Дискуссии и Соловки

18 ноября 1921 года Иосиф Сталин был утвержден в должности редактора журнала ЦК РКП(б) «Вестник агитации и пропаганды». Это было одно из первых советских периодических изданий, причем сугубо политическое. В это время прессе придавалось большое значение именно в качестве рупора, который должен был донести идеологические постулаты не только до широких народных масс, но даже до активистов, среди которых образованных людей было не так много. При этом поощрялось активное участие читателей в обсуждении вопросов, освещаемых на страницах журнала, проведение дискуссий. Хотя дискуссии имели свой предел – спорить дозволялось лишь об эффективности тех или иных методов работы, но отнюдь не о том, нужна ли эта работа вообще.

Для тех, кто не понимал, как важно соблюдать установленные рамки в ходе дискуссии, существовали другие способы убеждения. 6 июня 1923 года на колесном пароходе «Печора» из Архангельска и Пертоминска на Соловецкие острова были под конвоем доставлены первые заключенные. Первым начальником лагеря был А. П. Ногтев, позже тоже осужденный на пятнадцать лет. Заключенные прибыли на Соловки еще до официального принятия решения о создании лагеря – только спустя четыре с лишним месяца, 15 октября 1923 года, появилось постановление Совета народных комиссаров СССР об организации Соловецкого лагеря принудительных работ, в котором планировалось разместить восемь тысяч осужденных. После принятия этого постановления произошла ликвидация Северных лагерей ГПУ (они существовали с 1921 года) и создание печально известного Управления Соловецкого лагеря принудительных работ особого назначения (УСЛОН, или СЛОН) ОГПУ, которому было передано во владение имущество закрытого за три года до этого Соловецкого монастыря. Среди заключенных Соловецкого лагеря были Дмитрий Лихачев и Павел Флоренский. Соловецкий лагерь был расформирован в декабре 1933 года.

 

Конфликт Ленин – Сталин. Последняя встреча

12 декабря 1922 года Ф. Э. Дзержинский докладывал В. И. Ленину о проведенном им, как руководителем комиссии, и другими ее членами расследовании грузинского конфликта. (В то время Грузия наряду с Азербайджаном и Арменией была включена в Закавказский федеративный союз, а лидеры Коммунистической партии большевиков Грузии выступали за самостоятельность. 20 октября между главой Закавказского бюро ЦК РКП(б) Г. К. Орджоникидзе, который пользовался безусловной поддержкой И. С. Сталина, и грузинскими лидерами разразился скандал. Член ЦК КП(б) Г. А. Кабахидзе оскорбил Орджоникидзе, назвав его «сталинским ишаком», а тот в ответ ударил по лицу своего обидчика. Грузинские лидеры подали в отставку.) Комиссия провела в Тифлисе четырехдневные слушания. Хотя Дзержинский и пытался выгородить Сталина, Ленин возмутился, услышав, что на открытом заседании ЦК Сталин и Орджоникидзе посмели назвать большинство членов ЦК Грузинской компартии уклонистами и заявить о необходимости выжечь каленым железом националистические настроения в этой закавказской республике. Ленин заявил, что «тут сыграли роковую роль торопливость и администраторская увлеченность Сталина, а также его озлобление против пресловутого „социал-национализма“… Озлобление вообще играет в политике самую худую роль».

На этот раз Ленин не поддержал Сталина, решив выслушать грузинскую оппозицию, для чего дал поручение Дзержинскому еще раз отправиться в Грузию и по возвращении предоставить ему и Политбюро более подробную информацию о положении в республике.

Сталин и Ленин в Горках. Начало 1920-х годов

А 13 декабря 1922 года Ленин два часа разговаривал со Сталиным. Это была их последняя встреча. Через два дня, 16 декабря, у Владимира Ильича случился приступ болезни. Принимать участие в заседаниях Политбюро и других важных встречах он уже не мог, тем более что ближайшие соратники, под предлогом заботы о его здоровье и следуя советам лечащего врача Ленина, рекомендовавшего ему режим абсолютного покоя, «изолировали» вождя. Первоначально Ленин мог писать не более 5—10 минут в день, причем это не должны были быть письма, не мог принимать посетителей, и к тому же окружающие его люди не должны были, дабы не нервировать, сообщать ему о происходящих событиях. Решение об этом, после совещания с врачами, было принято Сталиным, Бухариным и Каменевым.

Но за три дня до этого произошло одно знаменательное событие, которое подробно описал историк Роберт Такер в книге «Сталин-революционер. Путь к власти. 1879–1929»: «С особого разрешения немецкого невропатолога, профессора Ферстера, консультировавшего врачей Ленина, он 21 декабря продиктовал Крупской короткое письмо Троцкому. В нем выражалось удовлетворение благоприятным исходом борьбы за сохранение монополии внешней торговли и содержалось предложение Троцкому не останавливаться, а „продолжать наступление“, для чего поставить на предстоявшем партсъезде вопрос об укреплении внешней торговли. Узнав о письме, Сталин, которого, должно быть, тревожили признаки враждебного к нему отношения Ленина, пришел в ярость. Воспользовавшись тем, что Центральный комитет возложил на него персональную ответственность (по-видимому, в силу занимаемого поста генерального секретаря) за соблюдение установленного для Ленина врачебного режима, Сталин позвонил Крупской, грубо обругал ее и угрожал Контрольной комиссией (органом, утверждавшим партийную дисциплину) за то, что она нарушила врачебное предписание».

Не привыкшая к такому грубому обращению, тем более связанному с деятельностью мужа, Крупская через несколько часов написала старому большевику, члену Президиума ЦИК СССР Л. Б. Каменеву следующее послание: «Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину.

Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичом, я знаю лучше всякого врача, так как знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию [Зиновьеву] как более близким товарищам В. И. и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. В единогласном решении Контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку.

Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности».

Позже об этом письме и инциденте с оскорблениями Крупской узнал и Ленин, и 5 марта 1923 года он продиктовал письма злейшему врагу Сталина Л. Троцкому (попросил разобраться с проходившими в Грузии событиями и доложить в ЦК), а также небольшое послание самому Сталину. Оно было помечено грифами «Строго секретно» и «Лично», но при этом копии отправлены адресантам письма Крупской – Л. Каменеву и Г. Зиновьеву. Текст ленинского послания был следующим:

«Уважаемый т. Сталин!

С уважением, Ленин».

Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения.

О том, что происходило дальше, существует версия, которую излагал Л. Троцкий в своих уже заграничных изданиях, – ознакомившись с письмом, Крупская обратилась к тому же Л. Каменеву: «Владимир только что продиктовал стенографистке письмо Сталину о разрыве с ним всяких отношений. Он бы никогда не пошел на разрыв личных отношений, если б не считал необходимым разгромить Сталина политически». По словам Володичевой, одной из секретарей Ленина, Крупская просила не отправлять это послание Сталину, но, выполняя волю В. И. Ленина, Володичева лично передала 7 марта это послание генсеку. Тот прочитал и сразу же продиктовал ей ответ, в котором принес все необходимые (по требованию Ленина) извинения. На кону стояла власть на одной шестой земного шара. Что по сравнению с ней значили любые слова, к тому же предназначавшиеся тяжелобольному человеку? 10 марта 1923 года у Ленина случился третий инсульт, после он больше не смог заниматься политической деятельностью…

Но незадолго до того, 6 марта, Ленин надиктовал записку и противникам Сталина, вождям грузинской оппозиции Мдивани и Махарадзе (причем отдав распоряжении отослать копии Троцкому и Каменеву), в которой были и следующие слова: «Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского».

 

Болезнь Ленина и возвышение Сталина

Но решение «разобраться» со Сталиным, который, набирая всю большую административную силу, вовсе не собирался продолжать играть роль примерного ученика и последователя, Ленин принял, по всей видимости, еще во второй половине декабря 1922 года и в последнюю неделю уходящего года стал диктовать предложения о реформе управления партией. Позже эти записи, составленные 23–25 декабря 1922 года, получили громкое название «политическое завещание Ленина». По всей видимости, Ленин собирался сам с этими материалами выступить на XII съезде партии, который состоялся в Москве с 17 апреля по 25 апреля 1923 года. Но к тому времени Ленин уже был безнадежно болен…

В своих записях В. И. Ленин считал целесообразным первым делом увеличить число членов ЦК с пятидесяти до ста, чтобы предотвратить раскол в партии из-за отношений между Сталиным и Троцким. А дальше следовала знаменитая и ныне так часто цитируемая фраза о Сталине: «…тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.

Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно.

Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не является случайностью, но что он так же мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому…»

Позже, уже 4 января 1923 года, Ленин добавил еще одно замечание об Иосифе Виссарионовиче: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого это не мелочь, или эта такая мелочь, которая может получить решающее значение».

 

Внутрипартийная борьба. Сталин и Троцкий

17 января 1924 года открылась XIII конференция РКП(б), на которой обсуждалась тема внутрипартийной демократии и была принята резолюция по этому вопросу. С основным докладом выступал Сталин. Среди объектов критики был Троцкий со своими приверженцами. Сталин напомнил, что при обсуждении проблемы внутрипартийной демократии в различных партячейках частенько возникала такая формулировка: все, мол, хорошо, вот только не надо обижать Троцкого. «Я думаю, – сказал Сталин, – что если хорошенько разобраться, то может оказаться, что известное изречение о Тит Титыче довольно близко подходит к Троцкому: „Кто тебя, Тит Титыч, обидит? Ты сам всякого обидишь“». Докладчик при этом оговорился, что он вполне готов поверить – «на самом деле Троцкого кое-кто обижает». Однако напомнил, что сейчас обсуждается вопрос не об обидах, а о принципиальных проблемах. Одной из таковых был назван низкий культурный уровень многих партийцев.

 

Смерть Ленина и борьба за власть

21 января 1924 года в подмосковных Горках скончался лидер русской революции и глава первого в мире социалистического государства В. И. Ленин. В воззвании ЦК РКП(б), сообщавшем о его смерти, говорилось: «Никогда еще после Маркса история великого освободительного движения пролетариата не выдвигала такой гигантской фигуры, как наш покойный вождь, учитель, друг». Смерть Ленина ускорила и обострила в руководстве страны процесс борьбы за преемничество, начавшийся еще при жизни вождя. Существует множество версий о том, кого он сам хотел видеть своим наследником, и о том, какие именно документы бесследно исчезли в первые сутки после его кончины. Ленин умер незадолго до семи часов вечера, и уже через два с половиной часа в Горки на аэросанях отправился Сталин.

26 января 1924 года на II съезде Советов СССР Сталин произнес речь, которая впоследствии в советской историографии именовалась «великой ленинской клятвой» и одним из программных документов в деле построения социализма. Среди ленинских заветов «хранить и укреплять» перечислялись диктатура пролетариата, союз рабочих и крестьян, укрепление и расширение «Союза Республик», верность принципам Коммунистического Интернационала, а также забота об укреплении Красной армии и флота.

Из речи Сталина на II съезде Советов СССР

Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!..

Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!..

Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить и укреплять диктатуру пролетариата. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим своих сил для того, чтобы выполнить с честью и эту твою заповедь!..

Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять всеми силами союз рабочих и крестьян. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!..

Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять и расширять Союз Республик. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы выполним с честью и эту твою заповедь!..

Ленин не раз указывал нам, что укрепление Красной Армии и улучшение ее состояния является одной из важнейших задач нашей партии… Поклянемся же, товарищи, что мы не пощадим сил для того, чтобы укрепить нашу Красную Армию, наш Красный Флот!..

Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам верность принципам Коммунистического Интернационала. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим своей жизни для того, чтобы укреплять и расширять союз трудящихся всего мира – Коммунистический Интернационал!

31 января II съезд Советов СССР единогласно принял первую Конституцию СССР. В ней было отражено то, что Советское государство основано на власти Советов и диктатуре пролетариата, при этом оно носит официально закрепленный многонациональный характер. В тексте Конституции отобразилась и популярная тогда идея возможности быстрого совершения мировой революции. Заявлялось, что в будущем к СССР может присоединиться любая республика, которая выберет коммунистический путь развития. В качестве принципа объединения декларировалась сугубая добровольность. Появление законной Конституции способствовало признанию СССР как государства другими странами.

При этом внутри страны разворачивалась борьба за власть, за первенство в партии после смерти Ильича. Основными соперниками были Сталин и Троцкий.

 

«Троцкизм или ленинизм?»

19 ноября 1924 года на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС Сталин произнес свою знаменитую речь «Троцкизм или ленинизм?». В этом выступлении он развенчивал часть «легенд, распространяемых Троцким и его единомышленниками об Октябрьском восстании, о роли Троцкого в восстании» и говорил о троцкизме «как своеобразной идеологии». Досталось и Джону Риду, который в книге «Десять дней, которые потрясли мир» пересказал некоторые «сплетни» троцкистов о том, как готовилось восстание. Сталин опроверг слухи, что «вдохновителем и единственным руководителем Октябрьского восстания являлся Троцкий», и заявил, что одной из важнейших задач Компартии является развенчать и «похоронить» троцкистскую идеологию.

25 января 1925 года появилось так называемое «письмо тов. Д-ову», в котором Сталин более подробно разъяснял некоторые аспекты своей статьи «Октябрь и теория „перманентной“ революции Троцкого», которая была опубликована в газете «Правда» в декабре 1924 года. «Речь идет не о полной победе, а о победе социализма вообще, т. е. о том, чтобы прогнать помещиков и капиталистов, взять власть, отбить атаки империализма и начать строить социалистическое хозяйство, – все это может вполне удаться пролетариату в одной стране, но полная гарантия от реставрации может быть обеспечена лишь в результате „совместных усилий пролетариев нескольких стран“, – разъяснял свое видение этой темы автор. Попутно он продолжал критиковать взгляды Троцкого, говоря, что даже одинокую в буржуазном окружении нэповскую Россию можно превратить в социалистическую страну, а утверждать обратное – есть оппортунизм в чистом виде.

 

«К вопросу о пролетариате и крестьянстве»

27 января 1925 года Сталин выступил на XIII губернской конференции московской организации РКП(б) с речью «К вопросу о пролетариате и крестьянстве», в которой размышлял о том, кто является союзником советского пролетариата.

Из речи Сталина на XIII губернской конференции московской организации РКП(б) 27 января 1925 года

Товарищи! Я хотел сказать несколько слов об основах той политики, которую нынче взяла партия в отношении крестьянства. Особо важное значение вопроса о крестьянстве в данный момент не подлежит сомнению. Многие даже, увлекаясь, говорят, что наступила новая эра – эра крестьянства. Иные стали понимать лозунг «лицом к деревне» как лозунг, говорящий о том, что надо повернуться спиной к городу. Некоторые договорились даже до политического нэпа. Это, конечно, пустяки. Все это, конечно, увлечение. Если отвлечься, однако, от этих увлечений, то остается одно, а именно то, что вопрос о крестьянстве в данный момент, именно теперь, приобретает особо важное значение.

Почему? Откуда это?

Имеются к этому две причины. Я говорю об основных причинах.

Первая причина того, что крестьянский вопрос возымел у нас в данный момент особенно важное значение, состоит в том, что из союзников Советской власти, из всех имеющихся основных союзников пролетариата, – а таких, по-моему, четыре, – крестьянство является единственным союзником, который может теперь же оказать нашей революции прямую помощь. Речь идет о прямой помощи именно теперь, в данный момент. Все остальные союзники, имея за собой великое будущее и представляя величайший резерв нашей революции, все же, к сожалению, теперь прямой помощи нашей власти, нашему государству оказать не в силах.

Что это за союзники?

Первый союзник, основной наш союзник – это пролетариат развитых стран. Передовой пролетариат, пролетариат Запада, – это величайшая сила и это наиболее верный, наиболее важный союзник нашей революции и нашей власти. Но, к сожалению, положение дел таково, состояние революционного движения в развитых капиталистических странах таково, что пролетариат Запада прямую и решающую помощь теперь нам оказать не в состоянии. Мы имеем его косвенную, его моральную поддержку, цены которой нельзя даже назвать, которая неоценима, до того она важна, эта помощь. Но это все-таки не та прямая и непосредственная помощь, которая нам нужна теперь.

Второй союзник – колонии, угнетенные народы в мало развитых странах, угнетаемых странами более развитыми. Это, товарищи, величайший резерв нашей революции. Но он слишком медленно раскачивается. Он идет к нам на прямую помощь, но, видимо, не скоро придет. И именно поэтому он не в силах сейчас же дать нам прямую помощь в нашем социалистическом строительстве, в деле укрепления власти, в деле построения социалистической экономики.

Есть у нас третий союзник, неуловимый, безличный, но в высшей степени важный. Это – те конфликты и противоречия между капиталистическими странами, которые лица не имеют, но, безусловно, являются величайшей поддержкой нашей власти и нашей революции. Это может показаться странным, но это – факт, товарищи. Если бы две основных коалиции капиталистических стран во время империалистической войны в 1917 году, если бы они не вели между собой смертельной борьбы, если бы они не вцепились друг другу в горло, не были заняты собой, не имея свободного времени заняться борьбой с Советской властью, – едва ли Советская власть устояла бы тогда. Борьба, конфликты и войны между нашими врагами – это, повторяю, наш величайший союзник. Как обстоит дело с этим союзником? Дело обстоит так, что мировой капитал после войны, пережив несколько кризисов, стал оправляться. Это надо признать. Основные страны-победительницы – Англия и Америка – возымели теперь такую силу, что получили материальную возможность не только у себя дома поставить дело капитала более или менее сносно, но и влить кровь во Францию, Германию и другие капиталистические страны. Это – с одной стороны. И эта сторона дела ведет к тому, что противоречия между капиталистическими странами развиваются пока что не тем усиленным темпом, каким они развивались непосредственно после войны. Это – плюс для капитала, это – минус для нас. Но этот процесс имеет и другую сторону, обратную сторону. Обратная же сторона состоит в том, что при всей относительной устойчивости, которую капитал пока что сумел создать, противоречия на другом конце взаимоотношений, противоречия между эксплуатирующими передовыми странами и эксплуатируемыми отсталыми странами, колониями и зависимыми странами, начинают все больше обостряться и углубляться, угрожая сорвать «работу» капитала с нового, «неожиданного» конца. Кризис в Египте и Судане – вы об этом, должно быть, читали в газетах, – затем целый ряд узлов противоречий в Китае, могущих рассорить нынешних «союзников» и взорвать мощь капитала, новый ряд узлов противоречий в Северной Африке, где Испания проигрывает Марокко, к которому протягивает руку Франция, но которое она не сможет взять, потому что Англия не допустит контроля Франции над Гибралтаром, – все это такие факты, которые во многом напоминают предвоенный период и которые не могут не создавать угрозу для «строительной работы» международного капитала.

Таковы плюсы и минусы в общем балансе развития противоречий. Но так как плюсы для капитала в этой области пока что преобладают над минусами и так как ждать военных столкновений между капиталистами с сегодня на завтра не приходится, то ясно, что дело с нашим третьим союзником обстоит все еще не так, как этого хотелось бы нам.

Остается четвертый союзник – крестьянство. Оно у нас под боком, мы с ним живем, вместе с ним строим новую жизнь, плохо ли, хорошо ли, но вместе с ним. Союзник этот, вы сами знаете, не очень крепкий, крестьянство не такой надежный союзник, как пролетариат капиталистически развитых стран. Но он все же союзник, и из всех наличных союзников он – единственный, который нам оказывает и может оказать прямую помощь теперь же, получая в обмен за это нашу помощь.

30 января Сталин на правах наркома по делам национальностей направил приветственные телеграммы первым съездам компартий Узбекистана и Туркменистана. В этих посланиях были определены задачи коммунистических партий республик в свете общего курса на построение социализма и завершившегося в Средней Азии национально-территориального размежевания. В ходе этого процесса принимались во внимание принципы самоопределения народов в первую очередь, поэтому традиционно сложившиеся социально-хозяйственные образования, прежде всего Ферганская долина, были разделены между несколькими новыми республиками. В феврале 1925 года на съезде был создан ЦК Компартии Узбекистана.

3 ноября 1925 года в Москве состоялись торжественные похороны одного из ведущих военачальников Красной армии – Михаила Фрунзе. Его неожиданная смерть во время хирургической операции, медицинская целесообразность которой была сомнительной, вызвала немало кривотолков и подозрений, что популярный герой Гражданской войны был фактически убит. Заказчиком устранения Фрунзе называли Сталина, а причиной – его опасения, что командарм окажется соперником в борьбе за власть. На похоронах Фрунзе Сталин произнес речь, в которой среди прочего сказал: «Может быть, это так именно и нужно, чтобы старые товарищи так легко и так просто спускались в могилу», – но тут же добавил, что новые кадры вырастить совсем не так легко.

Фрунзе, как известно, стал преемником Троцкого на посту наркома по военным и морским делам – в январе 1925 года Троцкий был снят с должности.

 

Сталин – вновь Генеральный секретарь ЦК ВКП(б)

1 января 1926 года Иосиф Сталин на состоявшемся Пленуме ЦК ВКП(б), несмотря на противодействие оппозиции, был снова утвержден генеральным секретарем ЦК ВКП(б). В это время в борьбе за единоличную власть Сталин умело использовал и бюрократические приемы, в частности – отменяя предсъездовские дискуссии с Зиновьевым под предлогом борьбы с возможным фракционным расколом.

Но в это же самое время недавние враги становились если не союзниками, то партнерами. Так, 14 июля 1926 года в Советский Союз прибыла военно-морская миссия из Германии, возглавляемая Вильгельмом Фридрихом фон Левенфельдом. Немцы намеревались заключить контракты на изготовление узлов, необходимых для строительства подводных лодок, под прикрытием тех же торговых договоров, которые уже позволяли тайную разработку и производство танков, вооружения и самолетов для Германии.

Незадолго до того Рурский кризис привел к созыву международной комиссии, которая рекомендовала выделить кредит в 800 миллионов золотых марок для поддержки рейхсбанка. Большая часть этих иностранных займов шла напрямую к Круппу, Тиссену, Сименсу и другим важнейшим производителям оружия. Результатом стал подъем тайного перевооружения. Кстати, в 20—30-х годах XX века Германия не только заказывала и вывозила комплектующие для своих подводных лодок, но и продавала их Советскому Союзу.

И в этот же день, 14 июля, начал свою работу объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Он продлился до 23 июля и вошел в историю как первый этап выступления оппозиции против Сталина, руководившего работой Пленума и партийного аппарата в целом. Троцкий, Зиновьев, Каменев, лидеры оппозиции, являвшиеся политическими противниками первого генерального секретаря, в качестве аргументов ссылались на последние письма В. И. Ленина, дававшие нелицеприятные характеристики многим видным партийным функционерам, при этом ЦК партии было обвинено в том, что не довело до членов партии эти документы.

На Пленуме были зачитаны: письмо В. И. Ленина к съезду от 24 и 25 декабря 1922 года; добавление к письму, продиктованное им 4 января 1923 года; письмо от 30 декабря 1922 года «К вопросу о национальностях или об „автономизации“» и «Письмо к членам партии большевиков» от 18 (31) октября 1917 года об отношении Каменева и Зиновьева к вооруженному восстанию. Зиновьев напомнил о письме В. И. Ленина И. В. Сталину от 5 марта 1923 года.

Но в конце Пленума в его президиум поступило заявление сестры В. И. Ленина Марии Ильиничны Ульяновой, в котором говорилось, что никакого разрыва между В. И. Лениным и И. В. Сталиным не произошло и их отношения до последних дней В. И. Ленина «остались самыми близкими и товарищескими».

Заявление Марии Ильиничны Ульяновой в президиум Объединенного пленума ЦК и ЦКК РКП(б) от 26 июля 1926 года

М. Ульянова

Оппозиционное меньшинство ЦК ведет за последнее время систематические нападки на т. Сталина, не останавливаясь даже перед утверждением о якобы разрыве Ленина со Сталиным в последние месяцы жизни В. И. В целях восстановления истины я считаю своей обязанностью сообщить товарищам в кратких словах об отношении Ленина к Сталину за период болезни В. И. Я не буду касаться здесь времени, предшествующего его болезни, относительно которого у меня есть ряд доказательств проявления самого трогательного отношения В. И. к Сталину, о чем члены ЦК знают не менее меня, когда я была неотлучно при нем и выполняла ряд его поручений. В. И. очень ценил Сталина. Показательно, что весной 1922 г., когда с В. И. случился первый удар, а также во время второго удара в декабре 1922 г. В. И. вызывал к себе Сталина и обращался к нему с самыми интимными поручениями, поручениями такого рода, что с ними можно обратиться лишь к человеку, которому особенно доверяешь, которого знаешь как истинного революционера, как близкого товарища. И при этом Ильич подчеркивал, что хочет говорить именно со Сталиным, а не с кем-либо иным. Вообще за весь период его болезни, пока он имел возможность общаться с товарищами, он чаще всего вызывал к себе т. Сталина, а в самые тяжелые моменты болезни вообще не вызывал никого из членов ЦК, кроме Сталина.

26 июля 1926 г.

Был один инцидент между Лениным и Сталиным, о котором т. Зиновьев упомянул в своей речи и который имел место незадолго до потери Ильичом речи (март 1923 г.), но он носил чисто личный характер и никакого отношения к политике не имел. Это т. Зиновьев хорошо знает, и ссылаться на него было совершенно напрасно. Произошел этот инцидент благодаря тому, что Сталин, которому по требованию врачей было поручено Пленумом ЦК следить за тем, чтобы Ильичу в этот тяжелый период его болезни не сообщали политических новостей, чтобы не взволновать его и не ухудшить его положения, отчитал его семейных (читай: Крупскую – А. Г. ) за передачу такого рода новостей. Ильич, который случайно узнал об этом, – а такого рода режим оберегания его вообще всегда волновал, – в свою очередь отчитал Сталина. Т. Сталин извинился, и этим инцидент был исчерпан. Нечего и говорить, что если бы Ильич не был в то время, как я указала, в очень тяжелом состоянии, он иначе реагировал бы на этот инцидент. Документы по поводу этого инцидента имеются, и я могу по первому требованию ЦК предъявить их.

Я утверждаю, таким образом, что все толки оппозиции об отношении В. И. к Сталину совершенно не соответствуют действительности. Отношения эти были и остались самыми близкими и товарищескими.

27 апреля 1927 года был опубликован декрет Совета народных комиссаров «О прописке граждан в городских поселениях». Фактически этим отменялось провозглашенное большевиками после окончания Гражданской войны право на свободу передвижения внутри РСФСР. При этом продолжилось возрождение паспортной системы, отмененной сразу после Октябрьской революции. Декрет 1927 года впервые в СССР (не считая отдельных районов боевых действий в Гражданскую войну) вводил контроль не только за проживанием в городах, но даже за посещением самих советских городов – любой гражданин, приехавший в любой город на период более трех суток, был обязан официально зарегистрироваться. Позже крестьянам для того, чтобы перебраться в город, приходилось оформлять в колхозе паспорт.

А 27 мая начался новый виток международных проблем: Великобритания объявила о расторжении дипломатических и торговых отношений с Советским Союзом. Причиной конфликта стала проводившаяся в предшествующий период советская политика так называемого «экспорта революции». Целью такого подхода было создание вокруг СССР своеобразного защитного пояса из стран социалистической и коммунистической ориентации. При этом для установления соответствующих режимов считалось вполне допустимым прямое военное вторжение. Но все попытки организовать революцию, как мировую, так и локальную, неизменно терпели поражение.

Большие надежды возлагались на Китай, однако в апреле 1927 года власть в этой стране перешла к партии Гоминьдан и ее лидеру Чан Кайши, которые организовали массовое истребление коммунистов.

После этих событий в Советском Союзе окончательно был взят курс на построение социализма в одной стране.

7 июня на железнодорожном вокзале Варшавы русский эмигрант Борис Коверда застрелил советского полпреда в Польше Петра Войкова, одного из организаторов и участников расстрела свергнутого императора Николая II и его семьи. Сам Коверда, еще находясь в России – в Самаре, – стал свидетелем «красного террора» и гибели родных и знакомых.

В Советском Союзе убийство Войкова послужило для Сталина поводом потребовать от ОГПУ начала массовых репрессий. Советский вождь отдыхал в Сочи и прямо с курорта послал в столицу распоряжение: «Надо теперь же расстрелять пять или десять монархистов. Надо отдать ОГПУ директиву о полной ликвидации (монархистов и белогвардейцев) всеми мерами. Убийство Войкова дает основание…»

Сразу были расстреляны двадцать человек, а в течение июня на «бывших» по всей стране начались гонения. Арестовывали не только дворян, но и священников, представителей старой интеллигенции.

Воспользовавшись убийством Войкова, Сталин также добился исключения из ЦК Троцкого и Зиновьева.

14 июня 1927 года в Ленинграде был арестован композитор Александр Кенель – как участник оккультного «Ордена рыцарей Чаши Святого Грааля». Это общество существовало еще в Санкт-Петербурге начиная с 1916 года, возглавлял его Александр Гошерон-Делафос, который так же, как и Кенель, был французского происхождения. Среди других участников были художница М. А. Пуаре-Пургольд, актриса А. И. Фогт, археолог Г. В. Михновский, композитор Ю. А. Зингер. Целью ордена было достижение интеллектуального и нравственного совершенства, основной идеей – творческий индивидуализм, противопоставленный толпе как символу застоя и косности.

В результате орден был признан нелегальной антисоветской организацией, а его участники осуждены на разные сроки заключения. Кенель провел три года в Соловецком лагере особого назначения.

23 октября завершился Пленум ЦК ВКП(б), на котором обсуждался так называемый вопрос об оппозиции. За полтора месяца до того Троцкий и его единомышленники отправили в ЦК свою «Платформу 13», а точнее – «Проект платформы большевиков-ленинцев (оппозиция) к XV съезду ВКП(б)» с подзаголовком «Кризис партии, пути его преодоления». Главной целью Троцкого было отстранение от власти Сталина. Ради этого он требовал публикации указанного «Проекта», а после отказа текст был размножен нелегально. На Пленуме Троцкий и Зиновьев категорично выступали против Сталина, который ответил, что считает для себя честью, «что оппозиция направляет всю свою ненависть» против него. В результате Пленум принял решение вывести Троцкого и Зиновьева из состава ЦК за подпольную фракционную деятельность.

5 ноября Сталин принял в Кремле несколько делегаций зарубежных рабочих. Всего присутствовало порядка восьмидесяти делегатов из разных стран – Германии, Франции, Австрии, Чехословакии, государств Южной Америки, Китая, Бельгии, Финляндии, Дании и Эстонии. Вопросы были представлены заранее, преимущественно на немецком языке, а также возникали по ходу встречи. Многие из них касались ограничения различных свобод в СССР – например, свободы печати или деятельности отличных от ВКП(б) политических партий. «Свобода печати для какого класса – для буржуазии или для пролетариата? – переспросил Сталин. – Если речь идет о свободе печати для буржуазии, то ее нет у нас и не будет…» Беседа длилась шесть часов. Гости пообещали рассказать на родине правду о СССР, а Сталин ответил, что всегда считает необходимым отчитываться перед братьями по классу.

23 ноября Сталин выступил на XVI Московской губернской партконференции с речью «Партия и оппозиция». В первой же фразе он сообщил о намерении подвести итог «борьбе между партией и оппозицией», которая развернулась «как внутри партии, так и – это надо сказать прямо – вне партии». После этого Сталин перешел к цифрам – «за партию, за ее ЦК высказалось 572 тысячи с лишним товарищей; за оппозицию – 3 тысячи с лишним». Озвучив это соотношение, он обрушился на троцкистскую оппозицию с упреками: мол, обещали, что за них будет 99 процентов, а на деле вышло строго наоборот, и незачем было превращать партию в дискуссионный клуб. Сталин назвал итоги дискуссии между ЦК и оппозицией сокрушительным провалом последней и предположил, что на ближайшем съезде не будет ни одного делегата от оппозиции.

И действительно, в битве за власть Троцкий окончательно потерпел поражение. 12 ноября 1927 года его и Зиновьева исключили из партии. Троцкий категорически отказался от каких-либо вариантов признания своих ошибок. 14 ноября 1927 года его выселили из кремлевской квартиры, и Троцкому пришлось жить у А. Г. Белобородова. Но это продолжалось недолго.

 

Высылка Троцкого в алма-ату

18 января 1928 года Л. Д. Троцкого выслали из Москвы в Алма-Ату. К поезду на Ярославский вокзал его доставили силой – а еще точнее, донесли на руках сотрудники ГПУ, предварительно выломав дверь комнаты, где заперлось семейство оппозиционера. Идти Троцкий не пожелал, а потом саркастически вспоминал, что тащившим его чекистам «было тяжело, все время невероятно пыхтели и часто останавливались отдыхать». Младший сын Троцкого Сергей при этом подрался с ГПУшником, а старший Лев тщетно старался призвать на помощь сначала соседей, а потом железнодорожников, восклицая: «Товарищи, смотрите, как несут товарища Троцкого!..»

На фоне последующего Большого террора многим кажется удивительным, что Сталин тогда всего лишь удалил из столицы своего главного противника, а не посадил его в тюрьму и не казнил. Причины такой мягкости успел объяснить сам Троцкий: «В 1928 году не только о расстреле, но и об аресте невозможно было еще говорить: поколение, с которым я прошел через Октябрьскую революцию и Гражданскую войну, было еще живо. Политбюро чувствовало себя под осадой со всех сторон».

9 июля 1928 года генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин выдвинул лозунг об обострении классовой борьбы в СССР по мере продвижения к социализму, что и стало идейной теоретической основой для развернувшихся вскоре репрессий. Помимо этого, советский вождь заявлял, что по мере достижения реальных успехов в социалистическом строительстве классовая борьба стала приобретать все более законспирированные и опасные формы, поскольку скрытые враги советской власти спешат использовать все средства, в том числе свое служебное положение, чтобы не допустить окончательной победы социализма. Репрессиям предшествовали развернувшиеся в прессе, на радио и на многочисленных митингах разоблачения, причем не только кулаков и подкулачников, а также бывших оппозиционеров, но и прежде ни в чем антиреволюционном не замеченных коммунистов, в том числе и занимавших ответственные посты, а теперь обвиненных во вредительстве. Начались «шахтинское дело» и «процесс Промпартии»…

Одновременно происходили события, которые были впоследствии отнесены к числу достижений советских людей и техники. 12 июля 1928 года ледокол «Красин» подошел к лагерю на льдине, где ждали помощи последние уцелевшие участники экспедиции итальянского генерала Умберто Нобиле на Северный полюс. Чуть раньше в тот же день были подобраны двое пытавшихся добраться до цивилизованных мест своим ходом.

Нобиле решил достичь полюса на дирижабле «Италия», и ему удалось пролететь над искомой точкой, сбросив туда итальянский флаг и деревянный крест, освященный Папой Римским. Но на обратном пути дирижабль постигла катастрофа, в которой некоторые участники погибли, а остальные месяц с лишним провели на льду, пытаясь выжить. Несколько человек были унесены неуправляемым дирижаблем и пропали без вести.

Призыв о помощи услышал радиолюбитель Николай Шмидт на севере СССР и сообщил в официальные инстанции. Были направлены два ледокола, но один из них зажало льдом в Баренцевом море, а «Красин» благополучно добрался до цели.

 

«Шахтинское дело»

Помимо разгрома очередного уклона (правого или левого) и относительной нормализации (установления дипломатических и торговых отношений с рядом буржуазных стран), под руководством Сталина была де-факто начата кампания по повышению бдительности и разоблачению вражеских агентов на территории СССР. С одной стороны, Советский Союз вышел на мировую арену и был признан рядом буржуазных (читай – враждебных) государств, с другой – отдельные представители этих стран, работавшие в СССР, получили благодаря советским спецслужбам статус «шпионов». Таким образом мудрый вождь народов наглядно продемонстрировал доказательства того, что империалистические державы не отказались от своих попыток навредить советской стране и по-прежнему продолжают вмешиваться во внутренние дела Страны Советов. Наглядным примером послужило «шахтинское дело». Судебный процесс по нему проходил в мае – июле 1928 года в Колонном зале Дома Союзов. Для придания ему значимости для его освещения в Европе и Америке были приглашены и иностранные журналисты. Также в зале суда находились специально подобранные лояльные по отношению к власти граждане, которые исполняли роль возмущенной деятельностью злодеев народной массовки.

На процессе обвиняемыми были 53 инженера и техника, которые работали в городе Шахты (отсюда и название процесса) на угледобывающих предприятиях и в Донбассе. В число обвиняемых были включены три немецких инженера. Большинство из представших перед судом являлись старыми инженерами, получившими образование еще в царское время. Перед арестом они работали техническими специалистами на шахтах, которыми руководили представители новой партийной и государственной элиты. Согласно выдвинутому против специалистов обвинению, они участвовали в заговоре, руководство которым находилось за рубежом и планировало при помощи старой технической интеллигенции, многие представители которой негативно относились к советской власти, разрушить советскую угольную промышленность (что неминуемо привело бы к остановке множества заводов и фабрик), выведя из строя донбасские угольные предприятия. Для реализации этих зловещих планов обвиняемые должны были организовывать взрывы и пожары на шахтах и электростанциях. Помимо этого, согласно тексту обвинения, инженеры-вредители собирались портить системы вентиляции в шахтах и срывать производственный процесс, что, как было особо подчеркнуто, не только привело бы к многочисленным жертвам среди рабочих, но и целенаправленно ухудшало бы бытовые условия рабочих, а это должно было спровоцировать их на выступления против советской власти.

Всего сотрудниками органов было арестовано несколько сотен человек, часть из которых была освобождена, 82 осуждены коллегией ОГПУ во внесудебном порядке, перед судом предстало 53 человека.

Официально судебный процесс, получивший название «Дело об экономической контрреволюции в Донбассе», рассматривался в течение 41 дня Специальным присутствием Верховного суда. В тексте обвинения говорилось, что представшие перед справедливым советским судом преступники действовали по заданию польских, немецких и французских разведывательных служб, а также по заданию живших в эмиграции бывших владельцев фабрик и шахт. Кроме того, подсудимые были обвинены в том, что происшедшие на шахтах треста «Донуголь» аварии – это результат их вредительской деятельности.

Одиннадцать человек были приговорены к расстрелу, пять казнены (для остальных высшая мера наказания была заменена десятью годами заключения). Из трех германских подданных двое были оправданы, а третий приговорен к условному сроку заключения.

Спустя 72 года после расследования, проведенного Генеральной прокуратурой РФ, все осужденные по этому делу были реабилитированы.

Буквально за несколько дней до начала процесса по «шахтинскому делу», 8 апреля 1928 года, Сталин заявил, что «глупо было бы предположить, что международный капитал оставил нас в покое. Шахтинское дело знаменует собой новое серьезное выступление международного капитала и его агентов в нашей стране против Советской власти».

Насколько лично Сталин был причастен к организации «шахтинского дела»? Среди тех, кто готовил это дело, был сотрудник Северо-Кавказского отделения ГПУ Ефим Георгиевич Евдокимов, с которым был знаком Сталин. Позже Евдокимов получил назначение полномочным представителем ОГПУ на Северном Кавказе, а затем – первым секретарем Северо-Кавказского крайкома, членом ЦК ВКП(б). И, как многие организаторы и исполнители процессов и прочих деликатных поручений Сталина, Евдокимов был 9 ноября 1938 года арестован и после допросов 2 февраля 1940 года приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания.

Роберт Такер в книге «Сталин-диктатор. У власти. 1928–1941» приводит следующие сведения о действиях Евдокимова: «В конце 1927 г. он прибыл в Москву с донесением о вредительской преступной деятельности в городе Шахты. Однако тогдашний руководитель ОГПУ В. Р. Менжинский за недостатком убедительных свидетельств отказался проверять предоставленную ему информацию. Тогда Евдокимов обратился к Сталину и получил его поддержку. В результате делу был дан ход при личном содействии Сталина вопреки протестам главы правительства А. И. Рыкова и нового руководителя ВСНХ В. В. Куйбышева, которые опасались губительных экономических и политических последствий этой аферы. Под физическим и психологическим давлением арестованных заставили признаться в причастности к фиктивному преступному заговору. Позднее двое из осужденных, Боярышников и Миллер, встретившись в лагере с В. Шаламовым, рассказывали ему о применявшихся к ним способах давления. Это были „конвейер“ (так назывался непрерывный допрос, на котором допрашиваемому не позволялось спать), длительное одиночное заключение, помещение в камеры с ледяным либо горячим полом».

В чем еще заключалось своеобразие «шахтинского дела»? В том, что это был первый в ряду советских политических процессов, поставленных и проведенных по канонам театрального искусства. Все главные действующие лица, в том числе судьи, подсудимые и караул со штыками наголо, располагались на высоком помосте, ярко освещенном и напоминавшем не только современную театральную сцену, но и сцену какой-то суровой средневековой мистерии, действа. Не случайно в процессе помимо государственных общественных обвинителей (Крыленко и Рогинского) принимали участие и четверо общественных обвинителей, клеймивших заговорщиков. Для председательствующего судьи А. Я. Вышинского, бывшего меньшевика и комиссара милиции Временного правительства, к тому же лично подписавшего «распоряжение о неукоснительном выполнении на вверенной ему территории приказа Временного правительства о розыске, аресте и предании суду, как немецкого шпиона, Ленина», это был политический дебют при советской власти. И он прошел успешно.

На «шахтинском процессе» в сознание масс была заложена идея военной и экономической угрозы государству рабочих и крестьян, идущей из-за границы. При этом Сталин красноречиво высказался по поводу «бывших» и зарубежных империалистов, что «капиталистическое окружение нельзя рассматривать как простое географическое понятие», то есть враги Советского Союза находятся по обе стороны его государственной границы. Таким образом, вражеская интервенция уже де-факто началась – посредством скрытых врагов советской власти, прикрывающихся личинами добропорядочных советских граждан. При этом Сталин нанес удар и правой оппозиции, поскольку среди ее сторонников были представители старой технической интеллигенции, к которым в СССР после «шахтинского дела» повсеместно стали относиться с подозрением.

 

Конгресс Коммунистического Интернационала

Прошло всего пять дней после завершения судебного процесса по «шахтинскому делу», и в том же Колонном зале Дома Союзов 11 июля 1928 года торжественно открылся VI конгресс Коммунистического Интернационала. Более чем пятьсот депутатов от шестидесяти пяти организаций (пятидесяти партий) под руководством главы Коминтерна Бухарина приняли новую программу и устав Коминтерна. В эту программу, тезисы которой были заранее написаны Бухариным, были внесены и поправки, сделанные Сталиным, в которых подчеркивалось, что наступает новый, уже третий революционный период развития мира после происшедшей Октябрьской революции, и этот период «неизбежно ведет к новой эпохе войн между империалистическими государствами». Кроме того, закреплялось для организаций – участников Коминтерна требование «международной коммунистической дисциплины». В своем докладе Бухарин упомянул и о военной угрозе извне, и делегат, представитель американской компартии Бертран Вольф, тщетно пытался после завершения доклада перехватить руководителя Коминтерна, для того чтобы уточнить этот тезис, который де-факто ставил зарубежные компартии в положение агентов Коминтерна во враждебной (по его же терминологии) стране.

Также можно предположить, что именно в это время Сталин начал свое плавное, но неуклонное выдвижение в главные теоретики Советского Союза. Это находит подтверждение в документе из архива Л. Троцкого, хранящегося в Гарвардском университете (архивный номер Т 1897). В нем приводится запись разговора Н. Бухарина, встречавшегося в начале июля 1928 года с Л. Каменевым, незадолго до этого восстановленного в партии и работавшего начальником Научно-технического управления ВСНХ СССР. По словам Бухарина, рассказывавшего о недавно закончившемся конгрессе Коминтерна, «Сталин во многих местах испортил мне программу. Он съедаем страстным желанием стать признанным теоретиком. Он полагает, что это единственное, чего ему не хватает».

 

Высылка Троцкого из СССР

Тем временем Иосифу Виссарионовичу стало очевидно, что и в Алма-Ате Троцкий успокаиваться не намерен. «Из Центральной Азии я имел возможность поддерживать непрерывную связь с оппозицией, которая росла, – пояснял сам Лев Давидович. – В этих условиях Сталин, после колебаний в течение года, решил применить высылку за границу, как меньшее зло. Его доводы были: изолированный от СССР, лишенный аппарата и материальных средств, Троцкий будет бессилен что-либо предпринять… Сталин несколько раз признавал, что моя высылка за границу была „величайшей ошибкой“».

18 января 1929 года Особое совещание при коллегии ОГПУ постановило выслать Троцкого за пределы СССР по обвинению в «организации нелегальной антисоветской партии, деятельность которой за последнее время направлена к провоцированию антисоветских выступлений и к подготовке вооруженной борьбы против Советской власти». 20 января Троцкий получил это постановление и написал на нем: «Вот прохвосты!» – присовокупив к этому расписку такого содержания: «Преступное по существу и беззаконное по форме постановление ОС при коллегии ГПУ от 18 января 1929 г. мне было объявлено 20 января 1929 г. Л. Троцкий».

Троцкий был уверен, что вывезти архив ему не позволят, однако прибывшие за ним чекисты никаких указаний насчет бумаг не имели и поэтому не препятствовали.

В книге Ю. Фельштинского и Г. Чернявского «Лев Троцкий. Оппозиционер» описан драматичный отъезд Троцкого с близкими в эмиграцию: «На рассвете 22 января Троцкий, его супруга и сын Лев были усажены в конвоируемый автобус, который отправился по накатанной снежной дороге по направлению к Курдайскому перевалу. Через сам перевал удалось проехать с огромным трудом. Бушевали снежные заносы, мощный трактор, который взял автобус и несколько попутных автомобилей на буксир, сам застрял в снегу. Несколько человек сопровождения скончалось от переохлаждения. Семью Троцкого перегрузили в сани. Расстояние в 30 километров было преодолено более чем за семь часов. За перевалом состоялась новая пересадка в автомобиль, который благополучно довез всех троих до Фрунзе, где они были погружены в железнодорожный состав. В Актюбинске Троцкий получил правительственную телеграмму (это была последняя правительственная телеграмма, которая оказалась в его руках), сообщавшую, что местом его назначения является город Константинополь в Турции».

Гражданства Троцкого и его семью не лишили. На первые расходы в Турции им было выдано полторы тысячи долларов.

31 января 1929 года состоялось совместное заседание Политбюро и Президиума Центральной контрольной комиссии, на котором Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и М. П. Томский были официально обвинены во фракционной деятельности. В ответ они сделали заявление, направленное против Сталина. Тот немедленно обрушился на фракционистов: «Это группа правых уклонистов, платформа которой предусматривает замедление темпов индустриализации, свертывание коллективизации и свободу частной торговли. Члены этой группы наивно верят в спасительную роль кулака. Беда их в том, что они не понимают механизма классовой борьбы и не видят, что на самом деле кулак – это заклятый враг Советской власти». Далее Сталин припомнил, что еще до революции Ленин называл Бухарина «дьявольски неустойчивым» – и теперь тот оправдывает такое мнение, начав тайные переговоры с троцкистами.

11 июля 1929 года Совет народных комиссаров СССР принял постановление «Об использовании труда уголовно-заключенных», которое предписывало направлять осужденных на срок от трех лет в исправительно-трудовые лагеря под контролем ОГПУ. Постановление имело гриф «не подлежит опубликованию».

Тем же самым постановлением ОГПУ указывалось на необходимость увеличить существующие лагеря и создать новые – в отдаленных районах Советского Союза с целью освоения этих мест и использования их природных ресурсов. Также планировалось увеличивать население диких краев условно-досрочно выпущенными из лагеря на поселение, теми, кто, отбыв срок, не имел права жить в крупных городах или добровольно желал остаться.

Постепенно выстраивался образ страны, в которой под руководством мудрого вождя даже самые незаконопослушные элементы перевоспитываются ударным трудом, превращаясь в полноценных и сознательных граждан.

 

Начало культа

При том, что формирование культа Сталина уже разворачивалось, сам он считал необходимым поддерживать образ скромного борца за светлое будущее трудового народа. В августе 1930 года он весьма жестко одернул в письме Якова Шатуновского: «Вы говорите о Вашей „преданности“ мне. Может быть, это случайно сорвавшаяся фраза. Может быть… Но если это не случайная фраза, я бы советовал Вам отбросить принцип „преданности“ лицам. Это не по-большевистски. Имейте преданность рабочему классу, его партии, его государству. Это нужно и хорошо. Но не смешивайте ее с преданностью лицам, с этой пустой и ненужной интеллигентской побрякушкой».

Поэту Демьяну Бедному, который в декабре 1930 года пожаловался Сталину на ЦК, досталось от вождя еще сильнее: «Десятки раз ограждал Вас ЦК (не без некоторой натяжки!) от нападок отдельных групп и товарищей из нашей партии. Десятки поэтов и писателей одергивал ЦК, когда они допускали отдельные ошибки. Вы все это считали нормальным и понятным. А вот когда ЦК оказался вынужденным подвергнуть критике Ваши ошибки, Вы вдруг зафыркали и стали кричать о „петле“. На каком основании? Может быть, ЦК не имеет права критиковать Ваши ошибки? Может быть, решение ЦК не обязательно для Вас? Может быть, Ваши стихотворения выше всякой критики? Не находите ли, что Вы заразились некоторой неприятной болезнью, называемой „зазнайством“? Побольше скромности, т. Демьян…

В чем существо Ваших ошибок? Оно состоит в том, что критика недостатков жизни и быта СССР, критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР. На его прошлое, на его настоящее… Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата.

И Вы хотите после этого, чтобы ЦК молчал! За кого Вы принимаете наш ЦК? И Вы хотите, чтобы я молчал из-за того, что Вы, оказывается, питаете ко мне „биографическую нежность“! Как Вы наивны и до чего мало Вы знаете большевиков…»

К сведению

Демьян Бедный (настоящее имя – Ефим Алексеевич Придворов) первые стихи опубликовал в шестнадцать лет. После окончания Киевской военно-фельдшерской школы четыре года прослужил в армии фельдшером, потом поступил на филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Вступил в партию большевиков, публиковался в газете «Правда», взял псевдоним Бедный из собственного стихотворения. В годы Гражданской войны занимался агитацией в Красной армии, получил орден Красного Знамени. Восхвалял Сталина, за что получил квартиру в Кремле, собрал одну из крупнейших частных библиотек в СССР. Но потом попал в опалу (в том числе за характеристики, которые давал руководству страны), был исключен из партии и союза писателей. Демьян Бедный сочинял патриотические стихи и басни, восхвалявшие Сталина и подвиги народа в годы Великой Отечественной войны.

19 декабря был отправлен в отставку с поста председателя Совнаркома А. И. Рыков. Его место занял В. М. Молотов.

На вопросы зарубежных изданий и информационных агентств Сталин отвечал достаточно регулярно. 12 января 1931 года он так отреагировал на вопрос Еврейского телеграфного агентства из США о том, как в Советском Союзе воспринимают антисемитизм: «Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма. Антисемитизм выгоден эксплуататорам, как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся. Антисемитизм опасен для трудящихся, как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм, как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью».

30 ноября 1932 года в журнале «Большевик» была опубликована статья Сталина «Господин Кэмпбелл привирает». Поводом для ее написания послужил выход в Соединенных Штатах книги посетившего СССР «известного сельскохозяйственного деятеля» Кэмпбелла, которая называлась «Россия – рынок или угроза?». Более всего негодование Сталина вызвало включенное в текст интервью с ним самим. Встреча автора с советским лидером и впрямь имела место в январе 1929 года, но в книге интервью приобрело такой вид, что собеседник Кэмпбелла пришел в негодование: «…в нем что ни фраза – то небылица или сенсационная передержка». По словам Сталина, американец среди прочего приписал ему рассуждения о Троцком и мировой революции, хотя эта тема вообще не затрагивалась в разговоре.

Из статьи Сталина «Господин Кэмпбелл привирает»

И. Сталин

Для разоблачения этих небылиц считаю не лишним сказать несколько слов.

23 ноября 1932 г.

Г-н Кэмпбелл явным образом фантазирует, когда он говорит, что беседа со Сталиным, начатая в час дня, «продолжалась долго после наступления ночи, до зари». На самом деле беседа продолжалась не более двух часов. Фантазия у г. Кэмпбелла поистине американская.

Г-н Кэмпбелл привирает, когда он утверждает, что Сталин «взял мою руку обеими руками и сказал: мы можем стать друзьями». На самом деле ничего подобного не имело и не могло иметь места. Г-н Кэмпбелл не может не знать, что Сталин не нуждается в «друзьях» вроде Кэмпбелла.

Г-н Кэмпбелл опять-таки привирает, когда он говорит, что, переслав ему запись беседы, я сделал будто бы приписку: «Сохраните эту памятку, она станет когда-нибудь важным историческим документом». На самом деле запись переслал г-ну Кэмпбеллу переводчик Яроцкий без какой бы то ни было приписки. Г-на Кэмпбелла явным образом подводит желание поспекулировать на Сталине.

Г-н Кэмпбелл еще и еще раз привирает, когда он приписывает Сталину слова о том, что «при Троцком действительно пытались распространить коммунизм во всем мире, что это было первой причиной разрыва между Троцким и им (т. е. Сталиным), что Троцкий верил в мировой коммунизм, тогда как он, Сталин, хотел ограничить свою деятельность собственной страной». В эту бессмысленную небылицу, переворачивающую факты вверх дном, могут поверить разве только перебежчики в лагерь Каутских и Вельсов. На самом деле беседа с Кэмпбеллом не имела никакого отношения к вопросу о Троцком и имя Троцкого не упоминалось вовсе во время беседы.

И так дальше в том же роде…

Г-н Кэмпбелл упоминает в своей книге о записи беседы со Сталиным, но он не счел нужным опубликовать ее в своей книге. Почему? Не потому ли, что опубликование записи расстроило бы план г. Кэмпбелла насчет сенсационных небылиц вокруг «интервью» со Сталиным, призванных создать в глазах американских мещан рекламу для книги Кэмпбелла?

Я думаю, что лучшим наказанием для завравшегося г-на Кэмпбелла было бы опубликование текста записи беседы между г-ном Кэмпбеллом и Сталиным. Это было бы наиболее верным средством разоблачить вранье и восстановить факты.

3 апреля 1933 года Сталину опять представился случай продемонстрировать свою фирменную иронию. Корреспондент агентства «Ассошиэйтед Пресс» Ричардсон поинтересовался здоровьем советского лидера, а то, мол, ходят разные слухи, вот и врач известный вроде бы из-за границы выписан… Сталин ответствовал: «Ложные слухи о моей болезни распространяются в буржуазной печати не впервые. Есть, очевидно, люди, заинтересованные в том, чтобы я заболел всерьез и надолго, если не хуже. Может быть, это и не совсем деликатно, но у меня нет, к сожалению, данных, могущих порадовать этих господ. Как это ни печально, а против фактов ничего не поделаешь: я вполне здоров. Что касается г. Цондека, он может заняться здоровьем других товарищей, для чего он и приглашен в СССР».

 

Первый антисталинский манифест

В 1932 году появилась первая масштабная теоретическо-публицистическая работа, направленная против Сталина и обвиняющая его в отходе от ленинских идей и предательстве интересов трудового народа. Автором этой рукописи «Сталин и кризис диктатуры пролетариата» был Мартемьян Рютин, в 1924–1927 годах – активный сторонник Сталина в его борьбе с Троцким и оппозицией. «Один из секретарей райкомов Москвы по фамилии Рютин, – рассказывал А. Бармин, – предложил создать боевые группы, вооруженные дубинками и свистками, которые должны были заглушать выступления ораторов от оппозиции. Другие группы боевиков по приказу ЦК должны были разгонять неофициальные собрания членов партии».

На XV съезде ВКП(б) Рютин громил оппозицию: «Система наших взглядов не позволяет нам, чтобы внутри нашей ленинской партии процветал социал-демократический уклон… Было бы ошибкой, было бы похоронами партии по первому разряду, если бы мы приняли в основу этот документ, если бы пошли на соглашение с оппозицией… Это было бы началом распада партии, победой троцкистской линии, это было бы узаконением внутри партии права на фракции, оттенки и на оттеночки, на борьбу с партией, на вынесение партийных разногласий на улицу. Партия на это не пойдет… Если на одну чашку весов положить ваши заслуги перед партией и перед рабочим классом, а на другую чашку весов все, что вы натворили и наблудили за эти два года, вторая чашка весов стукнет – она перетянет, и в расчетах с вами давным-давно стерты с доски, с доски истории все ваши заслуги перед рабочим классом… Троцкизм и ленинизм вместе жить не могут, это – несоединимые элементы. Поэтому выбирайте: либо троцкизм, но вместе с Троцким – за воротами партии, либо ленинизм, тогда оставьте троцкистскую систему взглядов за воротами партии».

М. Рютин был избран кандидатом в члены ЦК. А в 1928 году разочаровался, столкнувшись с реалиями коллективизации и индустриализации, перешел в стан правой оппозиции. Осенью 1930 года был исключен из партии и арестован, но вину свою отрицал, а от взглядов не отрекался. В тот раз дело кончилось тем, что Менжинский сообщил об этом Сталину и спросил, что делать. «Нужно, по-моему, отпустить», – ответил вождь. 17 января 1931 года Особое совещание при ОГПУ оправдало Рютина за недоказанностью предъявленных ему обвинений.

В 1932 году Рютин вместе с В. Н. Каюровым, М. С. Ивановым, П. А. Галкиным и рядом других старых большевиков организовал «Союз марксистов-ленинцев» и написал программные документы, в которых развивал такие мысли: «Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана и клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора… Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру… Сталинская политическая ограниченность, тупость и защита его обанкротившейся генеральной линии, являются пограничными столбами, за черту которых отныне не смеет переступить ленинизм… Подлинный ленинизм отныне перешел на нелегальное положение, является запрещенным учением… Ошибки Сталина и его клики из ошибок переросли в преступления… Сталин объективно выполняет роль предателя социалистической революции… При таком положении вещей у партии остается два выбора: или и дальше безропотно выносить издевательство над ленинизмом, террор и спокойно ожидать окончательной гибели пролетарской диктатуры, или силою устранить эту клику и спасти дело коммунизма…»

За идею «устранить силой» Рютин был приговорен к расстрелу. Однако при обсуждении этого дела на Политбюро за него вступился С. М. Киров, которого поддержали Г. К. Орджоникидзе, В. В. Куйбышев и сам Сталин. Рютина приговорили к десяти годам, однако в 1937 году все-таки расстреляли.

В том же 1932 году Лев Троцкий писал в «Бюллетене оппозиции»: «Сталин завел вас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировав сталинщину… Надо убрать Сталина!»

Сталин – Бажанову

И. Сталин

Уважаемый тов. И. Н. Бажанов!

Письмо Ваше о переуступке мне второго Вашего ордена в награду за мою работу – получил.

Очень благодарен Вам за теплое слово и товарищеский подарок. Я знаю, чего Вы лишаете себя в пользу меня и ценю Ваши чувства.

Тем не менее я не могу принять Ваш второй орден. Не могу и не должен принять не только потому, что он может принадлежать только Вам, так как только Вы заслужили его, но и потому, что я и так достаточно награжден вниманием и уважением товарищей и – стало быть – не имею права грабить Вас.

Ордена созданы не для тех, которые и так известны, а главным образом – для таких людей-героев, которые мало известны и которых надо сделать известными всем.

Кроме того, должен Вам сказать, что у меня уже есть два ордена. Это больше, чем нужно, – уверяю Вас.

Извиняюсь за поздний ответ.

С ком. приветом

Р. S. Возвращаю орден по принадлежности.

16 февраля 1933 г.

 

XVII съезд ВКП(б) – вся власть у Сталина

26 января 1934 года Сталин выступил с отчетным докладом о работе ЦК на XVII съезде ВКП(б). Этот съезд долгое время именовался «съездом победителей», поскольку на нем говорилось о несомненных успехах советской внешней и внутренней политики. Впоследствии, после разоблачения культа личности Сталина, XVII съезд стали называть «съездом расстрелянных», так как больше половины его делегатов вскоре были арестованы и подавляющее большинство из них, 848 человек, приговорены к смерти и казнены.

В своем докладе Сталин говорил о мировом экономическом кризисе и о том, что «среди этих бушующих волн экономических потрясений и военно-политических катастроф СССР стоит отдельно, как утес, продолжая свое дело социалистического строительства и борьбы за сохранение мира». Однако кое-какие проблемы были признаны даже на столь высоком уровне: так, докладчик отмечал необходимость «добить уравниловку» по части заработной платы.

А 28 января Н. И. Бухарин завершил свое выступление на XVII съезде словами: «Да здравствует наша партия, это величайшее боевое товарищество, товарищество закаленных бойцов, твердых, как сталь, мужественных революционеров, которые завоюют все победы под руководством славного фельдмаршала пролетарских сил, лучшего из лучших – товарища Сталина!»

Сталин, как свидетельствует Л. И. Лиходеев в книге «Поле брани», после окончания заседания попенял Н. Бухарину: «Бухарчик… Зачем ты назвал товарища Сталина каким-то фельдмаршалом? Товарищ Сталин такой же рядовой солдат партии, как все мы… Нехорошо раздавать чины в партии, Николай. Позвал бы лучше чай с вареньем пить одинокого бобыля…»

В этом доме И. Сталин неоднократно бывал в гостях у А. Микояна

Об этом съезде, который обеспечил Сталину всю полноту власти, ходили слухи, что на самом деле голосовавшие делегаты отдали предпочтение С. М. Кирову, что в скором будущем стоило ему жизни, равно как и превратило форум победителей в прощальный парад обреченных.

Юрий Карякин, литератор и общественный деятель, которого не случайно называли «мотором перестройки» (его статьи и интервью собраны в книге «Не опоздать»), подобно многим другим либеральным исследователям придерживался мнения, что на «съезде расстрелянных» победил не Сталин. Карякин очень эмоционально описывал историю борьбы против тирании, в частности поведал о фальсификации на выборах генсека на XVII съезде партии: «1934 год. Февраль месяц. Партия уже десять раз вычищена, и ленинцев, знавших, как Сталин скрыл завещание Ленина, уже никого не осталось. И вдруг этот рабий, казалось бы, съезд голосует „против“. А за плечами уже десять миллионов погибших мужиков. Уже по горло в крови. Овации. И Бухарин говорит: „Фельдмаршал (!) революции!“ И вдруг двести девяносто два человека взбунтовались!»

 

Забота о трудящихся: от мыла до туалетов

В 30-е годы, помимо нагнетания психоза поиска врагов народа, И. Сталин заботился о том, чтобы граждане могли на деле почувствовать заботу руководства страны о них, хотя бы в мелочах. В эти проявления политики внутренней разрядки входили, как правило, чисто бытовые улучшения жизни. Так, в 1934 году было принято постановление правительства страны, в котором подчеркивалась необходимость ускорения жилищного строительства в городах и рабочих поселках. В ноябре 1934 года прошедший пленум поддержал принятое на Политбюро по инициативе И. Сталина решение об отмене с 1 января 1935 года хлебных карточек.

В том ноябре на проходившем в Кремле съезде стахановцев выступил А. И. Микоян, который, в частности, поведал в своей речи делегатам – ударникам производства, как лично заботится о благе трудящихся товарищ Сталин. На одном из заседаний Политбюро по предложению Сталина были внимательно осмотрены образцы нового высококачественного туалетного мыла для народных масс, после чего касательно мыла было принято специальное решение ЦК ВКП(б). Другой подобный случай описывал в своих мемуарах Н. С. Хрущев: в то время, когда он занимал пост первого секретаря партийной организации столицы, ему позвонил Сталин и заявил, что ему доложили, что поскольку в Москве мало общественных туалетов, то жители и гости большого города испытывают неудобства. Н. С. Хрущеву было поручено обсудить этот вопрос с Н. А. Булганиным и принять своевременные меры.

 

Рождение новых героев

Новые революционные времена требовали новых героев, которых надлежало запечатлеть не только в газетах, но и в книгах, спектаклях, кинофильмах. Для этого партийные и государственные органы озаботились созданием творческих союзов, руководство которых должно было не только контролировать, но и поставить на поток производство образов новых героев, из которых ведущее место занимал Сталин. Так, в научной работе Дж. Дэвлина «Миф о Сталине: развитие культа» подчеркивается, что «большую роль в развитии образа Сталина, характерного для его культа, сыграла новая политика в отношении культуры, положившая в свое основание социалистический реализм и принцип историзма. По решительному, хотя и несколько парадоксальному определению А. А. Жданова, данному в 1934 году, социалистический реализм должен был стать тем стилем, в котором советская литература стала бы «создавать портреты наших героев» и «показывать завтрашний день». Ведущей задачей нового искусства стало создание мифов советской власти – ее вдохновляющего прошлого, героического настоящего и славного будущего, – которые нашли бы отклик в массах и помогли создать ощущение новой общности и новой личности. В то время как массовая культура еще только зарождалась в России, партия понимала важность не только смысла сообщения, но и средства передачи этого сообщения, способа, стиля и жанра, в котором оно преподносилось массам. Революционный модернизм 1920-х не приобрел популярности в массах и нашел признание только среди элиты, а пролетарское искусство, пришедшее ему на смену, оттолкнуло не только потребителей пропаганды, но также и потенциальных ее создателей».

 

Сталин и пропаганда

Сталин умело использовал многие сложившиеся обстоятельства, в том числе и негативные, для повышения собственной популярности. Простой пример – история с ледоколом «Челюскин». Это судно 13 февраля 1934 года было раздавлено льдами, и 104 человека оказались на льдине. 16 февраля в Москве была образована специальная правительственная комиссия по спасению челюскинцев. Первый самолет, севший 5 марта неподалеку от лагеря, забрал десять женщин и двух детей. Следующий рейс состоялся через день. Последний, двадцать четвертый по счету, рейс был совершен 13 апреля 1934 года. Все сто четыре человека, проведшие на льдине почти два месяца, были спасены. После этого началось торжественное чествование участников экспедиции и их спасателей-летчиков.

Какое отношение к этому имел Сталин? Челюскинцы проявили незаурядное мужество, спасшие их летчики – свое мастерство, получив за спасение людей первые звезды Героев Советского Союза, но главным героем этих событий оказался мудрый и заботливый Сталин, вовремя позаботившийся и т. д. В большинстве публикаций, описывающих спасение челюскинцев, упоминался и Сталин, часто размещался его портрет. Печатались в газетах и сталинские послания челюскинцам: «С восхищением следим за вашей героической борьбой». Перед своим поистине триумфальным прибытием в Москву челюскинцы отправили Сталину благодарственную телеграмму, впервые напечатанную 19 июня 1934 года в газете «Правда»: «Мы знали, что ты, товарищ Сталин, заботишься о нас, что ты являешься инициатором грандиозных мероприятий по спасению полярников с „Челюскина“».

Как создавался ритуальный образ вождя народов, можно проследить по публикациям, посвященным Сталину и его деятельности, в центральной советской прессе. Дж. Дэвлин в своей книге «Миф о Сталине: развитие культа» пишет: «…летом 1935 года на страницах газеты «Правда» появились первые фотографии Сталина, встречающегося с детьми в Кремле (традиционном центре автократической России) и в других местах, ставших олицетворением сталинского рая, например на аэродроме Щелково. Впоследствии подобный прием станет одним из любимых тропов культа: встречи детей с вождем широко освещались в прессе, в стихах и рассказах, в картинах, плакатах и таких лозунгах, как «спасибо Вам, товарищ Сталин, за наше счастливое детство». Моменты, когда взрослым удалось увидеть вождя – либо принимающим парад на трибуне мавзолея Ленина, либо на каком-либо из съездов героев нового порядка (стахановцев, депутатов Верховного Совета, представителей живописных народностей и меньшинств), – также были представлены в фольклоре, стихах, на полотнах художников и в кино как кульминация волшебной сказки, в которой простая молочница или крестьянка становится народным депутатом и летит в Москву, чтобы обратиться к народу и, что более важно, повстречаться со Сталиным».

Документы свидетельствуют

Впервые опубликовано в журнале «Большевик» № 8, 30 апреля 1932 г.

Беседа И. В. Сталина с немецким писателем Эмилем Людвигом 13 декабря 1931 года

ЛЮДВИГ. Я Вам чрезвычайно признателен за то, что Вы нашли возможным меня принять. В течение более 20 лет я изучаю жизнь и деятельность выдающихся исторических личностей. Мне кажется, что я хорошо разбираюсь в людях, но зато я ничего не понимаю в социально-экономических условиях.

СТАЛИН. Вы скромничаете.

ЛЮДВИГ. Нет, это действительно так. И именно поэтому я буду задавать вопросы, которые, быть может, Вам покажутся странными. Сегодня здесь, в Кремле, я видел некоторые реликвии Петра Великого, и первый вопрос, который я хочу Вам задать, следующий: допускаете ли Вы параллель между собой и Петром Великим? Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?

СТАЛИН. Ни в каком роде. Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна.

ЛЮДВИГ. Но ведь Петр Великий очень много сделал для развития своей страны, для того, чтобы перенести в Россию западную культуру.

СТАЛИН. Да, конечно, Петр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Петр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры.

Что касается меня, то я только ученик Ленина и цель моей жизни – быть достойным его учеником.

Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении другого класса, а именно – рабочего класса. Задачей этой является не укрепление какого-либо «национального» государства, а укрепление государства социалистического, и значит – интернационального, причем всякое укрепление этого государства содействует укреплению всего международного рабочего класса. Если бы каждый шаг в моей работе по возвышению рабочего класса и укреплению социалистического государства этого класса не был направлен на то, чтобы укреплять и улучшать положение рабочего класса, то я считал бы свою жизнь бесцельной.

Вы видите, что Ваша параллель не подходит.

Что касается Ленина и Петра Великого, то последний был каплей в море, а Ленин – целый океан.

ЛЮДВИГ. Марксизм отрицает выдающуюся роль личности в истории. Не видите ли Вы противоречия между материалистическим пониманием истории и тем, что Вы все-таки признаете выдающуюся роль исторических личностей?

СТАЛИН. Нет, противоречия здесь нет. Марксизм вовсе не отрицает роли выдающихся личностей или того, что люди делают историю. У Маркса, в его «Нищете философии» и других произведениях, Вы можете найти слова о том, что именно люди делают историю. Но, конечно, люди делают историю не так, как им подсказывает какая-нибудь фантазия, не так, как им придет в голову. Каждое новое поколение встречается с определенными условиями, уже имевшимися в готовом виде в момент, когда это поколение народилось. И великие люди стоят чего-нибудь только постольку, поскольку они умеют правильно понять эти условия, понять, как их изменить. Если они этих условий не понимают и хотят эти условия изменить так, как им подсказывает их фантазия, то они, эти люди, попадают в положение Дон Кихота. Таким образом, именно по Марксу вовсе не следует противопоставлять людей условиям. Именно люди, но лишь поскольку они правильно понимают условия, которые они застали в готовом виде, и лишь поскольку они понимают, как эти условия изменить, – делают историю. Так, по крайней мере, понимаем Маркса мы, русские большевики. А мы изучали Маркса не один десяток лет.

ЛЮДВИГ. Лет тридцать тому назад, когда я учился в университете, многочисленные немецкие профессора, считавшие себя сторонниками материалистического понимания истории, внушали нам, что марксизм отрицает роль героев, роль героических личностей в истории.

СТАЛИН. Это были вульгаризаторы марксизма. Марксизм никогда не отрицал роли героев. Наоборот, роль эту он признает значительной, однако с теми оговорками, о которых я только что говорил.

ЛЮДВИГ. Вокруг стола, за которым мы сидим, шестнадцать стульев. За границей, с одной стороны, знают, что СССР – страна, в которой все должно решаться коллегиально, а с другой стороны – знают, что все решается единолично. Кто же решает?

СТАЛИН. Нет, единолично нельзя решать. Единоличные решения всегда или почти всегда – однобокие решения. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, с мнением которых надо считаться. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, могущие высказать и неправильные мнения. На основании опыта трех революций мы знаем, что приблизительно из ста единоличных решений, не проверенных, не исправленных коллективно, девяносто решений – однобокие.

В нашем руководящем органе, в Центральном Комитете нашей партии, который руководит всеми нашими советскими и партийными организациями, имеется около семидесяти членов. Среди этих семидесяти членов ЦК имеются наши лучшие промышленники, наши лучшие кооператоры, наши лучшие снабженцы, наши лучшие военные, наши лучшие пропагандисты, наши лучшие агитаторы, наши лучшие знатоки совхозов, наши лучшие знатоки колхозов, наши лучшие знатоки индивидуального крестьянского хозяйства, наши лучшие знатоки наций Советского Союза и национальной политики. В этом ареопаге сосредоточена мудрость нашей партии. Каждый имеет возможность исправить чье-либо единоличное мнение, предложение. Каждый имеет возможность внести свой опыт. Если бы этого не было, если бы решения принимались единолично, мы имели бы в своей работе серьезнейшие ошибки. Поскольку же каждый имеет возможность исправлять ошибки отдельных лиц и поскольку мы считаемся с этими исправлениями, наши решения получаются более или менее правильными.

ЛЮДВИГ. За Вами десятки лет подпольной работы. Вам приходилось подпольно перевозить и оружие, и литературу, и т. д. Не считаете ли Вы, что враги советской власти могут заимствовать Ваш опыт и бороться с советской властью теми же методами?

СТАЛИН. Это, конечно, вполне возможно.

ЛЮДВИГ. Не в этом ли причина строгости и беспощадности вашей власти в борьбе с ее врагами?

СТАЛИН. Нет, главная причина не в этом. Можно привести некоторые исторические примеры. Когда большевики пришли к власти, они сначала проявляли по отношению к своим врагам мягкость. Меньшевики продолжали существовать легально и выпускали свою газету. Эсеры также продолжали существовать легально и имели свою газету. Даже кадеты продолжали издавать свою газету. Когда генерал Краснов организовал контрреволюционный поход на Ленинград и попал в наши руки, то по условиям военного времени мы могли его по меньшей мере держать в плену, более того, мы должны были бы его расстрелять. А мы его выпустили «на честное слово». И что же? Вскоре выяснилось, что подобная мягкость только подрывает крепость Советской власти. Мы совершили ошибку, проявляя подобную мягкость по отношению к врагам рабочего класса. Если бы мы повторили и дальше эту ошибку, мы совершили бы преступление по отношению к рабочему классу, мы предали бы его интересы. И это вскоре стало совершенно ясно. Очень скоро выяснилось, что чем мягче мы относимся к нашим врагам, тем больше сопротивления эти враги оказывают. Вскоре правые эсеры – Гоц и другие – и правые меньшевики организовали в Ленинграде контрреволюционное выступление юнкеров, в результате которого погибло много наших революционных матросов. Тот же Краснов, которого мы выпустили «на честное слово», организовал белогвардейских казаков. Он объединился с Мамонтовым и в течение двух лет вел вооруженную борьбу против Советской власти. Вскоре оказалось, что за спиной этих белых генералов стояли агенты западных капиталистических государств – Франции, Англии, Америки, а также Японии. Мы убедились в том, как мы ошибались, проявляя мягкость. Мы поняли из опыта, что с этими врагами можно справиться лишь в том случае, если применять к ним самую беспощадную политику подавления.

ЛЮДВИГ. Мне кажется, что значительная часть населения Советского Союза испытывает чувство страха, боязни перед Советской властью и что на этом чувстве страха в определенной мере покоится устойчивость Советской власти. Мне хотелось бы знать, какое душевное состояние создается у Вас лично при сознании, что в интересах укрепления власти надо внушать страх. Ведь в общении с Вашими товарищами, с Вашими друзьями Вы действуете совсем иными методами, не методами внушения боязни, а населению внушается страх.

СТАЛИН. Вы ошибаетесь. Впрочем, Ваша ошибка – ошибка многих. Неужели Вы думаете, что можно было бы в течение четырнадцати лет удерживать власть и иметь поддержку миллионных масс благодаря методу запугивания, устрашения? Нет, это невозможно. Лучше всех умело запугивать царское правительство. Оно обладало в этой области громадным старым опытом. Европейская, в частности французская, буржуазия всячески помогала в этом царизму и учила его устрашать народ. Несмотря на этот опыт, несмотря на помощь европейской буржуазии, политика устрашения привела к разгрому царизма.

ЛЮДВИГ. Но ведь Романовы продержались триста лет.

СТАЛИН. Да, но сколько было восстаний и возмущений на протяжении этих трехсот лет: восстание Степана Разина, восстание Емельяна Пугачева, восстание декабристов, революция 1905 года, революция в феврале 1917 года, Октябрьская революция. Я уже не говорю о том, что нынешние условия политической и культурной жизни страны в корне отличаются от условий старого времени, когда темнота, некультурность, покорность и политическая забитость масс давали возможность тогдашним «правителям» оставаться у власти на более или менее продолжительный срок.

Что касается народа, что касается рабочих и крестьян СССР, то они вовсе не такие смирные, покорные и запуганные, какими Вы себе их представляете. В Европе многие представляют себе людей в СССР по старинке, думая, что в России живут люди, во-первых, покорные, во-вторых, ленивые. Это устарелое и в корне неправильное представление. Оно создалось в Европе с тех времен, когда стали наезжать в Париж русские помещики, транжирили там награбленные деньги и бездельничали. Это были действительно безвольные и никчемные люди. Отсюда делались выводы о «русской лени». Но это ни в какой мере не может касаться русских рабочих и крестьян, которые добывали и добывают средства к жизни своим собственным трудом. Довольно странно считать покорными и ленивыми русских крестьян и рабочих, проделавших в короткий срок три революции, разгромивших царизм и буржуазию и победоносно строящих ныне социализм.

Вы только что спрашивали меня, решает ли у нас все один человек. Никогда, ни при каких условиях, наши рабочие не потерпели бы теперь власти одного лица. Самые крупные авторитеты сходят у нас на нет, превращаются в ничто, как только им перестают доверять рабочие массы, как только они теряют контакт с рабочими массами. Плеханов пользовался совершенно исключительным авторитетом. И что же? Как только он стал политически хромать, рабочие забыли его, отошли от него и забыли его. Другой пример: Троцкий. Троцкий тоже пользовался большим авторитетом, конечно, далеко не таким, как Плеханов. И что же? Как только он отошел от рабочих, его забыли.

ЛЮДВИГ. Совсем забыли?

СТАЛИН. Вспоминают иногда – со злобой.

ЛЮДВИГ. Все со злобой?

СТАЛИН. Что касается наших рабочих, то они вспоминают о Троцком со злобой, с раздражением, с ненавистью.

Конечно, имеется некоторая небольшая часть населения, которая действительно боится Советской власти и борется с ней. Я имею в виду остатки умирающих, ликвидируемых классов и, прежде всего, незначительную часть крестьянства – кулачество. Но тут речь идет не только о политике устрашения этих групп, которая действительно существует. Всем известно, что мы, большевики, не ограничиваемся здесь устрашением и идем дальше, ведя дело к ликвидации этой буржуазной прослойки.

Но если взять трудящееся население СССР, рабочих и трудящихся крестьян, представляющих не менее 90 % населения, то они стоят за Советскую власть и подавляющее большинство их активно поддерживает советский режим. А поддерживают они советский строй потому, что этот строй обслуживает коренные интересы рабочих и крестьян.

В этом основа прочности Советской власти, а не в политике так называемого устрашения.

ЛЮДВИГ. Я Вам очень благодарен за этот ответ. Прошу Вас извинить меня, если я Вам задам вопрос, могущий Вам показаться странным. В Вашей биографии имеются моменты, так сказать, «разбойных» выступлений. Интересовались ли Вы личностью Степана Разина? Каково Ваше отношение к нему как «идейному разбойнику»?

СТАЛИН. Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев и др. Мы видели в выступлениях этих людей отражение стихийного возмущения угнетенных классов, стихийного восстания крестьянства против феодального гнета. Для нас всегда представляло интерес изучение истории первых попыток подобных восстаний крестьянства. Но, конечно, какую-нибудь аналогию с большевиками тут нельзя проводить. Отдельные крестьянские восстания даже в том случае, если они не являются такими «разбойными» и неорганизованными, как у Степана Разина, ни к чему серьезному не могут привести. Крестьянские восстания могут приводить к успеху только в том случае, если они сочетаются с рабочими восстаниями и если рабочие руководят крестьянскими восстаниями. Только комбинированное восстание во главе с рабочим классом может привести к цели.

Кроме того, говоря о Разине и Пугачеве, никогда не надо забывать, что они были царистами: они выступали против помещиков, но за «хорошего царя». Ведь таков был их лозунг.

Как видите, аналогия с большевиками никак не подходит.

ЛЮДВИГ. Разрешите задать Вам несколько вопросов из Вашей биографии. Когда я был у Масарика, он мне заявил, что осознал себя социалистом уже с шестилетнего возраста. Что и когда сделало Вас социалистом?

СТАЛИН. Я не могу утверждать, что у меня уже с шести лет была тяга к социализму. И даже не с десяти или с двенадцати лет. В революционное движение я вступил с пятнадцатилетнего возраста, когда я связался с подпольными группами русских марксистов, проживавших тогда в Закавказье. Эти группы имели на меня большое влияние и привили мне вкус к подпольной марксистской литературе.

ЛЮДВИГ. Что Вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со стороны родителей?

СТАЛИН. Нет. Мои родители были необразованные люди, но обращались они со мной совсем не плохо. Другое дело православная духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма как действительно революционного учения.

ЛЮДВИГ. Но разве Вы не признаете положительных качеств иезуитов?

СТАЛИН. Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе для осуществления дурных целей. Но основной их метод – это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство, – что может быть в этом положительного? Например, слежка в пансионате: в девять часов звонок к чаю, уходим в столовую, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики… Что может быть в этом положительного?

ЛЮДВИГ. Я наблюдаю в Советском Союзе исключительное уважение ко всему американскому, я бы сказал, даже преклонение перед всем американским, то есть перед страной доллара, самой последовательной капиталистической страной. Эти чувства имеются и в вашем рабочем классе, и относятся они не только к тракторам и автомобилям, но и к американцам вообще. Чем Вы это объясняете?

СТАЛИН. Вы преувеличиваете. У нас нет никакого особого уважения ко всему американскому. Но мы уважаем американскую деловитость во всем – в промышленности, в технике, в литературе, в жизни. Никогда мы не забываем о том, что САСШ{До середины 30-х годов XX века по отношению к США применялась аббревиатура САСШ – Северо-Американские Соединенные Штаты.} – капиталистическая страна. Но среди американцев много здоровых людей в духовном и физическом отношении, здоровых по всему своему подходу к работе, к делу. Этой деловитости, этой простоте мы и сочувствуем. Несмотря на то что Америка – высокоразвитая капиталистическая страна, там нравы в промышленности, навыки в производстве содержат нечто от демократизма, чего нельзя сказать о старых европейских капиталистических странах, где все еще живет дух барства феодальной аристократии.

ЛЮДВИГ. Вы даже не подозреваете, как Вы правы.

СТАЛИН. Как знать, может быть, и подозреваю.

Несмотря на то что феодализм как общественный порядок давно уже разбит в Европе, значительные пережитки его продолжают существовать и в быту, и в нравах. Феодальная среда продолжает выделять и техников, и специалистов, и ученых, и писателей, которые вносят барские нравы в промышленность, в технику, науку, литературу. Феодальные традиции не разбиты до конца.

Этого нельзя сказать об Америке, которая является страной «свободных колонизаторов», без помещиков, без аристократов. Отсюда крепкие и сравнительно простые американские нравы в производстве. Наши рабочие-хозяйственники, побывавшие в Америке, сразу подметили эту черту. Они не без некоторого приятного удивления рассказывали, что в Америке в процессе производства трудно отличить с внешней стороны инженера от рабочего. И это им нравится, конечно. Совсем другое дело в Европе.

Но если уже говорить о наших симпатиях к какой-либо нации или, вернее, к большинству какой-либо нации, то, конечно, надо говорить о наших симпатиях к немцам. С этими симпатиями не сравнить наших чувств к американцам!

ЛЮДВИГ. Почему именно к немецкой нации?

СТАЛИН. Хотя бы потому, что она дала миру таких людей, как Маркс и Энгельс. Достаточно констатировать этот факт, именно как факт.

ЛЮДВИГ. За последнее время среди некоторых немецких политиков наблюдаются серьезные опасения, что политика традиционной дружбы СССР и Германии будет оттеснена на задний план. Эти опасения возникли в связи с переговорами СССР с Польшей. Если бы в результате этих переговоров признание нынешних границ Польши со стороны СССР стало бы фактом, то это означало бы тяжелое разочарование для всего германского народа, который до сих пор считает, что СССР борется против версальской системы и не собирается ее признавать.

СТАЛИН. Я знаю, что среди некоторых немецких государственных деятелей наблюдается известное недовольство и тревога по поводу того, как бы Советский Союз в своих переговорах или в каком-либо договоре с Польшей не совершил шаг, который означал бы, что Советский Союз дает свою санкцию, гарантию владениям и границам Польши.

По моему мнению, эти опасения ошибочны. Мы всегда заявляли о нашей готовности заключить с любым государством пакт о ненападении. С рядом государств мы уже заключили эти пакты. Мы заявляли открыто о своей готовности подписать подобный пакт и с Польшей. Если мы заявляем, что мы готовы подписать пакт о ненападении с Польшей, то мы это делаем не ради фразы, а для того, чтобы действительно такой пакт подписать. Мы политики, если хотите, особого рода. Имеются политики, которые сегодня обещают или заявляют одно, а на следующий день либо забывают, либо отрицают то, о чем они заявляли, и при этом даже не краснеют. Так мы не можем поступать. То, что делается вовне, неизбежно становится известным и внутри страны, становится известным всем рабочим и крестьянам. Если бы мы говорили одно, а делали другое, то мы потеряли бы наш авторитет в народных массах. В момент, когда поляки заявили о своей готовности вести с нами переговоры о пакте ненападения, мы, естественно, согласились и приступили к переговорам.

Что является с точки зрения немцев наиболее опасным из того, что может произойти? Изменение отношений к немцам, их ухудшение? Но для этого нет никаких оснований. Мы, точно так же как и поляки, должны заявить в пакте, что не будем применять насилия, нападения для того, чтобы изменить границы Польши, СССР или нарушить их независимость. Так же как мы даем это обещание полякам, точно так же и они дают нам такое же обещание. Без такого пункта о том, что мы не собираемся вести войны, чтобы нарушить независимость или целость границ наших государств, без подобного пункта нельзя заключать пакт. Без этого нечего и говорить о пакте. Таков максимум того, что мы можем сделать.

Является ли это признанием версальской системы? Нет. Или, может быть, это является гарантированием границ? Нет. Мы никогда не были гарантами Польши и никогда ими не станем, так же как Польша не была и не будет гарантом наших границ. Наши дружественные отношения к Германии остаются такими же, какими были до сих пор. Таково мое твердое убеждение.

Таким образом, опасения, о которых Вы говорите, совершенно необоснованны. Опасения эти возникли на основании слухов, которые распространялись некоторыми поляками и французами. Эти опасения исчезнут, когда мы опубликуем пакт, если он будет подписан Польшей. Все увидят, что он не содержит ничего против Германии.

ЛЮДВИГ. Я Вам очень благодарен за это заявление. Разрешите задать Вам следующий вопрос: Вы говорите об «уравниловке», причем это слово имеет определенный иронический оттенок по отношению ко всеобщему уравнению. Но ведь всеобщее уравнение является социалистическим идеалом.

СТАЛИН. Такого социализма, при котором все люди получали бы одну и ту же плату, одинаковое количество мяса, одинаковое количество хлеба, носили бы одни и те же костюмы, получали бы одни и те же продукты в одном и том же количестве, – такого социализма марксизм не знает.

Марксизм говорит лишь одно: пока окончательно не уничтожены классы и пока труд не стал из средства для существования первой потребностью людей, добровольным трудом на общество, люди будут оплачиваться за свою работу по труду. «От каждого по его способностям, каждому по его труду» – такова марксистская формула социализма, то есть формула первой стадии коммунизма, первой стадии коммунистического общества.

Только на высшей стадии коммунизма, только при высшей фазе коммунизма каждый, трудясь в соответствии со своими способностями, будет получать за свой труд в соответствии со своими потребностями. «От каждого по способностям, каждому по потребностям».

Совершенно ясно, что разные люди имеют и будут иметь при социализме разные потребности. Социализм никогда не отрицал разницу во вкусах, в количестве и качестве потребностей. Прочтите, как Маркс критиковал Штирнера за его тенденции к уравниловке, прочтите марксову критику Готской программы 1875 года, прочтите последующие труды Маркса, Энгельса, Ленина, и Вы увидите, с какой резкостью они нападают на уравниловку. Уравниловка имеет своим источником индивидуально-крестьянский образ мышления, психологию дележки всех благ поровну, психологию примитивного крестьянского «коммунизма». Уравниловка не имеет ничего общего с марксистским социализмом. Только люди, незнакомые с марксизмом, могут представлять себе дело так примитивно, будто русские большевики хотят собрать воедино все блага и затем разделить их поровну. Так представляют себе дело люди, не имеющие ничего общего с марксизмом. Так представляли себе коммунизм люди вроде примитивных «коммунистов» времен Кромвеля и Французской революции. Но марксизм и русские большевики не имеют ничего общего с подобными уравниловскими «коммунистами».

ЛЮДВИГ. Вы курите папиросу. Где Ваша легендарная трубка, г-н Сталин? Вы сказали когда-то, что слова и легенды проходят, дела остаются. Но поверьте, что миллионы за границей, не знающие о некоторых Ваших словах и делах, знают о Вашей легендарной трубке.

СТАЛИН. Я забыл трубку дома.

ЛЮДВИГ. Я задам Вам один вопрос, который Вас может сильно поразить.

СТАЛИН. Мы, русские большевики, давно разучились поражаться.

ЛЮДВИГ. Да и мы в Германии тоже.

СТАЛИН. Да, Вы скоро перестанете поражаться в Германии.

ЛЮДВИГ. Мой вопрос следующий. Вы неоднократно подвергались риску и опасности, Вас преследовали. Вы участвовали в боях. Ряд Ваших близких друзей погиб. Вы остались в живых. Чем Вы это объясняете? И верите ли Вы в судьбу?

СТАЛИН. Нет, не верю. Большевики, марксисты в «судьбу» не верят. Само понятие судьбы, понятие «шикзаля» – предрассудок, ерунда, пережиток мифологии, вроде мифологии древних греков, у которых богиня судьбы направляла судьбы людей.

ЛЮДВИГ. Значит, тот факт, что Вы не погибли, является случайностью?

СТАЛИН. Имеются и внутренние, и внешние причины, совокупность которых привела к тому, что я не погиб. Но совершенно независимо от этого на моем месте мог быть другой, ибо кто-то должен был здесь сидеть. «Судьба» – это нечто незакономерное, нечто мистическое. В мистику я не верю. Конечно, были причины того, что опасности прошли мимо меня. Но мог иметь место ряд других случайностей, ряд других причин, которые могли привести к прямо противоположному результату. Так называемая судьба тут ни при чем.

ЛЮДВИГ. Ленин провел долгие годы за границей, в эмиграции. Вам пришлось быть за границей очень недолго. Считаете ли Вы это Вашим недостатком, считаете ли Вы, что больше пользы для революции приносили те, которые, находясь в заграничной эмиграции, имели возможность вплотную изучать Европу, но зато отрывались от непосредственного контакта с народом, или те из революционеров, которые работали здесь, знали настроение народа, но зато мало знали Европу?

СТАЛИН. Ленина из этого сравнения надо исключить. Очень немногие из тех, которые оставались в России, были так тесно связаны с русской действительностью, с рабочим движением внутри страны, как Ленин, хотя он и находился долго за границей. Всегда, когда я к нему приезжал за границу, – в 1906, 1907, 1912, 1913 годах, я видел у него груды писем от практиков из России, и всегда Ленин знал больше, чем те, которые оставались в России. Он всегда считал свое пребывание за границей бременем для себя.

Тех товарищей, которые оставались в России, которые не уезжали за границу, конечно, гораздо больше в нашей партии и ее руководстве, чем бывших эмигрантов, и они, конечно, имели возможность принести больше пользы для революции, чем находившиеся за границей эмигранты. Ведь у нас в партии осталось мало эмигрантов. На два миллиона членов партии их наберется сто-двести. Из числа семидесяти членов ЦК едва ли больше трех-четырех жили в эмиграции.

Что касается знакомства с Европой, изучения Европы, то, конечно, те, которые хотели изучать Европу, имели больше возможностей сделать это, находясь в Европе. И в этом смысле те из нас, которые не жили долго за границей, кое-что потеряли. Но пребывание за границей вовсе не имеет решающего значения для изучения европейской экономики, техники, кадров рабочего движения, литературы всякого рода, беллетристической или научной. При прочих равных условиях, конечно, легче изучить Европу, побывав там. Но тот минус, который получается у людей, не живших в Европе, не имеет большого значения. Наоборот, я знаю многих товарищей, которые прожили по двадцать лет за границей, жили где-нибудь в Шарлоттенбурге или в Латинском квартале, сидели в кафе годами, пили пиво и все же не сумели изучить Европу и не поняли ее.

ЛЮДВИГ. Не считаете ли Вы, что у немцев как нации любовь к порядку развита больше, чем любовь к свободе?

СТАЛИН. Когда-то в Германии действительно очень уважали законы. В 1907 году, когда мне пришлось прожить в Берлине два-три месяца, мы, русские большевики, нередко смеялись над некоторыми немецкими друзьями по поводу этого уважения к законам. Ходил, например, анекдот о том, что, когда берлинский социал-демократический форштанд назначил на определенный день и час какую-то манифестацию, на которую должны были прибыть члены организации со всех пригородов, группа в двести человек из одного пригорода хотя и прибыла своевременно в назначенный час в город, но на демонстрацию не попала, так как в течение двух часов стояла на перроне вокзала и не решалась его покинуть: отсутствовал контролер, отбирающий билеты при выходе, и некому было сдать билеты. Рассказывали шутя, что понадобился русский товарищ, который указал немцам простой выход из положения: выйти с перрона, не сдав билетов…

Но разве теперь в Германии есть что-нибудь похожее? Разве теперь в Германии уважают законы? Разве те самые национал-социалисты, которые, казалось бы, должны больше всех стоять на страже буржуазной законности, не ломают эти законы, не разрушают рабочие клубы и не убивают безнаказанно рабочих?

Я уже не говорю о рабочих, которые, как мне кажется, давно уже потеряли уважение к буржуазной законности.

Да, немцы значительно изменились за последнее время.

ЛЮДВИГ. При каких условиях возможно окончательное и полное объединение рабочего класса под руководством одной партии? Почему, как говорят коммунисты, подобное объединение рабочего класса возможно только после пролетарской революции?

СТАЛИН. Подобное объединение рабочего класса вокруг Коммунистической партии легче всего может быть осуществлено в результате победоносной пролетарской революции. Но оно, несомненно, будет осуществлено в основном еще до революции.

ЛЮДВИГ. Является ли честолюбие стимулом или помехой для деятельности крупной исторической личности?

СТАЛИН. При различных условиях роль честолюбия различна. В зависимости от условий честолюбие может быть стимулом или помехой для деятельности крупной исторической личности. Чаще всего оно бывает помехой.

ЛЮДВИГ. Является ли Октябрьская революция в каком-либо смысле продолжением и завершением Великой французской революции?

СТАЛИН. Октябрьская революция не является ни продолжением, ни завершением Великой французской революции. Целью Французской революции была ликвидация феодализма для утверждения капитализма. Целью же Октябрьской революции является ликвидация капитализма для утверждения социализма.

Фрагменты работы Мартемьяна Рютина «Сталин и кризис пролетарской диктатуры»

1. Случайность и роль личности в истории

Маркс в письме к Кугельману говорит: «История имела бы очень мистический характер, если бы „случайности“ не играли никакой роли. Если случайности входят, конечно, (и) сами составной частью в общий ход развития, уравновешиваясь другими случайностями. Но ускорение и замедление в сильной степени зависят от этих „случайностей“, среди которых фигурируют также и такой „случай“, как характер людей, стоящих вначале во главе движения».

В наших условиях такая случайность, как характер человека, стоящего во главе движения, во главе партии и рабочего класса, – характер Сталина, играет поистине роковую роль. В условиях пролетарской диктатуры, сосредоточившей в своих руках все рычаги экономики, обладающей аппаратом, в десятки раз более мощным и разветвленным, чем аппарат любого буржуазного государства, в условиях безраздельного господства в стране одной партии и гигантской централизации всего партийного руководства, – роль генсека огромна. Его личные качества приобретают исключительное политическое значение.

Именно поэтому Ленин в своем «Завещании» придавал такое значение личным качествам генсека, именно поэтому Ленин, зная личные качества Сталина, настойчиво в своем «Завещании» подчеркивал необходимость снятия Сталина с поста генсека и замены его более подходящим для этой роли лицом.

Ленин в своем «Завещании» писал: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и (в) отношениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех отношениях отличается от т (ов). Сталина только одним перевесом, именно более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.».

«Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью», – говорит далее Ленин.

Сталин, комментируя «Завещание», по обыкновению с помощью софизма, сводит все дело к грубости, отвлекая внимание от других своих качеств, о которых Ленин говорил. Между тем именно эти качества и имеют решающее значение.

Ленин сомневался, что Сталин сумеет достаточно осторожно пользоваться необъятной властью генсека. Ленин требовал, чтобы генсек был более «лоялен». Значит, Сталин и тогда уже был недостаточно лоялен. А лояльный – значит верный, преданный, честно выполняющий свои «обязанности».

Сталин недостаточно верен интересам партии, недостаточно предан, недостаточно честно выполняет свои обязанности. Именно в этом суть характеристики, данной Лениным Сталину. И если эти свои «качества» Сталин при Ленине скрывал, маскировал, подавлял, то после Ленина он дал им полную волю. Если при Ленине Сталин был недостаточно лояльным, верным интересам партии, честно выполняющим свои обязанности, то теперь он стал подлинным предателем партии, отбросившим в сторону партийную порядочность и честность, все подчинив интересам своего честолюбия и властолюбия.

Далее Ленин отмечает нетерпимость Сталина к мнениям других. Это качество в соединении с первым – нелояльностью, нечестностью – привело к тому, что он, не терпя около себя людей самостоятельного, независимого партийного мнения, людей духовно, идейно, теоретически стоящих выше его, опираясь на партаппарат и ГПУ, вышиб их с руководящих постов, оклеветал, раздул их прошлые ошибки и «изобрел» десятки новых, обманул партию, терроризировал партийные массы и на место опороченных им руководителей партии поставил людей, ограниченных в теоретическом отношении, невежественных и беспринципных, но ручных, покорных холуев и льстецов, готовых «признать» любую его «теорию» за ленинскую, любую его антиленинскую статью за «историческую».

Что касается вежливости Сталина по отношению к товарищам, чего требовал от генсека Ленин, то образцом может служить его «историческое» письмо в «Пролетарскую революцию» о Слуцком и Волосевиче, где сила доказательств обратно пропорциональна силе окрика зазнавшегося, зарвавшегося, обнаглевшего вождя, чувствующего себя в партии и стране как в своей вотчине, где он волен казнить и миловать всякого.

2. Сталин как беспринципный политикан

В теоретическом отношении Сталин показал себя за последние годы полнейшим ничтожеством, но как интриган и политический комбинатор он обнаружил блестящие «таланты». После смерти Ленина он наглел с каждым годом.

Сначала осторожно, а потом все смелее сбрасывая с себя маску «скромного» старого большевика, которого партия «заставила» нести тяжелое бремя генсека, он все более явно проявлял стремление пробраться в пантеон великих людей, не брезгуя никакими средствами. Уже свой пятидесятилетний юбилей он превратил в настоящее «коронование на царство». Тысячи самых подлых, гнусных, холуйски-раболепных резолюций, приветствий от «масс», состряпанных вымуштрованным партийным, профсоюзным и советским аппаратом, адресованных «дорогому вождю», «лучшему ученику Ленина», «гениальному теоретику»; десятки статей в «Правде», в которых многие авторы объявляли себя учениками Сталина, как, например, Ворошилов, провозглашая Сталина крупнейшим теоретиком и т. д., – таков основной фон юбилея. У всякого большевика, не потерявшего еще окончательно стыд и не позабывшего старых партийных традиций, вся эта комедия «коронования» вызвала чувства отвращения и стыда за партию.

Наконец, «историческая» статья Сталина в «Пролетарской революции» окончательно и со всем цинизмом обнаруживает его истинные намерения. Переделать историю так, чтобы Сталин занял в ней «подобающее» место великого человека, – вот сокровенный смысл статьи Сталина. Теперь, через пятнадцать лет пролетарской диктатуры, все учебники по истории партии оказались негодными, содержащими «троцкистскую контрабанду».

Отныне историю партии будут писать, вернее, фабриковать заново. Ярославский на Московской областной партконференции в своей покаянной речи открыто и цинично выболтал «секрет». Он заявил: «Должен подчеркнуть, что в некоторых учебниках по истории партии, в первую очередь это относится ко мне, роль тов. Сталина в развитии большевизма, особенно в довоенные годы, освещена недостаточно».

Вот где корни всех криков о «троцкистской контрабанде», о клевете на партию, о гнилом либерализме и пр. Ларчик открывается просто! Фальсифицировать историю партии под флагом ее защиты, раздуть одни факты, умолчать о других, состряпать третьи, посредственность возвести на пьедестал «исторической фигуры» – вот в чем заключается суть переработки учебников по истории партии. Отныне Емельян Ярославский окончательно превращается в Емельяна Иловайского. И эти люди, не краснея, заявляют, что история партии должна быть освещена объективно.

Сталин, несомненно, войдет в историю, но его «знаменитость» будет знаменитостью Герострата. Ограниченный и хитрый, властолюбивый и мстительный, вероломный и завистливый, лицемерный и наглый, хвастливый и упрямый – Хлестаков и Аракчеев, Нерон и граф Калиостро – такова идейно-политическая и духовная физиономия Сталина.

Теперь всякому совершенно ясно, что свое «18 брюмера» Сталин задумал произвести уже в 1924–1925 годах. Как Луи Бонапарт клялся перед палатой в верности конституции и одновременно подготовлял провозглашение себя императором, так и Сталин в борьбе с Троцким, а потом с Зиновьевым и Каменевым заявлял, что он борется за коллективное руководство партии, что «руководить партией вне коллегии нельзя», что «руководить партией без Рыкова, Бухарина, Томского невозможно», что «крови Бухарина мы вам не дадим», что «политика отсечения противна нам», – и одновременно подготовлял «бескровное» 18 брюмера, производя отсечение одной группы за другой и подбирая в аппарат ЦК и в секретари губкомов и обкомов лично верных ему людей.

Если во время государственного переворота Луи Бонапарта население Парижа в течение нескольких дней слышало грохот пушек, то во время государственного переворота Иосифа Сталина партия в течение нескольких лет слышала «пальбу» клеветы и обмана. Результатов Сталин, как и Луи Бонапарт, добился: переворот свершен, личная диктатура, самая неприкрытая, обманная, осуществлена.

Основная когорта соратников Ленина с руководящих постов снята, и одна часть ее сидит по тюрьмам и ссылкам, другая, капитулировавшая, деморализованная и оплеванная, – влачит жалкое существование в рядах партии, третья, окончательно разложившаяся, – превратилась в верных слуг «вождя»-диктатора.

За последние четыре-пять лет Сталин побил все рекорды политического лицемерия и беспринципного политиканства. Даже буржуазные политики с таким бесстыдством не меняют свои принципы, как это проделывает Сталин.

В чем сущность беспринципного политиканства? В том, что по одному вопросу сегодня придерживается одних убеждений, а назавтра (при той же обстановке и условиях или при изменившихся, но не оправдывающих в действительности такого изменения политического поведения – в интересах отдельного лица или клики) – прямо противоположных. Сегодня доказывается одно, а назавтра по тому же вопросу, при тех же условиях – другое. При этом беспринципный политикан и в том, и в другом случае считает себя правым и последовательным. Он спекулирует на том, что массы сегодня забывают о том, что им говорилось и обещалось вчера, а назавтра забудут о том, что им говорилось сегодня. Если же массы замечают трюк, то беспринципный политикан свой переход на другую точку зрения старается обосновать тем, что теперь якобы политическая и экономическая обстановка, соотношение классовых сил радикально изменились и поэтому нужны другая политика, тактика, стратегия и пр.

…Для иллюстрации лицемерия и беспринципного политиканства Сталина можно было бы привести тысячи фактов, ибо его руководство за последние годы превратилось в сплошное беспринципное политиканство и надувательство масс, но мы ограничимся лишь самыми яркими и самыми крупными фактами.

1. Сталин обвинял «троцкистов» в том, что они требовали:

а) усиления темпов индустриализации; б) усиления борьбы с кулаком; в) введения чрезвычайного налога на кулаков; г) повышения цен и д) изъятия 1500 миллионов рублей из кооперации.

«Троцкистов» он объявил контрреволюционерами, а «троцкизм» – социал-демократическим уклоном. Однако сразу же после XV съезда, решения которого целиком были направлены против «троцкистов», когда он решил после «троцкистов» расправиться с «правыми» и когда он увидел, что бить Бухарина и его группу справа тактически было невыгодно, он в области индустриализации и политики в деревне стал проводить прямо противоположную решениям съезда политику.

Обворовав до нитки Троцкого и его группу, Сталин утверждает, что его сверхиндустриализация, нажим не только на кулака, но и на середняка, чрезвычайный налог, изъятие полутора миллиардов рублей из кооперации, а в дальнейшем и повышение цен, карточки, очереди – все это нечто совсем иное, чем предложения «троцкистов». Для этого ему, однако, пришлось все перевернуть и поставить на голову: то, что раньше называл он в области индустриализации и политики в деревне ленинизмом, – объявил правым оппортунизмом, а что раньше объявлял троцкизмом – теперь назвал ленинизмом.

2. Специально о темпах в реконструктивный период Сталин на XIV съезде говорил: «Основное в промышленности состоит в том, что она уже подошла к пределу довоенных цен, что дальнейшие шаги в промышленности означают развертывание ее на новой технической базе, т. е. новое оборудование, новое строительство заводов. Это дело очень трудное. Перешагнуть через (этот) порог, перейти от политики максимального использования всего того, что было у нас в промышленности, к политике построения новой промышленности на новой технической базе, базе нового строительства заводов, переход через этот порог требует больших капиталов. Но так как недостаток капиталов у нас значительный, то в дальнейшем развитие нашей промышленности будет идти, по всей вероятности, не таким быстрым темпом, каким шло до сих пор».

Итак, Сталин здесь явно говорит о замедлении темпов в реконструктивный период. Его взгляды, высказанные в приведенной цитате, бесспорно, правильны, но пусть кто-нибудь осмелился бы их высказать в 1930–1931 годах. По директиве того же Сталина с 1928 года всякие разговоры о замедлении темпов в реконструктивный период объявляются буржуазными, вредительскими и т. д. Однако одно из двух – или раньше Сталин ошибался на XIV съезде, или он ошибся в дальнейшем со своей новой теорией нарастания темпов. Но Сталин молчит теперь и о старой, и о новой «теории».

3. На октябрьском Пленуме ЦК и ЦКК в 1927 году Сталин говорил: «А что такое умиротворение деревни? Это есть одно из новых условий для строительства социализма. Нельзя строить социализм, имея бандитские выступления и восстания среди крестьян». Но уже в июле 1928 года Сталин выдвигает совершенно противоположную «теорию» и заявляет: «По мере нашего продвижения вперед по пути к социализму сопротивление капиталистических элементов будет возрастать и классовая борьба будет обостряться». В 1927 году, по его мнению, нельзя было строить социализм, потому что мы в стране имели бандитские восстания, а в Грузии – даже восстания. А в 1929—30–31 годах мы имели сотни восстаний, среди которых многие более крупные, чем грузинские, и все это оказывается закономерным результатом «гигантских успехов в строительстве социализма», и чем дальше мы будем продвигаться вперед по пути к социализму, тем больше будет таких восстаний в деревне, ибо тем больше «будет обостряться классовая борьба». Тогда «умиротворение» деревни было «одним из основных условий для строительства социализма», а теперь обострение классовой борьбы в деревне, разжигание этой борьбы является одним из основных условий для этого строительства.

4. В той же речи на октябрьском пленуме Сталин заявил: «На XIV съезде нашей партии оппозиция, во главе с Зиновьевым и Каменевым, попыталась подорвать этот маневр партии, предлагая заменить его, по сути дела, политикой раскулачивания, политикой восстановления комбедов. Это была, по сути дела, политика восстановления гражданской войны в деревне». Однако через два года он сам выдвинул лозунг раскулачивания, ликвидации кулачества как класса, организовал в деревне грандиозную гражданскую войну, перед которой бледнеет вся политика комбедов, продразверстки и восстаний в деревне в период военного коммунизма, и при этом он остается «последовательным ленинцем».

5. Специально по вопросу о разжигании классовой борьбы в деревне Сталин говорил раньше также прямо противоположное тому, что делает в настоящее время. В своих «Вопросах и ответах» и Свердловском университете в 1925 году, когда ему еще не приходилось так лгать, как это он делает теперь, Сталин говорил: «Следует ли из этого, что мы должны разжечь классовую борьбу на этом фронте? Нет, не следует. Наоборот! Из этого следует лишь то, что мы должны всячески умерять борьбу на этом фронте, регулируя ее в порядке соглашений и взаимных уступок и ни в коем случае не доводя ее „до резких форм, до столкновений“. И даже специально о борьбе с кулачеством подчеркнул: «Может показаться, что лозунг разжигания классовой борьбы вполне применим к условиям борьбы на этом фронте. Но это неверно, совершенно неверно. Ибо мы здесь также не заинтересованы в разжигании классовой борьбы. Ибо мы вполне можем и должны обойтись здесь без разжигания борьбы и осложнений».

Итак, в 1925 году Сталин заявляет, что мы «вполне можем и должны обойтись без разжигания классовой борьбы» с кулачеством», и лозунг обострения классовой борьбы с кулачеством он называет контрреволюционным, а в 1928 году заявляет: «По мере нашего продвижения вперед по пути к социализму сопротивление капиталистических элементов будет возрастать и классовая борьба будет обостряться». Но если обострение классовой борьбы с кулачеством является неизбежным «законом» для пролетарской диктатуры, тогда все разговоры о том, что «мы можем и должны обойтись без разжигания классовой борьбы на этом фронте», являются только добреньким мелкобуржуазным, реформистским и реакционным пожеланием. Если же действительно «мы можем и должны обойтись без разжигания борьбы» с кулачеством, тогда утверждение, что «по мере нашего продвижения вперед по пути к социализму сопротивление капиталистических элементов будет возрастать и классовая борьба будет обостряться», не может рассматриваться иначе, как оправдание и поощрение разжигания классовой борьбы. Оно так на самом деле и есть. Новая теория «обострения классовой борьбы» является именно оправданием политики разжигания классовой борьбы не только с кулаком, но и с середняком и оправданием произвола над трудящимися деревни. Запутавшийся «вождь» и его «ученые» льстецы могут сказать, что высказывания Сталина касаются только восстановительного периода, а для реконструктивного периода существуют совсем другие законы. Но это было бы обычной сталинской уверткой. Во-первых, по этому вопросу он никакой оговорки насчет того, что его «теория» касается только восстановительного периода, не делает, во-вторых, весь характер и смысл высказанных им здесь мыслей сам по себе говорит против такого ограниченного понимания указанной цитаты.

6. На Московской губернской конференции 23/IX—27 г. Сталин в своей речи специально подчеркивал, что индустриализация немыслима без правильной политики в деревне. Он говорил: «Вести политику разлада с большинством крестьянства – значит открыть гражданскую войну в деревне, затруднить снабжение нашей промышленности крестьянским сырьем (хлопок, свекла, лен, кожа, шерсть и т. д.), дезорганизовать снабжение рабочего класса сельскохозяйственными продуктами, подорвать самые основы нашей промышленности, сорвать всю нашу строительную работу, (сорвать) весь наш план индустриализации страны».

Именно это в настоящее время и случилось. Хлопок, лен, свекла хотя и были посеяны кое-как под бичом террора и репрессий, но при плохо обработанной земле и плохом уходе урожай получился тоже плохой, да и то, что уродилось, в огромной части осталось неубранным, ушло под снег.

Десятки миллионов центнеров свеклы были не выкопаны, десятки миллионов уже выкопанной свеклы пропало в кучах под снегом, так как из-за отсутствия у крестьян транспорта и личной заинтересованности она не могла быть подвезена к заводам, которые в самую горячую пору должны были стоять без работы. Десятки тысяч га неубранного хлопка тоже погибло. То же случилось и со льном. Текстильная промышленность и теперь работает с половинной нагрузкой, пользуясь суррогатами. Кожи, шерсти, жиров и других сельскохозяйственных продуктов, необходимых промышленности, нет. Рабочий сидит на голодном пайке, не только мяса и жиров, но даже картошки и капусты не получает в достаточном количестве. Рабочие истощены, покупательная и платежная способность трудящихся масс города и деревни подорвана в корне. Подорваны все основы индустриализации. Предсказания Сталина здесь блестяще «оправдались». Но он вынужден об этом молчать.

7. По вопросу о повышении цен Сталин в 1927 г. говорил: «Я мог бы, далее, сослаться на ряд документов оппозиции в пользу повышения цен на промышленные товары, каковое повышение не может не вести к захирению нашей промышленности, к усилению кулака, к разорению середняка, к закабалению бедноты кулаками». В настоящее время цены повышены в 4–5 раз по сравнению с тем уровнем, на котором они стояли четыре года тому назад, а реальная заработная плата колоссально упала. Но, по Сталину, это теперь ведет к бурному росту промышленности и к неуклонному улучшению материального положения рабочего класса и трудящихся масс деревни.

8. Сталин, как известно, издевался в свое время над Каменевым, когда тот попытался неудачи хлебозаготовок свалить на кулака: «Кулак регульнул» – вызывало со стороны Сталина «решительный отпор». Теперь же кулак под магическим жезлом фокусника превратился во всемогущую и вездесущую силу: кулак всюду и везде строит козни социалистическому строительству. И здесь Сталин не пошел дальше политического плагиата, используемого с усердием, достойным лучшего применения.

9. Не лучше обстоит дело и с его походом против теории «деградации сельского хозяйства». Сталин громил эту теорию как «правооппортунистическую» и доказывал, что индивидуальное крестьянское хозяйство в своей основной массе развивается и способно к развитию. Однако прошел лишь год после начала «исторического» похода Сталина, поход еще продолжался, как Сталин на конференции аграрников-марксистов выступил с новой теоретической формулой. «Наше мелкокрестьянское хозяйство, – заявил он, – не только не осуществляет в своей массе ежегодного расширения воспроизводства, но, наоборот, не всегда имеет возможность осуществлять даже простое воспроизводство». В переводе на простой язык это значит, что крестьянское хозяйство в своей основной массе (т. е. середняцкое хозяйство) не только не развивается, но и топчется на одном месте, т. е. переживает застой или даже катится вниз.

В дальнейшем мы покажем теоретическую безграмотность последней «теории» Сталина с точки зрения марксизма-ленинизма, сейчас же отмечаем это как пример «последовательности» и «принципиальности» этого «стального» большевика, меняющего свои взгляды и принципы, как перчатки.

3. Сталин как софист

Для доказательства и «примирения» всех этих непримиримых противоречий к услугам Сталина имеется софистика. Беспринципный политикан по своей природе софист, политический фокусник и актер. Он надевает на себя разнообразные маски в зависимости от поставленной цели. А так как между диалектикой и софистикой есть известное внешнее сходство, ибо и тот и другой тип мышления основан на признании принципа противоречия, то Сталину тем легче софистику выдать за диалектику.

Софистика – кажущаяся диалектика. Диалектика при известных условиях незаметно переходит в софистику, и этим Сталин искусно пользуется. Софист по своему произволу выбирает любое положение и доказывает его «истинность». Он знает, что всегда найдет группу людей, которая позволит себя обмануть.

В чем заключается сущность софистики и ее отличие от диалектики? Сущность софистики состоит в том, что выдвигаются то те, то другие односторонние и абстрактные определения в изолированности, вне связи с окружающим, выдергиваются отдельные случаи, факты, примеры и на этом строятся «заключения» и «доказательства». А так как «при громадной сложности явлений общественной жизни можно всегда подыскать любое количество примеров или отдельных данных в подтверждение любого положения», то Сталин, таким образом, всегда доказывает все, что захочется, тем более что доказывать противоположное негде – вся печать находится в личном распоряжении Сталина и при господствующем над партией, рабочим классом и трудящимся крестьянством террором доказывать противоположное никто не осмелится, ибо это неизбежно связано с разными карами. «Сила доказательства» здесь просто заменяется «доказательством силы» – argumentum baculini . Палочное доказательство – это основной вид «доказательств» и «аргументации» Сталина по отношению к членам партии и парторганизациям. Мы уже не говорим о рабочих и основной массе деревни!

Но Сталин как софист пользуется не только палочными доказательствами, но также всеми основными приемами и методами софистики.

Во-первых, Сталин заранее принимает за доказанное то, что нужно доказать, на таком «декретированном» заранее положении строит все свои остальные выводы. Таковы его декретированные положения: «Троцкизм – авангард контрреволюционной буржуазии», «Правые – агенты кулака», «Середняк в своей основной массе повернул в сторону коллективизации» и т. д.

Во-вторых, там, где ему это выгодно, он строит свои выводы на принципе: после этого, следовательно, по причине этого, связано с этим. Вредители добивались снижения темпов индустриализации, правые, как декретировал Сталин, тоже против быстрых темпов, следовательно, правые – агенты классового врага.

Пользуясь этой аргументацией, можно с таким же успехом доказать, что германская компартия «смыкается» с фашистами, ибо и те и другие добиваются свержения правительства Брюнинга, что русские большевики в Государственной думе «смыкались» с правыми партиями, ибо те и другие голосовали нередко вместе против ряда думских законопроектов, что кадеты и некоторые другие правые партии были «агентами» большевиков, ибо и те и другие накануне войны 1914 года видели банкротство самодержавия и предсказывали неизбежность его крушения, а в феврале 1917 года вместе свергли его; таким образом, можно «доказать», что в настоящее время большинство сознательной части партии «смыкается» с Каутским, меньшевиками, эсерами, кадетами, является агентурой капитализма, ибо и те и другие видят банкротство сталинской политики. Таким методом можно доказать все, что угодно. Берется чисто внешнее, случайное сходство, к тому же порой сфабрикованное по одному какому-нибудь вопросу, выбрасываются все коренные принципиальные различия – и «доказательство» готово.

В-третьих, Сталин зачастую прибегает к подстановке одного спорного вопроса другим. Так, например, в 1931 г. предполагалось увеличение продукции на 45 %, снижение себестоимости на 10 с лишним процентов, а вместо этого мы имеем увеличение (даже по фальсифицированной статистике) всего на 20 %, не считая гигантского ухудшения качества продукции. Вместо же снижения себестоимости – увеличение. Получился «просчет» около 10 миллиардов рублей, т. е. банкротство сталинского «планирования». При таком положении элементарная обязанность сколько-нибудь честного вождя состоит в том, чтобы заявить: 1) что план в основном не выполнен – выполнен меньше чем на половину; 2) что методы планирования оказались негодными и их нужно пересмотреть и перестроить.

Вместо этого Сталин сам молчит, а через свою клику и печать кричит о том, что «мы добились гигантских успехов в третьем решающем», хотя план и «недовыполнен». Вопрос, таким образом, переносится в совершенно иную плоскость, перевертывается, ставится на голову. Гуттаперчевым, с неопределенным содержанием словечком «недовыполнен» прикрывается невыполнение плана, а криками о «гигантских успехах» – банкротство авантюристических методов планирования. Именно этим методом отвлечения внимания от главного пользуются фокусники при своих фокусах. От ловкости рук зависит много, но еще большее значение имеет искусство отвести глаза зрителя, заставить его следить не за тем, за чем нужно. Для этого фокусники и клоуны сопровождают свои шутки и фокусы непрерывной музыкой и болтовней. Все это имеет определенную цель – оторвать взор зрителя от проворных рук и манипуляций фокусника.

В-четвертых, Сталин пользуется методом подмены слов и понятий другими, а также словами с растяжимым понятием, которым по произволу можно давать различное толкование. Сегодня он говорит, что правые – сторонники безграничных уступок середняку, а назавтра он превращает их в агентов кулака. Сегодня «быстрым» темпом у него называется увеличение продукции на 20 %, а 18 или 15 % являются оппортунистическими, а назавтра только 30 % считаются большевистским темпом, а 20 % уже оппортунистическими, то вдруг оказываются 45 % настоящим большевистским темпом, а 30 % – оппортунистическим, а если программа 45 % выполняется только на 20 %, то и эти 20 % сходят за подлинно большевистские темпы.

Не определив точно содержание понятия «быстрые темпы», Сталин играет этими словечками, как ему вздумается.

В-пятых, Сталин применяет в полемике и доказательствах известный прием софистов, состоящий в подстановке исключения вместо правила и правила вместо исключения. Возьмем для примера те же темпы. В передовой «Правды» от 27 июня 1931 года «Народохозяйственный план реален, надо его выполнить» мы читаем: «Мы приближаемся к концу первого полугодия. Оно принесло нам крупнейшие успехи в классовой борьбе и во всех областях народного хозяйства. Многие решающие отрасли промышленности дали за первые пять месяцев этого года громадный прирост выпуска продукции. За январь – май 1931 года по сравнению с соответствующим периодом прошлого года электротехническая промышленность дала прирост на 42,3 % (работа районных станций на 38 %), метизобъединение – на 108 %, станкостроение – на 37 %, котлотурбина – на 35,3 %, нефтепереработка – на 34,4 %, швейная промышленность – на 50 %».

А дальше, в середине статьи, без шума, скромно добавляется: «Однако на фоне наших достижений этого года имеется ряд темных пятен. Есть отрасли промышленности, которые отстают, в том числе металлургия и уголь. План на этих важнейших участках не выполняется». Посмотрите, как тонко сфабриковано софистическое доказательство! Отрасли промышленности, призванные демонстрировать «выполнение» плана, охватывают 10–15 % индустриальных рабочих, а «темные пятна» охватывают 85–90 % рабочих, а если взять транспорт, то и больше.

Под неопределенным словечком «ряд» Сталин, таким образом, спрятал всю основную массу индустрии, затушевал банкротство 45 % повышения продукции, предусмотренного планом, а негосподствующие отрасли промышленности поставил во главу угла. Или еще пример. Какая-либо область выполняет план хлебозаготовок, но в этой области в 5–6 районах их 100, 150 посредством ограбления населения этих районов (лишения их не только семенных, но и продовольственных фондов, посредством неслыханного террора – судов, арестов, высылок, расстрелов, распродаж имущества) добились выполнения плана, и Сталин «заключает»: ряд передовых районов выполнил и перевыполнил план, это доказывает, что план реален, надо ударить по оппортунистической практике отстающих и добиться выполнения плана. И исключение снова превращается в правило, правило делается исключением.

В-шестых, Сталин на каждом шагу прибегает к замалчиванию, утайке, затушевыванию неприятных и невыгодных для него фактов. А так как вся печать, весь аппарат в его руках, то это ему удается в совершенстве. С помощью печати и партийной машины – аппарата он, когда нужно, из мухи делает слона и наоборот. Пример первый. На XVI съезде партии Сталин делает доклад о гигантских успехах индустриализации и коллективизации, о правильности «генеральной линии партии» и при этом скрывает два решающих факта. Докладывая об успехах индустриализации, он скрыл от партии, что в это время вся текстильная промышленность с 600 тыс. рабочих из-за отсутствия сырья стояла целиком 4 месяца, ряд других отраслей легкой промышленности, а также сотни предприятий тяжелой работали на 2/3 и даже наполовину. Почему он этот крупнейший экономический и политический факт замолчал, обманул партию и рабочий класс? Потому, что это разоблачало его политическое банкротство, показывало, что его «чудеса» на отдельных участках достигнуты за счет паралича ряда крупнейших отраслей промышленности. Точно так же, докладывая о коллективизации, он скрыл от масс, что дутые потемкинские «успехи» коллективизации достигнуты за счет невероятного террора в отношении основных масс деревни, что в стране прошла волна невиданных крестьянских восстаний середняцко-бедняцких масс, восстаний, в которых во многих случаях участвовали члены партии и комсомольцы, восстаний, которыми порой руководили члены партии с 1918 г., а в одном случае даже районный уполномоченный ОГПУ. Лишь крупных восстаний с тысячами участников в каждом в этот период по СССР было более 500, а мелких и того больше. Почему об этом крупнейшем политическом факте в докладе Сталина не сказано ни звука? Может быть, потому, что об этом не знала международная буржуазия? Но почему же тогда разрешалось знать международной буржуазии о грузинском восстании, о котором в свое время Сталин смело говорил? На деле Сталину не столь важно обманывать международную буржуазию, сколько рабоче-крестьянские массы Советского Союза. Если бы на съезде он сказал правду о восстаниях в деревне, то что бы осталось от его колхозной волны?

Второй пример. В конце 1931 г. ЦК ВКП(б) было опубликовано «историческое постановление о кооперации. Кооперация – основная и гигантская организация, занимающаяся торговлей, и решающим, коренным, принципиальным вопросом в работе ее является политика цен. Но как раз о политике-то цен в этом «историческом» постановлении и не было ни звука. Чем же объясняется такая «забывчивость»? А тем, что в этот момент произведено было повышение цен на товары в несколько раз. И это в то время, когда шло падение покупательной способности червонца. Оправдать повышение цен никак здесь нельзя. Ведь всего три года тому назад в борьбе с троцкистами снижение цен выдвигалось как альфа и омега советской торговой политики. Сталин и здесь совершил один из многочисленных политических плагиатов, но признаться в этом не может. И политика цен исчезла из «исторического» постановления о советской торговле.

В-седьмых, там, где Сталин ходом событий оказывается явно припертым к стене, где явно обнаруживается банкротство его руководства, где в то же время замолчать факты никак нельзя, там он прибегает к таким софистическим уверткам, к которым обычно прибегают только мелкие карманные жулики, когда их ловят с поличным, – он сваливает вину на других.

Ленин говорил: «Надо помнить, что политический руководитель отвечает не только за свою политику, но и за то, что делают руководимые им». Сталин поступает наоборот: он свою собственную вину, банкротство своего руководства сваливает на других. Верные холопы и слуги царя, когда приходилось им сталкиваться с произволом местных властей, спасая авторитет, говорили: «Законы святы, да чиновники – лихие супостаты». Сталин в подобных случаях поступает таким же образом. Он так же сваливает вину за все безобразия, являющиеся системой и неизбежным продуктом его политики, на местных работников, прикрывает это для затушевывания насилия и издевательств над деревней туманными словечками: «перегибы» и «администрирование» – и выходит сухим из воды. Вождь хорош, принципы его политики, его директивы идеальны, а местные исполнители, районные и сельские работники никуда не годятся – они обязательно или переадминистрируют, или попадут под влияние самотека, или учинят «левый загиб», или впадут в правый уклон, или окажутся «агентами кулака». Лишь немногие счастливцы из местных районных и сельских работников за последние два года спаслись от обвинений в уклонах. Подавляющее большинство руководящих партийных и советских работников района и села сняты с работы за всякого рода загибы и оппортунизм, тысячи из них преданы суду и посажены в тюрьму.

Для иллюстрации сталинского приема сваливания своих преступлений на других достаточно привести один классический пример из многих. Это его «знаменитая» статья о перегибах и коллективизации весной 1930 года – «Головокружение от успехов». Общеизвестно, что коллективизация примерно уже с конца 1928 года начала проводиться методами прямого или косвенного принуждения, а в дальнейшем – 1929–1930 гг. – и прямого насилия и террора. Раскулачивание, хлебозаготовки, налоги, массовые аресты, расстрелы и пр. – все это было использовано для терроризирования середняцких и бедняцких масс деревни, чтобы загнать их в колхозы. Официальные постановления ЦК «о добровольном вступлении в колхозы» стали только обычным фарисейским, лицемерным прикрытием для прямо противоположной практики коллективизации. Информация о том, какими методами выколачиваются у мужиков хлеб и налоги, у Сталина была превосходная.

Сталин хотя и ограничен, но достаточно умен, чтобы знать в основном действительное положение вещей в стране, в частности в деревне. Но он и тогда уже запутался настолько, что изменить политику ему уже было невозможно. Поворот политики снова на ленинские рельсы означал бы не только банкротство его новой «теории» обострения классовой борьбы по мере нашего продвижения вперед по пути к социализму, его «чуда» с темпами индустриализации и коллективизации, но и позорного изгнания его с поста генсека. Поэтому он вынужден был играть «ва-банк» и самым бесстыдным образом фальсифицировать в газетах, в том числе и в «Правде» – его личном непосредственном рупоре, – фактическое положение вещей. Однако когда весной 1930 года во всей стране, как результат его политики, прошла волна невиданных в истории крестьянских середняцко-бедняцких восстаний, когда Сталин почувствовал, что почва под ногами его и его клики горит, что их господство может кончиться, когда он оказался припертым к стене, вместо того чтобы по-ленински честно и открыто признать провал прежней политики и изменить курс, он пошел на трюк. Этим трюком и явилась его статья «Головокружение от успехов». В этой статье Сталин заявил, что до февраля 1930 года коллективизация шла добровольно, а с февраля месяца у местных работников «закружилась от успехов голова» и они стали вопреки директивам ЦК насильно принуждать крестьян вступать в колхозы. Это «левый загиб», с которым должно быть решительно покончено и линия партии решительно выправлена. Тут Сталин вспомнил и привел ряд ценных указаний Ленина о коллективизации, о полной добровольности для крестьян вступать в коллективы. В результате этой статьи тысячи районных работников были исключены из партии только за то, что они проводили политику Сталина и его клики о процентном выполнении коллективизации, тысячи были брошены в тюрьмы за то, что по прямым директивам секретарей обкомов, под угрозой исключения из партии, должны были к определенному сроку «наколлективизировать» определенный процент. Местные работники были брошены в жертву обозленным массам деревни, для того чтобы отвлечь внимание от действительного виновника, а Сталин выступил перед мужиком в роли спасителя от «местных головотяпов», в роли Наполеона.

Статья его является образцом не только перекладывания вины на других, но и образцом фальши и лицемерия Сталина, так как вслед за ней был издан по советской линии декрет, по которому системой налоговых обложений единоличник с прежней силой загоняется в колхозы.

В-восьмых, там, где явное политическое надувательство нужно выдать за правду, он прибегает иногда к способу «ошарашивания», оглушения масс набором особенно громких и страшных слов, начинает бешеную кампанию во всех газетах и журналах, изо дня в день, из неделю в неделю, из месяца в месяц долбя одно и то же. Бесконечное количество статей в газетах и журналах, тысячи брошюр и книг на одну и ту же тему – все направляется на то, чтобы ложь выдать за правду. Где нельзя добиться результатов с помощью логики, он заменяет ее риторикой, воздействием на чувства масс, на их настроение, запугивая грозными словами одних, льстя приятными словами другим, приводя в недоумение третьих. Софистика в известной степени вообще сводится к «силе слова». Здесь софист разными способами достигает своей цели. Он или чрезмерно удлинит свое рассуждение там, где нужно утомить внимание слушателей или читателей, или запутает все «концы» так, что неопытный, неискушенный в политике и логике человек ничего не поймет, или, когда ему угрожает верное поражение, отговорится недостатком времени для освещения вопроса, или, наконец, с пафосом совсем не к месту начнет взывать к долгу, совести, мужеству, стойкости слушателей, напоминая им прошлые геройские подвиги их и их предков, клеймя презрением и запугивая возражающих и одобряя соглашающихся. Под магическим жезлом слов софиста безобразное превращается в прекрасное, зло в добро, преступление в героизм, вред в пользу. Ошибочное рассуждение, будучи выражено просто, не обманет и ребенка. Если же его развить в нескольких томах или сотнях статей, если его распространять в течение нескольких лет в десятках миллионов книг и брошюр, то оно может запутать миллионные массы, политически слабо развитые. Сталин и его клика «по мере надобности» пользуются также и этим методом для оправдания своего руководства.

Само собой разумеется, что отмеченными методами Сталин пользуется не отдельно каждым, а всеми или несколькими сразу, ибо все они тесно переплетаются друг с другом и переходят один в другой. От этого они не перестают быть софистическими. Все эти приемы «доказательств» в борьбе с политическими противниками, инакомыслящими по партии и составляют «арсенал» сталинской «диалектики».

Чем отличается сталинская «диалектика» от диалектики Маркса – Энгельса и Ленина? Тем, что она в корне враждебна марксизму-ленинизму.

Ленин следующим образом характеризует сущность подлинной материалистической диалектики, диалектического метода. Логика диалектическая требует того, чтобы мы шли дальше. Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и опосредствования. Мы никогда этого не достигнем полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и омертвения. Ленин требует всестороннего учета явлений в их конкретном развитии, не допускает выдергивания кусочка одного, кусочка другого («Еще раз о профсоюзах…»). А этот метод не имеет ничего общего со сталинскими софистическими «фокус-покусами», с его фабрикацией и подтасовкой фактов, с его выдергиванием отдельных заводов, отдельных колхозов для «доказательства» правильности и реальности всего плана.

В другом месте, в ранней незаконченной работе Ленина «Статистика и социология», мы находим по этому же вопросу следующее место, попадающее прямо не в бровь, а в глаз Сталину с его методом фальсификации и подтасовки фактов, искажением действительности для оправдания своих замыслов. «В области явлений общественных нет приема более распространенного и более несостоятельного, как выхватывание отдельных фактиков, игра в примеры. Подобрать примеры вообще не стоит никакого труда, но значения это не имеет никакого или чисто отрицательное, ибо все дело в исторической конкретной обстановке отдельных случаев. Факты, если взять их в целом, в их связи, не только упрямая, но и безусловно доказательная вещь. Фактики, если они берутся вне целого, вне связи, если они отрывочны и произвольны, являются именно только игрушкой или кое-чем еще похуже. <…> Надо попытаться установить такой фундамент из точных и бесспорных фактов, на который можно было бы опираться, с которым можно было бы сопоставлять любое из тех «общих» или «примерных» рассуждений, которыми так безмерно злоупотребляют в некоторых странах в наши дни. Чтобы это был действительный фундамент, необходимо брать не отдельные факты, а всю совокупность относящихся к рассматриваемому вопросу фактов без единого исключения, ибо иначе неизбежно возникает подозрение – и вполне законное подозрение – в том, что факты выбраны или подобраны произвольно, что вместо объективной связи и взаимозависимости исторических явлений в их целом преподносится субъективная стряпня для оправдания, может быть, грязного дела. А это ведь бывает чаще, чем кажется» («Письма к родным» – предисловие М. И. Ульяновой, с. 15–16).

Deta fabula naratur! О тебе идет речь! Это латинское изречение следовало бы поставить эпиграфом над всей сталинской политикой и его статьями последних лет. Оно как будто бы специально написано о сталинской игре в примерчики, выдергивании отдельных выгодных фактиков, о стряпне на сталинской кухне всякого рода уклонов, загибов, заскоков, перерождений и пр. для оправдания его грязных дел.

…Сегодня сообщается, что такой-то сельсовет «в порядке соцсоревнования и ударничества, беспощадно борясь с кулачеством и его агентурой – правыми оппортунистами» успешно выполнил встречный план хлебозаготовок; завтра – секретарь ячейки Петров и директор Иванов «рапортуют» о пуске нового завода или цеха; но на следующий день – что рабочие завода Петровского или Ворошилова с энтузиазмом выполнили план подписки на заем и в порядке встречного – продолжают подписку. А в этот момент страна, обнищавшая, ограбленная, разоренная, нагая и голодная, с подорванной в корне производительной, покупательной и платежной способностью, потерявшая веру в дело социализма, терроризированная, озлобленная, представляющая сплошной пороховой погреб, – все дальше и дальше загоняется в тупик… Таково сталинское руководство!

…Ленин в своем завещании разоблачил нелояльность, нечестность, недобросовестность Сталина; он высказал опасение, что Сталин не сумеет пользоваться осторожно властью генсека. И ход событий с лихвой подтвердил его гениальную прозорливость. Ленин уже тогда нащупал политическое лицемерие Сталина, его фарисейство. Теперь это фарисейство ясно и для ребенка.

<…>

12. Кризис пролетарской диктатуры. Пути выхода из кризиса и задачи честных последовательных ленинцев

Партия в своем огромном подавляющем большинстве решительно настроена против политики Сталина и его клики.

Еще в большей мере единодушно против этой политики настроены рабочие и служащие.

Что же касается деревни, то там этот курс абсолютно не имеет не только сторонников, но даже людей, нейтрально к нему относящихся.

Вся деревня доведена до отчаяния и кипит возмущением. Непрекращающиеся массовые восстания в деревне – лучший показатель ее политических настроений.

Красная армия тоже в огромной степени отражает политические настроения пролетариата и крестьянских масс. И даже партийный аппарат в своей большей части лицемерит и внутренне не верит в успешный исход сталинской авантюры. Сталин и его клика держатся, следовательно, не на доверии, сочувствии и поддержке масс, а на каком-то другом основании, с помощью каких-то других рычагов. Каковы эти рычаги?

Режим невиданного террора и колоссального шпионажа, осуществляемых посредством необычайно централизованного и вместе с тем разветвленного гигантского аппарата, сосредоточившего в своих руках все материальные ресурсы страны и поставившего в прямую зависимость от себя физическое существование десятков миллионов людей, – вот главная основа диктатуры Сталина. Вся система государственного аппарата, включая и партию, терроризируя других и в то же время сама живя под постоянным дамокловым мечом террора, вопреки сознанию каждой его отдельной клеточки, как машина, вынуждена совершать свои движения, получаемые от первоисточника, и выполнять волю главного «механика».

Но, зайдя в безвыходный тупик и установив во всей стране в самых разнообразных формах господство террора, Сталин отрезал себе и всякие пути для отступления и эволюционного выхода из кризиса. Он возвел себя на пьедестал непогрешимого Папы и не может признать не только преступности своей политики, но и малейшей своей ошибки. Диктатор не может ошибаться – ошибаются только его подчиненные. Устранение Сталина и его клики нормальными демократическими методами, гарантированными Уставом партии и Советской Конституцией, таким образом, совершенно исключено.

Они всякими предлогами, с оружием в руках, пушками и пулеметами будут защищать от партии и страны свое господство.

Было бы непростительным ребячеством тешить себя иллюзиями, что эта клика, обманом и клеветой узурпировавшая права партии и рабочего класса, может их отдать добровольно обратно. Это тем более невозможно, что Сталин прекрасно понимает, что партия и рабочий класс не могут простить ему ужасающих преступлений перед пролетарской революцией и социализмом. При таком положении вещей у партии остается два выбора: или и дальше безропотно выносить издевательства над ленинизмом, террор и спокойно ожидать окончательной гибели пролетарской диктатуры, или силою устранить эту клику и спасти дело коммунизма.

Допустима ли такая постановка вопроса с точки зрения марксизма-ленинизма? Не только допустима, но и бесспорно правильна. Преступно, вредно, гибельно для пролетариата и его партии силой устранять свои руководящие партийные и советские органы, если они ведут правильную ленинскую политику и выражают волю партийных и беспартийных масс. И наоборот, следует считать прямой обязанностью всякого честного большевика и беспартийного рабочего борьбу за насильственное устранение органов тогда, когда они ведут антиленинскую и гибельную для пролетарской диктатуры политику, когда они превратились в клику, не выражают воли масс и в то же время, опираясь на аппарат, не допускают их смены нормальными методами, предусмотренными Уставом партии и Советской Конституцией.

…Люди, не умеющие марксистски мыслить, думают, что устранение Сталина в то же время будет свержением Советской власти. Сталин такой взгляд всячески культивирует и распространяет. Но он абсолютно неверен.

На деле идет речь не об уничтожении пролетарской диктатуры, а о ее восстановлении, ибо она в форме осталась, а по своему содержанию в огромной части в настоящее время как раз утеряна. Речь идет не о нарушении принципов ленинизма, а как раз об их защите. Как устранение одного буржуазного правительства и замена его другим буржуазным правительством не означает еще свержения господства буржуазии, хотя и может в результате повлечь за собой это содержание, ибо всякий политический переворот развязывает силы враждебных данной политической системе классов, так и устранение одного «пролетарского» правительства и смена его другим пролетарским правительством не означает еще свержения пролетарской диктатуры, хотя такая борьба и связана с большими опасностями для самой пролетарской диктатуры.

…Глупая авантюристическая или оппортунистическая политика пролетарского правительства может и верное дело пролетариата погубить и отбросить историю на 30–40 лет назад. Умная, хитрая политика буржуазии может и «гиблое» дело капитализма спасать от окончательного краха в течение длительного периода.

…Глупая, с точки зрения интересов буржуазии, политика свергнутых правительств могла бы быстро довести государство до пролетарской революции. Наиболее сознательные элементы правящего класса пошли на риск переворота. И пусть на время, ибо на длительный период для класса, исторически обреченного, это невозможно, но они все же добились укрепления своего государства. Для нас устранение диктатуры Сталина и его клики также связано с риском. Мы развязываем силы внутренних врагов пролетарской революции и международного капитала. Эта опасность велика.

Но для нас уже в данный момент существует еще более серьезная опасность гибели пролетарской диктатуры от рук самого Сталина и его клики. Сталин пролетарскую диктатуру и социалистическое строительство, по их действительному содержанию, в огромной степени уже уничтожил.

Пролетарская диктатура уже гибнет, и ее нужно спасать. Пролетарская диктатура Сталиным и его кликой наверняка будет погублена окончательно, устранением же Сталина мы имеем много шансов ее спасти.

Партия находится в положении пассажиров автомобиля, шофер которого вдруг безнадежно спятил с ума, свернул с дороги и везет пассажиров по кочкам и ухабам, под уклон на полном ходу прямо в пропасть. Автомобиль трещит, скрипит, ломается, кувыркается из стороны в сторону, подпрыгивает на кочках так, что у пассажиров зубы брякают, пассажиры возмущены, многие растерялись, некоторые в панике, некоторые от толчков вылетают из автомобиля, а спятивший с ума шофер ругает пассажиров оппортунистами, «загибщиками» и успокаивает их уверениями, что все это неизбежные трудности езды в автомобиле. При таком положении глупо и нелегко пассажирам ждать, пока «возница» спустит их под откос. Надо попытаться на ходу отбросить такого шофера от руля, на ходу же сесть умеющим править машиной за руль и вывести ее на торную дорогу. Иного выхода для пассажиров нет…