Осокин из тюрьмы не очень-то спешил к Русанову. Дело завершено, казалось бы, вздохнуть с облегчением, но он облегчения не испытал. Тяжким бременем легли на душу и распад личности, и ужас, который внушала жизнь этого человека, жизнь, загубленная им же самим, жизнь, уничтожающая все живое, с чем бы она ни соприкасалась.
— Что случилось? — обеспокоенно воскликнул Русанов, когда взглянул на Осокина, вошедшего к нему в кабинет, — Ваши ожидания не оправдались?
Осокин молча положил на стол Русанову протокол допроса. Русанов окинул беглым взглядом первые страницы протокола и заглянул в конец. Прочитал показания о местонахождении Фогта и спросил:
— Не верите про Фогта?
Осокин отрицательно покачал головой.
— Этого я не знаю… Думаю, что он сказал правду. Гнусно на душе. В глазах стоит какая-то зловонная яма, и в ней шевелятся ядовитые гады…
— Да, — согласился сочувственно Русанов, — это не клумба с розами. Не раз еще придется заглянуть в такие ямы. Но утешать не стану, плохо, если обвыкнете и душа зарастет равнодушием. Равнодушие в нашей профессии тяжелая болезнь…
Русанов положил руку на протокол.
— Итак, Воронеж! Не выводит ли Турьев на новый виток игру? Это я к тому, чтобы вас насторожить. Надо быть очень внимательным, Виталий Серафимович, при его этапировании.
Воронеж встретил прибывших ненастьем. Летом дождь во благо, но не такой уж по-осеннему неотвязный.
Корнеев позаботился по линии своего ведомства, чтобы Осокину оказали всяческое содействие в задержании опасного преступника.
С утра Осокин, Турьев и два оперативных работника выехали на новеньком «уазике» на окраину города, туда, где улицы круто спускались к реке.
Медленно объезжали улицу за улицей. Турьев просил иные улицы объехать по два, по три раза.
Осокин уже было начал сомневаться — может быть, прав Русанов, и вдруг Турьев прошептал:
— Здесь!
Машина ехала, проваливаясь по ступицы в ямы на дороге. Водителю пришлось включить передний мост.
По сторонам обветшалые домики старого Воронежа. Улица уходила вниз, невдалеке сверкнула лента реки, и открылась лодочная пристань. У мокрых мостков привязаны залитые водой лодки.
— Вот и дом… Зеленый забор…
Домик ничем не выделялся из ряда других, с мансардой. Турьев разъяснил, что там комната. Обзор оттуда на две стороны.
Из-за зеленого забора раздался басистый лай, но достаточно ленивый. Видимо, машины по этой улице ездили редко. Осокин даже заметил, что появлялись в окнах лица. Пришлось спуститься, походили возле лодок, будто их интересует пристань. Развернулись и медленно поехали назад.
Проверка через милицию подтвердила, что в этом доме живет Амалия Карловна Шилова. Вдова, пенсию получает за мужа, бухгалтера одного из местных предприятий. Муж умер пять лет назад. Дом был его, Амалии Карловне достался по наследству. Детей не было.
Турьев по памяти нарисовал план расположения комнат. Нашли план дома и в бюро по инвентаризации. Память Турьеву не изменила. В доме два выхода. Один через веранду в небольшой сад, другой — с фасада. Сени, затем дверь в кухню. Внизу две комнаты, мансарда в описание жилой площади не вошла.
Пенсия невелика. Амалия Карловна подторговывала осенью на рынке помидорами и яблоками.
Проверили жильцов соседних домов. С Амалией Карловной дружеских связей они не поддерживали. Для наблюдения за домом Амалии Карловны выбрали два дома: напротив и рядом. Жильцы охотно дали согласие.
Наблюдение установили с ночи. Пока еще никаких признаков присутствия в доме Фогта не обнаружили.
Осокин соединился по телефону с Корнеевым, тот пообещал приехать, как только установят, что Фогт на месте.
Признаки Фогта появились на второй день.
Амалия Карловна вышла утром из дому с корзиной в руках. Дождь перестал, но на улице было сыро, и она очень медленно, обходя лужу, направилась в город. В ближайшем магазине она купила водку, полкилограмма иваси, затем прошла в хлебный магазин и взяла две буханки черного хлеба и два батона белого. После этого ее видели на рынке. Там она купила довольно большой кусок мяса и так же не спеша вернулась домой.
Осокин с оперативными работниками рассудили, что покупки дороговаты для ее пенсии, а до осени далеко, ни помидоры, ни яблоки не созрели. Но если хлеб мог быть взят в запас, мясо — тоже, чтобы не выходить из дома, то водка совсем не соответствовала ее вдовьему одиночеству. Поспрашивали соседей — никто никогда не видел ее пьяной. Подтвердил и Турьев, что Амалия Карловна водки не пила.
— Он здесь! — определил Турьев.
На другой день Амалия Карловна купила еще бутылку водки. Осокин решился сообщить Корнееву, что Фогт на месте.
Прилетел Корнеев. Начались раздумья, как выманить Фогта из дома. Дома его брать опасно. Вооружен. И хорошо вооружен. Турьев помнил, что у Фогта хранились в доме сестры пулемет, несколько автоматов и ручные гранаты. Устраивать бой на всю улицу нельзя.
Полных пять суток Фогт ничем не выдал себя.
Корнеев, Осокин и воронежские оперативники решили задержать Амалию Карловну в городе, когда она пойдет за покупками. Осокин имел все законные основания допросить ее в качестве свидетельницы. При этом выстраивалась такая цепь рассуждений.
Амалия Карловна ушла в город за покупками. И не пришла. Как на это должен реагировать Фогт?
Он может предположить, что ее задержали в связи с его поисками. Возможно, даже изготовится к обороне, ожидая, что вот-вот придут за ним.
За ним не пришли.
Тогда у него возникает предположение, что с сестрой что-то случилось. Сердечный припадок, попала под машину, угодила в больницу. К ней домой придут на другой день за ее документами или за ее вещами.
В этом случае ему надо покинуть дом, пока все разъяснится. Стало быть, ночью Фогт попытается уйти.
Как он будет уходить?
С участка два выхода. Ворота и калитка на улицу и лаз в заборе на соседний участок. Через забор перелезать трудно. Слабенький, набран из колышков. Полезет через забор, так весь пролет рухнет, а это ночью шум…
Калитка и лаз. Или у калитки, или у лаза его и ждать.
Мешала собака. Подойти к калитке и лазу незаметно не даст. Надо раздразнить соседских собак, чтобы Фогт лай своей собаки отнес к общему собачьему беспокойству.
С собаками проделали эксперимент сразу же. Лай долго не умолкал. Хватило на полночи.
На другой день Амалия Карловна, как обычно, пошла в город за покупками.
Опасаясь, что у Фогта может найтись «свой» человек в городе, решили Амалию Карловну в милицию не препровождать. Когда она зашла в магазин и встала в очередь к прилавку, заведующий магазином подошел к ней и попросил пройти к нему в кабинет.
Амалия Карловна удивилась этому приглашению, но в кабинет прошла. Там ее ожидал Осокин.
Он представился и попросил ее показать паспорт.
— Да зачем же мне его носить с собой? Еще потеряешь… Я Шилова… Меня все здесь знают… Шилова я…
— И мы это знаем, Амалия Карловна. Но мы, Амалия Карловна, знаем и вашу девичью фамилию. Фогт!
— Я взяла фамилию мужа…
— И это верно, Амалия Карловна. Одно нас удивляет… Насколько нам известно, женщина вы непьющая… Водку не употребляете… Вот и решили мы поинтересоваться: для чего вы в последние пять дней купили две бутылки, и сегодня опять встали за ней в очередь?
На этот раз Амалия Карловна с ответом не спешила. Молчание затягивалось.
— Тогда я вам подскажу, Амалия Карловна, для кого вы покупали водку.
С этими словами Осокин выложил на стол фотографию Фогта.
— Вам кого-нибудь напоминает этот человек?
Амалия Карловна нацепила очки, всмотрелась в фотографию, и глаза ее увлажнились, полились слезы.
Осокин не торопил ее. Не вечно же слезам литься.
Сквозь слезы она, наконец, спросила:
— Что вам от меня нужно?
— Я вас уже спросил: вам кого-нибудь напоминает изображенный здесь человек?
Амалия Карловна вытерла глаза платочком и ответила теперь уже с твердыми нотками в голосе:
— Это мой брат, и я полагаю, что это вам известно.
— Где сейчас находится ваш брат? — спросил Осокин.
— У меня дома! — ответила Амалия Карловна без колебаний. — Я не причастна к его делам, но что я могла против брата? Да, он у меня, скрывается… Не вздумайте его брать дома! Он вооружен. Звать его на улицу тоже не стану.
— Этого мы от вас не потребуем! — пояснил Осокин, — Придется вам только побыть в городе на квартире у одного товарища…
До вечера никакого движения в доме. Свет не зажегся.
Но когда над городом воцарилась полная тишина, из дома донесся легкий скрип половиц, ступеней чердачной лестницы.
Как взрыв прозвучал в тишине звон ведра, то ли ручка упала на ведро, то ли Фогт задел его черпаком.
Через минуту подняли собак. Лай накатился с реки, от лодок, все до одной собаки включились в этот хор.
У калитки и у лаза заняли посты люди из группы захвата. Долго не пришлось ждать. Как только окончательно стемнело и в окнах соседских домов погас свет, открылась дверь на крыльцо. Собака перестала лаять и слышно прогремела цепью, вышла из будки приветствовать хозяина. Уличные собаки продолжали перелаиваться. На крыльце некоторое время было тихо. Затем проскрипели ступени. Мокрая земля скрадывала шаги.
Двое из группы захвата притаились в канаве напротив калитки. Они услышали Фогта по дыханию. Он остановился у калитки. Осмотрелся. В домах ни одного огонька. И прохожих не было, об этом позаботилась группа захвата во избежание случайностей.
На лодочной пристани шла возня. Специально гремели Цепями, чтобы полошить собак.
Фогт успокоился, звякнула щеколда, калитка открылась. Вышел, опять же остановился. Теперь уже видно, что правую руку он держит за бортом плаща, в левой — что-то похожее на узелок: быть может, продукты, но могли быть и гранаты. Вот он отделился от калитки. И все!
Подсечка, и обе его руки отведены назад. В правой — парабеллум, в левой — узелок с хлебом и консервами.
Щелкнули наручники.
Сам он не пошел, под руки втащили в дом. Зажгли свет.
Фогт зажмурился и отвернулся. Собралась вся группа захвата, пришел из соседнего дома с понятыми Осокин.
— Сами, гражданин Фогт, укажете, где спрятано оружие, или искать? — спросил Осокин.
Фогт отвернулся, давая понять, что говорить не намерен.
Не новость. Осокин уже все это прошел с Турьевым: и обманные версии, и отказ говорить, а потом чуть ли не исповедь, полное словоизвержение. Действительно — скуласт. Лицо характерное. Тонкие губы делали его даже жестоким. Он был жесток, и эта жестокость наложила отпечаток и на внешний облик.
Закон разрешал и внеурочный допрос, и внеурочный обыск, когда следствие сталкивалось с опасным преступником. Но Осокин считал, что допрос Фогта следует начать после обыска, а обыск имело смысл начать утром. Не стоило тревожить ночью Амалию Карловну, да и ночью под дождем мало что можно было найти, если придется искать не в доме, а на участке.
Фогта отправили в следственный изолятор, дом взяли под охрану. Утром Осокин и Корнеев в сопровождении оперативников и понятых пришли на обыск. Пригласили Амалию Карловну.
На вопрос Осокина, где Фогт хранил оружие, она ничего определенного сказать не могла, хотя никто не сомневался, что если бы знала, то, конечно же, не стала бы скрывать. Внутри дома обыск ничего не дал. Фогт успел убрать почти все следы своего пребывания. На чердаке действительно была оборудована летняя комнатушка. Амалия Карловна пояснила, что брат ее спал здесь на раскладушке. Раскладушку он сложил и отнес вниз. Но и на чердаке, и в доме сохранился запах трубочного табака.
В кухне в ведре для мусора обнаружили несколько пустых бутылок из-под водки, а на пыльном полу на чердаке остались отпечатки мужских ботинок. Вот и все.
Начали поиск на огороде и в саду. Извлекли из земли несколько ржавых железок. Тщательно обыскали сарай. Поиск затягивался. Осокин вспомнил Лотинцева. Нужна была идея. Видимо, очень заметный след оставил в его сознании озерницкий криминалист. Воспоминания о нем и привели к идее.
Осокин обратил внимание, что собаку, немецкую овчарку, с цепи не спускали. Не было ее следов ни в саду, ни в огороде, ни возле дома. На мокрой земле следы ее имели бы яркие отпечатки. Показалась ему подозрительно массивной будка. Будто бы сооружалась на века. Врыта углами в землю, понизу обшита железом.
Сострунили собаку, отцепили цепь и с трудом сдвинули будку с места. На метр в глубине отрыли ящик, тоже окованный железом и густо смазанный битумом. В ящике ручной немецкий пулемет, несколько немецких автоматов, десяток гранат-лимонок.
Корнеев в задумчивости рассматривал это снаряжение…
Для него работа с Фогтом только начиналась.