Без четверти девять чистый и выбритый Линьков явился в отдел и принялся выгружать из ящиков стола все свое нехитрое хозяйство. Без семи девять он уже завязывал тесемки последней папки. Без шести девять на пороге появился Савченко. Еще через три секунды, сообразив, чем занят Линьков, Савченко спросил:
— Закончил-таки дело? Видишь, а ты специфики боялся!
Линьков хотел было ему объяснить насчет специфики, но не успел — дверь опять распахнулась, пропуская Темина.
— Ага, ты здесь! — радостно воскликнул тот, завидев Линькова. — Слушай, что мне сейчас Эдик выдал — будто у них там один не то к потомкам сиганул, не то вообще сквозь время провалился! Ты не слыхал?
— Слыхал, — мрачно подтвердил Линьков. — Он вообще-то хотел сигануть, понимаешь, но не рассчитал, вот и провалился…
— Как же это его угораздило? — сочувственно спросил Савченко. — Не ушибся, когда проваливался?
— Ты вот шутишь, — сказал Темин, проявляя неожиданную проницательность, — а дело не шуточное! У них там для опытов специальные поля оборудованы, понял? Вот он через поле и провалился. Верно, Линьков?
— Угм, — сказал Линьков, удивляясь теминской осведомленности.
— Ну, если через поле, тогда конечно! — Савченко демонстративно вздохнул. — Поле — оно не перина.
— Безусловно, не перина! — снисходительно разъяснил Темин. — Поле, оно от тока получается, понял? А у них там токи будь здоров! Как шибанет, никакого тебе крематория не потребуется!.. Слушай, а его нашли? — вдруг спросил он. — Этого, который провалился? Живой? Чего рассказывает?
— Нашли, а как же! — заверил Линьков. — Живой. Говорит, позавчера погода отличная была, хоть загорай!
— Ну-у! Это я и сам знаю, что позавчера было! Он бы мне про послезавтра рассказал! Открыл бы, к примеру, какой номер по лотерее «Москвича» выиграет…
— Если ты будущим так сильно интересуешься, могу кое-что тебе открыть, — сказал Савченко. — Линьков завтра в отпуск идет!
— Ну, неужели? — возопил Темин. — Кончил, значит! А, Линьков? Что же ты молчишь? Рассказывай!
— Да я уж рассказывал… — попробовал возразить Линьков. — Ивану Михайловичу я все рассказывал, даже язык опух.
— А нам-то? — взвыл Валентин. — Товарищам по работе! В порядке обмена опытом!
Линьков тяжело вздохнул и принялся излагать на популярном уровне историю своих приключений в дебрях хронофизики. Время от времени он поглядывал на своих слушателей и с удовлетворением убеждался, что вид у них обалдевший.
— …Ну вот, значит, пожал я ему руку и спросил: «А как там — у вас! — Коновалов поживает?» — сказал он в завершение, специально для Валентина.
— Это где же «у них»? — помотав головой, спросил тот. — Во вчерашнем дне, что ли?
— Как это — во вчерашнем? — с деланным удивлением ответил Линьков. — Все ты, Валентин, перепутал. Я ж тебе только что объяснил, что он к нам с другой мировой линии пожаловал, из другого мира… Мир этот такой же, как наш, только события там происходили немного другие…
— Туманно ты очень излагаешь… — вздохнул Темин. — У Эдика я все понимаю, а у тебя даже что знал, и то перестал понимать. Прыгают эти твои Левицкие и Стружковы как угорелые, аж зло берет! Хорошо, хоть одного кокнули! — злорадно заявил он вдруг. — Допрыгался!
— Дошел ты, Валя, — огорчился Савченко, — уже радуешься, что человека кокнули…
— Нет, вы в меня хоть стреляйте, — энергично заявил Темин, — а я не понимаю, откуда этот второй Левицкий взялся! Он же умер! Его вскрывали! Это что же будет, если покойники вскакивать начнут?! Никакая прокуратура не справится!
— Серый ты человек, — укоризненно сказал Линьков. — Умрешь вот от серости, и даже вскрытия не потребуется, чтоб определить, от чего умер. Я же говорил — из будущего он! Как только он в прошлое попал, так от своего двойника полностью отделился, стал самостоятельным — вот и остался жив… Понял?
Валя вникал, напряженно морща лоб.
— Ни черта я не понял! — признался он наконец чистосердечно. — Вроде тараканов…
— Каких тараканов? — неимоверно изумился Савченко.
— Двойники эти… — Темин неопределенно и брезгливо пошевелил пальцами в воздухе. — Ползают во все стороны, а где который, не разберешь… Ну ее, эту науку! Недаром Эдик к нам переходить собирается.
— Как же он может переходить, — укоризненно заметил Савченко, — когда, сам знаешь, на нем весь институт держится? Неужели мы допустим, чтобы такое ценное научное учреждение рухнуло из-за того, что твой Эдик проявляет безответственность! Да ты что, Валентин!
Валентин временно онемел, потрясенный этими справедливыми упреками, а Савченко обратился к Линькову:
— Слушай, Александр, ты-то как во всем этом разобрался? Неужели же сам?
— Где там… Целая бригада хронофизиков меня вытаскивала, а то конец бы мне! Это я сейчас такой герой… Ты бы на меня вчера посмотрел! В голове сплошная каша, версии — одна другой путаней…
— Ничего удивительного, — сочувственно сказал Савченко.
— Даже не понимаю, как ты на ногах держишься! — серьезно проговорил Темин. — Я тебя сейчас слушал минут двадцать, не больше, и то, чувствую, все извилины у меня в мозгу перепутались. У тебя ж там одних Левицких чуть не полдюжины, а Стружковых — вообще навалом! Да разве в них разберешься, когда они плодятся со страшной силой! Как кролики! — Он с отвращением махнул рукой.
— А мне вот пришлось разобраться, — сказал Линьков, упаковывая свои папки, — по долгу службы… Да, в общем-то, разобраться все же можно, это ты преувеличиваешь. Например, как я обнаружил того Левицкого, что из будущего явился? Тут главное было в том, что Стружков, дай ему бог здоровья, отправился в прошлое, и я поэтому вдруг осознал, что уже сейчас можно передвигаться во времени. А тогда, значит, возможно также встретиться с самим собой. Усвоив это, я сообразил, что все странности в деле Левицкого, все противоречия преотлично объясняются, если учесть такую возможность. Все становится понятно: откуда взялся человек в запертой лаборатории, и почему Левицкий с Берестовой говорил как-то невпопад, и почему костюм на нем был при этом какой-то странный. Ясно, что это был другой Левицкий. Теперь: откуда он мог появиться? Конечно, из будущего! Ведь до перехода Стружкова во времени никто и не думал всерьез о хронопутешествиях. Из какой хронокамеры он вышел? Ясно, что не из лабораторной, раз он шел по лестнице, а «наш» Левицкий сидел в запертой лаборатории и ждал его. Откуда же он шел? Я начал это выяснять; добрался до зала хронокамер, и оказалось, что одна камера там вполне закончена и отлажена. Вдобавок я возле этой камеры нашел спичечный коробок с этикеткой 1976 года — это уж просто повезло!.. Так что видите: никакой тут мистики — одна логика и законы физики…
— Мистики, может, и нету, но морально все равно тяжело, — признался Савченко. — А со вторым Стружковым как же?
— Тут я совсем уж запутался… — смущенно улыбнулся Линьков. — Он мне говорит, что выходил из камеры, а я одно про себя повторяю: «Не может быть!» Потому что я твердо знаю, понимаешь, что если Стружков вышел из камеры да еще записку забрал, то в наш мир он вернуться не может. А он тут как тут, сидит передо мной! Смотрю я на него и твержу, как попугай: раз он с нашей линии сошел, значит, на другую линию попал; с нашей сошел — на другую попал… А всего-то и нужно было — перевернуть этот самый тезис: раз он на нашу линию попал, значит, с другой линии сошел!
— Ну и что? — тупо спросил Темин, потирая лоб. — Сошел — попал, попал — сошел… Говори ты ясно, прошу тебя!
— Да я же и говорю ясно! Понимаешь, он на нашу линию попал, потому что со своей сошел и к нам пришел!
Темин ошалело посмотрел на Линькова, сморщился и хрипло пробормотал:
— Значит, который попал, он сначала сошел… а потом пришел. Сошел… пришел… дошел… — Он медленно поднялся, хватаясь за стул.
— Ты что, Валентин? — заботливо спросил Савченко. — Перенапрягся? Глаза у тебя какие-то нехорошие стали…
Темин молча поматывал головой, словно бык, оглушенный ударом.
Линьков поглядел на часы:
— Ну, мне еще в бухгалтерию надо явиться, отпускные получить. Я пошел…
По коридору навстречу ему решительно шагал смуглый широкоплечий парень.
У Линькова сразу похолодело в груди.
— Александр Григорьевич, — радостно сказал Борис Стружков, — как хорошо, что я успел вас застать! Там у нас в институте кое-что случилось… Нет, нет, это уже абсолютно другое дело!