Трудности, возникающие в общении – одна из самых частых тем, с которой обращаются к психологам. Для молодых людей они обычно касаются взаимоотношений со сверстниками и противоположным полом, для людей зрелого возраста – общения в семье и коллегами на работе.

Когда не получается установить взаимоотношения

Неумение завязать или поддерживать отношения часто становится проблемой для молодых людей, которые еще не обзавелись своей семьей и стабильными социальными связями. Как правило, эта трудность включает одну из двух составляющих либо обе вместе: при попытках общения человек делает нечто такое, что отталкивает других людей, либо от сближения с людьми его удерживают собственные страхи и другие внутренние ограничения. Первое может быть связано с банальным недостатком опыта общения, например, если ребенок воспитывался в условиях гиперопеки. Хотя могут быть и более глубокие эмоциональные причины.

Чтобы перейти к более детальному анализу трудностей в общении вспомним цикл формирования и разрушения гештальта, который включает четыре стадии: осознание потребности, выбор объекта и нахождение способа сближения с ним, непосредственное взаимодействие и уход/отсоединение. На первой стадии нужно осознать, что я нуждаюсь в общении. И если клиент пришел с вышеназванной проблемой, видимо, он ее уже прошел самостоятельно. Большинство трудностей касаются второй стадии, но иногда третьей и четвертой. Ниже рассмотрим типичные срывы контакта, которые возникают в процессе общения.

Физическая основа общения

Известный французский гештальт-терапевт Серж Гингер писал, что человеческая жизнь протекает одновременно в пяти измерениях – физическом, социальном, эмоциональном, рациональном и духовном. Он изображал это в виде пентаграммы.

Очевидно, что чтобы могли существовать рациональное, эмоциональное и другие измерения, в первую очередь необходимы физические условия. Можно сформулировать эту предпосылку по-другому. Выше говорилось о важности Я – Ты отношений, но чтобы встреча Я и Ты состоялась, нужна основа из социальных условностей и вполне материальных условий. И иногда причина трудностей общения оказывается вполне материальной, хотя и может иметь под собой психологические предпосылки.

Алина продолжительное время посещала психотерапевтическую группу. На одной из встреч она призналась, что главная причина, по которой она находится здесь – это то, что она не нравится молодым людям, и она не знает, что может с этим поделать. Она попросила группу помочь ей разобраться в этом. Некоторое время участники задавали ей вопросы о том, что у нее происходит в общении с молодыми людьми. Хотя причина, казалось, была на поверхности, участники похоже стеснялись сказать об этом прямо. Алину нельзя было назвать красивой, но все-таки, она могла бы быть вполне привлекательной, если бы более тщательно заботилась о своей внешности. Отсутствие косметики, ее стрижка и темная мешковатая, скрывающая фигуру одежда, делали ее совершенно асексуальной. Через некоторое время один молодой человек, участник группы, видимо решившись, сказал: «Мне не нравится, как ты одеваешься. Мне не нравится твой имидж». Вслед за ним и другие участники группы стали высказывать критические замечания в адрес ее внешнего вида.

Поначалу Алина была несколько шокирована и смущена. Но затем спросила, что бы она могла изменить в своем облике? Тогда участники начали делиться своими предложениями и советами. Ведущий предложил Алине и группе эксперимент. Заручившись их согласием, он попросил участников создать для Алины новый привлекательный имидж. Это нашло отклик в группе и пробудило бурную творческую активность. Девушки стали доставать косметику из сумочек, одна из них одолжила Алине кофточку. Через некоторое время косметика была нанесена, и новый образ был создан. Один молодой человек предложил ей укоротить юбку. Другой подошел и помог ей встать в более раскрепощенную и игривую позу.

На следующих занятиях Алина стала появляться в более яркой и подобранной со вкусом одежде. Ее облик стал более сексуально притягательным.

Конечно, за стилем одежды, который выбирала клиентка, стоят психологические причины – запреты на то, чтобы демонстрировать свою сексуальность или отсутствие моделей женского поведения, с которых она могла брать пример в детстве. Но гештальт-терапия исходит из того, что следует работать с тем, что находится на поверхности. На поверхности в текущий момент находился ее внешний вид, который делал ее непривлекательной в глазах мужчин. Если бы Алина сказала, что чувствует сопротивление к тому, чтобы его изменить, то это могло бы стать темой дальнейшей работы.

Николай, улыбчивый, аккуратно одетый молодой человек, обратился на индивидуальную консультацию с проблемой выстраивания длительных отношений с девушками. Он сказал, что чувствует, что уже хотел бы завести семью. Он прошел тренинг по соблазнению и знакомится с девушками на улице. Однако отношения обычно ограничиваются несколькими свиданиями, а потом девушки почему-то уходят.

При обсуждении более широкого контекста его жизни выяснилось, что он живет с родителями и ему сложно приглашать девушек домой. Хотя он работает, зарплаты ему хватает только на мелкие расходы. С текущими доходами он не может позволить себе аренду квартиры, а тем более содержание семьи.

В дальнейшем на консультациях обсуждалось, как он может приобрести самостоятельность от родителей и решить свои финансовые трудности.

Эти примеры показывают, что иногда для того, чтобы появилась возможность устанавливать и строить удовлетворяющие отношения, сначала необходимо создать для этого вполне материальные, физические предпосылки.

Недостаточная опора на органы чувств

На гештальт-группах участников часто спрашивают, какие эмоции они чувствуют, а также предлагают активнее использовать зрение, слух, тактильные ощущения, возникающие при прикосновениях.

В начале 70-х гг. в психологии появился термин алекситимия. Он обозначает черту личности, заключающуюся в том, что человек не осознает свои ощущения и эмоции и не может выражать их в общении. Исследования психологов показали, что у людей с высоким уровнем алекситимии имеются серьезные трудности в общении – их взаимодействие с людьми характеризуется пустотой и стереотипностью, в них нет глубины; из-за сниженной способности распознавать чувства, они не умеют сопереживать другим, для них сложно распознать эмоциональное состояние другого человека; у них случаются сильные вспышки эмоций, но они не могут объяснить их причину; люди с выраженной алекситимией чаще остаются одинокими.

Выше уже говорилось, что опора на сенсорный опыт нам необходима для ориентации в мире. Для того чтобы общение было осмысленным нужно определиться, чем мне интересен конкретно этот человек, о чем бы я хотел с ним поговорить. В процессе общения важно использовать зрение, слух и другие органы чувств – слышать, что именно говорит собеседник, а не додумывать его мысли за него у себя в голове, как иногда бывает; видеть и замечать его невербальные реакции. Прислушиваясь к своим телесным ощущениям, я определяю, сохраняется мой интерес или угасает, они также позволяют мне быть эмпатичным – представлять, что чувствует со своей стороны мой партнер по общению. Недостаточное внимание к этим сенсорным сигналам часто приводит к нарушениям контакта.

Молодой человек, участник группы, говорит о том, что хотел бы больше общаться с людьми, но у него мало друзей. Чтобы исследовать, что у него происходит в общении, ведущий предлагает ему эксперимент – пообщаться с другими участниками группы. Преодолев смущение, он смотрит в пространство перед собой и, улыбаясь, громко произносит: «Люди, я хочу общаться!» Так как его обращение безадресно, он не вступает в контакт ни с кем конкретным из группы, его призыв не получает ответного отклика.

Ведущий предлагает ему внимательно посмотреть на каждого участника по отдельности и определить для себя, чем он интересен, и о чем хотелось бы с ним пообщаться. Молодой человек выполняет инструкцию, говорит об индивидуальных качествах каждого участника и о своем интересе к нему. Многие отвечают, что были бы не против общения с ним.

Часто встречается ситуация, когда человек по-настоящему не слышит другого человека, не использует свой слух, а во время его речи обдумывает свой ответ. Эта форма поведения распространена в жизни, и ее можно отчетливо наблюдать во время групповой работы.

Молодая девушка жалуется, что чувствует себя непривлекательной и находит в своей внешности множество недостатков. Участники группы говорят, что видят ее как очень симпатичную, а то, что она называет своими недостатками, многим нравится. Но, кажется, она не слышит их и продолжает свою аргументацию. Ведущий просит ее остановиться, послушать то, что ей говорят другие и повторять, то, что услышала. Участница неуверенно повторяет услышанное. На ее лице появляется замешательство – видимо, ей еще трудно примирить обратную связь других людей и привычное представление о себе.

Есть много упражнений, которые помогают развивать чувствительность к себе и к тому, что происходит вокруг. Некоторые из них лучше делать в группе, а некоторые вполне можно использовать в обычной жизни:

Мы далеко не всегда осознаем, что выражает наше невербальное поведение – интонации, поза тела, мимика. Попробуйте почувствовать свое лицо изнутри, лоб, глаза, щеки, рот. Почувствуйте напряжения в лице. Не расслабляйте их. Постарайтесь представить, какую эмоцию выражает ваше лицо.

Когда находитесь в какой-нибудь социальной ситуации, но не вовлечены непосредственно во взаимодействие с людьми, попробуйте выполнить следующее упражнение: На минутку «заморозьте» положение вашего тела, зафиксируйте позу. Обратите внимание как вы сидите/стоите. Чувствуете ли опору под ногами? Чувствуете ли себя устойчиво? Ваше тело скорее выражает закрытость или открытость? Прислушайтесь к тому, что происходит внутри тела, в грудной клетке и животе. Как вы дышите? Глубоко и ровно или быстро и поверхностно? Или ваше дыхание замирает? Почувствуйте, присутствует ли ощущение напряжения, зажатости в каких-либо частях тела. Прислушайтесь, какие двигательные импульсы вы можете уловить в теле. Представьте, если бы вы позволили своему телу спонтанно, самопроизвольно двигаться, что бы оно сделало? Убежало бы, сжалось, устремилось кому-то на встречу или что-то еще?

Когда едете в общественном транспорте, понаблюдайте за разговаривающими друг с другом людьми. Не вслушиваясь в содержание разговора, наблюдайте за мимикой, позой тела, жестикуляцией. Постарайтесь представить, что каждый из них чувствует на своем месте. То же самое можно проделывать, просматривая телевизор с выключенным звуком.

Попробуйте во время беседы с другим человеком, прежде чем сформулировать свой ответ на его реплику, сначала мысленно буквально, не добавляя ничего своего, повторить то, что вы только что услышали.

Если есть большие трудности в осознавании телесных ощущений, то можно начать с более простых упражнений, повышающих чувствительность. Одно из них предложил американский психотерапевт Питер Левин:

Принимайте легкий десятиминутный пульсирующий душ. Пустив прохладную или слегка теплую воду, подставьте все свое тело под ее струи. Полностью сконцентрируйте свое осознавание на том участке своего тела, где сосредоточена стимуляция. Поворачивайтесь вокруг своей оси, побуждая сознание переходить от одной части вашего тела к другой. Прижмите к насадке для душа тыльную сторону рук; затем – ладони и запястья; затем – лицо с обеих сторон, плечи, подмышки и т. д. Постарайтесь включить в этот процесс все части своего тела: голову, лоб, шею, грудь, ноги, таз, бока, бедра, лодыжки и ступни. Обращайте внимание на ощущения в каждой из этих областей, даже если вы ничего не чувствуете, ощущаете онемение или даже боль. Делая это, говорите: «это – моя голова, шея», и т.д., «Я рад твоему возвращению». Это поможет восстановить чувство собственного тела вместе с ощущениями вашей кожи, если вы будете проделывать это регулярно в течение определенного промежутка времени.

Предубеждения и запреты

Элла, миловидная женщина 35 лет с приятными манерами, пожаловалась на то, что она не может найти мужчину для совместной жизни. Обычно она знакомится с мужчинами на сайтах знакомств и ходит на свидания. Самый длительный период ухаживаний в ее опыте длился несколько месяцев. Она говорит, что через какое-то количество свиданий ухажеры начинают предлагать ей сексуальную близость. Но даже если мужчина ей нравится, она отказывает. Через некоторое время он перестает с ней встречаться, и она не понимает, почему это происходит.

Она рассказала, что воспитание в ее родительской семье было связано со строгими моральными нормами. А мама всегда повторяла, что секс должен быть только в браке. Хотя у нее и были сексуальные связи после не очень продолжительного знакомства, но после них она испытывала острое чувство вины.

Далее терапевт и клиентка обсуждают, как убеждение «секс должен быть только в браке» влияет на ее личную жизнь, и помогает ли строить отношения с мужчинами или мешает.

Поведение этой клиентки подчиняется жесткому ограничивающему предписанию, полученному от матери. На языке гештальт-терапии такое явление называется интроекцией. Гештальт-терапия исходит из того, что если интроекты ограничивают жизнь человека, они должны быть ассимилированы, т.е. проверены на то, в каких ситуациях предписанное поведение действительно полезно, а в каких нет.

Нередко встречаются ситуации, когда у мужчины или женщины есть много интроектов, которые предъявляют множество требований, иногда несовместимых друг с другом, к тому, каким должен быть их потенциальный партнер – его внешность, социальный статус, уровень доходов, привычки и т. д. И если потенциальные кандидаты не соответствуют всем требованиям, они отвергаются. Реальные встречающиеся люди не могут пройти через этот фильтр, как верблюд через игольное ушко.

Интроекты могут и другими способами блокировать возможное знакомство и общение – «я же не буду знакомиться на улице, в клубе, на сайте знакомств» и т.п., «я же не могу написать первой мужчине» и т. д.

Межличностные страхи

Еще одной типичной проблемой, создающей трудности в общении, являются межличностные страхи. Например, мужчина не решается подойти к красивой женщине, потому что думает, что она его все равно отвергнет. Человек боится вступить в разговор в компании, потому что думает, что его посчитают неинтересным собеседником.

Склонность к межличностным страхам формируется из-за запугивающего воспитания в семье («мир и люди опасны») или из-за опыта эмоционального отвержения пережитого в детстве или подростковом возрасте. В свою очередь отвержение со стороны сверстников могло возникнуть из-за того, что ребенок воспитывался в условиях гиперопеки, его контакты с детьми ограничивались, и в результате у него не сформировалось достаточных навыков коммуникации.

Кроме того, страхи обычно связаны с неосознаваемой агрессией. Как правило, выясняется, что люди, которые чрезмерно боятся критики, сами очень критичны в отношении других людей. Для того чтобы клиент осознал, что агрессия, которой он боится со стороны других, является его собственной, в гештальт-терапии используются различные упражнения. Например, участнику психотерапевтической группы, который боится, что другие участники про себя его осуждают, ведущий может предложить покритиковать их. В результате его скрытая агрессивность становится явной. Такое осознание нередко позволяет уменьшить интенсивность страха. Кроме того, для участника будет полезно проверить, совпадает ли его представление о том, что думают о нем другие участники с их реальными мыслями, прямо спросив их об этом.

Неконструктивные паттерны общения

Девушка, участница группы, жалуется на то, что пытается наладить отношения с однокурсниками в институте, старается общаться с ними, но они почему-то ее сторонятся. Она вспоминает, что похожая ситуация была и в школе, и даже в детском саду. В качестве эксперимента ведущий предлагает ей инсценировать сцену игры в детском саду и попробовать наладить контакт с другими детьми. Она вместе с другими участниками создает импровизированную песочницу с игрушками и пытается вовлечь их в игру. Однако игра не особо клеится, «дети» не проявляют большого интереса.

Для участницы было ценным дальнейшее обсуждение этой сценки. Один из принимавших в игре участников группы сказал, что ему не понравилось то, что она забрала у него игрушку. Другие говорили, что им было неприятно то, что она старалась навязать свои игры и не интересовалась, во что хотят играть они.

У людей есть много привычек в общении (фиксированных гештальтов), которые делают общение неконструктивным. Например, пары (подробнее о парах речь пойдет ниже) часто используют такие формы взаимодействия: не дослушав партнера, начать перебивать его, высказывая свою точку зрения; если партнер говорит о негативных чувствах, наброситься на него со встречными обвинениями и т. п.

В группе клиент может получить обратную связь о том, как люди реагируют на его действия, и, основываясь на этом, скорректировать свое поведение.

Ритм сближения/отдаления

Выше говорилось о том, что процесс контакта можно сравнить с приливами и отливами. Процесс общения двух людей включает фазы постепенного сближения, а затем отдаления друг от друга. Каждому человеку в какие-то моменты хочется быть вместе с другим/другими, а в какие-то моменты побыть одному. Если человек не умеет вовремя отдаляться, его начинают воспринимать как «прилипалу», от которого хочется отделаться. Другая крайность – это чрезмерно поспешное сближение, которое не оставляет времени на то, чтобы присмотреться к другому человеку, почувствовать чего именно я хочу от него и понять, что он ожидает от меня.

Василий, очень замкнутый молодой человек, которому очень трудно устанавливать новые контакты, и он сильно страдает от своей изолированности. Когда ему удается познакомиться с новым человеком, он радуется, что нашел друга. Он становится излишне навязчивым, и не понимает, почему этот человек начинает сторониться его и избегать общения.

У Майи, напротив, новые знакомства не вызывают трудностей. Она легко знакомится с молодыми людьми в ночных клубах. И нередко эти знакомства быстро приводят к физической близости. Однако вскоре Майя обнаруживает, что этот человек ей совершенно не интересен, а иногда даже наталкивается на грубое обращение.

Хотя выше были приведены примеры из терапевтической практики, общие принципы в полной мере можно использовать для анализа своего восприятия и поведения в повседневной жизни.

Отношения в паре

Гештальт-терапия не смотрит на пару, в том числе супружескую, как на слишком устойчивую конфигурацию, а тем более как на нечто застывшее и неизменное. Этот взгляд не поддерживает миф о том, что можно найти вторую половинку, с которой всегда будет взаимопонимание и бесконфликтные отношения. Начнем с того, что в пару объединяются два очень отличных друг от друга человеческих существа, не только отличающихся своей биографией, привычками и взглядами на жизнь, но и своей анатомией и особенностями функционирования нервной системы. Это и дает основу для недопониманий между ними и многочисленных книг и публикаций о загадках мужской или женской души.

Люди объединяются в пары, потому что ожидают, что партнер может помочь им в удовлетворении их индивидуальных потребностей. Когда человек принимает решение о вступлении в длительные отношения, независимо от того, являются они официально зарегистрированными или нет, он надеется, что его физиологические и многочисленные психологические потребности – в интимности, принятии, эмоциональной поддержке – будут стабильно удовлетворяться. Но с течением времени эти потребности могут меняться, а партнёр может быть далеко не всегда готов или способен удовлетворять их (позже мы подробнее остановимся на том, что личность является больше процессом, нежели стабильной системой). Несовпадение потребностей является источником многочисленных коллизий в жизни пары, и ее жизнеспособность зависит от того, научится ли она их преодолевать.

Для того чтобы пара могла существовать длительное время, ей нужно периодически реорганизовываться, менять стиль своих взаимоотношений. Семейные терапевты говорят о стадиях развития семейной системы – стадии диады, семьи после рождения ребенка, семьи, когда дети идут в школу, пары после отделения детей. Переход на каждую новую стадию сопровождается более или менее остро переживаемым кризисом. Это наиболее явные бифуркационные точки, в которых партнеры задумываются о том насколько удовлетворяются их потребности, насколько их это устраивает, что их связывает, есть ли смысл оставаться вместе, как дальше выстраивать отношения. Хотя в реальности этих точек может быть намного больше.

Наиболее счастливым периодом существования пары (если конечно она возникла на основе взаимной любви, а не меркантильного расчета), конечно же, является период романтических отношений. Это подобно возвращению в некогда потерянный рай. Возникает ощущение, что, наконец, нашелся человек, с которым действительно хорошо, который разделяет твои устремления и желания. К сожалению, этот период длится не слишком долго. В лучшем случае несколько лет. И его окончание является первым кризисом для парных отношений. Он может закончиться и раньше в связи с рождением ребенка.

Романтический период начинается с того, что два человека почувствовали, что в достаточно большой степени совпали в наиболее важных для них потребностях. Во-первых, это касается внешности и телесных характеристик партнера, во-вторых, с тем, что в силу его характера и прежнего опыта его действия резонируют с тем, что в текущий момент является наиболее насущным. Одна из теорий, объясняющая возникновение отношений пары, заключается в том, что люди объединяются по принципу недостающих им ролей: неуверенной женщине кажется очень привлекательным уверенный мужчина, который легко принимает решения; на сдержанного в своих эмоциях и склонного к сверхконтролю мужчину производит впечатление эмоционально экзальтированная женщина, которая вызывает у него ощущение жизненности. Или их может связать то, что они увидели друг в друге человека, который их всецело принимает со всеми их достоинствами и недостатками. Возможны и различные другие комбинации. Естественно, что это взаимное восприятие происходит преимущественно на эмоциональном уровне. Отношения, которые завязались исключительно только на основе физической привлекательности, не могут длиться долго, если они наталкиваются на препятствия в виде несоответствия психологических и социальных ожиданий относительно друг друга.

В романтический период влюбленные обычно очень внимательны к эмоциональному и физическому состоянию, и потребностям партнера. Состояние другого воспринимается как нечто очень важное. Но это еще не все. В какой-то момент повышенное внимание трансформируется в то, что гештальт-терапевты характеризуют как потерю границы контакта, или слияние. На самом деле периоды слияния закономерны, через них проходят все пары, не только супружеские. И субъективно поначалу они переживаются как что-то очень приятное. Возникает ощущение, что я встретил человека, который понимает меня с полуслова или даже без слов, и как замечательно, что у нас с ним общие желания, ценности и интересы. Возникает чувство, что я и другой человек представляем единое целое. Собственно из этого психологического состояния и возникли представления о том, что можно найти недостающую вторую половинку и воссоединиться с ней. Некоторое время супруги действительно могут функционировать в таком режиме, они практически автоматически реагируют на эмоциональные нужды друг друга. Но в слиянии трудно находиться слишком долго, и в какой-то момент этот способ совместного существования начинает давать сбой.

С одной стороны, такой тип отношений часто становится ритуализированным и рутинным. Начинает возникать ощущение, что все происходит по одной и той же программе, даже сексуальная близость. С другой, потому что в слиянии партнерам приходится отказываться от множества своих индивидуальных потребностей, которые не совпадают с потребностями партнера. Если даже по отдельности они не очень значимые, когда неудовлетворенности от их остановки накапливается очень много, это становится невыносимым. В атмосфере любви и заботы вдруг возникает какое-то труднообъяснимое ощущение удушья.

Опасность затянувшегося слияния для пары заключается не только в том, что мало по малу накапливается эмоциональный дискомфорт, но и в том, что выход из него может стать резким и болезненным. Например, через год на фоне, казалось бы, идеальных отношений муж начинает все чаще задерживаться в барах и явно не торопиться идти домой, или вдруг один из партнеров заводит любовную интрижку на стороне. Резкий выход из слияния порождает у партнеров чувства обиды и вины. Тот, кто решился вдруг нарушить негласные правила, чувствует себя так, как будто сделал что-то неправильное, даже если это была отнюдь не сексуальная измена, а какой-нибудь малозначительный поступок – например, возвращение домой в более позднее время, чем обычно. Второй ощущает себя в такой ситуации обманутым и обиженным.

Обычно после таких инцидентов партнеры стараются поспешно восстановить слияние, выровнять нарушенный статус-кво. Провинившийся приносит свои извинения и обещает, что этого больше не повторится, а пострадавшая сторона верит, что так оно и будет. С точки зрения Гештальта, намного конструктивнее в этом месте начать диалог и обсудить, в чем каждый из партнеров чувствует себя неудовлетворенным и какие изменения стоит внести в сложившийся стереотип жизни. Например, внести разнообразие в ставшую рутинной сексуальную жизнь, позволить каждому из партнеров иметь свои хобби, которыми они могут заниматься вне дома. Следует отметить, что при слиянии нарушается стадия отсоединения от объекта. Это проявляется в страхе на время отойти самому или отпустить другого. Возникает иррациональное ощущение, что выход из состояния тесной связанности тождественен прекращению отношений. Но, как я уже писал выше, живой контакт больше похож на волны, нежели на монолитную скалу.

Выход из состояния потери границ, возникшего в романтический период отношений, это первый камень, проверяющий отношения пары на прочность. Многие браки разбиваются именно в это время. И очень часто решение о расставании основано не на том, что между партнерами возникли неразрешимые противоречия, а на иллюзии, что удастся встретить такого человека, с которым период романтического слияния будет длиться вечно. Безусловно, здесь я не имею в виду пары с деструктивным стилем отношений (например, физическим и эмоциональным насилием), в которых один из партнеров осознал, что его это больше не устраивает.

Следующими серьезными испытаниями для пары является рождение ребенка, а в еще более отдаленном будущем период, когда выросшие дети отделяются от семьи.

Существует ли заранее известная наилучшая форма отношений супружеской пары? Гештальт-терапия отвечает, что нет такой формы, которая одинаково подходила бы для всех без исключения людей.

До конца 20 века преобладающей формой супружеских отношений был традиционный моногамный брак. На сексуальные эксперименты в парных отношениях решались лишь отдельные представители богемы и творческой интеллигенции, из знаменитостей – Лиля Брик, Поль Элюар и Елена Дьяконова (Гала), Жан-Поль Сартр и Симона Бовуар, Олдос Хаксли и др.

Статистика роста количества разводов в конце 20 века показала, что отношения в рамках традиционного брака стали не удовлетворять многих людей. Современная культура предлагает много альтернативных форм. В 70-е гг. под влиянием гуманистической психологии возникла концепция открытого брака. В конце века возникает идеология полиамории. Некоторые люди совместному проживанию стали предпочитать форму так называемого гостевого брака. Эти эксперименты конца прошлого и начала нынешнего века связаны с тем, что люди стали более чувствительны к своим потребностям, в том числе эмоциональным. Традиционный моногамный брак скрыто подразумевает, что человек должен либо отказаться от значительной части своих сексуальных желаний, либо в тайне от партнера удовлетворять их на стороне. И, как показывает статистика, очень часто именно так и происходит. Открытый брак и полиамория пытаются примирить сексуальную свободу и открытость в межличностных отношениях. Однако, как показывает практика психологов, зачастую это не избавляет от проблем свойственных моногамному браку, а создает другие. Хотя, в то же время, части людей такие отношения могут подходить, если и не постоянно, то на определенном этапе жизни.

Гештальт-терапию называют терапией форм. Ее цель – помочь в достижении творческого приспособления, т.е. в обнаружении лучшей формы из возможных в контексте текущей ситуации. Здесь снова можно вспомнить картинки с двойными изображениями. Нужно достаточно расслабленно и в то же время с заинтересованным любопытством всматриваться в фон, для того чтобы эта форма проявилась.

Гештальт-терапевты, работающие с парами, побуждают партнеров вести диалог друг с другом. Если в паре возникает напряжение, это значит, что потребности одного или их обоих не удовлетворяются. Нужно осознать эти потребности и донести их до партнера. Нужно начать переговоры по поводу того, какие желания партнера они могут и готовы удовлетворять, а какие нет. Как указывалось выше, жизнь пары – это динамический процесс. В этом процессе со временем меняются и потребности и возможности партнеров. Например, когда у пары рождается ребенок, супруга уже не в состоянии уделять мужу столько внимания, сколько она уделяла ему раньше, поскольку основная часть ее внимания теперь направлена на ребенка. Со своей стороны, она начинает нуждаться в повышенной заботе со стороны мужа. Также это влияет на их сексуальные отношения. Поэтому супруги вынуждены пересматривать свои ценностные приоритеты. Пара, состоящая из зрелых личностей, способна принять тот факт, что после рождения детей, их потребности во внимании уже не будут удовлетворяться партнером в прежней степени. Супругам приходиться либо смириться с этим фактом и сознательно отказаться от этой потребности, если это возможно, либо искать источник ее удовлетворения вне семьи. Паре нужно прийти к соглашению, в какой форме это будет приемлемо для них обоих. Наиболее распространенная форма, это когда эта потребность удовлетворяется через общение с друзьями, участие в сообществах по интересам и в процессе профессиональной деятельности. Каждому партнеру периодически приходится подводить внутренний баланс – решать для себя, что перевешивает: удовлетворенность от реализации наиболее значимых потребностей или фрустрация от неудовлетворенных? В устойчивых парах периодически происходит переоценка того, что является наиболее значимыми потребностями. Обычно в начале отношений приоритетной является потребность в эмоциональной и физической близости, затем приоритетной становится потребность в совместном воспитании детей, а у стареющей пары потребность во взаимной эмоциональной и бытовой поддержке.

Когда гештальт-терапевт предлагает в своем кабинете партнерам обсудить их проблемы, то, как правило, тут же всплывают барьеры, характерные для их обычной коммуникации, или говоря языком гештальт-терапии, привычные прерывания контакта. Так некоторым людям трудно осознать, а поэтому выразить свои потребности партнеру. Человек испытывает только неясный смутный дискомфорт, появившийся у него в отношениях. Другие знают, что их не устраивает и что хотят от партнера, но не говорят этого, потому что боятся его реакции или считают, что не имеют на это права. Классическим стереотипом в общении многих пар является то, что вместо того, чтобы говорить о своих желаниях и обсуждать их, они обмениваются потоком нескончаемых взаимных обвинений. Гештальт-терапевт привлекает их внимание к тому, каким способом они делают контакт друг с другом неэффективным, а также может предлагать им более конструктивные способы взаимодействия.

Название, которое я дал этому разделу весьма условно. Дело в том, что все эмоции, в том числе положительные, вызывают беспокойство. Латинское слово emovere означает возбуждать, волновать. Выше уже говорилось, что и так называемые негативные эмоции, на самом деле крайне необходимы для нашего выживания. Тем не менее, в современной культуре существует устойчивый стереотип о том, что от них нужно избавляться. Хотя в определенном контексте, даже если они причиняют выраженное страдание, они могут быть совершенно уместными.

Неприятные эмоциональные состояния, которые человек воспринимает как неконструктивные – это еще одна из самых распространенных тем, наряду с проблемами в коммуникации, с которыми обращаются к психологам и психотерапевтам. Как правило, это такие состояния как тревожность, страхи, подавленность, вина, застенчивость, повышенная раздражительность и вспыльчивость.

Как говорилось выше, в норме эмоции выполняют функцию ориентации в контакте с окружающим миром. Но бывает так, что эмоциональное реагирование становится чрезмерно интенсивным или не соответствующим ситуации – например, страх начинают вызывать объекты, которые в действительности не представляют угрозы, раздражение вызывают люди, которые вроде бы не делают ничего плохого. Некоторая неадекватность эмоционального реагирования периодически может возникать у любого здорового человека, например, под влиянием стресса. Собственно отсюда и возникло распространенное предубеждение, что эмоциям нельзя доверять.

Как же происходит такое, что эмоции, которые должны нам помогать начинают нас подводить? Рассмотрим это на примере отдельных эмоциональных состояний.

Тревога, тревожность и страх

Тревога и страх – это реакции на угрозу. Угрозу своей целостности или возможности удовлетворять свои потребности. Несмотря на сходство физиологических проявлений этих эмоций, – дрожь в теле, сердцебиение, головокружение, побеление кожи, чувство напряжения, влажные ладони, ощущение нехватки воздуха, – психологи их различают. Различие состоит в том, что страх предполагает наличие конкретного угрожающего объекта (грабитель, который может напасть на улице; строгий начальник; возможность получить плохую оценку на экзамене и т.п.) В отличие от страха при тревоге объект не конкретизирован. Т.е. тревога – это реакция на неопределенную угрозу. Субъективно тревога переживается намного неприятнее, чем страх, потому что при страхе, когда объект определен, мы можем применять защитные действия – попытаться сопротивляться или убежать от грабителя, избегать конфликтов с начальником, лучше готовиться к экзамену. При тревоге, поскольку объект неизвестен, то не понятно как от него можно защититься. Поэтому человек чувствует себя беспомощным. На уровне переживания тревога и страх всегда смешаны, но какой-то полюс преобладает. Психологи также говорят о тревожности. Т.е. склонности человека часто переживать сильную тревогу по относительно малым поводам. Она может быть связана с врожденными особенностями темперамента, чертами характера, приобретенными в процессе воспитания, или со стрессовыми событиями в жизни.

Люди, которые устали от переживания тревожности часто формулируют свои запросы как «Я хочу не испытывать тревоги», «Я хочу ничего не бояться». Но, во-первых, эти запросы практически невыполнимы. Во-вторых, если даже вдруг их удастся выполнить, то это окажет человеку дурную услугу. Представьте, какие могут быть последствия, если человек, проживающий в неблагополучном районе города, полностью перестанет испытывать страх в отношении возможных воров и грабителей. Как уже говорилось, нормальные тревога и страх необходимы нам для самосохранения.

Поэтому, прежде всего, нужно различить, что из того, о чем рассказывает клиент, является нормальными опасениями, а что преувеличенными. Психологи считают, что существует базовая тревога, которую устранить невозможно. Она возникает всякий раз, когда мы заглядываем в будущее, и возникает из осознания того факта, что существует множество факторов, которые мы не можем контролировать, как бы хорошо ни планировали свои действия и ни готовились к будущему. Например, даже если я очень хорошо подготовился к экзамену, у меня нет стопроцентной уверенности относительно того, в каком настроении будет преподаватель, не подведет ли меня неожиданно память и т. п. Надо сказать, что это позитивный аспект тревоги, который побуждает тщательнее готовиться к будущим ситуациям. Хорошо известен факт, что некоторый уровень тревоги и волнения полезен перед сдачей экзамена или публичным выступлением. Они настраивают человека на максимально эффективное действие. Если их нет совсем, то велика вероятность того, что оценка будет ниже ожидаемой, а выступление будет бесцветным. Вполне естественно, что тревога возрастает в ситуациях неопределенности – в ожидании объявления оценки после экзамена или результатов медицинских обследований. Что касается страха, то естественно и нормально, когда монтажник-высотник боится высоты, если конечно это не парализует его движения. Если верить представителям этой профессии, несчастные случаи обычно происходят не с новичками, а с опытными работниками, у которых страх притупился.

Когда люди жалуются на повышенную тревожность, то часто они поясняют это таким образом, что уровень их тревоги сильно расходится с рациональной оценкой происходящего.

Что же ведет к чрезмерному тревожному реагированию?

Первая его составляющая – это неправильная оценка ситуации, которая происходит на неосознаваемом уровне. Рационально при этом человек может вполне понимать, что ему ничего не угрожает. Такой фиксированный способ восприятия с приписыванием пугающих значений может возникнуть в результате воспитания.

Клиентка жалуется, что всегда неуютно чувствует себя среди малознакомых людей, у нее появляется какое-то необъяснимое напряжение, настороженность и страх, что они могут повести себя недружелюбно и агрессивно. Терапевт поинтересовался, когда в жизни впервые она испытывала такое состояние. Клиентка вспомнила свою родительскую семью. Отношения между родителями были плохие, а поведение непредсказуемым, т.к. зависело от перемен в их настроении, кроме того отец нередко злоупотреблял алкоголем. Ее пугали их агрессивные реакции, но еще большее напряжение вызывало то, что было совершенно непонятно в какой момент эти реакции можно ожидать.

Мужчина в качестве части своей проблемы тревожности описывает, что очень настороженно относится к своему здоровью. Если он замечает какое-нибудь не совсем обычное ощущение в теле или пятнышко на коже, у него возникают опасения, не является ли это признаком какой-нибудь серьезной болезни. На последующих сессиях он рассказал, что в детстве его мама с большой тревогой относилась к его здоровью, много говорила о болезнях и по малейшему поводу вела его к врачам. Т.е. эти страхи были позаимствованы им от матери.

Второй вариант – это пережитая уже в зрелом возрасте острая травматическая ситуация. Например, человек, который подвергся бандитскому нападению на улице, будет еще долгое время озираться и испытывать напряжение, входя в темный двор или подъезд. У многих людей, воевавших в горячих точках, формируется устойчивый импринт, заставляющий воспринимать действия других людей как потенциально несущие угрозу.

Таким образом, повышенная склонность к тревожному реагированию поддерживается определенными фиксированными гештальтами восприятия и интерпретации происходящего.

Еще одна составляющая высокой тревожности – это то, что за тревогой стоит собственная неосознаваемая агрессия. Надо отметить, что страх и злость – это тесно связанные эмоции. Обе они возникают в ситуациях угрозы организму и подготавливают к спасению посредством либо борьбы, либо бегства, и достаточно часто легко сменяют друг друга.

Женщина из нашего первого примера, когда была маленькой, скорее всего, кроме страха, испытывала сильную злость и обиду по отношению к своим родителям по поводу их поведения. Но испытывать гнев к родителям для ребенка достаточно небезопасно, поскольку можно нарваться на наказание. Кроме того, эта эмоция неприятна. А возможно ей еще и говорили, что девочки должны быть добрыми, а когда они злые, то это выглядит некрасиво. Соответственно, для того чтобы не вызвать еще больший гнев родителей, лучшей стратегией для нее в то время было научиться его не замечать. Но, как сейчас хорошо известно психологам, невыраженные эмоции не исчезают просто так, они застревают в памяти организма не только на психическом, но и на телесном уровне. Кроме того, эти старые незавершенные гештальты, сколько бы времени не прошло с момента ситуации, в которой они возникли, все равно стремятся к завершению.

Таким образом, женщина из нашего примера, с одной стороны, до сих пор испытывает злость, с другой, в силу усвоенной в детстве привычки, не имеет возможности ее осознать и выразить. Один из психологических механизмов, который помогает справиться с давлением неприятной эмоции или желания – это проекция. Т.е. помещение их «как бы» за границей собственной личности. Она начинает ощущать свою злость так, как будто она исходит извне, от других людей. Это не избавляет от страдания полностью, но позволяет сохранять привычный положительный образ своего Я. Однако за это приходится расплачиваться переживанием страха перед мнимой внешней угрозой.

Третья составляющая тревожности связана с привычными формами телесного реагирования. Тревога сопровождается мышечным напряжением и изменением характера дыхания – дыхание становится поверхностным и частым. Поэтому одним из известных методов, который позволяет ситуативно снизить уровень тревоги, заключается в том, что нужно сделать несколько ровных и спокойных глубоких вдохов и выдохов. При этом важно, чтобы выдох был полным. А также помогает мышечное расслабление.

Каковы практические следствия этого?

Во-первых, при работе с состояниями тревожности, прежде всего, нужно выделить здоровые и нездоровые ее составляющие, чтобы не ставить заведомо недостижимые цели.

Во-вторых, важно исследовать какие значения бессознательно приписываются пугающим стимулам. В случае с женщиной из нашего примера, терапевт мог бы спросить ее какие мысли спонтанно, без раздумий приходят ей в голову по поводу того, чем для нее могут быть опасны малознакомые люди. Содержание спонтанных мыслей человека может резко контрастировать с тем, что он привык думать в своем обычном рациональном состоянии. Например, она могла бы сказать, что первые мысли, которые к ней пришли это то, что на нее будут кричать или могут ударить.

В-третьих, нередко оказывается нужным символическое возвращение в незавершенные ситуации и отреагирование невыраженных чувств. Конечно, мы не можем вернуться в прошлое, мы можем иметь дело только со своими представлениями о событиях прошлого здесь-и-сейчас. Даже если бы с помощью магии нас перенесли в реальные прошлые ситуации, то с теми ресурсами, которые у нас тогда были, мы вряд ли бы смогли сделать что-нибудь новое. То, что мы реально можем сделать – это выразить свои чувства по поводу этих прошлых ситуаций в настоящем и разделить их с другими.

В случае женщины из нашего примера терапевт мог бы использовать технику пустого стула и предложить ей, представив на нем родителей, выразить свой гнев и возмущение.

Так же и в случае мужчины с ипохондрическими страхами. Проводя воображаемый диалог, он мог бы сказать матери о своем гневе по поводу того, какое влияние оказала на его жизнь ее повышенная тревожность. А возможно также выразить благодарность за заботу, которую она оказывала.

Хотя техника пустого стула вовсе не является обязательной. В принципе, достаточно было бы того, чтобы эти клиенты смогли рассказать о своих чувствах терапевту, который воспринял бы их с сочувствием и пониманием.

Не всем клиентам в равной мере необходимы все три компонента работы. Некоторым бывает достаточно осознавания того, какие значения они бессознательно приписывают происходящим событиям, и это уже позволяет изменить свои эмоциональные реакции. Другим, для того чтобы это стало возможно, нужно также эмоциональное проживание незавершенных ситуаций. Отреагирование эмоций, связанных с незавершенными действиями, значительно размягчает привычные автоматизмы в мыслительной оценке, а также привычные способы телесного реагирования.

Гнев и раздражительность

Как говорилось выше, с точки зрения гештальт-терапии, гнев является одной из составляющих такого более широкого явления как агрессия. Агрессия может быть конструктивной, способствующей контакту, самосохранению и росту организма. Но может иметь деструктивный характер, если речь идет о садистах, серийных убийцах, деспотичных монархах или авторитарных диктаторах.

Проблемы, связанные с гневом распадаются на два полюса. С одной стороны, это торможение здоровой агрессивности. В этом случае клиенты говорят, что не могут выразить свой гнев, хотя чувствуют, что он вполне справедлив, уместен и нужен для защиты себя, у них возникают трудности в самоутверждении в коллективе и отстаивании границ в личных отношениях. Другие напротив жалуются на то, что не могут контролировать свои гнев и вспыльчивость, хотя понимают, что они деструктивны.

Торможение здоровой агрессивности обычно связано с запретами, усвоенными в процессе воспитания в детстве, и ситуациями прошлого, в которых индивид пережил негативный опыт при попытках проявить агрессию. Их нужно сделать осознанными в процессе терапии. Вполне возможно, что нужно будет возвращаться в незавершенные ситуации прошлого, как и при работе с тревожностью. Также нужно работать над постепенным преодолением привычных сдерживаний (ретрофлексий) и обращением агрессии вовне. Этот процесс нельзя форсировать, так как человеку нужно научиться предъявлять свои агрессивные импульсы внешней среде, но делать это так, чтобы это не оказалось разрушительным ни для него, ни для окружающих.

Что касается повышенного уровня агрессивности, то часто это связано с тем, что человек неправильно интерпретирует события, действия и намерения других людей. Как и страх, гнев является защитной реакцией. Мнительный человек в словах и поведении других прочитывает намерение унизить его достоинство. Например, то, что друг не отвечает на сообщение, интерпретируется как неуважение. Хотя вполне возможно, что адресат просто не прочитал сообщение, или еще обдумывает, что ответить, или у него сейчас есть личные неотложные проблемы, которые надо решать. Хулиган защищает с помощью агрессии раздутый образ собственного Я, который является компенсацией низкой самооценки. Унижение других означает для него поддержку этого образа. Как и в случае страха, нужно прояснить, каким образом человек приписывает значения происходящему.

Также агрессивный стиль поведения человека может быть связан с тем, что, когда он был ребенком, его не научили контролировать свои спонтанные побуждения. Бывает и такое, что повышенная вспыльчивость является чертой характера, сформированной в силу того, что когда-то в детстве человек заметил, что с помощью приступов гнева у него получается добиваться того, что он хочет от других. Но когда стал взрослым, он стал замечать, что из-за этого поведения стало больше проблем, чем преимуществ, и поэтому обратился за психотерапией.

С точки зрения гештальт-подхода, прежде всего, нужно активизировать осознавание и направить его на более тонкое замечание своих спонтанно возникающих мыслей, эмоций, импульсов и связанных с ними действий. Т.е. сделать привычные автоматические действия вновь осознанными. В случае, если агрессивное поведение связно с недостатком самоконтроля, терапевт может дать задание, в тот момент, когда клиент чувствует злость делать паузу между эмоцией и своей внешней реакцией, например, досчитав до десяти. Хорошим ориентиром в такого рода практике является тибетская пословица: «То, что ты не сказал, ты сможешь сказать завтра, а сказанные слова уже не вернуть». Кроме того, как и в работе с торможением агрессивности может потребоваться возвращение к незавершенным ситуациям прошлого, в которых сформировался такой стиль реагирования – нередко агрессивное поведение является способом защититься от чувств унижения и фрустрации, пережитых в прошлом.

Часто повышенная раздражительность и вспыльчивость обусловлены тем, что человек испытывает злость и возмущение по поводу каких-то неприятных для него обстоятельств жизни, но не позволяет себе выразить их по адресу. В частности, у подростков, да и у взрослых людей, это может быть связано с дисгармоничными отношениями в семье. Накопленная злость начинает выливаться по поводу случайных мелких ситуаций и, не имеющих отношения к проблеме человека, людей. Такой механизм в гештальт-терапии называется дефлексией, или отклонением. Суть этого процесса отражена на известном рисунке Херлуфа Бидструпа.

Таким образом, чтобы справиться с этими проблемами, нужно учитывать причины и функцию такого поведения в жизни. В целом, цель психотерапии – помочь человеку научиться творчески обращаться с такой жизненно необходимой, но в то же время и потенциально опасной энергией как агрессия.

Обида

Обида – чувство, которое очень часто возникает во взаимоотношениях, и чем ближе и доверительнее эти отношения, тем вероятнее, что оно может появиться. К обиде близка такая эмоция как злость. Обида и злость часто появляются вместе, но, несмотря на сходство, они не тождественны. Обида – это комплексная эмоция, которая кроме подавленного, сдерживаемого гнева, включает в себя печаль, разочарование, жалость к себе. Сделайте простой эксперимент:

Представьте, что вы договорились о встрече с двумя разными людьми. Обе эти встречи важны для вас, но в первом случае речь идет о человеке малознакомом, и которому вы не очень доверяете. Во втором случае о человеке, который для вас значим, и которому вы доверяете в большой степени. Представьте, что человек, с которым вы договорились, не приходит на встречу, потому что просто забыл о ней. Каковы будут ваши эмоциональные реакции в первом и во втором случае? Чем они отличаются?

С большой долей вероятности, в первом случае основной вашей эмоцией будет злость, а во втором случае – обида.

О чем говорят нам эти переживания? Несмотря на свою близость, злость и обида преследуют разные цели. Так злость (гнев) имеет место в ситуациях, когда возникает препятствие на пути к удовлетворению наших потребностей. Цель гнева – устранение этого препятствия. В случае несостоявшейся встречи в первой ситуации, исходя из своего гнева, вы можете решить, например, настоять, чтобы этот человек все-таки явился, потребовать репарации за потраченное впустую время, решить не иметь больше дела с этим человеком, попытаться отомстить, рассказывая знакомым о его необязательности, перенаправить свой гнев и сломать какой-нибудь попавшийся под руку предмет и т. п. В любом случае ваши действия будут направлены на реальное или символическое (сломать предмет) разрушение возникшей преграды.

В случае обиды дело обстоит по-другому. Когда мы обижены, мы чувствуем себя ранеными и уязвленными. Возможно, что в такой ситуации вам даже будет трудно предъявить конкретные претензии, т.к. будет ощущение, что значимый другой и так должен был прекрасно знать, как для вас была важна встреча с ним. Возможно, что свое недовольство вы будете проявлять косвенным образом – через молчание, обиженное выражение лица, увеличение дистанции в общении. С точки зрения коммуникации, немаловажным является то, что при общении с обидевшимся на нас человеком, мы нередко начинаем непроизвольно испытывать чувство вины (тогда, как в случае с человеком разозленным, страх). Обиженный человек как будто бы завуалированно говорит: «Посмотри, как мне плохо. И это из-за тебя!» Соответственно, эмоция обиды преследует иную цель, нежели гнев.

В гештальт-терапии обида рассматривается как симптом прерванного слияния. Она возникает тогда, когда мы ощущаем, что обмануты наши ожидания. Причем то, что другой человек должен был их удовлетворить, воспринимается как само собой разумеющееся. В случаях, в которых возникает обида, обычно мы неосознанно подразумеваем, что партнер по общению прекрасно осведомлен о наших потребностях и безусловно должен откликаться на них. Метафорически состояние слияния можно описать как ситуацию, когда я воспринимаю другого как часть самого себя. Я не осознаю, что его желания, приоритеты, представления о жизни, ценности могут быть очень отличными от моих. Цель обиды – восстановить нарушенное слияние.

Что же делать когда возникает это чувство?

Что касается личных взаимоотношений, то это повод начать диалог с партнером, хотя это бывает непросто сделать в связи с особенностями этого эмоционального состояния (ведь разговаривать и не хочется). Но все же лучше начинать этот диалог раньше, пока обиды не накопились и не превратились в большой ком. Диалог позволяет скорректировать ожидания, понять, что именно и при каких условиях может нам дать этот другой человек, а что нет.

Однако в психотерапии мы зачастую сталкиваемся не с ситуативными обидами, которые возникли в связи с отдельными частными обстоятельствами (например, муж забыл подарить открытку на День святого Валентина), а с обидами, которые стали застарелыми и хроническими, и которые человек не в силах отпустить. К примеру, женщина долгие годы носит обиду на бывшего мужа, за то, что он не так, как она ожидала, выполнял свои семейные обязательства, а потом и вовсе ушел из семьи. Это значит, что за эти годы слияние так и не было разрушено. Она продолжает жить с нереалистичными представлениями о том, что ей должен был давать муж, не учитывая его реальных особенностей и особенностей их семейной ситуации. В этом случае целью терапии будет принятие реальности и отпускание нереализованных ожиданий. Если это происходит, то на смену обиды временно приходит такая эмоция, сопутствующая отпусканию, как печаль. В процессе проживания и выражения возникающих чувств чрезвычайно важна поддержка психотерапевта, а также, если это возможно, ближайшего окружения человека.

Гештальт-терапия исходит из того, что невозможно избавиться от возникшего сильного эмоционального состояния только путем анализа и убеждения себя в его нерациональности. Оно требует разрядки. Поэтому чувство обиды должно быть выражено и высказано либо человеку, к которому оно возникло, или, если это невозможно, в психотерапии, либо другим людям, которые готовы выслушать человека, ее испытывающего.

Кроме того, чувство обиды нередко используется в коммуникации в манипулятивных целях. Обида побуждает другого человека почувствовать себя виноватым, и из этого чувства делать то, что от него непрямым способом требует обидевшийся. Такая черта характера и стиль поведения именуются обидчивостью. Человеку с такой особенностью реагирования важно учиться говорить прямо о своих потребностях, а также развивать толерантность к отказам, осознавая, что у других людей есть их собственные желания и ограничения. Фредерик Перлз считал манипулятивное поведение результатом недостатка опоры на себя: чем в большей степени мы способны самостоятельно удовлетворять свои потребности, тем меньше поводов для обиды у нас остается. Хотя полная автономия – это, конечно же, недостижимая цель, человек может задействовать больше своих собственных ресурсов или мобилизовывать свои социальные связи, чтобы не зависеть только одного человека.

Вина

Переживание вины может давать о себе знать в контексте очень разных проблем. Прежде всего, вина неотъемлемый спутник всех депрессивных состояний. Обычно эмоция вины включена в переживание утраты и горя. Однако очень часто мы встречаемся с этим чувством и в менее драматичных ситуациях. Так некоторые люди жалуются на то, что становятся жертвами манипуляций других людей из-за того, что легко впадают в переживание этой эмоции. Например, не могут отказать назойливому просителю, берут на себя бремя обязательств, которые нести не хотят и не должны. Другие говорят о том, что чувство вины не дает им разорвать неудовлетворяющие отношения. Третьи рассказывают об угрызениях совести, которые возникают по поводу каких-либо событий или совершенных вольно или невольно поступков. В частности, вина – одно из распространенных переживаний у тех, кто психологически пострадал во время массивных катастроф, социальных катаклизмов и военных конфликтов, хотя фактически никак не мог повлиять на ситуацию. Например, «вина выжившего» у участника боевых действий или вина гражданина государства, развязавшего несправедливую войну и совершившего преступления.

Прежде всего, следует иметь в виду, что вина по своему характеру бывает разной. Существует объективная, реальная вина. В этом случае угрызения совести возникают из-за того, что человек нанес вполне осязаемый вред другим людям. Положительная функция этого чувства заключается в том, что оно является регулятором нашего поведения в отношениях с другими и помогает эти отношения сохранять. Здоровое чувство вины упорядочивает нашу социальную жизнь и межличностные взаимоотношения.

Однако психотерапевтам в своей практике чаще всего приходится иметь дело с так называемой невротической виной. Это вина, при которой человек винит себя за надуманные прегрешения или чрезмерно осуждает себя за мелкие, незначительные проступки. Она возникает из-за того, что человек нарушил предписания, запреты, полученные от родителей или других авторитетных для него лиц.

В случае невротической вины важно выявить, проанализировать и критически пересмотреть установки, опираясь на которые человек выносит негативные суждения о себе. Под невротической виной всегда скрывается подавленная, обращенная на себя обида и злость. Поэтому Фриц Перлз говорил, что вина – это невысказанный упрек. Важно в безопасной обстановке психотерапии осознать, пережить и выразить вовне эти чувства.

В случае объективной вины нужно наметить пути, с помощью которых может быть компенсирован нанесенный вред. Возможно, в некоторых случаях достаточно просто попросить прощения у человека, которому нанесена обида. В более серьезных ситуациях потребуются более трудоемкие действия. Например, виновник ДТП может частично загладить свою вину, оплатив ремонт машины или лечение пострадавшему. Но также бывают случаи, когда прямая компенсация причиненного ущерба невозможна, а возможно только символическое искупление провинности. В этой связи мне вспоминается герой Петра Мамонова в фильме Павла Лунгина «Остров», который став монахом с помощью молитв и аскезы всю жизнь старается загладить свое предательство, совершенное во время войны.

Стыд и смущение

В психотерапии клиенты не так часто говорят напрямую о чувстве стыда. Чаще оно скрывается за такими формулировками как «робость в общении», «стеснительность», «застенчивость», «страх публичных ситуаций». А иногда, напротив, под защитной бравадой («Я такой, и мне нет дела до того, что обо мне думают») или высокомерием. Дело в том, что, во-первых, переживание этой эмоции крайне неприятно, во-вторых, открыто демонстрируя стыд, мы показываем другим свою уязвимость.

Давайте разберемся подробнее, что это за эмоция.

Поскольку стыд часто маскируется, до относительно недавнего времени психологи отчетливо не отделяли его от вины. Чтобы понять различие между стыдом и виной, проделайте мысленный эксперимент:

Вспомните, какую-либо ситуацию, в которой вы чувствовали себя виноватым за какое-то действие. Внимательно отследите свои телесные ощущения, импульсы, которые возникают в теле, свою позу, мысли, которые приходят в голову. Затем вспомните ситуацию, в которой чувствовали стыд, и также внимательно отследите ощущения, свою позу, телесные импульсы, мысли.

Скорее всего, вам удалось заметить различия. При стыде кровь приливает к лицу, хочется опустить глаза и даже закрыть лицо руками, скрыться, сделаться невидимым, «провалиться под землю». При вине тоже может возникнуть побуждение не смотреть на того, перед кем человек чувствует себя виноватым, не попадаться ему на глаза, но оно не так интенсивно и более избирательно.

Еще одно отличие состоит в том, что стыд всегда предполагает присутствие наблюдателя – реального или воображаемого. Стыд это чувство, возникающее в присутствии Другого, под его взглядом. Предполагается, что эмоция неморального стыда, или смущения, впервые появляется у ребенка, когда он начинает отличать лицо матери от лиц чужих людей. Наверное, всем знакома сцена, когда малыш прячется за маму, внезапно оказавшись в комнате полной гостей. Неморальный стыд возникает и у взрослого человека, когда его внезапно застали врасплох за занятием, которое не предполагало постороннего взгляда, даже если в нем нет ничего предосудительного. Представьте, что вы в одиночестве кривляетесь перед зеркалом, и вдруг неожиданно в комнату кто-то входит. Или вас внезапно увидели в момент переодевания. Моральный стыд смешан с чувством вины и формируется позже в процессе воспитания, примерно с 3 до 7 лет. В отличие от стыда вину можно испытывать и в отсутствии реального или воображаемого другого – вину перед собой за какие-либо совершенные действия или бездействие.

В отличие от вины при стыде мы укоряем себя не за какие-то отдельные проступки, а переживаем ощущение плохости, неадекватности своей личности в целом. Чувство плохости распространяется не только на конкретный поступок, но и на всего себя.

Чувство стыда переживается намного тяжелее, чем чувство вины. Если вину можно искупить, загладить, очиститься от нее, например, понеся заслуженное наказание, то чувство стыда искупить невозможно, можно только полностью исчезнуть.

Как и все другие эмоции, чувство стыда может выполнять как положительные, так и негативные функции. Так чувство неморального стыда, смущение, сигнализирует, что мы слишком прозрачны, открыты в ситуации, в которой находимся. Моральный стыд, также как и вина, является регулятором социального поведения. К проблемам в общении обычно приводит чрезмерно сильный, так называемый токсический стыд, который возникает в процессе стыдящего воспитания. Его результатами становятся трудности во вступление в контакт с новыми людьми, или сложности в определенных сферах отношений – сексуальная жизнь, публичные выступления, карьерное продвижение, страх знакомиться с представителями противоположного пола, заявить о себе в профессии, претендовать на повышение в зарплате и т. д. Токсический стыд маскируется и под таким состоянием как социальные фобии, внешним проявлением которого является страх перед публичными социальными ситуациями и избегание их.

Что же делать с чувством стыда? «Лечение» от стыда парадоксально. Обычно мы стараемся скрыть свой стыд, замаскировать его. Но чтобы с ним проще было жить, нужно сделать нечто противоположное – как говорят гештальт-терапевты, вынести его на границу контакта в отношениях с другими. Иногда это относительно несложно. Наверное, многим знаком эффект, который заключается в том, что если при выступлении на публике признаться аудитории в своем волнении/смущении, то они проходят.

Что же касается сильного морального стыда, то, в целом, путь тот же самый, хотя есть некоторые нюансы. Нужно предъявить свое состояние значимому другому. Но важно чтобы другой принял как нормальное не только само чувство, но и действие, которое это чувство вызвало. Поэтому в этом случае нужно хорошо понимать, кому можно предъявлять это переживание, а кому не стоит, дабы вместо помощи не получить новую травму. Этим другим, в частности, может стать психотерапевт. Для работы с чувством стыда необходим очень высокий уровень доверия и безопасности.

Важно «легитимировать» не только само чувство, но и признать сам поступок, его вызвавший, как возможный вариант творческого приспособления в сложившейся ситуации. Если стыд связан с искусственными запретами, усвоенными в детстве, то нужна проработка этих иррациональных установок и эмоций с ними связанных. Кроме самого стыда это обычно обида и гнев. В целом, стратегия здесь схожая со стратегией при работе с чувством вины.

Постараюсь резюмировать сказанное выше о работе с эмоциями в гештальт-терапии. Психотерапевтам и психологам довольно часто приходится слышать запросы наподобие как «Я хочу избавиться от тревоги (грусти, раздражительности, тоски)», «Я хочу справиться со своими эмоциями» т. п. Тем не менее, специалистам (не только гештальт-терапевтам) хорошо известно, что большинство психологических проблем и симптомов связаны как раз с подавлением естественных чувств. В результате этого на место естественных переживаний приходят неадекватные по своей силе или не соответствующие ситуации эмоциональные реакции, психосоматические симптомы, нарушения коммуникации. Реальной задачей гештальт-терапии является отнюдь не дальнейшее подавление чувств и постановка эмоций под жесткий контроль, а напротив их осознание и безопасное вынесение в поле отношений с другими людьми. Задача психотерапевтической работы – помочь обратившемуся за помощью человеку, во-первых, научиться распознавать свои естественные чувства с их различными нюансами до того момента, когда возникнет «эффект пароварки» со сломанным клапаном, а во-вторых, научиться творчески и безопасно для себя проявлять их.

Представители Парижской школы Гештальта вслед за известным американским психотерапевтом и писателем Ирвином Яломом говорят об экзистенциальных данностях (или давлениях) существования – ответственности, конечности, одиночестве, несовершенстве, абсурде и поиске смысла. Рассмотрим, что под ними подразумевается.

Ответственность

Представители гуманистических и экзистенциальных подходов в психотерапии считают, что свобода является самоочевидной данностью человеческого существования. В психологии есть направления, например бихевиоризм, которые отрицают существование свободы, считают ее фикцией. Однако это утверждение вступает в конфликт с логикой и опытом повседневной жизни: Ведь если свободы не существует, то никакая сознательная, целенаправленная деятельность человека не имеет смысла. Если свободы не существует, то означает ли это то, что я могу делать все что захочу, а последствия будут равнозначными?

Ф. Перлз использовал слово ответственность практически как синоним слова свобода. Он говорил, что ответственность – это способность отвечать на происходящее, способность делать выбор. И повседневная жизнь, и наблюдения психотерапевтов, основанные на психотерапевтической практике, показывают, что когда человек берет на себя ответственность, то нередко он может сделать то, что казалось невозможным.

Однако свобода человека отнюдь не безгранична. Возможность реально отвечать, – т.е. фактически возможность управлять какой-либо ситуацией, будь то отношения с другим человеком, собственные эмоции или что-либо другое, – возникает из знания того, что происходит, и реального доступа к имеющимся ресурсам. Если какой-то человек, не имеющий медицинского образования и специальной подготовки, вдруг скажет, что берет ответственность за жизнь некоего пациента, то это будет полной фикцией. Человек, никогда не управлявший автомобилем, не может взять на себя реальную ответственность за то, что он самостоятельно доедет из одного района города в другой. Это будет обманом и самообманом. Если человек говорит, что он берет на себя ответственность за воспитание ребенка, это значит, что у него есть необходимые материальные условия и психологическая готовность для этого, и он готов прилагать все усилия, которые потребуются для этой цели. Таким образом, подлинная ответственность возникает из осознания ситуации, знания человеком существующих для него конкретных возможностей и ограничений.

Психотерапия напрямую не дает клиенту материальных ресурсов, – и это не ее задача, – она помогает ему лучше осознавать, что происходит с ним в его жизни, какие у него есть возможности и каковы их реальные границы. В процессе терапии область, за которую он может взять на себя ответственность, возрастает по мере того, как растет его осознавание себя и ситуации, в которой он находится.

Выше мы рассматривали отношения с людьми и эмоциональные состояния. Человек способен отвечать за них, фактически управлять тем, что в этих сферах происходит, по мере того как он больше о них узнает. Например, для того чтобы я смог взять на себя ответственность за контроль своего гнева (страха, обиды или любой другой эмоции), мне нужно хорошо знать, какие ситуации его провоцируют, что я, исходя из своих возможностей, могу в этих ситуациях предпринять – не обращать внимание на действия, раздражающего меня человека, не смотреть, не слушать, игнорировать их; или изменить образ своих мыслей по отношению к нему и т. п. Также мне необходимо знать в какой ситуации я точно не смогу сдержать гневную реакцию, и мне нужно попросту избегать ее.

Психотерапевтам и психологам хорошо известно, что существует страх принимать на себя ответственность. Даже несмотря на имеющиеся у него возможности, человек может бояться брать ответственность, если в его опыте было такое, что его за это наказывали. Можно вспомнить родившееся в СССР выражение: «Инициатива наказуема!» Но, тем не менее, полностью избежать ответственности для человека невозможно. Нежелание брать ее на себя – это тоже выбор, за который, так или иначе, тоже надо будет отвечать.

В качестве упражнения подумайте о какой-либо ситуации, в которой вы ощущаете себя жертвой обстоятельств, чувствуете, что бессильны влиять на происходящее. Постарайтесь ответить на вопросы: Что вы сделали, для того чтобы ситуация сложилась именно таким образом? Или, напротив, не сделали, чтобы ее избежать?

Что вы сейчас можете предпринять, чтобы ситуация изменилась? Если саму ситуацию изменить невозможно, то, что вы можете сделать, чтобы по-другому чувствовать себя в ней?

Такое размышление помогает вынести уроки из прошлого и обнаружить то, на что мы, хотя бы в малой степени, способны влиять.

В заключение процитирую текст аргентинского психотерапевта и писателя Хорхе Букая, который замечательно написал о данностях свободы и ответственности в поэтической форме:

Смысл и бессмысленность

Проблема абсурда и поиска смысла была актуальна для людей во все времена. Мы можем найти описание переживаний, связанных с ощущением бессмысленности, в произведениях классиков русской литературы – Лермонтова, Достоевского, Льва Толстого. Но по наблюдениям психологов гораздо большее количество людей стало ей озабочено в середине 20 века.

Проблема бессмысленности в психотерапии звучит как жалобы на разочарование в какой-то части жизни – «Я не знаю, зачем я хожу на работу», – или в жизни в целом: «Я не знаю, зачем я живу», «Я не вижу никакого смысла в существовании людей».

Как уже писалось выше, с точки зрения Гештальта, смысл возникает из связи фигуры и фона. Приводился пример молодого человека, который приходит на вечеринку, в надежде встретить конкретную девушку. Когда он узнает, что она не появится, вся ситуация теряет смысл для него и разваливается на бессмысленные фрагменты. Абсурд – это распавшийся на фрагменты фон, из которого исчезла центральная фигура. Может быть, этот молодой человек сможет обнаружить новую фигуру интереса, например, увидит другую привлекательную для себя девушку. И тогда фон снова соорганизуется вокруг этой новой центральной фигуры. Однако когда люди говорят, что не видят смысла своей жизни, их фон восприятия связан не с частной сиюминутный ситуацией, а охватывает достаточно продолжительный отрезок времени (например, «я не вижу смысла в обучении в этом институте», «я не вижу смысла жить после того, что случилось»).

Каковы отсюда практические выводы? Когда мы сталкиваемся с переживанием абсурда, важно не цепляться за фигуру, которая разрушилась, а посмотреть, какая еще фигура может появиться из фона и привлечь внимание. Чтобы иметь смысл, она должна вызывать интерес, о котором сигнализируют наши чувства и телесные ощущения. Невозможно придумать смысл из головы. Поэтому при работе с проблемой абсурда важно обращаться не к логическому рассудку, а к эмоциональной сфере личности и ее воображению. Нужно на время уйти от рационального целеполагания и погрузиться в чувства, возможно недостаточно ясные и трудноуловимые. Терапевт может задавать вопросы о том, позволяет ли человек себе мечтать, какие у него мечты сейчас и какие были в прошлом, какие у него были хобби в жизни, чем он любил/любит заниматься, есть ли у него какие-нибудь незавершенные проекты, о которых он сожалеет и т. п. Только после обнаружения целостной фигуры мотивирующего смысла стоит переходить к постановке конкретных целей и разработке планов.

Когда-то давно по рекомендации общих знакомых, ко мне на консультацию обратился мужчина. Он выглядел грустно. Он сказал, что чувствует, что находится в депрессии и у него такое ощущение, что он запутался в жизни, и не знает, зачем он живет. Он рассказал, что сменил много мест жительства и профессий, но так и не может понять, что ему нужно.

Я поинтересовался, о чем он больше всего печалится, когда рассказывает об этом. Он ненадолго погрузился в себя и затем ответил, что в далеком городе у него остались жена и ребенок, с которыми он почти не поддерживает связи. Еще немного подумав, он улыбнулся и сказал: «Кажется, я понял, что мне нужно! Мне нужно постараться восстановить с ними отношения».

Это была единственная консультация. Я встретил его случайно на улице примерно через год. Он подошел и, улыбаясь, сказал, что теперь у него все хорошо. По всей видимости, восстановить отношения с прежней семьей ему так и не удалось. Но у него появилась девушка, с которой завязались серьезные отношения. Позже я узнал, что они поженились, и у них родился ребенок.

Конечность

Данность конечности означает, что все вещи и события начинаются во времени и в какой-то момент необратимо заканчиваются. Самым пугающим, но в то же время неизбежным завершением является смерть.

Столкновение с конечностью ставит человека перед необходимостью отпускания того, что уходит из его жизни и проживания этого факта. В целом ряде случаев проживание чувств, связанных с завершением, облегчается с помощью традиционно принятых социальных ритуалов. Например, поминок в случае смерти. Есть и менее печальные поводы. Например, вечер выпускников школы/вуза означает не только радость по поводу получения аттестата/диплома, но и черту, безвозвратно разделяющую прошлую и новую жизнь. Ритуалы создают для переживания очень важное условие – возможность разделения своих чувств с другими. Но бывает и так, что в окружении человека нет подходящих людей, и единственный человек, с которым он может разделить свои чувства – это психотерапевт.

Самый трагичный аспект конечности – это конечность человеческой жизни. Хотя думать о ней крайне неприятно, но при правильном отношении, ее осознавание может принести пользу. Осознавание смертности побуждает нас находить те смыслы, которые будут самыми значимыми из возможных в нашей жизни.

Есть известное психологическое упражнение, в котором предлагается представить, что вы узнали, что ровно через год вы умрете и подумать о том, какие жизненные цели становятся для вас самыми важными? Какие ценности выходят на первый план?

Можно изменить временную перспективу. Представьте, что вам осталось жить одну неделю, пять лет, десять, двадцать.

Для большинства людей при резком сокращении будущей перспективы жизни главными ценностями становятся отношения с близкими людьми, а ценности достижения теряют свою значимость. При увеличении перспективы иерархия может меняться.

Таким образом, конечность – это рамка, которая очерчивает жизнь или ее часть. Она задает границы фона, на которых могут проявляться фигуры смыслов. Кроме того, осознавание конечности побуждает нас ценить то, что мы имеем в данный момент, окружающих нас людей и отношения с ними.

Одиночество

Одиночество может быть вызвано проблемами в межличностном общении, неумением устанавливать контакт с другими людьми. Но, кроме того, существует базовое, экзистенциальное одиночество человека, которое обусловлено непроницаемостью человеческого сознания, невозможностью проникнуть и полностью понять субъективные миры друг друга. Его осознание побуждает нас быть очень осторожными, когда мы делаем заключение о мыслях и переживаниях другого человека. Кроме того, если мы осознаем его, мы начинаем больше ценить моменты взаимопонимания и близости. Фриц Перлз так писал об одиночестве и его преодолении:

Несовершенство

Это переживание разрыва между тем, что есть и тем, что могло бы быть. Этот разрыв невозможно устранить полностью, потому что возможности человека ограничены. Он не всемогущ. Мы не сможем достигнуть всех целей, которые перед собой ставили, не сможем помочь всем людям, которым хотели бы помочь, не сможем быть настолько чуткими к близким, насколько нам этого бы хотелось. Это связано не с тем, что человек недостаточно старается, а с тем, что в жизни есть объективные ограничения. В частности, такими ограничениями являются другие экзистенциальные данности – отъединенность и конечность нашего существования.

Конструктивно относиться к данности несовершенства, значит признать этот факт и дать себе право на то, чтобы быть несовершенным, дать себе право делать ошибки и терпеть неудачи.

Если быть внимательным, то экзистенциальные давления просматриваются практически за всеми проблемами, с которыми клиенты обращаются на терапию. Рассмотрим это на примере такой распространенной жалобы как неуверенность в себе.

Неуверенность

Нередко клиенты формулируют свой запрос так: «Я слишком не уверен в себе. Я хочу избавиться от неуверенности. Хочу, чтобы у меня не было никаких сомнений в том, что я делаю».

Прежде всего, я хочу обратить внимание на то, что неуверенность бывает разного рода.

Философы-экзистенциалисты считали неуверенность одной из базовых характеристик человеческого существования. Она обусловлена тем, что мы зависим от множества факторов окружающего мира, которые не можем контролировать, а о многих из них даже ничего не знаем. Это означает, что в нашей жизни нет ничего полностью гарантированного. Здесь можно вспомнить булгаковскую Аннушку, которая уже разлила масло… Эта данность нашего существования и рождает переживание естественной, или как ее называли экзистенциалисты, онтологической неуверенности.

Что же имеют в виду люди, когда говорят, что хотят приобрести неколебимую уверенность в себе? Обычно это означает, что человек устал от переживания высокого уровня тревожности. Чаще всего за жалобами на неуверенность стоит страх не соответствовать некоему стандарту, который в этом случае, как правило, даже четко не осознается. Это может быть страх принять неправильное решение, повести себя каким-то неподобающим образом, показать свою слабость, например, продемонстрировав чувствительность и эмоциональность и т. п. Откуда берутся эти стандарты? Они конструируются человеком на основе того, что ему было когда-то передано родителями и другими значимыми людьми – друзьями, учителями, религиозными авторитетами, актерами, с которых он брал пример и т. д. Очень часто эти люди давали наставления или демонстрировали образцы поведения из самых лучших побуждений. Например, родители могли говорить своему ребенку: «Ты должен учиться только на пятерки, иначе ничего не добьешься в жизни», «Ты должен не только учиться на отлично, но и показать результаты в спорте», «Ты должен вести себя как мужчина, а значит никогда не показывать свои слезы и страх». Многие такие требования, хотя и даются с лучшими намерениями, могут не соответствовать реальным способностям и возможностям ребенка. А требования, ни в каких ситуациях не выражать определенные эмоции или даже не испытывать их вообще, противоречат естественной физиологии организма, и соответствовать им абсолютно во всех ситуациях в принципе невозможно. Один приятель рассказывал мне, что прослушав буддийское учение, он решил начать искоренять свой гнев и развивать любовь ко всем живым существам. Днем он старался сдерживать возникающие у него реакции злости и изо всех сил желать счастья всем живым существам. Ему даже казалось, что в этом он достиг некоторых успехов. Каково же было его удивление, когда по ночам ему стали сниться сны, в которых он разрывал людей зубами. Я здесь вовсе не хочу сказать, что идеалы любви и сострадания неправильны, а лишь то, что стремится к развитию этих качеств стоит без излишнего фанатизма и с учетом естественных врожденных биологических реакций. Психологам и врачам уже давно известно, что можно сдерживать эмоции и даже вытеснить определенную эмоцию из сознания, но их физиологические проявления все равно дадут знать о себе либо в виде телесного недомогания, либо в виде неожиданных снов, фантазий или поступков.

Бывают и более коварные родительские послания. Вот примеры из рассказов клиентов:

«Когда я был подростком, мама постоянно попрекала меня за то, что я безынициативный, несамостоятельный и ничем ей не помогаю. Я пытался ей помогать и проявлять инициативу, например, ремонтировать что-нибудь по дому или делать покупки в магазине. Но в итоге практически всегда выяснялось, что все, что я сделал неправильно, и ей придется это переделывать самой».

«В детстве мама периодически давала мне задание приготовить ужин. Я очень старалась. И мне казалось, что я приготовила вкусно. Но она всегда кричала на меня и говорила, что я сделала не так».

«Мама и папа говорили противоположные вещи. Папа говорил, что нужно всегда уметь постоять за себя. А мама говорила, что нужно быть сдержанным и уходить от конфликтов. Сейчас мне трудно заставить себя повысить голос в конфликтной ситуации. А потом я думаю, что дал слабину. А если я все-таки его повышаю, потом чувствую себя очень неловко».

Последний пример иллюстрирует нередкую ситуацию, когда человек чувствует себя обязанным одновременное следовать двум взаимоисключающим моделям поведения.

Образец, которому человек стремиться следовать, не всегда буквально соответствует тому, что ожидали от него другие. Человек может выстраивать его, напротив, отталкиваясь от того что ему не нравилось в своих родителях:

Молодой человек принял для себя решение ни в чем не походить на своего отца, человека со сложным характером, с которым у него были конфликтные отношения. Естественно, что ему не удавалось полностью избегать сходства с ним. Когда он это замечал, то начинал испытывать отвращение и ненависть к себе.

Как правило, биографии людей, страдающих от чувства неуверенности, насыщенны подобными примерами.

Ситуации, подобные описанным выше, сопровождаются переживанием собственной неадекватности, чувством вины и стыда. И естественно, что человек не хочет попадать в них вновь. Когда они будут возникать на горизонте, то будут вызывать чувства тревоги и страха. Поэтому естественным следствием при возможности их повторения будет стремление их избежать или хотя бы оттянуть.

Невротическая неуверенность идет рука об руку с такими психологическими явлениями как перфекционизм – убежденность, что непременно необходимо достигать только идеальных результатов, а неидеальные не имеют права на существование – и прокрастинация, т.е. оттягивание времени, откладывание на потом.

Со временем содержание ситуаций, в которых человек боится почувствовать себя неадекватным, может меняться, и даже случаи из прошлого могут быть забыты, но их смысл остается прежним. Место экзамена в школе может занять аттестация на работе или экзамен в автошколе. Мужчина, в подростковом возрасте боявшийся расстроить маму неправильно принятым решением, может испытывать мучительные сомнения, куда пригласить девушку, опасаясь, что ей не понравится его выбор.

Таким образом, источник невротического чувства неуверенности находится в попытке соответствовать недостижимому идеальному образу своего Я. В попытке быть тем, чем человек не является. Но еще более важно то, что в этой попытке права на ошибку не предусматривается. Само по себе переживание разрыва между тем, что есть, и тем, что могло бы быть, может быть вполне конструктивным. Например, оно побуждает спортсмена достигать тех результатов, которых у него не было раньше. Однако при перфекционизме этот разрыв приобретает качественно иной характер – то, что не дотягивает до искусственно сконструированного идеала, вообще не имеет права быть. Результатом этого нередко является полный отказ от действий:

Молодой человек рассказывал, что раньше он любил рисовать и у него неплохо получалось. Но потом он понял, что никогда не превзойдет Пикассо и Сальвадора Дали и бросил это занятие.

Работа с невротической неуверенностью включает четыре главных составляющих, которые могут быть необходимы разным людям в разной степени.

Во-первых, необходим анализ того идеального образа, которому человек старается соответствовать. Как правило, в этом идеальном образе обнаруживается много противоречий очевидных с точки зрения простого здравого смысла:

«Когда я прихожу в незнакомую компанию, то считаю, что моя главная задача – это всем понравиться».

«Когда я готовлюсь к важному для меня разговору, я прокручиваю в голове массу вариантов. Я думаю, что нужно сделать для того, чтобы разговор прошел именно так, как я запланировал».

Это реальные высказывания людей, которые жаловались на неуверенность. И в первом, и во втором случае их ожидания нереалистичны – невозможно понравиться всем людям, и невозможно спрогнозировать все реакции будущего собеседника.

Полезно проанализировать, действительно ли возможные реальные последствия так страшны. Как правило, выясняется, что ничего особо страшного не произойдет. Но при жёстких однозначных представлениях о том, что должно быть, человек воспринимает ситуацию, в которой что-то идет не по его плану как катастрофу.

Во-вторых, нужно принять нормальную неуверенность как естественный факт жизни и увидеть положительные стороны здоровой неуверенности. Полная уверенность делает человека неосторожным или даже попросту глупым. Всем знаком образ самоуверенного дурака. Нормальное чувство неуверенности делает нас внимательными и осторожными в хорошем смысле этого слова. Однако людям, которые говорят, что хотят избавиться от неуверенности, это бывает довольно сложно принять.

Некоторым людям этого анализа бывает достаточно, для того чтобы снизить уровень тревожности.

В-третьих, человеку может быть трудно отказаться даже от очевидно неправильного убеждения, потому что оно было передано когда-то авторитетным для него лицом, например, папой или мамой. Отказ от него переживается как предательство этих значимых других или даже как предательство своей идентичности, собственного Я. В этом случае необходимо, исследовать при каких обстоятельствах эти представления сформировались. В терапии происходит проработка чувств, которые связаны с этими ситуациями, переданными ограничивающими убеждениями и значимыми другими, которые их передали.

В-четвертых, может быть полезно формирование альтернативной модели поведения. Ее можно позаимствовать от других значимых других – друзей, знакомых, даже актеров из виденных фильмов, и проиграть, используя ролевую игру или в воображении.

С помощью такой работы с неуверенностью вполне можно совладать.

Собственно из попыток справиться с невротическими страданиями и выросли основные методы психотерапии. Сейчас, из-за изменения психиатрической терминологии, слово невроз употребляется все реже. Тем не менее, проблемы, им обозначаемые, конечно же, остались, хотя и изменились симптомы, которые встречаются чаще. По данным статистики неврозами в настоящее время страдает около 20—30% городского населения, в сельской местности этот процент примерно в два раза ниже. Если в 19 – начале 20 века психотерапевтам часто приходилось иметь дело с истерией, то сейчас, видимо, прежде всего, из-за изменения культуры и социальных традиций, на первый план вышли различные тревожные расстройства – панические атаки, обсессивно-компульсивное расстройство, социофобия.

Традиционно под неврозами понимаются нарушения, которые вызваны преимущественно психологическими причинами, и проявляются симптомами, которые обычно существенно не сказываются на социальном функционировании, но приносят сильное субъективное страдание индивиду. Считается, что кроме психологических причин играют роль особенности нервной системы и биохимии головного мозга. Поэтому одни и те же психологические факторы у одних людей вызывают невротические симптомы, а у других не вызывают. Что касается психологических механизмов возникновения невротических симптомов, то к ним можно отнести все, что ранее говорилось о возникновении неконструктивных беспокоящих эмоций. Сейчас современная психофармокология позволяет достаточно эффективно облегчать многие невротические симптомы, но исправить психологические механизмы, которые влияют на их возникновение, она, конечно же, не может.

Что касается психологических аспектов, то некогда Фрейд сформулировал идею о том, что невроз является следствием бессознательного психологического конфликта. Гештальт-терапия разделяет этот взгляд, хотя не соглашается с ортодоксальным психоанализом в том, что этот конфликт обязательно возникает на основе подавления сексуальных импульсов. Перлз видел причину неврозов в том, что организм позволяет вторгнуться внешней среде внутрь себя, отказывается от собственных потребностей, и подменяет свои желания желаниями других людей. Невротик делает не то что хочет он сам, а то, что от него хотят другие люди. Или он думает, что они этого хотят. К психоаналитической точке зрения о внутреннем конфликте гештальт-терапия добавляет еще то, что этот конфликт существует не только в бессознательном пациента, но проявляет себя в том, как пациент устанавливает контакт с миром. Ф. Перлз говорил, что невроз – это защитный маневр, помогающий невротику уклониться от переполнения миром. На контактной границе при неврозе появляются такие защитные механизмы как сдерживания импульсов (ретрофлексии), приписывание внешним объектам своих чувств и желаний (проекции) и др. Отдельные симптомы – это результат работы этих механизмов, влияющих на контакт со средой обитания индивида.

Рассмотрим психологические особенности наиболее распространенных видов невротических расстройств.

Неврастения

Попросту говоря, неврастения (астенический невроз) – это истощение нервной системы. Если буквально перевести это слово, оно означает «слабость нервов». Современная международная классификация болезней не рекомендуют психиатрам часто использовать такой диагноз, т.к. в современное время астено-невротический синдром, – главное проявление неврастении, – вызванный именно психологическими факторами (а не неврологическим или соматическим заболеванием) встречается крайне редко, и обычно входит в клиническую картину других психических расстройств. Тем не менее, рассмотрим эту форму невроза, потому что механизм его возникновения лежит на поверхности и наиболее прост для понимания. При других формах неврозов не все так очевидно.

Неврастения проявляет себя в двух формах – гиперстенической и гипостенической. Вторая со временем сменяет первую. Начальная, гиперстеническая стадия, астенического невроза дает о себе знать повышенной психической возбудимостью и выраженной раздражительностью. Человека начинает раздражать малейший шум, звуки, разговоры. Он становится нетерпеливыми, легко выходят из себя, теряет самообладание. За счёт того, что возникают трудности в сосредоточении внимания, снижается продуктивность работы. Характерны нарушения сна: трудности засыпания, частые ночные пробуждения, пробуждения утром с чувством разбитости. Для неврастении типичны специфические головные боли – ощущение тяжести в голове, чувство давления в висках, опоясывающие головные боли («обруч неврастеника»).

Для гипостенической стадии типичны вялость, апатия, повышенная сонливость, подавленность. Пациенты постоянно испытывают чувство усталости. Вследствие того, что они тщательно прислушиваются к своим телесным ощущениям, у них могут возникать ипохондрические страхи.

Традиционно считается, что неврастения является следствием истощения из-за перегрузок, но часто перегрузки связаны не только с объективным объемом работы и ее временными рамками (хотя это тоже не исключено), но и с внутренним психологическим конфликтом. Поэтому ее трактуют как результат конфликта между амбициями личности и реальными возможностями организма. Больной неврастенией – это человек, который предъявляет к себе повышенные требования: он стремится сделать работу идеально, сделать как можно больше, боится ошибиться, не оправдать ожиданий. Чувства, которые возникают в ответ на эти требования к себе – тревога, страх, разочарование, обида и т. д. – контролируются и сдерживаются. Это приводит к повышению мышечного напряжения, которое призвано сдерживать спонтанно возникающие эмоциональные импульсы. Отсюда и характерные для неврастении симптомы: «обруч неврастеника» – характерные для неврастении головные боли, которые возникают из-за напряжения мышц черепа и ощущаются как сдавливание головы; чувство усталости – от хронического повышенного тонуса мышцы действительно устают. Эта форма невроза обычно встречается у людей, которые берут на себя непомерную ответственность, поэтому известный польский психиатр Антони Кемпински называл неврастению директорским неврозом:

«Типичным примером гиперстенической формы может служить так называемый директорский невроз, появляющийся у людей, занимающих руководящие посты, и которые по тем или иным причинам не могут справиться со своими обязанностями и живут в постоянном напряжении. Они все время что-то оформляют, неоднократно держат сразу же несколько телефонных трубок, на простые вопросы реагируют вспыльчивостью и часто дают противоречивые распоряжения. Своим поведением они раздражают общественную группу, все вертятся как белки в колесе, что в результате приводит к всеобщему раздражению». [2]

Как и при других неврозах, в большинстве случаев, пациент хочет, чтобы его избавили от беспокоящих симптомов, и чтобы он поскорее вернулся к прежнему образу жизни. И хотя неврастению вполне можно вылечить с помощью успокоительных средств, общеукрепляющего лечения, отдыха, регуляции режима дня и релаксационной психотерапии, если не меняется отношение к жизни и ее стиль, нет никакой уверенности, что ее симптомы через некоторое время не вернутся вновь.

Кроме вышеназванных мероприятий важно прояснять, какие установки побуждают человека перерабатывать и не обращать внимания на свой организм. Какие мысли о себе и возможном будущем усиливают состояние напряжения? Исследовать действительно ли эти установки соответствуют более глубоким ценностям и потребностям личности – ведь далеко не все достижения, в том числе профессиональные, приносят ощущение счастья и стоят затраченных усилий. Нередко чрезмерная вовлеченность в работу и устремленность к карьерному успеху негативно сказывается на отношениях с семейным окружением и коллегами. Также важно прояснить, не является ли работа способом бегства от личных отношений, что часто встречается у трудоголиков. Умеет ли пациент прислушиваться к ощущениям тела? Может ли останавливаться, если замечает признаки утомления или с этим возникают трудности? Как он себя чувствует, когда в силу каких-либо причин остается без дела? Нередко в таких ситуациях возникает тревога и беспокойство.

Усталость от работы и истощение, с этой точки зрения, как раз являются приглашением посмотреть на то, кем мы являемся, в каком месте своей жизни находимся, и что в ней происходит.

Пример неврастении хорошо иллюстрирует тезис Перлза о том, что невроз – это маневр, помогающий уклониться от переполнения миром. Ее симптомами индивид как будто говорит: «Оставьте меня в покое! Разве вы не видите, что я больше не могу!»

Надеяться на то, что не произойдет нового рецидива истощения можно не тогда, когда человек просто оправился от текущих острых симптомов, а когда он стал способным принимать свои реальные (не навязанные социумом) желания, свои реальные ограничения и научился жить в соответствии с этими реалиями.

Фобические неврозы

Фобия – это иррациональный страх перед объектом, который не представляет реальной угрозы.

Примеры распространенных фобий: страх насекомых (пауков, тараканов и др.), страх перед определенными животными, страх лифтов, страх заразиться через рукопожатие, страх высоты и т. д. В последние десятилетия стала распространенной социальная фобия – преувеличенный иррациональный страх критики и осуждения со стороны окружающих, неперносимость внимания со стороны других людей, которые приводят к тому, что человек начинает избегать всех социальных ситуаций. Ей даже выделили отдельное место в современных психиатрических классификациях.

Фобия может не доставлять особых проблем человеку, если он не встречается с объектом, ее вызывающим. Например, человека живущего уединенно не будет особо беспокоить социофобия, даже если она у него есть. А для человека со страхом змей это не будет проблемой, если он живет в местности, где они не водятся. С другой стороны, бывают ситуации, когда человеку практически невозможно избежать встречи с пугающим стимулом – например, необходимость летать в командировки на самолете у человека с аэрофобией. Фобические симптомы встречаются не только у взрослых, довольно часто они возникают у детей в возрасте 4—5 лет.

Иногда происхождение преувеличенного страха вполне очевидно: человек чуть не утонувший в детстве боится заходить в воду. Достаточно понятные связи между фобическим объектом и ситуациями, в которых этот страх сформировался, обычно прослеживаются при социальной фобии: люди, страдающие социофобией, часто воспитывались в семьях с непредсказуемым агрессивным поведением, или в семьях, где к детям предъявлялись высокие требования, а успехи обесценивались; нередко у людей с социофобией был опыт отвержения со стороны сверстников в подростковом возрасте.

Но очень часто природу связи между страхом и конкретным объектом не так-то просто распознать. Почему панический страх вдруг начинает вызывать безобидный таракан или паучок? Откуда берется страх лифтов или гипертрофированный страх высоты? Классическим случаем анализа механизма возникновения фобии считается случай маленького Ганса, представленный Фрейдом в ставшей знаменитой статье «Анализ фобии пятилетнего мальчика (Маленький Ганс)». В ней описывается случай фобии белых лошадей, который возник у пятилетнего мальчика. Фрейд пришел к выводу, что маленький Ганс испытывал противоречивые чувства к отцу, но поскольку зависть и гнев к отцовской фигуре были неприемлемы для него в силу его воспитания, негативно окрашенные эмоции сместились на замещающий объект. Страх сместился на лошадей, потому что имел место эмоционально окрашенный эпизод, когда отец и мальчик находились рядом с белой лошадью.

Таким образом, связь возникает в силу более или менее случайных ассоциаций. Но, тем не менее, она может оказаться очень устойчивой. По сути, при фобии человек боится не внешнего объекта, а собственных вытесненных из сознания побуждений. Внешнему объекту приписываются, или иначе говоря, на него проецируются собственные импульсы. Об этом уже говорилось в разделе о беспокоящих эмоциях. В терапии фобий важно помочь человеку присвоить и ассимилировать эти импульсы.

Однажды ко мне обратился студент с жалобами на то, что испытывает сильную тревогу в общественных местах. Внешне он выглядел как подтянутый, достаточно уверенный молодой человек спортивного телосложения. Но внутри он ощущал себя совсем по-другому. Когда он выходил на улицу и видел прохожих, у него начинал возникать страх. Когда он приходил в свой институт и оказывался в лекционной аудитории, его тревога неимоверно усиливалась. Для него это было так тяжело, что из-за этого он даже стал пропускать занятия. Он понимал иррациональность своей тревоги, но ничего не мог с собой поделать. Подобные реакции возникали у него и раньше, но они обострились, когда после поступления в вуз он оказался в новом коллективе.

На последующих сессиях мы старались конкретизировать его страхи, сделать их более определенными. Оказалось, что когда он шел по улице, главным его страхом было то, что встречающиеся мужчины могут его побить. В аудитории появлялся страх, что девушки относятся к нему пренебрежительно и между собой обсуждают и смеются над ним.

Когда я спросил, как ему кажется, каково происхождение этих страхов, он вспомнил про жесткие взаимоотношения со старшим братом, с которым, на сегодняшний день, он не испытывает особого желания общаться. В детстве и подростковом возрасте старший брат обижал и бил его. При этом родители, как будто бы, не замечали этого и его не защищали.

Эти воспоминания привели к тому, что он стал остро переживать гнев по отношению к брату. На следующих сессиях он бурно отреагировал эту забытую злость, он бил стул так, что у меня возникали опасения за сохранность мебели, и высказывал свои претензии к брату словесно.

Когда гнев на брата был выражен, стала всплывать обида на родителей и, особенно, на мать, которая, по его ощущениям, не давала ему столько любви, сколько ему было нужно. Следующие встречи были посвящены проживанию этой обиды и грусти, по поводу того, чего не хватило в детстве. Он говорил о том, что ему хотелось бы, чтобы мать уделяла ему больше внимания, а брат не бил, а защищал.

Интенсивность его страхов значительно уменьшилась, и он смог без пропусков участвовать в учебном процессе. Я не знаю о его дальнейшей судьбе, но на тот период терапия помогла ему существенно уменьшить симптомы социофобии.

Паническое расстройство

Паническое расстройство сейчас является одной из наиболее распространенных форм неврозов. На сегодняшний день считается, что в возникновении панического расстройства играет роль комбинация нескольких факторов. Биологические факторы связаны с метаболизмом нейромедиаторов, – дофамина, серотонина, норадреналина, – а психологические с особенностями характера. Приступы паники зачастую возникают после стрессов. По статистике 10—20% людей хотя бы один раз в жизни переживали приступ паники, но при паническом расстройстве такие приступы не единичны, а повторяются с определенной регулярностью.

Во время приступа человек испытывает чувство удушья, учащение сердцебиения, головокружение, шум в ушах и головную боль, предобморочное состояние, дрожь в руках и ногах, ощущение общей слабости, чувство ужаса и ощущение нереальности окружающего (дереализацию). Хотя эти приступы не представляют опасности для жизни, субъективно они переживаются чрезвычайно мучительно. На фоне приступа часто возникает страх смерти. Повторяющиеся эпизоды паники могут осложниться агорафобией. В современном понимании агорафобия – это не столько страх открытых пространств, сколько страх мест, в которых может случиться приступ, и не будет оказана медицинская помощь. Человек начинает избегать выходить из дома, посещать публичные места без сопровождения близких, которым он доверяет.

Если при фобическом неврозе доминирует страх перед определенным стимулом, то при паническом расстройстве – тревога, не привязанная к конкретному объекту. Здесь стоит вернуться к эмоции тревоги и рассмотреть каков физиологический механизм ее возникновения. Представьте, что внутри вашего организма начинает подниматься волна сильной актуальной потребности, например, сексуальной. Прежде всего, вы почувствуете специфические ощущения в теле, у вас усилится кровообращение, ваше дыхание станет более глубоким, активизируется не только ваше тело, но и психическое состояние. Такая общая энергетическая мобилизация организма, даже если она не связана именно с сексом, в гештальт-терапии именуется возбуждением. Представьте далее, что в этот момент вы видите соответствующий вашей потребности объект, будь то изображение в интернете или реальный человек на улице. Ваше возбуждение будет нарастать, подталкивая ваше тело к действиям. Постепенно оно будет трансформироваться в более специфичные эмоциональные состояния – эротическое очарование, влечение или даже влюбленность.

Представьте, что происходит нечто, что срочно требует отвлечься от ваших фантазий и переключить внимание. Поток поднимающегося возбуждения будет резко остановлен. Остановка возбуждения достигается посредством телесного напряжения и сдерживания дыхания. Но если вам даже удалось успешно перенастроиться, то некоторое время будет присутствовать ощущение, что скопившаяся энергия как будто распирает ваше тело изнутри, дыхание сбивчиво, а в конечностях вы чувствуете легкий тремор. Если такого рода принудительная остановка будет длиться достаточно долго, то эти ощущения станут восприниматься как то, что называют тревогой. С точки зрения гештальт-терапии, тревога – это прерванное возбуждение.

Остановка возбуждения тесно связана с дыханием. Оно становится поверхностным и учащенным, не происходит полного выдоха, что приводит к перенасыщению мозга кислородом. Постоянная повышенная тревожность и панические атаки – это результат хронического прерывания возбуждения, связанного с важными для организма потребностями.

В процессе терапии нужно сделать эти потребности осознанными и найти способ, каким образом можно давать выход мобилизуемомой энергии.

Обсессивно-компульсивное расстройство

Обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), ранее называвшееся неврозом навязчивых состояний – еще одно из часто встречающихся в настоящее время невротических расстройств. Оно проявляется обсессиями, т.е. навязчивыми, непроизвольно повторяющимися мыслями, образами, влечениями, и компульсиями – навязчивыми принудительными действиями. Компульсии чаще всего играют роль защитных ритуалов – например, многократные проверки того выключены ли электроприборы и закрыта ли дверь, навязчивое мытье рук при страхе заражения, навязчивый счет, навязчивое повторение одних и тех же действий, навязчивая расстановка предметов в одном и том же порядке и т. п. Эти навязчивые мысли и действия при ОКР воспринимаются человеком как свои собственные, а не навязанные какой-то внешней силой, в отличие от более серьезных психических нарушений – психозов. Однако они вступают в резкий диссонанс с сознательными ценностями личности (например, возникающее у женщины навязчивое представление, что она бьет ножом любимого мужа; у человека, ценящего свою жизнь, представление, что он бросается на рельсы в метро) или с тем, что он считает разумным (навязчивое мытье рук, которое человек осуществляет, понимая при этом, что микробов на руках уже давно нет).

Разные обсессии могут сочетаться у одного человека. Нередко с течением времени их содержание может меняться, и один страх заменяется другим. Хотя навязчивые мысли кажутся самому человеку с ОКР абсурдными, он не может их прекратить волевым усилием. Борьба с ними с помощью усилий воли обычно не дает особых результатов или даже приводит к усилению. Т.е. происходит то, о чем рассказывается в известной притче, где мудрец дал отроку задание думать о чем угодно, но только не о белой обезьяне. В результате люди, страдающие ОКР, испытывают сильное внутренне страдание, хотя внешне их поведение остается вполне адекватным, за исключением разве что отдельных «пунктиков», которые обычно заметны только лицам из ближайшего окружения. Люди, страдающие этим расстройством, обычно стесняются его симптомов и стараются скрывать их.

По наблюдениям психотерапевтов, воспитание людей, страдающих ОКР, происходило в атмосфере строгости, культа чистоты, сопровождалось большим количеством долженствований, запретов и насаждением чувства вины. Начало и обострения, как правило, связаны с различными жизненными стрессами.

Хотя при ОКР и не всегда удается полностью избавиться от навязчивостей, но с помощью терапии можно снизить их субъективную значимость, сделать неактуальными, научиться не отождествлять себя с ними. Как и другие тревожные симптомы обсессии и компульсии связаны с подавлением нормальных эмоциональных реакций, поэтому в процессе психотерапии нужно проработать запреты на проживание и выражение чувств.

Антон, молодой человек 23 лет, с юности страдает обсессивно-компульсивным расстройством. Ему в голову приходили пугающие ипохондрические мысли о том, что он страдает каким-либо неизлечимым заболеванием, от которых он не мог отделаться. Медицинские обследования успокаивали ненадолго. Он всегда одевался неброско, но аккуратно. В его движениях чувствовалась скованность. Он жил с мамой. Семья у них была неполная, и он был единственным сыном. Как он помнит, в воспитании было много запретов. Родители развелись, когда ему было 12 лет. Мать всегда играла в отношениях с ним подавляющую роль, ограничивала его самостоятельность и инициативу. Когда ему исполнилось 20 лет, он стал подумывать о переезде от мамы, но его останавливали, с одной стороны, страх того, как он справится с самостоятельной жизнью, с другой, чувство вины перед мамой, которая останется совершенно одна.

Первые встречи были направлены в основном на снижение остроты эмоционального реагирования на возникающие навязчивые мысли и объяснение клиенту, что за этими симптомами стоят эмоциональные проблемы. Для того чтобы снизить уровень тревоги, которая иногда становилась для него непереносимой были назначены медикаменты. Они также играли роль в формировании терапевтического альянса, повышая веру клиента в то, что терапия может быть эффективной.

Антон очень плохо распознавал свои чувства, поэтому первые месяцы работы концентрировались на развитии способности к их восприятию. В терапии обсуждалось, какие ситуации и какие эмоции предшествовали обострению навязчивостей. Сначала Антону было трудно это определить. Но постепенно он стал осознавать, что такими ситуациями были ссоры с мамой, вызванные его попытками отделиться от нее, а эмоциями были злость и вина. Он также заметил, что когда у него начинались навязчивые страхи за свое здоровье, он совершенно переставал думать о том, что его не устраивало в совместной жизни с матерью.

Когда Антон начал осознавать и проживать эти чувства, наплывы навязчивых мыслей стали реже и уменьшилась интенсивность страха, который они вызывали. Постепенно Антон становился все более спонтанным в своих эмоциональных проявлениях с терапевтом и в повседневной жизни.

Примерно через год терапии Антон решился переехать от мамы и через некоторое время начал жить с девушкой. Навязчивые мысли практически перестали появляться, а если и появлялись, то уже не вызывали сильной тревоги.

Расстройство приспособления с депрессивным настроением

Сразу следует сказать, что существует два совершенно разных типа депрессий. Первые вызваны нарушениями биохимии головного мозга, имеют свою специфическую клиническую картину и, как правило, возникают без очевидной внешней причины. А если даже и имели место какие-либо психологические травмы, то их серьезность совершенно не сочетается с интенсивностью и длительностью депрессивного состояния. Такие депрессии в медицине называют эндогенными, и их эффективное лечение возможно только с использованием специальных медикаментов – антидепрессантов. Психотерапия, если и используется в этом случае, то играет вспомогательную, дополнительную роль.

Другой тип депрессий – это психогенно обусловленные депрессии, вызванные острой или хронической психической травмой. Например, внезапный уход супруга, тяжелое заболевание, которое привело к серьезным ограничениям в жизни, или длительное проживание при недостатке материальных средств и невозможности найти работу, длительные конфликтные отношения в семье и т. п. В терапии таких депрессий как раз главную роль играет психотерапия, а не лекарства.

С точки зрения гештальт-терапии, психогенно обусловленная депрессия – это результат прерывания жизненно важных потребностей организма, а также проживания чувств, которые этим вызваны. Одно из главных переживаний человека в депрессии – это то, что ничего из происходящего не вызывает интереса, радостного волнения. Все кажется унылым и серым. Это связано с тем, что фигура реальной доминирующей потребности отодвигается на задний план или вообще перестает осознаваться. Женщина, хронически испытывающая подавленное настроение, которое вызвано неустроенностью в личной жизни и одиночеством, может говорить, что устроить личную жизнь, хотя этого и хотелось бы, она не сможет по таким-то и таким-то причинам. Либо сказать, что она разочаровалась отношениями с мужчинами, и они ей не нужны. Но независимо от того, что она говорит на словах, энергия организма все равно остается привязанной к прерванной потребности, поэтому объекты, которые с ней не связаны, не привлекают к себе особого внимания. Кроме того, организму приходится затрачивать массу сил на сдерживание импульсов и переживаний, связанных с этой остановленной потребностью.

Само слово депрессия происходит от латинского слова deprimo, которое означает «давить», «подавить». Т.е., при депрессии происходит не только вынужденное подавление тех потребностей, которые были прерваны внутренними запретами и убеждениями личности (например, женщина из приведенного примера может говорить себе: «После 40 лет уже не выходят замуж») либо психотравмирующей ситуацией (например, потеря работы и возможностей в социальной и физической активности, которые случились из-за серьезной болезни), но и подавление чувств, которые возникли в ответ на фрустрацию. Уже давно психологами было установлено, что универсальными эмоциональными реакциями на фрустрирующие обстоятельства, т.е. обстоятельства, которые препятствуют удовлетворению потребностей, является гнев, а также печаль, в случае если происходит безвозвратная потеря, связанного с удовлетворением потребностей объекта, например, смерть близкого человека. Однако эти чувства не приводят к развитию депрессии, если человек позволяет их себе проживать и выражать. Проживание этих чувств может останавливаться внешними условиями или стереотипами поведения, которые человек когда-то усвоил. Например, сложно говорить о печали, если окружающие не хотят тебя слушать. Переживание гнева в случае потери близкого блокируется внутренними запретами, его трудно даже осознать, т.к. это не соответствует культурным нормам.

В терапии важно создать безопасную ситуацию, в которой будет возможно осознавание, проживание и выражение этих чувств вовне. Также в терапии нужно найти способ как обходиться с прерванными потребностями, прерывание которых и привело к депрессии. Ситуации могут быть достаточно разными. Могут иметь место потребности, которые действительно уже не могут больше быть удовлетворены. Например, человеку потерявшему работу и профессию из-за тяжелой инвалидности едва ли удастся к ней вернуться. Кроме проживания печали по поводу утраченного объекта, здесь также может быть уместен поиск вариантов того, как он может хотя бы частично удовлетворять потребности, которые раньше удовлетворял с помощью работы. Или пересмотр ценностных ориентиров – возможно теперь для него новой ценностью может стать общение с детьми и внуками или занятие доступным видом творчества.

Но также бывают ситуации, когда удовлетворение насущных потребностей потенциально возможно, но они не реализуются из-за неумелых действий человека или в силу его внутренних запретов и предубеждений. Это открывает широкое поле для работы в психотерапии. Трудности в этом отношении может вызывать то, что человек, длительное время переживавший фрустрацию значимой потребности, может начать вытеснять ее из сознания и отрицать. Например, шизоидная женщина говорит, что она не испытывает потребности в общении, хотя все ее другие высказывания свидетельствуют о том, что она страдает именно от одиночества.

При глубокой депрессии клиенты нередко говорят, что им все безразлично, и они ничего не хотят. В этом случае важна работа, направленная на восстановление способности к чувствованию своих эмоций. Хотя это может временно усугубить субъективное страдание клиента, но это страдание возвращает его жизненность. Кроме того, для людей в депрессии характерна склонность к обесцениванию положительного опыта, и терапевту важно помогать клиенту видеть ценность даже маленьких шагов, которые тот делает.

В заключение, сформулируем несколько принципов важных для терапевтической работы с неврозами.

В начале важно чтобы клиент начал относиться к симптомам своего невроза с заинтересованным любопытством. Все невротики, так или иначе, борются со своими симптомами: неврастеник призывает себя взять себя в руки, пациент с ОКР усилием воли старается отогнать неприятные мысли. Для того чтобы можно было исследовать симптом в терапии, важно сначала изменить отношение к нему на более позитивное. В этом могут быть полезны такие идеи: во-первых, симптом – это форма адаптации, хотя и неудобная, к текущей жизненной ситуации, во-вторых, он сигнализирует о важных неудовлетворенных потребностях.

Как и при работе с другими проблемами важно восстановить чувствительность к своим телесным ощущениям и эмоциональным состояниям.

С точки зрения гештальт-терапии, любой невроз – это не только определенный набор симптомов, – и это всегда подтверждается на практике, – но и результат определенного стиля выстраивания контакта с миром. Чаще всего неврозы впервые манифестируют и рецидивирует в периоды стрессов. По большей части эти стрессы возникают на фоне отношений с людьми. Поэтому в психотерапии важно исследовать, как клиент вступает в отношения и строит их. Обычно когда меняется стиль выстраивания отношений в общении, они становятся более удовлетворяющими, то невротические симптомы исчезают или, по крайней мере, уменьшаются.

Невротические расстройства при своевременном начале лечения достаточно хорошо излечиваются с помощью медикаментозной терапии и психотерапии. К сожалению, если симптомы невроза не были вовремя вылечены, то они обрастают вторичными выгодами, т.к. человек научается с их помощью косвенно, непрямым образом удовлетворять свои потребности. Например, симптом агорафобии может стать способом получения недостающего внимания близких, избегания рисков связанных с построением карьеры и социальной жизнью. И тогда может случиться, что невроз станет привычной, хотя и ограничивающей, формой существования человека.