Френсис Диксон долго не мог заснуть после ночного разговора, всё размышлял, как наилучшим образом заняться этим делом. Задремал только под утро и встал позже обычного. В редакцию «Ивнинг Телеграф» он явился только в двадцать минут десятого, в хорошем настроении.
— Привет, Катрин.
— Привет, Фрэнк. Рада тебя видеть.
— Как там дела с твоим новым ухажером?
— Наверно, ничего не выйдет, он заглядывается на всех стройных блондинок.
— Он глуп. Не понимает, что такая жена, как ты — это такая же роскошь, как автомобиль марки Роллс-Ройс.
— А теперь скажи, в каком месте смеяться. Что-то ты сегодня не в лучшей форме.
— Совсем наоборот. Я уверен, что скоро заработаю кучу денег и тогда предложу тебе руку и сердце.
— Не-е, в мои намерения не входит оставаться старой девой.
— Босс у себя?
— Да, весь в работе.
— Что случилось?
— Полиция накрыла банду наркодилеров.
— Что-нибудь серьезное?
— Пока только слухи. Куда ты собрался?
— Надо с ним поговорить.
— Не советую.
Фрэнк без стука открыл дверь и вошел в кабинет редактора. Генри Петерсон, не поднимая головы, спросил:
— Эдди?
— Нет, Фрэнк.
— Чего хочешь? Я же предупредил, чтобы мне не мешали. А у тебя уже есть задание.
— У меня есть потрясающая история.
— Ну и разрабатывай её сам, не занимайся говорильней.
— Когда я не могу сам справиться, прибегаю к помощи редакции и поддержке газеты.
— Похоже, сегодня ты плохо себя чувствуешь. Даю тебе две минуты на разъяснения.
Фрэнк на одном дыхании пересказал содержание ночного разговора.
— Неплохой сюжетец. Даю тебе место на первой полосе. Сделай заметку на одну колонку.
— Босс! — простонал Фрэнк. — Он в самом деле найдет убийцу, если мы ему поможем. Вот это будет сенсация!
— Говоришь, что найдет? Что это за тип?
— Как раз такой, какой надо. Это же удача! Можно будет ежедневно публиковать сообщения о ходе расследования. Детектив, который в действительности развивается на глазах читателей, да еще в такой обстановке! Ну и, конечно, мы имеем исключительные права.
— Борт бывшего лайнера, середина Атлантики, семеро подозреваемых. — Петерсон задумался. — Вот что я тебе скажу. Либо ты пишешь заметку и исчезаешь с моих глаз, либо мы ввязываемся по полной: большой репортаж на первой полосе, ежедневно новые подробности, не упускать это дело до самого конца. Пусть в течение трех недель названия «Ивнинг Телеграф» и «Звезда морей» у читателей будут неразрывно связаны друг с другом. Увеличим тираж. Только это все зависит не от меня. Надо добиться согласия главного редактора. Но если ты с этим твоим приятелем не найдешь убийцы и все это дело закончится туфтой, знай, что тебе придется искать другую работу.
— Босс, вы гений.
— Хорошо, хорошо, пойдешь со мной к главреду. Надо с ним пообщаться.
Он поднял трубку красного телефона.
— Уоррен? Привет. Я знаю, что ты чертовски занят, но прошу уделить мне пять минут, чтобы ввести тебя в курс дела... К сожалению, или сейчас, или придется выбросить замысел в корзину... Придем с Диксоном через полминуты.
Когда они проходили через приемную, Катрин изобразила удивленный вид, а Фрэнк за спиной босса показал ей поднятый кверху большой палец.
Уоррен слушал Петерсона с полуприкрытыми глазами. Когда тот закончил, спросил:
— Это всё?
— Да.
— Займитесь этим делом. Мистер Диксон, независимо от публикаций, приносите мне короткий доклад, полстраницы машинописного текста — что сделано, что впереди и тому подобное. Если убийцу найдут слишком быстро, лучше не оповещать читателей, а расписывать догадки, предположения, всё такое. Сами решите, какие средства вам понадобятся. Даю согласие на всё кроме запуска искусственного спутника. Желаю успеха.
Через несколько мгновений Петерсон уже выдавал распоряжения Катрин:
— Выясни, какая фирма приобрела списанный лайнер «Звезда морей» и наняла поляков для его буксировки через Атлантику. Соединишь меня с их руководством. Узнай, имеет ли польский судовладелец свое представительство в Нью-Йорке — также соедини меня с ними. Еще надо поговорить с шефом полиции Нью-Йорка и с польским посольством в Вашингтоне, если удастся, то с самим послом. Пока всё. Потом подыщешь девицу, которая сможет подменить тебя на три недели. С настоящего момента работаешь с мистером Диксоном. Матушке скажешь, что тебе привалила сверхурочная работа. За деньги не беспокойся. Старайся помочь Фрэнку — ему предстоят горячие денечки. Фрэнк, составь список десятка ищеек, которых ты хотел бы привлечь к работе. Через полчаса соберемся в моем кабинете, набросаем план действий. Катрин, те телефоны хочу иметь немедленно.
Петерсон закрыл за собой дверь кабинета.
— Наконец-то что-то происходит, — сказала Катрин. — Я буду названивать, а ты расскажи в двух словах, о чем речь, а то сойду с ума от любопытства.
— Когда наша свадьба?
— С дуба рухнул? Давай рассказывай о том лайнере. Там что, атомную бомбу провозят, а?
* * *
«Триглав» и «Звезда морей», соединенные шестисотметровым буксирным тросом, с трудом противостояли напору волн и ветра. Коллингс, сходя с мостика, оценил состояние моря в шесть баллов по шкале Бофорта. Страдающий похмельем Селим смочил водой скатерти, чтобы тарелки не ездили по столу. На завтраке царило молчанье. Появились все пунктуально, даже Джейн.
Они все только притворяются, подумал Коллингс. Интересно, выдержат ли все спокойно до вечера. Вон как смотрят на свои руки, как будто на них могли остаться следы крови.
Он первым закончил завтракать и пошел в каюту. Проверил пистолет в шкафчике, потом принял душ, холодный и горячий попеременно. Побрился и сел за стол писать докладную Напоре. Настучал на машинке почти страницу. Вышел.
Проходя мимо буфетной, он услышал, как Селим моет посуду, и открыл дверь. Стюард чуть не выпустил с рук тарелку.
— Я собирался извиниться перед вами за вчерашнее.
— Ты вообще-то помнишь что-нибудь?
— Да. Я перепутал двери.
— А помнишь, что мне рассказывал?
— Наверно, не всё.
— Мне надо с тобой поговорить, но попозже, сейчас я занят. А пока завари-ка мне кофе покрепче, как только сумеешь.
— Понял, будете довольны. Извините еще раз.
Коллингс постучал к Напоре. Поляк, стоя у открытого иллюминатора, разговаривал по воки-токи с «Триглавом», скорее всего, с капитаном Савицким. Разговаривали по-польски, Коллингс не смог уловить ни одного знакомого слова. Он показал Напоре лист, и тот жестом показал на стол. Положив лист, Коллингс кивнул и вышел. Через мгновенье он наслаждался отличным кофе-эспрессо, и пришел к выводу, что, несмотря на бессонную ночь, находится в неплохом физическом состоянии. Хотел сначала поговорить с Аланом Райтом, тот сделал несколько рейсов с фон Модровым и мог бы кое-что рассказать о нем, его жене и отношениях, сложившихся на лайнере. К сожалению, Райт сейчас нес вахту. Коллингс не хотел разговаривать с ним при матросах, а замыкание в штурманской рубке было бы слишком явным пренебрежением обязанностями. Он решил, что нанесет визит Джейн. В этой ситуации она должна быть его союзником. Он погасил недокуренную сигарету и направился в сторону апартаментов миссис Модров.
Джейн явно обрадовалась его приходу.
— Как мило с твоей стороны, что заглянул ко мне. После всего, что случилось, я чуть не сошла с ума.
— Ты не запираешь двери?
— Начинаешь следствие? Разве то, что я не запираюсь, бросает на меня подозрение?
— Я и не думал об этом.
— Извини, нервы. Выпьешь виски?
— Охотно.
— Ну и отлично. Я с самого утра хочу выпить. Но некоторые вещи, сами по себе приятные, делать в одиночку не с руки. Имею в виду алкоголь и прием пищи — усмехнулась Джейн. — У меня есть Баллантайнс, Джонни Уокер и Джей-энд-Би, что выберешь?
— Джей-энд-Би, мой любимый. В Штатах его нелегко достать.
— Со льдом?
— Да, но без воды.
— У нас похожий вкус.
Джейн подала ему бокал.
— Я решил найти убийцу Риза, — сказал Коллингс.
— То есть пришел с целью проводить следственные действия.
— Я пришел к тебе, так как рассчитываю на твою помощь.
— Конечно, я охотно помогу тебе, но как?
— Риз наверняка погиб из-за того, что слишком много знал. Он ввязался в какую-то аферу, о которой я ничего не знаю. Теряюсь в догадках. Знаешь, мы с ним дружили и не имели тайн друг от друга, но он мне не успел ничего передать. Может, он попал в поле зрения убийцы только вчера, или же видел или знал что-то, не отдавая себе отчета в том, что это что-то может компрометировать заинтересованную особу. Ты лучше знаешь людей на этом судне — несколько последних рейсов ходила вместе с мужем. Наверняка что-нибудь заметила.
— Мыслишь логично. А тебе не приходит в голову, что Риз уже довольно давно играл в детектива? Может, держал кого-то под подозрением, но не делился с тобой, так как хотел удивить всех результатами своего следствия.
— Я думал об этом. Эта версия представляется мне мало правдоподобной, но полностью я ее не исключаю. Возможно, Пол старался выследить убийцу твоего мужа.
— Сдается мне, Питер, что ты слишком увлекся своими фантазиями. Прежде всего я не верю в то, что Герхарда убили. Я заботилась о нем в течение всей болезни, была рядом при его смерти. Поначалу у него были обычные симптомы гриппа: температура, ломота в костях. Потом он страдал от боли в желудке. Все время новые вирусы, они вызывают такие странные осложнения. Герхард был уже не молодой и не выдержал этой атаки. Подозрения польского врача кажутся мне сильно преувеличенными. Эти поляки — огромные формалисты. Присмотрись Напоре, какой он всегда аккуратный и официальный.
— Может, ты и права, не стоит связывать между собой эти две смерти.
— Создалась странная ситуация. Я никак не могу поверить, что внизу под палубой лежит замороженное тело Герхарда. Имею претензию к полякам, что они не позволили провести настоящие морские похороны на середине Атлантики, по которой Герхард плавал почти всю свою жизнь. Знаю, что он хотел бы этого.
— Ты перед смертью не разговаривала с ним по этому поводу?
— Нет. Почти до самого конца он не сознавал всю серьезность болезни, отшучивался на предмет «чертова гриппа» и не хотел ложиться в кровать. Только за полчаса до смерти до него дошло, что умирает, но к этому времени он уже не имел сил разговаривать.
— Искренне тебе сочувствую, Джейн.
— Не надо, Питер. Есть вещи, которые надо пережить самому. Знаешь, несмотря на разницу в возрасте, мы были счастливы в браке, имели столько планов на будущее. Пенсия Герхарда и кое-какие сбережения позволили бы жить нам безбедно. Мы планировали зиму проводить на Канарских островах, а летом путешествовать по Европе на лодке или каяке. Мы оба увлекались плаванием по редко посещаемым водным путям. Герхард просиживал над картами, выискивая интересные речушки, каналы и соединения между озерами, намечал трассу. Каждый день ночлег на новом месте, новые люди, новый пейзаж, тишина и покой. Совсем иначе, чем на богатых курортах... Разговорилась я. Но, как видишь, закончился этот этап в моей жизни. Все планы рухнули. Надо будет найти работу. Я уже решила, что не останусь нудной, вечно скорбящей вдовой. Двое суток после смерти мужа оставалась в одиночестве в каюте, почти не ела и не спала. Вспоминала нашу совместную жизнь, чуть ли не день за днем. Опухла от слез, была близка к истерии, мучила себя. И наконец сказала себе: стоп! Легче всего сломаться! Приняла холодный душ и стала размышлять о том, что буду делать по прибытию в Европу, как буду устраивать свою жизнь. Герхард умер всего четыре дня назад — ты считаешь меня циничной?
— Нет, Джейн, я считаю, что у тебя сильный характер. Не каждый так смог бы. У тебя будут еще минуты слабости, но ты справишься.
— Если и будут такие минуты, то никто о них не будет знать. Но оставим эти дела, ведь ты пришел поговорить о смерти Риза. По тебе видно, что ты тяжело ее переживаешь, и защищаешься, принимая деловой вид. Но чем я могу тебе помочь?
— Ты лучше знаешь этих людей, и наверняка задумывалась над личностью убийцы. Может, ты знаешь какие-нибудь отношения между ними, о чем я не имею понятия?
— Ты задал сразу два вопроса. Отвечаю на первый. С круга подозреваемых я исключаю только тебя и Алана. Ты был приятелем Пола, Алан же слишком слабый, слишком деликатный для такого преступления.
— А если бы действовал под влиянием страха?
— Уточни свою мысль.
— Скажем, Алан занимается контрабандой наркотиков. Пол случайно узнает об этом. Алан в ужасе, таится с пистолетом...
— Питер, не смеши меня. Алан, впечатлительный маменькин сынок, и замешанный в такой афере, да еще и с пистолетом в руках? Ты совершенно не разбираешься в людях. Алан по приходу в Нью-Йорк бежит к маме, которая ждет его с приготовленным обедом. Он считает нормальным оправдываться перед ней, если приходит поздно домой. Исключай его с этой версии. Ко всем остальным на лайнере она подходит.
— Я, собственно, и хочу ограничить круг подозреваемых, поэтому и начал с Алана, так как он, по моему мнению, не подходит для всех версий. Кроме одной...
— Что ты еще придумал?
— Алан влюблен в тебя. Ты относишься к нему с симпатией, но в данной ситуации у него не было никаких шансов. У тебя был муж, который обеспечивал тебе хорошее положение, ты любила его.
— Продолжай.
— Такие маменькины сынки, слабаки порой могут совершать отчаянные поступки. Ты не знаешь, насколько сильно его чувство к тебе. Может, Алан надумал убрать Герхарда, чтобы добыть его жену. Предположим, что Герхард не умер естественной смертью. Райт мог найти возможность подсыпать ему какого-нибудь яда, дающего внешние признаки неопасной болезни. Риз что-то вынюхал об этом. Райт не имел другого выхода. Одно убийство влечет за собой второе...
— Ты сумасшедший.
— Нет, не я. Сумасшедший — тот, который думает, что убийство Пола сойдет ему безнаказанно. Однако скажи, сейчас ты можешь исключить Райта со списка подозреваемых?
— Ты меня поразил до глубины души. Я в самом деле легкомысленно относилась к Алану, хотя и видела, что ему больно. Но возможно ли такое? Если я скажу тебе, что невозможно, то ты вычеркнешь Алана со списка подозреваемых?
— Да.
— В таком случае, не делай этого.
— Не могла бы ты осторожно поговорить с ним, прощупать его?
— Если это так уж необходимо.
— Хочу обратить твое внимание на еще одну вещь. Когда ты подтверждала алиби Алана — в смысле стука в дверь, — все восприняли это как очищение от подозрений. В то время как это выяснило только то, почему Алан стоял спиной к трапу. Можно, однако, принять и такую версию: Алан после выстрела сразу вбегает по трапу и стучит в твою дверь. Ты, одеваясь, разговариваешь с убийцей.
— Ты меня пугаешь. Скажешь еще, что я ждала этого выстрела и стука, что мы это запланировали.
— Я думал об этом, но пришел к выводу, что бросить Модрова ради Алана или кого-либо другого ты могла бы не так драматично.
— И какие твои остальные гипотезы?
— Их не так уж много. Лучше всего подходит версия контрабанды. Типичная контрабанда — это наркотики. Кто-то из находящихся на борту перевозит партию героина, а Риз напал на след этой аферы.
— Героин привозят в Штаты, а не вывозят.
— Героин является привлекательным товаром. В Штаты доставляют сырец навалом, там его обрабатывают, после чего он попадает в руки розничных торговцев. Может, дельцы пришли к мнению, что стоит его перебросить на старый континент? Я не разбираюсь в таких делах. Скажем, не героин, а марихуана, выращенная где-то в Мексике. Все равно, какая контрабанда.
— Найдешь контрабандиста — найдешь и убийцу.
— А может, контрабандистов двое или больше. Может, действует целая банда, которая приговорила Пола.
— Это невозможно. Я знаю этих людей. Каждый по отдельности может быть и контрабандистом, и убийцей, но они грызутся между собой до ненависти.
— Расскажи об этом поподробнее.
— Харроу находится в ссоре со всеми. Интересный тип: умный скептик, редкий вид одиночки, не выносит людей. Сколько помню, он выходил со своей каюты только на вахту и прием пищи. Всегда закрывался на ключ. Порой я задумывалась, что же он делает в одиночестве целыми днями. У него испитое лицо, и его руки дрожат. Мне пришло в голову, что он употребляет наркотики. Как-то, помню, был период, когда он начал дружелюбно разговаривать с Финсбери, даже приходил к тому в каюту. Предполагаю, что они вместе смотрели порнофильмы, которыми увлекается наш старпом. Потом между ними что-то произошло, и теперь они наибольшие враги на судне. В целом отношения между ними сложные. В результате Финсбери и Харроу утопили бы друг друга в ложечке с водой. Также и с казначеем у него трения... Позволь мне глотнуть виски — от болтовни у меня пересохло во рту. Сколь!
Джейн подняла бокал. Зазвенели кусочки льда и ее браслет. На левой руке она носила толстый серебряный браслет, к которому были прицеплены разные монеты.
— Пью за твой успех.
— Спасибо, Джейн. Можно посмотреть твое звучащее украшение?
— Нет проблем.
Она хотела снять браслет, но Коллингс встал и взял ее за руку.
— Хорошая работа, — сказал он. — Эти монеты не являются ценной нумизматической редкостью?
— Нет, это обычные, употребляемые сегодня монеты. Герхард коллекционировал мелочь со всего света. Я выпросила у него дубликаты поинтереснее и заказала это украшение у европейского ювелира пару лет тому назад, кажется, в Испании. Мне оно очень нравится, это мой талисман.
Разглядывая браслет, Коллингс заметил, что у Джейн красивые руки с длинными тонкими пальцами. С момента, когда он осознал это, невинное прикосновение обрело какой-то интимный характер. Он не смутился, но и не желал продолжения этой ситуации. Он положил руку Джейн на подлокотник кресла и потянулся за бокалом виски.
— Ты произнесла такой серьезный тост, что полагается выпить бокал до дна, — сказал он. — Сколь!
Они выпили. Джейн насыпала льда в бокалы и налила еще по одной.
— Думаю, это нам не повредит.
— Ни в коем разе, но мы отклонились от темы. Ты остановилась на том, что казначей и Харроу не ладят друг с другом.
— Ах да. Совершенно глупое дело. Джон Смит — это довольно примитивный тип. Как-то по-детски пошутил над Харроу: когда тот садился за стол, отодвинул его стул. Харроу, постоянно рассеянный и неуклюжий, упал на пол весьма неловко. Пытаясь удержаться, он стянул на себя скатерть с несколькими тарелками супа-гаспачо . Вдобавок он так отбил себе копчик, что несколько дней не выходил на вахту. Все это произошло в кают-компании в отсутствие Герхарда и капитана. Селим успел навести порядок до их прихода. Жаловаться было как-то глупо, и с тех пор он прикалывается над Смитом при любой возможности.
— А между Райтом и Харроу тоже существует конфликт?
— Конечно, и я в это замешана. Харроу первым заметил, что Алан питает слабость ко мне. Он не упускал ни одной возможности, чтобы не отпустить сальную шуточку на эту тему. Позволял себе дразнить его даже при мне и Герхарде.
— И Герхард это терпел?
— Да. Он очень любил Райта. И он относился к мужчинам, которым нравится, что его жена имеет успех у других. Впрочем, в таких ситуациях Харроу отпускал довольно невинные шуточки, но Райт, человек впечатлительный и застенчивый, страдал.
— Ты сказала, что Харроу в контрах со всеми. Со стюардом тоже?
— Да. Харроу каким-то образом узнал, что Селим сидел в тюрьме за убийство. Были это грехи его молодости, ему было лет восемнадцать, ссора из-за девушки, драка на ножах... Не знаю подробностей, не интересовалась этим. Харроу при всех шпынял Селима по этому поводу. Селим южанин, турок, вроде, а они очень импульсивны. Как-то случилось, что Селим чуть не бросился на него. Тогда ситуацию спас Герхардт: развел их и официально запретил Харроу делать какие-либо замечания на эту тему.
— Так, с Харроу ясно, а у Финсбери как складывались отношения на судне? Знаешь, что Пол называл его Дуриком?
— Очень точно, — усмехнулась Джейн. — Финсбери не любят все, за его шутовство и глупость. На меня он производит отвратительное впечатление.
— То есть это последний тип, с которым ты желала бы оказаться вдвоем на одиноком плоту в океане, — вставил Коллингс.
— Быть с ним на одном судне тоже не очень приятно. Итак, об отношениях Финсбери — Харроу мы уже говорили. Во время одного из трансатлантических рейсов Райт влюбился в пассажирку. Ничего особенного, но Алан, как обычно, идеализировал девушку, краснел при виде ее. Танцевал с ней на капитанском балу, сопровождал по прогулочной палубе. Рейс подходил к концу, а Алан, похоже, в этом флирте не продвинулся ни на шаг. Меж тем, девица желала только развлечься, мечтала добыть на свой счет морского волка. Ну и как-то встретился ей Финсбери. Он учуял, в чем дело и без всяких скрупулов подхватил ее в свою каюту. Затем за столом громко обсуждал прелести и недостатки ее тела и другие интимные подробности. Конечно, в отсутствии Герхарда, так как офицерам было официально запрещено вступать в интимные контакты с пассажирками. Историю эту я знаю со слов второго помощника, чье место теперь занял ты. Как ты можешь догадаться, Райт не простил Дурику такого афронта.
— Ты прямо кладезь знаний об этом лайнере.
— Ты преувеличиваешь, я ведь рассказываю о вещах общеизвестных. Однако буду рада, если тебе это поможет в твоем расследовании. Теперь Дурик — казначей, ничего серьезного. Но Смит продал ему как-то по случаю швейцарские часы — его хлебом не корми, дай чем-нибудь поторговать. Дурик сначала восхищался покупкой, часы выглядели очень эффектно. А потом разразился скандал — его знакомый часовщик осмотрел изделие и сказал, что это дешевая подделка, такие игрушки предназначены для современных негритянских вождей. Дурик разозлился и потребовал от Смита возврата денег. Собственно, он был прав, но и сам Смит был обманут при покупке. Может, он и вернул бы деньги, но Дурик сразу повел себя очень агрессивно, публично обозвал казначея шельмой, и Смит уперся. А когда были озвучены слова о примитивных негритянских вождях, он сказал, что часы попали в правильные руки. Финсбери, который походил с юга и не скрывал своего расизма, был взбешен. Весь рейс с Амстердама до Нью-Йорка и назад они ссорились. Потом все притихло, но до сих пор они смотрят друг на друга с неприязнью.
— А к Селиму Дурик приставал?
— Забавно, но тут получилось наоборот. Селим вроде как случайно заложил Дурика перед капитаном, речь шла о посещении тем одной из пассажирок. Капитан вызвал Дурика и сурово выговорил его, напоминая о морали и правилах компании. С того времени при виде Селима Дурик демонстративно произносил: «Внимание, подходит ушастый червяк!»
— Слушая тебя, не могу не подумать о возможности того, что все это общество перестреляет друг друга раньше, чем мы доберемся до Кадиса.
— Не стоит преувеличивать, ведь, несмотря на эти антагонизмы, они сделали вместе десятки рейсов, и ничего не случилось. Но скажи — может, я слишком подробно излагаю обстоятельства, которые наверняка не имеют ничего общего с убийством Риза?
— Мы не можем сейчас сказать, что в этом деле является существенным. Продолжай, я потом все разложу по полочкам.
— К счастью, я заканчиваю. Алан втайне от всех пишет стихи. Некоторые из них декламировал мне. Смит как-то дорвался до тетрадки с поэзией Райта и в отсутствие Алана зачитал их в кают-компании с комментариями, осмеивающими автора. Думаю, не стоит объяснять, каковы были результаты такой шутки.
— Бедный Алан, — Коллингс зазвенел льдом в бокале, показывая Джейн, что у нее еще не тронут напиток.
— Он сильно страдал. Сейчас, припоминая дела и отношения людей на лайнере, я вижу, сколько там ребячества.
— Неудивительно. Люди примитивные, рейсы монотонные; борясь со скукой, моряки выдумывают всяческие развлечения. Тебе осталось осветить отношения Смита с Селимом и Селима с Райтом.
— Да ничего интересного. Смит же непосредственный начальник Селима. Их отношения складывались по-разному. Смит то измывался над Селимом, причем с видимым удовольствием, то относился к нему вполне по-человечески. Порой даже складывалось впечатление, что старается снискать его расположение.
— Селим знает многое о том, что делается на судне.
— Может, у казначея совесть была не чиста, и он подмазывался, чтобы обеспечить его лояльность.
— Думаешь, что Смит замешан в темных делишках?
— Не знаю, но сдается мне, что интендантский офицер, занятый снабжением судна на полторы тысячи пассажиров, имеет немало возможностей. К тому же в предыдущем рейсе дошло до серьезных трений между ним и моим мужем. Герхард вызвал Смита к себе с какими-то бумагами, они разговаривали больше часа. Я вернулась с прогулочной палубы как раз к концу их совещания. Герхард говорил повышенным тоном. Происходило это здесь, в этом помещении. Когда я вошла, Герхард почти бросил казначею его папку и сказал: «Забирайте, мы еще вернемся к этому делу».
— Как вел себя Смит?
— Он не сказал ни слова, схватил папку, поклонился и выбежал с каюты.
— Когда это было?
— В последнем рейсе, за пару дней до прихода «Звезды морей» в Нью-Йорк.
— Ты не спросили мужа, о чем речь?
— Спросила, но он ответил невнятно и сменил тему. Герхард имел принципы. В том числе он не позволял вмешиваться в его служебные дела. Он был очень последовательным.
— А как складывались его отношения с офицерским составом?
— Держался на расстоянии, старался быть справедливым, не панибратствовал. Имел слабость к Алану, который, впрочем, не создавал конфликтных ситуаций.
— Его любили?
— Не знаю. Не задумывалась над этим. Называли его Стариком — в этом прозвище есть какая-то тень симпатии для начальника. Но люди в его присутствии чувствовали себя скованно. Настроение в кают-компании сильно менялось, когда он входил.
— А в отношении к тебе он был тоже суровым?
— Нет, совершенно наоборот. Мне все разрешалось. Он заботился о том, чтобы мне не было скучно... Не хочу продолжать эту тему.
— Конечно, Джейн. Извини, я был неделикатен. Я уже долго мучаю тебя этим разговором. Но остались еще отношения Райта с Селимом.
— Нормальные, почти дружеские.
— Вроде так и должно быть, но на этом судне кажутся удивительными.
Коллингс допил виски и встал с кресла.
— Спасибо, Джейн, за терпение. Я должен идти, у меня еще много работы.
— Заглядывай, как захочешь выпить или поболтать. Возможно, еще пригожусь, задание тебе предстоит сложное.
— Спасибо, Джейн. Я был уверен, что могу на тебя рассчитывать.
Будучи уже в дверях, он повернулся и спросил:
— Ты помнишь, сколько раз Алан постучал в твою дверь вчера вечером, после выстрела?
— Три раза, — ответила она без раздумья. — За этим вопросом кроется какая-то ловушка?
— Нет, просто я должен все проверить.
— Ты прав. Не сердись. Заходи, как появится желание.
Коллингс только в коридоре вспомнил, что не спросил Джейн о записной книжке Модрова. Он ведь и зашел главным образом для того, чтобы вместе с ней просмотреть ящики письменного стола, и не ожидал, что наткнется на такую любопытную тему. Задумался на мгновенье, не вернуться ли, однако это было как-то не с руки. Ничего страшного, подумал он. Стол можно обследовать и сегодня вечером. Он посмотрел на часы — время подходило к одиннадцати. Алан заканчивает вахту только в полдень. Коллингс, задумавшись, спустился по трапу, ведущему к кают-компании.
В коридоре он наткнулся на Финсбери, который, свежевыбритый и обильно наодеколоненный, вышел со своей каюты. На нем был свитер и широкие трикотажные брюки.
— Коллега, куда так спешно? — спросил его Коллингс.
— Знаешь ведь, что в это время занимаюсь со штангой.
— Знаю, знаю, но последние две недели ты забросил тренировки.
— При волнении свыше пяти баллов не тренируюсь. Сегодня погода улучшилась, а так как опять надвигается шторм, то сегодня единственная возможность. Занятия с гантелями в каюте все же не то.
Дурик в ходе разговора вспомнил, что обтягивающий свитер выдает все округлости тела, поэтому втянул живот и напряг грудные мышцы. Это внезапное превращение пухлого тридцатипятилетнего мужчины в культуриста выглядело довольно комично, но Коллингс сделал вид, что ничего не заметил.
— Восхищаюсь твоей силой духа, — сказал он. — И давно так тренируешься?
— С восемнадцати лет. Благодаря занятиям поддерживаю хорошую форму.
— Я слышал, что при огромном напряжении при подъеме штанги над головой сужается артерия, питающая мозг кровью, и нарушается подача кислорода к нему. Вроде бы при интенсивных занятиях случается так называемая недостача мозга. Ты не замечал каких-либо беспокоящих признаков? — серьезно и с заботой в голосе спросил Коллингс.
— Чепуха. Конечно, ничего я не замечал. Чувствую себя прекрасно.
— Харроу говорил, что сам штангист не сознает такого, но он заметил, что годами раньше ты отличался большим интеллектом. Харроу также твердит, что из-за занятий со штангой ты тянешь со сдачей экзамена на капитана дальнего плавания.
Толстые щеки Финсбери внезапно побагровели. Он с шумом выдохнул воздух, который удерживал в легких, живот округлился как мячик. Втянув его с новой порцией воздуха, он выдавил из себя:
— Он моральный и физический урод. Скажи ему, чтобы отцепился от меня, не то он дождется, что я его сгною.
— Хорошо, я его предупрежу. Харроу действительно может раздражать кого угодно.
— Быдло!
— Послушай, Майкл, во время того дознавания Напоры ты произнес: «Посмотри лучше на себя самого». В чем там дело, я не понял намека.
— Ты что, ребенок или притворяешься? Если не знаешь — спроси Харроу. Он тебе все объяснит.
Финсбери отвернулся и направился в сторону выхода на открытую палубу. Он обычно тренировался на кормовой палубе в окружении матросов, которые наблюдали его экзерциции с преувеличенным восхищением. В рулевой рубке Коллингс слышал такие комментарии: «Я похвалил Дурика, так он сделал дополнительно пять приседаний, но на пятый раз встать уже не смог, и нам пришлось снимать штангу с его плеч».
После разговора со старшим помощником Коллингс почувствовал себя страшно утомленным и решил поспать хотя бы часик перед обедом. Он нашел Селима в буфетной.
— Постучи мне в дверь, когда накроешь на стол. Хочу немного вздремнуть.
— Отдыхайте спокойно, я не забуду, — уверил его Селим.
Коллингс растянулся на койке и впал в состояние блаженного ничегонеделания. Попытался проанализировать все услышанное за утро, но усталость взяла свое.