История Китая межвоенного периода, как и предшествовавших ему, была полна драматизма. Хотя ее, как и историю Африки, относят к «периферии» глобального политического театра той поры, однако это категорически неверно. Хотя бы потому, что Японо-китайская война 1937–1945 года стала одной из трех предшественниц Второй мировой.

Впрочем, это только один из важнейших факторов. Помимо прочего, Китай стал и важнейшей точкой для внешней политики молодой Советской Республики, США и иных западных держав. Таковым Китай остается для многих стран мира и поныне, впрочем, став при этом полноценным игроком и даже сверхдержавой. В XIX и начале XX века Китай для мировых держав представлялся в первую очередь как потенциальная, хоть и поначалу закрытая, ресурсная база. Европейцев интересовали и территории, и рынки, и дешевая рабочая сила, и в первую очередь – китайский чай. Впрочем, проводить такую же лихую колонизацию, как в Африке, европейцы здесь не могли: все же Поднебесная была высокоразвитым государством, с мощной по азиатским меркам армией и населением, имеющим ярко выраженную национальную идентичность и гордость. Но императорское правительство династии Цин, последней китайской династии, выстраивало отношения с европейцами, а особенно британцами, так, что вскоре и английские капиталисты, и корона пришли к выводу, что Китай необходимо «взломать» и сделать одной из сфер своего влияния.

Российская империя тоже имела свои виды на Поднебесную и свое влияние в ней. Впрочем, участие нашей страны что в имперский, что в послереволюционный период можно назвать наиболее тактичным и конструктивным. С другой стороны, в культурном отношении наши отношения с Китаем носили самый причудливый характер. Взять, к примеру, тех же албазинских казаков, которые в 1685 году стали частью китайской императорской гвардии. Кстати, этот казачий полк существует до сих пор, хоть и не зная в массе своей русского языка, но сохраняя казачьи традиции и исповедуя православную веру.

Так или иначе, но основными игроками на территории Китая на рубеже позапрошлого и прошлого веков стали Британия, Франция, США и Германия, при активном участии с севера России. Из азиатских стран – естественно, Япония, у которой с Поднебесной сложные и часто очень конфликтные отношения длились на тот момент уже многие сотни лет.

Не следует скидывать со счетов и внутреннюю обстановку в Китае, и пресловутый «китайский национализм», который стал важнейшим политически фактором в изменении жизни Поднебесной, становлении республики, восстаниях и революциях, а также в отношениях с мировыми державами и в тот период, и сейчас. Чтобы понять, хотя бы в общих чертах, всю эту специфику, начинать разговор о событиях в Китае в период интербеллума нужно с более ранней эпохи, с последнего периода правления династии Цин.

 

1. Европейская экспансия в Китай. Первая «опиумная война»

В середине XVIII века Китай уже имел регулярные, но минимальные торговые связи с Европой. Они были сосредоточены в Макао и Кантоне. Торговля велась только весной и летом, была обложена пошлинами, имела ряд жестких бюрократических ограничений, например, ежегодное возобновление лицензии для китайских торговцев. Сама же торговля носила «асимметричный характер». Большая часть сделок заключалась в том, что европейцы покупали у китайцев, а не наоборот. И чтобы понять такой характер коммерции, нужно обратиться к китайскому менталитету той эпохи.

Дело в том, что Поднебесная – это не просто красивое определение Китайской империи. Это реальное мироощущение Китая, воспринимавшего себя центром мира, над которым только Небо, верховное божество, дарующее свой высший мандат китайским властителям для управления самой главной и, что важнее в данном случае, наиболее самодостаточной страной в мире. Где, во-первых, есть все, что нужно, а во-вторых, все, что есть в Китае, – по определению самое лучшее, передовое и достойное. Потому что выше Китая, повторим, только Небо. Остальные государства, будь то азиатские Корея и Япония или же европейские державы, воспринимались китайцами как некие «недоразвитые окрестности».

При этом «варвары» могли быть и сильнее в военном отношении, и даже захватывать Китай, но непременно интегрировались в китайскую культуру и цивилизацию. Собственно, пресловутая императорская династия Цин была маньчжурской, то есть «варварской» и чужеродной по отношению к «титульному» китайскому этносу, ханьцам. Но императоры Цин очень быстро «окитаились», впитали в себя эту культуру, «доросли» до нее.

Естественно, такой самодостаточный менталитет не устраивал европейцев. И не столько по мировоззренческим, сколько по вполне экономическим причинам. Британцы, например, массово закупали в Китае чай, ставший крайне популярным напитком. Покупали, нужно сказать, за серебро. Но назад, своими товарами это серебро не отбивали. Иными словами, британская казна плавно утекала в Поднебесную без каких-либо перспектив возврата.

При этом китайские политические элиты чувствовали, что впускать европейцев, даже знакомить их со своей жизнью чревато неприятностями. Поэтому европейцам было запрещено свободное перемещение по территории Поднебесной, регулярно выдворялись западные христианские миссионеры, было запрещено обучать европейцев китайскому языку, а за нарушение полагалась смертная казнь. Российский резидент только за карту Китая и план Пекина заплатил 1500 царских рублей, по тем временам весьма солидную сумму. И немедленно отправил эти ценнейшие сведения в Петербург.

Но самые решительные шаги в покорении Китая вновь совершили британцы. Для расширения торговли в Поднебесную был отправлен посол, лорд Джордж Маккартни. Предполагалось, что после переговоров с императором будут открыты посольства Китая в Лондоне и наоборот, а параллельно с дипломатической миссией в Пекине пройдут «дни Англии в Китае», на которые корона отправила произведения искусства, оружие, ряд образцов достижений английской промышленности и ремесел.

Но посольство фактически закончилось ничем. Промышленная и военная продукция была изъята китайскими таможенниками в качестве «дани китайскому императору», а на обмен посольствами император Цяньлун не согласился, потому что «в Китае так не принято, да и незачем». Ответ императора, который цитирует в своей книге «Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна» Алексей Дельнов, был следующим: «Как ваш посол мог сам убедиться, у нас есть абсолютно все. Мы не придаем значения изысканно сделанным предметам и не нуждаемся в изделиях вашей страны».

Вежливые и не очень попытки проникнуть на китайские рынки продолжались и до начала XIX века. Например, существовал план через Индию завалить рынки Поднебесной дешевым хлопком. Но все эти попытки были безуспешны. В 1818 году еще одно посольство Британии, возглавляемое лордом Амхерстом, попробовало надавить на императора, но было просто выдворено из дворца. И тогда в Ост-Индской компании решили вплотную заняться переброской в Поднебесную опиума. Этот наркотик уже довольно давно и печально был известен в Китае, впервые им начали торговать еще в начале XVII века, в период господства там голландских колонистов. На материковую часть Поднебесной он перекинулся довольно быстро и масштабно. Настолько, что в 1729 года на опиум в Китае был наложен законодательный запрет. Но запрет этот особо не работал.

И вот веком позже, в 1831 году, Ост-Индская компания занялась оптовыми поставками опиума в Поднебесную. И снова не столько из желания подсадить весь Китай на наркотики, сколько из экономических соображений, которые заключались в желании «отбить серебро», потраченное на чай. И это сработало: к сороковым годам XIX века в Поднебесную всеми правдами и неправдами в год ввозилось 40 000 ящиков опиума. Помимо Ост-Индской компании, крупнейшим опиумным игроком на китайском черном рынке стала компания «Джардин и Матиссон», которая существует в Гонконге и по сей день. По самым скромным подсчетам, в тот период число курильщиков опиума в Китае составляло около двух миллионов человек. Опиум же стал еще и «наркотиком знати и интеллигенции», поэтому часто можно было наблюдать чиновников в состоянии наркотической прострации даже на императорских приемах.

Все это, естественно, очень не нравилось китайскому императору Даогуану, который поручил радикально разобраться с проблемой одному из некоррумпированных генерал-губернаторов, Лин Цзэсюю. Поначалу операция по уничтожению опиума шла успешно. В Кантоне и на побережье весь опиум был уничтожен, а британские «пушеры» Ее Величества ретировались в Гонконг. В Кантоне остались только американские торговцы чаем, которые не связывались с наркотиками. Более того, в 1839 китайский император наложил тотальный запрет на торговлю коммерсантов из Англии и Индии на территории Поднебесной.

Однако Британия не собиралась так просто сдавать свои позиции. В 1840 году произошел так необходимый Британии «casus belli». Пьяные британские матросы убили китайского крестьянина, в ответ Лин Цзэсюй захватил заложников с британских торговых кораблей. Глава британской миссии в Китае, лорд Элиот, расценил это как посягательство на суверенитет короны и дал команду уже не торговой, а военной эскадре Англии, которая поднялась по реке Жемчужной и потопила несколько китайских кораблей. Параллельно в Англию было отправлено донесение, по итогам которого из Индии в Китай вышло 20 военных кораблей. Это объявление войны поддержали и Соединенные Штаты, во многом потому, что одной из официальных причин было объявлено «покушение на свободу торговли, как неотъемлемую часть демократических ценностей». При этом практически никого из представителей западных держав не интересовало, что речь идет о свободе торговли опиумом.

В итоге Гуансюй проиграл сражение, британцами был осажден и взят город Чжушань. Начались переговоры, которые императорский двор Китая планировал максимально затягивать. Впрочем, с англичанами это не сработало, поскольку, устав ждать, они двинулись дальше и захватили уже центр провинции, город Гуанчжоу и направились дальше в сторону Пекина.

Генеральное сражение первой «опиумной войны» состоялось на поле около города Нинбо. Поднебесная собрала армию в 60 тысяч человек, английская сторона, вместе с индийскими сипаями, насчитывала чуть больше семи тысяч солдат. Но китайцы колоссально уступали по уровню боевой подготовки, стратегическому планированию и материально-технической базе. Сражение под Нинбо было Поднебесной проиграно, а британцы продолжили наступление и захватили еще и Чженьцзян, крупнейший речной порт на Янцзы. Защитники города, поняв, что его не удержать, сначала убили свои семьи, а потом совершили акт коллективного суицида. Далее британская армия взяла Нанкин, фактически вплотную подступив к Пекину. После этого китайский двор готов был практически на любые уступки. И в итоге война закончилась подписанием Нанкинского мирного договора 26 августа 1842 года.

По договору Поднебесная выплачивала 21 миллион серебром в пересчете на американские доллары. Для британской торговли открывались ранее захваченные ими города, Гонконг же и вовсе отходил в вечное британское пользование. Для британских товаров была зафиксирована минимальная пошлина в 5 %, а через год Англия дополнила этот договор пунктом о режиме «наибольшего благоприятствования». Это означало, что если какая-либо иная держава получала от Китая привилегии, то они автоматически распространялись и на Британию.

Несколько позже аналогичные соглашения с Поднебесной заключили Франция и США. При этом Штаты дополнили договор принципом экстерриториальности и консульской юрисдикции. Это означало, что теперь нарушившие закон граждане иных государств будут осуждены не по китайским законам и в китайском суде, а консульским судом той страны, гражданином которой является нарушитель. Французы же добавили к этим соглашениям пункт о беспрепятственном миссионерстве и строительстве христианских храмов на территории Поднебесной.

Первая «опиумная война» и Нанкинский договор, таким образом, предрешили падение царства Цин, а Китай с тех пор стал полуколониальной страной, той самой ресурсной базой, в которой уже беспрепятственно проводили свои экономические интересы западные державы. Нельзя переоценить и психологическую ломку от данного вооруженного конфликта. Европейцы не просто с легкостью разгромили цинские армии, не просто продвинулись к Пекину – такое в истории Китая уже бывало и не раз. Они категорически не захотели интегрироваться в цивилизацию и культуру Поднебесной, а, напротив, стали насаждать свою ментальность. Именно это стало для китайцев наибольшим шоком. И во многом на волне такого массового «разрыва шаблонов» случилось второе событие, определившее судьбу Китая в период интербеллума. Речь идет о восстании тайпинов.

 

2. Тайпинское восстание 1850–1864 годов

После первой «опиумной войны» и заключения Нанкинского договора экономика Поднебесной была подорвана. Правительство Цин было вынуждено поднимать налоги, что практически разоряло многие крестьянские хозяйства и, естественно, вызывало недовольство. Еще одним фактором, побудившим людей к восстанию, стали прорывы дамбы на реке Хуанхэ в 1841 и 1843 году, в результате которых погибло около миллиона человек, а в 1849-м в нижнем течении Янцзы случился недород, приведший к массовому голоду. Здесь нужно снова обратиться к концепции «небесного мандата» и менталитету китайцев той эпохи. Дело в том, что войны, стихийные бедствия и массовые человеческие жертвы в Китае всегда расценивались как признак того, что Небо недовольно правителем Поднебесной. Иными словами, что нужно либо коренным образом менять политику государства, либо саму династию, поскольку «небесный мандат» перешел на кого-то другого. Или же Небо выбирает такого человека.

В случае же с восстанием тайпинов лидер этого движения, Хунь Сюцуань, решил менять и то, и другое. Изначально, он планировал идти по чиновничьей карьере, но в пять раз проваливал экзамены на звание шэньюань, которое бы и позволило ему стать чиновником. После пятого провала он в прямом смысле впал в состояние бреда, в котором пролежал несколько дней. В это время его посещали видения, после которых он решил, что является младшим братом Христа, а Бог-Отец будет теперь периодически говорить его устами. С христианством же Сюцюань познакомился благодаря европейским протестантским миссионерам, но познакомился в весьма упрощенной и урезанной форме.

Так или иначе, но этот человек обладал необычайными харизмой и лидерскими качествами, а потому легко возглавил и повел за собой народные массы. Идеей фикс для тайпинов было создание Тайпин Тяньго, «Небесного государства великого благоденствия» на «христианских» началах, как их понимал Сюцюань, с ним самим во главе. Тайпины не признавали и более того – считали абсолютно чужеродной для Поднебесной маньчжурскую династию Цин, имущество их было общинным, а женщины получили равные с мужчинами права и обязанности. В рядах восставших было разделение на мужские и женские отряды, а семейная жизнь не приветствовалась, поскольку семьями было предложено обзаводиться только после окончательной победы.

Действовали тайпины весьма радикально, как и положено военизированной секте. Все, кто не принимал учения, уничтожались, конфуцианство, даосизм и буддизм были объявлены ересью. Храмовые постройки и иные культовые сооружения этих течений беспощадно уничтожались. В общем, рядовое китайское население тоже воспринимало тайпинов крайне неоднозначно.

На первых порах основной объединяющей идеей для восставших стала категорическая неприязнь к династии Цин. С трудом, но тайпинам удалось в 1853 году занять многострадальный Нанкин, который был объявлен столицей «Небесного государства». Равенство и всеобщее благоденствие в Нанкине выглядели весьма неоднозначно. Были отменены деньги, все население города было поделено на мужскую и женскую половину, под запретом были азартные игры, алкоголь, табак и, естественно, опиум, само население было дополнительно разделено на трудовые артели по специализациям, а лидеры восстания и непосредственно Сюцюань строили себе персональные дворцы. При этом лидер секты назначил себя основателем новой «Небесной династии».

Походы армий тайпинов шли с переменным успехом. Так, нападение на Пекин 1853 года было отбито правительственной армией, но территория Тайпин Тяньго неуклонно расширялась. Естественно, это беспокоило императорский дом и правительство, но силы императорской армии явно не хватало для подавления восстания и освобождения тайпинских территорий. И здесь на сцену вышли отряды самообороны богатых китайских региональных кланов. Поскольку радикальная политика тайпинов не нравилась также и широким массам простонародья, эти отряды очень быстро превращались в целые армии.

Региональные же предводители не были настолько скованы традицией, как императорский двор и командование, а потому начали обучать и оснащать своих солдат по западному образцу. Впоследствии предводители этих армий станут так называемыми «региональными милитаристами», которые в итоге поспособствуют фактическому расколу единого Китая, революциям и дальнейшим восстаниям, а после окончательно исчезнут. Но пока династия Цин была вынуждена оказывать самую активную поддержку этим «региональным генералам» и давать им высокие посты при дворе. Здесь, кстати, тоже сыграл роль национальный фактор. Большинство милитаристов были ханьцами, а не маньчжурами, которых они, в общем, тоже недолюбливали.

Дополнительным фактором поражения тайпинского восстания стали распри между лидерами секты, что закончилось массовой резней в сентябре 1856 года. В итоге этой резни Сюцюань стал практически единственным лидером движения, однако тогда же в секте тайпинов произошел раскол. Один из выживших руководителей восстания принял решение отделиться от Сюцюаня и начать свою собственную, автономную политику. Так тайпины недосчитались армии в сто тысяч бойцов, а Тайпин Тяньго – нескольких ранее захваченных городов.

В итоге эту отделившуюся часть тайпинов уничтожили в 1862 году. В 1964 объединенная армия региональных милитаристов, цинского императорского двора и европейских держав под командованием регионального генерала Цзэн Гофаня взяла Нанкин. Сюцуань же перед поражением, чтобы не сдаваться в плен, покончил жизнь самоубийством.

Что касается европейских держав, то они присоединились к подавлению тайпинского восстания снова из сугубо экономических интересов. С Тайпин Тяньго невозможно было торговать: Сюцюань выстроил плановую экономику с общественными кладовыми и отменой денег. И это западным капиталистам крайне не понравилось, как и то, что многолетнее восстание подрывает платежеспособность всего Китая. И это несмотря на то, что параллельно с тайпинским восстанием в 1856–1860 годах прошла вторая «опиумная война», которая еще более расширила возможности иностранных держав на территории Поднебесной, а торговля опиумом и вовсе была легализована.

Кстати, переговоры с послом бежавшего из Пекина императора Сяньфына вел российский дипломат, генерал Николай Павлович Игнатьев. Россия тогда добилась разграничения границ с Поднебесной по китайскому берегу Амура, статуса наибольшего благоприятствования и массы связанных с этим преференций.

Всего, по разным оценкам, в ходе тайпинского восстания погибло от 15 до 20 миллионов китайцев. В итоге сама структура китайского государства и общества претерпели кардинальные изменения. Сильными и независимыми игроками на китайском политическом поле стали региональные милитаристы, которые фактически превратились в «удельных князей» с широчайшей автономией своих провинций. Продолжалась планомерная и бесцеремонная западная экспансия, в том числе и военным путем. По итогам второй «опиумной войны» огромные территории Китая превратились в западные концессии. Появились города, где жили и работали европейцы, а для китайцев вход на эти территории был возможен только по пропускам. Экономика и социальное устройство Китая рушились, императорский двор категорически с этим не справлялся, китайское общество и элиты подтачивались легализованным теперь опиумом.

В плане же дальнейшего пути развития Поднебесная встала перед выбором: оставаться в лоне собственной традиции, попробовать самоизолироваться либо же попытаться самым радикальным образом реформировать свое устройство, чтобы догнать по мощи и мобильности колониальные державы и вернуть фактически утраченную независимость. Метания между противоположными концепциями в итоге стали еще одним фактором падения царства Цин. Но, нужно сказать, что попытки реформ все же предпринимались и императорский Китай не сдавался до последнего.

 

3. От попыток реформ к потере независимости

В 1871 году родился предпоследний император Китая Гуансюй, урожденный Айсингеро Цзайтянь, – впрочем, реальная власть ему практически не принадлежала. С 1861 года она была сосредоточена в руках императрицы Цыси, тетки и приемной матери императора. Поначалу сама Цыси была сторонницей умеренного курса на реформы, которые получили название «политика самоусиления». Но они оказались настолько локальны, что не привели к каким-либо значимым результатам, и уж тем более не позволили Китаю «догнать и перегнать» европейские державы. В дальнейшем же, когда выросший император в 1898 году, после очередного поражения, теперь уже от Японии, попытался провозгласить программу «Ста дней реформ», Цыси совершила государственный переворот, отстранила племянника от власти, назвав его недостойным титула, и фактически посадила под домашний арест. Все реформаторские указы Гуансюя, естественно, были отменены.

Цыси в своем консервативном повороте опиралась на местное китайское население, которое всеми силами желало избавиться от иностранного влияния. Причиной тому послужила первая Японо-китайская война, которая началась после столкновения цинской и японской армий в Корее. Эта война также закончилась поражением Поднебесной в 1895 году. В ход подписания договоренностей снова вмешались европейские державы и снова получили ряд преференций.

Еще до начала этой кампании от Поднебесной оторвала свой территориальный кусок и Германия. Поводом к военным действиям и последующему взысканию контрибуций послужило то, что в Шандуне было убито два немецких миссионера. Кайзер Вильгельм незамедлительно отправил туда военную эскадру. В итоге Германия получила в свое пользование область Цзяочжоу и право на эксклюзивное строительство железных дорог на Шаньдунском полуострове. К слову сказать, при Бисмарке ничего подобного не было, Германия из всех западных держав вела себя, наряду с Россией, наиболее прилично и не пыталась оторвать от Поднебесной территории методом бесконечных военных провокаций, ограничиваясь лишь расширением промышленных производств и торговых связей на обоюдовыгодной основе.

Россия вмешалась в общий раздел Китая в качестве миротворца и получила в аренду на 25 лет части Ляодунского полуострова с размещением флота в Порт-Артуре, а также право строительства железной дороги через Манчьжурию. А российский император Николай II, недавно вступивший на трон, за такое союзничество пожаловал императору Гуансюю орден Андрея Первозванного. Кстати, вторым китайцем, получившим эту награду, через 121 год стал председатель КНР Си Цзиньпин, награжденный орденом Андрея Первозванного 3 июля 2017 года в Кремле.

Однако это дела далекого будущего. В конце же XIX века все эти поражения, а особенно от японцев, которых ранее в Китае именовали не иначе как «варварами с островов», привели и китайское население, и правящую императрицу к мысли о том, что с реформами и интеграцией в западную цивилизацию пора завязывать самым радикальным образом. По давней китайской традиции, народные массы подняли серию восстаний, но уже не столько против династии Цин, сколько против «заморских дьяволов», как все чаще стало называть население поднебесной европейцев. Наиболее сильные очаги сопротивления европейцам возникли в северных провинциях Чжили и Шаньдун, а также в Маньчжурии.

Впрочем, население Китая и ранее пыталось устранять европейские нововведения силовыми методами. Регулярно предпринимались попытки уничтожения железных дорог и телеграфных столбов, а также нападения на рабочих и инженеров, которые строили эти объекты. Периодически дело доходило и до убийств. Проблема была в том, что все эти постройки нарушали принципы фэншуй, которые для китайцев были не просто эстетическими правилами компоновки реальности, но видимым выражением законов Неба. Организация пространства по фэншуй была системой соблюдения небесного закона, духовной безопасности и материального благополучия, а также уважением к духам предков и гарантией их покровительства, если дело касалось кладбищ. А некоторые железные дороги и телеграфные линии проходили и по кладбищенским территориям.

Однако восстание в Северных провинциях имело куда более серьезные последствия. Организаторами сопротивления на этот раз стали несколько тайных обществ, которыми был пронизан Китай эпохи Цин. Особенностью этих сект было то, что все они практиковали физические практики, сосредоточенные на кулачных боях. Потому дальнейшее восстание стали назвать «боксерским», или восстанием ихэтуаней, по названию одного из тайных обществ, которое переводилось, как «отряды справедливости и мира», либо же ихэцюанями, что имело перевод «кулак во имя справедливости и мира».

Сами себя восставшие называли «священными воинами» и «справедливыми людьми», а восстание моментально получило философское и религиозное обоснование. Действовали «боксеры» с самого начала весьма радикально и прямолинейно, то есть физически уничтожая как иностранных граждан, так и следы их цивилизационного присутствия. Особенно жестокая расправа ждала китайцев, принявших христианство, либо же компрадоров, купцов, осуществлявших тесное экономическое сотрудничество с западными предпринимателями. Что характерно, ихэтуани тоже были за установление гармоничного и справедливого государственного и общественного строя, только, в отличие от тайпинов, они считали маньчжурскую императорскую династию вполне легитимной и достойной правления Поднебесной.

Императорский двор очень долго лавировал между европейцами и восставшими, не принимая особых усилий к подавлению мятежа. В итоге западные державы в июне 1900 года отправили эскадру из 20 военных кораблей с целью подавления восстания. Вслед за кораблями пошел десант из войск Англии, Германии. России и Франции. К ним присоединились отряды США, Италии, Японии и Австро-Венгрии. Командовал десантом английский вице-адмирал Сеймур. Однако Сеймура с десантом ждало поражение. После разгрома его экспедиции на Пекин двинулся новый европейский десант, а императрица Цыси совершила весьма странный и, как потом окажется, очередной самоубийственный для Поднебесной шаг. Приняла лидеров боксерского восстания у себя, официально признала их и обязала сотрудничать с цинской армией, параллельно объявив войну всем европейским колониальным державам 21 июня 1900 года.

Обнадеженные таким поворотом политики, ихэтуани пошли громить посольский квартал в Пекине, который до подхода европейцев находился на осадном положении. В результате погибло множество граждан европейских государств, в их числе и германский посол, а также укрывшиеся в посольствах китайские христиане. По мотивам тех кровавых событий позже была написана православная икона собора китайских мучеников, убитых в Пекине ихэтуанями.

Впрочем, даже несмотря на то, что императорский двор официально объявил войну Европе, Китай уже был настолько разобщен, что Юг и Восток страны под управлением все тех же региональных милитаристов попросту проигнорировали прямой приказ императрицы Цыси и сделали все с точностью до наоборот. В «Истории Китая XX века» О. Е. Непомнина ситуация описывается так: «В Восточном и Южном Китае бюрократия решительно отмежевалась от буйных “братьев” и призывала правительство разгромить ихэтуаней. Главы наместничеств (Хугуана – Чжан Чжидун, Лянцзяна – Лю Куньи и Лянгуана – Ли Хунчжан), боясь “смуты” в своих регионах, сделали максимум возможного для ограждения иностранцев и христиан от покушения на их безопасность. Совместно с представителями держав они выработали сепаратное соглашение – “Правила совместной обороны юго-восточных провинций”. Этим документом наместники гарантировали мир и порядок в долине Янцзы и южнее ее, а консулы – в сеттльменте Шанхая. Тем самым Ли Хунчжан, Чжан Чжидун и Лю Куньи проигнорировали объявление Пекином войны, встав на путь открытой государственной измены. К ним присоединились глава наместничества Минчжэ, губернатор провинции Шаньдун и генерал Юань Шикай, а также управляющий железными дорогами и телеграфом Шэн Сюаньхуай».

Фактически эти территории стали базой для союзников. В итоге Пекин был захвачен и разграблен союзными войсками. Но династия Цин не была свергнута. Императрица, уйдя вместе с двором из Пекина, обвинила во всем движение «Ихэтуань», но была принуждена выполнять условия унизительного мирного договора, теперь уже неприкрыто колониального.

По условиям «заключительного договора» Пекинской мирной конференции «Китай должен был выплатить контрибуцию 450 миллионов лянов в течение 39 лет из расчета 4 % годовых, т. е. в итоге около 1 миллиарда лянов. Династии Цин в течение двух лет запрещалось покупать за рубежом оружие. Форты Дагу и все укрепления между Тяньцзинем и Пекином подлежали ликвидации. Войскам иностранных держав разрешалось занимать 12 пунктов вдоль железной дороги Пекин – Тяньцзинь “для поддержания свободного сообщения между столицей и морем”. В Пекине создавался укрепленный посольский квартал, своего рода “государство в государстве”. Каждое посольство здесь могло иметь свою вооруженную охрану с пулеметами и орудиями. Цинское правительство было обязано карать своих подданных смертной казнью за антииностранные выступления».

Тотальный разгром ихэтуаней имел и свои моральные последствия. В общем-то, уже всем в Китае стало понятно, что нужно догонять Запад, проводить реформы, а то и революции. Поражение в последней кампании принесло еще и глобальные экономические проблемы. С одной стороны, цинский двор занимал у держав-победительниц, с другой – повышал налоги, что привело к возникновению первых подпольных революционных групп, но и к изменению форм хозяйствования и организации китайскими коммерсантами все большего количества совместных с европейцами предприятий и фирм.

Армию также пытались реформировать, но куда больше в силу тотальной децентрализации власти усилились региональные милитаристы, породив новый тип «прогрессивно мыслящей» военной элиты. В Поднебесной того времени помимо иных крупных военных группировок возникло две параллельных армии с различными источниками финансирования: «Бэйянской армии предстояло служить надежной опорой трона. Она располагалась в Чжили, была под контролем двора и финансировалась из центральной казны, в отличие от Наньянской армии (со ставкой в Нанкине), которая содержалась на средства местной администрации провинций бассейна Янцзы и Южного Китая и во многом зависела от наместников и военных губернаторов».

Структурных изменений требовали и региональные милитаристы, которые во многом подхватили риторику революционных кружков китайской молодежи, получившей образование в США и Европе. Одним из лидеров такой молодежи, который успел дважды побывать президентом Китайской Республики, впрочем, оба раза недолго и в форс-мажорных обстоятельствах, был идеолог китайской революции Сунь Ятсен, которого в нынешней политической логике КНР воспринимают как «китайского Ленина», а то и «китайского Маркса». Впрочем, в те годы он был еще радикалом-заговорщиком, а тон задавали китайские региональные милитаристы, которые требовали конституции и парламента, а также свободных выборов в этот самый парламент.

В 1908 году умерла императрица Цыси, пережив своего племянника – приемного сына Гуансюя ровно на 1 день. Есть версия, что она приказала отравить его, но на тот момент Гуансюй был поставлен в настолько унизительные условия (при электрификации императорского дворца, например, в покои Гуансюя свет не провели), что мог отправиться к праотцам по естественным причинам, а то и по собственной инициативе. Последним китайским императором стал Сюаньтун, рожденный под именем Пу И, еще один племянник императрицы. Правителем Китая он стал в двухлетнем возрасте. В правительстве же Поднебесной окончательно взяли верх реформаторы, но, как оказалось впоследствии, для царства Цин было уже поздно.

 

4. «Новая политика» и Синьхайская революция

Реформаторы, составившие правительство при малолетнем Пу И, сразу же пошли на либерализацию экономической и политической системы поднебесной. В плане коммерции было учреждено министерство торговли, общий ход реформ был направлен на максимальное привлечение частных капиталов в экономику и тесную связь с европейскими бизнес-структурами, необычайно расширилось компрадорское сообщество. Появились торгово-промышленные палаты, акционерные общества и торговые союзы. В целом пошла либерализация экономики, и если раньше в Поднебесной традиционно главенствовал государственный экономический сектор, то теперь на льготном положении оказался частный капитал.

Была реформирована и правоохранительная система. В частности, были запрещены «допросы с пристрастием», то есть с применением пыток. Отменено было четвертование и выставление отрубленной головы преступника на всеобщее обозрение. Удары палками по ряду статей были заменены штрафами.

Что касается международной политики, то в Поднебесной наконец-то вместо «Управления по делам различных стран» появилось Министерство иностранных дел. Реформа армии, о которой говорилось выше, не была завершена полностью. Тем не менее система обучения офицеров теперь проводилась по германскому образцу, равно как и организация вооруженных сил. Командующий Бэйянской, правительственной армией генерал Юань Шикай даже настаивал на обязательном общегосударственном призыве, но региональные милитаристы выступили категорически против.

В 1910 году после целой «кампании петиций» в адрес Пу И по поводу необходимости введения конституции правительство объявило о созыве в Пекине Национальной ассамблеи, которая должна была создать конституцию к 1913 году.

Но вся эта либерализация с уклоном в частный капитал и новые, радикальные реформы била по доходам населения. Политическая же власть нового императора и его двора была все больше номинальной. Это порождало сепаратистские настроения. Китайское общество видело, что императорская власть слаба, куда влиятельнее местные милитаристы. А для простонародья это означало, что «небесный мандат» нынешней династией практически исчерпан и ее легитимность под большим сомнением.

Точкой невозврата стали два указа: о принципиальной неподконтрольности императорского правительства будущему парламенту и принудительная национализация строительства железной дороги в Синьцзяне. Дело в том, что акционерами этого проекта были помимо частных компаний и огромное количество небогатых слоев населения. Компенсации, выделенные им после национализации, были значительно меньше тех денег, которые они вложили.

Более того, правительство пошло на такой шаг в обмен на займ от банковского консорциума Англии, Франции, Германии и США. И в Поднебесной снова вспомнили, что Цин – это маньчжуры, то есть инородцы, которые непонятно как и на каких правах заняли трон в Поднебесной и все эти сотни лет просто прикидывались китайцами, а на самом деле строят свои дела с такими же чужеземцами, ущемляя коренное население Поднебесной. В общем, этими двумя решениями императорский двор противопоставил себя и нарождающейся новой политической элите и простому народу. А потому к 1911 году и Север, и Юг Поднебесной противопоставили себя династии Цин.

В Ухане началось массовое восстание с переходом на сторону революционеров воинских частей. Поскольку революция началась в ночь с 10 на 11 октября 1910 года, в год «металлической свиньи», или «синь-хай», то оно получило в китайской историографии соответствующее название. Оперативно было сформировано революционное правительство, а территория новопровозглашенной Китайской Республики расширялась без особых препятствий.

Цинский двор вновь призвал на помощь Юань Шикая, но тот, будучи не обделенным дипломатическими талантами, а также амбициями, понял, что это возможность не столько спасения империи, сколько завоевания личной и верховной власти. В его стремлениях занять главенствующее положение он получил поддержку европейских государств. При этом Юань Шикай в случае реализации его проекта должен был стать президентом единой Китайской Республики, при сохранении номинальной, декоративной монархии династии Цин.

Однако на принцип пошел не менее революционный Юг, в котором требовали полного и окончательного низложения императорской династии. А уже 21 декабря 1911 года в Китай из долгого революционного турне по Европе прибыл Сунь Ятсен. Тоже с поддержкой западных государств и также встреченный на Юге Китая с восторгом. В Нанкине тут же прошли выборы на площадке новоорганизованного Национального собрания, и Сунь Ятсен стал еще одним президентом еще одной Китайской республики. Впрочем, он тут же телеграфировал Юань Шикаю, что готов сложить с себя все полномочия в пользу генерала в случае выполнения требований Юга.

Так или иначе, но императрица Лунъюй, жена почившего Гуансюя, бывшая на тот момент регентом императора Пу И, 12 февраля 1912 года подписала отречение от престола. Текст этого документа был коротким и лаконичным, но совершенно невообразимым по своим последствиям. В отречении говорилось: «Общее желание явно ясно выражает Волю Неба, и не нам противодействовать этим желаниям. Мы с императором с нашей стороны сим актом передаем суверенитет народу в целом и заявляем, что конституция отныне будет республиканской, тем самым удовлетворяем требования тех, кто ненавидит беспорядок и желает мира, кто следует учению мудрых, согласно которому Поднебесная принадлежит народу».

Здесь в очередной раз нужно вернуться к концепции «мандата неба» и акцентировать внимание на том, что этот самый «мандат» всегда был адресным и вполне конкретным. Передавать его «всему народу» – это фактически наделять каждого китайца неким сакральным статусом. При этом, поскольку Небо бесконечно и сила его бесконечна настолько же, фактически такая передача «по совету мудрых» (в чем уже кроется весьма злой сарказм) означала, что каждый из миллионов граждан теперь уже Китайской Республики может претендовать на высшую власть и особое расположение Небес просто по факту того, что «мандат» отдан всем в коллективное пользование. Думается, что этот символический шаг породил в итоге последующую череду восстаний, революций и прочей «траншейной дипломатии» всех со всеми, которые начались после отречения от престола династии Цин. Что касается самой династии и ее последнего императора Пу И, то он еще несколько раз возникнет в политической жизни Китая, а закончит свои дни в 1967 году, будучи членом политико-консультативного совета КНР, охраняемым по личному распоряжению Мао Цзэдуна.

Впрочем, пока последний представитель династии Цин на некоторое время исчез с политической арены, а событий развивались стремительно. Юань Шикай не захотел оставаться президентом, благо за ним стояла армия, он планировал стать основателем новой китайской монархической династии. Поэтому конституция, выработанная Сунь Ятсеном, сложившим с себя президентские полномочия, была полностью отвергнута.

Но это было большим политическим просчетом Шикая, поскольку Ятсен, освободившись от управления государством, развернул активную агитационную и пропагандистскую кампанию, в результате которой некоторые китайские партии объединились в единую политическую структуру, названную «Объединенным союзом», или, по-китайски, Гоминьданом.

Идеологом Гоминьдана, основателем его политического курса стал Сунь Ятсен, который не принимал саму идею монархии в какой бы то ни было форме. При этом Ятсен был революционером, а значит, и «Объединенный союз» стал революционной партией. Проще говоря, сообществом людей не только с добрым идеологическим словом, но и с пистолетом.

Потому, когда Шикай начал люстрировать представителей революционных партий с занимаемых постов, Гоминьдан пошел в атаку, которая получила название «второй революции». Впрочем, у идейных революционеров было не особо много шансов против боевого генерала. К сентябрю 1913 сопротивление Гоминьдана на Севере было сломлено. Партия и Сунь Ятсен отошли на Юг, и по факту Китай снова раскололся. Европейские державы при этом заняли подчеркнуто нейтральную позицию, до конца не понимая, что вообще происходит на этой территории и кто тут действительно будет способствовать западным экономическим и политическим интересам. К тому же на территории собственно Европы уже начиналась Первая мировая война. Которая самым неожиданным образом повлияла и на политику Китая, и на отношения между азиатскими государствами.

 

5. «Добрые» соседи

Глядя на все происходящее в Поднебесной, да и во всем западном мире, японцы поняли, что пробил их час в плане покорения новых территорий. Отчасти этому способствовала и политика Юань Шикая, который заявил о нейтралитете Китая в начавшейся Первой мировой войне. Китайский диктатор сделал это по понятным причинам: на территории Республики, что Севера, что Юга, оставалось множество европейских концессий, ссорится с какой-либо из западных держав, и отдельно с Германией, было чревато самыми непредсказуемыми, но очевидно плачевными для Китая последствиями. Но, воспользовавшись этим нейтралитетом, Япония 22 августа 1914 года объявила Германии войну, нашла ближайшие германские территории – естественно, в Китае – и высадила свой 30-тысячный корпус на севере Циндао, на территории германской концессии Шаньдун. Поскольку военное присутствие Второго Рейха было минимальны, то полуостров Шаньдун был захвачен. И в этот момент глава Китайской Республики Юань Шикай начал процесс своего политического самоубийства.

Естественно, что амбиции Японии простирались куда дальше германских концессий, в идеале Страна восходящего солнца хотела заполучить себе в качестве протектората всю Поднебесную, благо европейским державам было совсем не до того. А глава Китайской Республики начал систематически признавать все японские претензии, надеясь, что при помощи императорской Японии он станет новым китайским императором.

Япония между тем продолжала наступление и в 1915 году при вялом сопротивлении Шикая, который уже планировал свою коронацию и принесение присяги Небу на 1 января 1916 года, чему, однако, помешало очередное восстание на Юге. Восстание было сопряжено с подписанием 9 мая 1915 года «21 требования Японии», которое стало «днем национального позора Китая».

Стал бы новым императором Шикай или нет – неизвестно. В процессе улаживания внутренних и внешних проблем он умер в июне 1916 года. Чем, кстати, в очередной раз обрушил пекинскую власть. После его смерти Север Китая на многие годы погрузился в бесконечные распри региональных милитаристов. Интересен в этом плане казус «реставрации монархии» о котором пишет историк Алексей Дельнов: «Губернатор провинции Анхой, Чжань Сюнь был последним активным приверженцем свергнутой династии, он 1 июля 1917 года ввел войска в Пекин, провозгласил восстановление монархии и вернул на престол проживавшего в Запретном городе экс-императора Пу И». Впрочем, реставрация продлилась две недели, после чего в Пекин вторглись войска милитаристов, настроенных «республикански», Пу И снова был низложен, но снова оставлен жить в Императорском дворце, в Запретном городе.

После смерти Юань Шикая фактическим главой Республики на посту премьер-министра стал Дуань Цижуй, который инициировал 17 августа 1917 года выступление Китая на стороне Антанты. Впрочем, милитаристы Севера в массе своей проигнорировали это решение. На Юге, что называется, была «своя революционная атмосфера», с военным правительством и Сунь Ятсеном во главе, а потому участие Китая в Первой мировой войне было весьма опосредованным. Фактически раздробленная Поднебесная поставляла только китайских кули, дешевых гастарбайтеров в европейские державы. Впрочем, пресловутые кули сыграли свою роль в годы Гражданской войны в России, когда многие их тысячи воевали на стороне Красной Армии. Вклад китайских добровольцев был настолько весом, что это на многие десятилетия вперед определило дружественные отношения между Китайской Республикой и Советской Республикой.

Ну и, учитывая внутриполитическое состояние Китая, вполне понятно, что по Версальскому договору Поднебесная не получила ничего. Более того, даже Шандунский полуостров не был возвращен Японией. И это, а также многочисленные внутренние причины провоцировали дальнейшие потрясения для Китая. Однако европейские державы добились одного – практически полного, хоть и кратковременного, ухода Германии с территории Поднебесной.

Главное требование Китая на Версальской конференции заключалось в отмене «21 требования», которое не было удовлетворено. Официальное оповещение об этом было 30 апреля 1919 года, а уже 4 мая в Пекине начались студенческие беспорядки: «Выступление китайских студентов приняло общенациональный характер, оно вылилось в движение “за новую культуру”. Результатом этого движения стало введение в политическую публицистику и литературу нового письменного языка байхуа, соответствующего разговорному. Это была подлинная культурная революция, позволившая приобщить миллионы людей к грамоте и образованию». Помимо прочего, остальные социальные страты китайского общества стали тотально бойкотировать японские товары. В итоге даже после подавления студенческой акции в Пекине Китай не стал подписывать Версальский договор, а очередной революционный прорыв получил название «Движение 4 мая». И прорыв этот носил явно левый, социалистический, революционный уклон.

К примеру, один из лидеров «Движения 4 мая» Ли Дачжао публично заявил, что необходимо «следовать примеру русских». Осенью 1919 года в журнале «Синь циннянь» Дачжао опубликовал статью с первой попыткой систематического анализа марксистского учения. Для революционных китайцев опыт Октябрьской революции стал возможностью опрокинуть колониальную систему и вернуться к государственному и национальному суверенитету. Сама китайская молодежь и прочие восставшие в массе своей не особенно вдавались в теоретические аспекты марксизма-ленинизма, ограничиваясь переводами отдельных трудов Ленина и Троцкого, посвященных тактике и стратегии революции. Это вполне объяснимо по целому ряду причин, но первая из них – многолетнее «безвременье» социальной, политической и экономической нестабильности, которые довлели над Поднебесной. Нужно было искать выход, и Красный Октябрь показался китайским народным массам именно этим выходом.

На эту активность, естественно? обратили внимание в Советской России. В частности, «25 июля 1919 г. последовало обращение Совнаркома Советской России “К правительствам Северного и Южного Китая”. В нем содержался отказ от неравноправных договоров с Китаем (заключенными Российской империей), выражалось стремление оказать помощь. В самом деле были установлены контакты с правительствами Севера и Юга, но реально помочь Китаю в ту пору для России было затруднительно».

Однако уже весной 1920 года Коминтерн оказал идеологическую помощь: в Китай была направлена дальневосточная группа агитаторов во главе с Г. Н. Войтинским. Эта агитбригада обустроила целую агитационную сеть марксистских кружков. Впоследствии развернулась и сеть коммунистической пропаганды: «Журнал “Синь циннянь”, который с осени 1920 г. стал (не без финансовой поддержки Коминтерна) по сути первым политическим органом коммунистического движения в Китае, а его обновленную редакцию (после того как из-за несогласия с новой ориентацией журнала его покинул Ху Ши) возглавил Чэнь Дусю. Издаются первый полный перевод “Манифеста Коммунистической партии”, переводы некоторых других работ Маркса и Энгельса, а затем и Ленина. С ноября 1920 г. в течение примерно года полулегально выпускается журнал “Гунчандан” (“Коммунист”). Начинают издаваться журналы и газеты для рабочих, а также брошюры и листовки».

Эта индоктринация революцией привела сразу к нескольким последствиям для дальнейшей политической жизни Китая. Первая и главная на тот момент – это тотальное переформатирование Гоминьдана Сунь Ятсеном в партию радикального, революционного типа с максимальным привлечением масс: «Для реализации этих целей Сунь Ятсен 10 октября 1919 г. заявляет о необходимости реорганизации Чжунхуа гэминдан (Китайская революционная партия) в Чжунго гоминьдан (Китайская национальная партия). Речь шла о преобразовании узкой, конспиративной организации, действовавшей в основном за пределами Китая, в массовую и боевую партию, действующую прежде всего на основе местных ячеек внутри Китая. Начинался длительный и сложный процесс реорганизации Гоминьдана, превращения его в ведущую политическую силу национальной революции».

В эти годы Сунь Ятсен снова был избран чрезвычайным президентом Китайской Республики, со столицей в Гуандуне. Север при этом продолжает биться в бесконечных конфликтах региональных милитаристов с номинальным правительством, а потому Сунь Ясен планирует идти с революцией на Север.

Нужно понимать при этом, что Советская Республика признала и поддерживала Гоминьдан, а впоследствии и гоминдановскую власть в Китае как вполне легитимные, периодически отказывая в таком признании, но все же материально помогая Коммунистической партии Китая. Гоминдановцы действительно были революционерами, КПК фактически вросла в структуру Гоминьдана, и в целом учение Сунь Ятсена было близко к марксизму и ленинизму за вычетом китайского национализма, на который поначалу советская власть не обращала особого внимания, расценивая его как простое желание китайского народа освободиться от империалистического гнета. Поддержка России выразилась и в экономическом смысле. Показательно в этом плане соглашение по Китайско-Восточной железной дороге, достигнутое между Советской Республикой и Китаем 31 марта 1924 года. Из положения концессии с прилегающими территориями КВЖД превращалась в коммерческое предприятие на паритетных основах. Парадоксальным образом первая честная и полностью обоюдовыгодная сделка социалистического Китая была заключена с не менее социалистической Советской Россией.

Однако помощь китайским коммунистам со стороны Советской России также имела место. В конце июня и начале июля 1921 года в Шанхае состоялся первый съезд Коммунистической партии Китая. КПК выросла, по сути, из сети подпольных интеллигентских кружков и была направляема инструкторами и идеологами Коминтерна на теснейший альянс с Гоминьданом. «Объединенный союз» также пошел на сотрудничество с китайскими коммунистами. «В январе 1924 г. состоялся объединительный съезд Гоминьдана, который принял новую Программу и Устав. В Уставе содержались три политические установки: союз с Советской Россией, с КПК и поддержка рабочих и крестьян». Но, пожалуй, самым важным событием на ближайшую историческую перспективу стало то, что в состав ЦИК Гоминьдана был избран Мао Цзэдун. Годом ранее, осенью 1923 года, делегацию Гоминьдана в Москву возглавил Чан Кайши, зять Сунь Ятсена, по итогам встречи Южный, революционный Китай и Советская Россия заключили военный союз.

 

6. И снова революция

Все эти революционные события с выстраиванием идеологической работы и новым мировоззрением, агитацией и пропагандой, партийным строительством и партийной же конкуренцией имели место на Юге Китая. Север же оставался территорией милитаристов, которые ориентировались на западные державы и капиталистическую модель устройства даже не всего государства, а своих вотчин. Впрочем, западные патроны этих региональных князей даже после Первой мировой войны не оставляли мысли о тотальной экспансии. Что приводило к самым неожиданным кульбитам региональной дипломатии.

В 1920 году в Пекине произошел очередной вооруженный переворот, и к власти пришел У Пэйфу, опиравшийся на помощь США и Британии. По факту создания Лиги Наций и формирования новой глобальной политики западные державы очень сильно озаботились суверенитетом ряда государств, особенно имеющих тесные связи с Советской Россией. Поэтому новый Китай как суверенное и открытое для рыночной экономики государство был очень интересен Западу. Главным противником независимости Китайской Республики была Япония с ее милитаристским «21 требованием». В итоге «это привело к фактической изоляции Японии на дипломатической конференции в Вашингтоне. Конференция с участием Китая проходила с апреля 1921 г. по февраль 1922 г. Одним из главных результатов стал договор “Девяти держав о Китае”. Все обещали соблюдать суверенитет Китая, признавали его территориальную целостность, Япония отказывалась от пресловутого документа “21 требование” и возвращала Китаю Шаньдун. Вопросы об отмене экстерриториальности иностранцев и таможенной автономии планировалось обсудить позже».

Такое выдавливание Японии из сферы большой политики с раздачей территорий самой Стране восходящего солнца очень не понравилось, что впоследствии спровоцирует еще одно широкомасштабное вторжение «воинов микадо» на территорию Поднебесной. Но это будет позже, а пока на Севере Китайской Республики произошел очередной, но важный государственный переворот.

В октябре 1924 года, когда У Пэйфу отправился в поход для усмирения очередной провинции, столицу Поднебесной захватил Фэн Юйсян. Захват Пекина был в последние десятилетия «дежурной историей», но генерал Юйсян сразу же развернул активную дипломатическую деятельность и «вступил в контакты с Сунь Ятсеном, Гоминьданом, КПК и даже попросил помощи у СССР». Появилась очередная возможность для объединения Китая, благо Сунь Ятсен, который был моральным и политическим авторитетом для многих миллионов китайцев, откликнулся на призыв и выехал в Пекин. Однако, по старой китайской традиции, переговоры затягивались, и «великий идеолог китайского народа» умер 12 марта 1925 года.

После смерти Сунь Ятсена, который был непререкаемым моральным авторитетом в Гоминьдане, способным объединять в общенациональный союз самые разные группировки, находя для них общие точки идеологического соприкосновения, в партии, которая, по сути, была межпартийной коалицией, начались брожения. Первым намеком на разделение «левых» и «правых» Гоминьдана стал пленум ЦК Гоминьдана в ноябре 1925 года, на котором было принято решение об исключении из рядов партии всех членов КПК и «левых уклонистов». Это решение, однако, не возымело никаких фактических последствий.

Однако за этим, по сути подпольным, заседанием последовала серия выступлений еще одного лидера Гоминьдана, Дай Цзитао, который стал «новым правым» идеологом партии. И который радикально настаивал на исключении всех членов КПК из структур Гоминьдана, даже если это повлечет разрыв всяких отношений с СССР. Левое крыло Гоминьдана подвергло критике выступления Цзитао, однако социальные тенденции были таковы, что вновь наступал период китайского национализма и «правые» настроения становились доминирующими в народных массах.

Восстание 1925–1927 годов в Китае стало «национальной революцией». И здесь китайские коммунисты совершили головокружительный идеологический кульбит, куда более радикальный, нежели в свое время императрица Цыси, принявшая ихэтуаней. Беспорядки начались в Шанхае, который на тот момент был японской концессией, со стачек китайских рабочих японских фабрик. Японских коммерсантов поддержала британская международная полиция, которая 30 мая 1925 года расстреляла в Шанхае демонстрацию студентов, вышедших поддержать бастующих пролетариев. При этом буквально за несколько дней до того в Гуанчжоу КПК организовала Всекитайскую федерацию профсоюзов, в которую вошло 540 тысяч человек. Расстрел империалистами демократической и социалистической демонстрации студентов породил вполне понятные настроения в массах, а Компартия Китая, «забыв» про интернационализм, сосредоточилась на национально-освободительной борьбе против иностранных захватчиков.

Региональные милитаристы выступили на стороне частного иностранного капитала и ввели подконтрольные им вооруженные формирования, а фактически – армии, в город. Притом что в целом северное правительство с пониманием отнеслось к протесту. Протестующих, однако, равно как и агитаторов КПК и Гоминьдана, все эти тонкости особо не заботили, и 9 июня Национально-революционная армия (НРА) под предводительством Чан Кайши выступила в «Северный поход» с целью разгрома всех региональных северных милитаристов.

Милитаристы, однако, в массе своей не оказывали сопротивления НРА, а напротив, вливались в ее ряды, а в идеологическом смысле все больше делали Гоминьдан «правой» партией. Гоминьдан в итоге, с повышением численности НРА за счет присоединившихся милитаристов, стал не только «правой», но и максимальной милитаристской партией, где армия стала идеологическим и политическим партийным ядром, главной в партии. А Чан Кайши эту силу возглавил, став, естественно, и лидером правоидеологического направления.

В свою очередь, такое резкое «поправение» привело фактически к партийному расколу. Во-первых, оставшаяся левая часть Гоминьдана все шире и плотнее стала сотрудничать с КПК. Коммунистическая партия Китая, в свою очередь, начала именовать правый генералитет НРА не иначе как «новыми милитаристами». «В апреле 1927 г. со всей остротой выявился глубокий кризис революции, назревавший в течение последних месяцев. Усиление классовых требований рабочих и крестьян, активизация политической деятельности коммунистов, расширение сотрудничества коммунистов с левыми гоминдановцами, наконец, прямой нажим империалистических держав привели к почти повсеместному выступлению правых гоминдановцев, прежде всего гоминдановского генералитета (или “новых милитаристов”, как их называли коммунисты) под общим антикоммунистическим знаменем. Главным, но не единственным центром этих событий стал Шанхай».

Столкнулись здесь и экономические интересы. Генералитет Гоминьдана очень быстро договорился с крупными капиталистами и собственниками и начал серию операций по уничтожению крестьянских союзов, а от КПК руководство Гоминьдана требовало сдерживать работу «по крестьянскому направлению». Китайские коммунисты, будучи в тотальном меньшинстве, пытались идти на тактические уступки, отмежевывались от этих конфликтов, но долго так продолжаться не могло. «В Шанхае 12 апреля 1927 г. произошел конфликт между войсками Чан Кайши и вооруженными отрядами рабочих дружин, которые подчинялись Компартии. В результате лидеры коммунистов покинули город, а рабочие дружины были разоружены.

Это положило начало целой серии инцидентов с советскими консульскими представительствами в Шанхае и осложнило взаимоотношения с СССР. Нечто подобное происходило и в Пекине, где были арестованы 15 советских граждан и казнен лидер местных коммунистов Ли Дачжао». А дальше Чан Кайши осознал, какая сила стоит за ним, и решил построить «свой собственный Гоминьдан», и 18 апреля 1927 года провозгласил в Нанкине свое национальное правительство, объявив, что такое же правительство Гоминьдана в Ухане нелегитимно и теперь вся власть сосредоточена в руках НРА.

 

7. «Правый» Гоминьдан

Правый поворот Чан Кайши ознаменовался и существенными переменами во внешней политике революционного Китая. В частности, резким похолоданием в отношениях с Советской Россией. Поскольку «новые милитаристы» предпочитали сотрудничать с крупными собственниками, они, вполне естественно, предпочитали на международном уровне теснее работать с представителями западных, империалистических держав. Советский же Союз, со своей помощью именно «левым» и КПК, теперь представлял для Чан Кайши определенную опасность.

Поэтому 27 мая 1929 года отряд китайской полиции ворвался в помещение Генерального консульства СССР в Харбине и произвел незаконный обыск под предлогом поиска мифических участников «совещания представителей III Интернационала». Было арестовано 39 советских граждан. Аналогичная акция последовала 10 июля 1929 года, когда китайские милитаристы в нарушение советско-китайского соглашения 1924 года о совместном управлении Китайско-Восточной железной дорогой, фактически без объяснения причин захватили КВЖД, отрезали телеграфное сообщение дороги с СССР, арестовали 200 советских граждан, сотрудников дороги и относящихся к ней ведомств, в частности отделения Госторга, Текстиль-синдиката, Нефтесиндиката и Совторгфлота.

В ответ ЦИК СССР и Совнарком 20 августа того же года приняли постановление «О прекращении сношений Союза ССР с Китаем». Впрочем, это означало только то, что теперь Советский Союз, через Коминтерн и непосредственно, усилит свою помощь Коммунистической партии Китая. Силы Гоминьдана же активизировались и начали проводить систематические провокации на советско-китайской границе. Особо они усилились в октябре. «Китайцы ежедневно по нескольку раз обстреливали мирных жителей и рыбаков на советской стороне Амура, а также проходившие коммерческие пароходы. Советские сторожевые катера стали обнаруживать в советских береговых водах вражеские плавучие мины».

Советское правительство в ответ предприняло военное вторжение на территорию Китайской Республики. Возглавил его Василий Блюхер, который ранее долгое время был главным военным советником Гоминьдана и лично знал Чан Кайши. На момент военной операции он командовал Особой Дальневосточной армией (ОДВА), которая 12 октября в составе Амурской военной флотилии и Второй Приамурской стрелковой дивизии получила приказ о начале боевой операции. По итогам этой операции была уничтожена Сунгарийская флотилия, были взяты города Лахасусу и Фудин, генерал Шен, командующий флотилией, с остатками китайских военных частей бежал. Выполнив поставленные задачи, ОДВА также отошла на территорию СССР.

Однако уже с 15 ноября китайские войска предприняли попытку контрнаступления. В ночь с 16 на 17 ноября войска Гоминьдана атаковали станицу Абагайтуевскую, а белогвардейцы, с которыми у «правого» Гоминьдана, по всей видимости, также налаживались контакты и взаимодействие, одновременно с этими предприняли выступление и серию нападений на советские территории из района Мишаньфу. Тогда Блюхер инициировал начало Мишаньфуской военной операции, и уже вечером 17 ноября город был захвачен советскими войсками.

Одновременно советский генерал приказал Забайкальской военной группировке перейти в наступление и взять город Чжалайнор и Маньчжурию. По итогам этой победоносной для советских войск операции, которая завершилась 20 ноября того же года, Блюхер писал: «Чжалайнор занят 18 ноября. Вторым Ударом занят г. Маньчжурия 20 ноября. Бой за Чжалайнор Длился двое суток. Противник, несмотря на превосходство нашей техники и полное окружение, оказывал небывалое по упорству сопротивление. Чжалайнор и Маньчжурия были противником настолько прочно укреплены, что полевая и гаубичная артиллерия не пробивала верхних перекрытий окопов и блиндажей. Несмотря на это, разгромлены полностью 15-я и 17-я смешанные бригады противника. В результате боев взято свыше 8 тыс. пленных и около тысячи раненых солдат… Противник потерял убитыми около полутора тысяч.

Нами взята почти вся имеющаяся артиллерия, два бронепоезда, большое число военного имущества, снаряжения, орудия и прочее.

Наши потери: убитых- 123 человека и 605 раненых. Наши войска дрались отлично, проявляя высокую доблесть и героизм. Настроение войск отличное».

По итогам военной операции между СССР и Китайской Республикой 22 ноября 1929 года был подписан Хабаровский протокол о ликвидации советско-китайского конфликта, в котором говорилось и о том, что на КВЖД восстанавливалось существовавшее до конфликта положение, то есть совместное советско-китайское пользование.

Все эти изменения, как политика Гоминьдана, так и конфликты с Советской Россией, побудили Чан Кайши искать еще более плотного сближения с европейскими государствами. В период с 1928-го по 1930 год были заключены договоры, по которым европейские державы отказывались от ряда концессий на территории Китая. В русле политики национального освобождения Республики от иностранцев это были крайне важные для Гоминьдана достижения. Более того, национальное правительство Чан Кайши договорилось с США и Германией об экономической и экспертной помощи Республике. Тем не менее популярность «правой» идеологии была не безусловна. Китайские коммунисты продолжали вести пропагандистскую и агитационную работу.

В результате усилий КПК уже в июне 1930 года был организован единый фронт рабочих, торговцев и студентов, которые бойкотировали и этим бойкотом фактически перекрыли всю экономическую деятельность Шанхая. Остальные политические группировки также старались активно противостоять Гоминьдану и Чан Кайши. Партийный раскол между Уханьской частью Гоминьдана и милитаристами Чан Кайши также усугублялся. Однако мощным объединительным импульсом для многих партийных, военных и социальных групп Республики стал очередной внешний фактор. После подрыва маньчжурской железной дороги 18 сентября 1931 года японские войска начали интервенцию Маньчжурии.

В силу запутанной международной политики и раздробленности в Республике Чан Кайши приказал не оказывать японцам военного сопротивления. Благо он еще не оставил надежд стать императором Китая, и японские империалисты, в случае чего, могли оказать ему определенную военную поддержку. Впрочем, в политическом смысле Гоминьдан использовал это вторжение для объединения китайских военных и политических сил.

В ноябре 1931 года прошел IV объединительный конгресс Гоминьдана. В итоге партия все же объединилась, Уханьское национальное правительство снова было объявлено легитимным, а Чан Кайши ограничивался постом командующего НРА. При этом и уханьцы не хотели дополнительно раздувать конфликт с Японией, а потому компромисс был достигнут и по вопросу Маньчжурии. Население этой территории, естественно, особо никто не спрашивал.

С другой стороны, европейские державы были обеспокоены чрезмерным усилением влияния Страны восходящего солнца на территории Поднебесной. Поэтому 24 октября 1931 года Совет Лиги Наций настоятельно порекомендовал Японии в трехнедельный срок вывести войска. Японцы, впрочем, проигнорировали эти рекомендации, заблокировав резолюцию, а в 1933 году попросту вышли из состава Лиги Наций.

До этого, 1 марта 1933 года, японцы провозгласили создание на территории захваченной Маньчжурии монархического государства Маньчжоу-го, правителем которого стал свергнутый китайский император Пу И. Этот японский плацдарм на территории Китая просуществовал до 19 августа 1945 года. Пу И в конце этого периода свергли уже в третий раз. Освобождение этого региона в 1945 году советскими войсками стало крайне важным фактором для последующей победы КПК, поскольку Внутренняя Маньчжурия стала одной из основных баз для китайских коммунистов.

Но до начала Второй мировой, в годы «Нанкинского десятилетия», Гоминьдан продолжал искать союзников в Европейских государствах и чуть не стал союзником гитлеровской Германии. Отчасти это снова было связано с империалистическими амбициями Японии. При этом важно понимать, что Третий Рейх на начальных стадиях тоже колебался между Японией и Китаем. К тому же национальное крыло Гоминьдана в целом было близко по политическим убеждениям национал-социалистам Германии.

В июне 1937 года китайская делегация во главе с председателем Центрального Банка Китая Кун Сянси посетила Германию, где Сянси 13 июня встретился непосредственно с Адольфом Гитлером. Фюрер официально заявил, что «Германия не имеет политических и территориальных интересов на Дальнем Востоке, и отношения между двумя государствами являются деловым партнерством между индустриальной и аграрной странами», выразив, впрочем, обеспокоенность активностью китайских коммунистов. Свое личное восхищение как политиком и организатором единого правительства Гитлер высказал и в адрес Чан Кайши. Эта дипломатическая активность очень обеспокоила японцев. И 7 июля Япония, несмотря на очередные мирные переговоры с Китаем по поводу очередного «военного инцидента», начала широкомасштабное наступление. В результате были взяты Пекин и Тяньцзынь. Китайские историки отсчитывают начало Второй мировой войны именно с этой даты.

Эта же военная кампания, как и задумывалось в Японии, аннулировала все отношения Китая и Германии, так как японская армия показала себя наиболее сильной и для Гитлера была лучшим гарантом борьбы с коммунизмом, нежели армия Гоминьдана, терпящая бесконечные поражения. К тому же 21 августа 1937 года между Китайской Республикой и СССР был заключен пакт о ненападении, что стало еще одним фактором для сближения Третьего Рейха и Страны восходящего солнца.

Учитывая cложившиеся международные коалиции во Второй мировой войне, теперь советскому правительству жизненно необходимо было, чтобы Китай всеми силами боролся с Японией, дабы та «увязла» в Китае и не могла активизировать боевые действия на иных фронтах. Тех же позиций, в общем-то, придерживались и союзники, а особенно – после Перл-Харбора – США. Естественно, что с этой поры поддержка режима Гоминьдана со стороны Советской России только усилилась. Но в СССР не забывали и про КПК.

 

8. КПК в 30-е и дальше

Все это время активных маневров Гоминьдана на международной арене и в делах объединения партии и страны КПК фактически находилась с режимом Чан Кайши в состоянии войны. В 1931 году в Жуйцзине (провинция Цзянси) состоялся съезд советов, который провозгласил создание Китайской Советской Республики. На этом съезде были созданы органы китайской советской власти, такие как Центральный исполнительный комитет (ЦИК), Совет народных комиссаров и Реввоенсовет, во главе которых встал Мао Цзэдун. Также была принята конституция, а затем стала активно создаваться Китайская Красная Армия.

Руководство Гоминьдана, естественно, было категорически против такого развития событий и усиления КПК. Уже через два года в КПК состояло 240 тысяч человек. При этом уже с момента вторжения японских войск в Маньчжурию, пока Гоминьдан пытался найти с интервентами компромисс, КПК заняла однозначно патриотическую позицию и объявила войну Японии. Впрочем, свержение Гоминьдана оставалось для руководства КПК первостепенной задачей.

Поэтому в 1933 году правительственные войска начали планомерное наступление на Центральный советский район на юге страны в провинции Цзянси. К 1934 район был практически полностью блокирован. Тогда руководство окруженной Красной Армии Китая приняло решение о прорыве на север, который стал известен под названием «Великий поход» и начался в октябре 1934 года. За год с момента похода с тяжелейшими боями Красная Армия прошла 12 тысяч километров на север Китая.

По дороге КПК практически раскололась на две фракции, одну из которых возглавлял Мао Цзэдун, а другую – Чжан Готао. Примирить эти группировки и объединить их удалось только в 1936-м при активнейшем участии Коминтерна. В результате Мао Цзэдун снова возглавил всю Коммунистическую партию Китая. В частности, за коммунистами остался Сычуань, а армия Мао взяла Шаньси. Из этих территорий в итоге сформировался Особый советский район Китая, ставший еще одной важной военной и административной базой китайских коммунистов.

Параллельно все до большего количества политиков, военных и простых китайцев доходило понимание того, что ситуация гражданской войны, параллельной с конфликтом с японскими интервентами, выглядит несколько нездорово. Со всех сторон зазвучали призывы ко всеобщему объединению во имя борьбы с иностранными захватчиками. Начинаются процессы заключения перемирия между военными частями Гоминьдана и КПК, что, в свою очередь, вызвало резкий протест со стороны Чан Кайши.

В декабре 1936 года он прибыл в ставку командования в город Сиань, чтобы разобраться, почему силы НРА не ведут военных действий против Красной Армии. Однако по прибытии он попадает под арест, организованный командующим гоминдановскими войсками Сианя Чжан Сюэляном.

После ареста Чан Кайши в ставку командования в Сиане прибыли лидеры КПК во главе с Мао Цзэдуном, который первым делом предложил попросту расстрелять лидера Гоминьдана. Однако столь радикальное предложение было отвергнуто, о чем лидеры КПК еще неоднократно пожалеют в будущем. Так или иначе, но Чан Кайши отпустили, а переговоры в Сиане прошли успешно. Чжан Сэлян убедил коммунистических лидеров подписать договор об окончании гражданской войны.

Чан Кайши вынес это решение на пленум ЦК Гоминьдана в 1937 году, и оно было одобрено. Уже в апреле 1937 года Гоминьдан и КПК подписали официальное соглашение о прекращении взаимных военных действий. Помимо этого, в соглашении значились следующие, крайне важные для КПК, пункты: «1) взаимные военные действия прекращались; 2) создавался Особый административный район с центром в г. Яньань под контролем КПК; 3) вооруженные силы коммунистов вошли в состав правительственных войск в составе двух армий: 8-й армии под командованием Чжу Дэ (численность 40 тыс., дислоцировалась на севере) и 4-й армии под командованием Е. Тина (численность 10 тыс., дислоцировалась в бассейне р. Янцзы). Армии коммунистов ставились на государственное довольствие». Впрочем, это перемирие продлилось лишь до 1939–1940 года.

На первых этапах войны Японии с Китаем казалось, что объединение китайских военных и политических сил не приносит особых результатов. Армии микадо шли вглубь Китая, захватывая все новые и новые территории, при этом жесточайшим образом расправляясь с непокорным населением. Наиболее известной и бесчеловечной из подобных акций стала «нанкинская резня» 13 декабря 1937 года, в ходе которой было убито около двухсот тысяч китайцев.

Японцы при этом умудрялись договариваться с европейскими державами и получать от них финансирование и иного рода помощь. Однако армия Страны восходящего солнца все больше увязала в китайской войне, теряя динамику, силы и средства. Одним из переломных моментов этой войны стала «Битва ста полков», в которой объединенные силы КПК и партизан освободили от японцев территории с населением более 5 миллионов человек и более семидесяти населенных пунктов.

В целом же Китай не стал активным участником Второй мировой войны, сводя все усилия к возобновившейся гражданской войне и к борьбе с японцами, которые, кажется, уже сами были не рады тому, что ввязались в эту кампанию. Однако именно в пламени гражданской войны и Японо-китайской войны ковалась будущая военная и партийная элита КПК, которая уже после, в 1951 году, под руководством «великого кормчего» Мао Цзэдуна окончательно возьмет власть в Китайской Народной Республике и определит нынешний вид и пути развития Поднебесной.