Вмешательство при кризисных ситуациях, связанных с самостоятельным приемом психоделиков

Начиная с середины шестидесятых, когда эксперименты с ЛСД и другими психоделиками переместились из институтов и клиник в частные дома и публичные места, роль профессионалов в сфере душевного здоровья в отношении этих веществ резко изменилась. Вместо того чтобы быть на передовой в качестве исследователей и экспериментаторов, они стали спасателями, которых вызывали  для того, чтобы справляться с катастрофами, произошедшими во время психоделической сессии. Эта перемена значительно повлияла на отношение большинства профессионалов к таким препаратам; первоначальный фокус внимания психиатров и психологов сместился с терапевтического потенциала психоделиков в сторону опасностей, которые они могут представлять. В эмоциональной атмосфере национальной истерии общественный образ ЛСД стали создавать не профессиональные исследователи, опирающиеся в своих суждениях на научные данные, а сенсационные журналисты и редакторы газет. В результате этого, в катастрофах и осложнениях, происходящих в ходе  «домашнего» экспериментирования с ЛСД, стали винить сам препарат, а не людей, которые использовали его безответственно и неграмотно.

Запрещающее законодательство практически разрушило научное исследование психоделических веществ, но оказалось не очень эффективным в отношении «домашних» экспериментов. В то время, когда психоделики сомнительного качества можно легко купить на улице или в университетских кампусах, серьезному исследователю практически невозможно получить разрешение на научное изучение эффектов этих веществ. В результате, профессионалы оказались в парадоксальной ситуации: от них ждут, что они окажут помощь в той области, в которой им запрещено проводить исследования и получать научные данные. Распространенность психоделиков и сравнительное большое количество несчастных случаев, связанных с ними, резко контрастирует с недостатком понимания вызываемых ими явлений.

Эта ситуация имеет очень серьезные практические следствия. С осложнениями, связанными с применением психоделических веществ, работают самым неэффективным образом, что чаще приводит к развитию еще более серьезных проблем. Вмешательство при кризисных ситуациях на психоделических сессиях и лечение долговременных негативных последствий «домашнего» экспериментирования являются моментами такой медицинской и социальной важности, что они заслуживают особого внимания. Большая часть информации, которая необходима для понимания таких проблем и для эффективного к ним подхода, уже обсуждалась в других частях этой книги. Однако из-за важности этого вопроса я коротко суммирую всю самую важную информацию в ее приложении к вышеуказанной теме.

ПРИРОДА И ДИНАМИКА ПСИХОДЕЛИЧЕСКОГО КРИЗИСА

Понимание динамики психоделического переживания абсолютно необходимо для эффективного вмешательства  в случае кризисной ситуации. Сложное ЛСД переживание, если только оно не является результатом злоупотребления, представляет собой экстериоризацию потенциально патогенной матрицы в бессознательном субъекта. При правильном обращении психоделический кризис имеет огромный позитивный потенциал и может привести к глубокой перестройке личности. И наоборот, нечуткое и равнодушное отношение может причинить психологический ущерб и вызвать хронические психотические состояния и годы психиатрической госпитализации.

Прежде чем приступить к обсуждению сложных переживаний, которые случаются на психоделической сессии, их причины и принципы вмешательства, мы резюмируем то, что обсуждали выше в связи с природой и основной динамикой ЛСД процесса. ЛСД не создает никакого специфического состояния с определенными стереотипными характеристиками; его можно описать как усилитель ментального процесса, который предоставляет доступ к скрытым хранилищам человеческого сознания. Таким образом, он активирует глубокие слои подсознательного материала и выводит их содержание на поверхность, позволяя непосредственно их пережить.

Человек, принимающий препарат, не переживает «ЛСД состояние», а совершает фантастическое путешествие в свое собственное сознание. Все явления, которые происходят во время этого путешествия – образы, эмоции, мысли и психосоматические процессы – таким образом, следует рассматривать как проявление спящих областей психики субъекта, а не симптомы «токсического психоза». В ЛСД состоянии чувствительность к внешним факторам и обстоятельствам по много раз увеличивается. Эти экстрафармакологические элементы включают в себя все факторы, которые обычно называют «обстановка и установка» - понимание субъектом эффектов препарата и цели его приема, его общее отношение к переживанию и физические и межличностные элементы ситуации. Сложное ЛСД переживание, таким образом, отражает патогенетическую систему в подсознании психонавта, травмирующие внешние обстоятельства или комбинацию первого и второго.

Идеальные условия для ЛСД сессии подразумевают простую, безопасную и красивую физическую обстановку и поддерживающую, успокаивающую и полную любви и понимания межличностную ситуацию. При этих обстоятельствах, когда отсутствуют внешние негативные стимулы, неприятные ЛСД переживания можно рассматривать как психологическую работу над травматическими областями бессознательного. Для хорошего результата ЛСД сессии необходимо, чтобы она была интернализована и полностью пережита. Психоделические сессии, на которых субъект не погружается в процесс, создают дисбаланс в динамике подсознательного. Защитная система ослабляется препаратом, но проявляющийся подсознательный материал должным образом не прорабатывается и не интегрируется. Такие сессии приводят с затянувшимся реакциям или к последующим «флэшбэкам».

Чтобы способствовать завершению и интеграции ЛСД сессии, в которой переживательный гештальт остается незавершенным, следует  продолжать раскрывающую работу с применением психоделиков или без него. Важно отметить, что эффект ЛСД в достаточной степени ограничивает сам себя; подавляющее большинство сложных психоделических переживаний достигают разрешения спонтанно и без внешнего вмешательства. На самом деле, именно те состояния, которые наиболее драматичны и сильны, как правило, приводят к самым лучшим результатам. Использование транквилизаторов во время психоделической сессии является большой ошибкой и может быть опасным. Оно мешает естественному разрешению сложного эмоционального или психосоматического гештальта и «замораживает» переживание на негативной фазе. Единственный конструктивный подход – это обеспечить общую защиту субъекту, поддерживать процесс и способствовать ему, или, как минимум, не вмешиваться в него.

После короткого введения мы вернемся к вопросу осложнений во время домашнего экспериментирования без сопровождения специалиста. Хотя базовые принципы, разработанные во время клинического исследования ЛСД, вполне применимы к вмешательству при кризисных ситуациях, важно указать на основные различия между этими двумя ситуациями. ЛСД, назначаемый в клинических или лабораторных условиях, является фармакологически чистым, и его количество можно точно измерить; большинство образцов с черного рынка не соответствуют этому критерию. Лишь небольшая часть «уличной кислоты» является относительно чистым веществом; препараты, которые можно достать на черном рынке, обычно содержат различные примеси или являются смесью разных веществ.  В некоторых уличных образцах, которые анализировались в лабораториях, исследователи обнаруживали амфетамины, STP, PCP, стрихнин, бенактизин и даже следы мочи. Были случаи, когда нечто, продаваемое под видом ЛСД, не содержало ЛСД вовсе. Именно плохое качество уличных психоделиков может вызывать некоторые неприятные побочные эффекты и реакции в ситуации «домашнего» эксперимента. Кроме того, неуверенность в качестве и дозе может вызывать страхи, которые в свою очередь, негативно повлияют на способность субъекта вытерпеть неприятные переживания, которые в этом случае будут интерпретироваться как признаки отравления или передозировки, а не как проявления собственного бессознательного.

Однако качество препарата и неуверенность в нем, кажется, ответственны за крайне небольшой процент негативных реакций на ЛСД. Нет сомнения в том, что экстрафармакологические элементы, такие как личность субъекта и установка и обстановка сессии являются намного более важными факторами.

Для того чтобы понять частоту и серьезность психоделических кризисов, которые происходят в ситуации домашнего экспериментирования, важно принять во внимание обстоятельства, при которых многие люди обычно экспериментируют с ЛСД. Некоторые из них принимают препарат, ничего не зная о нем и никак не подготовившись к сессии. Общий уровень понимания эффектов ЛСД крайне низок даже среди опытных психонавтов. Многие из них принимают психоделики для развлечения и не имеют ни малейшего представления о том, что делать, если в переживании появляются болезненные, пугающие или дезорганизующие элементы. Самостоятельное экспериментирование часто происходит в сложных и сбивающих с толку физических и межличностных условиях, которые могут привнести в переживание множество травматических элементов. Беспокойная атмосфера больших городов, шумные автострады, часы пик, многолюдные рок-концерты или клубы и шумные вечеринки, конечно же, не способствуют продуктивному самопознанию и безопасной встрече со сложными аспектами собственного бессознательного.

Личная поддержка и отношения доверия абсолютно необходимы для безопасной и успешной ЛСД сессии, но в вышеуказанных обстоятельствах именно они часто отсутствуют. Нередко человек под действием ЛСД оказывается в окружении абсолютно незнакомых людей. В других случаях рядом с ним могут быть его друзья, но они сами находятся под действием препарата и не способны помочь ему справиться со сложными эмоциональными переживаниями. Когда несколько людей принимают ЛСД совместно, болезненные переживания одного человека могут создать негативную атмосферу, которая подействует на сессии других. Бывали ситуации, когда люди, которые приняли препарат, по разным причинам подвергались намеренному психологическому насилию. Легко понять, что такие отравляющие обстоятельства, скорее всего, приведут к негативным реакциям.

ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО В КРИЗИСНЫХ СИТУАЦИЯХ И ПРИНЦИПЫ САМОПОМОЩИ

В настоящее время вмешательство, предлагаемое профессионалами при психоделических кризисах, основывается на медицинской модели и обычно создает дополнительные проблемы, вместо того, чтобы оказывать помощь. Действия, обычно предпринимаемые в этой ситуации, отражают серьезный недостаток понимания природы психоделического переживания и часто приводят к длительным осложнениям. Эта ситуация еще более осложняется тем фактом, что время профессионала в сфере душевного здоровья обычно расписано по минутам, а также отсутствием специально обустроенных помещений, где можно было бы работать с катастрофами, произошедшими на психоделической сессии. Транквилизаторы, которые постоянно назначаются в этих случаях, обычно мешают эффективному разрешению корневого конфликта и, таким образом, вносят свою лепту в формирование хронических эмоциональных и психосоматических трудностей после сессии. Безотлагательная перевозка индивидов психиатрическую клинику во время ЛСД переживания не только не нужно, но и часто оказывается опасной и вредной практикой. При этом совершенно не принимается во внимание тот факт, что ЛСД состояние ограничено во времени; в большинстве случаев драматические негативные переживания при правильном подходе приводят к благотворному разрешению, и субъекту уже не требуется никакого дальнейшего лечения. «Срочная перевозка» в психиатрическую клинику, особенно если ее производит машина скорой помощи, создает атмосферу опасности и тревоги, которые наносят дополнительную травму человеку, который находится в исключительно чувствительном психоделическом состоянии и болезненном эмоциональном кризисе. Это также верно для процедуры приема в клинику и атмосферы отделения для буйных пациентов, где часто оказываются люди, столкнувшиеся с психоделической катастрофой.

Встреча человека, находящегося под действием ЛСД, с режимом психиатрической системы может причинить ему травму, которая сохранится на всю жизнь. Тот факт, что психиатрический диагноз и госпитализация часто могут стать серьезным социальным клеймом также является важным фактором, который следует учесть, прежде чем отправлять человека, находящегося под действием препарата, в больницу. Более того, если ЛСД процесс не достигает удовлетворительного разрешения, современная психиатрическая система предполагает постоянное использование транквилизаторов вместо раскрывающей терапии, которая наиболее предпочтительна в этих обстоятельствах.

Основные моменты вышеприведенного обсуждения можно проиллюстрировать следующим примером:

Когда я работал в Психиатрическом Исследовательском Институте в Праге, Чехословакия, меня пригласили осмотреть двух сотрудников фармакологической лаборатории, которые участвовали в производстве ЛСД. Они оба страдали от затянувшихся негативных эффектов случайного отравления ЛСД, которое произошло во время синтеза препарата. Один из них, мужчина сорока лет, который был заведующим отделом, страдал от симптомов глубокой депрессии с приступами тревоги, чувства бессмысленности существования и сомнений в собственном душевном здоровье. Он считал, что эти симптомы начались после его отравления ЛСД и кратковременного помещения в психиатрическую клинику. Его ассистент, женщина лет двадцати пяти, которая также случайно оказалась под действием, жаловалась на странные ощущения на поверхности черепа: она была убеждена, что быстро теряет волосы, хотя не было никаких объективных признаков этого.

Во время диагностической беседы с ними я попытался реконструировать обстоятельства их ЛСД переживания и динамику их проблем. История, которую я услышал, хотя и может показаться невероятной ЛСД терапевтам и людям, знакомым с природой психоделических состояний, к сожалению, является типичным примером  неотложного  вмешательства в случае кризиса, основанного на традиционных медицинских и психиатрических моделях. Фармацевтические лаборатории, в которых производился ЛСД, находились примерно в трех сотнях километров от Праги, где в то время базировалось большинство клинических и лабораторных центров исследования ЛСД. Когда компания получила заказ на изготовление чехословацкого ЛСД, было решено проинформировать персонал об эффектах этого препарата и о том, что нужно делать в случае непреднамеренного отравления. Для этого директор пригласил психиатра, работающего в местной клинике, у которого не было никакого личного и профессионального опыта с ЛСД, а также подготовился сам, прочитав несколько статей по «моделированному психозу». Во время семинара с персоналом этот обладающий весьма поверхностными знаниями психиатр умудрился создать чуть ли не апокалипсический образ ЛСД. Он рассказал, что эта бесцветная, не имеющая запаха и вкуса субстанция может коварно проникнуть в их организм, как это случилось с др. Альбертом Хофманном,  и вызвать состояние шизофрении. Он посоветовал, чтобы в местной аптечке всегда было достаточное количества торазина – сильного транквилизатора, который следовало использовать как средство первой помощи, - и настаивал на том, чтобы жертв отравления без промедления привозили в психиатрическую клинику.

В результате таких инструкций оба лабораторных сотрудника получили дозу торазина сразу после того, как у них проявились эффекты препарата, после чего их срочно поместили в отделение для серьезно больных местной психиатрической больницы. Там они провели остаток периода действия препарата и несколько следующих дней в компании психотических пациентов. Находясь под совместным действием ЛСД и торазина, заведующий отделом  наблюдал несколько судорожных припадков и долго разговаривал с пациентом, который показывал ему свои раны, полученные при попытке самоубийства. Тот факт, что профессионалы в области душевного здоровья поместили его в общество серьезно больных пациентов, значительно обострил его страх оказаться в таком же состоянии. Анализ его ЛСД состояния, которое было серьезно усечено влиянием торазина, показало, что он переживал элементы БПМ II, и заключение в отделении для серьезно больных пациентов и его приключения там стали мощным усиливающим фактором этого безнадежного состояния.

Переживания его ассистентки были более поверхностными; ее реакцией на психиатрическое отделение было стремление взять себя в руки и любой ценой удерживать контроль. Ретроспективных анализ ее переживания показал, что она подходила к травматическим детским воспоминаниям, но из-за неблагоприятных внешних обстоятельств она сделала все возможное, чтобы подавить их и не дать им всплыть на уровень сознания. Ее ощущение того, что она теряет волосы, оказалось симптомов глубокой психологической регрессии; ее детский образ тела, соответствующий тому возрасту, когда она пережила травматическое событие, был связан с естественным отсутствием волос.

Во время посещения Психиатрического Исследовательского Института в Праге эти два сотрудника не смогли не только проработать свои симптомы, но и  даже изменить свое негативное отношение к ЛСД и отказаться от своих неприятных чувств по отношению к нему. Мы объяснили им природу ЛСД состояния и обсудили с ними нашу терапевтическую программу и принципы проведения сессий. Прежде чем уйти, они смогли обсудить эффекты ЛСД с пациентами, проходящими психолитическое лечение, которые прошли свои первые сессии в совсем других условиях. Я заверил их и руководство лаборатории в том, что нет смысла паниковать, если кто-то случайно получает отравление ЛСД; собственно, именно эту ситуацию мы постоянно воспроизводили в ходе нашей программы. Им посоветовали создать специальную тихую комнату, где отравившиеся могли провести остаток дня, слушая музыку в компании хорошего друга.

Через несколько месяцев мне позвонил заведующий отделом. Он сказал, что у них опять случился несчастный случай: девятнадцатилетняя ассистентка случайно вдохнула некоторое количество паров, содержащих ЛСД, Она провела остаток дня в удобной комнате, примыкающей к ее лаборатории в компании своего друга и, по ее словам, «это было самое лучшее время в ее жизни». Она сочла свои переживания очень приятными, интересными и полезными.

Техники избегания, разработанные движением самопомощи, хотя и менее вредны, чем подходы, основанные на медицинской и психиатрической модели, но столь же пагубны для результата сессии. Попытки втянуть субъекта в малозначимые разговоры («убалтывание»), отвлекание его внимания на цветы и красивые картины, выведение их на прогулку  - все это не решает корневой проблемы. Это не более чем стремление выиграть время: внимание индивида переключается на какие-то другие предметы и удерживается на них до тех пор, пока кризис не отступит или не уменьшится вместе с тем, как действие препарата ослабеет. Эти подходы основаны на ошибочном мнении, что причиной проблем является сам препарат. Как только мы понимаем, что мы имеем дело с динамикой бессознательного, а не с фармакологическим состоянием, близорукость этого подхода становится очевидной. Опасность применения техник, которые способствуют избеганию, заключается в том, что субъект не встречается и не разрешает свой подсознательный материал, который лежит  в основе эмоционального или психосоматического кризиса. ЛСД сессия, на которой всплывающий гештальт не завершен, приводит к затянувшимся реакциям, негативным эмоциональным и физическим последствиям и «флэшбэкам».

ГРАМОТНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПРИ КРИЗИСНЫХ СИТУАЦИЯХ ВО ВРЕМЯ ПСИХОДЕЛИЧЕСКИХ СЕССИЙ

Обсудив факторы, которые способствуют возникновению несчастных случаев при «домашнем» использовании ЛСД, и описав опасные методы, характерные для профессионального и любительского методов вмешательства, я бы хотел наметить в общих чертах оптимальных подход к психоделическому кризису, основанный на понимании его динамики. Что именно считать ситуацией, которая может считаться случаем,  в котором требуется помощь на ЛСД сессии, определить достаточно трудно,  и само это определение  зависит от множества факторов. Оно отражает  взаимодействие между собственными чувствами субъекта по поводу переживания и мнения и терпения присутствующих людей, а также мнение профессионала, вызванного на помощь. Последнее является фактором критической важности; оно зависит от уровня понимания терапевтом процессов, происходящих во время сессии, его или его клинического опыта с необычными состояниями сознания и его или ее свободы от тревожности. В случае вмешательства при психоделическом кризисе, как и в случае психиатрической практики вообще, радикальные меры часто являются отражением ощущения страха и неуверенности, которые испытывает сам помогающий, не только перед лицом возможной опасности, но и связи со своим собственным бессознательным. Опыт ЛСД терапии и новые переживательные направления психотерапии ясно показывает, что встреча с глубоким материалом другого человека обычно расшатывает психологические защиты и активирует соответствующие области бессознательного того человека, который ассистирует и присутствует на процессе, если только они не были проработаны помогающим заранее.  В силу того, что традиционная терапия ограничена работой с биографическим материалом, даже профессионал с хорошей образовательной базой и практикой в области анализа, недостаточно подготовлен к тому, чтобы работать с мощными переживаниями перинатальной и трансперсональной природы. Превалирующая тенденция к тому, чтобы сваливать все эти переживания на шизофрению и подавлять их  любым способом, отражает не только недостаток понимания, но также и привычный паттерн самозащиты от собственного бессознательного материала помогающего.

В силу того, что уровень образования и клинического опыта ЛСД терапевтов повысился, становится все более и более очевидным, что негативные эпизоды на психоделических сессиях следует воспринимать, не как непредсказуемые несчастные случаи, а как характерные и естественные аспекты терапевтической работы с травматическим материалом. С этой точки зрения разговорное выражение «bad trip» просто не имеет смысла. Для опытного ЛСД терапевта неуспешная ЛСД сессия – это не та, на которой субъект испытывает паническую тревогу, саморазрушительные стремления, чувство вины, потерю контроля или сложные физические ощущения. При должном подходе болезненная и сложная ЛСД сессия может привести к серьезному терапевтическому прорыву. Она может способствовать разрешению проблем, которые незаметно отравляли существование субъекта на протяжении многих лет и портили его повседневную жизнь. Неуспешной сессий он сочтет ту, на которой сложные чувства начали  всплывать, но субъект полностью не погрузился в процесс, и гештальт остался незавершенным. С этой точки зрения все психоделические переживания, на которых процесс оказался прерванным назначением транквилизатора или грубым внешним вмешательством, например, транспортировкой в психиатрическую больницу, оказываются опасными не из-за природы психологического процесса, а из-за метода работы с кризисной ситуацией, который помешал позитивному разрешению сессии.

Хотя ЛСД может вызывать сложные переживания даже при почти идеальных обстоятельствах, было бы ошибкой приписывать все «bad trips» самому препарату. Психоделическое состояние определяется разнообразными нефармакологическими факторами; вероятность возникновения серьезных осложнений в большой степени зависит от личности субъекта и от элементов обстановки и установки. Это можно проиллюстрировать случаями осложнений, которые возникали в ходе ранних экспериментов с ЛСД и общей психоделической картиной шестидесятых. В 1960 Сидни Коэн (Sidney Cohen) опубликовал статью под названием «ЛСД: побочные эффекты и осложнения» (Nerv. Ment. Dis. 130:30, I960). Она основывалась на отчетах сорока четырех профессионалов, которые назначали ЛСД и мескалин примерно 5000 людей в общем 25000 раз; количество сессий, которое прошел один человек, варьировалось от одной до восьмидесяти. В группе с нормальными добровольцами количество попыток самоубийства после сессий было меньше чем 1 на тысячу случаев, а количество затянувшихся реакций на протяжении первых 48 часов после сессии составляло 0.8 на тысячу. Эти цифры увеличивались, когда субъектами были психиатрические пациенты; на каждую тысячу пациентов приходилось 1.2 попытки самоубийства, 0.4 успешных самоубийств и 1.8 случаев затянувшейся реакции на протяжении 48 часов после сессии. Таким образом, по сравнению с  другими методами психиатрической терапии, ЛСД оказался неожиданно безопасным, особенно если сопоставлять его с другими широко применяемыми методами лечения того времени, такими как электрошок, инсулиновая кома и психохирургия. Эта статистика противоречит количеству негативных реакций и осложнений, связанных с «домашними» экспериментами. Во время моего визита в клинику Хайт-Ашбери в Сан-Франциско в конце шестидесятых, ее директор Дэвид Смит сказал мне, что они сталкиваются в среднем с 15 случаями «bad trip» каждый день. Хотя это вовсе не означает, что все эти клиенты имеют долговременные негативные эффекты после своих психоделических переживаний, такие данные все же некоторым образом отражают реально существующую ситуацию.

Опыт и образование психиатров и психологов по отношению к психоделикам в первые годы экспериментов не отличались особенной глубиной, а условия сессий были далеки от идеальных. Однако те сессии, на которые ссылался доктор Коэн, проводились в общей атмосфере безопасности под разумным присмотром и с участием ответственных индивидов. Кроме того, те, у кого были плохие переживания, с самого начала находились там, где им могли оказать квалифицированную помощь и, следовательно, им не угрожала бессмысленная транспортировка в психбольницу.

Психоделический кризис возникает в результате взаимосложения внешних и внутренних факторов. Терапевт должен различать, какой из этих двух аспектов более важен, и действовать соответственно. Первым и самым главным шагом при работе с психоделическим кризисом является создание для субъекта простой, безопасной и поддерживающей физической и межличностной обстановки. В случае, когда внешние факторы кажутся основными в формировании переживания, важно вывести человека из травмирующей ситуации или изменить ее активным вмешательством. Если кризис случился в общественном месте, его или ее следует отвести в спокойное, уединенное помещение. Если он происходит во время вечеринки у кого-то дома, важно упростить ситуацию, устроив незадачливого психонавта в отдельной комнате или попросив остальных гостей уйти. Можно попросить нескольких друзей, которые кажутся наиболее чуткими и взрослыми, присутствовать на процессе. Они могут предоставить групповую поддержку или помощь субъекту в его проработке корневой проблемы во время заключительного периода сессии. Техники группового участия в психоделических сессиях обсуждались выше в этой книге.

После того, как правильная обстановка создана, следует установить хороший контакт с субъектом. Отношения доверия, возможно, являются наиболее важным требованием для позитивного результата  психоделической сессии в целом и успешной работы с кризисной ситуацией в частности. Человек, которого просят вмешаться в кризис, спровоцированный ЛСД, находится в намного более сложной ситуации, чем ЛСД терапевт в такой же ситуации во время курса психоделического лечения, так как терапевтической сессии предшествует подготовительный период, во время которого у пациента, находящегося в нормальном состоянии сознания, и терапевта есть достаточно времени для того, чтобы установить хорошие отношения, построенные на доверии. Если сложная ситуация возникает во время курса ЛСД серий, клиент также может вспомнить  о своих прошлых сессиях, когда болезненные переживания были успешно проработаны и интегрированы с помощью терапевта.

В противоположность этому, профессионал, вынужденный работать с кризисом вне терапевтической ситуации, входит в сложную ситуацию как новый, незнакомый человек, с которым у субъекта и других людей, участвующих в ситуации, раньше не было никакого контакта. Отношения доверия и сотрудничества нужно установить за очень короткое время и зачастую в очень драматических обстоятельствах. Свобода от тревоги, умение оставаться спокойным и уверенным в себе, искренняя чуткость и глубокое понимание динамики психоделического состояния являются единственным путем установить доверие в таких условиях.

Необходимо создать ощущение безопасности, постоянно напоминая субъекту о том, что ЛСД состояние ограничено во времени. Не важно, насколько критическим может казаться состояние - в большинстве случаев оно разрешается спонтанно через 5-8 часов после приема препарата. Это временное ограничение должно быть вложено в сознание субъекта и других людей, присутствующих на  процессе. Пока это время не пройдет, нет абсолютно никаких причин паниковать или волноваться, какими бы драматическими не были эмоциональные или психосоматические проявления. Также очень полезно удерживать субъекта в полулежачем положении, но это нужно делать, не применяя физической силы и явного принуждения. После небольшой практики можно легко выработать свою собственную технику, при помощи которой можно будет успешно уговорить индивида, используя поддержку и сотрудничество, а не конфликт.

Когда необходимый контакт установлен, сложное ЛСД переживание следует поместить в позитивные рамки. Нужно представить его как возможность встретиться с определенными травматическими аспектами бессознательного и проработать их, а не как неудачу или неприятность. Человек, осуществляющий помощь в случае психоделического кризиса, должен постоянно пытаться интернализировать переживание ЛСД субъекта и советовать ему или ей встретиться со своими проблемами лицом к лицу. ЛСД субъекту нужно настоятельно рекомендовать закрыть глаза и погрузиться в переживание, каким бы оно не было. Терапевт постоянно должен напоминать  субъекту о том, что самый короткий путь, который выведет его или ее из сложного состояния, лежит через погружение в эмоциональную и физическую боль, переживание ее в полной мере и поиск каналов, по которым она может разрядиться. Этот процесс погружения можно облегчить музыкой. Если под рукой есть хорошая звуковая система, и субъект не против музыки, то ее необходимо включить в ситуацию как можно скорее.

Когда хорошие отношения установлены, можно начать активное вмешательство, предполагающее успокаивающий физический контакт, элементы игровой борьбы и давление или массаж тех частей тела, где ток энергии кажется заблокированным. Этого не следует делать, если доверие еще шатко или вообще отсутствует, и это абсолютно противопоказано, если субъект находится в параноидальном состоянии и считает окружающих преследователями. В некоторых случаях просто присутствие в комнате, где находится индивид, и ожидание может быть наилучшим решением. При таких обстоятельствах необходимо использовать все возможные способы и существующие ресурсы для того, чтобы удержать субъекта от того, чтобы он причинил вред себе или окружающим, а также нанес серьезный материальный ущерб. Следуя этому основному правилу,  иногда все же следует совершать попытки установить связь с индивидом и постараться склонить его или ее к сотрудничеству.

Если гештальт переживания остается незавершенным в то время, когда действие препарата начинает ослабевать, следует применить психологические и физические методы для того, чтобы способствовать интеграции. В идеале, субъект должен выходить из  сессии, чувствуя себя комфортно, расслабленно и без каких-либо эмоциональных или психосоматических симптомов. Две хорошо зарекомендовавшие себя в этой ситуации техники – абреактивный подход и очистительная гипервентиляция – обсуждались выше в этой книге. После того, как субъект достигнет физически и психологически комфортного состояния, важно создать спокойную и умиротворяющую атмосферу до конца дня и следующей ночи. В идеале, человек, переживший психоделический кризис, не должен оставаться один, по крайней мере, 24 часа после приема препарата. После этого времени терапевт должен снова встретиться с клиентом, оценить его состояние и, в зависимости от ситуации, выбрать стратегию на будущее. В большинстве случаев, если с кризисной ситуацией работали правильно, то дальнейшая помощь уже не требуется. Полезно также детально обсудить содержание переживания для того, чтобы помочь клиенту интегрировать его в свою повседневную жизнь. Если в результате ЛСД сессии появились какие-то эмоциональные или психосоматические жалобы, следует направить клиента для дальнейшей раскрывающей терапии и работы с телом. Ему следует предложить на выбор медитацию, гештальт-практики, нео-райхианские подходы, управляемое воображение под музыку, контролируемое дыхание и рольфинг.

Если клиническое состояние остается нестабильным, несмотря на всю раскрывающую работу, лечение следует продолжить в стационаре. Если все вышеуказанные подходы окажутся безуспешными, интеграцию можно вызвать фармакологически.  Этот подход может показаться профессионалам в сфере душеного здоровья парадоксальным в силу того, что он подразумевает назначение того же или другого препарата из этой группы, хотя, на первый взгляд, именно препарат и был причиной того, что клиент оказался в таком состоянии. И все же благоразумное использование психоделиков в таких обстоятельствах является наиболее предпочтительным лечением. Клинический опыт показывает, что крайне сложно восстановить защитные системы при помощи закрывающих техник, таких как использование транквилизаторов, если подсознательный материал уже вышел на поверхность под действием психоделического вещества. Намного проще продолжить раскрывающую стратегию и завершить незаконченный гештальт.

Псилоцибин, МДА (метилен-диокси-амфетамин), тетрагидроканнабинол (ТНС) и дипродилтриптамин (ДПТ) являются альтернативами ЛСД. Они имеют те же общие эффекты и менее выраженный негативный шлейф общественного мнения. МДА и ТНС кажутся особенно полезными в этой ситуации благодаря своему мягкому действию и селективности в отношении положительных  управляющих систем бессознательного. Эффективная психологическая работа с этими веществами связана с меньшим количеством эмоциональной и психосоматической боли, чем при использовании ЛСД.

В силу того, что для получения разрешения применять эти психоделики нужно пройти сложную административную процедуру, более доступным решением будет проведение сессии с Риталином (100-200 мг)  или Кеталаром (100-150мг). Не следует использовать никакие транквилизаторы в случаях, связанных с психоделическими препаратами до тех пор, пока все вышеперечисленные методы раскрывающей терапии не будут опробованы и сочтены неэффективными.

В случаях, когда плохо разрешившаяся ЛСД сессия вызвала долговременное психотическое состояние и психиатрическую долговременную госпитализацию, вместо транквилизаторов можно также использовать мощные немедикаментозные подходы. Если и они не приведут к клиническому улучшению, следующим шагом должна быть психоделическая терапия с использованием вышеупомянутых веществ. Легальный Кеталар, использующийся в медицине для анестезии, может оказаться полезным в таких почти безнадежных случаях.

Я бы хотел завершить это  обсуждение вмешательства при психоделических кризисах описанием самой драматической ситуации такого рода, с которой я когда-либо сталкивался в своей профессиональной карьере.

На третьем году работы в Биг Сюр, Калифорния, в 4:30 утра меня разбудил  телефонный звонок. Звонил ночной сторож из близлежащего Института Эзален, прося о помощи. Молодая парочка, Питер и Лора, которые путешествовали по побережью, припарковали свой фургон на подъезде к Институту и решили вместе принять ЛСД, Они развернули постели в своей машине и вскоре после полуночи приняли препарат. Переживание Лоры было сравнительного гладким, но Питер постепенно вошел в острое психотическое состояние. Он стал подозрительным и жестоким, и после некоторого периода вербальной агрессии стал разбрасывать вещи и ломать машину. В этот момент Лора запаниковала, заперла его в машине и бросилась искать помощи в Эзалене. Она пришла к домику сторожа абсолютно голой с ключами от машины в руке. Сторож знал, что я раньше работал с психоделиками и решил позвонить мне. Он также разбудил Рика Тарнаса, местного психиатра, который защитил диссертацию по психоделикам.

Пока сторож старался позаботиться о Лоре, которая успокоилась и погрузилась в приятные, не осложненные ЛСД переживания, Рик и я отправились к фургону. Когда мы подошли, мы услышали громкий шум и крики и увидели, что некоторые окна машины были разбиты. Мы открыли дверь и стали разговаривать с Питером. Мы представились и сказали ему, что у нас есть опыт в работе с психоделическими состояниями, и что мы пришли помочь ему. Я осторожно заглянул в фургон, но Питер бросил в меня бутылку, которая пролетела в нескольких дюймах от моей головы и разбилась о приборную панель. Я повторил свою попытку еще несколько раз, и в меня полетело еще несколько предметов. Потом я понял, что у Питера кончились вещи, которые он мог бы в меня бросить, мы быстро зашли в фургон и легли на постель по обе стороны от него.

Мы продолжали говорить с Питером, убеждая его, что все будет хорошо через час-другой; зная, что они с подружкой приняли ЛСД около полуночи, мы могли сказать ему почти точно время окончания переживания.  Было очевидно, что он пребывал в параноидальном состоянии и видел в нас злобных агентов ЦРУ, которые пришли арестовать его. Мы успокаивающе держали его за руки, но каждый раз, когда он пытался вырваться, прикладывали некоторые усилия, чтобы не позволить ему сделать это, избегая при этом открытой физической борьбы. Все время мы рассказывали ему о том, как сами прошли через сложные переживания, и что сейчас, оглядываясь назад, мы считаем, что они были очень полезными. В течение часа его состояние колебалось между недоверием и вызванными тревогой агрессивными импульсами и эпизодами облегчения, когда он нас слышал.

Время шло, ЛСД состояние стало менее сильным, и Питер постепенно начал нам доверять. Он согласился закрыть глаза и погрузиться в переживание, и мы смогли постепенно начать прорабатывать блокированные части его тела, способствуя этим полному эмоциональному выражению. К семи часам все негативные элементы  исчезли из ЛСД переживания Питера. Он почувствовал себя очистившимся и возрожденным и радостно приветствовал новый день. Его предыдущая агрессивность сменилась глубокой благодарностью, и он снова и снова повторял, как он обязан нам за то, что мы помогли ему.

Примерно в половине восьмого Лора пришла к фургону и присоединилась к нам; она была в очень хорошем состоянии, но ее тревожило состояние Питера. Рик и я помогли развеять негативный след от драматических событий той ночи и облегчили их примирение. Мы запретили им садиться за руль в течение суток. Они провели беззаботный день на Тихом Океане, и на следующий день продолжили свое путешествие на юг. Они оба были в хорошем настроении, хотя и несколько обеспокоенные тем, что им придется оплачивать счет за ремонт поврежденного фургона.