Самые малые части света – Европа и Австралия.

По территории Европа лишь немногим больше Австралии, зато по населению – в пятьдесят раз. В Европе – очаги древних цивилизаций и крупные центры современной политики. Поддерживать и улучшать отношения со всеми странами этого континента – такой была и остается одна из основных задач нашего государства на международной арене.

 

Если речь заходит об Италии…

Италия… С этим словом ассоциируются вечный Рим и Венеция, Везувий и Альпы, Колизей и миланская Ла Скала, Сикстинская капелла Микеланджело и сонеты Петрарки, Леонардо да Винчи и Рафаэль. Пожалуй, можно и остановиться. Хотя желание продолжить перечень городов, достопримечательностей, прославленных творений, имен гениев Возрождения – почти непреодолимое.

Наверно, у каждого, кто ступил на землю этой древней страны, рождаются сходные сопоставления.

Опыт истории, особенно новой, если о чем-то важном и говорит, то в первую очередь – о необходимости добрых отношений между СССР и Италией, между двумя народами. Их летопись – неисчерпаемый родник поучительных примеров, которые необходимо учитывать обеим странам и в строительстве их современных связей. Сегодня можно сказать, что усилия, приложенные с обеих сторон, позволили в шестидесятые и последующие годы вывести эти отношения на качественно новый уровень.

Мне не раз доводилось бывать в Италии с официальными визитами. Немало государственных деятелей этой страны посетило Советский Союз.

Но прежде чем поделиться своими впечатлениями от встреч и бесед с некоторыми из ведущих итальянских деятелей, хотелось бы вкратце рассказать о тех чувствах, которые я всегда испытывал, когда речь заходила об Италии.

Интерес к этой стране, к ее истории я стал проявлять со школьной скамьи. Помню, еще в школе попалась мне в руки книжица под названием «В поисках матери». С волнением я читал о приключениях мальчика из Генуи, о его скитаниях по свету до тех пор, пока он не встретился с самым близким ему человеком. Даже Италию воспринимал я в ракурсе той сентиментальной книжки.

В студенческие годы, да и позже меня продолжали волновать бурные события времен Римской империи, ее суровое величие, окутанное легендами, яркие страницы жизни полководцев и государственных деятелей далекого прошлого. Разумеется, этот интерес к походам легионов, жестоким и кровавым схваткам консулов и цезарей подогревался и тягой ко всему романтическому, свойственной молодому человеку.

Хотя чтение книг по Италии носило в основном беспорядочный характер – не всегда я доставал нужное издание, – тем не менее определенный объем знаний накопился. Это помогло в последующем поддерживать интерес к этой стране не только по служебной необходимости, но и для изучения ее настоящего и прошлого.

Как и у всех советских людей, мои представления об Италии в немалой степени омрачались тем, что к власти в этой стране пришел в свое время фашизм. Не хотелось верить, что родиной великих поэтов, художников, скульпторов правят цивилизованные дикари, что чернорубашечники топчут Рим – наследие цезарей и Возрождения, разгуливают по Венеции и Флоренции, что памятники и культурные ценности Италии оказались в руках мракобесов.

Фашизм, совершивший тягчайшие преступления, был разгромлен. Не осталось и следов от его главарей – Гитлера и Муссолини.

А Италия живет. Нужно вспомнить еще и ветеранов, боровшихся против фашизма, активно участвовавших в движении Сопротивления.

Каждый честный человек признает, что ведущая роль в движении Сопротивления в Италии принадлежала коммунистам.

 

Пальмиро Тольятти

С именем Пальмиро Тольятти тесно связана история Коммунистической партии Италии, в том числе ответственный период в ее деятельности, охватывавший и время существования в Италии фашистской диктатуры. Он являлся признанным лидером партии в течение десятков лет. Не только люди, которые лично его знали и встречались с ним, но даже те, кто находился в стане противников социализма, отдавали и ныне отдают должное этому человеку за его яркий талант руководителя и несгибаемого борца за идеалы людей труда, за торжество учения Маркса – Энгельса – Ленина. Не много у меня состоялось встреч с Пальмиро Тольятти – только две. Последняя произошла тогда, когда он уже болел, незадолго до его кончины.

С грустью я смотрел на этого человека, он походил на медленно угасающую свечу. Его сильный интеллект работал безотказно, но говорил он с трудом. Скончался он в Советском Союзе – стране социализма, за торжество которого он боролся всю жизнь.

А первая встреча имела место намного раньше, во время одного из визитов Тольятти в Москву. Тогда я уже был министром иностранных дел СССР.

В Центральном комитете партии мне сказали:

– Андрей Андреевич, Пальмиро Тольятти хотел бы с вами поговорить. Вам следовало бы откликнуться на его пожелание.

Остановился Тольятти в гостинице «Советская» на Ленинградском проспекте. Я поехал туда и прошел прямо к нему в номер. Мы тепло поприветствовали друг друга. Тольятти начал разговор и сразу же перешел к делу:

– Я высказал просьбу встретиться с вами, потому что имеется ряд международных вопросов, которые не дают мне покоя.

Обстановка в мире в то время действительно отличалась сложностью. Тогда, в конце пятидесятых годов, холодная война продолжалась.

Я заявил:

– С удовольствием готов побеседовать с вами на эту тему, тем более что в силу моего положения мне приходится заниматься международными делами ежедневно.

Тольятти заметил:

– Я очень много размышлял, чего хочет Запад, прежде всего США и Англия. Если прислушаться к заявлениям их лидеров, то кроме выступлений враждебного и даже агрессивного характера в адрес Советского Союза, а заодно и в адрес братских коммунистических партий других стран иногда делаются высказывания и в пользу налаживания отношений. Мы, итальянские коммунисты, мало верим тем деятелям Запада, кто говорит, что он за нормализацию обстановки и улучшение отношений между Востоком и Западом.

Он говорил, как бы размышляя вслух.

– Скажите, пожалуйста, – спросил Тольятти, – правы ли мы в своем скептицизме или, может, чего-либо недоучитываем?

В ответ я сказал:

– Этот скептицизм вполне обоснован. В доказательство правильности такой мысли можно указать на два факта.

И далее я стал развивать свою мысль:

– Во-первых, американцы создали и создают в разных районах мира многочисленные военные базы. Против кого эти базы направлены? Конечно, против Советского Союза. Об этом советское руководство не один раз заявляло, и, собственно говоря, это широко известно всем тем, кого империалистической пропаганде не так-то легко сбить с толку, хотя многим на Западе она морочит голову.

Тольятти внимательно слушал, а я продолжал:

– Во-вторых, вы, конечно, знаете, что во время Женевского совещания глав правительств четырех держав в июле 1955 года Советский Союз сделал заявление о том, что если руководители западных держав считают блок НАТО оборонительным, а не агрессивным, то СССР готов вступить в Североатлантический союз. Руководители США, Англии, Франции и сейчас еще не собрались с мыслями, чтобы дать внятный ответ на это предложение. А по существу они с ним не согласились.

Я спросил Тольятти:

– Помните ли вы заключительную сцену гоголевской комедии «Ревизор»?

Тольятти сказал:

– Нет, в моей памяти эта сцена не осталась, хотя с произведениями Гоголя я знаком.

Тогда я ему напомнил:

– После всяких переживаний и треволнений перед ревизором, который прибыл, якобы чтобы проверить, как ведет себя начальство небольшого уездного городка России, это начальство вдруг узнало, что за ревизора они приняли ловкого проходимца, а вот настоящий ревизор только что прибыл в их город. Так вот. Лица участников женевской встречи, когда они услышали заявление советской делегации, о котором я только что рассказал, были похожи на изумленные физиономии персонажей гоголевской пьесы. А я входил в состав советской делегации и очень хорошо все помню. Интереснее всего было наблюдать за Эйзенхауэром и Даллесом. Эйзенхауэр выглядел попросту растерянным, когда услышал оглашенное Булганиным заявление.

Тольятти с улыбкой сказал:

– Мне тоже доставило бы огромное удовольствие понаблюдать эту сцену.

А потом сделал политический вывод:

– Конечно, натовцы не могут согласиться с тем, чтобы состоять в одной группировке с Советским Союзом, ввиду совершенно противоположных целей, которые ставят перед собой СССР со своими друзьями и страны НАТО. Да и классовая преграда является непреодолимой.

Далее Тольятти поинтересовался:

– А каково ваше мнение по поводу развития событий в германском вопросе? Американцы, англичане, да и французы активно «ухаживают» за Западной Германией. У них явно имеются планы толкнуть ФРГ на путь ремилитаризации. Мы, итальянские коммунисты, продолжаем разъяснять, что означает такая политика в отношении Западной Германии, но ведь и сама Италия постепенно все больше вовлекается в военные планы НАТО. Так что положение в Западной Европе очень сложное.

Я согласился с мыслями, которые высказал собеседник, и при этом подчеркнул:

– Один из главных вопросов международной политики, особенно европейской, – вопрос о недопущении ремилитаризации Западной Германии, так же как и Японии на Востоке. Западные державы – бывшие наши союзники по войне все больше и больше втягивают Западную Германию в свои военные планы. Видимо, нам, Советскому Союзу, нашим друзьям – братским коммунистическим партиям предстоит длительная борьба в связи с планами НАТО в отношении Западной Германии.

Тольятти разделял такую точку зрения и сказал:

– Да, борьба будет длительной и упорной. Братским партиям нужно сделать все возможное, для того чтобы не допустить превращения Западной Германии в крупную военную державу, особенно учитывая ее значительный промышленный потенциал.

Я обратил внимание Тольятти на примечательное явление в международной политике:

– Сейчас все большее внимание отводится рассмотрению вопросов разоружения. Острота этой проблемы не только не уменьшается, но и увеличивается, поскольку США и их союзники по западному блоку отклоняют все предложения Советского Союза, направленные на сокращение вооружений. Что касается ядерного оружия, то они отклонили советское предложение, внесенное в ООН, о заключении международной конвенции о запрещении ядерного оружия и об использовании ядерной энергии только в мирных целях.

Мой собеседник очень живо реагировал на эти высказывания. Он сказал:

– Итальянские коммунисты видят одну из своих главных задач в том, чтобы поддерживать политику Советского Союза в вопросах разоружения, в том числе и запрещения ядерного оружия.

Беседа развивалась в основном вокруг международных проблем, но Тольятти сделал и ряд интересных замечаний о внутренней обстановке в Италии, о настроениях итальянской буржуазии.

– Она склоняется все больше к сотрудничеству с Соединенными Штатами Америки, – говорил руководитель Итальянской компартии, имея в виду правящий класс своей страны, – в ущерб собственным национальным интересам Италии.

Я обратил внимание на то, что Тольятти был в хорошей форме, физически выглядел нормально, быстро реагировал на соответствующие вопросы. Он проявлял широкую осведомленность в вопросах международной жизни и богатую эрудицию высококультурного человека. Мысли свои Тольятти излагал логично, чувствовалось, что он не просто импровизировал, а высказывал положения продуманные.

Таким запомнился Пальмиро Тольятти – коммунист, сын Италии, один из крупнейших деятелей международного коммунистического движения, друг Советского Союза. Таким он и вошел в историю.

 

Луиджи Лонго вспоминал

После скорбных дней прощания с Пальмиро Тольятти в августе 1964 года итальянские коммунисты избрали руководителем своей партии Луиджи Лонго. Это был деятель тоже крупного масштаба. О многом говорит хотя бы то, что еще в начале двадцатых годов его имя уже стало известно широкой общественности. В 1922 году Лонго приехал в Москву как один из участников IV конгресса Коммунистического интернационала. Он слушал доклад Ленина на заседании конгресса.

Я виделся и беседовал с Лонго несколько раз, однако наиболее памятны встречи с ним в Крыму в середине пятидесятых годов. На даче, куда приехали отдыхать Лонго с супругой, отдыхал и я с Лидией Дмитриевной.

В Крым Лонго прибыл по настоятельной рекомендации врачей, которые прописали ему отдых в условиях теплого, сухого климата, морские купания. Конечно, теплый климат и в Италии, но Лонго справедливо подчеркивал:

– Во-первых, по-настоящему я могу отдохнуть только на советской земле, в стране Ленина, где и воздух кажется сладким. Во-вторых, в Италии почти невозможно найти район с таким сухим и благоприятным для здоровья климатом, как в Крыму.

Сроки нашего отдыха примерно совпадали. Часто виделись, почти ежедневно беседовали. Разговоры вели разные – и краткие и долгие.

Лонго обладал большим личным обаянием, у таких людей оно врожденное. Кроме того, жизнь, посвященная делу рабочего класса, борьбе против эксплуататоров, выковала в нем глубокие убеждения коммуниста.

Он хорошо знал труды Маркса, Энгельса, Ленина, преклонялся перед советским народом, который разбил гигантскую военную машину Гитлера.

Говорил Лонго легко, умело переходил с одного предмета на другой. Мне нравилась его манера поддерживать разговор и его обращение к конкретным фактам прошлого и настоящего. Особенно интересным оказался для меня рассказ об его участии в IV конгрессе Коминтерна. Я, естественно, высказал пожелание, чтобы Лонго поделился своими впечатлениями о нем поподробнее.

– Было это в ноябре 1922 года, – рассказывал Лонго. – 13 ноября на IV конгрессе Коминтерна с докладом «Пять лет российской революции и перспективы мировой революции» выступил Ленин. Название звучало громко, но он и сам в начале доклада сказал, что тема слишком обширна и велика, чтобы ее вообще мог исчерпать один оратор в одной речи. Поэтому он и говорил только о небольшой части темы – о новой экономической политике. К этому времени Владивосток был взят. Это означало, что Красная армия сбросила в море последние воинские части японских оккупантов и советская территория полностью освобождена от всех захватчиков.

Речь его лилась живо, и я слушал с огромным любопытством.

– Когда в приветствии Ленина было объявлено, что гражданская война окончена, – продолжал он, – эти слова были встречены громом аплодисментов. Казалось, что своды зала дрожат.

Лонго вспоминал:

– Все участники заседания, как зачарованные, слушали доклад Ленина, в котором он говорил о планах хозяйственного строительства в Советской республике. Он отмечал, рассматривая финансовую систему страны, что можно считать русский рубль знаменитым хотя бы уже потому, что количество этих рублей превышает теперь квадриллион. Это вызвало смех в зале. Но, говорил он, нули можно зачеркнуть, намекая на то, что советская власть собирается предпринимать решительные меры в борьбе за стабилизацию рубля и с разрухой в хозяйстве. Это опять вызвало веселый смех и оживление в зале.

Лонго помнил этот доклад в деталях, и можно было понять, что он его пересказывает не мне первому. Естественно, любому ленинцу воспоминания об Ильиче, тем более личные, особенно дороги. Он продолжал:

– Очевидно, отвечая на различного рода выпады недоброжелателей и врагов советской власти, Ленин прямо сказал, что в стране еще совершаются ошибки. Мы только начали учиться, говорил он, но учимся с такой систематичностью, что мы уверены – добьемся хороших результатов. Ну а те, кто критикует советскую власть, разве не делают ошибок? Но ошибки бывают разные, говорил Ленин. Если большевики делают глупости, то большевик говорит: «Дважды два – пять», а если его противники, то есть капиталисты и герои II Интернационала, делают глупости, то у них выходит: «Дважды два – стеариновая свечка».

Я, конечно, знал это образное сравнение Ленина. Оно взято из романа И.С. Тургенева «Рудин». Персонаж этого произведения Пигасов отличался женоненавистничеством и отрицал в женщинах способность к строгому логическому мышлению. Он утверждал: «Мужчина может, например, сказать, что дважды два – не четыре, а пять или три с половиною; а женщина скажет, что дважды два – стеариновая свечка». Но перебивать увлеченного рассказчика не стал. А он возбужденно говорил о самом Ильиче:

– Ленин выступал страстно, подчеркивая нужные слова и мысли, возвращаясь к ним, чтобы сделать их более понятными для аудитории. При этом Ленин не заботился, как это часто делают некоторые ораторы, о внешнем эффекте своего выступления. Для него главным была мысль, ее развитие и течение. Ему хотелось, чтобы слушатели поняли то, что он защищает, предлагает и отстаивает. Именно это покоряло аудиторию.

Как бы подтверждая свои слова ссылкой на чье-то мнение, Лонго добавил:

– Тогда я всего-навсего сам убедился в правильности того, что много раз слышал от других о Ленине, о его манере вести разговор или выступать перед аудиторией.

Лонго поделился также своими воспоминаниями, связанными с его участием в итальянском движении Сопротивления в годы Второй мировой войны. Говоря о событиях того времени, он всячески старался не подчеркивать свою личную роль, хотя она широко известна.

Основная мысль, которую он стремился передать, звучала так:

– Коммунисты были душой Сопротивления. Они знали, что многим придется погибнуть, но сознательно шли на самопожертвование. Конечно, в рядах Сопротивления плечом к плечу с коммунистами боролись против фашизма и члены других партий, в частности социалистической. Это расширяло фронт участников Сопротивления, увеличивало его силу.

Лонго рассказал, как руководители итальянского Сопротивления охотились за матерым фашистским волком – Муссолини и как в конце концов его настигли и казнили.

– Так итальянский народ, – сделал вывод мой собеседник, – перевернул одну из самых черных страниц в истории своей страны.

Говорил Лонго и о другом:

– В итальянском движении Сопротивления сражались и советские люди, имена которых итальянский народ никогда не забудет.

Лонго многократно в беседах давал положительную оценку внешней политике Советского Союза.

– Считаю ее единственно правильной и отвечающей интересам не только СССР, но и всех стран, – подчеркивал Луиджи Лонго, – так как все народы хотят мира и жизни.

 

Идея, впервые высказанная в Риме

После крушения фашистского режима в Италии и выхода страны из войны Советский Союз в марте 1944 года восстановил с ней дипломатические отношения. А там, где есть такие отношения и когда они развиваются в нормальном русле, естественными становятся и контакты между людьми в самых различных областях, включая встречи между государственными деятелями.

Каждый раз, когда оказываешься в Риме и едешь из аэропорта к центру города, обязательно из каких-то тайников сознания приходит мысль: «Ведь я еду по старой Аппиевой дороге, на которой еще сохранились камни, аккуратно уложенные древнеримскими рабами. А сколько еще встретится на пути и руин, и полусохранившихся памятников старины!» Это ощущение, видимо, сродни тому, которое испытывают иностранцы, ступая на территорию Московского Кремля – священного места в нашей стране.

Когда въезжаешь в столицу Италии, то, независимо от того, первая ли это поездка или десятая, глаз невольно начинает искать овал Колизея, без которого Рим не был бы Римом. При виде этого гигантского памятника древности любому человеку, вероятно, трудно избавиться от мысли, что на арене Колизея погибали тысячи гладиаторов, которые шли на верную смерть по прихоти рабовладельцев. Кровавые игрища на аренах в империи стали как бы апофеозом гнета и бесправия в рабовладельческом обществе.

В Италии мне приходилось встречаться и беседовать с ее президентами, премьер-министрами, министрами иностранных дел. При этом нельзя не отметить специфику политической жизни этой страны.

После окончания Второй мировой войны в Италии не выделилась какая-либо одна, пользующаяся всеобщим признанием общественная фигура, которая сравнилась бы по своему значению, например, с де Голлем во Франции, Черчиллем в Англии, Аденауэром в Западной Германии. Здесь сформировался определенный круг буржуазных деятелей, которые, перемещаясь с одного поста на другой, прочно удерживались в высшем эшелоне государственной власти. Поэтому, как мне представляется, не имеет существенного значения, в каком порядке пойдет о них речь.

Трагическая гибель в 1978 году Альдо Моро, лидера Христианско-демократической партии, от рук террористов является весомой причиной, по которой стоит назвать его имя первым.

Меня могут спросить:

– Кого из итальянских государственных и политических деятелей вы знаете лучше всех?

Не задумываясь, я отвечу:

– Альдо Моро.

Нет, это не из-за того, что его уже нет в живых. Не из-за того, что его зверское убийство, потрясшее не только итальянцев, вызывает в моей памяти образ человека, достойного страны, давшей миру великую древнюю цивилизацию, которая в той или иной мере рассеяла семена будущего по всему западному, да и не только западному, миру. Например, знаменитый Кодекс Наполеона, созданный на основе постулатов римского права, сам впоследствии обогатил юридическую науку и практику романских стран Западной Европы, а через них и многих других стран.

Хотя Моро являлся представителем мира капитализма, он все же стал убежденным сторонником той точки зрения, что разногласия между государствами должны разрешаться мирным путем, а не силой оружия. Различия в общественном строе государств не должны вести к применению оружия, считал он, как бы ни обострялись разногласия между ними по спорным проблемам. Однажды он говорил мне в беседе:

– Современный мир, накопивший огромное количество ядерного оружия, не должен позволить пустить его в ход. Даже, выражаясь фигурально, и мечи римских легионеров не должны употребляться по их прямому назначению. Не говоря уже о том, что нельзя допустить применения ядерных ракет.

Слушая его, я думал: «А ведь это отдаленный потомок тех людей, которые с мечом в руке прошли по землям, где впоследствии возникли многие современные государства».

Обращает на себя внимание то, что приведенные здесь слова Альдо Моро прозвучали из его уст еще в начале семидесятых годов. Он не изменял этому своему убеждению.

Его я знал как политика незаурядного ума, вдумчивого и серьезного собеседника. Поначалу, когда мы с ним познакомились, он произвел впечатление медлительного и даже несколько флегматичного человека. Но четкость в выражении мыслей, сосредоточенность, систематичность в изложении позиций – а именно это отличало Моро на переговорах и в беседах – все эти качества уже вскоре заставили вносить коррективы в первое впечатление.

Мне много раз приходилось встречаться с Моро на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН. Виделись мы и в Хельсинки на заключительном этапе общеевропейского совещания. Отстаивая общие позиции стран НАТО, он тем не менее отдавал себе отчет в том, что Восток и Запад должны жить в мире. А раз так, то они обязаны вести диалог, учитывать законные интересы друг друга.

Прежде чем Советский Союз внес на рассмотрение соответствующих государств предложение о созыве общеевропейского совещания для рассмотрения вопросов безопасности континента, советское руководство решило начать зондаж. К тому времени эта идея еще не доводилась до сведения какой-либо страны НАТО. Первой стала Италия. В апреле 1966 года я совершил визит в Рим и в ходе беседы с тогдашним премьер-министром Моро изложил содержание нашего плана.

Моро задумался, а я с нетерпением ожидал реакции. Он задал несколько вопросов, чтобы уяснить суть плана. Слово взял присутствовавший на беседе министр иностранных дел Аминторе Фанфани. Он проявил понимание смысла и значения советского предложения. Моро тоже высказал положительное к нему отношение.

Оба итальянских собеседника весьма живо отреагировали на мои соображения. Моро сказал:

– Действительно, государства нашего континента, а также США и Канада созрели для того, чтобы встретиться и совместно обсудить проблемы европейской безопасности и попытаться прийти к каким-либо согласованным решениям, которые стали бы приемлемыми как для стран Организации Варшавского договора, так и для государств Североатлантического союза.

Беседа по этому вопросу заканчивалась определенно на конструктивной нотке. Оба собеседника – премьер и министр нашли идею совещания заслуживающей серьезного внимания.

Опять Моро задал несколько вопросов, и опять мне пришлось давать разъяснения. Затем он заявил:

– Эта идея для итальянского правительства представляется приемлемой.

В ходе наших дальнейших консультаций с широким кругом государств правительство Италии придерживалось того же мнения, что высказывали на беседе в Риме Моро и Фанфани.

И действительно, Италия придерживалась конструктивной позиции в течение всей работы Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Моро возглавлял итальянскую делегацию, прибывшую в Хельсинки на завершающий этап совещания, и от имени своей страны подписал Заключительный акт.

Никогда Моро не проявлял спешки при рассмотрении какого-то вопроса. Главным он считал конечный результат обсуждения и всегда держался спокойно, когда высказывал свои взгляды. Ни разу я не наблюдал, чтобы он нервничал. Думаю, что каждый, кто хотел бы нарушить его рассудительный тон изложения позиции Италии, потерпел бы неудачу.

После одной из бесед, когда мы выходили от Моро, я сказал советскому послу в Италии Н.С. Рыжову:

– Да, этот итальянский собеседник обладает такой же нервной системой, как юный Гай Муций Сцевола! И ничуть не слабее!

Посол меня понял и улыбнулся.

Моро обладал достаточной подготовкой, чтобы считаться в области внешней политики одним из наиболее компетентных деятелей Италии. Но он неплохо знал и экономику своей страны, ее сильные и слабые стороны.

Много раз я слышал о личной скромности Моро. Это совпадает и с моими собственными наблюдениями. Он, например, никогда не заботился, появится ли в прессе его заявление или его фотография в связи с той или иной встречей. Такая его черта была широко известна, и люди это ценили.

Запомнился Альдо Моро еще и тем, как он с любовью, но, по-моему, объективно говорил об итальянцах. Умение так рассуждать о собственном народе – не частое явление.

Был вечер. Рим – южный город, и, как везде на юге, сумерки в нем летом наступали быстро. А мы разговаривали. Речь шла о политике, об идеологии, а потом – на необычную тему.

– А знаете, в чем итальянцы отличаются от русских? – неожиданно спросил Моро.

Я сказал собеседнику:

– Раньше, когда я знакомился с вашей страной только по литературе и по картинам ее выдающихся художников, мне казалось, что итальянцы на каждом шагу поют, танцуют, смеются и плачут. Да еще катаются в гондолах по каналам ваших городов. Конечно, они и работают, но об этом как-то не думалось, – в труде все народы везде на Земле равны.

Моро не удивился тому, что услышал от меня.

– Так обычно и думают об итальянцах за рубежом, – заметил он. – Раз итальянец с итальянкой идут или сидят вместе, так они должны обязательно запеть или, по крайней мере, поцеловаться, чтобы все другие вокруг это видели.

А какова реальность? – спросил самого себя мой собеседник. – Итальянцы почти ничем не отличаются от других народов. Конечно, они живут на юге и представляют собой сложное смешение племен и народностей, которые населяли Апеннинский полуостров в далеком прошлом. Происхождение этого сплава, его черты, особенности и сейчас еще не полностью прослежены. И вовсе не надо судить о молодых итальянцах по их поведению во время парадного шествия гондол по каналам Венеции.

На это я заметил:

– Ваш соратник по политической деятельности – господин Фанфани мне не раз говорил, что если я не побываю в его родном городе – Венеции, то могу считать, что не побывал в Италии. При такой постановке вопроса я, конечно, согласился с тем, что в Венеции побывать следует. Тем более что в противном случае Фанфани не собирался засчитывать мои визиты в вашу страну. И представьте себе, я попал в этот чудесный город. Но случилось так, что на каналах тогда не было гондол. Два дня шел дождь, и мы с сопровождавшими нас итальянцами шутили: «Не приложило ли к такой погоде руку американское ЦРУ?»

Тут Моро вспомнил случай, который произошел в тот день, когда он посещал Венецию:

– Было это именно в момент парада гондол. Упала в воду из одной гондолы девушка. Конечно, все, и в первую очередь гондольеры, переполошились. Она начала тонуть. Но сразу же несколько мужчин бросились в воду, чтобы помочь синьорине выбраться из канала. Тот, кто прыгнул первым, и спас ее.

Думаю, – добавил Моро, – что эта сцена, возможно, была разыграна. Но так пусть считают рационалисты. На самом же деле все обстояло внешне естественно. У итальянцев вымысел от правды иногда отличить трудно. Мы в известном смысле – прирожденные артисты. Конечно, это не относится к серьезной политике. Вот в этом мы чуть отличаемся от русских.

Вероятно, Моро сознательно обращал внимание лишь на одну сторону характера его соотечественников, отдавая себе отчет в том, что слушатель вполне поймет патриотические чувства и оценит изящные примеры при описании психологии жителя Венеции, Рима или любого другого города страны.

Смотрел я на Моро и сделал ему совершенно искренний комплимент:

– Да вы и сами могли бы состязаться со спасателями. Вы – стройный, подтянутый, выглядите как отличный спортсмен, к тому же вы еще и психолог.

…Этот разговор я вспомнил в ту минуту, когда прочел сообщение о том, что тело Моро было обнаружено в багажнике автомашины на одной из улиц в центре Вечного города. Длинный мартиролог жертв заговоров, больших и малых, за более чем две с половиной тысячи лет истории Рима пополнился еще одной.

События, связанные с убийством Альдо Моро, представлялись для итальянской общественности настолько необычными, настолько они приковывали внимание всей страны, что кинематографисты, основываясь на скрупулезно собранном досье – материалах суда, создали художественный фильм «Дело Моро». Он с необычным, можно даже сказать, сенсационным успехом прошел по экранам Италии.

 

Галерея государственных деятелей

В галерее государственных деятелей Италии, отличающихся особой способностью к «политическому выживанию», несмотря на все перипетии внутриполитической жизни, пальма первенства, видимо, принадлежит Аминторе Фанфани – одному из лидеров Христианско-демократической партии. Он являлся и премьер-министром, и председателем сената, и министром иностранных дел, имел и ряд других министерских портфелей. Его знали как человека всегда активного, моторного. Далеко не всякий деятель, даже больших способностей, может так уверенно шагать под неспокойным политическим небом Италии и ни разу серьезно не оступиться, не скомпрометировать себя во вред карьере.

Фанфани – убежденный сторонник воззрений ведущей буржуазной партии страны. Он хорошо знает, что нужно правящему классу, которому он лично все время исправно служил. Но в отличие от многих других деятелей Фанфани – искусный тактик, быстро ориентирующийся в том, что, когда и где сказать, а главное – сделать. Он тактик-виртуоз. И такое мнение о нем широко распространено не только в Италии, но и за рубежом, поскольку он не раз демонстрировал подобные способности и в области внешней политики.

Из бесед с Фанфани без труда усматривалось то, что готовится к ним он основательно. Собеседником он был серьезным. По вопросам принципиального характера Фанфани не отступал от концепций НАТО, которые отстаивал энергично, приводя доводы и расставляя их по степени важности. Ему чужды трафареты, к которым нередко прибегают представители стран НАТО. Он никогда не допускал стандартных высказываний, наподобие того, что, дескать, Советский Союз с его вооружениями представляет собой «угрозу миру». Фанфани вел переговоры квалифицированно, старался вникнуть в смысл и мотивы позиции Советского Союза, разобраться в существе дела. Он не опускался до того, чем, кстати, грешат многие политики Запада, когда просто цитируют броские заголовки газет.

Принимая советских гостей, Фанфани как хозяин всегда проявлял предупредительность. Так же поступала и его первая супруга, которая умерла в сравнительно молодом возрасте.

Мы не раз имели возможность убедиться в том, что он обладает обширными знаниями в области политической и общественной жизни страны, хорошо разбирается в вопросах итальянской истории и культуры.

Вместе с тем Фанфани в гораздо меньшей степени интересовался – впрочем, он и сам этого не скрывал – экономикой, положением рабочего класса и крестьянства своей страны. Во всяком случае, занимался этими проблемами не более того, что представлялось ему необходимым для обсуждений в правительстве и в парламенте.

Прямота и откровенность при рассмотрении проблем, стремление найти пути к сближению точек зрения – эти свойства всегда вызывают уважение к партнеру, даже если он представляет другой социальный мир. Ими, однако, обладают далеко не все, с кем приходится встречаться в ходе переговоров. Попадаются и такие, в том числе занимающие высокое положение, которые не могут устоять от соблазна провести коллегу, перехитрить его, а потом где-то, когда-то прихвастнуть: «Вот как однажды мне удалось на переговорах с русскими…» У подобных людей, как правило, на выдумки хватает фантазии, а вот для серьезных вещей – не всегда. Баланс получается не в их пользу.

Могу сказать, что к такому кругу деятелей отнюдь не принадлежал Джулио Андреотти, играющий важную роль в политической жизни Италии. В октябре 1972 года он посетил Советский Союз с официальным визитом в качестве Председателя Совета министров. Тогда и состоялось подписание советско-итальянского протокола о консультациях. В этом документе выражалось обоюдное желание двух стран поднять отношения между ними во всех областях, включая политическую, на более высокий уровень. Подписанию предшествовали серьезные беседы и деловое обсуждение большого круга проблем и вопросов развития двусторонних связей.

Мои беседы с Андреотти в Риме, Мадриде, Стокгольме и снова в Москве также проходили в деловой и откровенной обстановке. Обращало на себя внимание, что, какой бы пост ни занимал Андреотти – премьера, министра иностранных дел или высокого представителя парламента, он не только излагал позицию Италии, но и стремился понять своего партнера по переговорам. А это – не последнее качество. Мне всегда доставляли удовольствие беседы с ним. Даже тогда, когда позиции не совпадали, обмен мнениями проходил под знаком стремления найти точки соприкосновения. И нередко это удавалось.

Многое из того, что сказано об Андреотти, я могу отнести и к такому деятелю итальянской Христианско-демократической партии, как Арнальдо Форлани. Его мы всегда считали подготовленным собеседником, в чем убеждались на переговорах в Москве во время его официального визита в СССР в качестве министра иностранных дел (в январе 1977) и в Риме в ходе моего ответного визита (в январе 1979). Но арену для маневра и возможного сближения позиций он выбирал небольшую, с оглядкой на те круги, которые не сочувствовали развитию отношений между Италией и Советским Союзом.

 

«Любви глашатай вековой»

Прекрасное слово имеется в языке итальянцев – «чинкве-ченто». Звонкое, мелодичное! Так они именуют XVI век – пик расцвета Возрождения, эпоху гениев мировой культуры и науки: Рафаэля и Тициана, Веронезе и Микеланджело, Леонардо да Винчи и сожженного инквизицией на костре Джордано Бруно, утверждавшего, что Вселенная бесконечна.

Итальянские представители не раз советовали мне посетить Венецию, которая органически связана с «чинквеченто». Фанфани даже вызывался сопровождать меня в поездке. Воспользоваться этим приглашением я смог только во время официального визита в Италию в ноябре 1970 года. Фанфани тогда уже не был министром.

Поездка из Рима в Венецию оставила много впечатлений. Мы останавливались в Милане – крупнейшем промышленном и культурном центре Италии. За считаные часы, отведенные на пребывание в этом городе, бегло осмотрели его достопримечательности, посетили знаменитый миланский монастырь, в трапезной которого находится прославленная фреска Леонардо да Винчи «Тайная вечеря».

Мы с Лидией Дмитриевной, как завороженные, стояли перед этим выдающимся творением великого итальянца, испытывая истинное восхищение. И в то же время ощущали некоторую грусть при виде того, что века не проходят бесследно для фрески, которая как бы взывает: «Спасите меня!» К этому зову людям нельзя не прислушаться. Гибель этого творения гения Леонардо представила бы собой огромную потерю не только для Италии, но и для всего человечества.

Следующую остановку мы сделали на берегу озера Гарда. Это уголок изумительной красоты у подножия Альп. На большом катере мы ехали по зеркальной глади сказочного озера. В этих местах, на берегу озера, живут и трудятся мастера по производству редкой и дорогой мебели для знаменитых замков и дворцов Италии. Тем и славится это затерянное в Альпах озерцо – упоительными ландшафтами и трудягами краснодеревщиками.

Далее путь пролегал через Верону. Кто не знает выдающегося итальянского живописца Возрождения Паоло Веронезе?! Это имя ему дал город, в котором он родился. И хотя Веронезе работал главным образом в Венеции, это ничуть не мешает жителям Вероны гордиться творениями своего великого земляка.

В Вероне мы посетили древний амфитеатр, кстати, хорошо сохранившийся. Его осмотр организовали местные городские власти. Гид говорил без умолку, рассказывая истории, одна восхитительнее другой: и о самом сооружении, и о патрициях и о плебеях Древнего Рима. И если бы нашелся смельчак, который задался бы целью отделить в этих историях истину от прекрасного художественного вымысла, который привносил в них опытный гид, то такого смельчака наверняка постигла бы неудача.

Знакомство с этим древним городом наводило на воспоминания и о том, что здесь в 1822 году проходил четвертый, и последний, дипломатический конгресс Священного союза – объединения европейских монархов во главе с императором России Александром I. В дни этого конгресса известная русская аристократка, княгиня и певица Зинаида Волконская, входившая в свиту российского самодержца в поездках по Европе, в последний раз выступила на открытой сцене в опере «Мельничиха» Джованни Паизиелло.

Хорошо известно, что Зинаида Волконская, которая тяготела к идеям передовой интеллигенции своего времени, в конце концов оказалась не в ладах с царским двором. Она устроила торжественные проводы Марии Волконской – жене известного декабриста (Зинаида и Мария были замужем за братьями Волконскими), последовавшей в Сибирь к ссыльному мужу. Такой поступок представлял собой вызов Николаю I и его режиму. А разве дружба Зинаиды Волконской с А.С. Пушкиным, который посещал ее салон в Москве, не подчеркивает незаурядность этой разносторонне одаренной женщины, оставившей след в истории русской культуры?

И в Италии, куда Зинаида Волконская уехала с сыном в 1829 году, двери ее дома всегда приветливо распахивались перед приезжавшими из России художниками, артистами, писателями, которых встречали здесь добрым словом и поддержкой. В этом доме, например, любил гостить Н.В. Гоголь.

Поэт Д.В. Веневитинов, приняв от княгини в подарок кольцо, найденное при раскопках Геркуланума, воспел его в своем творении и тем самым оставил в памяти людской прекрасный образ Зинаиды Волконской. В его стихотворении «К моему перстню» есть такие проникновенные строки:

Двадцатилетний поэт, пылко влюбленный в Зинаиду Волконскую, находит, как провидец, огромной силы сравнение, чтобы выразить свои чувства верности и преданности:

Горячность и страстность владели одаренным молодым человеком, и прекрасные поэтические строки рождались из-под его пера.

Он – один из друзей Пушкина – рано ушел из жизни. Пожалуй, из поэтов, которые заявили о себе в истории российской литературы, этот остался самым молодым. Он просто промелькнул на небосклоне поэзии и публиковался всего два года. Дмитрий Владимирович Веневитинов не дожил и до двадцати двух лет.

В Вероне нас разместили примерно часа на два в старинном отеле. При первом взгляде на здание возникала мысль: «Скорее бы его снесли» – до того оно представлялось ветхим. Но внутри оно оказалось комфортабельным. Из его окон через узенький переулок виднелся знаменитый дворец – палаццо Капулетти. Правда, сам дом, в котором жила семья Джульетты, не сохранился. Но итальянцы нам говорили:

– Построенный на его месте новый трехэтажный красавец ничем не отличается от старого дворца.

Как бы там ни было, в этих местах любой приезжий находится под могучим воздействием гения Шекспира, создавшего трагические и вместе с тем поэтические образы Ромео и Джульетты, которыми на протяжении веков восхищаются люди.

 

Каменная громада на воде

Распрощавшись с Вероной и тенью Джульетты, мы отправились в Венецию. И через несколько часов перед нами предстал этот бриллиант Италии.

У каждого народа, видимо, существует своя поговорка: «Если ты не побывал там-то, то ты не видел нашей страны». Правда, справедливости ради следует отметить, что итальянцы говорят то же самое и о Флоренции, и о Неаполе, и, конечно, о Риме. Но все же Венеция в известном смысле на особом положении.

Когда приближаешься к Венеции и появляются первые очертания этого города, то создается впечатление, что перед тобой вырастает каменная громада на воде. Сначала даже кажется, что она куда-то плывет. Улицы, переулки, архитектурные ансамбли и памятники становятся различимы, лишь когда садишься в гондолу либо катер. Но официальные представители, находящиеся в гостях, в отличие от туристов лишены удовольствия сразу же пересесть в гондолу и ощутить дуновение морского ветерка, подпасть под очарование этого уникального города.

От берега Венецианской лагуны Адриатического моря, куда мы прибыли на машине, путешествие продолжалось на «официальном» катере по Гранд-каналу. Эта главная водная магистраль Венеции поражает красотой значительно сильнее, чем когда о ней читаешь или когда ее видишь на замечательных полотнах Джованни Антонио Каналетто.

Катер подошел к отелю, расположенному совсем недалеко от знаменитого собора Сан-Марко. В этом отеле мы разместились и с посещения собора на площади, которая тоже носит имя Сан-Марко, и начали осмотр Венеции.

Пришли на площадь в момент морского прилива, и она оказалась залитой водой. Поскольку во время таких приливов, которые стали составной частью жизни города, Венеция подвергается наводнениям, то и площадь Сан-Марко дважды в сутки на полтора-два часа как бы погружается под воду. Пешеходы передвигаются по ней по дощатым переходам, которых тут довольно много. А если кому-то не повезет и он оступится, то, очевидно, надо идти подсушиться. Но никто из нашей группы в воду не попал, и мы благополучно добрались до собора.

Чем выше поднимаешь глаза, глядя на собор, тем больше видишь золота. А что касается купола, то он, наверно, может претендовать на одно из первых мест в мире по количеству золота на единицу площади. Наш гид рассказал:

– Венецианские купцы щедро оплачивали внешние украшения собора Сан-Марко, не жалели средств и на роскошную отделку его интерьера.

Да, венецианские купцы не скупились на золото для сооружения храмов и монументов. А стоило ли его жалеть? Доставалось оно им легко – на обмане издревле держалась торговля в мире наживы. Сюда, в Венецию, стекались богатства со всех концов земли. Сюда же привозили и мастеров – это их руками созданы и украшены великолепные дворцы этого города.

Другим памятником архитектуры, который мы посетили в Венеции, был Дворец дожей. Им восхищалось не одно поколение итальянцев. От него всегда бывают в восторге зарубежные гости. И не без основания. Прежде всего изумляла архитектура дворца, которая имеет свой неповторимый облик. А в самом Дворце дожей мы стояли как завороженные перед всемирно известными творениями Тинторетто, Тициана, Веронезе, других выдающихся представителей итальянского Возрождения.

Особое внимание обращает на себя картина Тинторетто «Рай». Гигантская по размерам, она считается самой большой в Европе.

– Художник начал над ней работу, – запомнились слова гида, – когда ему пошел уже седьмой десяток. Верным помощником художника, который из-за возраста не мог подолгу работать высоко на лесах, стал его сын Доменико. Тому в свою очередь помогали другие художники. Однако все основное создал Тинторетто.

– Прекрасное творение великого мастера, – с подчеркиванием слова «прекрасное» сказал я.

По указанию Наполеона из Дворца дожей были вывезены полотна Веронезе. Но картины Тинторетто не тронули, а возможно, просто не успели их похитить.

В начале семидесятых годов полотно Тинторетто реставрировалось, кстати уже не в первый раз. Только одно помещение в Венеции оказалось подходящим по размерам для того, чтобы разместить это полотно на период реставрации, – церковь Сан-Грегорио. После реставрации картиной опять восхищались посетители.

– А что хотели бы вы еще посетить в Венеции? – спросил меня представитель местных властей.

– Нельзя ли побывать на каком-либо заводе или на фабрике? – ответил я вопросом на вопрос.

И мы поехали на уникальный стекольный завод, расположенный на острове Мурано, в северном пригороде Венеции.

Здесь производятся художественные изделия из знаменитого цветного венецианского стекла. На протяжении веков оно использовалось в витражах готических соборов в Европе. Им застеклен, в частности, собор Парижской Богоматери.

До острова Мурано мы добрались снова на катере. С большим интересом осмотрели Музей стекла, который расположен в пристройке к заводу и, что примечательно, превосходит его по размерам. Собранные в нем образцы продукции впечатляют богатством цветовой гаммы, высоким качеством, которым славится венецианское стекло. Само производство, однако, нам посмотреть не удалось: итальянцы, видимо, сочли, что показывать его по каким-то причинам неудобно.

Когда хозяева завода узнали, что я – охотник, они подарили на память статуэтку дикого кабана, вид которого выражал такую свирепость, какой в природе и не встретишь. Эта статуэтка и сегодня стоит у меня дома на письменном столе.

В Венеции я поинтересовался у гостеприимных хозяев:

– А как вы видите будущее вашего города в связи с тем, что имеются заявления ученых и даже официальные сообщения о том, что Венеция постепенно оседает и ей в перспективе грозит затопление?

Ответ представителя властей не расходился с общей оценкой обстановки, однако от него и не веяло паническими настроениями.

На протяжении двух дней пребывания в городе мы так и не увидели знаменитого карнавала или какого-либо другого празднества с участием гондольеров, танцующих и поющих молодых венецианцев. Мы даже шутили по этому поводу, спрашивая:

– А будет парад гондол или они все от нас спрятаны?

Объяснение хозяев звучало убедительно:

– Погода несолнечная, почти непрерывно моросит дождь, а под дождем даже итальянец не согласится петь и танцевать.

Мы тепло простились с Венецией. Воспоминания о ней сохранились самые добрые.

Должен признаться, что во время пребывания в Венеции я не мог освободиться от мысли, что от этого города-красавца, уже одно название которого звучит как сладкая мелодия, совсем недалеко до земли Древней Эллады. Она была вторым очагом цивилизации наряду с империей суровых легионов, следы которых и сегодня совсем не стерты с дорог тех стран, где они шагали по велению цезарей.

Да, мир знал города-государства шумеров, Вавилонию и Ассирию. Он знает Египет, который из века в век приоткрывает страницы поразительной и во многом таинственной истории далекого прошлого.

Но изрезанная морем земля Гомера, равно как и земля мифических Ромула и Рема, – это признанные колыбели той цивилизации, которая во многом украсила Европу, да, пожалуй, и весь мир. Материальная и духовная культура, искусство народов в том виде, как они нам известны, являются и продуктами прошлого.

Не только рабов и военные трофеи поставляли патрициям легионеры. С ними появились и духовные ценности, дотоле еще неведомые римлянам. Одним из богатейших источников, откуда проистекали эти ценности, считалась Древняя Греция. Риму было далеко до достижений греков, особенно в области культуры (философии, литературы, искусства).

А разве Киевская Русь не испытала влияния Византии, культура которой покоилась в первую очередь на том, что представляло собой наследие Древней Эллады?

Не следует удивляться тому, что коренные венецианцы не только не пытаются умалить значение привнесенного историей в Венецию и вообще в восточную часть Италии, но часто признают это, да еще и с гордостью.

Одним словом, история, как хорошая и расчетливая хозяйка, знала, где лучше всего разместить плоды разных культур древности. А разместить их надо так, чтобы они служили человечеству, если у него хватит ума все это уберечь, если ум не уступит место безумию. С этими мыслями мы покидали знаменитый город на воде. Осенью 1986 года я с большим интересом прочитал сообщение о том, что в Венеции возрождена историческая регата гондол. Бронзовый мавр ударил в колокол пятнадцать раз, и от пристани у площади Сан-Марко отправилось в путь свыше четырехсот лодок, управляемых гондольерами. А на набережных, пристанях и мостах, на ступеньках перед соборами и в окнах домов за красочным караваном наблюдали десятки тысяч венецианцев и гостей древнего города.

– Этот праздник города, – заявил мэр Венеции Нерео Ларони, – должен нести счастье и радость людям. Мы выступаем за мир, против угрозы ядерной войны.

Однако в Венеции, к сожалению, становится все меньше жителей. По итальянской статистике, к началу 1987 года впервые за много столетий число ее жителей стало меньше 90 тысяч. Это значит, что через какой-то десяток-другой лет она может стать скорее городом-музеем. Нехватка рабочих мест, жилья, ряд других проблем, присущих и в целом Италии, и этому городу, толкают венецианцев на то, чтобы уходить в глубь страны, – может быть, там повезет. А их родина – Венеция – остается позади как райский уголок для богатых туристов. Да, недуги Венеции видны сегодня больше, чем вчера. А время как бы поддразнивает гордую красавицу и говорит ей:

– Посмотрим – устоишь ли, или твои прелести завянут, не выдержав испытания веками.

Извечная борьба красавицы со временем!

 

Обитатели Квиринала

В разное время мне приходилось встречаться в Квиринальском дворце с президентами Итальянской Республики: Джузеппе Сарагатом в 1966 и 1979 годах, Джованни Леоне в 1974 и 1975 годах, а потом мы с ним увиделись еще раз в 1975 году – уже в Москве. С президентом Алессандро Пертини мы встречались в 1979 и 1985 годах в Риме и в 1983 году в Москве. Итак, некоторые впечатления от этих встреч.

Политическое лицо президента Сарагата – видного государственного деятеля Италии, одного из основателей Социал-демократической партии, хорошо известно, а потому в данном случае нет необходимости развивать эту тему. Скажу только, что на меня он произвел впечатление как человек твердых убеждений. Другой вопрос – каковы эти убеждения. Сарагат никогда не скрывал своих особых симпатий к США, так же как и своей приверженности НАТО. В то же время он высказывался за расширение контактов с СССР, за поддержание добрых отношений между нашими странами.

Сарагат был человеком волевым. Это ощущалось и по его манере говорить. Слова и фразы он выговаривал, будто топором рубил. Он являлся собеседником такого типа, который в своих суждениях выбирал прямые дороги и не искал обходных путей, хотя иногда эти пути могли быть и полезными. Правда, грань здравого смысла и корректности Сарагат предпочитал не переходить. Мои беседы с ним выдерживались в духе благожелательности, с обеих сторон подчеркивалась заинтересованность в развитии советско-итальянских отношений.

Позиции в пользу расширения сотрудничества между СССР и Италией во всех областях придерживался и президент Леоне. Он однозначно высказывался в этом духе во время обоих моих визитов, которые я ему нанес в Риме.

– Никто, – говорил он, – не должен относиться с недоверием к политике развития отношений между нашими странами, так как она вполне совместима с обязательствами, вытекающими из их принадлежности к соответствующим группировкам государств.

Вместе с тем чувствовалось, что вопросы, связанные с участием Италии в НАТО, Леоне считал для себя не очень приятной темой бесед, но от их обсуждения он не уклонялся, когда они вклинивались в ход нашего разговора.

Официальный визит Леоне в Советский Союз в ноябре 1975 года, состоявшиеся переговоры на высшем уровне и подписанные в результате их документы – совместная советско-итальянская декларация и соглашение об экономическом сотрудничестве на период 1975–1979 годов – явились важным шагом вперед в развитии отношений между СССР и Италией в интересах народов обеих стран, в интересах европейской и международной безопасности.

Особое значение Леоне придавал расширению советско-итальянских культурных связей. Он проявлял неплохие знания в области русской и советской истории, искусства, литературы.

Припоминаю, как однажды в разговоре с Леоне я высоко отозвался о городе Орвието, в котором побывал накануне:

– Видел я ваш выдающийся город – памятник древней этрусской культуры.

Президент заметно оживился и поинтересовался:

– А вы видели в Орвието храм изумительной красоты? И знаете ли, какому событию он обязан своим основанием?

– Конечно, храм я видел, – сказал я. – Но как его создавали, не знаю.

Тогда президент Леоне рассказал следующую историю:

– Несколько веков назад из Богемии в Орвието перевозили скульптуру Богоматери. На одной из остановок люди увидели, как из раны скульптуры струится кровь, и пришли к выводу, что это какое-то предзнаменование свыше. Затем кровь перестала течь, и скульптуру доставили к месту, где соответствующие власти и решили возвести храм.

Президент рассказывал все это с таким увлечением, что я не удержался и спросил:

– А вы сами верите в эту легенду?

– Как человек, – сказал Леоне, – нет, не верю. Но как христианин, да, верю.

Ответ, конечно, получился оригинальный, и по-своему его даже можно назвать мастерским. Но дискутировать на эту тему, разумеется, представлялось трудным по понятным соображениям – все же мы гости. Да к тому же прямо на нашу полукруглую комнату, расположенную в верхней части Квиринальского дворца, где проходила беседа, смотрели купола римских соборов со своими крестами. Ведь Рим – город святой…

В дружественном тоне выдерживалась и беседа с президентом Алессандро Пертини, которая состоялась во время моего официального визита в Италию в январе 1979 года. Пертини со свойственной ему энергичностью подчеркивал общность интересов наших двух стран в борьбе за мир, проводил мысль о том, что этому вовсе не мешает принадлежность Италии и СССР к различным общественно-политическим системам. Он горячо говорил о необходимости расширения взаимовыгодного торговоэкономического сотрудничества.

Никаких попыток обсуждать спорные вопросы президент не предпринимал. Наоборот, по всему было видно, что он стремился провести беседу в положительном ключе. Высказывания с нашей стороны, разумеется, выдерживались в том же духе, хотя я сделал оговорки относительно политики НАТО и виновников гонки вооружений.

 

Там, где Ганнибал нанес поражение легионам

Во время пребывания в Италии встречи с государственными деятелями чередовались с поездками по стране.

Не знаю, как для других, но для меня Неаполь подобен человеку со сложным характером. Такой человек раскрывает особенности своей личности не сразу, а постепенно. Так и Неаполь. При каждой встрече с ним открываешь для себя его новые грани, которые ранее не бросались в глаза.

При моем первом посещении Неаполя в конце 1939 года он произвел на меня сильное впечатление: большой город, полный социальных контрастов, которые давали знать о себе на каждом шагу. Запомнил я тогда и находящиеся неподалеку от Неаполя руины Помпеи и Геркуланума.

Более основательно мне удалось посмотреть Неаполь в 1966 году, когда я там оказался во второй раз. Улицы города многолюдны. В нем множество мелких лавчонок, баров, киосков, которые служат их владельцам и местом работы, и источником средств к существованию. Встречались и группы портовых рабочих, которые выглядели так же, как и портовые рабочие в любом другом приморском городе Европы. Разве что отличишь их по быстрой итальянской речи да по тому, что все они брюнеты. Блондинов, как и блондинок, здесь, пожалуй, не сыщешь и днем с огнем.

Музеи Неаполя заслуженно славятся богатством своих коллекций. Однако выставочные площади позволяют показать только часть шедевров великих мастеров, а остальное содержится в запасниках. При посещении крупнейшего в городе музея мы заметили, что у него много схожего по внешнему виду с Музеем изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Это и неудивительно. Оказывается, проект московского музея (не инженерный, а архитектурный) создала Зинаида Волконская, когда жила в Италии. Позже, уже в нашем веке, профессору И.В. Цветаеву – отцу поэтессы Марины Цветаевой – удалось воплотить этот замысел в жизнь: он явился инициатором сбора частных пожертвований на строительство здания музея и приобретение для него коллекций.

Вблизи Неаполя – городок Сорренто. Хозяева настойчиво нас туда приглашали. Оказалось, что протокольный отдел МИД Италии организовал там обед.

– Это то самое Сорренто, – спросила Лидия Дмитриевна, – о котором есть песенка «Вернись в Сорренто»?

Ее мелодия стала в свое время весьма популярной и в Советском Союзе.

– Да, это то самое Сорренто, – сказал итальянец-переводчик.

Как же все мы удивились, когда во время концерта, который состоял в основном из вокальных номеров, один из первых певцов запел:

– Вернись в Сорренто-о-о…

Пел он превосходно, мы воздали должное устроителям концерта.

Один из наиболее интересных городов Италии – Флоренция, по достоинству воспетая во многих литературных памятниках.

Мы доехали от Рима до этого прекрасного города за несколько часов. На полтора дня мы окунулись в эпоху Средневековья и Возрождения. Думаю, что каждый, кто хоть немного общался с искусством, испытывает особое наслаждение от встречи с неповторимыми произведениями великих итальянских живописцев и скульпторов, хранящимися в музеях Флоренции.

Особо хочу выделить галерею Уффици – прекрасный музей ценнейших картин. Между ней и Эрмитажем был подписан в 1979 году протокол о сотрудничестве.

Во Флоренции я побывал за несколько месяцев до сильного наводнения, которое произошло в ноябре 1966 года, причинило огромный ущерб городу и привело к гибели многих неповторимых произведений искусства. Благодаря кропотливому труду реставраторов, в том числе советских, удалось возродить этот город-музей, притягивающий миллионы людей всех возрастов, желающих приобщиться к знаменитым культурным ценностям Италии.

Академия изящных искусств (музей, а не научно-исследовательское или учебное заведение) встретила нас огромной скульптурой Давида. Там же нам показали и другие скульптуры Микеланджело, которые хотя и остались незавершенными, но имеют огромную ценность, так как дают возможность понять мысль и увидеть процесс творчества гениального мастера, воспевавшего физическую и духовную красоту человека.

В тот же день мы осмотрели знаменитую капеллу Медичи, созданную великим скульптором в честь покровительствовавших ему правителей Флоренции – Лоренцо Медичи и его брата Джулиано. Нам рассказали полулегендарные истории, связанные с этим флорентийским родом, который играл важную роль в средневековой Италии. Флоренция по праву гордится тем, что Микеланджело провел значительную часть своей жизни в этом городе, где появились на свет многие его творения.

Архитектурные памятники, дворцы, улицы и площади – все во Флоренции дышит историей, овеяно увлекательной стариной. Флорентийцы очень дорожат всем, что воспевает былое величие их города. Как и в древние времена, они готовы драться на шпагах с любым, кто посмеет ставить под сомнение достоверность даже самых неправдоподобных из этих легенд.

Из Флоренции в Рим мы возвращались другим путем. Ехали тоже несколько часов, но именно этот маршрут был выбран не случайно. Примерно на полдороге мы проехали вдоль берега Тразименского озера. Нам показали то место, где карфагенская армия во главе с Ганнибалом подготовила засаду римским легионам и разгромила их. Характер увиденной нами местности: с одной стороны – озеро, а с другой – довольно длинная горная гряда – точно соответствует тому описанию, которое дается во многих литературных исторических произведениях на эту тему, в частности в романе талантливого советского писателя Г. Гулиа «Ганнибал».

Преодолев Альпы, карфагеняне, подобно горному обвалу, обрушились на римлян, одерживая одну победу за другой. Весть о разгроме римского войска у Тразименского озера вызвала панику в Риме. Это сражение Ганнибал выиграл, но Пунические войны продолжались. Через семьдесят лет римляне не забыли сокрушительного поражения их войск. Мстя Карфагену, они полностью его разрушили.

Оставшуюся часть пути мы с хозяевами беседовали об истории Италии. Даже не заметили, как оказались в вечернем Риме. На следующий день предстояло продолжать официальные встречи.

 

Красная гвоздика – символ Гуттузо

Не могу не вспомнить выдающегося художника Ренато Гуттузо. Его творчество – это более полувека итальянской живописи, вклад в сокровищницу мировой культуры. Его искусство ценят и любят миллионы людей во всем мире. Человек огромного таланта, доброго и щедрого сердца, коммунист и член ЦК Итальянской компартии в течение более чем тридцати пяти лет – таким его знала Италия.

Он жил на земле, где когда-то процветало Возрождение – искусство титанов, к творениям которых человечество до сих пор примеряет свои духовные ценности.

В мир итальянского изобразительного искусства в тридцатые годы ворвалась живопись Гуттузо – динамичная, тесно связанная с жизнью. И сразу же ее автор четко определил свою нравственную и политическую позицию – находиться всегда в гуще событий. Тогда же он начал закладывать школу неореализма, а потом ее создал.

Итальянский неореализм в послевоенные годы обычно связывают с киноискусством, с появлением в мире кинематографа этой страны славной плеяды крупных имен, в первую очередь режиссеров, а затем и актеров. Витторио де Сика, Джузеппе де Сантис, Федерико Феллини и ряд других стали гордостью итальянского кино.

А в живописи был один Ренато Гуттузо. Он сказал новое слово и повел за собой тех художников, которые хотели своим творчеством откликаться на нужды народа.

Его спрашивали:

– В чем суть вашего неореализма?

Он спокойно отвечал:

– Действительность в развитии – его основа.

Трудился он исступленно и весело. Каждый день с раннего утра стоял у мольберта. Он, как певец, воспевал радость жизни и пафос борьбы за нее.

– Писать для меня – праздник, – откровенничал он с друзьями.

В этих праздничных буднях он и прожил жизнь. С самозабвенностью и огромной отдачей: три тысячи его полотен и десять тысяч рисунков хранятся в наиболее значительных музейных коллекциях мира и в частных собраниях.

– Без рисунка нет живописи, – утверждал художник. Потому и рисовал тысячи эскизов к своим картинам. Многие из этих рисунков сами по себе – законченные самостоятельные произведения.

Социальная нравственность его искусства звенит в названиях его произведений – «Горняк», «Каменотес», «Рыбаки Калабрии», «Занятие пустующих земель в Сицилии», «Девушка, поющая «Интернационал», «Рабочий, читающий газету».

Еще до войны он написал свою знаменитую картину под названием «Распятие». Тема звучала как евангельская, но ее решал антифашист. Вот и получилось, что в один из эскизов картины, которая создала автору славу борца-патриота, на первый план вынесен главный палач народов – Гитлер. Тогда молодой Гуттузо находился под сильным влиянием Пабло Пикассо, и не случайно «Распятие» итальянского мастера так часто сравнивали с «Герникой» великого испанца, работавшего в Париже.

Путь выразителя дум народа и борца за его интересы привел Гуттузо в 1940 году в ряды компартии. В годы войны он активно участвовал в движении Сопротивления. Именно в то мрачное время фашизма в мастерской художника среди этюдов и незаконченных полотен римская организация компартии укрывала свой типографский станок, на котором печатались листовки, поднимавшие народ на борьбу с ненавистным режимом.

Политическое содержание творчества Ренато Гуттузо с особой силой раскрылось в послевоенный период, когда солнечный художник проявил себя как подлинный гуманист и стал известен далеко за пределами Италии.

Он создает реалистические, созвучные времени полотна, откликающиеся на животрепещущие социальные проблемы времени. В галерее его картин – многоликая и многокрасочная панорама жизни послевоенной Италии с ее трагизмом и социальными противоречиями. Его волнует разобщенность людей в буржуазном мире, нищета и бесправие народных масс. С картин смотрят шахтеры, рыбаки, крестьяне-виноградари. Как бы подводя итог жизни, он написал книгу «Профессия художника». В ней сконцентрирован богатый и сложный опыт его труда на ниве искусства в пользу общества.

Если попытаться обобщить его деятельность во все послевоенные годы, то перед нами предстанет яркий образ Ренато Гуттузо как выдающегося общественного деятеля и борца за мир, подлинного интернационалиста и огромного друга Советского Союза.

Он почетный член Академии художеств СССР, обладатель Золотой медали мира Всемирного совета мира и лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами».

Я знал Ренато Гуттузо. Несколько лет назад в советском посольстве в Риме у меня с ним состоялась продолжительная беседа. Гуттузо проявлял живой интерес к состоянию дел в мире.

И конечно, ему хотелось знать, как развиваются отношения между Италией и Советским Союзом. Как человек и гражданин, он высказывал серьезную тревогу в связи с навязанной империализмом гонкой вооружений, особенно ядерных.

– Как это ответственные государственные деятели в ряде стран могут проводить политику, толкающую весь мир в пучину, где не видно дна? – спрашивал он.

Ни один здравомыслящий человек не может не понимать, – отвечал он сам себе, – что ядерная катастрофа привела бы к гибели человечества со всем тем, что оно создало за всю свою историю в условиях того, что мы сегодня называем цивилизацией.

Например, в Италии, – продолжал художник, – сохраняется немало древних руин и великое множество произведений искусства прошлого. Но та катастрофа, об опасности которой сейчас в полный голос говорят Советский Союз, братские партии других государств и все люди здравого смысла, не оставит на Земле ничего.

В высказываниях Гуттузо звучала глубокая убежденность в том, что деятели культуры независимо от их мировоззрения должны быть на стороне народов, требующих положить конец гонке вооружений и стоящих на позициях упрочения мира. Я сказал:

– Выражаю вам глубокую признательность за те слова, которые от вас услышал. Это – слова правды. Голос деятелей культуры – а в Италии их немало – является сильным подспорьем в борьбе за мир. Имя художника Гуттузо в нашей стране хорошо известно. Его знает не только большой круг людей, к которому принадлежите вы, но и те, кто непосредственно не связан с искусством, так как советские газеты и журналы о вас написали немало. Да и книги хорошие о вашем творчестве вышли в Советском Союзе.

Он ответил:

– Да, мне известно отношение советских людей к моему искусству. Хочу им через вас выразить большую благодарность за всю их теплоту и сердечность.

И далее Гуттузо заявил:

– Как художник, я, конечно, имею свое лицо. Иначе и быть не может. Я и впредь желаю оставаться самим собой. Никогда не принадлежал к модернистским завихрениям в живописи, к тем направлениям, картины которых в музеях стран Запада посетители часто рассматривают, пожимая плечами. А то еще и начинают размахивать руками, делать какие-то жесты, выражающие неодобрение в адрес полотен такого искусства.

Он преподнес мне на память свой небольшой рисунок с изображением красных гвоздик. Красная гвоздика – символ его живописи. И это широко известно.

Поблагодарив Гуттузо, я и советский посол в Италии Н.М. Луньков, который тоже присутствовал на беседе, пожелали ему творческих успехов.

Те краткие высказывания, которые он давал в адрес советского искусства, особенно живописи, были безоговорочно положительными. Он не упоминал имен художников, но, обобщая свои высказывания, отметил:

– В Советском Союзе искусство как в целом, так и его отдельные виды, в частности живопись, развиваются в правильном направлении. Об этом свидетельствует огромный интерес широких слоев народа к творчеству художников.

Распрощались мы с Гуттузо очень тепло.

В середине января 1987 года из Рима пришла печальная весть о том, что Ренато Гуттузо скончался.

В Риме был траурный митинг. Выступавшие добрым словом вспоминали большого художника, коммуниста, борца за мир.

– Смерть товарища Ренато Гуттузо, – отметил генеральный секретарь ИКП Алессандро Натта, – лишает Италию выдающегося художника и гражданина.

– Память об активном борце за мир, за счастье всех людей на Земле, против безумной гонки вооружений не умрет в сердцах итальянцев, – так выразила чувства многих друзей художника председатель палаты депутатов итальянского парламента Леонильде Йотти.

– Жизнеутверждающее творчество Гуттузо навсегда останется в памяти благодарного человечества, – заявил известный итальянский писатель Альберто Моравиа.

«Наша партия, все советские люди потеряли в его лице большого друга Советского Союза», – написал М.С. Горбачев в телеграмме на имя генерального секретаря ИКП.

Свои картины Гуттузо завещал Итальянской Республике.

Родом он был из Сицилии. Этот остров постоянно раздирается социальными конфликтами, сотрясается как извержениями Этны, так и злодеяниями мафии. Но он любил землю Сицилии, там его и похоронили. За прахом живописца шли сицилийцы, в том числе и крестьяне – вечные бедняки, униженные и непокоренные, которые часто служили моделями для его картин.

Трудно себе представить, что выдающегося художника современности, с которым, кажется, совсем недавно тепло и подружески общался, уже нет в живых. Мир потерял одного из самых знаменитых мастеров кисти XX века.

 

Две Татьяны

Добрым словом хочу вспомнить внучку Льва Николаевича Толстого, с которой мне довелось познакомиться в Риме. Она сейчас, пожалуй, одна из немногих, кто видел живого Льва Николаевича. Родилась она в 1905 году на том же кожаном диване, где родились и сам писатель и его дети. Ей было уже почти пять лет, когда дедушка в летней Ясной Поляне с ней разговаривал, рассказывал сказки, гулял. Несколько четких, прекрасно сохранившихся фотографий с изображением нежного дедушки и хорошенькой внучки – тому доказательство. А осенью, как известно, Лев Николаевич ушел из своего родового имения и на станции Астапово умер.

Татьяна – единственный ребенок старшей дочери писателя Татьяны Львовны Сухотиной-Толстой (а сама Татьяна Львовна – второй ребенок из тринадцати детей Льва Толстого). Отец девочки являлся старым другом семьи Л.Н. Толстого. Он женился на Татьяне Львовне, когда оказался вдовцом с шестью взрослыми детьми, а новой супруге – на пятнадцать лет моложе его – было уже тридцать шесть. Он умер через четыре года после смерти самого Льва Николаевича, когда Татьяне-младшей было всего девять лет.

По свидетельству многих очевидцев и биографов великого писателя, известно, что три дочери Льва Николаевича – Татьяна, Мария и Александра – еще при жизни их отца подолгу находились в Ясной Поляне, помогали ему, как могли, и уж во всяком случае гораздо больше, чем сыновья. Помощь состояла прежде всего в том, что они набело переписывали его рукописи с учетом огромного количества исправлений, вставок, переделок. Писатель забирал эту чистую рукопись с собой, и вскоре она передавалась дочери в очередной раз с новыми переделками, делалась зачастую совсем неузнаваемой по сравнению с первоначальным текстом. Самой аккуратной и самой любимой помощницей отца стала старшая дочь – Татьяна. Не случайно именно ее портрет, и только он, висел в последние десятилетия жизни писателя над кроватью Льва Николаевича в его спальне.

Л.Н. Толстой всегда выделял Татьяну из своих детей. Даже перед тем как окончательно уйти из Ясной Поляны в ту тяжелую осеннюю пору 1910 года, в последней записке он написал своим детям: «…простите за то, что все-таки я причина вашего страдания. Особенно ты, милая голубушка Танечка.»

Татьяна Львовна неплохо рисовала – в Школе живописи, ваяния и зодчества в Москве ее учил сам Илья Репин. Последний прижизненный портрет Льва Николаевича – он сидит и работает – написан именно ею, его дочерью.

Известно, что в сентябре 1919 года Председатель ВЦИК М.И. Калинин посетил Ясную Поляну, где он встретился с семьей Л.Н. Толстого, в том числе с Софьей Андреевной – вдовой писателя, с Татьяной Львовной и ее дочкой – юной Татьяной. С 1923 по 1925 год Татьяна Львовна работала директором музея Л.Н. Толстого. Ее дочь жила все время с нею.

В 1925 году Татьяна Львовна с дочерью по разрешению наркома А.В. Луначарского уехали за границу. Они побывали в Праге, Вене, Париже.

И тут стоит обратить внимание на одну немаловажную деталь. Дело в том, что Л.Н. Толстой еще при жизни отказался от авторских прав. Он утверждал, что не хочет получать деньги за свои мысли и чувства. А этот отказ означал, что и его наследники не будут получать никаких гонораров.

Поэтому дочь Льва Николаевича Татьяна за границей стала сама зарабатывать – она читала лекции о своем отце, и эти выступления пользовались большим успехом в разных аудиториях. А ее дочь, уже взрослая девушка, изучила стенографию и поначалу работала техническим секретарем. Но она мечтала о театре и очень обрадовалась, когда ее мечта осуществилась: ее приняли в одну из трупп. На гастролях в Италии она и познакомилась со своим будущим мужем.

Так в 1930 году, когда Татьяна Михайловна вышла замуж, судьба забросила ее на постоянное жительство в Италию. Вскоре туда приехала и Татьяна Львовна. Хотя и жили они на разных квартирах – мать не хотела мешать «молодым», – но часто бывали друг у друга. Вместе пережили тяжелые годы фашизма и Второй мировой войны, вместе были и в послевоенные годы до смерти Татьяны Львовны в 1950 году.

Но никогда не забывали своего великого отца и деда. В Риме у Татьяны Львовны была «комната Толстого», где собиралось все связанное с его именем и произведениями: книги на многих языках, присланные со всех концов мира, и прежде всего на русском – из Советского Союза, газетные и журнальные вырезки, фотографии, пластинки, шкатулка с прядью из бороды Льва Николаевича, его портфель для рукописей и многое другое. Здесь же находился и ее архив писем, полученных от знакомых и незнакомых почитателей Толстого в разных странах.

И хотя мать и дочь долгие годы прожили за границей, однако связи с родиной они не порывали. Не порывает Татьяна Михайловна Альбертини (такой стала ее фамилия по мужу) эти связи и ныне.

Она не раз за последнее время бывала в Москве и, конечно, в Ясной Поляне. В 1975 году она приехала в Советский Союз вместе со своим сыном Луиджи, у которого в свою очередь уже трое сыновей. В 1977 году она побывала у нас в стране вместе со своей дочерью Кристиной, у которой тоже растет дочь. В 1979 году она приезжала с дочерью Мартой, матерью двух сыновей и двух дочерей. Наконец, в 1982 году она побывала в Москве и Ясной Поляне, на этот раз уже со своими повзрослевшими внуками – Пьером и Андреем.

Мне же, как я уже написал, довелось встретиться с ней в Италии. Внучка великого русского классика обращала на себя внимание дружелюбием по отношению к советским людям и непосредственностью общения с ними. Уже тот факт, что она не пропустила ни одного случая, чтобы посетить советское посольство и встретиться с нами каждый раз во время визита в Италию, говорит сам за себя.

Особенно теплый разговор состоялся у меня и Лидии Дмитриевны с нею во время приезда в Рим в феврале 1985 года. Татьяна Михайловна очень тепло отзывалась о своих поездках в Советский Союз, благодарила за то внимание, которое оказывается советскими людьми к сохранению памяти о Льве Николаевиче Толстом.

– Вы тем самым сохраняете для человечества память не только о Толстом, – говорила она, – но и о русской культуре в целом.

Она особенно была тронута тем, что делается по реставрации заповедника «Ясная Поляна», по бережному отношению к природе вокруг дома писателя.

– Да, мы сохраняем толстовский дух, – сказал я, – которым пропитано заповедное место, и для народа нашей великой страны, породившей этого гения, и для всех друзей русской литературы, которые едут к нам с открытым сердцем.

Татьяна Михайловна рассказывала о своих посещениях московских музеев Л.Н. Толстого. Их в Москве два, и оба глубоко почитаемы.

Внучка писателя сказала:

– У меня был семейный сувенир – драгоценное кольцо, оставшееся в наследство от деда. Он мне сам его подарил, когда я была совсем маленькой, и сказал: «Вырастешь большой – будешь носить». Я его и носила в течение многих десятилетий. А вот недавно передала это кольцо в дар московскому музею Льва Николаевича как реликвию.

Эта щедрой души женщина подарила московскому музею не только золотое кольцо, но еще и браслет, который ее мать получила на память от отца. Передала она в музей также бесценный архив матери. В нем имеются письма Ивана Бунина, Федора Шаляпина, Марины Цветаевой, Ромена Роллана, Андре Моруа, Бернарда Шоу и даже такой личности, как Феликс Юсупов, – одного из участников покушения на царского прихвостня Распутина. А еще раньше Татьяна Михайловна подарила Советскому Союзу подлинные дневники своей матери – 24 тетради из 27. Они были опубликованы в Москве в 1979 году; в них Татьяна Львовна рассказывает о своей жизни с 1878 по 1932 год и, конечно, много пишет о самом Льве Николаевиче.

Спорить не берусь, но, вероятно, Татьяна Михайловна Сухотина-Толстая (Альбертини) – единственная из оставшихся в живых на земле людей, с которыми лично близко общался Лев Николаевич Толстой. Она не только помнит его, но, что наиболее ценно, через всю жизнь пронесла его основные идеи, проповедовала их близким ей людям. Она была в Ясной Поляне и когда он умер.

Как-то во время встречи с Татьяной Михайловной – этой умной и обаятельной женщиной – я мысленно перенесся на несколько десятилетий назад.

Работал я тогда в США, а в районе Нью-Йорка в то время еще проживала младшая из дочерей Л.Н. Толстого – Александра. Она немало сделала в угоду тем кругам русской белоэмиграции, которые не без поощрения наиболее враждебных сил американской реакции занимались постоянной клеветой в адрес советского народа. Это происходило в то время, когда лучшие его сыны и дочери сначала преградили путь фашистскому агрессору, а затем поставили его на колени.

Александра Львовна в отведенной ей резиденции организовала нечто вроде убежища и пыталась туда всячески заманивать советских людей, используя в качестве приманки нетленное имя ее отца. Разумеется, успеха она в этом «деле» не достигла.

Два человека – Татьяна и Александра, близкие, даже очень близкие ко Льву Николаевичу, но какая гигантская пропасть их разделяла! Они шли по жизни двумя разными путями.

Одна, а за ней и ее дети, поняла, что советский народ помнит и ценит величие и гуманизм Толстого, а вторая так и не захотела увидеть того, что стало очевидным всему человечеству. Она – эта вторая – все время старалась «оторвать» Льва Толстого и память о нем от нашей страны, от его родины, от его народа, видя в нем только графа и проглядев человека-исполина, человека-гуманиста.

Самого Льва Толстого метко охарактеризовал В.И. Ленин, который еще после первой русской революции написал:

«Его мировое значение, как художника, его мировая известность, как мыслителя и проповедника, и то и другое отражает, по-своему, мировое значение русской революции».

Разве можно сказать точнее и лучше?

А что касается самой Татьяны Михайловны, то рассказ о ней можно завершить фразой из дневника ее матери – Татьяны Львовны: «Это удивительно, сколько это маленькое существо распространяет вокруг себя любви».

«Маленькое существо» выросло и живет на свете много лет. И продолжает распространять вокруг себя любовь. Только теперь уже не просто любовь, а осмысленную, направленную, конкретную любовь. К людям, к своему народу и его культуре. Ко Льву Толстому.

 

Беседы в Ватикане

Мало найдется иностранцев, которые, побывав в Риме с официальным визитом или в качестве туристов, не посетили бы собор Святого Петра в Ватикане, где сосредоточены ценнейшие сокровища культуры и искусства.

Особое место здесь занимают произведения Микеланджело, с именем которого связано и сооружение собора. Впечатляет спроектированный им центральный купол, стоя под которым в полной мере осознаешь грандиозность этого архитектурного памятника. Не менее эффектным представляется внутренний вид собора, открывающийся сверху, со специально оборудованной террасы под куполом. Гиды провели нас и на крышу собора, по которой, учитывая ее размеры, можно свободно прогуливаться, созерцая панораму Вечного города.

Росписи Сикстинской капеллы – выдающееся творение Микеланджело. Это одна из величайших ценностей, которую оставил мастер XVI века последующим поколениям людей. Нельзя не удивиться тому, как мог этот титан Возрождения выполнить такую работу. В капелле мне и Лидии Дмитриевне приходилось бывать не один раз. Но каждое очередное посещение в определенном смысле становилось и открытием новых сторон этих росписей.

Ввиду недостатка времени нам так и не удалось подольше задержаться в Станцах Ватикана. Но фрески Рафаэля, которыми расписаны Станцы, и сейчас живы в моей памяти во всей своей красоте. Разве можно забыть, например, сложную многофигурную композицию «Афинская школа»? В центре фрески – Аристотель и Платон, а справа и слева – их ученики и последователи. Великий живописец сумел найти такое изображение двух выдающихся умов античности, по которому нетрудно распознать особенности мировоззрения одного и другого: жест Платона устремлен к небу, Аристотель же указывает на землю, красноречиво давая понять, что человек неотделим от земли, от природы. Простота художественного решения в сочетании с силой экспрессии и сочностью красок поистине поражает.

Начиная с 1963 года мне неоднократно доводилось встречаться и беседовать с главой Римско-католической церкви и государства Ватикан – папой. Всего этих встреч было восемь. Один раз с Иоанном XXIII (1963), пять раз с Павлом VI (1965, 1966, 1970, 1974, 1975) и дважды с Иоанном Павлом II (1979 и 1985). Одна из этих встреч состоялась в Нью-Йорке (1965), остальные – в Ватикане.

Инициатива по их проведению во всех случаях исходила от Ватикана. Как правило, подобная инициатива проявлялась в своеобразной форме: достаточно неопределенной, чтобы назвать ее официальным приглашением, но вполне определенной, чтобы понять, что глава Римско-католической церкви хотел бы обменяться мнениями с министром иностранных дел СССР по некоторым проблемам. В общем, это совпадало и с нашей точкой зрения, так как хорошо известно, что Ватикан вовсе не стоит в стороне от мировой политики.

Нью-йоркская встреча, например, происходила следующим образом. Мы обменялись приветствиями, а затем я сказал Павлу VI:

– Мысль, высказанная в вашей речи на сессии Генеральной Ассамблеи ООН о необходимости избегать военных столкновений между государствами, созвучна с нашим мнением. Советский Союз исходил и исходит из того, что идеологические разногласия между государствами, религиозные убеждения людей не должны побуждать их стремиться к военным конфликтам. Люди различных идеологий и религий могут и должны быть в одном ряду в борьбе за мир.

Папа Павел VI с полным пониманием отнесся к этим соображениям и высказался следующим образом:

– Святая церковь видит пользу в поиске путей для сотрудничества в этой борьбе.

Вопросы войны и мира оставались главными темами и во время моих бесед с Павлом VI в Ватикане, когда я еще наносил ему визиты, находясь в Италии. Последняя такая встреча состоялась в июне 1975 года. Папа высоко отзывался об активной внешнеполитической деятельности Советского Союза в интересах развития отношений дружбы, взаимопонимания и согласия между людьми. С обеих сторон мы выразили удовлетворение ходом работы Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе и решимость содействовать его успешному завершению.

Перед встречей с Павлом VI в Ватикане священник из папской курии – один из приближенных главы католической церкви – предупредительно нам сообщил:

– Мы просили бы учитывать возраст и здоровье святого отца. Каждая встреча для него – это нелегкое испытание.

Предупреждение оказалось весьма кстати. Во время беседы ощущалось, что папа говорит медленно, с затруднением. Так общаются с окружающими только нездоровые люди.

Я учитывал это обстоятельство и несколько раз давал понять, что готов беседу закончить. Но каждый раз папа спокойно, с достоинством высказывал пожелание:

– Нет, кончать, по-моему, пока рано. Давайте продолжим беседу.

Встреча с папой Иоанном Павлом II состоялась в январе 1979 года после осмотра Ватикана. Вместе с Н.С. Рыжовым, который являлся в то время нашим послом в Италии, мы долго шагали по коридорам и комнатам, пока не вошли в парадный зал, где папа обычно принимает иностранных гостей.

Это торжественный и большой зал, под его высокими сводами люди выглядят совсем маленькими. В глубине зала – стол, за которым сидит папа. Чуть в стороне от него – переводчик, а на некотором удалении – один или два кардинала. Как правило, когда приходил я, то присутствовал епископ Казароли, который вел в Ватикане все международные дела.

Иоанн Павел II приветствовал нас и отметил:

– Я хочу подчеркнуть важность контактов на благо упрочения мира на Земле.

Со своей стороны я сказал о главном:

– Нам необходимо сделать все, чтобы устранить угрозу новой войны, особенно ядерной.

Затем я изложил и некоторые крупные внешнеполитические инициативы Советского Союза, направленные на достижение этой цели, в частности предложение о неприменении силы в отношениях между государствами.

– Насколько можно судить, – сказал я, – католическая церковь придавала и придает важное значение укреплению мира, разоружению, ликвидации оружия массового уничтожения. Мы это высоко ценим. Советское руководство считает, что такая позиция имеет большое положительное значение, расширяет возможности людей в борьбе за мирное будущее. Что касается идеологии, религиозных убеждений и вообще мировоззренческих проблем, то они не должны мешать сотрудничеству во имя этой благородной цели.

Когда мы беседовали с папой Иоанном Павлом II, глава внешнеполитического ведомства Ватикана Агостино Казароли имел сан епископа. В кардиналы его возвели позднее. Но он отличался всегда необыкновенным вниманием, казалось, что он ловит каждое слово беседы.

Папа заявил:

– Я разделяю ту точку зрения, что сегодня нет более актуальной задачи в мировой политике, чем задача устранения угрозы войны. Католическая церковь действует на благо мира на Земле.

В ходе беседы папа, коснувшись вопроса о религиозных убеждениях людей, сказал:

– Возможно, не везде еще устранены препятствия, ограничивающие свободу вероисповедания.

Он сделал потом осторожный намек:

– По некоторым источникам, кое-что в этом смысле иногда, возможно, встречается и в СССР.

Такого рода заход не явился для нас неожиданностью, хотя бы уже потому, что и предшественник Иоанна Павла II высказывался примерно в том же духе. В ответ на это я сказал:

– Не всегда и не все слухи заслуживают внимания, тем более доверия. Особенно это относится к области мировоззрения людей и религии. На Западе иной раз распространяются разные небылицы о положении Церкви в Советском Союзе, даже предпринимаются попытки выдать уголовных преступников за великомучеников. Во всем этом, разумеется, нет ни грана правды. С первых дней своего существования Советское государство гарантировало и гарантирует свободу вероисповедания.

А затем я вспомнил Великую Отечественную войну.

– В тяжелые годы Второй мировой войны Русская православная церковь, – сказал я, – оставалась на стороне Советского государства и по-своему тоже вела борьбу с фашизмом. Разве это оказалось бы возможным, если бы Церковь в нашей стране находилась в ненормальных условиях? Люди религиозные у нас есть, но это не создает никаких проблем ни для них, ни для нашего строя, ни для жизни советского общества.

Папа, а вместе с ним и Казароли слушали с интересом. А потом Иоанн Павел II заявил:

– В общем мы так и понимаем этот вопрос.

Дальше обе стороны его не развивали.

Наша встреча с Иоанном Павлом II происходила до известных событий в Польше. По отношению к ним Ватикан занял позицию, которая, конечно, преступает грань, отделяющую политику от проблем мировоззрения людей, и употребил свой вес не в пользу социалистической Польши.

По манере Иоанна Павла II говорить чувствовалось, что он привык к определенной тональности, своим оборотам речи, которые точнее всего можно назвать полуцерковными. Правда, высказываниям он старался придавать общепринятую светскую форму, и тогда создавалось такое впечатление, что обсуждение вопросов войны и мира идет не в Ватикане, в окружении скульптур и портретов святых отцов, а на каком-либо обычном узком заседании ООН. Я обратил также внимание на то, что папа представлял собой человека крепкого сложения, который, видимо, поддерживает хорошие отношения со спортом.

Было это все еще до покушения на папу.

27 марта 1985 года, находясь с официальным визитом в Риме, я в сопровождении заместителя министра иностранных дел СССР Н.С. Рыжова и посла СССР в Италии Н.М. Лунькова прибыл в соответствии с ранее согласованной программой в Ватикан. Этот визит стал моим седьмым посещением духовной цитадели католической церкви.

Предупредительность в отношении нас проявлялась исключительная. Я заметил, что мы шли по тем же бесконечным коридорам. Только если раньше мы мало осматривались по сторонам, то теперь, наоборот, смотрели внимательно. В коридорах Ватиканского дворца находится много замечательных картин великих мастеров прошлого. По мере приближения к залу, в котором проходила аудиенция у папы Иоанна Павла II, встречавшие нас священнослужители из ватиканской иерархии располагались таким образом, что чем ближе мы подходили к дверям парадного зала, тем все более пышные по одеждам и, очевидно, старшие по чину попадались на нашем пути. А у входа в покои папы стояли два епископа. Я знал их по предыдущим визитам в Ватикан.

Вступив в зал, мы сразу же увидели перед собой энергично шагавшего навстречу папу Иоанна Павла II и обменялись с ним приветствиями, как давние знакомые. Я сразу проявил инициативу и спросил:

– Как вы предпочитаете вести беседу и не будет ли у вас пожеланий насчет круга проблем, которые целесообразно обсудить?

Видимо, из соображений такта он сказал:

– Готов согласиться с любым порядком, который будет для вас более приемлемым.

Я напомнил:

– Во время предыдущей беседы мы главное внимание уделили проблеме войны и мира.

Папа кивнул, подтвердив это, а потом сказал:

– Считаю данную тему наиболее актуальной и острой. Я воспринимаю близко к сердцу все, что касается устранения опасности войны и упрочения мира.

Затем Иоанн Павел II высказал такое пожелание:

– Пожалуйста, изложите взгляды своей страны на международную обстановку и на то, что нужно предпринять, чтобы предотвратить ядерную катастрофу.

Разумеется, мною это было сделано. Кратко, но откровенно. А потом, в частности, я обратил внимание на следующее обстоятельство:

– Ватикан, как нам кажется, использует далеко не все свои возможности в борьбе за мир. Мы знаем, что раньше с его стороны делались заявления в пользу мобилизации сил верующих на эту борьбу. Однако в последние годы такие высказывания стали реже и беднее.

Далее я говорил:

– Особенно хочу подчеркнуть опасность распространения гонки вооружений на космическое пространство.

При этом мне пришлось заметить:

– Верующие люди в соответствии с постулатами религии, которую они исповедуют, с неба ожидают только добра. А ведь в настоящее время определенные круги в некоторых странах хотят превратить небо в источник страшных бед для людей, а то и их гибели. Адрес тех, кто желает распространить гонку вооружений на космос, всем известен.

Я внимательно наблюдал как за самим главой католической церкви, так и за присутствовавшими на беседе кардиналом Казароли и архиепископом Сильвестрини. Собеседники не выказали какой-либо обиды или смущения тем, что было им сказано. Напротив, папа заметил:

– Мы относимся к вашим словам с полным пониманием.

Далее папа заявил так:

– Ватикан желает собрать полную информацию по этой острой проблеме, и свое слово он еще скажет.

Все, что им говорилось, излагалось в выражениях, свойственных главе католической церкви. Он избегал категоричных высказываний. Четко собеседник высказал такую мысль:

– Хочу выразить вам признательность за ясное изложение политики Советского Союза и за рассказ о его усилиях.

С нашей стороны в беседе подчеркивалась такая идея:

– Религиозные деятели, какую бы веру они ни исповедовали, не должны злоупотреблять своим положением и заниматься не свойственными им функциями, иначе говоря, не должны вмешиваться в государственные дела стран. Так мы понимаем и деятельность тех священнослужителей, кстати немногочисленных в Советском Союзе, которые представляют католическую веру. Что касается отношения государства к религии в нашей стране, то группы населения, даже те небольшие, которые являются католиками, не испытывают у нас ущемления своих прав на ее исповедование.

Это я сказал в связи с тем, что папа Иоанн Павел II высказал в тактичной форме некоторую озабоченность:

– Католики в СССР все же испытывают какое-то ущемление прав, не так ли?

Папа спокойно выслушал наши разъяснения, и к этой теме мы больше не возвращались.

Как и раньше при посещениях Ватикана и в беседах с главами католической церкви, так и на сей раз я пытался разгадать, чем же действительно руководствуется папа, когда он говорит на тему о войне и мире. Делать твердый вывод о том, что Ватикан последовательно стоит на позиции мира, борется против угрозы войны и осуждает тех, кто ее готовит, пожалуй, нельзя.

На основе того, что известно о роли Ватикана в международных делах, и исходя из опыта моих собственных встреч с тремя папами: Иоанном XXIII, Павлом VI и нынешним Иоанном Павлом II, правильно было бы сказать так. В Ватикане отдают отчет о том, какими катастрофическими последствиями для человечества обернулась бы ядерная война. В беседе со мной Иоанн Павел II сказал прямо:

– Я полностью разделяю ту оценку последствий ядерной войны, которую дал форум с участием советских ученых, состоявшийся недавно по инициативе папской академии наук.

– Эта оценка форума ученых, – сказал я, – объективна. Но в то же время нельзя не видеть, что Ватикан, как нам кажется, не делает всего, что он мог бы сделать для прекращения гонки вооружений, для осуждения политики и философии тех кругов, которые работают на дело подготовки мировой войны.

Далее я отметил:

– Принцип мирного сосуществования государств, независимо от их общественного строя, в общем находит сочувствие со стороны католической церкви и Ватикана. Но из этого пока не делаются четкие выводы. Практическая деятельность Ватикана несколько смещена в сторону культивирования настороженности в отношении государств социалистического строя. В целом налицо противоречие между признанием необходимости борьбы за мир, против войны, во имя интересов всех государств, независимо от их общественного строя, с одной стороны, а с другой – вмешательством в известных формах во внутренние дела государств.

Итак, несколько раз пришлось мне посетить чертоги главы Римско-католической церкви и провести беседы со святыми отцами. Каждый раз, покидая Ватикан, я задумывался: «К какому же общему знаменателю следует привести беседу, оценивая ее? Что в ней основное и что второстепенное?»

Главный вывод, который получался, – в основном совпадение взглядов по вопросу о войне и мире. Это, собственно, основной положительный капитал у Ватикана, если он будет последовательно его отстаивать. Насчет последовательности, однако, не все обстоит так просто. И не потому, что главный штаб католиков, находящийся в сердце Вечного города, дрогнул в прямой постановке фундаментального вопроса о войне и мире. Вовсе нет. Дело в другом.

Католическая церковь традиционно раздвигает рамки своей деятельности далеко за границы основного вопроса, который сегодня кровно интересует всех людей, живущих на Земле: «Будет ли сохранен мир и жизнь?» Ватикан ориентирует свою паству через множество каналов и методов влияния на поддержку в повседневной жизни всего, что выгодно классу имущих. Можно сказать, тонко, обходными путями, с черного хода временами поощряется идеологическое единение с классом эксплуататоров.

Вместо того чтобы доносить до каждого католика мысль о необходимости всеми силами не допустить новой мировой войны, ядерной катастрофы и на этой основе объединять людей, независимо от их идеологических и религиозных воззрений, Ватикан нередко направляет верующих фактически на сочувствие и содействие тем силам, которые несут ответственность за обострение положения в мире и за подготовку войны. Но делает это через сочувствие политике правящего класса в вопросах повседневной жизни.

Всякие оговорки, которые руководство католической церкви высказывает насчет того, что, дескать, миллионные массы католиков сочувствуют правящему классу – буржуазии только в вопросах мировоззренческого характера (религии, идеологии), не имеют особого веса.

Ведь это тот же самый класс, который кует оружие для войны.

Если бы Ватикан захотел по-настоящему посмотреть правде в глаза, то всю аргументацию он должен был бы повернуть как раз в обратном направлении, а именно: несмотря на разницу в религиозных и идеологических взглядах, несмотря на различия в общественном строе, люди в высших интересах всего человечества должны сплотиться и вести борьбу против войны, против угрозы ядерной катастрофы и за сохранение жизни на Земле.

Именно такой объективный вывод напрашивается в связи с ролью в мире католической церкви и ее духовного штаба – Ватикана.

 

Мадрид – седая древность и день сегодняшний

На всю жизнь в моем сознании отложились сообщения, поступавшие из Испании в конце тридцатых годов. Это было время, когда испанский фашизм решил потопить в крови народную власть. Из черной тарелки репродуктора непрерывно доносились новости, сначала ободряющие, а потом все более печальные. Солидарность с Франко диктатуры германской свастики и ее креатуры – режима Муссолини сделала свое кровавое дело. У советских людей возрастали гнев и презрение к франкистским палачам, которые расправлялись с народом Испании. Росли любовь и уважение к ее патриотам. Недаром советские интернационалисты героически сражались на испанской земле в защиту республики. Недаром в конце тридцатых годов немало прославленных бойцов-республиканцев нашли убежище в Советской стране.

Нельзя не выделить тридцатые годы. Я хорошо помню то время. Глубокое чувство интернациональной солидарности проявили советские люди в дни национально-революционной войны – борьбы ее народа против франкизма. Наша страна оказывала этой борьбе посильную поддержку.

В годы минувшей мировой войны Испания каудильо фактически шла за Гитлером. Шел не народ, а франкистская клика. Ее так называемая «голубая дивизия», направленная в Советский Союз, входила в состав фашистских войск.

Неизгладимый след оставили в памяти народов ужасы войны. Советские люди познали их, как никто иной. Знакомы эти ужасы и испанцам. Разве случайно, что символом общечеловеческого протеста против войны, против звериной сущности фашизма стала бессмертная «Герника» Пабло Пикассо? А «Голубь мира» этого же выдающегося художника, сына испанского народа, превратился в иной, светлый символ, который и сейчас служит людям напоминанием о том, что мир – бесценное достояние и за него необходимо всеми силами бороться.

С крушением гитлеровского рейха Испания долго находилась в состоянии некой политической конвульсии до самой кончины диктатора Франко. После того как этого фашистского последыша не стало, для страны открылась возможность вздохнуть более свободно. Реакционный военный переворот в 1981 году, как известно, не удался. Общая атмосфера в стране стала иной по сравнению со временем франкизма.

Помнится мне много баталий в ООН по испанскому вопросу после войны, когда требовалось дать оценку происшедшего в этой стране и оценку преступлений франкистской клики. У Советского Союза совесть чиста. Он отдавал должное ее народу, но требовал сурового политического осуждения тех, кто заковал этот народ в кандалы. Не все страны занимали такую позицию. Были и такие, кто сочувствовал режиму каудильо.

Если говорить об отношениях двух стран после Великой Октябрьской социалистической революции и образования Советского государства, то они по ряду известных причин складывались неровно. Были в них и нелегкие времена, и длительные паузы напряженности.

Период, когда между СССР и Испанией поддерживались дипломатические отношения, составляет в общей сложности чуть более полутора десятков лет: 1917–1918 годы, затем 1933–1939 годы и, наконец, с февраля 1977 года по настоящее время.

Когда мы налаживали отношения с Испанией, приходилось считаться с тем, что в политике ряда других государств имелись и свет и тени. Но руководящей нитью для нашей страны и ее представителей оставалась историческая правда, справедливость. У советских людей никогда не исчезало глубокое уважение к испанскому народу.

Советский Союз и Испания с обоих концов стали наводить мосты для развития отношений. Мы понимали, что для этого потребуется время. Понимала это и другая сторона.

Сегодня можно сказать, что наши отношения развиваются нормально.

Хотя до первой поездки в Испанию представителей этой страны я встречал немало, тем не менее когда сходил с трапа самолета, то ощутил определенное волнение. Ведь я ступил на ту землю, деятели которой вписали немало ярких страниц в историю мировой культуры.

Знал я, что это лишь мечта, но все же пытался увидеть хоть кого-то похожего на озорную красавицу цыганку Кармен. Нет, во время пребывания в этой стране не удалось увидеть на улицах людей, поющих серенады и танцующих, но само сознание, что это те улицы, по которым ходили и на которых жили герои прекрасной испанской литературы, значило многое.

Вспоминалось и то, что через эту страну в свое время провел армию прославленный карфагенский полководец Ганнибал, прежде чем в грозной позе встать у стен Вечного города. Рим тогда замер в тревоге.

В 1979 году состоялся мой официальный визит в Испанию. Запомнилась и оставила благоприятные воспоминания встреча с королем Хуаном Карлосом I. Он произвел впечатление человека, хорошо сознающего свою роль в осуществлении отхода страны от франкистского прошлого. Король подчеркивал необходимость для Испании и Советского Союза по-новому подойти к развитию отношений между ними и полнее использовать возможности.

Всю нашу беседу с королем можно назвать дружественной. Закончилась она тем, что Хуан Карлос I заявил:

– Хочу выразить благодарность советскому руководству за приглашение посетить СССР. Я давно мечтаю побывать в вашей великой стране.

После беседы с королем в Мадриде состоялись встречи с премьер-министром Адольфо Суаресом и министром иностранных дел Испании Марселино Орехой, которые проходили в деловой обстановке. Главное, что подчеркивали наши собеседники, – это необходимость развития отношений между двумя странами. Они говорили о стремлении Испании укреплять с Советским Союзом торговлю, культурные и иные связи.

Имел я возможность беседовать с королем и в сентябре 1983 года во время пребывания в Мадриде на заключительном этапе встречи представителей государств – участников общеевропейского совещания. Испания немало сделала как страна-хозяйка для положительных итогов работы этой встречи.

Испанское руководство оказало советским представителям должное внимание. В частности, премьер-министр Фелипе Гонсалес всячески подчеркивал значение дальнейшего углубления советско-испанских отношений.

Одним из интереснейших политических деятелей Испании являлся министр иностранных дел Фернандо Моран. Будучи сторонником развития советско-испанских отношений, он считал, что им не должны мешать внешние силы.

Это – хорошие слова, и далеко не конъюнктурного значения.

 

Страна Сервантеса, Гойи, Эль Греко

Не могу не сказать о том впечатлении, которое у меня сложилось во время визитов в эту страну. Прежде всего я не забывал, что нахожусь на родине Сервантеса, Гойи, Эль Греко. Здесь во второй половине тридцатых годов нашего века рабочие и все передовые люди грудью встали на защиту правительства Народного фронта.

Если тщательно не присматриваться к испанцам, скажем, на улицах городов, то, пожалуй, они ничем особым ни по своей внешности, ни по поведению не выделяются. Правда, на лицах людей присутствует какой-то налет сдержанности, сосредоточенности.

Дух захватывает, когда вступаешь в залы музея Прадо – одной из богатейших сокровищниц испанской и мировой живописи.

Побывать в Испании и не увидеть Толедо – ситуация почти немыслимая. И мы тоже поехали туда.

Выехав за пределы Мадрида, я стал невольно взглядом искать мельницу, похожую на ту, с которой сражался благородный Дон Кихот – Рыцарь печального образа. Но, увы, ни одной мельницы так и не увидел. Куда же их испанцы подевали?

По дороге из Мадрида в Толедо – поля и поля. Попадаются и оливковые рощи, хотя их основная масса сосредоточена в других районах страны.

Паломничество туристов и любителей искусства в Толедо никогда не прекращается. Посетили мы дом-музей Эль Греко, в котором он с семьей жил много лет. Этот маленький и тесный дом является одной из главных достопримечательностей города.

Он бережно сохраняется. Чувствуется стремление поддерживать все в том виде, как было тут при жизни гениального художника. Здесь же выставлена и коллекция работ Эль Греко.

Существуют давние традиции взаимного обогащения наших культур. Мы знаем, что в Испании проявляют большой интерес к русской и советской многонациональной культуре. Испанцам хорошо известны имена таких наших выдающихся писателей, как Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов, А.М. Горький и многие другие. В свою очередь, испанская тема находила отражение в стихах А.С. Пушкина, звучала в произведениях М.И. Глинки и Н.А. Римского-Корсакова. И сейчас к ней нередко обращаются писатели, художники, другие деятели советского искусства. Хорошо, например, известен в Испании крупный советский художник И.С. Глазунов, являющийся членом Испанской академии художеств.

В марте 1985 года я в третий раз побывал в Испании. И снова состоялась встреча с королем Хуаном Карлосом I. Беседовал я также с главой правительства Гонсалесом и министром иностранных дел Мораном. Переговоры и беседы проходили в конструктивной обстановке и носили дружественный характер. Они позволили провести обстоятельный обмен мнениями о состоянии и перспективах развития советско-испанских отношений, а также по некоторым узловым проблемам современной международной жизни.

Обе стороны выразили удовлетворение расширением советско-испанского сотрудничества в экономической, научно-технической и культурной областях.

В мае 1986 года премьер-министр Испании Фелипе Гонсалес нанес государственный визит в Советский Союз. Его принял М.С. Горбачев и провел с ним обстоятельную беседу по вопросам углубления взаимодействия СССР и Испании по международным проблемам. Гонсалес провел переговоры с членом политбюро ЦК КПСС, Председателем Совета министров СССР Н.И. Рыжковым. В результате их стороны подписали протокол о дальнейшем развитии экономического и промышленного сотрудничества между СССР и Испанией, а также соглашение между двумя странами о международном автомобильном сообщении.

Принимал Гонсалеса и я, уже как Председатель Президиума Верховного Совета СССР.

Гонсалес пытался выдвинуть тезис о том, что СССР и США несут чуть ли не равную ответственность за события, происходящие в мире. Советская сторона на примерах показала, что это не так.

Если все за послевоенный период встречи и беседы с государственными деятелями Испании привести к общему знаменателю, то можно сказать, что испанская сторона, как и советская, признает существенный прогресс в отношениях. Москва и Мадрид научились разговаривать друг с другом. А это уже большое дело. Дух франкизма если и сказывался в Испании, то больше во внутренней жизни страны.

По острым вопросам политики, особенно относящимся к ядерному оружию, с правительством Испании было легче находить общий язык, чем с правительствами некоторых других западноевропейских государств.

А что касается настроений общественного мнения по отношению к Советскому Союзу, то я не встречал ни в Испании, ни вне ее ни одного испанца, который высказался бы недружественно по адресу нашей страны.

В позиции всех испанских правительств за послефранкистский период по внешней политике страны, разумеется, всегда присутствуют элементы общенатовской солидарности. Но это – солидарность классового характера. В конце концов, Испания – страна капиталистическая. Что же касается опасности ядерной войны, то государственные деятели Испании отдают себе отчет в том, что гибель в огне такой войны даже в обнимку со своими зарубежными братьями по классу этим испанским деятелям не подходит и потому неприемлема. А такая позиция – немалое поле для сотрудничества на международной арене.

 

Добрый сосед – Финляндия

Добрососедство – это слово, с которого обычно начинается разговор между политическими и общественными деятелями! Советского Союза и Финляндии, по какую бы сторону границы они ни встречались. Эту мысль сама жизнь внедрила в сознание и советских людей, и финнов за годы существования Финляндии как независимого государства. Еще не ушло из жизни то поколение, при котором Финляндия получила независимость из рук В.И. Ленина.

Прошлое дает обильный материал в пользу того, чтобы обе страны тянулись друг к другу с целью развития дружбы и доверия.

На протяжении долгих лет внушительной фигурой на международном поприще, не говоря уже о политической жизни самой Финляндии, оставался президент этой страны Урхо Калева Кекконен. С ним меня сводили обязанности министра иностранных дел много раз – и для бесед в узком кругу, и в более широком составе. Наши встречи происходили либо в Москве, либо в Хельсинки. Приходилось мне беседовать с Кекконеном и в сугубо неофициальной обстановке во время его пребывания под Москвой в Завидово, куда он приезжал на охоту.

Имя Кекконена в нашей стране хорошо известно. Уже одно то обстоятельство, что он более двадцати пяти лет находился на посту президента, а до этого шесть лет – премьер-министра, говорит само за себя. Но это временная сторона. Гораздо важнее то, что в период его пребывания во главе финляндского государства советско-финляндские отношения прошли большой путь в гору.

Солидные основы для развития отношений обе страны заложили уже в первый послевоенный период. Но эти основы можно было беречь, а можно было и расшатывать. Кекконен продемонстрировал понимание того, что добрые отношения между Финляндией и Советским Союзом отвечают интересам обеих стран. Он не только достойно продолжил начатое дело, но и внес большой личный вклад в развитие многогранных советско-финляндских связей.

В сентябре 1944 года закончилась провалом авантюра с участием Финляндии в гитлеровской агрессии против СССР. Руководство страны, которое возглавил Ю.К. Паасикиви, сделало правильные выводы из уроков прошлого. Это привело к формированию нового подхода в политике Финляндии по отношению к Советскому Союзу. Взяло верх сознание того, что единственно верным является курс на мир с великим восточным соседом. Актом политического реализма и дальновидности стало согласие руководства Финляндии на предложение советского правительства о заключении Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи.

В составе финской делегации, выезжавшей в Москву для переговоров по этому вопросу, прибыл и Кекконен, который еще в годы войны выступил за коренную перестройку советско-финляндских отношений, за переход от былой вражды на путь добрососедства. Он активно способствовал успешному проведению переговоров и подписанию договора 1948 года.

Не так давно на Ленинских горах в Москве прохожие по утрам могли наблюдать любопытную картину. В спортивных костюмах трусцой бежали трое: чуть впереди – пожилой человек, а сзади почти след в след за ним – еще двое, крепкие молодые люди. На них никто не обращал внимания. Москва давно уже привыкла к бегающим и по утрам, и по вечерам, а то и ночью своим жителям, и это никого не удивляет.

Побегав час, неразлучная тройка сворачивала в ворота одного из зданий. Милиционер, стоящий у входа, брал под козырек…

Так начинал свой день президент Кекконен во время визитов в Советский Союз.

Впрочем, бегом трусцой он занимался только до снега. Устанавливалась зима, и он становился на лыжи. Наверно, в этом и состоит секрет активной долголетней работоспособности этого президента Финляндии.

Впоследствии, когда мы встречались с Кекконеном уже в Хельсинки, он тепло отзывался о том времени, когда приезжал к нам в качестве посланца своей страны.

– Правильно мы поступили, когда подписали советско-финляндский договор. – Он в самых решительных выражениях подчеркивал своевременность этого шага. – И Советский Союз, и Финляндия, – заявил он, – убедились, что вражда до добра не доводит. Хватит вражды. Надо жить в дружбе.

Он стал преемником Паасикиви на посту главы государства. Президент Кекконен родился в крестьянской семье. Он прошел большой путь от журналиста и юриста до депутата, председателя парламента, министра, премьер-министра, наконец, президента республики. Человек незаурядного ума и богатого жизненного опыта, он обладал большим чувством юмора, всегда держался просто и оставался доступным в общении. Верный образу жизни и традициям своей страны, он вместе с тем живо интересовался успехами Советского Союза, совершал поездки по нашей стране, побывал на Кавказе, в Средней Азии, в Сибири и даже на Сахалине.

Своей деятельностью Кекконен приобрел авторитет и уважение как в самой Финляндии, так и за ее пределами. Именно благодаря ему проводимый страной внешнеполитический курс снискал признание в мире.

Хорошо помню встречу с Кекконеном в 1975 году во время проходившего в Хельсинки Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. К тому времени он представлял собой уже умудренного опытом деятеля, достойно принимавшего в качестве хозяина в столице Финляндии глав государств и правительств тридцати двух европейских государств, США и Канады.

Вспоминается и другая встреча с Кекконеном в ноябре 1980 года, когда он совершил свой последний официальный визит в Советский Союз. В торжественной обстановке в Свердловском зале Кремля ему была вручена международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами». Принимая эту высокую награду, Кекконен сказал:

– Финны сохраняют в благодарной памяти то, что возглавляемое Лениным советское правительство признало независимость Финляндии и создало таким образом предпосылки для взаимной дружбы и сотрудничества между нашими странами.

Он с трибуны призвал тогда советских людей:

– Так давайте же вместе тщательно беречь это наследие.

Советское руководство немало сделало и делает для того, чтобы отношения между двумя странами оставались добрососедскими.

В отношении Урхо Кекконена можно сказать, что он убежденно и стойко придерживался взглядов на необходимость следовать политике добрососедства. И так было до дня его смерти – 31 августа 1986 года.

 

Швеция и ее Улоф Пальме

Впервые в жизни я видел кусочек Швеции в нью-йоркском порту в 1948 году. Это был шведский пассажирский пароход «Грипсхольм».

В известном смысле он, возможно, спас жизнь мне и моей семье. Дело в том, что мы предполагали возвратиться в Советский Союз на советском пароходе «Победа», который направлялся в Одессу. Однако путешествие на этом пароходе значительно задержало бы наше возвращение на Родину.

Посоветовавшись с женой, мы решили сесть на шведский пароход, чтобы ускорить таким образом отъезд, тем более что моя мать, Ольга Евгеньевна, тяжело болела и находилась в московской больнице. На «Победе» в Черном море случилась трагедия – пожар, который унес несколько десятков жизней. Погибли и некоторые друзья нашей семьи, возвращавшиеся из служебной командировки в США.

Путешествие на шведском пассажирском корабле в какой-то степени давало представление о Швеции и шведах. Мы обратили внимание, например, на то, что в ресторане, как это принято в Швеции, все закуски выдавались вдоволь и бесплатно. Отдельно оплачивались только горячие блюда. Питание организовывалось по высшему классу. Видимо, понимающие толк в экономике шведы сообразили, что они больше выиграют, если будут практиковать этот так называемый шведский стол. Он, впрочем, сейчас широко известен в мире и не только на морях, но и на суше. В Вашингтоне, например, также практиковался шведский стол, и это бойкое место пользовалось большим успехом.

Высадившись в городе Гётеборге и проведя сутки в Стокгольме, мы через Финляндию прибыли в Советский Союз.

Второе, более основательное знакомство со Швецией состоялось в 1964 году. Встречи во время визита проходили в хорошей атмосфере. Шведы и правительство страны ценили добрые отношения, сложившиеся между двумя странами, особенно в области торговых связей. Подобную оценку давали все, с кем приходилось встречаться, начиная от короля Густава VI Адольфа и кончая представителями министерства иностранных дел.

Встреча с премьер-министром Таге Эрландером проходила в его летней резиденции, расположенной в нескольких десятках километров от Стокгольма. Там и состоялась наша обстоятельная беседа. Интересной и полезной была также беседа с министром иностранных дел Торстеном Нильсоном.

Хозяева охотно способствовали тому, чтобы мы могли поближе познакомиться со шведской столицей.

Шведские собеседники подчеркивали свои достижения в решении социальных проблем. Уровень зарплаты, да и уровень жизни в стране в целом поднялся выше среднего по сравнению с другими развитыми капиталистическими государствами, а сами шведы уверяли:

– Мы скоро займем по этому показателю первое место в мире.

Наверно, в этом они приближались к истине. Нейтралитет Швеции и ее неучастие в войнах в течение длительного времени во многом объясняют такое положение.

Визит к королю Густаву VI Адольфу – деду нынешнего короля Карла XVI Густава – и беседа с ним оставили заметный отпечаток в моей памяти. В кабинете королевского дворца меня встретил высокий пожилой мужчина – один из тех редких монархов, кто прочно занимал свое место. Родословная шведского короля уходит в начало XIX века. Основателем теперешней династии стал известный французский маршал Жан Батист Бернадот, он же принц Понте-Корво. В свое время Бернадот командовал корпусом в наполеоновской армии. Двигаясь по запутанным дорогам европейской политики того времени, наполеоновский маршал отошел от императора, и тот отправил его в отставку.

Бывшего маршала прельстила шведская корона. Престарелый шведский король Карл XIII не имел детей, и он усыновил французского маршала, а риксдаг Швеции специальным решением избрал его наследником престола. Карл XIII скончался, и Бернадот стал королем Швеции под именем Карл XIV Юхан.

Нет, нельзя сказать, что Бернадот не разделял агрессивной политики французского императора. Жажда власти и наживы, присущие Наполеону, не порождали гнева у его маршалов. Ведь сам Бонапарт выдвигал их из нижних чинов. И среди этих выдвиженцев было немало людей незаурядных, ловких и по-своему талантливых. Бернадот не являлся исключением.

В Швеции, что находилась вдали от столбовой дороги европейской политики, экс-маршал прижился неплохо и стал для шведов своим. В те времена, когда братья Наполеона один за другим превращались в королей разных европейских государств, а сестры – в королев, выходя замуж за коронованных особ, случай с Бернадотом вовсе не казался из ряда вон выходящим.

Новый шведский король дожил до середины XIX столетия.

В Швеции рассказывают, что, когда приступили к омовению усопшего Карла XIV Юхана, двор был шокирован тем, что на руке их обожаемого монарха оказалась плохо вытравленная татуировка: «Смерть королям!»

По отношению к России Бернадот проводил дружественную политику. В 1812 году в городе Турку состоялась его встреча с русским императором Александром I, во время которой они заключили соглашение о совместных действиях против Наполеона.

Случилось так, что с 1814 года Швеция ни разу не воевала.

Ее международное, а в известной степени и внутреннее положение отличалось, да и сейчас отличается относительной стабильностью. Швеция и королевская династия не испытали ударов бурной судьбы Европы, потрясших многие троны и страны континента. Все это объективно создавало почву для традиционного шведского нейтралитета.

В ходе беседы с королем Густавом VI Адольфом я понял, что он довольно образованный человек. Его любимым занятием стала археология. Он говорил, что старается быть в курсе всех новинок и открытий в этой области.

– Я особо интересуюсь литературой по археологии, – сказал король, – в том числе на русском языке. Не могли бы вы прислать мне что-нибудь новое из изданий, где рассказывается об археологических раскопках?

Учитывая пожелание короля, позже я направил ему из Москвы некоторые книги на эту тему.

Глядя на короля Густава VI Адольфа, я невольно мысленно задавал сам себе вопрос: «Неужели этот мирный археолог-любитель и есть потомок бравого маршала, служившего у императора французов?»

В Скандинавских странах не принято, чтобы монархи занимались практическими делами государства. Они стоят как бы выше этого. А что это означает в конкретных условиях страны, лучше всего знают сами скандинавы. Иностранцам в этом трудно разобраться. Ясно только одно: одна из функций монарха – выполнять определенные обязанности при поддержании международных связей.

В 1978 году Москва принимала молодого шведского короля Карла XVI Густава. Его визит в Советский Союз явился определенной вехой в развитии отношений между Швецией и СССР. Визит показал, что Швеция заинтересована в том, чтобы развивать деловые связи с восточным соседом.

То же впечатление я вынес и из другой беседы с этим королем, которая состоялась в январе 1984 года во время моего пребывания в Стокгольме в связи с открытием Конференции по мерам укрепления доверия, безопасности и разоружению в Европе. Король высказывался вполне определенно:

– Я выступаю за поддержание деловых отношений между нашими странами и за их улучшение.

Он не уходил от обсуждения политических вопросов. Когда они затрагивались с нашей стороны, охотно на них реагировал. Видимо, думалось мне, династические прерогативы шведского королевского двора становятся – если не в конституционном смысле, то де-факто – более гибкими.

Содержательной получилась и беседа с премьер-министром Швеции Улофом Пальме. Он высказал мысли, аналогичные тем, которые изложил и король. Конечно, ни премьер-министр, ни я не обходили вопросов, время от времени подбрасываемых теми кругами Швеции, которым, по-видимому, становится не по себе, если в отношениях между двумя странами не происходит чего-либо необычного, о чем можно крепко поспорить. Пусть это будет просто склока – они и этим довольны.

От имени своей страны я сделал такое заявление:

– Советский Союз желает поддерживать со Швецией хорошие отношения. Это – общее мнение советского руководства.

Премьер-министр выслушал меня и сказал:

– Я рад услышать то, что вы сказали от имени советского руководства, и в свою очередь от имени Швеции заявляю, что она твердо и определенно стоит за добрососедские отношения с вашей страной.

Из Стокгольма я уехал, услышав обнадеживающие слова от шведских руководителей, и, разумеется, оставалось только посмотреть, как это будет осуществляться на деле. А на деле положение сохранялось непростое. Видимо, потребуется еще время, чтобы здравый смысл и резон взяли верх в Стокгольме в вопросах отношений с Советским Союзом.

Об Улофе Пальме, к сожалению, теперь приходится говорить уже в прошедшем времени. Его убил террорист – наемник тех самых сил, которым поперек горла стояли либеральные взгляды премьера, его настрой на улучшение отношений и добрососедство с Советским Союзом, его роль инициатора создания группы лидеров шести стран – Аргентины, Греции, Индии, Мексики, Танзании и Швеции, выступившей за укрепление мира, разоружение, международное сотрудничество.

Помню утро 1 марта 1986 года на XXVII съезде КПСС. Виктор Михайлович Чебриков, председательствовавший на том заседании, сообщил делегатам скорбную весть, которая пришла из Стокгольма:

– Злодейски убит Улоф Пальме.

Стоя, делегаты съезда почтили память премьер-министра и председателя Социал-демократической рабочей партии Швеции…

 

На земле Гамлета – принца Датского

Южная соседка Швеции – Дания. С юношеского возраста, как только я прочитал «Гамлета» Уильяма Шекспира, у меня сложилось определенное представление о стране, в которой жил герой трагедии гениального драматурга. А когда мне в 1964 году довелось в первый раз посетить с официальным визитом Данию, то я уже имел возможность сверить свои представления с действительностью. Конечно, пришлось делать поправку на разницу в эпохах.

Мы с Лидией Дмитриевной посетили знаменитый замок Эль-синор, так замечательно и сочно описанный Шекспиром. Да, великий драматург обладал точным поэтическим видением. Входя в этот замок и проходя по его запутанному лабиринту коридоров и переходов, казематов и темниц, залов и опочивален, мысленно как бы переносишься в век Гамлета. Кажется, стоит только задержаться до темноты – и откуда-то сверху сойдет тень отца Гамлета.

Внутри замка по черным коридорам проходить можно только со специальными светильниками. Заключенных содержали в «каменных мешках».

После посещения каменной громады замка приходится только сделать вывод, что этот суровый монумент будет всегда волновать воображение людей, попавших в датское королевство. Датчане гордятся, и по праву, замком со всемирной славой – Эльсинором.

Крепость одета в позеленевшие медные кружева. Какую-то таинственность придают ей синие стекла окон. В пролив Эресунн ощерились жерла старинных пушек. В Средние века все суда, проходившие через пролив, обязаны были платить пошлину датской короне.

Весь замок, особенно его внутренняя часть с мрачными переходами, мог навеять средневековый сюжет. Специалисты утверждают, что Шекспир не видел этого замка, но в Средние века здесь побывала труппа комедиантов из Англии, кое-кто из ее участников впоследствии выступал в театре Шекспира и, наверно, рассказал великому драматургу историю принца датского.

В наши дни в этом замке регулярно дается представление знаменитой шекспировской пьесы. Ее показывают один раз в год, а сама традиция зародилась еще в 1916 году. В 1937 году здесь впервые выступала английская труппа, в которой роль Гамлета исполнял знаменитый Лоренс Оливье, а Офелию играла великая английская актриса Вивьен Ли, впоследствии оба мои добрые знакомые.

Наши беседы с государственными деятелями Дании мало чем отличались от тех, которые состоялись в Стокгольме. Правда, с одной поправкой. Дания – участница НАТО, и, конечно, думать о блоке приходилось всегда, на каком бы уровне ни проходили встречи.

Во время бесед с государственными деятелями этой страны мне не раз приходилось напрямик задавать вопрос:

– Что дает Дании членство в НАТО?

Ответ обычно получал простой, но всегда после некоторых раздумий.

– Дания, – говорили нам ее представители, – страна, принадлежащая к западному миру, и поэтому для нее естественным является участие в союзе западных государств.

Тогда закономерно возникал другой вопрос:

– Ну а как же с военной деятельностью НАТО, с военными обязательствами, которые приняла на себя и Дания, вступив в блок?

На него отвечали так:

– НАТО – организация оборонительная, и вся ее деятельность тоже оборонительная.

Собеседники, как в Дании, так и в других государствах – членах НАТО, обычно уклонялись от рассмотрения существа этих вопросов, как бы скользили по ним. Манера разговора представителей малых стран в НАТО по вопросам участия этих государств в блоке вылилась уже в трафареты, которыми, как правило, пользуются такие деятели.

И все же, несмотря на присутствие этой проблемы во всякой беседе, политики Дании, как и страна в целом, можно сказать, инстинктивно отдают себе отчет в том, что никакой опасности от СССР для Дании не исходит.

Обстановка во время бесед сразу изменялась в положительную сторону, как только речь заходила о торговых и экономических отношениях между нами. Традиционно такие отношения являются неплохими, и обе стороны их ценят, от этого оба государства только выигрывают.

В Дании мне приходилось бывать с официальными визитами дважды. Существо вопросов обсуждалось главным образом в беседах с министрами иностранных дел и премьер-министрами.

Встречался я и с королем Дании Фредериком IX. На этой встрече присутствовала его дочь – принцесса Маргрете. Король высказался так:

– Дания заинтересована в развитии экономических и торговых связей.

Обратил я внимание на то, что принцесса Маргрете интересовалась политическими вопросами, – нам уже тогда было известно и от датчан, и от советского посольства, что она может быть будущей королевой. Так оно и стало.

Молодая датская королева – теперь уже Маргрете II со своим супругом посетили Советский Союз с официальным визитом в 1975 году. Ее беседа с Л.И. Брежневым и ознакомление с Советской страной произвели на нее хорошее впечатление и способствовали развитию советско-датских отношений.

 

Соседство ко многому обязывает

Прежде чем очутиться в Норвегии, пришлось пересечь заливы с ледяными торосами. Потребовалось полтора часа, чтобы паром мог пристать к берегу и позволить нам продолжить путь до Осло.

Мое первое впечатление от Норвегии необычно: показалось, что народ этой страны живет намного ближе к природе, чем население других экономически развитых стран Запада. Сверял свое мнение со взглядами других товарищей, побывавших в этой стране. Да, так оно и есть: они думают, как и я.

Города и промышленные очаги настолько сливаются с местностью, где они расположены, что производят скорее впечатление плотно застроенных и заселенных больших сел. Даже столица и та довольно тесно соприкасается с окружающими ее полями, лесами. И это норвежцам нравится. Такая картина, пожалуй, ласкает и глаз иностранца.

Что касается моря, то с ним норвежцы, можно сказать, общаются постоянно. Огромной протяженности береговая линия дает возможность найти работу в море или в связи с морем большой части населения страны. А ловля рыбы с древнейших времен считается важнейшим источником существования. Без нее просто немыслима жизнь Норвегии. В наше время благосостояние государства зиждется в определенной мере на добыче нефти и газа в прибрежных морских водах.

В годы Второй мировой войны в совместной борьбе против общего врага – германского фашизма крепла дружба советских людей и норвежцев. Сломив ожесточенное сопротивление гитлеровских войск, Красная армия принесла свободу жителям заполярного Финмарка на полгода раньше, чем были освобождены другие районы страны. Свыше двенадцати тысяч советских воинов отдали жизнь в борьбе за освобождение и восстановление независимости Норвегии.

Известный норвежский ученый и общественный деятель Фритьоф Нансен как-то заметил в 1923 году, что недалек тот день, когда Россия станет «спасительницей Европы». Эти слова оказались пророческими и для Норвегии – такой день настал в мае 1945 года, когда Советский Союз навсегда освободил народы Европы от ига фашизма.

Вспоминается телеграмма, направленная королем Хоконом VII 9 ноября 1944 года М.И. Калинину, в которой он приветствовал Вооруженные силы Советского Союза, «доблестная борьба которых так важна для освобождения Норвегии». В этой общей борьбе, подчеркивал король, «я вижу прочную основу постоянных сердечных отношений между нашими народами». Десять лет спустя премьер-министр Эйнар Герхардсен сказал:

– Вклад советского народа в победу во Второй мировой войне и особенно его участие в освобождении Норвегии норвежский народ не забудет.

Слова благодарности советскому воину-освободителю высечены на многих памятниках и обелисках, сооруженных в Норвегии на братских могилах, которые нам показывали норвежцы. «Норвегия благодарит вас», «Вы пали в борьбе за всех нас», – выбито на граните памятников в Осло, Ставангере и других городах.

В свою очередь сотни норвежцев оказывали помощь Красной армии и как могли приближали День Победы. Около восьмидесяти норвежских патриотов награждены советскими боевыми орденами и медалями.

Факт освобождения от немецко-фашистских оккупантов севера страны советскими войсками генерировал чувства симпатии и дружбы норвежцев к Советскому Союзу. Везде, где приходилось бывать – в Осло и глубинных районах страны, люди выражали свое теплое отношение к нашей стране. Героизм и помощь советских солдат-освободителей – одна из незабываемых страниц истории сердечных связей между нашими странами-соседями.

Норвежцы – люди рослые, стройные, физически крепкие, пышущие здоровьем. История и литература этой страны создали образ норвежца как отважного мореплавателя. Когда я смотрел на норвежцев, они у меня ассоциировались не только с древними викингами, промышлявшими морским разбоем, штурмом бравшими крепости Шотландии, но и со смелыми мореплавателями, заселившими Исландию, первыми увидевшими зеленую страну – Гренландию, где теперь, спустя много веков, зелени не встретишь совсем, и, наконец, открывшими для себя далекий огромный материк, который по иронии судьбы через несколько столетий снова был открыт Колумбом.

Географическая близость Советского Союза и Норвегии ко многому обязывает. В частности, к тому, чтобы жить в добрососедстве. Исторические связи советского и норвежского народов уходят в глубь веков. Сначала контакты установились, вероятно, на севере, где русские – поморы и новгородцы – вели оживленный товарообмен со скандинавами. И никогда взаимоотношения россиян и норвежцев не омрачались военными конфликтами.

Казалось бы, – да так оно и есть и должно быть, – все говорит в пользу добрых отношений между двумя странами. И сегодня, несмотря на то что Норвегия является участницей НАТО, Советский Союз желает поддерживать с ней деловые, корректные политические отношения, развивать экономические и культурные связи.

Много раз встречались государственные деятели Советского Союза и Норвегии на разных уровнях, в том числе и на самом высоком. Хорошие, содержательные беседы имели место у меня с бывшим премьер-министром Герхардсеном. Он хорошо знал обстановку в Норвегии, понимал, что, даже несмотря на участие страны в НАТО, имеются возможности ладить с Советским Союзом.

Все позитивное, что на протяжении минувших десятилетий легло прочным пластом в фундамент отношений между СССР и Норвегией, явилось результатом усилий двух сторон. Дорожить достигнутым, оберегать его от любых посягательств – такой подход полностью отвечает стремлениям советского и норвежского народов к миру.

 

Мудрая фраза Рубенса

Наша страна всегда уделяла внимание своим отношениям с Бельгией и Голландией. Различия в общественном строе у Советского Союза и этих стран не являются препятствием для того, чтобы наши связи и контакты с Бельгией и Голландией развивались. Страны эти относительно небольшие с точки зрения численности населения и территории, но роль их в международной политике немалая.

И в Первую и во Вторую мировые войны солдатский сапог немецкого завоевателя шагал по Бельгии. Во время Второй мировой войны фашистская армия оккупировала и Голландию. Для агрессора не было ничего святого. Он втоптал в грязь торжественные заявления руководителей этих стран о том, что Бельгия и Голландия намерены оставаться вне войны и вправе рассчитывать, что на их территорию никто не посягнет.

Такие заявления ни во что не ставились ни в Германии кайзера Вильгельма, ни в Германии Гитлера. Жажда захватов и грабежей, жажда порабощения других народов затмила для агрессора все международные нормы, все соображения морали.

Советский Союз всегда исходил из того, что и Бельгия, и Голландия – жертвы фашистской агрессии и уже одно это создает основу для развития с ними отношений.

Если взять Бельгию, то какое бы правительство ни приходило к власти, оно высказывалось за добрососедские отношения с СССР. Об этом мне говорили такие известные политические деятели страны, как Поль-Анри Спаак, Пьер Армель, Лео Тин-деманс. Об этом же говорил находившийся с официальным визитом в Москве в июне 1975 года Бодуэн – король Бельгии. Говорили они весомо. Понимали, что любая война, тем более ядерная, сулит для Бельгии, Голландии и других малых стран только гибель.

Уместно вспомнить разговор с королем в Брюсселе, состоявшийся во время моего официального визита в Бельгию в октябре 1976 года. На встречу с королем, считаясь с его пожеланием, я пришел вместе с Лидией Дмитриевной. Нас принимали король и королева.

Беседа была дружественная. Лейтмотивом всех высказываний монарха звучала одна и та же мысль:

– Нам необходимо обеспечить мир. Бельгия – страна малая, но развитая в экономическом отношении. Она может многое продавать Советскому Союзу, может многое и закупать у него. Что касается культуры и культурных связей, то Бельгия ценит великую культуру советского народа и заинтересована в расширении культурных связей.

Активно эту мысль поддерживала и королева.

Пятном на политике Бельгии лежит решение руководящих кругов страны предоставить Вашингтону право разместить ядерные ракеты на бельгийской территории. По тому, как общественное мнение реагировало на эти планы, можно было понять, что народ страны встревожен таким решением. Многие политические деятели также отдают себе отчет в том, что будущее Бельгии должно строиться на путях укрепления мира, а не на путях гонки вооружений.

В беседах с деятелями Бельгии я подчеркивал:

– Те, кто поклоняется идолу гонки вооружений, забывают, что в политике действует та же закономерность, что и на стадионе, где бегуны стараются обогнать друг друга. Если один вырывается вперед, другой делает все, чтобы не отстать, а то и опередить.

Приходилось при этом разъяснять нашу позицию:

– Советский Союз считает, что планы, находящие свое выражение в безудержной гонке вооружений, необходимо отбросить. Нужно и можно осуществить поворот в сторону сдерживания гонки вооружений и разоружения. Иначе мир, как одно из высших благ человека, так и останется, подобно Синей птице из пьесы известного бельгийского писателя Метерлинка, лишь манящей, но недостижимой мечтой.

Не только в Бельгии, но и во всем мире много поколений людей чтят Рубенса как великого художника, отразившего на своих полотнах буйное богатство жизни. Но Рубенс в истории также известен и как искусный дипломат. Правительница Фландрии поручала ему сложные миссии в Испанию, Англию, другие страны. Быть может, и потому, что судьба открыла ему окошко для деятельности в области внешней политики, произнес он свою знаменитую фразу, которая сегодня тоже звучит сильно и мудро:

– Для себя я хотел бы, чтобы весь мир был в состоянии мира, а мы могли бы жить в веке золотом, а не железном.

Хорошо сказано! Не грех бы отлить большими буквами эту фразу над главной дверью штаб-квартиры НАТО, которая разместилась на родине Рубенса.

 

Признательность народа Нидерландов

Многое из того, что говорилось выше о Бельгии, можно сказать и о Голландии. Думаю, не ошибусь, если стану утверждать, что и для Нидерландов поддержание добрых отношений с СССР имеет большое значение.

Народы двух стран издавна проявляли тягу к общению между собой, к дружбе и сотрудничеству. Как не вспомнить, например, о том, что царь Петр I в конце XVII века специально выезжал на верфи в Заандаме, где, работая плотником, обучался корабельному искусству у прославленных голландских мастеров. Извечная миссия моряков соединять континенты и народы и здесь сыграла свою роль. Петр I, можно сказать, «прорубил окно» в отношениях между Россией и Нидерландами, способствовал их заметному оживлению. Заслуживает быть отмеченным и такой факт – многовековая история отношений между нашими странами не знает войн.

Великий Октябрь оказал мощное влияние на умы и сердца голландцев. В памяти нашего народа тоже живы эпизоды тех времен: трудящиеся Нидерландов, выступив против антисоветской интервенции, срывают отправку транспортов с оружием из Роттердама, они оказывают Советской России помощь продовольствием во время голода в Поволжье.

Вместе с тем, следуя исторической правде, нельзя умолчать о том, что отношения между нашими странами строились неровно, наблюдались в них нелегкие времена и паузы. Определенные круги Нидерландов вплоть до Второй мировой войны, проявляя недальновидность, так и не встали на путь признания Советского Союза. Дипломатические отношения между нашими странами были установлены лишь в июле 1942 года, в разгар всемирного пожара, когда на плечи СССР легла основная тяжесть борьбы за избавление человечества от угрозы фашистского порабощения.

Высоко оценивая роль Советского Союза в разгроме фашистской Германии и ее союзников, королева Нидерландов Вильгельмина писала в 1945 году в телеграмме Председателю Президиума Верховного Совета СССР: «В час полного освобождения моего народа я хочу также выразить Вам глубокое восхищение и всю признательность моего народа за важный вклад, который замечательные русские армии своими великолепными победами внесли в дело торжества правого дела и осуществления освобождения Нидерландов».

Однако и в дальнейшем для налаживания советско-нидерландских отношений понадобилось немало усилий и времени. Подлинный перелом произошел лишь в шестидесятые годы, когда в международных отношениях обозначился поворот от холодной войны к разрядке напряженности.

Важное значение для развития всего комплекса советско-нидерландских отношений в те годы, да и в последующий период, имели политические контакты, которые расчищали горизонты взаимовыгодного сотрудничества.

Я с удовлетворением вспоминаю о встречах и беседах с королевой Юлианой, а также с нынешней королевой Беатрикс. Во время моего официального визита в Нидерланды в 1972 году королева Юлиана пригласила меня и мою жену в королевский дворец. Она заверяла нас:

– Голландский народ испытывает дружественные чувства в отношении СССР.

О том же говорил участвовавший в беседе ее муж – принц Бернард.

Они рассказывали о ярком историческом факте – посещении Петром I Голландии. Это посещение бережно хранится в памяти голландского народа. И психологически, и политически все это само по себе способствует созданию благоприятного климата в отношениях между двумя странами.

Кстати, мы посетили домик Петра, который находится в Заандаме – пригороде Амстердама и сохраняется как историческая реликвия. Домик маленький, но аккуратный, и чувствуется, что о нем заботятся. Осмотрев его, мы лишний раз убедились в том, что неприязнь Петра I к большим жилым палатам и желание его жить в маленьких помещениях – это не просто легенда.

С королевой Беатрикс мне довелось встречаться в Москве в 1973 году. Тогда наследная принцесса и ее муж – принц Клаус находились в СССР с визитом. Она говорила:

– Мне понравилось в вашей стране. Я считаю, что советско-нидерландские связи необходимо развивать.

В разные годы мне довелось встречаться с премьер-министром Барендом Бисхейвелом, министрами иностранных дел Вилхелмусом Шмельцером, Максом ван дер Стулом, Хансом ван ден Бруком, другими видными государственными и политическими деятелями Нидерландов. Несмотря на понятные различия в подходе к некоторым международным проблемам, всегда выявлялось единство по такому принципиальному для всех государств вопросу, как необходимость сохранения мира.

Помню, например, с каким пониманием и одобрением государственные деятели Голландии восприняли во время визита в июле 1972 года наши слова на встрече с ними:

– Европа, по которой прошел смерч двух мировых войн, должна дать пример мирного решения своих насущных проблем, как бы сложны они ни были, и внести свой вклад в дело мира.

Расширение политического диалога благоприятно сказалось на всех сферах советско-нидерландских отношений. Хорошим фундаментом этих отношений стали такие двусторонние документы, как соглашение о воздушном сообщении и торговом судоходстве, о развитии экономического, промышленного и технического сотрудничества, о культурном сотрудничестве и другие. Во внешней торговле СССР Нидерланды заняли одно из ведущих мест среди наших западноевропейских партнеров.

Народы наших стран связывают давние традиции общения в области культуры. Советские люди имели возможность познакомиться с подлинниками работ таких крупных нидерландских мастеров живописи, как Рембрандт, Ван Дейк, Ван Гог, Ван Эйк, Мемлинг, Халс и другие, обогативших своими творениями сокровищницу мировой культуры.

Мы с интересом знакомимся с современным искусством Нидерландов.

В свою очередь нам приятно, что в Голландии высоко ценят русскую и советскую многонациональную культуру.

Голландия, как и Бельгия, опутана обязательствами по бло-1 ку НАТО.

Политика Нидерландов непростая: с одной стороны, тяга народа к мирной жизни, а с другой – обязательства по блоку, безусловно чуждые сильному и вполне естественному стремлению голландцев к миру.

Советский Союз протягивает и Нидерландам, и Бельгии руку дружбы, желает народам обеих стран только добра. Именно эту мысль деятели Советского Союза всегда подчеркивали в переговорах с представителями Голландии и Бельгии на всех уровнях. Каждый раз, прощаясь со столицами Бельгии и Голландии, мы увозили с собой уверенность в том, что люди этих стран жаждут мира и проклинают войну. А что такое война, они знают и по своему опыту.

 

Нейтралитет не должен пошатнуться

Обычно, когда авторы воспоминаний пишут о малых странах Западной Европы, то прежде всего объектом их внимания становится Швейцария. Если брать ракурс истории, то, пожалуй, с этим можно согласиться. Оно и понятно.

Швейцария обладает статусом постоянного нейтралитета на протяжении более чем полутора веков. Ее «вечный нейтралитет» провозгласили и гарантировали в декларации, подписанной в 1815 году на Венском конгрессе. Тогда обсуждались и решались вопросы, связанные с последствиями поражения наполеоновской Франции.

В Советском Союзе, да и не только у нас, трудно найти человека, который бы не слышал и не читал о Швейцарии как о государстве с давними демократическими традициями. Ее географическое положение в центре Европы, история, национальный состав населения во многом объясняют, почему политические институты этой страны имеют специфические особенности.

В известном смысле можно сказать, что Швейцария на протяжении более ста лет являлась убежищем политических эмигрантов из Италии, Франции и других стран. Представители нескольких поколений борцов за свободу России нашли укрытие в этой стране. В их числе был и Александр Иванович Герцен – выдающийся русский революционный демократ.

Природа как будто сознательно создала Швейцарию для того, чтобы показать миру, что в ее величавых горах и привольных долинах, среди снегов и цветов, найдут прибежище те, кто борется против тирании, кто хочет дышать воздухом свободы.

В общей сложности около семи лет прожил в Швейцарии вождь российского пролетариата В.И. Ленин.

Швейцарские деятели – главы государств, министры, – с которыми мне приходилось встречаться, знают эти привлекательные стороны своей истории. Они охотно принимают комплименты по поводу прошлого их страны.

Но вот что следует сказать о внешней политике Швейцарии в послевоенный период. Нередко приходилось слышать вопрос:

– А не пошатнулся ли нейтралитет Швейцарии?

Казалось бы, зачем этой стране все чаще оглядываться на политику стран НАТО? Даже по формальным причинам Швейцария, считающаяся нейтральной страной, должна не связывать себя с какой-либо группировкой государств, держаться в стороне от политических коллизий участников НАТО и Варшавского договора.

Доброе имя в прошлом по заслугам пристало Международному Красному Кресту, а это – организация, по существу, швейцарская. Главная ее цель – оказывать в качестве нейтрального посредника гуманную помощь во время вооруженных конфликтов. Однако в последнее время, судя по ее действиям, объективность часто не свойственна этой организации. Когда советские граждане в силу тех или иных обстоятельств попадают в сферу внимания Международного Красного Креста, то признаки нейтралитета у ее руководителей порой отсутствуют. До объективности этой организации добраться иногда бывает так же трудно, как трудно добраться человеку, если он не альпинист, до высоких вершин швейцарских гор.

Нам уже приходилось в дружественном духе обращать внимание швейцарских деятелей на это, в частности, в ходе форумов в Мадриде и Стокгольме. Никаких убедительных доводов в пользу отклонения от нейтралитета не было приведено.

Представители властей, наблюдая в Швейцарии на международных форумах выходки в отношении нашей страны в связи с вопросом о правах человека, почему-то не могли ни разу сказать:

– Куда вы, господа, целите? Советский Союз – суверенное государство, и никто не имеет права вмешиваться в его внутренние дела.

А вот если кто-либо на любом международном форуме стал бы критиковать Швейцарию за ее внутреннее законодательство, то советские представители из уважения к принципу суверенитета всегда возражали бы против этого, однозначно расценив такое выступление как вмешательство во внутренние дела Швейцарии. Да не раз так и поступали.

Швейцария, наверно, хочет и впредь быть местом, где расположен ряд международных организаций, в том числе Европейское отделение ООН, где проводятся многие международные конференции. Стремление понятное. Остается только пожелать ей поддерживать на соответствующем уровне свой международный авторитет как страны нейтральной.

Хорошо, если бы проведение Швейцарией внешнеполитического курса соответствовало точности швейцарских часов, которые завоевали всемирную славу. Пользуюсь случаем, чтобы сказать, что первыми часами иностранного производства, владельцем которых я стал сорок пять лет назад, были швейцарские часы фирмы «Лонжин». Они и сейчас точно отмеряют время. И никак не хотят останавливаться.

 

Визитная карточка Австрии

Какие страны Центральной Европы в первую очередь можно назвать главными столпами нейтралитета? В этом случае ответ должен быть: Швейцария и Австрия. Каждая из них имеет в этом отношении свое лицо. Но в том и другом случае это лицо – нейтральное. Австрия получила статус нейтралитета после подписания 15 мая 1955 года в Вене Государственного договора о восстановлении независимой демократической Австрии. Его заключили Советский Союз, США, Великобритания и Франция, с одной стороны, и Австрия – с другой.

Как государство Австрия возникла в ноябре 1918 года в результате распада Австро-Венгрии, которая не раз поднимала меч против других европейских стран. В марте 1938 года Австрия стала жертвой германского фашизма. Тот период в истории значится как позорный аншлюс.

Победа над гитлеровской Германией принесла свободу и австрийскому народу. Перед Австрией открылась дорога независимого развития. Заключенный через десять лет Государственный договор прочно закрепил развитие страны по этому пути.

Много раз мне приходилось бывать в Австрии, встречаться с ее государственными деятелями, начиная с канцлера Юлиуса Рааба и министра иностранных дел Леопольда Фигля и кончая теперешними австрийскими деятелями. Нынешнего президента Австрии Курта Вальдхайма я знал еще по ООН, где его избирали на пост генерального секретаря. Все они отдавали и отдают отчет в том, что политика нейтралитета – это тот курс, которым Австрия должна неуклонно следовать.

Во время празднования тридцатилетия Государственного договора в мае 1985 года официальная Австрия продемонстрировала свою приверженность этому курсу. Нам казалось, что даже улицы и стены домов Вены славили политику нейтралитета. Толпы жителей этого большого города горячо выражали симпатии к нашей стране.

Глубоко не правы те деятели за океаном, которым не нравится нейтральная Австрия и которые политику нейтралитета этой страны, как и других нейтральных государств, называют «аморальной». На самом же деле аморальными являются попытки добиться от Австрии отказа от такой политики.

Покидая Вену 17 мая 1985 года, я от имени советского руководства выразил добрые пожелания Австрии и ее народу.

Отношения Советского Союза с Австрией – один из убедительных примеров равноправного сотрудничества государств с различным общественным строем. Наша страна будет и дальше делать все для того, чтобы это сотрудничество оставалось магистральной линией развития советско-австрийских отношений.

Вена хоть и столица нейтральной страны, тем не менее она – один из центров международной жизни. Именно здесь находится приобретающая в последнее время все больший вес такая организация, как Международное агентство по атомной энергии – МАГАТЭ.

В Вене часто проходят международные конференции и другие акции крупного значения. Таким было, к примеру, подписание 18 июня 1979 года Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений между СССР и США.

Находясь в Австрии, я не мог отделаться от мысли, что это – страна, достигшая вершин музыкальной культуры. Кажется, и Венский лес, в котором я бывал не раз, пропитан музыкой. А кто, оказавшись в австрийской столице, не захотел бы посетить знаменитую Венскую оперу? Или оперетту? Или послушать чарующие мелодии волшебника вальса – Штрауса?

В венских коридорах власти появлялось немало политических деятелей в послевоенный период. Каждый из них имел в политике свои взгляды. Но все же после заключения австрийского Государственного договора все они не сходили с магистральной линии в вопросах советско-австрийских отношений, проложенной этим договором. Хотелось бы думать, что будущее не принесет каких-либо нежелательных сюрпризов. Европа нуждается в нейтральной Австрии. И ее народ в этом тоже нуждается.

 

Страна, где мне не довелось побывать

Жаль, очень жаль, что я, исколесив, можно сказать, весь мир, не побывал на родине Гомера. Да, как-то так сложились обстоятельства, что не довелось это сделать.

Побывал на Кипре. Хотя и не отчетливо, но с борта самолета при полете на Ближний Восток видел однажды очертания греческого берега. Но не больше.

А ведь Древняя Греция, равно как и Древний Рим, всегда пленяла мое воображение с тех пор, как я приобщился к чтению книг по истории.

Странно, но факт: много раз встречал виды Афин, Парфенона, некоторых других знаменитых памятников греческой древности, видел их на киноэкране и на экране телевизора. Мне они кажутся давным-давно знакомыми. А вот воочию их так и не увидел.

Глубоко в мое сознание запала мысль о том, что ведь не случайно, а со смыслом Карл Маркс избрал для своей докторской диссертации тему «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура». Уже в этой работе молодой Маркс как бы упрекал Гегеля в том, что тот недооценивал эти философские системы, в то время как они «составляют ключ к истинной истории греческой философии».

Разве не заслуживает добрых слов упоминание о связях древних греков и славян, а позже греков и русских? Эти связи никто никогда не сумел не только обрубить, но даже существенно ослабить.

Колонии эллинов были разбросаны по всему Внутреннему морю и Понту Эвксинскому. Существовали они и на территории нашей страны. О том свидетельствуют находки археологов в раскопках на юге европейской части Советского Союза, особенно в Крыму. Остался от тех дней глубокой древности на Крымском полуострове город Евпатория, названный по имени царя – освободителя эллинов от ига римлян Митридата VI Евпатора (что значит «благородный»).

В центре Афин есть площадь под названием «Филики Этерия». Так в начале XIX века именовалось тайное общество греческих патриотов, созданное в Одессе, на юге России. Оно стало тем детонатором, который взорвал старые порядки. Долгие годы шла изнурительная освободительная борьба греческого народа.

В ходе ее и многие сыны России отдали свои жизни, погиб великий английский поэт Байрон. Однако Греция в 1830 году все же добилась национальной независимости. Молодому государству в этом помогала политически, морально и материально Россия.

Символично и то, что первым президентом Греческой Республики стал Иоаннис Каподистрия. Случилось это в 1827 году, а до того он многие годы состоял на российской дипломатической службе, был близок к прогрессивным кругам России, общался с А.С. Пушкиным. Враги Греции не могли простить президенту его дружественного расположения к России, и он пал жертвой заговора, инспирированного Англией и Францией.

После Великого Октября советское правительство расторгло все неравноправные договоры царя с Грецией. Это включало отказ от осуществления «международного экономического контроля» над Грецией, то есть от участия в созданном для этого международном контрольном органе и от «русской доли» в этой грабительской организации, навязанной стране западными державами.

В 1923 году Италия совершила акт агрессии против Греции и бомбардировала остров Корфу. Советский Союз был единственным государством, которое решительно выступило в защиту Греции.

Нет, вовсе не случайно Греция одной из первых стран в мире признала Советскую республику и 8 марта 1924 года установила с ней дипломатические отношения.

Когда первый греческий посланник вручал в Кремле свои верительные грамоты, Председатель ЦИК СССР Михаил Иванович Калинин сказал:

– Я не сомневаюсь, что возобновление нормальных отношений между нашими странами поведет к интенсивному экономическому их сотрудничеству.

Последующее развитие отношений между двумя государствами подтвердило правдивость этих слов.

А разве не следует сказать о роли сегодняшней Греции в борьбе за предотвращение ядерной войны, за мир? Известны сильные и убедительные заявления М.С. Горбачева, в которых положительно характеризуется «делийская шестерка» государств, политика самой Греции и премьер-министра Андреаса Папандреу, правительство которого проявляет стремление отстаивать независимый курс в вопросах ядерного разоружения и европейской разрядки – курс, отвечающий национальным интересам страны.

Позиции СССР и Греции близки или совпадают по ряду) международных проблем. Это касается и создания безъядерных зон, превращения Средиземного моря в море дружбы и сотрудничества, и мирного урегулирования ближневосточной проблемы, а также вопроса о Кипре. Схожесть подходов создает условия для укрепления взаимного доверия между Москвой и Афинами.

Мне не раз доводилось встречаться с государственными деятелями Греции, обсуждать международные проблемы и вопросы двусторонних отношений. Было это либо в Нью-Йорке, либо в Москве в дни официальных визитов греческих гостей.

Небольшая страна с великой и по-своему прекрасной историей может и сегодня послужить, да и служит на пользу человечеству, на пользу его прогрессу.

Нет, не померкли те огни, которые были зажжены на столбовой дороге развития древнего мира с его цивилизацией, плодами которой пользовались и ныне пользуются все страны, весь мир.

 

Через полюс – совсем близко

Понятие соседства между государствами в нынешний век подверглось существенному изменению. Научно-техническая революция, колоссальный взлет человечества в развитии авиации, морского и наземного транспорта, средств связи превратили некоторые государства почти в соседей. Хотя если подходить со старыми мерками, то их вовсе нельзя назвать соседними.

Все вышесказанное можно отнести к таким странам, как СССР и Канада, которые, образно говоря, смотрят друг на друга через Северный полюс. Не один раз государственные деятели обеих стран констатировали, что их государства в силу своего географического положения имеют совпадающие интересы в арктическом районе.

Наиболее отчетливо с канадской стороны эта мысль выражалась премьер-министром Пьером Трюдо, который был лидером Либеральной партии. Вообще объективность требует признать, что ни одно правительство Канады не высказывалось с такой ясностью о необходимости найти общий язык с СССР в двусторонних отношениях и торговых связях, как то, которое возглавлял Трюдо. Это не значит, что советско-канадские отношения всегда шли при нем гладко. Случались сложности и срывы, но у правительства Канады, как правило, пробивала себе дорогу установка на выправление этих отношений. А так как Советский Союз стоит за поддержание добрых связей со всеми государствами, независимо от их общественного строя, то возникающие разногласия сглаживались, а то и полностью устранялись, и отношения выравнивались.

Наши страны сближает также и такой факт: в Канаде, как нигде за рубежом в капиталистическом мире, большие колонии русских и украинцев, которые сохранили свой язык и культуру, а также имеют прочные и дружеские связи со страной, откуда вышли их деды и прадеды.

Канадцев русского происхождения насчитывается около тридцати тысяч. Они практически почти все потомки духоборов – представителей секты так называемых «духовных христиан».

Она возникла в России во второй половине XVIII века и отвергала православные обряды и таинства, священников и монашество. За неподчинение властям и отказ от военной службы духоборы преследовались царским правительством. В конце XIX века при содействии Л.Н. Толстого они переселились в Канаду. Здесь они живут общинами. Многие их хозяйства основаны на принципе коллективной собственности. Центр сосредоточения русских в Канаде – район города Трейл на юго-востоке провинции Британская Колумбия, а также город Ванкувер.

Канадцев украинского происхождения более пятисот тысяч. Это потомки тех бедняков, которые в прошлом веке и в начале нынешнего покинули родные белые хаты, спасаясь от нужды, и группами или в одиночку устремились за океан. Сейчас они живут разбросанно по всей стране, но больше всего их в провинции Манитоба, чьи степи похожи на украинские где-то под Каховкой или Херсоном. А в главном городе Манитобы – Виннипеге перед зданием законодательной ассамблеи рядом с монументами основателю провинции – Луи Риэлю и английскому поэту Роберту Бернсу возвышаются памятники великим украинцам – Тарасу Шевченко и Ивану Франко.

В феврале 1984 года в Москве состоялась беседа между К.У. Черненко и П. Трюдо. Обе стороны высказались за поддержание добрых отношений и углубление деловых связей. Обращало на себя внимание, что канадский премьер-министр с большей энергией, чем раньше, высказывался по вопросам мировой политики:

– Необходимо достижение договоренности между крупными ядерными державами, на которые падает основная ответственность за состояние дел в мире.

Конечно, у Трюдо чувствовался известный налет идеализма и переоценки возможностей и здравого смысла в политике западных стран. Да, видимо, он это и сам сознавал.

С Трюдо я лично встречался несколько раз. Принимал его Л.И. Брежнев во время первого визита Трюдо в Советский Союз в 1971 году.

Отдельные беседы с канадским премьер-министром у меня состоялись в разное время в Оттаве. Что бросалось в глаза с первых дней нашего знакомства? Это человек больших способностей и большого такта. Он в ходе бесед не любил ходить вокруг да около проблемы, не касаясь сути. Высказывал он свое мнение сразу и умел это делать как-то ненавязчиво.

Об этом деятеле нелишне сказать чуть подробнее. Он обратил на себя внимание, еще не будучи премьером, показав способности быстро схватывать существо проблемы, анализировать ее.

Он проявлял завидную настойчивость в отстаивании своих взглядов, всегда имел солидную «амуницию» аргументов и пускал их в ход против политического оппонента. Причем все это делал, стремясь не уязвить его лично и тем более не оскорбить.

На эту сторону его характера все обращали внимание. Люди, хорошо его знавшие, подчеркивали, что личных врагов он не имел. Со своей женой он разошелся, но тоже галантно.

Трюдо, не задумываясь, был всегда готов, если считал это нужным, сказать неодобрительное словцо по адресу южного соседа Канады. А в соседском южном доме – таково распространенное мнение – к нему относились с настороженностью, и Трюдо это понимал.

Всегда я находил его достаточно информированным для того, чтобы поддерживать беседу по вопросам международного характера. Если временами он допускал изъяны в оценках фактического материала, то здесь в какой-то мере сказывалась общенатовская солидарность, хотя он умел ее выражать тонко, ненавязчиво.

Кроме того, сказывалось и то, что в смысле получения информации о положении в мире вообще или в отдельных районах он, конечно, не находился в первом ряду среди тех, кто располагает возможностью получать надежные сведения. Когда же Трюдо получал информацию из Вашингтона, то она – это было заметно – являлась необъективной, а то и просто фальшивой.

К чести Трюдо надо сказать, что в таких случаях он внимательно выслушивал разъяснения советской стороны по тем или иным вопросам.

Во время одной из встреч в Канаде я сослался на беседы с послом А.Н. Яковлевым и сказал премьер-министру:

– В Москве весьма ценят ваши основательные и доверительные беседы с нашим послом.

В ответ Трюдо заявил:

– Характер бесед зависит во многом и от моего собеседника с советской стороны.

– А мы в Москве считаем, – сказал я, – что в Оттаве, как и в столицах других стран, с которыми Советский Союз поддерживает дипломатические отношения, у нас послом должен быть умный, образованный человек, тем более при правительстве, которое возглавляете вы, господин Трюдо.

Премьер-министр заметил:

– Я это очень ценю.

Общепризнанным является то, что Трюдо в качестве премьер-министра всегда считался мастером ведения внутренних дел. Иногда всем казалось, что вот-вот он утонет в политическом море и, наверно, не сможет больше всплыть на поверхность. Но Трюдо всплывал и проявлял удивительную живучесть с явной пользой для страны, учитывая, что основные политические противники с неодобрением относились к его линии на приобретение Канадой более самостоятельного лица в блоке НАТО.

Одним словом, если бы меня попросили дать краткую политическую характеристику этого крупного деятеля, то я бы сказал так:

– Разумеется, Трюдо – буржуазный деятель, и его идеологические воззрения никогда не были тайной. Тем не менее в международных делах он на голову выше тех государственных мужей стран НАТО, которые из-за своей идеологической враждебности к социализму не могут или не хотят признать реального положения в мире. А именно не хотят признать того, что существуют государства, принадлежащие к двум общественным системам – социализму и капитализму, и что они должны разрешать имеющиеся между ними разногласия только мирным путем. Разумной альтернативы этому нет.

В результате победы на парламентских выборах, состоявшихся в сентябре 1984 года, к власти в Канаде пришла оппозиционная Прогрессивно-консервативная партия. Было сформировано правительство во главе с лидером этой партии Брайаном Малруни.

Вскоре, находясь в Нью-Йорке, в связи с работой XXXIX сессии Генеральной Ассамблеи ООН, я принял нового министра иностранных дел Канады Джо Кларка. Между нами состоялся полезный обмен мнениями. Я отметил:

– Конечно, Канада является членом НАТО – противостоящей нам военно-политической группировки. Это – реальность, и с ней надо считаться. Наша страна именно так и поступает. Однако Советский Союз рассматривает Канаду как дружественное государство, с которым, несмотря на имеющиеся политические и идеологические разногласия, есть возможности для развития отношений в самых различных областях. По нашему мнению, имеется солидное поле для широкого сотрудничества между обоими государствами и в области международной политики.

Канадский министр слушал, а я продолжал:

– В прошлом отношения между нашими странами развивались неплохо, существовала степень взаимопонимания и во внешних делах. Хотелось бы, чтобы все это не оказалось утраченным. Следует взвесить, какие шаги надо предпринять дополнительно для того, чтобы наши отношения продвигались вперед и дальше. Разумеется, речь не идет о том, чтобы это делалось в ущерб союзническим интересам какой-либо из сторон, а лишь в интересах советско-канадских отношений.

Кларк в свою очередь сказал:

– Новое правительство Канады выражает заинтересованность в развитии стабильных, дружественных отношений с Советским Союзом.

Мы рассмотрели также актуальные международные проблемы.

Мною было подчеркнуто:

– Советский Союз готов вести серьезные переговоры в интересах достижения конкретных договоренностей по ограничению и прекращению гонки вооружений, прежде всего ядерных. Сколько раз СССР заявлял об этом и выдвигал самые радикальные предложения. Но не может же наша страна одна пойти на осуществление этих предложений, разоружаться в одиночку! Если любой здравомыслящий человек поставит себя на наше место, то он согласится, что это невозможно. У Советского Союза есть емкая, точная формула, которая определяет основу договоренностей, – равенство и одинаковая безопасность. Наш курс остается прежним: это – упрочение мира.

Канадский министр попытался представить положение в мире следующим образом:

– Вся ответственность за решение вопросов войны и мира все-таки ложится на СССР и США, а таким странам, как Канада, уготована роль в основном наблюдателя.

От этих слов веяло, конечно, знакомым духом.

Наша новая встреча с Кларком состоялась в апреле 1985 года в Москве, во время его официального визита в нашу страну.

На переговорах с нашей стороны внимание было сосредоточено на разъяснении усилий Советского Союза, направленных на обеспечение решительного поворота к лучшему в развитии событий на международной арене.

Мой канадский коллега, излагая точку зрения своего правительства, говорил:

– Канада очень заинтересована в поисках путей ослабления напряженности в мире и устранения угрозы ядерной войны. Она полностью осознает опасности. Она согласна и с тем, что в разоружении кровно заинтересованы все государства мира.

При обмене мнениями по вопросам двусторонних отношений мы были едины в том, что необходимо придать их развитию устойчивый характер. Была подтверждена готовность расширять и наполнять конкретным содержанием взаимовыгодное сотрудничество между СССР и Канадой в торгово-экономической, научно-технической, культурной и иных областях на благо народов обеих стран.

Это уже был конструктивный разговор, во многом напоминавший атмосферу бесед, состоявшихся в то время, когда у власти находилось правительство Трюдо.