Пакт Молотова – Риббентропа

В ночь с 23 на 24 августа 1939 года в Москве состоялся правительственный банкет, приуроченный к подписанию Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом, впоследствии прозванного пактом Молотова – Риббентропа. Германский министр иностранных дел появился в советской столице в середине дня 23 августа, при этом есть сведения, что его самолет по ошибке обстреляли наши зенитчики в районе Великих Лук. Примерно там, где спустя полвека на исходе советской эпохи силы ПВО потеряют из виду легкий самолет «Сессна», пилотируемый Матиасом Рустом{Немецкий спортсмен-пилот, в возрасте 18 лет совершивший перелет из Гамбурга в Москву и приземлившийся 28 мая 1987 года на Красной площади.}…

Правда это или нет, точно неизвестно. Но в Москве Риббентропа встретили по высшему разряду, даже вывесили нацистский флаг, который, согласно еще одной легенде, пришлось спешно разыскивать в реквизитных «Мосфильма». Риббентроп беседовал со Сталиным и Молотовым около трех часов, после чего телеграммой доложил Гитлеру, что переговоры продвигаются благополучно.

Подписание пакта Молотова – Риббентропа

Вечером договор был подписан. Как известно, существует устойчивое мнение о наличии секретного дополнения к нему, согласно которому СССР и Германия делили между собой территории некоторых стран Восточной Европы.

«В Лондоне и Париже горько сокрушались по поводу двойной игры Сталина, – писал историк из США Уильям Ширер, который в 1939 году находился в Германии в качестве журналиста. – Многие годы советский деспот кричал о „фашистских зверях“, призывая все миролюбивые государства сплотиться, чтобы остановить нацистскую агрессию. Теперь он сам становился ее пособником. В Кремле могли возразить, что, собственно, и сделали: Советский Союз сделал то, что Англия и Франция сделали год назад в Мюнхене, – за счет маленького государства купили себе мирную передышку, необходимую на перевооружение, чтобы противостоять Германии. Если Чемберлен поступил честно и благородно, умиротворив Гитлера и отдав ему в 1938 году Чехословакию, то почему же Сталин повел себя нечестно и неблагородно, умиротворяя через год Гитлера Польшей, которая все равно отказалась от советской помощи?»

Более того, надо напомнить, что польское правительство с большой охотой приняло участие в разделе Чехословакии, присоединив к Польше Тешинскую область.

Но дискуссии и обвинения были еще впереди. А тогда, вечером 23 августа, Риббентропа со всем почетом доставили в Большой театр, где шла опера Вагнера «Валькирия» в постановке С. Эйзенштейна. Потом было кремлевское пиршество, на котором Сталин произнес тот самый, первый тост: «Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего вождя. Поэтому я хочу выпить за его здоровье».

А второй бокал советский лидер поднял за Гиммлера, которого он назвал человеком, обеспечивающим в Германии спокойствие и порядок.

Риббентроп был в восторге – и от сознания успеха своей дипломатической миссии, и от партийно-государственной атмосферы, которая была ему столь близка и привычна. А. Розенберг, один из виднейших нацистских идеологов, впоследствии даже упрекал Риббентропа за излишнее восхищение Сталиным.

В тот момент казалось, что все получили желаемое: Гитлер – свободу действий против Польши, Сталин – выигрыш во времени…

«В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать прибалтийские государства и бóльшую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».

Так писал в своем труде «Вторая мировая война» знавший толк в реалистичной политике У. Черчилль. В свое время он одним из первых догадался, что Мюнхенский сговор, имевший место годом раньше, не обеспечит Британии того, о чем так хвастливо говорил вернувшийся из Мюнхена Чемберлен{60-й премьер-министр Великобритании (1937–1940).}: «Я привез мир нашему поколению». Черчилль тогда отреагировал поистине афористично – мол, у Англии, конечно, был выбор между бесчестием и войной, однако, выбрав бесчестие, она получит и войну…

Настоящим шоком подписание советско-германского пакта оказалось для Японии. Ее солдат в монгольских степях на берегах Халхин-Гола нещадно били и гнали войска будущего маршала Победы Георгия Жукова – а в это самое время западные союзники, раньше клявшиеся в верности, подписывали договор с Советами! Дело кончилось отставкой всего японского правительства…

Увы, но слова Черчилля оказались пророческими не только для Англии. Избежать войны не удалось никому. И потом уже Сталину пришлось оправдываться если не за те тосты, произнесенные в достаточно узком кругу, то за сам договор.

«Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году, – объяснял он в своем знаменитом радиообращении к народу 3 июля 1941 года. – Могло ли советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп».

 

Предвоенная обстановка

Маршал Г. К. Жуков всегда считал события на Халхин-Голе важнейшим моментом в своей жизни и военной карьере. «После завершения операции испытал большое удовлетворение, – признавался он. – Не только потому, что была удачно проведена операция, которую я до сих пор люблю, но и потому, что я своими действиями там как бы оправдался, как бы отбросил от себя все те наветы и обвинения, которые скапливались против меня в предыдущие годы и о которых я частично знал, а частично догадывался. Я был рад всему: нашему успеху, новому воинскому званию, получению звания Героя Советского Союза».

2 сентября 1939 года Совет народных комиссаров СССР утвердил план реорганизации Красной армии на 1939–1940 годы. Планировалось, что общая численность армии в мирное время будет составлять 2 млн 265 тыс. человек. Предполагалось иметь 173 стрелковые дивизии. Необходимость реорганизации осознавалась многими еще до того, как 1 сентября Германия напала на Польшу. В августе на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение о развертывании новых войск. После этого нарком обороны К. Е. Ворошилов просил разрешения вывести технику и оружие из так называемого неприкосновенного запаса, чтобы обеспечить армию. Разрабатывался также план назначения на ключевые должности в западных военных округах страны командиров, имеющих хороших боевой опыт.

Сталин пожелал из первых уст услышать рассказ о том, как разворачивались военные действия на Халхин-Голе. В начале мая Жуков получил приказ из Москвы явиться в Наркомат обороны для назначения на новую должность. Грядущая встреча со Сталиным заставила Жукова, по его собственному признанию, сильно поволноваться. В кабинете вождя, кроме него самого, присутствовали М. И. Калинин, В. М. Молотов и другие высшие должностные лица СССР. Сталин закурил свою знаменитую трубку и поинтересовался, как Жуков оценивает японскую армию, как действовали те или иные части. Жуков поведал ему: «Очень хорошо дрались танковые бригады, особенно 11-я, возглавляемая комбригом Героем Советского Союза Яковлевым, но танки БТ-5 и БТ-7 слишком огнеопасны. Если бы в моем распоряжении не было 2 танковых и 3 мотоброневых бригад, мы, безусловно, не смогли бы так быстро окружить и разгромить 6-ю японскую армию. Считаю, что нам нужно резко увеличить в составе вооруженных сил бронетанковые и механизированные войска».

Сталин посетовал на неудачную войну с Финляндией, за которую Ворошилов лишился должности наркома и был заменен С. К. Тимошенко.

Книги о финской войне, в которых она подавалась как борьба с угнетателями финского народа, имели большое пропагандистское значение

К сведению

Советско-финская война, которую в Финляндии называют Зимней войной (Talvisota), началась 30 ноября 1939 года. Ей предшествовали переговоры, в ходе которых СССР старался добиться того, чтобы граница с Финляндией была отодвинута от Ленинграда. Переговоры успеха не имели. 26 ноября на советско-финляндской границе произошел инцидент с артиллерийским обстрелом территории СССР, который финский лидер Маннергейм впоследствии описывал как провокацию. 28 ноября Советский Союз расторг договор о ненападении, а еще через день «ввиду новых вооруженных провокаций со стороны финской военщины» войска Ленинградского военного округа двинулись в наступление через границу Финляндии на Карельском перешейке и в других местах. За это СССР был исключен из Лиги Наций.

12 марта 1940 года был заключен мирный договор между СССР и Финляндией. Согласно этому договору, государственная граница Советского Союза сдвигалась на 150 км в глубь финской территории, а Финляндия, потерявшая 10 % своих земель, обязалась распустить армию и не входить во враждебные СССР коалиции. Заключению мира предшествовало февральское наступление Красной армии, прорвавшей считавшуюся неприступной «линию Маннергейма». 18 февраля 1940 года финское правительство согласилось на обсуждение советских предложений, а 7 марта в Москву прибыла делегация Финляндии.

Но самым кровавым оказалось именно окончание этой войны: после заключения договора о мире, пользуясь тем, что он вступил в силу с 12 часов (по ленинградскому времени), 13 марта Ставка Главвоенсовета отдала приказ о штурме Выборга, который начался в 8 часов утра. Это была последняя и совершенно бессмысленная военная акция, потому что город и так по договору доставался Советскому Союзу.

На вопрос, чего добивались японцы, Жуков ответил: «Ближайшая цель – захватить территорию МНР, находящуюся за рекой Халхин-Гол, а затем построить на реке Халхин-Гол укрепленный рубеж, чтобы прикрыть проектируемую к постройке вторую железную дорогу стратегического назначения, которая должна пройти к границе нашего Забайкалья, западнее КВЖД{Китайско-Восточная железная дорога, построенная в 1897–1903 годах, проходила по территории Маньчжурии и соединяла Читу с Владивостоком и Порт-Артуром.}».

Сталин одобрительно кивнул и сказал:

– Теперь у вас есть боевой опыт. Принимайте Киевский округ и свой опыт используйте в подготовке войск.

«В беседах со Сталиным, Калининым и другими членами Политбюро я окончательно укрепился в мысли, что война близка, она неотвратима, – вспоминал Жуков. – Да и новый для меня пост командующего таким ответственным приграничным округом является тому свидетельством. Но какая она будет, эта война? Готовы ли мы к ней? Успеем ли мы все сделать?.. С той поры моя личная жизнь была подчинена предстоящей войне, хотя на земле нашей еще был мир…»

В конце июня 1940 года советские войска начали занимать территорию Бессарабии и Северной Буковины, которые СССР требовал от Румынии вернуть с самого окончания Гражданской войны. Операцией по выдвижению войск на эти земли руководил Жуков. По его воспоминаниям, были приняты меры во избежание случайных столкновений, а именно: румынская королевская армия отходит на 20 км в день, советские войска идут вперед с такой же скоростью. При этом румыны обязались оставлять в целости и сохранности транспортные коммуникации, промышленное оборудование и иные материальные ценности. Но вскоре поступила информация, что это условие нарушается – вывозится все, что только удается захватить с собой. «Чтобы пресечь эти нарушения договорных условий, мы решили выбросить две воздушно-десантные бригады на реку Прут и захватить все мосты через реку, – вспоминал Жуков. – Двум танковым бригадам была поставлена задача: обогнать отходящие колонны румынских войск и выйти к реке Прут. Совершив стремительный марш-бросок (около 200 км), наши танковые части появились в районах высадки десантов одновременно с их приземлением».

На следующий день Жукову позвонил Сталин и рассказал, что румынский посол предъявил претензии: мол, советское командование в нарушение договоренностей высадило «с самолетов танковые части и разогнало румынские войска». Жуков невозмутимо ответил, что таких самолетов у него нет, видимо, румынам с перепугу почудилось. Сталин со смехом велел собрать брошенное оружие и снаряжение, а оборудование тщательно охранять. И пообещал ответить Румынии не объяснениями, а встречной нотой протеста.

18 сентября 1940 года нарком обороны С. К. Тимошенко и начальник генерального штаба К. А. Мерецков представили И. В. Сталину и В. М. Молотову доклад, в котором излагались основы стратегического развертывания войск Красной армии на западных и восточных границах страны. Доклад был составлен с учетом большой вероятности того, что в ближайшие два года начнется война на западе, которой может сопутствовать и нападение с востока, со стороны Японии. На западе самым вероятным противником была Германия. Авторы доклада предположили, что основным направлением немецкого удара будет путь на Минск. При этом финские войска могут пойти на Ленинград, а румынские – поддержать немцев на южном направлении. Авторы доклада строили варианты обороны на том, что атаку удастся быстро отразить и перейти в контрнаступление.

В декабре 1940 года состоялось совещание высшего командного состава Красной армии, на котором Жуков делал доклад на тему «Характер современной наступательной операции». «Все должно строиться на учете реальных возможностей, – говорилось в докладе. – Успехи немцев на Западе, основанные на массированном применении танковых и моторизованных войск и авиации, заставляют о многом задуматься. У нас, к сожалению, пока нет таких крупных оперативных механизированных соединений… А война может вспыхнуть в любую минуту».

В то время в СССР господствовала доктрина наступательной войны. Во Временном Полевом уставе РККА, принятом в 1936 году и действовавшем даже в начале Великой Отечественной войны, были такие слова: «Всякое нападение на социалистическое государство рабочих и крестьян будет отбито всей мощью вооруженных сил Советского Союза, с перенесением военных действий на территорию врага. Боевые действия Красной Армии будут вестись на уничтожение». А в проекте Полевого устава, который должен был заменить этот временный, то же самое выражалось еще резче: «Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападающих армий. Войну мы будем вести наступательно, с самой решительной целью полного разгрома противника на его же территории».

В начале 1941 года в Генштабе были проведены оперативно-стратегические игры, основанные на материалах совещания и отображавшие, в том числе, последние действия немецких войск в Европе.

Разбор игр проводил Сталин. Он был раздосадован неудачей «восточных» в первой игре и объяснением Мерецкова, что «западные» в начале игры имели большое преимущество, особенно в танках и авиации. По воспоминаниям Жукова, Сталин остановил его: «Откуда вы берете такое соотношение? Не забывайте, что на войне важно не только арифметическое большинство, но и искусство командиров и войск».

Д. Г. Павлова, начавшего говорить, Сталин перебил:

– В чем кроются причины неудачных действий войск «красной» стороны?

– В военных играх так бывает. – Павлов попытался перевести ситуацию в шутливое русло.

– Командующий войсками округа должен владеть военным искусством, уметь в любых условиях находить правильные решения, чего у вас в проведенной игре не получилось, – вознегодовал Сталин.

«Мне было предложено охарактеризовать ход декабрьского сбора высшего командного состава и январской оперативной игры, – вспоминал Мерецков. – На все отвели 15–20 минут. Когда я дошел до игры, то успел остановиться только на действиях противника, после чего разбор фактически закончился, так как Сталин меня перебил и начал задавать вопросы.

Суть их сводилась к оценке разведывательных сведений о германской армии, полученных за последние месяцы в связи с анализом ее операций в Западной и Северной Европе. Однако мои соображения, основанные на данных о своих войсках и сведениях разведки, не произвели впечатления. Тут истекло отпущенное мне время, и разбор был прерван. Слово пытался взять Н. Ф. Ватутин. Но Николаю Федоровичу его не дали. И. В. Сталин обратился к народному комиссару обороны. С. К. Тимошенко меня не поддержал.

Более никто из присутствовавших военачальников слова не просил. Сталин прошелся по кабинету, остановился, помолчал и сказал: „Товарищ Тимошенко просил назначить начальником Генерального штаба товарища Жукова. Давайте согласимся!“»

До начала войны оставалось меньше полугода.

К марту 1941 года Генеральный штаб завершил разработку мобилизационного плана для промышленности по производству военной продукции на случай войны. Жуков и его заместитель В. Д. Соколовский представили план Ворошилову (председателю Комитета обороны при СНК). Однако никакого эффекта это не возымело. Жуков доложил самому Сталину, что промышленность мобилизационного плана не имеет. И только тогда дело медленно начало двигаться.

В феврале командующий Западным Особым военным округом генерал армии Д. Г. Павлов направил донесение Сталину, Молотову и Тимошенко. Павлов обращал внимание на состояние дорог в западных областях СССР: «Наличие и состояние шоссейных, грунтовых и железных дорог в пределах БССР совершенно не обеспечивает потребностей Зап ВО».

8 апреля 1941 года Генеральный штаб направил командующим Западным и Киевским особыми военными округами распоряжение, в котором обязывал провести ряд мероприятий по созданию новых и использованию старых укрепленных районов, в том числе сформировать кадры управлений укрепрайонами. В это время нарастала напряженность на западной границе. О концентрации там немецких войск знали многие, тем более те, кому по долгу службы надлежало заниматься вопросами обороны. Германское правительство объясняло создание такой мощной группировки своим намерением скоро вторгнуться в Англию.

Но в это мало кто верил.

 

Предупреждения о дате начала войны против СССР

13 мая, согласно директиве Генштаба, началось выдвижение войск из внутренних округов страны (из Поволжья, с Урала, с Дальнего Востока). Всего следовало перебросить 28 стрелковых дивизий и четыре армейских управления. Но дивизии не были полностью укомплектованы и не имели всей необходимой техники. 14 мая был осуществлен досрочный выпуск курсантов военных училищ, которых сразу же отправили в войска. 15 мая был готов так называемый «план Жукова» – «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза». И в тексте была ясно прописана идея превентивного удара по скопившимся в опасной близости к советской границе немецким войскам. Они уже были готовы нанести собственный удар и опередить Красную армию, которая еще не отмобилизована, как должно, и может не успеть развернуться. «Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативу действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет организовать фронт и взаимодействие родов войск».

Прочитав документ, Сталин вызвал Жукова и Тимошенко и закричал, адресуя свой гнев в первую очередь начальнику Генштаба:

– Вы что, нас пугать пришли войной или хотите войны, вам мало наград или званий?!

А потом вождь повернулся к наркому:

– Это все Тимошенко, он настраивает всех к войне, надо бы его расстрелять, но я его знаю как хорошего вояку еще с Гражданской войны…

– Вы же сказали всем, что война неизбежна, на встрече с выпускниками академий, – попытался защититься Тимошенко.

Сталин фыркнул:

– Вот видите, Тимошенко здоровый и голова большая. А мозги, видимо, маленькие… Это я сказал для народа, надо их бдительность поднять, а вам надо понимать, что Германия никогда не пойдет одна воевать с Россией. Это вы должны понимать. – А потом пригрозил: – Если вы будете на границе дразнить немцев, двигать войска без нашего разрешения, тогда головы полетят, имейте в виду.

О том же писал и Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях»: «Сталин был сильно разгневан моей докладной и поручил передать мне, чтобы я впредь такие записки „для прокурора“ больше не писал: что председатель Совнаркома более осведомлен о перспективах наших взаимоотношений с Германией, чем начальник Генштаба, что Советский Союз имеет еще достаточно времени, чтобы подготовиться к решающей схватке с фашизмом. А реализация моих предложений была бы только на руку врагам Советской власти».

В тот момент Георгий Константинович был раздосадован. Однако потом пришел к выводу, что вождь был прав. Об этом Жуков говорил военному историку В. А. Анфилову: «Хорошо, что Сталин не согласился с нами. Иначе мы получили бы нечто, подобное Харькову в 1942 году».

По линии разведки тревожных сообщений поступало все больше.

29 мая 1941 года в Главное разведывательное управление поступило сообщение от военного атташе из Бухареста, который так описывал сформировавшееся в тот момент в странах Оси{Страны нацисткого блока – Германия, Италия и Япония (ось Рим – Берлин – Токио), подписавшие 27 сентября 1940 года Тройственный пакт о разграничении зон влияния при установлении «нового влияния» и военной взаимопомощи.} настроение: «Война против СССР вообще не представляет проблемы с военной точки зрения. В два-три месяца немецкие войска будут стоять на Урале. Механизированная русская армия поставит себя под удар немецкого наступления в западной части СССР и будет там разбита наголову в кратчайший срок, так как Красная армия со своим устаревшим броневым оружием и устаревшей авиацией не будет в состоянии устоять перед наступающим и превосходящим количественно немецким оружием, которое далеко ее превосходит. В немецких посвященных кругах нет ни одного человека, который имел хотя бы малейшее сомнение в немедленной победе над СССР».

15 июня 1941 года германские приготовления к войне с СССР на польской территории вступили в решающую фазу. За две недели до этого германскими оккупационными властями в Польше были изданы специальные закрытые распоряжения о подготовке населения приграничных районов к предстоящему началу военных действий. 15 июня появился приказ генерал-губернатора о том, что все жители пограничных с СССР сел и деревень должны до 4 часов 18 июня эвакуироваться на расстояние от трех до двадцати километров от границы (согласно утвержденному ранее германским командованием и руководством генерал-губернаторства плану), в глубь бывшей польской территории.

 

Первые часы войны

И наконец наступила страшная ночь с 21 на 22 июня 1941 года. Вот как писал об этом К. М. Симонов в романе «Живые и мертвые»: «Казалось бы, все давно ждали войны, и все-таки в последнюю минуту она обрушилась как снег на голову; очевидно, вполне приготовить себя заранее к такому огромному несчастью вообще невозможно».

Вечером 21 июня начальник штаба Киевского особого военного округа генерал М. А. Пуркаев доложил Жукову, что его подчиненные доставили очередного немца-перебежчика и тот уверяет, что через несколько часов германская армия двинется в наступление на Советский Союз, а сейчас войска уже занимают исходные позиции для этого. Жуков сообщил новость Сталину, и тот распорядился, чтобы Тимошенко и Жуков приехали к нему в Кремль. Генералы не просто прибыли к вождю, но привезли с собой проект директивы о приведении войск в боевую готовность. Между собой они договорились приложить все усилия, чтобы убедить Сталина одобрить это распоряжение.

Совещание началось без десяти девять вечера. Вместе с Жуковым и Тимошенко приехал Буденный, а в кабинете Сталина их, помимо хозяина, уже ждали Молотов, Ворошилов, Берия и Маленков.

«А не подбросили ли нам этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил Сталин и привезенный документ не одобрил: – Такую директиву сейчас давать преждевременно. Может, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение немецких частей может начаться с провокационных действий. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений».

Жуков и Ватутин спешно переписали директиву, как было указано. Сталин внес еще несколько поправок и наконец-то одобрил ее, передав бумагу Тимошенко, чтобы тот подписал документ на правах наркома обороны.

Директива № 1 западным военным округам

Тимошенко, Жуков21.6.41 г.

Военным советам ЛВО, Приб ОВО, Зап ОВО, КОВО, Од ВО

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота

1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, Приб ОВО, Зап ОВО, КОВО, Од ВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Директива была передана в перечисленные военные округа уже за полночь. В Генеральном штабе и Наркомате обороны никто не спал и никто не ушел домой. К Жукову и Тимошенко стекалась информация от командующих округами. Те в свою очередь получали сведения от пограничников – и сведения эти были угрожающими: на той стороне границы уже отчетливо слышался усиливающийся шум множества двигателей.

В полночь Жукову из Тернополя позвонил командующий Киевским округом генерал-полковник М. П. Кирпонос и сообщил о новом перебежчике, военнослужащем 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии вермахта, который переплыл приграничную речушку и пришел к нашим пограничникам все с той же информацией – в четыре часа утра немцы пойдут в наступление. Жуков велел Кирпоносу поскорее передавать распоряжение о приведении войск в боевую готовность.

А потом произошло то, неизбежность чего советские лидеры и военачальники, в общем-то, уже понимали, но всеми силами старались отодвинуть. О получении рокового известия Жуков рассказывал так: «В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В. Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа генерал М. А. Пуркаев доложил о налете авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским военным округом генерал Ф. И. Кузнецов, который доложил о налетах вражеской авиации на Каунас и другие города.

Нарком приказал мне звонить И. В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос генерала Власика (начальника управления охраны).

– Кто говорит?

– Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.

– Что? Сейчас?! – изумился начальник охраны. – Товарищ Сталин спит.

– Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война…»

Подошедший к телефону Сталин выслушал доклад и приказал Жукову и Тимошенко ехать в Кремль, куда Поскребышев{Государственный, политический и военный деятель; с августа 1935 года и до смерти И. В. Сталина заведующий его канцелярией: в течение 25 лет ему докладывалась и им отфильтровывалась вся информация, предназначенная для передачи Сталину.} должен был вызвать членов Политбюро. В половине пятого Жуков и Тимошенко приехали в Кремль, где в ответ на свой доклад услышали от Сталина вопрос:

– Не провокация ли это немецких генералов?

– Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация… – отозвался Тимошенко.

– Если нужно организовать провокацию, – проговорил Сталин, – то немецкие генералы бомбят и свои города…

А потом предположил, что Гитлер ничего не знает о происходящем.

Сразу после этого Молотов связался с посольством Германии и услышал, что посол – граф фон Шуленбург – просит принять его. Молотов отправился на встречу с немецким дипломатом, а вернувшись, произнес роковые слова: «Германское правительство объявило нам войну…»

В стране была объявлена мобилизация, пока еще не всеобщая, не затронувшая лишь три военных округа – Среднеазиатский, Забайкальский и Дальневосточный. В европейской части Советского Союза было введено военное положение, то есть теперь функции органов государственной власти относительно обороны, сохранения общественного порядка и обеспечения государственной безопасности передавались военным властям. Органы военной власти получили право реквизировать для нужд обороны любые транспортные средства, а также привлекать население к строительству оборонительных рубежей.

Особые военные округа отныне становились фронтами: Прибалтийский округ – Северо-Западным фронтом, Западный, соответственно, фронтом Западным, а Киевский округ превратился в Юго-Западный фронт.

Днем 22 июня Сталин, осознавший, что точной информации о происходящем в атакованных районах страны получить не удается, позвонил Жукову и велел тому немедленно отправиться на Юго-Западный фронт, поскольку «командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись».

Постановление Совета Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) о создании Ставки главного командования (Ставки ВГК), ставшей чрезвычайным органом высшего военного управления, было принято 23 июня 1941 года. Официальным руководителем (председателем) Ставки являлся нарком обороны СССР маршал С. К. Тимошенко (поскольку Сталин в первых заседаниях не участвовал), а в состав входили И. В. Сталин, Г. К. Жуков, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный, Н. Г. Кузнецов. На заседаниях Тимошенко и Жуков докладывали об обстановке на фронтах.

 

Трагедия отступления

Много говорено о том, что в начале войны растерялся и сам Сталин, поэтому не выступил сразу со своим обращением к народу. Но есть также сведения, что в эти роковые дни Сталин был не только измотан, что понятно, но и сильно простужен, а поэтому произнести речь физически не мог.

Но 3 июля Сталин произнес свои знаменитые слова: «Товарищи, граждане, братья и сестры, бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!..»

Еще до этого, 24 июня, было принято постановление Совета народных комиссаров и ЦК ВКП(б) о создании Совинформбюро – Советское информационное бюро, которое должно было составлять для радио, газет и журналов сводки о положении на фронтах, работе тыла, о партизанском движении. Почему-то сейчас многие считают, что Совинформбюро вещало только по радио голосом Юрия Левитана. Каждый день советские люди из отечественных радиоприемников (зарубежные было приказано сдать) и громкоговорителей могли слышать его проникновенный голос: «От Советского информбюро…». Кроме Левитана, голосом Совинформбюро была диктор Ольга Высоцкая.

Люди, пережившие войну, до конца жизни потом вспоминали, с каким волнением все собирались у радиоприемников и уличных репродукторов, чтобы услышать новости о происходящем на фронтах.

Рано утром 26 июня Жукова, находившегося в Тернополе, вызвал к телефону Сталин и приказал немедленно лететь в Москву – слишком были плохи дела на Западном фронте, где части вермахта стремительно двигались к Минску. Прилетев в тот же день в Москву, Жуков, никуда не заезжая, с аэродрома помчался в Кремль. В кабинете Сталина он застал Тимошенко и Ватутина. Все трое выглядели до крайности измученными нервным напряжением и бессонницей.

Сталин швырнул на стол карту Западного фронта и спросил:

– Что тут можно сделать?

Вместе с Ватутиным и Тимошенко Жуков попытался найти решение, хотя дела на Западном фронте и впрямь складывались катастрофически: «Западнее Минска были окружены и дрались в неравном бою остатки 3-й и 10-й армий, сковывая значительные силы противника. Остатки 4-й армии частично отошли в Припятские леса. С линии Докшицы – Смолевичи – Слуцк – Пинск отходили на реку Березину разрозненные части войск, понесшие в предыдущих боях серьезные потери. Эти ослабленные войска фронта преследовались мощными группировками противника».

Ситуация выглядела отчаянной. Единственное, что смогли сразу предложить Жуков, Тимошенко и Ватутин, – это как можно скорее занять оборону на рубеже, проходящем по Западной Двине и линии Полоцк – Витебск – Орша – Могилев – Мозырь. Было также предложено немедленно начать организацию резервного оборонительного рубежа от озера Селижарово к Смоленску, а далее – к Рославлю и Гомелю.

Сталин все предложения одобрил.

Вечером 28 июня части Красной армии оставили Минск. На следующий день разъяренный Сталин вместе с другими членами Политбюро приехал в Наркомат обороны и потребовал подробного доклада по ситуации на Западном фронте. Тимошенко, Жуков и Ватутин приступили к докладу, попутно объяснив, что информация неполная и не всегда достоверная, поскольку со многими частями и подразделениями Западного фронта нет связи. Ее восстановление требует некоторого времени.

– Если связи нет, как вы собираетесь руководить войсками?! – заорал Сталин.

Жуков промолчал, стиснув зубы, но торопливо вышел из совещательной комнаты. Следом выбежал Молотов. Через несколько минут начальник Генштаба вернулся. Кое-как обсуждение продолжилось. Сталин предложил отправить на Западный фронт для оценки ситуации маршала Г. И. Кулика{23 июня Кулик вылетел в Белосток, чтобы руководить действиями 3-й и 10-й армий и организовать контрудар силами конно-механизированной группы. Вместе с войсками 10-й армии попал в окружение, лишился связи и вышел к своим спустя две недели.}.

Быть может, именно этот драматический эпизод в Наркомате обороны породил впоследствии один из самых знаменитых анекдотов о войне:

«Жуков выходит от Сталина и в сердцах роняет: „Сволочь усатая!“ Через минуту об этом Сталину докладывает Берия. Сталин приказывает догнать Жукова и вернуть.

– Вы кого имели в виду, товарищ Жуков, когда сказали „Сволочь усатая“?

– Разумеется, Гитлера, товарищ Сталин!

– А вы, товарищ Берия?..»

30 июня Жукову в Генштаб позвонил Сталин и приказал вызвать в Москву командующего Западным фронтом генерала армии Д. Г. Павлова. Его принял Жуков, по его собственным словам, едва узнавший пытавшегося оправдаться генерала – так тот изменился за первые восемь дней войны. Но в течение этого, казалось бы, небольшого срока Западный фронт понес тяжелые потери – свыше трети миллиона погибших солдат и офицеров, были разгромлены 24 советские дивизии из сорока четырех.

Сталин, вызвавший Павлова, отказался его принять и отдал приказ возвращаться «туда, откуда приехал». Скоро Павлов, отправившийся обратно в Белоруссию, был арестован и 22 июля приговорен Военной коллегией Верховного суда Союза ССР к расстрелу. Через шесть дней появился «Приказ народного комиссара обороны СССР с объявлением приговора Верховного суда СССР по делу генерала армии Д. Г. Павлова…», подписанный И. Сталиным. В тексте говорилось, что Павлов и несколько бывших высших командиров – начальник штаба генерал В. Е. Климовских, начальник связи генерал А. Т. Григорьев, начальник артиллерии генерал Н. А. Клич, командующий 4-й армией генерал-майор А. А. Коробков – расстреляны{В 1957 году все были реабилитированы и восстановлены в воинских званиях.}. Приказ надлежало «объявить всему начсоставу от командира полка и выше».

Таким образом народный комиссар обороны СССР И. Сталин сделал суровое назидание всем красным командирам, особенно высшим, что, невзирая на звания, они будут персонально отвечать за свои неудачи в борьбе с врагом.

Однако наступление вермахта в центре Западного фронта продолжалось. В направлении на Смоленск ударная группа сильно потеснила советские войска.

«Падение Смоленска было тяжело воспринято Государственным Комитетом Обороны и особенно И. В. Сталиным, – вспоминал Жуков. – Он был вне себя. Мы, руководящие военные работники, испытали тогда всю тяжесть сталинского гнева. Приходилось напрягать волю, чтобы смолчать и не возмутиться против несправедливых его упреков. Но обстановка требовала от нас пренебречь своим „я“ и вести себя так, чтобы помочь Западному фронту преодолеть тяжелую обстановку».

Совинформбюро было запрещено давать в эфир информацию о падении Смоленска. Сталин категорически потребовал – любой ценой вернуть город. Шансов на выполнение такого распоряжения практически не было… Под Смоленском была окружена значительная группировка советских войск, которой приходилось сражаться с превосходящими силами противника.

14 июля Жуков подписал приказ о создании Фронта резервных армий, войска которого развертывались на рубеже Старая Русса – Осташков – Белый – Ельня – Брянск.

Именно в боях под Смоленском были впервые опробованы реактивные минометы, знаменитые «катюши». Официально они назывались «боевые пусковые установки БМ-13». Первые экземпляры были собраны 30 июня 1941 года на воронежском заводе имени Коминтерна. Неофициальное название – «катюши» – появилось позже и сразу стало народным. До сих пор среди историков продолжаются споры, почему эти установки были названы именно «катюшами». Одна из версий связывает заводскую марку «К» с популярной тогда песней «Катюша».

Через несколько дней после первой сборки «катюш» уже была создана Отдельная экспериментальная батарея полевой реактивной артиллерии Красной армии во главе с капитаном И. А. Флеровым.

14 июля эта батарея, насчитывавшая семь боевых установок, дала свой первый смертоносный залп по противнику, захватившему железнодорожную станцию Орша. Немцы были ошеломлены обрушившимся на них морем огня. Известный американский журналист Г. Солсбери утверждал: «Ничего не было страшнее во Вторую мировую войну, чем „катюши“. Неистовый визг мин, устрашающий дымный след, грохот взрывов, все вокруг взрывалось в огне и громе…»

27 июля кольцо окружения вокруг наших войск под Смоленском все же сомкнулось – на помощь Г. Гудериану{Генерал-полковник германской армии, военный теоретик, родоначальник танкового рода войск в мире, широко применял тактику блицкрига.} подошла танковая группа Г. Гота. Однако 1 августа одновременно был нанесен удар и со стороны двух окруженных армий, и с внешней стороны «котла», где немцев атаковали войска под командованием К. К. Рокоссовского. Окружение было прорвано, что позволило значительной части попавших в него подразделений Красной армии отойти за Днепр на рубеж Холм-Жирковский – Ярцево – Ельня.

Смоленск освободить не удалось. После того как большинство окруженных войск вырвалось из смоленского котла, о потере Смоленска было объявлено по радио. Но гнев Сталина не улегся.

Когда советские войска закрепились на выбранном рубеже, а немецкое наступление на Москву было остановлено директивой Гитлера, Сталин вызвал к себе Тимошенко и Жукова. Сменивший злосчастного Павлова в роли командующего Западным фронтом Тимошенко, равно как и Жуков, ожидал, что Верховный намерен провести совещание по текущей обстановке. Но, по воспоминаниям Жукова, все оказалось гораздо драматичнее.

«Когда мы вошли в комнату, за столом сидели почти все члены Политбюро. И. В. Сталин, в старой куртке, стоял посередине комнаты и держал погасшую трубку в руках – верный признак плохого настроения.

– Вот что, – сказал И. В. Сталин, – Политбюро обсудило деятельность Тимошенко на посту командующего Западным фронтом и считает, что он не справился с возложенной на него задачей в районе Смоленска. Мы решили освободить его от обязанностей. Есть предложение на эту должность назначить Жукова. Что думаете вы? – спросил И. В. Сталин, обращаясь ко мне и к наркому.

С. К. Тимошенко молчал. Да и что, собственно, он мог ответить на это несправедливое обвинение?

– Товарищ Сталин, – сказал я, – частая смена командующих фронтами тяжело отражается на ходе операций. Командующие, не успев войти в курс дела, вынуждены вести тяжелейшие сражения. Маршал Тимошенко командует фронтом менее четырех недель. В ходе Смоленского сражения хорошо узнал войска, увидел, на что они способны. Он сделал все, что можно было сделать на его месте, и почти на месяц задержал противника в районе Смоленска. Думаю, что никто другой больше не сделал бы. Войска верят в Тимошенко, а это главное. Я считаю, что сейчас освобождать его от командования фронтом несправедливо и нецелесообразно.

М. И. Калинин, внимательно слушавший, сказал:

– А что, пожалуй, Жуков прав.

И. В. Сталин не спеша раскурил трубку, посмотрел на других членов Политбюро и сказал:

– Может быть, согласимся с Жуковым?

– Вы правы, товарищ Сталин, – раздались голоса, – Тимошенко может еще выправить положение.

Нас отпустили, приказав С. К. Тимошенко немедленно выехать на фронт».

Но скоро гроза разразилась и над головой самого Жукова. Пока продолжалось Смоленское сражение, Жуков продолжал следить за обстановкой на Юго-Западном фронте и наконец решил изложить Сталину свои соображения: «На Украине, как мы полагаем, основные события могут разыграться где-то в районе Днепропетровска, Кременчуга, куда вышли главные силы бронетанковых войск противника группы армий „Юг“…»

– Что вы предлагаете? – насторожился И. В. Сталин.

– Юго-Западный фронт уже сейчас необходимо целиком отвести за Днепр. За стыком Центрального и Юго-Западного фронтов сосредоточить резервы не менее пяти усиленных дивизий.

– А как же Киев? – в упор смотря на меня, спросил И. В. Сталин.

– …Киев придется оставить, – твердо сказал я.

Наступило тяжелое молчание…

Я продолжал доклад, стараясь быть спокойнее.

– На западном направлении нужно немедля организовать контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа. Ельнинский плацдарм гитлеровцы могут позднее использовать для наступления на Москву.

– Какие там еще контрудары, что за чепуха? – вспылил И. В. Сталин. – Опыт показал, что наши войска не умеют наступать… – И вдруг на высоких тонах бросил: – Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?»

Через полчаса Сталин сообщил Жукову, что тот освобожден от обязанностей начальника генерального штаба – его сменит Шапошников. «А вас используем на практической работе… Вы вот тут докладывали об организации контрудара под Ельней. Ну и возьмитесь за это дело. Мы назначим вас командующим Резервным фронтом».

Приказ Ставки Верховного главнокомандования Красной армии № 270

Сталин, Молотов, Буденный, Ворошилов, Тимошенко, Шапошников, Жуков

16 августа 1941года

О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий

Не только друзья признают, но и враги наши вынуждены признать, что в нашей освободительной войне с немецко-фашистскими захватчиками части Красной армии, громадное их большинство, их командиры и комиссары ведут себя безупречно, мужественно, а порой – прямо героически. Даже те части нашей армии, которые случайно оторвались от армии и попали в окружение, сохраняют дух стойкости и мужества, не сдаются в плен, стараются нанести врагу побольше вреда и выходят из окружения…

Зам. командующего войсками Западного фронта генерал-лейтенант Болдин, находясь в районе 10-й армии около Белостока, окруженной немецко-фашистскими войсками, организовал из оставшихся в тылу противника частей Красной Армии отряды, которые в течение 45 дней дрались в тылу врага и пробились к основным силам Западного фронта…

11 августа генерал-лейтенант Болдин ударил немцев с тыла, прорвал немецкий фронт и, соединившись с нашими войсками, вывел из окружения вооруженных 1654 красноармейца и командира, из них 103 раненых.

Комиссар 8-го механизированного корпуса бригадный комиссар Попель и командир 406-го сп полковник Новиков с боем вывели из окружения вооруженных 1778 человек. В упорных боях с немцами группа Новикова – Попеля прошла 650 километров, нанося огромные потери тылам врага.

Командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов и член Военного совета армейский комиссар 2-го ранга Бирюков с боями вывели из окружения 498 вооруженных красноармейцев и командиров частей 3-й армии и организовали выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий.

Все эти и другие многочисленные подобные факты свидетельствуют о стойкости наших войск, высоком моральном духе наших бойцов, командиров и комиссаров.

Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен врагу. Отдельные генералы подали плохой пример нашим войскам.

Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе со штабом группы войск в окружении, проявил трусость и сдался в плен немецким фашистам. Штаб группы Качалова из окружения вышел, пробились из окружения части группы Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочел сдаться в плен, предпочел дезертировать к врагу.

Генерал-лейтенант Понеделин, командовавший 12-й армией, попав в окружение противника, имел полную возможность пробиться к своим, как это сделало подавляющее большинство частей его армии. Но Понеделин не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался в плен врагу, дезертировал к врагу, совершив, таким образом, преступление перед Родиной как нарушитель военной присяги.

Командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов, оказавшийся в окружении немецко-фашистских войск, вместо того чтобы выполнить свой долг перед Родиной, организовать вверенные ему части для стойкого отпора противнику и выхода из окружения, дезертировал с поля боя и сдался в плен врагу. В результате этого части 13-го стрелкового корпуса были разбиты, а некоторые из них без серьезного сопротивления сдались в плен.

Следует отметить, что при всех указанных выше фактах сдачи в плен врагу члены военных советов армий, командиры, политработники, особотдельщики, находившиеся в окружении, проявили недопустимую растерянность, позорную трусость и не попытались даже помешать перетрусившим Качаловым, Кирилловым и другим сдаться в плен врагу.

Эти позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют о том, что в рядах Красной Армии, стойко и самоотверженно защищающей от подлых захватчиков свою Советскую Родину, имеются неустойчивые, малодушные трусливые элементы. И эти элементы имеются не только среди красноармейцев, но и среди начальствующего состава. Как известно, некоторые командиры и политработники своим поведением на фронте не только не показывают красноармейцам образец смелости, стойкости и любви к Родине, а, наоборот, прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поля боя, а при первых серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя…

Приказываю:

1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров.

Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.

2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.

Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи.

3. Обязать командиров и комиссаров дивизий немедля смещать с постов командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения, снижать их по должности как самозванцев, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из младшего начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев.

Этим приказом все советские военнослужащие, сдавшиеся немцам или захваченные ими, были провозглашены изменниками Родины, а их семьи подлежали аресту. Так была по приказу самого вождя арестована жена его старшего сына, о пленении которого объявили немцы…

Впрочем, информация о сдаче в плен далеко не всегда была достоверной – названный в приказе чуть ли не образцом предателя генерал-лейтенант Качалов на самом деле погиб в бою.

30 августа началась Ельнинская операция – первая успешная наступательная операция Красной армии во время Великой Отечественной войны. Целью была ликвидация так называемого «ельнинского выступа», образованного фронтом наступавших, но остановленных немецких войск. Наступление на Ельню вел Резервный фронт, которым командовал Жуков, в составе двух армий – 24-й и 43-й. Перед началом операции была проведена мощная артподготовка. Наступление советских войск развивалось не так быстро и успешно, как надеялась Ставка, однако в итоге ельнинский выступ был ликвидирован, а город Ельня освобожден.

15 сентября советское правительство организовало для группы зарубежных корреспондентов поездку в прифронтовую зону, а точнее – в только что отбитую у немецких войск Ельню. Журналисты были потрясены масштабом разрушений, которые были вызваны не только военными действиями, но и намеренными акциями со стороны гитлеровцев. При этом английский обозреватель А. Верт выразил всеобщее мнение, что, несмотря на трагизм представшего перед ними зрелища, Ельня дает надежду – ведь это первая за время всей Второй мировой войны территория, на которой силы вермахта удалось одолеть и вынудить к отступлению.

После Ельнинской операции в Красной армии появились части и соединения, удостоенные звания гвардейских. 18 сентября 1941 года было опубликовано сообщение, решением Ставки Верховного главнокомандования под председательством И. В. Сталина введено понятие «гвардейская часть». Таким образом командование Красной армии хотело отметить отличившиеся части и сделать их образцами для остальных подразделений. Первыми гвардейскими частями стали 100-я и 127-я стрелковые дивизии, которые в состав 24-й армии Резервного фронта героически сражались в начавшейся 30 августа 1941 года наступательной операции под Ельней.

8 сентября 1941 года немецкие войска при поддержке финских и испанских частей замкнули кольцо окружения вокруг Ленинграда. Положение в городе стало критическим. Возглавлявшие оборону Жданов{Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) в 1934–1945 годах.} и Ворошилов{Главнокомандующий войсками Северо-Западного направления (до 5 сентября 1941 года), с 5 по 14 сентября1941 года командующий войсками Ленинградского фронта.} слали в Москву панические телеграммы о том, что удержать Северную столицу невозможно. Посланный для инспекции в город на Неве Маленков утверждал впоследствии, что обнаружил Жданова в его персональном бункере пьяным и абсолютно неадекватным. После этого Маленков попросил Сталина снять Ворошилова и направить в Ленинград Жукова. Среди тех серьезных ошибок, которые не простил Сталин бывшему наркому Ворошилову, было то, что тот (при участии Жданова) санкционировал выборы командиров в рабочих батальонах. В телефонном разговоре с Ворошиловым и Ждановым вождь заявил: «Немедленно отменить выборное начало в батальонах, ибо оно может погубить всю армию».

Сталин вызвал Жукова с фронта и сообщил: «Мы еще раз обсудили положение с Ленинградом. Противник захватил Шлиссельбург, а 8 сентября разбомбил Бадаевские продовольственные склады. Погибли большие запасы продовольствия. С Ленинградом по сухопутью у нас связи теперь нет. Население оказалось в тяжелом положении. Финские войска наступают с севера на Карельском перешейке, а немецко-фашистские войска группы армий «Север», усиленные 4-й танковой группой, рвутся в город с юга… Вам придется лететь в Ленинград и принять от Ворошилова командование фронтом и Балтфлотом».

13 сентября Сталин подписал приказ, в котором был оформлен план действий «на случай вынужденного отхода из Ленинграда» относительно кораблей Балтийского флота. Решение было простым и страшным – в случае оставления города (а значит, и порта) «все корабли военного флота, торговые, промысловые и технические суда» следовало уничтожить, чтобы не достались врагу. В тот же день оборонявшая подступы к городу 42-я армия была вынуждена отойти на Пулковский оборонительный рубеж, который еще не было полностью достроен, несмотря на отчаянные усилия инженерных подразделений и жителей осажденного города. Теперь линия фронта подошла к Ленинграду вплотную.

Одним из опорных пунктов обороны города стал Кировский завод, выпускавший тяжелые танки КВ, прямо из заводских ворот уходившие на передовую. Мужчины ушли в ополчение, на заводе трудились женщины, старики, подростки. Жили на территории завода, чтобы не тратить время и, самое главное, силы на путь от дома до станка. Окна в цехах из-за постоянных обстрелов были замурованы бронещитами и мешками с песком, но работа на заводе шла и во время бомбежек.

Танки КВ внушали немцам панический ужас, поскольку эти танки были неуязвимы для снарядов стандартных противотанковых орудий, которые они попросту переезжал, вминая в землю.

«Если немцы и были остановлены, то этого добились, пустив им кровь, – писал в своей книге „900 дней“ американский журналист Г. Солсбери. – Сколько их было перебито в эти сентябрьские дни, никто никогда не подсчитает. У Урицка протекал ручей. Многие дни он был красен от крови немецких солдат… Остановила немцев железная воля Жукова? Он был страшен в эти дни сентября. Нельзя его назвать по-иному, нет другого слова…»

21 сентября 1941 года Сталиным была продиктована телеграмма в осаждаемый германской армией Ленинград. Адресована она была Г. К. Жукову, А. А. Жданову, А. А. Кузнецову{С 1937 года второй секретарь Ленинградского обкома, горкома ВКП(б), член военных советов Балтийского флота, Северного и Ленинградского фронтов.} и В. Н. Меркулову{С 31 июля 1941 года по 16 апреля 1943 года первый заместитель наркома внутренних дел.}. В телеграмме, в частности, говорилось: «Если кто-то в наших рядах допустит колебания, тот будет основным виновником падения Ленинграда». Сталин приказывал не проявлять сентиментальности и применять оружие даже в тех случаях, когда немцы прикрываются мирными жителями.

Указания Верховного Главнокомандующего № 002204 Военному совету Ленинградского фронта о применении оружия против делегатов от немецких войск

И. СТАЛИН

21 сентября 1941 г. 04 ч 10 мин

Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают вперед своих войск делегатов от занятых ими районов – стариков, старух, женщин и детей – с просьбой к большевикам сдать Ленинград и установить мир. Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожить в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов.

Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам. Война неумолима, и она приносит поражение в первую очередь тем, кто проявил слабость и допустил колебания. Если кто-либо в наших рядах допустит колебания, тот будет основным виновником падения Ленинграда.

Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами. Никакой пощады ни немецким мерзавцам, ни их делегатам, кто бы они ни были. Просьба довести до сведения командиров и комиссаров дивизий и полков, а также до Военного совета Балтфлота и командиров и комиссаров кораблей.

54-я армия маршала Кулика медлила с ударом, способным прорвать блокадное кольцо снаружи. 20 сентября Сталин прислал Кулику новую телеграмму: «В эти два дня, 21-го и 22-го, надо пробить брешь во фронте противника и соединиться с ленинградцами, а потом уже будет поздно. Вы очень запоздали. Надо наверстать потерянное время. В противном случае, если вы еще будете запаздывать, немцы успеют превратить каждую деревню в крепость, и вам никогда уже не придется соединиться с ленинградцами».

Так и получилось. Однако силы были на исходе не только у Красной армии, но и у группы армий «Центр». Наступление вермахта остановилось. По словам Жукова, «линия обороны на подступах к Ленинграду с юга стабилизировалась и осталась без существенных изменений до января 1943 года».

6 сентября 1941 года А. Гитлер подписал директиву № 35, посвященную предстоящему осеннему наступлению на Восточном фронте. Фюрер был уверен, что Красная армия, противостоящая группе армий «Центр», будет «решительно разгромлена до наступления зимы в течение ограниченного времени, имеющегося еще в распоряжении. С этой целью необходимо сосредоточить все силы сухопутных войск и авиации, предназначенные для операции, в том числе те, которые могут быть высвобождены на флангах и своевременно переброшены». Операцию по захвату Москвы нарекли «Тайфун» – название предложил лично Гитлер, имея в виду стремительность и мощность натиска. Руководить операцией предстояло командующему группой армий «Центр», генералу-фельдмаршалу Ф. фон Боку. Обязательным условием было завершение боевых действий до начала осенней слякоти и зимних холодов.

24 сентября 1941 года в штабе группы армий «Центр» состоялось совещание, посвященное будущей операции «Тайфун». Среди присутствовавших на обсуждении были главнокомандующий сухопутными войсками Германии генерал-фельдмаршал В. фон Браухич и начальник генерального штаба генерал-полковник Ф. Гальдер. Новое наступление на советскую столицу было запланировано на 2 октября, но Гудериан просил разрешения на то, чтобы его танкисты двинулись вперед раньше. «Быстрый Гейнц», как называли Гудериана, надеялся таким образом использовать последние дни относительно хорошей погоды, поскольку не видел перед собой дорог с твердым покрытием. Это означало, что при первых же осенних дождях немецкие танки с их узкими гусеницами рисковали застрять в грязи.

27 сентября 1941 года командующий Западным фронтом генерал И. С. Конев получил директиву Ставки, в которой констатировалось, что к серьезным наступательным операциям войска Красной армии не готовы и поэтому следует уделить особое внимание обустройству оборонительных рубежей на московском направлении, прежде всего около Ржева и Вязьмы. Причиной появления директивы стали данные, добытые разведкой. Согласно этой информации, германская армия планировала на начало октября большую наступательную операцию. Коневу предписывалось «мобилизовать все саперные силы фронта, армий и дивизий с целью закопаться в землю и устроить на всем фронте окопы полного профиля в несколько линий с ходами сообщения, проволочными заграждениями и противотанковыми препятствиями».

30 сентября танки Гудериана и войска 2-й армии обрушились на силы Брянского фронта. Часть советских войск, сразу две армии, оказались под угрозой окружения, как уже не раз было в ходе этой войны. Выждав два дня, пока развернутся бои на Брянском фронте, немцы нанесли удар и по другим фронтам – Западному и Резервному.

Особо тяжко Красной армии пришлось в районе Вязьмы – здесь оборона была прорвана сразу в двух местах, севернее и южнее города, в окружение на западе от Вязьмы попали 19-я, 20-я, 24-я, 32-я армии, значительная часть 16-й.

Маршал А. М. Василевский впоследствии вспоминал: «Генеральный штаб, к сожалению, точно не предугадал замысла действий противника на московском направлении».

5 октября телеграфный аппарат «Бодо» донес до Жукова срочный вызов Сталина: «Можете ли вы незамедлительно вылететь в Москву? Ввиду осложнения обстановки на левом крыле Резервного фронта, в районе Юхнова, Ставка хотела бы с вами посоветоваться». Причиной были события, разыгравшиеся в тот же день на подступах к Москве. По воспоминаниям генерала К. Ф. Телегина, члена военного совета Московского военного округа, дело было так: «В десятом часу утра (5 октября) поступил первый тревожный сигнал с запада. Начальник оперативного отдела опергруппы (штаба МВО) полковник Д. А. Чернов, находившийся в Малоярославецком укрепленном районе, по телефону доложил, что рано утром задержаны повозки, автомашины из тылов 43-й армии, а также отдельные военнослужащие, которые сообщили, что противник начал большое наступление, некоторые дивизии дерутся в окружении, идут сильные бои. У противника много танков, беспрерывно бомбит авиация… Поверить этому было невозможно».

Из Подольска от коменданта Малоярославецкого укрепрайона комбрига Елисеева поступило экстренное донесение: город Юхнов, в 85 километрах на северо-запад от Калуги, захвачен немцами, танки идут к Малоярославцу, откуда им будет открыта дорога на Подольск…

Расстояние от Малоярославца до Москвы – чуть больше ста километров, причем не по бездорожью, а по отличному шоссе. От Подольска до нынешней МКАД – порядка тридцати километров. Это означало, что в случае выхода танкистов Гудериана к Малоярославцу до центра Москвы им осталось бы два-три часа пути. Войск, способных отразить удар, на этом участке не было. «Противника больше нет», – писал в дневнике Гальдер.

С занятий спешно сняли курсантов двух военных училищ, находившихся в Подольске, – пехотного (две тысячи человек) и артиллерийского (полторы тысячи) – и, собрав, какое нашлось, вооружение, отправили оборонять Малоярославец.

В Москве же выясняли, правдивы или нет сведения о прорыве. Генерал Телегин после сообщения Елисеева доложил в Генштаб. Из Генштаба сообщили Сталину. Через считаные минуты Телегину позвонил Берия:

– Откуда вы получили сведения, что немцы в Юхнове, кто вам сообщил?

Выслушал ответ и закричал:

– Слушайте, что вы там принимаете на веру всякую чепуху? Вы, видимо, пользуетесь информацией паникеров и провокаторов…

Сразу после Берии позвонил Сталин. В. Карпов в своей книге так реконструирует этот разговор:

«– Телегин? Это вы сообщили Шапошникову, что танки противника прорвались через Малоярославец?

– Да, я, товарищ Сталин.

– Откуда у вас эти сведения?

– Мне доложил из Подольска комбриг Елисеев. А я приказал ВВС немедленно послать самолеты и перепроверить, и еще также проверку осуществляю постами ВНОС…

– Это провокация. Прикажите немедленно разыскать этого коменданта, арестовать и передать в ЧК, а вам на этом ответственном посту надо быть более серьезным и не доверять всяким сведениям, которые приносит сорока на хвосте.

– Я, товарищ Сталин, полностью этому сообщению не доверял, немедленно принял меры для проверки и просил генерала Шарохина до получения новых данных Ставке не докладывать.

– Хорошо. Но впредь такие сведения надо проверять, а потом докладывать».

В то же самое время командующий ВВС Московского военного округа полковник Н. А. Сбытов, предлагавший после первого сообщения о прорыве ударить по немцам силами всей имеющейся авиации, доказывал, что он не провокатор, начальнику Особого отдела Красной армии В. С. Абакумову.

«– Откуда вы взяли, что к Юхнову идут немецкие танки?

– Это установлено авиационной разведкой и дважды перепроверено.

– Предъявите фотоснимки.

– Летали истребители, на которых нет фотоаппаратов, но на самолетах есть пробоины, полученные от вражеских зениток. Разведка велась с малой высоты, летчики отчетливо видели кресты на танках.

– Ваши летчики – трусы и паникеры, такие же, видимо, как и их командующий. Мы такими сведениями не располагаем, хотя получаем их, как и генштаб. Предлагаю вам признать, что вы введены в заблуждение, что никаких танков противника в Юхнове нет, что летчики допустили преступную безответственность и вы немедленно с этим разберетесь и сурово их накажете.

– Этого сделать я не могу. Ошибки никакой нет, летчики боевые, проверенные, и за доставленные ими сведения я ручаюсь.

– А чем вы можете подтвердить такую уверенность, какие у вас есть документы?»

Документов не было, даже данные о вылетах в журнал корпуса ПВО не заносились. Офицеры ПВО заявили, что за действиями летчиков округа они не следят. Абакумов потребовал от Сбытова доложить военному совету округа, что его, Сбытова, по законам военного времени надлежит отдать под трибунал.

Полковнику предъявили запись его слов, уже оформленную как протокол допроса, и велели подписать. Сбытов вспоминал потом: «Я написал: „Последней разведкой установлено, что фашистские танки находятся уже в районе Юхнова, к исходу 5 октября город будет ими занят“. И расписался… В три часа ночи на мой КП позвонил начальник штаба ВВС Красной армии генерал Г. А. Ворожейкин, сказал: „Ваша разведка была права. Это фашисты. ГКО ваши действия одобрил…“»

При таких обстоятельствах Сталин вызвал в Москву Жукова. На аэродроме его встретил начальник охраны Сталина генерал Н. С. Власик и привез прямо домой к верховному. Жуков вспоминал, что, когда он приехал, Сталин разговаривал с Берией и бросил фразу: на крайний случай нужно разведать возможность заключения мира.

 

Берия – ответственный за все

С самого начала войны Берия занимался широким кругом важнейших проблем. С 30 июня 1941 года он был членом Государственного комитета обороны. А постановлением ГКО от 4 февраля 1942 года на него были возложены обязанности по контролю за выполнением решений ГКО по производству самолетов, моторов, вооружения и минометов, а также по контролю за формированием авиаполков и их своевременной переброской на фронт. Кроме того, Берия контролировал работу Наркомата угольной промышленности и Наркомата путей сообщения. А став в мае 1944 года заместителем председателя ГКО и председателем Оперативного бюро, он наблюдал уже за работой всех наркоматов оборонной промышленности, железнодорожного и водного транспорта, черной и цветной металлургии, угольной, нефтяной, химической, резиновой, бумажно-целлюлозной, электротехнической промышленности, электростанций… И это не считая обеспечения внутренней безопасности воюющей страны, борьбы с вражеской разведкой и диверсантами…

Серго Берия утверждал, что его отец выбирал сотрудников исключительно по принципу компетентности: «Нередко пишут, что он всегда окружал себя людьми, лично преданными ему. Еще одна ложь. Главным критерием для моего отца всегда было дело. Знает и любит человек свое дело – значит, подходит. Болтун и бездарность – таких не надо. Эти принципы он исповедовал до последних дней жизни, и, как я не раз убеждался, чутье на талантливых и одержимых людей отца никогда не подводило. Так было и с военными, и с учеными, и с разведчиками…»

 

Оборона Москвы

Сталин указал Жукову на карту.

– Вот смотрите. Здесь сложилась очень тяжелая обстановка. Я не могу добиться от Западного и Резервного фронтов исчерпывающего доклада об истинном положении дел. А не зная, где и в какой группировке наступает противник и в каком состоянии находятся наши войска, мы не можем принять никаких решений. Поезжайте сейчас же в штаб Западного фронта, тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда в любое время. Я буду ждать.

Из мемуаров маршала Победы хорошо известно, как он искал в западных лесах и болотах разрозненные войска, все время опасаясь – как бы самому в этому хаосе не заехать прямиком в расположение немцев.

«В 2 часа 30 минут 8 октября я позвонил И. В. Сталину. Он еще работал. Доложив обстановку на Западном фронте, я сказал:

– Главная опасность сейчас заключается в слабом прикрытии на можайской линии. Бронетанковые войска противника могут поэтому внезапно появиться под Москвой. Надо быстрее стягивать войска, откуда только можно, на можайскую линию обороны.

И. В. Сталин спросил:

– Где сейчас 16-я, 19-я и 20-я армии и группа Болдина Западного фронта? Где 24-я и 32-я армии Резервного фронта?

– В окружении западнее и юго-западнее Вязьмы.

– Что вы намерены делать?

– Выезжаю сейчас же к Буденному, разберусь с обстановкой и позвоню вам.

– А вы знаете, где штаб Резервного фронта?

– Буду искать где-то в районе Малоярославца.

– Хорошо, поезжайте к Буденному и оттуда сразу же позвоните мне».

При этом без очередного сеанса поиска виновных дело не обошлось. Недаром Сталин и его приближенные с июля 1941-го по март 1942 года отправили под трибунал и приговорили к расстрелу тридцать генералов. В книге К. Симонова «Истории тяжелая вода» описан один из показательных эпизодов отношения Сталина к вышедшим из доверия высшим военачальникам. В штаб фронта была направлена комиссия ГКО (В. М. Молотов, А. М. Василевский, Г. М. Маленков), собиравшаяся обвинить И. С. Конева, бывшего командующего этим фронтом, и забрать его в Москву на расправу. Но Жуков не отдал Конева, заявив Сталину, что Коневу надо поручить руководство на удаленном калининском направлении. На прямой вопрос Сталина «Почему вы защищаете Конева?» Георгий Константинович прямолинейно ответил: «Мы с ним никогда не были друзьями. Знаю его по службе в Белорусском округе и считаю, что он справится с этими обязанностями. Кроме того, у меня сейчас других кандидатур нет».

На реплику вождя, что Конева ждет военный трибунал, Жуков заявил, что это ни к чему хорошему не приведет: «Вот расстреляли Павлова, и что это дало?.. Было заранее хорошо известно, что из себя представляет Павлов, что у него потолок командира дивизии. Тем не менее он командовал фронтом и не справился с тем, с чем не мог справиться». В результате Конев не стал очередной жертвой поражений Красной армии, а был утвержден заместителем Жукова на Западном фронте.

Еще 4 июля 1941 года было принято постановление ГКО № 10 о создании добровольческих дивизий народного ополчения Москвы и Московской области и мобилизации трудовых ресурсов на производство. Следуя этому постановлению, в июле и октябре 1941 года было сформировано 16 дивизий народного ополчения (около 160 тысяч человек), в которых сражались профессора, студенты и рабочие, не призванные по состоянию здоровья в армию. Большинство из них было энтузиастами, готовыми пожертвовать своей жизнью в бою с врагом, но были и растерявшиеся, струсившие и сбежавшие. Не стоит забывать и о том, что боевая подготовка этих частей была слишком «ускоренной»: их личный состав не прошел курса боевой подготовки, бойцы (среди которых было много пожилых людей и еще неокрепших, безусых юношей) не были физически тренированы для осуществления маршевых переходов и для ведения боевых действий. В большинстве этих дивизий не было ни артиллерии, ни штурмовых орудий, ни саперов и т. п.

С осени 1941 года начали призывать военнообязанных старших возрастов в «рабочие колонны» для работы в строительстве и на оборонных предприятиях. Помимо повсеместного использования труда заключенных в лагерях и колониях был проведен военный призыв на альтернативную службу тех, кто был не годен к строевой, но мог трудиться в тылу. В целях достижения большей эффективности предприятий тыла на производстве были отменены выходные дни и отпуска и при этом введены сверхурочные работы. Для поддержания суровой трудовой дисциплины была установлена уголовная ответственность за прогулы и опоздания на работу.

14 октября командование группы немецких армий «Центр» обрисовало задачу 4-й армии, и в частности 4-й танковой группы. Это был «удар в направлении Москвы, имеющий целью разбить находящиеся перед Москвой силы противника и прочно захватить окружающую Москву местность, а также плотно окружить город. 2-я танковая группа с этой целью должна выйти в район юго-восточнее Москвы с таким расчетом, чтобы она, прикрываясь с востока, охватила Москву с юго-востока, а в дальнейшем также и с востока. Имеющие важное значение для снабжения Москвы промышленные районы – Сталиногорск{С 1961 года это город Новомосковск Тульской области, в 220 км к юго-востоку от Москвы. (Прим. ред.)}, Тула и Кашира – должны быть захвачены как можно быстрее и прочно прикрыты. 4-я армия с подчиненной ей 4-й танковой группой, с эшелонированием на своем правом фланге моторизованных частей должна выполнить окружение или охват Москвы с юга, запада и севера, прикрываясь с севера и с северо-востока. Возможно, что в дальнейшем возникнет необходимость удара моторизованных частей в направлении на Ярославль и Рыбинск…»

Немецкое командование было уверено, что войска не встретят серьезного противодействия и их надо скорее сдерживать, чем подгонять: «Согласно категорическому приказу фюрера и главнокомандующего вооруженными силами, войска не должны вступать в центр города Москвы. Границей для наступления и разведки является окружная железная дорога…»

Советское руководство отнюдь не было уверено, что Москву удастся отстоять. 15 октября было принято постановление ГКО «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». 16 октября началась массовая эвакуация из Москвы. Постановление предписывало переправить в город Куйбышев (ныне Самара) иностранные посольства и советское правительство.

После этого в городе началась паника. Рядовые граждане, будучи уверены, что о них никто заботиться не будет, бросились спасаться самостоятельно. Личных машин почти ни у кого не было – люди пытались брать штурмом немногочисленные и набитые до отказа поезда, шли пешком прочь из города по Щелковскому шоссе… Возникла опасность, что толпы беженцев помешают подвозу войск.

19 октября 1941 года было принято постановление Государственного комитета обороны. Трудящихся столицы призывали сохранять спокойствие и всеми силами помогать армии. При этом ради укрепления тыла войск, защищающих столицу, в Москве вводилось осадное положение. Был объявлен комендантский час. В случае воздушной тревоги граждане должны были следовать в убежища по строго определенным маршрутам. Провокаторов и шпионов постановление предписывало расстреливать на месте.

Постановление Государственного комитета обороны

Председатель Государственного комитета обороны

19 октября 1941 г.

И. Сталин

Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100–200 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта т. Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах .

В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный комитет обороны постановил :

1. Ввести с 20 октября 1941 г. в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.

2. Воспретить всякое уличное движение, как отдельных лиц, так и транспортов, с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта г. Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно происходить согласно правилам, утвержденным московской противовоздушной обороной и опубликованных в печати.

3. Охрану строжайшего порядка в городе и в пригородных районах возложить на коменданта города Москвы генерал-майора т. Синилова, для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды.

4. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.

Государственный комитет обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной армии, обороняющей Москву, всяческое содействие.

Разведка донесла, что немцы подводят к линии фронта резервы, явно готовясь к решающему удару. Очевидно было даже, где это может произойти, – прежде всего со стороны Волоколамска, а также в районе Тулы. Город русских оружейников немцы захватить не смогли, но вполне имели возможность обойти его стороной и ударить сразу на Каширу.

Верховный потребовал сорвать готовящееся наступление противника путем нанесения упреждающих контрударов на самых угрожающих направлениях. Он настаивал, что следует атаковать немцев около Волоколамска, одновременно ударив во фланг 4-й армии вермахта со стороны Серпухова.

Главком Западного фронта напрягся, услышав такое. Контрудары им запланированы не были, и он знал, что свободных сил для их осуществления нет. Бросать неподготовленные части без поддержки артиллерии и самолетов против сильного противника – означает наверняка потерпеть поражение.

«– Какими же силами мы будем наносить эти контрудары? – спросил Жуков. – Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны.

– В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии, – распорядился Сталин.

– Считаю, что этого делать сейчас нельзя, – возразил Жуков. – Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет тогда подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.

– Ваш фронт имеет шесть армий. Разве этого мало?

– Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась; с изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта.

– Вопрос о контрударах считайте решенным, – отмахнулся Сталин и велел снова обращаться к нему только с готовым планом их проведения».

Контрудары были организованы, но, поскольку главным образом действовала конница, никакого особого эффекта они не принесли. Разве что под Алексином{Город в Тульской области, в 150 км к югу от Москвы.} получилось изрядно потрепать 4-ю армию, так что она не смогла потом присоединиться к наступлению на Москву.

7 ноября в восемь часов утра на Красной площади состоялся военный парад, посвященный 24-й годовщине Октябрьской революции. Шел густой снег, военные части, стройными рядами проходившие по площади и уходившие на фронт, накануне получили строгий приказ: что бы ни случилось, сохранять порядок и дисциплину. В осажденной столице, которая, по мнению врага, должна была на днях пасть, состоялась демонстрация военной силы и неустрашимого духа народа. Это был мощный пропагандистский сталинский удар по немцам…

15 ноября началось новое наступление группы армий «Центр» на Москву. Основной натиск пришелся на северо-западные рубежи столицы со стороны Калинина, Волоколамска и Рузы. Установившиеся морозы пока еще были скорее на руку немцам, чем во вред, – танки перестали застревать в грязи и не нуждались в дорогах с твердым покрытием.

Войска правого крыла Западного фронта отчаянно оборонялись. Немцы продолжали нажимать. У советского командования начали сдавать нервы.

В самые напряженные дни осени 1941 года, когда Красной армии пришлось отступить с можайского рубежа, тщательно замаскированный штаб Западного фронта находился возле станции Перхушково Белорусской железной дороги – в деревне Власиха, в двух с половиной километрах на северо-запад от города Одинцово (там, где сейчас находится штаб ракетных войск стратегического назначения и центральный командный пункт наземных стратегических ядерных сил вооруженных сил Российской Федерации).

Там произошел знаменитый разговор корпусного комиссара П. С. Степанова, члена Военного совета ВВС, со Сталиным. О нем стало известно из воспоминаний присутствовавшего в штабе маршала авиации А. Е. Голованова. Верховный интересовался, как идут дела, на что Степанов ответил, что передовая очень близко и надо бы вывести штаб куда-нибудь на восток от Москвы, к Арзамасу…

«После долгой паузы Сталин спокойно произнес:

– Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть?

– Сейчас… – опешил Степанов. – А какие лопаты, товарищ Сталин?

– Все равно какие.

– Сейчас… Лопаты есть, товарищ Сталин.

– Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я останусь в Москве».

Приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 0428

Ставка Верховного Главнокомандования

г. Москва

И. СТАЛИН

17 ноября 1941 года

Б. ШАПОШНИКОВ

Опыт последнего месяца войны показал, что германская армия плохо приспособлена к войне в зимних условиях, не имеет теплого одеяния и, испытывая огромные трудности от наступивших морозов, ютится в прифронтовой полосе в населенных пунктах. Самонадеянный до наглости противник собирался зимовать в теплых домах Москвы и Ленинграда, но этому воспрепятствовали действия наших войск. На обширных участках фронта немецкие войска, встретив упорное сопротивление наших частей, вынужденно перешли к обороне и расположились в населенных пунктах вдоль дорог на 20–30 км по обе их стороны. Немецкие солдаты живут, как правило, в городах, в местечках, в деревнях, в крестьянских избах, сараях, ригах, банях близ фронта, а штабы германских частей размещаются в более крупных населенных пунктах и городах, прячутся в подвальных помещениях, используя их в качестве укрытия от нашей авиации и артиллерии. Советское население этих пунктов обычно выселяют и выбрасывают вон немецкие захватчики.

Лишить германскую армию возможности располагаться в селах и городах, выгнать немецких захватчиков из всех населенных пунктов на холод в поле, выкурить их из всех помещений и теплых убежищ и заставить мерзнуть под открытым небом – такова неотложная задача, от решения которой во многом зависит ускорение разгрома врага и разложение его армии.

Ставка Верховного Главнокомандования ПРИКАЗЫВАЕТ:

1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог.

Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе действия бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и партизанские диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами.

2. В каждом полку создать команды охотников по 20–30 человек каждая для взрыва и сжигания населенных пунктов, в которых располагаются войска противника. В команды охотников подбирать наиболее отважных и крепких в политико-моральном отношении бойцов, командиров и политработников, тщательно разъясняя им задачи и значение этого мероприятия для разгрома германской армии. Выдающихся смельчаков за отважные действия по уничтожению населенных пунктов, в которых расположены немецкие войска, представлять к правительственной награде.

3. При вынужденном отходе наших частей на том или другом участке уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты, чтобы противник не мог их использовать. В первую очередь для этой цели использовать выделенные в полках команды охотников.

4. Военным Советам фронтов и отдельных армий систематически проверять, как выполняются задания по уничтожению населенных пунктов в указанном выше радиусе от линии фронта. Ставке через каждые 3 дня отдельной сводкой доносить, сколько и какие населенные пункты уничтожены за прошедшие дни и какими средствами достигнуты эти результаты.

Жуков признавался, что из-за постоянных бессонных ночей иногда даже терялся счет времени. Оно разграничивалось только боевыми донесениями и звонками Верховного. Однажды глубокой ночью Сталин позвонил и спросил: «Вы уверены, что мы удержим Москву?» Жуков ответил утвердительно, но надо еще две армии и две сотни танков. Танки в тот момент взять было негде, но две резервные армии Сталин обещал помочь найти.

29 ноября командующий группой армий «Центр» Ф. фон Бок уже поставил вопрос перед командованием сухопутных войск вермахта о приостановке немецкого наступления под Москвой и переходе к обороне. В его воспоминаниях «Я стоял у ворот Москвы. Военные дневники. 1941–1945» приводятся отнюдь не радужные подробности состояния войск: «30 октября. Наши потери растут. В зоне ответственности группы армий более двадцати батальонов находятся под командой лейтенантов; 3 ноября. Личный состав соединений утомлен до крайности»…

Жуков не знал о том, что фон Бок предложил прекратить наступление. Но он, видимо, почувствовал, что противник выдыхается. И сам предложил Сталину перейти в контрнаступление. За один день был разработан план, и Сталину была отправлена карта с коротким пояснением. Сталин план утвердил в первоначальном виде без поправок и подписал прилагаемую карту: «Согласен. И. Сталин».

В момент наивысшего напряжения приключился трагикомический курьез – Жукову позвонил разъяренный Сталин и закричал в трубку, что, по его сведениям, немцы захватили город Дедовск{В 38 км к северо-западу от Москвы, на Волоколамском шоссе.} на полпути между Истрой и Москвой. Почему главком не в курсе, негодовал Верховный, срочно самому выехать на передний край, организовать контрудар и Дедовск отбить!..

Жуков спешно позвонил Рокоссовскому. Оказалось, немцы захватили деревушку Дедово-Талызино, существующую и ныне, в пяти километрах от Дедовска.

«Отбить», – повторил Сталин. Жуков передал указание Рокоссовскому. Два танка и рота пехоты вышибли взвод немцев из бывшей фамильной усадьбы поэта С. М. Соловьева…

А в это время части германской армии ринулись в наступление в районе Наро-Фоминска{В 70 км (53 км от МКАД) к юго-западу от Москвы.} – и на восток к Апрелевке{В 4 км к юго-западу от Москвы и в 28 км к северо-востоку от Наро-Фоминска.}, и на север в сторону Кубинки{В 63 км к западу от центра Москвы.}. Жуков помчался на передовую. На опасный участок были переброшены силы из резерва, и натиск удалось отразить. Под Кубинкой немцев остановили, а со стороны Апрелевки вдобавок нанесли контрудар.

Немецкое наступление на Москву захлебнулось и остановилось. 5 декабря в телефонном разговоре со Сталиным Жуков сказал свою знаменитую фразу: «Москву не отдадим». Хотя разговор днем ранее был более чем напряженным и в конце его главком Западного фронта и Верховный, по свидетельству некоторых очевидцев с той и другой стороны, крыли друг друга отборным матом.

Советские войска начали свое наступление 6 декабря в три часа утра. 11 декабря была освобождена Истра, на следующий день – Солнечногорск. Группа Гудериана начала отступать от Тулы. «Наступление на Москву провалилось, – писал в мемуарах Гудериан. – Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными…»

 

Неудачи на фронтах в 1942 году

5 января 1942 года в Ставке прошло совещание, посвященное плану большого наступления по всему советско-германскому фронту от Черноморского побережья до Ладоги. Жуков выразил сомнение в том, что это возможно. Но план наступления был принят в первоначальном виде. Сталин высказался в том духе, что немцам нельзя давать передышки – нужно безостановочно гнать их на запад, вынуждая израсходовать все резервы. Расчет был на то, что эвакуированные на восток советские военные предприятия будут выдавать все больше и больше вооружения, а немцам неоткуда будет компенсировать потери.

Решение о наступлении было утверждено.

Из воспоминаний Жукова

Что такое Ставка? Вот я был членом Ставки от первого до последнего дня войны. Собиралась ли когда Ставка для обсуждения вопросов? Нет. Кто в Ставке был, кто вел разговоры? Сталин. Ставка – это Сталин. Генеральный штаб – это аппарат. Сталин вызывал в Ставку тогда, когда он считал нужным и кого считал нужным, был ли это член Ставки или это был просто командующий. Он вызывал его вместе с начальником Генерального штаба или с его заместителем и заслушивал мнение командующего и тут же Генерального штаба. Вот таким был метод работы Ставки… Когда нужно, Сталин говорил: «Маленков с Вознесенским, рассмотрите вместе с Жуковым то, что он просит. Через два часа доложите». Кто это – члены Ставки или это Государственный Комитет Обороны, – было трудно сказать. Сталин – Ставка, и Государственный Комитет Обороны – тоже в основном Сталин. Он командовал всем, он дирижировал, его слово было окончательным. Это как приказ, собственно. Сталин говорит – это есть приказ окончательный, обжалованию не подлежит… Сталин считал – враг под Москвой разгромлен, надо его добить, и это не должно вызывать возражений и подлежит исполнению. А то, что противник еще настолько силен, что загонит нас вскоре до Волги, Сталин этого не понимал и знать не хотел!

В 1962 году К. К. Рокоссовский, выступая перед слушателями Военной академии имени М. В. Фрунзе, так охарактеризовал действия Ставки: «20 декабря после освобождения Волоколамска стало ясно, что противник оправился, организовал оборону и что наличными силами продолжать наступление нельзя. Надо было серьезно готовиться к летней кампании. Но, к великому сожалению, Ставкой было приказано продолжать наступление и изматывать противника. Это была грубейшая ошибка. Мы изматывали себя. Неоднократные доклады о потерях Жуков не принимал во внимание. При наличных силах добиться решительных результатов было нельзя. Мы просто выталкивали противника. Не хватало орудий, танков, особенно боеприпасов. Пехота наступала по снегу под сильным огнем при слабой артиллерийской поддержке. Наступало пять фронтов, и, естественно, сил не хватало. Противник перешел к стратегической обороне, и нам надо было сделать то же самое. А мы наступали. В этом была грубейшая ошибка Сталина. Жуков и Конев не смогли его переубедить».

20 апреля 1942 года завершилась грандиозное сражение под Москвой, в котором германская армия потерпела поражение. В ходе Московской битвы немецкие войска были отброшены с прежних позиций на 100–250 километров, были полностью освобождены ряд областей (в том числе и Московская), враг понес большие потери, как в живой силе, так и в технике, развеялись надежды германских генералов на быструю победу над Советским Союзом.

1 мая 1944 года Указом Президиума Верховного Совета была учреждена медаль «За оборону Москвы». Число награжденных ею составило примерно миллион человек.

Но пока советское руководство строило радужные планы о скором и полном изгнании оккупантов, те собирались с силами для нового наступления.

5 апреля 1942 года вождь Третьего рейха Адольф Гитлер подписал директиву, которая провозглашала одной из главных целей грядущего летнего наступления немецких войск нефтеносные районы Кавказа.

11 апреля фюрер собрал на совещание командование сухопутных войск и распорядился разработать все необходимые для этого наступления документы и материалы. Операция получила кодовое название «Блау». Направление главного удара тщательно маскировалось – для этого была проведена целая кампания по дезинформации, которая называлась «Кремль». В. И. Дашичев в книге «Банкротство стратегии германского фашизма» приводит приказ, изданный в конце мая: «Разгромить вражеские войска, находящиеся в районе западнее и южнее столицы противника, прочно овладеть территорией вокруг Москвы, окружив город, и тем самым лишить противника возможности оперативного использования этого района». При этом были приняты меры, чтобы русская разведка не прошла мимо этого «совершенно секретного» документа. На московском направлении демонстративно велась подготовка к наступлению, над московским регионом летали самолеты фоторазведки.

Справедливости ради надо сказать, что, несмотря на всю эту активность, до советского руководства все же доходила информация об истинных намерениях Гитлера. В. Г. Красно в книге «Неизвестный Жуков» отмечает, что уже 18 марта 1942 года Главное разведывательное управление Красной армии докладывало: «… центр тяжести весеннего наступления будет перенесен на южный сектор фронта с вспомогательным ударом на севере при одновременной демонстрации на центральном фронте против Москвы… Для весеннего наступления Германия вместе с союзниками выставит до 65 новых дивизий… Наиболее вероятный срок наступления – середина апреля или начало мая». Аналогичные сведения вскоре были добыты по линии НКВД: «Главный удар будет нанесен на южном участке с задачей прорваться через Ростов к Сталинграду и на Северный Кавказ, а оттуда по направлению к Каспийскому морю. Этим немцы надеются достигнуть источников кавказской нефти. В случае удачи операции с выходом на Волгу у Сталинграда немцы наметили повести наступление на север вдоль Волги…»

В конце марта 1942 года в Ставке состоялось совещание, на котором обсуждалась Харьковская наступательная операция. Сталин, поддержавший предложение командующего Юго-Западным направлением С. К. Тимошенко, дал указание считать операцию внутренним делом Юго-Западного направления и генштабу в ее ход не вмешиваться. За проявленную на совещании «строптивость» Жуков по приказу Ставки был понижен – из его подчинения был выведен Калининский фронт, а руководимое Жуковым Западное направление было ликвидировано…

Но зато для поощрения С. К. Тимошенко, И. Х. Баграмяна и Н. С. Хрущева (руководства Юго-Западного направления) Сталин устроил прием, на который своевольного Жукова не пригласили. У вождя, лично ведшего праздничное застолье, нашлись добрые слова и пожелания для каждого из присутствующих. Напоследок Сталин огласил «один весьма актуальный документ» – знаменитое письмо запорожских казаков турецкому султану, потребовавшему от них покорности: «А какой же ты, к бесу, рыцарь, если не можешь прибить голой задницей ежа!»

Но вскоре советскому вождю и его сподвижникам стало не до смеха – начавшееся успешно харьковское наступление захлебнулось – со стороны его южного фланга (со стороны Краматорска) последовал удар танковой группы Клейста. Но переоценившие свои (вернее, недооценившие вражеские) силы командующий направлением Тимошенко и член Юго-Западного фронта Хрущев сделали попытку убедить Верховного Главнокомандующего в том, что опасность со стороны немецкой танковой группы преувеличена и наступление Красной армии продолжается успешно… Операция закончилась тяжелым поражением Красной армии, крупная группировка советских войск попала в окружение. Потери обоих фронтов (Юго-Западного и Южного) составили 277 тысяч человек, из которых более 170 тысяч человек – безвозвратные.

Катастрофой закончилась и попытка освобождения Крыма. Командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов и представитель Ставки, доверенное лицо Сталина, армейский комиссар I ранга Л. З. Мехлес, не смогли организовать наступление. В результате, имея численное превосходство, Красная армия после двухнедельных боев была вынуждена оставить Керченский полуостров и, бросив часть боевой техники, эвакуироваться на Тамань. Вследствие этой неудачной операции нашим войскам пришлось 3 июля 1942 года оставить легендарный город-крепость Севастополь. Безвозвратные потери Крымского фронта и Черноморского флота составили более 176 тысяч человек.

Эти и другие неудачи Красной армии позволили командованию вермахта вновь перехватить утерянную после зимнего наступления 1941–1942 годов советских войск под Москвой стратегическую инициативу. Планируя захват нефтеносных районов Кавказа, в конце июня 1942 года немецкие войска, нанеся мощный удар по позициям Брянского и Юго-Западного фронтов, прорвали оборону Красной армии и совершили рывок в направлении Воронежа (частично захваченного 6 июля 1942 года) и к Дону. Советские войска оказались отброшенными за Дон, и к середине июля вермахт, развернувший наступление в большой излучине на Сталинград, прорвал стратегический фронт нашей армии на глубину 150–400 километров.

 

Сталинградская битва

12 июля 1942 года решением Ставки Верховного Главнокомандования был сформирован Сталинградский фронт под командованием маршала С. К. Тимошенко, перед которым была поставлена задача не допустить прорыва немцев к Волге и нефтеносному Кавказу.

И эта угроза оказалась впоследствии настолько серьезной, что задачей Сталинградского фронта было не допустить этого прорыва. Нарком промышленности и уполномоченный ГКО по обеспечению фронта горючим Н. К. Байбаков был вызван в Кремль и получил от Сталина приказ отправиться на Кавказ и позаботиться, чтобы немцам не досталась нефть. Слова советского вождя вошли в историю: «Имейте в виду, товарищ Байбаков, если вы хоть одну тонну нефти оставите немцам, мы вас расстреляем. Но если вы уничтожите промыслы, а противник не сумеет захватить эту территорию и мы останемся без нефти, мы вас тоже расстреляем».

18 июля 1942 года полковник Я. П. Тетушкин, командир 141-й стрелковой дивизии, занимавшей важный оборонительный рубеж в районе Воронежа, написал письмо в ЦК ВКП(б), адресовав его Г. М. Маленкову. Тетушкин, боевой офицер, прошедший еще школу Первой мировой войны, поневоле ставший свидетелем июльского беспорядочного отступления Красной армии, рискуя быть обвиненным в паникерстве и пораженчестве, писал следующее: «Ни одной организованно отступающей части я не видел на фронте от Воронежа на юг до г. Коротояк. Это были отдельные группки бойцов всех родов оружия, следовавшие, как правило, без оружия, часто даже без обуви, имея при себе вещевые мешки и котелок… У нас не хватает жесткой дисциплины, чтобы наверняка обеспечить успех в бою, чтобы никто не смел бросить свое место в окопе в любой обстановке. Умри, а держись».

19 июля 1942 года в газете «Красная звезда» (получаемой всеми подразделениями Красной армии и являвшейся одним из основных источников для проведения политбесед с бойцами) было напечатано стихотворение К. Симонова «Убей его», отражавшее эмоциональный настрой советских людей в этот период смертельной схватки, в которой нельзя было быть милосердным: «Если дорог тебе твой дом, \ Где ты русским выкормлен был… Если ты не хочешь, чтоб пол \ В твоем доме фашист топтал…\ Так убей фашиста, чтоб он, \ А не ты на земле лежал…» С этим эмоциональным текстом соседствовали гневные материалы, разоблачавшие отсутствие должной дисциплины (особенно на уровне взвода и роты), недостаточный контроль бойцов за личным снаряжением и оружием – во время отступления многие красноармейцы бросали винтовки и боеприпасы, противогазы, саперные лопатки.

24 июля 1942 года в «Красной звезде» появилась небольшая, но красноречивая статья одного из самых популярных советских писателей и журналистов – И. Эренбурга. Статья-лозунг называлась емко и жестко: «Убей!» Эренбург прямо называет смертельных врагов советских людей: «Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятие… Убей немца! – Это просит старуха мать. Убей немца! – Это молит тебя дитя. Убей немца! – Это кричит родная земля. Не промахнись! Не пропусти. Убей!» Это эмоциональное произведение лишь на несколько дней опередило знаменитый приказ № 227. Сталин всегда с должным вниманием относился к литературе как средству воспитания масс. Вождь читал «Красную звезду», и вряд ли подобные тексты, выражавшие мнение не только руководства страны, но и настроения общества, могли быть опубликованы без его негласного одобрения…

28 июля Сталин как народный комиссар обороны СССР подписал лично им написанный приказ № 227 «Ни шагу назад!».

Приказ просто потряс армию – впервые руководство страны в лице Сталина не просто обратилось к народу, но подчеркнуло трагичность момента и важность всеобщих усилий для разгрома врага. Текст приказа поразил своей искренностью и прямотой.

П. Д. Бараболя, боевой офицер, командир взвода в штрафбате, так оценивал этот приказ: «Все мы, от «простого матроса» до командующего фронтом, жили тогда приказом № 227 народного комиссара обороны И. В. Сталина. Он теперь широко и хорошо известен как исторический документ, который своими жесткими требованиями спаял волю и мастерство защитников города на Волге в единую необоримую силу. В твердых, непререкаемых параграфах приказа заключалось короткое, как выстрел, и емкое повеление: «Ни шагу назад!» В войсках оно мгновенно обрело живой, конкретный и беспощадный смысл: «За Волгой для нас земли нет!»… Приходят на память слова из «Разных дней войны» К. Симонова, очень точно определившие самую суть единственного в своем роде приказа Сталина: «По-моему, главное в том, что людям, народу (приказ зачитывался всем войскам) мужественно сказали прямо в глаза всю страшную и горькую правду о той пропасти, на грань которой мы тогда докатились».

В книге «Семь вождей» известный историк Д. А. Волкогонов писал: «Хотим мы этого или не хотим, но в трагические месяцы начала войны беспощадная страшная воля Сталина смогла заставить многих людей «упереться», призвать все свое личное мужество на помощь, одолеть свое малодушие под страхом смертельной кары».

Именно суровые сталинские приказы № 270 (о трусах и паникерах, сдающихся в плен) и № 227 («Ни шагу назад!») способствовали нормализации обстановки в Красной армии в тяжелом и решающем 1942 году.

Маршал А. М. Василевский в своих воспоминаниях оценивает приказ как «один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряженности».

К сожалению, многочисленные факты трусости и паникерства среди бойцов и командиров часто встречались перед опубликованием приказа № 227. Об этом свидетельствуют документы «Сталинградской эпопеи. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ», содержащие прежде недоступные широкому кругу читателей (из-за режима секретности) донесения особого отдела НКВД Сталинградского фронта: «Немецкая армия культурнее и сильнее нашей армии, – говорил своим сослуживцам по 538-му легкому авиационному полку Резерва Верховного Главнокомандования красноармеец Колесников. – Нам немцев не победить. Смотрите, какая у немцев техника, а у нас что за самолеты, какие-то кукурузники…»

«Нас предали. Пять армий бросили немцу на съедение. Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт, и положение безнадежное, а нас здесь с 6 июля маринуют и никак не определят», – такова была точка зрения начальника штаба артиллерии 76-й стрелковой дивизии капитана Свечкора перед тем, как им занялись особисты.

Попало и тем военнослужащим, кто высказывал в своих фронтовых письмах пораженческие настроения – бдительная военная цензура отслеживала все, и авторы таких писем попадали в разработку: «Положение у нас крайне тяжелое, почти безвыходное… Так мы довоюемся, что и на Урале не удержимся» (начальник отдела укомплектования штаба фронта майор Антонов).

«Если на Дону не удержимся, то дела будут очень плохие, придется отступать до Урала. Если союзники нам не помогут, то сами мы не справимся с разгромом гитлеровцев» (техник Автобронетанкового управления капитан Погорелый).

«Немцы сейчас вырвали инициативу из наших рук, и, если [мы] не сумели удержаться на Дону, не удержимся и на Волге. Придется отходить до Урала» (интендант 2-го ранга Фей).

Подобного рода «пораженческие», по терминологии тех дней, мысли и высказывания были не редкостью. Их нарастание отметил и такой чуткий к фронтовым настроениям писатель, как В. Гроссман, автор одного из лучших романов о Сталинградской битве «Жизнь и судьба». Один из его героев романа, подполковник Даренский, был командирован на левый фланг фронта с проверкой войск, «затерявшихся в песке между каспийским побережьем и калмыцкой степью». Проехав сотни километров, офицер обратил внимание, что встреченные им люди и не помышляли о какой-либо перемене к лучшему, будучи психологически подавленными мощным натиском военной машины фашистской Германии, «настолько безысходным казалось им положение войск, загнанных немцами на край света». «Даренский, – читаем мы в романе, – постепенно подчинился монотонной тоске этих мест. Вот, думал он, дошла Россия до верблюжьих степей, до барханных песчаных холмов и легла, обессиленная, на недобрую землю, и уже не встать, не подняться ей».

Другой яркий пример «пораженческих» мыслей можно наблюдать в произведении В. Некрасова «В окопах Сталинграда». Стойкий офицер, командир батальона Ширяев, признается в разговоре с главным героем лейтенантом Керженцевым: «А скажи, инженер, было у тебя такое во время отступления? Мол, конец уже… Рассыпалось… Ничего уже нет. Было? У меня один раз было. Когда через Дон переправлялись. Знаешь, что там творилось? По головам ходили…»

Порой «пораженческие» размышления соответствовали реальному положению дел, отражая, например, слабое и неумелое, зачастую несогласованное руководство войсками, недостатки боевой техники. Но при всем при этом в конкретной обстановке лета – осени 1942 года такие настроения выдавали слабый психологический настрой многих военнослужащих, неверие в победу, упадок духа и внутреннюю готовность к дальнейшему отступлению.

Именно в этот момент и был обнародован приказ № 227. Впервые после начала войны власть решилась сказать всю правду о реальном положении на фронтах. Дальнейшее отступление Красной армии грозило Советскому Союзу утратой национальной независимости и государственного суверенитета.

А. Рыбаков в романе «Прах и пепел» так описывал ситуацию после выхода приказа № 227: «Этот приказ сковал инициативу командиров, парализовал возможность маневра, увеличил бессмысленные потери. Выполнять его означало обречь армию на поражение. Немцы все равно продвигались вперед, захватили Майкоп, Краснодар, Моздок, вышли на Терек, овладели почти всеми горными перевалами, открывающими путь в Закавказье. Но пленные и трофеи им уже не доставались. Вопреки приказу Сталина советские войска вели маневренную войну, не допускали окружения, умело отводили свои части. Лишь на узком участке фронта войска армии Паулюса сумели 23 августа выйти к западной окраине Сталинграда.

Сталин все отлично понимал: страна разрезается надвое. Гитлер овладевает всем югом, Украиной, Кавказом, Закавказьем. Но главное – Сталинград! Немцы взяли город в клещи, прижав наши войска к Волге. Если Сталинград падет, у немцев в руках окажется главная водная артерия европейской части Союза. От Сталинграда они повернут на север, зайдут в тыл Москве, и тогда основные силы Красной армии окажутся в мешке».

Судьба нашей страны и исход войны решались в 1942 году в приволжских степях.

30 июля по решению командования вермахта сталинградское направление стало приоритетным (ранее, 23 июля, согласно Директиве № 45, подписанной А. Гитлером, группа армий «А» должна была наступать на Кавказ, а вспомогательную задачу – овладеть Сталинградом силами 6-й армии под командованием генерал-полковника Ф. фон Паулюса – поставили перед группой армий «Б»). К тому времени на помощь немецким войскам дуче Муссолини отправил еще шесть дивизий. Достигшая численности 300 тысяч человек, итальянская экспедиционная армия двигалась к Сталинграду.

В это время советским командованием была организована Ржевско-Сычевская операция, которая, казалось, не принесла ощутимого успеха, но на самом деле сковала на севере значительные силы группы армий «Центр». Немцы были вынуждены даже перебросить к Ржеву двенадцать дивизий, уже подготовленных к отправке под Сталинград, что значительно ослабило натиск противника в Поволжье и позволило Ставке ГКО собрать там силы для ответного наступления.

23 августа 1942 года немецкие войска под командованием Паулюса смогли выйти к западной окраине Сталинграда. Но, тем не менее, первоначальный план быстрого выхода к Волге и захвата города уже был сорван яростной обороной советских войск на подступах к Сталинграду и недостатком сил, застрявших возле Ржева.

Руководил Ржевско-Сычевской операцией Жуков, однако в ходе ее Сталин позвонил ему и приказал срочно возвращаться в Москву. «Сталин не сказал о назначении меня заместителем Верховного Главнокомандующего, – вспоминал Жуков. – Видимо, об этом он хотел объявить при личной встрече. Вообще, Верховный по телефону говорил только то, что было крайне необходимо сказать в данный момент. От нас он требовал быть крайне осторожными во время телефонных разговоров, особенно в зоне действующих войск, где не было стационарных средств засекречивания переговоров. Верховный сказал, что у нас плохо идут дела на юге и может случиться, что немцы возьмут Сталинград… объявил, что ГКО решил назначить меня заместителем Верховного Главнокомандующего и послать в район Сталинграда».

Сталин, спохватившись, что военачальник только с фронта и не успел перекусить, распорядился принести чай с бутербродами. И за едой рассказал о ситуации подробнее. Было ясно, что положение под Сталинградом отчаянное. Наверное, в этот момент Иосиф Виссарионович вспоминал, как командовал обороной этого же города, тогда Царицына, во время гражданской войны…

Вождь рейха, решивший захватить одновременно нефтеносный Кавказ и Сталинград, издал роковую Директиву № 45, ни одна из стратегических целей которой так и не была достигнута. Начальник германского генерального штаба Ф. Гальдер, тщетно пытавшийся объяснить фюреру, что у вермахта недостаточно сил для проведения двух крупных наступательных операций на двух различных направлениях, писал в своем дневнике: «Всегда наблюдавшаяся недооценка возможностей противника принимает постепенно гротесковые формы, становится опасной. Все это выше человеческих сил. О серьезной работе теперь не может быть и речи. Болезненная реакция на различные случайные впечатления и полное нежелание правильно оценить работу руководящего аппарата – вот что характерно для нынешнего так называемого руководства… Решения Гитлера перестали иметь что-либо общее с принципами стратегии и тактики, как их понимали прошлые поколения. Эти решения являлись продуктом мышления натуры неистовой, возникали под воздействием импульсов и не признавали никаких пределов невозможного; эти решения принимались на основе желаемого и без учета возможностей их реализации… Однажды, когда Гитлеру зачитывали совершенно объективный доклад, из которого явствовало, что в 1942 году Сталин все же будет в состоянии собрать от одного миллиона до миллиона с четвертью свежих войск в районе севернее Сталинграда и западнее Волги, не говоря уже о полумиллионном войске на Кавказе, и что, по надежным источникам, выпуск русскими боевых танков достигает 1200 единиц в месяц, Гитлер, сжав кулаки, с пеной в уголках рта, бесился на человека, зачитывавшего доклад, и запретил ему читать дальше такую чушь… Не надо обладать особым даром, чтобы сказать, что произойдет, когда Сталин направит по полтора миллиона войск против Сталинградского и Донского флангов. Я откровенно указал на это Гитлеру. Результатом явилось отстранение с поста начальника генерального штаба сухопутных войск».

22 августа 1942 года в бой на Сталинградском фронте вступили подразделения немецких штрафников. Они формировались в полевых условиях из командиров и офицеров частей вермахта, нарушивших приказ фюрера и допустивших отход солдат с боевых позиций. Проштрафившиеся командиры приказом вышестоящего начальства лишались званий и наград и отправлялись искупать свои ошибки кровью в штрафных частях. Так, в 51-й дивизии рейха были собраны вместе все офицеры (их было пятьдесят восемь человек), ранее вышедшие из окружения, но оставившие ради этого боевые позиции, и отправлены без суда и следствия в штрафные части. Спустя два месяца в штабе армии выяснилось, что произошла ошибка, и поэтому было принято решение вернуть этих офицеров, возвратив им прежние воинские звания, но большинство из них к тому времени погибли в боях.

29 августа 1942 года штрафная рота 51-й армии (входившей в состав Сталинградского фронта), приданная 91-й стрелковой дивизии, в оборонительном бою отбила атаку противника, поддерживаемую десятью танками. Рота, будучи отрезанной от своих войск, с боями вышла из окружения. 1 сентября участвовала уже в наступательном бою и только по приказу отошла на исходные позиции. Бойцы и начальствующий состав роты 60 километров несли на себе раненых. Приказом военного совета 51-й армии звание штрафной с роты было снято. Во время решающих боев, сражений, проходивших под неусыпным контролем Ставки, наград не жалели, и тогда награждения воинов-героев принимали массовый характер. Но надо добавить – заслуженно. К примеру, в период боев под Сталинградом в штрафных частях 64-й армии 1023 человека за мужество были освобождены от наказания. Из них награждены: орденом Ленина – 1, Отечественной войны II степени – 1, Красной Звезды – 17, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги» – 134.

2 сентября

Жуков – Сталину

1-я гвардейская армия 2 сентября перейти в наступление не смогла, так как ее части не сумели выйти в исходное положение, подвезти боеприпасы, горючее и организовать бой. Чтобы не допустить неорганизованного ввода войск в бой и не понести от этого напрасных потерь, после личной проверки на месте перенес наступление на 5 часов 3 сентября.

Наступление 24-й и 66-й армий назначаю на 5–6 сентября. Сейчас идет детальная отработка задач всем командным составом, а также принимаем меры материального обеспечения операции.

3 сентября

Сталин – Жукову

Положение под Сталинградом ухудшается. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам.

Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало.

7 сентября

Жуков – Сталину

Для разгрома противника под Сталинградом тех сил, которые имеются здесь, явно не хватит. Необходимо сосредоточить дополнительную группу войск с тем, чтобы в кратчайший срок нанести более сильный удар противнику…

В ответ на сообщение от 10 сентября Сталин вызвал Жукова в Москву. Там Георгий Константинович вновь доложил о ситуации и сказал, что нужны значительные подкрепления. Он отметил, что в окрестностях Сталинграда местность плохо пригодна для наступления – в ровной степи нет укрытий от артиллерийского огня противника, который, напротив, имеет возможность держать оборону, засев в многочисленных узких и глубоких оврагах. А поскольку при этом в распоряжении немцев находятся господствующие над местностью высоты, то при нынешнем раскладе сил прорвать немецкий фронт невозможно.

Сталин выслушал все это и спросил:

– Что нужно Сталинградскому фронту, чтобы ликвидировать коридор противника и соединиться с Юго-Восточным фронтом?

– Минимум еще одна полнокровная общевойсковая армия, танковый корпус, три танковые бригады и не менее 400 орудий гаубичной артиллерии, – ответил Жуков. – Кроме того, на время операции необходимо дополнительно сосредоточить не менее одной воздушной армии.

Василевский, который перед тем докладывал Сталину обстановку на Кавказе, полностью согласился с Жуковым.

«Верховный достал свою карту с расположением резервов Ставки, долго и пристально ее рассматривал. Мы с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение.

– А какое «иное» решение? – вдруг подняв голову, спросил И. В. Сталин.

Я никогда не думал, что у И. В. Сталина такой острый слух. Мы подошли к столу.

– Вот что, – продолжал он, – поезжайте в генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра в 9 часов вечера снова соберемся здесь».

Жуков предположил, что надо направить основные удары на фланги сталинградской группировки противника, где находились румынские и итальянские войска: «Войска сателлитов по сравнению с немецкими были хуже вооружены, менее опытны, недостаточно боеспособны даже в обороне. И самое главное – их солдаты, да и многие офицеры не хотели умирать за чуждые им интересы на далеких полях России…»

28 сентября 1942 года первым заместителем народного комиссара обороны СССР генералом армии Г. К. Жуковым и заместителем наркома армейским комиссаром 1-го ранга Е. А. Щаденко были утверждены Приказ (№ 298) и Положения о штрафных батальонах и ротах и их штаты: «Лица среднего и старшего командного, политического и начальствующего состава направляются в штрафные батальоны… от одного до трех месяцев». На основании решения соответствующего командира, командующего офицеры (термин «офицеры» появился в Красной армии в начале 1943 года и поэтому в более ранних приказах не фигурировал), принадлежавшие к среднему и старшему командному, политическому и начальствующему составу и провинившиеся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, направлялись в штрафные батальоны. Власть командиров дивизий и отдельных бригад не распространялась лишь на командиров и комиссаров батальонов и полков, которых могли направить в штрафбат лишь по приговору военного трибунала фронта.

К осени 1942 года, после тяжелых и кровопролитных боев с лучшими частями вермахта, в Красной армии преобладали необученные новобранцы, которые часто робели подниматься в атаку, особенно под шквальным огнем противника. Поэтому командующие фронтами были вынуждены добиваться неуклонного исполнения приказа № 227, предусматривающего активное действие заградотрядов. На одном из самых стратегически важных фронтов, Донском, заградотряды действовали не жалея сил, наводя порядок.

С существованием этих подразделений связано множество слухов, всевозможных историй, написанных различными «очевидцами» и теми, «кто видел этих очевидцев». Заградотрядам приписывались в основном расстрельные функции{В двухтомнике В. В. Белоцерковского «Путешествие в будущее и обратно» приводится малореальная цифра в один миллион (!!!) человек, уничтоженных в годы Великой Отечественной войны заградотрядами и сотрудниками отделов контрразведки «Смерш».} и карательный энтузиазм. Считалось, что они состоят исключительно из кадровых работников НКВД.

Являлся ли заградотряд одной из разновидностей сталинских спецслужб? В официальных послевоенных документах читаем: «Заградительный отряд (заградотряд) – это постоянное или временное воинское формирование, создаваемое для выполнения боевой или специальной задачи. Ведомственная принадлежность, состав и функции заградотрядов в ходе войны неоднократно изменялись».

Заградительные отряды задерживали и энквэдэшников. В издании «Сталинградская эпопея. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ» приводится неопровержимый документ – фрагмент донесения начальника ОО НКВД Сталинградского фронта старшего майора госбезопасности Н. Н. Селивановского в НКВД СССР от 16 сентября 1942 года: «Заградительным отрядом особого отдела 62-й армии с 13 по 15 [сентября] задержано 1218 человек военнослужащих; из них расстреляно – 21, арестовано – 10, остальные направлены в свои части. Большинство задержанных относятся к войскам 10-й дивизии НКВД и связному полку 399-й стрелковой дивизии, который был брошен на поле боя командиром и комиссаром полка».

В газете «Красная звезда» (от 15 июня 2006 года) была опубликована статья полковника юстиции Андрея Мороза «Искупление кровью. Как 8-й отдельный штрафной батальон прошел с боями от Волги до Одера», в которой рассказывалось и о действиях заградотрядов: «Только за десять дней августа 1941 года заградотряды, сформированные военными советами армий, сражавшихся в составе Сталинградского фронта, задержали более 9 тысяч человек, самовольно покинувших поле боя. Для части из них направление в штрафные роты и батальоны стало спасением».

Огня по своим заградотряды никогда не открывали. Чаще всего они вносили перелом в боевые действия дрогнувших войск как подобранное из проверенных и стойких людей, хорошо вооруженное (пулеметный взвод) подкрепление. Такого рода формирования были во всех армиях, участвовавших во Второй мировой войне. К. К. Рокоссовский, которого справедливо считают одним из самых гуманных командующих, в своих мемуарах «Солдатский долг» писал: «Интересы Родины превыше всего, и во имя их требовалось применение самых суровых мер, а всякое послабление шкурникам становилось не только излишним, но и вредным…»

Новая операция получила кодовое название «Уран». По ходу ее подготовки был создан новый Юго-Западный фронт под командованием генерала Н. Ф. Ватутина. Сталинградский фронт стал Донским и командовал им генерал К. К. Рокоссовский, а прежний Юго-Восточный фронт – Сталинградским под командованием генерала А. И. Еременко.

«Уран» готовился в глубокой тайне. Даже командующие фронтами почти до самого последнего момента не знали подробностей. В большинстве донесений наступление именовалось «переселением», а командующие значились под псевдонимами – Васильев (Сталин), Константинов (Жуков), Михайлов (Василевский) …

В боях за Сталинград отличились многие советские воины. Можно вспомнить ставшего живой легендой сержанта Якова Павлова, защищавшего дом, вошедший в историю как «Дом Павлова»; командира пулеметной роты, капитана Рубена Руиса Ибаррури (сына лидера Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури); Василия Зайцева, снайпера 62-й армии; Александра Кузнецова, командира стрелкового батальона; летчика Гавриила Игнашкина; капитана Сергея Павлова, командира танковой роты; старшего сержанта Георгия Хачина, наводчика отдельной артиллерийской бригады; лейтенанта Эдуарда Утукина, командира стрелкового взвода…

11 ноября

Жуков – Сталину

В течение двух дней работал у Еременко. Лично осмотрел позиции противника перед 51-й и 57-й армиями. Подробно проработал с командирами дивизий, корпусов и командармами предстоящие задачи по „Урану“. Проверка показала: лучше идет подготовка к „Урану“ у Толбухина… Мною приказано провести боевую разведку и на основе добытых сведений уточнить план боя и решение командарма…

Две стрелковые дивизии, данные Ставкой (87-я и 315-я) в адрес Еременко, еще не грузились, так как до сих пор не получили транспорта и конского состава.

Из мехбригад пока прибыла только одна.

Плохо идет дело со снабжением и с подвозом боеприпасов. В войсках снарядов для „Урана“ очень мало.

К установленному сроку операция подготовлена не будет. Приказал готовить на 15.11.1942 г.

Необходимо немедленно подбросить Еременко 100 тонн антифриза, без чего невозможно будет бросить мехчасти вперед; быстрее отправить 87-ю и 315-ю стрелковые дивизии; срочно доставить 51-й и 57-й армиям теплое обмундирование и боеприпасы с прибытием в войска не позже 14.11.1942 г.

12 ноября

Сталин – Жукову

Если авиаподготовка операции неудовлетворительна у Еременко и Ватутина, то операция кончится провалом. Опыт войны с немцами показывает, что операцию против немцев можно выиграть лишь в том случае, если имеем превосходство в воздухе. В этом случае наша авиация должна выполнить три задачи.

Первое – сосредоточить действия нашей авиации в районе наступления наших ударных частей, подавить авиацию немцев и прочно прикрыть наши войска.

Второе – пробить дорогу нашим наступающим частям путем систематической бомбежки стоящих против них немецких войск.

Третье – преследовать отступающие войска противника путем систематической бомбежки и штурмовых действий, чтобы окончательно расстроить их и не дать им закрепиться на ближайших рубежах обороны.

Если Новиков думает, что наша авиация сейчас не в состоянии выполнить эти задачи, то лучше отложить операцию на некоторое время и накопить побольше авиации.

Поговорите с Новиковым и Ворожейкиным, растолкуйте им это дело и сообщите мне Ваше общее мнение.

14 ноября

Жуков – Сталину

«1. За последние дни на участках Иванова{Сталинградский фронт.} и Федорова{Юго-Западный фронт.} подхода новых резервов противника не установлено, обнаружены лишь внутренние перегруппировки и подтягивание ближе к переднему краю армейских резервов, в частности румынской танковой дивизии на участке Романенко. В 5–6 километрах от переднего края обороны установлены мелкие группы танков, видимо, этими группами танков противник усиливает оборону своего переднего края. Противником на переднем крае устанавливается проволока, создаются минные поля.

До сих пор не подвезен антифриз, все машины заправляются водкой. Зимних масел и смазки также нет. Многие части, особенно артиллерия усиления, не получили теплого обмундирования.

2. На сегодняшний день все части Федорова вышли в исходные районы и прорабатывают свои задачи. Сейчас все работают над устройством тыла, форсируют подвоз боеприпасов, горючего и продовольствия.

В период с 9 по 12.11 авиация противника систематически наносила удары по районам сосредоточения частей Федорова. С 12.11 активность авиации резко ослабла. Из опроса пленных, захваченных на различных участках фронта Федорова, установлено, что разговоров в войсках противника о готовящемся нашем переселении нет, видимо, противник не раскрыл нашей группировки и наших намерений.

3. По состоянию частей и ходу подготовки у Иванова и Федорова срок переселения можно назначить 18 или 19 ноября. Дальше откладывать считаю нецелесообразным. О вашем решении и сроке переселения прошу меня известить.

4. 14 и 15.11 буду у Чистякова и Батова проверять ход подготовки. Вечером 16 предполагаю быть в Москве. Михайлов от Иванова прибудет к Федорову 16.11 к 12 часам.

15 ноября

Сталин – Жукову

День переселения Федорова и Иванова можете назначить по вашему усмотрению, а потом доложите мне об этом по приезде в Москву. Если у вас возникает мысль о том, чтобы кто-нибудь из них начал переселение раньше или позже на один или два дня, то уполномочиваю вас решить и этот вопрос по вашему усмотрению…

17 ноября Верховный вызвал Жукова в Ставку и приказал заняться организацией отвлекающей операции на московском направлении силами Калининского и Западного фронтов.

На рассвете 19 ноября артиллерия Юго-Западного фронта нанесла мощный удар по позициям 3-й румынской армии.

Ставка сознательно жертвовала оперативным успехом на западе ради стратегического успеха на юге. В результате столь масштабное стратегическое наступление советских войск под Сталинградом оказалось для вермахта совершенно неожиданным: эффект внезапности был достигнут. «Мы абсолютно не имели представления о силе русских войск в этом районе, – писал генерал А. Йодль{Начальник штаба оперативного руководства верховного командования вермахта; 7 мая 1945 года подписал акт капитуляции Германии. По решению Нюрнбергского трибунала был повешен.}. – Раньше здесь ничего не было, и внезапно был нанесен удар большой силы, имеющий решающее значение».

16 декабря войска правого крыла Юго-Западного фронта начали наступление в районе Среднего Дона в рамках операции «Малый Сатурн». Оборона итальянских частей была прорвана. 8 января войскам Паулюса был направлен ультиматум. Немцы его отвергли, и тогда войска Донского фронта снова двинулись в наступление. 31 января остатки южной группировки во главе с Паулюсом сдались. 2 февраля капитулировали и те, кто еще уцелел в северной группировке.

Журналист А. Верт, посетивший Сталинград через несколько дней после окончания боев, описывал в своих материалах и последующей книге невероятный холод (свыше сорока градусов мороза) и чудовищные разрушения. И не скрывал злорадства, говоря о трупах немцев, умерших от голода и холода.

До наших дней дошли слова фюрера, сказанные на совещании верховного командования вермахта 1 февраля 1943 года: «Они сдались там по всем правилам. Можно было бы поступить иначе: сплотиться, образовать круговую оборону, оставив последний патрон для себя… Если отказывают нервы… не остается ничего другого, как застрелиться… можно было бы сказать: человек вынужден застрелиться, подобно тому как раньше полководцы бросались на меч, если они видели, что сражение проиграно… Даже Варс приказал своему рабу: теперь убей меня… Представьте себе: он{Паулюс.} прибудет в Москву, и вообразите себе эту «крысоловку»! Там он подпишет все. Он будет делать признания и составит воззвания. Вот увидите: теперь они пойдут по пути бесхарактерности до предела, докатятся до глубочайшего падения… Он в ближайшее время выступит по радио, вот увидите. Зейдлиц и Шмидт будут говорить по радио. Они запрут их в крысином подвале на Лубянке, и через два дня они будут настолько измучены, что немедленно заговорят… Как они могли поступить так трусливо? Я не понимаю этого… Что такое «жизнь»? Жизнь… Отдельная личность должна умереть. Что остается от отдельного человека? Это народ. Но как может человек испытывать страх перед той секундой, когда он может освободиться от земных тягот, если долг не удержит его в юдоли печали… Мне это потому так досадно, что из-за одного-единственного слабовольного, бесхарактерного человека перечеркнуто мужество столь многих солдат и теперь этот человек сделает это…»

Гитлер правильно оценил пропагандистское значение капитуляции Паулюса – к июлю 1943 года бывший фельдмаршал и его боевой сподвижник Зейдлиц, ставшие в советском плену руководителями сформированного по приказу Сталина национального комитета «Свободная Германия», обратились по советскому радио с призывом освободить Германию от тирании Гитлера…

Одной из важнейших задач был прорыв блокады Ленинграда – операция «Искра». Незадолго до ее начала Сталин отправил туда Жукова – на месте разобраться, все ли готово для удара. Предчувствие не обмануло Сталина. Едва прибыв на Волховский фронт, Жуков принялся изучать обстановку и нашел изрядное количество недочетов, о чем и доложил в Москву «товарищу Васильеву». И принял меры к исправлению ситуации.

18 января войска Волховского и Ленинградского фронтов прорвали кольцо блокады и встретились. 5 февраля 1943 года начала действовать Дорога победы – временная железнодорожная ветка Поляны – Шлиссельбург (33 километра), экстренно проложенная на только освобожденном советскими войсками южном берегу Ладожского озера и левом берегу Невы. Сразу после операции «Искра» решением Государственного комитета обороны было принято решение немедленно построить на отбитой у немцев полоске твердой земли железную дорогу для снабжения Ленинграда.

На ее строительство отводилось двадцать суток. За это время помимо прокладки пути было построено три моста, в том числе низководный мост через Неву длиной 1300 метров, выгнутый дугой навстречу быстрому течению. Территория, где строилась и потом действовала дорога, постоянно обстреливалась вражеской артиллерией. Но, несмотря на это, строительство было завершено на три дня раньше срока. Для увеличения пропускной способности поезда в одну ночь шли только в Ленинград, в другую – обратно, так в сутки проходило до 25 составов.

 

Перелом в ходе войны

Жуков был снова вызван Сталиным в Москву, откуда отправился на Воронежский фронт, где возникла угроза танкового прорыва немцев. «Во второй половине дня 18 марта Жуков прибыл в Курск специальным поездом, в котором были бронированный штабной вагон и две платформы, оборудованные зенитными установками, – пишет В. Дайнес в книге «Жуков». – Поезд этот передали в его распоряжение, видно, не случайно. Сталин, безусловно, знал, что в бесконечных воздушных перелетах жизнь заместителя Верховного Главнокомандующего несколько раз оказывалась буквально на волоске…»

Б. Соколов в книге «Неизвестный Жуков» пишет: «Жуков позвонил по ВЧ Сталину, доложил обстановку и затребовал срочно двинуть из резерва Ставки все, что находится поблизости, чтобы предотвратить удар противника на курском направлении. Верховный не заставил себя ждать. Немного позже Жукову передали из Генштаба, что к району Белгорода, уже захваченному противником, стягивались войска 21-й армии, 1-й танковой армии и 64-й армии…»

18 марта Белгород был захвачен немцами. Сталин по представлению Жукова снял с должности командующего Воронежским фронтом Ф. И. Голикова. Его сменил Н. Ф. Ватутин. Главной задачей на тот момент было не допустить продвижения немцев к Курску.

5 июля 1943 года началась великая битва на Курской дуге, которая оказалась одним из решающих сражений Великой Отечественной и всей Второй мировой войны. Во время этой военной операции произошло и самое грандиозное в истории танковое сражение, в нем было задействовано шесть тысяч танков.

С немецкой стороны войсками руководили генерал-фельдмаршалы фон Клюге и Манштейн, с советской – маршалы Жуков и Василевский. Советская разведка сработала настолько умело, что готовый план операции, носившей название «Цитадель», оказался на столе у Сталина раньше, чем у Гитлера.

12 июля двинулся в наступление Брянский фронт. Немцы начали переброску резервов, но тогда пошли вперед войска Центрального фронта. На Воронежском фронте ситуация для советских войск складывалась пока еще сложно. Именно тут 11–12 июля около Прохоровки произошло знаменитое танковое сражение.

Была спешно разработана совместная операция войск Воронежского и Степного фронтов (кодовое название «Полководец Румянцев») по разгрому белгородско-харьковской группировки. Организовали дезинформацию, а кроме того, партизаны одновременно с началом наступления провели в тылу массовые нападения на транспортные узлы, коммуникации и гарнизоны.

5 августа был освобожден Белгород. В Москве прогремел первый победный салют. 23 августа войска Степного фронта вошли в Харьков, завершив тем самым операцию «Полководец Румянцев», да и собственно Курскую битву. Наконец-то появились возможности для перехода в общее наступление, которое бы позволило освободить Левобережную Украину и выйти на Днепр.

30 октября 1943 года Жуков доложил Верховному Главнокомандующему, что он внимательно проверил новый план наступления на Киев с Букринского плацдарма. Сталин настаивал на том, что украинскую столицу надлежит взять не позже первой недели ноября – к грядущей годовщине Октябрьской революции. Директива Ставки гласила, что придется «пойти на жертвы, имея в виду, что эти жертвы будут во много раз меньше тех, которые придется затратить, если эта операция затянется».

И. Сталин, Ф. Д. Рузвельт и У. Черчилль в Тегеране, ноябрь 1943 года. На этой встрече «большой тройки» была разработана окончательная стратегия борьбы против Германии

5 ноября 1943 года немецкая армия начала отступление из Киева. К этому моменту уже двое суток продолжалось мощное наступление войск 1-го Украинского фронта с Лютежского плацдарма, предваренное массированной артиллерийской подготовкой. 5 ноября 3-я гвардейская танковая армия перерезала шоссе Киев – Житомир. Руководство находившихся в Киеве сил вермахта, опасаясь окружения, приказало оставить город. К утру 6 ноября советские войска полностью освободили Киев, о чем Жуков и Ватутин «с величайшей радостью» доложили Верховному Главнокомандующему.

 

Десять сталинских ударов

Наступало время знаменитых «десяти сталинских ударов» – крупнейших наступательных стратегических операций, проведенных в 1944 году. Это были Ленинградско-Новгородская, Днепровско-Карпатская, Одесская и Крымская, Выборгско-Петрозаводская, Белорусская, Львовско-Сандомирская, Ясско-Кишиневская, Прибалтийская, Восточно-Карпатская и Петсамо-Киркенесская операции.

30 мая 1944 года Сталин утвердил план операции «Багратион» по освобождению Белоруссии. Началу операции предшествовала тщательная подготовка и разведка. Одновременно велась масштабная кампания по дезинформации противника. План операции «Багратион» в полной мере был известен лишь Сталину, Жукову, Василевскому и еще трем высшим офицерам. Операция «Багратион» началась 23 июня.

25 июня войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов окружили под Витебском пять немецких дивизий, а на следующий день освободили город. 27 июня войска 1-го Белорусского фронта проделали то же самое под Бобруйском и истребили окруженную группировку.

8 июля 1944 года группировка немецких войск из 4-й армии, окруженная в ходе операции по освобождению Минска, официально капитулировала. До этого в течение нескольких дней окруженцы пытались прорваться вслед за успевшими отступить на запад войсками. 5 июля из минского котла была послана последняя отчаянная радиограмма, адресованная командованию группы армий «Центр»: «Сбросьте с самолета хотя бы карты местности, или вы уже списали нас?»

Боеприпасы у немцев кончались, а попытки пойти на прорыв с холодным оружием – против закаленной в рукопашных схватках советской пехоты! – оказывались тщетными. Высшие офицеры оказались в числе тех, кто успел спастись бегством, поэтому командование теми, кто был заперт в Минском котле, принял на себя командир 12-го армейского корпуса В. Мюллер. Понимая, что при непрерывном обстреле и бомбежках его люди обречены, он организовал еще две безуспешные попытки прорыва.

Утром 8 июля Мюллер отправился к советским позициям и сдался представителям 121-го стрелкового корпуса 50-й армии. Сразу же после этого он издал приказ, предписывающий подчиненным организованно последовать его примеру. Под Минском попали в плен более 35 тысяч немецких солдат.

16 июля 1944 года в освобожденном от фашистов Минске состоялся Партизанский парад. Для этого праздничного шествия был выбран городской ипподром, территорию которого заблаговременно разминировали и взяли под охрану бойцы партизанской бригады «Буревестник». Всего в параде участвовали тридцать партизанских бригад из Минской, Барановичской и Вилейской областей – общим числом около 30 тысяч человек.

Открыла парад бригада «Народные мстители». В строю шел и лейтенант А. Макаренко, летчик, чей самолет был сбит в первые дни войны. Однако пилот сумел не просто скрыться от немцев, но вскоре возглавил один из партизанских отрядов.

Торжественный марш партизан длился несколько часов, поприветствовать отважных лесных воинов собрались десятки тысяч избавленных от оккупации жителей. Для вящей потехи партизаны провели по городу козла, на которого надели ленту с немецкими орденами.

20 июля 1944 года в ставке вождя Третьего рейха, расположенной в прусском местечке Растенбург, один из немецких офицеров, подполковник генерального штаба граф К. Шенк фон Штауффенберг, совершил покушение на Гитлера. Во время военного совещания он отлучился «по делу», оставив в помещении свой портфель с бомбой, в которой был включен часовой механизм, после чего успел покинуть гитлеровскую Ставку. Но Гитлеру повезло – кто-то передвинул портфель в сторону, и, когда около часа дняраздался сильный взрыв, фюрер остался невредим. Растерявшиеся заговорщики, среди которых были и представители германского генералитета, пытавшиеся под предлогом смерти Гитлера захватить власть в Берлине и Париже, были арестованы эсэсовцами и преданы суду, после страшных пыток многие из них были казнены.

1 августа 1944 года в Варшаве началось восстание против немецких оккупантов. Его организаторами были командование Армии Крайовой и представители польского правительства в изгнании, находившегося в Лондоне. Восставшие рассчитывали на быстрое наступление советских войск. Но уже в то время существовала версия, что эмиссары правительства в изгнании рассчитывали, что если не вся Польша, то, как минимум, Варшава будет освобождена силами самих поляков, что подчеркнет независимость страны и снимет угрозу установления советской власти.

Западная пресса упрекала советских руководителей в том, что войска Красной армии не спешат оказать помощь повстанцам. Приходилось оправдываться. Вот что говорилось в экстренном сообщении ТАСС: «В последние дни в зарубежной печати появились сообщения со ссылкой на газеты и радио польского эмигрантского правительства о восстании и боях в Варшаве, начавшихся 1 августа по приказу польских эмигрантов в Лондоне и продолжающихся до сих пор. Газеты и радио польского эмигрантского правительства в Лондоне упоминают при этом, что повстанцы в Варшаве якобы были в контакте с советским командованием, но оно не пришло к ним с необходимой помощью.

ТАСС уполномочен заявить, что эти утверждения и упоминания зарубежной печати являются либо результатом недоразумения, либо проявления клеветы на советское командование. Агентству ТАСС известно, что со стороны польских кругов в Лондоне, ответственных за события в Варшаве, не было предпринято ни одной попытки, чтобы своевременно предупредить и согласовать с советским военным командованием какие-либо выступления в Варшаве. Ввиду этого ответственность за события в Варшаве падает исключительно на польские эмигрантские круги в Лондоне…»

Тем временем Сталин велел Жукову оценить ситуацию на подступах к Варшаве и понять, можно ли оказать необходимую военную поддержку повстанцам. Оказалось, что в тот момент это было практически невозможно: «Чтобы оказать помощь восставшим варшавянам, советские и польские войска были переправлены через Вислу и захватили в Варшаве набережную. Однако со стороны Бур-Комаровского{С 17 июля командующий Армии Крайовой.} вновь не было предпринято никаких попыток установить с нами взаимодействие. Примерно через день немцы, подтянув к набережной значительные силы, начали теснить наши части. Создалась тяжелая обстановка. Мы несли большие потери. Обсудив создавшееся положение и не имея возможности овладеть Варшавой, командование фронта решило отвести войска с набережной на свой берег».

Войска были измотаны, коммуникации растянуты. Еще до получения известий о начале восстания стало ясно, например, что танкам не хватает горючего. Следовало дать передышку, подтянуть тылы и только тогда начинать наступление на Варшаву.

Жуков высказал свое мнение Сталину в телефонном разговоре. Верховный был явно недоволен, приказал Жукову вернуться в Москву и доложить все лично.

«Я развернул карту и начал докладывать, – вспоминал Жуков. – Вижу, И. В. Сталин нервничает: то к карте подойдет, то отойдет, то опять подойдет, пристально всматриваясь своим колючим взглядом то в меня, то в карту, то в К. К. Рокоссовского. Даже трубку отложил в сторону, что бывало всегда, когда он начинал терять хладнокровие и контроль над собой.

– Товарищ Жуков, – перебил меня В. М. Молотов, – вы предлагаете остановить наступление тогда, когда разбитый противник не в состоянии сдержать напор наших войск. Разумно ли ваше предложение?

– Противник уже успел создать оборону и подтянуть необходимые резервы, – возразил я. – Он сейчас успешно отбивает атаки наших войск. А мы несем ничем не оправданные потери…

– Вы поддерживаете мнение Жукова? – спросил И. В. Сталин, обращаясь к К. К. Рокоссовскому.

– Да, я считаю, надо дать войскам передышку и привести их после длительного напряжения в порядок.

– Думаю, что передышку противник не хуже вас использует, – сказал Верховный. – Ну, а если поддержать 47-ю армию авиацией и усилить ее танками и артиллерией, сумеет ли она выйти на Вислу между Моддином и Варшавой?

– Трудно сказать, товарищ Сталин, – ответил К. К. Рокоссовский. – Противник также может усилить это направление.

– А вы как думаете? – обращаясь ко мне, спросил Верховный.

– Считаю, что это наступление нам не даст ничего, кроме жертв, – снова повторил я».

Сталин гневался, выгонял военачальников из кабинета «подумать еще»… Жуков не знал, о чем пишут западные газеты, прямо называвшие советского лидера предателем, который не делает ничего, чтобы помешать фашистам подавить варшавское восстание и истребить его участников. Сталина такая репутация вовсе не устраивала, посему он снова и снова требовал от Жукова и Рокоссовского организовать немедленное наступление. Но в конце концов был вынужден согласиться с их доводами и объявить свое решение: советским войскам оставаться пока в обороне.

Однако до сих пор сохранилось представление о том, что советское руководство могло помочь повстанцам, но не сделало этого.

Войны выигрывает народ, но действия вождей имеют немаловажное значение, потому что порой «цена вопроса» – сотни тысяч жизней, миллионы судеб. Сталина (естественно, после смерти) неоднократно обвиняли в том, что именно его приказы и безграмотное вмешательство в управление войсками привели к поражениям Красной армии в первые месяцы войны (не говоря уж о неподготовленности нашей страны к ней), расправе над ни в чем не повинными военачальниками, издании слишком суровых приказов (бóльшая часть которых, как доказывается в этой книге, была необходимой в тех экстремальных условиях). Были ли Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин, как и возложивший на себя командование вермахтом рейхсканцлер и рейхспрезидент А. Гитлер, жалкими дилетантами, не разбирающимися в военном искусстве и лишь мешавшими профессиональным военным? Об этом спорят уже шесть десятилетий, но надежнее всего обратиться к архивным документам. Именно полководцы Советского Союза и нацистской Германии давно поставили своим вождям, И. Сталину и А. Гитлеру, заслуженные «оценки».

Сравнивая двух верховных главнокомандующих – СССР и Германии, Сталина и Гитлера, можно отметить, что в ходе войны Сталин «обучался» военной науке лучше Гитлера. Именно «холодная» расчетливость кремлевского горца была более эффективна (особенно во второй половине войны), чем «яростный» мистицизм немецкого вождя-пророка, в конце войны кричавшего в истерике своим генералам на военных советах: «Мы еще одолеем судьбу!»

 

Сталин как полководец – глазами Жукова

В книге А. Т. Рыбина «Рядом со Сталиным. Записки телохранителя» описывается телефонный разговор Сталина с Жуковым, состоявшийся 4 декабря 1941 года, во время сражения за Москву. Выслушав Сталина, Жуков заявил вождю: «Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступать. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время…»

Г. К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» так оценивал Сталина как полководца: «В стратегических вопросах Сталин разбирался с самого начала войны. Стратегия была близка к его привычной сфере – политике, и чем в более прямое взаимодействие с политическим вопросами вступали вопросы стратегии, тем увереннее он чувствовал себя в них.

В вопросах оперативного искусства в начале войны он разбирался плохо. Ощущение, что он владеет оперативными вопросами, у меня лично начало складываться в последний период Сталинградской битвы, а ко времени Курской дуги уже можно было без преувеличения сказать, что в этих вопросах он чувствует себя вполне уверенным.

Что касается вопросов тактики, строго говоря, он не разбирался в них до самого конца войны. Да, собственно говоря, ему как Верховному Главнокомандующему и не было прямой необходимости разбираться в вопросах тактики. Куда важнее, что его ум и талант позволили ему в ходе войны овладеть оперативным искусством настолько, что, вызывая к себе командующих фронтами и разговаривая с ними на темы, связанные с проведением операций, он проявлял себя как человек, разбиравшийся в этом не хуже, а порой и лучше, своих подчиненных…

Профессиональные военные знания у Сталина были недостаточными не только в начале войны, но и до самого ее конца. Однако в большинстве случаев ему нельзя было отказать ни в уме, ни в здравом смысле, ни в понимании обстановки. Анализируя историю войны, надо в каждом конкретном случае по справедливости разбираться в том, как это было. На его совести есть и такие приказы и настояния, которые плохо и вредно сказывались на деле. Но большинство его приказов и распоряжений были правильными и справедливыми».

9 января 1945 года Гудериан, отправившийся на прием к Гитлеру, взял с собой начальника разведки на востоке генерала Гелена, который, используя принесенные карты и схемы, пытался объяснить верховному главнокомандующему Германии опасность положения немецких войск накануне ожидаемого наступления русских на севере. По словам Гудериана, «Гитлер окончательно потерял самообладание, заявив, что карты и схемы „абсолютно идиотские“, и приказал, чтобы я посадил в сумасшедший дом человека, подготовившего их. Тогда я вспылил и сказал: „Если вы хотите направить генерала Гелена в сумасшедший дом, тогда уж отправляйте и меня с ним заодно“». Гитлер ответил, что на Восточном фронте «еще никогда ранее не было такого сильного резерва, как сейчас», на что Гудериан возразил: «Восточный фронт подобен карточному домику. Если его прорвут хотя бы в одном месте, все остальное рухнет».

Спустя три дня его слова сбылись – советская группа армий под командованием И. С. Конева прорвалась южнее Варшавы и устремилась в Силезию, а армии под командованием Жукова форсировали Вислу к северу и югу от Варшавы. Это было одно из крупнейших наступлений Красной армии за всю войну. Остановить победоносные советские войска никто не мог…

В Екатерининском зале Кремля 28 марта 1945 года был дан обед в честь президента Чехословакии (проживавшего последние годы в вынужденной эмиграции) Э. Бенеша, в тот момент возглавлявшего эмигрантское правительство в Великобритании.

На этом приеме Сталин выступил дважды. В своем первом выступлении (вошедшем в его «Сочинения»), после того как были провозглашены тосты за Красную армию, вождь неожиданно заявил: «Все хвалят нашу Красную Армию. Да, она это заслужила. Но я хотел бы, чтобы наши гости, будучи очарованы Красной Армией, не разочаровались бы потом.

Дело в том, что сейчас в Красной Армии находится около 12 млн человек. Эти люди далеко не ангелы. Эти люди загрубели в годы войны. Многие из них прошли в боях 2000 километров: от Сталинграда до середины Чехословакии. Они видели на своем пути много горя и зверств. Поэтому не удивляйтесь, если некоторые наши люди в вашей стране будут держать себя не так, как нужно. Мы знаем, что некоторые малосознательные солдаты пристают и оскорбляют девушек и женщин, безобразничают. Пусть наши друзья-чехословаки знают это сейчас, для того чтобы очарование нашей Красной Армией не сменилось бы потом разочарованием».

Расплата! Это слово вовсю звучало в советских войсках, вступивших на немецкую землю. В книге писателя и историка С. Рыбаса «Сталин» обстановка перед штурмом нацистского Берлина описана следующим образом: «Советская пропаганда не давала утихнуть жажде справедливой мести: почти каждый воин Красной армии имел свой личный счет к немцам в лице погибших родителей, детей, жен, сестер и братьев. И. Эренбург в статье «Расплата» писал: «Кто нас остановит? Генерал Модель?{Один из наиболее известных генералов вермахта; отличался крайней жестокостью по отношению к советскому гражданскому населению и партизанам. 21 апреля 1945 года, убедившись в окончательном развале войск, застрелился.} Одер? Фольксштурм?{Отряды народного ополчения Третьего рейха, созданные в последние месяцы войны для отражения натиска союзников на территории Германии; планировалось поставить под ружье не менее шести миллионов мужчин в возрасте от 16 до 60 лет.} Нет, поздно. Кружитесь, кричите, войте смертным воем – настала расплата».

Когда Красная армия вступила на землю Германии, личные счеты к фашистскому режиму и действие пропаганды (плакаты, газеты, кино, хлесткие публикации И. Эренбурга и других известных писателей, призывавшие: «Убей немца!») привели к тому, что ненависть распространилась не только на вражескую армию и ополчение, но и на все немецкое. Некоторые советские военнослужащие (в том числе и штрафники) начали мстить, убивать, грабить, насиловать…

Отцам-командирам пришлось начать не только карательную, но и разъяснительную работу среди бойцов. Так это описывал в своих воспоминаниях полковник в отставке А. В. Пыльцын, вскоре расписавшийся на стенах поверженного рейхстага: «Ведем борьбу на уничтожение фашизма и войск его, олицетворяющих звериный, кровавый гитлеровский „новый порядок“. Но помним слова: „Гитлеры приходят и уходят, а народ германский остается“.

Наверное, не единичные такие случаи, какой видели мы здесь, и вынудили Ставку Верховного Главнокомандования вскоре издать строжайший приказ о жестоком наказании, вплоть до расстрела, тех, кто будет вымещать свою, пусть и понятную, ненависть к фашизму на мирном населении. И, как показало время, это обуздание эмоций мстителей очень быстро дало свои результаты. Насколько действенным был этот приказ, говорит то, что уже к началу Берлинской операции к нам в штрафбат поступило несколько человек, осужденных за подобные действия».

Служба в штрафных частях не только являлась альтернативой крайним мерам военного времени (расстрелу и заключению), но и давала «провинившемуся» (вольно или невольно) шанс вернуть себе честное имя, вернуться «к людям» обычным человеком, а не преступником. Поэтому не случайно В. В. Карпов, сам прошедший через штрафную роту, сказал, что для штрафников самая высшая «награда – это возвращение имени обыкновенного, честного, чистого перед Родиной человека».

Родина летом победного 1945 года не забыла о своих воинах-штрафниках – после взятия Берлина, 7 мая 1945 года, все штрафники из 8-го отдельного штрафного батальона 1-го Белорусского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, были по его приказу восстановлены в воинских званиях и правах в качестве офицеров.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 июля 1945 года (в Красной армии указ был объявлен 18 июля) «в ознаменование победоносного завершения войны с гитлеровской Германией» была объявлена амнистия: военнослужащие, осужденные с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны, были освобождены от наказания, и с них снималась судимость.

Но даже после этого некоторые из штрафников, совершившие подвиги и доказавшие преданность родной земле, но по тем или иным причинам вызывавшие подозрения у спецслужб, были отправлены в советские лагеря, в ненасытное жерло ГУЛАГа…

Правда ли, что за мародерство расстреливали на месте? Жесткий и правдивый ответ – только тех, кого поймали с поличным, да и то не всегда.

Был приказ Верховного Главнокомандующего, разрешавший воинам Красной армии (перешедшим границу Германии), отправлять домой посылки. Но первой от мародерства войск пострадала Прибалтика.

Из многих немецких городов, наслушавшись нацистской пропаганды о зверствах русских, бежала крупная и средняя буржуазия, бросая то, что не успела вывезти со складов и магазинов.

 

Победа над Германией

После того как советскими войсками в январе 1945 года был прорван вислинский оборонительный рубеж немцев, германское командование спешно приступило к строительству оборонительных сооружений на территории самой Германии. С особой интенсивностью оборонительные работы развернулись с выходом войск 1-го Белорусского фронта на реку Одер и войск 1-го Украинского фронта на реку Нейсе, когда под непосредственную угрозу были поставлены не только центральные районы, но и сама столица нацистской Германии. Для строительства прочной обороны было привлечено большое количество военнопленных и мобилизовано местное немецкое население. Города Губен, Форст и Мускау, входящие в систему главной полосы обороны, были превращены в сильные узлы сопротивления. Все здания были приспособлены к обороне, все улицы перекопаны баррикадами толщиной до 2–3 метров, а подступы к городам прикрывались четырьмя-пятью линиями траншей. Дороги, проходившие по лесам, были перекрыты завалами, местами перекопаны и заминированы. На всех дорогах было построено большое количество баррикад с выдвижными воротами для прикрытия проездной части. Вдоль дорог были оборудованы огневые позиции для артиллерии и «фаустников»{Ополченцы, вооруженные одноразовым противотанковым гранатометом «фаустпатроном».}.

Для разгрома мощной берлинской группировки немцев советское командование сосредоточило 2,5 млн человек, 41,6 тыс. орудий и минометов, 6250 танков и самоходок, 7,5 тыс. боевых самолетов. Основная роль в операции отводилась 1-му Белорусскому фронту под командованием Г. К. Жукова.

На встрече в Ялте в феврале 1945 года лидеры СССР, США и Англии решали вопросы, связанные с установлением послевоенного мирового порядка

Штрафные подразделения участвовали в ожесточенной битве за Берлин. Столица третьего рейха была превращена в неприступный (как уверял фашистский пропагандист Геббельс) укрепрайон, помимо возведенных баррикад повсеместно использовались подземные укрепления, на улицах висели трупы немецких солдат и офицеров с привязанными трафаретами «Я – дезертир».

Для того чтобы пробиться к рейхсканцелярии и бункеру Гитлера, частям Красной армии пришлось прорывать глубоко эшелонированную фашистскую оборону. Для этого использовались сформированные по приказу командующего 1-м Белорусским фронтом маршалом Г. К. Жуковым «группы разрушения». Перед штурмом очередного городского квартала все здания, улицы и перекрестки подвергались интенсивной артиллерийской обработке и только после этого в бой вступали штурмовые подразделения, среди которых были и бойцы штрафных подразделений. Так, по приказу командующего 3-й ударной армией генерала-полковника В. И. Кузнецова в передовые отряды штурмовых групп (численностью 8—10 человек) были включены штрафники и солдаты, освобожденные из немецкого плена. Им предстояло кровью искупить свою вину перед Родиной, выкуривая остатки отборных фашистских подразделений из укреплений и при этом часто натыкаясь на мины и неразорвавшиеся снаряды.

25 апреля 1945 года недалеко от германского города Торгау на реке Эльбе произошла историческая встреча советских воинов с американскими. Бойцы и офицеры 1-го Украинского фронта обнимались и фотографировалась с собратьями по оружию из 1-й армии США. Сохранились архивные документы, в которых подробно описывалась встреча: американский патруль, которым командовал лейтенант А. Коцебу, на восточном берегу Эльбы встретил советских воинов, которыми командовал подполковник А. Гордеев. Вскоре состоялась еще одна встреча наших воинов с американцами, закончившаяся также братанием и обменом сувенирами. Об этом сразу было доложено в Ставку и лично Сталину. Бдительная советская военная контрразведка сразу попыталась взять все под свой неусыпный контроль.

28 апреля с севера через реку Шпрее к рейхстагу продвигалась ударная армия генерала Кузнецова, ее 79-й стрелковый корпус первым из советских войск ворвался в город. С юго-востока наступали гвардейцы 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковых армий. Накануне, 23 апреля, Ставка ВГК в своей директиве установила разграничительную линию между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами, которая на севере заканчивалась Ангальским вокзалом, расположенным в центральной части города, в двух километрах на юг от рейхстага. А дальше, как описывает И. Б. Мощанский в книге «У стен Берлина», началась путаница: «28 апреля войска 1-го Белорусского фронта овладели вокзалом. Строго говоря, это являлось нарушением установленной границы, так как вокзал входил в полосу наступления 1-го Украинского фронта. В ней больше, чем командование 1-го Белорусского фронта, были повинны Генеральный штаб и Ставка, которые не сумели обеспечить на должном уровне взаимодействие двух фронтов, направив их на одну и ту же цель. Основная причина перемешивания войск заключалась в несвоевременном разграничении районов действий фронтов. С началом Берлинской операции граница между войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов была определена всего-навсего на глубину 50 километров – до Люббена. Несмотря на то что войска маршала И. С. Конева ворвались в Берлин 21 апреля, Ставка установила разграничительную линию в городе только 23 апреля. Трудности не замедлили сказаться. И Конев, и Жуков стали получать от своих войск одно донесение за другим о том, что собственная авиация наносит по ним удары. Разобраться, авиация какого фронта виновата, в тех условиях было невозможно.

Однако и назначенная 23 апреля разграничительная линия, упорядочив действия войск на суше, не устранила неразберихи в воздухе. По мере продвижения к центру Берлина она возрастала. Летчики нередко ошибались. Как докладывало командование 3-й гвардейской танковой армии, 16-я воздушная армия, входившая в состав 1-го Белорусского фронта, случайно нанесла мощный удар по 6-му гвардейскому танковому корпусу, причинив ему серьезный урон. Случалось, что танкистов генерала П. С. Рыбалко бомбила авиация своего же фронта. Дело доходило до того, что Рыбалко попросил Конева совсем убрать авиацию. Когда же войска устремились к рейхстагу, даже артиллерия иногда обстреливала своих соседей».

В результате этих печальных инцидентов несколько летчиков-офицеров, бомбивших по ошибке позиции своих же войск и попавших под «горячую руку» командования, были готовы отправиться под трибунал и искупать вину в штрафбатах. Но тут кончилась война, штрафникам объявили амнистию и о происшедшем забыли. В итоге «стрелочники» виноваты, но уже не отправлены в штрафбат. Тем более что о такой неразберихе в Красной армии, чьи самолеты бомбили свои же войска, в печати не сообщалось и союзники, естественно, не информировались.

2 мая 1945 года войска 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Г. К. Жукова и войск 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза И. С. Конева разгромили фашистские войска в столице Германии. В 15.00 остатки берлинского гарнизона под командованием генерала Вейдлинга капитулировали. К вечеру этого дня в плен попало более семидесяти тысяч солдат и офицеров, в том числе несколько генералов, а также представителей руководства Третьего рейха, которые не успели скрыться из Берлина.

С 17 июля по 2 августа 1945 года в Потсдаме прошла очередная встреча руководства держав антигитлеровской коалиции. На этот раз их представляли И. Сталин, Г. Трумэн и К. Эттли

Берлинская наступательная операция Красной армии началась 16 апреля 1945 года. Через день под натиском превосходящих сил (и преимущества в боевой технике) Восточный фронт вермахта рухнул, и Берлин оказался окружен. 20 апреля в городе начались уличные бои, и многие вожди третьего рейха поспешили покинуть свою осажденную столицу.

8 мая 1945 года в предместье Берлина, Карсхорсте, в 22 часа 43 минуты по местному времени был подписан Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Руководство рейха тщетно пыталось официально сохранить номинальную власть и любой ценой избежать безоговорочной капитуляции. Поэтому первый акт капитуляции был заключен за сутки до этого, в городе Реймсе. Но руководство СССР сочло реймский акт только предварительным протоколом и по согласованию с союзниками 8 мая совместно был подписан тот самый Акт о безоговорочной капитуляции. От Советского Союза документ подписал маршал Г. К. Жуков. На торжественной церемонии присутствовали многочисленные журналисты, и не только советские. На следующий день весь мир узнал о капитуляции одного из самых жестоких агрессоров в истории человечества.

Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» учреждена 6 июня 1945 года, на ней изображен Сталин в форме Маршала Советского Союза

6 июня 1945 года было издано постановление СНК СССР «Об организации советской военной администрации по управлению советской зоной оккупации в Германии». Согласно этому документу главнокомандующим советской военной администрацией в Германии (СВАГ) назначался Маршал Советского Союза Георгий Жуков. Администрация была размещена в Берлине, в районе Карлсхорст. Советская зона оккупации находилась под ее управлением вплоть до создания в 1949 году Германской Демократической Республики (ГДР).

К моменту создания СВАГ в НКВД, а точнее в Управлении по антифашистской работе, уже активно подбирали местные идеологически правильные кадры для назначения их бургомистрами, судьями, сельскими старостами.

9 июня 1945 года вышел указ Президиума Верховного Совета СССР, которым учреждалась медаль «За взятие Берлина». Разработка проекта этой почетной награды была начата в апреле 1945 года. Было рассмотрено более сотни вариантов ее внешнего вида, в итоге был утвержден рисунок художника А. И. Кузнецова: над надписью «За взятие Берлина» – пятиконечная звезда, а по нижнему краю – полувенок из дубовых листьев, перевитый лентой.

 

Сталин – генералиссимус Советского Союза

24 июня 1945 года в Москве на Красной площади состоялся парад, посвященный победе СССР над фашистской Германией в Великой Отечественной войне. В нем участвовали сводные полки всех фронтов, а также наркомата обороны и Военно-Морского Флота. Среди прочих по Красной площади прошло подразделение военных кинологов с собаками, которые спасли множество жизней, помогая разминировать дороги и другие объекты.

Сталин поручил принимать парад маршалу Жукову, а командовал парадом маршал Рокоссовский. Есть версия, что Верховный не стал принимать парад лично из-за своего не слишком уверенного умения ездить верхом, а попытка спешно улучшить навыки закончилась падением вождя с лошади, после чего он решил не рисковать.

После прохождения сводных полков на площади появилась особая колонна солдат, которые несли опущенными двести захваченных знамен и штандартов разгромленных немецких войск. Под дробь барабанов знаменосцы бросили их к подножию мавзолея Ленина.

12 августа 1945 года прибывший в Советский Союз по приглашению маршала Жукова глава американских оккупационных сил в Германии (экс-верховный главнокомандующий экспедиционными силами) Д. Эйзенхауэр был приглашен генералиссимусом Сталиным на трибуну мавзолея. В этот день на Красной площади проходил парад, посвященный Дню физкультурника. До наших дней дошла фотография, где на трибуне мавзолея накануне «холодной войны» стоят вместе Сталин, Жуков, Калинин и один из высших американских военачальников (награжденный советским орденом Победы), который впоследствии стал американским президентом и придерживался доктрины «массированного возмездия», предусматривающей нанесение ядерного удара по СССР и Китаю. В своих мемуарах, впервые вышедших на русском языке в 1980 году, Эйзенхауэр поделился впечатлениями о встречах со Сталиным и Жуковым.

«Сталин, босс, железной рукой правивший Советским Союзом, был начисто лишен чувства юмора… – констатировал Эйзенхауэр. – Вечером в кинозале мы смотрели советскую картину о взятии Берлина, где был показан и мой старый друг маршал Жуков со множеством орденов и медалей на парадном мундире. Во время демонстрации фильма Сталин сидел между мной и Жуковым. В какой-то момент я повернулся и сказал нашему переводчику, сидевшему позади Сталина: «Скажите маршалу Жукову, что, если он когда-либо потеряет свою работу в Советском Союзе, он сможет, как доказывает эта картина, наверняка найти работу в Голливуде». Сталин молча выслушал переводчика. «Маршал Жуков, – сообщил он мне ровным тоном, – никогда не останется без работы в Советском Союзе».

Нет, чувство юмора у Иосифа Виссарионовича определенно было…

1 июня 1946 года Маршал Советского Союза Г. Жуков был вызван на заседание Военного совета в рамках расследования «трофейного дела», иначе называвшегося «генеральским делом». Как следует из названия, речь шла о расследовании злоупотреблений высшего командного состава по части присвоения и вывоза из побежденной Германии большого количества ценностей. Поводом для привлечения к этому делу Жукова стали показания, данные против него в апреле того же года маршалом А. А. Новиковым, и доклад Н. А. Булганина: заместитель наркома обороны сообщал Сталину об имуществе, которым завладел лично Жуков. В докладе перечислялись изысканная мебель, картины, гобелены, золотые украшения, тридцать килограммов серебряных изделий и почти четыре километра дорогих тканей.

9 июня 1946 года Сталин, который был не только главой Советского государства и партии коммунистов, но и министром вооруженных сил СССР, подписал приказ, согласно которому маршал Г. Жуков освобождался от обязанностей заместителя министра вооруженных сил. Поводом для этого стало «трофейное дело», в рамках которого Георгия Константиновича обвинили в вывозе из Германии огромного количества дорогостоящего имущества, а также активно подогревавшиеся властью разговоры о «бонапартизме» маршала Победы.

Приказ о снятии его с должности был секретным. В тексте утверждалось, будто Жуков «считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе в разговорах с подчиненными разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны». После этого маршал был назначен командующим войсками Одесского военного округа.

Документы свидетельствуют

Народный комиссар обороны

Приказ народного комиссара обороны Союза ССР О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций

И. СТАЛИН

№ 227

28 июля 1942года

г. Москва

Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.

Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную армию, а многие из них проклинают Красную армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.

Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения, и что хлеба у нас всегда будет в избытке.

Этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам.

Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского государства – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, – это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбаса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.

Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо если не прекратим отступление, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог.

Из этого следует, что пора кончить отступление.

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.

Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.

Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев – это значит обеспечить за нами победу.

Можем ли выдержать удар, а потом и отбросить врага на запад? Да, можем, ибо наши фабрики и заводы в тылу работают теперь прекрасно и наш фронт получает все больше и больше самолетов, танков, артиллерии, минометов.

Чего же у нас не хватает?

Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину.

Нельзя терпеть дальше командиров, комиссаров, политработников, части и соединения которых самовольно оставляют боевые позиции. Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу.

Паникеры и трусы должны истребляться на месте.

Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования.

Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо, как с предателями Родины.

Таков призыв нашей Родины.

Выполнить этот призыв – значит отстоять нашу землю, спасти Родину, истребить и победить ненавистного врага.

После своего зимнего отступления под напором Красной армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам. Они сформировали более 100 штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали, далее, около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой. И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей родины, а есть лишь одна грабительская цель – покорить чужую страну, а наши войска, имеющие возвышенную цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение.

Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу?

Я думаю, что следует.

Верховное Главнокомандование Красной Армии приказывает:

1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтов:

а) безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда;

б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций, без приказа командования фронта;

в) сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальона (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины.

2. Военным советам армий и прежде всего командующим армиями:

а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования армии, и направлять их в военный совет фронта для предания военному суду;

б) сформировать в пределах армии 3–5 хорошо вооруженных заградительных отряда (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной;

в) сформировать в пределах армии от пяти до десяти (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной.

3. Командирам и комиссарам корпусов и дивизий:

а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа командира корпуса или дивизии, отбирать у них ордена и медали и направлять их в военные советы фронта для предания военному суду;

б) оказывать всяческую помощь и поддержку заградительным отрядам армии в деле укрепления порядка и дисциплины в частях.

Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах.