Сталин и Берия. Секретные архивы Кремля. Оболганные герои или исчадия ада?

Громов Алекс Бертран

Глава 7. Лихая година «Большого террора»

 

 

Создание НКВД

10 июля 1934 года было принято постановление ЦИК СССР «Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел». В его составе одновременно были созданы главные управления, которые отвечали за следующие направления деятельности: государственную безопасность, милицию, пограничную и внутреннюю охрану, пожарную охрану, исправительно-трудовые лагеря и трудовые поселения.

Тогда же была учреждена должность народного комиссара внутренних дел СССР, которую занял Г. Ягода (Е. Иегода), продержавшийся на своем посту до осени 1936 года. Ягода официально был признан видным организатором «социалистической индустрии тайги и Севера», что означало освоение диких и далеких, но нужных для промышленного использования мест силами заключенных ГУЛАГа, попавших в лагеря часто даже без суда, а по решению так называемых «троек»{Комиссия из трех человек, выносившая внесудебные приговоры в СССР в 30-х годах XX века.}.

 

Отмена карточной системы

28 ноября 1934 года завершился пленум ЦК ВКП(б), среди решений которого была отмена продовольственных карточек с 1 января 1935 года.

Переводчик Сталина В. М. Бережков, со слов А. И. Микояна, рассказывал об этом: «…путем строжайшей экономии и одновременного наращивания производства удалось накопить большие запасы продуктов и товаров народного потребления. Сталин лично следил за этим и строго наказывал нерадивых производственников.

Провели огромную работу по доставке всего этого к местам назначения, оборудовали склады и холодильники, обеспечили транспорт для развоза по магазинам, особенно в пиковый первоначальный период, когда люди еще не поверили в стабильность рынка. Заранее отремонтировали и красиво оформили магазины, мобилизовали продавцов на специальные курсы. И строго предупредили работников торговли, что за малейшее злоупотребление, сокрытие товаров и спекуляцию те ответят головой. Пришлось нескольких нарушителей расстрелять. Но главное – не растягивать снабжение, не выдавать его по чайной ложке, а выбросить в один день во все промышленные центры. Только это могло дать нужный эффект».

Бережков писал: «Если перечислить продукты, напитки и товары, которые в 1935 году появились в магазинах, то мой советский современник, пожалуй, не поверит. В деревянных кадках стояла черная и красная икра по вполне доступной цене. На прилавках лежали огромные туши лососины и семги, мясо самых различных сортов, окорока, поросята, колбасы, названия которых теперь никто не знает, сыры, фрукты, ягоды – все это можно было купить без всякой очереди и в любом количестве. Даже на станциях метро стояли ларьки с колбасами, ветчиной, сырами, готовыми бутербродами и различной кулинарией. На больших противнях были разложены отбивные и антрекоты. А в деревнях в любом дворе в жаркий день… вам выносили кружку молока или холодной ряженки и не хотели брать деньги».

 

Убийство С. М. Кирова

В работе того пленума принимал участие первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) С. М. Киров. После завершения пленума Киров зашел в гости к Сталину и из его квартиры позвонил в Ленинград, распорядившись подготовить собрание партийного актива по итогам пленума к 1 декабря. После этого Сталин проводил Кирова на вокзал до самого поезда (глава ленинградских коммунистов должен был ехать на «Красной стреле»). Это была их последняя встреча – 1 декабря Киров был убит. Впоследствии в организации его убийства обвиняли самого Сталина.

19 января 1935 года в большинство партийных организаций СССР поступил текст утвержденного накануне ЦК ВКП(б) закрытого письма «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова». Целью этого послания была политическая оценка упомянутых событий и подведение итогов. «Зиновьевцы» из так называемого «Ленинградского центра» (и из «Московского», который «не знал, по-видимому, о подготовлявшемся убийстве т. Кирова, но, наверное, знал о террористических настроениях „Ленинградского центра“ и разжигал эти настроения»), признанные виновными в организации убийства, именовались в тексте не иначе как выродками. Немало ругани досталось и питерским чекистам, которые за три недели до убийства поймали будущего убийцу Николаева, когда он кинулся к Кирову, садившемуся в машину, но потом отпустили его, увидев предъявленный партбилет.

26 января 1935 года Сталин подписал постановление Политбюро ЦК ВКП(б), согласно которому почти семьсот бывших сторонников Г. Е. Зиновьева надлежало выслать из Ленинграда в отдаленные края, а именно на север Сибири и в Якутию. Срок ссылки предполагался не менее трех лет. А свыше трехсот бывших оппозиционеров были просто переведены на партийную работу в разные, далекие от центра места. Этому предшествовала разработка «зиновьевского следа» в убийстве Кирова, арест самих Каменева и Зиновьева, несмотря на то что они еще раньше публично покаялись в своей оппозиционности. В конце декабря были приговорены к расстрелу четырнадцать человек, непосредственно обвиненных в причастности к убийству Кирова.

25 мая 1935 года в Советском Союзе прекратило свое существование Всесоюзное общество старых большевиков. Оно было создано в 1922 году по инициативе ряда заслуженных партийцев с еще дореволюционным стажем. Необходимым условием для вступления в него был восемнадцатилетний непрерывный партийный стаж. Соответственно, в момент основания Общества на членство могли рассчитывать только те, кто вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию, впоследствии ВКП(б), еще до первой русской революции. Таковых в 1922 году набралось менее семидесяти человек.

Члены общества занимались сбором материалов по истории революции, выступали с лекциями, проводили встречи с молодежью. Одно время даже выпускался альманах «Старый большевик». Но в середине 30-х годов эта организация оказалась лишней и была ликвидирована.

9 июня 1935 года руководством Советского Союза был принят закон, согласно которому советские граждане, пытавшиеся нелегально перейти границу с другими странами, подлежали наказанию в виде смертной казни. При этом уголовному преследованию подлежали и близкие родственники сбежавших (как, впрочем, и пытавшихся сбежать): во-первых, за недоносительство, а во-вторых, за недостаточную воспитательную работу.

Одной из причин введения столь сурового наказания за побег была боязнь Сталина, что из-за голода, существовавшего на отдельных территориях, люди попытаются массово бежать из страны. На самом же деле беглецы из голодных мест пытались перебраться в большие города и устроиться на любую работу, что было тоже непросто, поскольку крестьяне не имели паспортов.

За рубеж пыталась бежать (и довольно успешно) часть бывших белых и царских офицеров и интеллигентов, опасавшихся дальнейших репрессий и к тому же имевших родственников на Западе. Обычно этот контингент переходил границу при помощи контрабандистов.

После смерти Сталина расстрел за попытку (как и само бегство) за границу был заменен тюремным заключением.

 

Массовые репрессии

2 июля 1937 года в СССР было принято постановление Политбюро «Об антисоветских элементах», в котором говорилось о необходимости отправки секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий телеграмм со следующими указаниями: «ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД». От получателей телеграмм требовалось в течение пяти дней отправить в ЦК не только списки троек, но и число людей, подлежащих как расстрелу, так и выселению.

Именно рассылку этой телеграммы (а значит, и ее предстоявшее исполнение) можно считать началом массовых сталинских репрессий (Большого террора) и правового бесправия советских граждан – если тебя вносили в репрессивные списки, этого было достаточно, чтобы никакой закон больше тебя не защищал…

Хотя репрессии как таковые начались гораздо раньше.

30 января 1937 года завершился судебный процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра», иначе называемый Вторым московским процессом, или «процессом семнадцати». Его фигурантами были недавние руководящие партийные работники, в прошлом активные сторонники внутрипартийной оппозиции. Основными обвиняемыми были Г. Л. Пятаков, К. Б. Радек, Л. П. Серебряков, Г. Я. Сокольников. Дело рассматривалось Военной коллегией Верховного суда под председательством армвоенюриста В. В. Ульриха. На процессе присутствовали западные дипломаты и журналисты, в том числе писатель Л. Фейхтвангер. Впоследствии он заявлял, что счел процесс безупречным, а доказательства вины подсудимых несомненными: «Если бы все это было вымышлено или подстроено, то я не знаю, что тогда правда». Подавляющее большинство подсудимых (13 из 17) были приговорены к смерти.

Об участии в репрессиях тех или иных партийных деятелей сведения весьма противоречивы. Л. М. Каганович вспоминал, что сразу же после XX съезда в 1956 году В. М. Молотов обмолвился: «Это сейчас Хрущев выступает против репрессий, а когда он был секретарем московского горкома, он отправил в тюрьму свыше 50 тысяч партийцев. В 1938 году после снятия Постышева Сталин послал Хрущева на Украину. Многие делегаты съезда Компартии Украины проголосовали против его избрания первым секретарем. Так он всех их посадил. А когда Сталин спросил у Хрущева, не слишком ли много врагов народа он нашел на Украине, тот уклончиво ответил, что на самом деле «их гораздо больше». В номере 3 «Досье гласности» за 2000 год было опубликовано письмо Хрущева Сталину, датированное 1938 годом: «Дорогой товарищ Сталин! Украина Вам посылает ежемесячно по 17–18 тысяч арестованных. Москва утверждает 2–3 тысячи. Прошу принять меры. Любящий Вас Никита Хрущев».

Если в первые годы гласности было принято считать всех старых большевиков и «верных ленинцев», сгинувших в ГУЛАГе, невинными жертвами кровавого сталинского режима, то со временем сформировалось иное мнение. Большинство из них были плоть от плоти этого самого режима, каким бы он ни был, и на роль невинных овечек претендовать никак не могли. Так, красный командир И. Якир был в свое время одним из организаторов развернутого красными террора против донских казаков. 28 мая 1937 года он был арестован. Написал письмо Сталину, уверяя в своей невиновности, на котором вождь народов поставил свою окончательную резолюцию: «Подлец и проститутка».

Однако репрессии против деятелей культуры и науки до сих пор числятся среди тяжких грехов Сталина.

19 февраля 1929 года сына священника, Варлама Шаламова, арестовали, обвинив в причастности к деятельности подпольной троцкистской группы. Он был приговорен к трем годам заключения и оказался в Вишерском лагере на Северном Урале. После возвращения в Москву Шаламов сотрудничал в журналах, где публиковал статьи, очерки и фельетоны.

В начале 1937 года он снова был арестован и угодил в лагеря на пять лет, оказавшись теперь уже на Колыме, а в 1943 году получил еще десять лет. Освободившись в 1951 году, он не имел права жить в столице, но в 1956 году был реабилитирован и вернулся. Его главным литературным произведением стали «Колымские рассказы», работа над которыми продолжалась с 1954 по 1973 год. Опубликованы в Советском Союзе они были только во время перестройки.

29 октября 1937 года видный русский и советский ученый, ботаник, микробиолог, генетик, академик Г. А. Надсон был арестован, обвинен в причастности к деятельности контрреволюционной террористической организации, 15 апреля 1939 года расстрелян на полигоне «Коммунарка» под Москвой. 29 октября 1955 года посмертно реабилитирован.

В 1938 году был арестован поэт Н. Заболоцкий. Вернулся в Москву он только в 1946 году. В первой половине следующего десятилетия написал стихи, которые принесли ему славу.

Б. Ясенский, известный польский и советский литератор, в 1929 году переселился из Франции в СССР, стал секретарем Международного объединения рабочих писателей и главным редактором журнала «Интернациональная литература». Участвовал в создании книги «Канал имени Сталина» о Беломорканале. Его перу принадлежат такие произведения, как роман «Я жгу Париж» и «Человек меняет кожу», пьеса «Бал манекенов». В середине 1937 года Б. Ясенский был исключен из Союза писателей и арестован. Точных сведений о его дальнейшей судьбе нет: есть версии, что он был расстрелян, умер в ссылке в 1941 году или же скончался еще на этапе 17 сентября 1938 года.

Известный русский историк С. Ф. Платонов после революции налаживал архивное и библиотечное дело. В январе 1930 года был арестован по обвинению в сокрытии от советской власти царских документов и подготовке монархического переворота. Осужден в рамках «академического дела» и сослан в Самару, где и скончался 10 января 1933 года.

Л. Термен, легендарный отечественный изобретатель, в двадцать четыре года придумал уникальный музыкальный инструмент – терменвокс, через два года продемонстрировал его в Кремле на встрече с В. И. Лениным. Являлся изобретателем различных вариантов охранных сигнализаций, автоматических дверей и освещения. Несколько лет работал в США, помогая советской военной разведке. Организовал музыкальную студию терменвоксов, гостями которой бывали известные музыканты, композиторы, актеры и финансисты. Термен организовывал многочисленные термен-концерты. В 1938 году вернулся на Родину, был арестован и приговорен к восьми годам лагерей. Работал в «туполевской шарашке»{Закрытое конструкторское бюро.} вместе с С. П. Королевым. Разрабатывал подслушивающие устройства, участвовал в организации прослушки квартиры… самого Сталина.

Впрочем, ученым, чьи знания могли быть полезны для военного дела, и впрямь часто везло больше.

В роковом 1937 году был арестован, но как ценный специалист не казнен, а отправлен в «шарашку» В. М. Петляков, известный отечественный авиаконструктор. Он занимался разработками высотного истребителя, а затем – пикирующего бомбардировщика. Куратором «шарашки» был Л. П. Берия, который и обещал Петлякову (и помощникам) досрочное освобождение за успешную разработку самолета. Он сдержал свое слово, и в 1940 году Петляков и другие авиаконструкторы были освобождены, а через несколько месяцев Владимир Михайлович стал лауреатом Сталинской премии I степени. Самолет получил название Пе-2 и хорошо проявил себя в годы Великой Отечественной войны.

27 сентября 1938 года начальник отдела ракетных летательных систем московского Реактивного научно-исследовательского института С. П. Королев был приговорен к 10 годам заключения. Обвинение строилось на пресловутой 58-й статье – Королеву приписывалось участие в контрреволюционной троцкистской организации в стенах института. Кроме того, его обвинили в намеренном срыве сроков сдачи новых образцов оружия. Королев оказался на Колыме, а через два года был переведен в московскую «шарашку», где вместе с таким же заключенным, конструктором А. А. Туполевым, работал над созданием новых самолетов. Потом он был переведен в подобную тюрьму для ученых при казанском авиазаводе, где занимался ракетными двигателями.

9 июля 1941 года на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР известный ученый Н. И. Вавилов – первый президент ВАСХНИЛ (Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук им. Ленина), директор Всесоюзного института растениеводства, директор Института генетики – был приговорен к смерти. В заседании не участвовали ни адвокат, ни свидетели, приговор был вынесен моментально. Николай Иванович был признан виновным в том, что возглавлял в 1925 году мифическую «Трудовую крестьянскую партию», а потом был членом антисоветской организации, окопавшийся в Наркомате земледелия. Благодаря вмешательству академика Прянишникова смертный приговор заменили на двадцать лет лагерей. Но здоровье Вавилова было подорвано пребыванием в тюрьме, и в начале 1943 года он скончался.

В 1933 году был арестован и отправлен в Соловецкий лагерь П. А. Флоренский, прославленный ученый и философ. А 8 ноября 1937 года он был расстрелян.

Во время гражданской войны в Испании под псевдонимом работал советником правительства республиканцев М. Е. Кольцов (настоящая фамилия – Фридлянд), известный советский журналист и редактор. После возвращения из Испании был схвачен сотрудниками органов (Сталин дал санкцию на арест), 1 февраля 1940 года по решению суда осужден за шпионаж в пользу западных держав на смертную казнь. Точная дата смерти М. Кольцова неизвестна.

23 мая 1937 года были расстреляны первые приговоренные по так называемому «пулковскому делу» – М. А. Балдин, С. К. Гирин, П. М. Каратыгин, Ю. Н. Лепешинский. Предлогом для фабрикации дела по обвинению большой группы ученых – астрономов, геофизиков, математиков – в намерении «установить на территории СССР фашистскую диктатуру» были события, связанные с наблюдением солнечного затмения 19 июня 1936 года. Это затмение, которое особенно хорошо должно было быть видно с территории СССР, вызвало большой интерес у иностранных исследователей. Но зарубежные контакты вызвали подозрение у НКВД и послужили поводом для массовых арестов сотрудников Пулковской обсерватории и других научных учреждений, а также их родственников.

Впрочем, происки врагов пытались усматривать не только в поведении ученых, но и в природных явлениях. 18 сентября 1938 года на советском полуострове Ямал было официально зарегистрировано необъяснимое наступление темноты днем – так называемый «черный день». До сих пор не существует научного объяснения этому феномену – локальному снижению прозрачности земной атмосферы. Эти случаи до сих пор используются многими религиозными авторами в качестве доказательств осуществления различных пророчеств, в том числе и библейских. Один из самых известных черных дней произошел 19 мая 1780 года в Северной Америке и вызвал панический ужас местного населения – на землю спустилась тьма, не стало видно ни Солнца, ни Луны, ни звезд. Многие люди стали говорить о наступающем конце света и молиться. А вот в 1938 году на Ямале бдительный сотрудник НКВД счел наступившую тьму результатом какого-то диверсионного акта, совершенного по заданию буржуазных разведок.

28 мая 1937 года был арестован С. Г. Фирин (настоящая фамилия – Пупко). Он имел звание старшего майора госбезопасности, а известность приобрел в качестве начальника строительства Беломорско-Балтийского канала в 1930–1932 годах. Был также заместителем начальника ГУЛАГа и начальником Дмитлага, созданного для строительства канала Москва – Волга, входил в редакторский коллектив книги о Беломорканале – «Канал имени Сталина».

А. И. Солженицын в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» отнес Фирина к числу «главных надсмотрщиков Беломора», назвав его одним из тех, на чьей совести «за каждым тысяч по тридцать жизней». Но Фирин ненадолго отстал от сгинувших при нем в ГУЛАГе – арестованный в мае, он был вскоре приговорен к смерти и 14 августа расстрелян на полигоне «Коммунарка» в Подмосковье.

 

Заговор маршалов

В середине 1937 года в Красной армии начались массовые репрессии против комсостава. 11 июня 1937 года состоялось заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР по делу «антисоветской троцкистской военной организации», или «делу Тухачевского», согласно которому ряд высокопоставленных офицеров Красной армии обвинялся в заговоре с намерением захватить власть в стране. Среди обвиняемых были герои Гражданской войны маршал М. Н. Тухачевский, командармы И. Э. Якир, И. П. Уборевич и А. Я. Корк, а также председатель Центрального совета Осоавиахима Р. П. Эйдеман, военный атташе при полпредстве СССР в Великобритании В. К. Путна и другие.

Судебное заседание заняло всего один день, обвинение было признано доказанным. В числе преступлений значилась связь с изгнанным из страны Л. Д. Троцким, подготовка захвата Кремля силой оружия, терроризм, военный саботаж, шпионаж в пользу Германии. Все обвиняемые были приговорены к смертной казни и расстреляны в ночь на 12 июня.

Еще до этого 31 мая 1937 года в Москве, в своей квартире, застрелился видный советский военный деятель, армейский комиссар 1-го ранга Я. Б. Гамарник. Причиной самоубийства стало принятое накануне решение Политбюро ЦК ВКП(б) об отстранении Гамарника от работы в Наркомате обороны и исключении его из состава Военного совета. Кроме того, приказом народного комиссара обороны Гамарник был уволен из РККА. А поводом для столь суровых оргвыводов стало его заступничество за Тухачевского.

Гамарник по болезни находился дома, и 31 мая к нему приехали заместитель начальника политуправления РККА А. С. Булин и управляющий делами Наркомата обороны И. В. Смородинов, которые и сообщили обо всех решениях. Понимая, что в ближайшее время он будет арестован, Гамарник застрелился сразу после ухода посланцев Ворошилова.

Сталин пообещал разгромить внутренних врагов Страны Советов еще раньше. Недаром начальник разведуправления Красной армии С. П. Урицкий в своем письме от 27 сентября того же года напоминал Ворошилову: «…1 мая 1937 г. после парада у Вас на квартире вождь сказал, что враги будут разоблачены, партия их сотрет в порошок, и поднял тост за тех, кто, оставаясь верным, достойно займет свое место за славным столом в Октябрьскую годовщину».

Племяннику покойного председателя петроградской ЧК верноподданнические заявления не слишком помогли – не прошло и полутора месяцев с момента написания этого письма, как сам Урицкий был арестован, обвинен в шпионаже и антисоветском военном заговоре и после жестокого следствия расстрелян.

 

Московские и другие процессы

1 ноября 1937 года тогдашнее руководство НКВД во главе с Н. Ежовым составило список обвиняемых, которых планировалось приговорить к смертной казни на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР. Поскольку это происходило в разгар борьбы с так называемыми троцкистами, то в список попали те, кто был обвинен в причастности к «троцкистскому заговору». К этому моменту состоялись уже два суда над троцкистами, были осуждены и расстреляны Зиновьев, Каменев, Радек, Пятаков. Из подписанного Сталиным списка от 1 ноября были вычеркнуты несколько имен – их вождь намеревался судить публично, что и произошло в марте 1938 года (процесс по делу «Антисоветского правотроцкистского блока», или Третий московский процесс).

17 ноября 1938 года Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) выпустили «Постановление об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». В документе было отмечено, что за предыдущие два года «органы НКВД проделали большую работу по разгрому врагов народа и очистке СССР от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников». Однако далее говорилось, что те самые разномастные враги, пробравшись в сами органы, стали способствовать нарушению законности и массовым репрессиям против честных людей. Постановлением ликвидировались так называемые внесудебные тройки и запрещались массовые аресты и высылки.

29 ноября 1938 года на заседании Военного совета при НКО СССР Ворошилов изрек: «Весь 1937 и 1938 годы мы должны были беспощадно чистить свои ряды, безжалостно отсекая зараженные части организма до живого, здорового мяса, очищались от мерзостной предательской гнили… Достаточно сказать, что за все время мы вычистили больше четырех десятков тысяч человек. Это цифра внушительная. Но именно потому, что так безжалостно расправлялись, мы можем теперь с уверенностью сказать, что наши ряды крепки и что РККА сейчас имеет свой до конца преданный и честный командный и политический состав».

На местах ревнители чистоты рядов разошлись в это время так, что в январе 1938 года пленуму ЦК ВКП(б) пришлось принимать постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из партии и о мерах по устранению этих недостатков» с требованием «прекратить огульные репрессии». Была создана комиссия по разбору жалоб, первые же итоги ее деятельности продемонстрировали, что если продолжать в том же духе, то можно совсем остаться если не без армии вообще, то без командиров точно.

«В вооруженных силах было арестовано большинство командующих войсками округов и флотов, членов военных советов, командиров корпусов, командиров и комиссаров соединений и частей… – писал в мемуарах маршал Жуков. – В стране создалась жуткая обстановка. Никто никому не доверял, люди стали бояться друг друга, избегали встреч и каких-либо разговоров, а если нужно было – старались говорить в присутствии третьих лиц – свидетелей. Развернулась небывалая клеветническая эпидемия. Клеветали зачастую на кристально честных людей, а иногда на своих близких друзей. И все это делалось из-за страха не быть заподозренным в нелояльности… В Белорусском военном округе было арестовано почти 100 процентов командиров корпусов. Вместо них были выдвинуты на корпуса командиры дивизий, уцелевшие от арестов».

До сих пор идут непримиримые споры, был ли на самом деле «заговор маршалов» против Сталина. Спорят и о том, оказались ли именно репрессии причиной тяжелых поражений в первой половине Великой Отечественной войны. Гитлер, поначалу злорадствовавший и утверждавший, что обезглавленную Красную армию нельзя считать сколь-нибудь серьезным противником, потом принялся завистливо сетовать по поводу предусмотрительности Сталина – после того как сам в 1944 году лишь по случайности не был убит собственными генералами.

Наряду со страшными преданиями о повальных арестах существуют и легенды, больше похожие на героические байки со счастливым концом. Согласно одной из них, когда чекисты пришли арестовывать Буденного, тот ринулся им навстречу с шашкой наголо (по другой версии выкатил на дачный балкон пулемет), а после того как бойцы невидимого фронта разбежались, Сталин приказал не трогать бравого кавалериста.

23 ноября 1937 года в СССР начался массовый показ фильма С. Юткевича «Как будет голосовать избиратель». Лента, снятая в жанре короткометражного агитфильма, была посвящена грядущим первым выборам в Верховный Совет СССР, которые должны были состояться 12 декабря 1937 года. В фильме снимались известные актеры – Н. Алисова, Н. Боголюбов, И. Пельтцер, М. Яроцкая, Т. Зейферт. О режиссере Юткевиче, убежденном формалисте, избежавшем, тем не менее, репрессий в эпоху господства социалистического реализма, критики позднейших времен говорили, что он умел превращать газетные передовицы в произведения высокого киноискусства. Поэтому и короткометражка, основной задачей которой было продемонстрировать гражданам Страны Советов, как вести себя на избирательном участке, получилась весьма изящной.

17 января 1938 года был избран Президиум Верховного Совета СССР. Это был Верховный Совет первого созыва, учрежденный новой конституцией СССР 1936 года как высший представительный и законодательный орган государственной власти в стране. Он пришел на смену прежним высшим управляющим органам – Съезду Советов и Центральному исполнительному комитету, деятельность которых официально прекратилась с началом в январе 1938 года первой сессии Верховного Совета. Выборы в Верховный Совет прошли за месяц до того. Президиум (председатель, 11 (впоследствии 15) заместителей, 24 члена) должен был избираться из числа депутатов в начале работы Верховного Совета каждого созыва, что и было исполнено. 17 января 1938 года председателем был избран М. И. Калинин, а одним из членов Президиума стал Л. П. Берия.

18 января 1938 года нарком внутренних дел Н. И. Ежов собрал экстренное совещание, на котором сообщил подчиненным, что первоочередной задачей сейчас становится выявление бывших членов партии социалистов-революционеров, занимающихся контрреволюционной деятельностью, да и просто бывших эсеров как таковых. Причиной стала полученная наркомом записка Сталина. Вождь гневался на Ежова за то, что тот позволяет эсерам, будь они левые или правые, водить НКВД за нос, и требовал в ближайшее время представить ему списки бывших эсеров, которые находятся на военной службе и в гражданских учреждениях.

17 января 1938 года

Сталин – Ежову

1. Линия эсеров (левых и правых вместе) не размотана. Фишман, Паскуцкий водят НКВД за нос. Если бы Белов сам не стал разматываться по линии эсеров, НКВД сидел бы в потемках. Белов сказал кое-что, но не все сказал. Паскуцкий, Урицкий и Фишман должны дополнить Белова. Нужно иметь в виду, что эсеров в нашей армии и вне армии сохранилось у нас немало. Есть у НКВД учет эсеров («бывших») в армии? Я бы хотел его получить, и поскорее. Есть у НКВД учет «бывш.» эсеров вне армии (в гражданских учреждениях)? Я бы хотел также получить его недели через 2–3.

2. Что сделано по выявлению эсеров на основании известного показания Рыскулова?

3. Что сделано по выявлению и аресту всех иранцев в Баку и в Азербайджане?

4. Сообщаю для ориентировки, что в свое время эсеры были очень сильны в Саратове, в Тамбове, на Украине, в армии (комсостав), в Ташкенте и вообще в Средней Азии, на бакинских электростанциях, где они и теперь сидят и вредят в нефтепромышленности.

Нужно действовать поживее и потолковее.

5. Очень важная задача: укрепить области ДВК{ДВК – Дальневосточный край.} новыми чекистскими силами со стороны. Это гораздо важнее, чем укрепление областей Казахстана, которое можно сделать в следующую очередь.

21 мая 1938 года Народный комиссариат внутренних дел СССР принял особую инструкцию. Она предписывала «милицейским тройкам», созданным тремя годами ранее, отказаться от кампанейщины и массовых облав на «врагов народа» и на лиц, подпадавших под категорию «социально опасные». Аресты следовало проводить в рабочем порядке, повседневно и буднично. Отмечалось, что система «кампаний по выявлению», а также установленные лимиты на осуждение всевозможных внутренних врагов способствовали арестам и приговорам в отношении невиновных граждан, которые ранее имели мелкие неприятности с милицией, но никак не были связаны с организованной преступностью.

Случалось и так, что хватали и приговаривали к заключению людей, всего лишь обратившихся в милицию с заявлением об утере или краже паспорта. Одновременно с этим реальные матерые уголовники часто получали минимально возможные сроки с формулировкой «нарушение паспортного режима».

10 июня 1938 года было издано постановление Политбюро о переселении китайцев с Дальнего Востока в Синьцзянь{Самая западная провинция Китая, которая в период с 1921 по 1949 год была буферной зоной между двумя государствами, где власть китайского правительства существовала лишь де-юре.}. В нем указывалось, что переселение должно быть добровольным, но при этом подчеркивалось, что арестованные китайцы (кроме осужденных советским судом) подлежали принудительной высылке вместе со своими семьями и имуществом. Согласно дошедшей до наших дней статистике, после принятия постановления в течение двух месяцев было освобождено 2853 китайца, умерло в заключении не менее 100 человек и было расстреляно свыше 750 человек, выселено – 7130 человек.

Китайцы, не пожелавшие вернуться на родину и принявшие советское гражданство, были отправлены в Хабаровск и в Казахстан. Проведение этих мероприятий официально обосновывалось заботой о безопасности советских границ, но в итоге вызвало международное осуждение как репрессии.

23 ноября 1938 года глава НКВД Ежов написал «дорогому тов. Сталину» письмо, в котором пытался оправдаться в недостаточной бдительности на прежнем посту. Это произошло после разговора Ежова с самим вождем, а также с Молотовым и Ворошиловым в тот же день. В письме Ежов признавался, что весной 1938 года, когда он, оставаясь наркомом внутренних дел, получил еще и назначение в наркомат водного транспорта, то забросил дела в НКВД и два месяца не появлялся на службе, поскольку «запарился во множестве текущих дел». А в это время его заместитель Фриновский «оттягивал чистку» и потворствовал врагам народа.

Ежов – Сталину

Дорогой тов. Сталин!

23-го ноября после разговоров с Вами и с т. т. Молотовым и Ворошиловым я ушел еще более расстроенным. Мне не удалось в сколь-нибудь связной форме изложить и мои настроения, и мои грехи перед ЦК, перед Вами. Получилось нескладно. Вместо облегчения еще более тяжелый осадок недосказанного, недоговоренного. Чувство, что недоверие, которое совершенно законно возникло у Вас против меня, не рассеялось, а, может быть, стало даже большим. Решил поэтому написать. Когда пишешь, получается продуманнее и систематичнее.

1. О настроениях. Они в основном определялись следующими причинами:

а) После назначения меня в Н[ар]комвод в апреле месяце 1938 г. я целиком окунулся в работу Наркомата. Началась навигация при полном провале зимнего судоремонта (к началу навигации вышло не более 40 % судов, многие из них становились на повторный ремонт) – все это заставило меня отдавать почти все время Наркомводу. Во всяком случае, с 13 апреля ровно два месяца я почти не ходил в НКВД. Через месяц я уже почувствовал нелады в работе НКВД. Все поплыло самотеком и в особенности следствие. Фриновский никогда не был полноценным замом, а здесь это сказалось вовсю. Я этого не скрывал и перед ним. Говорил в глаза. Заставлял заниматься всеми делами Наркомата, а не только ГУГБ. Практически из этого ничего не вышло. Помнится, я говорил об этом с Молотовым, однажды при Вашем очередном звонке ко мне в кабинет – говорил Вам.

Особенно, однако, чувствовалось тогда, что аппарат НКВД еще не дочищен. Я об этом также не однажды говорил Фриновскому. Просил его заняться чисткой. Просил без конца у Маленкова человека на кадры. Фриновский чистку оттягивал тоже ссылкой на отсутствие проверенного кадровика и ждал его прихода. Однажды раздраженно в присутствии многих, и Фриновского в том числе, я потребовал личные дела сотрудников тогдашнего 4-го отдела, чтобы заняться этим самому. Конечно, из этого ничего не вышло. Опять запарился во множестве текущих дел, а личные дела сотрудников продолжали лежать. Должен для справедливости сказать, что кое-что я и в это время подчищал, и подчищал немало. Однако за следствием не следил, а оно оказалось в руках предателей.

Все это перегружало и без того перегруженную нервную систему. Стал нервничать, хватался за все и ничего не доводил до конца. Чувствовал, что Вы недовольны работой Наркомата. Это еще ухудшало настроение.

Казалось, что надо идти в ЦК и просить помощи. У меня не хватило большевистского мужества это сделать. Думал, выкручусь сам.

б) Решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе поехать докладывать Вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал, ну теперь нас крепко накажут.

Это был настолько очевидный и большой провал разведки, что за такие дела, естественно, по головке не гладят. Это одновременно говорило и о том, что в аппарате НКВД продолжают сидеть предатели. Я понимал, что у Вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время. Естественно, что это еще больше ухудшало настроения. Иногда я стал выпивать. На этой почве появилась ртуть. Это еще хуже сказалось на физическом состоянии.

Вместо того чтобы пойти к Вам и по-честному рассказать все, по-большевистски поставить вопрос, что работать не в состоянии, что нужна помощь, я опять отмалчивался, а дело от этого страдало.

в) Затем начались дела с моим аппаратом (Цесарский, Рыжова и др.) и, наконец, семейные дела. По совести Вам скажу, т. Сталин, что дела с Цесарским и Рыжовой я считал тогда происками нечестных людей. Думал даже так, что бьют по людям, которые со мной пришли в ЧК, только для того, чтобы ударить по мне. Считал, что хотят взять реванш за тот разгром, который я учинил, плохо ли хорошо, вражеским кадрам в ЧК и вне его.

Перебирая отдельные факты, я их обобщал и делал вывод, что ведется какая-то организованная линия на мою дискредитацию, через это чтобы опорочить так или иначе людей, которым я доверял.

Даже к этому прибавлялось ряд фактов, где я прямо подозревал попытку дискредитировать меня через мою родню. Несколько месяцев тому назад, я, например, случайно узнаю, что в наружной разведке работает мой племянник. Сам он портной, до этого работал на фабрике, неграмотный и никак не подходит к этой работе. Распорядился выгнать его с работы. Недавно узнал, что он получил в ЧК квартиру. Как мне говорят, его специально вызывал Заковский и всячески устраивал ему все удобства. До недавнего времени комендантом в одном из наших объектов работал брат. Характеристика его Вам известна. Я о нем рассказывал в связи с арестом Воловича. Это полууголовный элемент в прошлом. Никакой связи я с ним не поддерживаю с детства. Просил несколько раз Фриновского вышибить его с работы и дал ему характеристику этого человека. Он все время тянул, обещал вызвать переговорить, не торопиться. Недавно узнаю, оказывается, и этот успел получить квартиру. Подозревал, что это не простое подхалимство, тем более что многие из этих «подхалимов» знали мое отношение к такого рода делам. Наконец, семейные дела. Вы о них знаете.

Во всем этом я оказался не прав. Переживал очень и очень тяжело. Мне всегда казалось, что я знаю, чувствую людей. Это самый, пожалуй, тяжелый для меня вывод – что я их знал плохо. Я никогда не предполагал глубины подлости, до которой могут дойти все эти люди.

Переживаю и сейчас тяжело. Товарищи, с которыми дружил и которые, показалось мне, неплохо ко мне относятся, вдруг все отвернулись, словно от чумного, даже поговорить не хотят.

Все это, конечно, сказывалось на настроениях и сказывается, хотя в другой форме, сейчас.

г) Переживал и назначение в замы т. Берия. Видел в этом элемент недоверия к себе, однако думал, все пройдет. Искренне считал и считаю его крупным работником, я полагал, что он может занять пост наркома. Думал, что его назначение – подготовка моего освобождения.

д) Наконец (я так думаю), не малую роль во всем этом сыграло мое физическое состояние. За два последних года напряженной, нервной работы, в сильной степени напрягли всю нервную систему. Обострились все восприятия, появилась мнительность.

Вот, пожалуй, все о причинах настроений. Во всем виноват я и только я.

2. О моих грехах перед ЦК ВКП(б) и перед Вами, тов. Сталин.

а) Я уже говорил Вам, что еще задолго до назначения т. Берия у некоторых людей в аппарате, и главным образом у Фриновского, были предубежденные отношения к грузинским делам по линии ЧК.

Трудно припомнить все факты (их много), однако я чувствовал это очень часто. Пожалуй, я не ошибусь, если скажу, что у Фриновского это обострилось после известных показаний Сефа, о которых он узнал от Багирова. Первое время я думал, что это просто известная ведомственная ревность, поскольку грузинский ЧК не всегда соблюдал служебную субординацию. Затем я стал думать и даже спрашивал у Фриновского, не были ли плохими его личные взаимоотношения с Гоглидзе в бытность Фриновского в Грузии. Казалось, и это отпало. Однако критическое отношение не исчезало. Фриновский, например, мне очень часто говорил: «Ну все, кто работал когда-либо в Закавказье, обязательно пройдут по каким-либо показаниям в Грузии, линуют там дела» и т. д.

С назначением т. Берия эти настроения Фриновского как нельзя лучше совпали с моими. В первый же день его приезда из ДВК сразу заговорили о Берия (он еще тогда не знал о назначении). Видя мое минорное отношение к назначению, он довольно откровенно разговорился о моей будущей плохой жизни от Берия. Затем эти разговоры в разное время с некоторыми перерывами продолжались вплоть до последнего времени (последняя встреча с Фриновским во время ноябрьских праздников). Прямо говорю, что эти разговоры приняли недопустимую форму демонстрации против т. Берия.

Коротко вся суть разговоров сводилась (суммируя все) к следующему: 1) с Берия я не сработаюсь; 2) будут два управления; 3) необъективно будет информироваться ЦК и т. Сталин; 4) недостатки буду возводиться в систему; 5) не побрезгует любыми средствами, чтобы достигнуть намеченной цели.

В качестве причин приводил примеры: у т. Берия властный характер. Не потерпит подчиненности. Не простит, что Буду Мдивани «раскололи» в Москве, а не в Тифлисе. Не простит разгрома Армении, поскольку это не по его инициативе, – не простит Магабели, не простит Горячева. Советовал держать крепко вожжи в руках. Не давать садиться на голову. Не хандрить, а взяться крепко за аппарат, чтобы он не двоил между т. Берия и мной. Не допускать людей т. Берия в аппарат.

Я всю эту мразь выслушивал с сочувствием. Советовался, что делать. В частности, советовался, показать ли Вам известные уже о т. Берия архивные документы.

Касаясь дел Грузии, говорил он также и следующее: ошибка, что я не послушал его и вовремя не проконтролировал Грузию. Допустил много вольностей для Грузии. Подозрительно, что т. Берия хочет уничтожить всех чекистов, когда-либо работавших в Грузии. Говорил, что все свое самое близкое окружение т. Берия перестрелял. Он должен за это окружение отвечать.

Словом, накачивал крепко. Я, в свою очередь, не только слушал, но во многом соглашался и говорил ему [о] плохом отношении т. Берия к Фриновскому.

В результате всего этого сволочного своего поведения я наделал массу совершено непростительных глупостей. Они выражались в следующем: а) всякое справедливое критическое замечание т. Берия в работе аппарата я считал необъективным; б) мне казалось что т. Берия недоучитывает обстановку, в которой мне пришлось вести работу, и недоучитывал, что работа все же проделана большая; в) мне казалось, что т. Берия оттирает меня от работы ГУГБ; г) мне казалось, что т. Берия недостаточно объективен в информации ЦК; и наконец, д) что все это направлено персонально против меня.

Не так давно среди изданий, посвященных Берии, появился дневник Лаврентия Павловича, вышедший под редакцией С. Кремлева. Действительно ли эта рукопись вышла из-под пера грозного наркома, неизвестно.

«20 ноября 1938 года. Всю ночь просидели у Кобы, разбирались с Ежовым. Все одно к одному. Если Ежов сам не враг, то вокруг него врагов хватало. И еще не всех мы вскрыли…

Как бывает? Думают, получил власть, можешь есть всласть. И начинают шкурничать, барахолить, потом манкируют, потом на чем-то попался, а чаще всего на бабах… ты на крючке. Сам не заметил, как стал враг.

А то еще наши зас…цы чекисты. Тебе большая власть, ты ей пользуйся для дела и осторожно. Так нет, начинают строить из себя, как Коба сказал сегодня, наполеончиков. Начинают думать, что они самые умные, а Коба дурак, а Лаврентий дурак, обстановки не знают. Потом идет заговор. Не убить Кобу не выйдет. А убить Кобу – это не шутка. И неизвестно, что выйдет. А власти хочется. Не чтобы дело делать, а чтобы власть иметь. А кто-то считает, что лучше Кобы будет. То троцкисты, то правые. Таких умников мы за эти годы видели, ого! Давно видно, если хочешь делать дело, делай его с Кобой. Он если ошибется, поправится, только ошибается он редко, а в главной линии никогда еще не ошибся…»

 

Берия – нарком внутренних дел СССР

Действительно, в ночь на 20 ноября 1938 года Сталин провел совещание, на котором присутствовали В. М. Молотов, А. И. Микоян, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, Г. М. Маленков, А. А. Андреев, А. А. Жданов. Был также глава НКВД Н. И. Ежов и призванный вождем из Грузии в столицу Л. П. Берия. Ежов на этом заседании был обвинен в потворстве деятельности врагов советской власти, пробравшихся в спецслужбы. Кроме этого, Ежову было поставлено в вину невнимательное отношение к возможным заговорам с целью убийства Сталина. На этом совещании судьба всесильного, как выразился вождь, «наполеончика» Ежова была решена.

Именно при нем развернулись наиболее массовые репрессии, получившие потом название Большого террора, жертвами которого при Ежове стали более шестисот тысяч человек. Но к весне 1938 года Ежов сам оказался под угрозой, как минимум, опалы – назначение его в дополнение к прежней должности наркомом водного транспорта многими, и прежде всего самим Ежовым, было воспринято как недобрый знак. А вскоре у него появился новый заместитель – Л. П. Берия. На Ежова посыпались обвинения в некомпетентности и потворстве предателям – при нем несколько видных энкавэдэшников бежали за границу. Дело кончилось тем, что Ежов попросил освободить его от должности и, предвидя, что затем его арестуют, просил Сталина не трогать его старую мать.

24 ноября 1938 года Н. И. Ежов был снят с должности главы НКВД. 25 ноября наркомом внутренних дел СССР стал Л. П. Берия. К этому моменту он уже три месяца был одним из двух первых заместителей своего предшественника Ежова, а в первой половине сентября стал единственным первым замом. 29 сентября Берия был назначен начальником Главного управления государственной безопасности НКВД. С приходом его на должность наркома завершился печально знаменитый Большой террор. Резко сократилось количество смертных приговоров по обвинению в контрреволюционной деятельности, многие дела осужденных раньше были пересмотрены. Большинство тех, кто находился к этому моменту под следствием, вышли на свободу. Всего эксперты оценивают число освобожденных из тюрем и лагерей в двести тысяч человек.

Здание НКВД на Лубянке. Кабинет Берии был на 3 этаже

В начале января 1939 года состоялась встреча ведущих сотрудников внешней разведки с наркомом внутренних дел Л. П. Берией. Согласно дошедшим до наших дней мемуарам одного из участников, будущего генерал-лейтенанта В. Г. Павлова, «вместо новогодних поздравлений Берия объявил, что все разведчики, возвратившиеся из-за кордона, были завербованы иностранными спецслужбами. Обращаясь к Александру Михайловичу Короткову{Заместитель начальника 1-го отделения внешней разведки, лейтенант госбезопасности, легендарный советский разведчик-нелегал, которого до и после того искало гестапо.}, Берия сказал: «Вы завербованы гестапо и поэтому увольняетесь из органов».

После этого Коротков решился на рискованный поступок – он написал рапорт на имя Берии, в котором попросил пересмотреть это решение, поскольку «…не чувствую за собой какой-либо вины перед партией и не был в чем-то замаран, думаю, что не заслужил этого увольнения.

За границей я в общей сложности пробыл четыре года, из них два с половиной в подполье… Ехал за границу только из-за желания принести своей работой там пользу и думаю, что не один знающий меня человек может подтвердить, что я не барахольщик и что меня не прельщает заграничное житье…»

После этого в защиту Короткова выступили некоторые сотрудники внешней разведки, обратившиеся в партком Главного управления государственной безопасности НКВД. Затем нарком Берия вызвал Короткова для личной беседы, после которой и был подписан приказ о его восстановлении в разведке. Вскоре разведчик был отправлен в командировку в Европу. А в середине декабря 1940 года резидент НКВД в Берлине А. Кобуров (родной брат одного из приближенных Берии, замнаркома Б. Кобурова) получил из Центра шифровку. В ней сообщалось о появлении в Берлине Короткова: «…основным его заданием на первое время, согласно указаниям тов. Павла{Псевдоним Л. П. Берии для оперативной переписки.}, будет работа с «Корсиканцем» и детальная разработка всех его связей с целью новых вербовок среди них».

Под псевдонимом «Корсиканец» проходил один из самых ценных для отечественной разведки источников информации в Третьем рейхе – старший правительственный советник имперского министерства экономики А. Харнак.

Как пишут в своей книге «Тайные информаторы Кремля» В. С. Антонов и В. Н. Карпов, в марте 1941 года Коротков на основании его данных написал личный доклад Берии, в том числе предупреждая об угрозе нападения со стороны Германии:

«Товарищу Павлу – лично.

В процессе работы с «Корсиканцем» от него получен ряд данных, говорящих о подготовке немцами военного выступления против Сов. Союза на весну текущего года… Знакомый «Корсиканца» Х., имеющий связи в военных кругах, заявил ему, что подготовка удара против СССР стала очевидностью. Об этом свидетельствует расположение сконцентрированных на нашей границе немецких войск… Упомянутый источник недавно заявил, что выступление против Советского Союза является решенным вопросом…»

17 июля 1939 года появилось решение Верховного Суда Советского Союза об объявлении Ф. Ф. Раскольникова, бывшего советского государственного и военного деятеля, невозвращенца, вне закона. Это автоматически означало исполнение смертного приговора при попадании на советскую территорию. Еще 21 ноября 1929 года в СССР было принято постановление ЦИК «Об объявлении вне закона должностных лиц – граждан СССР за границей, перебежавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и отказывающихся вернуться в СССР», в котором указывалось о расстреле таких невозвращенцев в течение суток после удостоверения их личности.

В 1934–1938 годах Раскольников являлся полномочным представителем Советского Союза в Болгарии, в апреле 1938 года с семьей по вызову руководства поехал поездом на Родину и в Берлине случайно узнал из купленной на вокзале газете о снятии себя с должности полпреда. После этого перебрался в Париж, пытался «договориться» со Сталиным, отправляя письма, о сохранении ему советского гражданства. После неудачи переговоров сначала опубликовал в местной эмигрантской газете письмо «Как меня сделали „врагом народа“», а через месяц после объявления его вне закона, 17 августа 1937 года, написал свое знаменитое «Открытое письмо Сталину».

9 ноября 1939 года нарком внутренних дел Берия подписал приказ «О недостатках в следственной работе органов НКВД». Согласно этому документу, надлежало установить повсюду строгий контроль над соблюдением всех уголовно-процессуальных норм, а тех людей, кто был арестован незаконно, – освободить. Прежде всего это относилось к арестам, совершенным при предшественнике Берии, Ежове. После выхода приказа только до конца 1939 года было освобождено свыше трехсот тысяч человек. В приказе были приведены многочисленные примеры не только небрежного расследования или обращения с документами, но и случаи, когда человек, чье дело было прекращено постановлением прокуратуры, оставался в заключении по воле сотрудника НКВД. Было и такое, когда в тюрьме находился заключенный, на которого не было даже заведено никакого дела.

26 октября 1940 года Берия подписал приказ «О награждении работников НКВД». Ряд сотрудников надлежало премировать в размере месячного оклада, другим полагалось в награду по 800 рублей. Среди тех, кто был отмечен в первой части списка, значился майор В. М. Блохин, дослужившийся впоследствии до генерал-майора. С 1926 по 1953 год он был начальником комендатуры ОГПУ – НКВД – МГБ, и среди его обязанностей была организация расстрелов. Существует мнение, подкрепленное свидетельствами очевидцев, что Блохин регулярно расстреливал приговоренных лично и на его счету десять, а то и пятнадцать тысяч убитых. Пользовался он при этом немецким пистолетом «вальтер». В конце 1953 года Блохин был уволен со службы и лишен воинского звания, вскоре после чего, по разным версиям, то ли умер от инфаркта, то ли застрелился.

 

Убийство Троцкого

27 мая 1940 года произошло первое покушение на Л. Д. Троцкого, организованное по приказу Сталина и окончившееся неудачей. Руководил этой акцией (получившей название «Операция „Утка“») советский секретный агент, разведчик-нелегал, работавший в странах Латинской Америки. В этот день группа вооруженных автоматическим оружием молодых людей под командованием известного мексиканского художника (и по убеждениям – пламенного революционера, сторонника СССР и верящего в непогрешимость Сталина) Д. Сикейроса ворвалась на виллу, где жил Троцкий, и начала неприцельную стрельбу. Но ни сам Троцкий, ни его родные (жена и внук), успевшие спрятаться за массивной кроватью, не пострадали. Вызванная после ухода налетчиков полиция нашла на стенах множество следов от выстрелов и начала расследование, которое привело к Сикейросу. Но, несмотря на все заявления Троцкого, так и не было доказана роль Сталина в организации этого покушения. Однако эта попытка избавиться от Троцкого не стала последней, хотя его роль как внешнего врага Советского Союза, по мнению Сталина, уже была исчерпана.

20 августа 1940 года Лев Давидович, живший на своей вилле в Мексике, был смертельно ранен, получив удар ледорубом по голове от агента НКВД Р. Меркадера. Несмотря на все усилия врачей, через несколько часов Троцкий скончался. Его убийца, сданный в полицию, на суде заявил о своих идейных разногласиях с Троцким, умолчав о том, что исполнил тайную волю Сталина. Да и официальные представители СССР опровергли версию о причастности к убийству, обвинив в этом тех, кто поначалу поверил Троцкому, а затем разочаровался в нем и его лживых идеях.

Состоялся суд, приговоривший Меркадера к двадцати годам заключения. Он отбыл их полностью, после освобождения уехал на Кубу, откуда его тайно переправили в СССР. Здесь руководители страны и разведки выполнили обещание о награде, данное более двадцати лет назад. 8 июня 1960 года убийце врага советского народа Л. Троцкого – Р. Меркадеру были вручены руководителем КГБ СССР А. Н. Шелепиным орден Ленина и медаль «Золотая Звезда» (за номером 11 089). Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Лопеса Рамона Ивановича (на эту фамилию Меркадеру были оформлены документы в Советском Союзе) был подписан немногим более чем за неделю до этого, 31 мая 1960 года. Помимо звания Меркадеру дали четырехкомнатную квартиру и государственную дачу.

 

Покушения на Сталина

Организация покушений на Сталина регулярно вменялась среди прочего в вину «врагам народа».

Одно из покушений произошло 16 ноября 1931 года в Москве. В вождя попытался выстрелить из револьвера офицер белой армии Огарев, приехавший в Москву как представитель западной нефтеторговой фирмы. Огарев был активным деятелем «Русского общевоинского союза»{Объединял русские эмигрантские военные организации и союзы во всех странах в 1924–1940 годах, создан генералом П. Н. Врангелем.}, об этом стало известно НКВД, отследившему его приезд и обеспечившему Огарева квартирой, хозяин которой был сотрудником спецслужб. Были подозрения, что приезжий работает на английскую разведку. 16 ноября Огарев и хозяин квартиры отправились на прогулку после обеда и на Ильинке столкнулись со Сталиным, который шел, как это тогда было принято, в сопровождении единственного охранника – Власика. Огарев на мгновение застыл, глядя на советского вождя, а потом потянулся за револьвером, но чекист успел сбить террориста-импровизатора с ног. После этого появилось специальное решение Политбюро, запрещавшее Сталину ходить пешком по Москве.

25 января 1939 года на советско-турецкой границе была уничтожена группа диверсантов, намеревавшаяся организовать покушение на Сталина в Мацесте, где советский вождь периодически поправлял здоровье в санатории, принимая лечебные ванны. Идея такого покушения принадлежала беглому сотруднику НКВД – начальнику Дальневосточного управления Г. С. Люшкову, который за некоторое время до того перешел в Манчжурии границу и попал к японцам. В свое время Люшков был начальником Азово-Черноморского управления НКВД и знал особенности устройства ванного корпуса санатория. Ночью по водостоку, где в это время снижался уровень воды, можно было добраться до подсобных помещений корпуса. Осуществить покушение должны были бывшие белогвардейцы. Но агент НКВД выяснил их планы задолго до подхода к границе, и группу уже ждала засада.

Документы свидетельствуют
18 января 1935 г.

Закрытое письмо ЦК ВКП(б)
Центральный Комитет Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков)

СЕКРЕТНО

Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова

Ко всем организациям партии

Теперь, когда очаг злодеяния – зиновьевская антисоветская группа – разгромлена до конца, а виновники злодеяния уже понесли должное наказание, ЦК считает, что настало время подвести итог событиям, связанным с убийством тов. Кирова, дать им политическую оценку и извлечь уроки, вытекающие из анализа этих событий.

Настоящее письмо ЦК ВКП(б) имеет своей целью облегчить партийным кадрам выполнение этой именно итоговой задачи.

I

ФАКТЫ

Необходимо, прежде всего, отметить установленные следствием и судом следующие неоспоримые факты:

1) злодейское убийство совершено ленинградской группой зиновьевцев, именовавшей себя «Ленинградским центром»;

2) идейным и политическим руководителем «Ленинградского центра» был «Московский центр» зиновьевцев, который не знал, по-видимому, о подготовлявшемся убийстве т. Кирова, но наверное знал о террористических настроениях «Ленинградского центра» и разжигал эти настроения;

3) отличаясь друг от друга настолько же, насколько могут отличаться вдохновители злодеяния от исполнителей злодеяния, оба эти «центра» составляли одно целое, ибо их объединяла одна общая истрепанная, разбитая жизнью троцкистско-зиновьевская платформа и одна общая беспринципная, чисто карьеристская цель – дорваться до руководящего положения в партии и правительстве и получить, во что бы то ни стало, высокие посты;

4) потеряв доверие рабочего класса благодаря своей реакционной платформе и лишив себя возможности рассчитывать на какую бы то ни было поддержку партийных масс, зиновьевцы ради достижения своих преступных целей скатились в болото контрреволюционного авантюризма, в болото антисоветского индивидуального террора, наконец – в болото завязывания связей с латвийским консулом в Ленинграде, агентом немецко-фашистских интервенционистов;

5) чтобы скрыть от партии свои преступные дела и сохранить вместе с тем свои партийные билеты, дающие доступ во все учреждения и ко всем руководителям партии, зиновьевцы стали на путь двурушничества как главного метода своих отношений с партией, маскируя свои злодейские дела клятвами и заявлениями о верности партии и преданности Советской власти, то есть стали на тот же путь, на который обычно становятся белогвардейские вредители, разведчики и провокаторы, когда они хотят проникнуть в наш стан, втереться в доверие и напакостить там;

6) двурушничество зиновьевцев, прикрытое партбилетами, облегчило им возможность подготовки и совершения злодейского убийства тов. Кирова;

7) недостаточная бдительность Ленинградской организации, особенно же невнимательное отношение и прямая халатность к элементарным требованиям охраны со стороны органов Наркомвнудела в Ленинграде, получивших с разных сторон за месяц до убийства тов. Кирова сообщения о готовящемся покушении на тов. Кирова и не принявших никаких серьезных мер охраны, затруднили партии и правительству возможность предупредить злодейское убийство.

Таковы неоспоримые факты, установленные следствием и судом.

II

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА

Как могло случиться, что партия не заметила существования разветвленной контрреволюционной группы зиновьевцев, а Ленинградская парторганизация, и особенно органы Наркомвнудела в Ленинграде, не только проглядели контрреволюционно– террористическую «работу» «Ленинградского центра», но не приняли необходимых мер охраны даже после того, когда они получили от разных лиц предупреждения о готовящемся покушении на тов. Кирова?

Следует иметь в виду, что зиновьевская контрреволюционная группа в том ее виде, в каком она раскрылась в результате следствия и суда, представляет нечто совершенно новое, не имеющее прецедента в истории нашей партии. В истории нашей партии бывало немало фракционных группировок. Эти группировки обычно добивались того, чтобы противопоставить свои взгляды линии партии и защищать их открыто перед партией. Но история нашей партии не знает ни одной группировки, которая бы ставила своей задачей скрывать свои взгляды и прятать свое политическое лицо, которая бы клялась лицемерно в верности линии партии и вместе с тем подготовляла террористические покушения против представителей партии. Группа Зиновьева оказалась единственной в истории нашей партии группой, которая сделала двурушничество своей заповедью и скатилась в болото контрреволюционного терроризма, маскируя свои черные дела неоднократными заявлениями в печати и на съезде партии о преданности партии. Партии и ее руководству трудно было предположить, что старые члены партии, вроде Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Бакаева, могут пасть так низко и смешаться, в конце концов, с белогвардейской сворой.

Что касается Ленинградской парторганизации, и особенно органов Наркомвнудела в Ленинграде, то они оказались в некоторых своих звеньях зараженными тем опасным для дела благодушием и той недопустимой для большевика халатностью в отношении вопросов охраны, которые исходят из неправильного предположения о том, что с ростом наших успехов, а значит, и с ростом неудач наших врагов последние становятся будто бы все более и более ручными, безобидными, что, следовательно, нет никаких оснований опасаться того, что доживающие последние дни враги нашей партии могут пойти на террор как на «последнее средство».

Партия давно уже провозгласила, что чем сильнее становится СССР и чем безнадежнее положение врагов, тем скорее могут скатиться враги – именно ввиду их безнадежного положения – в болото террора, что ввиду этого необходимо всемерно усиливать бдительность наших людей. Но эта истина осталась, очевидно, для некоторых наших товарищей в Ленинграде тайной за семью печатями.

Чем же иначе объяснить тот факт, что, несмотря на предупредительные сигналы со стороны ряда товарищей насчет готовящегося покушения на тов. Кирова, органы Наркомвнудела в Ленинграде сочли излишним принять необходимые меры охраны?

Чем же иначе объяснить тот факт, что убийца т. Кирова, изверг Л. Николаев, за 3 недели до совершения убийства задержанный у автомобиля тов. Кирова, когда он кинулся в сторону тов. Кирова при подходе последнего к автомобилю, не был даже обыскан ввиду того, что Николаев предъявил чекистам партийный билет? Разве трудно понять чекисту, что партбилет можно подделать или украсть у его владельца, что сам по себе партбилет без проверки его подлинности, особенно же без проверки его предъявителя, не может служить достаточной гарантией, когда имеешь дело с подозрительным человеком, ведущим себя более чем подозрительно при подходе тов. Кирова к ожидавшему его автомобилю? Куда девалась бдительность?..

Может показаться странным и неестественным, что роль исполнителей террора как последнего средства борьбы умирающих буржуазных классов против Советской власти взяли на себя выродки нашей партии, члены зиновьевской группы. Но если присмотреться к делу поближе, легко понять, что в этом нет ничего ни странного, ни неестественного. В такой большой партии, как наша, нетрудно укрыться нескольким десяткам и сотням выродков, порвавших с партией Ленина и ставших, по сути дела, сотрудниками белогвардейцев.

Разве Малиновский, выходец из рабочего класса, бывший член думской фракции большевиков в 1913 году, не был провокатором? А что такое «большевик»-провокатор, как не выродок нашей партии, как не предатель нашей большевистской партии? А ведь Малиновский был не единственным провокатором в нашей партии.

Разве Зиновьев и Каменев, бывшие раньше ближайшими учениками и сотрудниками Ленина, не вели себя как выродки, как предатели нашей партии, когда они в октябре 1917 года, перед восстанием, а потом и после восстания выступали открыто и прямо пред лицом буржуазии против своего учителя Ленина и его партии? Как же иначе назвать это предательское их поведение, как не поведением выродков и врагов нашей партии? А ведь Зиновьев и Каменев были не единственными членами нашей партии, заслужившими звание выродков и врагов нашей партии.

Установлено, что брат расстрелянного в Ленинграде небезызвестного Владимира Румянцева – одного из столпов ленинградских зиновьевцев – Анатолий Румянцев в 1919 году, во время наступления генерала Юденича на Ленинград перешел на сторону Юденича, расстреливал там пленных коммунистов, командовал белогвардейскими частями против Красной армии под Ленинградом и вообще пакостил, как только мог, причем когда он в результате разгрома Юденича вернулся в Ленинград в 1920 году и стал добиваться приема в партию, брат его, Владимир Румянцев, член нашей партии, член зиновьевской группы, не только не разоблачил его перед партией как белогвардейца и врага рабочего класса, а наоборот – помог ему всем своим авторитетом влезть в партию. Спрашивается: велика ли разница между завзятым белогвардейцем Анатолием Румянцевым и братом его Владимиром Румянцевым, членом нашей партии, одним из лидеров зиновьевской группы в Ленинграде, организовавшей злодейское убийство т. Кирова? Не ясно ли, что Владимир Румянцев, укрывавший своего брата-белогвардейца и протащивший его в партию путем обмана партии, сам давно уже, задолго до убийства т. Кирова, стал белогвардейцем и врагом нашей партии?

Установлено, что брат убийцы тов. Кирова, Леонида Николаева, члена зиновьевской группы в Ленинграде, Петр Николаев, представлял законченный тип белогвардейца, дважды дезертировал из Красной армии, жил нелегально в Ленинграде, якшался там с открытыми белогвардейцами, ходил с револьвером в руках и искал случая убить хотя бы кого-либо из ответственных работников партии, чтобы перебраться потом через границу и укрыться там от карающей руки Советской власти, причем член партии и член зиновьевской группы Леонид Николаев не только не разоблачил его перед органами Советской власти, а наоборот – укрывал его на своей квартире, снабдил его револьвером и обещал достать ему паспорт в случае его бегства за границу. Не ясно ли, что между открытым белогвардейцем Петром Николаевым и братом его Леонидом Николаевым, членом зиновьевской группы в Ленинграде, а впоследствии убийцей тов. Кирова, не осталось никакой разницы, что Леонид Николаев задолго до убийства тов. Кирова был уже врагом партии и белогвардейцем чистой воды?

Что же тут удивительного или неестественного в том, что именно В. Румянцев и Л. Николаев, эти выродки нашей партии, имевшие богатый опыт по обману партии и укрывательству своих белогвардейских родичей от карающей руки Советской власти, оказались в роли исполнителей контрреволюционных вожделений белогвардейской своры?

Нельзя считать случайностью, что выродки вроде В. Румянцева и Л. Николаева вкупе с их друзьями из таких же выродков вроде Котолынова и Шатского свили себе гнездо именно в зиновьевской группе. Только зиновьевская группа с ее ненавистью к партруководству, с ее предательством и двурушничеством в партии, с ее беспринципностью в политике, с ее готовностью идти на все средства борьбы и всякие жульнические комбинации, – только такая мелкобуржуазная контрреволюционная группа могла считать «своими» выродков типа Румянцева – Николаева – Котолынова – Шатского, только такая подлая группа могла состряпать для этих выродков «подходящую» идеологию, могущую служить «оправданием» их белогвардейских дел.

Ибо что такое зиновьевская антипартийная группа, поскольку окончательно выяснилась ее физиономия из материалов следствия и суда?

Ленинизм требует, чтобы члены партии были верными сынами своей партии, преданными ей до конца. А зиновьевцы подменили все это в своей практике изменой в отношении партии и предательством в отношении ее интересов, жульнически прикрываясь, как маской, словесными заверениями о своей верности и преданности партии.

Ленинизм требует, чтобы члены партии были принципиальными в политике и правдивыми в отношении партии. А зиновьевцы превратили свои заверения о принципиальности и правдивости перед партией в маску, прикрывающую их политическую беспринципность и двурушничество, лицемерие и обман партии.

Ленинизм считает, что меньшинство не должно пытаться навязать свою волю большинству партии, что меньшинство должно, безусловно, подчиняться большинству, ибо в этом основа демократического централизма. Зиновьевцы же, наоборот, исходят из того, что меньшинство имеет право навязать свою волю большинству партии, хотя бы путем насилия, хотя бы путем террора. И это называется у них внутрипартийной демократией!

Ленинизм высказывается против индивидуального террора. А зиновьевцы считают, что если индивидуальный террор и непригоден в отношении буржуазии, то его вполне можно допустить в отношении ответственных работников партии.

Вот вам некоторые, наиболее бросающиеся в глаза черты зиновьевской антисоветской группы.

Разве не ясно, что только такая подлая группа могла приютить, «воспитывать» и растлить окончательно выродков типа Николаева, Румянцева, Котолынова, Шатского?

Разве не ясно, что только «воспитанники» этой подлой группы, имевшие к тому же членские билеты, дающие им доступ во все партийные учреждения, могли представлять наиболее удобное орудие для выполнения террористических вожделений контрреволюционной буржуазии и ее фашистско-белогвардейской агентуры?

III

ВЫВОДЫ

Из изложенного вытекают следующие основные выводы:

1) Зиновьевская антипартийная группа является единственной в истории нашей партии группой, которая в своей практике превратила двурушничество в систему. История нашей партии знает немало фракционных группировок. Их отличительная черта состояла в том, что они не скрывали своих разногласий с партией, не скрывали своих взглядов и открыто отстаивали их перед партией. Только последние 7–8 лет, когда политическая победа партии и правильность ее линии стали слишком очевидными, а безнадежность позиции всех и всяких антипартийных групп – слишком несомненными, остатки старых фракционных групп стали скрывать свои взгляды и частично переходить на путь двурушничества. Зиновьевская группа является единственной группой, которая не только скрывала свои разногласия с партией, но открыто и систематически шельмовала свою собственную платформу и клялась в своей верности партии, лишь бы войти в доверие и обмануть партию. Тот факт, что гнусный убийца Николаев оказался иудой-предателем с партийным билетом в кармане, а лица, вдохновлявшие его на чудовищное преступление, не только прикрывались званием членов партии, но клялись открыто в верности партии и ее ЦК, – этот факт с несомненностью говорит о том, что двурушничество было тем единственным символом веры, который признавала и проводила до конца зиновьевская группа.

Зиновьевская фракционная группа была самой предательской и самой презренной из всех фракционных групп в истории нашей партии.

2) Зиновьевская фракционная группа является единственной в истории нашей партии группой, которая сочла возможным прибегнуть к террору как методу борьбы против партии и ее руководства. История нашей партии знает немало фракционных группировок. В борьбе этих группировок против линии партии, как и в борьбе партии против этих группировок, применялся обычно один метод: выяснение разногласий, формулировка разногласий, закрытая дискуссия внутри руководящих партийных органов, открытая дискуссия в печати и на партийных собраниях, голосование и подсчет голосов, подчинение меньшинства большинству, наконец – уход из партии тех, которые не считали возможным подчиниться большинству партии, либо исключение из партии наиболее неисправимых фракционеров, ломавших дисциплину и единство партии. История нашей партии не знает ни одного примера, чтобы фракционные группировки в отношении партии или партия в отношении фракционных группировок пытались применить террор. История нашей партии не знает ни одного примера, чтобы группировка, оставшаяся в меньшинстве, пыталась навязать свою волю большинству партии путем насилия, путем террора, чтобы она пыталась применять террор в отношении представителей большинства партии. Зиновьевская фракционная группа является единственной в истории нашей партии группой, которая, обанкротившись вконец и лишившись всякой поддержки партийных масс, скатилась на этот презренный, белогвардейский путь.

Зиновьевская фракционная группа была, по сути дела, замаскированной формой белогвардейской организации, вполне заслуживающей того, чтобы с ее членами обращались, как с белогвардейцами.

3) При нынешних условиях полной и решительной победы линии партии, когда открытая борьба с политикой партии стала явно безнадежной, двурушничество является тем злом, которое только и может поддерживать и прикрывать существование антипартийных элементов внутри партии. Задача состоит в том, чтобы вытравить и искоренить это зло без остатка. Двурушник не есть только обманщик партии. Двурушник есть вместе с тем разведчик враждебных нам сил, их вредитель, их провокатор, проникший в партию обманом и старающийся подрывать основы нашей партии, а следовательно, основы нашего государства, ибо подрывать мощь нашей партии, являющейся правящей партией, значит подрывать мощь нашего государства. Поэтому в отношении двурушника нельзя ограничиваться исключением из партии – его надо еще арестовать и изолировать, чтобы помешать ему подрывать мощь государства пролетарской диктатуры.

4) Надо покончить с оппортунистическим благодушием, исходящим из ошибочного предположения о том, что по мере роста наших сил враг становится будто бы все более ручным и безобидным. Такое предположение в корне неправильно. Оно является отрыжкой правого уклонизма, уверявшего всех и вся, что враги будут потихоньку вползать в социализм, что они станут в конце концов настоящими социалистами. Не дело большевиков почивать на лаврах и ротозействовать. Не благодушие нужно нам, а бдительность, настоящая большевистская революционная бдительность. Надо помнить, что чем безнадежнее положение врагов, тем охотнее они будут хвататься за «крайнее средство» как единственное средство обреченных в их борьбе с Советской властью. Надо помнить это и быть бдительными. События, связанные с убийством тов. Кирова, показывают, что непонимание этой истины сыграло злую шутку с работниками Наркомвнудела в Ленинграде. Пусть это послужит нам уроком. Это не значит, конечно, что нужно охаивать огульно ленинградских работников Наркомвнудела. Но это, несомненно, значит, что надо им помогать систематически как людьми, так и советами, будить и заострять их бдительность, подымать и укреплять их боевую готовность. Ибо надо иметь в виду, что Ленинград является единственным в своем роде городом, где больше всего осталось бывших царских чиновников и их челяди, бывших жандармов и полицейских, что эти господа, расползаясь во все стороны, разлагают и портят наши аппараты, а близость границ, облегчающая возможность укрыться от преследований, создает у преступных элементов чувство безнаказанности, что именно ввиду этого большевистская бдительность является той путеводной звездой, которая должна освещать дорогу прежде всего и в особенности именно ленинградским работникам.

5) Нужно поставить на должную высоту преподавание истории партии среди членов партии, изучение всех и всяких антипартийных группировок в истории нашей партии, их приемов борьбы с линией партии, их тактики и – тем более – изучение тактики и приемов борьбы нашей партии с антипартийными группировками, тактики и приемов, давших нашей партии возможность преодолеть и разбить наголову эти группировки. Нужно, чтобы члены партии были знакомы не только с тем, как партия боролась и преодолевала кадетов, эсеров, меньшевиков, анархистов, но и с тем, как партия боролась и преодолевала троцкистов, «демократических централистов», «рабочую оппозицию», зиновьевцев, правых уклонистов, право-левацких уродов и т. п. Нельзя забывать, что знание и понимание истории нашей партии является важнейшим средством, необходимым для того, чтобы обеспечить полностью революционную бдительность членов партии.

СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СССР
Председатель Совета Народных Комиссаров СССР

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВКП(б)
В. МОЛОТОВ

ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Секретарь Центрального Комитета ВКП(б)

от 17 ноября 1938 г. № 81
И. СТАЛИН

ОБ АРЕСТАХ, ПРОКУРОРСКОМ НАДЗОРЕ И ВЕДЕНИИ СЛЕДСТВИЯ

СНК СССР и ЦК ВКП(б) отмечают, что за 1937–1938 гг. под руководством партии органы НКВД проделали большую работу по разгрому врагов народа и очистке СССР от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников, представлявших из себя серьезную опору иностранных разведок в СССР и, в особенности, разведок Японии, Германии, Польши, Англии и Франции.

Одновременно органами НКВД проделана большая работа также и по разгону шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок, переброшенных в СССР в большом количестве из-за кордона под видом так называемых политэмигрантов и перебежчиков из поляков, румын, финнов, немцев, латышей, эстонцев, харбинцев и проч.

Очистка страны от диверсионных повстанческих и шпионских кадров сыграла свою положительную роль в деле обеспечения дальнейших успехов социалистического строительства.

Однако не следует думать, что на этом дело очистки СССР от шпионов, вредителей, террористов и диверсантов окончено.

Задача теперь заключается в том, чтобы, продолжая и впредь беспощадную борьбу со всеми врагами СССР, организовать эту борьбу при помощи более совершенных и надежных методов.

Это тем более необходимо, что массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 гг., при упрощенном ведении следствия и суда не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры. Больше того, враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, проводили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая от разгрома своих сообщников, в особенности засевших в органах НКВД.

Главнейшими недостатками, выявленными за последнее время в работе органов НКВД и прокуратуры, являются следующие.

Во-первых, работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования.

Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для производства массовых арестов.

Это привело к тому, что и без того слабая агентурная работа еще более отстала и, что хуже всего, многие наркомвнудельцы потеряли вкус к агентурным мероприятиям, играющим в чекистской работе исключительно важную роль.

Это, наконец, привело к тому, что при отсутствии надлежаще поставленной агентурной работы следствию, как правило, не удавалось полностью разоблачить арестованных шпионов и диверсантов иностранных разведок и полностью вскрыть все их преступные связи.

Такая недооценка значения агентурной работы и недопустимо легкомысленное отношение к арестам тем более нетерпимы, что Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) в своих Постановлениях от 8 мая 1933 года, 17 июня 1935 года и, наконец, 3 марта 1937 года давали категорические указания о необходимости правильно организовать агентурную работу, ограничить аресты и улучшить следствие.

Во-вторых, крупнейшим недостатком работы органов НКВД является глубоко укоренившийся упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными (показания свидетелей, акты экспертизы, вещественные доказательства и проч.).

Часто арестованный не допрашивается в течение месяца после ареста, иногда и больше. При допросах арестованных протоколы допроса не всегда ведутся. Нередко имеют место случаи, когда показания арестованного записываются следователем в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время (декада, месяц и даже больше), составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование ст. 138 УПК о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях. Нередки случаи, когда в протокол допроса вовсе не записываются показания обвиняемого, опровергающие те или другие данные обвинения.

Следственные дела оформляются неряшливо, в дело помещаются черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний, помещаются не подписанные допрашиваемым и не заверенные следователем протоколы показаний, включаются неподписанные и неутвержденные обвинительные заключения и т. п.

Органы прокуратуры, со своей стороны, не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов. Органы прокуратуры не только не устраняют нарушений революционной законности, но фактически узаконяют эти нарушения.

Такого рода безответственным отношением к следственному производству и грубым нарушением установленных законом процессуальных правил нередко умело пользовались пробравшиеся в органы НКВД и прокуратуры – как в центре, так и на местах – враги народа. Они сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные документы, привлекая к уголовной ответственности и подвергая аресту по пустяковым основаниям и даже вовсе без всяких оснований, создавали с провокационной целью «дела» против невинных людей, а в то же время принимали все меры к тому, чтобы укрыть и спасти от разгрома своих соучастников по преступной антисоветской деятельности. Такого рода факты имели место как в центральном аппарате НКВД, так и на местах.

Все эти отмеченные в работе органов НКВД и прокуратуры совершенно нетерпимые недостатки были возможны только потому, что пробравшиеся в органы НКВД и прокуратуры враги народа всячески пытались оторвать работу органов НКВД и прокуратуры от партийных органов, уйти от партийного контроля и руководства и тем самым облегчить себе и своим сообщникам возможность продолжения своей антисоветской, подрывной деятельности.

В целях решительного устранения изложенных недостатков и надлежащей организации следственной работы органов НКВД и прокуратуры СНК СССР и ЦК ВКП(б) постановляют:

1. Запретить органам НКВД и прокуратуры производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению.

В соответствии со ст. 127 Конституции СССР аресты производить только по постановлению суда или с санкции прокурора.

Выселение из погранполосы допускается в каждом отдельном случае с разрешения СНК СССР и ЦК ВКП(б) по специальному представлению соответствующего обкома, крайкома или ЦК нацкомпартий, согласованному с НКВД СССР.

2. Ликвидировать судебные тройки, созданные в порядке особых приказов НКВД СССР, а также тройки при областных, краевых и республиканских Управлениях РК милиции.

Впредь все дела в точном соответствии с действующими законами о подсудности передавать на рассмотрение судов или Особого совещания при НКВД СССР.

3. При арестах органам НКВД и прокуратуры руководствоваться следующим:

а) согласование на аресты производить в строгом соответствии с Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 года;

б) при истребовании от прокурора санкций на арест – органы НКВД обязаны представить мотивированное постановление и все, обосновывающие необходимость ареста, материалы;

в) органы прокуратуры обязаны тщательно и по существу проверить обоснованность постановлений органов НКВД об арестах, требуя, в случае необходимости, производства дополнительных следственных действий или представления дополнительных следственных материалов;

г) органы прокуратуры обязаны не допускать производства арестов без достаточных оснований.

Установить, что за каждый неправильный арест, наряду с работниками НКВД, несет ответственность и давший санкцию на арест прокурор.

4. Обязать органы НКВД при производстве следствия в точности соблюдать все требования Уголовно-процессуальных кодексов.

В частности:

а) заканчивать расследование в сроки, установленные законом;

б) производить допросы арестованных не позже 24 часов после их ареста; после каждого допроса составлять немедленно протокол в соответствии с требованием ст. 138 УПК с точным указанием времени начала и окончания допроса.

Прокурор при ознакомлении с протоколом допроса обязан на протоколе делать надпись об ознакомлении с обозначением часа, дня, месяца и года;

в) документы, переписку и другие предметы, отбираемые при обыске, опечатывать немедленно на месте обыска, согласно ст. 184 УПК, составляя подробную опись всего опечатанного.

5. Обязать органы прокуратуры в точности соблюдать требования Уголовно-процессуальных кодексов по осуществлению прокурорского надзора за следствием, производимым органами НКВД.

В соответствии с этим обязать прокуроров систематически проверять выполнение следственными органами всех установленных законом правил ведения следствия и немедленно устранять нарушения этих правил: принимать меры к обеспечению за обвиняемым предоставленных ему по закону процессуальных прав и т. п.

В связи с возрастающей ролью прокурорского надзора и возложенной на органы прокуратуры ответственностью за аресты и проводимое органами НКВД следствие признать необходимым:

а) установить, что все прокуроры, осуществляющие надзор за следствием, производимым органами НКВД, утверждаются ЦК ВКП(б) по представлению соответствующих обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий и Прокурора Союза ССР;

б) обязать обкомы, крайкомы и ЦК нацкомпартий в 2-месячный срок проверить и представить на утверждение в ЦК ВКП(б) кандидатуры всех прокуроров, осуществляющих надзор за следствием в органах НКВД;

в) обязать Прокурора Союза ССР т. Вышинского выделить из состава работников центрального аппарата политически проверенных квалифицированных прокуроров для осуществления надзора за следствием, проводимым центральным аппаратом НКВД, и в двухдекадный срок представить их на утверждение ЦК ВКП(б).

7. Утвердить мероприятия НКВД СССР по упорядочению следственного производства в органах НКВД, изложенные в Приказе от 23 ноября 1938 г. В частности, одобрить решение НКВД об организации в оперативных отделах специальных следственных частей.

Придавая особое значение правильной организации следственной работы органов НКВД, обязать НКВД СССР обеспечить назначение следователями в центре и на местах лучших, наиболее проверенных политически и зарекомендовавших себя на работе квалифицированных членов партии.

Установить, что все следователи органов НКВД в центре и на местах назначаются только по приказу народного комиссара внутренних дел СССР.

8. Обязать НКВД СССР и Прокурора Союза ССР дать своим местным органам указания по точному исполнению настоящего Постановления.

* * *

СНК СССР и ЦК ВКП(б) обращают внимание всех работников НКВД и прокуратуры на необходимость решительного устранения отмеченных выше недостатков в работе органов НКВД и прокуратуры и на исключительное значение организации всей следственной и прокурорской работы по-новому.

СНК СССР и ЦК ВКП(б) предупреждают всех работников НКВД и прокуратуры, что за малейшее нарушение советских законов и директив партии и правительства каждый работник НКВД и прокуратуры, невзирая на лица, будет привлекаться к суровой судебной ответственности.