Следующие минут 20 они бегали по дому, стараясь не попасть в одну из экзо-ловушек. За это время они не проронили ни слова. Максимальное взаимодействие — взгляд, кивок и короткие фразы через контроллер. Ульрих несколько раз пытался разговорить Эвриалу, но она постоянно обрывала разговор, подгоняя его. Копы могли заявиться в любой момент. Мало того, что рядом с калиткой его дома валяется труп полицейского, он ещё и в шутку назвал Эвриалу ведьмой, и Сфено, кажется, тоже.

Он не видел в этом ничего опасного. Даже если окажется, что его прослушивали, «прослушивающие» поймут, что это была всего лишь шутка. Все же не бакланов набирают в их отдел по поиску «избранных». Поразмыслив, Ульрих признал, что у них был повод установить жучки и в его доме. Он живет по соседству с ведьмаком и подрастающей ведьмочкой! Если они следили за соседями, то могли заметить, что между ними хорошие добрососедские отношения. По их мнению, он тоже мог быть ведьмаком. На их месте он поступил бы так же — проверил бы всех друзей. Правонарушители любят сбиваться в группы, чтобы проще было выживать. К тому же, любой тайне нужны те, кто будут ее хранить. Делать это в одиночку просто невыносимо.

— Поэтому они и решили заодно проверить и меня — успокаивал себя вслух Ульрих. Он прыгнул на кровать и отскочил от матраса так, что чуть не скатился на пол. Перила были чисты — никаких признаков прослушивающего устройства.

Эвриала распахивала комоды и шкафчики. Не побрезговала даже покопаться в ящичках с нижним бельем.

— Теперь ты знаешь обо мне слишком много. Даже трусы все пересмотрела. — усмехнулся Ульрих.

— Ну а вдруг. Не бойся, я никому не расскажу, что у тебя есть трусы в красный горошек. — Эвриала подмигнула и ее глаза скрылись за красными окулярами.

— Вообще-то сейчас они в моде. Прямо на мне такие же.

Ульрих решил ей подыграть, отвлекая ее от того факта, что он просто валяется на кровати вместо того, что бы искать жучки. Он вяло шарил рукой под матрасом, прекрасно помня, что ничего, кроме карт там нет.

В спальне горел только ночник у его изголовья. Редкие мелкие удары о стекло начали учащаться. Этот дождь был крепким орешком. Ульриху надоело уже считать, в который раз он возвращается в их обитель. Луна проглядывала сквозь темные бегущие облака, подсвечивая их неоновым светом.

В этой небольшой комнате стояла одна ловушка, установленная Сфено. Она находилась рядом с кроватью и, судя по мигающему красному полю вокруг точки на контроллере, ее действие захватывало часть кровати. Стоит ему протянуть руку в сторону, как она застрянет в подобии невидимого желе. И все же, он позволил себе немного расслабиться. Тут было довольно уютно.

Эвриала занималась поисками жучков, а он только имитировал деятельность. Он и не должен был напрягаться. Это не входило в обязанности заказчика. Единственная его обязанность — оплатить выполненный заказ. С другой стороны, Ульрих чувствовал себя обязанным делать хоть что-то, когда все другие работают. Пока его совести хватало на то, чтобы притворяться, что он помогает.

Эвриала повернулась к нему и приподняла окуляры.

— Ты что заигрываешь со мной?

— Ну а кто бы не стал? Особенно привлекает то, что ты расхаживаешь по дому в кирзовых сапогах на босу ногу… — полушутя ответил он. Это было первое, что пришло ему в голову. Он был одним и тех людей, которые наивно полагали, что болтовня может отвлечь внимание собеседника о смущения, которое он испытывает. Он прищурился с видом человека, который пытается вспомнить, когда истекает срок годности у открытой пачки молока.

— А еще…твои глаза меняются.

— Ах да. Извини. Если хочешь, я их сниму. Стоп, что ты сказал? — Эвриала застыла с выключенной настольной лампой в руке.

— Серость пасмурного неба растворяется в синеве. Отражение неба в морских волнах. Вздымается ветер и оно синеет, покрывается полупрозрачными голубыми волокнами. Вот на что это похоже…

Эвриала молчала, не зная, что на это ответить.

— Ты точно ведьма. — в нее полетела маленькая подушка. Она ударила ее прямо в лицо и упала рядом. От последней фразы Эвриала быстро пришла в себя.

— Молчи! — зашипела она, оглядываясь по сторонам.

— Ведьма-ведьма… — прошептал он, приставив к губам ладони наподобие рупора. Ему нравилось ее дразнить.

Она в два счета оказалась у его кровати. Ее рука залепила ему рот. Он замычал, пытаясь отцепить от себя ладонь, обтянутую перчаткой. Она почему-то была влажной.

Он указал пальцем на экран его контроллера. Уловка сработала. Она убрала руку. На экране не было ничего необычного — 2 зеленые точки и одна красная совсем рядом.

— Только у ведьмы могут быть такие удивительные глаза.

Эвриала склонила голову набок и взглянула на потолок. Эта фраза не была похожа на обвинение. Если ее услышат через подслушивающее устройство, то поймут, что парень просто флиртует, а не является очевидцем чего-то очевидно ведьминского происхождения.

— Продолжай в том же духе. — наконец сказала она.

— Непохоже, чтобы тебе это нравилось. — Ульрих резко поднял туловище и его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от её. Он слегка дотронулся до ее щеки. — Твои глаза опять серые…

Эвриала взяла его за запястье, не зная, что делать дальше — убрать руку или оставить.

— Почему тебе не нравится, когда я называю тебя ведьмой? Мне казалось, ты к ним хорошо относишься.

— Зато ты относишься нехорошо. — ответила она. — И, я уже говорила. Твои слова могут истолковать неправильно и тогда мне не поздоровится.

— Тогда я буду называть тебя необыкновенной. Идет? Будет еще лучше, если ты назовешь своё настоящее имя. И не говори, что тебя зовут Эвриала. Я проверил ваши имена. Это имена горгон-сестер Медузы. Назови свое настоящее имя. — Ульрих заглянул ей в глаза. Ему снова показалось, что в радужке ее глаз появляются и исчезают синеватые вкрапления. Это всего лишь воображение. Таких глаз не бывает.

— Я…

— Ты мне нравишься и я хотел бы знать его. — едва касаясь кожи, он провел пальцем по ее подбородку.

Эвриала смежила веки. Нарушение личного пространства и виноградный шлейф, который она уловила, оказавшись так близко к его лицу, ослабили контроль над ее языком. Еще чуть-чуть и она бы назвала свое настоящее имя.

Она хотела сказать «нельзя», но ответ вдруг растворился в поцелуе. Когда она открыла глаза, он уже отстранился.

— К…

Нет, она не скажет. Рука резко дернулась и опустила тепловизор на глаза. Так проще лгать.

— Катинка… — медленно произнес он, пробуя это имя на вкус. Он взял ее за запястье и повернул руку ладонью вверх. — Это имя вытатуировано у тебя на запястье. Я заметил это, еще когда загорелся ковер и ты сняла перчатки.

Ее губы превратились в две тонкие линии.

— Это имя ничего не значит. — холодно сказала она.

— Именно поэтому ты вытатуировала его у себя на запястье.

Эвриала вздохнула.

— Скажем так. Был девичник. Я много выпила. Проснулась с этим словом на теле. Никакой Катинки я не знаю. — она выдернула руку и подалась вперед. Они снова оказались слишком близко друг к другу.

— Еще раз поцелуешь меня без спроса, и я воспользуюсь пистолетом. — прошептала она.

— Ради этого я готов немного промокнуть. — Ульрих усмехнулся и тоже подался вперед.

— Не этим пистолетом… А вот этим.

У его виска оказалось дуло пистолета, который он уже видел ранее, когда стоял на улице весь измазанный кровью. Оно холодком прошлось от виска к его нижней челюсти и исчезло в кармане ее штанов.

— Оу.

— То-то же.

— Нет-нет там…

Он уставился на зеркало, в котором отражалась фотография уже знакомой всем девушки. Оно висело на стене напротив и отражало фото, за его спиной.

Фотография в зеркале загорелась. Он обернулся. С оригиналом все было в порядке. А вот с Эвриалой нет.

Ее лицо изменилось. Фотография в отражении исчезла вместе с растущими языками пламени. Лицо с фото будто переместилось на Эвриалу. Ее короткие черные волосы стали удлиняться и светлеть. Овал лица немного потерял резкость. Глаза…Они были скрыты окулярами тепловизора. Губы изогнулись в легкой доброжелательной улыбке. У правого уголка губ появилась ямочка. Эту улыбку он узнал бы из тысячи. Все говорили, что у них она одинаковая. Мамина…

А глаза должны походить на отцовские. Вполне обычной, ничем неприметной формы с серозеленой радужкой. Тем не менее, в них было что-то этакое, едва уловимое, из-за чего их можно было легко узнать. Даже ресницы у них обоих были длинными, почти как у куклы. Отец шутил, что им, видимо, передался ген нарощенных ресниц, которые часто носила мама во время беременности и позже.

Дрожащей рукой он потянулся к тепловизору. Кто-то зашипел, и тыльную сторону ладони прошила острая боль. Он прижал ее к груди. Рядом с костяшками пальцев багровела небольшая рана. Пара капель крови стекли вниз по ладони.

Снова зашипело. Ульрих отпрянул. На уровне его глаз извивалась небольшая тёмно-зелёная змейка. Маленький раздвоенный язычок трепетал, как осенний лист на ветру, и прятался. Ульрих стал медленно опускаться, чтобы избежать повторного укуса змеи. В руке пульсировало, словно в нее засунули маленький шарик, который то сдувался, то надувался.

Стоило ему двинуться, как из-за головы Эвриалы с обеих сторон выплыли еще несколько змеек. Он не знал, сколько их было всего — 5 или 10 — в этот момент ему было не до подсчета.

Бока змеек лоснились в свете ночника, а маленькие блестящие бусины-глазки давали понять — ему не рады. Комната наполнилась шипением множества маленьких головок. Они двигались взад и вперед, приближаясь и шипя при малейшем движении его тела.

Он больше не пытался снять с нее тепловизор. Странно, что они сразу не разорвали его руку на мелкие кусочки. Эвриала сама взялась руками за устройство и потянула вверх. Змейки обвили ее пальцы. Ему даже показалось, что они ластятся к своей хозяйке.

Прижимая раненную руку, он ошарашено наблюдал за этой семейной идиллией. Глаза оказались не папины. Но он их узнал. Эта золотистая радужка и красные капилляры на белках уже давно преследуют его в кошмарах. Он видел их раньше, но тогда они принадлежали мужчине, очевидно, призраку, который донимал его. Теперь же они стали частью девушки по имени Медуза. Именно из-за воспоминаний о ней он и обратился к экзо, в названии конторы которых значилось её имя.

Её назвали в честь той самой Медузы, которую изнасиловали в храме Афины, а после за это же превратили в горгону. Родители не знали об этом. Им достаточно было знать, что она превращала любого, кто посмотрит ей в глаза, в камень. Они только вернулись из Италии, когда мать узнала о своей беременности. Гадать над именем долго не пришлось — в Италии они часто натыкались на необычные дверные ручки-стукачи в виде головы горгоны. Местные рассказывали, что это оберег.

Вот почему она пришла к нему в таком образе. Использует ли она свои воспоминания или его? Это не может быть ничем кроме воспоминаний. Горгон не существует. Она не может явиться к нему. Все это бредовые галлюцинации его воспаленного сознания. Но как насчет укуса? Он же чувствует боль!

— Они будут мучить меня, братик. Вонзать острые иглы в спину, накачивать меня всякой дрянью, задавать одни и те же вопросы снова и снова…снова и снова… — тихо прошептала она. Глаза блестели от слез, которые стекали по ее щекам и собирались на подбородке. Несмотря на весь страх, который он испытывал, услышав ее голос, ему вдруг захотелось её обнять и успокоить. Он попытался поднести к ее плечу руку, но его тут же отогнали раздраженные змеи.

— Ты видел мое тело?

Ульрих замотал головой.

— Ах да, ты видел только пепел. Разве ты не хочешь отомстить за меня, братик? Они сделают с тобой тоже самое, если ты их не уничтожишь.

Рука медленно приблизилась к его щеке. Она делала плавные поглаживающие движения, но не прикасалась к нему. От рук исходил легкий холодок.

— Я…не твой…братик…И я не буду мстить… за несчастный случай. — еле-еле выдавил из себя Ульрих. Лоб покрылся испариной. Он неровно дышал, боясь сводить с нее глаз. Он чувствовал — за этой показной уязвимость скрывается что-то могущественное и злое.

Ее лоб рассекла вертикальная складка. Ноздри раздулись, а губы скривились и задрожали. Рука сдавила его горло. Целый сонм змей устремился в его сторону. Шипение оглушало. Множество маленьких раздвоенных язычков касались его лица, но ни одна из змей не посмела укусить его. Они не были неконтролируемой частью её тела. Она могла управлять любой из голов по своему усмотрению. И все же, у змей была некоторая свобода действий — небольшой змеиный мозг позволял им управлять своим тельцем, но когда хозяйке было что-то от них нужно, они полностью переходили под её контроль.

— Предатель… — зашипели змеи. Сама Медуза молча смотрела на него глазами, полными ненависти. Золото в них зло блеснуло и она тихо зарычала. Ульрих начал задыхаться. Она не была похожа на галлюцинацию. Воздух почти перестал поступать в горло.

Внезапно Медуза ударила его по щеке и он провалился в темноту. Ульрих отдышался и открыл глаза. Перед ним была непроглядная тьма. Он резко встал и резко лег, столкнувшись с чем-то твердым. Затем боль появилась и в правой руке, которую он машинально поднял, чтобы потереть ушиб. Над ним явно была стена.

Повернув голову, он рассмотрел слабо освещенный паркет.

Все в порядке. Он всего лишь лежит под кроватью. Извивающаяся тень упала на полосы света. В пространстве между кроватью и полом появилась голова Медузы.

— Вылезай. — спокойно произнесла она.

Ульрих замотал головой и попытался поднести к лицу контроллер. У него оставалась одна надежда — Сфено. Он не знал, что произошло с Эвриалой. Возможно, сущность использовала его информацию о его сестре и, вселившись в тело Эвриалы, внесла в ее внешность некоторые коррективы. Но почему Эври не почувствовала, что кто-то снова пытается выкинуть ее из тела? А что если она всё ещё внутри тела и прямо сейчас зовет на помощь?

Пока вся эта мешанина мыслей вскипала в его голове, он не заметил, как Медуза очутилась совсем рядом. Она лежала, касаясь плечом его плеча. Ульрих вздрогнул. Странно, но теперь он не чувствовал холода. Её кожа была горячей. Она сжала его дрожащую ладонь. Боясь разозлить ее змей-малышек, Ульрих медленно повернул голову.

Испуганное лицо Эвриалы было совсем рядом. Она нахмурилась.

— Ты снова со мной? — прошептала она.

У него хватило сил только на то, чтобы разжать челюсти. Она хотела его обнять, но под кроватью было слишком мало места.

Девушка повернулась к нему всем телом и положила ладонь ему на щеку. Он понял — это больше не Медуза.

— Успокойся. Все хорошо.

— Что…произошло?

— Ты душил себя, а потом забрался под кровать. У тебя, видимо, галлюцинации. Ты принимаешь какие-нибудь лекарства? Посещал каких-нибудь врачей. Психиатра, например? Не обижайся, это важно.

— Ты что, не веришь мне? Нечисть только что была здесь…Вместо тебя. — Ульрих убрал ее руку с лица, но не разжал пальцы. Так и держал её руку, ожидая ответа. От тепла, который исходил от её кожи, он начинал забывать о том, что они лежат на холодном, пыльном полу, о том, что всего пару минут назад он был менее чем в метре от головы, усеянной змеями.

— Нет, я верю тебе. Просто поинтересовалась. — Она начала понемногу отодвигаться, чтобы выбраться из этого сумрачного подкроватного царства, но он сильнее сжал ее ладонь, и она замерла.

— Я думал, сущность вселилась в тебя. — полушепотом произнес он. — Разве ты ничего не почувствовала? В прошлый раз же было все по-другому.

— Вот поэтому я и спросила тебя о галлюцинациях. Я ничего не чувствовала. Совершенно ничего.

Внезапно дверь скрипнула. Затем снова, но уже протяжно, будто бы она медленно открывалась нараспашку. Они обменялись продолжительным взглядом со значением. Эвриала опомнилась и принялась искать, чем можно защитить себя из такого укрытия. Чтобы достать электрозажим, не хватало места. Она похлопала по портупее и достала то самое, похожее на дудку, устройство. Ульрих заблаговременно приложил руки к ушам.

Они прислушались. Кто-то осторожными шашками продвигался в их сторону. Эвриала медленно повернулась к краю кровати и приставила устройство к губам. Стало тихо. В такие моменты кажется, что дыхание и биение сердца — чуть ли не самые громкие звуки в мире.

Рядом с ними появилась белокурая голова Сфено. А в следующее мгновение за спиной Ульриха кто-то мяукнул.