Двор наш большой, места хватает. Так нет же, кое-кому, видите ли, в нем тесно.

Особенно нам достается от бабули из шестого подъезда. Хоть и живет она на самой верхотуре, под крышей, и все жалуется то на зрение, то на слух, а чуть что - как из-под земли вырастает.

- Зачем вам эта штука? - строго допытывается она, после того как целых четверть часа к нам приглядывается да прислушивается.

- Известно зачем, - вежливо отвечаем мы. - Чтоб тренироваться. Готовимся к космическим полетам!

Бабуля смотрит на нас, словно это пришельцы с самого Марса свалились. Но мы - народ терпеливый.

- Вот, шест вбили. А наверху видите, что у него? Колесико! Мы к нему четыре веревки привяжем, возьмемся за них, да как разгонимся! И - взлетаем! Летим! А после переходим в состояние невесомости! Ясно? Не-ве-со-мости!

Она внимательно слушает, кивает головой. И в конце концов говорит:

- Сдались мне такие космонавты! На ваших веревках белье бы сушить, хоть какая польза была бы!

Так всегда получается, если берешься ей что-нибудь втолковывать.

Она топчется вокруг, ворчит, вздыхает. И наконец уходит. Надолго ли?

Ну, допустим, шест мы временно отставим, никуда он от нас не уйдет. Уважим бабулю, пока веревок не раздобыли. Отойдем подальше, - есть в глубине двора подходящее местечко: между гаражами и стеной соседнего дома. Полтора шага в ширину, да больше нам и не надо.

Собираемся по одному. Сперва разгуливаем себе у всех на виду, а потом, по очереди, - шмыг за угол, в наш тайник. Были - и нету!

Каникулы только начались, мамы-папы за нас всякие планы строят, куда бы отправить, соседи только и мечтают, как бы от нас отдохнуть, а мы тут сидим-шепчемся и назло им вот что придумываем: в воскресенье, прямо на детской площадке нашего дома четыре дробь четыре состоится большой праздничный концерт.

Мысль, как всегда, подает Заморыш. Беретик, как всегда, крутит носом: нужны мы им больно, песенок вон по телевизору навалом! Да кто ж про песни говорит? Другое что-то… А может, им «Трех поросят» показать? Я прыскаю со смеху: вот это да, давайте сразу репетировать! Кто первый хрюкать начнет? Заморыш строго смотрит из-за очков: обойдемся как-нибудь без четвероногих! Зато с птичками можно какие хочешь фокусы устраивать, она сама читала. Какие такие птички? Попугаи? Канарейки? Необязательно, пусть хоть воробышек будет. Воробышек? Ну да, берешь казанок, зажигаешь в нем огонь, пламя бушует, ты его крышкой накрываешь, потом приподнимаешь ее и - вжик! - прямо из того пламени воробей взлетает. Здорово, а?

Здорово, конечно, только не совсем понятно. Воробья где - под крышкой спрятать? Но тут уж заводится Беретик: был бы казанок с крышкой, там разберемся! А голубь вместо воробья - пойдет? Пойдет! Тогда кто за крышкой, кто за казанком, кто за голубем? Постойте, но ведь голубь - на один раз, выпорхнул - и прощай. А если нас на бис станут вызывать? И в соседние дворы приглашать? Сколько нам тогда голубей понадобится? Так что, выходит, всем за голубями? Да, но один-то кто-нибудь должен о казанке и крышке позаботиться! Кто там поближе к кухне?… Ах, так, взвивается Заморыш, мне, значит, вот где нашли место?!

- Нет, - говорю тогда я, - так не пойдет! Давайте тянуть жребий!

Спички, известно, нам ни к чему, но ведь никакой фокус без них не обойдется. Короче, вынимаю из кармана коробок, выбираю три. Одну обламываю - и слышу у себя над ухом:

- Вот вы где, голубчики! Что, на этот раз решили дом поджечь?

Так сорвалось у нас большое воскресное представление. Ну, а теперь сами скажите: сколько можно терпеть?

Вот тогда и созрел наш план. «План Возмездия?» - тихо спросил Беретик. «План Законного Возмездия», - таким же тихим голосом уточнила Заморыш.

Я зажал спички в руке. Вытянули. Мне досталась обломанная.

Чуть стемнело, я пустился в путь. Шестой подъезд. Вверх по лестнице. Второй этаж… Третий… Четвертый… Еще восемнадцать ступенек… Еще восемь… Приехали! Набираюсь храбрости. Звоню.

- Будьте любезны, не найдется ли у вас немного лаврового листа? - произношу я как можно вежливее первую фразу вступления.

- Найдется, наверное, - слышу в ответ. - Надеюсь, на целый лавровый венок.

Слышу - и ушам своим не верю. Ущипнуть себя, что ли? Может, это со мной во сне происходит?

- Заходи, не стесняйся, - продолжает голос. - Хозяйки, правда, дома нет, но мы и сами разберемся.

В ответ я делаю шаг вперед. Зачем делаю, сам не пойму. Куда это я попал? Может, квартирой ошибся?… Или этажом… Или домом, улицей, городом…

- Значит, лаврового листа, говоришь? Лаврушки? Сейчас сообразим!…

Наконец я осматриваюсь. Прямо передо мной, на полу, кеды. Тихонько поднимаю голову. Тренировочный костюм, темно-синий. Эмблема на груди, не разберу чья. И плечи ой-ой-ой! Штангист небось… Или боксер… А ну как вздумает потренироваться на мне?

- Славно получилось. Я, понимаешь, тут человек новый, на прошлой неделе переехал, только собирался знакомиться. Так что ты очень даже вовремя. - И протягивает руку: - Аугустин Алексеевич.

Я что-то промычал в ответ, дескать, и мне очень приятно и тэ пэ. И послушно так прошел вслед за ним в комнату. Хотя куда умнее было бы тут же сорваться и скатиться по перилам вниз.

- Жилец я новый, - продолжает хозяин, - но кое о чем наслышан. О том, например, что во дворе у нас начинается подготовка космонавтов…

Так и знал! Ее это работа, бабуленьки нашей! Пожаловалась, а я, дурень, попался…

- Ну, и какие у вас еще планы?

Выпытывает, доискивается! Думается, язык у меня развяжется, друзей выдам. Как бы не так, дяденька! Наоборот, своими вопросиками ты сам себя выдал!

Теперь все ясно. И страха как не бывало. «К нему мгновенно вернулось хладнокровие», - как пишут в книгах. Осматриваюсь. В углу, на огромном письменном столе, - куча всякого инструмента. Технарь, понятно. Рядом две бутылки из-под кефира. Ну да, раз спортсмен… Только вряд ли он сдаст их в магазин - у обеих донышко начисто срезано. Зачем они ему, интересно?

- Обещал одним знакомым турбинку соорудить, - перехватывает он мой взгляд. - Никогда не пробовал? Проще простого. Прикладываешь горлышки одно к другому, потом хорошенько заделываешь стык… Сейчас, правда, время позднее, а то мы бы вместе все это проделали.

И опять не пойму, к чему он клонит, что ему от меня нужно. Впрочем, он тут же забывает о своей турбине. И я тоже - есть на столе кое-что поинтереснее: какие-то разноцветные кружочки, квадратики, кубики, треугольники. И к каждому проводок припаян. Наверное, радиоприемники собирает? Или, может, магнитофоны? А микрофон у него где? Не к нашему ли тайнику подведен?

- Это датчики всякие, - бросает он как бы между прочим.

Ага, вот оно что - датчики! Как же это я сразу не догадался? Космонавты ведь прямо обвешаны всякими датчиками. Но он-то, конечно, такой же космонавт, как и мы сами.

- И что же вы ими измеряете? - набираюсь я смелости.

- Да разное… - отвечает. - Вот ты, к примеру, когда термометр под мышкой держишь, не пытаешься его иногда по головке щелкнуть, чтоб ртуть на полтора-два градуса подскочила?

И улыбается, прямо рот до ушей. Мне что, тоже улыбаться?

- Зато если вместо термометра воспользоваться вот этим, - он берет со стола красный кругляшок в блестящей оправе и взвешивает его на ладони, - никакие щелчки не помогут.

Понятно, температурный датчик. Но я продолжаю прикидываться:

- Так вы хотите, значит, чтобы все по-честному температуру мерили?

- А если не только температуру? - отвечает он вопросом на вопрос.

- Чтобы все мерить по-честному?

- А если не только мерить? Чтобы все было по-честному!

И снова улыбается. Правда, не так широко, но многозначительно.

Я чую неладное.

- Вы что же… - язык у меня, кажется, слегка заплетается. - Вы их… изобретаете?

- Да нет, - уверяет он меня. - Иногда испытываю, только и всего. - И тут же словно спохватывается: - Постой, дружок. Не хотел бы ты мне помочь в этом деле?

- Я? Помочь?

- Ну да.

- Помочь… чтобы все было по-честному?

- Скажем так. Ну, берешься испытать один датчик?

Теперь, наконец, я начинаю кое о чем догадываться.

- Испытать, значит? На собаке? Или на кролике? Что ж, раздобыть можно. - И тут же, сам не знаю почему, вспоминаю о непойманном воробье. Или голубе.

Но он уставился на меня и говорит - отчетливо, твердо:

- Нет, друг мой, не надо ничего раздобывать. Помочь мне, если хочешь, можешь только ты. Ты лично, понимаешь?

Понимать я теперь ровно ничего не понимаю. Но на всякий случай киваю головой.

- Что ж, отлично! - обрадовался он. - Тогда мы тебе этот датчик приладим. Прямо сейчас, если не возражаешь. А завтра, в это же время, снова встретимся.

Он нашарил что-то на столе, потом подошел к стенному шкафу, порылся в нем и вернулся с кепкой в руке. Ничего кепочка, не самая модная, но и не слишком древняя.

- Значит, так: я прикрепляю датчик, а ты эту кепку наденешь. Без нее тебе не обойтись, иначе покоя не дадут, замучают вопросами…

Видно, я изменился в лице, иначе он не поторопился бы добавить:

- Дело в том, что датчик этот прикрепляется к голове. Так уж ему положено - быть поближе к мозгу.

Я так и прирос к полу.

- Ну да, - успокоил он меня, - мысли ведь в мозгу рождаются, так?

- Так…

- Стало быть, ты и сам уже обо всем догадался. Только не снимай кепку, испытатель!

Про лавровый лист я начисто забыл, он, по-моему, - тоже, я опять что-то промямлил - мол, спасибо за доверие и все такое прочее. А он тем временем не мешкая пришпандорил мне чем-то клейким этот его датчик ко лбу, я только и разглядел, что это был черный треугольник. Тут же я поспешил откланяться, до скорого, мол, свидания, завтра в назначенный час, но это, кажется, было уже по ту сторону двери. И кинулся со всех ног вниз по лестнице.

Хотя нет, кинулся я не сразу. Сперва у меня ноги подкосились. И дыхание сперло. И волосы встали дыбом. Если бы я в тот миг даже натянул кепку, - все равно бы встали. Ведь я - то знал, какая именно мысль привела меня сюда, в шестой подъезд.