Хоть какой хороший праздник, а нет такого пира, чтобы ему конец не пришел. Самые маятные дни перед праздниками и после. Но в "перед" знаешь, чего ожидаешь, а после-то ждать чего? Чего хорошего после праздника?

Не трудно собрать бригаду, трудно по этому времени найти трезвых. Отрезвлянту своих ингредиентов не хватило, велено было протрезвлять только ноги. До границы подлеска Бригадир даже оружие не раздавал, чтобы не начали с него прикуривать, обвешался, что елка презервативами - с двумя рабами Смотрящего тащил все смертоносное на себе и даже за собой - короба на колесах.

Кто идет на большое дело, на всякий лай вслед не оглядывается.

Пьяные радости быстро проходят, настают похмельные горести. Первым делом подсчитываешь сколько пропил и после этого так хочется заново запить, что прямо - край! Хоть вешайся! Но на тебе к этому времени и так много весит, не дадут, вынут и накостыляют. Первым делом иди - исполни заказ, что взял, а то повесим, но уже сами. А это уже большая разница. Одно дело - самому, вроде как свободу изъявляешь - собственный выбор, другое - если чужие. Это уже мерзостно…

У первых деревьев контрактники протрезвели разом, и задумались на что собственно подписались. Погрустнели. Оглядываться стали чаще. Сделал привал и провел политагитацию. Врал безбожно, в том числе и про то, будто в том "эроплане" везли лучший синий кислотный "план" - "улетай мозги" - еще бухло в резиновых бутылях. Что бригаде полагается законная четверть с уцелевшего груза, а сколько чего уцелело будут определять на месте - проверить их некому. Дело верное! Подобные речи могли поддерживать энтузиазм достаточно долго, а нет, так Бригадир верил, что способен выдать другие, сообразно текущему моменту. В резиновые бутыли поверили накрепко, такого не выдумаешь - аэроплан ведь, каким там бутылям быть, кроме резиновых?

На общем энтузиазме достал пакет. Бригадир следовал одному правилу: заставлял перед делом натираться ядовитой зеленой пылью - медным окислом.

– Для профилактики! - объявлял Бригадир. - От холеры!

И тех, кто отказывался от предрассудка этого, не неволил, но штрафовал крепко - на будущие доходы накладывал мзду. Натирались все. Иные острили, но шутки шуткам, а от "газовой шипучки" у него не дохли, и от "неостановочного дристуна" тоже…

Бригадир после горячего похмельного, которое успел проглотить (в досыл к пойлу отрезвлянта), чувствовал себя еще не огурцом, но уже человеком, через пот дурное выходит быстро, и головой мог болтать на все стороны без риска, что глаза вывалятся, мозг через уши не хлынет. Остальные себя так не чувствовали, и он их понимал. Потому и команды отдавал щадящие.

Разобрали оружие, амуницию. Определяли, кому тащить тяжелое…

Солдаты стараются облегчить, а частью и продлить собственную жизнь, переподчиняя себе в рабство таких же как они. И с этим мирится большинство командиров, хотя во время боевых действий пули частенько летают не туда - устанавливая иное статус-кво. Но во всем видимом мире под шумок сводится множество счетов. Но теперь солдаты иные (старые повывелись) неизвестно с каких пьяных тараканов набравшиеся наглости вести себя так, будто собрались жить вечно.

У людей без фантазии чистилище незатейливое, но и шут с ними! Верят, что бродит по мирам некий джокер, что вносит сумятицу в умы - так ли они "бредут жизнь свою"? Бригадиру в этой проповеди больше всего нравилось слово "бредут". Он его и так обыгрывал и этак - на все лады. Почти каждый верит, что есть мир правой и левой руки, а еще множество миров-провинций впереди и сзади. Бесконечная цепочка. Но тому подтверждения встречаются. А остальное? Что только не носят в собственных душах? - каждый свое собственное, считай, сам же его, свой мирок, и выстраивает, не нуждаясь ни в проводниках, ни в посредниках.

Только вот Метрополия в это дело никак не вписывалась. Откуда взялась, чего надо? Но иногда казалось, словно чья-то огромная длань охватывает, примеряется, вот-вот сожмет, и опять отпускает. И как эти пальцы не коли, только оттягиваешь то, чего не миновать.

А пока мысли отбрось - новый контракт. Пошло дело, покатило, полетело - с собой потащило, сам не рад. Давай, работай! Работай, давай!

В знакомых местах пользовался устаревшей, но надежной системой "парных дозорных". Тут, в этих местах, скорее от "своих" пострадаешь - бывших городских, которых вышибли за что-то, от одичавших, но сколотивших свои бригадки в заросших предместьях, еще и от "откидных", которых можно было встретить где угодно, с мандатом ли демобилизации, с листком ли инвалидности - с чем угодно. Ксивы, снимающие многие грехи. Ну и вконец одичавшие обиженные на всех дезертиры. Эти везде могут быть. Об этих думать не хотелось.

Весь этот винегрет, от которого мозги пучит, может встретиться и дальше, в недавно отвоеванном подлеске, разбитом на сектора, порезанном на клетками новыми дорогами, на которых прокатили святое колесо, традиционные места поселений обиженных - тех, кому в общем празднике жизни, как всегда, не хватило места. Не каждый готов довольствоваться откидным, не каждый… потому остерегайся. Хоть группа и большая, но волокли на себе много всякого - дорогого, а слухи далеко опережают.

Бригадир командой недоволен… Все, что наспех, к беде. Проскочит только с шального везенья.

Вот один пинает себя в брюхо, чтобы не урчало. Пинает от души, не шутя, только не слишком помогает. Разве поставишь такого в секрет? А от того пахнет. Как разволнуется, идет характерный запах копченостей - пол леса сбежится, как к передвижной лавке! Никак нельзя такого в засаду. Ему и в лагере в целлофане сидеть, оглядываться с подозрением на своих, если на поясных ремнях придется дополнительные дырочки крутить с голодухи… А того икота донимает - уже третьи сутки пошли - измучился. Хоть и не заснет на посту, но куда такого?

На первый взгляд не команда - доходяги. Но это только на первый. Всему есть цена. Иной ловок, но мелок. Хотя… Ловкий комар и вурлака в пропасть загонит. Обкатаются… Только злился, что от городского сидения некоторые разучились ходить. Как на марше прогрелись до пота, скомандовал:

– Рот нараспашку, язык на плечо!

И погнал и погнал…

Кривенький и косенький для небабских дел много лучше. Где красавцу спину согнуть - "влом", в грязику лечь - стыдно, ужом ползти - не по характеру, этот согнется-уляжется не задумываясь, пули лобешником (для проверки - что крепче) ловить не станет, дело сделает, доложится, а уж отмываться будет потом. Красавец же, если в живых останется, на разборе будет стоять и пыжится, дырявый лемех надуть пытаясь. На иного такого глянешь… Эх! Всем хорош, а к делу не гож.

По дороге знакомились…

Кто бы что о себе не рассказал, все равно дальше ему не с веры ходить, и не с полуверы. Принимал на веру только щепоточку - не больше, чем в ноздрю сложить и чихнуть. Сколько раз такое было, наврет о себе всякого, а потом… был человек, и нет человека. Цена ему один чих. Всякие бывают. Навоз кому хочешь глаза отведет, даже бога обманет. За ним глаз да глаз нужен, чтобы что-нибудь не отчебучил, а многие сторожа-бригадиры следить стесняются, считают, что выше ихнего достоинства. Вот и повывелись бригадиры, один Бригадир остался. Такого на кривде не взнуздаешь, а объезжать и не думай.

На первую заметку брал врунов.

Прибаска хороша с прикраской - потому, когда врут для красы, это за вранье не держал. Бывает, по иному не расскажешь. Какой-то балабол тоже врал про птицу, которая никогда не садится, и даже в воздухе гнездо вьет и яйца высиживает. А чтобы умнее казаться, даже название этой птицы выговорил. Потом, сколько не упрашивали, повторить не смог. Начни такого расспрашивать - много нестыковок найдешь. Стоит ли оно того? Только человека обидишь. А вот когда себя нахваливают за счет другого, этих подозревал во всем, пусть не сторонился, но наметил, что как в лес придется отшагнуть, поставить первыми дозорными - расходным материалом, случись что серьезное.

Чему доволен был, так это, что в бригаде тот самый ножевой мастер оказался, что давеча в хрычевне отличился. Велел ему собственную семерку подобрать - на пригляд. Чтобы две пары дозорных было и тройка вместе с ним - костяк. Еще на три семерки можно было народа наскрести - Смотрящий не пожадничал. Хотя и не без подвоха людишки. Собранные по принципу - "дай вам боже, что нам не гоже". Ничего, жизнь - решето - отфильтруются.

На выходе из районной черты, на перекрестке, который не обойти из-за множества раскинутых во все стороны биоловушек, до группы докопался усиленный ментовский наряд, устроивший очередной свой перехват на какого-то неправильного серийного вурлака. Менты городскому Смотрящему не в подчинении, они сами по себе, клан особый, в определенный моменты Луны на голову непредсказуемый. Мало кто хочет с ними ссориться - попадать в черные списки - злопамятны. Тут еще, хоть от города далеко, но окапались, зацементировались, из каждой щели по стволу… а есть там кто или водку жрут, не поймешь. Решили не ссориться, доказывать наряду, что сами не вурлаки, да не затесался такой среди них по принятым правилам.

Бригадир был сильно недоволен. Патрульные заставляли перекидываться через голову и по третьему разу, и по четвертому - тут уж полный беспредел, такого не помнили, когда сам был казенным, сами выставляли заслон на бежавших с зоны вурдолаков. Но, как и все, прыгал в собственную очередь - крутил сальто на паршивеньком казенном батуте, размером метр на метр, того гляди, не рассчитаешь, уйдешь в сторону - привет шейным позвонкам. Годы не те… Тут же и сглазили под мысль - по третьему приземлился на край ребрами, отбил дыхалку. И четвертый переворот сделал еле-еле. Хорошо не объявили незачет, не заставили повторить заново - положил бы всех сглазчиков на месте или сам бы лег. Каждый год такое. Точно так же пару годков назад ловили "серийника" - маньяка, что ужравшись чьей-то дурной крови, окончательно осатанел и настолько потерял чувство самосохранения, что взялся терроризировать Чуриловский тракт…

Дальше пошло легче, шли без задержек - места пустынные, частью выжженные. Но у дороги, то и дело еще встречались сложенные костерком покаянные камни. Последний костерок был небольшим, знать, и грех маленький. Такую кучку можно было сложить под два-три стиха, каждое слово которого соответствовало камню. Сравнительно новое, но ставшим популярным суеверие, кучи ближе к городу иной раз встречались такие - засмотришься! - шапка упадет. Хотя и здесь халтурили, нанимали работников "под грех", а те в свою очередь, гнали туфту - накладывали внутрь всякого дерьма: деревянных обломышей, пней, присыпали землей и песочком, а уже потом обкладывали каменьями под раствор. С год-два держалось, а потом от дождей образовывались промоины, в которых селилось всякое "черте что". И даже Бригадир, когда от налоговиков прятался, по бедности, за неимением другого, пользовался. Неплохое убежище, но спать надо в полхрапа.

От костерка воспользовался устаревшей системой парных дозорных. Стал обкатывать подразделение. Практика показала, что втроем сподручнее, особенно, если башкой трезвые. На троих, известно, тоже одной башки достаточно, но на боевые тройки, чтобы отправлять их по маршруту движения, сыгранности еще не хватало, только пары сбивал, чередовал, стараясь найти удачные связки. Так и шли - споро и скоро. Все как обычно. Заставляя молодых и бестолковых соблюдать питьевой режим. Перекидываясь шуточками с ветеранами…

Сейчас, когда округи утихомирились, и мелкие возчики рисковали на своих самоходных повозках пробегать много большие расстояния, сеть придорожных крепостей-хрычовок пришла в упадок. Иные ушли за бесценок и стали использоваться вовсе для темных дел, в других пытались укорениться лесные фермерства, третьи, с провалившимися крышами, так и остались стоять, вросли и служили скорее верстовыми отметками давних перегонов, чем убежищами. Но уже на узловых местах, на пересечениях направлений, были отстроены солидные современные крепостицы: с постоянной службой-обслуживанием по контракту, со сменным смотрителем, интендантом, техником-слухачом, естественно, и лекарем, что по совместительству выступал налоговым инспектором. Много кто не откажет в удовольствии вздернуть налоговика на дереве: скучно - за шею, весело - за ногу (хороша мишень для стрельбы получается - подвижная), но поднять руку на лекаря?… Тут десяток раз задумаешься.

Убийцу лекаря сама молва обвиноватит, да так, что придется ему бежать без остановок, будут преследовать во всех живых и не живых местах, не побрезгуют, выдадут за бесплатно.

Впрочем, в жизни случаются всякие нелепицы, и дураков хватает. А в городе таких чуть ли не каждый десятый, случается, что и в одном месте соберутся. Критическая масса. У хрычовки, которой теперь нет, перевернулся воз с грибами, и пошла цепная реакция. Кончилось не мордобоем, а кровопусканием, потом отчего-то переросло в межклановые столкновения, ментовские интересы зацепили каким-то раком, да и полгорода спалили, пока, наконец, разобрались…

Шли. Переночевали с удобствами - дорожный ярлык помог, пустили на станцию. Да и Бригадир не жмотился.

Бригадир за бригаду ответственность несет. Кого бы не ограбили, ни убили (хоть тишком и без его ведома), считается, что по его приказу, с него спрос. Зато каждого может судить собственным судом по своей высшей бригадирской фантазии. А на заподло к себе бригадирская фантазий очень обостряется - от одной мысли вспотеешь. А не шали!

Лениво подумывал, кого же ему Смотрящий внедрил на "пригляд" за делом своим и на убирание его, Бригадира, с пути, если шагать начнет неправильно, либо решит после дела в город не возвращаться, податься в места, куда глаз смотрит. Еще "осстрах" мог нанять - те, что груз страховали и, уж точно, менты своего отправили. Не ментенка, конечно, а такого бедолагу, которого можно на длинной привязной отпускать. Ментов всех знали в рожу и поименно едва ли не всех, и про всякого откинувшегося знали, и нового - народившегося. Как не знать, поскольку от этого в городе всякий раз расклад сил менялся, подушная подать на защиту иной становилась. Нет, мента, даже на лик измененного (есть такие фокусы), враз бы раскусил, их повадки известные, в себе не вытравить - порода, клан. Забудется по своей легенде и сорвется, посмотрит по-ментовски, рыкнет по-своему. Потому, ихний будет обязательно, но не совсем он - примкнувший, иной, который на крючке (мало кто на чем ловится?)

Зажарю! - решил Бригадир. - Кто бы не был, зажарю - самолично обсмолю щепкой!

На последней промежуточной, после которой, хочешь не хочешь, а надо отворачивать в сторону, на оставшиеся гроши Смотрящего прикупили боезапас и субпродукты - обезвоженное поедалово (про которое не то что говорить, и думать не хотелось - из чего делается) - нечто запечатанное в тонкие квадратные жестянки, запаянные наглухо от доступа воздуха и влаги по краю. Объемные, неудобные, но легкие.

Одно из правил - хоть на день идешь, припаса бери на неделю. Это лес, здесь время под себя не замеришь. И даже самое пустячное дело неизвестно чем может обернуться.

У этого же последнего интенданта, который снабжал, его вторая половина была такой необъемной, что на мужика смотрели уважительно. Шептались. Не иначе с тех самых субпродуктов его баба разъелась. Если она с краю лежит, то каково ему каждый раз через нее лазить? И как ее еще лешаки не утащили себе на ветчину? Подумывали, что мужичек-интендант хитер и при инспекции знает как покрыть недостачу. А Бригадир подумал, что соломенной стоимости этот человек - глаза прячет.

Чужая баба всегда словно медом намазана. Черт ли ее сахарит?

Равняли со своей гордостью - волонтером по прозвищу Желудок. Поняли, что их гордость проигрывает бабьей гордости более чем вдвое, хоть так поворачивай, хоть этак. Огорчились, но от этого еще более заценили достоинства. Пока такое худеть будет, тощие передохнут.

Бригадир помнил, как впервые этакое увидел в хрычевне. Вошло брюхо на кривых ногах. Так в тот момент и показалось: что в двери вошло именно брюхо, это потом сообразилось, что есть еще и голова, а на той голове еще какие-то нелепые бачки, руки тоже не сразу разглядели, думали: висят зачем-то по бокам два бревнышка. И только когда из такого бревнышко выползли суковатые пальцы, ими он подхватил кружку с грибной отбродившей мутней, ловким размеренным движение - по вертикальной дуге обнес брюхо, не расплескав пены, потом она исчезла с поля зрения, раздался мощный всхлеб, и кружка вернулась уже пустой - вот тогда-то и утвердились, что у него есть голова, вдобавок человек симпатичный, Просто не сразу разглядели, не выделили все детали. Обаятельный и сразу видно, что не дурак, поскольку тут же целился пить за чужой счет. На всякие пари. До чего же бездонный! Прямо, желудок какой-то, а не человек. Ей-ей, Желудок! Зрелище задаром - смотри и наслаждайся человеком! Сунул руку в свой карманище, долго там вошкался, что-то вылавливал. Наконец, поймал, вынул руку. Промеж пальцев чешуйка заляпанная и пальцы заляпаны - все в грибной махорке. Уронил на стойку, потер руку о штаны. А походя махру и со стойки попытался сдуть. Наклонился, дунул и сдул, но уже все вместе. Чешуйка отлетела в лоб Хрычмастеру. Тот скривился и расчихался. После чего пришлось проверять - с чего чихает. С махры или от чешуйки? Может ли такое быть, что заболел, или нежить подменила на собственного клоника… На всякий случай обоих и облампадили. Хрычмастер только чихал, но гневно. Никакой аллергии не обнаружили.

Хоть какой ты, а своего веса не чуешь. А что поверх него, то чуешь. На измоте полном ножа не снести, хочется избавиться. Но и здесь есть свои рецепты. Носи вечно - срастется. В своем волонтерском прошлом так с многозарядкой сжился, что словно один организм. Спал с ней в обнимку, всегда на себе. А когда лишился, словно осиротел, словно руку отрезали. Все не так. Избавили, а легкости не добавило. Хорошо, что человек своего веса не чует.

Сейчас слышно было, как Желудок обучает голопузых мальчишек интенданта рукопашному бою:

– Когда с одним не справиться, ори - нападайте втрое, ироды!… Тогда и убегай. От троих бежать не стыдно…

Кто-то настолько осмелел, что попытался, будто случайно, кольнуть Бригадира. Спросил про прошлые ночевки в этом месте. Бригадиру в таком деле себя хвалить, что вату жевать - слова вязнут. Молодому дураку ловушку на старого бригадира ставить - только на ухмылку ему, бригадирскую усмешку поймает - отрикошетит ему тут неслабо. Добрый бригадир может запросто и насрать в нее, в эту ловушку, недобрый перенастроить ловушку так, чтобы была она на молодого дурака - иди, проверяй, что попало. Кто в своем деле искусен, тот нетороплив. Жди у старой лягушки простуды от сырости! Отшутился, да и в говняный наряд поставил неумного - хозяйке помочь. Тут не шланганешь. Эта припашет, так припашет! По интенданту видно - вон, какой заморенный. А то появились мастера вместо дела его отделку предъявлять…

Бригадир, как добрый портной, кроил с запасом. Остальных посадил на подгонку снаряжения, чистку-смазку оружия, а также наперначивать короткие (с палец) стрелки. После каждую положено обмакивать острым, зубреным концом в вязкий смолистый яд, одевать поверх защитный хрупкий колпачок, что должен разлететься от удара, и уже после этого заправлять в обойму. Некоторые любили стрелки потяжелее, и обоймы открытые - чтобы, если заклинит механизм подачи (дело частое) можно было рвать и метать их с руки.

Места отсюда начинались дурные. В этот последний нестрашный ночлег спали тесно, вповалку, волнами настилаясь друг на дружку, устраиваясь на ногах лежащего. Через некоторое время затекало, кто-то принимался дергать ноги из капкана, тогда шевелилось все, с руганью устраивались удобнее, перекладывались и действительно, если издали смотреть, словно волны прокатывались. Запах намокших ремней, прелых ног (что неизвестно каким способом, но пробивался сквозь штурмовую обувь), пахло жженым отработанным оружейным маслом, грибком, еще мерзким запахом, что применяется для дезинфекций, и другими неизменными запахами скопления военных людей.

Спали нервно. Нет-нет, кто-то и покрикивал во сне…

Дурак спит, его счастье в головах стоит - охраняет. А можно и по другому сказать. На одном конце червяк, на другом конце дурак. Это смерть на червяка дурака ловит - ее не видно.

Кто сам плут, тот другим не верит. Бригадиру не спалось, поднимался - смотрел в щели, думал - как здесь интендант уживается? Слишком близко к лесу. Не работает ли на обе стороны? Худа бригаде не сделает? Не нравился ему интендант - глаза прятал. Бойся того, кто тебя боится. Со страху все смелые дела.

Быть стервятником, да не прокормиться? Кто с дерева убился? - Бортник. - А утонул? - Рыбак. - А в лесу-поле убитый лежит? - Служилый человек. То-то же! Стервятнику да мародеру всегда пожива есть… И всегда мало…

Когда в полумраке спину увидел, что в сторону леса пошла, стрельнул в ту спину с бесшумки ядовитым гарпунчиком, не задумываясь. Тогда только спать пошел… Кто бы не был - теперь далеко не уйдет, многого не расскажет.

Утром оказалось, что интенданта нет. Складские открыть некому. Хорошо, что загодя затарились. Здесь край земли. Отсюда дороги веером, только транзитная путевая - большак, а остальные совсем лесные. Здесь закрайки уже не расчищают. Хорошо, если раз в год крестный ход святое колесо прокатывает от сельца до сельца.

Хозяйка своего нашла, заголосила коровой, а голос у нее бычий - впервые услыхали. Бригадир вместе со всеми переживал: кто это его убил? Детей сиротами оставил! Еще удивлялись - и чего это интендант головой в сторону леса лежит? Бригадир все сомнения враз обрезал: это лесные! И теперь держи ухи востро, а то и их лишишься. А то, что неправильно лежит, так с такого яду, как на гарпуне, десять раз вокруг себя крутанешься. И еще сказал своим, что, когда возвращаться будут, самому ушлому из них есть шанс на теплое местечко и на молодого посмотрел. А тот взбледнул и испуганно на хозяйку зыркнул.

Один глаз слезы льет, другой подмигивает. Интендантша на молодого посмотрела внимательно, потом на интенданта мертвого, будто сравнивая, и чуть отмякла, хотя, нет-нет, зыркала в сторону леса так недобро, что не по себе. Лесным не завидовали. Теперь порывалась идти с бригадирской группой - молодых опекать, да хвосты отсекать. Не разрешили, убедили, что дальше исключительно закрайками пойдут. А Бригадир тут отчего-то вспомнил свой разговор со Смотрящим, да и еще кое-какие довески к нему, что в разных местах нахватал. Говорили то, чему сами не верили: будто когда-нибудь Смотрящий бабой будет, в самом своем буквальном смысле. И не найдется таких храбрецов, кто бы заметил и вслух сказал: сама она гада ела! Но вроде бы у лешаков первых начнется, затем у вурлаков, а потом и к ним перейдет эта эпидемия.

Не думал Бригадир, что интендантша так будет горевать. Губы блинами отвисают. Добро бы, только нижняя, а тут верхняя на нее наползает так, что хочется ее на нос навернуть - очень уж стылая рожа. Подправить чужую рожу и себе настроение. В каждое лицо смотришься словно в зеркало - хотел бы быть таким? Опять тот случай, что впору вмешаться, иначе вешаться.

Одному подвиги творить, другому о них рассказывать. К каждому крупному человеку свой сказитель примазывается. Бригадир сколько вокруг себя не оглядывался, никого не нашел, кто бы в лучах его славы хотел бы погреться. Значит, славы той на лампадку ему самому.

Дальше шли места именованные лишь по случаям. Тем, что произошли: окропили красненьким, либо иной памятной сурьезицей. Земля без вложенного в нее труда имени не имеет. А лесу одно общее имя - Лес. Он сам над собой трудится и истинные имена скрывает. Каждое из имен в недобром знании - одну из одежд его срывать способно. От листвы, что каждый сезон случается, до коры - что известно лишь в легендарном, когда Большие Бух полыхали за горизонтом, а потом белая сажа падала. Было такое когда-то - рассказывали. С этого иной лес стал расти.

Лешаки тоже каждый свое урочище разно зовут, поди узнай у них. За такой вопрос если на обломанную сосну наденут, считай, повезло.

Грибники-любители ближе к дорогам жмутся, чтобы чувствовать ее кожей - здесь ли она? - спасительница! Чуть что - к ней, в середку и оттуда зыркать по сторонам, а потом тишком-тишком по самой середке к дому. Злой нежити дорога, что пламя. Как сунется, так и вывалится, но уже словно опаленной. Потом болеет.

А выселки, да жители тех деревушек, что в войну не спалили, каким-то образом умудряются с ней соседствовать, уживаться. Городской же запах не сразу выбьешь - хоть соком жеваных иголок натирайся, хоть местным дерьмом (всякое пробовали) - жди пока сам не выветрится. Не благоволит нежить городским, которых за версту чует. Порядком должно пройти.

Грибной человек до сезона приходит - себя акклиматизирует. Хотя, по грибы и не надо далеко от дороги, бывают года, с обочины грибов не обобрать, не вынести. Желтые блины кормовых моховиков стелятся сплошным ковром насколько глазу хватает. Режут среди них и иные маленькие, толстенькие, с "закрытой" шляпкой, самый отборный гриб - как раз под размер курительной трубки. Но теперь сухо. Иные грибные места разгневаны настолько, что растворяют неосторожных до костей. Потому, кто в своем уме, сидели в городе, подавляя все неумные всплески меньшинства. День Николы-Чудородца тем и отмечает, что сезон закончился, и теперь до самого Николы-Победоносца в лес не стоит соваться.

Следопытам и Бригадирам сложнее. Прошли времена, когда водились старые иконки - отводящие беду на указанное расстояние. Теперь и целые бригады, бывает, пропадают. Есть иконки новые, но не так работают, выветриваются в своей святости на раз.

Группа, хоть пока и не бригада (далеко до нее), но не самое плохое, с чем приходилось сталкиваться. Уж у Бригадира всякие перебывали. Сейчас на маршруте даже не пришлось останавливаться и проводить такое обычное для крупных групп воспитательные мероприятия, как: "пристрели самого трусливого" или "распни чмо". Но последнее развлечение редко. Чмо в контрабасы не идет, знает места, где на раз выявляется. В здешних местах эта напасть почти полностью повыветрилась - перемерло или затаилось (в то, что способно перевоспитаться, не верилось). Раньше, поговаривают, донимало. С виду человек, а копнешь глубже, в деле проверишь - чмо. Чмо - чмо и есть. Оболочка человека. Еще говорят, что название это с гнойника - с Москаувы. До Первой Био его залечили - уронили несколько икс-бомб. Отец Серафим (когда жив был) проповедовал, что главный боженька не один десяток лет туда всех блядей мужского, женского и другого пола собирал, чтобы разом прихлопнуть. Тогда-то летчики (еще старые, которые на металлическом летали) с координатами и ошиблись. А может, пришла им в голову мысль разом все проблемы решить. Да и в других местах тоже - в Блядском Йорке, Хитром Ландауне, Скользком Авиве… Всех не упомнишь - тут одно славное зачтение на Григория Победоносца несколько часов занимает. Считается, что это он всех надоумил. Чмо - человек москаувушной области. Бригадир удивлялся: даже области нет - заполировали целиком, а чмошники остались. Снова плодятся или это все-таки эпидемия, и снова где-то болезнь себя проявила?

В чистом поле много воли - хоть туда, хоть сюда, хоть инаково. В лесу же одна тропа живая, другая инвалидная, третья смертная… а где какая? не написано!

В перволеске первые потери и понесли.

Примечал, кто от страха обмер, а кто, напротив, ожил. Но те, кто обмерли, потом не преминули упрекнуть и обвиноватить живчиков. А собой гордились, мол, не шелохнулись, не дрогнули, бровью не повели. Но всю работу живчики за них сделали, они на себя приняли, отвлекли, оттянули. Всякий вурлак гонится за тем, что убегает. В ином деле и бегство - удаль. Не каждый на него решится, иные баранами идут на убой. Но это случай еще не та бумажка, по которой сверяются. Но в свои сшитые листы хитрые значки занес. Оценил каждого.

Первая победа - не победа вовсе - примерка легкая, определиться как что сидит, после нее требуется многое заново приметать, иногда и переставить местами. На первой еще мало чего закрепишь, потому как иные стороны и не соображают - что произошло, только удивляются, что быстро так все кончилось, едва начавшись. Быстро закончилось за счет опытных, за счет того, что все это им долго протянулось - как застыло все во своих мгновениях. Вот этот шальной вурлак в центр кинулся - резонно, оправданно по тактике - навести паники, чтобы палить стали в центр, друг дружку. А спустя вторую секунду с другой стороны прыгнул основной. Из расчета, что переведут внимание на первого. Второй более мощный и опытный. Но так случилось, что правую сторону держали не пальцем деланные. На первого никак не отреагировали - не их это сторона, словно не было криков, и второй даже не долетел, изорвали в полете. А вот первый прорвался и растерялся.

– Замри! - скомандовал Бригадир страшенно.

Все замерли, застыли свечами и даже вурлак застыл - точно растерялся. Тут ему полбашки и снес крупной картечью. И даже тех не зацепил, кто сзади стоял. Но упали. Держал сектор. Те, кто упали, боялись пошевелиться, чтобы не принял за угрозу и, всякий, прежде чем встать, отзывался.

Хвалили, восхищались. Тот самый случай, когда по одному поступку судят по всем прошлым и будущим походным делам. Но сам Бригадир понимал, что случайно так получилось, что ни секунды не задержался и не задумывался, кто там сзади по линии выстрела стоит. И в следующий раз не задумается - свое дело сделает. Может и не повезет так, как сейчас, но в вину это ему ставить не будут. Вурлак в середке, промеж людей - дело более страшное. Потому, как это лесной вурлак, это внутри периметра - туши свет. Это не городской какой-нибудь, там обязательные прививки, чтобы агрессию, скоростные, но самое главное - вечный голод снять. Городские перед природным лесным словно тетери сонные, хотя многим так не кажется. Но им-то по жизни своей подобное сравнивать не приходится. Можно сказать, к счастью ихнему.

Бригадир в атаку ходил только по необходимости. Другие места подставлял. Голову в плечи прячешь не для того, чтобы другим местам больше досталось, но они склонны в этом голову винить. Хорошо, что первый же коллективный бой оказался в плюс. В его личный зачет пошел. Теперь не скоро придется вперед лезть. Хорошо! Первый кусок всегда вкусный. Можно поделиться. Много разговоров. Страху чуть-чуть - герой навсегда. Долго можно держать нос вверх всякому, чью пульку или стрелку в вурлаке нашли.

Бригадир подельников хвалил щедро. Кто расчетливо упал, перекатился - не подставился, да и крикнуть успел - остальных предупредить. Нашел пару крайних - в наряды. Все честно. Победившему - права, проигравшему - обязанности. Бежишь на что-то, земля под тобой дрожит, оглянулся - есть ли кто-то за тобой? - с бега на шаг спотыкающийся, потом хуже, враз носом в землю - хлебай собственную неуверенность! Это тоже отметил.

Только одному удивился. Два вурлака, да на один лесок, да не в весну, да не в период случки - дело нескладное.

Некоторые расхрабрились следующий раз живьем брать. Бригадир прятал ухмылку. Вурлака запросто живьем не возьмешь. Вурлака ловят вурлаками. Занятие долгое, сложное, муторное.