, это… это касается не просто науки, это касается жизни людей! Там пять человек, понимаете, пять человек, которые могут быть живы, которым может понадобиться наша помощь!

— Если бы каждый раз из бюджета я тратил столько денег на сохранение жизни пяти человек, сколько тратите вы, то наша армия была бы похожа больше на какую-то богадельню. Впрочем… ваша позиция понятна и объяснима, но опять же — какое кому-то дело до вашей этой позиции. Много лет назад, когда этот проект только начинали реализовывать, это была идея глобального масштаба, такая болезнь, поразившая мозг каждого. Сверхпроект как по масштабам сливания денег, так и по своей амбициозности! Этот проект всегда был чем-то в большей степени политическим, нежели научным и, мне кажется, уж вы-то должны это понимать. Сколько слов, сколько надежд — «наконец-то мы построили что-то вместе, наконец-то враги стали друзьями, наконец-то человечество стало единым ради какой-то… непостижимой даже в уме цели». Кто-то шел еще дальше! Зачем нам убивать кого-то на Земле, если мы можем колонизировать всю Вселенную. Кто будет вспоминать о каком-то «Секторе Газа», если в этой Вселенной миллионы или миллиарды планет, так или иначе похожих на наши… Бесконечные территории, бесконечное количество ресурсов… И что в итоге?! Чем все это закончилось?! Сколько лет прошло, и что изменилось?! Стало меньше войн?! Миграционные потоки уменьшились?! Может люди перестали бороться за каждый кусок земли, который был у них? Или, может, прежние враги подружились? Что стало с самой идеей «Ориона», с тем, что лежало в его основе? Ничего! Все знают про «Орион», про корабль, который исчез где-то в межзвездном пространстве столько-то лет назад. Столько слухов порождено, сколько конспирологических идей… А фильмы? А книги? Вбейте в любом поисковике «Проект «Орион» и что вы увидите? Книга и фильм, который собрал какие-то чумовые кассовые сборы. Вы думаете, что тот «Орион», который пустили в небо вы, запомнится нынешнему поколению как корабль? Нет! — человек в форме усмехнулся и откинулся со скрипом на спинку своего кожаного кресла, слабо продолжая на нем покачиваться, — они запомнят его как фильм, как компьютерные игрушки, как… банки с газировкой, на котором будут рисоваться красавцы-актеры, игравшие космонавтов. Никто не вспомнит о Кораблеве, никто не вспомнит о вас. Ведь в этом глобальном проекте, даже Кораблев стал актером третьего плана. А весь ваш проект не больше, чем простым сценарием к очередному голливудскому фильму…

— Но «Орион» не исчез просто так, как минимум одна из целей этого проекта была достигнута. Нам удалось разогнать искусственное тело до скорости, близкой к скорости света, а это… а это значит, что межзвездные путешествия будут возможны и… и что в долгосрочной перспективе жизнь наша может выйти за пределы этой планеты!

— В долгосрочной перспективе, мы все умрем!

— Нет, вы не правы, — собеседник глупо улыбнулся, поправляя очки на носу, — потенциал человечества гораздо выше, чем вы видите это! Мир гораздо важнее войны!

— И вы искренне верите в это?

— Да… и не только я, нас много…

— «Вы» это кто, простите? Какими силами вы обладаете? Вы не представляете политическую элиту, у вас нет ни власти, ни средств влияния на эту власть, а это значит, что ваши желания, останутся только вашими желаниями. Сейчас другое время и другие настроения, поймите это! То, что казалось возможным еще десять лет назад, таким больше не кажется. С исчезновением «Ориона», исчезла и ваша идея межзвездного панчеловечества. Нашим людям не нужны другие планеты, им нужно их настоящее здесь и сейчас. Люди готовы тратить определенные ресурсы на ваши игрушки, это так, но эти траты должны быть оправданы. А ваш проект таковым не оказался. С момента исчезновения корабля, с него не был получен ни один сигнал. Спутники со специальной аппаратурой, которые специально отправляли в космос, не поймали ничего, кроме шумов. А враги… наши враги не исчезли. Как нам ни хотелось, они не стали нашими друзьями лишь потому, что один двигатель в корабле тридцатилетней давности делали мы, а второй — они. Пока мы сливали эти деньги на ваши ненужные проекты, они строили ракеты, но только не для того, чтобы колонизировать другие планеты, а для удара по нашей территории. Пока мы слушали далекий космос, они слушали нас… И сейчас, — человек в форме снова наклонился вперед к собеседнику, будто желая сказать ему что-то, что никто другой не должен был знать, — время других планет прошло и настало время заняться нашей!

Наступила тишина, продолжавшаяся несколько минут. Человек в военной форме внимательно изучал лицо сидевшего перед ним.

— Я помню тот день, когда этот проект стартовал, — заговорил мужчина после долгой паузы. Когда он заговорил, на лице его проступила какая-то грустная улыбка, — я был еще совсем молодым, я мыслил по-другому. Все тогда казалось иным. Казалось, что мы стоим на пороге какого-то открытия, каких-то новых возможностей, которые разделят всю историю человечества на разные эпохи. Мне, да и не только мне, нам всем с моего курса, тогда казалось, что после возвращения «Ориона» на Землю, все изменится. Встреча с совершенно иной планетой в совершенно иной звездной системе, потенциально имеющей на себе жизнь, изменило бы наше представление о Вселенной и нашем месте в ней раз и навсегда. Одни мысли об этом захватывали дух! Мы все тогда хотели быть космонавтами, все до одного — не важно, девчонки, мальчишки, все без исключения. В нашем сознании это было что-то совершенно иное — романтика далекого космоса, неизведанные просторы Вселенной… Было какое-то общее состояние ликования, общее состояние возбужденности, потому, что в первый раз всю историю человечества, у нас появилась какая-то глобальная цель — не просто отхватить как можно больше территории и ресурсов друг у друга, а направить всю свою силу и энергию на что-то совершенное новое и… действительно грандиозное…

— Мечтательная вы особа, должен вам признаться. Вы говорите «все», но это явно не про меня…

— Но потом прошло время и… и все стало меняться, — продолжал говорить человек в очках, будто и не замечая слов военного. — «Орион» был как барометр настроений в обществе. Как только он исчез и образовался этот информационный вакуум в несколько лет, между вчерашними друзьями снова стали появляться конфликты. Заголовки новостей, которые до этого принадлежали «Ориону», стали заменяться новостями о провокациях, об обострениях на границах, о военных противостояниях, о новых горячих точках по всему миру. А когда через несколько лет «Орион» не вышел на связь, мне показалось, что этот сигнал уже не особо и ждали. Об этом писали… да, конечно, об этом писали! Но это были, скорее, попытки обвинить кого-то в провале миссии, снять вину с себя и возложить ее на кого-то другого. А потом эти отказы от дальнейшего участия в проекте по разным мотивам, потом войны, противостояния, снова и снова борьба одного человека с другим…

— И в таких условиях вы хотите, чтобы наше правительство продолжало финансировать этот проект?

— Да, хочу! Я мечтатель и… и может быть очень наивный. Я предпочел бы снова видеть на первых страницах газет «Орион», а не сводки из горячих точек. Я хотел бы, чтобы люди снова научились говорить друг с другом. Чтобы разные страны, нации, религиозные и политические группы оставили позади все свои противоречия, как это было уже почти пол века назад и снова сели за один стол, чтобы снова на повестке дня появились другие миры, другие планеты, бескрайние просторы Вселенной!.. Чтобы у правительств сверхдержав появились мысли иные, нежели стереть соперников в лица Земли, что-то конструктивное, что можно было бы сделать, а не разрушить!

— Я боюсь, это невозможно! Я про что-то конструктивное, не про стереть друг друга с лица Земли, — добавил человек в форме. — При всем том разном, что есть во мне и в вас, у нас есть одна общая черта. Мы люди своего дела, каждый из нас знает свою область на высоте, — вы науку, я дело военное. В науке есть законы, такие же законы есть и в военном деле. Опусти тело в воду, и оно выместит из емкости объем самого себя, засунь две мощные культуры на одну площадь с ограниченными ресурсами и рано или поздно они начнут резать друг другу глотки!..

— Но выход за пределы планеты открыл бы нам доступ к безграничным ресурсам!

— «Бы!» Опять это ваше «бы». У вас была возможность проявить себя, доказать это всем тем, кто смотрел на вас. Но свою возможность вы упустили, закончив свой проект провалом. В тот год не просто исчез корабль, исчезли и все наши надежды на бесконечные ресурсы. Время вас, ученых, обещавших нам счастье вне нашей планеты, закончилось и настало время нас, людей с оружием, готовых отстаивать свои скромные интересы на этой маленькой по вашим масштабам планете. А вы, конечно, изучайте другие планеты!.. Смотрите, что есть в отдаленных углах нашего космоса. Чем черт не шутит, может и действительно через пару тысяч лет наши потомку будут стоять в пробке на работу не на кольцевой, а где-нибудь там, у ковша «Большой Медведицы». Тогда, действительно, не надо будет драться из-за каждого клочка загаженной минами земли. И хорошо! И мы встретим это аплодисментами! Вот только… проблема есть небольшая. Мы с вами смотрим на людей разными глазами. Даже там, далеко за пределами нашей галактики, люди не смогут сидеть спокойно на своем заднем месте. Или вы думаете, что выйдя за пределы Земли люди изменятся, облагородятся?! — он усмехнулся. — Вы хорошо знаете физику, но явно плохо знаете людей. Жизнь в рамках Вселенной, даже для развитого человечества, не будет представлять большую разницу, чем жизнь в рамках планеты. Всегда и везде, будут те, кто захочет получить что-то лучше, что-то больше, и вот тогда на переднем плане появимся мы, люди в военной форме и тогда…

Человек в форме не договорил. Он поднялся со своего места и медленно дошел до какого-то ящика, который стоял в противоположной части большого кабинета. Он достал из него папку с надписью на темной обложке «проект Орион» и так же не спеша вернулся к столу.

— Вся ваша будущая история человечества находится здесь, — он с грохотом бросил папку на стол. От удара из нее вылетело несколько листов и упало на пол. Человек в форме лишь ухмыльнулся, заметив, как собеседник осторожно, стараясь не повредить листы, начал поднимать их с пола и осторожно класть обратно в раскрывшуюся папку. — Заселение других планет дело не легкое, особенно в условиях урезанных бюджетов. В моих силах лишь пожелать вам удачи! — закончил он сухо и без лишних слов, первым, покинул кабинет.

 

2

Им не казалось. На костре действительно что-то жарилось. Большой кусок мяса, туша какого-то среднего по величине животного, был насажен на толстую палку, которая висела в метре над огнем, на двух воткнутых по обеим сторонам рогатинах. Костер мерно потрескивал и было слышно слабое шипение капавшего в него сверху жира.

— Алисса, Хью! — Виктор приблизился к костру. Ароматный запах еды уже дурманил его, заставлял слюни выделяться во рту сильнее и активнее. — Мы вернулись! — он смотрел на корабль с каким-то напряжением. Смерть одного из космонавтов, которую ему необходимо будет объяснить им, висела над ним тягостным грузом. Он боялся их взглядов, их неодобрительных речей в свой адрес. Опять Хью будет ставить под вопрос его компетентность, как командующего этой миссией, опять укорительные взгляды Алиссы! Но ведь он-то не виноват! Он рад был бы ему помочь, но не мог, как не могла и Каролина.

— Какого хера?! — в корабле послышалось ворчание, и музыка замолкла. Виктор обернулся и бросил взгляд в бледное лицо Каролины. Она чувствовала то же самое, смотря на него своими испуганными глазами. Виктор сделал еще несколько шагов вперед:

— Хью?! — проговорил он, но слова его снова остались без ответа, было слышно лишь какое-то копошение, ворчание и брань.

Виктор подошел вплотную к кораблю, он хотел заглянуть внутрь, чтобы понять, что происходило там, но в этот момент тяжелая дверь заскрипела и на пороге появилась фигура Хью.

— Кто здесь? — крикнул он в туман, будто это мог быть кто-то другой. Он выглядел по-другому. На лице его была многодневная щетина. Униформа, опрятно одетая до этого, теперь вылезала из брюк, оголяя бледное, отвисшее брюхо. На поясе, плотно прижатым животом к ремню, виднелся все тот же пистолет, который в свое время так неосторожно передал им в Библии Кораблев. Он стоял в двери, прислонившись к ней своей талией и как-то вызывающе смотрел на Виктора.

— Привет!.. — тихо проговорил ему Виктор. Он не знал, что сказать, это «привет» звучало неуместно и глупо, но это было единственное, что мог выжать он из себя в эту минуту.

— Здорово, — так же негромко ответил ему Хью. Краем глаза он заметил и Каролину, мельком бросил на нее взгляд и потом снова повернулся к Виктору.

— Мы… мы видим, что вы готовите ужин.

— Готовлю!

— Что это за мясо?

— Это? — Хью кивнул головой в сторону костра, будто не сразу понял, о чем шла речь. — А, это?! Это животное, которое я грохнул, пока вы там ходили!

— Здесь есть животные? — тихо, будто боясь чего-то, спросила Каролина.

— Ну, по крайней мере, одно было! — Хью вдруг засмеялся. — Хотите попробовать?.. Вкусное, не оторвешь за уши. Особенно жирдяй должен оценить… — Хью вдруг прекратил смеяться и огляделся. Только сейчас он заметил, что Йорга с ними не было.

— Йорг погиб! — громко выдавил из себя Виктор. Он не хотел слушать догадки Хью про то, куда делся Йорг и поэтому пытался опередить его. — Он сорвался с моста и разбился о камни… Мы с Каролиной не смогли его спасти…

Хью внимательно и долго посмотрел в лицо Виктору. Потом он перевел взгляд на Каролину и точно так же сверлил ее своим взглядом несколько секунд.

— Сорвался с моста? — переспросил он, но не дождавшись ответа, тут же добавил совершенно обычным тоном, будто речь, шла не о человеке, которого знали они все, а о какой-то совершенно ненужной вещи:

— Да и хер с ним, потеря невелика. Мы все там скоро будем, так что… Заходите, что вы стоите, как не свои, чувствуйте себя, как дома! — пригласил он стоявших на пороге внутрь, растворяя дверь шире.

— Пойдем! — Виктор повернулся к Каролине. Но она оставалась неподвижной и Виктору снова пришлось брать ее за руку. — Там есть вода и пища, нам надо подкрепиться!

Но зайти сразу внутрь они не смогли. На пороге они невольно остановились, пораженные запахом смрада, исходившего изнутри.

— А-а-а! Воняет, да?! Это так, мясо слегка подпортилось, пока вы там ходили. Жарко, понимаете, холодильной камеры нет, запашок будет как ни крути! Вы проходите, проходите, не стесняйтесь.

— Где Алисса? — тихо, так чтобы слышал только Виктор, спросила Каролина. Виктор лишь пожал плечами и как-то вопросительно посмотрел на Хью. — Хью понял, о чем они говорили и криво усмехнулся:

— Вы про негритянку?

Виктор молча кивнул головой.

— Ну… как бы мне вам сказать, — он вдруг замялся, но замялся как-то наигранно, неестественно. — Ее, в общем, нет… Она там же, где и Йорг, — он кивнул вверх, — на небесах!

Каролина вздрогнула. Ее ноги попятились назад, к выходу. Казалось, она готова была броситься прочь из этого корабля, прочь из этого жуткого места с его смрадом, с Хью, с его измазанным жиром лицом, с пистолетом, который болтался у него на поясе… но ноги ее ослабли и тело повело в сторону. Виктор вовремя заметил это. Он подскочил к ней и схватил ее за талию. Если бы не его руки, она бы с грохотом повалилась на металлический пол, но он поймал ее буквально в воздухе.

— Она истощена, ей нужна вода и пища! — он вошел с ней вглубь корабля и осторожно положил ее неподвижное тело на свое капитанское кресло. Хью предусмотрительно сделал несколько шагов назад, кладя руку на торчавший из-за пояса пистолет. — Воды, принеси воды, она хочет пить! — крикнул ему Виктор. Он заметил, как смотрит на него Хью, придерживая рукоятку черного пистолета своей правой рукой, — нам не нужен твой пистолет, ни ей, ни тебе, просто воды, пожалуйста, воды!

Хью повернулся к столу и взял с него флягу. Молча, он бросил ее Виктору. Виктор поймал ее, открыл и поднес к губам Каролины. Через минуту она уже пришла в себя и смотрела на все, что было перед ней какими-то помутневшими глазами. Она сделала несколько больших глотков и откинула голову в кресле, будто не желая больше видеть ни воду, ни стоявшего дальше, у стола, Хью. Виктор допил остатки воды и поставил флягу на пол. Только сейчас он заметил, что весь пол был в крови: кровавые следы от ботинок, брызги на полу и стене, большая темная лужа уже высохшей крови прямо посреди кабины.

— Что здесь произошло, Хью? — проговорил он замирающим голосом и тихо добавил через несколько секунд, — что случилось с Алиссой?!

— Твоей Алиссы больше нет! Умерла!.. — Хью отвечал мрачно и тихо. — Я пытался спасти ее, но болезнь прогрессировала с каждым днем и… — он помотал головой. — И… я ее…

И ты… убил ее?! — задыхаясь, выпалил Виктор. Хью не ответил, он отвернулся куда-то в сторону и начал рассматривать стену, будто там было что-то интересное, но через мгновение он резко повернулся к Виктору:

— Назовем это так — я ее просто усыпил!

— Давай уйдем отсюда! — Каролина с силой вцепилась в руку Виктора. Сложно было ожидать такую силу в ее истощенном теле.

Хью перевел свой взгляд на нее. На его лице сияла уже злобная ухмылка.

— И куда вы уйдете? Туда?! — он ткнул рукой в сторону выхода и громко засмеялся. — Вы изнеженные твари, привыкшие с рождения подтирать жопу ароматной мягкой туалетной бумагой в несколько слоев. Вы не протяните там и месяца, да даже недели не протяните без еды и воды с корабля. Вы сдохните здесь как это ваш Йорг, как все остальные, кто здесь когда-либо ходил! Куда вы собираетесь идти? Эмигрируете в другую страну?!

— Куда угодно, но подальше от тебя! — не без усилия прокричала ему Каролина. Она поднялась с кресла и, скользя ботинками по залитому кровью полу, двинулась в строну Хью. На ее раскрасневшемся от напряжения лице двумя яркими точками горели глаза. Каждый шаг ее оставлял за собой кровавый следа на полу. Хью медленно попятился назад. Рука снова схватилась за рукоятку пистолета, но Каролину это, казалось, уже не сдерживало. — Ты животное, ты мерзопакостное животное…

— Стой, твою мать, а то я продырявлю тебе башку как этой черножопой скотине! — Хью выхватил пистолет и направил его ствол в лицо Каролине. На секунду она остановилась, будто пораженная, будто ужас снова добрался до ее сознания сквозь все безумство происходящего. Но она сделала еще один шаг вперед и новые кровавые следы появились на поверхности металлического пола.

— Стоять, сука! — Хью уперся спиной в стену корабля. Дальше идти было некуда, вытянутый в руке пистолет целил прямо меж глаз шедшей к нему девушки.

— Лина, одумайся! Очнись! Он убьет тебя! — кричал ей в спину Виктор. Он замер, как вкопанный, и смотрел на всю эту сцену с широко раскрытыми глазами. Как тогда, как на мосту, страх сковал все его тело, лишая его всякой возможности действовать и позволяя только говорить.

— Ты животное, ты бездушная тварь! — Каролина приблизилась почти вплотную к Хью. Ее сверкавшие от гнева глаза смотрели прямо в дуло пистолета. Она не думала об опасности, о близкой возможной смерти. Гнев окончательно затуманил ее сознание.

— А вы-то?! Вы сами-то?! Где ваш толстяк?!! — закричал ей Хью. Изо рта его брызгала слюна, но в голосе больше не чувствовалось той уверенности, которая была до этого, голос его дрожал. — Куда вы дели его? Замочили, убили, бросили там подыхать?! Вы! Чем вы лучше меня?! Скажите мне, а?!

— Он сорвался в пропасть! Это была несчастная случайность, — проговорил откуда-то сзади Виктор. Он вытянул вперед обе руки и слабо покачивал ими, пытаясь таким образом успокоить Хью.

— Случайность?! Конечно! — Хью засмеялся, но смех его прервался так же быстро, как и начался, — вы убили жиробаса! Да, впрочем, убили и хорошо! Случайно, не случайно, мне на это насрать! Считайте, что я так же случайно грохнул Алиссу!

— Ты убил ее специально, ты… убийца!!! — снова крикнула ему Каролина, она сделала еще один шаг в сторону Хью. Раздался выстрел. Мимо! Специально или случайно, но пуля прошла рядом с Каролиной, ударилась в стенку, срикошетила в другую, в потолок и, наконец, затихла.

— Убью тебя, сука, еще двинешься!!! Ей богу убью! — орал Хью. Дуло пистолета снова смотрело в лицо Каролине, палец медленно давил на курок, будто он хотел выстрелить, но все еще не решался. И он бы выстрелил, если бы не Виктор. Бросившись, он схватил сзади Каролину и потащил назад. Она визжала, она сопротивлялась, но силы их были не равны.

— Убийца! Убийца! — она билась и кричала в исступлении. — Стреляй в меня! Стреляй, чего ты ждешь?!! Такая жизнь мне все равно не нужна! Жить с тобой рядом, уж лучше умереть!..

— Тащи свою суку подальше отсюда! Убирайтесь оба отсюда к херам. Оба! Слышите?!! Это мое место, мой корабль! — кричал им вдогонку Хью. Его губы дрожали от злобы, он тыкал пистолетом то в одного, то в другого космонавта. — Мне насрать на вас! Вы никто!!! Понимаете, для меня вы никто! Там, здесь, везде, вы всегда были ничтожествами по сравнению со мной и не вам указывать мне! Валите отсюда!

Тем временем, на улице усиливался ветер. Было видно, как медленно уходил куда-то прочь туман. Деревья по обеим сторонам этой заросшей взлетно-посадочной полосы слабо поскрипывали.

— Тихо, Каролина, тихо! Успокойся, это я! — Виктор пытался уговорами привести в чувства Каролину, но она продолжала рыпаться в его руках. — Он убьет тебя, он убьет нас обоих… Успокойся, пожалуйста!

— Тварь, бездушная тварь! Иди сюда, убей меня! Убей, я все равно не хочу жить на одной планете с таким убийцей, как ты!!! Ненавижу тебя!

— Давай, давай! Нахер! — кричал уже с порога корабля Хью. Он остановился на самом краю, как тогда, когда первый раз, в скафандре, еще не зная, что это была за планета. — Валите! — он громко плюнул вниз, засунул пистолет за ремень на поясе и толкнул дверь. Со скрипом она захлопнулась. Снова космонавты оказались на улице, снова они были одни.

Каролина прекратила биться в руках лишь через несколько минут. Виктор отпустил ее и она медленно упала на колени на вытоптанной от шагов, траве. Рядом тихо потрескивал костер, чувствовался запах жаренного.

— Зря ты это! — Виктор сел на траву рядом с ней. — Он не пустит нас теперь, а здесь… здесь мы действительно долго не протянем. У нас нет еды, у нас нет больше воды! Мы не выживем здесь и пары дней!

— А я и не хочу выживать! Я просто не хочу здесь жить! Меня тошнит от всего этого, от этой жалкой жизни, за которую я должна цепляться. Зачем мне все это нужно, Виктор, зачем?! — она подняла на него свои красные глаза. В них не было слез, но взгляд ее, сверкавший гневом, одновременно завораживающе красивый и страшный, был наполнен больной скорбью. — Назови мне хоть одну причину! Хоть одну!.. Зачем мы должны продолжать бороться за свое это жалкое существование?!

— Ну мы должны жить, чтобы… чтобы… — Виктор не знал, что ответить и замолчал. Ответ этот, казавшийся не всегда очевидным мудрейшими мира сего даже там, в те далекие времена из которых он прилетели, здесь, казалось, вообще не имел ответа.

— Нет смысла… Каждый день это мучение, каждый день это ад, который мы должны проживать снова и снова… Ад… — произнесла она уже тише и опустила лицо вниз, в колени.

— Но мы не можем умереть здесь просто так, ведь мы… мы последние люди этой планеты…

— Как и они, как все те, кого мы нашли там! Каждый из них жил до конца, каждый хватался за жизнь, как за последнюю нитку! Но все они закончили одинаково — истлевшими костями под нашими ботинками. Я не хочу больше жить, Виктор, это тяжело! И… это бессмысленно!

— Но так нельзя думать, нельзя!

— Почему… нельзя? — спросила она у него уже тише.

— Потому что мы единственные, кто остался в живых… Ты, я и… и Хью. И ты… ты просто не можешь оставить меня одного! Я не хочу остаться здесь один…. или с ним, ты не можешь поступить со мной так!

Каролина отвернулась от него в сторону. Виктор видел, как по щеке ее ползла большая слеза.

— Но я больше не могу! Это больше чем то, что я могу вынести… Не могу… Я не хочу ни оставаться здесь, ни идти туда, к мосту! Я просто хочу, чтобы все это закончилось и… чем быстрее, тем лучше! — она прислонилась к груди Виктора и тихо зарыдала. Тело ее вздрагивало частой слабой дрожью.

— Может это еще не все… Может мы действительно что-то не понимаем. Помнишь, что говорил нам Йорг? Он верил в то, что эта планета не такая, какой она нам кажется, что она не мертвая, а есть что-то или кто-то, кого не видим мы, но кто, возможно, видит нас! Мы не должны так быстро сдаваться, мы должны подождать, еще немного подождать и, возможно, что-то изменится, возможно, произойдет что-то, что нас спасет!

— Ты веришь в это? — Каролина отняла свое заплаканное лицо от скафандра Виктора и посмотрела ему в лицо. — Ты веришь в это сам?! — она горько улыбнулась сквозь слезы, — в то, что кто-то откуда-то прилетит и спасет нас? Кто, Виктор, кто?! Я не ребенок, которого надо утешать, я взрослая женщина и я не глупа, как ты можешь думать. Все те, останки кого мы здесь нашли, они все верили в то, что за ними кто-то прилетит, и кто-то им поможет. И что вышло? Ты сам все это видел, ты был там с нами! И Йорг… он тоже верил и… и что стало с Йоргом?.. Остались лишь ты и я… — она посмотрела на закрытую дверь корабля и уже тише повторила, — ты и я… и больше никого… И мы… ты говоришь не умирать, но мы умерли уже, мы призраки, мы приведения, гуляющие по этой планете… Мы потеряли все человеческое… мы потеряли себя! Я даже не уверена в том, что я жива… Временами, знаешь, я думала об этом еще до этого, несколько дней назад я часто об этом думала… Что, если мы умерли при приземлении, что если мы не живые люди, а лишь души, оказавшиеся где-то в каком-то подвешенном состоянии, не способные ни отправиться назад, ни двигаться вперед… Что если мы умерли при взлете, при посадке… Что если мы умерли при полете во время нашего продолжительного сна? Что если метеоритная обшивка корабля не выдержала прямого попадания какого-то космического тела где-то еще там, в районе Плутона?! Ты не думал об этом? Что если как живых существ, с телами, с земными желаниями, нас уже давно нет?!

— Это не правда! — Виктор с силой сжал ее плечи руками. — Я жив! Ты жива, он жив! — Виктор кивнул головой в сторону входа в корабль. — У нас есть тела! Смотри! — он схватил ее за руку и с силой вцепился ногтями в ее мягкую кожу. Каролина слабо вскрикнула. — Ты чувствуешь, боль, значит ты существуешь! И я! Я тоже чувствую боль! Мы реальны, наши тела реальны! Все то, что происходит с нами это тоже реальность… Странная, непредсказуемая, неразгаданная, но реальность! И пока мы не разгадаем эту загадку, пока не поймем, что с этой планетой не то и что случилось, я не готов умирать и… и я не хотел бы остаться здесь один или… с ним, — Виктор снова кивнул в сторону выхода, — я бы хотел, чтобы со мной была ты!

Слезы сильнее потекли из глаз Каролины, она хотела что-то ответить, но не смогла. Сквозь слезы она лишь слабо кивнула головой. Ее заплаканное лицо снова уткнулось в грудь Виктору и слабая дрожь продолжала сотрясать ее тело несколько минут подряд.

— Послушай! — он дал ей время успокоиться и заговорил уже тише, — ты сама видела все и сама все понимаешь. Нам не выжить на этой планете без «Ориона». Запасы нашей еды, фильтры воды — все там. Я поговорю с Хью, я… я сумею убедить его. Он поступил неправильно, он убийца, это так! Это все так! Чтобы здесь не произошло, что бы не привело к этому конфликту, он не должен был убивать Алиссу… он не должен был трогать ее. Но без этого убийцы, вернее, без корабля, который он занимает, мы не протянем здесь долго… Нам нечего будет есть и пить, мы умрем!

Каролина утвердительно кивнула головой. Она потихоньку приходила в себя и ее обезумевшее поначалу состояние постепенно менялось прежним чувством страха. Она вытерла глаза грязной рукой и тихо, еле слышно, проговорила:

— Хорошо.

— Отлично! Отлично! — Виктор снова сжал ее плечи. — Тогда будь здесь, никуда не ходи, я сейчас вернусь, я поговорю с ним!

Быстрыми шагами Виктор направился к двери корабля. Он поднял руку, подержал ее несколько секунд над дверью и с силой ударил пару раз. Но звука не было. Тяжелая, покрытая ржавчиной дверь, поглотила все колебания его ударов. Виктор опустил глаза вниз, он искал какие-нибудь камни, что-нибудь твердое. «Ключ!», — вскрикнул он вслух, заметив у самого входа большой разводной ключ, один из тех, который Йорг еще давно достал из инженерного отсека, по-видимому для того, чтобы монтировать антенну или солнечные панели на корабле. Он схватил его, снова приблизился к двери и несколько раз с силой ударил по металлу.

— Хью, открой! — крикнул он, но сразу понял, что смысла кричать не было. Никакие колебания воздуха, никакие звуковые волны не могли пройти сквозь тяжелую герметичную дверь внешнего корпуса. — Открой! — он снова поднял ключ и снова в разные стороны начали разлетаться искры от сильных ударов. В этот раз он услышал, как там, с той стороны двери, что-то зашумело, будто ботинки медленно цокали по металлическому полу. Он хотел поднять ключ и ударить в дверь третий раз, но послышался скрип. Хью медленно открывал дверь с той стороны. Виктор бросил ключ на землю и предусмотрительно отошел на несколько шагов назад. Он не хотел провоцировать ситуацию, не хотел, чтобы Хью видел в нем хоть какую-то опасность. Дверь медленно открылась, оголяя темное пространство за собой. Что-то блеснуло в этой темноте, что-то небольшое и металлическое. Из темноты, продвинувшись на несколько сантиметров вперед, вылезло дуло пистолета. Оно смотрело Виктору прямо в глаза своим черным глазом.

— Чего тебе от меня надо? — прохрипел из темноты его голос. Его фигуры не было видно, видимо, он отключил свет, не желая быть на виду.

— Послушай, я… мы то есть, не совсем корректно себя там повели… — Виктор говорил как-то неуверенно, — мы долго ходили там, мы потеряли Йорга… Это было большое потрясение для нас обоих, шок, который… в общем… извини! — Виктор продолжал смотреть в черное дуло, будто от него зависела его судьба, будто оно здесь было главным, а не прятавшийся где-то в темноте Хью. — Ситуация, в который мы все здесь оказались, она тяжелая… она ужасная даже. Мы последние люди и… мы, в общем, мы не должны жить так, как будто мы враги, как будто три человека на этой огромной площади, — Виктор расправил руки, — не могут жить иначе, как угрожая друг другу, как… не знаю, какие-то чужие создания. Мы должны найти какой-то компромисс, старина, должны быть вместе! И… насчет Алиссы… Я не знаю, что произошло, но я понимаю, что Алисса она была человек не легкий, у нее бал характер, особый такой характер…

— Она была дерьмом! — прохрипел Хью.

— Ну… я не знаю, насчет этого, впрочем, твое мнение это твое мнение и я его уважаю, но… она уже мертва и ничто не вернет ее обратно. Я не хочу вдаваться в подробности, зачем ты это сделал, наверное, у тебя на это были свои причины, но…

— Но ты просто хочешь жрать, как и твоя эта шлюшка! — Хью появился из-за двери, пистолет в его руке по-прежнему целился прямо в лоб Виктору. Виктор ничего не ответил. Его глаза смотрели вниз, на замазанные грязью ботинки. Он выглядел как школьник, который провинился перед взрослыми и вынужденный теперь выслушивать унижения в свой адрес. — Чего молчишь или что, от голода язык свой съел? — Хью ухмыльнулся. При свете горевшего костра лицо его лоснилось от пота и от жира. Казалось за эти несколько дней, который они провели вне «Ориона» он, вопреки всем законам человеческой анатомии, даже потолстел.

— Назад! — он ткнул пистолетом в Виктора и тот сделал несколько шагов назад. Хью спрыгнул на Землю и пистолетом показал Виктору на Каролину, которая стояла недалеко от костра. Виктор послушно попятился к ней. — Моей вины в том, что произошло, нет никакой. Эта она виновата, эта сука! Она, ведь, обезумила в конце окончательно! Больная на голову стала совсем! Бог там, говорит, Бог здесь, не делай то, не делай сё, говорит! Она вздумала учить меня тому, как надо жить!!! Говорит «эти последние моменты надо использовать так, чтобы Богу душу открыть». «Как Богу-то душу открыть?» — спрашиваю у нее. Говорит — «ближнего своего любить надо, жертвовать для него все», ну и всякая такая херня. Ну… и, ведь, пожертвовала! — Хью вдруг громко захохотал, — сделала приятное своему ближнему! Удовлетворила по полной! — он почесал вылезавшее из под куртки брюхо и сделал еще несколько шагов вперед. Оба, и Виктор и Каролина, попятились назад, подальше от костра. Хью прошел несколько метров вперед и остановился перед ними, рядом с висевшей на огне на палке ароматной тушкой мяса. Все так же держа пистолет в своей правой руке, он схватился за эту тушку своей левой рукой и с силой оторвал от нее большой, уже начинавший подгорать, кусок. Расплавленный жир жег его руку, и он подбросил кусок несколько раз в воздух, издавая какие-то странный звуки губами. — И вот за этой ей спасибо! — он поднес кусок ко рту и вцепился в него зубами. С минуту он жевал и чавкал. Жир тек по его и сверкавшему от света костра лицу. Наконец он звучно рыгнул и отбросил оставшийся недоеденным в руке кусок куда-то в сторону. Взгляд его остановился на Каролине, он внимательно изучал ее и, будто, тестировал. Она, наоборот, старалась смотреть куда-то в сторону. Что-то было в его взгляде, что переворачивало в ней все с ног на голову.

— Это мясо, — проговорил тихим голосом Виктор, — откуда ты взял его?

— Я же говорил, животное грохнул!

— И… и как выглядело это твое животное? — Виктор говорил уже совсем тихо. Но тихо не потому, что хотел так, а потому, что не мог иначе. Жуткие мысль парализовала не только его руки и ноги, но даже и язык.

— Такое… черное, двуногое, без перьев!.. — все с той же злобой засмеялся Хью. — Ты его тоже видел!.. — он снова потянулся к костру, в этот раз он не отрывал куски мяса, а взял всю палку с висевшей на ней тушкой и приподнял ее с рогатины. — М-м-м! Чудесно пахнет! Кто-нибудь хочет?

— Это… это… — Виктор не мог выговорить, слова, дикая догадка, уже давно вертевшаяся на его языке, никак не могла вырваться наружу.

— Это да! Твой незаменимый второй пилот! — с заметным усилием, Хью вдруг поднял вверх тушку с куском мяса и бросил его в сторону Виктора и Каролины.

Вокруг уже давно смеркалось. Солнца не было видно сквозь тяжелые облака, но серое низкое небо все еще подсвечивалось его лучами. Но даже при этом свете, почти одновременно, Виктор и Каролина поняли и потом увидели, что то, что висело на этой палке, то, запах чего они так долго вдыхали, тот аромат, тот запах жаренного мяса, вовсе не было животным, которое Хью где-то пристрелил. Эта была она! Обезображенная, расчлененная этим маньяком, этим сумасшедшим убийцей, Алисса. Ее они видели все это время, запахом ее подгорелого тела так долго наслаждались!

— Этого не может быть!.. Этого всего не может… — речь Каролины прервалась резко и неожиданно. Ее вырвало. Вырвало на скафандр, на протянутые вперед руки, на грязные ботинки, на обожжённые останки Алиссы. Она давно не ела, давно не пила, но сейчас остатки пищи нашлись даже в ее истощенном и измученном теле.

— Гениально! — Хью зловеще засмеялся. — Первый раз за всю эту гребанную миссия девочка хоть что-то поняла! Но что с тобой?! — тон его голоса вдруг стал шутливо-встревоженным, — живот болит, может с голода?! Может мясца покушать?! Жестковата и немного попахивает, но весьма съедобна!..

Каролина хотела броситься прочь, но ноги отказывались двигаться. Она стояла на месте, как подкошенная, как парализованная. Кругом все снова погрузилось в туман, но в этот раз туман был не снаружи, он был в ее глазах, она видела слабые очертания Хью, боковым зрением видела, что рядом с ней стоял Виктор. Снова желание убежать, исчезнуть и никогда и ни за что здесь больше не появляться. Она сделала шаг в сторону, второй, третий… но вдруг ноги подкосились, тело ее повело в сторону, она вдруг вскрикнула, как домашнее животное, которому нечаянно наступили на лапу и без чувств повалилась на землю.

Несколько минут она была в каком-то странном полусознательном состоянии. Она слышала торопливую речь Виктора, слышала в ответ сиплое шипение Хью. Она не хотела открывать глаза. Как страус, прячущий голову в земле, пыталась она отрешиться от всего окружавшего за завесой отяжелевших век. Но вот кто-то взял ее за плечи и потянула на себя. На мгновение она открыла глаза. Прямо перед ней, истощая все тот же аромат, который до этого заставлял ее слюни выделяться сильнее, а сейчас, наоборот, казалось, выворачивал наружу все ее органы, видела она обожженные, сморщенные и почерневшие от долго нахождения над огнем, пальцы ноги. Каролина закрыла глаза и впала в беспамятство, в этот раз долгое, до самого утра.

Первое, что она спросила после того, как очнулась, было «где мы?». Рядом с ней сидел Виктор и влажной тряпкой протирал ее лицо. Он заметно обрадовался, увидев, что она снова пришла в чувства.

— Мы в корабле! Ты очень слаба, тебе надо поесть! — он приподнял вверх ее голову и поднес к губам таблетку. Каролина машинально проглотила ее и снова опустила голову на подушку. Она пыталась вспомнить что произошло, что привело ее сюда, в этот корабль, в эту каюту. Ей вспоминалось долгое путешествие сквозь лес, дом с истлевшими трупами. Она вспомнила Йорга, его нечеловеческие крики, его последний взгляд… Потом возвращение к кораблю, Хью, запах костра и… Она прижала голову к подушке и до боли сжала глаза. «Это сон, это кошмар, этого всего не было и не могло быть», — проговорила она про себя, надеясь, что так и было, что это лишь ее воображение играло с ней в такие игры, что лишь только она откроет глаза, все будет по-другому, она будет дома, вокруг будут близкие ей люди, где-то зазвонит телефон и голос кого-то, кого она не слышала уже давно, пригласит ее куда-нибудь этим вечером…

Но она была внутри корабля. Снова мрачный и задумчивый взгляд Виктора рядом, шарканье ботинок Хью на входе, его недовольное бормотание. Дикое чувство отчаяния возвратилось к ней уже с удвоенной силой, и она снова поспешила уйти в себя

 

3

Проходились дни. Они тянулись медленно и угрюмо. В корабле царила мрачная и тревожная атмосфера. Произошедшие в день возвращения события делили все на «до» и «после». «До» было приземление, попытки разобраться в происходящем, какие-то отдаленные надежды и ожидания. «После» оставался лишь безнадежный мрак, ад, в котором они все каким-то образом оказались. «После» было лишь умирание, медленное, бессмысленное скатывание по наклонной куда-то глубоко вниз, в ту зону, где все человеческое уходило в небытие, и на смену ему приходили принципы животного мира.

Правила игры поменялись. Вернее, как таковых, больше не было никаких правил. Не было законов, не было выбора. Всем заправлял Хью. Пистолет в его руке, запах пота, спутанные на голове волосы. Казалось, он стремился быть похожим на злодея как в душе, так и снаружи. Он больше не стеснялся в выражениях и угрозах. Несколько раз, в споре, к которому так быстро переходил любой разговор в этой напряженной обстановке, он соскакивал со своего места, подпрыгивал к собеседнику и тыкал ему в лоб холодной сталью ствола.

Он не хотел, чтобы Виктор и Каролина общались наедине. Поодиночке они выходили на улицу, каждый из них спал в разных частях кабины. Несколько раз, когда он видел, что Виктор приближался к Каролине, он соскакивал с места, снимал пистолет с предохранителя и орал в его сторону неизменное «еще один шаг в сторону этой суки и твои мозги будут размазаны по стене!».

Обстановка нагнеталась с каждым днем. Дверь наружу оставалась открытой. По словам Хью, каждый мог уйти туда, когда захочет. «Но каждый должен знать, — неизменно заканчивал он, — что дороги обратно уже не будет. Если кто-то из вас сдриснет, обратно может не возвращаться!»

Даже глухой ночью, казалось, Хью держал все под своим контролем. Однажды, почувствовав ночные позывы, Виктор поднялся с кровати, точнее с положенного из принесенной поврежденной кислотой каюты матраца и направился к выходу. Когда он вернулся он как-то специально медленно закрывал дверь, якобы стараясь сделать это как можно тише. Тем временем он смотрел на Хью. А Хью смотрел на него. Его глаза. Две черные точки даже ночью смотрели в этом слабом свете дежурного освещения в лицо Виктору, будто проникая насквозь, будто читая даже в полной темноте его мысли.

— Ложись спать! — прохрипел, наконец, в тишине его голос и Виктор послушно отправился на свое место.

Они больше не говорили про Алиссу. Это была закрытая тема, тема, которая могла лишь испортить хрупкое равновесие в этой и без того накаленной до предела обстановке. Алиссы больше не было. Алисса была мертва и это было все, что надо было понимать каждому из них.

— Почему ты больше не ведешь свою радиопередачу? — спросил однажды Хью у Виктора, когда тот сидел перед передатчиком и медленно вращал ручку частот.

— А смысл? Нас не кому слушать. Здесь одна пустота.

— И зачем ты тогда эту ручку крутишь?

— Не знаю… просто так, — Виктор мог бы рассказать ему про мысли Йорга, про то, что в этом радио пространстве было что-то не так, про то, что звук планеты или ближнего космоса, лишенный всякой сознательной деятельности, должен звучать по-другому. Он мог бы рассказать ему про спутник, который несколько раз видели они в небе, спутник, который не мог летать там вечность, спутник, который был отправлен туда относительно недавно кем-то и поддерживаемый этим кем-то все это время на орбите. Но он промолчал. Он не видел больше в этом смысла. Он больше не видел смысла ни в чем.

Много раз взгляды Виктора и Каролины встречались. И каждый раз взгляд ее будто говорил ему: «я не могу больше так жить, сделай же что-нибудь!» Но он отводил от нее глаза, невольно вспоминая про закрытую на замок провизию, про таблетки и воду, без которых они не протянули бы там, за пределами корабля, и нескольких дней.

Но однажды произошло нечто, что все изменило. Это был серый туманный день. Все втроем сидели за столом. Типичная сцена, типичного дня из жизни трех космонавтов, вернувшихся на Землю через тысячи лет.

— Какой сегодня день недели? — спросил Хью. Он сидел у края. С противоположной стороны сидел Виктор, чуть ближе, где-то посередине, сидела Каролина. Хью сам распределял места за столом. При таком расположении он мог хорошо видеть и контролировать их обоих.

— День недели? — Виктор оторвал от стола глаза и с удивлением посмотрел на Хью.

— Ну да! Понедельник, пятница там, суббота, воскресенье?!

Виктор пожал плечами. Он не знал. Вопрос, сама его постановка казалась ему глупой и неважной, казалась ему совершенно неактуальной и бессмысленной.

— Зачем ты хочешь это знать? — тихо спросила его Каролина. Взгляд ее был направлен напротив, будто с противоположной стороны этого стола сидел еще кто-то, какой-то космонавт, которого могла видеть только она.

— Мы здесь живем как животные, грязные животные! — он понял руку к воротнику и слегка приподнял его, обнажая его засаленный и грязный край. Даже на синей ткани униформы, он выглядел крайне неопрятно. — А там… тогда, точнее, у меня все было по-другому. Каждый день чистая рубашка, каждый день новый галстук, каждый, кроме пятницы!

— А что в пятницу? — спросил Виктор.

— В пятницу было все по-другому. Цветная рубашка и никакого галстука! Последний день рабочей недели, можно позволить себе немного ослабить дресс-код! — будто в подтверждение своих слов и будто сегодня действительно была пятница, Хью ослабил пуговицу на воротнике. — Никогда не любил футболки, джинсы и прочую эту дрянь. Мужик, настоящий мужик, всегда должен носить брюки и рубашку. Этим правилам следовали все в моей компании, от мелких жопоподтирателей до моих замов. Все до одного! А здесь, черт бы побрал все это дерьмо, нет ничего, кроме этой сраной куртки… и этих… дебильных штанов, — он небрежно показал рукой на тело и на ноги. — Все ни как у человека, все как у каких-то бездомных бродяг!

Виктор и Каролина молчали. Продолжать этот разговор было бессмысленно. Он лишь злил Хью, а разозленный человек с пистолетом мог быть небезопасен. Через минуту Хью приподнялся, взял со стола пистолет и пошел к небольшой сумке, которая висела на стене. Он засунул в нее руку и извлек из нее бутылку водки. Она была уже начата, но в ней все еще было больше половины. Хью никогда не пил много, не потому, что боялся, а по тому, что старался продлить удовольствие как можно дольше. Он, как и все они, знал, что здесь он до самого конца и уже не тешил себя лишними надеждами.

— В свой жизни я делал много тупых поступков и принимал кучу тупых решений, — он поставил бутылку на стол и долго на нее смотрел, будто в это жидкости отражалась вся его прошлая жизнь. — Но это… это наитупейший из них всех! — он положил бутылку на стол и слабо прокрутил ее указательным пальцем правой руки. Бутылка сделала несколько оборотов и показала горлышком в ту сторону, где была панель управления кораблем. — Дернул же меня черт оказаться на этом корабле. Приключений на жопу не хватало, твою мать! — он горько усмехнулся, — и вот теперь я догниваю остатки своей жалкой жизни здесь… — он прекратил вращать бутылку, взял ее левой рукой, свинтил пробку и сделал глоток. Большой пузырь быстро поднялась вверх, к донышку. Хью крякнул, протер рот рукавом и снова поставил бутылку на стол. Но в этот раз, вопреки своей уже сложившейся привычке, он не понес ее обратно, к сумке, а оставил ее перед собой, на столе.

— Никто из нас не согласился бы на такое, если бы мы знали заранее… — тихо ответил ему Виктор.

— Если бы вы только знали, сколько я всего потерял и… и что я получил взамен!.. Сами видите, — он поднял вверх обе руки и показал на изрядно изменившийся интерьер корабля, на беспорядок кругом, на уже заметные подтеки в одном углу корабля, признак серьезной коррозии под обшивкой. — Там у меня были деньги, была власть, сила была! На меня работали тысячи людей в десятках странах мира и каждый из них считал честью, если я хотя бы одним глазом на него посмотрел! Машины, дома, яхты… сколько всего этого у меня было, я даже не вспомню теперь. Там я был Богом, а здесь… здесь я никто, здесь я превратился в обычное говно! Воняющее, стареющее, разлагающееся говно. А быть говном после того, как ты был Богом нелегко, — он горько усмехнулся, взял в одну руку пистолет, в другую бутылку, и начал приподниматься, желая вернуть водку на прежнее место.

— Скажи, ты часто ты думаешь об этой своей прошлой жизни? — спросил его вдруг Виктор.

— Думаю ли я? — Хью остановился и каким-то долгим и пронзительным взглядом посмотрел в лицо собеседнику. В последнее время они редко разговаривали на посторонние темы и этот вопрос звучал слегка странно. — Когда у тебя нет настоящего, остается думать только о прошлом.

— А я вот не жалею! О том, что полетел не жалею! Все те, кого я знал, сейчас лежат зарытыми в землю. Все, кого я знал, все без исключения, уже давно умерли, а я один… один из них всех, кто пока еще жив!

— Ну и дурак, твою мать, если так думаешь! — Хью вдруг громко засмеялся. Впрочем, смех этот был совсем не злобный. Он снова опустился на стул, пистолет и бутылка водки опять оказались перед ним. — Твоя задача прожить свою жизнь так, чтобы не было стыдно потом отбрасывать ласты. И не важно тысячу лет назад, сто лет назад или сейчас. Жизнь нам дана одна и не важно, когда ты жил, важно, как ты жил! Пойми это! Хотя, — он махнул на Виктора рукой, — какой мне хер до того, что ты там себе думаешь.

Хью снова положил бутылку на стол и снова прокрутил ее, будто играя в рулетку на какие-то только ему известные желания. Виктор бросил беглый взгляд на Каролину. На мгновение их глаза встретились и ей показалось, что в этот раз она увидела в них нечто большее, чем безнадежность, он будто просил ее о чем-то.

— Да и качество-то жизни тоже нельзя сравнивать, — продолжал тем временем Хью. — Мы жили там как люди, как цивилизованные нормальные люди, а сейчас ты живешь как таракан, который еще ползает, но все никак не может сдохнуть. У тех, о ком ты говорил, когда-то давно родились дети, внуки, правнуки… Они прожили долго и когда умирали, они даже жопой не чуяли, что через чертову тучу лет вся эта Земля превратиться в кучу пепла и навоза. И ты теперь в этом навозе живешь, покрытый им с ног до головы… У тебя не будет ни детей, ни внуков, там ты был кем-то, а здесь ты стал говном… среди, — он помолчал несколько секунд и уже тише добавил, — … среди такого же говна.

— Ну, а если начать все с начала, — тихим голосом проговорила Каролина, — если попытаться дать жизнь новым поколениям на этой Земле?..

— У-у-у! Это уже интересно! — Хью рукой остановил крутившуюся на столе бутылку. Горлышко показывало ему прямо в грудь. Его лицо исказила улыбка. — Давай подробнее! Ты хочешь предложить что-то интересное? — он снова взял бутылку в руку, открутил пробку и сделал еще один глоток. Снова пузыри побежали вверх к донышку. — Как ты хочешь здесь все это организовать?

— Дать жизнь новому поколению, научить потомков выживать в этом мире! Ведь если это будет возможно, то через сотни, может тысячи лет, эту планету снова будет населять люди!..

— И снова твои эти люди ушатают планету ко всем матерям! — Хью опять потянулся к бутылке, но, видимо, вспомнив, что недавно уже пил, отнял от нее руку, взял в правую руку пистолет и откинулся на спинку стула.

— Ну а если их сразу воспитать так как надо, если с детства прививать каждому последующему поколению правила поведения и законы? — проговорил, смотря в глаза Хью, Виктор.

— Чушь городишь, старина! Брось ты это!.. Или ты думаешь, что детей злых не бывает или что если всю планету будут населять только твои потомки, они что, карамелью срать будут? Да внуки твои будут готовы перегрызть глотку друг другу за какую-то мелкую херню, которая тебе в твоем детстве даже и не нужна была. Не, мужик! Здесь ты не прав! Ты еще молод, ты еще глуп в этом плане и у тебя нет детей. А у меня есть! От первого брака есть и… и от второго. Сын и дочь. Сын не звонил мне лет десять подряд, получал от меня бабосы каждый месяц, жил в доме, который я ему построил на свои деньги и знаешь когда только появился? — Хью снова подвинулся к столу и облокотился на него, — за несколько недель до старта «Ориона»! Случайно, думаешь? Пожелать отцу всего лучшего, думаешь? Хер! Хе-е-ер! Прощай, говорит, батя, хорошо тебе слетать, говорит, и, маленький вопросик, говорит, надеюсь, завещание-то ты написал?! Нормально, да?! Это сын, родной сын, мать бы его за ногу, учившийся в лучших университетах мира, вращавшийся в среде достойнейших мира сего говорит родному отцу перед вылетом такую херню! У-у-у! Хотел надрать ему жопу тогда, при всех, пусть все видят! Хотел снять ремень, стянуть с него портки, положить жопой кверху на его дорогущую тачку и надрать сраку так, чтобы красная была, чтобы как помидор, понимаешь?!

— И… надрал? — спросил тихо Виктор.

Хью горько усмехнулся.

— Да нет… не надрал! Про завещание не забыл, говорю, для любимого сына ничего не жалко. А его дети, а внуки?.. Они, наверное, вообще про прадеда не вспоминали. Был мол, какой-то старый хрен, который сел на ракету и улетел черт знает куда. «Зачем?» — спросят их. «А хер его знает, — ответят, — в жопе сверлило!» — Хью покачал головой, усмехнулся, и снова сделал несколько глотков. Лицо его начинало медленно розоветь. — На Земле я оставил все! Там, я был Богом, точно вам говорю… Я был тем счастливцем, которых было не больше десятка на миллиард, а может и того меньше. Моему состоянию могли позавидовать даже бюджеты целых государств. В одном моем доме было столько прислуги, что я даже не пытался запоминать их имена. Зачем их запоминать? Нахер они кому нужны?! Их было много, а я был один. Я был их господином, они были моими рабами, стелившимися под ноги. И ведь стелились! Потому что им, как и всем, нужны были деньги, а за свой комфорт я готов был платить нормально. Мда… то была другая жизнь, счастливая жизнь. Всё, что там я хотел, я получал. Всё! Без исключения! Здоровье?! Говорят, здоровье не купишь!.. — Хью медленно покачал головой. — Здоровье не купишь только если тебе не на что его покупать, если ты живешь в какой-то берлоге с плесенью вокруг. У меня было здоровье и, поверь мне, — Хью обращался теперь преимущественно к Каролине, как к человеку, знакомому с медициной, — это здоровье мне досталось не бесплатно! Я тратил сотни тысяч в год на врачей! На лучших врачей! В моем штате был собственный медик, который занимался только мной, и это плюсом к диетологу, тренеру и прочим… мудакам, которые я даже не знаю, чем занимались… Мое здоровье до того, как я залез в этот чертов корабль, — Хью громко и сипло отхаркнулся и выплюнул большую с кровью слюну на пол рядом, — оно было как у подростка, который еще не умели ни курить, ни дрочить. Который еще даже пробок от шампанского у родителей не облизывал! Семнадцать раз! Семнадцать раз я мог подтянуться на турнике. Каждый день я бегал три километра. Раз в два дня плавал в бассейне по сорок минут. А сейчас, — Хью нервно стянул с себя куртку, обнажая свои бледные руки, вылезавшие из-под синей с эмблемой «Ориона» футболки. Помещение быстро наполнилось резким запахом пота и прочих несвежестей человеческого тела. — Вот! — он ткнул себя в трицепс правой руки, в сморщенную, постаревшую кожу, которая свисала вниз. Казалось, дунь ветер, и она зашевелится, издавая дряблый хлюпающий звук и наполняя помещение еще большей вонью. — Сейчас я не подтянусь и одного раза! Одного, твою мать!!! Я пробовал! Висел вон на этой планке как… как хер девяностолетнего старика. Чуть в штаны себе на насрал. Тужился, крутился, кряхтел… пердел и… и ничего. Ни одного, мать его, раза! Я убил себя, убил все, что у меня было этим чертовым полетом! — лицо Хью раскраснелось уже настолько, что начинало сливаться с темноватыми фоном позади. — Его руки дрожали, видно было, что в нем росло какое-то внутренне напряжение, которое до этого он умел в себе подавить, но сегодня не мог, или не хотел. Он то хватал, то снова клал на стол пистолет, лязгая металлом по металлу.

— Я потерял все, что у меня было! Один шаг и все! И нет нихера. Один маленький шажок человека и… и пустота — ни человечества, ни Земли!.. В том виде, в котором она была до этого, я имею ввиду. Поднявшись в этот гребанный корабль Богом, спустился я из него обычным говном. Все мои деньги, мои заслуги, мое здоровье осталось там, — от ткнул пальцем в сторону задних отсеков корабля, — позади, в другом времени, пространстве! — он снова открыл бутылку и снова пузыри поползли вверх ко дну. Он поморщился и звучно отрыгнул. — Черт бы побрал этот корабль, со всей это миссией, черт бы побрал вас всех! — он с грохотом поставил бутылку на стол. В ней оставалось уже меньше четверти. Оба — и Виктор и Каролина посмотрели на остатки водки в бутылке. Хью заметил их взгляд и, вдруг, громко и продолжительно рассмеялся.

— Не бойтесь, не сопьюсь! — он громко откашлялся, опять отхаркнул на пол и снова взял бутылку, поднося ее к носу. — Последняя бутылка водки на всей этой чертовой планете! Последняя! — от вытянул ее в руке в сторону Виктора, видимо, чтобы тот лучше рассмотрел столь ценный исторических экспонат. — И больше нет ничего! Здесь нигде больше ничего нет. Впрочем, — Хью вытер рукавом лежавшей рядом на столе куртки свое вспотевшее красное лицо, — впрочем вы там были… вы сами все знаете. Пустота! Здесь везде одна пустота. И мы… остатки недогнивших, каким-то чудом не сдохших пока еще людишек, которые медленно ковыляют в могилы на своих дряблых ногах!..

Хью опустил бутылку на стол и замолчал. С хмурым видом продолжал он смотреть на стол перед собой, вспоминая все то, что было в его жизни до этого, все то, что он потерял. Он вспоминал мать, которая умерла, когда ему было еще совсем мало лет. Вспоминал всех этих «подруг», как называл их отец, которых он так часто видел потом в их доме. Потом институт, потом работа, потом деньги, слава, власть. Ему не хватало ощущений, не хватало адреналина и здесь он хватил его по полной!

— Сука! — произнес он громко и покачал головой. Мысли его вырвались наружу, заставив вздрогнуть обоих — и Виктора и Каролину. Они опасливо переглянулись и снова уставили на него свои телячьи, как ему казалось, глаза. «Черт с ними, черт с вами со всеми», — думал он, с каким-то недовольством и даже злобой смотря в эти их физиономии. С этими людьми, с двумя этими ничтожествами придется провести ему остаток своей жизни. «Жизни! — подумал он и снова усмехнулся, — если бы это можно было только назвать жизнью!». Он свернул рукой пробку от бутылки, но в этот раз он уже не держал ее в руках как до этого. Пробка улетела куда-то в сторону, ударяясь об металл пола или стены. Она ему была не нужна. Сегодня он не хочет быть трезвым, сегодня он хочет жить, не существовать, именно жить, а не ползти по жизни как какой-то жалкий слизняк, переваливающий свое аморфное тело через асфальтированную дорогу, ожидая, что вот-вот его раскатают колеса несущегося внедорожника; жить так, как он жил всегда, так, чтобы с треском, чтобы с шумом, с размахом! А они… мелкие прихлебатели, слабые никчемные людишки, они пускай сидят и смотрят, пускай трясутся от страха перед ним, перед черным пистолетом под его правой рукой. И пусть кто-то из них посмеет сделать хоть что-то, он выстрелит любому из них в лоб, как ей, как этой черной суке, которая попыталась выучить его тому, как надо жить. Он сожрет их с дерьмом, как сожрал ее, и лишь две кучи костей будут напоминать ему что когда-то, здесь, кроме него, были еще какие-то жалкие создания!

— Чего вы так смотрите на меня?! — крикнул он, наконец, раздраженно, вытирая ладонью губы. — Будто… съесть меня хотите! — он взял в руки пистолет, но просто держал его перед собой, не целясь и не направляя его ни на кого из них.

— Мы не смотрим, мы… так… — тихо проговорил Виктор, он отвернулся в сторону, но взгляд его встретился со взглядом Каролины. В нем было что-то другое, что-то решительное. Хью сильнее сжал пистолет в руке, снова поднял бутылку и сделал несколько больших глотков. Пузырей в бутылке больше не было. Остатки водки струей стекли ему в рот. Он отрыгнул и бросил бутылку назад. Послышался звон стекла и множество осколков со звоном, рассыпались по полу.

* * *

Виктор и Каролина сидели неподвижно. Они боялись смотреть на него, боялись смотреть друг на друга. Любое их слово, любое их действие и даже взгляд могли быть растолкованы этим опьяневшим созданием неверно и это могло привести к катастрофе и… в конечном счете привело.

— Думали, что я нажрусь в свинятину, засну тут… прямо на полу?! А вы потом захерачите меня, как захерачили этого вашего жирного бойфренда?!! — заорал, вдруг, Хью громко и неожиданно, заорал так, что оба, и Виктор и Каролина, вздрогнули. Виктор вытянул вперед обе руки и медленно потряс ими.

— Успокойся, мы не хотели, чтобы ты напивался, чтобы ты…

— Не пойми нас неправильно, ты нужен нам! Мы здесь… мы одна команда. Мы нужны друг другу, каждый из нас нужен друг другу… — пыталась поддержать Виктора Каролина.

— Не-е-е, не правильно ты поняла, опять ты неправильно все поняла! — Хью засмеялся хриплым смехом, который через несколько секунд прервался приступом сильнейшего кашля. Кровь, смешанная со слюнями, вылетела изо рта на стол. Чувствовался запах водки и гнилых зубов. — Я… я вам нужен, это так! — он с силой, несколько раз ударил себя в грудь, — а вы… вы мне нахер не нужны. Вы только обуза, бессмысленные создания, пожирающие таблетки, которых я там даже не посчитал бы за людей…

— Ты болен, Хью, ты очень болен! Дай я посмотрю на тебя, — Каролина осторожно, стараясь не делать резких движений, начала приподниматься над столом, но Хью ткнул ей в лицо пистолетом:

— Если ты, сука, хотя бы тронешь меня, то твои мозги и дерьмо будут размазаны по этой стене! Мозгов, конечно, у тебя не много, но дерма… у-у-у, убирать твоему пареньку придется не один день. Поэтому сядь, твою мать, и не вздумай поднимать жопу до тех пор, пока я не изъявлю желание тебя сам попросить об этом. И ты тоже сядь! — крикнул Хью и на Виктора, который тоже пытался приподняться. — Вы… вы для меня никто… Вы… — он осторожно положил пистолет перед собой и взял пальцами одной руки палец на другой, — вот… мизинца вот этого моего не стоите. Меня знали все на Земле. Меня любили, меня ненавидели, меня уважали! Я был Богом там, а вы… а вас… — он снова потряс пальцем перед собой, — никто не знал до этого полета и не узнал бы, если бы не я, не мои деньги. Я стоял у истока этого проекта! Если бы не я, его бы и вовсе не было…

— Твоя доля в этом проекте не такая большая, — тихо проговорила, смотря на стол перед собой, Каролина.

— Что?.. Что это был за звук?! Ветер какой-то или… или показалось… голос какой-то? Будто какая-то безмозглая сука, башка которой сейчас разлетится тут на куски дерьма, — при этих словах Хью резко направил пистолет в лицо Каролине и взвел курок, — сидит тут и изрыгает из своего орального отверстия что-то похожее на бред какого-то обожравшегося дешевой наркоты дебила!

— Хью… Хью! Успокойся, прошу тебя, она… хотела не обидеть тебя, — Виктор говорил быстро и с запинками, — вернее, не хотела обидеть тебя! Опусти! Опусти пистолет! Прошу тебя, опусти!.. Ведь дрогнет рука и… и… так и до горя не далеко…

— А-а-а, сука! Обосралась, да?! Страшно? Страшно тебе, твою мать?! — процедил он сквозь зубы, замечая, как из глаз Каролины потекли слезы. Но она молчала, она даже не двигалась, лицо ее было таким же как прежде, но слезы, катившие из глаз, выдавали всю тяжесть ее внутреннего состояния.

— Она… сказала не подумав. Она ошиблась и… и, наверное, уже поняла свою ошибку… Всем известно, что ты и «Солариус» внесли большой вклад в осуществление этой миссии, этого полета…

— Ты поняла, свою ошибку?! — процедил сквозь зубы Хью. Пистолет целил ей меж бровей. С такого расстояния промахнуться было невозможно. Все это понимали — он, она, Виктор. Но она молчала. Ни слова, ни движения. Лишь губа, прикушенная зубами нижняя губа, да слезы, которые текли из глаз, выдавали в ней по-прежнему существо, в котором все еще билось сердце. — Осознала или нет, я спрашиваю?! — Хью приблизился ближе. Он пополз вперед по столу и его тело со сморщенными старческими руками, нависло над Каролиной. Он ждал от нее ответа, ждал признания своих ошибок, ждал, что она упадет ему в ноги, будет просить его прощения, будет умолять его, упрашивать. Ведь жизнь, ее жалкая никчемная жизнь, теперь полностью была в его руках.

— Ты… — начала она, но голос ее осекся. Слезы сильнее хлынули из глаз. Она вытерла их рукой.

— Я… — проговорил почти шепотом ей в самое ухо Хью.

— Ты не Бог! Ты… животное… тупое, дикое и бесчеловечное животное. И я… я презираю тебя всей своей душой!

Несколько секунд Хью не двигался. Лицо его, прежде смотревшее со злобой на это запуганное, заплаканное существо, вдруг выразило удивление. На мгновение, на самую долю секунды, ему показалось, что он ослышался. Что это загнанное в угол, и, возможно, уже даже обгадившееся от страха существо, не могло произнести такого. Произнести кому? Ему?! Он ослышался, наверняка это была слуховая галлюцинация. Галлюцинации никогда не были слабой стороной его характера, но учитывая всю тяжесть ситуации, могло быть что угодно!

— Что? — он приблизился к ней уже настолько, что чувствовал запах ее тела, ее немытых, но по-прежнему дурманящий ароматом женщины волос. «Это ошибка, ты ослышался», — скажи она ему что-то подобное и он поверил бы ей. Поверил не по необходимости, а так, искренне, ибо даже сейчас, даже посмотрев на побелевшего от страха Виктора, лицо которого однозначно выдавало то, что это все действительно было сказано, он отказывался этому верить. Э-т-о-м-у!

— Ты… скотина! Я хочу, чтобы ты сдох! — произнесла она, в это раз прямо в лицо Хью, поворачивая к нему свои заплаканные, но сверкавшие гневом глаза. Она казалась ему ужасной в своем гневе, но вид ее разгневанного и заплаканного лица возбуждал его. Запах ее волос, смешанный с запахом водки во рту, заставляли голову кружиться. Первые мгновения он хотел спустить курок и смотреть на то, как мозги ее начали бы стекать по покрытой ржавчиной стене вниз. Но он не стал. Неожиданно даже для самого себя, он улыбнулся. Но улыбнулся не естественно, а как-то криво, как-то слишком злорадно. Он приблизился еще ближе. Она уже чувствовала жар, идущий от его раскрасневшегося лица. Холодное дуло пистолета, касавшееся лба. Еще мгновение, еще секунда и ее больше не будет! Ее мертвое тело съедет вниз по стулу. Но он медлил. «Почему он медлит»? — думала она про себя. Нет, жизнь не проносилась перед ее глазами. Она не витала где-то там, в облаках, созерцая все это с высоты. Она была здесь, была с ним, на этом самом месте, в этом самом корабле, слышала прямо над ухом его тяжелое дыхание.

— Хью… — начал было снова Виктор, но Хью резко оборвал его:

— Заткнись! Твое мнение здесь не интересует никого! — пистолет медленно пополз по лбу Каролины вниз, к ее шее, по нежной коже вниз, к подбородку. Каролина отвернулась от него, она смотрела куда-то вверх, в потолок, будто там, сидя над ней, был какой-то ангел хранитель, который не позволил бы этого, ничего из этого бы не позволил. Но вот пистолет пополз ниже, коснулся воротника ее куртки, щелкнула пуговица, Хью оторвал ее резким движением руки. Каролина не двинулась, не пикнула.

— Послушай, Хью, остынь, остынь, старина!..

— Еще одно слово, еще одно только слово из твоей помойной ямы и я уложу вас обоих… тебя… первого и… — он вдохнул аромат ее тела и звучно выдохнул, — потом уже… чуть позже ее! Мы все умрем здесь в этом дерьме! Все до одного! Но кто-то умрет раньше, а кто-то, кому повезет, умрет позже! — он уже не отводил от нее глаз. Казалось, взгляд их жег ее обнажавшуюся грудь сильнее, чем дуло пистолета, чем этот ядерный дождь за окном, чем огонь, сжигавший тело Алиссы. — Ты дорого заплатишь за свои слова, — проговорил он ей все с той же злобной усмешкой на лице, — если я свинья, то я и к тебе буду относиться по-свински! — не отпуская пистолет, он коснулся ее груди правой рукой, но Каролина, уже больше не в состоянии терпеть всего этого, вдруг резко повернулась и со всей силы, наотмашь, шлепнула его ладонью по лицу.

Это был конец. Она понимала это как никто другой, но терпеть все это у нее уже не было сил. Это понимал и Виктор. Он вскочил со стула и с затаенным дыханием, выпученными от страха глазами, смотрел на всю это картину.

— Ты, сука, за это заплатишь! — прохрипел Хью. Улыбка вмиг исчезла с его раскрасневшегося лица и оголенные зубы превратились в животный оскал. — Обоим вам конец, сукины дети! — его палец лег на курок, выстрел мог прогреметь в любой момент. В какой-то инстинктивной попытке сохранить жизнь ей и себе, Виктор бросился к Каролине и повалил ее на пол. Может он хотел запрятаться с ней за стол, может попытаться пробраться к двери и, быть может, открыть ее на улицу. Но дверь была задраена изнутри и быстро открыть ее было нельзя. Виктор понимал это, как понимал это и Хью, медленно поднявшийся из-за стола. Он никуда не спешил, ведь у этих сукиных детей не было ни единого шанса.

— Сдохни, тварь! — захрипел Хью, в тишине послышался звук его шагов, потом грохот и вдруг… выстрел. Виктор повалился вниз и дернул на себя Каролину. Ее тело упало прямо на него, ударяя ему ногой куда-то в область паха. Но он не чувствовал боли. Он ждал следующего выстрела, еще одного, в этот раз в него, в его голову или хуже — в живот.

— Лина? — тихо произнес он, смотря в ее закрытые глаза. Она не открывала их, с особым усилием старалась она в последние моменты своей жизни не видеть того, что происходило перед ней. Он чувствовал ее дрожь, ее тяжелое прерывистое дыхание рядом. — Лина, — Виктор снова произнес ее имя. Только сейчас он осознал, что лежал под девушкой, будто прячась за ее телом от пуль Хью. Он осторожно толкнул ее в бок, и она послушно опустилась на пол рядом. Он перевалился и закрыл ее своим телом. «Только не в спину, — думал он про себя, — лучше в голову, лучше сразу».

Но сразу не получилось. Прошло уже несколько секунд. Тела космонавтов, как тела двух молодых любовников, лежали на полу прижатыми друг к другу. Он сверху, она где-то под ним. Выстрела все не было. Ни второго, не третьего. Но чего он ждет?! Чего ему еще надо? Чувствовать их страх, слышать их тяжелое дыхание перед смертью? Или ему нравится это? Может в этой их неловкой позе разобрал он что-то трогательное для себя, что-то, на что можно было посмотреть и насладиться перед тем, как раз и навсегда все это закончить?! Выстрел. Виктор ждал его в любое мгновение. Он знал Хью и знал, что он не простит им этого. Не тот человек стоял сейчас перед ними с оружием.

Но прошла минута, прошла вторая, третья, прошло целых пять минут. Тишина, почти полная, почти гробовая. Лишь где-то там, где сидел Хью, время от времени были слышны звуки каких-то движений, будто он стоял рядом и с трудом сдерживал смех, который пробивался наружу.

— Чего он ждет? — спросил тихо Виктор у Каролины. Та не ответила. Она тихо плакала, уткнувшись лицом в его куртку.

— Чего ты ждешь? — спросил Виктор громче, так, чтобы слышал уже и Хью. Но кругом было по-прежнему тихо, лишь еле слышные звуки где-то рядом, какие-то слабые хлопки. Можно было подумать, что Хью сидел на полу рядом с ними, сидел на заднице или на коленях и слабо бил рукой по полу, беззвучно смеясь и получая как-то странное удовольствие от всей этой сцены.

Прошло еще несколько минут. Наконец, неопределенность стала невыносимой. Виктор осторожно приподнял голову и повернулся столу, к тому месту, где сидел до этого Хью. Но его там не было. Виктор чуть приподнялся. Чуть дальше, краем глаза, увидел он его облокотившуюся на стену фигуру, будто Хью, уставший от всего, решил сесть у стены и немного отдохнуть. «Может он умер?» — пронеслась мысль в голове у Виктора, но в этот момент тело Хью шевельнулось и снова послышался какой-то странный звук.

— Хью, — проговорил Виктор уже громче. Он боялся повернуться, боялся посмотреть в глаза своему потенциальному убийце. Может именно этого он и ждал! Может он сидел там, с улыбкой на лице, и смотрел на эти две жалкие фигуры, перед смертью валявшиеся в объятии друг друга на полу и тихо смеялся про себя, наслаждаясь их страхом, и сотрясаясь от изредка накатывавшегося на него смеха.

Что-то капнуло рядом. Конденсат, а может дождь, этот кислотный дождь за окном окончательно проел обшивку корабля и скоро, совсем скоро, вся эта масса отравы хлынет внутрь, поливая всех, кто останется к тому времени в живых. Но кто останется?! Кто, кроме Хью, останется в этом чертовом корабле живым?! Снова рядом упала капля. Виктор не повернулся, но чувства его обострились до предела. Будь здесь муха, он мог бы слышать ее за несколько метров. Да что метров! Казалось, он мог бы услышать ее с другой стороны корабля, звук ее лапок, ползущих по металлической обшивке, язычок, вылезающий покрытый всяким дерьмом ржавеющий корпус. А если бы эта муха решила взлететь, он мог бы услышать звук крыльев, разрезающих воздух, как разрезает или, вернее, когда-то разрезали воздух своими винтами вертолеты. Снова что-то упало, в этот раз где-то совсем рядом с ним. Виктор приподнял вверх лицо и вдруг, в этот самый момент, что-то упало ему прямо на лицо, что-то теплое и влажное. Виктор осторожно протянул руку и хотел смахнуть эту каплю, эту воду, но лишь размазал ее по лицу. Он снова провел рукой, в этот раз тщательно, краем ладони. Что-то серое, что-то мерзкое, тягучее и липкое, с какими-то странными красными полосками. «Что это такое»? — проговорил он еле слышно и снова поднял лицо вверх, в этот раз уже приподнимаясь на локтях.

— Какого… черта… — он смотрел на потолок, но не понимал ничего. Вернее, у него были догадки, но нить, логическую нить, которая бы связывала происходящее и произошедшее, он так и не мог уловить. Он лишь видел, но не понимал. Мозг его справлялся со своими обязанностями гораздо хуже, чем глаза.

Каролина тоже всматривалась в потолок. Виктор осторожно отодвинулся в сторону, чтобы она могла выбраться из-под него. Она так же смотрела вверх, туда, где с большого красного пятна на потолке что-то капало вниз.

Минута, вторая, третья, проведенная в полной тишине и полном неведении. Наконец, Виктор опустил голову и посмотрел на Каролину. Та повернулась к нему и вдруг оба, будто по одной команде, приподнялись. Хью по-прежнему сидел, облокотившись на стену. Но это был уже не Хью, вернее, не тот Хью, которого они видели несколько минут назад, не тот съехавший с катушек маньяк, плевавшийся в гневе слюной, оравший, угрожавший и трясший перед их лицами пистолетом. Это был уже объект, лишенная всего живого органическая субстанция, обреченная в своем дальнейшем земном пути лишь на тление. Голова его была разбита. Кровь стекала густой струей по подбородку вниз, на лежавшую где-то в районе паха руку. Вторая его рука, с крепко сжатым в ней пистолетом, лежала на полу. Его дуло по-прежнему было направлено в сторону Каролины и Виктора, будто даже сейчас, даже после всего того, что произошло, даже после смерти, он не оставлял надежды расквитаться с ними, показать им, кем был он и кем были они. Но он был мертв, третий член экипажа корабля «Орион» отправился в небытие или, наоборот, в какой-то другой, полный новых приключений мир. Его голова была повернута на бок. Даже при слабом освещении было видно, что череп его разворочен, что пуля, по неизвестно какому стечению обстоятельств, выпущенная из пистолета, вошла в подбородок, прошла через всю голову, выворачивая и выплевывая на низкий металлический потолок корабля ее содержимое.

— Он мертв… — озвучила очевидное Каролина.

— Мертв, — согласился с ней Виктор. Он шагнул в сторону тела, но вдруг резко отпрыгнул назад. Рука с пистолетом слабо дернулась и ствол клацнул по металлу пола.

— Твою же мать!..

— Это конвульсии, — тихо объяснила Каролина. — Луше отойди оттуда, — она показал ему на дуло пистолета, которое смотрело в его сторону. Виктор быстро отошел к стене. Быть убитым мертвецом после всего того, что они пережили, было бы верхом глупости. В рейтинге «премии Дарвина», он занял бы первую строчку. Вот только проблема — те, кто эту премию присуждали, уже сами давно валялись в могилах под метровым слоем грязи и радиоактивной пыли.

— Точно… мертв?

— Точно! Он застрелился…

— Он?! — осторожно, будто все еще опасаясь, что Хью может вскочить и бросится на него, Виктор подошел к телу и с отвращением посмотрел в разорванную черепную коробку, в которой оставалась лишь половина левого полушария мозга. — Он хотел нас грохнуть и грохнул бы, но что-то ему помешало.

— Что?

Виктор коснулся ногой пистолета, но рука мертвеца не разжимала его. Тогда он ударил по ней ногой. Пальцы разжались, пистолет поскакал по полу и ударился где-то о металлическую стену. Виктор повернулся к столу и посмотрел на пол. Рядом валялась пустая гильза, чуть правее большим влажным пятном виднелся след от окровавленной сопли. Он повернулся к покойнику. На левом его ботинке, стекая вниз, виднелся след этой же сопли.

— Он поскользнулся и случайно нажал на курок при падении!

— На чем?

— На сопле!

— На сопле?

— На сопле! Дурные манеры его победили, — Виктор хотел проговорить это серьезно, но, вдруг, лицо его растянулось в улыбке и громкий смех наполнил то помещение, где, совсем еще недавно, царило напряжение и страх. — На собственной, мать его, сопле! — он схватился за живот и прислонился к стене. Он давно так не смеялся, и смех заставил его желудок сжаться до боли. Он посмотрел на Каролину. Она стояла рядом, облокотившись на стол. Лицо ее было красным, на глазах по-прежнему были слезы, лицо искривлено в гримасе. Но то была уже гримаса смеха. Она смотрела на ботинок, на размазанную по полу соплю, на мозги, которые капали вниз с потолка. Как и Виктор, она смеялась в первый раз за долгие недели, а может уже и месяцы (никто из них не вел счет дням), смеялась искренне и с облегчением.

— Трудно быть Богом, когда тебя мучает насморк, — сквозь смех и слезы проговорил, наконец, Виктор. Он сделан несколько глубоких вдохов и выдохов, вытер рукой слезы с глаз и приблизился к покойнику. — Нам надо вынести его отсюда. От него и так уже попахивает, а что будет через несколько дней, даже представить сложно. Давай положим его на куртку и вытащим за ноги.

Каролина взяла со стола вонючую от пота и нечистот куртку Хью, осторожно подняла ее двумя пальцами и подошла к телу. Виктор хотел помочь ей, но она отодвинула его рукой и прежде чем он успел что-то сообразить, резко и совершенно неожиданно, с силой, которую сложно было ожидать в этой хрупкой и изнеможенной долгими страданиями девушке, ударила тяжелым ботинком мертвеца в лицо. Кровь и мозги снова брызнули в стороны, снова серая тягучая жижа, отлетев, прилипла к стене и полу. Тело поехало по стене вниз и с каким-то хлюпаньем упало в лужу собственной мочи и крови. Каролина брезгливо бросила куртку на обезображенную голову покойника и тихо проговорила:

— До свиданья, господин Бог. Свое желание умереть в дерьме ты сегодня исполнил!

 

4

Они закопали Хью на следующий день на окраине леса, в нескольких десятках метров от корабля. Похоронами это назвать было нельзя. Палками и куском вырванной обшивки корабля они вырыли неглубокую яму и сбросили туда его уже окостеневшее и посиневшее тело.

— Вот и все! — Виктор выпрямился и отбросил в сторону палку, которой он разравнивал землю. Как командир, он чувствовал в себе необходимость произнести какую-то речь. Он мельком взглянул на Каролину и тихим голосом начал:

— Он не всегда был таким, я, да и ты, думаю, помним его другим — умным, расчетливым, даже порядочным человеком. Но на его долю выпало тяжелое испытание, и он его не прошел. Не потому, что он был плохим, а потому, что был слабым. Именно эта слабость превратила его в того, кем стал он в последние свои дни…

— Слабость не оправдает его действия. Есть такие пределы, за которыми, человек прекращает быть человеком и становится тем, кем стал он.

— Он не был таким до этого и никогда бы им не стал, не случись всего этого. Здесь есть, конечно, и моя вина и… — Виктор заметил, что Каролина развернулась и пошла прочь, видимо, не желая больше слушать его. Впрочем, он и сам двинулся за ней, не испытывая особой нужды стоять на могиле того, чья смерть принесла им обоим лишь облегчение, да и произносить какую-то речь ему, по правде сказать, не особо-то и хотелось.

Но Каролина не пошла к кораблю. Сделав с десяток шагов в его направлении, она свернула вправо и пошла не небольшую полянку, где, под массивным деревом, стоял небольшой, выструганный из дерева, крест. Под ним покоилась Алисса, вернее те ее останки, полуистлевшие, полусожженные, которые они смогли отыскать. Каролина провела пальцами по коре креста и тихо проговорила:

— Мы оставили ее одну с этим маньяком. Как и с Йоргом, я чувствую ее кровь на своих руках. Мы могли спасти их двоих, Виктор.

Виктор взял ее сзади за плечи и повернул к себе.

— Мы не могли спасти никого. Мы сделали все, что было в наших силах. Йорг сорвался в пропасть, Алиссу… — Виктор замолчал на секунду, думая следует ли ему произнести слово «съел», но подумав, решил заменить его более общим словом «убил», — … убил Хью. Мы не могли отвечать за жизни каждого, не могли предвидеть всего, что могло случиться!

— Но мы должны были, — Каролина опустилась на колени на сырую, все еще свежую землю, и осторожно взяла ее горсть в руку. — Теперь мы остались вдвоем, Виктор, лишь ты и я… и больше никого, на всей это планете, во всей Солнечной системе, во всей Вселенной. «Ад это другие», помнишь, сказал кто-то из мудрых? — она слабо покачала головой, — нет, тот, кто это говорил не имел ни малейшего понятия о том, что такое настоящий «ад». «Ад» это когда больше нет никого, кроме тебя, это одиночество в своих чистых формах. Одиночество не философское, не поэтическое, а чистое, абсолютное, такое, какое не снились даже самому депрессивному человеку на земле. «Ад» это жить одному на целой планете, понимая, что после тебя не будет никого, что ты последний из всех!

Она приподнялась и бросила землю обратно на могилу.

— Ты не одна и… не будешь одна. Я буду с тобой, мы будем друг с другом до самого конца. Теперь, когда мы вдвоем, провизии хватит нам надолго, на сорок, пятьдесят лет, на долгую полноценную жизнь!

— Полноценную? — она улыбнулась ему грустной улыбкой.

— Ну… я имею ввиду полноценную в плане долгую, до старости!.. Мы сможем…

— Мы не доживем до старости, Виктор, — не дослушав, она развернулась и пошла в сторону корабля.

Вскоре кругом зашумели листья, они медленно начали сворачиваться в тоненькие плотные трубочки. К ним летел дождь, этот убийственный, разъедающий все на своем пути дождь. В последние несколько дней он шел все чаще и чаще. Погода портилась с каждым днем все больше и больше.

Каролина зашла в корабль первой, Виктор задержался на несколько секунд снаружи. Он схватил две большие солнечные панели и втащил их внутрь. Жутко заскрипела входная дверь. На ней были видны большие оранжевые подтеки. Ржавчина стекала по двери вниз, образовывая на полу небольшую темно-оранжевую лужу.

— Уж очень ты пессимистична! — Виктор дернул за ручку и она со скрипом заблокировала дверь. — Мы сможем здесь выжить! Главное, не делать никаких глупостей.

— А ты слишком оптимистичен! Жить здесь долго мы не сможем, как бы нам того не хотелось. Еще пара десятков таких дождей и корабль не выдержит. Посмотри на него! — Каролина подняла руку и показала на потолок рядом со стеной. На нем, как и на двери, были видны ржавые подтеки. — А что мы будем делать зимой? Ты думал об этом? Она уже не за горами. Будит ли таким же ядовитым и снег, я не знаю, но холод, Виктор! Если температура здесь опустится ниже нуля, нас на долго не хватит. Мы не выдержим холодов!

— Выдержим! Еще как выдержим! — Виктор схватил Каролину за руку, крепко сжимая ее в своих теплых ладонях. — Здесь есть лес, значит есть дрова, я заготовлю много дров! Вон туда, — он ткнул пальцем в угол, где стоял стол и где на потолке все еще виднелись кровяные следы, оставленные Хью, — мы будем их складывать. Из остатков обшивки я смогу сделать что-то вроде печи, чтобы выводить на улицу дым… Вот только у меня нет инструментов, — продолжал он уже тише, большей частью, говоря с самим с собой, — но это ничего, это мы как-нибудь решим. Мы проживем эту осень, увидишь, и зиму и…

— И дальше, и что будет дальше, Виктор?! — Каролина вытащила свою руку из его плотно сжатых рук. — Что будет через пол года, через год?

— Если корабль будет совсем плох, мы сможем пойти жить туда, за мост! Помнишь, мы видели там дом, где лежали эти трупы… труп, — поправился он, — это здание выглядело надежным! Там мы сможем оставаться долгое время, десятки лет, без опасения того, что крышу над головой вдруг прорвет и нас затопит.

— Я не о корабле, я обо всем этом! Зачем все это?! Зачем тебе нужно такое существование? Жизнь должна приносить радость, хотя бы иногда. Какую радость приносит она тебе? Чего ждешь ты, на что надеешься? Что будет с тобой после этой зимы, что будет с тобой следующим летом? Мы сходим с ума, Виктор, мы медленно сходим здесь с ума. День за днем мы все больше погружаемся в это бессмысленное существование. В это безумие…

— Но мы сможем приспособиться, сможем привыкнуть!

— Я не смогу!

— Послушай! Мы уже привыкаем ко всему этому. Помнишь первый день, когда мы здесь оказались, как… как Хью выходил в скафандре наружу, еще не зная, что это за планета и что от нее ожидать? Помнишь, как полило дождем Алиссу, как еле выжила она после всех этих ожогов. Теперь мы можем предсказывать появление этого дождя заранее. По состоянию листьев мы можем определять издалека приближение осадков. Мы научились обрабатывать дерево, я сделал топор из куска оборванной обшивки корабля, а это уже железный век, в конце концов, — Виктор засмеялся, впрочем, смеялся он не долго и уже через несколько секунд лицо его приняло прежнее серьезное выражение, — мы выживем здесь, даю тебе слово, мы сможем построить здесь новую жизнь для себя. Не такую как там, ту, прошлую жизнь уже не вернешь, но другую, на других уже принципах выстроенную.

— Мы это кто, Виктор?! Здесь нет «мы», здесь есть лишь ты и я, и все, и больше никого! Кому нужны твои новые принципы, кому нужна теперь твоя эта новая жизнь?

Виктор ничего не ответил ей на это. С минуту он не говорил ничего. Молчала, изредка поглядывая на него, и Каролина.

— Помнишь, — заговорил он через минуту, видимо продумав про себя что-то, — когда мы сидели за столом с Хью, в тот… ну, последний тот день? — Каролина поняла, о каком дне он говорил и утвердительно кивнула головой. — Ты говорила что-то про другие поколения на этой Земле, которым мы могли бы дать жизнь! Ты действительно думала об этом или просто хотела его заболтать?

— Другие поколения… дети, неужели ты думаешь, что я так жестока, что готова дать кому-то, какому-то маленькому созданию жизнь здесь, в этом проклятом месте? Человеческие мучения на этой планете должны закончится раз и навсегда, Виктор, — заключила она как-то совершенно тихо, — мучения этой планеты должны закончиться вместе с нами!

— Ну, а если мы сможем все это перезапустить? Что если мы сможем дать человечеству еще один шанс?

— Не понимаю тебя, — она не отводила от него своих удивленных глаз, — какой шанс какому человечеству ты хочешь дать?

— Дети! Если мы дадим жизнь детям на этой планете, если мы обучим их всему тому, что мы знаем, если…

— А что именно мы знаем?! Что из наших знаний поможет им выжить? То человечество, частью которого мы были, вымерло здесь как динозавры, как мухи! Да и мухи-то сами, тоже умерли. И ты хочешь, чтобы мы с тобой — ты и я, изнеженные, привыкшие жить в комфорте люди, породили существ, которые были бы способные выживать в таких условиях?! Нет! — она усмехнулась, — наши дети будут слишком слабы для этой планеты. Посмотри вокруг себя, здесь даже крысы не смогли выжить, даже жуки! Эта планета убила всех и каждого, смерть — единственное, что несет она в себе. Зачем все это, для чего мучать себя и других? Я не хочу никому давать дорогу в этот мир. Я… я просто хочу уйти из него, чтобы закончить все эти муки раз и навсегда!..

— О чем ты говоришь? — вскрикнул Виктор в каком-то отчаянном раздражении. — Что ты… опять городишь?! Убить себя, ты опять думаешь об этом?

— Себя я убить не смогу, но ты…

— Я никогда не причиню тебе никакого вреда!

— Никогда? — она усмехнулась — Ты видел, как мы деградируем. Ты видел, как это было с Хью. Позавчера он был нормальным человеком, а вчера он стал лишившимся ума убийцей и… людоедом… Не зарекайся, Виктор! Здесь может быть всякое!

— Хватит нести это дерьмо! — Виктор вскочил на ноги, не в состоянии больше выдерживать этот разговор. Его большие, с потрескавшимися красными капиллярами глаза уставились на, казалось, спокойно сидевшую перед ним Каролину. Ему казалось, нет, он был уверен в том, что она бредила, что мысли, вылетавшие из ее уст, были вовсе не мыслями, а каким-то сумасшествием, непроизвольно рождавшимся ее языком. — Пьяна ты что ли или температура у тебя? — он добавил пару нецензурных слова, развернулся и быстро пошел к сумке, которая висела на стене, той сумке, где в свое время хранилась Библия и бутылка водки. Он запустил туда руку и достал оттуда пистолет. Быстрыми шагами он вернулся к Каролине и с грохотом положил, почти бросил его на стол перед ней. — На, держи его у себя! И если я захочу убить тебя или… или сделать что-то с тобой, можешь стрелять мне прямо сюда, — Виктор несколько раз с глухим звуком ударил себя в грудь. — Не промахнешься, не бойся, бегать от тебя я не буду! — раздраженный, он отошел прочь, но вскоре вернулся и снова взял пистолет в руку. Каролина смотрела на все это каким-то безразличным взглядом, будто это был не пистолет, настоящий и заряженный, а какой-то сувенир, какая-то сущая ерунда, какая-то пустышка. — Нет! Хотя нет! — он начал вертеть пистолет в руках, пытаясь что-то найти, пытаясь что-то извлечь из него. Наконец, он надавил на язычок на его ручке и тяжелый магазин, с половиной патронов, вывалился с грохотом на стол. Каролина не вздрогнула. Безразличный взгляд не сошел с ее лица ни на мгновение. — На… на! Он совал разряженный пистолет ей прямо в лицо, но она не реагировала на это. Тогда он с грохотом бросил его на стол. — Бери пистолет себе, патроны останутся у меня… За себя я не боюсь, я боюсь, что ты сама с собой наделаешь глупостей!

Каролина вытянула руку и сбросила пистолет со стола. Он с грохотом повалился на пол. Виктор лишь покачал головой и направился в угол, где лежал матрац, принесенный из его каюты. «Дура! — проговорил он тихо про себя, ложась на матрац и отворачиваясь в сторону стены, — какая же ты все-таки тупая дура!»

 

5

Прошло несколько недель. Ясных дней уже почти не было и часто, почти каждый день, сворачивая уже начинавшие желтеть листья в небольшие трубочки, из пухлых, прилетевших издалека облаков, лупил беспощадный ядовитый дождь. Температура стремительно понижалась. По утрам иней окутывал траву вокруг корабля, а к вечеру медленно выползал из-за леса туман. Он обволакивал разбитый корпус корабля, погружая его во мрак еще задолго до того, как солнце садилось за горизонт. Ночью поднимался сильный ветер. С неистовой силой лупил он по ржавевшей обшивке корабля, заставляя даже привыкших уже ко всему космонавтов, просыпаться и вслушиваться в страхе в его дикие порывы за пределами этой уже хрупкой оболочки.

Виктор и Каролина. Их оставалось уже двое. Два космонавта из команды пяти. Два человека, оставшиеся в живых из многих миллиардов. Обстановка внутри была такая же турбулентная, как и снаружи. Они жили бок об бок, в одной комнате, в замкнутом пространстве двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Они видели друг друга, когда просыпались, видели, когда засыпали. Каждый день один и тот же человек рядом, с его странностями, глупостями, капризами и не способностью понять другого так, как тому другому надо было. Нередко между ними начинались споры, которые заканчивались криками, ссорами, плачем и, один раз, даже угрозами. Правда, это были не угрозы в адрес другого. Наоборот, Каролина, в припадке истерики бросилась к Виктору, желая отнять у него магазин с патронами. «Я убью себя, я не хочу больше видеть твою рожу!» — орала она ему в лицо, пытаясь отнять у него то, что лежало во внутреннем кармане его куртки. Но Виктор оттолкнул ее от себя, оттолкнул с такой силой, что та с грохотом повалилась на пол. Она сразу вскочила и снова бросилась к нему, но в этот раз он ударил ее ладонью по лицу, не сильно, а так, лишь чтобы привести ее в рассудок. Она отошла от него и разразилась долгими истеричными слезами. Впрочем, это ее отрезвило и когда, через несколько минут, она снова повернулась к нему, в ее раскрасневшихся глазах уже не было истерического бешенства, а была лишь какая-то мрачная грусть.

— Я тебе этого никогда не забуду, — проговорила она ему уже голосом, в котором слышалось надменность и спокойствие. Она ушла в другую часть помещения и села в угол. Первые минуты Виктор хотел подойти к ней, обнять за плечи и попросить прощения, все это не должно было окончиться так, это была ошибка, случайность, непроизвольное движение руки в разгневанном состоянии! Но нет! Он не стал. У него тоже были эмоции. Он тоже имел свой характер и нрав. Бурлившая кровь внутри не давала ему сделать это. Он был зол на нее, зол за ее апатию, за ее глупое отношение к жизни, за ее странные суицидальные мысли, которые каждый раз она так старалась ему продемонстрировать.

— Черт с тобой! — проговорил он тихо самому себе, плюхнулся на уже изрядно запачканный матрац и долго, почти до самого утра, лежал с открытыми глазами, рассматривая во мраке еле заметные очертания потолка корабля над головой. Он о чем-то думал, о чем-то вспоминал; мысли его быстро и неспокойно вертелись в голове, не превращаясь ни во что цельное, а оставаясь лишь какими-то бессвязными клочками воспоминаний и переживаний.

С того дня, отношения между ними испортились окончательно. Они стали меньше разговаривать. На любой вопрос Виктора, на любую его попытку снова установить нормальный человеческий контакт, Каролина отвечала простыми односложными предложениями. Она не хотела общаться с ним и, как ему казалось, пыталась показать это каждым своим жестом, каждым своим действием.

— Ну и черт с тобой! — тихим голосом говорил Виктор самому себе, переворачиваясь на другой бок, в сторону металлической стены корабля. В последнее время он все чаще и чаще говорил с самим собой. — Потом сама прибежишь ко мне, но я пошлю тебя… куда подальше, — продолжал он тихо, уткнувшись в стену и выводя рукой знаки, как на школьной доске, на ее холодной, влажной изнутри, металлической поверхности. Он мог лежать так часами напролет и если бы не необходимость есть и справлять естественные потребности человеческого тела, то и днями. Иногда она забывался и уходил в себя настолько, что говорил уже вслух, почти даже громко. Каролина слушала его, слушала его мысли, непроизвольно слетавшие с губ, его обвинения в свой адрес, его какие-то воспоминания и надежды на то, что рано или поздно все это закончится, и кто-то когда-то обязательно придет к ним на помощь. С какой-то горечью она закрывала глаза и тоже забывалась, лишь время от времени возвращаясь к действительности, пробужденная новыми монологами Виктора.

Почти все свое время Каролина находилась с другой стороны кабины. Она так же сидела на своем матраце, облокачиваясь спиной о стенку корабля. В ее руках была толстая, замаранная уже от частого использования книга, на обложке которой большими, под старину буквами, читалось «Война и мир». Она прочитала ее уже сотню раз. Казалось, можно было открыть ее на любой странице, наобум ткнуть пальцем в любое место, и она смогла бы, не взглядывая, слово в слово, процитировать все, что было ниже на этой странице. Мир этой книги стал миром ее фантазий. Нередко, уткнувшись в свой угол, она представляла, что находится на балу, что окружена со всех сторон мужским вниманием. Спиной он видела на себе их взгляды и прежде всего взгляды его, Андрея Болконского. Он следовал за каждым ее шагом, за каждым движением. Красивые черты благородного лица, волевые, но, одновременно, такие нежные. Он был настоящим мужчиной, образцом, на который должны были равняться они все. Она видела, как медленно подходит он к ней, губы сжаты в плотную тонкую линию, он протягивает к ней руку, но… Она слышала кашель в углу, тихое ворчание, и снова она была здесь, снова на корабле, на планете Земля, где больше никогда не будет балов, не будет красивых дам, банкетов, где больше никогда не будет мужчин, настоящих мужчин! В горестном молчании она ложилась и клала раскрытую книгу на лицо. Как бы ей хотелось забыться раз и навсегда! А может, лучше было бы просто потерять рассудок, среди всего этого бреда просто уйти туда, на границу иного века, с иными нравами и надеждами?! Но бала больше не было, Андрей Болконский ушел и был лишь Виктор, его ненавистное ей лицо, его разговоры вслух, его заросшее бородой и покрытое морщинами лицо.

И вот в один из таких вечеров, пока Каролина снова утопала в грезах наполеоновской эпохи, Виктор дернул за толстую ручку двери и вышел на порог. Там было зябко. Туман висел стеной перед кораблем, окутывая его своей серой массой. Спереди, там, где был лес, слабо проглядывали из тумана очертания нескольких толстых стволов деревьев. Как часовые, неподвижно стояли они перед ним. Они не скрипели и не качались, но какой-то странное чувство не давало Виктору спокойствия — ему будто казалось, что каждое из этих деревьев наблюдало за ними своими мрачными вековыми глазами.

Виктор поднял воротник, закрыл за собой дверь и осторожно спустился вниз, на влажную от постоянных дождей траву. Листья на кусте рядом были раскрыты. Они уже были заметно подернуты осенней желтизной, но даже сейчас, умирая, продолжали исполнять свою основную роль — индикатора приближения дождя-убийцы. Теперь они были раскрыты, следовательно, беспокоиться было не о чем, и Виктор мог позволить себе сегодня небольшую вечернюю прогулку вдоль корабля.

Он отошел от корабля и прислушался. Было тихо. Ветер еще не начал бушевать так, как бушевал все последние ночи и лишь где-то вдалеке, под занавесом этого тумана, тихо шелестели листья и жалобным голосом, в тон им, подвывало дерево. Хотелось курить. О, чтобы он отдал сейчас ради одной затяжки, ради запаха дыма самой убогой, самой дешевой сигареты! Но что бы он отдал? — Что бы я отдал? — говорил он уже в слух, продолжая двигаться дальше, — что вообще у меня есть, что я могу кому-то отдать? Да и… — он посмотрел вверх, в уходившую в бесконечную высь туманную дымку, — да и кому? Кто здесь есть? Кто… черт бы вас всех побрал, есть на этой планете, кроме меня и… ее?! Что, старина, — обращался он уже к Йоргу, как будто он все еще был жив, как будто он шагал с ним в этом тумане плечом к плечу, — не прилетают за нами твои эти друзья с других планет?! Эти звуки, которые ты слышал, все это оказалось, по ходу, херней! Этот спутник, — Виктор задрал голову вверх, будто сквозь серую дымку тумана и облаков он мог видеть чистое небо, — ничего этого нет… да и нас совсем скоро уже не будет! Потому что…

Но Виктор не договорил. На мгновение, ему вдруг показалось, что в этом тумане кто-то был, что кто-то наблюдал за ним все это время. Но это были не деревья, это был кто-то другой. Он обернулся: мрачные очертания корабля слева; в этом тумане казалось, что корпус его не имел ни начала, ни конца и уходил куда-то в бесконечное пространство небытия; темные деревья справа… Но что это! Виктор прищурил глаза, напрягая со всех сил свое зрение. Будто кто-то стоял среди этих деревьев, будто фигура какого-то человека!

Виктор не вздрогнул, не закричал, не бросился прочь. Лишь лист, сорванный перед этим с куста, беззвучно вывалился из пальцев на влажную траву. — Этого нет… это все кажется, — проговорил он и сделал шаг в сторону этой фигуры. Она оставалась неподвижно между деревьев, можно было разобрать очертания рук и головы! Еще один шаг, шелест травы под ногами. Фигура стала отчетливее, это был мужчина, это был… — Хью?! — прошептал дрожащими губами Виктор. С такого расстояния, метров с десяти, он мог видеть знакомые черты подбородка, носа, взбитые на голове нечесаные волосы. Он не видел его глаз. Туман и темнота, размывали лицо, но это был точно он. Хью! Тот, Хью, который случайно застрелил себя несколько недель назад, тот Хью, который был мертв, закопан в землю у этого корабля, между тех деревьев, где эта фигура и стояла! — Виктор замер на месте. Сердце с силой заколотилось в груди. Руки, положенные в карманы куртки, сильно дрожали.

— Эй! — тихо проговорил он, напрягая зрение и слух, — ты… ты кто?

Фигура молчала. Она продолжала неподвижно стоить и смотреть на него.

— Нет! Тебя нет, это бред, это все бред! Это… это я брежу! Это дерево!.. Это мне кажется! — Виктор закрыл глаза и с силой, до боли, сжал веки. Но когда он снова открыл их, фигура по-прежнему была там, он не двинулась и даже не шелохнулась. Неподвижной статуей стояла она в тумане и, казалось, точно так же, как и он, рассматривала его. — Эй! — закричал Виктор, закричал так, что эхо его отозвалось через секунду из леса напротив. И вдруг… к ужасу, пустившему мороз от кончиков пальцев на ногах до вспотевшего лба, Виктор заметил, что фигура начала двигаться. Шаг за шагом, медленно покачиваясь со стороны в сторону, она удалялась от него прочь в туман.

— Этого не может быть… этого… — Виктор попятился назад, — трясущиеся руки вытянуты вперед. — Этого не может быть! Ты видел это?.. Видел?! — снова обращался он к Йоргу, к его невидимому другу, который был где-то рядом. — Это, старина, это… это что-то невозможное, это… мне это кажется, надо… черт бы побрал… надо выспаться, наверное, или что?!

Он быстро дошел до входа в корабль и толкнул тяжелую дверь. Та со скрипом открылась, обнажая полумрак помещения. Спертый воздух ударил в лицо. Каролина не повернулась к нему, никаким своим видом не давая понять, что она заметила его приход; она продолжала сидеть в углу над своей книгой, снова и снова прочитывая то, что читала уже до этого сотни раз.

— Послушай, — начал Виктор тихо и, насколько это было возможно в его состоянии, спокойно, но дрожащий голос выдавал в нем сильнейшее нервное напряжение. — Я был там… на улице!..

Каролина отложила книгу и обратила на него свой взгляд. Несколько недель они уже не разговаривали и это обращение к ней, казалось ей уже совершенно невозможным.

— И… я… я видел там человека… живого человека, фигуру! — Виктор вдруг так быстро приблизился к ней, что она даже вздрогнула. Он заметил это, остановился и вытянул вперед свои дрожащие руки. — Но ничего страшного, ничего… Он не сделает нам ничего плохого, потому, что он… он, — Виктор замялся, не зная, как продолжать дальше. В нервном напряжении, он начал чесать свою бороду, свои спутавшиеся на голове волосы, — …потому, что это был Хью и… и… в общем Хью!.. — Виктор прекратил чесаться и уставил свои раскрасневшиеся глаза в подсвечиваемое слабым желтым цветом лицо Каролины.

— Ты видел Хью? — спросила она его тихо и совершенно спокойно.

— Да!.. Видел! — подтвердил Виктор. Нервное напряжение разрывало его изнутри. Он хотел броситься к ней, схватить ее за голову и прислонить к груди, чтобы она чувствовала удары его сердца, чтобы она почувствовала то, что чувствовал он! Как, к черту, могла она быть так спокойна, если там был Хью! Этот, мать его Хью, чьи мозги были размазаны по стене и потолку, чье тело с трудом вытащили они тогда наружу и закапали там, у деревьев!

Каролина улыбнулась. Не искренней улыбкой, не той, которая в свое время казалась ему такой очаровательной, а другой, насмешливой и злобной.

— Тебе надо поспать! Иди, ляг, только, пожалуйста, не разговаривай с самим собой, а просто закрой глаза и выспись! — она снова взяла в руки книгу и продолжила бегать глазами по строчкам как ни в чем не бывало.

— Но Хью, Лина! Я видел его там, я!.. — пытался донести он до нее. — Я не идиот, я видел его или… хорошо… хорошо, может не его, а кого-то другого. Здесь кто-то есть, кто-то кроме нас!

— Здесь никого нет, Виктор, иди спать! — заметила она ему тихо, глаза продолжали бегать слева направо по словам в книге.

Виктор отвернулся от нее и медленно пошел в свой угол.

— Не верит мне, сучка! — проговорил он тихо, как казалось, самому себе, но голос его разнесся по всему помещению. — Ну ничего, увидишь… увидишь и ты!

Его грубости не задели Каролину. Она их даже не услышала. Ее уже не было здесь, на этом корабле, на этой выжженной огнем и ядом Земле. Ей слышался уже звук вылетавших вверх пробок от шампанского, цокот лошадиных копыт по мостовой и звук вальса, который начинался где-то вдалеке.

 

6

На следующий день погода выдалась на удивление хорошая. Морозец с утра прихватил белым инеем траву и листья. От тумана не осталось и следа. Кристально чистый морозный воздух под безоблачным голубым небом проникал сквозь одежду Виктора, заставляя мурашки пробегать по его рукам и животу. Все выглядело по-другому, сегодня все было иным. Не было мрачных деревьев, смотревших на него со всех сторон, не было уходящего в никуда корпуса корабля, не было вчерашней фигуры, которую они видел в тумане. Казалось, это был уже совершенно иной мир, совершенно иное измерение, в котором все было иначе, все было лучше!

Виктор вылез из корабля и осмотрелся. Ярко светило солнце, голубое небо висело над головой. Золотистые кроны деревьев переливались при ярком белом свете. Сколько дней он уже не видел солнца и вот оно здесь, перед его глазами!

Он спрыгнул на землю, со скрипом прикрыл за собой дверь и не спеша двинулся вдоль корабля. С каждым днем «Орион» разрушался все больше. Эти атмосферные осадки день за днем убивали его, превращая это высочайшего достижения человеческой мысли в груду ржавых обломков коричневого цвета. Он ударил носком ботинка по его корпусу. От него отвалился кусок ржавчины и упал в траву. Сколько они смогут здесь еще прожить, сколько сможет еще выдержать корабль, защищая их от этого жестокого внешнего мира?!

— Это все ненадолго, это все скоро превратится в дерьмо! — он провел грязной перчаткой по ржавой полосе, которая шла откуда-то сверху из пробитой обшивки, — что думаешь?

— Валить вам надо отсюда — вот, что я думаю! — слышал он в голове голос Йорга. Как всегда, как обычно, он был бодрым и веселым. — Погода здесь сам видишь какая. Ураганы почти каждый день, туманы, эти чертовы дожди. А что будет через месяц? А что если придут холода?! Вы замерзнете здесь, как негры на Северном Полюсе!

— Я думал об этом, я сделаю печку…

— Какую печку, командир?! О чем ты? Из чего ты ее сделаешь? Из этого дерьма? Из этого дерьма ты хочешь сделать печку? — Виктор посмотрел на разбитые куски поржавевшего металла, валявшиеся рядом. — У тебя не ни инструмента, да и… не обижайся, но ты и не умеешь нихрена. Не строй себе иллюзий, из этой кучи мусора, ты не сможешь сделать ничего!

— И… какие тогда варианты?

— Валить! Валить к чертовой бабушке туда, за мост, где мы видели целое здание. Там есть печка, там есть стены и крыша, которые смогут защитить вас от всего этого дерьма до конца ваших дней!

— За мост? — Виктор удивился, будто эта мысль пришла ему в голову в первый раз.

— Ну да, за тот, где бросили вы меня на эти чертовы камни!

Виктор вдруг остановился. Последние эти слова будто пробудили его от какого-то странного полубредового состояния. Он оглянулся. Рядом никого не было, но голос Йорга еще слышался в его голове. Если совсем недавно это еще был монолог от его имени, то сейчас разговор превращался уже в полноценный диалог. Он мотнул головой, слабо ударил себя ладонью по щеке и пошел дальше.

Через несколько минут, обойдя корабль, он снова оказался у входа. Но идти внутрь ему не хотелось. Там была она, ее обращенный в книгу взгляд, ее присутствие рядом, тянущее и тяжелое. Она не говорила с ним, она даже не смотрела на него, и это была дикость, раздражавшая его еще больше. Уж лучше ругань, лучше крики, оскорбления, чем это полное безразличие, чем абстрагирование от другого в своем мире тупых грез и фантазий.

— Не пойду туда, пойду лучше… — но Виктор не договорил. Взгляд его остановился на двух массивных деревьях, которые возвышались у окраины леса. Он вдруг вспомнил, как вчера, между ними, он видел фигуру Хью, как стоял он там, как смотрел на него своими неразличимыми на темном лице глазами. — Моя башка творит со мной чудеса! — тихо произнес он, осматривая стволы и кроны деревьев, покрытые красными и желтыми в лучах осеннего солнца, листьями. Но, в отличие от вчерашнего тумана, непроглядного и пугающего, сегодня все было по-другому. Все вокруг смотрелось иначе. Солнце убивало страх, солнце не давало его галлюцинациям родиться заново. Лес выглядел иначе — светло и ясно в лучах сегодняшнего солнца и того страха, который сковывал его вчера, уже не было.

Он сделал несколько шагов в сторону деревьев. Он двигался медленно. Куда ему было спешить? Трава шуршала под ботинками. Солнце, поднимавшееся в небе все выше и выше, уже растопило иней, и влага оставляла темные полосы на его засаленных брюках. Он подошел к одному из деревьев и осмотрелся. Высокая трава была слегка присыпана пожелтевшими листьями. Она не была помята, на ней не было следов того, что кто-то здесь ходил. Виктор повернулся и пошел ко второму дереву, но, сделав несколько шагов, он остановился. В нескольких метрах от себя, по направлению к лесу, увидел он гору сырой земли, покрытую редкими торчавшими из нее травинками. Под слоем этой земли лежал Хью.

— Ну здравствуй, — Виктор медленно подошел к его могиле. Там было все так, как оставил он тогда, даже воткнутая рядом палка, которой он раскапывал землю. Не было никаких следов того, что здесь кто-то был, ничего! Следовательно, это была галлюцинация, плод его больного воображения. Он отошел от могилы и подошел ко второму дереву. Трава так же не была помята. Здесь, как и там, тоже никто не ходил. Виктор медленно побрел в сторону корабля, но вдруг прежнее чувство, точно такое же, какое он испытал вчера, перед тем, как заметил его мрачную фигуру среди деревьев, налетело на него и закружилось внутри его создания. Он вздрогнул всем телом, будто наступил на что-то острое, будто обжегся на огне. Он резко обернулся, почему-то уверенный в том, что там, сзади, кто-то был, что Хью, его разлагающееся тело, поднималось над могилой, впадины ввалившихся открытых глаз повернуты на него! Но нет! Там была пустота! Лишь лес, трава, да примятая дождями черная земля.

— К черту! — Виктор развернулся и быстро пошел к кораблю. Голубое небо и солнце, светившее чуть наискось, сквозь кроны деревьев, уже не спасали его от страха. Он должен попасть внутрь, должен лечь на свою кровать и закрыть глаза. Пускай рядом будет она, но она не пугала его так, как эта неизведанность за пределами корабля, как эта фигура Хью где-то среди деревьев, как этот туман, как голос Йорга, снова звучавший в голове! Он подошел к кораблю, толкнул дверь, но… она не открылась. — Чертова дверь совсем заржавела, надо смазать ее! Но смазать чем? — он толкнул снова, но опять безрезультатно, будто ее заклинило окончательно, будто она… была заперта изнутри! И вдруг… внутри его что-то порвалось. Со всей силы он навалился на тяжелую дверь плечом. Но она, в лучшие свои времена открывавшаяся от одного нажатия кнопки, даже не шелохнулась. Так и есть, она точно была заперта изнутри, была задраена мощным механическим засовом. Не было никакого способа открыть ее снаружи!

— Эй! — он забарабанил в дверь рукой, но толстый металл лишь слабым, еле слышным звуком, отдавал в поверхность корабля. — Эй! Открой! — заорал он, в этот раз барабаня в дверь руками и ногами. Э-э-э-й! — его охватила паника. Его истощенному физически и психически организму надо было не много, чтобы сорваться в диком истерическом припадке. — Открой, слышишь, открой, твою мать! — колотил он руками и ногами. Не чувствуя боли, бил он костяшками по металлу, оставляя окровавленные следы на его коричневой поверхности. Кровь брызгала в разные стороны, кровь текла по его руке, затекая к локтям, кровь падала не его ботинки, оставляя на ней темные мокрые пятна.

— Не порти руки, где-то здесь есть ключ! — слышал он снова голос Йорга в голове.

— Где?! Где?! — он забыл, что еще несколько минут назад не хотел с ним разговаривать, не хотел даже его слышать.

— Тут, дальше, ближе к разбитой корме!

— А-а-а! — заорал Виктор и спрыгнул вниз. Йорг стоял рядом, на его пути, и Виктор оббежал его слева, чтобы не задеть. Но тут же он остановился и повернулся. Там никого не было. Ему показалось! Это был куст, стоявший рядом со входом! — Твою мать! Твою мать! — он бросился к корме, к развороченному участку корабля с разбитой обшивкой. Ржавчина точила его снаружи и изнутри. Следы ее красных подтеков, как кровь, сочились из брюха корабля, как из большого, пока еще живого, организма.

Ключ действительно лежал там. Слегка покрытый ржавчиной, он валялся на элементе обшивки там, где когда-то давно оставил его Йорг. Виктор схватил его и побежал к двери. Вскарабкавшись вверх, он с неистовой силой, так, что удары пускали вибрацию по всему его телу, несколько раз опустил ключ на дверь. Посыпались искры. Одна из них, вылетев вниз, упала к его ногам, догорая уже на поверхности земли, у покрытых влажными каплями крови ботинок.

— Открой! Открой! — он подкреплял свои слова ругательствами и новыми ударами. Она могла не слышать его криков, но не слышать удары она не могла! Она сделала это специально, она хотела убить его и… убьет наверняка, если он не проникнет внутрь! Снова сильный удар, снова лязг, что-то отвалилось от двери, что-то большое, что упало вниз к ногам. Это был кусок ключа. Не рассчитанный на такие удары, он развалился. Единственный его инструмент, единственное его оружие по эту сторону двери рассыпалось, оставляя его обреченным на скорую смерть.

— Тварь! Тварь! — он спрыгнул на землю и повалился на колени. — Тварь! — произнес он уже тише, касаясь разгоряченным лбом ее холодной влажной поверхности. — Теперь я здесь сдохну… Ты… ты убьешь меня, тварь!

— Она играла с твоим мозгом, старина, — услышал он вдруг другой голос. Это был уже Хью. — Ты должен был разбить ее череп до того, как эта сука сделала с тобой что-то подобное, ты должен был выстрелить ей лицо, чтобы башка ее разлетелась как воздушных шар, по которому вхерачили из воздушки. Но ты не мог этого сделать, старина, потому, что ты слаб, ты не командир, ты… говно!

Виктор поднял заплаканное лицо от земли. Перед ним стоял Хью. В этот раз он видел его ясно и отчетливо. Его высокая статная фигура напротив скорченной, с заплаканным лицом фигуры валявшегося на земле Виктора. Он выглядел по-иному, не то озлобленное существо с всклокоченными волосами на голове, дурным дыханием и красными глазами. Он был тщательно выбрит и подстрижен, белые зубы сверкали на загорелом лице. Новая чистая форма аккуратно сидела на его подтянутом теле.

— Ты должен выманить ее наружу! И этим ключом, — Хью кивнул на его руку, — ты должен сломать этой суке череп!

— Он уже не успеет, — услышал он голос Йорга. Он стоял рядом с Хью и показывал куда-то в сторону. Виктор проследил за рукой. Большие желтые облака виднелись над горизонтом. Они быстро ползли в его сторону, скоро они будут здесь, они убьют его, они растворят его кожу и плоть и лишь кости, желтеющие кости, останутся на земле, как напоминание о том, что когда-то здесь умер космонавт, выгнанный членом команды из своего же корабля.

— Что делать мне теперь?! — с мольбой в голосе, Виктор обратился к ним обоим. Его воспаленные глаза бегали с одной фигуры на другую.

— Пойдем! — проговорил Йорг и пошел куда-то вдоль корабля. Виктор вскочил на ноги и побежал за ним следом. — Возьми ключ, — проговорил он, не оборачиваясь и будто затылком видя, что Виктор его не взял, — он тебе еще пригодится!

Виктор послушно прыгнул назад, схватил сломанный ключ и побежал догонять Йорга. Хью уже не было рядом, да и Йорга уже он не видел, но он по-прежнему чувствовал его присутствие рядом с собой, чувствовал его тихие шаги по траве, будто его невидимая, лишенная плоти душа, летала где-то над ним.

— Что мне делать теперь? — повторил он, осознавая, что даже эти воображаемые создания покидали его, и скоро он оставался один, совсем один за пределами этого корабля. Но это не на всегда, это ненадолго, если он не сможет открыть дверь, если не сможет попасть внутрь, он умрет и умрет быстро! «Но Йорг, Йорг! — думал он, — он разбирается в корабле гораздо лучше меня, он знает, как туда попасть, он сможет мне помочь! Но… — он остановился и провел окровавленной рукой по вспотевшему лицу, пытаясь привести свои мысли в порядок, отделить реальность от вымысла, — ведь Йорга-то нет! Йорг лишь видение, лишь галлюцинация! Он внутри моей головы, он не поможет мне ничем, ведь он знает и может лишь то, что могу и знаю я!..»

— Ну, ты долго?! — снова голос в его голове. Это был Йорг, он слушал его, он за ним следил.

— Ты… где?

— Это не важно, важно то, где ты! И ты в жопе, если будешь витать в своих бредовых мыслях и не будешь слушать меня!

— Хорошо, хорошо! — Виктор послушно закивал головой. Как утопающий хватается за первую щепку, проплывающую рядом, так и Виктор схватился за этот голос, звучавший откуда-то изнутри, как за единственное возможное его спасение.

— Пройди несколько метров вперед и повернись к кораблю!

Виктор поспешил сделать то, о чем его попросили.

— Видишь?

— Н-нет. Что я должен видеть?!

— Обшивка корабля. Ее нет. Она разорвана. Под ней защитный слой из сплава алюминия. Но он окислился от дождя.

— Хорошо… хорошо, вижу!.. И что?…

— Ударь по нему ключом!

Виктор ударил. Послышался глухой стук, но ничего не произошло.

— Ударь сильнее!

Виктор ударил.

— Ты бьешь как баба! Бей сильнее, так, чтобы летели искры, так, как бил меня камнями по лицу на этой чертовом мосту!

Виктор вздрогнул. «Прости», — тихо проговорил он, подождал с секунду и с силой опустил обломанный ключ на алюминиевую поверхность внутреннего слоя. Послышался какой-то звук, не такой глухой как до этого, а другой, гулкий. Ключ вошел в окислившийся алюминий на несколько сантиметров и застрял там.

— Молодец, дергай! Дергай его на себя, тащи сильнее!

Виктор дернул и ключ со скрипом вылез наружу.

Ветер, тем временем, становился сильнее; он гнал желтые облака прямо на корабль, на колотившегося рядом с ним Виктора. Вскоре исчезло солнце и, будто подыгрывая облакам, тихо зашевелились листья в лесу, сворачиваясь в маленькие тонкие трубочки.

Виктор неистово лупил ключом по алюминию в корабле, разламывая и разбивая его на куски. Он слышал голос Йорга, слышал голос Хью, они что-то кричали ему, что-то ему советовали, но он уже не вникал в их слова. Все его напряжение и внимание было направленно на эту чёртову стену из алюминия, на преграду между ним и внутренними отсеками корабля, которая отделяла его жизнь от смерти.

Наконец он проделал дыру достаточную для того, чтобы протиснуть свое тело внутрь. Острые куски металла резали ему руки, царапали щеки и лоб. Но он протиснулся внутрь. Он был спасен, жизнь его была уже вне опасности!

— Думаешь? — будто читая его мысли прошептал ему в ухо Йорг. — Верх посмотри!

Виктор поднял лицо вверх и увидел следы от ржавых подтеков, увидел дыры в потолке, сквозь которые можно было увидеть уже желтоватое небо над головой. Если пойдет дождь, все это польется внутрь сквозь эти дыры. Здесь, так же как и там, за бортом, дождь этот вмиг превратит его в гору обезличенных костей.

— Твою мать! Твою мать! — он полез дальше, вглубь корабля. Ключ, как секира, рубил окислившиеся кабели и провода, попадавшиеся на пути. Но многие из них были сильнее того, что мог он разломать и ему проходилось ползком протискиваться между ними, царапаясь, проползая на животе под препятствиями в массе ржавчины и грязи. Наконец, он выбрался из инженерного отсека и оказался в жилом. Справа и слева виднелись каюты. Когда-то они жили в них, когда-то у каждого из них была своя индивидуальная комната, но дождь смешал все их планы. Дождь заставил их ненавидеть друг друга еще больше!

Что-то ударил по корпусу. Сначала один раз. Потом второй. С каждой секундой, эти удары становились все чаще и чаще.

— Что это такое? — крикнул он Йоргу, голос которого слышал совсем недавно. Но Йорг не отвечал. Йорг решил остаться там, снаружи. — Дождь! Начался дождь! — закричал он самому себе, замечая, как по стенам поползли тонкие струйки убийственного яда. Большая капля упала ему прямо на лоб, он взвизгнул как раненый поросенок и с силой, до боли, до того, как яд успел сделать сильный ожег, стер эту дрянь с лица.

— Лина, окрой, открой, твою мать! — заорал он, подбираясь к последней двери, которая отделяла его от кабины. Он толкнул ее, но она была заперта. Тогда его опять охватило безумие и она начал лупить сломанным ключом по ее металлической поверхности. Но это был уже не алюминий. Пробить толстую сталь он уже не мог. — Но что я делаю, ведь это… — он вдруг остановился и неожиданно для самого себя рассмеялся громким нервным смехом. Он вспомнил, что дверь в этот отсек задраивалась одной ручкой, как изнутри, так и снаружи, это была дополнительная система безопасности, на случай, если по одну из сторон этой двери случится разгерметизация. Он нащупал в темноте ручку и дернул ее против часовой стрелки. Послышался скрип, но дверь не отворилась. Тогда Йорг уперся ногой в стену, глубоко вздохнул и с ревом выпуская воздух из легких, потянул ее со всей силы вверх. Ручка скрипнула сильнее, в лицо ударил привычный спертый запах и дверь, громко заскрипев, отварилась внутрь кабины.

В полутьме аварийного освещения, он увидел ее фигуру. Неподвижно, будто не было ни его, ни его жутких криков о помощи, ни его ударов в дверь, она лежала на кровати, с лицом, обращенным к потолку. Раскрытая, положенная переплетом вверх книга, лежала рядом. Она снова утопала в мире своих фантазий где-то далеко отсюда, на Земле тысячелетней давности.

— Ты не слышала, что я тебе орал?! — в бешенстве, Виктор бросился к ней. Рука сжимала ключ, как сжимал в руке дубину первобытный человек, идущий на охоту на мелкого зверя. «Разбить череп этой суке!», — он слышал голос Хью. Казалось, он тоже был здесь, прятался в темном углу, желая видеть, как расправится Виктор с ненавистной для него особой. Но ее глаза были закрыты, на лице было тупое умиротворенное состояние. Виктор смотрел на нее с ненавистью, он дышал, как дышит бык, стоящий над поверженными им тореадором. «Разбей голову этой суке», — продолжал говорить ему прежний голос откуда-то изнутри. Виктор поднял ключ, сделал шаг вперед, но… он не посмел… он не был убийцей, по крайней мере пока. Вместо ее головы, ключ с грохотом опустился на металлический пол. Послышался лязг и искры снова разлетелись в разные стороны. От громкого удара в ушах Виктора зазвенело, боль пробежалась по всему его телу, но она… она даже не вздрогнула! Она продолжала лежать неподвижно, как ни в чем не бывало, с тем же тупым выражением спокойного лица.

— Да ты охренела что ли?! — взревел он. — Проснись же, твою мать! — он ударил ее ногой в плечо. Ударил не сильно, а так, чтобы разбудить или привести ее в чувства. Но она не шелохнулась. Все это начинало казаться уже странным, Виктор отбросил ключ в сторону и наклонился над ней.

— Эй! — он шлепнул ее по щеке, но она не двинулась. — Эй! — крикнул он еще громче, в этот раз в самое ухо. Но тут же он вспомнил, как несколько секунд назад он опустил с грохотом на металлический пол ключ и если уж это ее не пробудило, то крики его не пробудят ее и подавно.

«Нашатырь», — первое, что пришло ему в голову, и он быстро вскочил на ноги. Но сделав несколько шагов в сторону аптечки, он вдруг остановился. Аптечки не было на месте!

— Где она? Что ты здесь наделала? — он снова вернулся к ней и упал рядом на колени. В этот раз ему показалось, что какой-то странный звук вырывался из ее груди, что-то похожее на хрип. Он наклонился ниже. Она кашлянула и снова захрипела, в этот раз уже громче. На губах ее показалась белая пена. Она вытекала изо рта и стекала по щеке на пол. Он потянулся к руке и хотел пощупать ее пульс, но в руке ее он нащупал что-то круглое, что-то похожее на…

— Снотворное! — прокричал он, смотря с ужасом на пустую белую банку. Она почти была пуста. Она съела почти все таблетки, запивая их водой из валявшейся рядом фляги! Тут же он увидели и слабые очертания белой аптечки, она стояла в самом углу, в не подсвечиваемой части помещения. Виктор приподнялся на ноги и схватил себя за голову обеими руками. — Надо ей что-то дать, что-то… Но что ей дать? Что?!!

— По башке ей дай этим ключом! — хрипел рядом Хью. Виктор не видел его, но прекрасно слышал. Он будто вился вокруг него, дышал ему в ухо, заглядывал в лицо своими помертвевшими пустыми глазами.

— Тебя нет, мне все это кажется! — Виктор шлепнул себя по щеке рукой, сначала слабо, потом сильнее. Хью замолчал, и первые связные мысли появились в голове Виктора. — Воды! Ей надо воды! — он бросился к фильтрам, рядом с которыми стояли в больших пластмассовых канистрах их запасы воды. Схватив одну из них, он бросился к Каролине. — Пей, пожалуйста пей! — он приподнял ее голову и осторожно поднес канистру к самым губам. Вся его злоба, все его мимолетное желание убить ее, исчезло вмиг. — Пей, ты должна пить! — он полил водой ей на голову, тонкие струйки потекли по лбу, закрытым глазам, щекам. Несколько капель попали в нос и она откашлялась. Пена сильнее потекла изо рта. Тогда Виктор схватил ее обеими руками за талию и перевернул лицом вниз. С силой надавил он ей на живот и почти сразу тело ее изрыгнуло на пол белую пенную жидкость. Он надавил сильнее. Он делал так несколько раз, делал до тех пор, пока в ее животе не осталось совершенно ничего. Через минуту она закашлялась, открыла глаза и посмотрела на него мутным непонимающим взглядом.

— Все будет хорошо, все… все будет хорошо! — он снова прислонил горлышко канистры к ее губам. Она не сопротивлялась. — Теперь перевернись, слышишь?! Перевернись! — повторил он ей несколько раз, но ее обессилившее тело не могло двигаться. Тогда Виктор осторожно приподнял ее и снова перевернул ее лицом вниз. Опять его руки надавили ей на живот, в этот раз ее вытошнило на пол, вытошнило водой, смешанной с белой массой, в которой, с каким-то отвращением, заметил он не до конца растворившиеся белые таблетки. — Сейчас мы выведем из тебя это дерьмо, сейчас все будет хорошо, все будет как… обычно, — бормотал он, пытаясь успокоить ее. — Не делай больше так, это не хорошо, это… это опасно!

Он повторил эту процедуру еще несколько раз. И вскоре рвота превратилась в прозрачную воду. Дыхание ее стало ровнее, уже заметно поднималась грудь и, как признак улучшения общего состояния, она несколько раз зевнула.

— Вот так, молодец, ты… молодец! Выспись теперь, тебе надо отдохнуть! — он сидел рядом и гладил ее лицо, ее мокрые волосы. Рядом валялась банка из-под таблеток. В ней еще что-то оставалось, он резко схватил ее и с раздражением бросил куда-то в сторону, подальше от Каролины. Банка ударилась о металлический пол и покатилась по нему, бренча оставшимися внутри таблетками.

Виктор не отходил от нее всю ночь. Он боялся оставить ее одну, боялся того, что лишь только он закроет глаза, она снова попытается сделать с собой что-нибудь дурное. Несколько раз он вздрагивал и просыпался, судорожно, в полутьме, пытаясь разглядеть ее. Ему казалось, что она ушла, что стоит раздетая там, под этим убийственным дождем. Но рука его касалась ее тела, и он с облегчением вздыхал.

Он уснул лишь под утро. То был тяжелый, граничащий с бредом сон. Ему снилось, что всего этого не было, что их корабль, как и эта Земля, как эти кости миллиардов людей вокруг — все это иллюзия. Что это какие-то декорации какого-то театра, что рядом, вокруг них, кипит жизнь, но они ее не видят. Что человечество по-прежнему существует, не в этом кастрированном, редуцированном до двух, уже с подорванной психикой людей, а человечество полноценное, такое, каким он оставил его за пределами этого корабля тогда, в далеком уже прошлом. Ему казалось, что радиоволны, которые ловил Йорг и которые вызывали у него непонимание были ничем иным, чем отголосками этого человечества, что спутник, делавший круг вокруг Земли раз в девяносто минут, был свидетелем этой жизни. Но почему они ничего этого не видят? Почему никто, до сих пор, не пришел за ними?! Люди, где они все? Неужели они исчезли раз и навсегда, как динозавры, как мамонты? Неужели наука, искусство, культура, все это, рождаясь в мучениях в умах и сердцах людей, вынуждено будет раз и навсегда исчезнуть под звуки последних ударов этих двух сердец, как под барабанные удары похоронного марша?!

Корабль. Он появился перед ним яркой светлой громадой, сверкая белыми лучами поисковых огней. Казалось, он спустился с неба прямо к его ногам. Но что это за корабль, где он его уже видел? Откуда знаком он ему? Ах да! Это был тот корабль, который ждали они все, которые ждали люди в тоннеле, которого ждали люди там, в доме на горе. Он видел яркий свет, бивший в лицо, фигуры каких-то существ, на фоне ярко освещенного выхода. Они шевелились, они будто кивали ему, они звали его к себе!

— Нет! — Виктор покачал головой и отвернулся. Он не хотел делать ошибок тех, чьими костями была усыпана земля. Он не ждал помощи извне и на нее не надеялся. Он был здесь, она была здесь и все, и больше никого. Дуэт двух несчастных людей из другого времени, другого мира, в гниющем корабле посреди заросшей лесами планеты.

— Зачем ты сделал это? — прохрипел рядом Хью и Виктор проснулся. Он протер глаза, но Хью… он не ушел, не испарился с его пробуждением. Он был тут, он сидел рядом, смотрел на него своим тяжелым, проникающим сквозь кожу взглядом. — Она хотела саму себя убить, да и хер с ней, но тебя, мужик… она хотела убить тебя! И убила бы, если бы не эта стена из прогнившего как говно алюминия! Ты не должен нянчиться с ней, ты должен грохнуть эту суку!

— Замолчи! — Виктор замотал головой и опустил лицо в ладони. Он хотел, чтобы это видение исчезло как можно быстрее.

— Ты думаешь, ты ее спас? Думаешь надолго? — но Хью продолжал. — Через пару дней она сожрет еще что-нибудь, или вытащит у тебя патроны и прострелит тебе, а потом и себе башку! Увидишь!

— Молчи! — процедил Виктор сквозь зубы. Он поднял лицо и отнял от глаз руки. — Я не хочу слышать твой бред! Тебя нет, ты… ты дерьмо, ты болезнь внутри моего мозга! Заткнись, по-хорошему прошу, а то…

— А то что?! Что ты сделаешь мне?! — Хью засмеялся так громко, что голова затрещала изнутри. — Ты что, убьешь меня? Прогонишь? А может нет, может вытолкнешь меня из корабля и захлопнешь за мной дверь? А может…

Но Виктор уже больше не мог этого слушать. Он вскочил на ноги, схватил лежавший рядом ключ и запустил его в Хью. Но Хью был быстрее, он резко пригнулся и ключ, пройдя над самой его головой, с грохотом ударился в стену противоположной части кабины.

— Ну это уже не прилично, — проговорил он, нарочито обиженным голосом, — а еще… капитан!

— Тебя нет! А если и попаду, то ничего страшного! — шипел ему Виктор. — Ты убийца, ты заслужил того, что с тобой произошло! И если бы ты сам не прострелил себе башку из пистолета, ей богу, я бы… я бы взял этот ключ и при первой возможности бил бы тебя им по башке до тех пор, пока все твои прогнившие мозги не вытекли бы вниз, к твоим ботинкам!..

Сзади послышались какие-то звуки, и Виктор резко обернулся. Каролина с трудом приподнялась на локти и смотрела на него воспаленным непонимающим взглядом.

— Что… тут… происходит?.. — произнесла она медленно, делая паузы после каждого слова. Видно было, что говорить ей было тяжело и каждое слово давалось ей с особым трудом.

— Убийца, — заговорил Виктор тихо, — этот убийца хотел, чтобы я убил тебя! Но я послал его куда подальше, я… — но он вовремя опомнился и замолчал. Хью не мог быть здесь, он был мертв, он лежал там, за внешней дверью корабля, между двух высоких деревьях. Тело его медленно разлагалось, смешиваясь с землей и прочей дрянью. Чтобы убедиться в этих своих мыслях, он повернулся назад, туда, где видел он его еще несколько минут назад, но во мраке напротив он видел уже лишь слабые очертания валявшейся на полу аптечки.

 

7

— Я не думала об этом, я не хотела, прости! — Каролина закрыла лицо ладонями. — Я еще могла бы поверить, что я сделала это с собой, но с тобой… Это было какое-то помутнение рассудка, что-то, что я совершенно не помню и… и даже не могу себе представить… Прости, Виктор, — она отняла от лица руки и посмотрела на него своими заплаканными глазами. — Я верю тебе, тому, что ты сказал, мне обидно, стыдно… мне… страшно… Ты должен понять меня, ты должен простить…

— Все нормально, все нормально! — Виктор нагнулся вперед и слабо похлопал ее рукой по плечу. Он хотел сказать, что и с ним не все в порядке, что он тоже видел тех, кого не должен был видеть, слышал их голоса, но решил не открываться Каролине настолько, по крайней мере пока. — Я хотел поговорить с тобой насчет корабля, этого корабля, — Виктор тихо ударил ботинком по металлическому полу. — Послушай, это… это просто куча мусора. Дождь разрушает его день за днем. Он ржавеет и разваливается на наших глазах! Несколько недель, максимум месяц, это все, что у нас есть! Если над кабиной прорвет обшивку, мы не проживем и дня и, — Виктор поднял голову вверх и ткнул пальцем в ржавые разводы на потолке, — и что-то мне подсказывает, что это будет уже совсем скоро!

— Что ты предлагаешь делать? — тихо и уже совершенно спокойно спросила его Каролина.

— Нам надо валить отсюда и чем быстрее мы свалим, тем будет лучше!

— Куда?

— Туда, за мост, там, где мы были до этого. Этот дом на горе, там, где мы нашли труп, мы должны перебраться туда!

— Где мы только эти трупы не находили, — голос Каролины вдруг стал тихий и меланхоличный. Виктору начинало казаться, что с каждой проходящей минутой их разговора, она теряла интерес к происходящему, впрочем, он сводил это на ее отравленный и измученный после долгой борьбы за выживание организм.

— Если мы хотим выжить здесь, то это наш единственный шанс! Я знаю, знаю! — заговорил он громче, будто боялся того, что Каролина начнет перебивать его, — это далеко и это будет тяжело для нас, но… у нас нет другого выбора! Здесь мы обречены на верную смерть, а там… там у нас хотя бы есть шанс!..

— Шанс? — как-то бессмысленно повторила Каролина его последнее слово. Она подняла на него глаза и Виктору вдруг бросилось в глаза как сильно она постарела за эти несколько месяцев. Поднимаясь на борт «Ориона» красавицей, сейчас, со впалыми в глазницы глазами, со спутанными жирными волосами и крупными морщинами, выступавшими на лбу, она была уже похожа на женщину, которая повидало не мало на своем веку.

— Да, там мы сможем жить еще долго! Мы возьмем все наши запасы, почти все наши запасы. Придется оставить здесь воду, но мы возьмем все таблетки! Их хватит на несколько десятков лет нам обоим. Десять лет, как минимум, мы сможем жить, не думая о еде! Послушай, это… это, согласен, не легко, но мы сможем! Уверен, что мы сможем. Сейчас уже начинает поздно рассветать и солнце садится достаточно рано. Нам надо будет выйти еще до рассвета, чтобы поздней ночью добраться до цели. У нас не будет возможности переночевать. Этот дождь идет почти каждый день, редко, когда его нет. Заночевать в безопасности мы нигде не сможем. Если только под мостом… и если не будет ветра.

— Под мост я точно не полезу, — Каролина даже вздрогнула при мысли о Йорге, чье тело лежало внизу на камнях.

— Мы не полезем под мост, мы не будем у него даже останавливаться. Мы знаем дорогу и знаем ее уже хорошо. Если мы выйдем рано утром и будем идти быстро, с минимумом остановок, то к ночи мы будем там, ну, максимум, к самому раннему утру. Но главное сейчас не темнота, батарейки у нас есть, главное — дождь. Подгадать так, чтобы не попасть под него, будет сложно.

— Когда ты собираешься идти?

— Завтра! — Виктор заговорил быстрее. — Я предлагаю идти завтра рано утром, если будет хорошая погода. Послушай, — Виктор ближе нагнулся к Каролине, чтобы лучше видеть ее и доносить свои слова, — хорошие новости в том, что повышается атмосферное давление. По сравнению с тем, что было утром, оно повысилось почти на три процента! Возможно, к нам идет антициклон, а с ним и несколько дней ясной погоды!

— Я боюсь, что я еще слишком слаба для завтрашней прогулки.

— Ты должна поесть, должна подкрепиться! На! — Виктор сходил к столу и принес оттуда несколько энергетических таблеток. — Ты должна съесть их и у тебя сразу появятся силы!

Каролина взяла одну из них и положила ее себе в рот. Виктор подал ей флягу с водой, и она запила таблетку несколькими большими глотками.

— Если ты так хочешь, то хорошо, я согласна, — проговорила она тихо. — Я просто очень устала, все произошедшее выбило меня из сил. Я хотела бы поспать и отдохнуть. Если ты не против, я хотела бы лечь сейчас…

— Отлично! Отлично! — Виктор засиял от радости. — Спи, пожалуйста, спи! Тебе надо отдохнуть, выспаться как следует! После такого количества снотворного, ты еще неделю спать будешь, — засмеялся он. — Я все сам соберу, все сделаю! Завтра рано утром я разбужу тебя и если не будет этого дождя, то мы пойдем, хорошо?!

— Я согласна…

— Хорошо, хорошо! — Виктор приподнялся и пошел в другую сторону кабины, к матрацу, который он вытащил из своей каюты. Он лег на него и начал обдумывать план завтрашнего передвижения. До цели было пятьдесят километров, не меньше. Часть этого пути должна была проходить через лес, но часть, и это было хорошо, должна была проходить по асфальтированной дороге с той стороны моста. Вообще, этот мост казался ему некой вехой, некой точкой невозврата. Здесь, по эту его сторону, были лишь разрушенные до неузнаваемости руины зданий, без крыш и целых стен. Эти постройки были бесполезны. Но там, по другую сторону, всё было другим. Часто попадались здания не только с целыми стенами, но и с крышами и даже со стеклами! Двигаться здесь было опасно. До того, как они доберутся до моста, у них не будет возможности спрятаться от дождя. Но там! Там им будет уже куда легче!

— Часов в пять надо будет выйти, — тихо говорил он самому себе. — Таблетки, медикаменты, надо бы взять хоть какую-то радиоаппаратуру… а, впрочем, зачем? Толку от нее все равно никакого! Пистолет! Обязательно надо будет взять у нее пистолет, — правой рукой он коснулся кармана на груди. Пальцы нащупали магазин с патронами. — Куда она его, интересно, засунула? Под матрац, наверное, лежите сейчас там! Впрочем, какая разница, патроны все равно у меня!

Он повернул голову и посмотрел на Каролину. Она лежала, отвернувшись к стене. Возможно, она спала, а может и нет, может она, точно так же, как и он, лежала, погруженная в свои мысли и думала о том, что будет там, что будет с ними после того, как они уйдут из этого корабля и придут туда, в своей новое жилище. «Интересно, — почему она так быстро согласилась, — снова Виктору вернулись его прежние мысли. — Видимо испугалась! То, что она натворила… это так глупо, — он поморщился от одних воспоминаний, — в тот день она могла угробить нас обоих!»

Время медленно двигалось к ночи и вскоре Виктор почувствовал первые позывы ко сну. Он встал и распихал все запланированное в два рюкзака. Два средних размеров рюкзака вместили в себя все последнее, что оставил человек на этой планете. Завтра останется только доложить туда пистолет и всё! Нож, таблетки и фонарь, — все, что останется у них, все, что оставят они после себя. Он наступил на что-то и это что-то с бренчанием покатилось по полу. Это была банка, с еще оставшимися внутри таблетками снотворного. Виктор нагнулся, осторожно взял ее, будто это был какой-то яд, и хотел засунуть в рюкзак, там, где лежало все остальное из аптечки, но в последний момент передумал. — Уж лучше это останется со мной, — проговорил он самому себе и осторожно убрал банку в карман куртки.

Он направился к внешней двери, дернул за ручку и та со скрипом раскрылась. Была уже ночь. В первый раз за последние дни небо было безоблачное, покрытое яркими бесчисленными звездами. Их было так много, что их яркий свет освещал очертания черных деревьев напротив. Их листья слабо шелестели на ветру.

— Значит, дождя в ближайшее время не будет! — проговорил он самому себе и хотел спуститься вниз, на влажную траву, но передумал. Было уже прохладно. Какие-то пять, максимум семь градусов выше нуля. Да и эти деревья, мрачные, стоявшие перед ним деревья, с закопанными между ними телами космонавтов. Виктор сжал руки на груди и слабо покачал головой. Все эти галлюцинации, все эти видения, с каждым днем, все это сильнее и сильнее давило на него. Он беспокоился о ней, но ему самому уже давно была нужна помощь, нужен был душевный покой и, хотя бы, немного спокойствия. Они дойдут до того дома, он заготовит дров из поваленных деревьев, растопит камин (он помнил, что видел его в одной из комнат) и на несколько дней, без всяких снотворных и прочей ненужной ему дряни, погрузится в долгий здоровый сон. Можно будет спать под крышей, ну думая о том, что в любой момент ее прорвет и тонны отравы хлынут сверху на спящих. Так пройдет осень, пройдет и зима и снова наступит лето с его ясной светлой погодой, а там уже будет легче…

Он сжал сильнее руки на груди, сплюнул куда-то в темноту и так же тихо вошел обратно в корабль. Позади скрипнула дверь. Он сделал несколько шагов, остановился и посмотрел на Каролину. Она лежала уже по-другому. Видимо она тоже не могла уснуть в эту последнюю здесь ночь и постоянно ворочалась. Он подошел к столу, взял флягу и сделал несколько больших глотков. Рядом лежал его рюкзак, чуть сдвинутый в сторону. Он не заметил этого, а может просто не придал никакого значения. Он допил остатки воды, перелил во флягу воду из емкости фильтра и поставил ее на край стола. Завтра утром они возьмут ее с собой. Жары, как в прошлый раз, уже не будет, следовательно, воды им в дорогу потребуется гораздо меньше. Там они отфильтруют воду из колодца и в их жизни начнется новая эпоха!

Виктор повалился на матрац и закрыл глаза. Он хотел заснуть как можно быстрее, но сон, как назло, все не приходил. В голову лезли тяжелые мрачные мысли. Он пытался гнать их от себя прочь, пытался вытеснить их из сознания чем-то другим, приятным или, хотя бы нейтральным, чтобы просто заснуть, но они, как назойливые черные вороны, все лезли и лезли со всех сторон, пожирая изнутри остатки того немного здравого, что в нем еще оставалось.

Не спала и Каролина. Он слышал ее тяжелое дыхание, слышал, как ворочалась она, как тихо что-то самой себе шептала. В один момент ему показалось, что она начала плакать, уткнувшись в подушку лицом. Но может ему это только показалось, может это ветер гулял где-то по растерзанному кораблю, среди его разбитых, покрытых ржавчиной отсеков. Он думал о том, чтобы встать, подойти к ней, спросить, все ли нормально… Но было уже поздно и скоро уже надо было вставать. Позднее, видимо засыпая, она тихо простонала и, наконец, в кабине повисла полная тишина. «Заснула, — подумал про себя Виктор. — А я… черт бы побрал, так и не могу!..» Он перевернулся на другой бок, чувствуя какую-то злость на себя, на свой организм за то, что он мог спать сутками напролет, но, когда это было действительно нужно, он лишь валялся с открытыми глазами. Он снова перевернулся на бок, в кармане тихо что-то прогремело. Это было снотворное. Его ключ к быстрому и безмятежному сну. А если он проспит? Если сон срубит его настолько, что он не услышит тикавший рядом механический будильник? Но нет, такого быть не могло, до этого он никогда не просыпал, как, он был уверен, не проспит и в этот раз. Он осторожно приподнялся, вынул из кармана куртки банку, достал одну таблетку и, морщась, проглотил ее.

Вскоре веки стали тяжелеть. Мысли стали спокойнее. Они поплыли из головы куда-то прочь, заменяясь какой-то серой спутанной массой. Он закрыл глаза, вытянул вперед ноги и тихо засопел.

 

8

Его разбудил сильный грохот. Что-то ударило, прокатилось по всему металлическому корпусу корабля и замолкло с дребезжанием где-то в самом хвосту. Виктор вскочил с кровати, готовый бежать со всех ног, готовый схватить все, что было рядом и драться за свою жизнь, против тех, кто, он почему-то был уверен в этом, сейчас пришли за ними. Но в помещении никого не было. Все тот же «Орион», те же ржавые подтеки на стенах и потолке, и Каролина, которая так же спала в своем углу.

— Что это было? — спросил он, слушая, как все еще угасало дребезжание. Он быстро поднялся, пошел к столу и взял свой рюкзак, желая достать из него нож. Но ножа не было, видимо он закатился куда-то в глубину рюкзака, под эти пачки с таблетками, медикаментами и одеждой. — Черт бы побрал, где же…

Снова удар. Снова стены корабля, будто сделанные из фольги, затряслись и задребезжали. Виктор вытащил руку из сумки, сделал несколько шагов назад, к стене и замер, прислушиваясь. Только сейчас он понял, что это был не удар, это был гром! За пределами корабля уже во всю шла гроза!

— Только этого нам не хватало! — он бросился к двери. Тяжелая дверь щелкнула, заскрипела и поток сырого прохладного воздуха дунул ему в лицо. — Так и есть! — от безоблачного неба не осталось и следа. Большие желтые облака катились на него прямо из-за леса. Листья на деревьях, как и листья на кусте рядом, были скручены в маленькие плотные трубочки. Все здесь было готово к встречи с этим штормом, все, кроме них! В это мгновение что-то вспыхнуло рядом. Молния! Прорвавшись из желтого неба, ударила она в крону одного из деревьев. Послышался треск, грохот, посыпались искры и вдруг… капля. Крупная одинокая капля упала вниз, на носок его ботинка. Затем вторая, уже рядом, оставляя мокрый след на металлическом полу, потом третья и четвертая. Виктор поднял голову. Голый лес напротив качался от сильного ветра. Шелеста листьев, как ночью, уже не было слышно. Сложившись в трубочки, как маленькие елочные игрушки, они бесшумно болтались на обнаженных ветвях деревьев, слабо подрагивая, будто трепеща от страха перед непогодой, которая надвигалась. И вдруг… новый монотонный звук. Он послышался тихо, еле слышно из глубины леса, но с каждым мгновением, с каждой секундой, шум этот становился все громче. Казалось, что там, в глухом лесу, были совершенно другие деревья, что они не трусили и не боялись этого дождя так, как их жалкие сородичи, что их большие защищенные листья, свободно и бесстрашно, как флаги армии-победителя, болтались на ветру, бросая вызов этим льющимся с неба химическим реагентам. С каждой секундой этот новый звук становился все громче и громче. Он слышен был уже не только в лесу напротив, но и справа и слева этой просеки, некогда бывшей взлетно-посадочным полем.

Виктор знал, что это был за звук. Он понял это почти сразу. Это был ливень, поливавший оголенные деревья, звук опасности, быстро и решительно приближавшейся к ним. Снова сверкнуло, снова молния ударила в лес, снова треск. Виктор зажмурился и как-то наивно, по-детски, вытянул вперед руку, будто пытаясь защититься ей от того, что решительно приближалось к нему. Снова грохот, снова удар и вдруг… крупные капли дождя посыпались с неба. Он бросил быстрый взгляд в сторону просеки. Еще несколько секунд назад он видел голые ветви деревьев вдали, но теперь их уже не было видно. Все это было уже за едкой желтоватой стеной дождя. Такого сильного ливня в своей жизни он еще не видел.

Виктор бросился внутрь и с силой закрыл за собой тяжелую металлическую дверь. — Лина! Вставай, мы… в жопе! — заорал он, кидаясь в угол кабины, над которым, при слабом свете, виднелись жирные ржавые подтеки. Он знал, что корабль не выдержит какого ливня и чтоб спасти себя, им надо было срочно что-то делать. Но что?! Здесь, под этим уже барабанящим беспощадно по корпусу дождем, они были совершенно беззащитны! Они могли бегать взад-вперед по этой металлической клетке, могли кричать, умолять, просить… Но помочь самим себе они были уже не в состоянии. Смерть, жуткая ужасная смерть, нависла над ними, готовая в любую минуту прорваться внутрь, сквозь хрупкую обшивку корабля.

— Надо!.. Черт! — Виктор схватил себя за голову, но что «надо», он не знал. Усилить потолок корабля изнутри они не могли. Чем, да и… как? Вдруг мысль пришла в голову. — Одевай скафандр, — крикнул он ей. — Одевай, твою мать! — повторил он через несколько секунд, уже злясь на то, что в такой момент она могла спать. Но Лина не двинулась, не шелохнулась. Снова она играла с ним в игры, снова эта сучка ломалась, не обращая внимание на его просьбы! — Слышишь меня или нет?!

В этот момент что-то треснуло сверху и тонкая струя жидкости полилась с потолка на пол, совсем рядом с тем местом, где лежала Каролина. Виктор бросился к висящему на стене скафандру и быстро влез в него. Он решил не закрывать пока лицо стеклом, ведь он должен был докричаться еще и до нее.

— Да вставай же ты, дура! — взревел он уже в порыве какой-то отчаянной ярости. Он подбежал к ней, схватил за плечо и с силой тряхнул. Но она не двинулась. Тело ее продолжало лежать совершенно неподвижно. Будто она был кукла, или хуже… была мертва! — Эй! — проговорил он уже тише. В этот момент что-то надорвалось в груди и сердце медленно начало сползать в пятки. Он вдруг увидел рядом с ней нож, тот, который он убирал в свою сумку вчера вечером. Ручка этого ножа была запачкана кровью! «Но это не кровь! Не кровь! — сознание его пыталось найти какой-то альтернативное объяснение, — это ржавчина!» Но это была не ржавчина, он и сам это знал, собственный разум отказывался верить в свои же собственные сказки.

Снова гром, где-то что-то заскрипело и затрещало. Снова жидкость нашла вход внутрь корабля, в этот раз чуть дальше, ближе к его кровати. Виктор схватил Каролину за плечо и дернул на себя. Ей опять нужна была помощь, она опять сделал что-то ужасное с собой, что-то!.. Но было уже поздно. В этот раз она уже была мертва. Лицо имело ярко выраженный желтоватый оттенок, высохшие открытые глаза смотрел бессмысленно куда-то вдаль. Это был уже не человек. Перед ним лежал неживой, начинавшийся разлагаться объект.

— Лина, ты!.. — но голос его оборвался. Слезы, долго томившиеся в груди, вырвались наружу и потекли из глаз вниз, на ее куртку, на ее пожелтевшие и измазанные кровью руки. — Что сделала ты с собой?! — он схватил ее руку, потянул к себе, желая пощупать пульс, но его, конечно же, уже не было, рука была холодной и пожелтевшей, с глубокими порезами, начинавшимися у самого запястья и уходившими куда-то дальше, под рукав. Она разрезала себе вены, разрезала вдоль, чтобы наверняка, чтобы в этот раз без ошибки. Виктор вытянул руку и закрыл ей глаза. Только сейчас он заметил, что вся его ладонь была покрыта вязкой красной жидкостью. Только сейчас он увидел, что внизу, рядом с ее телом, была большая лужа еще не засохшей крови и он вляпался в нее. Он усиленно начал стирать ее о скафандр, оставляя на нем следы пальцев. — Зачем ты сделала это с собой… — произнес он жалобно, будто пытаясь еще ее в чем-то переубедить, — зачем оставила меня одного?!

Корабль, тем временем, скрипел и трещал. Уже не переставая грохотал гром. Снова в кабине что-то прорвало и жидкость хлынула на пол, подползая лужей к его ногам и ее неподвижному телу. Виктор поднялся. Он уже не суетился как прежде. Ему осталось не долго, через несколько минут, а может даже секунд, крыша, не выдержав давления сверху, провалится вниз, и все это дерьмо хлынет в кабину, оканчивая, таким образом, и его существование на этой планете. Только для него эта смерть будет уже не такой легкой. Она будет незапланированной, неподготовленной и, несмотря на все с ним происходившее, до сих пор не желанной. Да, он все еще хотел жить! Жить в этом дерьме, в этой помойке, на этой покрытой радиоактивными осадками планеты! Хотел жить до самого конца! И хоть она уже была мертва… он… он еще нет! И вот он стоял над ней, последний человек во Вселенной, последнее разумное живое существо, а может и просто разумное, чувствуя, что посреди всего этого хаоса, рушащегося на глазах корабля, невзирая ни на что, он должен что-то сказать, произнести что-то теплое об этой женщине, об этом человеке, последнем его спутнике на этой планете, последнем живом существе, с которым он когда-либо говорил, ругался, смеялся, с которым он жил! Но слова не шли к нему. Слова застряли где-то там, за комом в его груди, вырываясь из засохших губ лишь тихим шипением.

— Ведь… я просил тебя не делать этого? — единственное, что мог выговорить он из себя, под аккомпанементы не прекращавшийся ударов грома. — А ты… ты… — но он не докончил. Злоба и ненависть, давно прятавшиеся где-то в потаенных углах его сознания, а может родившаяся только сейчас, при виде этого пожелтевшего мертвого тела, которое еще совсем недавно было человеком живым, который его бросил, вдруг прорвались наружу. Вдруг совершенно неожиданно даже для самого себя, вместо прощальных слов в ее адрес, он отпрыгнул назад, не общая внимание на то, что где-то сзади текла с потолка отравляющая жидкость и с силой, наотмашь, как когда-то ударила она уже мертвого Хью, зарядил покойнику в лицо носком ботинка. На пол посыпались выбитые зубы и кровь брызнула на матрац.

— Туда тебе и дорога! — прошипел он и отвернулся от нее. В этот момент она была ему уже ненавистна. В этот момент, он не хотел, чтобы она возвращалась к жизни, наоборот, он хотел видеть ее боль, ее мучения в предсмертной агонии. Она предала его, она бросила его одного во все этом мире так подло, так трусливо. Пускай она теперь валяется здесь, ему на нее уже было насрать!

По-прежнему слышались раскаты гром. Ливень все еще лупил сверху по обшивке корабля, отправляя каждую минуту литры этой жидкости внутрь. Но гром уже гремел реже. Лишь временами и, будто уже откуда-то издалека, он мог слышать его приглушенные раскаты. Вскоре дождь стал лупить тише и струя жидкости начала медленно иссякать.

Так прошел еще один день его жизни, одна триста пятьдесят шестая года. Еще один мертвый член его экипажа у него под ногами… Но он… каким-то чудом, он все еще был жив. Последний человек планеты по-прежнему мог дышать, мог двигаться, мог думать! Депрессия и подавленное состояние, которые охватили его в первые минуты, медленно проходили, уступая место чему-то новому, что в этот момент в нем только начинало зарождаться. Сегодня, здесь, сейчас, стоя посреди лужи чужой крови, смешанной с кислотой, от паров которой начинали слезиться глаза, рядом с желтым и разбитым от удара его ботинка лицом трупа, он вдруг начал чувствовать себя счастливым! По-настоящему счастливым, таким, каким он не чувствовал себя уже долгие годы.

Ему хотелось свежего воздуха и он двинулся к двери. Но каблук его ботинка наступил на что-то мягкое. Виктор остановился и посмотрел вниз. Это была рука Каролины, вся пожелтевшая и покрытая подтеками крови. Она будто держала его за ботинок, будто цеплялась за него своими мертвыми пальцами, пытаясь вытянуть себя к нему, к его миру, в котором он все еще живет и в котором он вдруг почувствовал себя счастливым и свободным! А может нет! Может наоборот, она тянула его назад, к себе, в тот беспросветный мрак по ту сторону жизни!

Виктор посмотрел ей в лицо. Один глаз был приоткрыт, видимо удар задел какую-то мышцу или сухожилие в лице. Прищурившись этим глазом, она будто смотрела на него, будто наблюдала за ним, за живым откуда-то из мира мертвых. Может она просила его о прощении?! Может о помощи? А может она упрекала его за этот удар, за то, что даже после смерти, он не уделил ей должного уважения?!

— Ты заслужила это! — проговорил он ей, будто отвечая на ее молчаливый вопрос. Он вытянул вперед ногу и ботинком, небрежно, отбросил руку к ее разбитому лицу. — Ты предала меня! И теперь… — он снова развернулся и двинулся к двери, — иди в жопу!