КУДА ВЕДЕТ СЛЕД АРГУСА?

Не будем пока задаваться этим вопросом. Пустимся в путь вместе с героями повести - озорной, щедрой на выдумки тройкой - и, уверяю вас, не соскучимся. Нас ждут таинственные, загадочные происшествия, придется побывать во всевозможных переделках. Иногда случится и вовсе потерять след, брести наугад, спотыкаться… Более того, временами, признаюсь, возникает даже какое-то чувство тревоги за юных друзей: а не слишком ли они увлеклись своей игрой? Дойдут ли туда, куда выводит след Аргуса?

Автор, как видно, прекрасно отдает себе отчет в этом. Не случайно в разгар самых захватывающих событий ребятам приходится призадуматься то над одним, то над другим, а к концу уже самим себе задавать вопросы. Аргус исподволь подводит их к тому главному, чрезвычайно важному, что вскоре придется решать всем троим.

Книга, которую вы только что раскрыли, рассказывает о выборе жизненного пути.

Молодым выбирать дорогу на всю жизнь. С кем же посоветоваться? С книгой прежде всего. «По следу Аргуса» - такой советчик, добрый и ненавязчивый.

К будущей профессии ребята примериваются играя. Играют в космос, изобретая некий столб с веревкой для невесомости. Играют в будущие экспедиции, ползая по трубе и преодолевая канавы. Играют, конструируя хитроумное устройство из консервной банки. И примериваются к будущему, читая книги о будущем, - фантастические. В повести вы найдете и фантастику, и горячее обсуждение ее. Ведь фантастика - не только занимательное чтение, в ней описание иных вариантов жизни, истории и техники. Вот, читая и споря, ребята как бы и примеривают к себе те варианты. И сами порой становятся участниками фантастических событий.

Но не все описано в книгах, не про все можно услышать, что-то проходит и мимо. А для выбора лучше всего увидеть своими глазами, прикоснуться своими руками, а также попытаться понять тех, кто приоткрывает перед вами дверцу в будущее, потому что, как справедливо замечает автор, хоть и все дороги открыты для вас., но «многое ли дадут открытые двери при закрытых сердцах?»…

Повесть «По следу Аргуса» - о том, как открываются сердца.

Написал ее для вас Александру Громов, автор ряда книг, вышедших на молдавском и русском языках.

В его родном Кишиневе, насколько можно догадаться, живут и трое друзей, что отправляются по следу Аргуса. Город и его живописные окрестности, хотя и обрисованные бегло, отдельными мазками, предстают зримо: ощущаешь их дыхание, дуновение южного ветра.

В повести фантастика тесно переплетается с действительностью, с городскими буднями: названы конкретные заводы, описаны реальные машины, что, впрочем, нисколько не снижает присущую фантастике напряженность действия.

Но лучше всего вам в этом убедиться самим.

ГЕОРГИЙ ГУРЕВИЧ

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

в которой у меня вдруг вырастает что-то на лбу

Двор наш большой, места хватает. Так нет же, кое-кому, видите ли, в нем тесно.

Особенно нам достается от бабули из шестого подъезда. Хоть и живет она на самой верхотуре, под крышей, и все жалуется то на зрение, то на слух, а чуть что - как из-под земли вырастает.

- Зачем вам эта штука? - строго допытывается она, после того как целых четверть часа к нам приглядывается да прислушивается.

- Известно зачем, - вежливо отвечаем мы. - Чтоб тренироваться. Готовимся к космическим полетам!

Бабуля смотрит на нас, словно это пришельцы с самого Марса свалились. Но мы - народ терпеливый.

- Вот, шест вбили. А наверху видите, что у него? Колесико! Мы к нему четыре веревки привяжем, возьмемся за них, да как разгонимся! И - взлетаем! Летим! А после переходим в состояние невесомости! Ясно? Не-ве-со-мости!

Она внимательно слушает, кивает головой. И в конце концов говорит:

- Сдались мне такие космонавты! На ваших веревках белье бы сушить, хоть какая польза была бы!

Так всегда получается, если берешься ей что-нибудь втолковывать.

Она топчется вокруг, ворчит, вздыхает. И наконец уходит. Надолго ли?

Ну, допустим, шест мы временно отставим, никуда он от нас не уйдет. Уважим бабулю, пока веревок не раздобыли. Отойдем подальше, - есть в глубине двора подходящее местечко: между гаражами и стеной соседнего дома. Полтора шага в ширину, да больше нам и не надо.

Собираемся по одному. Сперва разгуливаем себе у всех на виду, а потом, по очереди, - шмыг за угол, в наш тайник. Были - и нету!

Каникулы только начались, мамы-папы за нас всякие планы строят, куда бы отправить, соседи только и мечтают, как бы от нас отдохнуть, а мы тут сидим-шепчемся и назло им вот что придумываем: в воскресенье, прямо на детской площадке нашего дома четыре дробь четыре состоится большой праздничный концерт.

Мысль, как всегда, подает Заморыш. Беретик, как всегда, крутит носом: нужны мы им больно, песенок вон по телевизору навалом! Да кто ж про песни говорит? Другое что-то… А может, им «Трех поросят» показать? Я прыскаю со смеху: вот это да, давайте сразу репетировать! Кто первый хрюкать начнет? Заморыш строго смотрит из-за очков: обойдемся как-нибудь без четвероногих! Зато с птичками можно какие хочешь фокусы устраивать, она сама читала. Какие такие птички? Попугаи? Канарейки? Необязательно, пусть хоть воробышек будет. Воробышек? Ну да, берешь казанок, зажигаешь в нем огонь, пламя бушует, ты его крышкой накрываешь, потом приподнимаешь ее и - вжик! - прямо из того пламени воробей взлетает. Здорово, а?

Здорово, конечно, только не совсем понятно. Воробья где - под крышкой спрятать? Но тут уж заводится Беретик: был бы казанок с крышкой, там разберемся! А голубь вместо воробья - пойдет? Пойдет! Тогда кто за крышкой, кто за казанком, кто за голубем? Постойте, но ведь голубь - на один раз, выпорхнул - и прощай. А если нас на бис станут вызывать? И в соседние дворы приглашать? Сколько нам тогда голубей понадобится? Так что, выходит, всем за голубями? Да, но один-то кто-нибудь должен о казанке и крышке позаботиться! Кто там поближе к кухне?… Ах, так, взвивается Заморыш, мне, значит, вот где нашли место?!

- Нет, - говорю тогда я, - так не пойдет! Давайте тянуть жребий!

Спички, известно, нам ни к чему, но ведь никакой фокус без них не обойдется. Короче, вынимаю из кармана коробок, выбираю три. Одну обламываю - и слышу у себя над ухом:

- Вот вы где, голубчики! Что, на этот раз решили дом поджечь?

Так сорвалось у нас большое воскресное представление. Ну, а теперь сами скажите: сколько можно терпеть?

Вот тогда и созрел наш план. «План Возмездия?» - тихо спросил Беретик. «План Законного Возмездия», - таким же тихим голосом уточнила Заморыш.

Я зажал спички в руке. Вытянули. Мне досталась обломанная.

Чуть стемнело, я пустился в путь. Шестой подъезд. Вверх по лестнице. Второй этаж… Третий… Четвертый… Еще восемнадцать ступенек… Еще восемь… Приехали! Набираюсь храбрости. Звоню.

- Будьте любезны, не найдется ли у вас немного лаврового листа? - произношу я как можно вежливее первую фразу вступления.

- Найдется, наверное, - слышу в ответ. - Надеюсь, на целый лавровый венок.

Слышу - и ушам своим не верю. Ущипнуть себя, что ли? Может, это со мной во сне происходит?

- Заходи, не стесняйся, - продолжает голос. - Хозяйки, правда, дома нет, но мы и сами разберемся.

В ответ я делаю шаг вперед. Зачем делаю, сам не пойму. Куда это я попал? Может, квартирой ошибся?… Или этажом… Или домом, улицей, городом…

- Значит, лаврового листа, говоришь? Лаврушки? Сейчас сообразим!…

Наконец я осматриваюсь. Прямо передо мной, на полу, кеды. Тихонько поднимаю голову. Тренировочный костюм, темно-синий. Эмблема на груди, не разберу чья. И плечи ой-ой-ой! Штангист небось… Или боксер… А ну как вздумает потренироваться на мне?

- Славно получилось. Я, понимаешь, тут человек новый, на прошлой неделе переехал, только собирался знакомиться. Так что ты очень даже вовремя. - И протягивает руку: - Аугустин Алексеевич.

Я что-то промычал в ответ, дескать, и мне очень приятно и тэ пэ. И послушно так прошел вслед за ним в комнату. Хотя куда умнее было бы тут же сорваться и скатиться по перилам вниз.

- Жилец я новый, - продолжает хозяин, - но кое о чем наслышан. О том, например, что во дворе у нас начинается подготовка космонавтов…

Так и знал! Ее это работа, бабуленьки нашей! Пожаловалась, а я, дурень, попался…

- Ну, и какие у вас еще планы?

Выпытывает, доискивается! Думается, язык у меня развяжется, друзей выдам. Как бы не так, дяденька! Наоборот, своими вопросиками ты сам себя выдал!

Теперь все ясно. И страха как не бывало. «К нему мгновенно вернулось хладнокровие», - как пишут в книгах. Осматриваюсь. В углу, на огромном письменном столе, - куча всякого инструмента. Технарь, понятно. Рядом две бутылки из-под кефира. Ну да, раз спортсмен… Только вряд ли он сдаст их в магазин - у обеих донышко начисто срезано. Зачем они ему, интересно?

- Обещал одним знакомым турбинку соорудить, - перехватывает он мой взгляд. - Никогда не пробовал? Проще простого. Прикладываешь горлышки одно к другому, потом хорошенько заделываешь стык… Сейчас, правда, время позднее, а то мы бы вместе все это проделали.

И опять не пойму, к чему он клонит, что ему от меня нужно. Впрочем, он тут же забывает о своей турбине. И я тоже - есть на столе кое-что поинтереснее: какие-то разноцветные кружочки, квадратики, кубики, треугольники. И к каждому проводок припаян. Наверное, радиоприемники собирает? Или, может, магнитофоны? А микрофон у него где? Не к нашему ли тайнику подведен?

- Это датчики всякие, - бросает он как бы между прочим.

Ага, вот оно что - датчики! Как же это я сразу не догадался? Космонавты ведь прямо обвешаны всякими датчиками. Но он-то, конечно, такой же космонавт, как и мы сами.

- И что же вы ими измеряете? - набираюсь я смелости.

- Да разное… - отвечает. - Вот ты, к примеру, когда термометр под мышкой держишь, не пытаешься его иногда по головке щелкнуть, чтоб ртуть на полтора-два градуса подскочила?

И улыбается, прямо рот до ушей. Мне что, тоже улыбаться?

- Зато если вместо термометра воспользоваться вот этим, - он берет со стола красный кругляшок в блестящей оправе и взвешивает его на ладони, - никакие щелчки не помогут.

Понятно, температурный датчик. Но я продолжаю прикидываться:

- Так вы хотите, значит, чтобы все по-честному температуру мерили?

- А если не только температуру? - отвечает он вопросом на вопрос.

- Чтобы все мерить по-честному?

- А если не только мерить? Чтобы все было по-честному!

И снова улыбается. Правда, не так широко, но многозначительно.

Я чую неладное.

- Вы что же… - язык у меня, кажется, слегка заплетается. - Вы их… изобретаете?

- Да нет, - уверяет он меня. - Иногда испытываю, только и всего. - И тут же словно спохватывается: - Постой, дружок. Не хотел бы ты мне помочь в этом деле?

- Я? Помочь?

- Ну да.

- Помочь… чтобы все было по-честному?

- Скажем так. Ну, берешься испытать один датчик?

Теперь, наконец, я начинаю кое о чем догадываться.

- Испытать, значит? На собаке? Или на кролике? Что ж, раздобыть можно. - И тут же, сам не знаю почему, вспоминаю о непойманном воробье. Или голубе.

Но он уставился на меня и говорит - отчетливо, твердо:

- Нет, друг мой, не надо ничего раздобывать. Помочь мне, если хочешь, можешь только ты. Ты лично, понимаешь?

Понимать я теперь ровно ничего не понимаю. Но на всякий случай киваю головой.

- Что ж, отлично! - обрадовался он. - Тогда мы тебе этот датчик приладим. Прямо сейчас, если не возражаешь. А завтра, в это же время, снова встретимся.

Он нашарил что-то на столе, потом подошел к стенному шкафу, порылся в нем и вернулся с кепкой в руке. Ничего кепочка, не самая модная, но и не слишком древняя.

- Значит, так: я прикрепляю датчик, а ты эту кепку наденешь. Без нее тебе не обойтись, иначе покоя не дадут, замучают вопросами…

Видно, я изменился в лице, иначе он не поторопился бы добавить:

- Дело в том, что датчик этот прикрепляется к голове. Так уж ему положено - быть поближе к мозгу.

Я так и прирос к полу.

- Ну да, - успокоил он меня, - мысли ведь в мозгу рождаются, так?

- Так…

- Стало быть, ты и сам уже обо всем догадался. Только не снимай кепку, испытатель!

Про лавровый лист я начисто забыл, он, по-моему, - тоже, я опять что-то промямлил - мол, спасибо за доверие и все такое прочее. А он тем временем не мешкая пришпандорил мне чем-то клейким этот его датчик ко лбу, я только и разглядел, что это был черный треугольник. Тут же я поспешил откланяться, до скорого, мол, свидания, завтра в назначенный час, но это, кажется, было уже по ту сторону двери. И кинулся со всех ног вниз по лестнице.

Хотя нет, кинулся я не сразу. Сперва у меня ноги подкосились. И дыхание сперло. И волосы встали дыбом. Если бы я в тот миг даже натянул кепку, - все равно бы встали. Ведь я - то знал, какая именно мысль привела меня сюда, в шестой подъезд.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ,

в которой мне приходится хлебнуть всякого-разного

На другой день я стал вратарем.

Кто-нибудь может спросить: у вас что, при доме четыре дробь четыре свой стадион? Нет, отвечаю, стадиона нет. А футбол есть.

Все у нас честь по чести: ворота с сеткой, штрафная площадка, вратарская, одиннадцатиметровая отметка. Только все это в единственном числе. И на том спасибо, как говорится, в тесноте да не в обиде. Пусть одни у нас ворота и два угловых флага, все равно - хоть первенство Европы разыгрывай. Допустим, встречаются две команды по пять игроков, или по семь, или по четыре, это не имеет никакого значения. Пятнадцать минут одна команда обороняется, другая нападает. Потом меняются местами. Один, два, три раза - сколько влезет. Сюда даже бабуля не кажет носа. Одна только беда - окна кругом понатыканы, и зачем их столько?

В общем, играем вволю, и даже гостей принимаем. Случается еще, что турнир идет «на вылет», мы вылетаем и становимся зрителями, зато гости остаются и играют себе друг с дружкой, пока сами не вылетят.

На второй день после того приключения в шестом подъезде у меня сперва не было никакой охоты во двор спускаться, - а мы как раз ждали друзей-соперников. Ладно еще мама в командировке, не пришлось дома объясняться по поводу черной шишки на лбу. От партнеров по Плану Возмездия я кое-как отбоярился по телефону, - ненадолго, понятно, - но время шло, начало матча приближалось, и тут я смекнул, что, если сам не спущусь, то весь двор ко мне заявится. Делать нечего, нахлобучил кепку и поплелся.

- Ты чего это вполноги ступаешь, как неживой? - встретил меня Игорь, наш капитан. Наверно, вид у меня был неважнецкий, и он почуял неладное. Но тут же перевел взгляд:

- Охо, и кепчонка у тебя! Дай ее кому-нибудь подержать.

И верно, где это видано, чтобы левый крайний, он же левый защитник, вышел на поле в кепке? Но я не растерялся, тут же выпалил:

- А мне сегодня в воротах стоять. Так что кепка в самый раз.

Капитан еще раз оглядел меня, совсем подозрительно: что это, мол, еще за новости и почему я о них узнаю последним? Но подошел Беретик, - он и есть наш вратарь, - я подхватил его, оттащил в сторону и прошептал на ухо:

- Сегодня ты на левом краю! - И на всякий случай добавил: - Не пиликать, лишних вопросов не задавать, играть в полную силу!

Тут надо сказать, что Беретик у нас в футболе - талантище, прямо-таки родился с мячом у ноги, его куда ни поставь - сыграет. Чего обо мне не скажешь…

С одной стороны, выходит, мне повезло: по жребию нам выпало первыми обороняться. А то пришлось бы мне в кепке полевого игрока изображать. Но с другой… Игорь таращил на меня глаза, подбегал к воротам то справа, то слева, возмущался, упрашивал, совестил, Беретик тяжко вздыхал. Заморыш разводила руками, а мячи так и сыпались в мои ворота. Раза два я порывался подозвать к себе Беретика и поменяться с ним - будь что будет, пусть любуются на левого защитника с козырьком! Одно только меня удерживало: а ну как я в очередной раз отличусь на своем законном месте, - в перерыве примутся качать меня ребята, и свалится кепка? Нет, уж лучше потерплю. Пока не подлетел снова Игорь и не процедил сквозь зубы: «Держись, самозванец, пошла твоя последняя минута!» То ли приободрить меня надумал, то ли пригрозить, не пойму, только я свистка ждать не стал. Вынув мяч из сетки - восьмой, кажется, - я сам же его и повел, оставил позади одного, второго, потом перекинулся мячом со своими и, как только вышло время, ушел с поля. На какой скорости, этого уточнять не будем.

Что и говорить, после такого вратарского дебюта полагалось бы показать всему честному народу, как положено играть на левом краю нападения, и смыть свой недавний позор хотя бы полдюжиной забитых голов. Но вот ведь какая беда - после каждого такого мяча у нас не только качают, а прямо-таки затискивают, задавливают в объятиях; все это вы, впрочем, по телевизору видите. Где уж там кепке на голове удержаться… Словом, не стал я почестей дожидаться и рванул оттуда. Как говорится, от греха подальше…

Но не домой, понятно. Найдутся у меня в радиусе пятидесяти метров места и понадежнее. Забрался в одно такое и наконец отдышался. Здесь не то что Игорь или мои болельщики - никакая милиция не отыщет. Присел и призадумался.

Что же это получается? Стараешься ради науки, не за какой-нибудь там дворняжкой гоняешься, а всего себя предоставляешь - нате, испытывайте себе на здоровье, хоть кровь пускайте - и что же выходит? Ради этой самой науки друзей своих подводишь. Сегодня восемь голов пропустил, - а завтра? Нет, любезный, нет, уважаемый новый сосед из шестого подъезда, боюсь, что дальше у нас так не пой…

И не договорил, не додумал. Осекся.

Как он сказал?… Датчик этот должен быть поближе к мозгу, там, где мысли у тебя рождаются… Так, кажется? Стало быть, все, что я думаю… думаю вот в эту самую минуту…

Меня чуть всего не затрясло. Чуть зубами не залязгал.

А если и это ему слышно?

Нет, больше я так не могу. Не в силах.

Вот забраться бы сейчас на крышу, свесить голову и заглянуть к нему в окно: интересно, на каком таком приборе читает он мои мысли? На экране каком-нибудь? Или просто магнитофон включил?

И тут я снова осекся.

Как же к нему подкрадешься, если он все твои мысли читает? Только ты в подъезд зашел, а перед ним уже вся картинка: вот он где, голубчик, а вот куда собрался. Постой-ка, брат мусью!

Стало быть, остается где-то прокантоваться до вечера, притом ничего такого не делать и в мыслях не держать, а это, сами понимаете, каково.

Как назло, в это время есть что обмозговывать! Едва начинаются каникулы, работы у нас прибавляется: кругом деревья растут, фрукты разные поспевают, а по этой части с некоторых пор в доме четыре дробь четыре завелись великие - мастера и изобретатели. И коли уж концерт сорвался, сегодня бы в самый раз обсудить наши замыслы по части сбора плодов. Да что тут обсудишь, если мы у него все как на ладони?.

Но не успел я выбраться из своего укрытия, как подкатил ко мне Игорь. Опять же радости мало, сказал я себе, сейчас начнет мораль читать. Я тяжко вздохнул.

- Послушай-ка, Дору, - ласково так обращается он ко мне, - скажи, ты не очень уморился?

Ага, соображаю, издевается: намек на мою блестящую игру и внезапное исчезновение.

Но ничуть не бывало.

- И правильно сделал, что вернулся в раздевалку, - продолжает он. (Это уже что-то новое - назвать так бегство с поля левого крайнего, он же левый защитник.) - Тоже мне, команда! Слюнтяи! Только время с ними терять!…

Я не могу разобраться, к кому это относится, к нашим гостям из дома 8 «в» или же к нам самим, но, оказывается, не в том суть.

- Ну, а раз не уморился, - продолжает Игорь, - давай-ка устроим небольшое двоеборье.

Вот, значит, зачем пожаловал!

К слову сказать, нам, ребятам из новых микрорайонов, бывает ой как не сладко. Жить в доме, которому больше пяти лет, чистое мучение: вокруг асфальт, дорожки, таблички, цветочки, шагу ступить нельзя. Нет, дому должно быть не более года. Или где-то ближе к пятнадцати-двадцати, когда, затевается большой ремонт. А лучше всего, если рядом другой: дом начинают строить. Тут тебе и экскаваторы, и бульдозеры., и краны, а уж какие горы, пещеры, тоннели!… Вот где раздолье! А в таком дворе, как наш, от скуки на ходу уснешь.

Но случается и на нашей улице праздник. И ремонта вроде не предвидится, а в одно прекрасное утро тот же экскаватор так разворошит все вокруг - красота! Земля комьями, асфальт клочьями, холмы, ущелья! А канаву какую прокопали! Длинную, глубокую, стены дышат прохладой, из них корешки торчат, переплетаются. Бегай себе по пересеченной местности, устраивай прыжки, восхождения! Но уж совсем здорово, когда по дну канавы трубы укладывают.

Вот и в соседний двор трубу привезли - темно-коричневую, метра в три длиной, не слишком широкую и не слишком узкую, в самый раз для двоеборья. Лестницу еще приволочь - и все готово.

Зрители, оказывается, уже в сборе. И судья на месте - Беретик. Вот какой у нас капитан, обо всем позаботился! Тянем с ним жребий: мне начинать в воздухе, ему - в партере. Свисток. Пошли!

Конечно, из детского возраста мы давно вышли, вроде даже неудобно таким видом спорта заниматься. Есть, скажете вы, клубы, есть настоящие секции. Но это для тех, кто спит и видит, чтобы его до седьмого пота гоняли. А у нас и правила свои, и судьи, и все прочее. Правила - куда проще. Если я в воздухе, то для начала мне следует спрыгнуть в канаву. Лестница прислонена к одной из ее стен. Взбираешься по ней до самого верха, отталкиваешься - и вот ты с лестницей вместе уже у противоположной стены. Теперь снова спрыгиваешь и начинаешь все сначала: взобрался, оттолкнулся, спрыгнул - итого три раза. А пока ты это проделываешь, сопернику надо влезть в трубу и проползти по ней из конца в конец. Кто раньше приходит к финишу, тот и победитель.

Дошли мы до этих правил, по выражению Заморыша, методом проб и ошибок. Иначе говоря, опытным путем. Не раз приходилось на лестнице раскачиваться и по трубе пробираться, пока наша судейская коллегия не установила, что у обоих участников складываются таким образом равные возможности. А дальше уж дело мастерства.

Ну, раз мне в воздухе начинать, кинулся я по сигналу на дно, стал взбираться да отталкиваться, а сам все думаю: с чего он это затеял? И все мои голы простил, и бегство? Нет, тут что-то не то…

То, не то, а ни до чего не додумался. Публика шумит, свистит, хлопает в ладоши, а я все мимо ушей пропускаю, мне бы разобраться, в чем дело. И то, что я Игоря на первый раз обогнал, тоже не больно меня обрадовало. Додуматься бы… И как только в трубу забрался, все стало ясно.

Попробуй-ка проползти, не снимая кепки! Ну и хитрован-капитан! Я в трубу, а кепка моя козырьком в нее упирается. Значит, или сдавайся, признавай себя на сегодня слабаком и трусом, да еще со всеми голами в придачу, или вылезай победителем, но без кепки! Силён Игорек!

Делать нечего, раз уж на то пошло, лезу в трубу, одной рукой сдирая с себя кепку, хватаю ее зубами и - ходу! Ползу, ужом извиваюсь, а сам все думаю: интересно, какие такие мои мысли читает в эту минуту Аугустин Алексеевич? А вот и свет в конце пути. Выбрасываю правую руку вперед, и в то мгновение, когда из трубы высовывается голова, кепка уже на своем месте.

Проиграл я, признаюсь, но и Игорь, скажу вам, не очень-то выиграл. Как увидел меня при всем параде, челюсть у него отвисла. Тут зрители загалдели: давай, мол, третью, решающую! И хотя мне в этот вечер предстоял известный вам заход, я тут же согласился: противник, по всему видать, морально подавлен, ведь вся его затея полетела вверх тормашками. Пришлось ему скрепя сердце в трубу залезать, а я зато прямо-таки взлетел по ступенькам вверх, раскачался и…

…И плюхнулся на дно канавы.

Прямо на меня шел мой новый знакомый. Ну да, тот самый.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

в которой наши опыты прерывает посторонний звук

Есть у нашего Заморыша такое выражение - «проиграть варианты». Не знаю, правильное оно или неправильное, научное или нет, только мы им пользуемся.

Вот и я, едва очнувшись, стал проигрывать варианты.

Дано: новый сосед из шестого подъезда, читатель чужих мыслей, идет домой со стороны махалы. Так называется по-молдавски окраинный квартал города, предместье. А у нас, на улице Малой Медведицы, так зовется уцелевший островок бывшего пригородного села, с уютными домиками и тенистыми садами, со старинной водоразборной колонкой (слыхали о такой?) и с красочными портретами у калиток, на которых известное всем четвероногое изображено далеко не как друг человека.

Итак, он шел со стороны махалы.

Требуется: выяснить - почему.

Проиграем варианты:

1. Выискивал меня.

2. Это его обычный путь с работы.

3. Он здесь человек новый и просто ищет самый удобный путь к дому.

4. В махале у него знакомые.

5. В махале он держит машину.

6. Забрел случайно.

Опускаю подробности моего состояния на дне канавы и поведения болельщиков. Ну, посмеялись малость, обозвав меня парашютистом, поинтересовались, не пропущенные ли давеча мячи искал я на дне канавы, и тому подобное. Это к делу не относится.

Не нравится мне это появление соседа со стороны махалы, вот что главное. Не к добру оно.

Сам он, понятно, виду не подал, глазом не моргнул. Обошел канаву, чуть заметно мне кивнул, как старому знакомому, но так, чтобы другие не догадались, и пошел своей дорогой. А я продолжал отряхивать с себя грязь и проигрывать варианты.

Дело в том, что в наших планах на лето эта самая махала занимала далеко не последнее место. Если без воскресного концерта или даже без космической тренировки мы еще могли обойтись, то без нее - никак.

А раз так, варианты сразу делятся на безопасные и опасные.

Безопасные: 2, 3, 6.

Опасные: все остальные.

Если любой из трех последних подтвердится, пропало лето. И вообще нам будет худо.

Надо что-то предпринимать.

Идти в разведку. Не откладывая.

Совершаю небольшой обходной маневр, занимаю удобный наблюдательный пункт, высматриваю оттуда свои основные силы и подаю сигнал.

Тут мне надо оговориться: никакой я в нашей тройке не главный, не подумайте, пожалуйста, просто мне тогда выпал жребий, и я отправился в шестой подъезд, оттуда все и пошло, потому я это и рассказываю. Мозг нашей компании, конечно, - Заморыш, а руки - Беретик. А где есть мозг и руки, что еще нужно? Наверное, ноги.

Скажете, чуднeые у нас прозвища? А вот и нет. Они маскировочные. Ну кто додумается, что Заморыш, или Захворыш, - это девчонка? Вообще-то зовут ее Зикой. Нескладный такой очкарик, очки у нее вроде и небольшие, а все же больше ее самой. Худенькая, узкоплечая, плосконькая вся («дощечка, дранка сосновая», - так сказал о ней однажды Беретик). И впрямь сосновая, от нее какой-то лесной свежестью веет. Ее папе с мамой никогда бы в голову не пришло, что у нас она Заморышем числится. Дома ее Кадалашкой кличут - так она когда-то называла карандаш. С тех пор, им кажется, она нисколько не выросла, потому-то и стараются держать ее взаперти. Ну и зря стараются - наш Заморыш всегда щелку отыщет, чтобы во дворе оказаться.

Другое дело Беретик, хотя поначалу мы и его для маскировки придумали. Теперь, наверное, никто уже и не помнит, что прежде он назывался Борей. Беретик и есть Беретик: волосы шапочкой нависают надо лбом, плотные, черные, и сам он такой же чернявый, юркий, верткий, но иногда меняется на глазах, становится вдруг задумчивым, каким-то тугодумным и тихоходным, а это значит - что-то там у него промелькнуло, забуксовало, он теперь весь в мыслях и догадках, не дай бог приставать к нему с расспросами. А мыслит он в основном во дворе, дома у него обстановка не фонтан, как говорится, отчим и все такое, даже изобретения свои ему приходится мастерить где попало.

Вот об одном таком изобретении как раз и пойдет речь.

У нас во дворе одни клены да тополя растут, только и проку от них, что в начале лета сугробы пуха вокруг. Зато в заветной той махале какие деревья!… Тут тебе и черешня, и вишня, и абрикос, персик и слива, груша и яблоня, орех, айва… Не то чтобы просто охота была на чужое дерево забраться, налететь на него и одни листья оставить, нет. Каждое дерево - испытательный полигон для изобретений Беретика, вот в чем дело.

Первую из его конструкций мы опробовали прошлой осенью. Взял наш Беретик длинную палку, метра в два с половиной, и надел на нее консервную банку, у которой срезал дно, а стенки только надрезал. Знаете зачем? Чтобы получились ножи: подводишь банку, скажем, к яблоку на ветке, дернешь слегка, - и хвостик у него начисто срезается, - края у прорезей острые. А вот куда падать яблоку? Не на землю же! И вынимать каждое из банки тоже не станешь, если дно не срезать.

Сам Беретик первый и забраковал устройство. Нет, братцы, говорит, так не пойдет. Сделали мы резак, а нужен съемник, вот что. Полистаем-ка соответствующую литературу. После чего объявил аврал: шьем шланг! Банку он теперь насадил не прямо на палку, а прикрепил рядом с помощью обруча и к нижней ее части подсоединил шланг - Заморыш сшила его из старого байкового халата. Порядок, сказал наш изобретатель, теперь у нас резак с улавливателем, можно его испытать в действии.

К счастью для нас, деревья в махале растут не только за заборами с собачьими портретами, но и вольно, вдоль улочек. Не самые ценные сорта, понятно, но для испытания годятся, принцип ведь один и тот же. А теперь представьте себе картину: в один прекрасный осенний день собираемся мы под таким деревом втроем - Беретик с резаком-улавливателем, и мы с Заморышем: мешок под ним держим. Подвел Беретик свой агрегат к ветке - раз! - и яблоко прямо в мешок катится. Мы запрыгали от радости, а тут уж зрители стали подходить. Нано, улица - не какая-то там барокамера, испытатели тут на виду. Первыми слетелись махалянские мальчишки, затем стали останавливаться случайные прохожие, а потом вышел сам дядя Арион, наш критик и консультант. То есть это он потом стал и тем и другим, а тогда он был просто дядей Арионом, здешним садоводом и огородником, единственным без собачьей картинки у входа. Постараюсь как-нибудь рассказать о нем поподробнее, пока же замечу, что хотя он примерно одного возраста с нашей дворовой бабулей, но на нее совершенно не похож.

В общем, удалось тогда кое-что опробовать, предстояло продолжение. По правде говоря, оно-то и было главным в наших планах на ближайшие дни.

А тут сосед, уважаемый Аугустин Алексеевич, идет как раз со стороны нашего полигона.

Кликнул я свои кадры, они тут же прибыли, только вот ведь какая штука: я в кепке, под ней Черный Треугольник, стало быть, я пока единственный хранитель научной тайны, что очень даже здорово, но в то же время и единственный источник информации о нас и наших планах. И сам я тоже тайна - не для соседа, понятно, а для друзей своих. Проговориться нельзя, но ведь и подумать о чем-нибудь таком - тоже. В первом случае я выдам себя, во втором - всех нас.

Ну и задачка!

- Ребята, - захожу издалека, - как вы думаете, продолжим соревнования по отдельным видам олимпийской программы или перейдем к чему-нибудь другому?

Кажется, получилось гладко - никаких лишних слов, никаких лишних мыслей.

- Что ж, - отзывается Заморыш, - можно попытать счастья и в другом месте…

Довольно туманно, но это, понятно, - чтоб меня не обидеть: дескать, здесь ты уже достаточно сегодня отличился.

Беретик молчит, что-то обдумывает. В таких случаях иногда приходится ждать долго.

- Новой конструкции пока не предвидится, - объявляет он наконец.

Вот и хорошо! Меня и старая вполне устраивает. Киваю головой в знак согласия и направляюсь, само собой, в сторону махалы.

- Куда ты заторопился? - окликает меня Беретик. - Погоди, за агрегатом сбегаю.

Кажется, пронесло!

Через пять минут мы опять в сборе.

На сей раз агрегат у Беретика не просто с улавливателем, но и с накопителем. А накопитель вот откуда.

Увидел нас дядя Арион как-то осенью с мешком и долго вокруг прохаживался, совсем как бабуля. На первый раз ничего не сказал, только фыркнул как-то по-кошачьи и затворил за собой калитку. Зато во второй не утерпел, видать, - бросил мимоходом:

- Верно у нас говорится: к хваленому дереву с большим мешком не собирайся…

Точно, есть такая пословица. Вроде предупреждения, что, мол, если что-то или кого-то чересчур расхваливают, не очень на него надейся, на самом деле может получиться вовсе даже наоборот. Но здесь-то это при чем? Или, быть может, в мешке дело?

- Ну да, - продолжал дядя Арион, - лучше взять мешок поменьше. И заплечный притом. И шланг в него опустить…

Вот оно что!

Беретик первый кинулся тогда домой за рюкзаком и позже, когда все пошло на лад, сам же больше всех переживал: как это ему раньше в голову не пришло? Заставлял нас с мешком лазить. Мы с Заморышем утешали его как могли, - зато, говорим, тогда мы всем звеном урожай убирали, а теперь, выходит, каждый сам по себе? Ладно, отвечает Беретик, я вам обоим по съемнику сделаю, только рюкзаки тащите. А убирать можем хоть врозь, хоть вместе, была бы охота.

Мы, правда, отказались - куда, мол, спешить, мало ли что вы с дядей Арионом еще придумаете, тогда и запустишь свой агрегат в серийное производство. Так и остался он у нас в единственном экземпляре до самой весны. А теперь, как я уже говорил, предстояло его дальнейшее испытание.

Ах, если бы яблоки поспевали в начале лета! И груши тоже. Но первой, всем известно, поспевает черешня, за ней вишня. Так что же нам, до осени простаивать? В конце концов, вишенка висит на такой же плодоножке, что и яблоко, даже чуть подлиннее…

Договорились так: шест для космических тренировок пусть подождет. А уборка - дело сезонное, ее не отложишь. И отправились.

Тут надо сделать одну оговорку: в нашей махале вишневые деревья на воле почему-то не растут. Хотя догадаться, почему, вообще-то можно, больно уж вишенки румяные, тугие - так и дразнят. Ничего не поделаешь, придется слегка изменить условия испытания, раз наука того требует. Мы и площадку себе заранее облюбовали. С картинкой, правда, но и мы против нее не с голыми руками: разбиваемся на два отряда. Теперь я начисто забываю о всех тех вариантах, которые могли привести сюда соседа из шестого подъезда. Первый отряд атакует в лоб. Второй, в лице Беретика, заходит с тыла. У него же и оружие… то есть орудие.

Мы с Заморышем подходим к калитке. Не подкрадываемся, а громко разговариваем, смеемся. Из-за забора раздается истошный лай. Прекрасно! Противник, стало быть, на месте. Операция развивается успешно.

Разговариваем еще громче, хохочем, задыхаемся от смеха. Противник, понятно, тоже не молчит. А пока первый отряд отвлекает его внимание, второй… Второй отряд выглядывает из- за угла, и лицо у Беретика точно такого цвета, как самое желтое из яблок, собранных нами прошлой осенью.

- Он… оно… - едва выговаривает наш изобретатель. - Она…

Мы ждем. Мы переживаем вместе с ним.

- Она… лает! - выпаливает наконец Беретик.

- Там что, вторая собака? - спрашиваю шепотом. Знаю, что быть ее, вроде, не должно, потому и решили, что второй отряд заходит с тыла. В глубине сада, у самого забора, растет чудесная вишня.

- Какая там собака! - шепчет в ответ Беретик.

Я в недоумении.

- Кто же лает тогда?

Он молча пожимает плечами. На него жалко смотреть.

- Не собака?

- Какая там собака! - повторяет он. - «Жигули» это! Понимаешь? «Жигули»! Зеленые!

Мы с Заморышем переглядываемся.

- Зеленые! - твердит Беретик. - Через щелку все видно. Никакой собаки… Стоит легковушка и лает…

Я невольно отскакиваю от забора.

- Что, не веришь? - наступает на меня Беретик. - Пошли, увидишь своими глазами!

Я поправляю кепку. Нет, в другой раз. Хватит с меня на сегодня и того, что под ней.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

которая подтверждает известную мысль, что лучшая оборона - это наступление

Замечали ли вы когда-нибудь, как может порой измениться комната, целый дом или даже улица? В хмурый день все серое, унылое, а выглянет солнышко - мгновенно все засияет вокруг.

С нашим славным убежищем то же самое происходит. Только без всяких видимых причин. Просто вчера в это время оно было одним, а сегодня совсем другое.

Беретик все еще не может прийти в себя. Я ерзаю - время-то не стоит на месте, надо отправляться в шестой подъезд. Заморыш безмолвно прохаживается вдоль стены.

- Чего ты распсиховался, Беретик? - вдруг подает она голос. - Заело, что кто-то раньше тебя изобрел лающую… или лаятельную машину?

Смотрит она строго, бровями поигрывает, и мы едва удерживаемся, чтобы не рассмеяться. Но вое же удерживаемся - как-никак, нам не до смеха.

- Пусть лучше Дору расскажет, как у нас продвигается План Возмездия, а то он как воды в рот набрал.

Ну и Заморыш! Разговоры с прицелом заводить - первая мастерица! На сей раз достанется, видно, мне…

- План идет по плану, - пытаюсь отшутиться. - Только если про каждый шаг докладывать, вам же будет неинтересно!

Беретик смотрит на меня недоверчиво, Заморыш - подозрительно. Что бы еще придумать, чтоб они от меня отстали?

И тут во дворе появляется человек с палкой.

Нет, он не опирается на нее. Он держит ее наперевес. Совсем как мы наш съемник.

Беретик таращит на него глаза. Заморыш качает головой. Но мне, мне-то каково?

Потому что человек этот - Аугустин Алексеевич из шестого подъезда.

- Глянь! - выдыхает Беретик. - Вон чего люди изобретают!

Палка как раз проплывает мимо входа в закуток. Успеваю разглядеть: на нее насажен какой-то кривой нож… нет, скорее что-то похожее на садовые ножницы. И веревочка болтается.

- Видал? - не угомонится Беретик. - Потянул за веревочку, и готово!

- Хорошо, срезал, а куда он фрукты девает? - интересуется Заморыш. - Куда?

- Да, рюкзака при нем нет. И мешка тоже, - соглашается Беретик. - Но, может, он его пока не взял просто?

А мне, по правде говоря, решительно все равно, есть у него там мешок, рюкзак или нет. Мне уже и варианты не надо проигрывать - мой испытатель датчиков прошагал прямехонько в сторону махалы. Стало быть, отпадают все безопасные варианты, одни опасные остаются.

Взять хотя бы пятый: в махале он держит машину. Что ж это получается? Прочел он у меня в мыслях, что мы собираемся сегодня открыть сезон уборки. Мало того, узнал - в какое время и где именно. И выходит, поставил свою машину, чтобы отогнала нас? От одной этой мысли меня пот прошиб… Ой ты, да ведь он и ее прочтет!

- Ну, что ж мы стоим? - Беретик толкает меня в бок и тем самым слегка приводит в чувство. - За ним! Пошли!

- Да ты что?! - кидаюсь я на него. - С ума сошел?

- А у тебя что, температура? - усмехается он и протягивает руку к моему лбу. Я отскакиваю как ошпаренный. Беретик застывает на месте. Заморыш задумчиво поправляет очки на носу.

- Ну и ну! - произносит она наконец.

Я получаю минутную передышку.

- Послушай-ка, Дору, - растягивая слова, обращается ко мне Заморыш, - а не кажется ли тебе, что ты какой-то странный сегодня?

- Не больше, чем вы! - пробую я огрызнуться.

- Но мы-то так не дергаемся, - замечает она.

- И ни с того ни с сего в ворота не становимся, - добавляет Беретик. - И в кепке весь день не ходим. Кстати, откуда она у тебя? Вчера еще ее не было…

- За ночь выросла! - продолжаю я обороняться.

- Ну, а все, что растет, полагается убирать, - шепчет он скороговоркой и решительно пытается сдернуть у меня кепку с головы.

- Не сметь! - воплю я. - Не подходи! А то хуже будет!

- А что, током убьет? - деловито осведомляется Заморыш.

Но меня уже не унять:

- Не током! Похуже! Пострашней!

Вид, наверное, у меня совершенно дикий. Оба они прижимаются спиной к стене.

- Стоять и не шевелиться! - командую я. - Ни одного движения, пока не скроюсь из виду!

И, не теряя времени на разъяснения, я бросаюсь со всех ног ван из закутка.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ,

в которой я, кажется, избавляюсь от Черного Треугольника

Догнал я соседа на полпути к махале.

- А, коллега-испытатель! - обернулся он и даже сделал вид, что обрадовался. - Хочешь составить мне компанию?

Но я продолжаю наступление.

- Что это у вас за приспособление? Никак, съемник фруктов?

- Да не совсем, - отвечает он. - До настоящего съемника ему пока далеко…

- А вам нужен, так сказать, лифт с односторонним движением?

- Точно. Да ты, я вижу, в этом деле разбираешься!

И смеется. А я весь напружинился: это что, намек? Знаю, мол, чем ты по чужим дворам промышляешь?… Нет, погоди, любезный! И рвусь вперед:

- А «Жигули» зеленые, которые лают, тоже ваши?

Он прямо-таки изумляется. Ну и артист!

- И их уже заприметил? Но тут ты не угадал. Не мои это «Жигули», а знакомого одного. Я, братец, хоть и механик, но пешеход. Им, наверное, и останусь.

И, как ни в чем не бывало, шагает дальше, веревочкой поигрывает. Дернет за нее - ножницы «клац-клац», то ли звенят, то ли поскрипывают.

А я тем временем разглядываю его исподтишка. По правде говоря, не такой уж он великан, Аугустин Алексеевич, просто я вчера, видать, струхнул от неожиданности. Вполне даже обыкновенный дядька, только сам смуглый, а волосы светлые. Разве вот что еще: когда он спросил вначале: «Хочешь составить мне компанию?», - то прищурился, одна бровь нависла, и глаз наполовину спрятался, а потом вынырнул и, уж не припомню при каких словах, опять спрятался.

- Постой, - вдруг вспоминает он и даже приостанавливается. - Кажется, у нас вот-вот истекает срок эксперимента? Верно я говорю?

По-видимому, я кивнул.

- Тогда не будем терять времени, - решает он. - Отдадим кому следует эту палочку-выручалочку и пойдем расшифровывать показания приборов.

То, что произошло начиная с этого момента, я просто не в состоянии спокойно пересказать.

Подошли мы к дому. К тому самому, с табличкой, к которому подходили двумя отрядами. Аугустин Алексеевич что-то сказал, раздался лай, мы прислушались, и из глубины двора до нас донесся тот, второй собачий голос. Выглянул хозяин, поблагодарил за съемник, и на обратном пути Аугустин разъяснил мне суть дела: очень уж этот Рекс ретивый и громкоголосый, спасу нет. Чтобы замолчал, требуется одно - перекричать его, но больше всего на него действует чужой лай. Вот хозяин и попросил что-нибудь придумать. Пришлось оборудовать «Жигули» нехитрым таким устройством - микромагнитофоном. Хотя лучше было бы - синтезатором звука. Синтезатором? А что это такое? Ну, электронный имитатор, как в некоторых вычислительных машинах. Или в приборах-самоучителях, что помогают усвоить произношение на иностранном языке. Как говорится, подрастешь - узнаешь.

Мы прошагали мимо входа в тайник, но я, признаться, даже не подумал, следят за мной ребята или нет, я на какое-то время вообще забыл об их существовании. Мы поднялись на пятый этаж, вошли; из соседней комнаты выпорхнула ненаглядная наша бабуля, увидев меня, что-то, по обыкновению, проворчала, но сразу исчезла, и мы с Аугустином присели к его столу. И тут наступило самое главное.

Повелитель Черного Треугольника спросил, интересно ли мне знать, о чем я думал в эти сутки. От такого вопроса меня, признаться, слегка затрясло, но Аугустин Алексеевич и виду не подал, только полистал записную книжку. После чего заявил, что, ясное дело, думал я о том, как бы это время продержаться, не огорчить его, - это было бы, дескать, невежливо, не по-соседски. В общем и целом это у меня получилось, не считая, конечно (тут он опять полистал книжку), не считая… гм… отдельных всплесков, - можно назвать точное время каждого из них, но, по-видимому, я и сам их прекрасно помню. Честно говоря, мне стало как-то скучно: сосед, похоже, собирался меня воспитывать, недаром он поселился под одной крышей с бабулей. Я чуть было не сморозил что-то по этому поводу, но в последнюю минуту все же вспомнил о Черном Треугольнике, он ведь по-прежнему торчал у меня на лбу, - и тогда Аугустин Алексеевич подвинул поближе ко мне небольшой такой приборчик, вроде наших, из школьного кабинета, но кроме циферблатов со стрелками была у него еще бумажная лента, а на ней выведена длинная зубчатая линия. Вот тут, указал Аугустин Алексеевич на зубцы повыше и пореже, ты вел себя прилично, ничего не скажешь, а тут, - выступы стали совсем редкими, плавными, как извилины реки на карте, - ты и вовсе паинька, потому что спал, зато вот тут, братец, - зубцы пошли мелкие и частые, будто их пробирала дрожь, - ты затевал дела, за которые хвалить тебя не стану. «А какие именно»? - снова чуть не вырвалось у меня, но тут хозяин легким движением снял с меня кепку, высвободил голову от датчика и даже отодвинул подальше злополучный прибор, как бы давая тем самым понять, что эксперимент окончен, я свое дело сделал «вновь обрел полную свободу. Но я прощаться не торопился, и он вопросительно на меня посмотрел. А не торопился я потому, что обидно стало вдруг. Как это? - помогаешь человеку, сам же он говорил, что это в интересах науки, он заполучил какие-то там свои данные, и что же дальше? Со мною-то как будет?

- Э, да ты, я вижу, сегодня оказываешь мне куда больше чести, чем вчера! - Еще раз пристально взглянув на меня, он улыбнулся. - Что, исчерпана дневная развлекательная программа?

Я не отвечал, и он, покачав головой, продолжал:

- Что ж, в этом можно было бы вам и помочь, но, с другой стороны… С другой стороны, вы ребята самостоятельные, как-никак, в седьмой класс перешли, если не ошибаюсь? Ну, а раз так, вряд ли вы станете согласовывать со мной свои летние планы. Хотя…

Туг он запнулся. Настала моя очередь набираться терпения.

- Хотя, - наконец вымолвил он, - ради той же науки можно было бы проделать с вами другой эксперимент. Видишь ли, дружок, - он говорил теперь неторопливо, даже осторожно, подбирая слова, - если прикрепить ко лбу миниатюрный радиопередатчик, мы получаем картину электрических явлений в мозгу. Ты ведь знаешь, наверное, что организм наш вырабатывает электричество… Но он и воспринимает его. Иными словами, источник передачи становится приемником. И появляется возможность тебя усыпить или просто успокоить. Или…

- Или? - переспросил я, чуя неладное.

- Ну, скажем, внушить тебе кое-что… подсказать, что ли. Хотя бы по части тех же летних планов. Я понимаю, конечно, что, плавно опускаясь на дно канавы во дворе, ты совершил небольшое путешествие в сторону земного ядра. Но ведь можно исследовать и поверхность нашей планеты, для этого надо лишь выйти со двора…

Я дотронулся до лба. Он показался мне горячим, как чайник на плите.

- А-а, ясно, - отозвался Аугустин Алексеевич. - Ты хотел ‹бы знать, куда прикрепляется такой приемник. Некоторые вводят, или, как еще говорится, вживляют его непосредственно в мозг подопытных животных, настолько он мал. Это совершенно безопасно, но, по-моему, такой метод обходится дороговато… Можно ведь воздействовать на поступки и иным путем…

Я отнял руку, и она повисла в воздухе. В самом деле, какой же это путь? Куда он ведет?

- Путь этот самый прямой и простой, - заключил Аугустин Алексеевич. - Таким приемником можешь стать ты сам.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

в конце которой звучит новое имя

Чем хорош наш новый сосед, так это тем, что оставляет время на размышление.

Ведь как обычно бывает? Вызовут к доске и говорят: отвечай! Или в любой игре: ходи, шевелись, не зевай! Не продохнуть! А Аугустин Алексеевич совсем вроде бы даже наоборот действует.

Спустился я во двор, тут и вечер. А вечером, известно, свои заботы: не вспомнили бы вдруг домашние про какие-то твои грешки, не оставить бы на завтра то, что не договорено сегодня, узнать последние новости уходящего дня… На вечер, короче, больше всего дел и выпадает.

Наши, понятно, тут как тут. Прогуливаются чинно, не спеша, только что не под ручку. Из тайника-то они вылезли, не век же им там сидеть, но попритихли. Ничего, как увидят меня без кепочки, - заговорят.

- А-а, привет! - встречает мое появление Заморыш, - вышел свежим воздухом подышать? А то, может, устроим небольшую охоту на китов?

- Охоту так охоту, - отвечаю. А сам настораживаюсь.

Во-первых, со всякими соревнованиями на сегодня вроде бы покончено, так ведь договорились. Во-вторых, скоро ночь, а такую охоту, как наша, полагается начинать при стопроцентной видимости.

Не только потому, что метаем мы не гарпун, а мячик, притом маленький, теннисный. А кита заменяет кольцо, даже не кольцо - колечко. Мячик бросают с полена. Да, вы не ослышались, не с колена - с полена: кольцо прикрепляют к дереву, а в пяти или десяти шагах от него, смотря по тому, как договорились, кладут на землю расколотое пополам полено… Сколком кверху, чтобы ногам было гладко, как на палубе, зато ты на них едва удерживался. Поначалу кажется: что тут особенного? Но полено мы нарочно подбираем короткое и узкое, напляшешься на нем, в особенности когда замахиваешься - Это тебе не какая-то там бортовая качка - земля из-под ног уплывает. Вот тогда свою меткость и проявляй!

Беретик пока помалкивает. Кидается кольцо приладить, поленце приволакивает. А Заморыш за всем следит, деловито так, сосредоточенно, будто нет сегодня на свете ничего важнее. Что это они? Неужели им в самом деле неинтересно, куда моя кепка девалась? И почему она появилась? И почему до поры до времени до нее нельзя было даже дотронуться?…

Охотимся мы долго и с переменным успехом, время идет, в конце мы уже не по кольцу бросаем, а в ту сторону, где положено плыть киту. И нет у нас никакой спортивной злости, ни счета, ни сил никаких… А кепки будто и в помине не было, и никакой гражданин со съемником не проходил мимо нашего закутка, и я его не сопровождал. Что с ними - память отшибло? Или я их так напугал тогда?

Уже впотьмах Беретик снимает кольцо с тополя, берет под мышку полено.

- Та-а-ак, - протянула на прощание Заморыш. - Значит, нашел себе нового друга, а старых - побоку?

Вот так и сказала!

И ни слова больше, даже ручкой не помахала.

Ну и катитесь! Да, у меня новый друг! И подождите, мы с ним такие дела завертим, обалдеете!

Нет, не крикнул я им это вслед. И по-другому не объяснил: дескать, что вы, ребята, кипятитесь? Ну понадобился я человеку для одного научного эксперимента. Для какого, это пока тайна. Но как только будет можно, я вам все-все выложу! Вместо всего этого я сказал коротко:

- Мой друг всех нас зовет в друзья. - И добавил:

- Только сейчас, наверное, он спать собрался.

Чем дал себе передышку. И другу заодно.

Но тут из ночи вынырнул Беретик:

- А завтра утром он, наверное, на работу пойдет? Или у него тоже каникулы?

Тон при этом, надо сказать, был у него довольно-таки угрожающим. Дескать, опять увиливаешь? Какая настоящая дружба может ждать до утра?

Но время все же работало на меня: поздний час, пора было расходиться. Да и китобойное судно, на котором я неизвестно за что весь вечер на волнах раскачивался, выглядывало у Беретика из-под мышки. А тут еще Заморыш вздумала в последний момент выказать свою девчоночью лисью натуру: мы, мол, тебя нисколько не неволим, не хочешь, так и не нужно, обойдемся без чужих тайн. Их же хлебом не корми, дай только поломаться… Короче, сжалился я над ними. Сели мы в тесный кружок, и Черный Треугольник как бы вырос сразу еще на двух лбах.

- Ух ты! - вздохнул Беретик и даже провел пальцем между глаз.

- И он что же, - мечтательно прошептала Заморыш, - сидит теперь у себя и видит нас всех?

Я пожал плечами: при чем тут «видит»? Поставь телекамеру, она все увидит и на блюдечке поднесет. Но нашего Заморыша сильнее всего почему-то поражала именно эта способность - видеть. Впрочем, о ней у нас с соседом вроде бы и разговора не было. Попытался я втолковать ей это, но понял - зря стараюсь. Беретик тем временем меня все донимал, требовал подробностей, даже принялся что-то чертить прямо на земле прутиком от кольца, и тогда я, устало позевывая, объявил, что ничего больше припомнить не могу, подробности выветрились - как-никак, эксперимент длился целые сутки, и теперь мне спать пора, уморился я: на науку работать это тебе не мячик кидать с полена. А про себя еще подумал, что напрасно поторопился трубить большой сбор, никто на это меня не уполномачивал - раз; и тайна моя перестала быть тайной - два… С тем и попрощался, с тем и уснул, только уснул не сразу: в дверь кто-то постучался, это оказался все тот же Черный Треугольник, он прошествовал на тонких ножках до самой моей кровати, прыгнул на нее, уселся напротив, тут у него на носу почему-то оказались очки, точь-в-точь как у нашего Заморыша, и он сказал, что ему все-все видно, так и знай, мол, коллега-испытатель…

А наутро меня разбудил телефонный звонок.

- Как, говоришь, зовут нашего нового соседа?

Признаться, я даже слегка удивился - чтобы Заморыш да не запомнила?

И на всякий случай произнес по слогам:

- Ау-гу-стин Алексеевич.

- А вот и нет! - раздалось в ответ.

Я прямо-таки опешил.

- А вот и нет! - твердо повторила трубка. - Аргус он! Понятно тебе? Аргус!

И уточнила, тоже по слогам:

- Сто-окий!

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

в которой кое-кто получает от ворот поворот

Что ни говорите, плохо связываться с девчонками.

Взять меня для сравнения. Выпало мне первому с соседом познакомиться, кепку сутки не снимать, натерпеться из-за нее, варианты проигрывать… Ну, стиснул я зубы, тайну в себе, сколько полагалось, держал, но ведь не стал с ней носиться, других дразнить. Как только снял он с меня датчик и объявил эксперимент законченным - я сразу к друзьям, с открытой душой. А Заморыш что вытворяет? Скачет на одной ножке, чуть ли не кувыркается посреди двора, потом вдруг подлетает - и то в правое ухо, то в левое:

- У нас в доме сам Аргус живет!

Или, зловеще так:

- А если он к тебе сторожем приставлен? Берегись, у него ведь сто глаз!

Раза три я ее едва не схватил за шиворот и не потряс хорошенько: будет тебе, что это за штучки?

А тут еще Игорь объявился, сияет, как надраенный пятак. Мигом разобрался в обстановке, подъехал к нашему Заморышу и спрашивает:

- Что, старушка, не надоело еще тебе с мелюзгой водиться?

Мелюзга - это, значит, мы с Беретиком.

Ясно, не чета мы Игорю и его компании: они, как-никак, восьмой окончили, без пяти минут геологи. Не сегодня завтра из дому упорхнут, ждите писем. Дело в том, что в наших краях геологического техникума нет, и они отыскали такой где-то в Донбассе. Задаются - жуть!…

Подкатил он, значит, к Заморышу, а мимоходом меня лягнул:

- Ты что, кепку дома забыл? Или, может, в канаве?

Хоть за канаву полагалось бы дать ему отлуп, в душе, признаться, я был ему благодарен: мои вчера весь вечер меня морили, о кепке же - ни слова, характер проявляли, а он сразу ее припомнил.

Но это он, видать, так, между прочим. Все к Заморышу подлащивается:

- А то давай-ка сообразим что-нибудь поинтереснее, а?

Тут Заморыш начисто забывает про Аргуса, подбоченивается и сладенько так спрашивает:

- И что же могут предложить на этот счет геологи?

Ну и змеина! Как заважничала сразу, нос до неба задрала. Главный геолог и рад:

- Да всякое можно предложить, на выбор. К примеру, устроить демонстрационный полет новой модели ракеты. Идет?

Подружка наша изображает изумление. А я навостряю уши.

Дело в том, что Игорь и его братва - мастаки по части электричества. Такие не станут биться над тем, как опустить яблоко на землю. У них тоже свой тайник, где-то в подвале, нас они туда и близко не подпускают, - слыхать, там целый склад всякого добра. И все, как видно, идет в дело: списанные электродвигатели, трансформаторы, аккумуляторы, выброшенные вентиляторы… Есть еще у них кот - дымчато-серый, пушистый и страшно бдительный, всегда настороже, всех от себя держит на расстоянии, - видать, хозяева так выдрессировали. Кот этот в их электрозатеях далеко не последнее действующее лицо, если не сказать - первое. Сам я, правда, не видел, но Беретик клянется, что проходил как-то вечером, в нефутбольное время, мимо нашего футбольного поля и случайно оказался свидетелем одного из их запусков. По его словам, чуть ли не взлетел в небо… старый пылесос. Насколько я понял, он служил корпусом ракеты; на нем стоял вентилятор, а в самом пылесосе, подавая запрограммированные звуковые сигналы, сидел… кот. Беретик описывал все это взахлеб, но я так бы сказал: если правда, что у страха глаза велики, то у Беретика они что фары у «Жигулей». Давно, во втором или третьем классе, он обжегся на электричестве и с тех пор ужасно его боится, хотя вроде как бы и поклоняется ему. А обжегся он на разных опытах: поливал электроплитку из железной кружки, все ниже опуская ее, пока не шарахнуло его основательно, а однажды, решив отомстить домашним за то, что ему не разрешили смотреть любимые мультики, плюнул в телевизор, попал в кинескоп и вылетел через открытую дверь в соседнюю комнату…

Итак, услышав про ракету, я навострил уши. Мало того, что носятся со своими моделями как с писаной торбой, еще и Заморыша нашего сманивают.

- Ну что, - допытывается у нее Игорь, - устроим полет в твою честь?

И тут вдруг Заморыш складывает стульчик.

Не удивляйтесь и не переспрашивайте. Я не оговорился - складывает стульчик.

Такое умеет, наверное, только наш милый Заморыш.

Если надо над чем-нибудь поразмыслить, перед тем как принять, допустим, важное решение, она неожиданно, прямо молниеносно сгибает правую ногу, приседает на нее, а левую выбрасывает вперед - ну чем не стульчик? - и готова слушать хоть битый час, со всем вниманием, беспрерывно болтая при этом левой ногой. И такая она сосредоточенная, лицо у нее будто еще больше сужается, остаются одни очки и ямочка на подбородке.

Так вот, Заморыш сложила перед Игорем стульчик. Тот слегка опешил, но, надо признать, сразу же взял себя в руки и бодро проговорил:

- А ракету назовем именем прекрасной дамы!

Прекрасная дама польщена. Однако стульчик для того и

сложен, чтобы поразмыслить. В ответе, конечно, главный геолог и ракетчик нисколько не сомневается. Но приходится проявлять терпение.

- Знаешь что, капитан, - поднимает она наконец глаза, - назови-ка лучше ракету именем своего прекрасного кота… как его там?…

Тут уж Игорь растерялся. Пролепетал что-то насчет того, что любой корабль испытывают вначале с животными на борту, но вышло это у него совсем невнятно. А я стоял позади Заморыша и диву давался: до чего взбалмошны все девчонки, никогда не догадаешься, что они выкинут через минуту. Потому-то, наверное, и не брали их раньше моряки ни в какое плавание… Но не успел я это додумать, как Заморыш вскочила со своего складного стульчика, мигом повернулась лицом к нам с Беретиком и четко, по-командирски позвала:

- Десант, за мной!

Трудно сказать, кого из нас троих о;на этим сильнее всего ошарашила. Капитану, надо думать, все же было полегче - ему первому досталось. Она проплыла между мной и Беретиком, и мы оба покорно последовали за ней. В последнее мгновение мне пришло в голову, что, пожалуй, так и надо. По крайней мере сегодня.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

или От Черного Треугольника к Белой Стреле

На этот раз вы застанете нас далеко от дома.

Не удивляйтесь. На то много причин.

Однако лучше по порядку.

Начало, надо сказать, для меня лично было не самым светлым. Едва мы оторвались от противника и удалились на некоторое расстояние, как Заморыш, правда уже не складывая стульчика, но продолжая разговаривать со мной почти точно так же, как недавно с ракетчиком, молвила:

- Вот я и спрашиваю - а что если он и к тебе сторожем приставлен? Как к той корове?

Ну, видно, завелась и еще не остыла, это я понимаю, это у девчонок бывает. Но что за корова еще?

- Ладно, будет, - тут же смилостивилась она. - Никакая это, конечно, не корова, а раскрасавица по имени Но. Такая, надеюсь, тебя больше устроит?

Кто знает, сколько бы это продолжалось, если бы Беретик не прогудел:

- Кончай темнить!

На что Заморыш только коротко вздохнула и уже совсем не свысока, а как самая настоящая ученая дама, принялась нам рассказывать, кто был по греческой мифологии этот самый Аргус, - своими ста глазами он олицетворял звездное небо и сторожил корову на вершине какой-то горы (работенка, видно, не очень - круглосуточная, заметил по ходу рассказа Беретик). Корова та, понятно, как водится в сказках и мифах, была волшебная, или, вернее, заколдованная - это уж сам Зевс постарался. Был у него, ясное дело, зуб на Ио, вот и превратил красну девицу в буренку и отправил ее на альпийские луга. Все бы ничего, если бы не примчался на ту гору Гермес, Зевсов сын. Как известно, Гермес был вестником богов и покровителем пастухов, но тут он почему-то не только никакого добра пастуху не сделал, а, наоборот, решил погубить его. Чем? Речами своими! Крепко, видать, занудные были речи, если он сумел так усыпить сторожа, что у того все сто очей сомкнулись. В этом месте Заморыш свой рассказ прервала, заявив, что не желает уподобиться Гермесу и погубить нас, что конец у этой истории печальный, но нам он ни к чему, у нас свой Аргус объявился. План Законного Возмездия, насколько можно понять, он нам уже сорвал, и - видит ли он нас, слышит или читает наши мысли на расстоянии, разницы нет: что в лоб, что по лбу, - зато Дору, по всему видно, хитрит, недоговаривает, а коли так, откуда нам догадаться, что еще Аргус готовит?

Вон куда она свою сказочку повела!

А мне как быть?

В самом деле, если ты случайно стал хранителем какой-нибудь тайны, как тебе быть? Ну, если дал слово не разглашать ее во имя науки, тогда все ясно. А ведь может случиться и по-другому - тебе ее доверили, никакого слова не взяли, и если тайной этой толково распорядиться, не выложить всю с ходу - это же интереснее, верно? И я отрезал Заморышу:

- Ты про Аргуса? Ну и что, все выложила? Сперва про сторожа какого-то завела, про корову…

- Так то же мифология, чудак! - усмехнулась она. - То когда было! А этот наш Аргус - вот он, рукой подать!

И тут меня осенило. Рука - не ее, а моя, конечно, - сама потянулась ко лбу. Что в лоб, что по лбу - так она сказала? Не передатчик, так приемник.: Нет, это уже сказал он, Аргус. И приемником этим можешь стать ты сам…

- Да, Заморыш, твоя правда, - подтверждаю я, - Твоя святая правда. До нашего Аргуса действительно рукой подать. И потому я спрашиваю вас обоих: хотите вместе со мной участвовать в опытах из серии Черного Треугольника?

Подействовало, кажется.

- Это что же, в кепке ходить? - осторожно осведомляется Заморыш.

- Не обязательно в кепке, - отвечаю. - Девчонкам даже совсем нет. - И подъезжаю к ней с другой стороны - ничего, меня от этого не убудет. - Ведь для вас волосы - самое что ни на есть украшение, дар природы, так сказать.

- Я-то, собственно, собирался над съемником еще поработать, - признается Беретик. - Бьются фрукты, пока попадают в рюкзак, вот в чем беда…

- Одно другому не помеха! - спешу его уверить. - Ну как, договорились?

А про себя: договориться-то можно, только самую малость забыли - Аргуса спросить. Хорошо, конечно, если он видит или слышит нас, или наши мысли на бумажной ленте перед ним проплывают, а если нет? Ведь на чем мы расстались? Рассказал он мне про приемник, дал время на размышление - и все, с тех пор не виделись и на расстоянии не переговаривались. А я вдруг со своими предложениями да приглашениями вылез!…

Тем временем Заморыш с Беретиком все переглядываются, никак решиться не могут. Тогда я возьми и ляпни:

- Эй, вы, проснитесь, а то Аргус мне уже знак подает!

И рванулся с места - дескать, вы как хотите, а я человек долга, меня труба зовет.

На мою беду, они ждать себя больше не заставили, увязались следом, причем довольно прытко. Я же все медленнее и медленнее ноги передвигаю. Оборачиваюсь. Они, понятно, тоже притормаживают, даже с почтением, я бы сказал. Думают, верно, что в эту самую минуту мы с Аргусом через эфир общаемся…

Я ускорил шаг. Вот я уже около нашего космического столба, совсем заброшенного… Куда же дальше?

И тут как из-под земли вырастает… кто бы вы думали? Она, бабуля наша милая. Только ее не хватало!

И нет чтобы дать спокойно пройти, - не успел я со столбом поравняться, как окликает меня, правда, вполголоса:

- Ты чего это как угорелый носишься?

От неожиданности или оттого, что она в самую точку попала, я сбавил ход. А бабуля мне, уже совсем тихо:

- Глядел бы лучше, соколик, под ноги.

И даже глаза опустила - вот, мол, как это у людей делается.

Ну, глянул я себе под ноги. И у самого столба увидел какие-то белые камешки. Оглянулся: мои на подходе, но по-прежнему не спешат, - несколько секунд у меня еще есть.

Камешки… камешки… Раз, два, три, четыре. Нет, не так. Три и один. Три подлиннее, один кругленький, как точка.

- Ну, счастливого пути! - вдруг желает мне бабуля.

И я отправляюсь. Не несусь, не плетусь, а шагаю. Прямо туда, куда указывает стрела.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

в конце которой звучит кодовое название

Главное в любом деле - не растеряться.

Хорош был бы я, если б замер у столба и стал глазами хлопать. Ведь то был знак мне, мне и никому другому, я уже становился тем приемником, о котором говорил Аргус. И смысл сигнала был совершенно ясен - «следуй в указанном направлении». Но на какое расстояние? Сколько шагать - час, два, сутки?…

Чувствую, мои на пятки уже наступают. Но не останавливаюсь. Голова идет кругом, а я топаю. Вот уже со двора выпь ли, подходим к футбольной площадке. Тут я оборачиваюсь и твердо объявляю:

- Значит, так: получен сигнал отправляться в поход. Сигнал, понятно, шифрованный, - окидываю их многозначительным взглядом, они понимающе кивают, и это придает мне еще больше уверенности. - Шифр - «3». Что означает - выходите втроем, идете три километра. Ясно?

- А если не три километра, а три часа?

Вот тебе и раз!

И хоть бы сказала это Заморыш, куда ни шло: она рада-радехонька любого подколупнуть, а то подал голос Беретик. Откуда в нем вдруг такая прыть?!

- Нет, ты не подумай, мы и три часа прошагаем, - не дает он мне обидеться. - Но если придет в пути сигнал, чтобы трижды три? Надо тогда кой-какие вещички захватить, продукты…

- А может, и кастрюли? - вворачивает язва Заморыш. - Ну, штуки три, чтобы входили одна в другую? Или лучше тот казанок, за которым вы меня на кухню посылали?

Ну, как вам это нравится? Беретик просто хозяйственный мужик, предусмотрительный - не желает голодать-холодать в чистом поле, а от этой зловредной девчонки никакого житья нет!

Однако вопросики вопросиками, а идти надо. И мне вести их, не Заморышу же. Как тут быть? За рюкзаками сбегать? Всякой всячиной их набить? А чем именно? Слыхал я, перед походом полагается съесть немного соли, тогда жажда не будет мучить. Кого же за солью отправить? Заморыша? Опять окрысится, потом целый год вспоминать будет!… Нет, уж лучше я сам. А если мои тем временем разбегутся?…

И до того я отчаялся, что решение само пришло.

- Разговорчики в строю! - слегка прикрикнул я на свое воинство. - Выходим втроем, как сказано, и идем по курсу до особого распоряжения.

После чего добавил негромко:

- По ходу буду настраиваться на прием новых сигналов.

Вот это сработало. И еще как! Они сразу притихли, подтянулись, ни звука больше, ни шороха. Махнул я рукой на рюкзаки с кастрюлями, на соль - и в путь. Беретика поставил замыкающим, он у нас не только самый обстоятельный и бережливый, но и самый выносливый. А я как направляющий взял такой темп, чтобы нас хватило не то что на три километра, а на все девять. И при этом, по совету бабули, внимательно глядел себе под ноги, - в то, что новый сигнал поступит, я твердо верил.

Первейшие обязанности направляющего - вести отряд верным путем и вовремя предупреждать об опасности. Насчет пути я решил так: солнце у меня слева, вот и буду пока его держаться. А чтобы опасности избежать, стану направо и налево глядеть, в общем, - во все стороны. Пересекли мы футбольную площадку, обошли канаву, вышли на улицу - и тут вдруг сзади раздался скрежет. Перед нами распахнулась дверца:

- Садитесь, ребята, подвезу.

Мы так и застыли на месте.

- Давайте, прокачу с ветерком!

Я невольно вобрал голову в плечи.

То были «Жигули».

Зеленые.

Да, те самые. Которые отпугивали собак и людей.

И хозяин был тот самый.

Куда он собирался нас подвезти, да еще с ветерком, скажите на милость?

«Рвем когти!» - чуть было не скомандовал я.

Но не успел - опередил он меня.

- Аугустин Алексеевич попросили. Мол, если увидишь того парнишку, с которым я к тебе приходил, и с ним еще двоих - подбрось их, будь добр, на уху с бубенцами. Так что поехали.

Он так и сказал: «попросили» - как говорят только в книгах про прошлую жизнь. Но об этом я подумал чуточку позже, а в тот самый момент, перед распахнутой дверцей, мысли у меня побежали совсем в другую сторону: что это еще за уха (с бубенцами? Кодовое название? Тогда что за ним кроется? Но, с другой стороны, вот он, сигнал, долго ждать не пришлось. Может, те три камешка обозначали вовсе не три часа и не три километра, а всего-то три минуты? И тут я решился: подошел к «Жигулям» спереди, набрал воздуху - и залаял.

Все обомлели.

Кроме «Жигулей».

Они мне ответили, и из ближних домиков с портретами грянуло дружное эхо. А вслед ему - такой наш дружный хохот, что у «Жигулей» стекла зазвенели. А громче всех смеялся хозяин.

Вот и славно! А то прямо жутко было смотреть, как мои тогда остолбенели перед этими самыми «Жигулями».

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,

в которой мы благополучно выбираемся из пампасов, чтобы застрять в камышах

Не пришлось нам, стало быть, продвигаться по лесным тропам с привалами через каждые сорок пять минут, переходить вброд ручьи и переправляться через реки по стволу сваленного дерева. Вместо всего этого дядя Преда - так зовут хозяина «Жигулей» и Рекса - довез нас до места всего за полчаса.

Но едва мы выехали из микрорайона и покатили по шоссе, как наш водитель оказался под обстрелом Заморыша.

- И откуда только у вас сторож такой удивительный? - начала она, косясь через ветровое стекло в сторону двигателя, где прятался грозный собачий голос.

- Один знакомый приспособил… - не вдаваясь в подробности, ответил дядя Преда…

- А где он живет, этот ваш знакомый? Неподалеку? - не отставала Заморыш.

- Ну, не очень…

- А не приспосабливает ли он и кое-что другое? Ножницы, например, чтобы фрукты с веток срезать?

Тут водитель скосил на нее глаза:

- Раз тебе все-все известно, зачем спрашиваешь? Золотые руки у Аугустина Алексеевича, вот что я тебе скажу. А голова какая!…

Для меня, конечно, это была не новость. И вообще, все, что Заморыш только выведывала, я знал давно. И оставался направляющим, недаром ведь Аргус так и передал: «если увидишь того парнишку». А уха с бубенцами не выходила у меня из головы.

Другое дело Беретик. Ему и переживать нечего, и никакими вопросами он водителя не донимает. Врос в заднее сиденье и только головой вертит: налево - направо, направо - налево.

А справа и слева по косогору тянулись сады и виноградники, пониже - огороды, целое зеленое море, иначе его не назовешь. Только сады выглядели не так, как в нашей махале. Деревья здесь были приземистые, ветви у них росли не во все стороны, а уходили над коротким стволом прямо вверх. Зато стояли они густо, сплошной стеной, ухватившись за несколько ярусов натянутой проволоки. Я и раньше видел такие сады, но со стороны, издали, а вдоль нашего пути они упираются в горизонт, взгляд все бежит по рядам, и Беретик не просто любуется, а будто прикидывает, сколько чего еще придется изобрести, чтобы по осени снять весь этот урожай. Куда едем, что нас ждет - такие мелочи, кажется, его совсем не занимают. Да и Заморыша, по-моему, тоже. Она другие варианты проигрывает.

- А что, Аугустин Алексеевич, - продолжает она осаждать водителя, - недавно в |наш дом переехал? Что-то я его раньше не замечала…

Дядя Преда долго и сосредоточенно обгоняет какой-то грузовик, потом автобус, самосвал, еще один грузовик. По всему видно, Заморыш не скоро дождется ответа… Машина сворачивает с шоссе на проселок. Здесь грузовики и автобусы почти не попадаются, зато куда чаще встречаются ухабы. Водитель внимателен и собран, не до Заморыша ему. И правильно - что она, пришла на вечер вопросов и ответов?

Вообще-то не мешало бы, наверное, кое-что выведать относительно нашего загадочного Аргуса. Не про его опыты с чтением и передачей мыслей, понятно, - об этом вряд ли кто-нибудь что скажет, а про то, откуда он взялся, почему вдруг оказался в квартире бабули, ну и многое другое. Но дядя Преда целиком занят ухабами. Вскоре он с ними, однако, осваивается. Расслабляет пальцы на баранке, откидывается на спинку, оборачивается:

- Так, говоришь, не замечала? А я тебя давно приметил!… - и хитро улыбается.

Я поежился: это уже не просто владелец «Жигулей» заговорил, а хозяин Рекса. И сада, где поспевает чудо-вишенка, которой нет равных во всей махале. Его слова я лично так расшифровываю: с вопросами не приставайте, а то возьмусь-ка и я кое о чем вас расспрашивать… И действительно, Заморыш умолкает. В самом деле, откуда знать, чем еще его «Жигули» оборудованы по знакомству? А если, к примеру, кинокамерой? Ты подбираешься к вишне с тылу, кругом никого, ни малейшей опасности, и вдруг раздается лай, ты застываешь на месте, а камера тебя - щелк! - и документик готов для кого надо, пожалуйста. И с ним тебя везут прямо на уху с бубенцами. Усекли?

Беретику до всего этого, кажется, дела нет, а Заморыш, похоже, усекла. Помалкивает, что-то себе под нос мурлычет. Любопытство, говорят, не порок, но из-за него можно нарваться на большие неприятности. Так что пусть лучше песенки напевает.

Но что это она поет?

Прислушиваюсь и обалдеваю.

- Я тебя вижу, а ты меня нет… - довольно внятно выводит Заморыш. - А ты меня нет, а ты меня нет…

Даже Беретик оторвался от окна. А хозяин вишни ухмыляется…

И вдруг тормозит.

- Приехали! - объявляет он громко. - Милости просим. Дальше - пешочком.

Так. Иными словами, хватит, накатались. А куда же пешочком? Чему навстречу? Какой такой ухе?

- Ну как, соседка? - с той же ухмылочкой продолжает хозяин вишни. - Я тебя вижу, а ты меня нет? Или наоборот?

Но мы уже высыпали из «Жигулей». Водитель указывает нам на тропу и, прощаясь, машет рукой:

- Низкий поклон Аугустину Алексеевичу!

Мы осматриваемся. Да, дальше на машине и впрямь не проедешь. Тропа ведет через густую, сочную траву. И такую высокую, что, если чуточку присесть, укрывает тебя с головой.

- Ух ты, а орехи какие! - присвистывает Беретик.

И верно, я сроду таких не видел. Ветвистые, могучие, они как бы обступают луг с трех сторон, перебрасывая друг к дружке прохладные островки тени.

- Видишь, как выстроились? - все восторгается Беретик. - Чтобы на колесах никто и не подступился к такой травке! Верно сказано: дальше - пешочком!

И тут же скидывает сандалии, да так, что они у него кувыркаются в воздухе. Беретик их подхватывает на лету и срывается с места, мы с Заморышем - за ним. Ветер звенит в ушах, присвистывает. Мы на минутку останавливаемся и тоже сбрасываем обувь. Вперед! Вдруг Беретик юркнул в сторону. Мы - за ним. Где же он? Нигде не видно! Как сквозь землю провалился!

- А я вас давно приметил! - раздается откуда-то сзади. - Вишенок, небось, захотели?

Ну и Беретик, ну и напугал! Нам уже померещилось - хозяин Рекса нас в этих зарослях подкараулил… Теперь мы мчимся сквозь них все вместе, потом наперегонки, потом снова:

- Настоящие прерии! - орет во всю глотку Заморыш. - Пампасы!

- И ветер здесь пахнет по-другому, чем в городе! - не устает восторгаться Беретик.

Но вот трава сменяется камышами. Я первый врезаюсь в них. И слышу:

- Берре-гись!

Я подаю отчаянный знак своим и бросаюсь наземь. Не шевелюсь, не дышу. Ведь то был голос Аргуса!

Приоткрываю один глаз. В десяти шагах от меня, крепко упершись ногами в землю, Аргус что-то раскручивает над головой. Затем выбрасывает руку вперед - и это «что-то» рассекает воздух. А рядом сидит незнакомая девушка и сквозь смех ему что-то говорит.

Затем наступает тишина. Мои тоже не шелохнутся.

Что это было? Гарпун? Лассо?

И тут я отчетливо слышу звон бубенца.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,

или Чем заканчивается иногда уха с бубенцами

Пеший поход у нас не состоялся. Зато привал получился что надо. Мы удобно устроились впятером на берегу небольшого пруда, легкий ветерок пробегает по камышам, подхватывает дымку пара над огнем. А дух какой разносит - закачаешься!…

Тем временем у воды продолжают звенеть бубенчики. Нет, не от ветра. Если даже порыв посильнее и раскачает какой из них, Аргус сразу отличает его голос. Да и мы понемногу приучаемся. А поют бубенчики оттого, что клюет рыба.

Аргус забрасывает крючок на длинной леске, она дотягивается до самой середины пруда, на конце у нее и наживка, и грузило. Другой конец крепится на берегу, вот здесь-то и навешивают бубенчики, по одному на каждую леску. А «беррегись!» приходится кричать, чтобы не задеть кого-нибудь во время броска. Когда я впервые это услышал, мы трое были еще на порядочном расстоянии, - вряд ли оно к нам относилось, да и не видел нас Аргус. Но заботиться ему, видно, было о ком.

Она сидела на плоском камне, поджав ноги и обхватив их руками, а он успевал и леску с грузилом раскручивать, и рыбу из воды вытаскивать, и за казанком на огне присматривать, не говоря уже о бубенчиках. А как аккуратно, шалашиком, у него сложен костер!…

Сперва, понятно, перезнакомились. Ее зовут Сильвия Спиридоновна, больше она ничего о себе сразу не сказала, только Аргус добавил, что его гости ни в коем случае не должны стесняться друг друга, все они сегодня одинаково рисковали, потому что клева вполне на этом озере могло не быть, тогда ухой бы и не пахло, одними бубенцами… На что Заморыш бойко заметила: озеро это, должно быть, славится не только ухой, но и травой, так что риска нет ровно никакого. И даже спросила Сильвию Спиридоновну, не прошлась ли она босиком по траве.

Бубенчики позванивали, уха поспевала, следить надо было в оба, но Аргус, как я заметил, успевал поглядывать и на нас троих. И, верно, видел он моих друзей в первый раз, во всяком случае вблизи, и ему наверняка было интересно, что это за безобразники такие втроем баламутят весь двор. Назвал я их, понятно, домашними именами, Зикой и Борей, но он наверняка уже прикидывал, как они зовутся меж нами. У Беретика, к примеру, волос хоть куда, - сколько его ни стриги, на следующее утро вырастает с прибытком, будто никакие ножницы его не касались; но к тому же ходит всегда Беретик в старых тренировочных брюках и полосатой футболке, бело-голубой, отчего его вполне можно было бы прозвать Матрасиком или Зеброй. Зато Заморыша иначе не назовешь, разве что Скелетиком.

Итак, уха варилась, рыба ловилась, колокольчики звенели. Все это было прекрасно, но я уже начал проигрывать варианты.

Одно совершенно ясно: Аргус норовит увести нас как можно дальше от дома. Охраняет покой жильцов, в первую очередь своей квартирной хозяйки, или кем там ему приходится наша всеобщая бабуля, потому-то он нам и стрелу выложил, и Рексовы «Жигули» за нами прислал. Ну, допустим, сегодня позвал он нас на рыбалку, а завтра, выходит, - на охоту? А послезавтра? Увезет на свои деньги куда-нибудь в Карпаты или еще куда? Нет, тут что-то не то… Тут и варианты не пронумеруешь, все они на одном сходятся: появился в шестом подъезде новый жилец и старается заслужить благодарность всех остальных.

И еще в одном можно не сомневаться: человек он хозяйственный и запасливый, не хуже нашего Беретика. И миски, и ложки, и складные стаканчики - все у него с собой в рюкзаке. А уха, оказывается, приправлена даже лавровым листом. Заметила это с похвалой Сильвия Спиридоновна, но при ее словах Аргус как-то заговорщицки глянул на меня, - и мне вспомнился, конечно же, План Законного Возмездия, первые мои слова в дверях, его приглашение в дом и обещание одолжить лаврушки на целый венок… И, наткнувшись в миске на добрую половину листа, я отодвинул его ложкой подальше.

Запасливый наш сосед оказался и замечательным поваром, - это, впрочем, можно было предположить, - гости наперебой хвалили его уху и не отказывались от добавки. От похвал уховар, как мне показалось, даже слегка смутился, во всяком случае, постарался перевести разговор на другое.

- А знаете, Сильвия Спиридоновна, - начал он после того, как уговорил нас разделаться со всем, что еще оставалось в котелке, - я ведь вас не случайно свел с ребятами за этим столом. Вы, можно сказать, коллеги.

- Вот как! - удивилась она и посмотрела на нас с явным любопытством. Я, понятно, насторожился.

- Да, да, коллеги, - настаивал Аргус. - Догадываетесь, по какой части?

Сильвия слегка призадумалась. А у меня мелькнуло в голове: неужели коллеги-экспериментаторы?

Мои тоже заволновались, по глазам вижу. А если это по той самой части? Она с ним наверняка коллеги, если не больше, а мы, выходит, - приемники? Или передатчики?

- Нет, никак не догадаюсь, - честно, а быть может, и с умыслом ответила она. - У ребят теперь столько всевозможных увлечений…

- Их увлечение, милая Сильвика, имеет прямое отношение к вашему призванию…

Ого, уже «милая Сильвика»! И к тому же он явно затевает игру в «холодно-тепло-жарко».

- Прямое отношение? - смешно повела бровями Сильвика.

- Представьте себе!

- Так… Тогда все зависит от того, что вы, уважаемый Аугустин Алексеевич, полагаете моим призванием, верно?

Он кивнул, но ответить не успел. Послышался шорох, и из-за камышей показался человек в синем комбинезоне и кепке, почти такой же, какую целые сутки носил я. А комбинезончик модняцкий - пряжки на тем сверкают, застежки…

- Приятного аппетита! - крикнул он, приближаясь. - Сегодня, как я вижу, славно клюет!

И тут мы увидели, что это не кто другой, как дядя Арион, наш сосед из махалы. Откуда он здесь взялся?

Он подошел, поздоровался, нас, конечно, узнал, но почему-то нисколько не удивился. Больше его, пожалуй, заинтересовал казанок.

- Да, видать, славный был клев… - заключил он, разглядев пустое дно.

- Не горюйте, дядя Арион, - поспешил успокоить его Аргус, - мы это мигом исправим. Вас персонально вон под тем камнем свежая ушица ждет!

Оказывается, всю ту рыбу, о которой давали знать бубенчики, наш Аргус держал, так сказать, на привязи: опускал ее в пруд в обыкновенной авоське, а ручки авоськи прижимал камнем. Получалось, рыба вроде бы и поймана, и на воле.

- Спасибо, товарищ инженер, - уважительно ответил дядя Арион. Кстати, оказался он куда моложе, чем представлялось нам, и комбинезон ему шел вполне. - Я уже успел пообедать с совхозными, там, - и он указал куда-то в противоположную от луга сторону. - Но в следующий раз, даю слово, от вашего угощения не откажусь!

Ага, значит, товарищ инженер! Впрочем, об этом легко было догадаться - технарь технарем, за версту видно. Чего ему от нас надо? - вот в чем вопрос.

- Не за ухой сюда дядя Арион пожаловал, уверяю вас, Аугустин Алексеевич, - поднимаясь со своего камня, сказала Сильвия. - По мою душу явился, верно? - И озорно глянула на дядю Ариона.

Тот отрицать не стал, и тут я впервые увидел нашего Аргуса… ну, не в себе, что ли. Будто бросили его посреди пампасов, одного на свете, на произвол судьбы. Однако продлилось это совсем недолго.

- Погодите минутку, Сильвия Спиридоновна, - остановил он ее. - И дядя Арион нам простит. Тем более, что и он причастен к тому, о чем как раз шла у нас речь, - к увлечениям ребят.

С дядей Арионом, в отличие от нас, никакой игры затевать не надо было, он подтвердил, что да, причастен, в таком деле, дескать, грешно было бы не подсобить, на то мы и садоводы. А если что-нибудь еще не так, то ничего, это поправимо, вместе как-нибудь додумаемся. Вот хитрец! Он сразу, видно, разобрался в обстановке. Понял, что Сильвия многого еще не знает, и давай ее раззадоривать. Аргусу, понятно, это страшно понравилось, он всячески подливал масла в огонь. Пустился в рассуждения о том, как живут в городе, - можно, дескать, пройти на улице мимо будущего Дарвина или Эйнштейна, не подозревая о том, больше того - пройти и мимо сегодняшнего, а то и быть его соседом, ни о чем таком не догадываясь. Этим он вконец запутал не только Сильвию, но и меня: в самом деле, кто из нас Дарвин, не говоря уже об Эйнштейне, - он, Аргус, или, быть может, Беретик? Или наша ученая тетя?

Сильвия, правда, попробовала было принять игру и стала проигрывать свои варианты. Зацепившись за оброненное Арионом слово «садовод», она все пыталась дознаться, что бы оно значило и кто здесь садоводы - она с Арионом, Аугустин Алексеевич или мы трое? Или все шестеро? Но когда, казалось, она была уже совсем близко к цели, вдруг снова вмешался дядя Арион.

- Хотите подсказку, Сильвия Спиридоновна? Пройдемте со мной, покажу вам кое-какие записи в моем вахтенном журнале. Аугустину Алексеевичу тоже будет интересно, ребятам подавно, вот тогда все и прояснится.

Сказал он это куда как просто и буднично, но меня-то не проведешь: что такое вахтенный журнал, я, понятно, знал, где и кто его обычно ведет - тоже, а вот что это еще за морская вахта на берегу заросшего пруда?…

Впрочем, если уху тут варят под звон бубенчиков, ожидать можно всякого.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

в которой оказывается, что бабочка может иногда вновь превратиться в гусеницу

На месте Заморыша я, наверное, стал бы томить вас всякими намеками да девчоночьими недомолвками. Не буду! Так вот, мы быстренько помыли посуду, погасили костер, до блеска натерли золой котелок. А рыбу так и оставили в авоське, пусть себе плещется.

После двинулись вслед за дядей Арионом, обошли камыши и вскоре оказались в саду. Издалека заметили - вишневый. Деревья, правда, не такие, какие мы видели из окна машины, а повыше и пораскидистее, как у нас в махале. Богатые вишенки, тут было бы где размахнуться съемнику Беретика. Но едва прошли мы несколько шагов - деревья будто расступились.

Вдали, на пригорке, раскинулись огромные зеленые крылья.

Как шли мы за дядей Арионом, так разом и остановились.

- Можете дотронуться до бабочки, не воспрещается, - тихо проговорил дядя Арион.

- Только не вспугните, а то взлетит! - напутствовал нас Аргус.

И мы рванулись вперед.

То, конечно, вряд ли была передающая станция для управления поведением людей или даже передвижной прибор для чтения мыслей. Зеленая бабочка сидела прямо на вишне - не рядом с деревом, а на нем, пропустив ствол через себя. Вишня была как бы огромной булавкой, из тех, на которые накалывают насекомых.

- Ну как, хороша? - поинтересовался дядя Арион.

- А вы им разъясните, какое сходство между вашей бабочкой и их агрегатом, - посоветовал Аргус. - Тем, который со шлангом и рюкзаком.

- Ну-ка, ну-ка, что за сходство? - вмешалась Сильвия. - Что за агрегат?

- Вот по этой части вы и коллеги, Сильвия Спиридоновна. Знайте же, что мои юные соседи тоже неравнодушны ко всяким хитроумным уборочным устройствам…

Тем, собственно, и закончилась для Сильвии игра в «холодно-жарко». Она глянула на нас, я бы сказал, с известной долей почтения, хотя и скорчила при этом смешную гримасу: вот, мол, вы какие, с вами, оказывается, надо держать ухо востро! Хорошо еще, что Аргус с Арионом не стали ей излагать, в чем суть и отличие нашего метода, нам это было бы вовсе ни к чему.

- Так вам как разъяснить, ребята, - обратился к нам дядя Арион, - на пальцах или в натуре?

- В натуре! - мгновенно откликнулся Беретик.

- А как это у вас на пальцах получится? - полюбопытствовала Заморыш.

«Вечно она влезает!» - вздохнул я про себя.

- Ну, что ж, - ответил дядя Арион, слегка сдвинув кепку на затылок, - попробуем сперва одним манером, потом другим…

Он подошел к бабочке, потрогал одно из ее крыльев и в свою очередь спросил:

- Скажите-ка, почему вы перестали на деревья карабкаться?

Прозвучало это у него довольно-таки строго, а может, нам так показалось, но с ответом мы чуточку замешкались. По этому поводу Аргус с Сильвией даже перемигнулись насмешливо.

- А потому что мы не обезьяны! - выпалила наконец Заморыш.

- Правильно! - отозвался дядя Арион и поднял указательный палец. - Только какая-нибудь мартышка может себе позволить лезть за каждой вишенкой или сливой на верхотуру. Человек должен постараться как-нибудь их к себе привадить.

- Не мы к ним, а они к нам, - заключил Беретик.

- То-то! - подтвердил дядя Арион и поднял палец еще выше. - Вот и Сильвия Спиридоновна тоже так рассуждает: зачем гонять машину за плодами, если можно доставить плоды прямо в машину? - Он опустил палец вниз.

При этих словах Сильвия рассмеялась, вслед за ней и Аргус - довольно-таки поспешно. А дядя Арион заявил, что это и было объяснение на пальцах, теперь надо идти дальше. И пошел - обогнул бабочку и забрался в кабину.

Тут надо сказать, что бабочка оказалась не какого-нибудь там вымершего рода, а вполне современная. Позади нее, если смотреть оттуда, где стояли мы, возвышалась кабина. В нее и поднялся дядя Арион, уселся, - и вишня вдруг заходила ходуном, будто произошло землетрясение. От неожиданности, признаться, я слегка вздрогнул. Но землетрясение тут же прекратилось, успокоилось и дерево, только вишни с него дождем посыпались на крылья бабочки.

- Вот и все, - высунул голову из окошка дядя Арион.

На этот раз его слова прозвучали для Аргуса и Сильвии, как команда. Из штабеля неподалеку каждый из них взял по ящику, оба подошли к машине, Арион включил транспортер, и ящики поочередно наполнились. Затем Аргус подхватил их и унес в сторонку, а Сильвия пожелала нам приятного аппетита, попросив при этом ответить - только честно! - какая вишня окажется вкуснее: сорванная с дерева, снятая нашим агрегатом или поднесенная бабочкой.

Может, мы и попытались бы сделать такое сравнение, но в это время, освободившись от плодов, бабочка взмахнула крыльями, почти соединив их над головой, отъехала задним ходом от дерева, остановилась - и двинулась дальше, к следующему в ряду.

- Нашествие гусениц с планеты Атринчо! - шепнула Заморыш.

Действительно, бабочка будто вновь превратилась в личинку - так медленно ползла она между рядами; казалось даже, она пожирает все на своем пути. Но вот расстояние между первой и второй вишнями осталось позади, гусеница чуть свернула с пути, подъехала вплотную к дереву и остановилась точно в таком же положении, в каком отъехала от предыдущего. Тут дядя Арион подозвал нас из кабины, велев быть особенно внимательными. Он тронул свои рычаги, и между зеленых крыльев выдвинулись навстречу друг другу два небольших резиновых валика. Они обхватили ствол с двух сторон, дядя Арион крикнул нам, чтобы отошли, - и на глазах у нас гусеница моментально превратилась в бабочку. Распластав крылья, она стала ждать небольшого землетрясения, чтобы вновь оказаться с урожаем

Убедившись, что машина остановилась, Беретик описал медленный круг, разглядывая ее со всех сторон, вернулся к нам и задумчиво покачал головой. Тут подошел и дядя Арион.

- Что, Борис, - поинтересовался он, - что-то, по-твоему, не так?

Вот ведь, словно знал дядя Арион, что Беретик у нас за главного конструктора, по адресу обратился.

- Вообще-то ничего машинка, - солидным своим баском ответствовал наш дворовой изобретатель, - производительность, должно быть, у нее высокая. Но и вопросы, понятно, возникают…

- Как же без вопросов! - согласился дядя Арион. - Если б их не было, ни к чему было бы нам всем здесь собираться. Разве что ради ухи… - И, обернувшись к Сильвии: - Ну как, выслушаем мнение специалиста смежного ведомства?

Другой, может быть, обиделся бы за ехидство или смутился, но Беретик наш и глазом не моргнул.

- Скажите, - внушительно обратился он к Сильвии и Ариону, - а разве дереву не больно, когда его так нещадно трясут?

Он так и сказал - «нещадно», словечко это скорее подходило Заморышу. Но чего только не скажешь, если величают тебя специалистом, да еще смежного ведомства!…

- Подобный вопрос задают многие, - в тон ему ответила Сильвия, будто и в самом деле он представлял тут какое-то важное учреждение. - И это вполне естественно. Садоводу любое дерево видится живым существом, иначе и быть не может, иначе никакой он не садовод, а так, пенкосниматель…

- Такого на пушечный выстрел нельзя к саду подпускать! - горячо вставил Арион.

- Итак, - продолжила Сильвия, - больно или не больно? Это, понятно, решать не нам, а экспертам по садоводству, тем, на кого, собственно, мы работаем. По их заключению, встряхивание в течение шести секунд, - именно столько оно длится, - ничем дереву не вредит. Считается даже, что оно действует благотворно: обрываются мелкие хрупкие корни, остаются и укрепляются те, что понадежнее. Повторяю, таково мнение экспертов…

- А ваше, Сильвия Спиридоновна?

Ай да Аргус, ай да молодец! Здорово он ее подкусил! Что она и впрямь все на других кивает?

- Представьте себе, дорогой Аугустин Алексеевич, - с ехидцей ответила она, - есть у меня на этот счет и личное мнение. - Но тут ее голос сразу изменился, погрустнел: - Я бы все-таки жалела дерево, не трясла его. Попробовала бы, например, обдувать… Но пока нам с дядей Арионом надо эту модель доводить до ума!

Последние слова она произнесла совсем по-другому, - хватит, дескать, болтать, пора за дело. Тем более, что дядя Арион говорил о каких-то записях в своем вахтенном журнале.

Теперь, по крайней мере, я знал, на борту какого корабля они ведутся.

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

в которой очередной сигнал подкатывается прямо ко мне

Сегодня у нас вечер воспоминаний.

Воспоминаний не о далеком прошлом или о будущем. В надежном нашем закутке, при свете заходящего солнца, мы обсуждаем события дня.

- Ну, как она вам понравилась? - осведомляется Беретик.

- Да, не ожидали мы встретить такую… - признается Заморыш.

- Ты это о ком? - косит на нее взглядом Беретик.

- А ты о ком?

Надо вмешаться, а то, чего доброго, опять дойдет до драчки.

- Будет вам, ребята, - спешу на выручку. - Беретик, понятно, имел в виду машину…

- А ты что имел? - не дает он мне закончить. - Что? Или кого?

- Кого? - таращу я глаза. И тут только до меня доходит…

- Так ты о ней… о Сильвии?

- О ком же еще? - отвечает он так, будто всю свою жизнь только и делал, что обсуждал подруг своих взрослых знакомых.

Но больше всех поражена Заморыш, прямо прийти в себя не может.

- Выходит, изобретатель, машина тебе нипочем? - изумляется она, хлопая глазами.

- А кто приводит прямо в машину вишню и все такое? Кто эту бабочку придумал? Кто ее в гусеницу превращает и снова в бабочку?

Он мог бы, наверное, продолжать так без конца, наш молчун Беретик; пришлось мне самому исхитриться: дескать, каковы сани, таковы и сами, или, как у нас говорится, по мешку и заплата. Мы ведь тоже не так давно мешок за собой таскали, пока до рюкзака со шлангом не додумались… Короче, уболтал я их, как сумел, а то Заморышу почему-то совсем не пришлось по душе, что конструктор наш не о машине завел разговор, а о чем-то вроде бы постороннем. И тут неизвестно почему вспомнился мне Игорь - как подлатывался он к Заморышу и как лихо она его отшила. Ну да, очкарик-то наш, мы никому ее не отдадим, если только сама не улизнет.

- В общем, машина что надо, - заключает Заморыш, окончательно уводя разговор подальше от Сильвии. - И уха мировецкая, с бубенчиками.

- А места какие! - вставляю я.

Беретик кивает задумчиво. Даже печально, можно сказать.

- Да, места знатные, - соглашается он. - А повезли нас туда, наверное, чтобы спросить: к чему вам, детки, изобретать велосипед?

Ну и сказанул Беретик, ну и отмочил! Не успел я опомниться, чтобы отрезать ему, как отозвалась Заморыш:

- Правда, тут Беретику виднее. - И, обращаясь к нему: - Так, выходит, все наши агрегаты со шлангами и улавливателями всякими, из-за которых на нас «Жигули» лаяли… все это забава для малышей?

- Выходит, - уныло соглашается Беретик.

- Теперь понятно, - подозрительно прищуриваясь, продолжает Заморыш, - понятно, зачем твой Аргус приводил с собой эту… как ее? Коллеги, мол, изобретатели! А как же! Мы со ржавой банкой, а она, нате вам, верхом на комбайне!

- Что за чушь! - выкрикиваю я, не в силах сдержаться. - Как вам не стыдно так думать об Аргусе? Или вам больше нравятся изобретения Игоря, чтоб кошек мучить?

- А что! - Теперь Заморыш прямо-таки сверкает глазами из-за очков. - Игорь, по крайней мере, в мою честь устраивает полеты, самые настоящие!

- И разбитый пылесос называет именем прекрасной дамы! - съязвил я. - Или, может, ты на его ракете на море собираешься слетать?

Сказал - и тут же пожалел.

Дело в том, что Заморышины родители спят и видят, как бы ее отвадить от дружбы с нами, путевки ей разные насильно суют. Когда она поменьше была, то ездила на море с бабушкой, а бабушка, не поверите, еще и холодильник о собой волокла, чтоб у Зикочки все было всегда свеженькое да прохладненькое. И еще рассказывала Заморыш, что играла она там с двумя, такими же как она, мальцами, обязанности у них делились так: один был капитаном корабля, другой каждый день рыл в песке новый трюм, а она варила им кашу из морских камешков. Что и говорить, кок первого класса! Но все это, понятно, было давным-давно, она сама над этим смеялась, - а я возьми да и ляпни про море. Зато тут же и сдачу получил.

- И слетаю! - пообещала Заморыш, мгновенно складывая стульчик и тем самым давая понять, что дело решено, можно теперь и лясы поточить. - А вы найдете себе кого-нибудь другого, кого на кухню за кастрюлями и крышками посылать, знакомых у вас теперь прибавилось!…

Намек зловредный, однако я, если прижмет, тоже за словом в карман не лезу, - такое готов был ввернуть, что долго бы ей на том море икалось, но тут вдруг Беретик спрашивает:

- А от Аргуса больше никаких сигналов не поступало?

«Не поступало» опять же не его словечко, что-то за этим кроется, неспроста он его запустил. Делать нечего, приходится с этого момента на два фронта сражаться.

- Вообще-то время позднее, - отвечаю бодро. - Но не исключено, что он пошлет мне сигнал на дом.

- Как сегодня утром?

И глядит на меня многозначительно. Тьфу, неужто он Белую Стрелу тогда приметил? Приметил и виду не подал?

Внезапно он меняется в лице. Глаза округляются, подбородок вытягивается. Голубые полосы на футболке, и те побледнели.

- А р-рань… ше не п-пред… видится? - едва выговаривает он.

Больше того, Заморыш вскакивает со своего стульчика, зрачки у нее становятся как стекла от очков, если не больше. Я застываю на месте. Что они такого во мне увидели?

А они скользят взглядом мимо меня, упираются куда-то в землю. И только тут я соображаю, что сам-то стою спиной к входу в закуток.

Рывком поворачиваюсь.

У моих ног лежит катушка.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,

в которой одна отгадка идет в обмен на три загадки

Переливается синева, мелькают рыбины, колышутся водоросли. Неплохая подводная съемка, ничего не скажешь.

- Ух ты! - толкает меня в бок Беретик.

Опускаясь, камера выхватывает из полумрака какие-то смутные очертания. Скала? Глубоководный морской зверь? Затонувший корабль?

Точно, корабль. Не спеша обходим его со всех сторон, различаем гребные винты, надстройки, рубки. Такое впечатление, будто проплываешь мимо на расстоянии нескольких метров.

- Как бы ноги не замочить! - попискивает Заморыш.

Останавливаемся. У днища, ближе к корме. Где-то здесь должны быть, наверное, грузовые трюмы. И тут Беретик так поддевает меня под ребро, что я едва не отлетаю к носовой части.

Мы прорываемся внутрь судна. Сперва при помощи сверла, затем пускаем в ход резак. Металл поддается легко, в этом ничего удивительного, но инструмент почему-то каждый раз меняется: ломик, кувалда, гаечный ключ, снова сверло. Рука выбирает их из открытого ящика, он тоже хорошо виден, туда же по очереди опускает и берет новый. И сверло держит совсем не так, как мы, - сама вращается вокруг собственной оси. Вот так ручка!

Потом она отходит от корабля, снова вокруг носятся рыбы, но подводная рука ни одну не хватает за хвост, хотя, конечно, ей такое раз плюнуть. Зато поднимает откуда-то трубу, приставляет к другой, навешивает гайки на болты, завинчивает. Потом расслабляет, снова подкручивает, будто проверяя себя. Наконец, берет какой-то ковшик и зачерпывает им грунт со дна.

- Пробу берет, - шепчет Беретик.

В следующую секунду я уже сам отскакиваю, и не к носу, не к корме, а вроде бы опускаюсь в мягкое кресло. Потому что мы уже не на дне морском, а в концертном зале. Но рука при нас. И держит она дирижерскую палочку.

Забыл вам сказать, что все это время лилась музыка. Сперва нежная, неземная, - так, должно быть, поет море. И вдруг она сменилась другой, мощной, палочка размахивает вовсю. Вот она описывает плавный круг, еще раз взмахивает, воцаряется тишина, - и зал взрывается аплодисментами.

Все встают со своих мест, даже музыканты. Аплодируют, кланяются, улыбаются. Аплодируют сверкающему металлическому человеку с дирижерской палочкой…

Все. Пленка вышла. Загорается свет.

Мы в комнате у Аргуса, точнее - в его информационном отсеке. Это я так поделил квартиру: приборный отсек, бытовой, информационный. В этом последнем, понятно, книги, журналы, тетради с записями, а оказался еще и кинопроектор.

Тут самое время вернуться ко вчерашней катушке.

То была кассета с кинопленкой.

Жаль, не видел я, как она к нам подкатывала, но на месте Беретика и Заморыша у меня бы тоже отнялся язык.

Не сразу мы догадались, в чем дело. По очереди повертели в руках кассету, посмотрели пленку на свет. Кое-как разобрались, что это подводная съемка. А дальше? Кинопроектора ни у кого из нас нет. Стали соображать: обронил кто-нибудь кассету? Не похоже. Сама она подъехала. Кто же мог ее запустить прямо в наш тайник?

А ведь умно поступил Аргус, задав нам такую задачку. Мол, отгадаете - выиграете, нет - дело ваше, скучайте. Правда, сам же он нам и намек подал. В первом кадре пленки хорошо просматривался чертеж, на первый взгляд очень странный: треугольник с вписанной в него заглавной буквой «А». Добавлю: прямоугольный треугольник. И еще: на его гипотенузе стояло число 61. Как это понимать? Это что - расстояние? В метрах, сантиметрах, километрах? И в каком направлении? Нет, тут что-то не так… Минутку! Прямоугольный треугольник… гипотенуза… По теореме Пифагора, квадрат гипотенузы равняется… А чему равняется сама гипотенуза? Квадратный корень из 61 будет где-то между 7 и 8, приблизительно… Нет, не корень требуется, а квадрат. Квадрат гипотенузы равняется сумме квадратов катетов. Гипотенуза - приблизительно 7 или 8, значит, катеты соответственно короче, примерно 5 и 6. Убедимся: получается 25 плюс 36… Точно: 61. Значит, 5 и 6… 6 и 5… Шестой подъезд, пятый этаж. Остается «А»… Ясно! Яснее не бывает.

Нет, открыл не он, а бабуля. Я показываю ей кассету, она понимающе кивает. Из кухни доносится аромат ухи, точно как вчерашней, только что без бубенцов. Вот она где, та рыба, что держали тогда на привязи.

Во всем этом мы успели разобраться, но рядом с кинопроектором лежали еще две кассеты. На всякий случай, мы решили убедиться и на обеих обнаружили в начале ленты вое тот же треугольник с инициалом. Быстренько перезарядили аппарат, и вот уже в кадре не зал и не морское дно, а лестница.

Карабкается вверх по ступенькам осьминог. Не знаю, как он на самом деле называется, ног, однако, мы насчитали ровно восемь. Притом таких же, как руки у дирижера или у подводного мастера: руки сгибаются в локте, а ноги - в колене. Переступают со ступеньки на ступеньку, поднимаются, потом, пятясь, спускаются. Вот осьминог еще раз поднимается, теперь до самого верха, шагает туда-сюда по площадке, разворачивается и на этот раз спускается по всем правилам, не пятясь.

Вслед за тем появляется сортировщик. Этот не ходячий, зато куда как зряч: перед ним штук двадцать больших коробок, и он, подчиняясь, по всей вероятности, какой-то команде или программе, достает из них то одну шестеренку, то другую, разные валики, втулки, подшипники… Достает безошибочно, иначе, наверное, его бы поправили. А он ни разу даже не замешкался.

Потом что-то перепуталось, может быть, не в том порядке смонтировали, потому что вновь показался осьминог. Правда, не на гладкой лестнице. Чего он только не вытворял: лез по. склону горы, перешагивал через лесные завалы, прыгал по камням и болотным кочкам… А в конце, словно заправский акробат, прошел по бревну через горную речку.

В самом начале третьей пленки появился… Аргус. Да, в кадре. Испытывал он примерно такую же механическую руку, как и на подводных работах, только эта не вращалась наподобие сверла, зато больше походила на человеческую руку - ладонь, пальцы. Гибкие и цепкие, они снимали со станка готовые детали и клали на транспортер, а в конце его другая рука аккуратно их складывала. Причем станок не останавливался, происходило все это на ходу, а тем временем третья рука вместо обработанных деталей устанавливала заготовки, дело шло своим чередом, все три руки действовали слаженно и неутомимо. Человеку, конечно, за ними было не угнаться. Да и как снимешь или закрепишь что-нибудь на станке, не выключив его?

Из заводского цеха мы перебрались в сад и очутились перед бабочкой дяди Ариона. Это было уже, как говорится, совсем из другой оперы: машина стряхивала плоды и, в отличие от того, что мы видели до сих пор, у нее не было рук. Тут, будто угадав нашу мысль, между другими двумя рядами выкатилось в высшей степени странное сооружение: на тележку посажена башня, из нее тянутся в разные стороны две пары рук, одновременно снимая яблоки с двух стоящих друг против друга деревьев.

- Кентавр! - радостно воскликнула Заморыш. - Получеловек-полу… - она запнулась.

- Полуробот-полушасси! - договорил за нее Беретик.

Верно, пожалуй.

Насколько я понимал, и подводный сборщик, и дирижер, помощник Аргуса на заводе и акробат на бревне, и все остальное, что мы увидели на экране, - все это были разного рода роботы, различного назначения; это нам и хотел показать Аугустин Алексеевич. Но если изобрели такого кентавра, зачем тогда деревья трясти? Или обдувать, как собирается Сильвия?

И еще вопрос: зачем вообще этот фильм в трех частях понадобился Аргусу? Но для этого надо сперва выяснить наконец, кто же такой Аргус.

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,

в которой каждый предается своим мечтам, пока мы все вместе сидим на приколе

Киносеанс окончен, публика высыпает на улицу. Каждому, естественно, охота поразмяться.

К счастью, канаву в соседнем дворе не только не засыпали, но и трубу еще ни к чему не подсоединили, так и лежит себе, будто нарочно подвезенная для нашего двоеборья. И робота не видать, как в тех подводных съемках, чтобы гаечки-болтики привинчивать. Короче, раздолье.

Можно податься и на другой конец улицы. Там, где кончается наша Малая Медведица, появилась возможность устроить замечательные соревнования по водному слалому. Нет, никакая горная речка там не бурлит, нет порогов и валунов, зато строится новый дом. А где дом строится, там забивают сваи под фундамент. Если хорошенько к ним присмотреться, то, оказывается, стоят они парами, совсем как слаломные ворота. Чего не хватает? Только хорошего дождика.

Но вот он пошел, котлован наполнился. Выходит, пора садиться в байдарки? Или становиться на водные лыжи? А вот и нет! У нас слалом не на байдарках и не на лыжах, а на плотах, это намного интересней. Понятно, каждый волен соорудить себе плот из чего пожелает, ограничений нет никаких. Лишь бы не пошел ко дну, а то выбываешь из соревнований. И правила прохождения дистанции самые простые: отталкиваешься шестом н стараешься не напороться на сваю, так до самого финиша, а всего ворот - восемь. Правда, вышел спор: мол, условия не равны, получается состязание не между спортсменами, а между конструкторами плотов. Долго не могли прийти к согласию, то яхтсменов приводили в пример, то мотоциклистов, автомобилистов и так далее, пока не решили в конце концов провести эксперимент: плот один, шест один, старт раздельный. Нашелся и секундомер. Говорят, наш капитан Игорь уже и на плоту сумел отличиться. Пора собраться и нам.

А вот в сторону махалы почему-то не тянет. И верно, больно уж бледно выглядят все наши изобретения, особенно после четверорукого кентавра.

Я, конечно, не Беретик, никакой не конструктор, но так мыслю: одного робота можно научить десятку операций, если не больше, это мы все видели. Отчего же не сделать другого просто сборщиком фруктов - сорвал, наполнил ящик, поехал дальше?…

- Вот заставляют их под водой орудовать, - говорит Заморыш, имея в виду тех же роботов. - А много ли дела на морском дне?

- Да уж наверное, - отвечает Беретик. - Строить, ремонтировать, поднимать корабли…

- А квартир ведь больше, чем кораблей, тем более затонувших!

- Ну?

- А то, что не на дно их надо посылать, - решительно заявляет наш очкарик, - а в квартиры наши!

- Убирать, что ли? - спрашиваю.

- И стирать, и обед готовить! И гладить, шить, штопать!…

- И за покупками ходить? - интересуется Беретик.

- Почему бы и нет? Дирижировать оркестром могут, а в магазин сбегать, по-твоему, труднее? Или, может, неудобно, стесняться будут?

- Чего им стесняться? - соглашается Беретик. - И сдачу принесут до копейки. Кто же обсчитает вычислительную машину? - И мечтательно вздыхает.

Вообще-то, честно говоря, не Заморышу о домашних роботах заговаривать. Не для того стараются держать ее взаперти, чтобы она обед готовила или квартиру убирала, а чтобы по двору не шастала, над книгой сидела, выросла образованной и интеллигентной. Хорошо еще, не заставляют на пианино тарабанить или на скрипке пиликать, а то бы и вовсе замучили. Пытались, правда, да ничего не вышло. Пожалели ее как слабосильную и скелетистую.

(Хоть убей, не пойму, зачем это родители малых детей скопом во всякие музыкальные и художественные школы загоняют? Ладно, прежде, тогда музыке неоткуда было больше взяться, а теперь? Проигрыватели, какие душе угодно, стерео и моно, магнитофоны, кассетофоны, это не считая телевизоров, радиоприемников, транзисторов. Не лучше ли наслаждаться мелодией в первоклассном исполнении, чем самому ее вымучивать?)

Другое дело Беретик. Ему-то домашний робот в самый раз. Мать с отчимом на работу соберутся, ему целую кучу дел по дому нададут, - ты, дескать, все же посвободней. А ему ведь мастерить, выдумывать, техническую литературу читать. Это как, не в счет? Вот ему бы робота и включить, а самому по творческому делу: не съемники изобретать, так что-нибудь другое всегда найдется.

Оказывается, он и в роботах разбирается. Я больше понаслышке, из кино да детских книжек, а он-то сечет.

- Вот ты говоришь, Беретик, кто обсчитает вычислительную машину… Выходит, робот и есть вычислительная машина?

- А вопрос полегче задать не можешь?

- Это еще не самый трудный…

- Да ну! Тогда валяй! Какой самый трудный?

Заморыш выразительно хихикает: дескать, завелись, мыслители!…

И тут я перескакиваю через целых два дня, потому что наши споры вряд ли вам будут интересны. Все равно ведь ни к чему так и не пришли.

Потому-то и отправились к Аргусу.

 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,

в которой мы вслед за Заморышем переносимся в таинственные дали

«Там, в Самосветных Мирах, за большим Светилом Срединным и Дальними Плошками, - что там? Что кроется за их загадочным сиянием? И если когда-нибудь сойдет с вышины мыслью и голосом наделенное существо, какую Весть оно принесет нам?»

Заморыш поднимает глаза:

- Читать дальше?

- А почему ты спрашиваешь?

- Это напечатано большими буквами… ну, заглавными. А дальше идут обыкновенные.

- Ну и что? Давай! - торопим ее мы.

«Мне начинало казаться, что ничего уже никогда не произойдет, когда отворилась дверь и на пороге неслышно показался Окера-Улл.

Нет, я знала, что он придет. Знала с того самого первого дня.

Делаем по два шага навстречу друг другу. Вглядываемся. Молчим.

- Ты за мной? - спрашиваю наконец.

Он кивает. Прямой, бледный, торжественный.

Однако я почему-то не тороплюсь. Что за стенами этого дома? Не имею об этом ни малейшего понятия. Ни один звук не доходит оттуда. Что меня там ждет? А здесь, рядом, он.

Море и небо - вот все, что видно из моего окна. Они то хмурятся, то проясняются, проливаются ливнями и громоздятся валами, и все же всегда остаются одними и теми же. Теперь я выхожу навстречу неведомому».

Она снова останавливается.

- Что, опять не те буквы?

- Да нет, буквы те же. Но говорит он. Понимаете? Пусть это скажет кто-нибудь из вас, получится вроде постановки.

Беретик заглядывает ей через левое плечо:

«- Это остров Твердыни…»

«…четко выговаривает он, - подхватывает Заморыш. И продолжает без запинки: - По улице катят какие-то странные машины. Высятся дома, зеленеют деревья. И нигде ни души».

Она осторожно подталкивает Беретика.

«- Это Твердыня», - произносит тот.

«Удивительное ощущение: все движется и все как бы стоит на месте. И мы будто движемся и не движемся. И эта тишина, напряженная и зловещая. Живет ли кто-нибудь в этих высоких домах? Для кого зеленеют деревья?»

- «Мы перед Вместилищем Мудрости», - произносит Беретик.

«Поднимаю глаза. Глухая стена, серая, угрюмая. Но есть что-то в ней, есть. Серая - да, но не угрюмая. Напротив, она словно светится изнутри. На глазах у меня становится почти прозрачной.

Куда ты привел меня, Окера-Улл? Что задумал?

Не решаюсь его спросить. Вернее, не успеваю. Прямо передо мной стена расступается. Свет, что пронизывал ее, теперь льется свободно, теплый, живой. Я догадываюсь: мы пришли, меня ждут.

Круглый сводчатый зал с ослепительно серебристыми стенами. И ничего больше».

Тут наша чтица делает еще одну остановку. Но молчит и Беретик.

- Подает голос третье действующее лицо, - поясняет Заморыш. - Придется тебе, Дору, спеть эту партию.

Что ж, раз надо. Я пристраиваюсь справа:

- «Добро пожаловать, Дитя Самосветных Миров!»

«Голос раздался неожиданно, отовсюду и ниоткуда. Глубокий, размеренный, спокойный. В нем словно и стены растворились».

«Как давно мы вас ждем! Но прилетела к нам ты одна…»

«Вновь серебрятся стены. Но что это? Какие-то тени движутся вдоль них, смутные, расплывчатые. Что-то знакомое… У меня дух захватывает. Нет, быть такого не может! Тени пляшут, распадаются, вновь складываются во что-то…

Да ведь это я! Я!

Вскрикиваю. Или не я вовсе? Только эхо прокатывается под сводами.

Я с трудом прихожу в себя. Какая мертвенная тишина вокруг! И ничего, ни следа чего-нибудь на серебристых стенах. Словно все, что на них проступало, так же внезапно погрузилось в тишину и небытие.

Нет, я не желаю исчезнуть! Я вся противлюсь этому. Ведь я там не одна. Не могли же они все раствориться. Я злюсь, негодую, сжимаю кулаки. Я ничего не вижу.

И вдруг вижу все. И всех своих.

Я отказываюсь понимать происходящее. Есть ли они на самом деле? Взгляд скользит вдоль стен. И снова тонет в их бездонной пустоте.

- Зачем? Зачем вы так?

На этот раз я себя услышала. А они? Услышали ли они меня?»

- «Если ты пожелаешь их увидеть, думай о них. Думай, думай…»

«И я подчиняюсь этому невидимому властному голосу. Я думаю, сосредоточиваюсь на одном.

И вижу все».

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,

или о том, как начинался путь к Вместилищу Мудрости

Целых два дня Аргуса не было видно, и мы, как я уже говорил, спорили о том, что такое робот. Ясно, он затем и существует, чтобы помогать человеку, а то и заменять его. Он сортирует детали или обходит препятствия. Стало быть, видит.

- Конечно, - уверяет меня Беретик. - Вместо глаз у него телекамера, всего делов.

- Ладно, видеть он видит. А почему не путает втулку с валиком?

- Значит, различает их как-то…

- Как-то! И это, по-твоему, ответ изобретателя?!

Вот с этим мы и пришли к Аргусу. И я решился задать ему с ходу самый что ни на есть трудный вопрос:

- Скажите, Аугустин Алексеевич, смогут ли роботы когда-нибудь вообще заменить людей?

- Смогут ли? Или будет ли в этом необходимость? - постарался он сперва уточнить вопрос. - Дойдем ли мы до жизни такой?

- Ну, скажем так: если мы этого захотим, будут ли они в состоянии?…

- Это уже поближе к действительности, - согласился он. - Подумаем над ответом, но только с одним условием: не спрашивать меня, восстанут ли роботы против своих создателей. Признаюсь, этот вопрос в свое время набил мне оскомину.

- Условие принимается, - объявил Беретик.

- Так, говорите, будут ли они в состоянии? - переспросил Аргус. - В принципе, насколько мне известно, машину можно наделить самыми разнообразными человеческими способностями, причем круг этот постоянно расширяется. Долгое время, например, не удавалось общаться с ней посредством живой речи. Теперь, при помощи синтезаторов звука, мы слышим машину, нужные нам ответы. Вот мы ездили на зеленых «Жигулях», проделывали с ними всякие опыты. И ответ получали…

Мы переглянулись, но виду не подали. Хотя, если вдуматься, подавай не подавай, ему и так все известно.

- Должен вам признаться, - продолжал Аргус, - что «Жигули» оборудованы всего лишь микромагнитофоном, довольно простым устройством. Известный вам звук записан на пленку, в то время как в электронной вычислительной машине, о которой речь, никакой ленты нет, слова составляются из отдельных звуков, имитирующих, то есть воспроизводящих человеческую речь, очень точно ей подражающих. Так что с технической точки зрения «Жигули» дяди Преды могут произвести впечатление разве что на Рекса.

При этих словах мне видится почему-то не Рекс, а мы трое, как мы отскакиваем от забора и стараемся держаться от него подальше. Но, хотя Беретик тогда первый попал под удар, теперь он сохраняет завидное хладнокровие.

- Значит, робот научился говорить, - как бы подытоживает он то, что было сказано до сих пор. - А как у них по части чтения?

- Пожалуй, читать они научились даже раньше, чем разговаривать. Не всякий текст, конечно, во всяком случае не рукописный, но распознавать многие знаки машина умеет.

- Минуточку, Аугустин Алексеевич, - допытывается Беретик, - как вы сказали? Распознавать? Значит, отличать один от другого?

- Примерно так, - соглашается Аргус.

Беретик торжествующе глядит в мою сторону: что, мол, я тебе говорил? Понятно, я мог бы ему заметить, что смысл слова не в том только состоит, чтобы назвать его по-другому, но вместо всего этого зажмурился и спросил в лоб:

- А мысли читать они научатся?

Что и говорить, Беретика я этим вопросом посадил в лужу. Зато на себя чуть не накликал беду.

Аргус молча поднялся и возвратился - с чем бы вы думали? Конечно же, с Черным Треугольником. Хотя и без кепки.

- Чтобы ответить на ваш вопрос, уважаемый коллега, - вполне официально обратился он ко мне, - необходимо сперва продолжить наши совместные опыты…

Я так и обомлел.

- На сей раз, если желаете, объектом исследования могу стать я.

И протягивает мне Черный Треугольник. Не затем, чтобы пришлепнуть его мне на лоб, а чтобы я его прикрепил - ему.

- А приборчик ваш… с лентой… бумажной… вы тоже дадите? - засомневался я.

- Само собой разумеется. Вместе и расшифруем его показания. Иначе какой же опыт?

Рука моя уже потянулась было к датчику. Заморыш с Беретиком так и замерли. Но тут я, как самая настоящая электронная машина, успел сообразить: а если это подвох, розыгрыш? И тут же выскочило готовое решение.

- Дорогой Аугустин Алексеевич, - обратился я так же любезно, - если прибор был бы сейчас передо мной, что бы мы прочли на ленте?

Он скрыл улыбку:

- Пытаешься получить вывод раньше эксперимента? Так сказать, запрячь телегу впереди лошадей?

- Аугустин Алексеевич, - отбиваюсь я, - ведь мысль все равно течет, вы только помогите ее расшифровать. Вы же обещали.

- Что ж, - не стал он сопротивляться, - тогда ответ будет таков: я задумал показать вам еще кое-какие любопытные машины.

- Вроде бабочки? - спрашивает Беретик.

- Одну из них можно назвать дельтапланом. Найдутся и другие.

- И все они убирают фрукты? - не сдается Беретик.

- А что? - У Аргуса нависает бровь, заслоняя правый глаз. - Вы же сами в этом деле мастаки. Пожалуй, даже первооткрыватели!

- А ваш четверорукий кентавр? - укоризненно напоминает Заморыш. - После него к чему еще всякие бабочки? А тем более наши банки консервные?

- Ах, ребята, ребята, - глаз у него вынырнул и снова спрятался под бровью, - четырехрукий - это пока только сон в летнюю ночь…

- Сон на кинопленке?

- А что, разве не бывает такого? - добродушно отзывается Аргус. - Впрочем, это относится в равной степени к тому, что шагает через завалы или прыгает по кочкам… Эти пленки, ребята, я показал вам для души, для развлечения. А нам с вами дело надо делать, вот что.

Этого мы, признаться, никак не ожидали. Приумолкли, приуныли даже.

- Аугустин Алексеевич, - вымолвила наконец Заморыш, - вы ведь инженер, да?

- Да, Зика, - подтвердил он, - по образованию я инженер. Инженер-механик. Прошу учесть: не приборостроитель, не электронщик, не робототехник, а всего лишь механик.

- И уборочные машины - ваша специальность?

- О, да вы и впрямь читаете, как с ленты! - рассмеялся он. - Притом обходитесь безо всяких датчиков!

- А может, - вдруг осмелел я, - вы нам еще что-нибудь подкинете… для души?

- Что, понравилось?

- Еще бы! Так подкинете?

- А дело как? - отвечает он вопросом на вопрос. - Отложим?

- Ненадолго… - упрашивает его Заморыш.

- А потом не откажетесь? - настаивает на своем Аргус.

- Куда мы от вас денемся, Аугустин Алексеевич!

Бровь медленно ползет вверх. По-моему, уговорили.

- Так, спрашиваете, научится ли машина читать наши мысли?

Мы разом встрепенулись.

- Так уж и быть, попробую ответить. Только ответ вы получите без меня.

- Что, опять фильм? - спрашивает Беретик.

- Нет, ребята, не фильм. Скажите, вы сами, без роботов, еще читать не разучились?

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,

в которой путь к Вместилищу Мудрости оказывается неблизким и небезопасным

Итак, перед нами рукопись. Отпечатанная на машинке, так что вернее будет сказать «машинопись», но назовем ее как принято.

Чтение, как вы уже знаете, идет в лицах: Заморыш - за Дитя Самосветных Миров, Беретик - за Окера-Улла, я - за голос отовсюду и ниоткуда. Короче, разделение труда.

«И вижу все», - говорит Дитя Самосветных Миров.

Дальше условимся так: где чей голос слышен, сами догадаетесь, и кто из нас это читает. А чтобы выиграть время и поскорее возвратиться к Аргусу, раз мы ему обещали, отдельные места я вам буду пересказывать. К примеру, следующую главу.

Называется она - «Архимед».

Оказывается, Дитя Самосветных Миров - назовем ее для удобства Звездная Девочка, а то и просто девочка, - родилась на борту космического корабля «Архимед», огромного галактического крейсера. Все здесь - как на Земле: распорядок дня, еда, развлечения. Каюты и прочие жилые помещения образуют две пересекающиеся улицы, можно гулять в «городском саду» - так прозвали гигантскую, под стать кораблю, оранжерею, где растет все, что душе угодно. Но если человек никогда не ступал по Земле, у него возникает множество недоуменных вопросов. К примеру, увидев огурец, девочка спрашивает отца: «Это что, наша ракета, когда была маленькой?»

Понемногу родители научили ее различать шелест листьев, голоса птиц, журчание ручейка посреди сада. И лишь позднее она узнала, где этот сад раскинулся.

Теперь, на Острове Твердыни, вспоминая детство и размышляя о нем, девушка спрашивает себя: чем было тогда для меня это понятие - «мы летим в космосе?» Откровением? Или, скорее, разочарованием, потерей? Узнав о том, где я родилась и живу, объяла ли я умом бесконечность Вселенной? Или, напротив, лишилась опоры?

«Я места себе не находила. Как же так, спрашивала я себя, за тем кустом, что на краю сада, больше ничего нет? Ровно ничего? Ночь - и только? И еще - холод? Какой он - холод? Ночь, правда, и у нас наступает, но со мной остаются мать, отец, все наши. А там - никого?

Я оплакивала свой потерянный рай. Тогда я не представляла еще себе, зачем мы его обрели».

Со временем девочкой овладевает странное чувство: все заботятся о ней, любят, даже балуют тайком - и все ей будто чужие. В меру сил, по-детски, она борется с этим. Напрасно. И в конце концов до нее доходит: ведь все они земляне, родились и выросли там, она одна - другая. Она - ничья.

«Архимед» бороздит Галактику в поиске обитаемых миров. Звездолетчики поставили себе жесткое условие: ни с чем - не возвращаться. На сигналы, посылаемые во все стороны с Земли, слишком долго никто не откликается, остается единственное решение - поисковый полет.

Все это время идет рассказ от имени Звездной Девочки, читает Заморыш, но тут Беретик не выдерживает:

- Ну и глупое условие! Искать надо какое-то определенное время, сделать все возможное, а если не получилось - вернуться и уступить место другим, может быть, им повезет больше.

- А вот и неправда! - вскидывается Заморыш, раздосадованная еще и тем, что ее прервали: так ведь не договаривались. - К чему возвращаться с пустыми руками?

- Но не возвращаться - значит приговорить себя к пожизненному заключению! - настаивает Беретик.

- Не заключению, а работе! Понимаешь, работе! - втолковывает ему Заморыш.

- А что скажет голос ниоткуда? - упорствует Беретик. В футболе это называется затяжкой времени.

- Ниоткуда и отовсюду! - поправляю я его на всякий случай.

- Пусть будет откуда угодно, - машет он рукой. - Так что он скажет?

- Еще немного терпения, - отвечаю, - и вы услышите его ответ, ручаюсь.

Здесь они сдаются оба. Действительно, не затем прозвучал голос под серебристыми сводами, чтобы, на том умолкнуть. Что еще нам дано услышать во Вместилище Мудрости?

Значит, идем дальше.

Нашей героине уже шестнадцать, она прошла всевозможные курсы обучения и теперь готовится занять свое место в рядах экипажа. Оказывается, однако, что спорим не одни мы, споры постоянно вспыхивают и на борту «Архимеда». Земля пока не собирается или не в силах запустить второй корабль подобного типа, стало быть, ни у кого другого нет возможности отправиться в новый поисковый полет. Выходит, утверждает часть звездолетчиков, мы с вами просто-напросто пользуемся случаем?

Разногласия усугубляются еще и тем, что возникает встречный проект: отыскать какое-нибудь небесное тело, на котором условия позволили бы, так сказать, посеять жизнь. Но каким образом? Начиная с ее простейших форм, с тем чтобы они постепенно развились, эволюционировали? Или же создать поселение землян, пусть оно и станет зародышем разумной жизни в этой части Вселенной?

Споры не утихают. Оставить на планете часть экипажа, снабдив его всем необходимым? Но ведь такое расставание друг с другом еще страшнее, чем то, первое, с Землей. Тогда остаться всем? Это значит самовольно отказаться от задания. И лишить землян всякой надежды.

Мнения резко разделились. В кают-компании идет горячее обсуждение. И в этот миг…

«Я не знаю, что было дальше. Помню только чудовищный толчок, лицо мамы надо мной, ровный голос отца… И надо всем, плывя во мраке, кровавый зрачок сигнала тревоги…»

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,

или Еще одно прикосновение к тайнам Тлогры

«Плывет, гаснет, вновь зажигается… Он впереди и позади меня, справа и слева одновременно… Последний вздох «Архимеда». Всего того, что было когда-то моим.

- Да, это все, что ты смогла увидеть, Дитя Самосветных Миров. Остальное увидели мы…

Тот же голос. Где он был все это время? Где была я?

- Здесь ты была, дитя. Среди нас. И среди своих, там…

Среди своих… Мысли у меня мешаются, бегут назад, к тем давним дням, к тому, последнему…

- Не делай этого, не надо, - тихо молвит голос и будто поворачивается ко мне лицом, столько в нем сочувствия. - Не надо. Из того, что произошло, ты больше ничего не увидишь…

Кажется, я понимаю его. Гаснет, растворяется навсегда красный огонек. Молния прорезает небо. Передо мной Окера-Улл.

Пытаюсь окликнуть его. Не отвечает. Вид у него сосредоточенный, встревоженный. Неужели он не слышит меня? Или не желает слышать? Ведь я рядом… И внезапная догадка: нет меня! Вернее, его нет. Лишь его изображение на серебристой стене.

Я - та молния, что сверкнула.

То мой спасательный аппарат взлетел в последний момент с борта «Архимеда».

Я беру себя в руки. Пытаюсь все понять и все принять. И вижу все, что последовало затем. Вижу теми же глазами, какими увидели эти стены.

Окера-Улл совершал свой обычный патрульный облет в дальней области здешней планетной системы, за Большим Светилом. Двигатель моего аппарата работал исправно, но вышла из строя система ориентировки, - мчался он наугад. К счастью, приборы патрульного катера засекли посторонний предмет. Пилот сумел перехватить меня. И вот я на Тлогре.

Я впервые открываю глаза, изумленно вглядываюсь: дом «на берегу, окно, море, небо. Вот и первые мои здешние знакомые - домашние киберы, они не только обслуживают меня, но и обучают языку. Я пытаюсь им объяснить, что была не одна, нас было много на корабле. Где он? Где они все? Ищите, умоляю вас, ищите!…

- Мы искали, - продолжает голос. - Долго искали… Нет, не осталось никого. И ничего. - Он медлит. - Это дань, дитя мое. Дань, которую мы платим время от времени Самосветным Мирам. За смелость нашу, за непокорность…

И вдруг я вижу «Архимеда». Как подхватывает его какая- то слепая сила, переворачивает, мнет, корежит, как он разламывается пополам, распадается на мелкие осколки, превращается в пыль…

- Как? - вскрикиваю я. - Вы все это видели?

- Точно так же, дитя мое, как видела ты все, о чем рассказала. Глазами нашего разума.

Под серебристыми сводами воцаряется пронзительная тишина.

- Мы видели то, о чем рассказала ты, - продолжает голос, - то, что увидел Окера-Улл. И все то, чего никто никогда не видел. Но произойти по-другому не могло…

Голос умолкает. Напрасно силюсь я хоть сколько-нибудь во всем этом разобраться: видели то, о чем рассказала ты, то, чего никто никогда не видел… И кто такие эти таинственные «мы»?

Неслышно подходит Окера-Улл. Касается моего плеча. Значит, это он - он, а не его изображение.

Он увозит меня с Острова Твердыни.

Мы бродим по сказочному лесу.

- Ты очень быстро со всеми здесь перезнакомишься, - уверяет он, - Bot, к примеру, Ветрород. Он первый чует приближение бури, все другие деревья кругом еще ни о чем не догадываются, а у него листва шелестит, волнуется, будит округу. А это Пенное Кружево. Верно, ни с чем не спутаешь?

Я осторожно ступаю по траве, боясь ее примять. Ведь это первые живые стебельки на моем пути, выросшие под открытым небом. Первое дуновение вольного ветра. Как не похоже все здесь на тот мертвый остров! Стало быть, вот где начинается истинная Тлогра!

И Окера-Улл совсем другой.

- Привыкай! - ободряет он меня. - Конечно, там, в Самосветных Мирах, светил было множество, а здесь у нас всего лишь одно. Зато оно - твое, целиком.

Откуда у него это? Видел ли он кого-нибудь до меня, встречал, дарил лес и солнце? Что я о нем знаю? Что я знаю о Тлогре? О Вместилище Мудрости?

- Тише! - подносит он палец к губам. - Тише! Скажи-ка, чей это голос? Узнаешь?

Прислушиваюсь. И замираю вся.

Рвусь вперед, прямиком, не глядя под ноги. Деревья расступаются передо мной. Поляна… И за ней родник.

От радости я совсем ошалела. Напеваю, приплясываю по щиколотку в воде, брызги летят во все стороны, сверкая в солнечных лучах, обдавая нас обоих.

Потом валюсь в траву, вдыхаю ее запахи. Чудо-то какое!. И вдруг мурашки побежали по коже.

«Мы видели то, о чем рассказала ты…» Они видели сад на «Архимеде», траву, ручей. Они слышали его журчание… Но ведь об этом я и словом не обмолвилась. Только думала, вспоминала…

«Глазами нашего разума…»

Значит, достаточно лишь о чем-нибудь подумать, и здесь, на Тлогре, оно сразу становится известным!…

- Ответь мне, Окера-Улл, - я бесстрашно смотрю ему в глаза, - ответь, что это за голос? Чей он?

Только что он веселился со мной вместе. Теперь, в одно мгновение, сник.

Он долго молчит. Я терпеливо жду.

- Кто это во Вместилище Мудрости? - спрашиваю едва слышно.

Он отвечает наконец - бесцветным полушепотом:

- Это Сама Мудрость».

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ,

в которой нам все же не приходится выбирать нового капитана

В этом месте у нас опять вспыхивает спор, почти как на борту «Архимеда». Причина, правда, другая.

- Чего это мы остановились? - спрашивает Беретик. - Валяй дальше, Дитя Самосветных Миров!

- А ты куда торопишься? Не на Тлогру ли собрался, на постоянное местожительство? - осаживает его Заморыш.

- А ты, может, бродить по ней устала? В траве валяться, купаться в ручьях? Так дай подсоблю! - И, заглянув ей через плечо, принимается читать совсем по-девчоночьи: «Те серебристые своды…»

- Без них обойдешься! - отрезала Заморыш и захлопнула рукопись. - И без Самосветных Миров, если еще приставать будешь!

- О, дети мои, - говорю я тогда голосом Самой Мудрости, - прочь свары, и да воцарится между вами согласие!

- И давайте продолжать! - подхватывает Беретик.

- А с перерывом, по-моему, интереснее, - предлагаю я. - Никуда наши серебристые своды не денутся, зато во дворе у нас много кой-чего может произойти.

Как в воду глядел, честное слово. Пока мы выискивали обитаемые планеты и любовались нездешними красотами, ближние наши земляне пустились в грандиозное предприятие.

Вы помните, наверное, что наш капитан Игорь со своей компанией давно собирался в техникум. Не в какой-нибудь - в геологический. И не где-нибудь - в Донбассе. Понятно, до поры до времени это держалось в секрете, по крайней мере от домашних, но так, чтобы мы, мелюзга, непременно обо всем прослышали, позавидовали и зауважали. Всякие электротехнические проделки, в чем, надо признаться, они сильны, потеряли для них интерес. Мол, дело это для нас побочное, главное-то совсем другое. Ничего не поделаешь - призвание.

Так вот, пока мы смотрели фильмы и листали рукописи, Игорь с дружками уж и вещички уложил, и гитару настроил. Оставался пустяк: купить билеты - и тю-тю!… Тут пришло время секрет свой выдать, ну хотя бы из-за денег на билеты. Родители одного из дружков разом всплеснули руками: как? куда? зачем? чего ты там не видал? Короче, не пустили, и все тут.

Ну, одного не пустили. А остальные как же?

Оказывается, ни один не поехал. Вот тебе и вся геология!

- Правильно сделали, - комментирует новость Беретик. - Один за всех, все за одного!

- Тоже мне мушкетеры! - презрительно фыркает Заморыш. - А как же призвание?

- А по-твоему, правильнее так: кто в лес, кто по дрова?

- Пусть себе разбегаются в разные стороны, зачем их силком держать?

- Так ведь дружба же, дружба! Вместе учились, вместе выросли. По-твоему, достаточно одного пальчиком поманить и рассыпалось все?

- Не кипятись, Беретик, через два годика то же самое предстоит. Так что прикажешь, всей капеллой куда-нибудь двинуть? Иначе дружбе конец?…

Понятно, с девчонками связываться - хлопот не оберешься. Но Заморыш, что ни говори, - мозг нашей троицы. Ей бы, а не мне вести партию Самой Мудрости.

В самом деле, похоже, призвание к той компании никакого отношения не имело. Спроси не то что дружков, а самого Игоря, с чем его геологию едят, - сомневаюсь, чтобы толком ответил. Сквозь тайгу продираться, по тундре, по горам - об этом все мы слыхали, вертолеты, палатки и прочее, а вот чтобы они хоть какие-то камешки собирали, - такого не припомню. Но не об этом сейчас речь.

- Не горюйте, ребята, - успокаиваю я своих, - расставаться нам не придется. Обучит товарищ Аргус нас всех троих чужие мысли на расстоянии читать, подготовимся в факирский институт…

- В гипнотизерский! - уточняет Беретик.

- В телепатический! - вносит окончательную поправку Заморыш.

- А пока, - говорю, - пошли поздравим Игоря с благополучным возвращением. А то пришлось бы нового капитана выбирать!

Нашли мы его - где бы вы думали? Около нашего космического шеста. Прикидывал, видно, какие веревки нужны для разгона. «Что, с Донбассом не вышло, так на Сириус собрался?» - так и подмывало меня спросить. Но сдержался: все же он вроде пострадавшего, нехорошо над ним смеяться.

К нашему удивлению, он первый заговорил:

- Чего это у вас такое замечательное сооружение простаивает? Давайте-ка раздобудем веревки, соревнования устроим.

Вот оно - его настоящее призвание. Ему бы в физкультурный техникум. Или в массовики-затейники.

- А по какому виду соревнования? - осведомляется Заморыш. - Кто быстрей? Или выше?

- Гм, время засечь трудновато, - качает головой Беретик. - Тем более высоту.

- Верно, - соглашается Игорь. - Сделаем так: разгоняются сразу четверо, взлетают, летят себе в невесомости. Кто первый отваливается, тот выбыл. И так до последнего.

- Как так - отваливается? - переспрашивает Заморыш.

- Ну, плюхается наземь, вверх тормашками, - не моргнув разъясняет Игорь. - А что? Слабаки не штурмуют космос!

- А техникумы? Геологические?

Так я и знал! Чтобы Заморыш да словечко не ввернула! Ну, все, теперь держись крепче!

К чести Игоря будь сказано, он не взбрыкнул, не завелся. Только вяло отмахнулся:

- Так то ж у нас мечта была. Мы ею жили!…

И тут же мгновенно переключился:

- А вы что? Вы хоть к чему-нибудь стремились? Бегали с банкой по махале чужое добро с деревьев сшибать…

Опять эта банка, будь она неладна!

Эх, выдать бы ему малую, малюсенькую долю наших секретов! Про Черный Треугольник и Белую Стрелу, про уху с бубенцами, и про Тлогру, про Дитя Самосветных Миров и Вместилище Мудрости!… Но вместо этого Беретик выпалил:

- А вот и не с банкой, а с бабочкой!

Игорь ухмыльнулся: дескать, очередная ваша игрушка! Тут мы разом не стерпели и принялись ему втолковывать, что ручной съемник - то была прикидка, репетиция, теперь уборка идет по-другому. Скоро никто не будет по деревьям лазить, с этим покончено раз и навсегда!

Выслушал он нас, надо сказать, довольно терпеливо. Однако, как оказалось, лишь затем, чтобы в конце концов задать вопрос:

- Вы это серьезно?

И опять переключается с ходу:

- Так раздобудем веревки? А там и правила разработаем!

Ладно, насчет веревок договорились так: две за нами, две за ними. С какой стати, действительно, оставаться космодрому недооборудованным? Да и бабуля, будем надеяться, не станет тогда настаивать, чтобы на нем свое белье сушить. Так что по этой части вроде бы порядок.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,

в которой двое доходят до конца уединенной тропы

Решено: на некоторое время мы перебираемся на Тлогру. Без возвращения на Землю и тем более во двор. Две веревки остаются за нами, но пусть на этот раз покажут пример любители дальних странствий по нашей планете.

Итак, те серебристые своды - откуда у них глаза, уши, память? Как далеко видит и слышит Сама Мудрость, сколько в состоянии запомнить?

Я, - мы, если помните, условились: главный персонаж - это Заморыш, остальных вы тоже знаете, - я снова в домике на берегу. Окера-Улл привел меня обратно и исчез, я снова наедине с небом и морем. Есть, правда, с кем разговаривать, но вопросы задавать некому.

Вскоре приходится смириться: все здешние голоса вместе взятые не в силах ничего сказать, и лишь один-единственный все может.

Сама Мудрость не только видит, слышит, запоминает. Она способна остановить время. Она навсегда оставила со мной «Архимеда», родителей, всех наших. Она и со мною рядом.

Мы летели как-то с Окера-Уллом над морем, и я чувствовала - она все время неподалеку, спроси ее о чем-нибудь - ответит немедля. Нет никакой нужды шагать через весь город к Вместилищу. Однажды, сидя у своего окна, я отважилась обратиться к ней:

- Откуда тебе все ведомо, о Мудрость?

- Я знаю лишь то, что знаете вы, - последовал ответ. - Вы все вместе.

«Как это так? - спрашиваю я себя. - Как это - все вместе?»

- Все, сколько вас было, - продолжает голос. - Сколько вас прошло до меня и при мне. Ничего больше. Но и ничего меньше.

Я пытаюсь вообразить себе эту бесконечную цепь поколений. При ней и до нее - до Самой Мудрости. Все, что они узнали, увидели, открыли. Где? Здесь, на Тлогре? На Земле? Во всей Вселенной?

- Зря, этого тебе не представить никогда. Постарайся понять, в чем смысл Самой Мудрости.

Он снова со мной. Мы вдвоем.

Тропа вьется вдоль ущелья, меж отвесных диких скал. Ни ростка вокруг, ни шороха, воздух и тот словно застыл. Но шагается легко, совсем не так, как по каменной пустыне Острова.

Я ни на миг не задумываюсь, куда и зачем ведет он меня. Кто знает, спроси я сейчас о чем-то Саму Мудрость, она и здесь отыщет нас. Возможно, и направляемся мы куда-то по ее велению. Но мы вдвоем.

И вдруг за поворотом тропа обрывается. Не одна только тропа - все разом исчезает: теснина, утесы… Впереди, до самого горизонта, нет ничего.

- На дно такой же бездны рухнуло все, что добыто было веками, до Всесветного Безумия. И нет у нее ни дна, ни края дальнего…

Снизу веет холодом. Неужели это оно - ледяное царство, что открывалось за бортом «Архимеда»?

- Ты видела. Теперь можешь спрашивать.

Нет, это его голос. Все это время один он был со мной.

- Почему же Сама Мудрость не уберегла от этого?

- Тогда она была на полпути. Оттуда - на Тлогру…

Вот оно что! Печальное это сказание началось далеко отсюда, за Большим Срединным Светилом и еще несколькими за ним. Объявились распри между людьми, неутихающие раздоры, пока не пошли войной народы друг против друга. А когда заключили перемирие, потому что на мир надеяться было нельзя, постановили: одно из племен переселится на дальнюю планету. Нашли такую, назвали Тлогрой и стали ее оборудовать для обитания. Однако на новом месте задумано было жить по-новому. Доверив Самой Мудрости все накопленные ими знания, будущие переселенцы решили отдать в ее руки управление всем своим хозяйством и общественными отношениями. Уже высилась Твердыня, отстроено Вместилище, заведен механизм. Все готово к приему и воцарению Самой Мудрости. А чтобы ни одно из грядущих поколений не забывало никогда, к чему может привести вражда между народами, отвели на Тлогре обширное скалистое место, куда и сбросили одно из самых страшных своих орудий уничтожения… Тем временем Сама Мудрость уже мчится в сторону Тлогры. По ее сигналу вслед должны двинуться переселенцы. Но в последний момент злоумышленник успевает подбросить на старой планете роковую искорку раздора. И на Тлогру никто уже не переселяется - все сгорает в пламени Всесветного Безумия…

- А как же ты, Окера-Улл?

- Я был на борту того корабля, что перевозил сюда Саму Мудрость. Родился на планете, но покинул ее совсем еще маленьким. А вскоре, как и ты, остался один…

Он помолчал.

- Это дань, дитя мое. Дань, которую мы платим время от времени…

Мне показалось, это сказала сама владычица Тлогры. Но нет, то был его голос. И я представляю себе* его во Вместилище, как проплывают перед его глазами такие же тени, как передо мной недавно, растворяются, складываются вновь… Но рядом со мной был он. Рядом с ним не было никого.

- И вырастила тебя она?

После его рассказа кое-что, кажется, начинает для меня проясняться. Уже нет сил откладывать, обдумывать вопросы, отойти подальше от страшного рва… Я хочу, я должна узнать о нем все.

- Она вырастила меня, - звучит в ответ, - по заветам тех, кто вложил в нее свою мудрость.

- Она тебя и летать обучила?

Он молча подтверждает.

- Но зачем? При такой четкой программе патрульные полеты прекрасно выполняются в автоматическом режиме!…

- Мыслящее существо должно когда-нибудь сбросить оковы притяжения.

Теперь это ее голос. Она снова здесь, между нами двумя.

- Сбросить оковы, чтобы освободиться для поиска.

Она вновь овладевает мною, я слушаю ее, затаив дыхание.

- Один лишь поиск поддерживает существование мыслящего рода.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ,

в которой мы условливаемся не покидать Тлогру до последнего

- Приехали! Привал!

Быть может, и пора, не спорю, но вы сначала угадайте, кто это предложил.

Не поверите: Беретик!

- Так, значит? Сперва меня стыдишь, а сейчас сам привала требуешь? С чего это ты уморился, интересно?

И то правда. Ведь вся нагрузка - на Заморыша, даже рассказ Окера-Улла о переселении на Тлогру шел в ее изложении. Так что не Беретику жаловаться на усталость. Но, оказывается, Дитя Самосветных Миров еще кое-что припасла для него.

- Или вымотался Окера-Улл, - осведомляется она, - за гостьей ухаживаючи?

У меня челюсть отвисла: «Ухаживаючи»! Это как прикажете понимать?

- Считай, вымотался, измучился, - без раздумий соглашается Беретик. - Припадаю к твоим стопам, смотрю в твои ясные очи…

Еще того похлеще! Беретик - и вдруг этаким слогом изъясняется, в стиле самого Заморыша!

- …Смотрю в твои ясные очи, - тем временем продолжает он, - и умоляю: прочти еще раз те последние слова - после вопроса «но зачем?» Найди, пожалуйста, и повтори.

Заморыш тоже оторопела. Машинально находит, читает: «При такой четкой программе патрульные полеты…»

- В том-то и дело! - торжествующе вскакивает Беретик. - Вся загвоздка в программе! - И уже остановиться не может: - Потому и машины по улицам бегают… Это как система автоведения поездов в метро, ясно? Управляющий вычислительный комплекс - вот что такое Сама Мудрость! Понятно? По программе идут команды на бортовые устройства: включение, маневр, отключение тяги…

Он еще долго и вдохновенно описывает систему, остановки не предвидится. Наконец Заморыш робко предполагает:

- Наверное, где-нибудь дальше об этом говорится…

- Говорится, не говорится, не в этом суть! - не сбавляя хода, рвется вперед Беретик. - А в том, сумеет или |не сумеет Сама Мудрость включить в свою программу Дитя Самосветных Миров. Самоприспосабливающаяся система… Сама Мудрость… Улавливаете связь?

Я, конечно, глубокомысленно киваю: а как же! А заставь он меня еще раз это слово выговорить, не знаю, сумел ли бы. От одного похожего слова, помнится, я как-то совсем обалдел - самообучающиеся машины. Если машина сама себя может обучить, зачем нас всякими (науками пичкают? Пора и нам тоже как-нибудь самообучаться!… Но Беретик, видать, недаром над своими журнальчиками корпит, вычитал кое-что. Мало того, и нам пытается вдолбить:

- Так как вы думаете, включит или не включит? С одной стороны, конечно, как самоприспосабливающаяся система, - не может не включить, это, можно сказать, обыкновенный посторонний фактор, на который так или иначе следует реакция…

И снова отпустил тормоза. Тут уж я нашелся:

- Правильно, Беретик, это с одной стороны. А с другой?

- С другой, говоришь? - Он призадумался. - А давай поспорим: включит или не включит?

- А ты как считаешь?

- Э, нет! - словчил он. - Так не пойдет! Какой же это спор? Давайте по-другому: каждый пишет на бумажке ответ: «да» или «нет», бумажки складываем и открываем лишь после того, как прочтем все до последнего слова. Идет?

Вообще-то полагалось попросить время на обдумывание, оно даже в любом блицтурнире дается. Но что значит обдумывание? Опять-таки лишняя остановка. А мне лично, по правде говоря, совершенно все равно - включит или не включит. Это же фантастика, автор что хочешь напридумывает… Скажешь: так не бывает, - а он тебе: но когда-нибудь может быть. Или еще почище: фантастика - это не о том, что может быть, а о том, чего быть не может…

Ладно, не стали мы мелочиться, только Заморыш тяжко вздохнула - то ли оттого, что нелегко было сделать выбор между «да» и «нет», то ли потому, что еще труднее было отцепиться от Беретика, чтобы выйти на финишную прямую. Заполнили каждый свою бумажку, другую, побольше, сложили конвертом - дело сделано, заклеили. Так вроде бы вернее.

Подъем! Отправление! Как договорились - до последней точки.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,

в которой события на Тлогре продолжают разворачиваться

Я снова одна.

«Сбросить оковы, освободиться для поиска…» Что означает - поиск? В каком направлении? Ради чего? И главное, ради кого?

Ради тех, кого уже нет? Ради нее - Самой Мудрости? Но чья она теперь?

Полагалось бы, наверное, задуматься над другим: как она устроена, на какой основе? Во время своего обучения на «Архимеде» я успела ознакомиться с принципами устройства искусственного интеллекта. Знала, что были попытки сохранить мозг ушедших из жизни мудрецов и постепенно дополнять, как бы наращивая на него новые знания, новую память. Но думаю я о другом: какое место в нем отведено Окера-Уллу? И, быть может, мне?

Он бесстрашно помчался тогда за мной, вернул к жизни. Но зачем? Чтобы отдать во власть своей владычице?…

«Это дань, дитя мое…»

Пусть так. Пусть дань, космическая подать, коль так у них заведено. И в этом весь смысл моего спасения, меня самой?

А его - в чем?

Неужели он - такой красивый, сильный, смелый, - всего лишь слепое орудие в ее руках? Неужели так устроен этот совершеннейший из механизмов, что в нем не остается места ни для чего другого?…

Время от времени он заезжает за мной. Мы путешествуем, он всегда предупредителен и мил. Я ловлю в его взгляде задумчивость и доброту. Но я - кто я для него? Всего лишь источник новой информации? Источник, за которым надобно присматривать и в определенные промежутки тормошить, дабы полилась свежая влага в ненасытную утробу владычицы? Или свежая кровь?

Сегодня он какой-то странный. Я ни о чем больше не спрашиваю себя, не пытаюсь дознаться. Нет, виду он не подает, но я - то чувствую, чую…

Мы летим на «махаоне» - так прозвала я этот летательный аппарат по сходству с одной из самых ярких бабочек из моего давнишнего сада. Под нами обширное поле, расцвеченное удивительными красками. Окера-Улл дает мне налюбоваться ими вдоволь. Затем резко идет на снижение.

На краю поля невысокое строение, мрачное, с узкими окнами, в сравнении с ним мой домик на берегу выглядит дворцом. А если это еще чья-нибудь темница?…

Скользит в сторону входная дверь. На душе смутно, тревожно. Алтарь для жертвоприношений…

Окера-Улл берет мою руку в свою:

- Под этой крышей мир иных существ. Быть может, мир завтрашний…

Слабое освещение, неясные тени… Нет, совсем не те, что на серебристых стенах Вместилища, это я различаю сразу…

Вспыхивает яркий луч. Я невольно прижимаюсь к Окера-Уллу. Он смотрит сочувственно и виновато. И так же молча глядит тот, второй.

Пронзительные глаза под выпуклым лбом, прямой нос… И больше ничего. Ни рта, ни ушей.

Кибер? Безусловно. Но необыкновенный. Проглядывает в нем что-то другое, я бы сказала - человеческое. Полуробот-получеловек?…

- Внутри он тоже наполовину такой же, как мы.

Прежде я бы удивилась: ведь именно об этом подумалось и мне! Теперь я принимаю это как должное.

Странное существо раскрывается наподобие шкафа: мозг, легкие, кровеносные сосуды, если можно так назвать трубочки, по которым движется светящаяся жидкость. И далее - опять ничего, никакого пищеварительного аппарата.

- В нем нет никакой надобности.

На этот раз тот, второй, подхватил мою мысль. Впрочем, подданные здешней владычицы способны, вероятно, еще и не на такое.

- Мы можем позволить себе быть лишь наполовину такими же, как вы. Вглядись, ты увидишь микронасосы, вживленные в ключевые точки организма. Они снабжают его всем необходимым: питательными веществами, гормонами, лекарственно-профилактическими препаратами. Из целой системы органов остался лишь биохимический центр, именуемый печенью. Зачем, к примеру, пищевод? Или рот? Мы ведь прекрасно изъясняемся и без его помощи, не так ли? Если пожелаешь, обратись ко мне, я отвечу…

Я беру себя в руки.

- Ты говоришь, вы можете себе позволить быть лишь наполовину такими, как мы. Но зачем вам эта вторая половина? И как вы поступаете с первой?

- Мы просто отбрасываем то, что в вас самих ненадежно, несовершенно. Ибо у нас свое, высшее предназначение…

- Какое?

Однако ответа нет. Тишина вокруг. И снова полумрак.

- Отвечай же!

- Тлогра должна искать.

Это голос из Вместилища, его не спутаешь ни с каким другим.

- Но искать было пока ни к чему: мы ждали мыслью и голосом наделенное существо. Мы ждали Весть.

Я вся замираю, дохнуть не смею.

- И вот ты принесла ее. Тлогра начинает поиск.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,

в конце которой Дитя Самосветных Миров делает Самой Мудрости неожиданное признание

Нет, с некоторых, пор я не жалуюсь на одиночество. Я ищу его.

Столько надо осмыслить, осознать. Без излишних переживаний, не теряя самообладания, трезво и по возможности беспристрастно.

Тлогра начинает поиск в сторону Самосветных Миров. Патрульные полеты были всего лишь первой разведкой, тренировкой, теперь раз навсегда заведенный механизм сработал в какой-то заранее запрограммированной точке, - и настал Черед Взлета, так он зовется.

Но взлететь - кому?

Тот, второй, всего лишь модель, манекен, испытательный стенд. И тут всплывает страшная догадка.

«Мы можем быть лишь наполовину такими, как вы…» А мы - наполовину такими, как они?!

- Скажи мне всю правду, Сама Мудрость. Окера-Улл и тот, что на краю поля… Они должны стать похожими?

И она ответила мне:

- Невообразимо далеко отсюда Самосветные Миры, обиталище разумных существ. Но отыскать мы их обязаны, в этом смысл жизни тех, кто сложил когда-то воедино всю мудрость тысячелетий. Правда, искали и вы, продвигаясь на ощупь в нашу сторону. Но вы, равно как и мы, устроены природой не для сверхдальних перелетов. Организм наш хрупок и недолговечен. Его надобно укрепить, дополнить, усовершенствовать.

- Выходит, мы должны стать хотя бы наполовину другими?!

- Да, - подтверждает Сама Мудрость, - хотя бы наполовину. Иначе не одолеть пространства и времени, не пробиться никогда друг к другу. Слишком ничтожной была бы вероятность встречи. Измениться, чтобы жить, мыслить, действовать как можно дольше. Это почти что бессмертие. Вернее, равносильно ему.

И этим бессмертным выпало стать ему, Окера-Уллу.

Я зову его, бросаюсь к нему. Напрасно, я знаю, все напрасно, он принадлежит не мне и даже не самому себе. Теперь он не заезжает за мной, мы лишь изредка переговариваемся, Пройдет еще совсем немного времени - и он исчезнет в доме на краю одинокого поля. Окера-Улл исчезнет навсегда.

И я взываю к ней:

- Скажи, Сама Мудрость, зачем ты посылаешь в полет его одного?

Мне показалось, она не сразу нашлась что ответить. Что ж, вероятно, и Самой Мудрости приходится порой кое над чем призадуматься.

- Не лучше ли произвести одновременно еще один опыт - принципиально новый по своему замыслу?

- По замыслу? - переспросила она.

- Раз уж так случилось, что я оказалась среди вас, почему бы не получить от меня максимум информации?

Молчание.

- Здесь, на Тлогре, ты изучила меня, вероятно, достаточно хорошо. Вряд ли я сумею предоставить тебе какие-либо существенные дополнительные данные. Но это только здесь. В полете я снова стану уникальным объектом исследования…

- Ты хочешь отправиться, вместе с ним? - не дала она мне договорить. - Но ведь вместе - это значит: такой же, как он! Стать такой же, ты понимаешь это?

Теперь я медлю с ответом. И все же нахожу в себе силы, чтобы не слишком его затягивать:

- Это тебе решать. Но будь моя воля, я бы поступила иначе. У тебя появилась единственная в своем роде возможность отправить на корабле два различных объекта - один особо приспособленный к полету, как ты и намеревалась, второй - обычный. В противном случае, с чем ты сопоставишь преимущества первого? Какова будет точка отсчета?

- Но ведь полет именно и рассчитан на приспособленный организм, - отвечает она, теперь уже спокойно и рассудительно. - А неприспособленного через определенный промежуток времени ждет неминуемая гибель.

Мы обе молчим.

- Таковы условия полета. Так он задуман, - почти неслышно добавляет она. - Это даже не вариант «Архимеда», когда оставались хоть какие-то шансы на спасение. В данном случае неприспособленный организм обречен, пойми ты это, Дитя Самосветных Миров!…

- Тебе решать, - твердо повторяю я. - Но так или иначе, здесь, на Тлогре, я тебе больше ни к чему.

И вновь медлю. То, в чем я собираюсь ей признаться, дается куда труднее, чем все сказанное до сих пор.

- Пойми ты меня, Сама Мудрость: от одиночества я попросту увяну…

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,

или О том, зачем и как зажигают солнца

Откуда только силы берутся!

Одна на берегу, я жду решения. Прислушиваюсь к морю, к его ровному, вечному дыханию и, по мере того как волны размеренно перемалывают время, вновь обретаю покой. Все донельзя просто: оставаться на Тлогре - значит не жить, это яснее ясного. С таким же успехом можно меня отпустить на все четыре стороны. Не может быть, чтобы она этого не поняла.

И я ловлю себя на том, что не о себе думаю, а о ней. Оставаться-то ей.

Кто она на самом деле? Замысленная как владычица, мозг и высший судья целой планеты, она вдруг оказывается одна. Могучая и бессильная, кому она нужна? Ради чего существует? Если вдуматься, ей ведь тоже здесь не жить…

Впрочем, зря я ставлю между нами знак равенства. Она - владычица без подданных, это действительно так. Судья, которому некого рассудить. Мозг, отделенный от всего живого.

Она все потеряла. Я нашла.

- Знаешь, какую Весть ты принесла мне? - слышу его голос. - Там, вдали, обитает разум сродни тому, которым природа наделила мой род. Здесь, рядом, бьется такое же сердце, как и мое.

- Оно бьется для тебя, Окера-Улл.

Но это лишь отзвуки. Нет теперь рядом со мной Окера-Улла. Каким я его увижу? Что с ним происходит в эти самые минуты в том жутком доме на краю поля?

Она зашлет его в дальние дали, и ее существование приобретет подобие смысла. Таковы, вероятно, законы здешнего мира - совершенного и нелепого, выверенного до мелочей и упустившего самое главное. Кем-то когда-то, пусть даже великим, но безнадежно чуждым нынешней действительности разумом, ему предписан Черед Взлета, и он, нимало не задумываясь, готов оторвать от себя единственную живую душу. Оторвать от собственной сути своей. Быть может, единственной в своем роде в этой стороне Вселенной и потому не поддающейся вычислению…

- Я за тобой пришел.

Вздрагиваю. Да, это его голос.

И он сам.

Со страхом поднимаю взгляд. Как ужасно все осознавать заранее, не оставляя себе ни капельки надежды! Представить это растерзанное тело… Его губы, которых никогда больше не будет…

- Пора в путь!

Он улыбается. Глазами. Всем своим обликом.

Он улыбается!

Много позднее, на борту нашей «Лувелы», я все еще не могу прийти в себя. Да, это он, его не коснулось мертвящее космическое преображение. То ли сжалилась владычица - над ним и надо мной, то ли сработало что-то в ее недрах после последнего нашего разговора… Но, так или иначе, мы на «Лувеле».

Так зовется не только наш корабль. Это название операции, которую нам предстоит выполнить. Своего рода программа-минимум.

На Земле и на Тлогре, под Солнцем и под Большим Светилом Срединным, повсюду жизнь существует благодаря излучению звезд. Гигантские светящиеся шары рождаются, развиваются и умирают, в процессе эволюции в них возникают термоядерные источники энергии, питая реакциями синтеза потоки излучения. К одному из таких реакторов - звезде по имени Лувела - мы и держим путь.

Почему именно туда? Установлено, что по крайней мере на двух из планет, составляющих систему Лувелы, могла бы со временем возникнуть и развиться жизнь. Но слишком медленно эволюционирует сама Лувела. Расшевелить бы ее, раздуть огонь!…

- Давно задумано было, - напутствовала нас владычица, - когда настанет Черед Взлета, не сразу ринуться в необозримые дали. Заселить сперва небесное тело поближе, дабы стало оно нашим дозором и опорой, а постепенно - второй Тлогрой, зародышем новой цивилизации. Тогда и облюбовали Лувелу. И, чтобы разжечь ее, соорудили Искромет…

И вот мы на борту «Лувелы».

Зародыш новой цивилизации… Какая там еще вторая Тлогра, если и первой, по сути дела, уже нет, - один лишь доведенный до абсурда автоматизм, неостановимое круговращение в пустоте… Но над этим ли задумываться - теперь, когда мы наконец вместе, вдали от Твердыни и Владычицы, от мрачного дома, где так легко и бездумно жертвуют красотой, природой отграненным совершенством, естеством людским?…

Я украдкой поглядываю на своего командира. Ведь я теперь полноправный член экипажа, со своими обязанностями и четко определенным местом в программе полета. Ах, владычица Мудрости, ты все же отпустила нас вдвоем! Что в тебе отозвалось? Практическая целесообразность, расчет? Любопытство исследователя? Или нечто совсем иное, тайное и незнакомое, никогда не испытанное?…

Я прекрасно понимаю, что мы и здесь под ее присмотром. Недреманному оку расстояние - не помеха. За исключением тех коротких промежутков, когда мы будем выходить из зоны радиовидимости. Но это впереди. Пока мы постоянно у нее на виду.

А ведь тогда, на одиноком своем берегу, я готова была на все. Поднять руку на владычицу. Броситься к Вместилищу и разнести его… Терять мне было нечего. И вдруг что-то проняло ее.

Окера-Улл позвал меня в путь. По велению Самой Мудрости, другой механизм пришел в движение - тот, что управлял подготовкой к операции «Лувела». Он подхватил меня и не выпускал, пока не удостоверился в моей готовности занять место на борту.

Я была на шаг от бунта. Разнести Вместилище… Чем? Камнями, пригоршнями морской гальки? Смешно и горько… Восстание чувства против холодного разума, ослепленность против всеведения. Раб, доведенный до отчаяния собственной покорностью…

И вот рядом со мной Окера-Улл. Посещают ли его когда-нибудь подобные мысли? Мы ведь никогда не бываем наедине, ни о чем таком нам говорить нельзя. Судя по тому, как он действует, - и там, на Тлогре, и здесь на борту, - ему и в голову не приходило ослушаться владычицы.

- Ты только представь, - с восторженным изумлением обращается он ко мне, - какая выстраивается цепочка: Сама Мудрость - ты и я - Искромет - Лувела с ее планетами… До чего все четко задумано, подогнано, отлажено! Мы и в самом деле становимся живой частицей Вселенной!

Я восхищаюсь им - и мне за него больно. Пусть она слы- шит и видит нас, пусть незримо будет третьей на командном посту, - пусть, но зачем и здесь говорить ее словами, рассуждать точь-в-точь как она?

Хотя что правда, то правда: корабль, пожалуй, ведет она, а не мы. Перед ней вся телеметрия, но этим она не довольствуется. Задает контрольные вопросы, требует ясных ответов. По ее указанию мы еще раз осматриваем Искромет - ускоритель термоядерных реакций. Начинаем облет Лувелы. На втором витке Искромет стрельнет своим лучом.

И тут мной овладевает удивительное, незнакомое чувство- будто я совершенно одна. Не одинокая, заброшенная, а именно одна. Свободная, воздушная, невесомая.

- Что со мной, Окера-Улл? - с трудом выговариваю я. - Что произошло?

- Ничего особенного. Все идет по программе. Только что мы вышли из зоны радиовидимости.

Сказано буднично, равнодушно. Неужели он все еще не осознал, что мы впервые наедине?

- Я догадываюсь, о чем ты думаешь. О том, что на некоторое время мы вышли из-под власти Самой Мудрости?

«Горе ты мое! - пронзило меня. - Ты даже в это не можешь поверить!»

И тут мы встретились глазами.

- Но ведь с этой минуты она в нашей власти.

Я приросла к полу - такая решимость вспыхнула внезапно в его взгляде. Он медленно скользнул в сторону Искромета.

- Скажи, хочешь ли ты, чтобы она снова встала между нами?

Свой ответ я не расслышала. Но он разобрал его.

- А там, на Тлогре, зачем она? Кем и чем управляет? Ради чего существует?

Я не в силах произнести ни слова. Да и ни к чему.

- Испепелить бы ее этим лучом вместе со всем ее миром. Она вполне заслужила. - Он помолчал. - Но скажи мне, Звездная, кто такая, по-твоему, Сама Мудрость, всемогущая и бессильная наша властительница?

Вряд ли он рассчитывал на ответ. Спрашивал он самого себя.

- Нас трое, занесенных сюда обстоятельствами. Лишь одно объединяет всех нас - мы покинули когда-то свой дом, чтобы искать и обживать другие миры. И не ее в том вина, что не осталось у нее никого, кроме тебя и меня.

- Кроме нас, Окера-Улл…

Теперь встретились наши руки. Взгляд его потеплел, стал нежным и грустным.

- Лишь теперь я понял, в чем ее горе. Знать все и не забывать ничего. Все, кроме любви и смерти. Как ничтожно мало ей дано…

- Внимание на борту! Готовиться ко второму витку!

Рука Окера-Улла мгновенно потянулась к пульту Искромета. Я невольно прижалась к стене рубки.

Перед нами Лувела.

Пальцы пробегают по пульту. Срабатывает система полной звездной защиты корабля.

Вспышка.

И возгорается новое солнце. Начало нового мира.

- Все параметры соблюдены, - раздается голос с Тлогры. - Операция проведена безукоризненно. Возвращайтесь, жду вас.

Окера-Улл отошел от пульта, выпрямился.

- Нет, владычица, - произнес он спокойно, - не дождешься.

У меня все поплыло в глазах.

- Тех, кого ты послала сюда, ты не дождешься. - Его голос зазвенел, таким я слышала его впервые. - Если мы и решим вернуться, то будем другими. И совсем не потому, что в какое-то мгновение держали Тлогру под прицелом Искромета. Мы многое осознали. И, если возвратимся, жить будем по другим законам. А теперь ответь: ты принимаешь нас?

В лучах нового солнца, тесно прижавшись друг к другу, мы ждем ее ответа. Но, как бы он ни прозвучал, возврата к старому не будет.

Новое солнце возгорается для новой жизни. Нас двоих достаточно, чтобы эта жизнь пустила корни.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ,

которая завершается поистине рыцарским жестом, чтобы не сказать больше

А нам троим, признаться, не так-то легко расставаться с Тлогрой.

Перевернута последняя страница, и никакой ты уже не звездолетчик, и в руках у тебя не Искромет, способный зажигать светила и испепелять планеты, а консервная банка с рукавом от старого халата. И Звездной Девочкой себя не назвать нашей милой Зике, в зеркало глядясь. А уж о Самой Мудрости лучше и не заикаться.

- Интересно все же, куда те машины катили?…

- Какие еще машины, Беретик?

- Да те, что на улицах Твердыни. Куда они направлялись?

- Ты же слыхал: заведенный раз и навсегда механизм. Движение ради движения.

- Это то, что нам видно. А за этим что?

Вот это вопросик! Хотелось бы знать, додумалась ли до него сама владычица?

- Я так предполагаю, - продолжает Беретик. - Вот идет машина до какого-то определенного места, сворачивает в подворотню и попадает под пресс.

- Какой пресс? Почему? - никак не можем мы взять в толк.

А куда же еще? На металлолом. А металлолом - на переплавку. А из металла - новая машина.

- А эта, значит, снова в подворотню?

- Прямиком! На том вся их система и держится.

Заморыша, однако, такое объяснение не устраивает.

- Послушай, Беретик, что ты нам говорил про само… как их там… само… системы?

- Самоприспосабливающиеся, - произносит он по слогам. И покаянно вздыхает: - Ты про наш спор, что ли?

- Про спор успеется. Скажи-ка лучше, ведь Сама Мудрость и правда оказалась само… приспосабливающейся?

- На это еще как посмотреть… - пробасил Беретик. - С одной стороны, конечно, она запускает механизм подготовки к новой операции и все точно проделывает, это верно. Но с другой…

- Что с другой?

- Видишь ли, Заморыш, очень уж она жестко запрограммирована…

- И потому ты в своем ответе написал, понятно, «нет»?

- А по-твоему, надо «да»?

- Конечно! Она же включила девчонку в свою программу!

- Это сама девчонка включилась, по собственной инициативе. Поплакалась и напросилась.

Тут уже я не выдерживаю:

- Что значит «напросилась»? Убедила!

- Какая же это самоприспосабливающаяся система, если ее приходится убеждать?

- Вот именно! Раз ее можно убедить, значит самоприспосабливающаяся!

- В крайнем случае, поддающаяся, это самое большее, что можно о ней сказать.

- Поддалась - и включила! - делает вывод Заморыш.

- А полагалось по-иному: вычислить и включить, - не сдается Беретик.

- Тогда скажем так: принять к сведению - вычислить - включить, - подытоживаю я. - Счет записок: «да» - две, «нет» - одна.

- И победила дружба? - хмыкает Беретик.

- Не только, - вношу я поправку. - И новое солнце зажглось.

- И кому оно светить будет?

Вот тебе и второй вопросик! Этот, как вы уже догадались, задала нам Заморыш.

- Так сказано ведь, - терпеливо разъясняет Беретик, - жизнь пустит новые корни. Ясно, кажется.

- Пустит, - соглашается Заморыш, - если Сама Мудрость окажется в полном смысле слова самоприспосабливающейся. Но этого нам знать не дано. И потому, милый мой Окера-Улл, на победу в споре не претендую. Считай, что ответы поделились пополам.

Ну что вы скажете? Мне кажется, со времен средневековых рыцарских турниров не встречалось такого. Какое великодушие!

И к тому же - этот «милый мой Окера-Улл»! Нет, решительно стоило слетать на Тлогру, чтобы в один прекрасный день такого дождаться!

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ,

в которой очередной сигнал принимает очень уж необычную форму

День действительно прекрасный. В особенности для жильцов соседнего двора.

Пока мы пересекали в оба конца Самосветные Миры, успели засыпать наш стадион для двоеборья. Наверное, и трубы приварили. Во всяком случае, канаву мы больше не нашли, ее будто корова языком слизнула.

И с водным слаломом дела обстоят не лучше. Нет, дом в конце улицы за это время, конечно, достроить не успели, но и дождика не было. Вода на трассе спала, попробуй оттолкнуться, - шест наполовину в иле увязнет, не выдернешь.

И все же день прекрасный.

Звездная Девочка и отважный Окера-Улл, спаситель ее и почитатель, шествуют к своей твердыне за гаражами в сопровождении Самой Мудрости. Была б у нас хоть какая-нибудь программа, мы бы сто лет горя не знали.

Программы пока нет, зато есть варианты.

Наше футбольное поле, к примеру. Как определяет его Заморыш, это вариант отличный, но малонадежный. Откуда нам знать, в какую сторону повернут трубы, по которым мы еще так недавно лазили? Или в каком месте вздумают вколотить очередные сваи? Под строительство о некоторых пор не то что пустыри с одними воротами забирают, - целые одноэтажные кварталы сносят…

Остается махала.

Вариант тоже неплохой, но опять же недолговечный. Разве остановишь бульдозеры собачьими портретами? (Заморыш предлагает намалевать на каждой калитке по бульдогу, - он-де прямой родственник бульдозеру, - чтобы обе стороны, почуяв своего, зажили мирно.) И под памятники старины не подведешь махалянские домики, чтобы никто их пальцем тронуть не посмел. Правда, после известных вам событий махала несколько утратила свое значение испытательного полигона, но, как говорит Заморыш, за неимением лучшего давайте пройдемся хотя бы по следам былых увлечений.

Распрощались мы с Твердыней, над которой по-прежнему сияло неизвестно кем зажженное солнце, и, не сговариваясь, направились к дому, у которого росла самая замечательная в округе вишня. Оказывается, по следам былых увлечений ноги тебя сами несут.

На этот раз зеленые «Жигули» поджидали нас прямо у калитки.

Это могло означать что угодно. Например, что в связи с какими-то неизвестными нам обстоятельствами линия обороны вишни выдвинута вперед. Или занята круговая оборона. Кто разберет? Как бы там ни было, надо держать ухо востро.

Дело в том, что наш знакомый, хозяин «Жигулей», слывет частником.

В дальнем от нас конце махалы, между нашими и соседним кварталами, расположился базарчик. Не рынок, а именно базарчик. По выходным, а иногда и среди недели, рано утром, до работы, мама успевает туда сбегать, а Заморышины родители с бабушкой, так те чуть не ежедневно туда ходят. Дошел таким образом до нас слух о какой-то Кате, которая, дескать, цену своему товару знает, зато он у нее всегда прямо с дерева или с грядки. У них в огороде и насос, и теплица - от парового котла работает. В общем, не двор, а целая фабрика. Пораскинув мозгами, мы поняли, что вышли тогда именно на этот объект. Чем все кончилось, известно…

Так вот, вскоре после того как дядя Преда подвез нас к самой границе пампасов, заговорили мы о нем: что за человек? Жена на работу не ходит, как все, на базарчике торгует. И цены заламывает - не дай бог. И забор у него ценам под стать. И охрана…

Обсуждали это в основном мы с Заморышем, Беретик больше помалкивал. Раз только проронил:

- Так он же свое охраняет.

Видали! От того лая чуть заикой на всю жизнь не сделался, и сам же его защищает!

- Послушать тебя, - попыталась вразумить его Заморыш, - так частнику все дозволяется?

- А ты у него не покупай, - буркнул в ответ Беретик. - Тогда он и частником быть перестанет.

Силен! Взял под защиту его и вместе с ним весь частный сектор. Дескать, сам выращивает, сам торгует, не чужое продает. А я все же его Катю заставил бы на работу пойти. Пусть после смены торгует, если уж на то пошло.

Вообще-то я в душе против дяди Преды ничего не имею. Если по справедливости, так кто, можно сказать, выручил меня в тот раз, когда я вызвался быть направляющим, а куда направиться - ни малейшего понятия не имел? Вот о чем я вспомнил, завидев у калитки «Жигуленок». Вспомнил, но виду не подал: пусть считается, что я сам вывел тогда на него свой отряд.

Есть, однако, у дяди Преды какой-то особый дар - появляться в нужный момент. То ли нюх, то ли зрение такое, но только поравнялись мы с «Жигуленком» - он тут как тут.

- А, любители ухи с бубенцами! - приветствует он нас, приоткрыв калитку. - Вот хорошо, что повстречались! У меня кое-что для вас есть.

И вмиг возвращается со свертком:

- Передать попросили.

Больше он так ничего и не сказал, исчез за своей калиткой, но это «попросили» уж очень мне знакомым показалось. Впрочем, разгадка долго себя ждать не заставила.

Странный тот предмет, длинный, узкий и на ощупь твердый, был аккуратно обернут в бумагу и перевязан бечевкой. А в центре обертки красовался известный нам герб, или вензель, или эмблема, зови как хочешь, короче - треугольник с тем же числом на гипотенузе.

Отошли мы быстренько в сторону, развязали, развернули.

Оказалось - что бы вы подумали? Напильник.

Вертим его так и эдак, разглядываем, удивляемся.

- Это нам намек, - высказывает наконец предположение Заморыш.

Ох и разругаемся мы когда-нибудь с ней - вдребезги! Она одна, видите ли, догадалась - куда другим!

- Это намек на то, - разъясняю ей популярно, - что мужчин надо беречь!

Посмотрела на меня подозрительно, вся подобралась:

- И как тебе удалось его расшифровать?

- Очень просто: нельзя их пилить. Воспрещается! Понятно?

Конечно, с технической точки зрения я допустил вольность: пилят все-таки пилой, напильник вряд ли для этого годится. Но тут меня неожиданно поддержал Беретик. Да еще как - с полнейшим восторгом, надрывая животик со смеху:

- Верно говоришь, пилить нельзя! Никак! Ни в жизнь!

Я, понятно, ужасно обрадовался: вот это друг! Мужская солидарность! Чтоб девчонки из себя не воображали и слишком много на себя не брали!

А он все вертит в руках напильник и, хохоча, повторяет:

- Ни за что нельзя! Ни в какую!

И вдруг тычет мне его в нос:

- А ты попробуй, попробуй!

Интересно! С какой стати мне это пробовать?! Я же не девчонка.

- Ну-ка дай сюда, - потянулась за напильником Заморыш.

Пощупала, провела пальцем по насечке.

- Вроде, смазан чем-то?…

- Так мылом же, мылом! - радостно завопил Беретик. - Усекли?

Теперь настал черед мне с Заморышем переглянуться.

- Ай да Аргус! - продолжает заливаться Беретик. - Видали, какой нам на этот раз сигнал подал?

- И что это за сигнал, по-твоему?

- Самый ясный: этим напильником работать не годится. И не старайтесь!

- Та-а-ак, - протягивает Заморыш. - Значит, пилить я вас не буду, это отпадает. Что же остается?

Ну и молодчина!… Я готов ее расцеловать. Хоть при Беретике, хоть при всех. Посадила-таки его в калошу! В самом деле, что остается? Какая это, к чертям, расшифровка: работать не годится? Ты скажи, чего Аргусу от нас надо!

Между тем наш приятель тоже времени не теряет. Успел притихнуть, призадуматься, внутри у него, видно, что-то забуксовало и вновь сдвинулось.

- Давайте вспомним, о чем у нас с ним последний раз шел разговор.

Разумно, пожалуй.

Начинаем вспоминать. И оказывается, что виделись мы давным-давно; чтобы освежить в памяти ту встречу, надо еще раз пересечь Самосветные Миры из конца в конец.

Припоминаем с трудом: спрашивали, научатся ли роботы читать наши мысли… А он нам преподнес Черный Треугольник. И предложил самого себя в подопытные… Только напильник тут при чем? Нет, искать надо в совершенно другом направлении.

- Кентавр! - выкрикивает Заморыш.

- Это уже ближе к делу, - басит Беретик. - А ну, что еще там было?…

- Он еще какие-то машины называл… - нерешительно отвечает Заморыш. - Говорил, что инженер-механик…

Они напрягают свои мыслительные способности, добираются до дельтаплана, до чего-то еще… А я потихоньку перехожу в запасные.

Если честно признаться, я не очень-то усекаю, о чем речь…

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ,

из которой следует, что любой поиск надо вести, пока хватает сил

Новая встреча состоялась в назначенном месте.

С кем - вы уже, наверное, догадались. Но без назначенного места не было бы и самой встречи. Так что начнем с него.

Дал я, значит, Заморышу с Беретиком порассуждать вдоволь, а когда они умолкли, похвалил:

- Молодцы! Кончили, наконец, переливать из пустого в порожнее!

Они уставились на меня, обозленные:

- Ты что, спятил? Забыл, что мы сигнал расшифровываем?

- Ничего я не забыл. А расшифровать его - пара пустяков.

Тут они взвыли:

- Скажи пожалуйста, какой дешифровщик нашелся! - Притом Заморыш сочла нужным добавить от себя лично: - Один ответ мы от тебя уже слышали, чуть не померли со смеху!

- То и была шутка. А теперь давайте всерьез. - Выдержал паузу: - Так вот, предлагается поставить знак равенства между переливанием из пустого в порожнее и работой намыленным напильником.

По глазам вижу - не поняли. Или притворяются? Или в самом деле слишком мудрено у меня получилось?

- Ну, вспомните: мы клянчили у Аргуса еще чего-нибудь для души, вроде фильма, а он отвечал, что нам дело надо делать, так ведь было?

Не очень охотно, но вспомнили все же.

- А раз так, - продолжаю я все увереннее, как бы намекая на то, что первый из всех вступил с ним в контакт, - он шлет нам сигнал: пора!

Подействовало, кажись. Прислушались.

- Выходит, до сих пор мы зря только теряли время? Намыленным напильником водили? - с тихой печалью в голосе спрашивает Беретик.

- Скажем по-другому: до некоторых пор. А теперь - хватит.

Прозвучало так, словно сам Аргус говорил моими устами.

Иногда, стало быть, очень даже полезно напустить на себя чуточку важности.

Аугустин Алексеевич нашу разгадку своего сигнала уточнять не стал, но по тому, как он действовал, выходило, что мы недалеки от истины - задание последовало незамедлительно:

- Сходили бы вы, ребята, на озеро, в Центральный парк культуры и отдыха - искупаться, позагорать…

Если б он послал нас слетать, к примеру, к Большому Светилу Срединному, мы бы, пожалуй, не меньше удивились.

- А там, чтобы не соскучиться, попытайтесь отыскать объект, который больше всего напоминает Тлогру…

Надо же! Нет, он наверняка читает чужие мысли!

- Договорились? Тогда завтра ровно в два часа я буду ждать вас неподалеку от этого самого объекта… Скажем, в радиусе шестидесяти одного метра.

И здесь не забыл свою метку оставить. Чтобы помнили, значит.

Сказать, что мы вволю порезвились на озере, поплескались в воде и понежились на песочке, не берусь. От главного входа в парк до берега расстояние порядочное, и на каждом шагу нас мог поджидать тот самый объект. При условии, конечно, что мы распознаем его.

Решили сразу к берегу не спускаться, обследовать сперва верхнюю часть до Дневного кинотеатра. Медленно идем по аллее: деревья, скамейки, летняя эстрада… Нет, не то. Дальше башенка с белыми перильцами. То ли насосная станция, то ли смотровая площадка. То ли наблюдательный пункт… Наблюдательный пункт Самой Мудрости! Серебристые стены!… Но поразмыслить над этим не удается.

- «Архимед»! - вскрикивает Заморыш.

Сразу я не смекнул, так неожиданно это произошло. Архимед? Пифагор? Демосфен? Откуда им тут взяться?

- Корабль Звездной Девочки! - пропела Заморыш и со всех ног кинулась вперед.

Парковый космодром оказался обыкновенной каруселью. Вернее, было их две, но одна из них никак не могла нас заинтересовать: по кругу плыли лошадки, олени, лодочки и тому подобное. Зато вторая, в форме кольца, какими рисуют обычно орбитальные станции будущего, и впрямь запускала ракеты.

Карусели стояли рядом, на пригорке, и вполне могло статься, что та, которая звала прокатиться на ракете, и была искомым объектом. Правда, с трех сторон расстояние в шестьдесят один метр от него приходилось на дно заросшей кустарником ложбинки, а с четвертой - уходило за стену кинотеатра, - мы не поленились и все в точности выверили. Но в точности ли определили объект?

- Принимается как вариант, - в конце концов объявляет Беретик.

И верно, парк огромный, времени навалом, надо продолжать поиск.

Чуть поближе к воде рядом стояли уже не карусели, а две будки-стекляшки, из тех, что окрестили у нас автопоилками - потому, наверное, что облюбовали их шоферы и вокруг всегда тесно от машин. В парк, правда, автотранспорту въезд воспрещен, так что заведения можно бы назвать пешепоилками. На всякий случай мы заглянули в оба, но атмосферу далекой планеты напоминал разве что легкий туман непонятного происхождения.

Следующей по курсу оказалась роскошная клумба. Росли на ней одни розы, но самых разных сортов и оттенков, даже трудно себе представить, что один и тот же цветок может быть так мало похож на самого себя. Конечно, в парке мы не впервые, и мимо клумбы проходили, только тогда мы ведь не искали сходства с Тлогрой. Заморыш, та и вовсе рассиропилась и подзабалдела от этой красотищи. Но тут последовал хорошо мне знакомый позывной Беретика в виде тычка под ребро.

- Глянь! Ветрород! А там подальше - Пенное Кружево. Я сам их показывал Звездной Девочке…

Что ж, пейзаж, можно сказать, вполне тлогрианский. Такие деревья, какие открывались за клумбой, не росли ни в нашей махале, ни в новых кварталах - нигде больше во всем городе. Однако, если припомнить получше, нечто подобное нам попадалось по дороге, когда зеленый «Жигуленок» с лаем вез нас отведать ухи с бубенцами.

Подошли поближе, прошлись вдоль рядов. Некоторые деревца походили на те, приземистые и сплюснутые с двух сторон, другие же - совсем нет, - какие только формы не придали им садоводы! Попадались нам то подсвечник, то растопыренная пятерня, а то и вовсе торчит из земли ветка, а прямо на ней яблоки нанизаны… И прятаться в этих зарослях в радиусе шестидесяти одного метра куда как сподручно. Только от какого дерева отсчет вести?

Задача заметно усложнялась. От карусели до сада километра полтора, не меньше, а то и целых два. Выставить по одному посту и тут, и там? А если ожидать сходства следует совсем не с той стороны? Ну и ребус!

Я уже стал было прикидывать, кого куда определить и как наладить связь между наблюдателями, чтобы тут же броситься к тому объекту, около которого окажется Аргус, но тут за дальним рядом рассмотрел стрелку-указатель и на ней четыре буквы: «НТТМ».

Честно признаться, как-то по-особому бросились в глаза эти два «Т» - получалось как бы Тлогра в квадрате. Потом, подойдя поближе, прочел над теми четырьмя, буковками помельче: «Выставка». И сразу подал знак: нам туда!

Выставка размещалась в просторном, залитом солнцем павильоне, на стендах все сверкало, переливалось красками, но главное - двигалось! Катил по рельсам электропоезд, подрагивали аэросани с запущенным винтом, низенький юркий гоночный автомобиль ловко обходил препятствия, хотя за рулем никто не сидел и незаметно было, чтобы кто-нибудь управлял им по радио. Беретик, правда, все больше глазел на экран телевизора, на котором почему-то не показывали обычную программу, зато играли в хоккей какие-то странные человечки, - нам разъяснили, что это домашний игровой автомат, а человечками управляет каждый из играющих, тут тебе и развлечение, и спорт. Заморыш сперва подивилась автомобильчику, но затем куда интереснее ей показался цветомузыкальный фонтан: звучала мелодия, били струи разной высоты, окрашиваясь во все цвета радуги и подчиняясь как бы самой музыке. Были там и тракторы-малютки, и всякие станки-автоматы, и действующая модель целого автоматизированного учебного класса, оборудованного разными хитроумными приборами, и все это придумали и изготовили юные техники - «М» на указателе было от слова «молодежь». Но что там греха таить, в этот момент меня больше занимало другое: какой из наших трех вариантов окажется верным и нет ли еще четвертого - взять хотя бы белую башенку с перилами, - или, может быть, где-то затаился пятый и единственный, а мы о нем и понятия не имеем?… И пока Заморыш с Беретиком перебегали от стенда к, стенду, я незаметно попятился и выглянул, благо двери павильона стояли настежь открытыми. Очень хотелось, чтобы Аргус ждал нас именно здесь, ведь «НТТМ» был как бы мой вариант. Конечно, я готов был им поделиться; согласитесь, уже одна та гоночная машина наводила на мысль о Тлогре…

И он действительно оказался неподалеку, наш Аргус, - не спеша прогуливался у ближней границы сада. Я мгновенно прикинул расстояние: точно, получалось что-то около шестидесяти метров. Правда, если подумать, столько же отделяло его от любого из тех деревьев, но это уж, как говорится, мелочи жизни.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ,

в конце которой игра после небольшой заминки вновь раскручивается на полную катушку

Само собой разумеется, в награду за успешный поиск мы получили первостатейного экскурсовода, прошли с ним выставку из конца в конец, после чего он же еще и угощал нас.

Сидели мы под пестрым полотняным грибком, запивали мороженое крем-содой… Короче, встреча проходила в непринужденной дружественной обстановке. Заморыш так прямо и заявила.

Девчонки, ясное дело, воображули невообразимые, таких еще поискать надо. Даже самая что ни на есть замухрышка и та найдет чем позадаваться, дай ей только волю и развесь уши. Но вот что, я заметил: некоторым это как бы к лицу, что ли. Заморыш, к примеру, разговаривает с Аргусом так, будто она ну по меньшей мере Сильвия Спиридоновна. А он не только на нее не в обиде, а наоборот, вроде бы даже доволен, улыбается. И беседу поддерживает.

- Что ж, ребята, - говорит, - очень рад, что день у вас сегодня удался. И что вот сидим так, дружески коротаем время. Не так уж часто мы встречаемся, как здесь выразились, в непринужденной обстановке.

- Всего второй раз, - заметила Заморыш.

- И впервые, кажется, без посторонних, - уточнил Аргус, тем самым, как мне показалось, обрадовав ее несказанно. - А раз обстановка подходящая, и никого лишнего, и знакомы мы, считай, уже давненько, вам в самый раз спросить впрямую: кто вы такой, Аугустин Алексеевич?

«Кто вы такой, инженер Аргус?» - повторил я про себя.

- Кто вы такой, наш сосед из шестого подъезда, - продолжал он, - о каком таком деле вы упоминали, и вообще, что вам от нас надо?

Мы с Беретиком слегка смутились, зато Заморыш и глазом не моргнула:

- Лучше и не скажешь!

- Коли так, откладывать ответ нечего, - подытожил Аргус. - Вот только в каком виде вам его подать?

И вопросительно, с лукавинкой, глянул на нас. Отпил, отставил стакан.

- Ведь и встретились мы здесь, в конечном счете, благодаря тому, что вы мою загадку отгадали. А то пришлось бы мне одному четыре порции мороженого одолевать…

И даже съежился, - видно, представил себе, что съел их уже все до последней и теперь медленно замерзает, как ямщик в степи.

- Так вот, ребята, остановились вы на выставке, вероятно, из-за автоматики, всяких бегущих машин, - они-то вас и вернули мыслью на Тлогру…

Теперь настал мой черед тихо порадоваться и себя похвалить. Как говорится, сам себя не похвалишь, весь день будешь ходить как оплеванный… Жаль только, Аргус дал мне на это времени в обрез.

- …Хотя здесь, в парке, при известном воображении, можно отыскать для такого сходства немало мест. Собственно, рукопись о Тлогре я и подкинул вам не только ради развлечения, но и затем, чтобы заставить кое над чем призадуматься…

- А написали ее вы? - склонив голову набок, прищурилась за очками Заморыш.

- С чего ты это взяла? - повел плечами Аргус, изобразив удивление.

- Если бы нет, вы бы книгу нам дали, - не унималась она.

- А если книгу не достать - ведь это как-никак фантастика, - зачитали все экземпляры до дыр? Или, наоборот, она еще выйти не успела? И автор сперва отдает рукопись знакомым, чтобы услышать их мнение? - выпалил в ответ Аргус и тут же, почти без передышки: - В том-то и дело, ребята, что автоматизацию можно довести до предела, который мы видели на острове, но это, к счастью, нам пока не грозит, давайте доведем ее для начала до какого-то разумного уровня, а там уж как-нибудь сумеем придержать. Вот, собственно, смысл того, что мы с вами видели на выставке.

- А как же с тем… главным вопросом? - Нет, сегодня Заморыш решительно в блестящей форме, даже подыгрывать ей не надо, наоборот, еще все испортишь, чего доброго.

- От него не отказываюсь. Но вот о чем я подумал: до конца каникул еще далеко, торопиться некуда, почему бы нам не найти попутно еще кое-какие разгадки? И таким образом ответить, в конце концов, на тот самый вопрос?

Мы переглянулись, как бы совещаясь.

- Посудите сами, ребята, - подтолкнул он нас осторожно, - много ли вы выиграете, если я вам прямо на этот столик выложу ответ? Это как если бы из той же рукописи вы прочли половину, а потом сразу перекинулись на последнюю страницу… Ну как, договорились?

- А на каких условиях? - осведомляется Беретик.

Это вам уже не воркованье Заморыша, а вполне деловая постановка вопроса. После дружественной беседы как бы заключается соответствующее соглашение.

- Что ж, надо подумать, - с готовностью отвечает Аргус. - Скажем, на таких: когда почувствуете, что вам со мной становится скучно, тут же даете знать, получаете ответ, и игра сама собой прекращается.

- А если мы сами найдем разгадку? До того, как нам станет скучно? - спрашиваю я.

Он делает изумленный вид, будто вопрос в самом деле застал его врасплох и теперь приходится ломать над ним голову.

- Вот это, доложу я вам, поворот событий! Условия, да еще и по пунктам! Ладно, никуда от вас не денешься, порешим следующим образом: чтобы игра не прекратилась досрочно, вы находите разгадку, но мне ничего не говорите. Оставляете меня в полном неведении. Идет?

Вот теперь, кажется, договорились. Хотя, положа руку на сердце, кто кого собирается оставлять в полном неведении, мне не совсем ясно.

Пусть, где наша не пропадала!

 

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ,

или У наших ушки на макушке

Вообще-то был у нас еще один вариант, очень даже занятный.

Зачем нам мучиться вопросами, откладывать разгадки в долгий ящик? Неужели мы сами не способны выяснить, чем занимается наш Аргус, где работает? Для начала хотя бы у бабульки что-нибудь выпытать: может, не давал он ей инструкций о сохранении тайны. А там проследить незаметно, в какую сторону он направляется каждый день, в какой вид транспорта садится, где выходит. Невзначай вопросик задать соседям - дяде Ариону, Преде. Понятно, сами мы по его следу не отправимся, на то у нас и игра. И Игорю с его дружками этого не поручишь, он их наверняка в лицо знает. Но придумать, конечно, что-нибудь можно. А наутро: милости просим, Аугустин Алексеевич, так, мол, и так, теперь мы о вас все знаем. И, следовательно, вполне догадываемся, что вам от нас надо. Один - ноль в нашу пользу, свисток судьи, аплодисменты.

Тем не менее мы вчетвером стоим у проходной.

На завод пройти не так-то просто, мы даже стали гадать: пропустят - не пропустят, как на ромашке. Вот если бы не пропустили, тогда уж точно пришлось бы прибегнуть к тому, детективному, варианту.

Нет, обошлось.

На заводе мы впервые, и Аргус дает нам поглазеть вволю, но держится поблизости и даже считает нужным предупредить: берегитесь транспорта, движение здесь - как на проспекте. И действительно, откуда-то из глубины раздается протяжный свисток, но это не судья на поле, - то проплывает тепловоз. А в это время - вжик! вжик! - рядом с нами промчались один за другим два оранжевых электрокара. Ребята мои почему-то настроены не слишком серьезно и тут же спешат прозвать электрокар апельсинчиком, а тепловоз - арбузиком, за его зеленый цвет в красную полоску. Признаться, меня тоже берет охота поребячиться, сам не знаю почему, может оттого, что завод такой огромный и мы кажемся сами себе мелюзгой. Но Аргус твердой походкой ведет нас вперед, сворачивает и приводит, по всей видимости, в хорошо знакомое ему место. В самом деле, встречают его здесь как своего: жмут руку, зовут по имени, хлопают по плечу. Нас оглядывают с любопытством.

- Мои новые соседи, - представляет нас Аргус.

- А-а, понятно! - многозначительно протягивают его знакомые.

Нам, по правде говоря, не очень понятно, но нас-то не спрашивают.

- А знаешь, ты вовремя подоспел, мы как раз испытываем второго нашего робота. Твои хлопчики могут за ручку с ним поздороваться.

И не мешкая заводят в боковую дверь.

Пожать ему руку оказывается довольно-таки сложно - она у него наподобие клешни, хотя не сжимается и не разжимается. А в общем, конечно, забавно: как-никак, робот не на кинопленке, не по телевизору его показывают, а перед нами, хоть попроси его что-нибудь сделать. Но Заморыша что-то в нем не устраивает.

- Почему у него руки такие жесткие, разве им не положено быть… ну, вроде бы пошустрей? - тихо спрашивает она Аргуса, не решаясь задать ему вопрос во всеуслышание, но и не умея, как водится, его отложить.

- Потому что шустрым ему быть ни к чему, - тоже вполголоса отвечает ей Аргус, но так, чтобы и мы слышали. - У этого робота своя работа. Вот познакомимся с его старшим братом, тогда все поймете.

Старшего брата мы нашли в соседнем помещении, уже не при испытании, а при деле, точнее - при станке. На нем, как нам объяснили, обрабатывают тракторные опорные катки. А катки эти устроены таким образом, что два массивных металлических круга соединены шейкой, к ней и подступает захват., поэтому никакого зажима не требуется. Одной рукой робот устанавливает каток, круглый стол станка вращается, каток передвигается от одного сверла или резца к следующему, тем временем вторая рука снимает готовые, уже обработанные катки. Получается, робот - при станке-автомате, в человеке никакой надобности нет, а ведь катки-то тяжелые, - облегчение большое. Вот и сходит со станка каждые сорок секунд обработанный каток.

Еще мы заметили небольшое световое табло. Нам разъяснили, что оно сигнализирует о любых неисправностях станка или робота. Работа шла нормально, но для нас с Аргусом станок на минуту-другую остановили, чтобы показать, как действует табло. На нем поочередно загорались различные надписи: «смазка», «давление», «резьба» и еще какие-то, все я не запомнил, и даже чертежик засветился - лампочка на нем указывает точное место неполадки, разобраться очень просто.

Пока мы разглядывали табло, Аргус заинтересовался чем-то другим и переговаривался со своими друзьями. Я подошел чуть поближе и навострил уши - дело ведь у нас шло к разгадке, а из разговора можно было наверняка кое-что выудить. И вот что я примерно расслышал.

- Да, с резьбой мы извелись, и так и этак пробовали, пришлось в конце концов на авторское свидетельство выходить…

Про себя отмечаю: раз авторское свидетельство, значит что-то изобрели. Их послушать, так получалось - будто поневоле, другого выхода не было. Однако не это для меня теперь главное, а то, что имеет непосредственное отношение к Аргусу.

- Ты-то нас поймешь, сам дай бог сколько метчиком наработался.

Выделяю сперва ударение: метчиком. Непривычно, но, вероятно, так положено. Но опять же не это главное. Факт, что наш Аргус этим метчиком наработался; стало быть, здесь-то, на тракторном, он и работает. Или, может, раньше работал - это как понимать прошедшее время. Может, теперь в отпуске, кто его знает, то-то он все больше дома.

Прощаемся с друзьями Аргуса и братьями-роботами, при этом Заморыш верно подмечает, что говорят здесь о них как о предметах одушевленных: этого робота, того, второго… «Мы установили этого станка», - так ведь не скажешь, а «этого робота», - пожалуйста, иначе язык и не поворачивается.

Идем дальше по заводу; Аргус показывает, как рождается наш молдавский трактор, ведет на сборочный конвейер и дальше, туда, где испытывают готовые машины, при этом отпускает по пути всякие меткие замечания, только успевай запоминать. О конвейере, например, говорит, что это оркестр, - так здесь все слажено, ничто не имеет права выбиться из единого ритма. Пирамидальные тополя на территории называет кислородными баллонами и считает, что пора им найти место в заводской эмблеме. Есть на тракторном и своя теплица, работают цветоводы, озеленители, агроном. Мы слушаем и наматываем на ус: ага, завод, стало быть, для него родной. Но ведь выпускает он трактора, не уборочные машины. А мы тогда, когда он нам бабочку зеленую показывал, подумали, что они с Сильвией именно по этой части работают, да и дядя Арион обращался к нему вроде бы как к заводскому инженеру.

Попадалось и кое-что забавное, например плакат с такой надписью: «Здесь может курить только он», а под ней - симпатичный такой ослик. Или, скажем, здорово скомбинированный фотомонтаж в заводской стенгазете и подпись под ним: «Принцип полной автоматизации, как проводит ее в жизнь товарищ такой-то». На фотографии кто-то один нажимает на кнопку, а десятеро берут в руки лопаты…

Короче, смотрим в оба и гадаем: кто же нас все-таки по заводу водит? Отстаем от него на несколько шагов, перешептываемся.

- Давайте как-нибудь вычислим его, - предлагает Заморыш.

Легко сказать! Как же ты его вычислишь, если в уравнении столько неизвестных? И вопрос впрямую не задашь…

- А наводящий, я думаю, можно, - убежденно говорит Беретик. - И тут же, не дожидаясь ничьего согласия: - Аугустин Алексеевич, вы хотели бы, чтобы после школы мы пошли сюда работать?

Ловчила все-таки наш Беретик! Вопрос такой, что прямым не назовешь, зато ответ кое на что навести способен.

- Здесь, на тракторном, я прежде работал, - отвечает Аргус. - Работал на участке наладки, где мы с вами были, и одновременно учился в институте, на вечернем. Интересная работенка, ничего не скажешь. Ведь тут не только налаживают станки, что уже само по себе заставляет шевелить мозгами, но и модернизируют, создают, по сути дела, новое оборудование. Взять хотя бы тот станок, с роботом. Был он предназначен совсем для других операций, свое отработал, а в металлолом не отправили, нет. На его базе другой придумали, да еще какой!

Мы понимающе киваем. Но теперь Заморыш берет игру на себя:

- А все-таки, Аугустин Алексеевич, ответа вашего мы не услышали: хотите, чтобы мы сюда пришли работать?

У Аргуса нависает бровь:

- Вы что, сдаетесь? Выбрасываете полотенце на ринг?

- Не-е-ет! - дружно уверяем мы.

- В таком случае ответить могу только вот что: сюда или не сюда, не в том суть. А в том, что для этого надо сперва поучиться. И позвольте этим ограничиться, иначе вы вынудите меня забить мяч в собственные ворота. Или нокаутировать самого себя.

Вдали вновь свистит заводской тепловоз, как бы объявляя нам окончание очередного тайма. Или раунда.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ,

в которой загадки задают деревья

Самое интересное в Аргусе, наверное, то, что очередной его ход предугадать практически невозможно. Как говорит Заморыш, он у нас непредсказуемый.

То заявляет: пора за дело! И мы, хотя и сами нашли бы чем заняться, не пропали бы со скуки, - идем за ним. А он на другой день о чем бы вы подумали заводит речь? О том, что на тракторном вот как берегут природу, целый зеленый цех у них, а у нас в районном парке, случается, и молодые саженцы выламывают, и цветы рвут и вытаптывают.

- Это вы к тому, Аугустин Алексеевич, чтобы мы в патруль записались? - пытается все же разгадать его Заморыш. - Тоже зеленый, знаем такой!

- Признаться, я был бы рад, - отвечает. - Если растения не в состоянии сами постоять за себя, следует их всячески оберегать, помогать им в этом. Однако, простите, это не по моей части, здесь я могу давать лишь весьма общие советы.

Но и мы, как говорится, не лыком шиты, уже научены: слушать его надо внимательно, неспроста он такой разговор повел.

- Сколько всякого мы с вами видели на заводе, - наконец решаюсь я, - а вы нам про природу, про растения… Это как понять? Для дела… или для души?

- Уловил все же! - В его взгляде мелькает улыбка. - Тогда договоримся так: было бы ваше желание, кое-что у меня найдется.

- Рукопись? - молниеносно спрашивает Беретик.

- Как бы вам сказать… Назовем ее заготовкой. Вроде тех, что на заводе.

- А читать ее можно? - Беретик у нас человек практический.

- Будем надеяться, что до этой стадии она доведена, - отвечает Аргус, давая тем самым предметный урок скромности.

На этот раз Заморыш остается на скамейке запасных. Повествование коротенькое, в нем оказывается всего два действующих лица, и мы с Беретиком условливаемся читать вслух попеременно.

«Сплошные свинцовые тучи не предвещали ничего хорошего. Под ними, насколько хватал глаз, расстилалась безжизненная хмурая равнина. Ни звука, ни ветерка.

Продвигались медленно, с опаской. Ничего не поделаешь, таково незыблемое правило Командора: «Путешественник волен изъездить любую планету, исследователь обязан ее исходить».

Спорить с ним было бесполезно. Им положен был прыгоход, он к тому же легко скользил и на воздушной подушке, но пришлось оставить его на базе - Командор был непреклонен.

- Зря мы от него отказались, - как бы про себя рассуждал Кибернетик. - Чтобы стряхнуть с себя пыль научных предрассудков, нет лучше средства, чем прыгоход…

- Шаг по твердой почве равен парсеку космического полета, - упрямо отвечал Командор.

Теперь, однако, они шли молча. Кое с чем они уже успели столкнуться по пути, а где-то неподалеку, по данным аэрофотосъемки, должен был находиться лесок.

Лес посреди пустыни… Такое встречается не часто. Каков он, каким образом выживает? Командор едва себя сдерживал, чтобы не ускорить шаг. Казалось, при всей своей поклаже он сейчас пустится бегом. Кибернетик с трудом за ним поспевал.

Вот он, наконец. Темно-серая полоска на фоне серого неба, чуть различимая на горизонте.

Соблюдая предписанные в подобных случаях правила, тщательно осмотрели лес с помощью своих мощных оптических приборов. Странные чахлые деревца, узловатые и скрюченные. Листьев не видно, зато каждая ветка заканчивается буроватым наростом. Возможно, плоды?

Пригляделись к ним. Это были скорее не наросты, а клубки - каждый состоял из бесчисленных нитей, плотно уложенных и тесно переплетенных между собой. Что ж, на незнакомой планете, бывает, еще не то попадается.

Решили подойти поближе. Но едва успели сделать несколько шагов, как им показалось, что лес зашевелился, словно встревоженный. И не листья зашумели, их вообще не было. Вскинув бинокли, застыли: деревья стояли неподвижно, но клубки исчезли. Все до единого.

Не сразу возвратился к ним дар речи.

- Куда это они могли подеваться? - пробормотал Командор.

Кибернетик долго не отрывался от зрительных труб.

- Одно из двух, - заключил он, - то ли они все разом попадали с веток и ушли в почву… - он помедлил, - то ли никуда не упали, а втянулись каждый в свою ветку.

- Есть еще и третье направление, - поразмыслив, добавил Командор и поднял глаза к небу. - Они могли попросту улетучиться.

- Не думаю, - возразил Кибернетик. - Скорее улететь. А после - возвратиться.

- Когда? Зачем?

- Когда? Естественно, когда минет опасность. Зачем? Чтобы жить дальше, только и всего.

- И как бы ты это назвал?

- Обыкновенной защитной реакцией, - ответил Кибернетик.

- Вполне обыкновенной?

Кибернетик виновато улыбнулся. Командор хорошо знал эту улыбочку, потому торопить не стал.

- Давай-ка приземлимся и понаблюдаем, - отозвался наконец Кибернетик.

«Приземлиться» означало оборудовать стоянку и выставить пост автоматического оповещения. Все необходимое для этого было у них в рюкзаках, и пять минут спустя они отдыхали в уютной палатке. Но тут же их поднял на ноги сигнал автомата.

Деревья и на этот раз стояли неподвижно. И клубки оказались на месте. На месте, да не совсем: каждый висел на тонкой нити.

- Промежуточное состояние? - вполголоса предположил Командор.

- Похоже, - согласился Кибернетик. - Попытаемся вникнуть в его смысл. Вы - пришельцы, вы на нас пока не нападаете, но и не уходите, стало быть, вот вам наш ответ.

- Что-то больно мудрено… - засомневался Командор.

- Подъем! - неожиданно скомандовал Кибернетик. - Свернуть лагерь!

Вообще-то не он здесь командовал, наоборот - охотно подчинялся, оставляя Командору все руководящие указания. Но на сей раз старший по званию безропотно подчинился.

Отошли шагов на пятьдесят, оглянулись.

Клубки вновь, наподобие наростов, прочно сидели на ветках.

- Исходное положение, - заключил Командор.

Сомнений не оставалось: одинокий лесок чутко реагировал на любое передвижение вокруг. Но откуда это у него? Планета необитаема, пустынна. Вполне может быть, что к своей защитной реакции он прибегнул в первый раз. И тем не менее все проделал четко.

Тут не вытерпел Командор.

- Так что же, - спросил он, - остановимся на полдороге?

Кибернетик сразу смекнул, к чему, он клонит. Не хотелось испытывать терпение леса, было неловко, совестно, даже боязно. Хотя, кто его знает, возможно, он этого только и ждет? И ждет давно…

Кибернетик молча кивнул. Молча же они принялись вдвоем устанавливать излучатель с защитным экраном. Нет, никакого вреда он причинить не мог, и все же, все же…

Залп!

Вслед за ним три клубка широким полукругом сорвались каждый со своей ветки. Еще мгновение - и они разом ударились об экран, срикошетировали и таким же полукругом упали наземь, испуская темную вязкую жидкость. Еще через несколько секунд три лужицы слились, жадно поглощая все вокруг, испепеляя редкие травинки, расплавляя камни, окутывая почву раскаленным паром…

На этот раз ответ оказался исчерпывающим.

- Цепкая защита, - глухо произнес Командор.

- Борьба за существование, - добавил Кибернетик.

- Жаль, - сокрушенно вздохнул Командор. - Неконтактный нам попался лесок, необщительный…

- Недоверчивый, - поправил его Кибернетик. - Что поделаешь, приходится ему быть бдительным. По всей вероятности, такая форма жизни уникальна для данной планеты, вот и выработала она далеко не обычные реакции. Иначе бы ей не выжить.

- Нашим бы земным лесам в свое время такую самозащиту! - мечтательно произнес Командор. - На лес хищник с топором, а ему сперва сигнал с ветки, а при необходимости и парочку-другую таких вот снарядиков наперерез: стоп, этот участок рубке не подлежит!

- Верно, - согласился Кибернетик. - В леске этом как бы собрались боль и гнев всех его погубленных сородичей со всех планет… Вот в какой кулак собрались!

- А не слишком ли мы этого кулака испугались? - неожиданно спросил Командор. И, прочтя недоумение в глазах друга, пояснил: - Не поторопились ли мы отступиться? Иначе говоря, уверен ли ты, что лес выдал нам всю свою программу без остатка?

- Какая уж там уверенность… - честно признался Кибернетик, с нетерпением ожидая, что же скажет Командор.

- А излучатель твой ведь рисует на экране всякие световые фигуры, не так ли? - сделал тот еще один неожиданный поворот. - А в воздухе тоже сумеет?

- Сумеет.

- А клубочек вроде этих? - Командор повел взглядом в, сторону деревьев.

Тут только и сообразил Кибернетик, что от него требуется. Он мигом засел за пульт, еще раз присмотрелся к бурым клубкам-наростам, - и над их головами луч вычертил в десятикратном увеличении такой же точно шарик, чуть продолговатый, сплетенный из множества плотно уложенных нитей.

- Погаси и повтори. Трижды, - шепнул Командор.

Луч повиновался. Не успело в третий раз погаснуть изображение, как последовал ответ: на всех ветках до единой клубки стали медленно поворачиваться вокруг собственной оси, затем все одновременно вдруг распахнулись надвое, словно гостеприимно протянутые ладони. После чего так же внезапно один соскочил со своего места, подлетел к защитному экрану, предусмотрительно его не касаясь, и стал выделывать всевозможные коленца - подпрыгивать, зависать, носиться в разные стороны. Потом остановился, отвесил что-то наподобие поклона и - прыг-скок, прыг-скок, - будто на одной ножке заспешил домой.

Изумленные зрители захлопали в ладоши.

- Кажется, нашли общий язык, - во весь рот улыбнулся Командор.

- Получилось что-то вроде старинного оптического телеграфа, - заметил Кибернетик. - Зря, наверное, мы их сперва прощупывали лучом, не по нутру он им пришелся. А вот подали хорошо им видимый и понятный знак, так сразу договорились. По-моему, Командор, нас с тобой в гости приглашают, даже прислали за нами. Так что программа, выходит, вся еще впереди…

- Точно, оптический телеграф, - задумчиво проговорил Командор, все еще не в силах оторвать глаз от леса. - Ведь в древности передавали известия, размахивая факелами, зажигая костры на холмах…

- А теперь, прежде чем ответить на приглашение, - продолжил Кибернетик, - представим себе путь от наших далеких предков, изобретателей оптического телеграфа, до этого самого леса и его потомков…

Командор глянул на него с добродушным укором:

- Ты опять за свое!

- Друг мой, - с печалью в голосе отвечал Кибернетик, - в том-то и состоит одна из величайших загадок природы, что, видя перед собой растение и животное, никогда нельзя с уверенностью сказать, кто из них раньше появился на данной планете…

- …И, следовательно, у кого раньше разовьется разум: у потомков высших обезьян, как на земле, или у высших растений, какие нам, несомненно, посчастливилось открыть здесь…

- А ты за свое! - уже всерьез упрекнул его Кибернетик. - Отучись, наконец, судить свысока: из того, что мы с тобой способны передвигаться, а деревья нет, еще не вытекает, будто мы стоим на ступеньку выше в своем развитии. Так что неизвестно еще, кто тут кого открыл!…»

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ,

в которой, если не ошибаюсь, нас призывают взяться за ум

Уже собрался было начать с того, на чем мы остановились, но не тут-то было. Вы, конечно, догадались: Аргус предложил свой очередной непредсказуемый ход.

- Поразвлекались, и хватит, - объявляет он нам на следующий день, получив назад свою, как он выразился, заготовку. - Надеюсь, впредь вы будете питать должное уважение к нашему доброму зеленому другу, а теперь поехали, нас ждут.

Жаль, многое хотелось с ним обсудить: и тлогрианские порядки, при которых удается зажигать солнца, а новые машины тем временем идут прямехонько под пресс, на переделку; и, в особенности, встречу с лесом, к которому Командор с Кибернетиком собрались в гости… - но Аргус умело уводил разговор в сторону. Лишь при упоминании о таинственных деревьях позволил себе не то шутку, не то намек:

- Это я затем еще дал вам прочесть, чтобы понятно стало, как важно умеючи обращаться со спелыми плодами…

Новый блестящий финт! Вот, оказывается, что самое главное во всей этой необыкновенной истории! Как говорится, свежо предание, а верится с трудом… Но какой-то смысл здесь заложен. Потому что у выхода из троллейбуса, на пригорке, нас ждет не кто иной, как Сильвия Спиридоновна, а уж она к спелым плодам, как известно, имеет самое непосредственное отношение.

Попутно должен отметить, что ехали мы седьмым маршрутом до улицы Заводской, - здесь и в самом деле полно заводов, но тракторный, где мы знакомились с братьями-роботами, расположен совсем в другом районе. Это я к тому, какой у нас большой город; если знать только дорогу из школы домой и из дому в кино, об этом не догадаешься.

Так вот, на пригорке, у входа в большое здание, нас ждала Сильвия Спиридоновна. Я вспомнил, грешным делом, как истолковали мы в тот вечер ее появление на берегу пруда, но Беретик то ли начисто забыл об этом, то ли, наоборот, захотел меня от этой мысли отвлечь, уж не знаю, но очередной позывной под бок пришелся как раз вовремя:

- Глянь! На вывеску!

Читаю: «Производственное объединение «Плодсельхозмаш».

- Они вдвоем нам и покажут те самые плоды… - шепчет Беретик.

Признаться, я не совсем понял, какие «те самые», но разбираться оказалось некогда. Сильвия Спиридоновна, в этом мы успели убедиться, - деловой товарищ, притом здесь она, по всему видать, за хозяйку. Сразу же спросила Аргуса, рассказывал ли он нам про дельтаплан; он ответил, что лишь упомянул мимоходом, и тогда она, ведя нас через заводской двор, сказала, что есть в греческом алфавите такая буква «дельта», треугольной формы, отсюда и легкие летательные аппараты с похожим крылом получили название дельтапланов, однако с недавних пор некоторые дельтапланы стали приземляться прямо в наших садах, и не потому, что нет другого места, - просто там их больше всего ждут. А вылетают они отсюда, из этого двора, И повела нас прямо на взлетную полосу.

Машин оказалось две, с одинаковыми крыльями, - и все же разных. Сильвия Спиридоновна заявила, что нет никакой нужды объяснять нам, какое между ними различие, догадаемся и сами, но для этого следует сначала выяснить, что общего между ними обеими и той бабочкой, которую мы видели в действии. Стали вспоминать.

Во-первых, конечно, крылья. У бабочки - закругленные, у этих - ближе к треугольнику, но назначение, по-видимому, одно и то же: принимать плоды, или, как уточнила хозяйка, служить улавливающими поверхностями. Во-вторых, кабина, вернее - самоходное шасси. Точно. А в-третьих?

Приходилось, как выразился тогда, на испытании, дядя Арион, сравнивать не в натуре, а на пальцах, - дельтапланы стояли без движения, а бабочки и вовсе не было, - поэтому ответ несколько задержался. Но все же вспомнили: ящики! Правильно, подтвердила Сильвия Спиридоновна. Бабочку, или - давайте еще одно уточним - машину МПУ-1, обслуживают вместе с трактористом три человека: двое, как мы помним, подносят к транспортеру пустые ящики и уносят их наполненными. Но бабочка сама ползет между рядами, а дельтаплан - скажем точнее: машину ВУМ-15, - приходится передвигать с места на место. Выражаясь техническим языком, она работает позиционно и обслуживается четырьмя людьми.

- Вот она, модель ВУМ-15, - указала Сильвия Спиридоновна;на ту, что ближе к нам, - а теперь попробуйте ответить, чем она нас не устраивала и почему пришлось ее переделывать.

Обратилась она ко всем нам, но, понятно, имела в виду в первую очередь того, кто больше всего задавал ей вопросов при первой встрече, а точнее - донимал ее вопросами.

- Так вы же сами говорили: ее приходилось передвигать, - отозвался Беретик. - Неважнецкая это машина, если не она тебя, а ты ее себе на горб взваливаешь… В этом крылышке наверное, весу порядочно?

- Сорок килограммов будет, - ответила Сильвия Спиридоновна. И, сдерживая улыбку: - А ты больно уж строг, как я погляжу!

- Так это ваши же слова - «пришлось ее переделывать». Вот и посадили, значит, дельтаплан на второе шасси.

Этим-то они и отличались, что сразу бросалось в глаза, - две тракторные кабины вместо одной. Старая модель по какому принципу действовала? Из трех вспомогательных рабочих двое переносили улавливающие плоскости от дерева к дереву, так что механизация, надо сказать, получалась довольно-таки относительная. Нет, машину надо было делать по-настоящему самоходной: пусть не переносят улавливатель, а он сам передвигается. Для этого второе крыло дельтаплана - именно то, которое, по словам Беретика, приходилось взваливать себе на горб, - навесили на второе самоходное шасси. И сразу отпала надобность в двух рабочих. Правда, вместо них прибавился еще один тракторист, но это ведь совсем другая работа!

- Ну, и, разумеется, - добавил от себя Аргус, - дело пошло веселей. Сразу стали собирать процентов на двадцать пять больше.

- А попутно избавились еще от одной заботы, - полушутя-полусерьезно сообщила Сильвия. - Как было назвать то второе крыло? Переносным? Приставным? Вот сделали его передвижным - и с концом!

- Так-то оно так, Сильвия Спиридоновна, - неожиданно переменил тон Аргус, - но вот вы инженер-конструктор, создатель, так сказать, этих прекрасных машин…

- Что вы, что вы, Аугустин Алексеевич, - замахала она руками, - какой я, ради бога, «создатель»? Рядовой многочисленной армии, только и всего. А во-вторых, мы сами, наверное, лучше других понимаем, что машины наши далеко еще не заслуживают права называться прекрасными…

- Вы уж простите меня за настойчивость, - продолжал он, - кто-нибудь, возможно, сочтет, что при посторонних, в особенности при таких юных, разговор об этом заводить не следует, но ведь никуда не спрячешься, жизнь все равно свое возьмет. Не от нас, так от других узнают…

Произнес он это совсем не так, как разговаривал обычно с нами, да и с ней тоже - и здесь, и тогда, когда удил рыбу и угощал ухой. Сильвия уловила это и изменилась в лице.

Мы молча осматриваем новенькие машины. Пока мне только вот что ясно: одна из них, прежней модели, - та, что с приставным крылом, - не очень-то пойдет в сады; кто захочет ее брать? Но все бы еще ничего, если б не Заморыш.

Идем мы не гурьбой, а скорее цепочкой. Ей, оказывается, это и надо.

- Как ты думаешь, - пристраиваясь на ходу, говорит она мне на ухо, - зачем такие машины делать, которые никому не нужны?

Выплеснула все же свое девчоночье нутро!

Я обернулся - и понял, что не столько слов ее надо опасаться, сколько взгляда. В чью сторону она его метнула, угадать нетрудно. В это самое время Сильвия, надо полагать, обдумывала ответ Аргусу, по сторонам не глядела, - а если бы они глазами встретились? К счастью, в этот момент возник вопрос чисто технический.

- Раз вы говорите, что я такой строгий…

- Ну, давай, Боря, спрашивай! - вмиг приободрилась Сильвия.

- Раз на то пошло, зачем человеку ящики за машиной таскать? Разве нельзя что-нибудь сконструировать?

«Сконструировать»! Сразу видно читателя серьезной литературы! Но главное, перехватил инициативу у Заморыша, - она ведь того и гляди что-нибудь отмочит…

- От вашего вопроса я увиливать не собираюсь, не подумайте, пожалуйста, - уверила Сильвия Аргуса, быстро прошла к самоходной модели и принялась объяснять: задумана она таким образом, чтобы не было необходимости ни в каком вспомогательном персонале, для этого надо лишь заменить ящики контейнерами. Вот отсюда, она указала на транспортер, плоды попадают прямо в контейнер, он наполняется, подходит автопогрузчик, забирает его, устанавливает другой. Тот же грузчик, только что авто… А полные контейнеры куда? Рядом ждет грузовик, автопогрузчик поднимает их в кузов, и машина направляется в город, в аэропорт, на консервный завод - туда, где ждут урожай. Беретик все понимает и вроде не очень - разглядывает транспортер, покачивает головой, опять у него внутри что-то поскрипывает, буксует. Подходит Аргус и от крайней точки транспортера проводит ребром ладони по воздуху две наклонные прямые - одну книзу, другую - от нее вверх. Готово! Оказывается, можно обойтись не только без грузчика, но и без автопогрузчика, достаточно проложить от транспортера роликовую дорожку - рольганг - для контейнеров прямо в кузов. И получается самый настоящий конвейер от дерева до грузовика. А сколько занято людей? Подсчитаем: с шофером - три. Наверняка по душе придется садоводу такая машина.

Тут, по правде говоря, я в очередной раз перестаю понимать, что к чему, кто с кем спорит и кто кому союзник, одно помню твердо - что Сильвия на упрек Аргуса пока ничего не ответила, хотя, вероятно, он задел ее, раз сама напомнила. С ответом она пока не торопится, зато, как говорится, распахивает перед нами все двери: водит по цехам, показывает свое конструкторское бюро, снова выводит наружу. Территория тут, надо сказать, совсем не такая, как на тракторном: там - место ровное, как ладонь, так и тянется до самой речки, здесь - склон холма; если бы он был за городом, наверняка на нем посадили бы виноградник. Завод, как нам рассказала Сильвия Спиридоновна, совсем новый, не так давно он был всего лишь небольшим опытным производством при конструкторском бюро. Но за последние годы у нас, в Молдавии, резко возросли площади садов и виноградников, понадобились всяческие машины, тогда и создали научно-производственные объединения. Это как бы наука при производстве и производство при науке, тут они равны. И даже вполне доходчивый пример привела:

- Вот Борис конструирует уборочные устройства…

Опять всплыла консервная банка! Не банка, а подводная лодка! У бедняги Беретика небось от нее в глазах позеленело. Однако виду не подал.

- …Их ведь надо где-то испытать…

На махалу намек? На «Жигули» с лаем?

- …прежде чем запустить в серию. Очень хорошо, конечно, если со всем этим в силах справиться кто-нибудь один. Или небольшая бригада…

- Да все ясно, Сильвия Спиридоновна, - не утерпел Беретик, - у вас-то, как-никак, производство! И вы, значит, на испытания ездите? - изящно увел он разговор подальше в сторону.

Сильвия охотно ответила, что это действительно так, конструктор обязан следить за работой опытных образцов, это называется авторским надзором, а испытатель - в данном случае дядя Арион - своими наблюдениями и записями в журнале очень помогает выявлять и устранять недостатки конструкции. Рассказывая все это, она подвела нас к беседке и пригласила присесть. Да, я не оговорился, в заводском дворе, чуть поодаль, на склоне, стояла беседка почище любой парковой или садовой - просторная, тенистая, вся увитая виноградом.

- Вот что, ребята, - начала Сильвия, после того как мы расселись, - поскольку ваш Аугустин Алексеевич одновременно, можно сказать, и наш, заводской…

«Можно сказать»? «Одновременно»? Вот тебе и раз! Выходит, он не совсем заводской? Тогда чей? Ну, наш, понятно. А еще чей?

- …На этих правах он попросил нас устраивать время от времени нечто вроде дня открытых дверей. Случилось так, что первая наша встреча, как вы помните, состоялась в некоем живописном месте, стало быть, и здесь, в объединении, принимать вас - мне. Тем более, что тогда я сама оказалась гостьей…

Какие приятные воспоминания! Даже ухой запахло!

- Не знаю, как вам понравилось наше небольшое путешествие, хочу надеяться, что вы почерпнули кое-что интересное и полезное, но должна признаться, - она бросила быстрый взгляд в сторону Аргуса, - что мне куда легче говорить о машинах и, вероятно, ответить на любые ваши вопросы, чем выполнить одно условие, поставленное Аугустином Алексеевичем…

При этих ее словах Аргус не на шутку смутился и что-то забормотал, однако Сильвия пропустила это мимо ушей.

- Договариваясь о днях открытых дверей для школьников, - обернулась она наконец в его сторону, - вы как-то проронили такие слова: «Но пусть это будут и дни открытых сердец!» Вначале я не очень вникла в их смысл, потом призадумалась. В самом деле, многое ли дадут открытые двери при закрытых сердцах?…

И тут, словно сбросив с плеч тяжелый груз, она придвинулась к нам поближе и уже без заминки стала говорить о том, что, конечно же, и в производстве, и в науке не все и не всегда идет гладко, дело даже не в том, что одну модель приходится заменять другой, это в какой-то степени закономерно, но ведь и новая, случается, не без огрехов. Возьмем, к примеру, стряхиватель, то есть механизм, вызывающий вибрацию, колебательные движения дерева. Действует он лишь в течение шести секунд, а шум от него какой!… Дядя Арион жалуется, что у него день и ночь в ушах гудит. Вот мы и ломаем голову, как от этого избавиться…

В этом месте она приумолкла - не то выдохлась, не то засомневалась, доходит ли сказанное до нас. В самый раз было бы Аргусу протянуть ей руку братской помощи, но он почему-то не торопился. Помалкивал и главный наш изобретатель.

- Сильвия Спиридоновна, - взмолился я после недолгого раздумья, - но ведь можно от него избавиться, наверное?!

Она сперва в недоумении похлопала глазами, будто с трудом возвращаясь откуда-то издалека, затем благодарно улыбнулась и уверила меня, что можно, как же иначе, просто в этом самом стряхивателе слишком много деталей, вот они и бренчат, надо их число сократить, только и всего. А улавливатель, к примеру, можно сделать складным, тогда машина станет куда более маневренной, и так далее, и тому подобное… И только тут вмешался Аргус.

- Разумеется, конструкторам и испытателям виднее, какие в каждой модели недостатки и как их устранять, - начал он не спеша, но чувствовалось: понемногу набирает обороты. - И можно нисколько не сомневаться в том, что с каждым годом наши машины будут становиться все надежнее и производительнее. Так что большое спасибо Сильвии Спиридоновне за обстоятельный и откровенный рассказ о заводских делах…

Уж не знаю, был ли у них раньше разговор на эту тему или просто так вышло, но мне показалось - Сильвия расслышала в его словах не одну только благодарность. Потому что она решительно тряхнула головой и сказала:

- У рассказа, однако, есть продолжение. И хотя Аугустину Алексеевичу, наверное, оно далось бы легче, так и быть, попытаюсь досказать я. - Она передохнула и набрала воздуху: - Верно, все мы надеемся, что со временем наши машины станут лучше, вы видели в конструкторском бюро, над чем мы сейчас работаем; через какой-нибудь десяток лет, вполне возможно, нам удастся почти полностью механизировать и частично автоматизировать труд садовода и виноградаря, все это так, а теперь давайте подумаем вместе, что для всего этого нужно. Грамотно я ставлю вопрос, Аугустин Алексеевич?

- К тому же, вполне по правилам нашей игры, - подтвердил Аргус. - Итак, ребята, попытаемся дойти до ответа своей головой.

И дошли.

Сперва, понятно, назвали металл. Потом конструкторские разработки. Не забыли и про электрооборудование - как же без него? Беретик заикнулся об электронике - и это оказалось верно. И тут припомнили, конечно же, роботов. Какие они неутомимые, какие расторопные!…

- Отлично! - похвалил Аргус, и само это слово меня насторожило. Что-то не приходилось слышать его раньше. А он возьми да и повтори: - Отлично, ребята! Просто прекрасно, что вам так нравятся роботы и вообще всякие машины. И легковые, наверное, тоже? И магнитофоны? И в красивом новом доме тоже ведь каждый не прочь пожить?

Дело принимало совсем неожиданный оборот. Игра игрой, но так мы вроде не договаривались. Ну нравятся, ну не прочь… И что из этого?

- Так вы же все наши мысли читаете, Аугустин Алексеевич! - вдруг осенило меня.

- Все, кроме одной, - поправил он, слегка усмехнувшись. - Что-то не могу отыскать эту мысль в ваших головах.

- Аугустин Алексеевич, - в отчаянии выдохнула Сильвия, - откуда у них этой мысли взяться, если мы с вами никогда ее не подсказывали?

И тут их глаза встретились. Мне вдруг страшно захотелось и в самом деле узнать, о чем каждый из них подумал…

- А мысль эта, ребята, - продолжала она, - оказывается на поверку очень даже простой. Пусть наши машины будут когда-нибудь изготовлять одни только роботы. Пусть роботы собирают дома и дворцы…

- Одну минуточку! - неожиданно пробасил Беретик.

Все разом обернулись к нему, оін сам такого не ожидал и на какое-то мгновение смутился. Но сразу же и подобрался:

- Извините, может, я невпопад подумал, но получили мы недавно подарок…

Теперь все насторожились, Аргус с Сильвией в том числе.

- Напильничек такой симпатичный. Только вот намыленный… Выходит, этих роботов тоже должен кто-нибудь делать. А то одни захотят хорошо жить, но работать не очень-то, другие будут ждать, чтобы пришел робот и за них постарался…

- А напильник при чем? - подала голос Заморыш.

- А при том! - загорелся Беретик. И тут же вконец растерялся.

- Ребята! - вдруг вскочила с места Сильвия. - Так это же здорово! Это вам, конечно, Аугустин Алексеевич такой подарок прислал?

Аргус слабо возразил: дескать, не в том его смысл, - но Сильвию уже было не удержать.

- Ну да, ну да! Конструируем, проектируем, изобретаем, а ведь надо все это одевать в металл! И одевать умеючи! Иначе все мы будем водить по железу намыленным напильником…

Мы сидели притихшие, а она вся сияла. Потом глянула на Аргуса и опять повернулась к нам. Глянула, я бы сказал, с завистью: вот, мол, какие у тебя замечательные ребята!

А может, и не так. Может, она совсем другое хотела сказать. Но вся прямо светилась.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,

в итоге которой деревья, к сожалению, открывают нам далеко не все

Сбор назначен через три дня.

Кто-нибудь, возможно, стал бы говорить об Аргусе, будто он нарочно тянет время, - дескать, и так все ясно, а ему торопиться некуда, с таким же успехом мог собрать нас и тринадцать, и тридцать дней спустя. Недаром у меня еще в самом начале закралось подозрение, что он попросту задумал нас воспитывать, больно уж мы всем глаза мозолим. А делает он это умеючи, потихоньку: сначала увел со двора, теперь на завод привел. И все же то, что целых три дня нам дал, это здорово.

- Пошли на трассу, живо! - встретил нас Игорь, едва мы домой вернулись.

Тут сразу, понятно, обменялись репликами: что, мол, еще за трасса? А про двоеборье уже успели забыть? Так ведь засыпали ее! А я сказал - пошли!

И что бы вы думали? Трасса-то засыпана, но вдоль нее Игорь умудрился проложить новую - для барьерного бега.

Демонстрирует он свое творение с |нескрываемой гордостью. Еще бы! Сам придумал, сам оборудовал, сам приглашает опробовать. Мы пришли на готовенькое.

Но какой все же народ неблагодарный попался!

- Ну и сооруженьице! - неопределенно заключает Беретик, тщательно осмотрев и ощупав один из барьеров.

- А что, не нравится? - настораживается Игорь. - Прочный! Не сдвинешь, с собой не унесешь!

Здесь надо отдать ему должное: барьеры действительно прочные. Воспользовавшись тем, что канаву засыпали, но не заасфальтировали, Игорь вкопал в землю шесть спинок от старых железных кроватей.

- А если за такой барьер зацепишься? - продолжает сомневаться Беретик.

- Ха! В том-то вся и хитрость! Если обыкновенный заденешь, какие на стадионе, - сбил его и даже не почувствовал. А этот зацепить не захочется!

И, распуская хвост перед Заморышем:

- Вот и будете брать барьеры с запасом! Я научу вас прыгать, как кенгурят! Спорт для настоящих мужчин!

- А ты, выходит, кенгуру из старшей группы? Ну-ка, покажи класс!

Отшила его наша лесная фея, не растерялась! Потом покружила перед ним, что-то промурлыкала и невесомо перемахнула через первый барьер.

Сам по себе Игорь - парень живой, бедовый, ц ним не соскучишься, но и палец в рот ему не клади. С годами сложилась целая дворовая летопись его подвигов, почище, чем у Геракла. И притом все почти - с техническим уклоном. Первый восходит к четырехлетнему возрасту и называется «Страшная месть»: домашние за что-то его наказали, он счел это несправедливым и, чтобы отыграться, перегрыз антенный кабель телевизора - приметил его, негодник, решил, что именно через него идет изображение, и убрал картинку…

Это уже в своем закутке стали мы припоминать его проделки, потом само собой и собственное младенчество припомнилось. Вот наша первая вылазка втроем на природу - глазеем, трогаем, пробуем на вкус. И начинаются вопросы: когда просыпаются улитки? может ли червяк висеть в воздухе? а муравей может пробить камень? Попробуй ответить!… В результате же оказывается, что муравьям не обязательно пробивать бетонные плиты, можно пролезть в щель между ними, зато все попавшиеся улитки и в самом деле спят без задних ног, а червячок висит в воздухе на невидимой нити, и за что та нить на- верху зацепилась - неизвестно…

А деревья? Они какие тайны хранят? Ясно, рассказ про встречу Командора и Кибернетика со странным лесом Аргус подкинул нам с умыслом, - чтобы попутно наш интерес к природе расшевелить. С одной стороны, стало быть, роботы, с другой - растения. А мы, значит, выбирай между ними…

- Выходит, - рассуждает Беретик, - деревья могут быть поумнее и наших машин, и нас самих?

- Почему бы нет? - нисколько не удивляется Заморыш. - Сколько одних сказок про волшебные леса! У Эминеску муравьи, так те волокут мешки с мукой, чтобы испечь свадебный пирог, а пчелы не только мед носят, но и золотую пыль…

- На сережки невесте! - припоминаю я. - У них в лесу то ли жуки, то ли бабочки за главных мастеров по золотому делу, что хочешь выкуют. А кузнечики, наоборот, не в кузне, - на свадьбе за шаферов!…

- А за главного у них кто? - пытается дознаться Беретик. - Кто этими пекарями, и кузнецами, и шаферами заправляет?

- Так это же сказка, чудак! - отмахивается Заморыш.

- В каждой сказке своя доля правды! - не сдается Беретик.

И тут я нечто улавливаю:

- Ты что, по Самой Мудрости соскучился?

- А как же без нее? - пожимает он плечами. И не разберешь: то ли вправду соглашается с тобой, то ли поддразнивает.

- Забыл, что из всего этого вышло? - взываю я к его благоразумию.

- На Тлогре она уже не одним лесом, целым миром взялась заправлять!

- Так то уже не сказка, а фантастика, - стоит на своем Беретик. - Потому-то и убрали людей с планеты. Чтобы показать, что может получиться, если над всем возьмет верх машина, механический мозг. Долети до места те переселенцы, разве допустили бы они такое?

- Кто их знает, - засомневался я. - Перебили же они друг друга у себя дома…

- Завел! Надо же было тому, кто их придумал, каким-то способом от них избавиться!…

- Ну, а с деревьями как? - возвращаюсь я к нашему разговору.

- То-то и оно, - призадумывается Беретик. - В машину заложили программу: ищи Самосветные Миры. Чтобы добрался до них человек, выпотроши его, выбрось все содержимое, припаяй микрофоны вместо рта и ушей, и пусть впредь не на свою мудрость полагается, а только лишь на твою. Нет, с деревьями посложнее…

- Им бывает больно… - тихо проговорила Заморыш.

- Они все чувствуют… - так же тихо произнес Беретик и поднял на нее взгляд Окера-Улла на Звездную Девушку. - Чувствуют, понимают и постоять за себя умеют. А вот откуда они такие взялись на той планете, почем нам знать?

Можно, понятно, спросить и по-другому: каким это образом деревья поступают, по сути дела, как разумные существа? Или: действительно ли являются они растениями? Но, как ни называй, вое сходится к одному: Аргус сделал свой ход, очередь за нами. Однако ответить, как это ни печально, мы способны покамест лишь вопросами…

Ничего не попишешь, пришлось Аргуса подкараулить досрочно.

- А я и сам мало что знаю, - сознался он. - Это ведь, как я уже сказал, заготовка, не более того. Не рассказ, не отрывок из повести, а всего лишь попытка расписать в лицах услышанное на одной лекции.

- Лекции?! - изумился я. - Так это, выходит, наука?

- В лекциях можно излагать не только научные истины, но и гипотезы, предположения. Именно такое допущение, надо думать, и поразило автора заготовки.

- И что это была за лекция?

- Читал ее не так давно наш молдавский ученый-математик Солтан, Петр Семенович.

- Математик?!

Поскольку разговор вел я, мне и досталось:

- Удивляетесь? Тогда послушайте и запомните: некто с дипломом математика стал поэтом, что уже из области фактов. Знаменитый ученый прокомментировал известие следующим образом: правильно поступил, для математика у него было слишком мало воображения… А вас, видите ли, поражает, что математик мог выдвинуть подобную гипотезу!

- Аугустин Алексеевич, - отважно выступила вперед Заморыш, - но ведь заготовка, или как там ее назвать, обрывается почти что на полуслове!

- Верно, - согласился Аргус, - надо бы автору как-то ее продолжить. В его изложении гипотеза не совсем ясна…

- Так что, нам ждать, пока он ее изложит?… - потерянно спросила Заморыш.

- …В письменном виде? - добавил Беретик.

- Командор с Кибернетиком, насколько мне известно, до сих пор ждут, - попробовал отшутиться Аргус.

Мои было приуныли, но тут нашелся я:

- А вы тоже на той лекции были?

Теперь я сказал бы, что вопрос следовало отнести к разряду беспроигрышных: если Аргус лекцию не слушал, он все равно ничего не добавит, если же да, он не сможет не сказать правду. Как говорится, третьего не дано. В тот момент, однако, я меньше всего думал об этом. Главное - выудить у него продолжение.

- Пятерка за смекалку, - похвалил он. - А раз был, должен что-нибудь да помнить?

Возражать не приходилось.

- Ладно, попытаюсь, - сдался он окончательно. - Хотя не уверен, что заслужу пятерку за пересказ. На чем вы остановились?

«Кибернетик: - Из того, что мы с тобой способны передвигаться, а деревья нет, еще не вытекает, будто мы стоим на ступеньку выше в своем развитии.

Командор: - Если я верно тебя понял, на данной планете раньше растений могли появиться животные?

Кибернетик: - Именно. А раз они появились первыми, на их долю выпало то, для чего предназначены на Земле растения, - перерабатывать минеральные вещества в органические.

Командор: - Раз не было растений, никому другому, естественно, невозможно было это делать… Примем сие на веру и двинемся дальше.

Кибернетик: - Ну вот, самого главного я, кажется, достиг - разжег твое любопытство. Теперь пойдет куда легче!

Командор: - Скажи лучше, зачем все это построение тебе понадобилось?

Кибернетик: - Вот видишь, любопытство - двигатель поистине безотказный. А теперь поразмыслим: почему при первом рассмотрении мы никак не хотим согласиться с тем, что у растений способен развиться разум? Да потому, что они не в состоянии двигаться.

Командор: - А ты, стало быть, утверждаешь обратное?

Кибернетик: - Да, разум может возникнуть независимо от движения. Способность понимания и осмысления окружающего мира следует признать, безусловно, порождением и венцом борьбы за существование. Неверно, однако, считать, будто борьбу эту в силах вести лишь организмы подвижные. Антилопа, к примеру, передвигается куда быстрее, чем человек, но от этого еще не становится мыслящим существом.

Командор: - Но ведь речь шла не о скорости, а о самой способности передвижения!

Кибернетик: - Передвижение - не самоцель, а лишь средство накопления информации. Я сказал бы так: не крона, а корни питают разум. И уж конечно, не ноги…

Командор: - Стало быть, если информация сама стекается к тебе через корни, отпадает необходимость в передвижении. Тогда ноги действительно ни к чему.

Кибернетик: - Следует добавить к этому еще один важнейший фактор - быстроту реакции. По сравнению с животными она у земных растений невелика, зато здешние преподали нам по этой части наглядный урок.

Командор: - Доводов, пожалуй, больше чем достаточно. И поскольку мы сами во многом убедились, будем считать, что вступили в контакт с весьма развитыми организмами. Слова - «растения» я сознательно избегаю, ибо оно слишком далеко от нашего понимания мыслящего существа.

Кибернетик: - Можно бы на этом остановиться, а можно и пойти дальше…

Командор: - Куда дальше?

Кибернетик: - Для этого надо сперва еще раз проделать наш путь через равнину. Мысленно, конечно. Помнишь, нам показалось, будто два валуна сдвинулись с места, как бы перегораживая нам дорогу? Тогда ты дал предупредительный выстрел…

Командор: -…И навстречу нам, прямо из валуна, выскочило жало метра в три длиной.

Кибернетик: - Так вот, идя дальше, следовало бы выяснить: валун этот действовал сам по себе или же являлся частью какой-то четко организованной системы?

Командор: - А если это и в самом деле система?

Кибернетик: - Это-то и требуется доказать!…»

Вот какой разговор воспроизвел нам Аргус. Хотя и на этот раз ухитрился остановиться на полуслове, да еще на каком.

- Выходит, к деревьям надо прислушиваться?

- Совета у них спрашивать?

Так рассуждали мы вслух, тем самым испытывая терпение нашего соседа. Беретик, правда, заикнулся было, что к Земле наши вопросы отношения не имеют, надо сперва разыскать ту самую планету, однако Аргус предложил другой вариант - попытаться распознать язык наших земных деревьев, а для этого, если позволит время, все же записаться в зеленый патруль.

- Если позволит? - вскинула брови Заморыш.

Аргус помедлил. Мы все разом почуяли: сейчас что-то произойдет.

- Будем считать, ребята, - сказал Аргус, - что наша игра вступила в решающую фазу. Ваша тактическая активность дала вам право на свободный удар. И, реализовав его, вы добились определенного преимущества. А теперь ищите дальше.

- Значит, реализовали? - уточнил Беретик. - Попали в точку?

Аргус молча согласился.

- Та-а-ак, - протянул Беретик. - Ищем. Как вы сказали? «Если позволит время»?

- А вот это уже ни к чему! - свирепо глянула на него Заморыш. - Лишний вопрос - это лишний ход! - И, обернувшись к Аргусу: - Команда берет минутный перерыв.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой, все, наконец, выяснив, мы едва не расходимся кто куда

Осталось мне совсем немного - записать трехходовую комбинацию Заморыша. Выглядит она так:

1. Аргус - инженер-механик. 2. На заводах, куда он нас водил, в настоящее время не работает. 3. Чтобы суметь что-нибудь сделать на заводе, надо учиться.

Требуется: узнать точный адрес училища.

- Всего-то делов, - заключила Заморыш.

- Так объявления про эти училища на всех углах висят, - заметил Беретик и легонько поддел меня под бок.

Конечно, с некоторых пор я догадался, куда примерно ведет извилистый след Аргуса. Но ведь я и повел по нему ребят. Так что, как говорится, надо держать марку.

- А ты хотел бы, чтобы висели приглашения на Тлогру? В гости к Звездной Девочке?

Ляпнул сгоряча и тут же, признаться, пожалел, в особенности про последнее. Но дело свое оно сделало.

- Эх ты! Чья бы корова мычала!… - не на шутку раскипятился Беретик. - Да если желаешь знать, мне училище - самое оно! Куда мне больше деваться?…

Вот этого я никак не хотел. Всем нам известно, каково ему приходится дома… И ведь по натуре он - технарь, самый настоящий.

- А вам-то зачем вся эта затея? - заводится он все сильнее. - Вы же к пэтэу и близко не подойдете!

- Так что же, с сегодняшнего дня нам расставаться? - блеснула очками Заморыш, но так задорно, с таким вызовом, что Беретик почти сразу выпустил пары.

- Ну, расставаться… не… необязательно, - бормочет он в ответ. - Как-никак, нам еще целых два года вместе в школу топать.

- Неужели у Аргуса хватит терпения два года нас так развлекать? - Я настолько поразился собственной мысли, что произнес ее вслух.

- Так он же свою игру вроде закончил, - удивился в свою очередь Беретик. - Минутный перерыв использован, ответ найден, чего же еще?

Как так - «чего же еще»? Выходит, все, что, начиная с Черного Треугольника, я с таким превеликим трудом протаскивал вместе с Аргусом, ценой всяких таинственных сигналов и кодовых названий, пройдя через Вместилище Мудрости, дом роботов и бдительную рощу, - ничего этого никогда больше не будет?! И тогда мне пришло на ум:

- А как же с напильником?

Видели бы вы, какие глаза на меня выпялил Беретик! Будто не он там, в беседке, вспомнил про подарок Аргуса. А теперь, видите ли, никак связи не уловит!

- Так сказано же: без нас на заводе не обойтись. Значит, Аргусу мы еще понадобимся! - без капельки сомнения сделал я вывод.

- Золотые слова! - подвела черту Заморыш.

Нет, что ни говорите, девчонки иногда могут дать сто очков вперед любому изобретателю.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ,

или Космический детектив с приземлением

Боюсь, на этот раз Аргус нам не минутный перерыв предоставил, а недельный или месячный, кто знает…

Одним словом, уехал он по своим делам, и во дворе все понемногу-потихоньку вернулось к старому. Первым, конечно, это обнаружил Игорь, после чего немедля отправился в обычную свою инспекцию по закоулкам и закуткам.

Впрочем, обнаружить -нас в то утро оказалось не трудно. Беретик перетащил свой инструмент к детской площадке, а мы с Заморышем тоже оказались неподалеку.

Игорь долго присматривается, как орудует молотком Беретик.

- Ты что, задумал перевести судно на ножную тягу? - недоумевает недавний геолог.

- Может, на ножной привод? - переспрашивает Беретик, не поднимая головы.

Тут Игорь пасует - где ему тягаться с нашим изобретателем по этой части! А Беретик тем временем усердно вколачивает в просторную лодку, вкопанную в землю, старый трехколесный велосипед.

Да-да, не удивляйтесь - велосипед. Он точь-в-точь уместился впереди, между носом и первой скамейкой, вот до чего правильно рассчитал Беретик. Садись в седло и знай себе крути педали. Но хоть зови это приводом, хоть тягой, лодку таким способом все равно с места не сдвинешь. Вот тебе и загадка!

Но это первая, за ней и вторая следом.

- Левее! - командует Заморыш. - Выводи линию розней! А нижнюю закругляй, закругляй!…

Линии вывожу я, кондом палки на песке. Предварительно мы его разровняли и, как могли, уплотнили немного. Прямые, ломаные и кривые ложатся послушно, надо только палку крепко держать. А команды Заморыш подает с балкона.

- Не томите, черти, - не выдерживает Игорь, объясните толком, что вы такое затеяли!

Мы с Беретиком переглядываемся: не пропустить ли нам эту слезную просьбу мимо ушей?

- Ты что, Игорек? - отзывается сверху Заморыш. - Небось сам обо всем давно догадался, ты же у нас головастенький!

Игорь, понятно, не бабуля из шестого подъезда, в таких делах соображает поболее, но на этот раз, ручаюсь, ни за что не додумается. Если только Заморыш не позовет его на балкон. Но до этого, будем надеяться, не дойдет.

Короче, головастенький наш продолжает хлопать глазами, а я между тем кладу на песок последние штрихи. Заморыш мигом спускается и торжественно объявляет Игорю:

- Считай, что ты получил бесплатную туристскую путевку в пустыню Наска!

В самом деле, в нашу детскую песочницу перенесены загадочные геометрические фигуры, обнаруженные в той самой южноамериканской пустыне. А как доказательство того, что их действительно оставили пришельцы, вот вам отлично сохранившийся обломок их звездного корабля - часть физкультурного зала, велосипед для тренировки мышц в условиях невесомости. Крыша, правда, слетела при посадке…

- А чтобы всю картину охватить взглядом, - уточняет Беретик, - надо забраться на тот самый космический шест. Награда ловким и смелым!

При этих словах Игоря как ветром сдувает. Не успеваем мы опомниться, как он возвращается на велосипеде. Правда, двухколесном.

- Только что разыскался еще один обломок! - спешит он сообщить. - Оказывается, любимым занятием пришельцев на борту корабля было велородео. Автородео видели на стадионе? Нет? Очень жаль, многое потеряли. Ну, а в космический полет автомашину с собой не возьмешь, только воздух будет загрязнять. Велосипед куда практичнее!

И начинает проделывать у нас на глазах довольно-таки головоломные трюки - едет на одном заднем колесе, потом на переднем, берет препятствия и далее в том же духе. Забавно, конечно, только я этим зрелищем не очень-то увлекаюсь. С чего бы это он к нам подкатываться стал? - вот в чем вопрос.

И впрямь подкатил, долго не выдержал. Дескать, неплохо бы старые автопокрышки раздобыть и с ними подходящую доску для отталкивания: рр-раз! - и перепрыгнул через одну, две, потом через пяток сразу. Тараторит без умолку, а вопросик так и вертится у него на кончике языка, вот-вот сорвется.

- Признайтесь, ребятки, это вы опять для малышей все придумали?

Что ни говорите, а капитан наш - находка!

- А кто слабак еще по шесту карабкаться, тех, наверное, вы для обзора на балкон пригласите?

Ну, в самый корень зрит!

- Их, стало быть, на балкон, а сами по крышам ходите…

Что уже что-то новое.

Вмиг настораживаемся. А Заморыш, та сразу заводится:

- В каком таком смысле - по крышам? - И хмурит бровь.

- В том, в каком во времена рыцарей говорили «витают в облаках», - невозмутимо отвечает Игорь.

На этот раз он не дает нам опомниться.

- Ладно, будь по-вашему. Раз вы у меня такие все космические и таинственные, я вам свою загадку загадаю. Или назовем ее лучше детективом. Так вот, внимание! В одно прекрасное утро на дальней-предальней планете стенная классная доска в шестом «Б» оказалась на полу. Предлагается выяснить: кто и зачем ее сбросил?

- А если она сама свалилась? - равнодушно цедит Беретик.

- Правильно! - торжественно восклицает Игорь. - Какие еще будут ответы? Учтите, всего их пять!

- А гвозди на месте? Или вывалились? - на всякий случай спрашиваю я, хотя нутром чую: тут подвох какой-то, неспроста Игорек наш такой развеселый.

- Пра-виль-но! - чуть ли не захлебывается он от радости. - Сообщаю: да, вывалились. Что из этого следует? Ну давайте, сыщики!

Но мы не торопимся.

- Ладно, - снисходит. - Сообщаю дополнительную подробность: занятия в школе идут в две смены. Первая смена утверждает, что к ее уходу доска была на месте. Так что из этого следует?

- Слушай-ка, Игорь, - вдруг лениво так протягивает Заморыш, - а не следует ли из этого, что ты вздумал сегодня отыграться?

- Не понял, - холодно отрезает Игорь. Откровенно говоря, мы с Беретиком могли бы признаться в том же.

- Что тут понимать? - дергает плечиком Заморыш. - Чем путаться в пяти ответах… а может, их не пять, а целых двадцать пять… Ну-ка, Беретик, подай сюда свою штуковину!

И, не дожидаясь, сама хватается за молоток:

- Вот он, ответ, капитан. Единственный! Ступай в тот самый шестой «Б» и прибей доску на место.

Нет, про Заморыша я больше ничего не скажу, а то еще что-нибудь подумаете. Кроме того, что свой ответ она наверняка отыскала, идя с нами по следу Аргуса.

Только вышло напоследок, что не она одна.

- Не догадались, для чего я весь этот детектив придумал? От чего, так сказать, оттолкнулся без доски? - продолжал Игорь, снова повеселев.

В наших рядах минутное замешательство. Заморыш молча вертит в руках молоток.

- Вот-вот! От него! - показывает глазами Игорь. - Помните, вы мне как-то про свои уборочные машины рассказывали? Потом заметил: за нашим новым соседом вы крепко увязались. Я еще спросил тогда: и вы это серьезно?

- И на ходу все сочинил? - изумленно вопрошает Заморыш. - Чтобы испытать нас?

- Ага, - скромно соглашается наш массовик-затейник. - Зато какой ответ получился! Сразу за молоток схватились! И церемонно кланяется.

А что, если и он понемногу научится чужие мысли читать? Вот пойдет потеха!

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

и последняя, прослушанная после долгого раздумья

«В другое время, возможно, я не обратил бы особого внимания на этот эпизод, но тогда он врезался мне в память, - в документальном фильме показывали беседу директора известного у нас предприятия с учащимися базового профтехучилища. Но что это была за беседа! Директор, по всему видать, человек, умудренный огромным опытом, с интереснейшей биографией, ребята - симпатичные, подтянутые, а между ними - завеса, стена, пропасть! Выставили парней в две шеренги по обе стороны директора, развернули к нему вполоборота и велели слушать. Директор говорит очень правильные, местами даже интересные вещи - и ребята слушают. Но ведь не слышат ничего! Стоят чуть ли не по стойке «смирно», безучастные, безразличные ко всему, в глазах - ни искорки.

Повторяю: вполне возможно, эпизод этот не произвел бы на меня такого впечатления, если бы не обстоятельства. Было то в прошлом году, и я как раз переходил на работу с завода в профтехучилище. Посмотрел я тот фильм и ужаснулся: неужели такое ожидает и меня?

Я понимал, конечно, что виной тому вовсе не ребята. Не могло такого быть, чтобы в двух шеренгах не нашлось ни одного любознательного, чем-то увлеченного, ни одной живой души! Скорее всего, они и были такими, беда в другом - между ними и директором не было никакого контакта. И подумалось мне: вот прекрасный, быть может, даже редкий в своем роде передатчик, а ведь приемники настроены совсем не на ту волну!

Как вы уже знаете, ранее я работал слесарем-наладчиком па тракторном, работа интересная еще и тем, что имеешь дело не с одной какой-нибудь деталью или узлом, а с машиной как единым целым, с самим принципом ее действия. В свою очередь, это побуждает тебя ознакомиться со всем циклом ее создания, освоить по мере необходимости и токарный станок, и сварку, и электротехнику - все очень даже пригодится. Короче, после окончания вечернего отделения политехнического пригласили меня в «Плодсельхозмаш» на инженерную должность. Но на самом заводе я проработал недолго - создавалось новое профтехучилище, нужны были мастера производственного обучения, и выбор пал на меня.

Дело нужное, почетное, и выбор вроде бы правильный, спорить не приходилось. Считалось даже, что у меня есть и кое-какой воспитательный опыт: в свое время, еще в первый год работы на тракторном, дали мне комсомольское поручение - организовать детский клуб при подшефном жэу. Тот промежуток времени, пока я ходил в «ребячьих комиссарах», открыл мне глаза на многое. Я приводил с собой с завода интересных людей, рассказывали они о своих профессиях, о новой технике. Начали работать кружки, сам взялся руководить автомодельным, вижу: зашевелились мои ребята, зажглись. Однако, увы, недолго это длилось. Летом и под открытым небом можно развернуться, но пришла осень, а помещение у нас тесное, неприспособленное, полуразваленное. Взялись мы его ремонтировать, завод помог материалами, мальчишки орудуют молотками и пилами, девочки штукатурят и белят, - любо-дорого смотреть. И тут - нате! Приходят и говорят: помещение вам не подходит, переведем в другое, а пока будьте любезны его немедленно освободить. Пока я бегаю по кабинетам, чтобы как-то это уладить, - не оставлять же ребят без клуба, - меня кое-кто из родителей стал разыскивать. С претензией: почему это вы моего сыночка допоздна задерживаете, он у меня и вовсе уличным станет! Я им объясняю, что прихожу после смены, домой заскакиваю на каких-нибудь полчаса - и сразу сюда, занятия начинаем в семь. А они мне: нет, в семь - это поздно, скоро в это время будет ночь на дворе. Тут, как на грех, кто-то

сломал балалайку, из-за другого перегорел телевизор, спрос, естественно, с меня, - и именно в этот момент мне сдавать вступительные экзамены в институт… Как студента-вечерника меня вскоре от этого поручения освободили. Но камень с души кто снимет?

Какие-то уроки я все же для себя извлек. В конце концов, и помещение можно было отвоевать, и родителей убедить, важнее всего было завоевать доверие ребят, их интерес и понимание. Наладить контакт! - вот что требуется в первую очередь.

И вот несколько лет спустя перехожу я в профтехучилище. Материально-техническая база - первоклассная: прекрасно оборудованные кабинеты, комнаты для кружковой работы, общежитие, спортзал, тир. Но это всего лишь основа. А необходимо с ее помощью вырастить достойную смену рабочего класса в условиях научно-технической революции-людей образованных и деятельных, умелых и гармонично развитых. И тут мне попался тот самый фильм…

Как меня преследовали эти застывшие лица, эти пустые глаза в две шеренги! Ведь это не просто напрасная трата времени, говорил я себе, это самообман, видимость, это воспитание наизнанку! Ребята глядят на тебя и рассуждают примерно так: ты делаешь вид, будто мы нужны тебе, мы - будто ты нужен нам, так уж и быть, отбарабань свое и отпусти нас с миром. А ведь профтехучилище не клуб при жэу и не детская площадка, это для ребят родной дом; если он таковым не станет, грош ему цена. Отсюда они прямиком, без пересадок, выходят в самостоятельную жизнь. Чтобы подготовить к ней, мы обязаны найти к ним не формальный, а в полном смысле слова душевный подход, настроить так, чтобы им активно захотелось приобретать знания, учиться избранной специальности и - воспитываться.

Между тем, как мы набираем в профтехучилища? Раскрываем ли ребятам сказочную мощь, привлекательность, волшебство техники? Приучаем ли не только уважать ее по достоинству, но и любить, помогаем ли привязаться к ней? Множество подобных вопросов задавал я себе, но ведь пришел я в прошлом году в училище, так сказать, на готовое, не я набирал группу, за многое пришлось браться уже с изрядным опозданием. И вдруг в начале этого лета выпадает мне случай - переезжаю в незнакомый дом, к вам на улицу Малой Медведицы. Остальное происходило при вашем участии, так что пересказывать нет никакой надобности.

Вы уж простите меня за некоторые вынужденные хитрости, но ведь не мог же я прийти к вам и все сразу выложить: так, мол, и так, очень хотелось бы уже с этого возраста пробудить у вас интерес к технике, к рабочим профессиям, показать их перспективу, будущность. Поверьте, ребята, Машина Времени и в самом деле существует, и вы не только ее пилоты, но и настройщики!

Потому, собственно, я и подкинул вам и фильм, и рукописи. Некоторые из вас так полагают: ага, прекрасно, вот навыдумывают всяких автоматов, они будут нас кормить-поить, а мы, так уж и быть, изредка нажмем на кнопочку-другую. Будь на то моя воля, я бы даже из фантастики напрочь выкинул всех автоматических одевальщиков, нянек и даже уборщиков. Пусть не плодят вредных иллюзий, не отучивают нас от труда, от усилий. Страшно подумать, до чего так можно докатиться. Да, мы вооружаем вас замечательными помощниками-роботами, но они ведь не падают готовыми с неба, к их созданию надо приложить ум и руки.

Ох уж это мне упование на всемогущие машины! Живет у меня в другом городе племянник, прошлым летом ему четыре годика исполнилось. Собрались мы как-то на рыбалку, а, как на грех, клева никакого. Истомился-измаялся мой Славик, не вытерпел: «Давай, - говорит, - сходим в магазин «Рыболов», купим вызыватель рыб». - «Что еще за вызыватель, откуда такой взялся?»- «Очень просто, - отвечает. - Приборчик такой. Кладешь его рядом, он рыбку вызывает, приманивает и - на крючок!» Действительно, куда проще. Беда только, что многие ребята постарше о том же мечтают… Игру с вами я затеял, можно сказать, почти что случайно, а потом сам втянулся. Уж не взыщите - в своем деле я новичок, на ходу стараюсь исправлять собственные ошибки. Но кое-какие ваши мысли, кажется, все же удалось прочесть, сознайтесь. Был у меня тайный замысел как-то подготовить вас к встрече с миром практической техники, быть может, перевернуть некоторые ваши слишком наивные представления о настоящем и будущем… Не знаю, получилось ли?

Скорее всего, в один присест добиться этого невозможно. И потому хочу надеяться на продолжение. Как вы на это смотрите?».

Все это мы нашли в кассете. Только не с кинопленкой, а с магнитофонной лентой. И не сама она подкатила, а вручил нам ее Аргус, перед тем как отправиться в командировку. Ведь ребят в свое училище ему надо набирать уже теперь.

На кассете была наклейка: «Строго говоря, то, что здесь сказано, вам полагалось бы прослушать через год, а то и через два. Но если вы ощущаете себя повзрослевшими, можете это сделать раньше». И - знакомая нам эмблема.

Сперва мы крепко призадумались и спрятали кассету подальше. А некоторое время спустя почувствовали: нам не хватает чего-то. И кого-то.

И тогда включили магнитофон.