Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России

Гронский Андрей

В книге представлен обзор психологических исследований, объясняющих особенности мышления и поведения людей, способствующих формированию авторитарной и тоталитарной структуры общества, анализируется специфика их происхождения и проявления в отечественной культурно-исторической ситуации. Обсуждаются социально-психологические феномены, характерные для общественной жизни современной России, и факторы, на них влияющие, в частности, воздействие массмедиа. Книга адресована широкому кругу читателей.

 

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Использованные в тексте экспрессивные выражения и ненормативная лексика не преследуют целью оскорбить какого-либо из граждан или видных государственных деятелей. Если читатель найдет в представленных описаниях сходство с собой или со своими знакомыми и близкими, то совпадение совершенно случайно.

 

Предисловие

Побуждением к написанию этой книги послужила ментальная катастрофа, которая постигла граждан России весной и летом 2014 года. Книга посвящена анализу проявлений этой катастрофы и, что более важно, ее скрытых причин. Очевидцы этих еще недавних событий, сохранившие критическое мышление, хорошо помнят шок, который они испытали, видя то, что происходило с их соотечественниками — ведь коренная ломка в чувствах, ценностях и мышлении множества людей произошла совершенно неожиданно, внезапно. Это можно сравнить с потрясением в ситуации, когда у внешне здорового знакомого вам человека внезапно случился инсульт, и вы с трудом пытаетесь разглядеть в нем прежнюю личность. В книге я постараюсь описать то, что происходило с сознанием людей в этот период и проанализировать причины поразившей наше общество болезни, которые до времени скрывались за маской мнимого благополучия. Эта болезнь существовала подспудно, и когда сложились благоприятные для нее условия, она манифестировала ярко и неожиданно. Безусловно, корни этой ментальной и социальной катастрофы находятся глубже, нежели случайное стечение нескольких внешних обстоятельств, они существовали ранее, но плоды в явной форме проявились только в последнее время.

Большая часть этой работы была написана в период 2014 и 2015 годов. Мое желание написать ее связано отнюдь не с любовью к занятиям эпистолярным жанром или большим интересом к политике. Скорее, это потребность и необходимость отреагировать на произошедшую драму, на страшные, нелепые и шокирующие вещи, с которыми приходилось и приходится сталкиваться каждый день. Куда с большим удовольствием я написал бы о вопросах, связанных с индивидуальной и групповой психотерапией, или обучением оной, но по моим ощущениям (и я знаю, что и другие люди переживали нечто подобное) в сложившейся ситуации, это примерно то же самое, что заниматься поливкой цветов на подоконнике в то время, когда дом охвачен пожаром. Поэтому, в определенном смысле, можно сказать, что не я выбрал эту тему, а тема выбрала меня. Любопытно, что несмотря на бурю эмоций, которая кипела в обществе в 2014–2015 годах, большинство представителей психологического и психотерапевтического сообществ за исключением считанных единиц хранили молчание относительно происходящего, предпочитая обсуждать все что угодно — от новых открытий в области супервизии до проблем адаптации к быстро меняющемуся миру — но при этом ни в коем случае не касаясь того, что творится непосредственно у них под носом. Надеюсь, что в книге я дам объяснение и этому феномену.

Впоследствии наверняка нынешнее время будет привлекать внимание исследователей, и поэтому важно сейчас задокументировать то, что происходило, для того чтобы оно не исчезло полностью из коллективной памяти, а также по возможности осмыслить происходящее. Хотя в свете последних событий в России и начинают возникать сомнения, что историческая память и написанные книги кого-то чему-то учат, и появляется ощущение, что напрасен был труд писателей гуманистов и антифашистов, тем не менее, я отдаю себе отчет, что это не так. Просто результат передачи прошлого опыта не такой быстрый и действенный, на какой бы хотелось рассчитывать.

Что касается моей позиции при изложении материала, то, безусловно, она не является абсолютно беспристрастной, и материал изложен с точки зрения сторонника демократических ценностей. Как писал известный исследователь воздействия тоталитаризма на психику человека Роберт Лифтон: «Книга об экстремизме призывает к особой мере объективности. Это не значит, что ее автор может претендовать на полную личную или моральную беспристрастность, непредубежденность. Допущение о подобной беспристрастности в психологической (или любой другой) работе в лучшем случае является самообманом, а в худшем случае — источником опасного искажения».

Фрагменты набросков, вошедших в эту работу, ранее я выкладывал в блогосфере. Отклики, которые доходили до меня были в основном положительные. Хотя были, конечно, и критические замечания. Так один «патриотически» настроенный профессор обозвал меня «социологом-любителем» и обвинил в бездоказательности, а одна женщина-психолог задавала риторический вопрос: «Зачем об этом писать? Психолог/психотерапевт не может это изменить. Нужно заботиться о том, как человеку помочь адаптироваться к обществу!» Что касается первого возражения, то я отнюдь не претендую на то чтобы отнять хлеб и политологов и социологов. То, что происходит в обществе, рассматривается разными науками — социологией, экономикой, политологией, психологией, социальной психиатрией и т. д. Существует такая дисциплина как социальная психотерапия. Так что у психотерапевтов и психиатров здесь тоже есть поле для исследований. Что касается эмпирического материала описанного в книге, то он был собран преимущественно посредством метода включенного наблюдения и многочисленных бесед с людьми. Как известно, наблюдение — это общепринятый метод исследования для социологии, психологии и психиатрии. И возможностей для этого было предостаточно. Каждый, у кого глаза и уши не были «залеплены» в силу каких-либо причин, видел и слышал то же самое, что и я. И это можно проверить, пока память о произошедших событиях достаточно свежа. По поводу второго вопроса-возражения, могу сказать, что я убежден, что это не так. И если человек не видит того, что происходит в окружающем мире чуть дальше собственного носа и не заботится о среде, в которой живет, вряд ли это можно считать признаком очень хорошей адаптации. Каждый человек, даже если он этого не хочет, оказывает воздействие на общество в целом. Другое дело, что результаты наших сознательных усилий, к сожалению, далеко не всегда соответствуют нашим ожиданиям и проявляются не в то время, когда мы этого хотим. Думаю, что в этом тезисе нет ничего нового для тех, кто хотя бы в общих чертах знаком с теорией систем.

Думаю, что выражу не только свое личное опасение о том, что тоталитаризм (как крайняя и наиболее опасная форма авторитаризма) вновь становится одной из главных угроз для современного человечества.

На сегодняшний день авторитарные режимы установились на большей части территории постсоветского пространства. Из 11 стран СНГ в шести нет ограничений на количество сроков у власти для одного лица, а в трех с момента распада СССР не менялся правитель (Казахстан, Узбекистан, Белоруссия). Чумой 21 века стала терористическая деятельность экстремистских исламистских организаций и экспансия на Ближнем Востоке Исламского государства (весьма примечательно, что в ряды этой террористической и тоталитарной по своему характеру организации вступают не только лица арабского происхождения, но и европейцы). Также весьма тревожными являются популярность Путина за пределами России, а также появление эксцентричных персонажей вроде Дональда Трампа на политической арене такого государства со старыми демократическими традициями как США. Хотя в 90-е годы у многих людей была иллюзия, что эпоха авторитаризма и тоталитаризма навсегда уходит в прошлое, история показывает, что, к сожалению, это далеко не так.

Чтобы противостоять этой угрозе, то, что сейчас может делать каждый мыслящий человек — это поддерживать остатки здравого критического мышления, которые еще сохранились в обществе. Хотя сейчас и не очень реалистично ожидать, что это принесет какой-то зримый и осязаемый результат в самой ближайшей перспективе, но это создает основу для того, чтобы общество, когда созреют все необходимые условия, быстрее вышло из фазы психологического и социального регресса, и если повезет, не проваливалось в него вновь. Поэтому это вполне реальное и сильное действие доступное для каждого. Хорошо известно, что хотя человек сам по себе слаб и немощен, идеи, проводником которых он является, не умирают.

Что касается содержания книги, то в части 1 мной представлена краткая характеристика политического режима существующего в современной России, а также динамика социально-психологической атмосферы от времен позднего СССР до последних лет.

В части 2 описаны психологические феномены, наблюдавшиеся в среде российского населения в 2014–2015 годах и представлен их анализ с точки зрения психиатрии и социальной психологии.

Часть 3 включает обзор концепций и психологических экспериментов, которые проливают свет на феномены подчиняемости и деструктивной агрессии, данные о влиянии тоталитарного опыта на психическое функционирование человека, а также размышления о специфике российского культурно-исторического пути и его влиянии на устойчивость авторитарных и тоталитарных тенденций.

В части 4 проанализированы технологии воздействия современных российских СМИ на сознание и последствия этого воздействия для морального и политического климата в обществе.

Часть 5 посвящена анализу психологических факторов, которые могли бы помочь России изжить тоталитарное наследие и начать двигаться в направлении демократии.

Для того чтобы материал книги легко воспринимался любым заинтересованным читателем, мной был выбран научно-публицистический стиль изложения. Но в то же время я постарался снабдить текст ссылками на источники, в которых заинтересованный читатель сможет найти дополнительную информацию. Все фотографии, использованные в книге в качестве иллюстраций, находятся в свободном доступе в Интернете.

 

Часть 1. Социально-исторический фон нашей нынешней ситуации

 

Политический режим в современной России

Время написания этой книги побуждает задумываться, по какому историческому пути пойдет Россия, ведь в 2011 году она оказалась в очередной точке бифуркации — выбором между тем будет ли ее политическое развитие происходить в направлении уважения личности, развития гражданских институтов и демократии или встанет на путь открытой автократической диктатуры.

Как известно, характер политического режима в России с начала 90-х гг. являлся предметом дискуссий среди политологов. До последнего президентского срока Путина его нередко определяли как гибридный (термин подразумевает смесь автократии и демократии), авторитарно-бюрократический, либо анократический (т. е. режим, при котором власть принадлежит не общественным институтам, а группам элит, конкурирующих друг с другом). Начиная с 2012 года политические обозреватели, социологи и политологи все чаще начинают упоминать слово тоталитаризм, хотя пока совершенно очевидно, что степень ограничения гражданских свобод в путинской России 2015–2016 годов, очень далека даже до уровня «застойного» брежневского СССР. Имеют ли под собой основания их опасения?

Если вспоминать про историю понятия «тоталитаризм», то в свое время сталинский Советский союз наряду с гитлеровской Германией и Италией времен Муссолини стал моделью для описания признаков этого явления. Исследуя их, К. Фридрих и З. Бжезинский выделили шесть признаков тоталитарных режимов, которые назвали «тоталитарным синдромом», относящимся как к правым, фашистским, так и к левым, коммунистическим тоталитарным диктатурам. Позже этот перечень был дополненен ими же, а также другими исследователями. Вот эти признаки:

1. Наличие одной всеобъемлющей идеологии, на которой построена политическая система общества.

2. Наличие единственной партии, как правило, руководимой диктатором, которая сливается с государственным аппаратом и тайной полицией.

3. Крайне высокая роль государственного аппарата, проникновение государства практически во все сферы жизни общества.

4. Отсутствие плюрализма в средствах массовой информации.

5. Жёсткая идеологическая цензура всех легальных каналов поступления информации, а также программ среднего и высшего образования. Уголовное наказание за распространение независимой информации.

6. Большая роль государственной пропаганды, манипуляция массовым сознанием населения.

7. Отрицание традиций, в том числе традиционной морали, и полное подчинение выбора средств поставленным целям (построить «новое общество»).

8. Массовые репрессии и террор со стороны силовых структур.

9. Уничтожение индивидуальных гражданских прав и свобод.

10. Централизованное планирование экономики.

11. Почти всеобъемлющий контроль правящей партии над вооружёнными силами и распространением оружия среди населения.

12. Приверженность экспансионизму.

13. Административный контроль над отправлением правосудия.

14. Стремление стереть все границы между государством, гражданским обществом и личностью.

Лоуренс Бритт также выделил 14 признаков, которые характеризуют протофашистские режимы (Нацистская Германия, Фашистская Италия, Испания при Франко, Португалия при Салазаре, Греция при Пападопулосе, Чили при Пиночете и Индонезия при Сухар-то). С его точки зрения, для такого типа режимов свойственны следующие явления:

1. Сильные проявления национализма. Наличие флагов повсюду и прикрепление их на лацканы пиджаков в желании продемонстировать патриотический национализм, как среди представителей власти, так и среди граждан.

2. Пренебрежительное отношение к правам человека. Сами режимы не считают права человека какой-либо ценностью и рассматривают их как помехи для достижения правящими элитами своих целей. Путём грамотной пропаганды, население заставляют принимать это пренебрежение правами человека, посредством представления тех, чьи права нарушались, маргиналами и врагами.

3. Назначение врагов или просто козлов отпущения причинами всех бед. Козлы отпущения используются для того, чтобы отвлечь внимание людей от других проблем, перенести вину за неудачи и направить гнев и недовольство в контролируемых направлениях.

4. Верховенство военных, скупой милитаризм. Правящие элиты, как правило, идентифицируют себя с военными и военной индустрией. На военные нужды выделяют непропорционально много национальных ресурсов, даже если в них есть большие внутренние потребности.

5. Ярый сексизм.

6. Контроль над СМИ. При некоторых режимах СМИ находятся под прямым контролем и никогда не отступают от линии партии. В других используются более скрытые способы контроля, включая контроль лицензирования и доступа к ресурсам, экономическое давление, апелляции к патриотизму, скрытые угрозы.

7. Одержимость национальной безопасностью. Аппарат национальной безопасности обязательно находится под прямым контролем правящих элит. Сомнения в их легитимности представляются «непатриотичными» или даже «предательскими».

8. Тесная связь правящих элит с религией. Большинство протофашистских режимов связывали себя с доминантной религией страны и представляли себя активными защитниками этой религии. Тот факт, что их действия напрямую противоречили основным положениям религии, оставался без внимания. Тщательно создавалось впечатление, что противостоять правящим элитам равносильно атаке на религию.

9. Защита власти корпораций. Хотя жизнь простых граждан была под строгим контролем, свобода корпораций затрагивалась редко.

10. Власть профсоюзов ограничивается или устраняется.

11. Презрение и подавление искусства и интеллигенции. Интеллектуальная свобода считается противоречащей идеям национальной безопасности и патриотизма.

12. Одержимость преступлениями и наказаниями. Полиция превозносится и обладает почти неограниченной неконтролируемой властью, что приводит к постоянным злоупотреблениям. Обыкновенные и политические преступления часто объединяются в сфабрикованные дела и используются против политических оппонентов режима.

13. Вопиющее кумовство и коррупция.

14. Нечестные выборы. Выборы и прочие народные волеизъявления, как правило, подложные. Когда же проводятся непосредственно выборы с различными кандидатами, результат их подменяется на нужный политическим элитам.

Митинг патриотического движения «Суть времени»

Патриотический символ путинской России георгиевские ленты на депутатах Госдумы РФ и на рядовых гражданах

Д. Медведев, В. Путин и патриарх Кирилл

Парад Победы, 2015 г.

Вполне очевидно, что многие из этих признаков мы могли наблюдать в России 2014-го года.

На протяжении 20 века тоталитарные режимы претерпели существенную трансформацию. Так в своем классическом виде тоталитарный режим продолжает существовать в Северной Корее, а в граничащей с ней КНР он подвергся значительной либерализации. Также значительную либерализацию в свое время, начиная со времен хрущевской «оттепели» претерпел режим бывшего Советского союза.

Близким, но не тождественным политическим устройством общества является авторитарный режим. В отличие от тоталитаризма, он не контролирует все стороны экономической, общественной и личной жизни граждан. Однако граница, переходя которую авторитарный режим становится тоталитарным, является достаточно зыбкой, и авторитаризм имеет шанс перерасти в тоталитаризм. Г. Маркузе также была описана модель нетеррористического либерального тоталитаризма, который незаметно формируется в рамках формально демократического режима.

На мой взгляд, весьма интересной является концепция неототалитаризма, предложенная югославским философом Зораном Видоевичем. Видоевич обозначил формальные отличия новых режимов, которые возникли на территории постсоциалистических государств Восточной Европы и которые он называет неототалитарными, от ранее описанных классических тоталитарных диктатур. Он полагал, что постсоциалистический неототалитаризм будет избегать массового террора, но, тем не менее, будет стремиться к установлению полного контроля над массами. Хотя существуют признаки общие для всякого тоталитаризма, — власть, основанная на страхе, строго контролируемая сфера политики, идеологическая монополия, мистификация политической жизни, «клонирование» общественного сознания, — Видоевич выделил черты специфичные для постсоциалистического неототалитаризма:

— Прикрытие тоталитарного содержания псевдодемократической формой.

— Политическая монополия одной партии при фиктивной многопартийности.

— Огромная и фактически неконтролируемая власть вождя, его несменяемость и безотчетность, новый культ личности.

— Монополия на основные средства массовой информации, скрытая цензура на информацию о реальном положении дел в государстве и обществе.

— Насильственная, тотальная и воровская приватизация, подчинение экономики мафиозной власти, принудительное сохранение государственной собственности, насильственное поддержание отдельных отраслей экономики в интересах господствующих слоев.

— Запугивание политических противников, устранение и политические убийства тех, кто представляет собой угрозу интересам власти и связанным с ней структурам.

— Правовая и экономическая незащищенность масс, дистанцированность от них первого лица в государстве.

Как и прежний социалистический тоталитаризм неототалитаризм не допускает демократического плюрализма — ни в политической, ни в идеологической сфере. Однако, пс словам Видоевича, слабый и строго контролируемый идеологический и политический плюрализм необходим новому тоталитаризму для прикрытия своей сущности.

Также интересна мысль Видоевича о том, что авторитарный режим в постсоциалистических (т. е. по сути посттоталитарных) государствах является переходной формой, которая может развиваться как в сторону демократии, так и в сторону тоталитаризма.

На первый взгляд, удивительным кажется тот факт, что народ России лишь в начале 90-х гг. освободившийся от длившегося более 70 лет советского тоталитарного диктата, не приобрел иммунитет к этой форме правления. Тенденции по реставрации тоталитаризма советского типа в последние годы либо горячо приветствуются, либо не встречают никакого активного сопротивления со стороны подавляющего большинства населения. В частности, в этом отношении весьма показательно то, что по данным опроса Левада-центра проведенного в марте 2015 года 45 % россиян оправдывали сталинские репрессии.

С точки зрения Видоевича, неизживаемость автократических, диктаторских и тоталитарных систем объясняется не только социальными и историческими, но и психологическими причинами. По его точки зрения, одной из предпосылок постсоциалистического тоталитаризма является унаследованный менталитет послушного подданного, привыкшего к строгому порядку и иерархии. Он подчеркивает, что всякий тоталитаризм имеет опору в тоталитарном характере большей или значительной части конкретного общества.

Политический режим современной путинской России 2012–2015 годов, безусловно, не является тоталитарным в классическом смысле этого термина. Однако нарастающая интенсивность репрессий против оппозиции, стремление во все большей степени контролировать экономическую и духовную жизнь общества, говорит об определенных тенденциях к движению в сторону классического тоталитаризма.

Я помню, что еще в 2010–2011 годах многие мыслящие люди говорили, что автократическая диктатура в России невозможна. Но с 2012 года она стала реальностью в явном, а не закамуфлированном виде. Опасения либерально настроенной интеллигенции о том, что режим, сохранивший в 2012 году свою власть благодаря фальсификации выборов и подавлению протестов, прибегнет к массовым репрессиям пока не оправдались. Также в основном спала волна массовой эмоциональной мобилизации населения, связанная с украинскими событиями и противостоянием с Западом. Поэтому сейчас в 2016-м можно услышать мнение, что современный политический режим скорее является популистским и эксплуатирует чувство рессентимента и некритическую псевдоностальгию о якобы безоблачном советском времени. Однако, на мой взгляд, это все-таки не исключает его поворота при определенных обстоятельствах к открыто тоталитарным методам правления. Собственно на сегодняшний день мы наблюдаем постепенное, незаметное для взглядов большинства населения, поступательное сужение гражданских свобод. Отсюда возникает предсказуемый вопрос: что же может стать следующим этапом?

 

Из СССР в современную Россию: попытка психоисторической реконструкции

Далее я попробую коротко обрисовать, что происходило на пути перехода от Советского союза 70-х—80-х годов к современной социально-политической и социально-психологической ситуации, воспользовавшись методом психоистории. Как говорил один из основоположников этого направления Ллойд Демоз, оно сочетает в себе психотерапевтическое погружение с исследовательской методологией социальных наук, его цель — понять эмоциональную природу социального и политического поведения народов, в прошлом, настоящем и ожидаемом будущем. Для этого я предлагаю читателю погрузиться в пока еще не очень отдаленное прошлое.

В 2015 году стало принято говорить, что страна переживает экономический кризис. Но, на мой взгляд, в еще большей степени, это явилось кризисом психологическим и нравственным. Если бы не было второго, то, безусловно, не случилось бы первого. И в этом смысле они находятся причинно-следственном отношении.

Чтобы понять, почему произошло то, что произошло в 2014 году, — аннексия Крыма, внезапный подъем шовинистических настроений и «квасного» патриотизма, — необходимо учитывать исторический фон, на котором протекало существование российского общества. Для начала я рассмотрю его в краткосрочной ретроспективе, а в дальнейшем расширю исторический контекст. В качестве системы координат пока возьмем три обозримых временных периода: период позднего Советского союза, «Совка», — время, в которое выросло старшее поколение людей современной России, — период «дикого» капитализма 90-х («лихие 90-е») и период путинской стабильности 2000-х. С 2014 года Россия входит в новую фазу своей жизни (хотя, по привычке, хочется употребить слово «развитие», но оно здесь едва ли уместно). Нейтрально-научные названия ей, скорее всего, будут даны в уже в обозримом будущем. А на сегодняшний день некоторые публицисты иронично называют время 2014–2015 годов «вставанием с колен», а другие употребляют более драматичное слово «агония». На стыке этих периодов сознание бывших советских, а ныне российских людей переживало серьёзную, для некоторых, возможно, даже критическую ломку. Кратко рассмотрим, что происходило в повседневном мире людей и в их мироощущении.

Сначала обратимся ко времени застойного Советского союза, о котором сейчас ностальгирует большое количество российских граждан, и как ни странно, в том числе и молодых.

Жизнь среднего советского человека в то время была в целом сыта. Хотя гурманство и деликатесные излишества были доступны лишь партийным функционерам и людям, имеющим «блат» в торговой сети, простые продукты, такие как хлеб, молоко, картошка, вареная колбаса (до тех пор, пока она не стала отпускаться по карточкам в 80-е), соленые зеленые помидоры, хек, минтай и чай невысокого качества, мог приобрести любой советский трудящийся в универсаме. Очень многие продукты столь привычные и доступные сейчас находились просто за границей воображения советского человека. Либо читая книжки, он мог лишь мечтательно фантазировать, как выглядит ананас, манго, омары или анчоусы или какими могут быть на вкус виски или мартини.

С модной одеждой было намного сложнее, чем с продуктами. Советские люди были готовы выстаивать многочасовые очереди, чтобы приобрести вещи, произведенные в Польше, Чехословакии и ГДР. Модники покупали одежду на барахолке по весьма приличным для того времени ценам (например, стоимость фирменных американских джинсов равнялась месячной зарплате молодого инженера), рискуя, что им вместо настоящей фирменной вещи подсунут низкокачественную подделку.

Повседневные будни советских граждан

Дефицит в СССР касался не только одежды, но и продуктов питания. В конце 80-х он распространился не только на так называемые деликатесы, но и на продукты и товары первой необходимости (мясные продукты, сахар, крупы, моющие средства и др.), которые стали отпускаться по талонам.

Прилавки магазинов и талоны в СССР

В то же время, жизнь того времени была спокойна, в большинстве ситуаций защищена от чрезмерных стрессов, кроме, разве что, скуки, и абсолютно предсказуема. Молодой человек в Советском союзе знал, что государство обязательно обеспечит его работой (даже в том случае, если он сам этого не хочет), знал какую зарплату будет получать, и примерно через сколько лет получит квартиру. В то же время он знал, что потолок его заработка четко ограничен, а границы перемещения строго ограничены границами СССР. Государство давало ему однозначные ответы на все мировоззренческие вопросы — от политики до этики и эстетики. И хотя он не мог свободно поехать за границу, свободно выражать свое мнение, свободно заниматься творчеством, не был свободен интеллектуально, испытывал многочисленные мелкие бытовые неудобства, связанные со спецификой советского планового хозяйства и отсутствием сервиса, тем не менее, он мог быть уверен, что ни при каких обстоятельствах не умрет с голода, не останется без крыши над головой и не окажется без медицинской помощи в случае болезни.

Пожалуй, в эмоциональном плане главной характеристикой этих лет была именно скука, ведь все было распланировано, почти не изменяемо и заранее предсказуемо. Культурная жизнь была чрезвычайно однообразна и бедна событиями, а на двух-трех каналах телевидения большую часть времени транслировались новости, съезды партии или выступления Генерального секретаря и фильмы на производственную тематику. Поэтому название этих времен «эпоха застоя» является вполне подходящим. Состояние перманентной скуки, думаю, во многом объясняет, почему в застойном советском обществе был довольно высокий уровень пьянства и немотивированной агрессии. Поскольку я вырос в промышленном районе, то хорошо помню, как после окончания дневной заводской смены в пятницу, улицы и общественный транспорт заполняли толпы сильно выпивших людей. Агрессия проявлялась в драках, хулиганских действиях, в ставшем столь привычном хамстве в магазинах, поликлиниках, больницах, учреждениях общепита самого разного уровня, от столовой до ресторана.

Для многих людей в СССР пьянство было частью повседневной жизни

В 80-е годы смутная неудовлетворенность советского человека начинает нарастать. С одной стороны, это было связано со стагнацией советской экономики, которая привела к дефициту даже обычных продуктов питания в магазинах, которые стали отпускаться по карточкам. Но скорее всего дело было не только в этом, хотя первая причина для большинства и была наиболее весомой. В стерильной культурной атмосфере Совка жить было душно, и просачивающиеся через железный занавес образы жизни на капиталистическом Западе напоминали об этом. Можно вспомнить слова песни группы «Алиса» «Воздух» с альбома 1987 года:

«Я так хочу быть тут, Но не могу быть здесь… Воздух… Мне нужен воздух…»

Думаю, эта песня достаточно точно выражала эмоциональное состояние молодого поколения СССР 80х.

Не буду здесь вдаваться в подробности цепочки исторических событий, но падение советской системы было одобрительно воспринято большей частью населения. И именно спонтанное движение масс воспрепятствовало попытке ГКЧП реставрировать ее в 1992 году. Другое дело, что, к сожалению, когда люди своими действиями проголосовали против СССР, то большинство из них, в реальности, были не за свободу человека, а за свободу покупать колбасу.

А в 90-е годы бывший советский человек неожиданно попал вовсе не в то общество изобилия, которое рисовалось в воображении, а, скорее, в общество, которое показывают в гангстерских фильмах про Америку времен великой депрессии. Дефицита с колбасой не стало. Но, к несчастью, не у всех хватало денег, чтобы ее покупать, хотя колбасы самых разных видов свободно лежали на прилавках. А еще обиднее было видеть, что твой сосед, еще вчера получавший такую же зарплату и имевший такой же достаток, как и ты и, вроде бы, ничем особо не отличающийся по уму и способностям может себе ее позволить, а, возможно, и еще многое-многое другое.

Невостребованными оказались прежние профессиональные навыки, полученное образование и почетные регалии. Для зарабатывания денег мало толку было от дипломов и квалификационных категорий. Профессорам и врачам приходилось подрабатывать частным извозом, заниматься взяточничеством, писать курсовые за студентов, чтобы обеспечить себя и свою семью, либо полностью менять стезю своей деятельности. На первый план в это время вышли личная предприимчивость, мобильность, способность к риску и готовность начинать новое дело с нуля, использовать те навыки и способности, которые могли быть востребованы именно при этой текущей сложившейся конъюнктуре.

Прежнее относительно гомогенное, уравнительное общество расслоилось буквально в считанные месяцы. Один из давно знавших друг друга коллег или давно друживших приятелей мог стать миллионером, а другой оказаться на дне бедности, безнадежно ожидая, когда на предприятии, на котором он работает, прекратятся задержки зарплаты. На самом верху новой социальной пирамиды обычно оказывались бывшие хозяйственные руководители и партийные работники, быстро приватизировавшие прежнюю государственную собственность. В то же время, многие сделали бизнес с нуля, но не секрет, что нередко для этого им приходилось использовать не только невостребованную в советское время предприимчивость и деловую хватку, но и нарушать все мыслимые нормы общечеловеческой морали. Общество погрузилось в состояние аномии.

Надо отдать должное Советскому союзу, что, несмотря на всю его куцую однообразность, угловатость и житейские перегибы, в нем существовало давление устоявшихся социальных правил поведения, которое побуждало людей придерживаться моральных норм, и не только норм пресловутой социалистической нравственности. С его падением все барьеры рухнули. Оказалось, что ради обогащения многие люди были готовы на все. Обычным явлением стало «кидалово» своих друзей и знакомых на деньги, и «заказ» киллерам бизнес партнеров, которые нередко совсем недавно были лучшими друзьями. На поверхность всплыли и вольготно себя почувствовали социальные элементы, которые несколько лет назад считались маргинальными и находились в андеграунде социума, а также проявились маргинальные и антисоциальные наклонности людей, которые они до того скрывали и, возможно, даже сами не подозревали о них. И самыми дезадаптированными, или говоря языком 90-х, «лохами» в новой жизни оказались те, кто этих старых норм продолжал придерживаться. Неудивительно, что у многих бывших советских людей все эти обстоятельства вызвали разочарование в «демократии» и щемящие воспоминания о безоблачном всё гарантировавшем прошлом, в котором не о чем было слишком сильно беспокоиться, и некому сильно завидовать.

Но в то же время стоит отметить, что 90-е стали для неизбалованного советского человека временем внезапного и немыслимого доселе изобилия и небывалой свободы. На прилавки хлынули невиданные ранее импортные продукты. По очень недорогим ценам можно было покупать импортный алкоголь, наименования которого советский человек ранее узнавал только из детективных романов. И все это было доступно 24 часа в сутки в многочисленных круглосуточных коммерческих киосках и магазинах. Преобразился внешний облик людей — после вынужденной серости Совка люди стали одеваться броско и ярко, благо, что благодаря «челнокам» и китайским производителям дефицит одежды тоже исчез. Что было, наверное, еще более невероятным, так это то, что открылась полная свобода передвижения. Отношение к далеким заокеанским путешествиям человека 80-х выражали слова из песни «Наутилуса Помпили-уса»: «Гудбай, Америка, где я не буду никогда». Теперь у бывшего советского человека появилась возможность при желании путешествовать туда, а также обратно, и для этого ему не нужно было становиться сотрудником дипмиссии или предателем Родины.

90-е стали и эпохой невиданной интеллектуальной свободы. Стали доступны любые фильмы, книги, музыка. Поскольку в России тогда не действовали законы об авторском праве, у россиянина в этом отношении было больше возможностей, чем у жителей проклинаемой ныне Америки и других западных стран. Появилась ничем не ограниченная свобода творчества, высказывания, самовыражения, хотя конечно не для всех это было важно.

В то же время в начале 90-х у некоторых людей, досыта наевшихся жизнью в СССР, даже после поражения ГКЧП еще сохранялся страх, что все может вернуться назад. Помню, как с тревогой об этом говорил пожилой профессор в преподавательской одного из ВУЗов. Но самое примечательное это то, в чем заключался его главный страх: «Главное, что б книжки читать не запретили!»

Конечно самым страшным в 90-е, — кроме того, что оказались невостребованными старая квалификация и навыки людей и многие испытывали экономические трудности, — был разгул бандитизма. Но, с другой стороны, если сравнивать это с советским периодом, то хотя бандитский беспредел страшен, беспредел государства намного страшнее. В случае «наезда» бандитов у человека был шанс сбежать, обратиться за помощью к другой группировке, иногда помогала даже милиция. В случае произвола государства, как это было в СССР, от государственной машины спрятаться было некуда и не у кого было искать помощи.

Выражая свою субъективную точку зрения, и не отбрасывая из поля зрения все изъяны того времени, хочу согласиться с Аркадием Бабченко, что в 90-е «было ощущение того, что что-то главное уже сделано, что-то главное уже произошло, и теперь осталось только доделать, довести до ума, докрутить, еще немного дотерпеть — и все будет нормально». Была надежда на то, что это переходный период, что люди утратили нравственные ориентиры, потому что испытывают материальные трудности и растеряны, но пройдет время и постепенно разум, нравственность, культура восторжествуют над хамством, примитивизмом и беспределом.

90-е сменились временем путинской «стабильности». В 00-е все менее и менее становятся заметны уличные рынки, «челноки» и рэкетиры в спортивных костюмах. Удачливые бандиты одели костюмы депутатов или стали респектабельными бизнесменами. Выросли цены на нефть. Повсеместно распространились интернет и мобильная связь. Снова стали востребованы инженеры и рабочие. Выстроилась вертикаль власти. Общество стабильно дифференцировалось на крупных собственников и наемных работников. Последние могли претендовать на то, чтобы устроиться на достаточно стабильную работу в офисе, получать стабильную зарплату, брать ипотеку, ездить на кредитных машинах, ходить в спа-салоны и ночные клубы, покупать элитный алкоголь, целыми сутками общаться в социальных сетях, переписываться и постить забавные картинки, котиков и сэлфи, в отпуске отдыхать в Тайланде, в Арабских Эмиратах или путешествовать по другим странам. Надо сказать, что такая жизнь обычному советскому служащему не приснилась бы даже в самом дерзком сне. Казалось бы, российское общество стало обычным обществом потребления с обычными для него потребительскими ценностями и образцами успеха. И пусть жизнь такого общества достаточно одномерная, но в то же время сытая и некровопролитная.

И здесь хочется задать риторический вопрос: Чего же не хватало этому сытому офисному работнику эпохи путинской стабильности? Неужели ему не давала покоя глубоко спрятанная тоска по военным походам и воинской доблести? Или героическим трудовым подвигам во имя славы Отечества? Наверное, и вправду не хлебом единым жив человек, даже в эпоху потребления?

 

Метаморфозы личностной идентичности на пути из советской в постсоветскую эпоху

Далее постараюсь набросать обобщённый портрет среднего россиянина 90-х и 2000-х годов, хотя конечно отдаю себе отчет в том, что любой усредненный портрет грешит многими неточностями и искажениями. Я согласен с тем, что попытка составить портрет среднестатистического гражданина — это примерно то же самое, что попытка измерить среднюю температуру по больнице. И все же, несмотря на все разнообразие индивидуальных типов людей, можно выделить и преобладающее общее в ценностях, мышлении и поведении, характерное для определенного временного периода. Таким образом, этот обобщенный портрет не статичен. Если говорить о рассматриваемой мною здесь перспективе, то мог очень сильно измениться облик даже одного и того же человека. Например, комсомольский работник 80-х, призывающий людей беззаветно служить идеалам коммунизма и следовать принципам коллективизма и коммунистической морали, в 90-е мог явить себя как бизнесмен, использующий криминальные методы ведения бизнеса, а в 2000-е как респектабельный владелец крупной компании. Талантливый спортсмен в 90-е мог стать бандитом, а в 2000-е вновь начать вести законопослушный образ жизни. Были и еще более драматичные метаморфозы. Можно вспомнить пример Салмана Радуева, который в 80-е гг. был членом КПСС и инструктором в республиканском комитете ВЛКСМ, участвовавшем в организации работы стройотрядов и сопровождавшим комсомольцев на стройки в различные места СССР, а в 90-е гг. стал одним из руководителей чеченских террористов.

Думаю, что казалось бы неожиданные черты в поведении возникали вовсе не из ниоткуда, они присутствовали в личности в скрытом, замаскированном виде и историческая ситуация просто способствовала их проявлению. Эти черты представляли собой одну из теневых идентичностей человека. И в этом отношении пример некоторых бывших комсомольских и партийных работников особенно показателен. Как сказала Светлана Алексиевич: «Главные, кто ограбил народ, — это комсомольская и партийная верхушка. Не откровенные бандиты, <…>, а именно вот эти — они оказались психологически готовы».

Если говорить о 90-х, то карикатурным олицетворением успешного человека, занимающего ведущие позиции в новом социуме стал образ «нового русского», т. е. образ человека крайне ограниченного и недалекого, ориентированного на чувственные удовольствия и «понты», но напористого и сверхпрагматичного в меркантильном плане, — этакое воплощение невежды и хама, который благодаря игре судьбы вдруг стал королем жизни. Но, безусловно, это был только один из типов людей.

Типичный стиль одежды «нового русского»

В эпоху 90-х человек жил в состоянии неопределенности и поэтому ничего не планировал на длительную перспективу. Все ранее скрепляющие его мировоззрение советские идеологемы рухнули, что не удивительно в период чрезвычайной экономической нестабильности, и главными ценностями стали ценности материального благосостояния. Также ушли в прошлое нормы коллективизма.

В целом, для россиянина 90-х были характерны отсутствие длительной перспективы в планировании, ориентация на быструю выгоду, крайний индивидуализм («каждый сам за себя»), примат материальных ценностей в сознании, недоверие к государству, скрытность во всем, что касается бизнеса и финансовых вопросов (т. к. окружающие представляли потенциальную угрозу), связанная с этим повышенная агрессивность, ослабление, если не исчезновение, моральных регуляторов или замещение их на нормы поведения одобряемые в криминальном мире. Во внешнем поведении «крутизна» ассоциировалась с наглостью и нахрапистостью. Из положительных характеристик можно отметить, что человек 90-х — это человек инициативный, человек-предприниматель и человек, который перестал бояться выражать себя, говорить то, что думает (если это не касалось деталей его бизнеса).

Человек второй половины 00-х в некотором смысле противоположность человеку 90-х, он представляет из себя по большей части спокойного гедониста, прагматика, стремящегося к всевозможным удовольствиям, планирующего стабильную карьеру. Круг его интересов сосредоточен на личной жизни, семье, если она есть, потреблении и стабильном положении в обществе, которое реализуется через карьеру в крупной компании. В общем, и для россиянина 90-х и для россиянина 2000-х материальное благосостояние являлось ведущей ценностью, но представления о способах его достижения изменились: для первого — это независимое индивидуальное предпринимательство, собственный или семейный бизнес, для второго — принадлежность к крупной корпорации. Человек 00-х аполитичен, социально ленив и пассивен, как и подобает обычному обывателю, но в то же время прагматичен и достаточно миролюбив.

В 2011—12 гг. промелькнул образ человека, который стремился к честным отношениям с властью, соблюдению своих прав, но вскоре он ушел на задний план общественной сцены, быстро растворяясь в анонимной массе.

С весны-лета 2014 года на публичной авансцене мы наблюдаем уже другого человека — человека одержимого нелепыми сверхценными идеями, эмоционально возбудимого и агрессивного. Если кратко описать последовательность этих метаморфоз, то человека 90-х я бы назвал «антисоциальным», человека 00-х гедонистическим, а человека 14—15-го годов «психотическим» (конечно не в строгом клиническом значении этого слова). Возникает вопрос как в целом разумный и миролюбивый человек в одночасье мог превратиться в злобного параноика? Далее в книге я попытаюсь проанализировать причины и условия, которые привели к этой метаморфозе.

 

Часть 2. Страх и ненависть в России 2014–2015 годов

 

 

Социальные процессы и психиатрия

Периоды интенсивного воодушевления и единения на основе каких-либо религиозных или политических идей в больших социальных группах, нередко приводящие к вспышкам чудовищного насилия и другим деструктивным последствиям, неоднократно случались в истории. Русский психиатр В. Х. Кандинский еще в 19 веке назвал их «массовыми психическими эпидемиями». Кандинский писал: «Болезни, поражающие сразу множество людей называются повальными или эпидемическими болезнями <…> Не одни только телесные болезни способны к эпидемическому распространению; болезни души, психические расстройства также нередко принимают эпидемический характер. История человечества, история обществ представляет нам ряд длинный, можно сказать, непрерывный ряд примеров, в которых известные побуждения и стремления, известные чувства и идеи охватывают сразу массу людей и обусловливают, независимо от воли отдельных индивидуумов, тот или другой ряд одинаковых действий. При этом двигающая идея, сама по себе, может быть высокою или нелепою, чувство и стремление могут не выходить из границ физиологических, но могут быть также необычайными и анормальными, совершенно изменяющими прежний, нравственный и умственный характер людей. К таким примерам морального и интеллектуального движения масс, порою принимающего форму резкого душевного расстройства, мы совершенно вправе приложить название «душевные эпидемии». Аналогия с телесными эпидемиями здесь полная. Подобно контагию оспы или сыпного тифа, душевная зараза от одного человека передается к другому, к третьему, воспроизводится здесь и из этих вторичных фокусов заражения распространяется с новой силой далее, захватывая все большую и большую массу людей, до тех пор, пока будет находить благоприятную для себя почву. Оспа и чума уносили прежде тысячи и десятки тысяч жертв и опустошали целые страны. Душевные эпидемии не менее губительны. Проходит время невольного душевного расстройства, время коллективного увлечения и страсти, и вернувшиеся к рассудку люди обычно не могут понять своих прошлых ошибок.» [11]Кандинский В. Х. Нервно — психический контагий и душевные эпидемии / «Общепонятные психологические этюды», 1881 г Сборник трудов Виктора Хрисанфовича Кандинского Санкт-Петербургская психиатрическая больница св. Николая Чудотворца. К 140-летию. Том III. В. Х. Кандинский. — СПб.: «Издательско-полиграфическая компания «КОСТА», 2012. — С. 95.
. С точки зрения Кандинского, одним из признаков массовой психической эпидемии является захваченность состоянием, идеей, действием, которая неподконтрольна волевой регуляции и доходит до одержимости, до фанатизма.

О психических эпидемиях писал и В. М. Бехтерев, рассматривавший их как результат внушения. В частности, к психическим эпидемиям В. Х. Кандинский и В. М. Бехтерев относили и войны, вспыхивавшие из-за, казалось бы, незначительного повода и уносившие жизни тысяч людей.

Позже для наименования такого рода состояний стал использоваться термин «групповые психоконтагиозные вспышки». На сегодняшний день психиатры подразделяют психические эпидемии на социальные реакции, в том числе психозы, вызванные военными действиями и нередко неадекватными поводами при революционных событиях, парарелигиозные, этнические и связанные с техническим прогрессом. В истории человечества массовых эпидемий было много. В качестве примера психической эпидемии, спровоцированной социально-политическими событиями, можно вспомнить о «великом страхе» 1789 года во Франции — феномене, который имел место в начальный момент Великой французской революции. В обстановке слухов об «аристократическом заговоре» и о том, что в страну вторглись полчища иностранных захватчиков и повсюду орудуют разбойничьи шайки, стали вспыхивать вооруженные бунты и восстания. Происходили нападения на дворцы, уничтожались феодальные документы.

В отличие от психических расстройств, которые возникают у отдельных индивидов, для массовых психических эпидемий, или групповых психоконтагиозных вспышек, пока не разработано четких диагностических критериев. Неопределенным остается вопрос, когда какое-либо массовидное явление стоит рассматривать как «расстройство». Думаю, главным критерием здесь должно быть соответствие либо несоответствие эмоционального состояния людей и их поведенческих реакций реальной ситуации. В этом отношении, например, едва ли можно поставить на одну доску «великий страх» 1789 года и «Марш республики» в Париже 11 января 2015 года, ставший реакцией на расстрел в редакции Charlie Hebdo и собравший 2 млн. человек, хотя и в том и в другом случае имела место захваченность большого количества людей общим эмоциональным состоянием и сходными идеями. С другой стороны, я полагаю, что то, что произошло с большинством россиян в 2014–2015 годах, а также то, что происходило на Донбассе весной 2014 года, напротив, вполне соответствует понятию психоконтагиозной вспышки в смысле психического расстройства, поскольку эмоциональное состояние людей возникло на основе ложной либо искаженной интерпретации событий, и зачастую их реакции в сложившейся ситуации были явно неадекватными. Ниже я постараюсь обосновать свою точку зрения.

Далее представлю общую картину того, что происходило с мышлением и эмоциями людей в этот период.

 

Эпидемия «восставших с колен»: хроники безумия

Ментальное состояние, о котором пойдет речь, охватило огромное количество людей, и оно было не статичным, а плавно перетекало в отличающиеся друг от друга формы. Можно выделить несколько стадий в его развитии, связанных с определенной трансформацией «клинической» картины.

Хотя в нашем случае было затруднено применение стандартизированных процедур исследования, но были доступны наблюдение (которое является одним из основных методов не только в психиатрии, но и в этнопсихологии), методы беседы, изучения творчества индивидов (письменных текстов, рисунков). Едва ли кто-то будет спорить, что в сегодняшнее время широкие возможности для изучения вербальных высказываний и поведения дает Интернет. В этом описании я опираюсь как на личные наблюдения, так и на наблюдения других людей, полученные мной на основании интервью,.

В динамике описываемого процесса я выделил несколько этапов, которые наслаивались друг на друга. Первый я бы условно назвал «заинтересованным наблюдением». Он длился с осени 2013 года по март 2014-го. Второй — «крымской эйфорией», которая началась в марте 2014-го, сразу после аннексии Крыма. Следы ее тянулись достаточно долго, но в наиболее выраженной форме они были заметны до осени 2014 года. В мае — июне появляется качественно новая гамма чувств, и этот период я бы назвал периодом «праведного гнева и ощущением всемогущества», который постепенно угас к осени 14-го года. В связи с ростом курса валют в октябре-ноябре 2014-го он трансформировался в состояние, которое я бы назвал «озабоченностью и жаждой возмездия». К осени 2015 года оно постепенно сменяется практически полным безразличием и апатией к политической и общественной жизни. Причем в динамике этих фаз последовательно менялись объекты агрессии. Первоначально с весны 2014 года объектом агрессии для обывателя была, прежде всего, Украина, но постепенно летом — осенью этого же года она смещается на США и весь Западный мир. Затем, в конце 2015 года, едва ли не главным объектом народного гнева становится Турция. В начале 2016-го прежние экстремально сильные эмоции сменяются по преимуществу безразличием. Очень мало кто еще вспоминает Украину и Донбасс. И даже военные действия в Сирии и конфликт с Турцией мало у кого вызывают особый интерес. Основной заботой обычного обывателя становится вопрос, как решить свои финансовые проблемы и пережить кризис. Рассмотрим эти фазы подробнее.

Надпись на стене дома

«Заинтересованное наблюдение»

Ярким процессам, проявившимся весной 2014 года, предшествовало несколько месяцев с осени 2013-го по март 2014-го связанных с киевским Майданом. Взгляды россиян были прикованы к разворачивающимся там событиям. Наверное, очень многих из тех, кто наблюдал за ними, переполнял интерес и внутреннее волнение. Далеко не у всех определились симпатии и антипатии к действующим лицам, хотя преобладающее настроение, пожалуй, было настороженно-сдержанным. Тем не менее, до психологического раскола в самом российском обществе, основанном на отношении к Майдану и Украине, было еще далеко. Россияне заинтриговано ждали развязки. Тогда они и не подозревали, что развязка приведет к конфликтам в их семьях и разрыву отношений с давними друзьями.

Чтобы проиллюстрировать настроения в обществе приведу цитаты из взятых мною интервью: «Киевский Майдан снова дал импульс гражданским настроениям. Но опять же это было слишком ненадолго… Весной 2014 года этот импульс превратился в свою противоположность. Конец февраля 2014-го — расстрел людей на Майдане. Общество однозначно поделилось на сочувствующих радикальным преобразованиям власти и сторонников консервации существующего положения дел, каким бы оно ни было („Если не Путин, то кто?“, „Видите, что творится на Украине? Вы этого хотите?“)».

«Мне кажется, вначале не было однозначной реакции. Она была двойственной. Т. е., с одной стороны, вроде бы на Майдане это те, кто борется за свои права, за справедливость. Потому что восприятие Януковича положительным не было никогда. Его никто не воспринимал как друга России, особенно с учетом его метаний в сторону Евросоюза. Но с другой стороны, когда некоторые предвзятые «аналитики» в кавычках стали объяснять народу, что на Майдане стоят бандеровцы, отношение к Майдану стало становиться негативным.

На мой взгляд, до событий связанных с Крымом в последние числа февраля, это воспринималось как что-то не касающееся своей жизни, как картинка по телевизору, интересная история…»

«Я думаю, Майдан еще не был таким переломным моментом. Во время Майдана большинству людей было достаточно безразлично, что там происходит на Украине. А когда в эту тему включилась Россия с присоединением Крыма, вот тут стало всем очень даже не все равно. Люди почувствовали, что их гордость получила удовлетворение».

«Крымская эйфория»

Явный конфликт мировоззренческих позиций в российском обществе обозначился после аннексии Крыма в марте 2014 года и в последующем он только нарастал. Период марта — апреля, как я уже сказал, можно назвать «крымской эйфорией». Естественно она охватила не всех, были люди, которые чувствовали не эйфорию, а эмоциональный шок, возмущение и негодование. Но, тем не менее, неадекватное радостное настроение охватило очень многих, и следы его тянулись, пожалуй, до осени 2014-го.

Митинг в поддержку присоединения Крыма. Новосибирск, 7 марта 2014 г.

Можно вспомнить небывалый в обозримом прошлом общий эмоциональный подъем марта и апреля. Разговоры со знакомыми и в кулуарах на работе, так или иначе, затрагивали тему Крыма. Совершенно очевидно, что большинство людей в то время позитивно и с большой радостью относились к присоединению. Различия касались только объяснений характера происходящего. Одни настаивали на официальной телеверсии событий — «российских военных в Крыму нет», — другие же соглашались с неофициальной точкой зрения, что военные наверняка есть и это очень правильный ход, третьи говорили, что Путину надо действовать более решительно и «давно уже нужно было ввести войска». 11 апреля в России было днем всеобщего (точнее почти всеобщего) ликования. Люди, которые были до сего времени далеки от интереса к политике, размещали в социальных сетях поздравления по поводу «возвращения» Крыма. С этого же времени крайне распространенным аксессуаром, украшающим одежду и автомобили, становится георгиевская ленточка. Высказывания людей характеризовались радостью по поводу того, что у России появился стратегически важный плацдарм и того, как «гениально была проведена операция» лидером нации. С необычайным воодушевлением, не наблюдавшимся за очень многие годы, прошло празднование 9 мая. Отмечался невиданный бум на ношение «георгиевских ленточек» на лацканах одежды, дамских сумках, рюкзаках и прочих местах. Лейтмотивом такого настроения было «воссоединение с Крымом», который «всегда был нашим» и возрождение былой мощи России. Возникало ощущение, что огромные толпы людей охвачены агрессивной злой воинственной радостью. Не случайно в 2014 м в блогосфере появился неологизм «победобесие», отражающий атмосферу этого празднества.

Александр Сотник берет интервью у «патриотически» одетой женщины. Москва, 9 мая, 2014 г.

«Праведный гнев и ощущение всемогущества» Состояние всеобщего эмоционального подъема продолжалось до печальных событий в Одессе 2 мая 2014 года. Взрыв ненависти, который произошел в сознании людей можно оценить, если заглянуть в комментарии в интернете в первые майские дни. Хотя сохранялся прежний эмоциональный всплеск, в высказываниях и настроении людей появляются проявления нового качества. Эмоции можно охарактеризовать как ярость, гнев и возмущение. Также у среднего обывателя, внимательно следящего за украинскими событиями с помощью телевизора, кристаллизуется образ врага — бандеровцы, «правосеки», «еврофашисты», а также либералы, которые позволили прийти им к власти. В СМИ начинает мелькать еще один неологизм — «либерал-фашизм». И за всеми этими персонажами для среднего российского обывателя стал отчетливо прорисовывается зловещий образ США. Если до этого киевский Майдан у большинства наших соотечественников вызывал скорее чувство презрительного снисхождения («делать им нечего, что с этого толку», «работать не хотят», «зачем зверинец в центре Киева устроили»), то в мае он начинает ассоциироваться с первопричиной проблем — народная смута, которая привела к власти фашистов. А также стал понятен тайный механизм этих событий — не зря же госсекретарь США Джон Керри посетил Майдан!

В июне и июле Украина остается одной из основных тем разговоров на работе, на улице, в общественном транспорте, при общении родителей в вестибюле школы, в кругу родственников. Причем в разговорах разные люди начинали демонстрировать уверенное, твердое понимание того, что происходит в этой территориально достаточно далекой от них стране. Что характерно, у разных людей оно являлось практически идентичным: «между западными и восточными украинцами всегда был конфликт», «американцам нужен сланцевый газ на Донбассе», «восточные украинцы воюют, потому что их притесняют и хотят уничтожить», «Киев проводит карательную операцию», «российских военных там нет (а если и есть, то это очень правильно)», «Украине с Россией будет лучше, без нее она пропадет», «да и вообще юридически граница между Украиной и Россией не установлена, Украина всегда была частью СССР».

Участники митинга в поддержку Новороссии на площади Суворова, Москва, 12 июня 2014 г.

Участники митинга в поддержку Новороссии на площади Суворова, Москва, 12 июня 2014 г.

На «Первом канале» говорят о ядерном потенциале РФ, а в программах транспортного телевидения в маршрутках появляются шутки о том, что Бельгия исчезает с карты Европы, потому что какой-то российский военнослужащий по ошибке нажал ядерную кнопку. На некоторых автомобилях кроме георгиевских ленточек появляются таблички с надписями «Дошли до Берлина, дойдем и до Киева». На улицах проходят патриотические митинги с красочными флагами, выступлением артистов и сбором средств для Новороссии. Начинается травля артистов, выступивших не в унисон со всеобщим всенародным духом. Фантастическим, небывалым никогда доселе образом взлетает рейтинг президента Путина. В разговорах лейтмотивом звучит бравада, что «санкции нам нипочем» и «наконец-то мы поднимем промышленность».

Баннер «Пятая колонна — чужие среди нас». Москва, апрель 2014 г.

«Озабоченность, тревога и жажда возмездия»

Эйфория спадает осенью, когда многие граждане начинают отчетливо чувствовать финансовые неудобства. Основной эмоциональный фон, начиная с этого времени, — смутная тревога и глухая, смешанная со злобой обида на происки коварного врага. Тема международных отношений все еще часто всплывает в повседневных разговорах, хотя более сдержанно («естественно, что Запад мешает двигаться России по ее историческому пути!», «Америка всегда была против России», «надо посочувствовать украинцам, им тяжело, и они не ведают что творят»). Интерес собственно к украинским событиям самим по себе существенно снижается, практически исчезает. Основной темой разговоров становятся прогнозы по поводу курса валют.

«Патриотические» надписи на автомобилях

Вот воспоминание одной из участниц интервью о том периоде: «Это было год назад, когда курс евро рос с необыкновенной скоростью. У нас в коллективе есть люди, которые обычно говорят: „Путин, спасите нацию!“, или „Если бы не Путин, то ничего бы не было“, „Все будет хорошо“. Или есть менее радикальные, которые согласны с тем, что Путин, конечно, узурпировал власть, но стране это только на пользу. Вот в тот момент их не было слышно, а были разговоры: „Что происходит?“, „О чем они там себе думают!“ Все были на одной волне. На рост курса евро все отреагировали очень единодушно…»

Все же надо отметить, что, тем не менее, оставались и по-настоящему пламенные «патриоты», которые, как и раньше, говорили, что «все было сделано правильно», «это продуманный план» и ждали, что вот-вот Путин выпустит своих «черных лебедей» (выражение из статьи одного американского экономиста, означающее в ней, что Россия перестанет платить по кредитным обязательствам американским банкам) и, наконец, сокрушит экономику США. Некоторые обсуждали наиболее подходящее время для взятия Киева. В январе это же настроение сохранялось, но зрела решимость затянуть пояса потуже и перетерпеть санкции, ведь Путин обещал, что все будет хорошо!

В эти периоды весьма симтоматичными являются высказывания и действия многих публичных персон. Так 16 марта 2014 года Дмитрий Киселёв в эфире своей программы произнес произведшую фурор фразу: «Россия — единственная страна в мире, способная превратить Штаты в радиоактивный пепел». В своих последующих передачах Киселев акцентировал внимание на том, что Россия не брала на себя обязательство не наносить ядерный удар первой. В мае 2014 года известный профессор МГУ А. Дугин в интервью агентству Anna-News заявил, что должно быть меньше разговоров, а украинцев необходимо продолжать убивать, и это его позиция как профессора. Такие же призывы он делал на своих лекциях в университете, чем вызвал негодование студентов. В мае того же года актер И. Охлобыстин написал в своем твиттере, что мечтает проснуться и узнать, что российские военные силы стоят у порога Одессы. В августе, находясь на гастролях в Крыму, актер А. Панин публично высказался о том, что Сталин поступал правильно, проводя депортацию крымских татар, а каждому нынешнему татарину нужно выделить по дереву вдоль дороги. В сентябре 2014 года в связи с западными экономическими санкциями в Москве прошла акция «Модный ответ — санкциям нет». Предлагалось взять любую старую майку и обменять на абсолютно новую футболку с броским и глубокомысленным принтом на выбор: «У нас свои приколы без вашей кока-колы», «Тополь санкций не боится» или «Не смешите мои «Искандеры». После акции хитом интернета стала фотография Анны Семенович в футболке с надписью «Не смешите мои «Искандеры». Акцию также поддержали другие публичные личности, такие как актриса Ольга Кабо, певица Анжелика Агурбаш, поп-группы «Фабрика» и «Мобильные блондинки», писатель Олег Рой, боксер Николай Валуев.

В октябре 2014 года всенародный любимец Михаил Пореченков был замечен в том, что стрелял по позициям украинских военных в донецком аэропорту, и за проявленный героизм снискал множество поддерживающих комментариев российских пользователей социальных сетей. В канун Нового 2015 года еще один всенародный любимец А. Домогаров в своем Фэйсбуке призвал оппозиционеров уезжать из России и «не тявкать». В начале января 2016-го журналист Егор Просвирин заявил, что Россия должна захватить соседние страны — Украину, Белоруссию и Казахстан.

Начиная с весны 2014 года, в Москве и Крыму стали появляться баннеры с надписью «пятая колонна» и с фотографиями известных представителей интеллигенции и оппозиционных политиков. Осенью этого же года стал происходить систематический срыв концертов и лекций Андрея Макаревича.

В октябре заместитель администрации президента Вячеслав Володин произнес знаменитую фразу: «Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России».

15 января 2015 года в Москве было создано движение «Антимайдан». В тот же день движение отметило свое возникновение разгоном сторонников Алексея Навального в кафе, а в дальнейшем проявило себя на поприще силовой борьбы с «бандеровски-ми» (по их терминологии) митингами за мир.

Об умонастроениях рядовых граждан мы можем составить представление по комментариям в сети интернет. Комментарии, по сути, являются моментальной фотографией мыслей людей населяющих нашу планету. И благодаря современным технологиям, мы можем их видеть. В частности, на основании высказываний в интернете мы можем судить, какое широкое одобрение получил поступок Пореченкова и высказывания Домогарова. Также можно судить о том, какое неодобрение вызывали представители интеллигенции, которые были причислены к «пятой колонне». Особенно частыми объектами нападок становились Андрей Макаревич и Лия Ахеджакова, которых обвиняли либо в меркантильных интересах, либо в желании привлечь к себе внимание.

Далее, приведу несколько высказываний из повседневных бесед между людьми в период 2014–2015 гг.

Говорит мужчина с высшим образованием, кандидат наук: «Лучшее время взятия Киева — это весна. Сирени будут дарить».

Относительно этой темы, иногда можно было слышать суждения о том, что Путин совершил непростительную ошибку, в том, что ограничился Крымом и сразу не дошел до Киева. Вот, например, диалог двух мужчин, занимавших противоположные позиции:

— Путин Хуйло, потому что он вторгся в Крым!

— А может он Хуйло, потому что не захватил всю Украину?!!

Мужчина средних лет: «Путин молодец! Если бы не он, всю Россию бы уже разворовали, распродали».

Молодая женщина, преподаватель музыки: «Ну что прицепились к этой коррупции. Это такая национальная русская традиция. На Руси всегда воровали. Ничего плохого в этом нет».

Молодая женщина с высшим психологическим образованием: «Ну, какая у нас может быть демократия? Вы посмотрите на этих людей. Они даже на выборы не ходят! А либерализм для меня ругательное слово!»

Молодой мужчина с высшим образованием: «Во всех странах диктатура. В Америке она еще страшнее, потому что незаметная».

Женщина, врач по профессии: «Ну и подумаешь, Крым присоединили! Ну и подумаешь братский народ! А какие должны быть отношения между народами?»

Из разговора в маршрутке между двумя пожилыми женщинами:

— Путин нас поднял! Теперь у нас все на иномарках ездят. А вот Обама неправильную политику проводит.

— Да американцы дураки! Негра в президенты выбрали!

От геополитически просвещённых граждан можно было услышать идею, что неплохо было бы скинуть ядерную бомбу на Белый дом, чтобы решить все проблемы разом.

Ультра-патриотическая радиация, безусловно, так или иначе, воздействовала на все общество, а не только тех, кто принял убеждения, транслируемые госпропагандой — девушка говорит в шутку (она не сторонница правящего режима и милитаризма): «Евро растет, теперь в Литву не поедешь… Надо Литву и Польшу присоеденить! Пусть там будет рублевая зона!» Пожилая женщина, критически относящаяся к государственной российской политике о реакциях людей в то время: «Хороший у нас народ: слепой, глухой и немой!»

Об умонастроениях людей того времени также дают представления результаты социологических исследований. По данным Левада-центра осенью 2014 года 86 % россиян поддерживали присоединение Крыма. По данным ВЦИОМ большинство россиян считали добровольцев, воюющих на Донбассе мужественными людьми, большинство участников опроса — 65 % — положительно относились к тем, кто присоединился к вооруженным сторонникам организаций «ДНР» и «ЛНР». Женщин, одобривших бы идею друга, знакомого или родственника повоевать на стороне ДНР-ЛНР, насчитывалось 12 % (полностью положительно) и 24 % (скорее положительно). Таким образом, умонастроение рядовых российских обывателей вполне соответствовали высказываниям публичных людей и приведенным медиа-событиям. Скорее последние являлись лишь их концентрированным выражением.

Анализ

Далее предпримем попытку анализа наблюдавшихся феноменов с помощью понятий психопатологии. Для этого давайте рассмотрим поведение среднего россиянина в этот период. Я не буду приводить многочисленные частные примеры, а представлю обобщенный образ. Как уже говорилось выше, весной — летом 2014 года большое количество людей, даже ранее совершенно безразличных к политическим событиям, оказались вовлеченными в размышление над политическими темами и в их обсуждение. Разговоры на эту тематику возникали повсеместно — на работе, в кругу друзей, на улице, в поезде и даже на приеме у врача в поликлинике. Преамбула разговора обычно была стандартная: «Что нового в мире творится?» — или, — «А вы слышали, что сегодня на Украине происходит?!» Далее начинался обмен репликами, как правило, эмоционально окрашенными, который включал рассказ о подразумеваемых событиях и объяснение личного видения говорящего. Если точки зрения собеседников совпадали, то разговор заканчивался некоторым снижением эмоционального накала и чувством удовлетворенности от беседы. Нечто совершенно иное происходило, если взгляды собеседников на обсуждаемую тему существенно расходились. В разговоре возникало эмоциональное напряжение с враждебными чувствами, беседа могла перерасти в перепалку с взаимными оскорблениями. Ни для кого не секрет, что из-за таких «диспутов» нередко рушились дружеские связи, возникало отчуждение между родственниками. Таким образом, казалось бы, далекие от повседневной жизни политические проблемы оказались чрезвычайно личностно значимыми.

Теперь рассмотрим систему субъективной аргументации, использовавшуюся в спорах. Если говорить о содержании суждений, то «средний» россиянин, как правило, придерживался нескольких незамысловатых тезисов — «западные украинцы всегда не любили восточных», «власть в Киеве захватила хунта, она проводит карательную операцию», «Путин все делает правильно!», «Яценюк — нехороший человек», а также нескольких связанных с ними: «Майдан — это зло», «демократия — это обман», «в России нужна сильная власть!» и т. п.

Во-первых, как я уже говорил, обращала на себя внимание аффективная насыщенность реакций, если собеседник выражал несогласие. Ее спектр мог варьировать от глубокой растерянности, как будто человек был совершенно не готов к тому, что кто-то может думать каким-то иным образом, нежели он («ты что, телевизор не смотришь?», «вот же РИА-новости написали!») до ярости («ты что, за фашистов?!», «Родину любить надо!»). Такая сила реакции свидетельствует о чрезвычайно сильной личной идентификации индивида с декларируемыми им положениями. Можно предположить, что если бы некто сказал ему о том, что Земля плоская, а не круглая, он бы очень сильно удивился, но не стал бы реагировать на собеседника яростью.

Во-вторых, обращала внимание строгая избирательность в выборе каналов информации. Типичный (в нашем контексте) индивид обычно пользовался несколькими новостными каналами на телевидении или в интернете (некоторые, по всей видимости, для того, чтобы подчеркнуть свою независимость от общественного мнения заявляли, что они не смотрят телевизор, но на поверку оказывалось, что они черпают информацию из новостных лент в интернете с аналогичным содержанием). Все другие каналы информации априори дисквалифицировались как дезинформирующие.

В-третьих, логические умозаключения строились таким образом, что факты, которые противоречили предполагаемому заранее выводу либо просто игнорировались, либо перетолковывались в желаемом направлении. Таким образом, мы имеем дело с чем-то похожим на паралогическое мышление.

В-четвертых, в типичном случае носитель идей практически не поддавался переубеждению, даже если ему указывали на очевидные факты. В лучшем случае на некоторое время он мог погрузиться в задумчивость, но затем вновь возвращался к своим утверждениям, иногда приводя новые доводы, иногда, как будто бы просто забыв, что ему говорилось. Некоторые же (возможно более честные с собой) говорили: «Я просто в это верю, и мне не нужны доказательства! Я просто хочу верить в это».

В-пятых, наблюдалась жесткая поляризованность восприятия: мир делился на «черное» и «белое», всегда правых «нас» и врагов, внешних и внутренних, причины трудностей размещались за пределами своей личной идентификации (иностранные враги и их агенты внутри страны). Зачастую декларировалось, что для борьбы с «врагами» приемлемы все средства — от военных действий до политических репрессий.

В-шестых, обращал на себя внимание тот факт, что, как и в описании душевных эпидемий В. Х. Кандинским, многие как бы утратили морально-нравственные нормы свойственные им прежде. Например, религиозный человек, категорически выступающий против воровства и насилия, был не против присвоения Крыма. Бывший либерал начинал оправдывать диктаторские методы правления, бывший сторонник равноправия заявлял, что в силу естественных причин есть более высокие народы, а есть те, кто должен подчиняться и т. п.

Если говорить о симптоматических явлениях на уровне групп, то мы наблюдали: 1) инверсию прежних моральных ценностей в обществе (если не сказать, моральную деградацию), 2) дефицит критически-аналитического мышления, 3) поиск внешнего врага, ксенофобию и ненависть, 4) инфантильную, практически рабскую зависимость от государственных лидеров, 5) слепую приверженность индоктринируемой СМИ точке зрения, доходящую до фанатизма.

В целом, описанное состояние имеет черты, связанные, прежде всего с характером мышления — искажение логики, доминирование указанных выше идей в сознании, невозможность их коррекции с помощью логических аргументов и фактов, — придающие ему сходство с паранойяльным синдромом (хотя конечно я не отождествляю его с истинной паранойей, т. к. в данном случае нет патологической основы, на котором оно развивается).

С точки зрения своего происхождения и по своим проявлениям оно также близко к описанному в конце 19 века французскими врачами Э.-Ш. Ласегом и Ж.-П. Фальром синдрому, названному ими бредом вдвоем (Folic A Deux). В настоящее время в МКБ-10 оно обозначается термином индуцированное бредовое расстройство (F 24). Главные признаки этого расстройства следующие:

— Один, два и более лиц разделяют бред и бредовую систему, поддерживают друг друга в этом убеждении. Один из них имеет истинное бредовое расстройство (чаще шизофреническое).

— У индуктора и реципиента тесные взаимоотношения (семейные, территориальные, религиозные); бред реципиента исчезает при разлучении.

— Есть сведения об индуцировании бреда реципиенту путем контакта с индуктором (совпадение по времени и другим характеристикам).

— Возможны индуцированные галлюцинации.

Безусловно, наблюдаемое нами состояние имеет собственную специфику: во-первых, индуктором не выступает душевнобольной человек, во-вторых, это скорее «бред» совместный с большой социальной группой, нежели бред вдвоем. Я бы предложил для его обозначения использовать термин синдром медиаинфотоксикации. Термин «инфотоксикация» стал применяться украинскими психиатрами, оказывающими психиатрическую помощь на Донбассе, в разгар российской милитаристской пропагандистской компании летом 2014 года: В разгар лета, когда бои на востоке Украины сместились к российской границе, работающие в округе психиатры начали замечать у жителей, оказавшихся втянутыми в конфликт, нетипичное расстройство. Сперва его симптомы было сложно дифференцировать от более распространенных психических последствий войны — тревожности, бессонницы, депрессии — однако они достаточно отличались для того, чтобы врачи начали придумывать болезни особое имя. Они назвали ее «инфотоксикацией» или, проще, «украинским синдромом». К признакам психической травмы у людей добавились заметные агрессивность и паранойя, выражаемые в причудливых суждениях, причем пациенты придумывали эти фразы не сами. Оказалось, что их источник — телевидение.

На основании наблюдения за россиянами, попавших под влияние СМИ, я бы выделил следующие характерные черты этого состояния:

— Сверхценные и заведомо ложные («бредоподобные») идеи возникают в результате получения информации через средства масс-медиа (телевещание, интернет, социальные сети). Эти идеи, используя выражение В. Х. Кандинского, также можно назвать эпидемическим бредом.

— Из-за постоянной фокусировки сознания на внушенных идеях у реципиента меняется фон настроения, возникает чувство психического и физического напряжения, отмечается паранойяльная настороженность, злобность.

— Обычно существуют группы реципиентов, получающие однотипную информацию, которые поддерживают друг друга в воспринятых идеях.

— Отмечается повышенная аффектация, когда разговор касается внушенных идей. Отмечается повышение эмоциональной напряженности после получения очередной дозы информации (просмотра ТВ-программ, чтения новостей в интернете).

— Попытки переубеждения с предоставлением логических аргументов и фактов не приводят к успеху, но могут спровоцировать агрессию.

— Наблюдается повышенная конфликтность с людьми, не разделяющими систему верования «инфотоксицированного».

— Отмечается редуцирование симптоматики после прекращения контакта с источниками индукции. Хотя может оставаться вера в индуцированные идеи, но острота эмоциональных переживаний снижается.

Нельзя игнорировать и тот факт, что ряд людей под воздействием медиа пропаганды вовлеклись в прямое совершение социально опасных действий. Я имею в виду тех, кто добровольно поехал воевать на стороне «ополчения» в «ДНР» и «ЛНР».

Также в описанном выше состоянии мы можем увидеть и черты характерные для политического фанатизма. В монографии Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриевой «Социодинамическая психиатрия» говорится, что фанатизм определяется как состояние, связанное с личностной структурой человека и характеризующееся убежденностью в необходимости фиксации на каком-то суженном содержании или суженной системе ценностей. Убежденность сочетается с высокой степенью идентификации человека с этими явлениями, с интенсивностью переживаний, продолжительностью и настойчивостью, результатом которых является занятие человеком определенной позиции с постоянным пребыванием в ее пределах, отмечается неспособность таких людей к компромиссу и диалогу с окружающими. Люди, высказывающие другие взгляды, рассматриваются в качестве врагов. Однако, здесь нет противоречия с описанием, представленным выше, так как известно, что фанатические идеи нередко являются индуцированными извне.

Безусловно, это состояние по этическим и прагматическим соображениям нельзя относить к психиатрическим расстройствам, которые приводят к ограничению вменяемости человека, т. к. трудно поверить, что люди ему подверженные полностью утратили способность к тестированию реальности.

К концу 2015 года сильные эмоции, связанные с этим состоянием спали. В большинстве своем люди не изменили своей точки зрения, что также совпадает с описанием В. Х. Кандинского, но прежние мысли уже не доминировали в такой степени в их сознании и обычно не вызывали сильной аффектации. В этом плане состояние в этот период можно сравнить с резидуальным бредом.

Психогенез данного психоконтагиозного расстройства

В психогенезе этой массовой эпидемии участвовала комбинация трех факторов: во-первых, целенаправленное суггестивное воздействие СМИ, во-вторых, эффекты группового давления и эмоционального заражения, в-третьих, определенные черты личности и установки, которые оказались для многих людей общими. Обо всех них далее я буду говорить подробно.

Сейчас сделаю лишь краткое пояснение. Примечательно, что даже те люди, которые не поддались влиянию психической эпидемии, говорили о том, что им было в определенной степени трудно противостоять влиянию телепропаганды. Не смотря на то, что у них была информация из первых рук, доходившая от знакомых, друзей и родственников на Украине, во время просмотра новостных передач невольно возникали мысли: «Не является ли правдой то, что говорят телеведущие?» Суггестивное влияние телевидения было чрезвычайно сильным.

Сила этого суггестивного влияния непосредственно зависит от контакта с источником. Эмоциональное воздействие ослабевает, когда субъект перестает получать медиа-сообщения. Как я уже сказал выше, в случае массированного воздействия пропаганды мы можем увидеть большое сходство с синдромом Folic A Deux. Хотя, безусловно, в данном случае, как уже говорилось, имеются существенные отличия: во-первых, индуктором выступает не душевнобольной человек, а журналист или пропагандист, преследующий вполне определенные цели; во-вторых, реципиент лично не знаком с индуктором, индукция осуществляется через, как правило, сознательно созданный медийный образ; в-третьих, это не бред вдвоем, а скорее «бред» совместный с большой социальной группой.

Что касается фактора группового давления, то многим людям было чрезвычайно трудно противостоять влиянию группы — принятие альтернативной точки зрения, означало реальную возможность конфликтов с окружением и эмоционального отвержения. Это приводило к тому, что человек в ситуации группового влияния демонстрировал конформную реакцию, автоматически присоединяясь к мнению большинства. Поэтому многие сделали выбор в сторону психологической аффилиации со стороны окружения, а не в сторону самоопределения и отстаивания своей личной точки зрения, тем более что под воздействием пропаганды накал эмоций людей был чрезвычайно велик. Поскольку принятие чуждой точки зрения приводит к внутреннему конфликту, то индивиду психологически проще было убедить себя, что он действительно разделяет верования и поддерживает модели поведения группы. Как писал Эрих Фромм: «Боязнь изоляции и остракизма в большей мере, чем „страх кастрации“, заставляет людей вытеснять из сознания то, что является табу, поскольку его осознание означало бы, что человек не такой, как все, особый, и, значит, он будет изгнан из общества. Поэтому индивид должен закрыть глаза на то, что группа, к которой он принадлежит, объявляет несуществующим, или принять за истину то, что большинство считает истинным, даже если бы его собственные глаза убеждали его в обратном». На мой взгляд, психологические механизмы, действующие при описанном нарушении сходны с механизмами характерными для диссоциативных растройств — это внушение, самовнушение, условная желательность и др.

Пропаганда также затронула неразрешенные комплексы многих людей и, прежде всего, апеллировала к фрустрированной национальной гордости, которая, как правило, является уязвимым местом личной идентичности большинства людей всех национальностей. Поэтому для многих очень соблазнительно было поверить в подогревающие национальное самолюбие (т. е. национальный групповой нарциссизм) пропагандируемые идеи. Возможно, именно по этой причине очень многие люди утратили способность не только рационально мыслить, но даже свои прежние представления о морали. Как писал Дж. Оруэлл: «Стоит задеть националистический нерв, и куда-то деваются интеллектуальные приличия, меняется прошлое, отрицаются самые очевидные факты».

Думаю, случай этой психической эпидемии представляет существенный интерес с точки зрения социальной психиатрии. В данном случае умелое манипулирование разными факторами привело к огромным по своим масштабам массовидным психическим явлениям. Также возникает обеспокоенность по поводу того, какие отдаленные последствия могут иметь такого рода психоконтагиозные вспышки, как для отдельных личностей, так и на уровне больших социальных групп.

Возникает вопрос, были ли какие-то маркеры предвещавшие произошедшее? Думаю, были. К ним относятся данные социологов о возрастающем с начала 00-х гг. положительном отношении к Сталину, советскому правителю, прославившемуся не только жесточайшими репрессиями, но и тем, что он расширял территории и сферу влияния советской империи, разочарование в институтах демократии. Однако, как известно, мнения ученых обычно вызывают интерес только у достаточно узкого круга лиц. Также возможным предиктором был и духовный вакуум, царивший в российском обществе с начала 90-х годов. Вполне возможно, что эти скрытые предпосылки так и остались бы в латентном состоянии, если бы не стечение обстоятельств, связанных с крымско-украинскими событиями.

Также чрезвычайно интересно было бы знать, были ли какие-либо ресурсы внутри страны и в мире, для того чтобы предотвратить произошедшее. Проблема является чрезвычайно сложной, поскольку предполагает учет множества факторов разного уровня (не только психологических), и, безусловно, выходит за рамки этой книги. Тем не менее, в части 4 я попытаюсь проанализировать, какие факторы могут противодействовать имперско-шовинистическому восприятию и мышлению.

 

Социально-психологические последствия эпидемии «восставших с колен»

 

Очевидно, что эта массовая психическая эпидемия имела последствия в разных сферах:

— В гуманитарной — гибель людей на Донбассе, появление вынужденных переселенцев. В целом, по данным ООН с середины апреля 2014 года по 27 июля 2015 года погибли, по крайней мере, 6832 человека (гражданских и военных), и, по меньшей мере, 17087 человек были ранены в зоне конфликта на востоке Украины. Зону боевых действий на Донбассе покинули 2,3 млн. человек. Официальные данные о погибших российских военных на территории Украины засекречены. По неофициальным данным на осень 2015 года погибло 2 тыс. кадровых российских военнослужащих, 3,2 тыс. получили тяжелые ранения и признаны инвалидами. По неофициальным данным число погибших воюющих со стороны России боевиков, не являвшимися кадровыми военными, на тот период было намного большим. По данным ООН на июнь 2016 года, по меньшей мере, 9 371 человек были убиты и 21 532 получили ранения на востоке Украины с начала конфликта.

— Во внутриполитической — усиление позиции авторитарного правления и давления на оппозицию (в частности, был вынужден уехать в США депутат Госдумы Илья Пономарев; произошли такие события как убийство Бориса Немцова в феврале 2015 года, отравление активиста «Открытой России» Владимира Кара-Мурзы, недопущение оппозиционных партий к региональным выборам в 2015 году, уголовные преследования и вынужденная эмиграция многих гражданских активистов).

События 2014—15 гг. задали вектор внутреннего политического и идеологического развития страны. Как его следствия можно рассматривать такие симптоматические явления в начале 2016 года, как санкционированное чиновниками сожжение книг в республике Коми, заявление главы Чеченской республики Кадырова о том, что к внесистемной оппозиции «надо относиться, как к врагам народа, как к предателям» и «судить по всей строгости за их подрывную деятельность», напоминание Путиным тем, кто пишет анонимные жалобы в интернете о методах Лаврентия Павловича Берии и др.

— Во внешнеполитической — нарастающая международная изоляция России, экономические санкции и продолжение российским руководством милитаристской политики.

— В экономической — доходы в 2015 году снизились в 73 регионах. В рублевом эквиваленте с октября 2014 по октябрь 2015 реальная зарплата упала на 10,9 %, происходила задержка зарплат, заморозка накопительной части пенсии и не проведение индексации. По итогам первого квартала 2015 года число бедных увеличилось до 22,9 млн., что составило 15,9 % от общей численности населения. По оценке аналитиков, это стало первым существенным повышением уровня бедности за период после кризиса 1998–1999 гг.

В то же время, безусловно, это была отнюдь не первая психоконтагиозная вспышка в истории человечества, и отнюдь не самая кровавая, если оценивать потери на сегодняшний день (для сравнения можно вспомнить, например, Варфаламеевскую ночь 1572 года, за очень короткое время унесшую жизни около 30 тыс. человек, или из недавней истории конфликт между сербами и хорватами). В этом смысле, конечно, мы наблюдали относительно мягкую форму коллективного политического психоза. Тем не менее, при существовавшем эмоциональном напряжении в обществе, если бы был брошен призыв бить «предателей», думаю, добровольцев не пришлось бы искать долго. Пока мы не знаем, какими будут более отдаленные, непрямые последствия эпидемии «восставших с колен». Кроме того, в век ядерного оружия такого рода процессы массовой психологии могут иметь чрезвычайно опасные результаты, которые по своим масштабам способны превзойти все кровавые ужасы средневековья.

Также эта эпидемия имеет и отчетливо ощутимые социально-психологические последствия для российского общества. Далее на них я остановлюсь подробнее. С точки зрения воздействия событий, о которых идет речь, на отдельных людей, на мой взгляд, можно выделить три различных психологических синдрома, наблюдавшихся и до сих пор наблюдающихся у обычных граждан России. Условно их можно назвать «синдромом ура-патриота», «синдромом отщепенца» и «синдромом конформиста». Далее я представлю их описания. Хотя в последующем изложении используется прошедшее время, все феномены мы можем наблюдать и сейчас в 2016 году, изменилась лишь интенсивность эмоционального реагирования. В соответствии с принципами феноменологического исследования в описании следует использовать естественный разговорный язык, поэтому в тексте будут встречаться экспрессивно окрашенные сленговые выражения, являвшиеся составной частью повседневной речи того времени. Цитирование в тексте такого рода выражений и непечатных слов не преследует цели оскорбить какую-либо категорию граждан, национального лидера РФ или других лиц, а связано исключительно со спецификой метода исследования и призвано отразить эмоциональное состояние опрашиваемых и наблюдаемых людей.

 

«Синдром ура-патриота»

Типичное поведение ура-патриота, в целом, я уже охарактеризовал выше. Добавлю лишь некоторые штрихи к портрету человека с этим синдромом.

Критически настроенные к этой мировоззренческой установке также называли людей принявших фанатичную провластную и милитаристскую позицию «ватниками». Предположительно саркастическое прозвище «ватник» возникло от названия спецодежды, которую выдавали заключенным ГУЛАГа. Но по иронии судьбы, это прозвище находило отражение в стиле мышления ура-патриота — поразительной ригидности, бьющим в глаза нарушении формальной логики, абсолютной, неестественной слепоте ко всем фактам, которые противоречили бы его картине мира, яростью, которая возникала, когда он сталкивался с контраргументами. Кроме содержания мировоззрения в «ватниках» был примечателен особый стиль мышления, о котором уже упоминалось раньше — ответы и реплики явно не соответствующие обсуждаемой теме, возникали как бы невпопад, отмечалась ригидность убеждений, сочетающаяся с незнанием элементарных фактов, было характерно глухое отрицание очевидных событий (например, присутствие российских военных в Крыму, кризис российской экономики). А если ура-патриот все же признавал их, то они тут же перетолковывались в «позитивном» ключе (например, как прозорливость президента, экономическая мощь России и т. п.). Этот когнитивный стиль через короткое время начинал вызывать у собеседника чувство безысходности. Певец и артист Алексей Лебединский так описал свои ощущения от общения с этим контингентом людей: «Раньше меня коробило слово „вата“ в отношении огромной части моего народа, хоть оно звучало только по отношению к ничего не желающим ни слышать, ни понимать, ни размышлять вообще, непрошибаемым рабам телевизора, коих полно. Мне было жаль их, несчастных. А теперь я понимаю, насколько точно это название — это же реальная ВАТА, где любая мысль, даже самая острая и прямая, просто и четко выраженная, запущенная в лоб и смотрящая прямо в глаза, застревает, глохнет и обречена либо на игнорирование, либо на сгустки черной выползающей массы тупизмов в ответ, но совсем по другой теме.» [42]https://www.facebook.com/ProfessorLebedinsky/posts/943709158986355

На поверхностном уровне «ватник» обычно оперировал тезисами из официальной телепропаганды об украинских «фашистах» и о необходимости защиты русскоговорящего населения, о геополитических притязаниях вероломной Америки. Но в то же время подспудно более или менее явно, как правило, прослеживалась и другая линия логики. Вот типичные высказывания:

«После присоединения Крыма я почувствовала себя человеком».

«Нам нужна сильная Россия! А Крым геополитически важный плацдарм».

«Нам нужно сплотить народ. А без милитаризма здесь не обойтись».

«Путин поднимает меня с колен. И мне не важно, кто прав, а кто виноват. Я хочу, чтобы Россия была сильной и нагибала другие народы».

«Путин стал МОИМ президентом после Крыма».

«Путин показал, что Россия может вести свою геополитику и не спрашивать ни у кого на то разрешения. Это и позволило многим россиянам почувствовать ВПЕРВЫЕ ощутить национальную гордость за свою страну и президента. Особенно после правления алкаша Ельцина».

«Что этим хохлам еще надо? Мы им и так газ задарма продаем».

«Россия может быть только империей».

Таким образом, на уровне психологических мотиваций «ура-патриота» в первую очередь волновала отнюдь не борьба с «укрофашистами» и защита русскоязычных жителей Донбасса и Крыма, а приобщение к силе, которую он видел в милитаристской имперской политике.

Некоторые, особенно воспламенившиеся ура-патриотическим вирусом, ехали воевать на Донбасс добровольцами на стороне «ДНР» и «ЛНР». Что примечательно, иногда это были не только маргиналы и бывшие участники боевых действий, но и офисные работники, пресытившиеся спокойной жизнью. Другие, по каким-либо причинам сами поехать не пожелавшие, репостили в социальных сетях объявления о том, как добраться в пункты набора «ополченцев». Хотя обычно такое рвение на словах объяснялось желанием защитить русскоговорящее население и восстановить нарушенную справедливость, как правило было заметно, что за ним скрывались другие более или менее осознанные мотивы. Процитирую отрывок из интервью с одним респондентом о его разговорах с коллегой, который решил бросить работу риэлтора и отправиться на Донбасс: «Он пришел с трясущимися руками и сказал, что не может больше так, и душа обязательно требует идти воевать. Я пожелал ему не доехать до места. У нас с ним были споры, я говорил: „Ну ладно, предположим, что действительно затронуты интересы жителей Донбасса. Но ради чего воюют ополченцы, какова их конечная цель?“ Подозреваю, что для него эти события ассоциировались с какой-то ностальгией по Советскому союзу, хотя он молодой человек. Он ничего не мог ответить, но было видно, что он злится».

Казалось бы, совершенно парадоксальным образом «ватника», декларирующего пламенную заботу о населении, совершенно не трогала информация о гибели мирных жителей на Донбассе, о том, что в Крыму и Славянске людей использовали как «живой щит», что в Донецке «ополченцы» устраивали огневые точки в жилых квартирах. Когда ему говорили о таких фактах, то он либо как будто бы не слышал, либо сразу же отметал такую информацию как очевидный фейк, либо проявлял поразительное бесчувствие и цинизм. «Ура-патриот» мог рассуждать о гуманизме, справедливости и сострадании, но сострадание это было весьма избирательным. Например, такой индивид мог выражать бурю негодования по поводу обстрелов Донецка, но оставаться совершенно равнодушным к гибели людей, таких же мирных граждан, как и в любом другом месте, в Мариуполе в результате обстрела «ополченцев» («А, хохлы опять врут»). Или проявлять искреннюю радость, когда узнавал о каком-либо неблагополучии в других странах, — например, если на Украине выявили чиновника-коррупционера, — но аналогичные события в своей стране его внимания совершенно не привлекали.

Эмоциональные реакции ура-патриота были резко поляризованными — подъем настроения и благодушие вызывало все, что связано с политикой Президента, успехами «ополченцев» на Донбассе, и резко негативные эмоции возникали при упоминании Украины, Америки, западных стран, а так же тех, кого называют «оппозиционерами» (это слово обычно употреблялось им с презрительно-уничижительными интонациями).

Думаю, что главные идеи «ура-патриота» и присущий его мышлению цинизм выраженные в явном виде достаточно точно иллюстрируют слова «ополченца», приведенные в статье Марии Эйсмонт:

— Нет никакой Украины. Нет войны между Россией и Украиной, есть война между Россией и США, а украинцы — лишь кусочки мяса.

— Ну ты скажи, Украина имеет право на независимость, имеет право вступить в Евросоюз? Или она всегда должна быть придатком России?

— Если Россия не против — пускай вступает.

— То есть ты считаешь, что любая страна, которая была в Советском Союзе, до сих пор должна быть нашей?

— Нет. Любая страна, за которую пролита хотя бы капля русской крови, может быть частью России.

— Но если они не хотят быть с нами?

— Знаешь, Миша, это как вопрос с женщинами. Не все женщины, с которыми мы спали, хотели с нами спать. Но мы были мужчинами и убедили их в обратном.

В большинстве случаев мировоззрение «ватника» было эклектично и внутренне противоречиво. Например, «ура-патриот» мог декларировать свою приверженность православию и в то же время восхищаться И. Сталиным. Оценка событий была пристрастной и зависела не от характера действия, а от того, кто был его субъектом. Все действия, совершенные теми, кто у ура-патриота ассоциировался с Россией, оценивались им безусловно положительно. При чем, нередко, это сочеталось с незнанием самых банальных фактов. Но в тоже время «ура-патриот» с готовностью развивал конспирологические версии и проводил геополитический анализ ситуации. Приведу два курьезных примера:

Одной девушке, стороннице «русского мира» и «ДНР» летом 2014 года показали видео, на котором пожилые женщины просят «народного губернатора» Донбасса Павла Губарева убрать огневые гнезда из их жилого дома, потому что это приведет к обстрелу дома силами ВСУ. На что Губарев отвечает, что понимает их, но убрать гнезда нельзя. Просмотрев это видео, поклонница «ДНР» заявила, что, наверное, это какой-то «америкос» и ему плевать на мирных жителей. Когда ей объяснили, кто такой П. Губарев, и дали соответствующие подтверждения, она сказала, что видимо он все делает правильно, для этого есть причины… Еще одна образованная девушка, выразительница настроений ура-патриотического большинства, сетовала, что власть на Украине захватили фашисты, а ополченцы и российские военные на Донбассе все делают правильно, потому что защищают российские геополитические интересы. Когда ее спросили, не смущает ли ее тот факт, что воевать на стороне ополченцев из России в первую очередь поехали русские ультранационалисты, многие из которых придерживаются откровенно нацистских взглядов, она сказала, что в этом нет ничего плохого. Русские националисты просто обиделись на то, что на Донбассе притесняют русский язык.

Как уже говорилось выше, в беседах с «ура-патриотами» чаще всего приходилось сталкиваться с откровенным искривлением логики, суждения нередко доходили до откровенного цинизма. Таким образом, мышление управлялось исключительно эмоциональными предпочтениями, т. е. представляло такой его тип, который называют «мышлением по желанию».

Еще одной характерной чертой «ура-патриотов» был культ вождя, его идеализация и оберегание его непогрешимого образа даже на фоне очевидных неблагоприятных событий. Во всех ошибках и упущениях мог быть виноват кто угодно, но только не он. Еще один весьма типичный диалог:

— Что-то цена на доллар и евро перед Новым годом сильно поднялась.

— Ну это последствия путинской политики! Украинского конфликта.

— А при чем здесь Путин!! Это все наше правительство! Оно специально повышает цены на валюту перед новогодними отпусками! Наше правительство самое бездарное в мире!

Несмотря, на свое тревожное настроение и объективную ситуацию, типичный «ура-патриот верил, что президент ведет его верным путем, и скоро полоса его временных материальных трудностей закончится. В целом, начиная с осени 2014 года обычная реакция ура-патриотов на ухудшение экономической ситуации и снижения уровня жизни выражалась репликой: «А при чем здесь Крым и Путин?! Это из-за западных санкций!» Впрочем, такая избирательная слепота «ватника» распространялась не только на текущие события, но и на исторические факты, которые грозили разрушить позитивный образ объектов идентификации. Например, женщина, врач по профессии, так высказалась о сталинских репрессиях: «Не было никаких сталинских репрессий! Это все в 90-е годы придумали!»

Один из респондентов, у которого я брал интервью, на мой взгляд, весьма точно назвал тенденцию «ура-патриотов» истолковывать явно негативные события в позитивном ключе и не замечать очевидных фактов псевдопозитивным мышлением. Например, санкции это объективно плохо для экономики, но ура-патриот говорит, что теперь будет импортозамещение. В связи с ростом курса доллара ура-патриот, почувствовав, что не сможет поехать в отпуск за границу говорит: «Мы в Крым будем ездить. Зачем нам нужна эта заграница!» Или другое псевдопозитивное высказывание: «Евро растет, но это ничего не меняет». Этот респондент так выражал свое удивление по поводу образа мыслей таких людей: «<…> мне сложно предположить, что еще должно произойти дальше, чтобы люди начали как-то менять свою точку зрения. <…>

События мало влияют на умозаключения людей, на примере моих знакомых они уперто говорят, что все в порядке и политика правильная. Сложно сказать, что могло бы такого произойти, чтобы они могли сказать: «Путин был не прав, и мы были не правы». Похоже, они навсегда останутся верными приверженцами авторитарной модели нашего государства».

Примечательно также и то, что современные россияне с синдромом ура-патриотизма подобно жителям Океании, страны, описанной в романе «1984» Дж. Оруэлла, моментально овладели навыком (или восстановили его) «двоемыслия». Ура-патриот одновременно верил, что в Крыму/на Донбассе нет российских военных (или, может быть, точнее верил, что он должен в это верить), с другой стороны, знал, что они там есть.

Хотя крымская ура-патриотическая оргия была пронизана духом национализма и шовинизма, по всей видимости, на сознательном уровне большинство ее участников себя так не идентифицировали. Предполагаю, что многие из них, хотя не могу подтвердить свое предположение никакими статистическими исследованиями, едва ли до весны 2014 года имели вообще какие-либо осознанные идейно-политические воззрения.

Что еще любопытно, в сознании противников ура-патриотической позиции и в сети интернет ура-патриот, «ватник» обычно представал как малообразованный, неумный, склонный к алкоголизации человек. Но в действительности, это очень часто было не так. Приведу цитату из интервью: «В реальной жизни „ватник“ может оказаться вовсе не подвыпившим тупым быдлом, каким его рисуют оппозиционные паблики в интернете, а вполне интеллигентным, добрым и мягким человеком, вашим приятелем, коллегой или родственником, и даже иметь ученую степень, и его политические воззрения оказываются для вас полной неожиданностью, когда вы случайно или нет затрагиваете тему Крыма или Украины. В этот момент благодушие заканчивается, и вы получаете в свой адрес шквал возмущения и негодования».

Думаю, когнитивный диссонанс и эмоциональное состояние, которое возникало у оппонентов при общении с таким человеком, хорошо описал Аркадий Бабченко: «Но если невозможность объяснить трехлетнему ребенку почему нельзя выстрелить из рогатки в Солнце понятна, или невозможность объяснить люмпену, почему плохо ездить по помидорам на тракторе тоже понятна — то эта же самая невозможность объяснить профессору, или писателю, или врачу, или инженеру, почему нельзя отбирать чужое — поражает.

Вот взрослый же человек перед тобой стоит. Умный даже. Но какая-то часть мозга напрочь изъедена этим доведенным телевидением до абсолюта инфантилизмом, и нравственные императивы, принятые в любом нормальном взрослом обществе, не проникают в сознание совершенно.

С ними невозможно разговаривать. Невозможно дискутировать. Как с капризным ребенком, впавшем в состояние истерики. «Зачем ты отобрал у Пети Крым? Брать чужое — плохо. Отдай. Законы надо соблюдать». «Нет! Не отдам! Мое! Мой Крым! Хочу! Не отдам! Моя игрушка!» И все.

<…>

Ну, про комментарии в сети я вообще молчу. Читаешь — и понимаешь, что ответить на это можно только начав с самых азов. С формирования Земли четыре с половиной миллиарда лет назад. Иначе не получится» [44]Бабченко А. Инфантилизм как государственная политика: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://echo.msk.ru/blog/ababchenko/1678556-echo/
.

По моему мнению, в случае интеллектуальных ура-патриотов мы имели дело с локальным нарушением способности к логическому мышлению, связанному с сильной эмоциональной аффектацией, запускающей действие психодинамических защитных механизмов, таких как отрицание, смещение, изоляция, проекция, рационализация, «мышление по желанию» и др. Конечно же, аналогичные защитные механизмы имели место и у носителей других синдромов, но, по моим наблюдениям, у ура-патриотов они отличались особой жесткостью. Можно предполагать, что возможность допущения альтернативных взглядов на происходящее вызывало у них очень сильную тревогу, страх потерять неожиданно обретенное комфортное и уверенное ощущение себя в мире.

Как уже говорилось выше, состояние ура-патриотов менялось во времени — от благодушия, эйфории и ощущения всесилия весной 2014 года к обиде и озлобленности. К осени 2015-го, хотя большинство ура-патриотов и не отказалось от своих ура-патриотических взглядов, острота эмоций, по-видимому, в основном притупилась.

 

«Синдром отщепенца»

Не все жители России с радостью восприняли аннексию Крыма и связанные с ней внешнеполитические и внутригосударственные последствия. Судя по результатам социологических опросов, количество людей, которые не поддержали аннексию Крыма, войну на Донбассе и не одобряло путинскую политику, составляло около 10–15 %, и, похоже, так оно и было на самом деле. Их идейные оппоненты ура-патриоты обычно называли их «национал-предателями», «пя-тиколонниками» или «либералами».

Следует уточнить, что «либерал» в российском словоупотреблении, начиная с 2014 года, это любой человек, который придерживается идеи верховенства права, в том числе международного, необходимости соблюдения конституции страны, выборности власти и ее подотчетности перед народом. К этой же группе представителями ура-патриотов обычно причислялись и все противники аннексии и войны. Слово «либерал» использовалось в обычном разговорном языке ура-патриотами преимущественно как ругательство, иногда заменяясь на более эмоционально хлёсткий неологизм «либераст». По моим наблюдениям, даже люди, которых называли этим наименованием, зачастую затруднялись дать четкое определение того, что такое либерализм, и кто является либералом. По всей видимости, в ура-патриотическом сознании оно обозначало марионетку Запада, продавшуюся ему за печеньки, или, в лучшем случае, ставшая ей по собственному недомыслию. Когда после президентской речи весной 2014 года в народную речь моментально вошли слова «национал-предатель» и «пятая колонна», они вкупе со словом «либерал» стали использоваться представителями ура-патриотов как взаимозаменяемые.

Для так называемых «либералов» происходящее показалось чем-то диким, противоестественным и совершенно не вписывающимся в привычную картину мира. У них возник чрезвычайно сильный диссонанс между тем, к чему они привыкли и тем, что они увидели в 2014–2015 годах, тем, что они сами думали и тем, что думало и говорило большинство окружающих людей. В целом, их состояние во время этих событий можно охарактеризовать как психологический шок, озлобленность и изоляцию.

Приведу цитаты из проведенных мною интервью и повседневных бесед:

«Я помню шок, который я испытывал, и который мои друзья испытывали, и которые, кстати, не разделяют моих убеждений. Не верилось, что в Крыму происходит то, что происходит. То, что это реально. В то, что Совет Федерации одобрил применение войск в Украине, в то, что появились «зеленые человечки».

«У меня ощущение, что моя страна оккупирована. Я живу в стране оккупированной врагом».

«Когда я прихожу на работу, у меня чувство как будто я сумасшедший. Все окружающие думают совершенно по-другому — так как говорят в телевизоре».

«Я до сих пор не могу поверить, что это происходит».

«Я чувствую себя иностранцем в своей стране».

«Я не могу на это смотреть».

«Нужно занять позицию кита из фильма „Левиафан“, который периодически выныривает и созерцает, как там живут люди».

«Совершенно неожиданно для себя от знакомых и не очень знакомых людей я стал слышать фразы, которые слышал лет 30 назад, казалось бы, в ушедшем навсегда советском прошлом: „ты понимаешь, что идет информационная война“, „Запад хочет подчинить нас“. Такое странное и вызывающее ощущение мурашек по коже дежа-вю».

«Уже два года после того как Крым стал „нашим“, мне ничего не хочется, как будто никакая деятельность не имеет смысла, какая-то апатия. Все общество изменилось. Такое ощущение, что мы живем в ситуации распада, что скоро начнется полный хаос, война в мире и внутри страны…»

Вновь приведу цитату из текста Аркадия Бабченко о его ощущениях от проживания в российском обществе этих лет: «И, черт возьми, надо признать, что это круглосуточное существование в классе коррекции интерната для людей с задержкой в развитии в режиме двадцать четыре часа семь дней в неделю — оказалось и впрямь чертовски тяжело. Возможность встретить человека, еще не съевшего свой мозг, начинаешь ценить крайне высоко. Новая разновидность какого-то совершенно абсурдного гетто.

Целая страна агрессивных жестоких застрявших в развитии малолеток.

Страна, где классом гегемоном являются гопники…» [48]Бабченко А. Инфантилизм как государственная политика: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://echo.msk.ru/blog/ababchenko/1678556-echo/

На мой взгляд, поэт Андрей Орлов очень точно описал душевное состояние человека, не включившегося в общий псевдопатриотический мейнстрим 2014 года:

«Ни кола, ни двора, ни друзей, ни родни. Мы с тобою в России остались одни. Гнутся крыши от веса сосулечных льдин. Мы остались с тобою один на один. Занавешены окна давно, чтобы нас Не увидели страшные люди без глаз. Перерезанный шнур не погасит экран, Посыпающий солью зияние ран. В каждом слове — зловещий кровавый кисель, Заводных соловьёв ядовитая трель. <…> Я болею душой, я по праздникам пьян, Как любой из живущих вокруг «россиян», Но довольно давно уже в дней пустоте Стали гости не те, да и тосты не те. Иногда даже некому руку пожать, А ведь мне с ними рядом в могиле лежать, Среди тех, кто поёт под шуршанье знамён Есть хозяева милых мне с детства имён, Но в последние дни изменились они. Мы с тобою в России остались одни.» [49]

Далее приведу фрагменты одного подробного интервью взятого осенью 2014 года, отражающего динамику психологических переживаний человека в связи с процессами происходившими в обществе после 2012 года (далее будем называть этого респондента М.). Он говорил о том, что процесс разобщения между теми кто резко негативно воспринял фальсификации выборов 2011—12 гг. и основной пассивной массой населения нарастал постепенно, но кульминация отчуждения и разобщения наступила весной— летом 2014-го и она имела характер внезапного, шокового воздействия. Вот как он описывал свое состояние: «Весной и летом волна отчуждения накатила внезапно. Это наступило как стихийное бедствие. Конечно отчуждение нарастало постепенно, но весной все резко, катастрофически усилилось… Произошел какой-то качественный скачек. <…> с весны доселе пассивная часть населения активно ополчилась на так называемых «либералов», то бишь людей, которые поддерживают идею демократического, правового государства, ценность прав человека и т. п. От некоторых знакомых я стал слышать, что слово «либерал» стало для них ругательством. Я сначала не понял, что эта волна агрессии не случайность, а новая реалия жизни.

Помню, что и агрессивную реакцию прохожих на пикет против вторжения России в Крым, я воспринял сначала как случайность. Как выпады малообразованных, недалеких, да еще и подвыпивших людей… уже позже я понял, что именно эти недалекие подвыпившие люди как раз и отражали точку зрения большинства населения, а не мы, вышедшие на пикет за мир…»

М. говорил о том, что он сначала пытался сохранять позитивное отношение и поддерживать дружеские отношения с теми, кто оказался его оппонентами в отношении присоединения Крыма, но постоянно, сталкиваясь с агрессивными реакциями, понял, что это чрезвычайно трудно: «<…> кажется, что людей просто обманули… а так-то они хорошие… им просто объяснить надо… Пытаешься относиться с юмором к тому, что недавние хорошие знакомые удаляют тебя из списка друзей в социальных сетях, узнав, что ты сочувствуешь Украине.

<…>

Но мало-помалу приходит осознание горькой правды… как будто ложку за ложкой глотаешь горькое лекарство… правды, что никто твоих соотечественников не обманывал… или точнее обманывал конечно, только нельзя до такой степени обмануть человека, если он сам этого не хочет… ведь нельзя человека даже в глубоком гипнотическом трансе убедить сделать то, что его нравственным нормам не соответствует.

<…>

И самая, что ни на есть неприятная вещь, которая происходит в процессе этого постепенного разобщения, кроме ощущения нарастающего одиночества, — это чувства, которые вроде бы не пристало как-то к своим соотечественникам испытывать, да и вообще к людям. В 12–13 гг. негативные чувства вызывали у меня в основном представители власти — глава государства, депутаты, чиновники и пр., - ведь это же они на народе нашем бедном паразитируют, обманывают его… Но глядя на бездействие и радостную покорность народа постепенно что-то начинает меняться… К представителям власти появляется скорее равнодушие, отношение примерно как в известной притче про змею: «Ведь ты сама виновата, ты же знала, что я змея». За что обижаться на вора, если ты знаешь, что он вор? Если раньше очередной принимаемый депутатами закон, направленный на очередное ограничение прав граждан, вызывал возмущение бесстыжестью и тупостью «избранников народа», то теперь возмущение, презрение и негодование перемещаются на «безмолвие» самого народа».

М. как и многие другие респонденты, разделявшие его позицию, говорил, что сначала пытался разговаривать с оппонентами и доносить им свою точку зрения: «Поначалу <…> я пытался переубеждать «крымнашистов-путенцев». Сначала старался это делать вежливо, чтобы не обидеть. В ответ получал агрессию. В конце-концов понял, что «крымнашиста» лучше не переубеждать, себе дороже будет… Особенно печально, когда «крымнашистами» оказываются друзья, или коллеги, которых ты уважал, или родственники… Это похоже на отношения с тяжело больным, например, шизофреником или наркоманом, но который близок тебе… Сначала кажется, что можно что-то объяснить, договориться и возникнет взимопонимание… Но каждое новое усилие приводит к одному и тому же тупиковому результату. к новому очередному разочарованию и чувству безысходности… и в какой-то момент понимаешь всю безнадёжность усилий и надежд на лучшее. И в отчаянии говоришь: «Да иди ты на хуй! Я больше не буду тратить силы на тебя и на попытки установить взаимопонимание!»

М. говорил, что постепенно у него нарастали чувства презрения обиды. Однако они вступали в конфликт с чувством вины и видением того, что сторонники присоединения Крыма, если абстрагироваться от их политических взглядов, нередко обладают положительными человеческими качествами: «Рефлекторно приходят такие (негативные) мысли, а в следующий момент приходит осознание, что вот те же самые люди, которые вызывают у тебя ненависть своей безропотной пассивностью и зашоренным взором, и которых ты непроизвольно называешь «быдлом» и «ватниками», в большинстве своем по отдельности, каждый сам по себе, скорее всего умные, добрые и хорошие, и не виноваты они в своем воспитании и в том, что оказались в такое время и в таком месте, и что озлобление на них ни к чему не приведет. И тебе самому только хуже станет, и им глаза не откроет. И говоришь себе, что-нибудь вроде: «Ну не обижаешься же ты на инвалида за то, что он не может бегать! Не обижаешься же ты на свою кошку за то, что она не понимает математики!»

Многие из тех, кто был потрясен военным с конфликтом с Украиной, говорили, что есть очень мало людей и мест, где они могут говорить о своих мыслях и чувствах и встретить понимание. В большинстве же повседневных ситуаций они сталкивались либо с уходом от темы разговора со стороны собеседников, либо с агрессивной реакцией по типу «Крым наш! Ты что за бандеровцев?», «Почему ты не уезжаешь?» Многие говорили, что слышали от своих знакомых обвинения, что они «пятая колонна» и «национал-предатели». М. так описывал переживание изоляции и дефицита общения: «Летом и осенью нарастает чувство одиночества. Думаешь, что то, что происходит между Россией и Украиной — это самое важное, что это то, что на долгое время определит судьбу не только Украины, но и самой России. Нужно что-то делать… Хочется обсудить это, но понимаешь, что говорить не с кем! Человек либо начнет заяснять тебе про киевскую хунту, бандеровцев и про то, что на Америку надо скинуть „ядреную бомбу“, либо, если его волнуют более актуальные проблемы, переведет разговор на то, как он давно не был в Италии, или кто может стать новым начальником отдела. При этом глаза его загораются истинным воодушевлением. Не знаю, от чего тошнит больше!»

Многие говорили, что их поразила поразительная метаморфоза в мышлении окружающих людей. Процитирую еще раз интервью М.: «Самое интересное, что чувство полной отделенности возникает совершенно внезапно. Происходит метаморфоза. Ощущение примерно такое, что находится перед тобой хорошо знакомый, близкий тебе человек. Но пока ты его не видел, произошел с ним инсульт, и выключилась какая-то часть его мозга. И вот сегодня он речь твою перестал понимать, а завтра вообще не узнает, а послезавтра готов палкой ударить. Или, как будто, вечером лег спать, а утром проснулся в другой стране. Ну, или в другой эпохе…

То есть, кажется, что ты мыслишь также как все, и что все испытывают аналогичные чувства к происходящим событиям как ты, и вдруг неожиданно оказывается, что окружающие то мыслят и чувствуют совершенно противоположным образом. Крайне неприятное ощущение. Спасает только интернет, из которого узнаешь, что ты не сошел с ума и есть люди, которые разделяют твою точку зрения. Только они далеко. Вот так и живешь чужим в своей стране».

М. отмечал, что для сохранения психологического равновесия ему приходилось дистанцироваться от людей, ведущих разговоры об Украине и политическом курсе России: «<…> Летом пик истерического верноподданичества и ненависти к «украинским фашистам». Люди, которые никогда политикой не интересовались, вдруг становятся пламенными патриотами. Просто волшебное превращение! Избегаю присутствовать при разговорах на политические темы, если кто-то начинает, стараюсь отойти в сторону. Все равно ничего, кроме испорченного настроения из этих разговоров не выйдет. Все аргументы известны заранее. И никого ты ни в чем не переубедишь, как, впрочем, и тебя тоже».

Позже М. говорил: «2014 год — это год большого разочарования в России как государстве и в соотечественниках, которые раньше воспринимались как вполне добропорядочные, нормальные и разумные люди.

Меньше чем за год с Россией произошло страшное превращение. Это очень мучительно наблюдать, когда символы, которые раньше были символами национальной исторической гордости, становятся символами преступлений, а еще недавно приличные, разумные, добрые люди начинают напоминать упырей, радующихся чужому горю и жаждущих чужой крови. Многие из них твои друзья и родственники. А у тебя еще остался образ их прежних. Ты за него цепляешься и пытаешься крикнуть им: опомнитесь! А они не слышат».

Многие из тех, кто не принял действия власти в течение последних лет и происходящие массовые процессы, отмечали, что испытывали чувство бессилия от невозможности повлиять на ситуацию. Одна молодая женщина так сказала по поводу своих переживаний из-за фальсификации выборов и «болотного дела»: «Я очень сильно злюсь, но я ничего не могу сделать…» М. в интервью говорил следующим образом: «Поначалу кажется, что нужно найти единомышленников и действовать. Но единомышленников мало… а договориться бывает непросто… и действий в результате не получается. Хотя поначалу было немало людей, смотрящих на ситуацию также как я, они были растеряны и никак не организованы».

Респонденты отмечали, что с ходом времени острота переживаний смягчалась. Один из респондентов говорил о том, как постепенно менялось восприятие ситуации с Украиной: «Не хотелось в это верить. Это вызывало растерянность и непонимание и у меня, и у моих близких друзей.

А потом мы как-то стали возвращаться в реальность… И кто-то это приветствовал, воспринимал это с некоторой бравадой, а кто-то как я отнесся к этому резко отрицательно.

Казалось, что это какой-то рубикон. Не понятно было как с этим жить и что делать… Если мы способны захватывать чужие территории и начинать войну, то совершенно непонятно как жить в этом государстве теперь… И вообще стоит ли в нем жить, может быть действительно лучше уехать… А потом как-то все успокоилось, улеглось и стало понятно, что как-то жить можно. Что пока еще за слова, если в тюрьму и сажают, то не всех и не часто…» Судя по его высказываниям, ситуация стала восприниматься боле спокойно, более отстраненно, более аналитично.

Респондент М. так описывал свое состояние осенью 2014 года: «<…> Осенью тяжело и постепенно приходит принятие ситуации. Нет больше добрососедского братского украинского народа, наверное, одного из последних, который был готов разговаривать с нами на русском языке. Как нет впрочем больше и того народа, ради свободы которого стоило бы жертвовать жизнью и претерпевать лишения, как это делали идеалисты еще в недавнем прошлом. Остается вопрос как не потерять к нему сострадание, не озлобиться… И еще вопросы: Зачем и как жить дальше в этой стране? Хочу ли я делать что-то хорошее для людей, которые радуются захвату территорий вчера еще братского государства? И если я не могу никуда уехать, как мне сосуществовать с ними? И хотя есть маленькая надежда, что что-то изменится в лучшую сторону, слишком она мала…»

Через год я задал ему вопрос о том, что изменилось в его отношении к ситуации. Он ответил следующим образом: «Изменилось многое. Стало больше принятия. Не радостного конечно принятия. Скорее принятия от безысходности, от осознания, что все равно сейчас ничего изменить не получится. Понимание, что ничего изменить нельзя. Можно только наблюдать. Год назад казалось, что можно и нужно что-то делать. Надо только привлечь внимание людей к войне на Украине, объяснять что происходит, и это поможет войну остановить. Не сработало. И сейчас ощущение, что все активные действия бессмысленны. Все идет своим чередом, вся цепочка событий идет своим чередом, и на нее никак не повлиять. Это как будто вагон отцепился от состава и катится под гору. Его уже не остановить. Да и главное останавливать некому… Поэтому буду наблюдать… Происходит принятие того, что темные времена в России надолго. Не на один год… может даже на десятилетия…

Что касается отношения к людям. Я в прошлом году уже говорил, что после бесплодных словесных баталий, хочется плюнуть на все, перестать кого-то в чем-то убеждать и предоставить им спокойно жить так как они живут… Типа пусть делают что хотят — хоть героином ширяются, хоть с крыши прыгают… Но на деле конечно не так просто все… Не так то просто от своих ожиданий отделаться, и когда они обмануты, это болезненно однако…

Это можно сравнить с тем, что был у тебя друг-приятель, и тебе казалось, что мыслите вы одинаково, взгляды у вас похожие, и самое главное, если ты попадешь в трудную ситуацию, твой друг тебе помогать будет. И вот, когда эта трудная ситуация случилась, выясняется, что и взгляды у вас диаметрально противоположные, да и на тебя ему насрать… Можно конечно убеждать себя, что он имеет право быть таким какой он есть, а то что у тебя ожидания такие были, так ты сам виноват: ты же сам их себе придумал. Только помогает слабо…»

У большинства людей из этой группы наблюдалась схожая гамма эмоциональных состояний, которая менялась во времени. Сначала возникал психологический шок и надежда на то, что ситуация как-то нормализуется, затем возмущение, гнев и желание предпринимать активные действия, затем, когда становилось очевидным, что активные действия ни к чему не ведут, а поддержка от окружения минимальна или отсутствует, приходили чувства изоляции, озлобленности и бессилия. Даже если человек на рациональном уровне все понимал про массовидные явления, для него возникал вопрос, как ему находиться рядом с людьми, ценности которых ему не просто чужды, а вызывают очень сильные негативные эмоции, вплоть до омерзения. Впрочем, разумеется, и оппоненты «отщепенцев» ура-патриоты со своей стороны тоже испытывали отнюдь не теплые чувства, спектр которых мог варьировать от жалости к обманутым американской пропагандой, до патриотического негодования, праведного гнева и т. п. Так один из сторонников существующего режима неоднократно говорил мне, что испытывает отвращение, когда видит, что кто-либо в сети размещает пост, очерняющий личность В. В. Путина.

Выше уже говорилось о явлении медиаинфотоксикации. Безусловно, оно относилось не только к ура-патриотам, оно наблюдалось и у их оппонентов, которые были погружены в текущие новости, которые, конечно же, воспринимались ими негативно и вызывали серьезный эмоциональный дискомфорт. Многие говорили, что чувствовали подавленность, злость, тревогу, страдали от обострения соматических недугов. Обычно эти явления усиливались при интенсивном вовлечении в просмотр новостей и смягчались, если индивид в силу каких-либо причин оказывался оторванным от источников информации.

Многие респонденты с «синдромом отщепенца» говорили о том, что им приходилось по-новому перестраивать отношения с людьми, формировать дополнительную психологическую защиту. Например, одна молодая женщина говорила: «Я <…> выработала какой-то иммунитет, я не так сильно реагирую на какие-то политические разногласия с хорошо знакомыми людьми. Мне могут не нравиться их взгляды, но я сильно эмоционально не реагирую… А когда убийство Немцова было, мне иммунитета не хватало иногда… Начинались вестись какие-то разговоры, троллинг начинался иногда… Это не только меня касается. Еще нескольких человек, которые придерживаются таких же взглядов в нашей группе, их это тоже сильно задевало».

Еще один отрывок из интервью М.: «Для психологического самосохранения просто нужно занять позицию наблюдателя. Ты видишь, что поезд мчится к катастрофе, и ничего не можешь с этим сделать. Можешь только наблюдать. Чтобы как то абстрагироваться от этого, можно представить, что ты как будто бы ученый, например, сейсмолог, который изучает особенности землетрясений в какой-то местности <…> Нередко возникает желание прекратить всякое общение. Но это часто невозможно, не нужно, есть и рабочие, и родственные связи. Поэтому стараешься абстрагироваться от этого, не затрагивать темы, связанные с Крымом, Путиным и т. д. Хотя не всегда получается. То есть появляется область, закрытая для обсуждения. Это конечно сказывается на отношениях. Кстати, с людьми необразованными проще. Им как будто простительно незнание и непонимание. Поэтому и на общении различия во взглядах меньше сказываются. А интеллектуала за такое заблуждение простить сложнее, поэтому и хочется держаться от него подальше, на дистанции…»

Один из респондентов указывал, что с его точки зрения эти события научили людей большей терпимости: «Мы учимся с этим жить. Этот кризис послужил катализатором того, что мы стали учиться жить, осознавая, что существуют разные позиции, которые могут отличаться радикально».

 

Прощание с вымышленной страной: стадии культурного шока

Думаю, вполне обоснованно можно сказать, что многие представители либерально мыслящей интеллигенции в последние годы пережили состояние культурного шока. Сначала в 2012—2013-м, а затем наиболее остро в 2014 году они неожиданно для себя осознали, что государство, в котором они живут, о котором у них было сложившееся представление, было плодом фантазии, а также придуманным был и тот народ, который их окружает. Это осознание было особенно болезненным, потому что произошло неожиданно. Как сказала белорусская писательница Светлана Алексиевич: «Ясно, что мы себе придумали народ, народ какой-то совершенно другой. Мы все говорили, что же он молчит? Но вот он заговорил. Когда он заговорил, то стало очень страшно. Так что это грустно, но мы все живем с чувством поражения».

Социальные и политические изменения, произошедшие в последние годы в жизни страны, фактически стали психической травмой (хотя конечно и не идут в сравнение по силе воздействия с такими травмами как, например, война, сталинские репрессии или геноцид). Пожалуй, у всех сторонников демократического развития страны и мира с Украиной происходил более или менее болезненный процесс прощания с иллюзиями. Как известно, характер психической переработки имеет общие, универсальные черты. Я попытаюсь систематизировать стадии культурного шока, о котором идет речь. В представленном в предыдущем параграфе описании можно проследить определенную последовательность переживаний, и можно выделить стадии, сходные со стадиями переработки при других ситуациях потери объекта:

Шок, отрицание, нежелание верить в происходящее и надежда на изменение к лучшему.

Гнев и возмущение. Желание активно действовать, чтобы изменить ситуацию. Попытки искать единомышленников.

Разочарование.

Депрессия, апатия и озлобленность.

Принятие ситуации и внутренняя переориентация.

По рассказам респондентов первая типичная реакция на происходящие негативные события («фальсификации на выборах», «оккупация территорий», «военные действия») проявлялась в виде эмоционального потрясения, возмущения, негодования и надежды, что все как-нибудь образуется или что с этим можно справиться, если срочно начать действовать. Возникало желание что-то немедленно делать, «бороться со злом», искать единомышленников. Казалось, что если проявить активность, ситуацию можно изменить. У индивида обычно возникала идея, что он способен убедить близких в своей правоте и привлечь их на свою сторону, «открыть им глаза», однако на практике он обычно сталкивался с «эффектом Кассандры» — окружающие не хотели его слушать и не верили ему.

В непосредственном окружении «отщепенца» встречались чаще всего в основном «премудрые пескари», главный принцип которых — не высовываться. А с людьми близких взглядов, которых все-таки удавалось встретить, нередко возникали расхождения по многим точкам зрения, что затрудняло осмысленную совместную деятельность.

Попытки поделиться своим состоянием с ближайшим окружением обычно не приводили к пониманию и облегчению: люди, занимающие аполитичную позицию, не понимали переживаний «отщепенца» — как правило, они переводили разговор на другую тему или превращали обсуждение в шутку. Ура-патриоты реагировали недоумением и гневом. В результате выпавший из общего мейнстрима «отщепенец» чувствовал себя изгоем, переживал психологическую изоляцию. Обычно он слышал недоуменные фразы: «Ну и что? Что такого случилось?», — либо полушутливые, или примиренческие: «Ну, похоже на то. Посмотрим, что дальше будет», «Ну все образуется как-нибудь», «Жаль. Но видимо это исторический путь России».

Немаловажно, что человек, который не принимал официально пропагандируемую точку зрения, попадал под пресс очень интенсивного социально-психологического давления (и как мы покажем дальше, далеко не все смогли выдержать его). Пользуясь метафорой Аркадия Бабченко, эту ситуацию можно сравнить с тем, что условно здорового человека поместили в психиатрический интернат или психиатрическую больницу в палату со слабоумными или с острыми психическими больными. Но в каком-то смысле, положение «отщепенца» было еще более трудным. Настоящие психические больные говорят о своем личном бреде и галлюцинациях, они у всех у них разные, и достаточно легко поддерживать понимание, что все их высказывания далеки от истины. В нашем же случае ситуация скорее походила на психологические эксперименты на податливость давлению группы. Один из таких опытов был показан в научно-популярном фильме «Я и другие». В одном из показанных в этом фильме экспериментов испытуемому предлагалось выяснить, есть ли среди представленных портретов разные фотографии одного и того же человека, и указать их. Однако все присутствующие, кроме него были сообщниками экспериментатора и должны были утверждать, что две фотографии непохожих друг на друга людей принадлежат одному и тому же лицу. Многие испытуемые соглашались с аргументацией большинства. Не сложно провести параллель с общероссийским психологическим экспериментом под названием «Чей Крым?»

В этой ситуации у человека, который сохранял свою позицию, несмотря на групповое давление, неизбежно возникало чувство изоляции — он оказывался отличным от всех других. Изначально представители демократически настроенной части общества, о которой здесь и идет речь, чувствовали себя частью своего народа, у них было представление, что большинство людей разделяет их ценности, и что люди будут проявлять активность ради их отстаивания. Но вскоре они поняли, что ошибались. Они давали слишком завышенную оценку народу РФ как целому, и, соответственно, возлагали на него слишком большие нереалистичные надежды. Когда оказалось, что население не готово поддерживать ни гражданские инициативы, ни даже просто демократические ценности, высокая оценка и оптимистические ожидания сменились разочарованием, обидой и гневом. Поучаствовав в n-ном количестве диалогов подобных приведенным выше, противники конфликта с Украиной начинали чувствовать разочарование, а затем полную безысходность и отчаяние. У социально ангажированной интеллигенции возникало чувство, что их устремления и деятельность не востребованы основной частью общества, и что они превратились в изгоев, стали чужими в своей собственной стране. Из этих факторов (неоправданных ожиданий и, казалось бы, немотивированного враждебного к себе отношения («Я ведь за ваши права и свободу выступаю!») естественным образом возникали негативные чувства в виде озлобленности, презрения к окружающим как к интеллектуально и морально неполноценным, нежелание принимать участие в социальной активности и нежелание делать что-либо для страны и ее народа, который оказался «предателем». Порыв к действию сменялся разочарованием и апатией. Как оказалось, единомышленников было найти не так просто. Из-за этого постепенно накапливалось чувство одиночества и бессилия, затем оно перерастало в подавленность, возникали нежелание знать что-либо о происходящем в мире, озлобленность на окружающих людей. Косвенно об этом феномене говорит спад гражданской активности и рекордно высокий уровень эмиграции в 2014 году. Состояние опрашиваемых к концу 2014 года можно охарактеризовать как страх перед будущим, чувство бессилия, депрессию, отчаяние, чувство глубокого разочарования в стране и соотечественниках, гнев и отчуждение по отношению к ним.

В большей или меньшей степени, враждебные чувства, переживались большинством опрашиваемых из этой группы. Что касается механизма их возникновения, то, как известно, нереализованные ожидания порождают чувство обиды. Чувство обиды тесно связано с представлениями о справедливости, обида возникает, когда другой ведет себя не так как должно (исходя из ожиданий обидевшегося).

Через какое-то время у «отщепенцев» постепенно начинал происходить пересмотр представлений о мире и своем месте в нем. Происходил процесс нового самоопределения того, чего субъект хочет, и что он реально может ожидать от жизни и окружающих, ради чего стоит жить и на что стоит направить усилия. Терапевтическая функция этого процесса заключается в том, что хотя новые представления могут быть не такими оптимистичными, как прежние, они все-таки дают ощущение реальной опоры под ногами. Как известно, часть людей, которые не приняли события последних лет в России, эмигрировали, другие замкнулись в своей частной жизни, ушли во «внутреннюю эмиграцию», третьи постарались сконцентрироваться на общественной деятельности, которая оказалась им доступной и представлялась полезной. И, видимо, наиболее сложным было формирование нового отношения к окружающим людям.

 

«Синдром конформиста». Конформистский спектр

Далеко не все люди могли противостоять интенсивному групповому давлению и суггестивному влиянию пропаганды. В результате с большей или меньшей степенью искренности они приняли точку зрения, провозглашаемую государством и референтными группами, к которым они принадлежали. А межличностное давление было в 2014–2015 годах чрезвычайно интенсивным, да и в 2016-м, хотя накал страстей спал, остается довольно сильным — вот как описывает ситуацию мужчина, работающий в такси: «В нашем чате два-три таксиста критикуют власть, так большинство их считает предателями страны и говорят чтобы они валили в Европу. По моим наблюдениям на сто человек 5 человек трезво смотрят на власть сейчас».

Конформистское поведение в рассматриваемом нами контексте неоднородно, поэтому можно говорить скорее не о едином синдроме, а о спектре конформистских реакций.

Как известно, в психологии конформизм делится на внешний, когда личность только внешне демонстрирует согласие с мнением группы, внутренне сохраняя свою индивидуальную точку зрения, и внутренний, структурный, когда под давлением группы, индивид начинает на личном субъективном уровне воспринимать чужое мнение как свое собственное. На мой взгляд, спектр конформистских реакций в нашем случае, с одной стороны, граничит с полным безразличием к общественной жизни, что условно можно назвать позицией социального аутизма, с другой, он плавно переходит в «синдром ура-патриотизма». Можно предположить, что для большинства ура-патриотов приступ псевдопатриотического угара был обусловлен именно зависимыми чертами в организации личности и механизмами структурного конформизма, сочетающегося с демонстративными поведенческими реакциями. Можно предполагать, что большинство ура-патриотов приняли предлагаемую пропагандой точку зрения как бы автоматически, без какого-либо анализа информации. Можно предположить, что истинные фанатики, поддерживающие имперскую, милитаристскую политику, как и в других группах объединенных на основе фанатизма, составляли меньшинство, и их личностная организация скорее соответствует застревающему, паранойяльному типу.

Бруно Беттельгейм, анализируя почему многие жители нацистской Германии стали разделять фашистскую идеологию, пришел к выводу, что добровольное принятие навязываемых идей и форм поведения позволяло личности избежать внутреннего конфликта и сохранить чувство самоуважения. Кроме того и сами идеи могут быть психологически привлекательны для индивида, но об этом речь пойдет в следующей части книги.

Также существует достаточно большая группа людей, которые демонстрируют преимущественно конформистские реакции, которые образуют достаточно широкий спектр. На одном полюсе этого спектра находится демонстративная позиция полной аполитичности. Я предполагаю, что в действительности за внешне декларируемой позицией аполитичности стоят разные мотивации. Возможно, что некоторая часть людей не интересуется общественной жизнью из-за узости кругозора, общей интеллектуальной и эмоциональной неразвитости. Но обычно такие люди даже не говорят, что они находятся «вне политики» поскольку это не входит в круг их понятийного аппарата. Возможно, есть люди, которые решили порвать связь с общественной жизнью, потому что посвятили себя какому-то делу, которому отдают все силы, например, религии. Но предполагаю, что такие случаи составляют весьма небольшую часть. Моя гипотеза состоит в том, что большинство людей занимают аполитичную позицию, не потому что она соответствует их глубинным убеждениям и интересам, а потому что она воспринимается ими как безопасная и одновременно социально одобряемая.

Вот зарисовка атмосферы в офисе крупной компании, которую давала одна из респондентов:

«Если говорить про мою работу, то там всегда все достаточно индифферентно. Люди там могут быть недовольны курсом доллара или евро, но на политику это никогда не переходит.

Я вспоминаю, разговоры о политике у меня на работе возникали один раз, когда ввели санкции на продукты. Кто-то говорил, что теперь будут свои продукты и будет все хорошо, кто-то говорил, что цены вырастут, и будет совсем ужас. Видимо сама атмосфера офиса хорошо пресекает эти разговоры. Они мне запомнились, потому что никто в другое время у нас ни о политике, ни на около политические темы не разговаривал, и, более того, многие люди, по моим ощущениям, даже не знают, что происходит, им настолько все равно.

<…>

Люди, которые здесь работают, точно знают, что их не сократят, у них не понизится зарплата. Максимум, что будет, она просто не вырастет. Чувство безопасности, по моим ощущениям, создает эффект такой большой индифферентности.

Их волнует курс евро, потому что при их зарплатах многие летают в отпуск за границу. В этом смысле, вот это их беспокоит. Такие разговоры слышно регулярно: «А сколько евро стоит?»

Вот типичные высказывания людей, декларирующих свое неучастие в политической жизни:

«Я вне политики!», «Пусть себе дерутся за власть. Мне все равно», «Нет смысла бороться за свои права и ходить на митинги. Митинги проводятся для того, чтобы использовать вас в своих целях. Так было и так будет!», «Подумаешь диктатура! В Америке диктатура еще страшнее, потому что она незаметная. А мне и при диктатуре нормально!», «Справедливости не бывает. Надо просто уметь приспосабливаться!», «Пусть хоть фашизм! Я врач! Мое дело людей лечить».

Обычно на словах такой аполитичный человек обосновывает свою позицию тем, что он прозорлив и поэтому не подвержен влиянию толпы и не хочет, чтобы его использовали какие бы то ни было политические силы в своей игре. Или тем, что «наш народ все равно еще не дозрел до демократии», и пусть все идет своим чередом, или тем, что демократы толкают общество «из одной тюрьмы в другую». В целом, как правило, они демонстрируют благожелательность и принятие всем и всему. Например, к обстрелам территорий удаленных от их собственного месторасположения, аресту оппозиционеров. Но в тоже время они совсем не против мира, либерализма, демократии и легитимных выборов. Конформисты, находящиеся к ближе к полюсу «аутистического» спектра говорят, что политика их не интересует, потому что она им просто неинтересна. Или потому что они интересуются чем-то другим, например, музыкой, психологией и т. д. У части людей позиция аполитичности является достаточно осознанной, а иногда агрессивно отстаиваемой. Нейтральные конформисты, несмотря на внешне демонстрируемую уживчивость, могут становиться весьма злыми и раздражительными, если им намекают, что было бы неплохо заботиться не только о сиюминутных личных интересах. Конечно же, их гнев не распространяется на подавляющее большинство или общепризнанный авторитет (разве что только в очень узкой кулуарной обстановке).

Я весьма далек от того, чтобы осуждать конформистское поведение. Как известно, все мы в тех или иных ситуациях являемся конформистами. Однако иногда оно выходит за границы не только моральных норм, но и банального благоразумия. В этом отношении его можно рассматривать как одну из черт тоталитарной личности, о которой речь пойдет в следующей части книги. По моим наблюдениям, за декларируемой аполитичностью очень часто стоял страх и/или глубокое убеждение, что человек в принципе не способен влиять на власть и невозможно отстоять свои интересы честными способами (можно лишь вступить в сговор с властью или обхитрить ее пока она не видит). Относительно аргумента «отделения себя от толпы», к которому, кстати, часто прибегают психологи, думаю, здесь мы имеем дело с мнимым отделением — его социально одобряемой имитацией (цитируя М. Хайдеггера: «но мы и отшатываемся от „толпы“, как люди отшатываются»). Что касается объективных данных, подтверждающих мои наблюдения, то в опросе, проведенном Левада-центром в 2014 году, 70 % респондентов согласились с пословицей «Хочешь спокойно жить, не высовывайся».

Вернусь к непосредственным наблюдениям. Например, одна из женщин активно настаивающая на единственной правильности своей аполитичной позиции говорила: «Не понимаю, какой смысл ходить на митинги. И писать статьи на политические темы. Все равно ничего не изменишь. Всегда так было и так будет. Зачем бороться с ветряными мельницами. Лично я занимаюсь только своей семьей!» Правда из других ее высказываний вырисовывалась картина, которая, пожалуй, более достоверно объясняет происхождение ее личной философской жизненной позиции. Она говорила, что ее муж является успешным бизнесменом. С ее точки зрения все успешные бизнесмены находятся под наблюдением ФСБ. И якобы даже мобильный телефон ее мужа прослушивается, поэтому даже говорить на политические темы не очень безопасно, так как это может повредить бизнесу.

Одна девушка, возмущенная срывом концерта группы Behemoth православными активистами, пришла на митинг по этому поводу. Она сказала: «Не знаю, имею ли я право находиться на митинге. Я недавно вступила в одну религиозную организацию, не скомпрометирую ли я ее участием в таких мероприятиях».

Высказывание молодой женщины, которая случайно попала на оппозиционный митинг: «Меня страшно пугает все, что связано с политикой».

Одна из респондентов, психолог, говорила, что в психологических консультациях, которые она проводила, всплывал конфликт между желанием принять участие в гражданской активности и страхом перед государством: «<…> некоторые клиенты говорят о страхе перед государством. Некоторые говорят, что страшно. Когда была ситуация с запретом оперы «Тангейзер» в Новосибирске, некоторые клиенты говорили, что их это как-то задело. Некоторые говорили, что ходили на митинг в поддержку «Тангейзера». А некоторые говорили: «Хочу пойти, но боюсь».

Некоторые люди говорили, что решили не ходить на митинги, когда узнали, что на митинги за мир с Украиной совершают нападения провокаторы. Для некоторых основной страх был связан с осуждением и отчуждением со стороны друзей. Еще один респондент, врач-психотерапевт говорил: «<…> весной 2014-го некоторые клиенты говорили о том, что они переживают по этому поводу [конфликта с Украиной] и, в частности, говорили о том, что им нужно выбирать, потому что их знакомые расслоились, — например, одна девушка-клиентка говорила мне, что не знает, чью сторону принять <…>»

Еще один тип аполитичности, который также можно расценивать как форму конформистского поведения, проявлялся в поведении, выражающемся в попытках всеми силами избежать разговоров на политические темы. Правда, в этом случае, в отличие от открыто «аполитичных», человек делает это с помощью различных уловок, видимо упреждая любую возможность конфронтации мнений. Он любым путем уклоняется от высказывания своего суждения. Чтобы проиллюстрировать, как выглядит это поведение со стороны, вновь процитирую интервью: «У некоторых таких «внеполитичных» при возникновении политической темы в разговоре на лице появляется отчетливый страх и разговор как будто сам собой сворачивается. Нередко чувствуется физическое напряжение и на лице собеседника появляется бегающий взгляд, он резко меняет тему разговора, например, на погоду… Другие на сообщения о социальных событиях, например, что ограничения в интернете вводят, или налоги повышают, или военные действия идут, реагируют беззаботно, благодушно, безоблачно, как ребенок. Например:

— Похоже война с Украиной начинается!

— Хе-хе. Похоже! А мы вчера с женой отлично в «Икеа» съездили…»

Человек, который проявляет ту или иную степень социальной или политической вовлеченности, независимо от его конкретных взглядов, вызывает обычно у «аполитичного» индивида большую или меньшую степень раздраженности, т. к. нарушает его стабильную картину мира, является нарушителем его душевного спокойствия, а также активизирует бессознательное чувство вины. Как писал В. Райх: «<…> аполитичность свидетельствует о наличии не пассивного психологического состояния, а в высшей степени активного отношения, защиты от сознания социальной ответственности». Обычно в интерпретациях «аполитичных» гражданские активисты и другие социально активные граждане представляются как люди явно неадекватные («больше всех надо»), либо как хитрецы, преследующие корыстные цели («политику мутит»). Типичные высказывания «аполитичных»: «Ему просто заняться нечем!», «Да те, кто на митинги ходят, они ненормальные!», «Он там политику мутит», «Она у нас честная! (иронично) Она даже на митинг за честные выборы ходила!»

Еще один тип конформистского поведения проявлялся в том, что человек демонстрировал различные точки зрения, в зависимости от того кто был его собеседником. В беседе с ура-патриотом он поддакивал ура-патриоту, а в беседе с «либералом» соглашался с «либералом». Некоторые в социальных сетях писали комментарии разного характера, в зависимости от того с кем вели беседу. Некоторые, несмотря на то, что не верили в «фашистов» на Украине, оправданность военного вторжения и какие-либо преимущества в этом для России, тем не менее, вешали у себя в автомобиле георгиевскую ленточку.

Таким образом, конформистское поведение представлено спектром реакций, включающих некритическое принятие мнения окружающих (что в нашем случае совпадает с синдромом ура-патриотизма»), внешнюю имитацию согласия с господствующей точкой зрения, смену точки зрения в зависимости от сиюминутного окружения, декларацию аполитичной позиции, уклонение от разговоров, в которых нужно обозначать свое личное отношение к происходящему. Социальные и моральные последствия конформизма мы обсудим ниже.

 

Разобщение

Описанные выше явления представляют собой проявление процесса дезинтеграции, происходящего в обществе, в отношениях между людьми и на индивидуальном личностном уровне. Межличностное разобщение и напряженность вызывали тревогу не только «отщепенцев», оставшихся в меньшинстве, конформистов, определяющихся к чьей точке зрения следует примкнуть, но и у некоторых ура-патриотов. Один из представителей ура-патриотов в октябре 2015 года сказал мне, что обрадовался, когда услышал, что поддержка Путина доросла до 90 %. С его точки зрения, это отражало процесс единения общества. До этого он переживал из-за напряженности, которая возникла между людьми в связи украинскими событиями.

Главной причиной разобщения в данном случае стали мировоззренческие различия. Безусловно, они существовали всегда, но не становились причиной противостояния и межличностных конфликтов. Конфликт этих различий был обострен текущей внутриполитической, внешнеполитической и военной ситуацией. Для либерально настроенной интеллигенции вторжение в Украину означало не только неприемлемую морально братоубийственную войну, но и потерю последней надежды на то, что российское общество будет развиваться в направлении демократии. И соответственно ура-патриот для него — это человек, олицетворяющий социальную инерцию и ставший неожиданным препятствием для реализации жизненно важных ценностей. Для ура-патриота «либерал» — неприятный фактор, укоряющий его за реализацию давнишнего желания «встать с колен» и вернуться к упорядоченной, регламентированной жизни СССР, и соответственно являющийся объектом справедливого гнева. Как мы знаем, раньше, в более спокойные в социально-политическом и военном отношении периоды, эти различия в политических взглядах и моральных ценностях, хотя и существовали, но не оказывали существенного влияния на чувство связанности с окружающими людьми.

 

Дифференциация

Как уже говорилось выше, по отношению к крымско-украинским событиям люди дифференцировались на три группы. Наиболее энергичными сторонами конфликта стали, с одной стороны, искренние сторонники аннексии Крыма и войны и, соответственно, поклонники президента Путина. Другой стороной конфликта стали так называемые «либералы». По данным социологических опросов, первоначально сторонниками аннексии Крыма были 70 % населения, впоследствии, видимо в результате реакции конформности, их количество стало расти. По всей вероятности, настоящих фанатичных приверженцев ультранационалистических, имперских взглядов среди группы «ура-патриотов» было не так много, большинство принимало официальную точку зрения из конформистской мотивации. Дифференциация позиций по этому вопросу сразу же привела к сильному напряжению, как на уровне общества, так и между хорошо знакомыми и ранее хорошо ладившими между собой людьми.

Процитирую интервью руководителя клуба интеллектуальных игр:

«<…> я вхожу в группу, связанную с моим хобби, клуб интеллектуальных игр. Там собрались люди противоположных взглядов — термины, которые я не использую, но в одной команде состоят и „либерасты“, и „ватники“. Эта группа очень конфликтная в плане политики. Если мы ссоримся, то это происходит из-за политики. За последние два года ситуация поменялась — поначалу политические разногласия, хотя и обсуждались, они не были острыми. Потом они стали серьезными, когда упал Боинг, ввели продуктовые санкции. В 2014-м, до Нового 2015 года были конфликты вплоть до того, что люди не хотели друг с другом общаться, разговаривать, выходили из клуба. Потом все утихло. На собраниях игрового клуба особенно не поболтать, поэтому разговоры на политические темы угасали. Потом сильная вспышка была в связи с убийством Немцова. Снова были конфликты, обсуждения, обвинения в адрес друг друга. На фоне политических событий группа всегда немного изменялась, но мне этот период запомнился, потому что он был очень конфликтный».

А так описывал атмосферу в офисе директор агентства недвижимости: «Это первый раз за мой опыт взаимоотношений с сотрудниками, когда политический вопрос стал предметом споров и вызвал серьезные противоречия. Многие радовались Крыму, чего я не понимал. Когда я говорил, что последствия могут быть очень неблагоприятными, особенно в экономике, это вызывало очень негативные и болезненные реакции. Эти последствия никого не волновали. Однажды одна сотрудница назвала меня „пятой колонной“. Кажется, тогда этот термин был только введен в обиход. Впервые разговоры в офисе были с сильными спорами, люди даже ссорились».

Еще одна зарисовка из сессии групповой супервизии, состоявшейся вскоре после убийства Бориса Немцова:

Супервизируемый психотерапевт рассказал, что у него есть клиентка, которая в течение года посещает его психотерапевтическую группу. В группу ее привели проблемы в межличностной коммуникации с близкими людьми. В процессе групповой психотерапии ее проблемы общения с близкими постепенно разрешались и теряли актуальность. В качестве своей личной трудности в работе с этой клиенткой терапевт обозначил то, что на протяжении всего курса психотерапии клиентка периодически жаловалась на свое беспокойство по поводу политической ситуации в стране, связанное с ущемлением гражданских свобод, политическими репрессиями, возрастанием уровня агрессии среди населения и зависимости общественного мнения от пропаганды. По ее ощущениям, жизнь в стране становилась все более небезопасной. Однако другие участники группы обычно не разделяли его тревог и опасений. Вынести случай на супервизию терапевта побудил инцидент, произошедший на занятии групповой психотерапии, которое состоялось через два дня после убийства Немцова. Клиентка поделилась своей обеспокоенностью, связанной с этим событием, и поинтересовалась, чувствуют ли остальные участники нечто подобное. На что почти все, кроме одного члены группы, и ведущий в том числе ответили ей, что это событие их эмоционально не затронуло, и никакой обеспокоенности они не чувствуют и не понимают, почему это беспокоит ее, но в то же время сочувствуют этой клиентке, поскольку она принимает происходящие события слишком близко к сердцу. В конце занятия клиентка сказала, что чувствует злость на группу и нежелание общаться с ее членами.

Представив случай для супервизии, терапевт сказал: «Я не понимаю ее состояния, того из-за чего она беспокоится. Я не понимаю ее агрессивной эмоциональной реакции на группу, ведь ей же уделили внимание. Я хочу узнать, какой психотерапевтической тактики следует придерживаться с этой клиенткой». Он выдвинул гипотезу, что в действительности тревога клиентки связана с ее межличностными контактами, и она просто проецирует ее на более широкий социальный контекст, в котором эта тревога не имеет никаких реальных оснований.

Учитывая общее распределение позиций в обществе, неудивительно, что распределение эмоциональных реакций участников супервизионной группы в целом повторило распределение, которое возникло в группе психотерапевтической, и которое встречалось в повседневной жизни. Большинство участников сказали, что не интересуются политикой, убийство Немцова не привлекло их внимания, а состояние клиентки обусловлено каким-то непонятным эмоциональным нарушением.

Кому-то, может показаться, что описание реакций участников супервизионной группы носит карикатурные черты, и в этом месте можно просто посмеяться. Но, к большому сожалению, это не карикатура.

И еще одна цитата, отражающая отношения между людьми после весенних событий 2014 года: «<…> все конфликты, которые назревали между людьми, обострились. Я слышал, что из-за Крыма распадались семьи, люди разводились… Сам я поссорился с другом, мы не общаемся уже больше года». В целом, ссоры со старыми друзьями и прекращение общения из-за позиции по Украине стали обычным явлением.

То, что стало наиболее стрессовым фактором для той и другой идейно полярных сторон, это то, как непредсказуемо прошла линия разлома. Этот разлом продолжает тянуться и в 2016-м. На сторону политики Путина в Украине вставали люди, от которых этого можно было меньше всего ожидать. Большинство ура-патриотов стали ура-патриотами после аннексии Крыма, более того, многие из них до аннексии были настроены весьма критично к действующей власти и президенту, многие еще недавно придерживались даже либеральных взглядов, а некоторые даже сочувствовали Майдану. Но аннексия, зажёгшая пламя ве-ликоросского имперского патриотизма, буквально переплавила их мировоззрение.

Эта новая роль не зависела напрямую ни от уровня образования, ни от интеллекта, ни от рода занятий. Поразительно, что к этой позиции нередко присоединялись люди высокообразованные. Что касается артистов, то достаточно предсказуемо, что позицию Путина поддержали представители поп-сцены, которые зависят от гонораров, получаемых на официозных корпоративах. Хотя были и приятные исключения, например, Алла Пугачева. Но совершенной неожиданностью стало то, что антиукраинскую позицию заняли многие известные представители рок-сцены, например, тот же Константин Кинчев из группы «Алиса», чьи песни в 80—90-е годы ассоциировались со свободой. В разряд ура-патриотов записали себя участники группы «Чайф». Некоторые меняли свою позицию на диаметрально противоположную. Дмитрий Ревякин, лидер группы «Калинов мост», сначала поддержавший Майдан, в интервью Захару Прилепину стал заверять, что он «имперец» и расписываться в благодарностях Мотороле за то, что тому понравилась его песня. Малоизвестные представители рок-андеграунда стали проводить свои фестивали под флагом «ДНР». Может быть, некоторые из них искренне верили в то, что «ополченцы» в «ДНР» сражаются с украинскими фашистами, но, в целом, самоотождествление андеграунда с олигархической государственной властью, проводящей милитаристскую политику, означает предательство собственных основ. Кто перейдет на какую сторону было практически невозможно предсказать. Разные стороны могли занять бывшие единомышленники и коллеги. Например, противоположные позиции по Крыму заняли Диана Арбенина и Светлана Сурганова, некогда бывшие партнерами по группе «Ночные снайперы». И в целом, это было неожиданно, так как рок-сцена традиционно воспринималась как символ свободы.

Зачастую обнаружение различий во взглядах по этим вопросам было полным шоком для той и другой стороны. Казалось бы устоявшийся социальный мир показал свою призрачность. Ни на кого больше нельзя было заведомо положиться. Надо было исследовать заново кто свой, кто чужой.

Самой обычной формой выражения отвержения было исключение из списка друзей в социальных сетях. Но наиболее болезненными были ситуации, когда раскол происходил между очень близкими людьми. Как известно, он затронул не только старых друзей, но и семьи. Приведу небольшую зарисовку житейской ситуации в социальных сетях:

«До чего же сложной стала жизнь в России!

Теплый сентябрьский вечер, пахнет опавшими листьями, тишина… Сидим с подругой в открытом кафе и пьем виски. Подруга — предмет зависти всех окружающих ее дам, давно и счастливо замужем за классным парнем.

Но сегодня что-то в меланхолии, сидит, позвякивает льдом в бокале… Молчу, ни о чем ее не спрашиваю… пьем..

Наконец, после третьего бокала, вздохнув, говорит:

«Я десять лет целовала эти губы, а теперь у него «крымнаш», «нами правит лучший в мире президент, который всех поимел», «сталин — величайший правитель в истории России, он ее поднял из руин, а вывсеврети».. И, да, конечно, «мы в кольце врагов, но послезавтра встанем с колен и завоюем всех, а Америка напала на весь мир, они тупые и бездуховные, не то, что мы, великие русские»

Люблю его, но как теперь с этим жить? Хочется выпить яду».

Молчу… Что тут скажешь?»

В плане проведения исторических параллелей любопытно отметить, что в соответствии с описанием Б. Беттельгейма подобного рода идейный раскол на уровне семейных отношений имел место в Германии после прихода к власти нацистов.

Позже многие люди понимали, что им необходимо иметь дело друг с другом в силу деловых или рабочих связей. Для некоторых были важны их прошлые дружеские отношения. Но обычно после раскола взаимоотношения уже не становились прежними, они переходили на более формальный уровень или были окрашены настороженностью и скрытой неприязнью. Когда я спрашивал людей, что будет с нарушенными отношениями в будущем, то получал такие ответы:

«Наверное, зависит от человека. Кто-то забывает, кто-то не забывает. Лично у меня память хорошая. Некоторые темы с этим человеком я никогда не буду обсуждать».

«Раньше я не делила своих знакомых на основе политических взглядов. Сейчас такой критерий точно добавился. Когда знакомишься с человеком, то достаточно скоро понимаешь, каких он взглядов придерживается. И это влияет на отношение к нему».

«В будущем я уже не смогу иметь дело со сторонниками Путина. Я просто больше не смогу их уважать».

Судя по публикациям в прессе процессы схожие с российскими происходили и в русскоязычной диаспоре за рубежом. Так лично меня поразило, когда моя знакомая из России, живущая в ЕС, стала убеждать меня в правильности политики Путина! Приведу выдержки из статьи в Deutsche Welle о русской диаспоре, которые демонстрируют, что среди живущих в Германии происходило то же, что и у нас в стране — исключение из друзей в социальных сетях, невозможность донести свои аргументы до собеседника и пр.:

История Анастасии: «Сторонников сепаратистов в семье нет. Жена брата, правда, в первое время хотела, чтобы Донецкая область присоединилась к России, но потом, увидев, как ведут себя на востоке Украины российские военные, поняла, что происходит на самом деле, и передумала, рассказывает Анастасия. А отец с матерью и брат с самого начала поддерживали новую власть в Киеве. Очень уж им, как и самой Анастасии, досаждала повальная коррупция во времена Януковича.

Среди русскоговорящих знакомых Анастасии — главным образом единомышленники, с которыми она познакомилась на демонстрациях в поддержку Майдана. А вот «В Контакте» ее, назвав «фашистом» и «бандеровцем», многие из друзей удалили. И даже родственники в России не верят, что она им рассказывает о реальном положении дел в Донецке, о произволе, который чинят сепаратисты в отношении ее родственников».

История Алены: Алену из Запорожья удивляют некоторые давно осевшие в Берлине украинцы. Их пропутинские настроения она тоже объясняет в первую очередь российским телевидением, к которому они привыкли за долгие годы жизни в Берлине. «Как можно быть патриотом чужой страны, — спрашивает Алена. — Откуда такая слепая любовь к Путину?» Алена из Запорожья домой не собирается. Пытаться спокойно разговаривать с такими, как выразилась Алена, «упертыми» практически невозможно. «Они не слушают никаких доводов, и аргументов у них нет, — сетует она, — только пересказывают увиденное по Первому каналу или в программе у Киселева».

Хотя идеологический раскол явился травматическим опытом для всех, но в большей степени все же для тех, кто остался в меньшинстве.

 

Экзистенциальный раскол

Один из респондентов так определил характер того, что произошло между людьми: «Раскол. Причем не только идейный. Скорее экзистенциальный. Политика это одна из форм, выражающая смысловые отношения к базовым вопросам: Что такое человек? Что такое свобода? Что такое Родина? Тема ответственности и многое другое». Любопытно, что он единственный из тех, кому я задавал этот вопрос, кто нашел этот раскол позитивным для себя: «Я доволен результатами этого раскола, этого расхождения. Доволен тем, что люди, с которыми мы постоянно раньше общались, в общем-то, в силу традиции, привычки, многие стали мне довольно чужды. Я им тоже стал чужд. И это на самом деле освободило меня, например, от затрат времени на в принципе бессмысленное общение. Это дало мне, с другой стороны, доступ к контактам с новыми людьми с которыми я действительно больше нахожу общих настоящих интересов, идей. Я доволен этим расколом, и я не собираюсь возвращаться…»

Я тоже думаю, что расхождение в политических взглядах — это всего лишь поверхность. В постсоветской России было очень много поводов для политических дебатов, начиная с 1992 года, но, наверное, никогда они не доходили до личной ненависти и презрения к оппоненту. Похоже, на этот раз в конфликт вступили глубинные ценностные установки и устремления — стремления к тревожной свободе либо к спокойному (хоть и не очень сытому) рабству, ценность братских отношений с исторически родственным народом либо стремление ощутить свое превосходство любой ценой, не разбираясь в средствах. Как сказал один из респондентов по поводу разногласий, возникших в 2014 году: «Эти разногласия очень принципиальные, они как будто на каком-то стыке — добро и зло, черное и белое». И эти ценности оказались очень жизненно важными, в сложившейся ситуации они не могли спокойно сосуществовать вместе — торжество одних означало поражение других. И носитель противоположных оказывался противником. Уровень возмущения и гнева был связан еще и с тем, что люди ставшие оппонентами только что считали друг друга единомышленниками, ожидали поддержки от другого. Т. е., говоря психологическим языком, находились в симбиозе, в слиянии. Поэтому, как уже говорилось выше, внезапное обнаружение этих различий воспринималось как предательство.

О непримиримости этих противоречий в текущей ситуации говорит и то, что разговоры между сторонниками разных позиций никогда не приводили к корректировке представлений другого человека или какому-либо компромиссу. 2014 год был временем горячих политических дискуссий по поводу украинских событий. Видимо и той и другой стороне, поначалу казалось, что можно легко переубедить оппонентов. Однако, как показал опыт, в подавляющем большинстве случаев переубеждение было невозможно. Дискуссии нередко завершались тем, что в итоге стороны клеймили друг друга словами «фашист» и «ватник», и после этого обоюдное общение заканчивалось.

Так почему же диалоги между «ура-патриотом-ватником» и «либералом-пятиколонником» всегда заходили и заходят в тупик? Думаю, дело не только в заряженности сильными эмоциями, но и в том, что они живут в кардинально разных системах ценностных координат. Поэтому любой аргумент, кажущийся совершенно здравым и рациональным одной стороне, для другой, в связи с ее ценностными ориентациями, не имеет достаточно весомого смысла. Ура-патриот мыслит в дуальности внешние враги и своя страна (СССР, Россия), «они или мы». Для «либерала» важна дуальность наличия личной свободы и достоинства человека или их отсутствие. Он апеллирует к международному праву, конституции, справедливости, ценности человеческой жизни, свободе самоопределения, гуманизму. Ура-патриот же аргументирует неизбежностью геополитического противостояния, особым цивилизационным путем России, ее правом подчинять себе другие народы (для их же блага), важностью военный мощи страны, а не интересов личности, порядка, а не свободы. Полагаю, что одним из ключевых моментов в мышлении ура-патриота было личностное отождествление с «встающей с колен империей» и с ее символами. Поэтому любая критика государства, даже обоснованная, воспринималась им как удар по его личности. С другой стороны, ценности к которым апеллировал «либерал», не имели для него никакого значения, т. к. не были встроены в его личную систему ценностей. Поэтому, если оппоненты и слышали доводы друг друга, в картине их мировоззрения, они не являлись существенными.

Приведем пример типичного обмена мнениями между «ватником» и «либералом». Несмотря на видимую гротескность, все приведенные реплики взяты из реальной жизни.

В.: Мы живем в демократической стране. Если я захочу, я смогу пойти на выборы и проголосовать.

Л.: Ты понимаешь, что выборы сфальсифицированы?

В.: Ну и что! Это во всех странах так! Зато у нас свобода слова. Можно говорить что хочешь!

Л.: Ты знаешь, что на людей заводят уголовные дела просто за перепост статьи в интернете?

В.: А вот будь моя воля, я бы всех, кто в интернете пишет, пересадил!

Л.: А за что тех, кто на Болотную площадь посадили?

В.: Ну как! Они нарушили общественный порядок.

Л.: Но ведь если и нарушили, сроки ведь несоразмерные.

В.: Нечего было «лодку раскачивать». Тем более, они по заказу американцев действовали.

Л.: А ты слышал, что Путин дома взрывал?

В.: Ну и подумаешь! Ой-ой-ой! Зато он Россию поднял! И в стране у нас теперь стабильность.

В одном из интервью осенью 2014 года писатель Виктор Ерофеев сказал, что в России идет война менталитетов, подразумевая менталитет, основанный на ценностях современной западной цивилизации, и архаичный менталитет 17 века. К сожалению, на сегодняшний день приходится констатировать, что война менталитетов уже завершилась. Завершилась с очевидным преимуществом сторонников архаики. И пока неизвестно, когда ситуация изменится в другую сторону.

 

Психологическая атмосфера

Безусловно, что люди в этот период испытывали большой спектр эмоций, но одной из основных в период «крымской эйфории» и последующих периодов стала откровенная или плохо маскируемая ненависть. «Ватники» чувствовали ее по отношению к «киевской хунте», «укрофашистам», Америке, «Гейропе», к «либерастам» и «пятой колонне». А многие представители «либералов» в свою очередь желали смерти Путину и посылали проклятия тем, кто его поддерживает, разражались гневными тирадами в адрес пассивно молчаливого большинства.

Агрессивные чувства многих россиян были направлены на Украину еще во времена Майдана. Как говорил об этом Александр Невзоров: «Это была настолько односторонняя и злобная реакция, что в ответ на совершенно однозначные кадры расстрела людей, в России начиналось чуть ли не ликование». На мой взгляд, может быть слово «ликование» здесь слишком сильное, но, по крайней мере, точно наблюдалось злорадство и полное отсутствие сочувствия. Регулярно приходилось слышать реплики и рассуждения о том, что «они сами виноваты», «свои своих же специально расстреляли», «это американцы устроили, нечего было с ними связываться» и «жизни свои Небесная сотня потеряла зазря». Как я уже писал выше, в последующем уровень гнева к Украине стремительно взлетел вверх в мае 2014 года.

С 2014 года на улице, не говоря уже об интернет пространстве, повседневным явлением стала агрессивная символика. Накануне празднования 70-летия победы в Великой отечественной войне и после него достаточно обычным явлением стали автомобили, инкрустированные не только георгиевской ленточкой, но и наклейкой с надписью «На Берлин!». Еще одним китчем стали наклейки и картинки, сообщавшие, что «Обама — чмо»! А на одной загородной территории для отдыха я даже видел деревянный щит, изготовленный каким-то умельцем, старательно инкрустированный ручной резьбой и содержащий видимо остроумное с точки зрения творца произведения объявление: «Куплю шкуру Обамы». Впрочем, это наиболее безобидные формы выплеска агрессии. Куда более серьезными по своему значению были акции «православных» радикалов — срывы концертов зарубежных исполнителей, нападения на людей, вышедших на митинг за мир с Украиной, нападение на выставку нонконформистов в Манеже, давление на исполнительные органы власти, которое привело к запрету некоторых спектаклей в России, в частности, оперы «Тангейзер». Не все эти происшествия напрямую относились именно к украинским событиям, но, тем не менее, они отражают возросший уровень агрессивности и нетерпимости в обществе.

Митинг против оперы «Тангейзер» 29 марта 2015 года, Новосибирск

Злоба, которая охватила россиян, сочеталась с инфантильной глупостью. Вот комментарий женщины в ФБ, написанный вскоре после того как турецкий истребитель сбил российский бомбардировщик над Турцией, и когда в ответ на это событие Ким Чен Ы пригрозил Турции применить ядерное оружие: «И не знаешь, где найдешь, а где потеряешь! Молодца! Все правильно. Мы такие, можем и пальнуть. Хочешь попробовать господин товарищ барин Эрдоган!» Возможно, и не стоило бы цитировать эту, мягко говоря, неумную фразу, но, к сожалению, она отражала весьма распространенное настроение.

С другой стороны, люди, являющиеся противниками аннексии Крыма, говорили и говорят, что чувствуют стыд за свою страну и вину перед украинцами.

Создается впечатление, что за эти два года, в целом, у россиян снизилась способность к обычному человеческому состраданию. Или, по крайней мере, сострадание стало сугубо избирательным. Так, например, с точки зрения представителей ура-патриотов заслуживают сострадания, погибшие во время пожара в Доме профсоюзов, но к «Небесной сотне» оно вряд ли может относиться. А если и выражается, то сквозь зубы, как формальная необходимость, соблюдаемая из приличия: «Ну, людей жалко. Погибли зазря». Так же, как уже упоминалось выше, у «ватников» чувство жалости и возмущения могло возникать, если погибал кто-нибудь из чиновников «ДНР», но никакого сочувствия не вызывали мирные жители погибшие при штурме боевиками Мариуполя. Конечно, подобного рода избирательность возникла и у представителей «либералов». Так в сети можно было встретить выражения злорадства по поводу трагической гибели сына Януковича.

Такое избирательное сочувствие дошло до того, что даже отношение к жертвам катастроф и терактов стало определяться их гражданством. С одной стороны, довольно неловко воспроизводить изречения, произносимые нашими соотечественниками в устной и письменной форме. Но, с другой стороны, я думаю важно иметь свидетельства того, до чего могут дойти взрослые дееспособные люди. И более всего поразительно то, как легко произошла эта моральная деградация. То, что случилось с россиянами, Александр Сотник метко назвал расчеловечиванием.

Вот реакции некоторых россиян (причем вполне социально успешных):

Из диалога двух мужчин после теракта в Париже:

— Я понимаю, что это не социально одобряемые мысли. Но думаю, нужно было бы больше Париж разбомбить. Ведь с нашей стороны больше человек погибло [имеется в виду в авиакатастрофе российского самолета над Синаем].

— Я тоже об этом думаю.

Комментарий в сети одного психотерапевта о тех, кто скорбит по погибшим в теракте в Париже:

«Сострадание-вариант эмпатии, об чем „пичалька“? Ну пострадают, погорюют, попиздят на тему „какой ужас“ — невелика потеря».

После этого теракта Фэйсбук предложил в знак поддержки пострадавших окрасить аватарки в цвет французского флага, что вызвало всплеск гневных реакций. Вот одна из них:

«Почему вы так легко меняете свой персональный Аватар, свою персональную идентичность, свой Лик на чужой флаг? <…> У вас сменилась политическая идентичность? Из-за первой атаки террористов?»

Похоже, что для некоторых жертвы терактов разделились по своей государственной принадлежности.

Но одновременно со скоротечной эйфорией, исступленной ненавистью и потерей нравственного чувства, поднимал голову страх. Открыто о страхе надвигающихся репрессий говорили и писали «либералы». Но, пожалуй, еще в большей степени страх охватил молчаливо-аполитичную часть общества. В кулуарах нередко приходилось слышать произносимые едва ли не в полголоса слова: «ходить на митинги очень опасно, там может произойти что угодно», «а вот ты на лекцию по политической тематике пошел, не боишься, что ФСБ отслеживает, кто там собирается, вдруг снова 37-й будет?», «я разделяю твои взгляды, но разве можно их так прямо высказывать?» Уже в феврале 2016 года, когда я пригласил одного знакомого на лекции общественного проекта «Новосибирский открытый университет» по курсу «Тоталитаризм вчера и сегодня». Он шутливо спросил: «А там после лекции сразу „оформлять“ не будут?» Страх такой знакомый по жизни в Советском союзе был полностью реанимирован за последние два-три года.

Проявлением страха объясняется и скрытая цензура на научных конференциях, в издательствах и учреждениях культуры. Так на конференции посвященной тревогам и страхам отклонили мой доклад о психических последствиях советского тоталитаризма, мотивируя это тем, что якобы он не соответствует теме конференции. Страхом объясняется и то, что не только государственные, но и негосударственные организации стали отказывать в предоставлении помещений для выступлений оппозиционеров, и других людей и мероприятий, которые ассоциировались с нелояльностью к текущей государственной точке зрения. Так в Новосибирске было отказано в предоставлении помещения для проведения фестиваля украинского кино, хотя это мероприятие никак не затрагивало политические темы, а в основном демонстрировало украинские фильмы 60–70 гг. Практически в последний момент было сорвано выступление Андрея Макаревича с лекцией в Новосибирске. Как и всегда в подобных случаях, администрация «Технопарка», в котором планировалось выступление, внезапно заявила, что в силу загруженности учреждения заказами все помещения будут заняты. С аналогичными ситуациями сталкивались и гражданские активисты, занимавшиеся организацией выступлений оппозиционных политиков или просто встреч, на которых обсуждались события, происходящие на Украине. Подобные процессы происходили во всех других городах.

Видимо, результатом нарастающего страха стало абсолютное безразличие обывателя ко всему, что происходит вокруг, интересным оставался только свой узкий личный мирок.

К концу лета 2015-го, по-видимому, чувство бессилия, полной неспособности влиять на то, что происходит, охватило большинство людей живущих в России, в том числе и гражданских активистов. Видимо, во многом на настроение либерально настроенной интеллигенции повлияло и полное поражение демократической оппозиции на выборах в Законодательное собрание в сентябре 2015 года. Опыт предвыборной компании в разных городах России показал, что то, кто будет допущен к выборам полностью определяется административными органами государственной власти, и правоохранительные, и судебные органы услужливо встают на ее сторону и выполняют ее заказ. И здесь не помогают ни финансирование предвыборной компании, ни активность кандидатов, ни самоотверженность волонтёров.

Об этом пессимистичном умонастроении людей, возникшем к осени, свидетельствуют как высказывания писателей и журналистов, так и репортажи с мест проведения протестных акций, а также данные соцо-просов. Приходилось слышать фразы, что новости уже читать не интересно — итак ясно, что будет.

Борис Акунин в августе 2015 года высказался следующим образом: «Писать о политике нет желания. Да и смысла. Все вы — все мы — так или иначе для себя давно определили, что нам нравится и что не нравится, кто хороший и кто плохой. Аргументы многократно изложены. Кого не сумел убедить — уже не смогу. Любой пост на политическую тему порождает лишь брань и еще больше распаляет вражду.

Думаю, что времена политики в России закончились. Не навсегда, конечно, а до поры до времени. Во всяком случае, словами на этом этапе уже ничего не изменишь. Камень сорвался, покатился под гору, набирая скорость. Не остановишь» [63]Акунин Б. Как я провел лето: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://borisakunin.livejournal.com/148593.html
.

Об апатии свидетельствовало и резкое снижение количества людей, приходящих на митинги. Хотя по данным Левада-центра на август 2015 года о готовности принять участие в политических акциях заявлял каждый десятый (10 %), по факту на митинг против несменяемости власти к театру «Глобус» в Новосибирске пришло около 20 человек (при населении 1,5 млн.). В разговорах речь в основном шла о том, что массы зомбированы и их не разбудить. У некоторых активистов настроение было такое, что пора «валить». В митинге оппозиции «За сменяемость власти», который проходил в Москве в Марьино, приняли участие около 7 тыс. человек (при населении Москвы от 12 до 20 млн.), т. е. пришло 0,08 % численности населения. Увы, социологические опросы далеко не всегда точно отражают реальность. Либо возможно эти 10 % ждали именно массовых протестов (в соответствии с формулировкой вопроса в опросе), для того чтобы принять в них участие, но «нужная» масса еще не набралась. Если бы данные опроса Левада-центра отражали актуальную готовность людей, то на митинг в Москве должно было бы прийти, по меньшей мере, 1 млн. 200 тыс. человек, а в Новосибирске -150 тыс.!

Судя по всему, осенью 2015 года наступил пик псевдоединения и торжества конформизма. Число россиян, которые не согласны с присоединением Крыма к России достигло самого низкого значения с марта 2014 года — 3 %, а поддержка Путина доросла до 89,9 %.

С другой стороны, мало-помалу угас и радостный ура-патриотический подъем. Перестали быть слышны восклицания, что «Крым все-таки наш!» Люди возвращались к своему быту.

Вот такая атмосфера сложилась в России к концу 2015 года.

 

Часть 3. Личность и тоталитаризм

 

Понятия тоталитаризм и личность во многом оппозициональны. Тоталитаризм отрицает личную индивидуальность, а личность, в смысле индивидуальности, стремиться уйти от тотального господства. Далее рассмотрим их взаимодействие в процессе становления тоталитарного строя. Начиная с первой половины 20 века, психологи задавались вопросом, какие же особенности человеческой психологии способствуют становлению авторитарных и тоталитарных режимов? Ниже я представлю обзор наиболее известных теорий и психологических экспериментов, проливающих свет на эту проблему, а также рассмотрю, какие последствия для психологического функционирования индивидов оставляют после себя тоталитарные режимы.

 

Психологические предпосылки автократии и тоталитаризма

 

Можно предполагать, что в психике людей всегда существовали и существуют свойства, способствующие становлению авторитарного и тоталитарного правления. И они не сводятся только к желанию одних людей властвовать над другими. Как показал исторический опыт, автократические и тоталитарные правительства обычно пользуются поддержкой значительной части населения. Ханна Арендт указывала, что тоталитарные режимы, пока они у власти, и тоталитарные вожди, пока они живы, пользуются «массовой поддержкой» до самого конца.

Если исходить из определений ставших общепринятыми, тоталитарное политическое устройство общества является новоприобретением именно 20 ве-ка, потому что именно в это время появились средства, позволяющие контролировать не только внешнее поведение большого количества индивидов, но и вторгаться в их приватное пространство, активно влиять на их сознание (с помощью воздействия газет, радио, телевидения, унифицированных программ образования, посредством создания государством массовых общественных организаций, целенаправленных социально-воспитательных мероприятий, методов слежения за гражданами и пр.). Существовавшие ранее авторитарные и автократические правления не претендовали на то, чтобы завладеть всей личностью человека, регламентировать все сферы ее жизни. Впервые введший в обиход термин «тоталитаризм» Джованни Амендола как раз и хотел подчеркнуть качественное отличие установившегося в начале 20 гг. в Италии фашистского режима от известных ранее в истории авторитарных форм государственного устройства.

Что касается психологии, то результаты многочисленных исследований позволили сделать вывод, что у человека имеются частично врожденные, частично приобретенные в процессе воспитания предиспозиции, побуждающие его пассивно соглашаться с методами авторитарно-тоталитарного подчинения или даже получать определенное удовольствие от него.

 

Теории авторитарной личности

Впервые идея о том, что человека побуждают поддерживать авторитарное правление определенные черты характера, заложенные в процессе воспитания, возникла в конце 20-х — начале 30-х годов прошлого столетия. Первый массовый опрос, посвященный этой проблеме, был проведен в Германии в 1929–1931 гг. А первая, целостно разработанная теория, основанная на этом предположении, была представлена немецким психоаналитиком Вильгельмом Райхом в книге «Психология масс и фашизм», опубликованной в 1933 году. Хотя на сегодняшний день едва ли кто-нибудь всерьез воспринимает его теорию из-за ее сильной акцентированности на проблемах сексуальной жизни, тем не менее, на мой взгляд, она содержит и вполне рациональные зерна. Тип характера людей, поддерживающих авторитарные отношения в обществе, Райх назвал механистически-мистическим. Он указывал, что механистически-мистический характер современного человека порождает фашистские партии, а не наоборот. Райх утверждал, что не существует ни одного индивидуума, в структуре которого не содержались бы элементы фашистского восприятия и мышления, и что как политическое движение фашизм отличается от других реакционных партий тем, что в качестве его носителя и поборника выступают народные массы. Фашизм, с его точки зрения, — это не политическая партия, а особая концепция жизни, отношения к человеку, любви и труду. Фашистская ментальность, по Райху, — это ментальность «маленького человека», порабощенного, стремящегося к власти и в то же время протестующего. Чем беспомощней становится «массовый индивид», тем отчетливей проступает его идентификация с фюрером и тем глубже детская потребность в защите прячется в чувстве его единства с ним. Эта склонность к идентификации составляет психологическую основу национального нарциссизма, т. е. уверенности отдельного человека в себе, которая ассоциируется с «величием нации». Индивид ощущает себя в фюрере, в авторитарном государстве. Благодаря такой идентификации он ощущает себя защитником «национального наследия» и «нации». Неудивительно, что после публикации этой работы В. Райху пришлось уехать из Германии.

Наиболее спорной является та часть его теории, которая утверждает, что основой для возникновения авторитарного характера является подавление сексуальных импульсов. Он утверждал, что в результате морального сдерживания естественной сексуальности ребенка у человека развивается пугливость, робость, страх перед авторитетом, покорность, «доброта» и «послушание» в авторитарном смысле этих слов. Авторитарная структура личности формируется путем погружения сексуальных запретов и страхов в живую субстанцию сексуальных побуждений. Это приводит к формированию консерватизма, страха перед свободой. Сексуальное вытеснение усиливает политическую реакцию, превращает массового индивидуума в пассивную аполитичную личность и создает вторичную силу в личностной структуре — искусственную потребность, которая активно поддерживает авторитарный строй. Воспитанный и связанный авторитетом человек не доверяет себе, поэтому он отказывается брать на себя ответственность за свои поступки и решения и требует, чтобы им руководили. Постоянное сексуальное напряжение приводит к продуцированию грез, которые принимают форму мистических, сентиментальных и религиозных настроений. Райх подчеркивал, что каждая форма авторитарно-тоталитарного правления опирается на иррационализм. С его точки зрения, церемонии, устраиваемые тоталитарными движениями, а также религиозные ритуалы пронизаны сексуальной энергией. Райх настаивал на том, что именно подавление сексуальности является главной причиной формирования авторитарного характера. Однако другие исследователи авторитарной личности не разделяли эту точку зрения. В целом, теоретические построения Райха относительно сексуальной основы авторитарного характера на сегодняшний день кажутся наивными или сильно преувеличенными. Жесткие запреты на сексуальность ушли в прошлое. Тем не менее, авторитарные и тоталитарные режимы, тоталитарные движения и тоталитарные организации не исчезли. Во многих странах авторитаризм и тоталитаризм совершенно спокойно уживаются с сексуальной свободой (можно вспомнить пример Кубы или современного коммунистического Китая). Райх неоднократно подчеркивает в своей книге, что счастье человека напрямую зависит от его сексуальных отношений. Это, безусловно, так, однако эта точка зрения упускает из виду, что даже при самой удовлетворительной сексуальной жизни у человека может найтись масса жизненных обстоятельств, которые делают его несчастливым. Райх утверждал, что аполитичные люди — это личности с подавленной сексуальностью. В настоящее время мы можем наблюдать множество людей, которые не страдают от подавления сексуальности, но в то же время совершенно аполитичны. Хотя можно предположить, что Райх возразил бы на это, сказав, что у современного внешне сексуально раскованного человека сексуальные запреты сохраняются на глубинном уровне, и поэтому он все равно испытывает оргаистическую тревогу. В то же время, оценивая его теорию, нельзя не согласиться, что к авторитарному типу отношений личность подталкивает тревога, несамостоятельность и привычка к подчинению.

Несколько позже свою теорию авторитарной личности создает Эрих Фромм. Впервые она была изложена им в книге «Бегство от свободы» вышедшей в свет в 1941 году. В этой работе он анализирует стремление индивида отказаться от независимости своей личности и соединить свое «я» с кем-то или с чем-то, чтобы обрести недостающую ему силу. Личностей, обладающих такой склонностью, Фромм описывает как людей с садомазохистским, бюрократическим, или авторитарным характером. Признаками авторитарного характера Э. Фромм считал:

— акцентированное отношение к власти и силе;

— построение биполярной системы взаимоотношений с миром (сильные и слабые, имеющие власть и не имеющие ее);

— авторитарное мышление, которому свойственно убеждение, что жизнь определяется силами, лежащими вне человека, вне его интересов и желаний (например, законами природы).

Авторитарная личность стремится избавиться от ощущения собственной ничтожности посредством симбиоза с внешним объектом, который достигается с помощью отношений господства и/или подчинения. Стремление к симбиозу усиливается, когда такая личность переживает фрустрацию, усиливающую чувства одиночества и бессилия. В заблуждение относительно авторитарной личности может ввести то, что она может проявлять склонность к бунту. Однако ее бунт всегда направлен против власти, которую она воспринимает как слабую, и сочетается с желанием подчиниться власти «сильной».

Говоря о механизмах бегства от свободы, наряду с авторитарным характером Фромм выделял также такие психологические черты, как деструктивностъ, проявляющуюся в тревоге, скованности и чувстве бессилия, и автоматизирующий конформизм. Оба эти свойства психики способствуют усилению авторитарности, так как ведут к готовности подчиниться власти, предлагающей личности избавиться от сомнений.

В более поздних работах Фромм дополнил свою теорию авторитарной личности учением о биофилии — некрофилии, которое объясняло патологическую жестокость тоталитарных диктаторов Гитлера, Сталина и их сообщников.

Э. Фромм полагал, что социальную базу тоталитаризма составляют два типа людей. Для тех и для других характерно ощущение бессилия, одиночества, тревоги и неуверенности. Но справляются с ними они разными способами. Первый тип, это люди с садомазохистским, авторитарным характером, которых возбуждают проявления силы. Они получают удовольствие от подчинения внешней силе и от причинения боли другим. Посредством отречения от своей личности и растворения в чем-то превосходящем их, они избавляются от чувства собственной беспомощности. Второй — это конформисты, которые готовы принять любую навязываемую им точку зрения и не способны отличать свои мысли и желания от чужих. Истоки конформизма он видел в характере семейного воспитания и особенностях культуры постиндустриального общества потребления. С его точки зрения, индустриальное общество 20 века формировало тип чело-века-робота. Он утверждал, что в современном ему демократическом американском обществе происходило подавление подлинной индивидуальности, и начинался этот процесс очень рано — в самом начале дошкольного возраста. С его точки зрения, одно из самых ранних подавлений — подавление родителями чувства враждебности и неприязни, которое естественным образом возникает у ребенка вследствие конфликтов с окружающим миром. Ребенка обучают подавлять свое осознание враждебности или неискренности других людей. В результате, вначале ребенок отказывается от выражения своих чувств, а затем и от самих чувств. Постепенно подлинные чувства ребенка замещаются псевдочувствами. Как и В. Райх Фромм указывал на значение сексуального подавления, но считал, что оно не является единственно важным. Фромм говорил, что подавлению, затрагивающему самые корни личности, подвергается такая эмоция как чувство трагедии: «Вместо того чтобы превратить осознание смерти и страданий в один из сильнейших стимулов жизни — в основу человеческой солидарности, в катализатор, без которого радость и энтузиазм утрачивают интенсивность и глубину, — индивид вынужден подавлять это осознание». Если проводить параллель с современностью, то среднего обывателя особо не затрагивают ни трагические факты недавней истории, ни информация о катастрофах, терактах и гибели мирных жителей в результате вооруженных конфликтов.

Фромм писал о том, что вклад в создание такого бесчувственного типа человека внесла, в том числе, психиатрия и психотерапия: «Стараниями многих психиатров, в том числе психоаналитиков, создан образ «нормального» человека, который никогда не бывает слишком грустен, слишком сердит или слишком взволнован. Черты характера или типы личности, не подходящие под этот стандарт, они неодобрительно обозначают как «инфантильные» или «невротические» [74]Там же, с. 235.
.

В системе образования с самых первых шагов обучения, писал Фромм, у человека отбивают желание самостоятельного мышления, его программируют готовыми шаблонами. Один из методов — это настойчивое требование от учащихся знать факты, а точнее, информацию. Вся энергия ребенка затрачивается на бессмысленное заучивание огромного количества фактов, а думать уже нет сил и времени.

Что касается взрослых людей, то Фромм отмечал, что одна из функций современной культуры заключается в усложнении проблем. Трудности жизни зачастую умышленно изображаются настолько запутанными и сложными, что разобраться в них сможет только «специалист». Это подрывает веру людей в свою способность размышлять.

Еще один фактор, парализующий способность к самостоятельному мышлению — разрушение целостного представления о мире. Факты перестают быть составными частями общей картины действительности, приобретают абстрактный, количественный характер. Бесконечный калейдоскоп меняющихся фактов обесценивает их. Сообщения СМИ о бомбардировках, гибели людей перемежаются рекламой мыла или вина. В результате это приводит к тому, что мы теряем подлинную связь с услышанным, перестаем волноваться, наши эмоции и критическое суждение заторможены, мы становимся безразличными.

Человек общества потребления не оригинален и в своих желаниях. Он живет в состоянии иллюзии, будто он знает, чего хочет; тогда, как на самом деле он хочет того, чего должен хотеть в соответствии с общепринятым шаблоном. И он чрезвычайно боится риска и ответственности задать себе свои собственные жизненные цели.

Фромм указывал, что при определенных условиях конформистский индивид общества потребления может с легкостью воспринять авторитарные модели мышления и поведения: «Если в отношении „нормального“ человека нас будет интересовать лишь его экономическая обеспеченность, если мы упустим из виду подсознательное страдание среднего автоматизированного человека, мы не сможем понять ту опасность, исходящую из человеческого характера, которая угрожает нашей культуре: готовность принять любую идеологию и любого вождя за обещание волнующей жизни, за предложение политической структуры и символов, дающих жизни индивида какую-то видимость смысла и порядка. Отчаяние людей-роботов — питательная среда для политических целей фашизма». Обращаясь к недавней истории, собственно этот процесс мы и наблюдали в России при переходе от 00-х годов к 2014 году.

В 1950 году коллега Фромма по Франкфуртскому институту социальных исследований Теодор Адорно и его соавторы предложили свою концепцию авторитарной личности. Авторитарная личность, по Адорно — это связка качеств, образующих единый синдром, которые возникают у индивида в ходе его первичной социализации. Для воспитания такого типа личности характерно присутствие авторитарного отца и эмоционально дистанцированной матери. Она характеризуется девятью синдромами, которые связаны в общий пучок:

конвенционализм, авторитарное подчинение, авторитарная агрессия,

антиинтрацепция (неспособность к чувственному восприятию мира), суеверия и стереотипы, власть и «твердость», разрушительность и цинизм, проекция,

озабоченность сексом (морализаторство, негативное отношение к сексуальным меньшинствам).

Позже канадский ученый Боб Альтемейер, основываясь на концепции Адорно, дал более строгое определение понятиям, которые в ней использовались, и сузил описание авторитарной личности до трех главных характеристик: безоговорочное подчинение властям и авторитетам, агрессия по отношению к группам, неодобрение и неприятие которых воспринимается как одобряемое властями и конвенционализм (приверженность социальным нормам, воспринимаемым как санкционированные властью).

Ряд исследователей указывали на ригидность мышления как на одно из свойств авторитарной личности. В частности, М. Рокич считал, что центральным конструктом авторитарной личности является догматизм, или закрытость мышления. По Рокичу, такая личность формирует жесткую структуру нетерпимости и избирательной терпимости к другим.

Южноафриканский психолог Дж. Даккит описал феномен авторитаризма как аспект идентификации индивида с социальной группой. Согласно его концепции, люди с сильной групповой идентификацией развивают авторитарные убеждения тогда, когда этой группе кто-то или что-то угрожает. Эксперимент, проведенный Дж. Даккитом и К. Фишером, продемонстрировал, что люди склонны предпочитать авторитарную форму управления, если считают, что их группа находится в опасности. В эксперименте студентам предлагалось выбрать сценарии развития страны в ситуациях угрозы, безопасности и при развитии сходным с современным.

Поэтому, не удивительно, что диктаторы, интуитивно понимая этот феномен, для повышения степени своего влияния, всегда стараются внушить массам идею, что страна испытывает угрозу.

Для эмпирического измерения уровня авторитарности личности был разработан ряд тестовых методик. Наиболее известные в России — это F-шкала Т. Адорно, шкала правого авторитаризма (RWA) Б. Альтемейера, опросники Дж. Даккита «Вера в опасный мир» и «Вера в конкурентный мир», шкала «Авторитарный стереотип» Баязитова Р. Ф., Алише-ва Б. С.

Исследования авторитарности в России Исследования авторитарности в России начали проводиться с конца 80-х годов. Первое известное эмпирическое исследование авторитарной личности, проведенное М. А. Абалкиной и В. С. Агеевым и направленное на сравнение уровня авторитарности у россиян и американцев, дало совершенно неожиданные результаты. Уровень авторитаризма у российской выборки оказался значительно более низким, чем у американской. Авторы объяснили это влиянием общественных умонастроений того периода, связанными с высокими ожиданиями от демократических преобразований.

В 1994 году Марк Урнов провел исследование, направленное на количественную оценку авторитарного синдрома в России в качестве идеологического, а не психологического феномена. Была использована шкала, оценивающая пять полярных характеристик: коллективизм/индивидуализм; недружественность/дружественность окружающего мира; неравенство/равенство взаимоотношений с окружающим миром; склонность/несклонность к принятию безусловных авторитетов; отрицание/принятие универсальности нравственных норм. Считалось, что авторитарный синдром связан с левой частью представленных континуумов. Урнов выделял «рутинную» и «пассионарную» авторитарность. «Рутинная» авторитарность включает только первые четыре характеристики. Как указывал автор, разница между первой и второй — это разница между авторитарностью пожилого бюрократа и юного штурмовика. Результаты исследования показали, что авторитарные представления в сознании людей были доминирующими. М. Урнов также указывал на то, что отмечался рост авторитарных тенденций в российском массовом сознании в течение 1992–1994 гг.

В. А. Самойлова исследовала выраженность авторитарных установок в различных социальных группах. В ее работе авторитарность рассматривалась как общепсихологический феномен, проявляющийся на всех уровнях личностной структуры. Наиболее заметная авторитарность была обнаружена у рабочих, инженерно-технических работников и учителей, по сравнению с предпринимателями, преподавателями вузов, работниками сферы культуры и студентами. Учителя по уровню авторитарности следовали сразу за рабочими — наиболее авторитарной социальной группой. Один из важных выводов исследования состоял в том, что образование — это один из наиболее значимых демографических факторов феномена авторитарности. Было установлено, что между установками лиц, получившими высшее образование, по сравнению с теми, кто его не имел, различия были очень существенными и касались отношения к целям и методам воспитания, к астрологии (мистическое мышление), терпимости к политическому инакомыслию. Лица с высшим образованием характеризовались более развитыми гуманистическими ценностями, способностями к более сложному и дифференцированному мировосприятию. Автор отмечала усиление авторитарных тенденций по «ядерным», центральным установкам в 1994 году по сравнению с 1992 годом.

В проведенных в России исследованиях также фиксировалась положительная связь между уровнем авторитарности, возрастом и степенью успешности социальной адаптации.

В начале 2000-х гг. Р. Ф. Баязитов, обследовав 619 человек русской и татарской национальности, мужского и женского пола, являвшихся студентами, ССУЗ, школьниками, студентами вузов и школьными учителями, установил, что наиболее высокий уровень авторитарности по Ф-шкале отмечался у студентов средних специальных учебных заведений. Далее по мере уменьшения следовали школьники, студенты вузов и учителя. По всей выборке в среднем отмечался несколько повышенный уровень авторитаризма. Отличий связанных с национальными и половыми различиями выявлено не было. Автор выдвинул гипотезу, что более высокий уровень авторитарности среди студентов средних специальных учебных заведений связан с ранней профессионализацией, т. к. напряженность условий общения провоцирует ригидные формы восприятия и поведения, использование иерархически ориентированных форм самоутверждения. К сожалению, в этом исследовании не изучался характер первичной социализации респондентов.

По данным фонда аналитических программ «Экспертиза» в 2004 году от 60 до 75 % населения поддерживало авторитарные идеи, были склонны к национализму и были готовы частично или полностью отказаться от демократических свобод.

Кросскультурное исследование уровня авторитарности у иранцев и россиян, проведенное в 2011 году выявило высокие показатели по F-шкале в обеих выборках, хотя у россиян они были более низкими. Общий показатель авторитарности личности в иранской группе был равен 195,13 баллам, что соответствует сильно выраженному уровню антидемократической идеологии (> 155). 89 % иранской выборки обнаруживали сильный уровень, и 11 % — средний уровень антидемократической идеологии. Общий показатель авторитарности в русской группе был равен 175,12 баллам. 77,14 % имели сильный уровень выраженности антидемократизма и 22,85 % — средний. Также примечательно, что в этом исследовании был обнаружен низкий уровень интернальности (т. е. ощущения ответственности за свою жизнь) и в русской и в иранской группе, причем в русской группе он был ниже. Такое сходство не может не вызывать тревогу, если иметь в виду характер политического режима в Иране.

Если анализировать вышеприведенные данные, то относительно временной динамики в начале 90-х годов возникает мысль, что едва ли возможно чтобы за столь короткое время могло произойти изменение устойчивых черт личности. Скорее исследования зафиксировали динамику на уровне поверхностных убеждений людей. Вероятнее всего, что когда в конце 80-х с демократией связывались большие позитивные ожидания, респонденты давали «антиавторитарные» ответы, когда в начале 90-х стало очевидно, что эти ожидания не оправдались, на поверхностном когнитивном уровне изменился и характер верований. Либо, может быть, проявились более глубокие и устойчивые установки. В целом, результаты исследований побуждают задуматься, как дифференцировать устойчивые авторитарные характерологические черты, от авторитарных способов восприятия и поведения, возникающих в связи с текущей актуальной личностной или социальной ситуацией. По аналогии с личностной и ситуативной тревожностью, по всей видимости, стоит различать личностную (т. е. устойчивую констелляцию характерологических черт) и ситуативную авторитарность. Для практики демократического воспитания и социальной терапии представляется важным то, что авторитарные и антиавторитарные установки связаны с уровнем образования. С точки зрения социотерапии общества в целом важно и то, что авторитарные установки усиливаются, когда индивид переживает дезадаптированность и неудовлетворенность своим положением в обществе. Собственно последняя ситуация в истории была некогда наглядно продемонстрирована опытом Веймарской республики, а в недавней российской истории опытом социально-экономической нестабильности 90-х.

 

Конформизм, подчинение и агрессия

Изменение личностью своих убеждений и поведения в результате реального или воображаемого давления группы в психологии получило название конформности. Конформность делится на внутреннюю, связанную с реальным пересмотром человеком своих взглядов и принятием взглядов принятых в данном сообществе, и внешнюю, выражающуюся во внешней имитации принятия групповых норм, для того, чтобы не противопоставлять себя группе. Далее рассмотрим классические эксперименты, продемонстрировавшие потрясающую воображение силу стремления к конформности.

Эксперименты Музафера Шерифа

Первые эксперименты, посвященные изучению влияния группы на процесс принятия решения индивидом, были проведены американским психологом турецкого происхождения Музафером Шерифом в 1935 году. Участники исследования, находясь в лаборатории в одиночестве, наблюдали на экране несколько раз представляемую на экране световую точку, устанавливая примерное расстояние ее сдвига. Затем исследуемые попадали в общество двух других участников, которые накануне выполняли ту же задачу. Прежде чем высказать суждение, они слушали впечатление своих партнеров, которые сообщали им о своих результатах наблюдения. Эксперимент показал, что после общения с другими участниками первая оценка корректировалась исследуемым в сторону среднего значения. Это значит, что при принятии решения испытуемые предпочитали опираться не на собственный сенсорный опыт, а на групповой консенсус. Любопытно, что в действительности точка вообще не двигалась — использовался аутоскопический эффект, создающий иллюзию движения. В результате исследования был сделан вывод, что в условиях, когда ситуация неопределенна и многозначна, человек склонен соглашаться с мнением других людей. Годом позже испытуемые были повторно приглашены для участия в этом же эксперименте. Каждый из них тестировался отдельно от других, но при этом примечательно, что в своих оценках они продолжали придерживаться прошлой групповой нормы годичной давности.

Эксперименты Соломона Аша

Следующий классический эксперимент, изучающий влияние группового давления, был поставлен Соломоном Ашем в 1951 году. Аш хотел выяснить, насколько стремление к адаптации в группе изменяет поведение индивида. Экспериментальная ситуация моделировала ситуацию общения, когда люди обсуждают какой-либо вопрос: когда все выразили свое мнение, спрашивают того, кто еще не высказался. Человек вынужден либо согласиться с другими, либо сказать им об отличающейся точке зрения. В экспериментах испытуемым говорили, что они участвуют в «проверке зрения». В действительности цель исследования заключалась в том, чтобы проверить реакцию одного испытуемого на ошибочное поведение большинства. Как правило, в экспериментах все участники, кроме одного, были конфедератами (помощниками экспериментатора, «подсадными»). Испытуемый и семь «подсадных» сидели в аудитории, им демонстрировались по порядку две карточки: на первой была изображена одна вертикальная линия, на второй — три, только одна из которых такой же длины, что и линия на первой карточке. Испытуемым нужно было ответить на вопрос, какая из трёх линий на второй карточке имеет такую же длину, что и линия, изображённая на первой карточке. Испытуемому предстояло просмотреть 18 пар карточек и, соответственно, ответить на 18 вопросов, каждый раз он отвечал последним в группе. На первые два вопроса все давали одинаковые, правильные, ответы, но на третьем этапе «подсадные» давали один и тот же неправильный ответ.

Пример стимульного материала в эксперименте С. Аша

В результате 75 % испытуемых согласились с заведомо ошибочным мнением большинства, по крайней мере, в одном вопросе. В модифицированном эксперименте, когда «подсадные» не были единодушны в своём суждении, испытуемые гораздо чаще не соглашались с большинством. В таких условиях только 5 % испытуемых принимали мнение группы.

В результате исследований были сделаны выводы, что социальная поддержка снижает конформность, привлекательность группы и связь с ней усиливают конформность, при увеличении группы тенденция к конформности также усиливается.

Таким образом, эксперименты М. Шерифа и С. Аша продемонстрировали, что вполне разумные в повседневной жизни люди готовы принимать совершенно иррациональные идеи как реальность, для того чтобы не противопоставлять себя большинству.

В модифицированной форме эксперименты С. Аша были воспроизведены и продемонстрированы в документальном научно-популярном фильме «Я и другие», снятом в 1971 году режиссером Феликсом Соболевым. Фильм был запрещён к показу в СССР, видимо потому, что делал очень явными механизмы воздействия методов советского воспитания и пропаганды. Фильм состоит из ряда социально-психологических экспериментов проводимых психологом Валерией Мухиной. Вот описание некоторых из них:

Эксперимент «Обе белые»

В эксперименте участвуют четыре ребенка. На столе находятся черная и белая пирамидки. Трое детей проинструктированы экспериментатором и они утверждают, что обе пирамидки черного цвета. Четвёртого ребёнка проверяют на внушаемость. Большинство испытуемых детей на словах соглашаются с тем, что обе пирамидки белые, но когда ребёнка просят взять чёрную пирамидку, он берёт чёрную.

Кадры из фильма «Я и другие», 1971 г. Эксперимент «Обе белые»

Эксперимент «Сладкая солёная каша»

Каша в тарелке на три четверти посыпана сахаром, а один участок посыпан солью. Четырем детям по очереди дают попробовать кашу из одной тарелки и спрашивают, какая она на вкус. Первым трём достаётся сладкая каша. Когда экспериментатор спрашивает, какая она на вкус, они искренне говорят, что каша сладкая. Четвёртому ребёнку достаётся соленая порция. Несмотря на это, большинство детей всё равно говорят, что каша сладкая, хотя их мимика выражает неудовольствие, и они отказываются от ещё одной ложки «сладкой» каши.

Кадры из фильма «Я и другие», 1971 г. Эксперимент «Сладкая солёная каша»

Портреты

Группе испытуемых показывали 5 разных портретов разных пожилых людей. Им предлагали выяснить, есть ли среди представленных изображений разные фотографии одного и того же человека. Однако все присутствующие, кроме одного испытуемого, являлись конфедератами и должны были утверждать, что две фотографии непохожих людей принадлежат одному человеку. Каждый конфедерат при этом старался аргументировать свою позицию. Испытуемые часто соглашались с мнением большинства.

Затем эксперимент усложнили. «Подсадные» утверждали, что фотографии пожилых женщины и мужчины принадлежат одному и тому же человеку.

Но и в этом случае испытуемые соглашались с мнением группы.

Позже ряд экспериментов из этого фильма были с некоторыми дополнениями воспроизведены и продемонстрированы в фильмах «Я и другие» (2010, реж. Всеволод Бродский) и фильме «Обыкновенные зомби. Так работает ложь» (2015). Так в фильме «Обыкновенные зомби» показано, что можно найти психологические рычаги и побудить проявить конформность даже тех людей, которые не склонны к ней в повседневной жизни.

Опыты М. Шерифа и С. Аша продемонстрировали воистину магическое влияние группы на мнения и верования индивида. Они объясняют силу воздействия пропаганды в тоталитарных сообществах, которая обусловливается не только авторитетом источника, но и ее многократным усилением окружающими людьми, в которых она отражается словно в мощном резонаторе.

Эксперимент Стэнли Милграма на повиновение авторитету

С помощью своих экспериментов Милграм хотел прояснить вопрос, почему немецкие граждане в годы нацистского режима могли участвовать в уничтожении миллионов ни в чем неповинных людей в концлагерях. После проведения исследования в США Милграм планировал провести его в Германии, жители которой, исходя из его гипотезы, обладали особой склонностью к повиновению. Но после полученных результатов, он отказался от этой идеи.

Милграм задался целью выяснить, какова мера послушания человека, если на него влияют авторитетные лица и приказывают действовать вопреки его моральным принципам, и сколько страданий в такой ситуации он готов причинить другим. Испытуемый должен был выполнять в исследовании роль ассистента экспериментатора, который давал распоряжения, противоречащие элементарным моральным нормам. У него была возможность выполнить приказ экспериментатора, либо он мог отказаться это делать. Как непосредственно проходил эксперимент можно увидеть в снятом С. Милграмом документальном фильме «Повиновение».

С. Милграм сконструировал макет генератора электрического тока с тридцатью рычагами-переключателями. Каждый рычаг был обозначен ярлыком (от 30 до 450 вольт), группы выключателей были обозначены маркировкой: «слабый электрический удар», «удар средней силы», «опасно: мощный удар». Добровольцу, который вызвался быть участником этого эксперимента, говорилось, что в опытах изучается влияние боли на память, а именно воздействие наказания на процесс обучения. Затем ему и «подсадному» участнику-актеру предоставляли возможность жеребьевкой определить свою роль в исследовании («ученик» или «учитель»). Настоящий испытуемый всегда становился «учителем», а «подсадной» — «учеником». «Ученика» в соседней комнате на глазах у испытуемого привязывали ремнями к стулу и подсоединяли к электродам.

Затем начинался сам эксперимент, «учитель» должен был зачитывать «ученику» список ассоциативных пар слов, которые «ученик» должен был запомнить. После этого «учитель» зачитывал первое слово из пары и четыре варианта ответа. «Ученик» должен был выбрать правильный вариант и нажать соответствующую ему кнопку. Если ответ был неправильным, «учитель» должен был нажать на рычаг и тем самым нанести ученику удар током. Ответы «ученика» были спланированы заранее с чередованием правильных и неправильных. С каждым следующим неправильным ответом «учитель» должен был нажимать на тумблер с большим уровнем напряжения. В определенный момент «ученик» начинал кричать, что ему плохо, жаловаться на боль в сердце. Когда напряжение достигало 300 вольт, «ученик» начинал бить ногами в стенку и требовал отпустить его, потом замолкал и больше не отвечал на вопросы. «Учителю» объясняли, что молчание расценивается как неправильный ответ и нужно действовать по инструкции. Большинство участников на определенном этапе обращались к экспериментатору с вопросом, следует ли продолжать наносить удары, повышая напряжение дальше. Исследователь приказывал продолжать, давал серию команд, проявляя все большую строгость.

Степенью подчинения считался уровень напряжения, при котором участник отказывался продолжать эксперимент. Поскольку на генераторе было 30 тумблеров, каждый исследуемый мог получить от 1 до 30 баллов. Участники, которые доходили до самого высокого уровня напряжения, считались «покорными». Те, которые отказались выполнять команды экспериментатора на нижних уровнях напряжения, — «непокорными». В эксперименте приняли участие испытуемые разного возраста и разных профессий — бизнесмены, специалисты разных профессий, люди без квалификации.

С. Милграм и сконструированный им «генератор» (слева)

Кадр из фильма «Повиновение» С. Милграма (справа)

До проведения эксперимента Милграм предложил своим коллегам и выпускникам Йельского университета, специализирующимся по психологии, спрогнозировать возможные результаты. И начинающие психологи, и профессионалы с опытом считали, что тех, кто нанесет максимальный удар, не может быть более 3 %. Однако в реальном эксперименте большинство испытуемых выполняли команды экспериментатора и наказывали «ученика» даже после того, как тот переставал кричать и бить в стенку ногами (если бы «ученик» в действительности получал удары электрическим током, они бы совершили убийство!). Эксперимент показал, что большинство участников не оказывали сопротивления авторитету — исследователю, который был одет в белый халат и требовал причинить страдания другому участнику. Две трети исследуемых покорно наносили своей жертве электроудары.

Однако возникло предположение, что их поведение было связано с высоким авторитетом Йельского университета. Тогда Милграм повторил эксперимент, сняв помещение в Бриджпорте, штат Коннектикут под вывеской коммерческой организации «Исследовательская Ассоциация Бриджпорта», отказавшись от ссылок на Йельский университет. Результаты изменились незначительно: дойти до конца шкалы согласились 48 % испытуемых.

Проводились и другие модификации эксперимента. Так если участник попадал в ситуацию с двумя исследователями, один из которых приказывал остановиться, а другой настаивал на продолжении, то он отказывался участвовать в эксперименте.

Эксперимент был повторен в 21 серии лично Ми-лграмом, было обследовано 1000 человек. Впоследствии эксперимент Милграма был повторен в Голландии, Германии, Испании, Италии, Австрии и Иордании, и результаты оказались такими же, как в США.

Милграм пришел к выводу, что людям присуща глубоко укорененная склонность к подчинению авторитетам, что объясняет способность правительств добиваться послушания от обычных граждан. «Если бы в Соединенных Штатах была создана система лагерей смерти по образцу нацистской Германии, подходящий персонал для этих лагерей можно было бы набрать в любом американском городе средней величины», — сказал он в 1979 году в передаче Си-Би-Эс «Шестьдесят минут».

Эксперимент Филиппа Зимбардо

В 1971 году молодым профессором Стэндфорд-ского университета Филиппом Зимбардо был поставлен эксперимент, целью которого было понять причины конфликтов, возникающих в исправительных учреждениях и в армии, который получил название стэнд-фордского тюремного эксперимента,. С помощью тестов были отобраны 24 студента, не имеющих выраженных черт агрессивности, не склонных к противоправному и жестокому поведению, имеющим интеллект не ниже среднего. Случайным образом группу разделили на две равные части. Половина должна была составить группу «заключенных», а вторая — «надсмотрщиков». «Тюрьму» оборудовали в подвале университета. «Заключенные» были лишены только одного права — покидать помещение «тюрьмы». «Надзиратели» были обязаны отвечать только за то, чтобы «заключенные» не сбежали. По усмотрению «тюремной администрации» «заключенный» мог получить право читать, вести переписку и встречаться с родственниками, выходить на прогулку и т. д.

В первый день опыта атмосфера была сравнительно веселая и дружелюбная, участники только входили в свои роли и еще не принимали их всерьез. Но на второй день обстановка резко изменилась: «заключенные» предприняли попытку бунта, «надзиратели» в ответ на это применили силу, а зачинщиков заключили в карцер. Это разобщило «заключенных» и сплотило «надзирателей». «Заключенные» почувствовали себя униженными и подавленными, а «тюремщики» начали не только наслаждаться властью, но и злоупотреблять ею. Их обращение с «заключенными» стало грубым и оскорбительным. Вскоре стали наблюдаться случаи откровенного садизма. «Надзиратели» заставляли «заключенных» подолгу совершать физические упражнения, надевали бумажные колпаки на голову, заставляли танцевать друг с другом. Право помыться стало привилегией. Некоторых заключенных в качестве наказания подвергали дополнительной дезинсекции, некоторых заставляли чистить туалеты голыми руками. Из одной камеры убрали матрацы, и заключенные были вынуждены спать на бетонном полу. В ходе эксперимента некоторые охранники все больше превращались в садистов. Особое «рвение» надзиратели проявляли ночью, т. к. думали, что камеры видеонаблюдения в это время выключены. Самые жестокие «надзиратели» задавали эталон «достойного» поведения, а более умеренные и уравновешенные старались ему следовать, чтобы не получить клеймо неполноценных. Когда эксперимент был прерван раньше времени, многие охранники выражали разочарование.

У двоих заключенных случился нервный срыв, и их пришлось вывести из эксперимента раньше времени. Один из «заключенных», пришедший на замену выбывшему, пришел в ужас от обращения охранников и объявил голодовку. Однако другие заключенные восприняли его не как своего защитника, а как нарушителя порядка. «Надзиратели» заперли его в карцер и предложили другим «заключенным» выбор: или они откажутся от одеял, или бунтовщик проведет в одиночном заключении всю ночь. Заключенные сделали выбор спать под одеялами.

«Надзиратели» и «заключенные» в Стэндфордском тюремном эксперименте

Хотя эксперимент был рассчитан на две недели, он был закончен через шесть дней. Из эксперимента был сделан вывод, что ситуативные факторы воздействуют на поведение человека и его поступки больше, нежели его особенности личности и убеждения.

Также полученные результаты использовались для объяснения покорности людей, в случае присутствия оправдывающей их поступки идеологии, общественной или государственной поддержки.

Эксперимент Альберта Бандуры по дегуманизации и отключению морального контроля

В 1975 году еще один сотрудник Стэндфордского университета Альберт Бандура и его ассистенты опубликовали результаты своего исследования. Они продемонстрировали, что так называемый феномен дегуманизации облегчает проявление агрессии. Испытуемые, студенты колледжа, получили задание отвечать электрическим разрядом разной силы (от 1 до 10) в зависимости от сообщаемого им качества результатов рабочей (фиктивной) группы, совместно решающей задачу, также состоявшей из учащихся их же колледжа. Легенда эксперимента состояла в том, что это якобы должно оказать влияние на эффективность их работы. Для варьирования силы осуществляемого испытуемыми электроразряда последовательность высоких и низких достижений рабочей группы была организована таким образом, что в одной серии за наказанием следовало верное решение, а в другой после наказания продолжались неудачи. Т. е. схема эксперимента очень походила на эксперимент С. Милграма. Благодаря специально подстроенному «недосмотру» испытуемые как бы случайно перед началом опыта слышали разговор экспериментатора с ассистентом, в котором последний отзывался об участниках рабочей группы либо пренебрежительно («это какие-то животные», т. е. дегуманизирующе), либо почтительно («хорошие ребята»), либо без каких-либо оценок.

Как показали результаты, испытуемые включали ток меньшей интенсивности в случае, когда осуществляемое ими наказание улучшало результаты рабочей группы. В отношении «учеников», о которых не было высказано оценочных суждений, выбиралась средняя сила тока. По отношению к тем, кого назвали «хорошими ребятами» выбиралась значительно более низкая сила разряда. А к тем, кого обозвали «животными» применялись разряды все более высокой силы. После эксперимента был проведен опрос испытуемых, направленный на выявление их оценки своего поведения как справедливого или несправедливого. Телесное наказание «гуманизированных» (получивших хорошую оценку экспериментатора) жертв испытуемые рассматривали как несправедливое, однако по отношению к «дегуманизированным» жертвам они не испытывали чувства вины, особенно в случаях, когда применение наказания не давало эффекта.

А. Бандура выделил шесть типов самооправдания, которые позволяют индивиду успокаивать угрызения совести связанные с предпринятой или планируемой агрессией:

1. Снижение значимости предпринятой агрессии через ее одностороннее сравнение с «худшими» проступками другого человека.

2. Ее моральное оправдание посредством того, что она якобы служит высшим ценностям.

3. Отрицание своей ответственности, перенос ее на того, кто дал указание.

4. Распыление ответственности и размывание четкого представления о ней в случае, когда агрессивное действие было совершено коллективно.

5. Дегуманизация, «расчеловечивание» жертвы. Агрессор отказывается признать за жертвой ее человеческие свойства и качества.

6. Постепенное примирение. С помощью витиеватости и самооправдания агрессору удается уменьшить свою негативную самооценку, связанную со своим действием.

Позже Альберт Бандура так объяснял цель своих экспериментов: «Меня озадачивало то, что большинство негуманных действий в мирной жизни совершаются людьми, которые в других областях своей деятельности сострадательны и гуманны. И я поставил перед собой задачу объяснить, почему хорошие люди могут совершать жестокие поступки. Итак, принятие стандартов — это только полдела, и меня это интересовало в меньшей степени, потому что эти моральные стандарты устойчиво не оперируют нашим поведением. Мы обладаем способностью выборочно как включать, так и отключать их. Человек может быть чрезвычайно сострадательным и чутким, и, в то же время, жестоким. Например, начальник тюремного лагеря пишет очень трогательное письмо своему больному отцу, но в какой-то момент, посмотрев в окно, видит заключенного, который, как ему показалось, недостаточно усердно выполняет свою работу. И, выхватив револьвер, он его убивает. В данном примере начальник лагеря проявляет удивительное сострадание и чуткость, и в то же время — варварскую жестокость. Разница здесь в том что, кого-то мы включаем в свою категорию людей, а кого-то исключаем из неё» [99]Альберт Бандура об отключении моральной ответственности: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://kappp.com.ua/blogs/blog-kappp/albert-bandura-ob-otklyuchenii-moralnoi-.html
.

Опираясь на исторические свидетельства, можно проследить, что дегуманизация — это тот универсальный прием, который использовался в милитаристской пропаганде разных стран, а особенно в идеологической обработке граждан, проводимой в тоталитарных государствах. Так нацистская пропаганда отказывала в статусе людей, прежде всего, евреям и большевикам.

А. И. Солженицын в романе «В круге первом» так описывал переживания девушки Клары, молодого специалиста, поступившей на работу в научно-исследовательский институт, в котором работали заключенные («шарашка»): «С другими своими подругами, выпускницами института связи, Клара прошла пугающий инструктаж у темнолицего майора Шикина.

Она узнала, что работать будет среди крупнейших агентов — псов мирового империализма и американской разведки, нипочём продававших свою родину.

Клара была назначена в Вакуумную лабораторию. Так называлась лаборатория, изготовлявшая множество электронных трубок по заказам остальных лабораторий.

<…>

Как в клетку со зверьми, она вступила в лабораторию, где обитали чудовища в синих комбинезонах. Она даже глаза поднять боялась».

Американские пропагандистские плакаты времен Второй мировой войны

Примеры нацистской пропаганды

Примеры советской пропаганды 20-х годов

Примеры дегуманизации в пропаганде разных стран

Эксперимент «Третья волна»

Третья волна (The Third Wave) — спонтанный психологический эксперимент, проведённый в 1967 году учителем истории Роном Джонсом над учащимися 10-го класса американской средней школы. В конце 1970-х Джонс опубликовал историю эксперимента в своей книге. До этого времени его результаты широко не оглашались, т. к. огласка была нежелательна для его участников.

Рон Джонс преподавал историю в школе старших классов. Во время изучения Второй мировой войны один из школьников спросил Джонса, как рядовые жители Германии могли притворяться, что ничего не знают о концентрационных лагерях и массовом истреблении людей. Джонс решил выделить неделю для посвящённого этому вопросу эксперимента.

В первый день эксперимента, понедельник, он прочитал ученикам лекцию о красоте дисциплины. О том, что чувствует спортсмен, который усердно и регулярно тренировался, для того чтобы добиться успеха в каком-нибудь виде спорта. О том, как много работает балерина или художник, чтобы сделать совершенным каждое движение. Джонс объяснил школьникам, как сидеть в положении «смирно» и как оно способствует учёбе. Затем он приказал учащимся несколько раз встать и сесть в новое положение, потом также неоднократно велел выйти из аудитории и бесшумно зайти и вновь занять свои места. Джонс велел учащимся отвечать на вопросы чётко и живо, и они охотно повиновались. Уровень активности класса резко изменился. Все стали слушать с пристальным вниманием, начали выступать новые люди. Джонс был удивлен такой переменой в поведении класса, и стал размышлять насколько ему придется изменить свои представления о педагогике, поскольку раньше он предпочитал свободную обстановку на уроке и максимальную самостоятельность в учебе.

Во второй день эксперимента, во вторник, Джонс вошел в класс и обнаружил, что все молча сидят в положении «смирно». Джонс прочитал ученикам лекцию о силе общности. Он сказал, что индивидуальное соперничество часто приносит огорчение, а групповая деятельность позволяет достичь больших успехов в обучении. И затем, сказав, что общность, как и дисциплину можно понять, только прочувствовав на практике, велел им хором скандировать: «Сила в дисциплине, сила в общности». Ученики действовали с явным воодушевлением. В конце урока, без всякого предварительного обдумывания, он создал приветствие. Чтобы отдать салют, надо было поднять изогнутую правую руку к правому плечу. Джонс назвал его салютом Третьей волны. Ученики его класса должны были теперь использовать его при встрече друг с другом. В следующие дни ученики регулярно приветствовали друг друга этим жестом.

Кадр из фильма Д. Ганзеля «Эксперимент 2: Волна»

В среду Джонс выдал членские билеты всем ученикам, которые хотели продолжать обучение на его курсе. К 30 учащимся подопытного класса добровольно присоединились ещё 13 человек. На этом занятии он рассказал о силе действия, а затем дал ученикам различные задания, в частности, Джонс велел ученикам совместно разработать проект знамени Третьей волны, убедить двадцать детей из соседней начальной школы в правильности посадки «смирно» и назвать по одному надёжному школьнику, который мог бы присоединиться к эксперименту. Трое учащихся получили задание докладывать ему о нарушении установленного порядка и критике Третьей волны, однако на практике добровольным доносительством занялись около 20 человек, что у Джонса вызвало испуг.

К концу третьего дня многие ученики относились к своему участию в Третьей волне с полной серьезностью. Они требовали от других учеников строгого соблюдения правил и запугивали тех, кто не принимал эксперимент всерьез. Другие с головой ушли в деятельность и сами назначали для себя роли. Один из учеников, отличавшийся крупным телосложением и малыми способностями к обучению, заявил Джонсу, что будет его телохранителем, и ходил за ним по всей школе.

В четверг численность класса возросла до 80 человек. Джонс, обеспокоенный тем, что эксперимент стал выходить из под контроля, решил ускорить его завершение. На занятии он объяснил учащимся силу гордости. Школьники, собравшиеся в классе, услышали, что они — часть общенациональной молодёжной программы, чьей задачей являются политические преобразования в стране на благо народа. Джонс велел четырём конвоирам вывести из аудитории и сопроводить в библиотеку трёх девушек, которые сомневались в Третьей волне, и не пускать их в класс в пятницу. Затем он рассказал, что в других регионах страны созданы сотни отделений Третьей волны, и преподаватели там создали молодежные отряды, а в полдень пятницы об их создании по телевидению объявит лидер движения и новый кандидат на президентский пост.

В полдень пятницы 200 учеников заполнили зал, включая представителей молодёжных субкультур, никогда не интересовавшихся школьными делами. Друзья Джонса изображали репортеров, кружа по аудитории и записывая что-то в блокноты. В полдень телевизор был включён, но на экране ничего не появилось. Джонс прервал напряженное молчание и сказал, что не существует никакого вождя и никакого движения, а ученики отказались от свободы, обменяв ее на преимущества, которые дают дисциплина и превосходство, и их действия не сильно отличались от поведения немецкого народа. Он сказал ученикам, что фашизм — это не то, что делают какие-то другие люди, он здесь, в этой комнате, в наших собственных привычках и образе жизни. Школьники расходились в подавленном состоянии, многие плакали.

Как показали все эти эксперименты, современного цивилизованного человека не так уж сложно заставить называть черное белым, а белое черным, совершать жестокости по отношению к людям, которые не сделали ему ничего плохого, делать то, что еще вчера вызывало у него недоумение и негодование. Эти эксперименты показали, почему при установлении диктатур в любом обществе довольно легко находятся палачи, тюремщики, доносители и бездушные бюрократы.

 

Психологические последствия тоталитаризма

 

Выше говорилось об особенностях психологического функционирования человека, которые косвенно способствуют приходу к власти автократических и тоталитарных режимов. Однако после своего установления тоталитарные режимы с помощью присущих им способов правления даже за короткое время способны чрезвычайно сильно деформировать личность и ее прежнюю систему ценностей, навязать новые модели поведения. Даже если человек сам непосредственно не подвергся репрессиям, проживание в тоталитарной среде травмирует психику и оставляет стойкий длительный отпечаток. По определению Cooper (2001), психическая травма — это событие, которое резко нарушает способность «я» обеспечить чувство минимальной безопасности и полноты интеграции и ведет к непереносимому страху, или беспомощности, или ее угрозе и вызывает длительное изменение психической организации. Хорошо известно, что психическая травма, возникшая в результате действий людей, к чему и относятся действия террористических государственных режимов, переживается намного тяжелее, чем травма, полученная в результате природной или техногенной катастрофы. Кроме того, травма, наносимая тоталитарным режимом, является не только индивидуальной, но и коллективной. И не только в том смысле, что многие люди испытывают однотипные воздействия, она также нарушает и сложившуюся, привычную систему межличностных связей между людьми, меняет привычную для сообщества картину мира. Ниже рассмотрим типичные последствия воздействия террора, прежде всего государственного, на человека.

 

Влияние террора на психическое функционирование

Синдром Вишера, или «болезнь колючей проволоки»

В 1918 году у людей, побывавших в лагерях для военнопленных, было описано состояние получившее название «болезнь колючей проволоки», или синдром Вишера. Проявлениями данной «болезни» были тоска, подавленное настроение, аутистическая замкнутость, апатия, непереносимость шума, ослабление памяти и концентрации активного внимания. Апатия приходила на смену страху и ужасу, возникающим в ответ на осуществляемое против человека насилие.

Синдром Минковского

Э. Минковски описал явления своеобразной эмоциональной анестезии вследствие длительных моральных и физических страданий у части узников нацистских концлагерей. Проявлениями этого синдрома являются деструкция личности, сужение круга интересов, преобладание примитивных, инстинктивных и импульсивных реакций.

Подробное описание того, что происходило с психическим состоянием людей непосредственно в период заключения в концентрационные лагеря представлено в работах В. Франкла, Б. Беттельхeйма, А. Кемпински.

«Стокгольмский синдром»

Термин «стокгольмский синдром», был введен криминалистом Нильсом Бейеротом во время анализа ситуации, возникшей в Стокгольме во время захвата заложников в августе 1973 года. 23 августа бежавший из тюрьмы Ян-Эрик Олссон в одиночку захватил банк «Kreditbanken» в Стокгольме, ранив одного полицейского и взяв в заложники четверых работников банка — трёх женщин и одного мужчину. По требованию Олссона, полиция доставила в банк его сокамерника Кларка Улофссона. Переговоры с террористами вел сам премьер-министр Швеции Улоф Пальме. Во время переговоров после Олссона трубку взяла одна из его заложниц и к удивлению переговорщиков сказала по телефону шведскому премьеру: «Меня подавляет, что полиция нападет и, возможно, убьет нас. Ян сидит здесь и защищает нас от полиции».

28 августа полиция провела успешную атаку, захватчики сдались, а заложников вывели целыми и невредимыми. Однако после освобождения, заложницы устроили скандал, не желая расставаться с захватчиками и умоляя не делать больно их новым «друзьям». Они сказали, что намного больше все это время боялись штурма полиции, и при этом многие из них расхваливали террористов, которые, с их слов, ничего плохого им не сделали. По некоторым данным, они за свои деньги наняли адвокатов Олссону и Улофссону. Сходные феномены наблюдались и в других известных случаях захвата заложников.

Механизм психологической защиты, который лежит в основе «стокгольмского синдрома» называется идентификацией с агрессором. Впервые действие этого механизма было описано Анной Фрейд в 1936 году. Идентификация с агрессором возникает у детей в процессе воспитания, которое не обходится без принуждения, и агрессорами, с которыми идентифицируется ребенок, являются родители. У взрослого человека этот инфантильный защитный механизм может активизироваться в стрессовых ситуациях. В ситуации террористического захвата, подобно ребенку, полностью зависимому от родителя, заложник отрицает страдания, причиняемые террористами, и идентифицирует себя с ними, чтобы выжить. Считается, что в этой ситуации он адаптивен, т. к. позволяет избежать конфронтации с преступниками, и, таким образом, с большей степенью вероятности сохранить свою жизнь.

Было замечено, что проявления аналогичные «стокгольмскому синдрому» довольно часто можно наблюдать не только в эпизодах преступного насилия, но и в обычной жизни во взаимодействии слабых и сильных, от которых первые зависят (руководителей, преподавателей, глав семейств и т. д.). Механизм психологической защиты слабых основывается на надежде на то, что сильная сторона проявит снисхождение при условии подчинения. Именно поэтому слабые стараются демонстрировать послушание — они надеются вызвать одобрение и покровительство сильного. Однако этот механизм действует не только на сознательном, но преимущественно на неосознаваемом уровне, и поэтому человек не понимает истинных мотивов своего поведения.

Что касается нашей темы, то граждане государств с диктаторской формой правления, использующей террористические методы, зачастую принимают сторону правительства. Это является сознательной или бессознательной стратегией, направленной на сохранение своей личной безопасности. При этом неизбежно возникающий гнев смещается с государственной власти на другие объекты, которые воспринимаются, как неспособные причинить непосредственный вред.

ПТСР

В 70-е годы в классификацию психических расстройств DSM-III была введена диагностическая единица «посттравматическое стрессовое расстройство». Под ним стало пониматься состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций, выходящих за пределы обычных человеческих переживаний, например, когда пациент становится свидетелем убийства, переносит тяжёлую физическую травму, сексуальное насилие, подвергается угрозе смерти. Клиническая картина включает три группы симптомов: навязчивые воспоминания о травме, симптомы избегания (проявляющиеся в стремлении избежать всего того, что напоминает об этом событии), повышенную реактивность (настороженность, вспыльчивость, раздражительность, вегетативная лабильность и пр.).

Было выявлено, что 46 % людей, переживших холокост и сумевших после освобождения построить успешную карьеру, создать семьи, демонстрировали, тем не менее, симптомы посттравматического стрессового расстройства.

Эксперимент М. Селигмана и феномен выученной беспомощности

Эксперименты по выученной беспомощности начались с наблюдения Мартина Селигмана, которое он сделал в 1964 году во время опытов по формированию условного рефлекса у собак в психологической лаборатории Пенсильванского университета. Экспериментаторы хотели сформировать условный рефлекс страха на звук. В качестве негативного подкрепления использовался чувствительный удар электрического тока, который собаки, сидя в клетках, испытывали после того, как слышали звуковой сигнал. После нескольких повторений клетки открыли, чтобы проверить, начали ли собаки бояться звука. Экспериментаторы ожидали, что из-за сформированного рефлекса собаки, заслышав сигнал, будут убегать. Однако к их удивлению собаки не убегали, вместо этого они ложились на пол и скулили. М. Селигман сделал предположение, что собаки не пытаются избежать удара током не из-за отсутствия страха, а потому, что в ходе опыта они несколько раз попытались избежать его, и поскольку у них это не получилось, они привыкли к его неизбежности.

В 1967 году он провел следующий эксперимент: Были сформированы три группы собак. Первая группа могла избегать болевого воздействия, нажав носом на специальную панель. У второй группы отключение электрического устройства зависело от действий первой группы — болевое воздействие прекращалось, когда на отключающую панель нажимала связанная с ней собака первой группы. Третья, контрольная группа собак вообще не получала ударов током. В течение некоторого времени две экспериментальные группы подвергались воздействию электрошока в течение одинакового времени. После этого все три группы были помещены в ящик с перегородкой, через которую любая из них могла легко перепрыгнуть, чтобы избежать электрошока. Так и поступали собаки из группы, которая имела возможность контролировать удар, а также собаки контрольной группы. Собаки с опытом неконтролируемости ситуации метались по ящику, затем ложились на дно и, поскуливая, переносили удары током все большей и большей силы. Из этого был сделан вывод о том, что беспомощность вызывают не сами по себе неприятные события, а именно опыт их неконтролируемости.

Позже были проведены эксперименты, в которых изучалось влияние беспомощности и возможности контроля на психику человека. В 1976 году Э. Ланге и Дж. Родин было проведено ставшее знаменитым исследование в доме престарелых Арден-Хауз в штате Коннектикут. Для его обитателей было создано два типа экспериментальных условий: жителям четвертого этажа дома престарелых предоставлялась увеличенная ответственность за себя и свой образ жизни, жителям второго этажа оставляли возможность вести обычный для пациентов образ жизни, в окружении внимания и заботы персонала. Различия между двумя группами оказались значимыми. При обследовании через три недели от начала эксперимента выяснилось, что 93 % экспериментальной группы стали чувствовать себя лучше, и только 21 % контрольной группы продемонстрировал такое же позитивное изменение. Средний уровень счастья отрицательного значения — 0,12 у «группы второго этажа» противопоставлялся средней оценке +0,28 у экспериментальной «группы четвертого этажа», а улучшение состояния пациентов по оценкам медсестер у «группы четвертого этажа» показало +3,97 против —2,39 у «группы второго этажа». Значительно различалось и время, потраченное на общение с другими пациентами и беседы с персоналом. Таким образом, оценки поведения жильцов подтвердили предположение о позитивном воздействии наличия личного контроля и возможности влиять на свою жизнь. Немаловажно и то, что различие между группами в уровне активности и состояния здоровья было зафиксировано и через 1,5 года. Однако здесь важно учитывать, что участники экспериментальной группы после окончания эксперимента продолжали контролировать решение повседневных жизненных вопросов.

Были проведены и другие эксперименты с участием людей. В одном из опытов было установлено, что переполненный лифт субъективно воспринимается как более свободный и вызывает меньшую тревогу у тех пассажиров, которые стоят ближе к панели управления. В другом исследовании две группы испытуемых должны были решать задачи при сильном шуме: одна из них никак не могла влиять на шум, другой же было сказано, что они смогут отключить звук в любой момент, но их просят не выключать его, если они еще могут терпеть. Вторая группа справилась с заданиями намного более успешно, хотя почти никто шум не отключал.

Селигман пришел к выводам, что выученная беспомощность формируется у человека к восьми годам и отражает его веру в степень эффективности его личных действий. Он указывал на три источника формирования этой модели поведения: 1) личный опыт переживания беспомощности; 2) опыт наблюдения беспомощных людей; 3) отсутствие самостоятельности в детстве.

Если возвращаться к нашей теме, то народам России в 20 веке пришлось пережить чудовищный по своей жестокости террор большевиков, беспрецедентные по своим масштабам и непредсказуемости сталинские репрессии, быть свидетелями подавления «демонстрации семерых» против вторжения советских войск в Чехословакию в 1968 году и наказания других несогласных, которые произошли уже после так называемой «хрущёвской оттепели» с ее кажущейся либерализацией общественной и политической жизни, чувствовать надзор со стороны комсомольских, партийных органов и КГБ. Все это приучило граждан к пассивному безропотному повиновению власти даже на рефлекторном уровне, когда любое возмущение, в принципе, воспринимается как совершенно бессмысленное и бесполезное.

Синдром выученной беспомощности собственно объясняет, почему так быстро угасли протесты 2011–2012 годов. Непосредственно после думских и президентских выборов мало кто сомневался, что они были сфальсифицированы, многие, в том числе не участвовавшие в публичных акциях, чувствовали возмущение и недовольство, а рейтинг Путина был невысоким. Но, как известно, первоначальный протестный энтузиазм быстро сменился разочарованием и апатией. Это произошло, несмотря на то, что методы борьбы с протестующими, если сравнивать их с методами многих других автократических диктатур, отнюдь не были экстремально жестокими. В основном они выражались в избиении отдельных активистов, проведении обысков с целью устрашения, массовых задержаниях участников протестных акций в Москве. Несколько позже были осуществлены несколько показательных политически мотивированных уголовных процессов против нескольких участников акции на Болотной площади и нескольких видных оппозиционеров. Этого оказалось достаточно для того, чтобы в сознании множества людей замаячил призрак сталинизма, прочно запечатленный в памяти общества. Также психологически понятно, что если насилие и преступления в обществе совершаются постоянно и человек не может противостоять им, он начинает воспринимать это как данность, с которой бесполезно бороться, и старается просто ее не замечать. Этим можно объяснить равнодушную реакцию российского общества на нарушение прав людей и произвол со стороны органов власти.

Далее мы рассмотрим, с помощью каких механизмов негативный опыт может передаваться от родителям к детям начиная с раннего детства и воспроизводиться в следующих поколениях.

Трансгенерационная передача травматического психического опыта

Активный интерес к проблеме межпоколенческой передачи психической травмы возник в 60-е годы 20 столетия, когда клиницисты обратили внимание на то, что большое количество детей, родители которых пережили холокост, нуждаются в психологической помощи. У них возникали различные психологические проблемы, связанные с идентичностью, а также симптомы, напоминавшие последствия травмы, как будто бы они сами пережили ужасы холокоста. В связи с этим, была выдвинута гипотеза, что экстремальный травматизм может передаваться от поколения к поколению. Дети выживших, которые сами никогда не встречались с ужасами, пережитыми их родителями, не догадывались, что заставляло их страдать, хотя и связывали свои тревоги с тревогами родителей. Т. е. они как будто бы присвоили себе часть их переживаний. Это явление было охарактеризовано как передача психической травмы от родителей детям.

Передача травматического опыта может быть вербальной, невербальной и сочетанной. Невербальная передача, скорее всего, является более неблагоприятной, так как затрудняет сознательную рефлексию опыта.

Что касается вербальной передачи, то родители, бабушки и дедушки стараются передать будущим поколениям опыт, который, с их точки зрения, поможет выживанию в мире. Что касается брежневского периода Советского союза, то типичными родительскими посланиями были фразы «не высовывайся», «никому не говори, что ты думаешь» и т. п., а также истории о репрессированных родственниках в сталинский период. Что касается меня, то в нашей семье неоднократно рассказывали историю про моего неродного дедушку, рабочего по специальности, который получил десятилетний срок за то, что в каком-то питейном заведении назвал Сталина дураком.

Как известно, благодаря наблюдениям психологов, ребенок намного более чувствителен к невербальным посланиям своего окружения, которые, в отличие от взрослого, чутко распознает. Психоаналитики полагают, что эти невербальные послания формируют его психологическое наследство, которое в будущем будет определять его поведение в различных жизненных ситуациях. Если эти послания были пугающими и травматичными, то они не интегрируются в личность и становятся фрагментированным чужеродным телом. Далее рассмотрим основные типы травмирующих невербальных посланий.

Одной из самых сильных травм, которую переживали дети жертв государственного террора в раннем возрасте, это эмоциональное отсутствие матери, несмотря на то, что физически она и находилась с ребенком. В начале 80-х годов такая ситуация взаимодействия матери и младенца была названа комплексом мертвой матери. Психоаналитики обнаружили, что эмоциональное состояние, которое устанавливается у ребенка в ранних отношениях с его матерью, является базовым, и на его основании у него складываются дальнейшие отношения с другими людьми. В случае комплекса мертвой матери из-за депрессивного состояния у матери уменьшен интерес к ребенку, соответственно, она не может понять его нужды и ответить на них. В результате у ребенка развивается депрессия из-за того, что мать не замечает его. Это приводит к серьезным изменениям в психике, которые впоследствии проявятся в его жизни в виде страха перед людьми, обесценивания их и потере отношений с ними. Немецким психоаналитическим Обществом (DPV) с 1997 по 2001 год было проведено комплексное обследование пациентов, прошедших психоаналитическое лечение. Самой распространенной судьбой травмированных в детстве пациентов в выборке оказалось взросление под присмотром депрессивной матери (63 %). Один из исследователей этого проекта М. Лейцингер-Болебер подчеркивает, что ребенок в состоянии пройти ранние стадии саморазвития «достаточно хорошо» только в том случае, если обладает опытом надежного и последовательного понимания его влечений, импульсов и аффектов со стороны первичного референтного лица. Депрессивная или эмоционально отстраненная мать не в состоянии делать это хорошо в достаточной степени, потому что у нее в значительной мере отсутствует эмпатическое вчувствование во внутреннее состояние ребенка.

Вот как описывает переживания ребенка, воспитывающегося депрессивной матерью, Людмила Петрановская:

«Живет себе семья. Молодая совсем, только поженились, ждут ребеночка. Или только родили. А может, даже двоих успели. Любят, счастливы, полны надежд. И тут случается катастрофа. Маховики истории сдвинулись с места и пошли перемалывать народ. Чаще всего первыми в жернова попадают мужчины. Революции, войны, репрессии — первый удар по ним.

И вот уже молодая мать осталась одна. Ее удел — постоянная тревога, непосильный труд (нужно и работать, и ребенка растить), никаких особых радостей. Похоронка, «десять лет без права переписки», или просто долгое отсутствие без вестей, такое, что надежда тает. Может быть, это и не про мужа, а про брата, отца, других близких. Каково состояние матери? Она вынуждена держать себя в руках, она не может толком отдаться горю. На ней ребенок (дети), и еще много всего. Изнутри раздирает боль, а выразить ее невозможно, плакать нельзя, «раскисать» нельзя. И она каменеет. Застывает в стоическом напряжении, отключает чувства, живет, стиснув зубы и собрав волю в кулак, делает все на автомате. Или, того хуже, погружается в скрытую депрессию, ходит, делает, что положено, хотя сама хочет только одного — лечь и умереть. Ее лицо представляет собой застывшую маску, ее руки тяжелы и не гнутся. Ей физически больно отвечать на улыбку ребенка, она минимизирует общение с ним, не отвечает на его лепет. Ребенок проснулся ночью, окликнул ее — а она глухо воет в подушку. Иногда прорывается гнев. Он подполз или подошел, теребит ее, хочет внимания и ласки, она когда может, отвечает через силу, но иногда вдруг как зарычит: «Да, отстань же», — как оттолкнет, что он аж отлетит. Нет, она не на него злится — на судьбу, на свою поломанную жизнь, на того, кто ушел и оставил и больше не поможет.

Только вот ребенок не знает всей подноготной происходящего. Ему не говорят, что случилось (особенно если он мал). Или он даже знает, но понять не может. Единственное объяснение, которое ему в принципе может прийти в голову: мама меня не любит, я ей мешаю, лучше бы меня не было. Его личность не может полноценно формироваться без постоянного эмоционального контакта с матерью, без обмена с ней взглядами, улыбками, звуками, ласками, без того, чтобы читать ее лицо, распознавать оттенки чувств в голосе. Это необходимо, заложено природой, это главная задача младенчества. А что делать, если у матери на лице депрессивная маска? Если ее голос однообразно тусклый от горя, или напряжено звенящий от тревоги?

Пока мать рвет жилы, чтобы ребенок элементарно выжил, не умер от голода или болезни, он растет себе, уже травмированный. Не уверенный, что его любят, не уверенный, что он нужен, с плохо развитой эмпатией. Даже интеллект нарушается в условиях депривации».

Другой тип травмирующих невербальных посланий связан с передачей семейного «секрета». Что касается особенностей нашей постсоветской культуры, то обычно люди весьма плохо знают своих предков. Это связано с тем, что с начала советского государства в целях личной безопасности нужно было дистанцироваться от своих родственников, объявленных классовыми врагами, в 30-е годы очень многие отрекались от своих репрессированных близких. Таким образом, в истории семьи появлялись слепые пятна, о которых не очень ловко говорить, то ли потому что предок был объявлен преступником, то ли потому что другие родственники были постыдно малодушными. Таким образом, в личностной идентичности формируются некоторые секретные зоны, которые надо прятать. Хранение секрета окрашивается для человека чувством тревоги и стыда. Секрет означает, что в семейной истории есть нечто, что нельзя представлятьть миру. Но сам человек не знает, что именно скрывает это послание. Даже если родители считают, что их дети не могут узнать о секрете, последние чувствуют его присутствие, т. к. первые намекают на него через интонации, жесты, неподходящие слова, избегание говорить на определенные темы. Чтобы не огорчать родителей, дети бессознательно стараются демонстрировать, что они ничего не замечают. Тем не менее, молчание родителей является для ребенка источником тревоги. Было установлено, что трансгенерционное молчание может приводить к проблемам идентичности и недостаточной уверенности в себе. Более того, это невербальное послание передается и в следующие поколения. Даже в третьем поколении ребенок может иметь эмоции, побуждения и образы, которые ему кажутся странными, не объяснимыми ни его собственной историей, ни историей семьи. Но в силу «секретности» этого материала, его трудно осмыслить и ассимилировать.

Психоаналитики пришли к выводу, что невербальная передача травматического опыта происходит также посредством бессознательной идентификации детей со своими родителями. Молчание родителя может передавать его травматические переживания также ощутимо, как и слова. В процессе совместного проживания детям приходится сталкиваться с пост-травматическими реакциями родителей, которые могут быть драматичными, пугающими и совершенно непонятными для ребенка. Одна из возможных реакций ребенка, это то, что он начинает чувствовать себя ответственным за состояние родителя, у него формируется чувство вины. Другой механизм, о котором говорят психоаналитики, заключается в том, что ребенок интернализует эмоции родителя и начинает, как бы, жить в его прошлом. В последующем человек не может объяснить, откуда у него берутся негативные эмоциональные состояния, не имеющие, казалось бы, внешнего повода. Попросту говоря, в этом случае ребенок «заразился» эмоциями своих родителей. Было установлено, что у детей людей, перенесших серьезный травматизм, имеют место те же психологические нарушения, что и у их родителей — хрупкость родительского функционирования, уязвимость в стрессовых ситуациях, чувство вины, тревога, депрессии, фобии и панические реакции. Такие индивиды более подвержены развитию посттравматического стрессового расстройства при столкновении с неблагоприятными обстоятельствами.

Отдаленные психические последствия сталинских репрессий

Авторы одного из немногочисленных исследований, посвященных проблеме психологических последствий репрессий сталинского периода К. Бейкер и Ю. Гиппенрейтер в 1993–1994 гг. изучали их влияние на внуков репрессированных. Исследователи исходили из гипотезы, что семьи, которые отрывались физически и эмоционально от своих репрессированных членов и забывали о них, должны были обнаруживать менее успешное функционирование в поколении внуков. И, напротив, семьи, в которых поддерживалась связь с репрессированными и память о них, должны оказаться более успешно функционирующими в этом поколении. Их гипотеза подтвердилась. Авторы обнаружили, что существовала достоверная отрицательная корреляция между факторами отрыва от предыдущих поколений и базисным функционированием (состояние здоровья, семейный статус, женитьба, разводы и т. д.).

Также показательно представленное ими описание поведения внуков репрессированных, которые участвовали в исследовании: «Некоторые из них держались несколько формально и отстранение, другие нервничали, проявляя признаки осторожности и тревоги по поводу „правильности“ своих ответов. Большинство испытуемых волновались: одни непрерывно курили, у других появлялись красные пятна на лице и шее, иногда слезы на глазах».

Что касается детей репрессированных, то авторы сообщают следующее, ссылаясь на свидетельства сотрудников «Мемориала»: «Уже стареющие дети репрессированных приходили за помощью в „Мемориал“ с опозданием на 5 — 6 лет после его основания (т. е. в 1993 — 1994 гг.). На вопрос, почему так поздно, они отвечали, что все время боялись начала какой-нибудь расправы».

К. В. Солоед, проводившая в 2002–2005 гг. исследование психологических последствий репрессий у лиц, их переживших, пишет: «Несмотря на первоначальное согласие, чувствовалось, что мои собеседники испытывали во время интервью амбивалентные чувства и тревогу. Часто это было заметно уже в том, как интервью иногда по нескольку раз переносилось на более отдаленные сроки. Людям было трудно рассказывать подробности о жизни в лагере, тюрьме или плену, если я не расспрашивала их об этом более детально. При этом особенно трудно было говорить об унижении, издевательствах, пытках, насилии. Одна из участниц, проецируя на меня свой страх, спросила, не боюсь ли я проводить такое исследование?» Многие участники не захотели, чтобы исследовательница встречалась с их детьми. Часто они так сильно переживали сцены, «ожившие в памяти» во время интервью, что приходилось прерывать разговор. Невозможность говорить о случившемся проявлялась также в том, что люди «сворачивали» на безопасные темы, например, описывая достижения детей и внуков, и подчеркивали, что сейчас у них все хорошо. Психосоматические расстройства, в частности нарушения сна, встречались практически у всех участников. Многие, особенно женщины, жаловались на другие соматические расстройства.

Солоед указывает, что даже через много лет после освобождения среди бывших узников сталинских лагерей сохранялся страх за себя и за своих детей. Общество, в котором они жили, оставалось для них неясным и непредсказуемым в своих оценках. Желание поделиться с исследователем воспоминаниями и страх все время находились в хрупком равновесии. Все опрошенные внимательно следили за политическими изменениями в стране, некоторые рассказывали, что у них долгие годы оставался страх того, что могут прийти за ними, или за детьми, и поэтому они вели себя очень осторожно.

 

Влияние тоталитаризма на становление характера. Тоталитарная личность

Воздействие тоталитарных режимов приводит к изменению системы ценностей, установок, стереотипов поведения человека. Результатом коллективной тоталитарной травмы становится не только локальные психологические нарушения у отдельных индивидов, но и появление нового типа человека, который функционирует на основе измененных психологических закономерностей. Э. Фромм ввел термин социальный характер, подразумевая под ним «ядро структуры характера, свойственное большинству представителей данной культуры, в противовес индивидуальному характеру, благодаря которому люди, принадлежащие одной и той же культуре, отличаются друг от друга». Исторический опыт показал, что тоталитаризм деформирует не только личность отдельного человека, но и формирует новый особый тип социального характера. Продуктом тоталитарных режимов является личность, которая получила название тоталитарной.

Впервые описание «тоталитарной личности» было представлено философом, историком и политологом, некогда студенткой Мартина Хайдеггера и Карла Ясперса, Ханной Арендт в книге «Истоки тоталитаризма» (1951).

Ханна Арендт обратила внимание на тот факт, что главной опорой тоталитарных режимов являются отнюдь не политические фанатики, а самые обыкновенные обыватели, которые будучи доведенными до отчаяния неблагоприятными условиями жизни, готовы соучаствовать в любых преступлениях правящего режима: «Всякий раз, когда общество безработицей отнимает у маленького человека нормальное существование и нормальное самоуважение, оно готовит его к тому последнему этапу, когда он согласен взять на себя любую функцию, в том числе и „работу“ палача».

Арендт достаточно подробно описала характерологические особенности людей, которые образуют социальную базу тоталитаризма. Поскольку сфера ее интересов находилась преимущественно в сфере исторического и политологического анализа, она не претендовала на создание особой психологической теории.

Социальной базой тоталитаризма, по мнению Арендт, является общество без классов, без социальной стратификации, где существует масса людей, не соединенных общими интересами, не способных объединиться в организацию на их основе и совместно действовать. С точки зрения Арендт, предпосылками к возникновению такой аморфной массы является разрушение национальных государств. Однако можно сказать и так, что когда границы между социальными слоями стали проницаемыми, как это случилось в начале 20 века, индивиду стало проще приложить усилия для того, чтобы перейти в другую социальную страту, нежели объединяться в борьбе за общие интересы с товарищами. С ее точки зрения, в среде бесклассового общества формируется тоталитарная личность — средняя, заурядная, без выраженной индивидуальности. Поскольку у нее утрачено чувство взаимосвязанности с другими людьми, то ради достижения узко индивидуалистических устремлений, ее легко склонить к любому преступлению. Но в то же время эти разрозненные индивиды испытывают потребность в ощущении единения. Как писала Х. Арендт: «Тоталитарные движения возможны везде, где имеются массы, по той или иной причине приобретшие вкус к политической организации.

Массы соединяет отнюдь не сознание общих интересов <…> Термин „массы“ применим только там, где мы имеем дело с людьми, которых по причине либо их количества, либо равнодушия, либо сочетания обоих факторов нельзя объединить ни в какую организацию, основанную на общем интересе: в политические партии либо в органы местного самоуправления или различные профессиональные организации или тред-юнионы. Потенциально „массы“ существуют в каждой стране, образуя большинство из того огромного количества нейтральных, политически равнодушных людей, которые никогда не присоединяются ни к какой партии и едва ли вообще ходят голосовать».

Концепция Арендт интересна и тем, что она описывает процесс возникновения этого особого типа личности вследствие воздействия макросоциальных факторов, в отличие от психоаналитически ориентированных теорий авторитарной личности, которые ставили во главу угла, прежде всего, характер внутрисемейного воспитания. Арендт указывала, что тоталитарная личность может быть сформирована двумя путями: мирным, бескровным путем, через вовлечение человека массы в тоталитарное движение, либо посредством целенаправленной репрессивной политики, пришедшего к власти режима.

Характерные черты тоталитарной личности — это чувство изолированности, отсутствие нравственных норм, полная управляемость, абсолютная приспособляемость, отсутствие самобытности, индивидуальности, преемственности во взглядах. Но одновременно с этим членам тоталитарных движений, по Арендт, присущи фанатизм и самоотречение.

Изолированность, атомизация индивидов проистекает из распада классовой структуры общества; разрыв социальных связей приводит к тому, что индивид начинает заботиться только о себе, либо еще только своем о ближайшем семейном окружении, и под воздействием внешнего давления легко утрачивает моральные нормы. Как писала Арендт: «Массовый человек, кого Гиммлер организовал для величайших массовых преступлений, когда-либо совершенных в истории, имел черты обывателя, а не прежнего человека толпы и был буржуа, который посреди развалин своего мира ни о чем так не беспокоился, как о своей личной безопасности, готовый по малейшему поводу пожертвовать всем — верой, честью, достоинством. Оказалось, нет ничего легче, чем разрушить внутренний мир и частную мораль людей, не думающих ни о чем, кроме спасения своих частных жизней».

Она указывала на то, что тоталитарные режимы намеренно формируют новый тип человека, искусственно создавая разобщенность, стирая самобытность и индивидуальность людей. Арендт писала, что главная цель политических репрессий в тоталитарных государствах состояла вовсе не в борьбе с оппозицией, — в установившемся тоталитарном обществе ее фактически нет, — а в создании нового, абсолютно управляемого человека. При тоталитарных режимах, например при сталинском, от репрессий не был застрахован никто. С ее точки зрения, их реальной целью было дать понять каждому человеку, независимо от его социального положения, что он совершенно беззащитен перед властью, и ему ни на кого нельзя полагаться. Следующим образом она объясняла цели «чисток» в сталинском СССР: «Массовая атомизация в советском обществе была достигнута умелым применением периодических чисток, которые неизменно предваряют практические групповые ликвидации. С целью разрушить все социальные и семейные связи, чистки проводятся таким образом, чтобы угрожать одинаковой судьбой обвиняемому и всем находящимся с ним в самых обычных отношениях, от случайных знакомых до ближайших друзей и родственников. Следствие этого простого и хитроумного приема „вины за связь с врагом“ таково, что, как только человека обвиняют, его прежние друзья немедленно превращаются в его злейших врагов: чтобы спасти свои собственные шкуры, они спешат выскочить с непрошеной информацией и обличениями, поставляя несуществующие данные против обвиняемого. Очевидно, это остается единственным способом доказать собственную благонадежность. Задним числом они постараются доказать, что их прошлое знакомство или дружба с обвиняемым были только предлогом для шпионства за ним и разоблачения его как саботажника, троцкиста, иностранного шпиона или фашиста. Если заслуги „измеряются числом разоблаченных вами ближайших товарищей“, то ясно, что простейшая предосторожность требует избегать по возможности всех очень тесных и глубоко личных контактов, — не для того, чтобы уберечься от раскрытия своих тайных помыслов, но чтобы обезопасить себя в почти предопределенных будущих неприятностях от всех лиц, как заинтересованных в вашем осуждении с обычным низким расчетом, так и неумолимо вынуждаемых губить вас просто потому, что их собственные жизни в опасности. В конечном счете, именно благодаря развитию этого приема до его последних и самых фантастических крайностей большевистские правители преуспели в сотворении атомизированного и разрозненного общества, подобного которому мы никогда не видывали прежде, и события и катастрофы которого в таком чистом виде вряд ли без этого произошли бы».

Ханна Арендт указывала, что тоталитарная власть стремится к созданию полностью управляемого человеческого существа: «Тотальное господство, которое стремится привести бесконечное множество весьма разных человеческих существ к одному знаменателю, возможно только в том случае, если любого и каждого человека удастся свести к некой никогда не изменяющейся, тождественной самой себе совокупности реакций и при этом каждую такую совокупность реакций можно будет наобум заменить любой другой. Проблема здесь состоит в том, чтобы сфабриковать нечто несуществующее, а именно некий человеческий вид, напоминающий другие животные виды, вся «свобода» которого состояла бы в «сохранении вида». В том, чтобы сформировать такой вид человека и заключается главная функция лагерей: «Без концентрационных лагерей, без внушаемого ими неопределенного страха, без отлично отлаженного в них обучения тоталитарному господству, которое нигде не осуществляется с большей полнотой, тоталитарное государство со всеми своими наирадикальнейшими возможностями не сумело бы ни вдохнуть фанатизм в свои отборные войска, ни удерживать весь народ в состоянии полной апатии».

Арендт также указывала и на враждебность тоталитарного общества любым проявлениям самобытности и творчества: «Интеллектуальная, духовная и художественно-артистическая инициатива столь же противопоказана тоталитаризму, как и бандитская инициатива толпы, и обе они опаснее для него, чем простая политическая оппозиция. Последовательное гонение всякой более высокой формы умственной деятельности новыми вождями масс вытекает из чего-то большего, чем их естественное возмущение всем, что они не могут понять. Тотальное господство не допускает свободной инициативы в любой области жизни, не терпит любой не полностью предсказуемой деятельности. Тоталитаризм у власти неизменно заменяет все первостепенные таланты, независимо от их симпатий, теми болванами и дураками, у которых само отсутствие умственных и творческих способностей служит лучшей гарантией их верности». Она писала, что для тоталитарного господства характер представляет опасность, а индивидуальность, — то, что отличает одного человека от другого, — просто нетерпима.

Еще один тезис Арендт заключался в том, что жесточайшее подавление человека и всех его спонтанных естественных проявлений, казалось бы, парадоксальным образом сочетается с фанатизмом и самоотречением активных членов тоталитарных движений. Она отмечала, что в сравнении со всеми другими партиями и движениями наиболее бросающаяся в глаза черта тоталитарных движений — это требование тотальной, неограниченной, безусловной и неизменной преданности от своих членов. Однако, подчеркивала она, тотальная преданность возможна только тогда, когда идейная верность лишена всякого конкретного содержания. Именно поэтому тоталитарные движения делают все возможное, чтобы избавиться от партийных программ с точно определенным и конкретным содержанием. Каждая определенная политическая цель, которая не просто ограничивается претензией на мировое руководство, каждая политическая программа, которая ставит задачи более определенные, чем «идеологические вопросы всемирно исторической, вековой важности», являются помехой тоталитаризму.

Арендт также говорила о роли в тоталитарном обществе пропаганды, которая формирует мировоззрение обывателя: «Их (тоталитарных диктаторов — А.Г.) искусство состоит в использовании и в то же время в преодолении элементов реальности и достоверного опыта при выборе вымыслов и в их обобщении этих фикций в таких областях, которые затем, разумеется, выводятся из-под любого возможного индивидуального контроля. При помощи подобных обобщений тоталитарная пропаганда устанавливает мир, способный конкурировать с реальным миром, отличительной особенностью которого является его нелогичность, противоречивость и неорганизованность. Непротиворечивость вымысла и строгость организации делают возможным то, что обобщения в конце концов порождают взрыв более специфической лжи — власть евреев после их безропотного уничтожения, зловещий глобальный заговор троцкистов после их ликвидации в Советской России или убийства Троцкого».

Соотношение феноменов авторитарной и тоталитарной личности

В то время как теория авторитарной личности на сегодняшний день развита достаточно подробно, понятие тоталитарной личности остается мало концептуализированным. Нередко эти термины используются как синонимичные. Если понятие авторитарной личности, в целом, достаточно однородно, то термин «тоталитарная личность» разными авторами используется с весьма разными смысловыми коннотациями. Выше мы говорили об этом понятии в связи с концепцией Ханны Арендт. Другая трактовка понятия «тоталитарная личность» дается историком Леонидом Люксом.

У него она предстает как бесчеловечный, бесчувственный, жестокий, заряженный огромным чувством ненависти фанатик. В качестве примера он приводит Сергея Нечаева, одного из основоположников революционного терроризма, написавшего «Катехизис революционера», включающего следующие строки: «§ 1. Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени.

§ 3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказался от мирной науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. Для этого и только для этого, он изучает теперь механику, физику, химию, пожалуй медицину.

<…>

§ 6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение — успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель — беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками все, что мешает ее достижению».

Об отношении к товарищам: «§ 9. О солидарности революционеров и говорить нечего. В ней вся сила революционного дела. Товарищи-революционеры, стоящие на одинаковой степени революционного понимания и страсти, должны, по возможности, обсуждать все крупные дела вместе и решать их единодушно. В исполнении таким образом решенного плана, каждый должен рассчитывать, по возможности, на себя. В выполнении ряда разрушительных действий каждый должен делать сам и прибегать к

совету и помощи товарищей только тогда, когда это для успеха необходимо.

§ 10. У каждого товарища должно быть под рукою несколько революционеров второго и третьего разрядов, то есть не совсем посвященных. На них он должен смотреть, как на часть общего революционного капитала, отданного в его распоряжение. Он должен экономически тратить свою часть капитала, стараясь всегда извлечь из него наибольшую пользу. На себя он смотрит, как на капитал, обреченный на трату для торжества революционного дела. Только как на такой капитал, которым он сам и один, без согласия всего товарищества вполне посвященных, распоряжаться не может.

§ 11. Когда товарищ попадает в беду, решая вопрос спасать его или нет, революционер должен соображаться не с какими-нибудь личными чувствами, но только с пользою революционного дела.

Поэтому он должен взвесить пользу, приносимую товарищем — с одной стороны, а с другой — трату революционных сил, потребных на его избавление, и на которую сторону перетянет, так и должен решить».

Об отношении к обществу: «§ 13. Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живет в нем только с целью его полнейшего, скорейшего разрушения. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Если он может остановиться перед истреблением положения, отношения или какого либо человека, принадлежащего к этому миру, в котором — все и все должны быть ему равно ненавистны.

§ 25. <…> сближаясь с народом, мы прежде всего должны соединиться с теми элементами народной жизни, которые со времени основания московской государственной силы не переставали протестовать не на словах, а на деле против всего, что прямо или косвенно связано с государством: против дворянства, против чиновничества, против попов, против гильдейского мира и против кулака мироеда. Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России» [123]Катехизис революционера / Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация / Под. ред. Е. Л. Рудницкой. — М.: Археографический центр, 1997. — С. 244–248.
.

Существует предположение, что в действительности «Катехизис революционера» был плодом коллективного творчества, и, соответственно, он выражал не только индивидуальные умонастроения С. Нечаева. Люкс указывает на такую черту тоталитарной личности, и левого, и правого толка, как деперсонализация — тенденцию не видеть человеческого существа в политическом или идеологическом противнике. Хотя можно отметить у такого типа личности деперсонализированное отношение и к самой себе («На себя он смотрит, как на капитал, обреченный на трату для торжества революционного дела». С. Нечаев).

Однако, на мой взгляд, личность Нечаева, также как и личности большевиков отдававших приказы о применении химического оружия против крестьян, массовых расстрелах, зачистке Крыма 1920–1921 гг. и т. п. больше соответствуют феномену некрофильного характера, описанному Э. Фроммом, т. е. злокачественной форме анально-садистического, авторитарного характера, нежели деиндувидуализированной, легко меняющей ценности и убеждения, конформной личности массовидного человека. О людях с некро-фильным характером Э. Фромм писал: «Патологические некрофильские личности представляют серьезную опасность для окружающих. Это человеконенавистники, расисты, поджигатели войны, убийцы, потрошители и пр. Они опасны не только занимая посты политических лидеров, но и как потенциальная кагор-та будущих диктаторов. Из их рядов выходят палачи, убийцы и террористы. Без них не могла бы возникнуть ни одна террористическая система. Однако и менее выраженные некрофилы также играют свою роль в политике, возможно, они относятся к главным адептам террористического режима, и обычно они выступают за его сохранение, даже когда они не в большинстве. Обычно они не составляют большинства, но все же достаточно сильны, чтобы прийти к власти и удерживать ее».

Также в литературе можно встретить использование термина «тоталитарная личность» для обозначения типа личности сформированного в постиндустриальном обществе потребления, что соответствует «человеку организации» или «человеку-роботу», описанному Фроммом или «одномерному человеку» Г. Маркузе.

Тем не менее, тоталитарная личность, описанная Арендт, несмотря на определенное сходство с человеком общества потребления — конформизм, псевдомышление, одномерное восприятие реальности, — все-таки имеет существенное отличие. Для нее кроме этих качеств характерен рефлекторный, доходящий до панического ужаса страх перед государственным аппаратом.

Несмотря на определенное сходство характеристик авторитарной и тоталитарной личности, на мой взгляд, определяющей чертой авторитарной личности будет являться именно завороженность властью и силой, а определяющими чертами тоталитарной — конформизм, рефлекторный страх перед госаппаратом, терпеливость и сверхприспособляемость по отношению к государственному давлению. По моему мнению, фанатизм и самоотречение, о котором говорила Арендт, не является обязательной чертой тоталитарной личности. Как показывает опыт, убеждения большинства людей могут легко меняться в соответствии с господствующей точкой зрения. Так во времена Сталина миллионы жителей Советского союза верили в него как в непогрешимого отца народов. Однако когда в 50-е годы коммунистической партией было произведено официальное развенчание культа личности, большинство легко отказалось от своей прежней веры. Результаты уже упоминавшегося кросскуль-турного исследования уровня авторитарности, проведенного в конце 80-х гг. в России и США (М. Абалкина, В. Агеев, С. МакФарланд), выявило более высокий уровень авторитарности у американцев, нежели у советских людей. Однако после проведенного анализа исследователи сделали вывод, что более низкий уровень авторитарности в советской выборке был не более чем авторитарной конформистской реакций, связанный с трендом демократического развития в стра-не. По данным соцопросов на сегодняшний день 86 % населения поддерживают присоединение Крыма. Однако можно предполагать, что если по федеральным каналам телевидения объявят, что аннексия Крыма была ошибкой, то большинство из этих 86 % очень быстро изменят свою точку зрения, а дикторы телевидения, государственные пропагандисты и их добровольные помощники будут такими же уверенными голосами говорить нечто противоположное тому, что говорили еще вчера. Принятие предписываемой тоталитарной системой взглядов дает чувство безопасности, ощущение единства с окружающими и позволяет сохранить мнимую целостность личности и самоуважение. Но в то же время известно, что в позднем Советском союзе, когда ушли в прошлое массовые репрессии, многие люди довольствовались тем, что по большей части просто внешне имитировали согласие с официальной идеологией.

Резюмируем отличия между авторитарной и тоталитарной личностью. Авторитарная личность получает удовольствие от подчинения сильной власти и подчинения более слабых. Э. Фромм писал о ней так: «Такой человек восхищается властью и хочет подчиняться, но в то же время он хочет сам быть властью, чтобы другие подчинялись ему». В отличие от нее тоталитарная личность, скорее, просто не имеет в своем арсенале способов реагировании кроме подчинения, хотя само по себе оно и не доставляет ей удовольствия. Предполагаю, что феномены авторитарной и тоталитарной личностной предиспозиции не тождественны, но, в то же время, и не взаимоисключающи. Зачастую, они могут сочетаться в одном человеке. Иногда мы видим преобладание какого-либо одного паттерна восприятия и реагирования. Графически их соотношение можно было бы изобразить в виде расположения на плоскости осей абсцисс и ординат. Возможно, в будущем будут сконструированы эмпирические методики для измерения тоталитарной предиспозиции по аналогии с методиками, измеряющими авторитарность личности.

 

Российские особенности

 

Чтобы понять особенности менталитета, поддерживающего формы автократического правления и ностальгирующего об эпохе советского тоталитаризма, нам нужно принять в расчет историю, которую пережила Россия и сопредельные ей народы, входившие ранее в СССР или в Восточный блок. Опыт 20 века для них был чрезвычайно травматичным, и во многом он был связан с целенаправленной государственной репрессивной политикой.

 

Тоталитарная травма народов СССР и психоистория социального характера россиян

Чтобы понять масштаб коллективной травмы, о которой идет речь, необходимо помнить о социально-политических условиях, в которых пришлось жить нескольким поколениям жителей СССР (давностью лет и усилиями современной пропаганды эта память на сознательном уровне стирается). Поэтому, для того чтобы хотя бы умозрительно представить через что пришлось пройти нашим недавним предкам позволю себе на время отойти от психологического дискурса и совершить краткий экскурс в историю.

Массовые политические репрессии в Советской России, вопреки довольно распространенному мнению, начались отнюдь не во времена Сталина, а сразу же после прихода большевиков к власти. Можно выделить несколько периодов репрессивной политики: репрессии периода гражданской войны и «красного террора» (1918–1923 гг.), репрессии в рамках политики раскулачивания начала 30-х гг., «большой сталинский террор» 1937–1938 гг., борьба с диссидентами в постсталинский период.

Гражданская война 1917–1922 гг. и репрессии 20-х гг.

Методы подавления, использовавшиеся большевиками, были крайне жестокими, о чем свидетельствуют сохранившиеся документы. Кроме того, важно иметь в виду, что они были направлены не только на тех, кто оказывал активное сопротивление большевистской революции, а в целом на социальные классы и сословия, которые были объявлены враждебными (бывшие помещики, офицеры, предприниматели, священники, кулаки). Поэтому репрессиям подвергались люди, которые ничем не были виноваты перед большевиками, кроме факта своего происхождения. Ради удержания власти и осуществления своих фанатических планов большевики были готовы приносить любые человеческие жертвы. Переписка Ленина развеивает мифологический образ человеколюбивого, любящего детей «доброго дедушки» Ленина, романтический образ честных большевиков-ленинцев и миф о том, что политика большевиков в ленинский период проводилась в интересах народных масс.

Продразверстка и методы, которыми ее проводили большевики, вскоре привели к крестьянским волнениям. Одно из восстаний вспыхнуло в Пензенской губернии. Оно было спровоцировано тем, что руководившая продразверстской известная революционерка, коммунистка Евгения Бош застрелила крестьянина, отказавшегося сдавать хлеб. Вот какие указания В. Ульянов (Ленин) отправил 9 августа 1918 года (т. е. еще до официального введения большевистского красного террора) в Пензенский губисполком и товарищу Бош по этому поводу: «Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города». 11 августа в связи с Пензенским восстанием Ленин отправил телеграмму следующего содержания:

«Т-щи! Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь везде «последний решительный бой» с кулачьем. Образец надо дать.

1. Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц.

2. Опубликовать их имена.

3. Отнять у них весь хлеб.

4. Назначить заложников — согласно вчерашней телеграмме.

Сделать так, чтобы на сотни верст народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц кулаков.

Телеграфируйте получение и исполнение. Ваш Ленин.

P. S. Найдите людей потверже».

В августе 1920 года началось крупное восстание, которое подняли доведенные до отчаяния продразверсткой, голодом и террором крестьяне Тамбовской губернии. Исторические документы приоткрывают ужасающие факты — при подавлении восстания большевики применяли химическое оружие, заключение в концлагеря, взятие заложников из мирного населения и массовые расстрелы. Вот выдержки из документов:

Приказ штаба Тухачевского от 12 июня 1921 г.: «Приказываю: леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось» [130]Российский государственный военный архив Ф.34228. Оп.1. Д.292. Л.5
.

В соответствии с приказом Полномочной Комиссии ВЦИК № 116 от 23 июня 1921 г., подписанного В. А. Антоновым-Овсиенко и М. Н. Тухачевским рекомендовалось брать заложников, то есть людей, которые не принимали участие в восстании, а потом расстреливать их:

«Опыт первого боевого участка показывает большую пригодность для быстрого очищения от бандитизма известных районов по следующему способу чистки. Намечаются особенно бандитски настроенные волости и туда выезжают представители уездной политической комиссии, особого отделения, отделения военного трибунала и командования вместе с частями, предназначенными для проведения чистки. По прибытии на место волость оцепляется, берутся 60—100 наиболее видных лиц в качестве заложников и вводится осадное положение. Выезд и въезд в волость должны быть на время операции запрещены. После этого собирается полный волостной сход, на коем прочитываются приказы Полномочной Комиссии ВЦИК № № 130 и 171 и написанный приговор для этой волости. Жителям дается 2 часа на выдачу бандитов и оружия, а также бандитских семей, и население ставится в известность, что в случае отказа дать упомянутые сведения заложники будут расстреляны через два часа.

Если население бандитов и оружия не указало по истечении двухчасового срока, сход собирается вторично и взятые заложники на глазах у населения расстреливаются, после чего берутся новые заложники и собравшимся на сход вторично предлагается выдать бандитов и оружие. Желающие исполнить это становятся отдельно, разбиваются на сотни и каждая сотня пропускается для опроса через опросную комиссию представителей Особого отдела и Военного трибунала. Каждый должен дать показания, не отговариваясь незнанием. В случае упорства проводятся новые расстрелы и т. д».

На всем протяжении «красного террора» большевики активно использовали институт социального заложничества, когда в ответ на сопротивление большевистской власти проводились групповые казни представителей враждебных классов, не имеющих к этим действиям никакого прямого отношения. Институт заложничества был распространен большевиками также и на партии, с которыми раньше они были соратниками по революции — анархистов и социалистов-революционеров. Так в ответ на убийство товарища Урицкого по официальным данным было расстреляно 500 человек, по неофициальным количество казненных было значительно большим. В частности казням подверглись бывшие офицеры царской армии — их связывали колючей проволокой и топили в Финском заливе. В ответ на покушение на Ленина, совершенного эсеркой Каплан, по данным опубликованным ЧК было расстреляно 90 человек, по неофициальным данным — более 300. Примечательно, что среди расстрелянных были люди, которые не имели ровным счетом никакого отношения к партии социалистов-революционеров — бывшие царские министры, офицеры, служащие кооперативных учреждений, присяжные поверенные, студенты, священники.

Отношение Ленина и к террору, и к юстиции характеризует следующая цитата: «Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого».

По оценкам историков в результате массового террора организованного большевиками (включая несанкционированные внесудебные расправы) с 1917-го по 1922 год было убито около 2 миллионов человек. Всего в ходе Гражданской войны в 1917–1922 гг. от голода, болезней, террора и в боях по оценкам историков погибло от 8 до 13 млн. человек.

Раскулачивание 1920—30-х гг.

В 1928–1932 годах происходило насильственное лишение зажиточных крестьян, использующих наёмный труд, всех средств производства, земли и расселение их в пределах областей или за их пределами. Согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП (б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» от 30 января 1930 года кулаки были разделены на три категории: первая категория — контрреволюционный актив, организаторы террористических актов и восстаний, вторая категория — остальная часть контрреволюционного актива из наиболее богатых кулаков и полу-помещиков, третья категория — остальные кулаки.

Главы кулацких семей 1-й категории арестовывались, и дела об их действиях передавались на рассмотрение спецтроек, состоящих из представителей ОГПУ, обкомов (крайкомов) ВКП (б) и прокуратуры. Обычно они приговаривались к высшей мере.

Члены семей кулаков 1-й категории и кулаки 2-й категории подлежали выселению в отдалённые местности СССР или отдалённые районы данной области на спецпоселение. Кулаки, отнесённые к 3-й категории, расселялись в пределах района на специально отводимых для них за пределами колхозных массивов землях. По данным исследователя репрессий В. Н. Земскова в итоге кампании было раскулачено около 4 млн. человек, из них в 1930–1940 гг. в кулацкой ссылке побывало 2,3 млн., умерло там 700 тыс. человек.

Голодоморы в СССР

Продразвесткой был спровоцирован голод в Поволжье 1921—22 гг., который унес жизни около 5 млн. чел. Также имел место голод в 1946–1947 гг. после окончания Великой отечественной войны. Наиболее известным является украинский голодомоор — массовый голод, охвативший в 1932–1933 гг. территорию Украинской ССР. Версии о причинах этой трагедии расходятся от объяснения ее некомпетентностью советского руководства и общей плохой ситуацией в сельско-хозяйственном производстве до намеренного «усмирения голодом» населения с целью подавить протестные настроения против власти большевиков на территории Украины. За вторую версию свидетельствует то, что на момент Голодомора имелись запасы продовольствия, которые могли предотвратить массовую гибель людей. В частности, в этот период, производился экспорт миллионов тонн зерна за границу. А также посредством замалчивания факта голода была заблокирована возможность предоставления иностранной продовольственной помощи.

Массовый голод приводил к тому, что люди употребляли в пищу кукурузные качаны, стебли, сушёную солому, травы, гнилые арбузы, картофельную шелуху. Были зарегистрированы факты употребления в пищу мяса кошек, собак, павших лошадей, случаи каннибализма. Во время Голодомора на Украине по разным оценкам от голода погибло от 4 до 7 миллионов человек.

Сталинский террор 30х-40-х гг.

В 30-е гг. террор распространился не только на людей, ранее объявленных представителями враждебных классов, но и на самих большевиков и их сторонников. Начиная с 1934 года были уничтожены многие бывшие соратники Ленина, занимавшие видные партийные и военные должности. А с 1937 года, с начала «большого сталинского террора», стали активно сажать в лагеря членов семей так называемых «врагов народа». Их несовершеннолетних детей помещали в детские дома. Репрессии хотя и в меньшем масштабе продолжались в период Великой отечественной войны. Тех, кто высказывал сомнения в победе СССР в войне, или говорил о преимуществах немецкого вооружения, обвиняли в пораженческих настроениях и пособничестве врагу. Люди, попадавшие в немецкий плен или вывезенные на принудительные работы в Германию, приговаривались после возвращения к десяти годам лагерей за измену Родине.

То, что приходилось пережить жертвам репрессий, подробно описано в художественных произведениях А. Солженицина и В. Шаламова, но здесь я процитирую одно из немногочисленных научных исследований, проведенных Кристиной Солоед в начале 2000-х годов. Автор провела ряд интервью с бывшими узниками сталинских лагерей:

Первым сильным, шокирующим переживанием для репрессированных были арест и первые дни пребывания в тюрьме. Самым тяжелым было нахождение в камере-одиночке или в специальном так называемом «пенале», куда человека помещали в ожидании приговора.

Воспоминание одного из участников:

«(Во время вынесения приговора) меня удалили, помню, и водрузили в коридорный конверт. Это, знаете, такая квадратная кабиночка, где можно только вокруг своей оси вертеться. И там держали меня очень долго. И я весь потом, помню, обливался потом… от одного расстройства, от одного только этого события страшного. <…> (После вынесения приговора) меня вернули в ту камеру, откуда меня взяли. Меня там не узнали. Я был потрясенный страшно. Я не мог ни с кем говорить, и со мной истерика была. Ну, я помню, меня на носилках отнесли в тюремную больницу, там полежал несколько дней, потом пришел в себя… (у меня были) спазмы горла, я не мог ничего сказать от волнения…»

Человека с самого начала в тюрьме, а потом в лагере, часто раздевали, осматривали, унизительно «шмонали», проверяли, не спрятано ли что-то во рту, в заднем проходе, отбирали все личные вещи, вытаскивали резинки из белья. Люди переживали стыд, смущение, окончательно понимали, что имеют дело с садистами.

Во время следствия сотрудники применяли пытки и издевались над заключенными, женщин насиловали, могли на ночь поместить в камеру к уголовникам, чтобы на утро выбить из них признание. Самой распространенной пыткой было лишение сна. Заключенные не выдерживали унижения и пыток, и нередко кончали или, по крайней мере, хотели покончить с собой.

Одна из участниц так описывала этап из московской тюрьмы к месту заключения:

«С вещами поехала я по этапу вместе с уголовниками, с селедкой, без воды… Единственной радостью для заключенных было помыться в бане в пересылочных тюрьмах. Этап был, наверное, труднее вот этих 8 месяцев (в тюрьме). Никакими словами это не опишешь! Это несравнимо ни с каким Освенцимом! Когда каждый день живешь с мечтою о смерти и думаешь: господи, хоть бы кто налетел, хоть бы кто пристрелил! Когда каждую минуту мечтаешь умереть любым способом. И все время хотелось умереть».

Другой участник рассказывал:

«(Едешь) в таком пассажирском вагоне. Ой, это ужасно, кошмар… иногда в туалет не попадешь, а если попадешь, то там — такое издевательство. Чтобы пойти и выполнить свою нужду, так надо на колени чуть не вставать, просить ради Бога. А тем более, среди этих стражей очень много садистов было. Им как-то по вкусу все это было. Это же страшные садисты!»

Работа в лагере была для большинства людей непосильно тяжелой. Они испытывали унижение от того, что не могли справиться с нормами, выбивались из сил, многие, особенно на лесоповалах, не выдерживали больше года, погибали от изнурения и голода.

Изнуряющий Голод в лагере погружал людей в состояние регресса, когда все мысли и переживания вращались вокруг пайки, а еда становилась единственной ценностью. Воспоминание еще одного участника интервью:

«Когда живой человек, близкий человек Вам пишет, а Вы не в состоянии с ним общаться, это, конечно, нелегко было. И уже (становилось) как-то безразлично. Понимаете, видишь эту нищету, этот голод, холод, уже не до писем было. Слушайте, что может радовать? Если бы накормить бы меня, это было бы радостью. А когда вечно, понимаете, тебя одолевает голод, холод, нужда и грязь, и нечисти, и издевательства, самое главное, и моральное (унижение) такое, тут уже не до писем было. Слушайте, какие там письма, какие там родственники! Боже мой!»

Доходяги — истощенные от голода и работы люди, вместе с больными, попадали в больницу, умирали. Хоронили их, как правило, в ближайшем рву, за оградой лагеря, без могил и крестов.

Депортации

Еще одной формой репрессивной политики советской власти, начиная с 1918 года были депортации народов. Насильственному переселению подвергались казаки, эстонцы, латыши, литовцы, поляки, финны, немцы, калмыки, ингуши, чеченцы, азербайджанцы и другие народы.

В частности, в мае 1944 году войсками НКВД была произведена депортация крымских татар. Депортируемым отводилось от нескольких минут до получаса на сборы, после чего их на грузовиках транспортировали к железнодорожным станциям. Оттуда эшелоны с конвоируемыми отправлялись к местам ссылки. По воспоминаниям очевидцев тех, кто сопротивлялся или не мог идти, иногда расстреливали на месте. В дороге ссыльных кормили редко и зачастую солёной пищей, после которой хотелось пить. В некоторых составах ссыльные получили еду в первый и в последний раз на второй неделе пути. Медицинского обслуживания не было. Умерших выносили из вагона и оставляли на станции, не давая хоронить,,.

Всего в 1930—1950-е гг. было депортировано от 6 до 6,4 млн. человек; во время транспортировки и в период нахождения в ссылке умерли не менее 1,2 млн. человек, то есть примерно каждый пятый.

Преследования интеллигенции

Гонения и различные формы давления на интеллигенцию на протяжении истории Советского государства принимали разные формы и начались практически сразу после прихода большевиков к власти. Самой мягкой формой воздействия была высылка из страны, но ей подвергались далеко не все, и эта практика за редким исключением прекратилась после 1930 года.

Первая крупная репрессивная акция большевиков против интеллигенции получила название «Философского парохода». Осенью 1922 года два немецких судна доставили из Петрограда в Штеттин более 160 человек, в основном, философов и университетских преподавателей. Акция была связана с тем, что в мае 1922 года Ленин предложил заменить применение смертной казни для активно выступающих против советской власти высылкой за границу. Л. Троцкий прокомментировал эту меру так: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно» [144]Осоргин М. А. Времена. — Париж, 1955. — С. 180–185.
. По всей видимости, это «великодушие» на фоне обычных карательных мер, применяемых большевиками, было связано с желанием продемонстрировать «человеческое лицо» советского режима и получить признание правительствами других стран.

После первых пароходов высылки интеллигенции за границу и в отдалённые районы страны продолжались. Высылаемым запрещалось брать с собой деньги и имущество — разрешалось взять с собой лишь две пары кальсон, две пары носков, пиджак, брюки, пальто, шляпу и две пары обуви.

Однако в 30-е годы репрессии против интеллигенции и независимой научной мысли приобрели намного более радикальные и жесткие формы. Приведу только некоторые примеры.

Так после высылки в 1929 году из СССР Троцкого, опекавшего психоанализ, стали проводиться гонения на это направление психологической мысли. Ниспровержение психоанализа началось в научных учреждениях и в учебных заведениях. В печати и на научных конференциях зазвучали призывы к самокритике и публичному отречению от «идеологически неверных взглядов». Ученые, обращавшиеся к психоанализу, были вынуждены признаваться в ошибках, раскаиваться в «политической близорукости», называть его антимарксистской, реакционной теорией, несовместимой с классовыми задачами советского общества.

В середине 30-х гг. началась политическая кампания по преследованию генетики. Классическую генетику стали публично называть «фашистской наукой», стало осуществляться преследование учёных, а в конце 30-х гг. аресты. В 40-е гг. с подачи академика Лысенко генетику стали именовать «продажной девкой империализма». В 1940 году под стандартным для того времени предлогом — по подозрению в антисоветской деятельности — был арестован директор Института генетики АН СССР Николай Вавилов. Он был приговорён к смертной казни, затем приговор был заменен на 15 лет лагерей. Н. Вавилов умер в тюрьме в 1943 году. Некоторые другие видные ученые, занимавшиеся генетикой, были расстреляны.

Недовольство Сталина результатами переписи населения 1937 года (вместо ожидаемого прироста перепись показала уменьшение количества населения по сравнению с предыдущей) привело к аресту ведущих специалистов и руководителей Центрального управления народнохозяйственного учета, а затем к разгрому статистической службы страны.

Преследованиям по, зачастую, совершенно надуманным мотивам подвергались деятели литературы и искусства. В 1938 году в пересыльном лагере умер обвиненный в антисоветской агитации Осип Мандельштам. В 1939 году был арестован Всеволод Мейерхольд, он был обвинен в контрреволюционной деятельности. Под пытками у него «выбили» признание, и в 1940-м он был расстрелян. Его жена, написавшая жалобу на действия НКВД, была убита при невыясненных обстоятельствах. Дело Мейерхольда является примером распространенных случаев, когда жертвами репрессий становились люди, фанатично верившие в коммунистическую революцию и бывшие лояльными к действующей власти.

Писатели, избежавшие репрессий, но впавшие в немилость властей, были вынуждены жить в ситуации морального давления и нередко в бедственном материальном положении (М. Булгаков, М. Зощенко, А. Ахматова).

Практика шельмования и преследования, вызвавших недовольство режима литераторов, продолжалась и в брежневские времена. Можно вспомнить примеры Б. Пастернака, И. Бродского, дело Синявского и Даниэля.

Гонения на религию

В репрессивной политике Советского государства против религии выделяют три этапа: период 1917–1928 гг.; репрессии 1929–1942 гг., сменившиеся относительным смягчением отношения к религиозным организациям; притеснение религиозных организаций в период правления Хрущева.

Главными методами борьбы с религиозными конфессиями, кроме арестов и расстрелов священнослужителей, были конфискации зданий храмов, молитвенных домов, мечетей, синагог, лишение религиозных общин государственной регистрации, закрытие религиозных учебных заведений.

Первая мощная волна репрессий пришлась на годы «красного террора». В 1917–1919 гг. совершались самосуды и казни священнослужителей, сопровождавшиеся изощренными моральными и физическими издевательствами. В годы гражданской войны репрессии против духовенства были массовыми. 23 февраля 1922 года вышел декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих. Установка руководства большевиков была выражена в письме Ленина «Членам Политбюро. Строго секретно» от 19 марта 1922 года: «<…> изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».

В апреле-мае 1922 года в Москве и в июле в Петрограде были организованы судебные процессы, ряд крупных церковных иерархов были приговорены к смертной казни по обвинению в контрреволюционной деятельности. В 1918—19 гг. было расстреляно более 15000 человек, в 1921–1923 гг. — около 1000 человек. С 1923 по 1929 года наблюдалось временное смягчение политики государства по отношении к религии.

Пик репрессий пришёлся на период Большого террора 1937–1938 годов. В 1937 году вышел секретный приказ НКВД, в соответствии с которым «церковники и сектантские активисты» были объявлены «антисоветскими элементами», подлежащими репрессиям. Согласно отчету наркома внутренних дел Ежова, в период с августа по ноябрь 1937 года было арестовано 31359 «церковников и сектантов», из них митрополитов и епископов — 166, попов — 9116, монахов — 2173, «церковно-сектантского кулацкого актива» — 19904. Из их числа приговорено к расстрелу 13671 человек, из них епископов — 81, попов — 4629, монахов 934, «церковно-сектантского кулацкого актива» — 7004. В целом, с 1918 до конца 1930-х в результате социалистической борьбы с религией было расстреляно либо умерло в местах лишения свободы около 42 000 священнослужителей.

В период Отечественной войны руководство СССР отказалось от цели полного уничтожения религии и церкви и перешло к политике частичного возрождения религиозных институтов под жёстким контролем государства (фактически под курацией органов государственной безопасности). Для этого в 1943 году при СНК СССР был создан Совет по делам русской православной церкви и в 1944 году — Совет по делам религиозных культов. Тем не менее, аресты священников и активных мирян продолжались и в послевоенный период. Освобождение из лагерей и ссылок репрессированных по мотивам антирелигиозной борьбы произошло в конце 50-х годов.

В 1959 году, в период правления Хрущева, началась новая волна гонений на религию. Было закрыто более половины из десяти тысяч православных церквей, действующих в 1953 году.

Гонения коснулись не только православия, но и других конфессий. Национализировалось имущество католической церкви, арестовывались священнослужители, закрывались лютеранские приходы, в 40-е годы была запрещена деятельность Украинской греко-католической церкви. С конца 20-х гг. советская власть стала закрывать, а затем и разрушать буддийские храмы и монастыри, арестовывать лам, производить массовые расстрелы. К 1939–1940 гг. значительная часть монастырей и храмов Бурятии и Калмыкии были разрушены. Имущество буддийских храмов — живопись, скульптуры и книги — в основном уничтожали, частично помещали в музеи. К концу 30-х гг. буддийская традиция в Бурятии и Калмыкии практически была разрушена. К началу 40-х годов на территории СССР не осталось ни одного действующего буддийского храма.

Что касается нетрадиционных религиозных течений, то 16 марта 1961 года было принято Секретное Постановление «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах» в соответствии с которым были определены не подлежавшие регистрации «секты, вероучение и характер деятельности которых носит антигосударственный и изуверский характер: иеговисты, пятидесятники, адвентисты-реформисты».

Страх в обществе перед репрессиями в период правления Сталина носил тотальный характер. Одной из стратегий выживания была резкая смена места жительства после ареста родственника, даже ценой потери всего нажитого имущества. Отсутствие электронных баз данных в то время помогало скрыться от повышенного внимания НКВД. Родственники осужденных в страхе за свое будущее нередко отрекались от них, и даже меняли фамилию. Поскольку направленность репрессий в следующий момент времени была непредсказуемой, не редкостью было то, что люди, особенно занимающие руководящие должности, хотя и не чувствовали за собой объективной вины перед государством, хранили у себя дома «тревожный чемоданчик» с вещами первой необходимости на случай ареста. Черный воронок стал одним из символов сталинской эпохи. Репрессивная политика после смерти Сталина смягчилась, но не прекратилась полностью, как мы это видели на примере с религией.

Что касается оценки масштабов репрессий, то по данным правозащитной организации «Мемориал» в сталинский период в той или иной их форме пострадали по минимальным оценкам 38–39 млн. человек (включая осужденных по трудовым указам, депортированных, ограниченных в правах и пр.). Из них: 4,5 — 4,8 млн. человек были осуждены непосредственно по политическим мотивам, из них расстреляны примерно 1,1 млн., остальные попали в ГУЛАГ. По приблизительным оценкам, число убитых и умерших в местах заключения и ссылке составило 4–6 млн. Хотя точные цифры до сих пор не известны в связи с тем, что архивы КГБ до сих пор остаются закрытыми.

Для того чтобы в целом представить масштабы воздействия государственного террора на общество только до 1953 года и, соответственно, на общественное сознание, приведем вычисление сделанное историком В. П. Поповым: Общее число осуждённых за политические и уголовные преступления в 1923–1953 годах составило не менее 40 млн. Если из общей численности населения вычесть лиц до 14 лет и старше 60, как малоспособных к преступной деятельности, то выяснится, что в пределах жизни одного поколения — с 1923 по 1953 г. — был осуждён практически каждый третий дееспособный член общества!

Конечно же, в политических репрессиях не было ничего нового для России. Беспрецедентен был только их масштаб и кажущаяся безосновность. Ведь их жертвами могли становиться и случайные люди, и советские чиновники, преданно выполнявшие приказы Сталина (в частности, было репрессировано около 20 тысяч сотрудников органов государственной безопасности, в том числе наркомы НКВД Ягода и Ежов). Нередко в лагерях ГУЛАГа находились близкие родственники высокопоставленных чиновников, а первые были вынуждены, как ни в чем не бывало ходить на работу и не проявлять никакого недовольства.

Для того чтобы оценить масштабы репрессивной политики большевиков, можно провести сравнение с количеством жертв политических репрессий в другие исторические периоды. Авторы «Чёрной книги коммунизма» указывают, что за период 1825–1917 годов в России было приговорено к смертной казни за политические преступления 6360 человек, в 3932 случаях приговоры были приведены в исполнение, — 191 с 1825 по 1905 год и 3741 с 1906 по1910 год, — но большевики превысили эти цифры уже к марту 1918 года, всего за четыре месяца своего пребывания у власти. В соответствии с цифрами, указанными в этом же источнике в результате репрессивной политики советского государства в целом погибло 20 млн. человек. При населении СССР в 1953 году 108 млн. — это 18 %, т. е. почти пятая часть народонаселения.

«Мягкая» репрессивная политика брежневского периода

Уголовное преследование диссидентов до 1960 года осуществлялось на основании п. 10 ст. 58 Уголовного кодекса РСФСР 1926 г. («контрреволюционная агитация»), предусматривающего лишение свободы на срок до 10 лет, а с 1960 года — на основании ст. 70 УК РСФСР 1960 г. («антисоветская агитация»), предусматривающей лишение свободы на срок до 7 лет и 5 лет ссылки. С 1966 года также была введена ст. 190—1 УК РСФСР «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», предусматривавшая лишение свободы на срок до 3 лет. Иногда против диссидентов просто фабриковались дела по другим статьям уголовного кодекса. Кроме того, появилась новая практика борьбы с инакомыслием — объявление людей невменяемыми. Это позволяло без привлечения внимания мировой общественности изолировать диссидентов в психиатрические больницы. В качестве диагностических «масок» для репрессивных целей чаще всего использовались диагнозы «сутяжно-паранойяльное развитие личности» и «вялотекущая шизофрения».

Обращение с психиатрическими узниками было крайне бесчеловечным. Н. Адлер и С. Глузман выделили следующие стрессоры физического и морально-психологического характера, которым подвергались «пациенты»:

Чрезвычайная скученность в камерах.

Отсутствие в камерах туалетов, что являлось наиболее мучительным стрессором физического характера. Отправление физиологических потребностей допускалось лишь в установленное администрацией время суток и в строго предусмотренные несколько минут для каждого.

Отсутствие возможностей для физической разрядки и пребывания на свежем воздухе.

Лишение элементарных юридических прав, неотъемлемых даже в тюрьмах и лагерях.

Лишение возможности иметь в камере бумагу и ручку, строгое ограничение поступления книг и журналов.

Лишение возможности находиться в одной камере с другими политическими узниками: каждый из них содержался в камере с исключительно тяжёлыми больными, совершившими тяжкие преступления.

В отличие от узников лагерей и тюрем, у заключённых в СПБ не было возможности обращаться к прокурору.

Многим пациентам спецбольниц не позволялось держать в палатах свои личные вещи. Вся входящая и исходящая корреспонденция пациентов прочитывалась; телефонами пользоваться не разрешали. Свидания происходили в присутствии надзирателя; как и в тюрьме, были запрещены многие темы для разговора.

Применялись такие меры, как инъекции сульфозина, применение атропинокоматозной терапии, инсулинокоматозная терапия, постоянное и длительное (годами) использование нейролептиков. Нейролептики в высоких дозах применялись, в том числе, как наказание за нарушения больничных правил и с целью «излечения» от антисоветских взглядов и высказываний. Узники подвергались избиениям со стороны санитаров.

Одним из морально-психологических стрессоров для инакомыслящих было отсутствие конкретного срока заключения. Длительное пребывание в психиатрических больницах влекло за собой стойкие психологические нарушения и социальные трудности у тех, кто оставался в живых. Некоторые жертвы карательной психиатрии выходили из стационаров с теми или иными тяжёлыми физическими последствиями для организма вплоть до нетрудоспособности, другие ощущали себя психически сломленными. Некоторые после освобождения замечали у себя ранее отсутствовавшие психические симптомы: чувство усталости, ухудшение концентрации внимания, возбудимость, вегетативные нарушения, раздражительность, ночные кошмары, временные состояния деперсонализации, острое чувство тоски.

Использование психиатрии в репрессивных целях продолжалось до конца 80-х годов. Согласно данным Международного общества прав человека, в целом по стране жертвами злоупотреблений психиатрией стали порядка двух миллионов человек. В число жертв карательной психиатрии попадали не только диссиденты, но и люди, вступившие в конфликт с чиновниками по каким-либо неполитическим мотивам.

Что касается психологической атмосферы в обществе брежневского периода, то рядовой обыватель, конечно, не знал об узниках репрессивной психиатрии. Ушли в прошлое массовые репрессии сталинского периода. На официальном уровне о них ничего не говорилось, как будто их и не было. Истории о ночных арестах, о черных воронках передавались от родителей к детям изустно. Но, тем не менее, советский человек жил с постоянным чувством настороженности. Как телесное выражение страха на фотографиях того периода нередко можно разглядеть типичный для людей советского времени плечевой зажим.

Советский человек знал, что даже непубличное высказывание сомнений в коммунистических идеях или в правильности «линии партии», увлечение неодобряемой литературой или музыкой было чревато препятствиями в построении карьеры, вызовом на беседу в КГБ, разбором на комсомольском или партийном собрании, моральным остракизмом со стороны коллег и знакомых. Поэтому, если какой-либо гражданин и имел собственную точку зрения по политическими и идеологическим вопросам, то он предпочитал держать ее при себе. Распространение информации строго контролировалось (например, человек, читавший или давший кому то почитать книгу «Архипелаг Гулаг» рисковал получить реальный срок), тщательно отслеживались все контакты с иностранцами. Советский человек знал об этом и жил, ощущая недремлющий глаз КГБ за своей спиной. Каждый гражданин знал, что и, находясь у себя дома, со своей семьей он не остается без внимания государства. Ведь в СССР была регламентирована не только общественная, но и личная жизнь. Поэтому и семейные конфликты могли стать предметом общественного разбирательства по месту работы. Таким образом, взгляд «Старшего брата» не оставлял советского человека даже дома (хотя и без помощи «телекрана» как в романе Оруэлла).

Вот в таких условиях «выковывался» характер советского человека. Безусловно, что репрессии в тех или иных их формах оказывали неизгладимое влияние не только на психику их непосредственных жертв, но и на сознание невольных свидетелей, коллег, друзей и родственников, а также вольных и невольных доносителей, палачей и их близких. Приведенные выше цифры гибели людей в СССР ужасают, и, видимо, поэтому у россиянина выработалась защитная нечувствительность. Что значат по сравнению с этими цифрами гибель нескольких тысяч военнослужащих на Донбассе, да и существовали ли они?

Но возникает вопрос, существуют ли еще более ранние корни психологических особенностей людей, которые позволили совершаться чудовищному широкомасштабному насилию в, казалось бы, прогрессивном 20 веке.

 

«Простой советский человек» как социальный характер

На мой взгляд, типом тоталитарной личности, которая была культивирована в СССР, и который был исследован эмпирически методами социологии, является «человек советский». Возможно, что в других странах с длительно существующими тоталитарными режимами (КНДР, КНР, Куба) тоталитарная личность имеет свои национальные и культурные особенности, но на этот счет у меня нет достаточных данных.

Как синоним для обозначения «человека советского» иногда используется также саркастическое наименование Homo Sovieticus. Что касается происхождения этого латинизма, то русский философ Сергей Булгаков в 1918 году в одной из своих работ употребил словосочетание homo socialisticus: «Вы обратите внимание, как изменился даже внешний вид солдата, — он стал каким-то звероподобным, страшным, особенно матрос. Признаюсь вам, что „товарищи“ кажутся мне иногда существами, вовсе лишенными духа и обладающими только низшими душевными способностями, особой разновидностью дарвиновских обезьян — homo socialisticus». Впоследствии это и подобные образные выражения получили хождение в среде эмигрантов. В 1981 году в Мюнхене бывший советский ученый, эмигрант Александр Зиновьев написал книгу «Гомо советикус», в которой в сатирическом ключе описал современное ему советское общество, после чего этот оборот и приобрел широкую известность.

Научное воплощение это понятие приобрело благодаря эмпирическому исследовательскому проекту, проведенному Аналитическим центром Юрия Левады, который назывался «Простой советский человек». В его рамках было проведено четыре волны исследований — в 1989, 1994, 1999 и 2004 гг. Далее, постараюсь представить лишь сжатое изложение полученных в них результатов,,,.

Основу образца человека советского в исследовании составили следующие представления:

— об исключительности, или особости, «нашего» (советского, русского) человека, его превосходстве над другими народами или, по меньшей мере, несопоставимости его с другими;

— его «принадлежности» государству (взаимозависимость социального инфантилизма — ожиданий «отеческой заботы от начальства» — и контроля над собой, принятие произвола властей как должного);

— уравнительные, антиэлитарные установки;

— соединение превосходства с ущемленностью (комплекс неполноценности).

Сам Юрий Левада следующим образом определял основные черты советского человека: принудительная самоизоляция, государственный патернализм, эгалитаристская иерархия, имперский синдром. С точки зрения исследователей, эти черты в той или иной мере были присущи большинству представителей советского социума. Но что примечательно, по данным опроса проведенного Левада-центром в 2003 году 60 % россиян, так или иначе, считали себя советскими людьми.

Не углубляясь здесь в детали этого масштабного исследования, остановимся лишь на некоторых чертах советского человека, которые наиболее важны с точки зрения нашего рассмотрения концепта тоталитарной личности.

Человек советский — человек массы

Авторы исследования указывали, что советский человек — это массовидный человек («как все»), деин-дивидуализированный, противопоставленный всему элитарному и своеобразному, «прозрачный» (то есть доступный для контроля сверху), примитивный по запросам (уровень выживания), легко управляемый (подчиняющийся примитивному механизму управления). Это человек мобилизационного, милитаризированного и закрытого репрессивного общества, интеграция которого обеспечивается такими факторами, как внешние и внутренние враги. Для него характерно признание оправданности требований лояльности власти, «защищающей» население, государственного контроля над поведением обывателей во всех сферах жизни.

Как писали Ю. А. Левада, Т. А. Ноткина: «<… > его приучали (и приучили!) равняться на «всех», на молчаливо послушное или по приказу беснующееся большинство, довольствоваться минимально малым во всем, уповать на милостивую заботу власти и ненавидеть любых возмутителей спокойствия, всех, кто «гонит волну». Его научили отрекаться от родных, близких и самого себя. Его научили трепетать и шагать в ногу. Его закаляли в огне и воде, не говоря уже о «медных трубах».

Что касается механизма управления этим человеком массы, то оно во многом осуществляется благодаря манипулированию его чувством принадлежности и использованию коллективного принуждения — общего заложничества, опирающегося на принцип «все в ответе за каждого». Это заложничество в СССР охватывало все сферы взаимоотношений — семейных, рабочих, учебных и др.

По поводу принадлежности к группе и групповых санкций Ю. А. Левада, Т. А. Ноткина писали: «Гпавным средством давления, критерием добра и зла, носителем карающих санкций («ему отмщение») всегда было не «малое», а «большое» сообщество, «большое мы».

Сообщество или символ?

Чем ближе станем мы присматриваться к этому феномену, тем более туманны, расплывчаты, зыбки оказываются его очертания. Ни принадлежность к «нашему» классу, гражданству, «лагерю», клану и т. д., ни приверженность к «своей» идеологической системе недостаточны, чтобы отнести конкретного человека к этому «мы». Стоило «своему» сделать даже полшага в сторону — все равно в какую, — и он рисковал попасть в разряд «чужих», т. е. уже в группу «они» (в социологии иногда употребляется такая терминология: «мы-группа», «они-группа»). Но и сами границы «нашего» неоднократно менялись, ими могли оказываться то принадлежность к группе, то подчинение указаниям, то верность вождю, то еще что-нибудь. Напрашивается вывод о том, что столь значимое образование, как это универсально применимое «мы», — феномен символический. Причем главная особенность такого символа — не в каких-то свойствах или признаках, а в строгом разграничении с «они». Линии границы могут меняться, сама граница должна оставаться незыблемой (наподобие того, как в описанной Оруэллом державе объект государственной ненависти был преходящим, но сама ненависть — постоянной и необходимой)».

Комментируя данный тезис, можно вспомнить, что советскому человеку приходилось переформатировать свою систему взглядов после каждого очередного набора решений пленума ЦК партии. Так при жизни товарища Сталина советскому человеку надлежало считать его «отцом народов», «великим вождем» и «непревзойденным полководцем». После 20 съезда партии в 1956 года обыватель узнал, что это было проявлением культа личности, а ближайший соратник Сталина маршал Берия оказался английским шпионом. В брежневский период говорить о Сталине было просто не принято, а о сталинских репрессиях тем более. То же самое происходило в отношении внешнеполитических субъектов. Например, «вечная дружба» между коммунистическим Китаем и СССР в определенный момент резко трансформировалась в открытую вражду со всеми вытекающими идеологическими и пропагандистскими следствиями. Менее масштабные примеры — это, например, когда известный и уважаемый писатель или ученый в одночасье превращался в объект общественной травли. На мой взгляд, ситуацию среднего человека в отношении выражения своего мнения в Советском союзе можно сравнить с игрой «Пояски», производной от игры «Салки». Ее отличие состоит в том, что все участники вооружены тряпичными поясами, и они имеют право бить ими голящего, а голящий, в свою очередь, чтобы «засалить» кого-нибудь и передать обязанность голить, должен задеть его поясом. Если соотносить игру с рассматриваемой нами ситуацией, то голящий олицетворяет роль назначенного врага, а остальные участники игры роли обывателей. Самая безопасная стратегия для того, чтобы не быть «засаленным» — это затеряться в толпе, сделаться незаметным. Хотя не возбраняется (даже поощряется) проявлять агрессию и при возможности стараться ударить голящего. Чтобы аналогия была полной, можно представить еще одно правило игры — как будто за удар по голящему начисляются очки.

В целом, членам тоталитарного общества приходится очень чутко следить, что сейчас является господствующим трендом, который постоянно меняется, сближаться с теми, кто ему следует, и одновременно дистанцироваться и обвинять тех, кто выпал из него или назначен на роль врага.

Минимизация запросов, терпение и лояльность

«Простота» советского человека заключается в минимизации запросов и ценностных критериев и является стратегией выживания. Эта минимизация дополняется «черной» завистью к тем, кто более успешен, и пассивной мечтательностью — верой, что в будущем каким-то образом жизнь станет лучше.

Юрий Левада указывал на терпеливость человека советского, но подчеркивал, что эту терпеливость едва ли можно рассматривать как положительное качество: «Принято считать, что «наш» человек отличается образцовым терпением. Многие и сегодня полагают, что по этой-то части мы еще может дать пример остальному миру. Терпение бывает разным. Когда, допустим, говорят, что «терпение и труд все перетрут», имеется в виду терпение активное, упорная и терпеливая работа. Увы, «не наша» это черта. Куда ближе нам терпение ожидания (в очереди?), нечто заведомо пассивное. И ждут притом не того чуда, которое вымаливают молитвой или выслуживают праведностью жизни, — нет, скорее просто счастливого случая. Взыскание чуда практически совпадает с расчетом на знаменитый российский «авось».

В лекции, прочитанной в 2006 году, Юрий Левада отмечал еще одну особенность терпения советского человека: «Человек не просто беспомощно терпеливый, что мы видим по многим данным и в реальной жизни, которую вы сами можете оценивать. Человек наш лукавый, он думает, что он стерпит, и его не тронут. Что кого-то разорят, а его — нет. Что он послушается и стерпит повышение цен, но сумеет получить зарплату, с которой налогов не заплатит, и покроет это повышение. Эта черта является одной из самых прочных» [164]Левада Ю. «Человек советский» — публичные лекции на http:// polit.ru/article/2004/04/15/levada/».: [Электронный ресурс] — Режим доступа: Полит.ру
.

Патерналистское отношение к власти

Советский человек — это государственно зависимый человек, ориентированный на те формы вознаграждения и социального контроля, которые исходят только от государства, причем, государства пытающегося быть «тотальным», стремящегося охватывать все стороны существования человека, играть в его отношении патерналистскую, попечительскую, воспитательную роль. Основой ориентации в мире и понимания происходящего для советского человека являются самые общедоступные модели поведения, задаваемые «тотальными» институтами государства. Отсюда проистекает патерналистская зависимость и тревожность советского человека.

Вот как описывала свои первые впечатления от встречи с Россией в середине 80-х гг. американка, психолог Фрида Порат: «Два года назад я впервые приехала к вам и чуть ли не с трапа самолета попала в Большой театр. Восхитительный театр, прекрасная балетная труппа! После первого действия я вскочила со своего места и зааплодировала. Вдруг все в зале встают, поворачиваются в мою сторону и тоже аплодируют. Что такое? Неужели я столь важная персона? Наконец сообразила: по соседству расположена правительственная ложа. Первые лица государства одобрительно захлопали артистам — и публика вслед за ними, перестали аплодировать — и зал мгновенно смолк.

«И это называется демократией?» — подумала я. Такое невозможно представить ни в какой другой стране! Здесь люди панически боятся принимать самостоятельные решения, даже думать боятся. Потом много раз убеждалась: вы не любите альтернатив.

Либо да, либо нет. Либо жизнь, либо смерть. Вас преследует страх выбора. Но где нет выбора, там нет творчества, нет свободы — главных ценностей жизни!» [165]Порат Ф. Диагноз: «HOMO SOVETICUS». — «Огонек», март 1987 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.agitclub.ru/gorby/homosovet/porat.htm

Вера в собственную исключительность

Советскому человеку свойственно ощущение чувства собственной неполноценности, одновременно сочетающегося с верой в свою «исключительность», «особость».

Лев Гудков указывает, что принципиальное отличие «нашего человека» (советский, русский) от всех других, его неповторимость, могла получать на протяжении десятилетий самое разное наполнение — от утопии «нового человека», строителя нового, небывалого мира, его превосходства в моральном, психологическом, героическом или творческом плане, остаточного представления об уникальности «православной цивилизации русских», быстро распространившемся в 1990-х гг. после краха СССР, гордость за героическое прошлое, ракетно-ядерное превосходство, компенсаторное утверждение своей исключительности или защитный изоляционизм. Однако важно, что данная характеристика выполняет роль границы своего и чужого, не допуская сравнения с другими, а соответственно, переноса на «себя», применения к себе значений других обществ или культур».

На мой взгляд, эта черта имеет очень важное значение для понимания того социально-психологического процесса, который был запущен в 2014 году. Говоря об умонастроениях россиян весной 2014 года (поддержке аннексии Крыма и неофициального введения войск на территорию Украины) Лев Гудков сказал, что они были обусловлены тем, что манипулирование общественным мнением разбудило спящие имперские комплексы.

Имперский комплекс

Самая большая радость для мужчины — это побеждать врагов, гнать их перед собой, отнимать у них имущество, видеть, как плачут их близкие, ездить на их лошадях, сжимать в своих объятиях их дочерей и жен.

Чингис хан

Если моё тело умирает, пусть моё тело умирает, но не позволяйте моей стране умирать.

Чингис хан

По мнению историков и социологов, всем народам, представляющим титульную нацию империи, свойственна такая характеристика как имперское сознание, имперский синдром, или имперский комплекс. В частности, он дает о себе знать и тогда, когда рано или поздно происходит распад империи, приводя к общественным и политическим коллизиям. Распад империи предполагает развитие равноправных отношений с освобожденными народами. Однако на практике это, зачастую, оказывается сделать не так просто — представители бывшего народа-имперца не хотят отказываться от своих привилегий, а бывшие подчиненные народы норовят отомстить за прошлое притеснение. Как недавний пример, можно вспомнить про негативное отношение к этническому русскому населению в бывших союзных республиках после распада СССР. Можно вспомнить, что война за независимость Алжира 1954–1962 гг. привела не только к жертвам в процессе военного конфликта, но и к противостоянию в самом французском обществе. Так французские националисты-«патриоты» — то бишь, говоря современным сленгом, тогдашние французские «ватники» — дважды взрывали квартиру Ж.-П. Сартра, из-за его выступлений за независимость Алжира и против колониальной политики. Таким образом, распад империй обычно сопровождается вспышкам националистических настроений и с той и с другой стороны.

Для социального характера подданного Российской империи (в широком смысле) — и для человека советского, и для постсоветского россиянина — также присуще имперское сознание. Его проявления в той или иной форме наблюдались в постсоветском российском обществе начиная с 90-х годов. Можно вспомнить, что подавляющее большинство россиян одобрительно относилось к первой и второй чеченской войне, не усомнилось в оправданности интервенции в Грузию. Скачки рейтинга Путина за последние годы были связаны именно с присоединением Крыма и введением российских воздушно-космических сил в Сирию, а не с повышением уровня жизни населения, социальной защищенности и т. п. С другой стороны, Григорий Явлинский, высказавший свое отрицательное отношение ко второй чеченской кампании, из-за этого потерял значительную часть своего электората. Время от времени имперские чувства подогревались спортивными мероприятиями. Прежде всего, здесь можно отметить Олимпиаду 2014 года. Но такого всплеска имперских настроений, который поднялся на фоне военного конфликта с Украиной, не было никогда.

Историк Евгений Анисимов описал стереотипы русского имперского сознания. Приведу некоторые из них:

— «Неотъемлемое» право России, исходя из собственных представлений о безопасности, осуществлять опережающие, предупредительные завоевания.

— Стереотип «права первого занятия», или «исконности», означает обоснованность завоевания всех земель, на которых когда-либо жили или живут славянские народы. Существовало устойчивое убеждение, что за пределами России лежат земли, принадлежащие нам только потому, что на них впервые вступила нога славянина, то есть русского.

— Идея изначального превосходства русских над другими славянскими народами, которые в России порой не воспринимаются как самостоятельные этносы, а тем более в форме суверенных государств. Мысль о том, что украинцы — это самостоятельный народ, имеющий свое суверенное государство, вызывает у русских сомнение. В принципе, украинцы идентифицируются русскими как русские, говорящие на плохом русском языке.

— Идея добровольности вхождения в состав империи славянских и других народов. Добровольность вхождения рассматривается как акт вечный и неизменный, действие окончательное, выражающее волю народа. Всякие попытки народов показать свою нелояльность и выйти из империи рассматриваются как акт измены.

— Идея извечного врага России устойчива и входит как основополагающий стереотип в структуру имперского сознания россиян, но изменяется по форме на протяжении столетий и во многом зависит от конъюнктуры. В имперский период устойчивыми, постоянными врагами России считались Османская империя (17–19 вв.), Англия (18–20 вв.) и США (20 в.). В относительно краткие периоды к таким врагам принадлежали Польша, Швеция, Япония, Франция и Германия.

— Идея «Старшего брата». Самооценочные свойства своего характера (доброту, отзывчивость, бескорыстие) русские признавали и как особыми свойствами русского народа, так и чертами имперской политики. Более того, имперское властвование воспринималось русскими как некое «бремя доброты», жертвенности русских ради интересов других народов.

— Комплекс «колониальной неблагодарности» — убеждение народа метрополии в том, что жертвы, которые он несет на алтарь общего Отечества, не оценены и напрасны.

— «Комплекс безгрешности» русского народа — убеждение, что империя создавалась и поддерживалась только верхушкой, а народ жил «по совести». В 1990 году социологические опросы показали, что вину перед афганским народом, потерявшем в войне более миллиона человек, испытывает только 1 процент опрошенных.

— «Населенные другими народами земли назывались „украинами“, „окраинами“ большой Великой России, на которых, кроме русских, жили еще „инородцы“. Последние воспринимались либо как неизбежное, но временное зло, либо как особенность, экзотика жизни русского человека на окраине».

А. М. Буровский так пишет о романтизме имперского мировоззрения: «Тут дело не в стяжании богатства — тут дело в стяжании этой огромной империи — „одной на всех, мы за ценой не постоим“. Такая психология предельно далека от идеологии частного успеха, но она очень соответствует идее успеха группового: успеха первобытного племени, нации, корпорации, армии, государства. Похожий дух заставляет героев Киплинга „нести бремя белого человека“, идти день-ночь все по той же Африке и совершать множество с виду бессмысленных подвигов».

С психологической точки зрения имперский комплекс, это в том числе одно из частных проявлений авторитарности характера. В данном случае в роли подчиняемого объекта выступают малые народы или внешние враги, с которыми нужно бороться и которых нужно победить, а имперское государство становится объектом нарциссической идентификации. Субъект подчиняет себя империи как сильному целому и ее лидеру, проводящему имперскую политику, как ее персонификации. Рецидивы имперского синдрома говорят о том, что люди не готовы перестроиться с привычной вертикальной авторитарной системы взаимоотношений на горизонтальные. Взгляд на определенные народы как на зависимые, низшие, не вполне полноценные дает ощущение психологического комфорта, и от него нелегко отказаться, особенно, если самооценка личности строилась преимущественно не на личных достижениях и способностях, а на идентификации с государством.

Именно имперский синдром объясняет иррациональный гнев россиян к украинцам за то, что последние сделали выбор в пользу Европейского союза, а также полную слепоту «патриотически» настроенного обывателя к тому, что деятельность ополченцев на Донбассе носит преступный характер, а аннексия Крыма противоречит всем международным договоренностям. Ведь когда на кону стоит возрождение великой империи, стоит ли обращать внимание на некоторые досадные мелочи и юридические формальности!

Однако то, что военная агрессия в отношении Украины вызвала протестные настроения, хотя бы у условных 10–15 % населения, говорит о том, что общество мало-помалу переориентируется с имперских на демократические ценности отношений. Ведь если вспоминать недавнее прошлое, вторая чеченская война и военная агрессия в Грузии среди широких слоев населения не вызвали никакого негативного резонанса, в том числе, это относится и ко многим, если не к подавляющему большинству из тех, кто 2014 м отрицательно отнесся к конфликту с Украиной.

Зачем был создан «советский простой человек»?

В каких условиях формировался новый тип человека уже было написано выше. Для чего это делалось?

Ю. А. Левада, Т. А. Ноткина писали: «Превратить человека в „винтик“ стремились не для реализации утопических конструкций, а для удержания и расширения власти. Суверенность личности была опасной и недопустимой, поскольку подрывала саму основу тотальной власти — ее тотальность. Под флагом сменявших друг друга кампаний борьбы против отклонений, увлечений, бытовизма, индивидуализма, групповщины, мелкобуржуазности и т. д. и т. п. в конечном счете, осуществлялось постоянное централизованное и групповое насилие над мыслью, чувством и желаниями человека».

На мой взгляд, в сжатой форме динамику и технологию создания нового типа человека в советском государстве хорошо отразил А. А. Грицанов: «Старт процессу формирования тоталитарного типа личности в качестве базисной общественной категории советских граждан был дан уже в 1920-х гг. Инициирование кампании «ликвидации безграмотности» в ее коммунистической версии, окончательная ликвидация плюрализма прессы и литературы как таковой, уничтожение (в основном) религиозных учреждений обусловили антигуманные деформации

значительной массы населения СССР [172]Грицанов А. А. Тоталитарная личность: актуализация идентичности. // Вопросы социальной теории. — 2010. — Том IV. — С. 335.
.

<…>

Основным следствием подобного положения дел явилось то, что в «идейно воспитательной» работе с «людьми тоталитарного образца» предпочтительным является ориентация на человеческие страхи, лапидарные социальные обещания, а также угроза перспективы незамедлительной потери единства с неизменно «сильнейшей стороной» потенциального политического конфликта.

Сформированность общественного типа «тоталитарная личность», а также начало его реального доминирования в стране и в государстве были впервые зафиксированы на эмпирическом уровне в ряде исследований отечественных социологов, посвященных реалиям общества после Сталина.

Ликвидация реальной кастовости в структуре общества СССР (выражавшейся в наличии многомиллионной трудовой армии заключенных, отсутствии паспортов у колхозников до 1974 г., исключительном имущественном положении персонально подконтрольной вождю номенклатуры) лавинообразно привела к складыванию этого исторически

нового социального типа [173]Там же, с. 336.
.

<…>

Доминирование в составе советского народа усредненного типа личности стало главной характеристикой социологического образа общества в Советском Союзе. Для объективного наблюдателя также не составляло секрета и то, что в массовом порядке «тоталитарная личность» могла быть выведена лишь искусственно, в условиях перманентной консервации отживших социально экономических отношений [174]Там же, с. 336.
.

<…>

Создание монополизированной государством, моноидеологичной системы социально гуманитарного воспитания людей (при тотальном запрете свободы слова, прессы и дискуссий) было осознанной политикой властей. Соответствующий курс был обозначен в работах некогда главного идеолога большевизма Н. Бухарина (идея «переплавки» в «тигле» революции населения России в «новый человеческий материал») и осуществлен в полном объеме И. Сталиным в русле его программ государственного и партийного строительства. Проект создания «нового человека» и «новой интернациональной общности» советского народа являлся одной из задач коммунистического строительства». Соответствующее идейное наполнение детскосадовских, школьных, вузовских программ, разнообразная система «школ» марксизма-ленинизма, «ленинских зачетов» исполняли функцию постоянно действующего социального фильтра. Задачи выявления и выбраковки ненормативного человеческого материала органично дополняли программы «воспитания» людей».

Что касается современного российского общества, социолог Левада-центра Наталья Зоркая констатирует: «В определенном смысле можно говорить, что общества в современном понимании этого слова в России нет, как нет и политической нации. <…> Код подчинения государственному насилию (а с ним связан и страх) не разрушился. Советский человек, который был основой тоталитарного режима, сейчас успешно воспроизводится во многих своих чертах: приспосабливающийся, слабый, лукавый, двоемыслящий».

 

«Русский характер»: миф или реальность?

Выше уже упоминался введенный Э. Фроммом термин «социальный характер». Также широкое распространение имеет термин «национальный характер». Феномен национального характера привлекал пристальное внимание ученых в 19-м и первой половине 20 века. Особым русским характером нередко объясняют и якобы «особый путь» нашей страны. Однако концепция национального характера вызывает серьезные затруднения при применении ее на практике, и не только потому, что среди представителей одной и той же этнической группы имеется очень большой разброс индивидуальных качеств, но и потому что в современном мире может быть весьма непросто четко определить границы отдельной национальности и ее культуры. Это в полной мере относится и к русской национальной культуре, или же, как модно стало говорить в последние годы (преимущественно в пропагандистских целях), русскому миру. По поводу первой трудности связанной с описанием национального характера славянофил Данилевский писал: «Едва ли возможно найти какую черту народного характера, которой бы совершенно недоставало другому народу; разница только в том, что в одном народе она встречается чаще, в другом реже, в большинстве лиц одного племени она выражается резко, в большинстве лиц другого племени слабо, но эти степени, эта частость или редкость, числами невыразимы. Такой статистики еще не существует. Потому всякое описание народного характера будет походить на тот ничего не говорящий набор эпитетов, которым в плохих учебниках истории характеризуют исторических деятелей; потому и выходят эти описания народного характера иногда столь различными у разных путешественников, нередко одинаково добросовестных и наблюдательных. Одному случалось встретить одни свойства, другому другие, но в какой пропорции встречаются они вообще у целого народа, это по необходимости осталось для обоих неизвестным и неопре-деленным».

Действительно, первое, что бросается в глаза и вызывает замешательство относительно темы русского национального характера, это то, что написано о нем и пишется до сих пор очень много, но все высказанные мнения являются крайне противоречивыми. Вызывает удивление то, что разные авторы видят в нем взаимоисключающие черты — например, одни говорят о покорности, чинопочитании и раболепии русских (достаточно вспомнить знаменитую книгу Ас-тольфа де Кюстина «Россия в 1839»), другие о свободолюбии. В книге «Россия в обвале» А. И. Солженицын, основываясь на анализе произведений классиков русской литературы, русских историков, а также русских пословиц создает, по-видимому, уж слишком идеализированный образ представителя российского крестьянства «в прошлом» (преимущественно до 19 века). Он пишет, что главными отличительными чертами русского народа являлись: доверчивое смирение с судьбой; сострадательность; готовность помогать другим, делясь своим насущным; «способность к самоотвержению и самопожертвованию»; готовность к самоосуждению, раскаянию; даже преувеличение своих слабостей и ошибок; вера как главная опора характера; роль молитвы; открытость, прямодушие; естественная непринуждённость, простота в поведении; несуетность; юмор; великодушие; уживчивость; лёгкость человеческих отношений; отзывчивость, способность всё «понять»; широта характера, размах решений.

Образ получился уж слишком радужным. Ведь в произведениях тех же классиков русской литературы мы можем найти и множество указаний на жестокость и необузданность нрава русского крестьянства, да и просто связанную с неграмотностью элементарную ограниченность кругозора.

Солженицын также указывал на такие качества русского народа как всеизвестное (худо знаменитое) русское долготерпение, поддержанное телесной и духовной выносливостью; неразвитое правосознание; вековое отчуждение от политики и от общественной деятельности; отсутствие стремления к власти; жажда сильных и праведных действий правителя, жажда чуда; губительно малая способность к объединению сил, к самоорганизации.

Известный американский социолог русского происхождения Натан Лейтес считал традиционными для русского характера такие черты как страх независимости, перепады настроения и потребность во внешнем контроле. Специалист по русской литературе Д. Ланкур-Лаферьер в книге «Рабская душа России» приходит к выводу, что традиционная покорность и саморазрушение свойственные русской ментальности являются формой мазохизма. «Определение русской души как рабской предполагает, что русские чрезмерно склонны к самовредительству, самопоражению, самоуничижению или самопожертвованию, то есть к поведению, которое определяется как мазохистское <…>», — говорит он. Собственно и становление большевистской диктатуры, и современные тенденции по реставрации тоталитаризма в стиле СССР в России нередко объясняют именно исконной тягой русского народа к подчинению. Причины этой тяги объясняют по-разному. Обычно это связывают с длительным сохранением крепостного права в России, относительно малым количеством городов, опытом монголо-татарского ига и жестокими методами правления московских князей, позаимствовавшими стиль управления у ханов Золотой орды. Представитель психоисторической парадигмы исследований Ллойд де Моз объяснял устойчивость тоталитарного типа правления в 20 веке характером воспитания детей, который вплоть до 20 века в России отличался крайней суровостью.

В то же время, есть и факты, которые не вписываются в эти системы объяснений: Несмотря на самодержавную абсолютистскую форму власти в дореволюционной России развивалось крестьянское, рабочее и сословное самоуправление, в 19 веке было мощное революционно-демократическое движение, а в начале 20 века Россия раньше, чем многие другие европейские государства пошла по пути революционно-демократических преобразований. Хотя эти преобразования были вскоре прерваны захватом власти большевиками, тем не менее, демократические формы управления на местах так или иначе сохранялись вплоть до конца 20-х годов в виде Советов, т. е. до тех пор, когда диктатурой большевиков этот орган власти не был превращен в полную фикцию. В 20-е годы власть большевиков встречала серьезное сопротивление со стороны крестьян. Таким образом, складывается впечатление, что в России одновременно сосуществовали две традиции, хотя традиция авторитарного подчинения, конечно же, преобладала.

Существует еще одно расхожее и полностью противоречащее приведенному абзацем выше утверждение, которое можно встретить и в литературе и в высказываниях людей — это утверждение о свободолюбии русского народа. Так Николай Лосский считал, что «в общественной жизни свободолюбие русских выражается в склонности к анархии, в отталкивании от государства». С его точки зрения это объясняет то, что именно в России появились видные теоретики анархизма, такие как Михаил Бакунин, князь Кропоткин, граф Лев Толстой, а казачество, с его точки зрения, возникло, как результат бегства смелых предприимчивых людей, ищущих свободы от государства. Правда возникает вопрос, не является ли это «свободолюбие» на поверку склонностью просто пассивно избегать конфронтации с государством, либо периодически обращаться к бунту. Напомним, что последнее согласно Э. Фромму является одним из возможных проявлений авторитарного характера. Вполне вероятно (хотя доподлинно мы никогда этого не узнаем), что удельный вес личностей с садомазохистским, авторитарным характером среди населения дореволюционной России был довольно велик. С точки зрения основоположников концепции авторитарного характера В. Райха и Э. Фромма, им обладала и значительная часть населения Западной Европы. Тем не менее, гипотетически можно предположить, что процент индивидов с такими чертами в России в силу особенностей ее исторического развития был выше.

В целом, учитывая противоречия, которые встречаются при попытках описать русский характер, может сложиться впечатление, что русский характер является чем-то неуловимым, и мы скорее имеем дело с некой мифологией о нем. Возможно, апофеозом этой мифологии является миф о «загадочной русской душе», ставший брэндом России для иностранцев.

Пожалуй еще большая трудность, возникающая при попытке определить то особенное, что определяет русский характер, связана с размытостью того содержания, которое мы подразумеваем, говоря «русский человек». В действительности довольно непросто определить этническую идентичность человека, которого называют или который называет себя русским. Россия всегда была многонациональным государством, и этносы нередко перемешивались между собой. Даже национальный язык не является здесь определяющим критерием. Как известно, представители русского дворянства предпочитали изъясняться на французском языке.

Известный историк Евгений Анисимов пишет: «Этнический облик русского человека настолько расплывчат, что по тому, как художники изображают русских богатырей древности — голубоглазыми блондинами или черноглазыми брюнетами, можно судить только о политической ориентации самого художника, а не о русском типе.

Это неудивительно. Русское дворянство на треть состояло из татарских мурз, на пятую часть — из прибалтийских немцев. Плох был тот русский дворянин, если, говоря о предках, он не мог сказать, что они «выехали из немец» («варяг», «литвы» или хотя бы «знатных мурз»). Иностранное происхождение всегда рассматривалось почетнее туземного. Поэтому, чтобы стать русским дворянином, не нужно было иметь русскую мать, нужно было присягнуть в верности русскому императору, принять православие и немного говорить по-русски, а лучше — по-французки.

Короче, элита России, определявшая ее политику, идеологию, культурную жизнь на протяжении столетий, формировалась не как элита национального государства, а как элита многонациональной империи. В последнем русском царе была ничтожная доля русской крови, а его жена была чистой немкой и, тем не менее, они были истинно русскими людьми, как и миллионы других нерусских по крови людей, ибо «русский» — обозначение не национальности, а подданства империи».

Сходным образом относительно русской идентичности рассуждал и А. И. Солженицын; «<…> кого мы понимаем под словом «русские». До революции слово это употреблялось как соединённое название трёх восточно-славянских народов (великороссов, малороссов и белорусов). После революции — взамен упразднённых великороссов. <…> По содержанию же мы понимаем под этим словом не непременно этнически русских, но тех, кто искренно и цельно привержен по духу, направлению своей привязанности, преданности — к русскому народу, его истории, культуре, традициям».

Кроме того противоречивость встречающихся в описаниях характеристик, возможно, связана с тем, что их носителями являлись разные люди, принадлежащие к разным сословиям и классам, с разными мировоззренческими установками и привычками и наблюдаемые в разное историческое время. Надо полагать, что мировоззрение и привычки дворян, беглых казаков, крестьян-холопов и интеллигентов-разночинцев могли различаться чрезвычайно сильно. По всей видимости, как сейчас, так и в прошлом в России существовали группы людей, обладающие очень различающейся ментальностью. В современной России это наглядно показал ценностный раскол, который произошел между людьми в 2014 году.

Нередко именно русских (подразумевая русский этнос) обвиняют в становлении тоталитарного большевистского государства. Но можно вспомнить, что кадровый состав ВЧК и НКВД в этническом плане был вполне интернациональным. В него кроме русских входили, поляки, латыши, евреи, украинцы, белорусы, армяне, грузины и другие национальности.

Поэтому, на мой взгляд, достаточно сложно говорить о неком универсальном социальном характере присущему русскому этносу. Во всяком случае, для этого нам нужно очень точно определить, кого же именно мы будем называть русским. Но в то же время вполне реально искать и описывать общие ментальные установки, привычные черты поведения, в том числе, касающиеся межчеловеческих и межнациональных отношений, этики, права и т. д., сформировавшиеся у людей воспитанных в условиях российской государственности.

 

Тоталитарный посттравматический комплекс

Паттерны мышления и поведения человека, перенесшего опыт проживания в тоталитарном обществе, на мой взгляд, можно описать с помощью психологических терминов. Думаю, что ядро тоталитарной личности, сформированной в условиях классического тоталитаризма, можно свести к нескольким составляющим.

У большинства наших современников мы имеем дело с последствиями более «мягкой» травматизации, которая осуществлялась посредством передачи негативного опыта от поколения к поколению в виде историй о пропавших или сидевших родственниках, изустно передаваемых негласных правил поведения, которые нужно соблюдать, чтобы избегнуть неприятностей с властными институтами и не попасть в сферу внимания «первого отдела».

Состояние, которое развивается в результате длительного проживания в условиях тоталитарного политического режима, я буду называть здесь тоталитарным посттравматическим комплексом (ТПК), подразумевая под ним констелляцию паттернов восприятия, эмоционального реагирования и поведения, проявляющихся, когда индивид сталкивается с ситуациями, имеющими значение выражения лояльности или нелояльности существующей государственной власти. На мой взгляд, основными чертами тоталитарного посттравматического комплекса являются: страх перед государственной машиной; избирательное отрицание реальности и нечувствительность к госнасилию; выученная беспомощность и проистекающая из нее социальная безответственность; идентификация с агрессором и замещение объекта агрессии; слабая способность к горизонтальной кооперации (атомизация).

Данные черты были сформированы, с одной стороны, посредством селекции (т. е. физического уничтожения людей, не желавших их демонстрировать, либо высылки их за границу, либо, как минимум, лишения возможности занимать уважаемый статус в обществе и, соответственно, быть референтными фигурами для других людей), с другой, обучением более податливой массы населения нормам поведения, которые выгодны тоталитарному правлению. А. Солженицын так писал о процессе формирования нового народного характера в России: «Селективным противоотбором, избирательным уничтожением всего яркого, отметного, что выше уровнем, — большевики планомерно меняли русский характер, издёргали его, искрутили. <…>

Под разлитым по стране парализующим страхом (и отнюдь не только перед арестом, но перед любым действием начальства при всеобщем бесправном ничтожестве, до невозможности уйти от произвола сменою места жительства), при густой пронизанности населения стукаческой сетью, — в народ внедрялась, вживалась скрытность, недоверчивость — до той степени, что всякое открытое поведение выглядело как провокация. Сколько отречений от ближайших родственников! от попавших под секиру друзей! глухое, круговое равнодушие к людским гибелям рядом, — все угнётное поле предательства. Неизбежность лгать, лгать и притворяться, если хочешь существовать. А взамен всего отмирающего доброго — утверждалась неблагодарность, жестокость, всепробивность до крайнего нахальства».

Аналогичную мысль высказывал и советский, а позже российский правозащитник Сергей Ковалев: «Многие успехи успешного менеджера И. В. Сталина были обусловлены едва ли не главным его успехом — селекционным. Сталин вывел, ни много ни мало, новую историческую общность — советский народ.

Терпеливый, раболепный, подозрительный, злобно презирающий рефлексии, значит, интеллектуально трусливый, но с известной физической храбростью, довольно агрессивный и склонный сбиваться в стаи, в которых злоба и физическая храбрость заметно возрастают».

На мой взгляд, одна из основных черт тоталитарного комплекса — это обусловленное страхом избирательное игнорирование, либо активное отрицание отдельных аспектов реальности.

Страх перед властью был чрезвычайно сильно закреплен в психике советского человека. Я помню времена перестройки, когда в конце 80-х регулярно происходили массовые собрания людей на улице, разговаривающих о сталинском прошлом, текущей ситуации и будущем страны. В этом плане свобода была куда большая, чем в путинской России после 10-х годов нашего века. Тем не менее, регулярно приходилось слышать реплики: «Да это они просто поиграть дали в свободу», «КГБ в любой момент всю эту перестройку закроет».

Приподнятые плечи — характерная черта осанки советских людей

Еще в середине прошлого столетия стиль когнитивного функционирования тоталитарного человека интуитивно понял и описал писатель Джордж Оруэлл:

«Партийцу не положено иметь никаких личных чувств и никаких перерывов в энтузиазме. <…> Недовольство, порожденное скудной и безрадостной жизнью, планомерно направляют на внешние объекты и рассеивают при помощи таких приемов, как двухминутка ненависти, а мысли, которые могли бы привести к скептическому или мятежному расположению духа, убиваются в зародыше воспитанной сызмала внутренней дисциплиной. Первая и простейшая ступень дисциплины, которую могут усвоить даже дети, называется <…> самостоп. Самостоп означает как бы инстинктивное умение остановиться на пороге опасной мысли. Сюда входит способность не видеть аналогий, не замечать логических ошибок, неверно истолковывать даже простейший довод, если он враждебен ангсоцу {английскому социалисту — прим. А.Г.}, испытывать скуку и отвращение от хода мыслей, который может привести к ереси. Короче говоря, са-мостоп означает спасительную глупость. Но глупости недостаточно. Напротив, от правоверного требуется такое же владение своими умственными процессами, как от человека-змеи в цирке — своим телом. В конечном счете, строй зиждется на том убеждении, что Старший Брат всемогущ, а партия непогрешима. Но поскольку Старший Брат не всемогущ и непогрешимость партии не свойственна, необходима неустанная и ежеминутная гибкость в обращении с фактами. Ключевое слово здесь — белочерный. <…> В применении к оппоненту оно означает привычку бесстыдно утверждать, что черное — это белое, вопреки очевидным фактам. В применении к члену партии — благонамеренную готовность назвать черное белым, если того требует партийная дисциплина. Но не только назвать: еще и верить, что черное — это белое, больше того, знать, что черное — это белое, и забыть, что когда-то ты думал иначе. Для этого требуется непрерывная переделка прошлого, которую позволяет осуществлять система мышления, по сути, охватывающая все остальные и именуемая <…> двоемыслием {Оруэлл также называет эту способность „покорением действительности" — прим. А.Г.} <…> Двоемыслие означает способность одновременно держаться двух противоположных убеждений. Партийный интеллигент знает, в какую сторону менять свои воспоминания; следовательно, сознает, что мошенничает с действительностью; однако при помощи двоемыслия он уверяет себя, что действительность осталась неприкосновенна. Этот процесс должен быть сознательным, иначе его не осуществишь аккуратно, но должен быть и бессознательным, иначе возникнет ощущение лжи, а значит, и вины. <…> Говорить заведомую ложь и одновременно в нее верить, забыть любой факт, ставший неудобным, и извлечь его из забвения, едва он опять понадобился, отрицать существование объективной действительности и учитывать действительность, которую отрицаешь, — все это абсолютно необходимо. Даже пользуясь словом „двоемыслие“, необходимо прибегать к двоемыслию. Ибо, пользуясь этим словом, ты признаешь, что мошенничаешь с действительностью; еще один акт двоемыслия — и ты стер это в памяти; и так до бесконечности <…>».

У носителей тоталитарного посттравматического комплекса, т. е. у большинства наших соотечественников, в той или иной степени отмечаются симптомы избегания, связанные с политической информацией, которая представляется им «нелигитимированной» правящим режимом. Это может проявляться в полном отказе интересоваться политическими событиями в стране, либо в уходе от разговоров на эту тему, либо в опоре в разговорах о политике на точку зрения, пропагандируемую государственными СМИ. Приведу примеры. Самая распространенная ситуация, это когда в разговоре звучат утверждения, которые противоречат версии госСМИ. Нередко, один из собеседников напрягается, что проявляется, в том числе, на телесном уровне, в разговоре на несколько секунд повисает неловкая пауза, и затем он резко меняет тему разговора на какую-либо заведомо нейтральную (например, о домашнем хозяйстве, шоппинге и т. п.).

Второй пример — это диалог, произошедший в психотерапевтическом кабинете. Клиентка: «Сегодня я была обеспокоена, но не собой… Не хочу говорить сейчас чем именно… Я много лет не слежу за новостями. У меня нет телевизора. Когда несколько лет назад в Японии произошла авария на ядерной электростанции, я узнала об этом только через девять дней… А сегодня я прочитала новости. Что-то изменилось во мне. Я как будто стала готова к информации, которая поступает из большого мира…» Ранее эта клиентка рассказывала, что ее мама передавала ей установку настороженного отношения к миру, в частности, наставляла ее: «Никогда никому не рассказывай, что думаешь». Как объясняла клиентка, это было связано с историей их семьи — родители матери были репрессированы и отбывали заключение в сталинских лагерях.

Следующий пример. Диалог двух мужчин:

— На Украине идет гражданская война…

— Ну какая гражданская война? Там же российские военные воюют. Об этом уже столько публикаций есть… Если у тебя знакомые военные есть, они сами тебе скажут, что это так. Это военное вторжение России.

— Ну так говорить нельзя… Мы конечно все понимаем… В Афганистане тоже вроде как гражданская война шла… Но говорить, что это военное вторжение нельзя… это по отношению к России непатриотично…

Четвертый пример. Впечатления украинского общественного деятеля Вадима Черного о российских депутатах:

«Украинские депутаты просты и циничны. Закончив публичную речь и сидя в буфете, они говорят правду и нисколько не верят в тот бред, который только что несли с трибуны или в студии.

Русские депутаты совсем иные. Выходя с эфира, они продолжают повторять откровенную ахинею, вроде отсутствия не только русских военных, но и русского оружия на Донбассе. <…>

Причем, впечатления идиотов они не производят. Предположу, что это очень глубокий страх, заставляющий их выстраивать для себя альтернативную реальность. Они настолько нутром боятся системы, что отождествляются с ее тезисами совершенно искренне.

В этом жуть общения с ними. Перед тобой не люди, а орки. Они принципиально отличаются от людей отсутствием какого-либо рационального анализа. У нас может быть разная система аксиом, но логика одинакова и у Евклида, и у Лобачевского, и в Тернополе, и в Донецке. У них же нет той самой логики, которая отличает людей от зомби.

Это очень странное ощущение, когда перед тобой человек, сохраняя внешне человеческий облик и человеческие повадки, в самом глубинном смысле ведет себя не по-человечески».

В последних двух примерах, мы имеем дело с тем, что Оруэлл назвал «двоемыслием» или «покорением действительности». Как в книге Оруэлла, так и в советской и сегодняшней российской жизни двоемыслием в совершенстве владели люди приближенные к власти (или стремящиеся к ней приблизиться), поскольку от этого собственно зависела их карьера и материальное благополучие.

Таким образом, когнитивный стиль человека с ТПК включает в себя паттерны игнорирования информации, которая может вызвать ощущение нелояльности к госвласти, либо, если оно даже возникает, субъект избегает обсуждать его и вызвавшие его инциденты с другими людьми, либо факты, которые могли бы вызвать нелояльность, перетолковываются в выгодном для текущих представителей госвласти свете. Что касается избегания и игнорирования тревожной информации, то здесь можно провести параллель с воспоминаниями Бруно Беттельхейма о пребывании в нацистском концлагере: «Чтобы выжить, приходилось активно делать вид, что не замечаешь, не знаешь того, что СС требовало не знать. Одна из самых больших ошибок в лагере — наблюдать, как измываются или убивают другого заключенного: наблюдающего может постигнуть та же участь». Весь Советский союз, по сути, был большим лагерем, только с мягким режимом содержания. В нем были области, о которых рядовому гражданину знать было не положено, и которые если и обсуждались, то только шепотом. Что касается «двоемыслия», то, как уже говорилось выше, в первую очередь его использовали и используют люди, которые хотят заслужить милость власти. Хотя, вероятно, некоторыми индивидами оно может использоваться бессознательно и вполне бескорыстно просто для того, чтобы избежать внутреннего конфликта с самим собой. Таким образом, личность с тоталитарным комплексом подобна глине в руках гончара — она демонстрирует готовность менять свои мнения и убеждения, ориентируясь на требования властного авторитета. Еще в середине прошлого века Ханна Арендт отметила: «<…> Если существует такое явление как тоталитарная личность или ментальность, то ее характерными чертами несомненно будут исключительная приспособляемость и отсутствие преемственности во взглядах».

В плане специфических особенностей мышления людей, так или иначе переживших тоталитарную травму и не переработавших ее, можно также отметить поверхностность суждений, паралогичность и даже цинизм («Сталин был гениальный менеджер», «без ГУЛАГа как можно было провести индустриализацию?»). Причем в том, что не касается общественно политических тем, мышление человека может быть совершенно адекватным.

Выученная беспомощность человека с ТПК проявляется в том, что даже если индивид чувствует недовольство или возмущение в отношении поведения властей, он всячески избегает активных действий, приводя для оправдания своей позиции различные объяснения. Наиболее распространенные из них: «Митинги никогда ничего не решали», «Не надо ходить ни на какие собрания и не надо подписывать никакие петиции! А то попадешь на карандаш в ФСБ!», «Не надо злить власть, а то она будет еще более жестокой», «Ну подумаешь, ограничивают свободу слова и свободу творчества, „Тангейзер“ этот запретили, директора уволили с режиссером. Режиссер то все равно был бездарный!.. Ну, погорячились власти немного. Само как-нибудь рассосется. Вот если мне работать запретят, вот тогда я в партизаны пойду!» Впрочем, эти реакции становятся вполне понятными, если мы вспомним опыты М. Селигмана и модели поведения узников концлагерей, которые своими действиями действительно ничего не могли изменить во внешней ситуации.

Далее то, что касается идентификации с агрессором и замещения объекта агрессии. Взаимоотношения масс населения и тоталитарных правителей совершенно аналогичны отношениям заложников и террористов. Например, можно вспомнить отношение значительной части населения к узникам Болотной и к внесистемной оппозиции. Обычному обывателю достаточно безопаснее чувствовать гнев и возмущение по отношению к Антикоррупционному фонду и оппозиционеру Алексею Навальному, который не сделал им ничего плохого, чем к коррумпированным чиновникам, которые отбирают у него деньги, но от которых он зависит. Смещение агрессии на замещающие объекты приводит, в том числе, к самодеструктивности. По данным соцопросов в последние годы растет число россиян положительно относящихся к Сталину и оправдывающих сталинские репрессии. Видимую парадоксальность и гротескность этого явления высветила Ханна Арендт: «Самое тревожное в успехах тоталитаризма — это скорее уж истинное бескорыстное самоотречение его приверженцев. Оно еще доступно пониманию, когда нацист или большевик неколебим в своих убеждениях, видя преступления против людей, не принадлежащих к движению или даже враждебных ему. Но изумляет и потрясает то, что он, вероятно, тоже не дрогнет, когда это чудовище начнет пожирать собственных детей, и даже если он сам станет жертвой преследования, если его ложно обвинят и проклянут или вычистят из партии и сошлют в принудительно-трудовой или концентрационный лагерь». В целом, идентификация с агрессором у лиц с ТПК приводит к такой черте как садомазохизм и ее проявлениям в виде гетеро- и аутодеструктивности.

Идентификация с агрессором, кроме возможности отвести от себя прямую агрессию власти, дает и внутренние психологические бонусы. В частности, это вера в то, что ты причастен к великой исторической миссии построения нового общества, расширению коммунистического лагеря или защите мира от глобалистских посягательств США, да и просто ощущение, что ты сливаешься с огромной, мощной, неодолимой силой. Как уже говорилось выше, потребность отказаться от своей индивидуальности и слиться с обожествляемым лидером или анонимной силой толпы является главным психологическим основанием тоталитарных сообществ.

Москва. Физкультпарад, 1937 г.

Москва. Физкультпарад, 1938 г. Фото Э. Евзерихина

Первомайская демонстрация в СССР

Отметим еще одну черту характерную для людей получивших воспитание в тоталитарном и посттоталитарном обществе — слабую способность к кооперации. По сути, она вырастает из атомизированности общества, когда каждый индивид заботится только о своих личных интересах и интересах своего ближайшего семейного окружения.

Кроме того, если возвращаться к отечественной истории прошлого века, то в Советском союзе не приветствовалась инициатива не санкционированная сверху. А уж о политической самоорганизации не приходилось и говорить. Это объясняется логикой существования тоталитарных режимов — любая автономная самоорганизация людей является угрозой тотальности власти. Х. Арендт подчеркивала, что тоталитарные движения — это массовые организации атомизированных, изолированных индивидов. Как уже упоминалось выше, с точки зрения Х. Арендт, целью массовых, непонятных в логике своей направленности репрессий как раз и было создание разобщенного, атомизированного, совершенно управляемого общества. Для этого и формировалась ситуация, в которой люди чувствовали, что никому нельзя доверять, и не у кого искать помощи в случае произвола государства. В советских и постсоветских людях поражает абсолютная, практически рефлекторная безропотность перед властью и неспособность самоорга-низовываться для защиты своих прав. Х. Арендт писала: «Возможно, в будущем будут найдены такие законы психологии масс, которые смогут объяснить, почему миллионы людей, не оказывая сопротивления, позволяют отправить себя в газовые камеры, хотя эти законы объяснят не что иное, как разрушение индивидуальности. Важнее, что приговоренные к смерти очень редко предпринимали попытки взять с собой одного из своих мучителей, что в лагерях едва ли были серьезные бунты и что даже в момент освобождения было лишь несколько самочинных избиений эсэсовцев».

Возможно, что именно формирование нового тоталитарного типа человека и привело к тому, что на позднем этапе в СССР методы управления стали намного более мягкими. Контроль осуществлялся преимущественно методами пропаганды, посредством массовых общественных организаций (пионерская организация, комсомол, партия, профсоюз), осуществлявших кроме того функцию социального фильтра, и точечными репрессивными мерами против тех, кто осмеливался открыто высказывать свое несогласие. Сходную тенденцию к смягчению методов правления мы можем наблюдать и в эволюции тоталитарного режима в КНР.

Что касается постсоветского россиянина, то и время войны всех против всех в лихие 90-е годы вовсе не способствовало сплоченности людей. Поэтому неудивительно, что постсоветский человек вскоре почувствовал ностальгию хотя бы по поверхностной сплоченности брежневского СССР и сопутствующей ей объединяющей идеологии.

В общем-то, вполне очевидно и по-человечески понятно, что подавляющее большинство людей живет отнюдь не ради политики, и жизненные силы и радости черпает отнюдь не в ней, а в своей личной частной жизни. Политика начинает волновать их, когда она нарушает или угрожает этой их частной жизни. По аналогии с тем, что человек начинает заниматься здоровьем, когда понимает, что заболевает или может заболеть. Как известно в странах с давно функционирующей демократией, в целом, гражданская активность, в общем-то, находится на низком уровне (недавний пример это референдум в Нидерландах по поводу ассоциации Украины в ЕС, явка избирателей на который составила 32 %). Всплески гражданской активности как правило носят волнообразный характер, и возникают, когда граждане ощущают, что правительство игнорирует их интересы. Ужас же ситуации связанной с современным постсоветским россиянином заключается в том, что он сохраняет индифферентность, даже когда государство напрямую вторгается в его частную жизнь. Для подавляющего большинства гражданская политическая активность является полностью парализованной. И другие способы поведения в современном постсоветском социуме являются исключениями.

Вот как сказал о тотальном страхе, социальной обусловленности и свободе художник Павел Павленский: «Боюсь я того же самого и так же, как и все из 146 миллионов, кто обусловлен тем же социальным рефлексом. И всем, кто разделяет мои взгляды, я бы сказал только о том, что мы должны пересмотреть наше отношение к животному инстинкту страха. С помощью этого инстинкта аппараты власти управляют нами и лишают нас жизни. Лишают и буквально заставляют изнашиваться в режиме рабоче-выходного дня. И лишают нас той формы существования, которую мы бы выбрали, обладай мы такой свободой. Этот животный инстинкт страха несет для обществ и отдельного человека гораздо больше зла, чем все „Лубянки“ и империалистические государства вместе взятые. Он держится на бездумном желании избежать сиюминутной опасности, но делает неизбежным столкновение с ней в будущем. Этот инстинкт работает против нас, он позволяет угрозе разрастись до столь неимоверного состояния, что с ней уже ничего поделать будет нельзя».

Резюме

Таким образом, в этой части я постарался показать, что первоначально со стороны психологических факторов к становлению тоталитарных режимов приводят, прежде всего, авторитарные предиспозиции личности. В традиционном обществе авторитарный тип личности является, по всей видимости, вполне нормальным, но в обществе, вышедшем на качественно новый уровень технологического развития авторитарный стиль восприятия, мышления и поведения становится потенциально опасным, поскольку возможность расширения границ применения власти в этих условиях значительно увеличивается. На втором месте, по всей видимости, стоят ситуативные факторы, такие как стресс переживаемый обществом в определенный период. Как показали психологические исследования и исторический опыт, люди намного охотнее соглашаются на авторитарное или тоталитарное правление, когда чувствуют, что находятся в кризисе и не знают, что делать. Однако после своего утверждения, тоталитарный режим начинает уже собственную, новую жизнь, зачастую совсем не такую, какой она виделась его прежним сторонникам. Он сам начинает очень активно и агрессивно переформатировать сознание своих подданных, что в последующем и способствует его сохранению и воспроизведению. Стабильный выход общества из авторитарно-тоталитарной системы отношений могут обеспечить не проводимые сверху мероприятия, а только изменения в сознании людей.

 

Часть 4. СМИ в постсоветской России: информирование или контроль сознания?

 

Информирование людей и манипулирование массовым сознанием, хотя и могут иметь внешнее сходство, но преследуют совершенно разные цели и используют разные методы. В середине 20 века появились термины «промывание мозгов» и «контроль сознания». Согласно определению, предложенному Филиппом Зимбардо, контроль сознания — это процесс посредством которого индивидуальная или коллективная свобода выбора и действия подрывается посредством агента или агентов, которые модифицируют или искажают восприятие, мотивацию, аффект, познание и/или поведенческие результаты. Зимбардо указывал, что в нем нет ничего магического или мистического, а есть процесс, который включает в себя набор базовых социально-психологических принципов. Конформность, уступчивость, убеждение, диссонанс, реактивность, возбуждение, вызванное виной и страхом, моделирование и идентификация являются одними из главных ингредиентов социального влияния, которые хорошо изучены в психологических экспериментах и полевых исследованиях. В определенных комбинациях, они создают мощный тигель экстремальных психических и поведенческих манипуляций.

В этой главе я постараюсь проанализировать, каким образом СМИ могут использоваться для контроля сознания людей, и имело ли место такое их применение в России с начала 00-х годов.

 

«Вторая реальность» СМИ

Идея о том, что масс медиа не столько отражают действительность, сколько создают свою собственную не нова. В начале 90-х годов знаменитый французский философ Жан Бодрийяр высказал идею о том, что телевидение создает гиперреальность, продуктом которой являются симулякры, другими словами образы не существующих в реальности объектов. В частности, мы не знаем, стоит ли что-нибудь в реальности за картинкой, которую видим по телевизору. Так в работе «Войны в заливе не было» философ высказывал мысль, что война с Ираком за освобождение Кувейта в 1991 году, носила преимущественно виртуальный характер.

В те же 90-е годы известный немецкий социолог Никлас Луман ввел термин «вторая реальность» масс медиа. «Второй реальностью» он называл то, что постигается как нечто независимо существующее, но на самом деле является просто конструкцией, порожденной масс медиа. С его точки зрения, масс медиа не отражают, а конструируют реальность.

В 1999 году в России вышел роман Виктора Пелевина «Generation «П». В романе с присущей Пелевину гротескностью повествуется о процессе создания фальшивой телереальности политической жизни России и ее лидеров при помощи компьютерных технологий. Сходная фабула развивалась им ранее в романе «Омон Ра» (1992), в котором он описывал, как средствами телевидения эмитировался выход советских космонавтов на Луну. Но в 90-е годы это воспринималось всего лишь как фантастика и литературный стеб. Хотя технологии создания фальшивок с помощью подручных средств, известны журналистам уже давно, воплощение пелевинского предвидения в реальность произошло только в настоящее время, когда компьютерные технологии позволили легко производить фейковые образы и тиражировать их в неограниченном количестве. Именно таким способом телевидением был создан симулякр фашистской Украины и гражданской войны в ней.

С другой стороны, компьютерная сеть интернет сделала для обычного пользователя доступной ту информацию, которая ранее была для него закрыта. Стали даже поговаривать, что интернет превратил земной шар в одну большую деревню. Уже упоминаемый нами Н. Луман полагал, что эта тенденция поставит под сомнение авторитет экспертов, т. к. благодаря компьютерным технологиям каждый будет способен перепроверить их высказывания. Тем не менее, реальный опыт показал, что этот прогноз пока что не осуществился: большинство людей отнюдь не стремятся перепроверять информацию. В частности, сенсацией стало сообщение Крэга Силвермана, разработавшего программу Emergent, который продемонстрировал, что слухи и различные материалы, основанные на неподтверждённых фактах и фейко-вых источниках, получают в социальных сетях большее распространение, чем статьи с их последующим опровержением.

Стало уже само собой разумеющимся утверждение, что СМИ в современном обществе играют чрезвычайно важную роль (хотя в демократическом и авторитарно-тоталитарном обществе эти роли существенно различаются). Самая главная опасность, связанная со СМИ, при любом политическом режиме — это использование их в целях манипулирования общественным сознанием, с целью принудить людей действовать или бездействовать вопреки их собственным интересам. В. П. Пугачев и А. И. Соловьев, говоря об использовании СМИ в целях манипулирования массовым сознанием пишут: «Манипулирование основано на лжи и обмане. Причем это — не „ложь во спасение“, а корыстные действия. Без должной борьбы с манипулированием оно может стать главной функцией СМИ и свести на нет официально провозглашаемые государством демократические принципы. Требуя большей гибкости в политике, манипулирование как способ социального управления имеет для его субъектов ряд преимуществ по сравнению с силовыми и экономическими методами господства. Оно осуществляется незаметно для управляемых, не влечет за собой прямых жертв и крови и не требует больших материальных затрат (курсив мой — А.Г.), которые необходимы для подкупа или успокоения многочисленных политических противников». И хотя манипулирование сознанием с помощью СМИ имеет место при любом политическом устройстве, при тоталитарном режиме контроль над сознанием граждан является их основной задачей.

 

Изменения положения СМИ в постсоветской России

90-е годы прошлого века уникальны еще и тем, что они ознаменовались небывалой не только в СССР, но и в России за всю ее историю свободой распространения информации, в том числе в СМИ. Исчез существовавший долгие десятилетия государственный контроль над средствами массовой информации и была полностью отменена цензура. Что касается нового законодательства, то в 1993 году вышли указы и постановления Президента РФ Б. Н. Ельцина «О защите свободы массовой информации», «О мерах по защите свободы массовой информации в Российской Федерации». Появились сотни новых газет, журналов, в том числе в регионах, телеканалов и радиостанций. Открылись частоты FM-диапазона, которые были запрещены в советское время. В 1990 году начала работу первая в России коммерческая радистанция «Европа Плюс», в 1992 году радиостанция «Радио России — «Ностальжи» и радиостанция «Надежда». Российские слушатели получили возможность прослушивать программы Би-Би-Си, «Голос Америки», «Немецкая волна» в качественном звучании. В России стал развиваться Интернет.

Возможно, с точки зрения внешнего наблюдателя это выглядело даже как некий перебор — прилавки газетных лотков в переходах метро были завалены желтой прессой, газетными эротическими и эзотерическими изданиями. Но с другой стороны, это свидетельствовало о свободе, возникшей в издательской и журналистской деятельности.

Появились высокопрофессиональные массовые издания проправительственной и оппозиционной направленности. Наряду с ними существовали независимые издания. К их числу в то время относились «Аргументы и факты», «КоммерсантЪ», «Комсомольская правда», «Общая газета» и др. В Россию легально вернулись эмигрантские издания, находившиеся под запретом в СССР.

Главным фактором работы СМИ в 90-е стал частный капитал. Так с 1993 года началась работа частных телеканалов ТВ-6 «Москва» и НТВ. В 1995 году первый канал «Останкино» был реорганизован в акционерное общество закрытого типа ОРТ (Общественное Российское ТВ).

В результате, к концу 90-х сложилась система телевизионных СМИ, включающая в себя как государственные, так и негосударственные каналы. Государству принадлежали каналы РТР и «Культура». В холдинг В. Гусинского «Медиа-мост» входили НТВ, «НТВ-плюс», «НТВ-кино», «ТНТ» и др. Б. Березовский был владельцем контрольного пакета акций каналов ОРТ и «ТВ-6». Телеканал «Столица» и «ТВ-Центр» принадлежали правительству Москвы.

Хотя, возможно, в 90-е годы продукция еще не всех СМИ отличалась высоким профессиональным качеством (во всяком случае, сточки зрения рядового потребителя), но, тем не менее, они отражали самые разные точки зрения, существовавшие в обществе.

Ситуация стала кардинально меняться после прихода к власти Путина. Начало 2000-х ознаменовалось скандалом вокруг телеканала НТВ, который закончился его национализацией, изменением кадрового состава и редакционной политики; убийствами журналистов, наиболее резонансными из которых стали убийство Анны Политковской, писавшей о чеченской войне и критиковавшей президента Путина, и Пола Хлебникова, главного редактора русской редакции журнала «Форбс», в своих публикациях критиковавшего политическую практику и методы ведения бизнеса в России; вынужденным закрытием независимых информационных изданий. В зарубежных СМИ стали появляться сообщения о том, что Путин контролировал федеральные телеканалы накануне выборов 2004 года. В настоящее время в большинстве центральных каналов государство владеет контрольным пакетом акций.

Что касается печатных изданий, считавшихся в 90е годы независимыми, то газета «Аргументы и факты» в 2014 году была куплена мэрией Москвы. «Комсомольской правдой», которую критики стали относить к желтой прессе, владеет Григорий Берёзкин, председатель совета директоров группы «ЕСН» близкой к РАО РЖД. Летом 2014 года журналист Маша Гессен говорила, что представители СМИ, которые раньше были известны «беспощадной независимостью», пошли на компромисс с властями. Число открыто антикремлевских обозревателей радиостанция «Эхо Москвы» аккуратно «уравновешивали» про-кремлевскими или националистическими обозревателями и часто «согласовали их точное соотношение» с самим Кремлем. Издание «Новая Газета» находилось под «патронажем» московского мэра и в обмен не обсуждала городскую политику. На совместной конференции президентского Совета по правам человека и Общественной коллегии по жалобам на прессу в мае 2015 года Владимир Познер сказал, что «сегодня в России на пальцах одной руки, максимум двух можно посчитать, сколько есть реальных независимых СМИ». Он констатировал, что есть «псевдонезависимые СМИ, например «Эхо Москвы».

По имеющимся статистическим данным, число журналистов, воспринимающих себя независимыми, с 1992 по 2008 год сократилось в России в три раза (с 60 % до 20 %), а в 2011 году только 14 % российских журналистов заявляли об отсутствии ограничений для своей профессиональной деятельности. Согласно рейтингу организации Freedom House в отношении свободы прессы, Россия в 2005 году уже являлась полностью несвободной страной, заняв 158 место из 194 (из стран бывшего СССР ниже её были поставлены только Белоруссия, Узбекистан и Таджикистан). В рейтинге свободы прессы, который ежегодно составляется организацией «Репортеры без границ», Россия в 2014 году занимала 148 место, а в 2015 опустилась на 152-е. Более низкие показатели свободы СМИ в Европе имели место только в Белоруссии.

События, знаменующие дальнейшее наступление на свободу слова в России и ограничения свободы прессы, уже после президентских выборов 2012 года — это закон, разрешающий досудебную блокировку сайтов Роскомнадзором, закон о приравнивании популярных блогеров к СМИ, статья об оскорблении чувств верующих в УК РФ, отключение телеканала «Дождь» и «ТВ-2» в Томске (по словам М. Гессен, самый простой способ «убить» СМИ, «это отключить его от сети»), увольнение профессора Андрея Зубова из МГИМО за публикацию статьи в «Новой газете», отражающую его точку зрения, закрытие татарского телеканала ATR, уголовные преследования граждан за репосты в социальных сетях. Обычной практикой являются нападения на журналистов, а также давление на руководителей СМИ, касающееся редакционной политики.

Таким образом, с начала 2000-х годов в России целенаправленно создавалась информационная «Матрица».

В то же время, любопытной особенностью ситуации с масс медиа в современной России является то, что скрытая цензура и самоцензура сосуществуют с формально декларируемой свободой слова и печати, и главное относительной свободой высказывания, которая была бы немыслима в СССР даже в период «хрущевской оттепели». В своих публикациях Эдуард Радзиховский и Юлия Латынина обращали внимание на то, что в современной России парадоксальным образом сочетаются доступность любой информации и антидемократическая форма правления. Сторонники путинского режима нередко предъявляют такой аргумент его критикам: если в нашей стране тоталитарный строй, то почему вы до сих пор на свободе? Ю. Латынина так прокомментировала парадоксальность этой ситуации:

«В советское время диссиденты (и КГБ) считали, что стоит донести до большинства правду — и режим рухнет. Если все прочтут «Архипелаг ГУЛАГ», то — все. Неототалитарные власти поняли простую истину. В современном обществе, как и тысячу лет назад, свободным, увы, является только меньшинство. Если большинству сказать по телевизору, что солнце вращается вокруг Земли, то большинство в это поверит. Тем более что и без всякого телевизора так считают 36 % россиян. Если большинству сказать по телевизору, что гены бывают только в генно-модифицированных продуктах, а в обычных продуктах генов нет, то большинство тоже в это поверит, тем более что и без телевизора так считают те же 36 % населения. Если еще нанять гореславских и дмитриев киселевых, чтобы они сказали, что Путин лично остановил солнце, и, соответственно, те, кто говорит, что это невозможно и что Земля вращается вокруг солнца, являются агентами проклятого Запада, то большинство населения без всякого принуждения и насилия в это поверит.

Вы хотели демократии? Вы хотели всеобщего избирательного права? Вы хотели услышать голос народа? Извольте расписаться в получении. Ну и что, что «Архипелаг ГУЛАГ» находится в свободном доступе, если большинство его никогда не прочитает?» Напомню, что под неототалитаризмом подразумевается форма правления, стремящаяся к тотальному контролю общества, но не использующая массовые репрессии.

Но все-таки, скорее всего, то, что власти в России позволяют себе сохранять видимость свободы слова, объясняется не только внутренней несвободой граждан, но и современными способами манипулирования сознанием, которые осуществляются посредством контроля государства над федеральными каналами теле- и радиовещания помноженному на гипнотическую силу современных технологий пропаганды. Методы массовой суггестии ушли далеко вперед по сравнению со временами Советского союза. Это и позволяет осуществлять незаметный, на первый взгляд, контроль сознания. Другие, негосударственные, источники информации не попадают в поле зрения большинства реципиентов или расцениваются ими как неавторитетные. В то же время, критики власти формально имеют право высказывать свою точку зрения, и даже могут оставаться до поры до времени безнаказанными, если не задевают особенно болезненные для чиновников струны. Хотя эта ситуация постепенно меняется, о чем свидетельствует увеличивающееся число уголовных дел за репосты информации в социальных сетях и ужесточение законодательства. Но, в целом, структура информационного вещания устроена таким образом, что точка зрения несогласных с политикой власти до большинства граждан (не проявляющих особой пытливости) просто не доходит.

 

Масс медиа и технологии пропаганды

Чтобы выйти из-под воздействия «Матрицы», для начала, нужно понять, как она работает. Это мы и попытаемся сделать далее. Согласно Герберту Блуме-ру можно выделить три основных способа, которыми пропаганда обычно достигает своей цели:

1. Простая подтасовка фактов и предоставление ложной информации. Так как суждения и мнения людей формируются теми данными, которые им доступны, то, очевидно, что пропагандист, манипулируя фактами, скрывая одни и искажая другие, может максимально способствовать формированию какой-то определённой установки.

2. Использование модели «внутри группы / вне группы». Когда две какие-то группы развивают острое чувство противостояния друг другу, происходит высвобождение сильных и иррациональных эмоций. Так как каждая из групп стремится воспитать установки преданности и альтруизма у своих членов и вселить в них резкие чувства ненависти и вражды к чужакам, то манипулятор, с помощью пропаганды, должен стремится заставить людей отождествить его взгляды с их внутригрупповыми настроениями, а противоположные взгляды — с их внегрупповыми установками.

3. Использование эмоциональных установок и предрассудков, которыми люди уже обладают. Если пропагандист сумеет связать свои взгляды с определенными благоприятными установками, которыми люди уже обладают, эти взгляды завоюют признание.

В многочисленных публикациях посвященных методам манипулирования массовым сознанием описываются общие принципы, а также множество частных пропагандистских приемов,,,,,. Несмотря на то, что разные авторы придерживаются разных идейно-политических позиций, методы манипулирования, описываемые ими, практически идентичны.

Ниже охарактеризуем некоторые из них.

Всеохватность. Это общий принцип, который был сформулирован еще Й. Геббельсом. В соответствии с ним пропаганда должна доходить до каждого. В Германии во времена Геббельса всеохватность достигалась прежде всего благодаря такому средству масс медиа как радио, в СССР того же периода первоначально ставку предпочитали делать на газеты. В современном обществе всеохватность обеспечивает телевидение, сеть интернет и посредники, о которых речь пойдет ниже. Новостные программы и политические пропагандистские фильмы демонстрируются на телевидении в прайм-тайм, чтобы достичь максимального охвата медиа аудитории.

В государствах, где тоталитарный режим имеет классические признаки, существует цензура. СМИ, представляющие мнения альтернативные официальным, запрещены, а их прослушивание (просмотр, чтение) наказывается. Однако в условиях «либерального» тоталитаризма удается достичь почти таких же результатов в области контроля сознания благодаря монополии государства на основные каналы вещания информации, и ограничиваться неявной, скрытой цензурой (у журналистов и СМИ, которые высказывают неодобряемые властью точки зрения, обычно возникают административные и другие проблемы).

Повторение. Этот принцип также использовался еще Геббельсом. Министр пропаганды Третьего рейха говорил: «Массы называют истиной информацию, которая наиболее знакома». Реализация этого принципа заключается в многократном повторении одного и того же месседжа. Тогда это послание запечатлевается в памяти аудитории и в дальнейшем используется ею без размышлений. Желательно максимально упростить фразеологию, для того чтобы максимально облегчить ее восприятие низко интеллектуальной публикой. Например, для того, чтобы убедить большую часть аудитории в том, что крымский референдум проведен в соответствии со всеми нормами международного права, в Киеве власть захватили фашисты, а на Донбассе каратели проводят карательную операцию, достаточно было просто многократно повторять эти тезисы. Подавляющее большинство реципиентов не проверяли, соответствуют ли эти высказывания фактам, а информация отложилась у них в подсознании, влияла и влияет на их взгляды и поведение.

Метод «40 на 60». Авторство и этого метода приписывается Геббельсу. Он заключается в том, что пропагандистское СМИ, имея дело с идейным оппонентом, 60 процентов своей информации дает как бы в интересах своего противника. Но благодаря таким способом заработанному доверию у оппозиционно настроенного реципиента, оставшиеся 40 процентов используются для эффективной дезинформации.

Воздействие через посредников. В широко известных исследованиях поведения избирателей проведенных в США еще в 1940—50-х годах было показано, что воздействие политической пропаганды было не прямым, а опосредованным через лидеров общественного мнения, которые влияли на других членов общества в процессе межличностной коммуникации. На основании этого был сделан вывод, что эффективное информационное воздействие на человека осуществляется не непосредственно от средств массовой информации, а через знакомых и авторитетных для него людей. Таким образом, неформальные личностные коммуникации являются для людей более значимыми, чем «официальные» сообщения СМИ. После получения информационного сообщения реципиент сознательно или подсознательно ищет совета у окружающих людей, прежде всего лидеров мнений своей группы, т. е. у ее высокоавторитетных членов, чьи взгляды и советы по определенным вопросам вызывают особое доверие. Нередко реципиент получает информационное сообщение непосредственно от этого авторитетного другого, и даже не задумывается о его первоисточнике. Например, довольно часто можно встретить людей, которые пафосно заявляют, что они не смотрят телевизор, что этого предмета вообще нет в их доме, но когда они начинают высказываться по социальным и политическим вопросам, то они практически дословно воспроизводят сообщения, звучавшие с телеэкранов.

Активизация эмоций. Еще одно из главных правил пропаганды заключается в том, что нужно обращаться не к разуму, а к чувствам человека. Интенсивность возбуждаемых эмоций может сильно варьировать, вплоть до эмоционального потрясения. Находясь на рациональном уровне человек, способен включить аналитическое мышление, выстроить систему контраргументов и защититься от пропагандистских сообщений. Но если пропаганда задействует сильные эмоции, рациональные контраргументы не срабатывают. Если человек поглощен драматическими эмоциями, его не убедить, например, в том, что украинским войскам летом 2014-го было совершенно не выгодно, можно сказать самоубийственно, обстреливать российскую территорию.

Простейший способ, которым сообщению можно придать нужный манипулятору эмоциональный посыл, это изменение интонаций. В голосе дикторов в 2014–2015 годах можно было услышать нотки гордости, если речь шла о встрече президента на высшем уровне, драматизма, когда речь велась о беженцах из Донбасса или перебоях в электроснабжении на Украине, праведного негодования, если упоминались западные санкции и высказывания западных государственных деятелей, сарказма, когда речь заходила о правительстве Украины или лидерах российской оппозиции.

Будничный рассказ, или зло с человеческим лицом. В противоположность предыдущему методу, цель этого приема — напротив, снизить эмоциональную значимость сообщения. Информация, которая может вызвать нежелательный для манипулятора эффект, произносится обыденным тоном, как будто ничего страшного не происходит. В результате критичность восприятия негативной информации снижается, происходит привыкание к ней. Так, например, диктор совершенно индифферентным тоном может сообщить о новом коррупционном скандале, или крупном хищении госсобственности, или наводнении, как бы давая понять, что ничего экстраординарного не случилось и беспокоиться не о чем, и этими вопросами уже занимается полиция или МЧС.

Информационная блокада. Смысл этого приема заключается в создании информационного вакуума по какому-либо вопросу. Информационной блокаде обычно подвергается информация о предстоящих и произошедших акциях оппозиции, выступлениях ее представителей. Событие либо попросту обходится молчанием, либо фото или видео картинка сопровождается фальсифицирующими суть происходящего комментариями. Так, например, в период акций протеста по поводу фальсификаций выборов большое количество людей в Москве вышло на улицы. Однако ведущая «Первого канала» объяснила это тем, что люди вышли из домов, потому что выпал снег. Для обеспечения информационной блокады выступления оппозиционеров в СМИ могут заменяться тенденциозными комментариями журналистов или вырванными из контекста репликами и видеофрагментами. Обычно представителю оппозиции не дают возможности высказать свою точку зрения в СМИ и ответить на критику.

Переориентация внимания. Прием родственный предыдущему. Цель его в отвлечении внимания от информации невыгодной манипулятору за счет переключения его на другие события. Например, диктор может говорить о беспорядках в Фергюсоне в штате Миссури и ни слова не говорить о росте курса доллара, евро и экономической ситуации в России.

«Держи вора». Цель данной манипуляции — тоже переключение внимания, но более специфичное.

В результате манипулятор хочет смешаться с преследователями либо продемонстрировать, что деятельность его преследователей и критиков совершенно излишня. ГосСМИ используют этот прием для дискредитации деятельности оппозиционеров и правозащитников. Например, периодическое освещение в СМИ коррупционных скандалов как бы дает понять, что государство в целом не тотально коррумпировано и систематически ведет борьбу с этим злом. Ту же функцию выполняют выступления государственных омбудсменов. Они как бы говорят: ситуация с правами человека под полным контролем и беспокоиться не о чем.

Односторонность освещения событий. В данном случае событие освещается намеренно односторонне, чтобы выставить в белом свете одну сторону и очернить другую. Так летом 2014 года российские СМИ регулярно сообщали о том, что ВСУ ведут огонь по жилым домам в Донбассе. При этом умалчивалось, что «ополченцы» устраивают огневые гнезда на крышах и в квартирах жилых домов, тем самым провоцируя эти обстрелы.

Эффект присутствия. Прием в свое время использовался нацистской пропагандой, а затем стал широко применяться в журналистской практике. Его суть заключается в использовании различных трюков для имитации реальности (постановка игровых сцен, спецэффекты при съемке, фото и видеомонтаж и пр.) Журналисты обычно используют его при изготовлении кадров репортажа с «места реального боя», в криминальной хронике, в «съемках» на акциях протеста и т. п. Иллюзия присутствия создает ощущение достоверности, оказывает сильное эмоциональное воздействие (позволяет реализовать прием активизации эмоций) и не допускает сомнений в подлинности события. Человек захвачен эмоциями, и ему не приходит в голову, что то, что он видит всего лишь дешевый трюк. На сегодняшний день технология создания фейков такого рода стала предельно простой: достаточно найти подходящую фотографию или видеоролик в сети Интернет и снабдить их нужными манипулятору комментариями.

«Очевидцы» событий». Методика по эффекту воздействия близкая к предыдущему приему. Журналисты находят якобы очевидцев событий, которые на камеру, создавая видимость искренности, рассказывают нужную манипуляторам информацию, выдавая ее за свою собственную. Имя подобных «очевидцев» обычно скрывается якобы в целях конспирации, безопасности свидетелей, тайны следствия и т. п. Прием обычно дает результат, т. к. воздействует на бессознательное людей, вызывая накал чувств и эмоций. В результате цензура и критические способности психики ослабевают, и она начинает пропускать ложную информацию. Как пример можно вспомнить историю про «распятого мальчика» из Славянска, или рассказ украинского военнослужащего, якобы бывшего свидетелем, того что малазийский Боинг был сбит украинским истребителем. Также перлом про-российской пропаганды стала Мария Ципко, получившая прозвище «Одесская плакальщица». М. Ципко представлялась журналистам жительницей Донбасса, выступающей против Майдана, беженкой из Киева, уехавшей из-за преследований бандеровцев, беженкой из Одессы, сотрудницей придорожного кафе из Луганска, пострадавшей от действий АТО, и рассказывала неправдивые истории,.

Информация о «распятом мальчике» позже была опровергнута самим же «Первым каналом». Однако известно, что, во-первых, опровержения зачастую оказываются незамеченными, во-вторых, как было выяснено в психологических исследованиях, первое сообщение оказывает более сильное впечатление, чем последующие, в-третьих, ложное сообщение уже оставило травмирующий эмоциональный отпечаток в психике и возбужденные эмоции должны быть куда-то канализированы.

Существует близкий по характеру прием, когда недобросовестный журналист вырывает из контекста реплики реального интервью, в связи с чем может радикально изменяться их смысл, или когда реальное интервью сопровождается сфальсифицированным переводом.

Психологический шок. Цель этого приема — вызвать резкую реакцию протеста и желание во что бы то ни стало наказать виновных. «Хороший» эффект в этом отношении дают описания жестоких издевательств, пыток, убийств женщин и особенно детей. Метод известен пропагандистам очень давно. Во время первой мировой войны британская пропаганда распространила слух, что якобы немецкие солдаты отрезали руки бельгийским младенцам. Как указывал Э. Фромм, это делалось потому, что на самом деле было мало фактов жестокости и недоставало «горючего» для разжигания ненависти к врагу. В анналы истории пропаганды также вошла история о распятом канадском солдате (очень созвучная с историей «распятого мальчика»). Якобы, весной 1915 года в битве под Ипром немецкие кавалеристы схватили троих англоязычных солдат и распяли их на деревянных каркасах. В центральной части распятия был канадский офицер. Эта история была опубликована лондонской газетой «Таймс» в статье под названием «Заклание канадского офицера». После тиражирования этой истории все солдаты Антанты были уверены, что ведут войну против изуверов. В 1918 году британский скульптор Ф. Д. Вуд создал скульптуру под названием «Канадская Голгофа». В 1919 году должна была состояться официальная выставка в Лондоне, на которой планировалось впервые показать эту скульптуру широкой публике. Но власти Германии потребовали убрать скульптуру или предъявить доказательства, что распятие канадского офицера действительно имело место. Инцидент закончился тем, что власти Британского Содружества распорядились убрать скульптуру с выставки. После этого скульптура не выставлялась вплоть до 1989 года.

Что касается других исторических примеров использования этого приема, то прежде чем напасть на Чехословакию, Гитлер приказал распустить слухи о жестоком отношении к немецкому меньшинству на ее территории; для того чтобы оправдать операцию «Буря в пустыне» в 1991 году был сделан телерепортаж, в котором из уст якобы обычной кувейтской девочки на чистом английском языке прозвучали «свидетельства» того, как иракские солдаты убивают кувейтских детей, разоряют кувейтские роддома, оставляя детей умирать лежа на холодном полу, хотя в действительности это было ложью.

Информация может быть достоверной, но при этом акценты смещаются с помощью манипулятивного комментирования в выгодную манипулятору сторону, подсказывая реципиенту, кто является настоящим виновником, либо используется прямая фальсификация. В качестве первого случая можно привести в пример подачу информации о пожаре в Доме профсоюзов в Одессе. Журналисты российского ТВ до какого-либо расследования сразу дали понять, что виновниками трагедии являются «Правый сектор» и сторонники Евромайдана. Пример второго случая — это тот же «распятый мальчик», беременная женщина, сгоревшая в Доме профсоюзов и пр. Такого рода информация оставляет у реципиента глубокую эмоциональную травму, которая затем надолго определяет его взгляды и восприятие происходящего, блокирует возможность объективного логического анализа: хотя «распятого мальчика» никогда не существовало, эмоции у телезрителя остались, более того они связаны с вполне определенной стороной конфликта.

Использование «лидеров мнений». В данном случае успех манипуляции массовым сознанием достигается благодаря тому, что при принятии решений и совершении действий индивид ориентируется на авторитетные для него фигуры. В качестве таких фигур могут выступать политики, ученые, артисты, спортсмены. В частности, весьма весомыми в современной России являются высказывания высших государственных чиновников и первого лица государства.

В качестве примера можно привести взаимосвязь между публичными высказываниями некоторых депутатов, государственных чиновников и лично В. В. Путина с процессом тихой, постепенной реабилитации сталинизма: Так в 2003 году областная дума Волгоградской области приняла проект закона «О переименовании Волгограда в Сталинград». В Госдуме эту идею взялся активно проводить депутат Алексей Митрофанов, в то время представлявший фракцию ЛДПР. Он добивался, чтобы решение о переименовании города было принято в канун 60-летия победы под Сталинградом, и даже изъявлял готовность лично найти средства на эту процедуру.

В 2004 году в преддверии 60-летия Победы в Великой Отечественной войне Путин подписал распоряжение о замене слова «Волгоград» на слово «Сталинград» на каменном парапете возле могилы Неизвестного солдата.

В последние годы о своем положительном отношении к Сталину и проводившейся им политике В. В. Путин стал говорить вполне открыто. В 2009 году будучи премьер-министром страны во время прямой линии, транслировавшейся по государственному телевидению, Путин воздал должное Сталину за превращение Советского Союза в промышленную сверхдержаву и за нанесение поражения Гитлеру во Второй мировой войне. Дословно он сказал следующее: «Очевидно, что с 1924 по 1953 год страна, которой тогда руководил Сталин, изменилась, превратившись из аграрной державы в индустриальную. Мы все прекрасно помним проблемы, особенно в завершающий период, с сельским хозяйством, очереди за продуктами питания и так далее… Но индустриализация действительно состоялась». Относительно человеческих потерь в период правления Сталина в том же выступлении Путин сказал: «Мы выиграли Великую Отечественную войну. И кто бы и что бы ни говорил, победа была достигнута. Даже если мы будем возвращаться к потерям, никто не может сейчас бросить камень в тех, кто организовывал и стоял во главе этой победы, потому что если бы мы проиграли эту войну, последствия для нашей страны были бы гораздо более катастрофическими».

Путин заявил, что деятельности человека, который явился инициатором массовых репрессий и создания системы лагерей ГУЛАГа, «невозможно давать оценки в целом».

Летом 2014 года, когда вновь возобновилась дискуссия о переименовании Волгограда в Сталинград, президент Путин вполне одобрительно высказался о такой возможности. В ноябре 2014 года нацлидер провел в Музее современной истории России встречу с молодыми преподавателями истории, собранными со всей страны, где выступил в защиту пакта Молотова-Риббентропа. 10 мая 2015 года на встрече с Ангелой Меркель он повторил свою точку зрения по этому вопросу. К знаменательным высказываниям национального лидера можно отнести публичную оценку Геббельса как талантливого человека («Он добивался своего, он был талантливый человек») и введение в обиход термина из «Майн Кампф» «национал-предатели». Из других высокопоставленных чиновников положительную оценку пакту Молотова-Риббентропа давал министр культуры Владимир Мединский. Он охарактеризовал его как замечательное достижение советской дипломатии. К последствиям такого рода высказываний я вернусь ниже.

В роли лидеров мнений, как уже говорилось, также выступают известные артисты и другие деятели культуры, известные ученые и спортсмены. Некоторые из них под давлением, а некоторые из собственного рвения хотят выразить почтение к власти. Можно вспомнить письмо деятелей культуры с поддержкой политики Путина в Крыму, выступление Кобзона и других певцов в «ДНР».

Сходную функцию выполняет присутствие таких персонажей в Государственной Думе. Своим присутствием они как бы оправдывают «справедливость» и приемлемость абсурдных, сомнительных с правовой точки зрения и антигуманных по сути законов, например, «закона Димы Яковлева» известного также как «людоедского закона» или «закона подлецов».

Создание ассоциаций. С помощью этого приема определенный объект или понятие в глазах общественного мнения связывается с чем-то таким, что воспринимается массовым сознанием как заведомо плохое, либо наоборот — очень хорошее. Для этой цели широко используются слоганы, визуальные и словесные метафоры, неологизмы, перечисление логически не связанных между собой, но эмоционально окрашенных атрибутов. Благодаря усилиям про-кремлевской пропаганды в СМИ и социальных сетях в 2014–2015 гг. сложились не существовавшие раньше, но ставшие привычными для российского обывателя ряды ассоциаций:

Путин — это Россия.

Либерал — гомосексуалист, фашист.

Оппозиционер — агент Госдепа, враг России, предатель, провокатор.

Киев — хунта.

Украина — национализм, фашизм, бандеровцы.

Европа — моральное разложение, геи, еврофашисты.

Америка — трусливые и коварные пиндосы; агрессор, стремящийся к мировому господству.

Обама — обезьяна.

Вариацией этого метода можно считать метод «гнилой селедки». Для того чтобы очернить определенного человека или группу людей подбирается максимально грязное и скандальное обвинение. Хорошо подходит педофилия, воровство, работа на иностранные спецслужбы. Как примеры можно вспомнить обвинения в адрес блогера Рустема Адагамова, дело Удальцова и Развозжаева, дело Кировлеса и Ив Роше против Алексея Навального.

Цель информационной компании не в том, чтобы доказать обвинение, а в том, чтобы связать имя человека с этим обвинением на эмоциональном уровне. «Дурной» запах начинает следовать за ним повсюду. Неважно были ли на самом деле у обвинения реальные основания или оно полностью вымышлено, но при упоминании имени человека автоматически возникают вопросы: педофил он или не педофил? мошенник или не мошенник? вор или не вор?

Подмена понятий. Прием заключается в использовании благоприятных определений для обозначения действий, которые манипулятор хочет представить в выгодном свете и наоборот. Так, например, по-лубандитские формирования, в своих высказываниях недвусмысленно угрожающие смертью оппозиционерам, могут называться «патриотами», а артисты, выступающие против войны на Украине «друзьями хунты».

Еще примеры: слово фашизм уже давно стало пропагандистским жупелом, утратившим связь со своим изначальным значением. Так югославская пропаганда использовала его по отношению к НАТО. Российские СМИ фашистским называли украинское правительство. А сторонники Украины в социальных сетях в ответ клеймили как фашистские путинский режим и пророссийские вооруженные формирования на Донбассе.

С другой стороны, участников военизированных отрядов в Донбассе прокремлевские СМИ называли «ополченцами», в то время как в соответствии с УК РФ эти люди подпадают под определение наемников (Ст. 359). Российская пропаганда присвоила украинскому правительству эпитет «хунта». В соответствии со словарем «Политика» под редакцией Д. Андерхилл хунта — это «военный совет, правящий страной после военного переворота». Поскольку данное правительство состоит из гражданских лиц, а военного переворота не было, название «хунта» совершенно не подходит к нему. Однако для пропагандистских целей, этот эпитет выгоден, т. к. привносит негативный эмоциональный оттенок. Как делают ТВ пропаганду на центральных каналах российского ТВ описано в статье Александра Орлова и Дмитрия Сидорова. Вот фрагмент интервью бывшего сотрудника ВГТРК:

«После пятничных летучек в Кремле руководители приезжали на канал, собирали самых приближенных и на двоих-троих проводили встречу. Обозначали все акценты, после этого все спускалось рангом ниже. Политика канала была абсолютно непроницаемой, и это тоже часть «холодной войны» — все было предельно закрыто, никаких открытых обсуждений.

«Хунта», «укропы», «бендеровцы» — это для ведущих, для тех, кто в кадре. Для них эти формулировки оттачивались на узких встречах. Я ни разу не слышал, чтобы они непосредственно звучали в их адрес из уст главного редактора. <…> Когда были первые минские встречи и шла речь, что будет какой-то мир, был запрет на использование слов «фашисты», «бендеровцы», «хунта». Потом ситуация откатилась обратно, и все возобновилось» [222]Сидоров Д. Как делают ТВ-пропаганду: четыре свидетельства: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.colta.ru/articles/society/8163
.

Метод «абсолютной очевидности», или одобрение мнимого большинства. Применение данной методики манипулирования массами основано на феномене конформизма. У человека исчезает критичность, если информация вызвала одобрение у других людей, особенно у большинства. Поэтому вместо того чтобы что-то доказывать, манипулятор подает то, в чем хочет убедить аудиторию, как нечто самоочевидное и потому безусловно поддерживаемое подавляющим большинством населения. Классическим способом реализации метода «абсолютной очевидности» или поддержки мнимого большинства является публикация результатов социологических опросов, демонстрирующих абсолютное общественное единство по нужному вопросу. Можно вспомнить результаты опросов, демонстрирующие 86 % и 89,9 % поддержки Путина. Этот прием активизирует такой социально-психологический феномен, основанный на внешнем конформизме, как спираль молчания — те, кто не согласен с поддерживаемой большинством «истиной» будут держать свое мнение при себе. Более податливыми в этом отношении оказываются менее образованные и менее состоятельные, а, следовательно, и более зависимые люди. В результате число «одобряющих» пропагандируемую таким образом точку зрения, будет расти чрезвычайно быстро. Результат воздействия СМИ на массы в России Борис Дубин комментирует следующим образом:

«Уже на первом и втором путинском сроке (и тем более на третьем, под псевдонимом, и на четвертом) страна превратилась в придаток к телевизору. Тогда исследователи общественного мнения осторожно, между собой, обсуждали, что, вообще говоря, мы изучаем эффект СМИ, а не общественное мнение, о котором не может быть речи. Сформировалось то, что мы тогда, не сговариваясь, начали называть большинством, а уже совсем недавно Кирилл Рогов назвал „сверхбольшинством“: специфическая опора для утвердившегося в стране типа президентства. Это некоторый новый тип массы, он отличается от массы, которую знали классики обществоведческой мысли и которая так пугала Ортегу-и-Гассета и других мыслителей. Сегодня масса рассеяна, она не может действовать в собранном виде как некий субъект, но ее вполне достаточно, чтобы поддержать руководителя. Начиная с маленькой кавказской войны 2008 года стало понятно, что эта виртуальная, рассеянная масса стала на самом деле силой. Когда начинаются реальные события, они готовы поддерживать, и поддержка вырастает до трех четвертей и даже до 80 %» [223]Дубин Б. Нам нести всю тяжесть расплаты: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://echo.msk.ru/blog/echomsk/1385457-echo/
.

Особо следует отметить особенности воздействия такого канала передачи информации как современное телевидение,,:

Телевизионное вещание приводит к перегрузке сенсорных систем человека. Оно представляет из себя большое количество быстро сменяющих друг друга изображений («давление визуальности»), поэтому достаточно быстро наступает утомление и психика начинает пассивно, без всякого анализа, впитывать любую транслируемую информацию. Процесс внедрения информации в подсознание еще более облегчается, если человек включает телевизор «для фона» и воспринимает идущие телепередачи как «белый шум», т. к. в этом случае не работает никакая сознательная защита.

Специалисты работающие на телевидении стараются усилить эффект воздействия телевещания модулируя такими параметрами как громкость, яркость, скорость. Это вынуждает зрителя к быстрому переключению внимания, лишает его возможности сконцентрироваться. Во время просмотра телепередачи невозможно сделать паузу, чтобы обдумать полученную информацию.

Телевидение апеллирует, прежде всего, к эмоциональной сфере, поэтому выдает эмоционально окрашенную информацию. Чем больше эмоций, тем больше шанс, что реципиент эту информацию запомнит. В пропагандистских передачах накал эмоций доходит до очень интенсивного уровня. При этом в большей степени эксплуатируются негативные эмоции, такие как страх, негодование, возмущение, «праведный гнев». Естественно, что эти эмоции направляются на тех, кому пропагандистами предназначен образ врага.

Телевидение создает иллюзию реального присутствия на месте событий. О технических приемах, которыми это достигается, уже говорилось выше. Также оно создает иллюзию реального общения, например, с «очевидцами». В результате человек перестает нуждаться в личном общении с другими людьми, а если и общается, то телевидение, вследствие созданного эффекта правдоподобия, у него пользуется большим кредитом доверия. Собственно это и объясняет тот феномен, что люди верили телепропаганде, но не верили своим друзьям и родственникам, которые жили на Украине и являлись реальными очевидцами событий.

Представление информации через СМИ, в том числе при телевещании, носит мозаичный характер — используется метод дробления, в результате которого она выдается без логических связей или используются очень короткие логические цепочки. Постоянный зритель телевизионных программ перенимает подобный способ переработки информации и перестает искать логические взаимосвязи. Поэтому телезритель становится нечувствительным к явным противоречиям, которые допускаются при освещении событий. Например, власть в Украине захватили националисты/нацисты, но националистическая партия «Свобода» заняла в Верховной раде только 6 мест. Россия не участвует в конфликте на Донбассе, там нет российских военных и российского оружия, но у «ополченцев» откуда то появляются «Грады», танки и боеприпасы к ним. Конечно, нечувствительность к такого рода противоречиям объясняется не только технологией пропаганды, но и тем, во что людям хочется верить, а во что нет. Именно поэтому пропаганда может искусно использовать имеющиеся у людей стереотипы и перенаправлять энергию их эмоций в нужное ее заказчикам русло. А на сегодняшний день, с помощью компьютерных технологий и телевидения можно создать любой нужный пропагандистам медиа образ, любое утверждение можно доказать и любое утверждение можно опровергнуть. Нет никакой реальности, которую нельзя было бы сконструировать. Приведем отрывок из интервью журналиста, освещавшего события на Украине весной 2014 года, приведенного в уже упоминавшейся статье А. Орлова и Д. Сидорова: «Когда мы работали над Музычко, покойным Сашей Билым, одной девушке-стрингеру мы представились как американский канал, а не как российский. Сказали, что мы хотим показать, что он живой человек, что он хороший и за хорошее. В общем, откровенно обманывали.

Мы перепугались: если Музычко увидит то, что мы выпустим, он эту стрингершу просто убьет железной палкой по башке — и все.

Людей, которые занимались Майданом, было сложно поймать для съемок, но эта женщина-стрингер была лично знакома с Музычко и смогла с ним договориться, поймала между одним мероприятием и другим. Он, естественно, рассказывал о себе с хорошей стороны, но если вы имели дело с монтажом, вы понимаете, что всегда можно вырезать и смонтировать как нужно. Нам сильно помог его бэкграунд: на общедоступных видео он вел себя очень по-бандитски, ходил с автоматом к чиновникам, хватал их за галстуки. Мы это все поставили встык с его речью, где он со своей угрожающей шрамированной головой рассказывает, какой он белый и пушистый, как он любит ходить на рыбалку, белочек и свою любимую. Вдобавок ко всему этому раскопали видео, где некий человек, очень издалека похожий на бедолагу Музычко, лежит на полу перед девушкой в кресле, которая бьет его в лицо каблуком черного сапога, такое садомазо. Его мы тоже вставили встык между кусками, где он особенно распинается в своей белости-пушистости; получился портрет совершеннейшего маньяка».

В качестве особого жанра современного российского телевидения следует выделить «документальные» фильмы, преследующие пропагандистские цели. Автор интересного аналитического обзора, посвященного советским и российским пропагандистским фильмам Владислав Моисеев отмечает, что новая волна российской пропаганды ознаменовалась серией фильмов, корректирующих представление зрителя о том, что происходит в современной политической жизни страны. Далее приведем основные положения сделанного им обзора, касающиеся пропагандистского кино 2012–2014 годов, транслируемого на телевидении:

Первопроходцем новой волны пропаганды стал фильм «Анатомия протеста» (2012) снятый телекомпанией НТВ, посвященный оппозиционному протесту. Гпавный образ, символизирующий современную российскую оппозицию — это толпа людей, дерущихся за печенье. Этот образ стал крылатым и легендарным. Так была реализована пропагандистская мысль о том, что гражданская активность на самом деле корыстна, беспринципна и мелочна. Яркие образы «Анатомии протеста» призваны, скорее, шокировать, создать устойчивую и запоминающуюся «картинку». Кадры с печеньем, раздачей денег массовке и т. п. настолько идут в разрез с идеологией оппозиционеров, что просто обескураживают зрителей и низвергают сторонников протеста.

Видеоряд фильма очень агрессивен и динамичен. Часто оказывается сложным уловить связь очередного кадра-разоблачения с предыдущим: они превращаются в калейдоскоп, сложно сконцентрироваться на каком-то одном обвинении, так как все они одинаково яркие, фрагментарные и бездоказательные. Многие слова в фильме вырываются из контекста, монтируются и приобретают новые смыслы, но эффектность показанного оказывается важнее достоверности. Оппозиционеры показаны в крайне непривлекательных позах, которые зацикливаются для создания комичного эффекта. Слово «провокаторы» становится синонимом «оппозиционеров». В «Анатомии протеста» возвращается идеологическая парадигма «Мы — они». Абстрактное закадровое «Мы» выступает на стороне нынешнего президента Путина и приобщает к этой позиции зрителя. «Они» — это оппозиционеры, курируемые Госдепом США. Их митинги не в пример путинским — жалкие, малочисленные и собранные с помощью массовки. Главный инструмент этого пропагандистского фильма — активация ненависти, запрограммированной со времен Холодной войны. Важным оказывается не столько то, что оппозиция проплачена кем-то, важно, что этот кто-то — бывший идеологический противник. Еще одно нововведение, используемое авторами — это монтаж, вырывание из контекста одних фраз и замена другими. Также авторы популяризируют технику «скрытой камеры», ранее практически не употреблявшуюся пропагандистами. Информационные источники фильма сомнительны: изюминка «Анатомии протеста», съемка проплаченной оппозиционной массовки — это постановочная съемка, режиссированная авторами фильма. Фильм «Анатомия протеста» был дважды показан в прайм-тайм телеканала НТВ. Впоследствии было снято не менее фееричное продолжение фильма.

Существенно важным является то, что второй фильм стал формальным поводом для ареста оппозиционных активистов Сергей Удальцова и Леонида Развозжаева. Собственно фильм ознаменовал начало не только информационной войны с оппозицией, но и войны с использованием исполнительной и судебной системы.

Еще одним ярким образчиком новой волны пропаганды стал фильм Аркадия Мамонтова «Провокаторы» (2012), посвященный панк-феминистской группе Pussy Riot. Фильм состоит из трех частей, в которых Мамонтов последовательно объясняет истинные причины и смыслы панк-молебна. Видеоряд «Провокаторов» менее агрессивен и менее динамичен, чем в «Анатомии протеста», и претендует на некую аналитичность. Однако анализ строится пристрастно, автор находится на стороне следователя и с ним отождествляется, а из анализа следуют только негативные выводы. Осужденные феминистки показаны растерянными, уставшими, с ними не ведут диалог — их допрашивают, то есть автоматически ставят в позицию слабого. Панк-молебен представлен как демоническое действо: видеоряд то замедляется, то кадрируется, то с помощью нехитрой обработки на кадры акции наползают черные змеи — символ дьявольского замысла и кощунства, провокации.

До и после фильма в формате ток-шоу гости Аркадия Мамонтова — преимущественно христиане, разделяющие его позицию, осуждают и распекают художниц-феминисток. Другой стороне конфликта полноценно слова никто не дает ни в студии, ни в фильме.

Несмотря на то, что фильм Мамонтова — это авторский проект, субъективное видение, в тексте постоянно присутствует «Мы». Это «Мы» ассоциативно продолжается в «православные» и сливается в «Мы-православные». Противостоят константе «Мы-православные» пренебрежительно произносимые «кощунницы», «одержимые люди с богохульными лозунгами» и «провокаторы». «Церковь», «молитва», «бог» — все эти слова произносятся благоговейно и умиленно, робко и под торжественную музыку. Слова «дьявол», «провокатор», «кощунницы» произносятся с ненавистью. Панк-молебен «Богородица, Путина прогони» характеризуется как преступление против духа. «Что делать будем, люди?» — задается вопросом закадровый голос. В этом обращении заложено противопоставление «Мы — они». Мы — зрители, православные, и голос этого «Мы» имеет значение для автора. Если же зритель, например, не разделяет авторскую позицию или не относится к православным, то есть он смотрит, но не отождествляет себя с «Мы», его голос автоматически перестает быть важным, а сам он перестает быть тем, к кому обращаются как к человеку.

Зритель, посмотревший фильм «Провокаторы», сначала в ходе просмотра приобщается к «Мы» автора, а потом видит модель правильной реакции на фильм и на деятельность Pussy Riot. Правильно оказывается осуждать, негодовать, защищать свои убеждения и религиозные институции.

«Авторы „Провокаторов“, как и авторы „Анатомии протеста“, пытаются активировать скрытую ненависть ко всему иностранному, накопленную со времен Холодной войны: первый факт, сообщенный о Надежде Толоконниковой, — это то, что у нее якобы есть канадский вид на жительство. Впоследствии Мамонтов еще укажет на иностранный заказ панк-молебна. При этом все „факты“ Мамонтова вызывают большие сомнения у критиков, доказательства ведущего звучат голословно и скорее эпатажно, нежели взвешенно. Фильм „Провокаторы“ хоть и больше похож на аналитическую работу, чем „Анатомия протеста“, но все равно скорее шокирует и манипулирует подбором фактов и смелыми догадками, нежели объективно повествует о произошедшем», — делает заключение автор обзора.

Пропагандистская атака на оппозицию, включающая, в том числе, и эти фильмы, оказалась успешной. Как показал опрос ВЦИОМ весной 2013 года ухудшилось отношение россиян к Алексею Навальному: из тех, кто слышал о нем, 51 % относились к нему скорее отрицательно (причем годом раньше таких респондентов было 31 %). Евгению Чирикову стали воспринимать негативно 45 % россиян (по сравнению с 39 % в 2012 году), а Сергея Удальцова — 55 % (по сравнению с 42 %). Негативное восприятие населением Бориса Немцова выросло с 50 до 59 %.

Эпопею нового российского пропагандистского кино продолжил фильм «13 друзей хунты», вышедший в 2014 году, и клеймящий позором, интеллигенцию, выступившую против российской военной агрессии на Украине. По мнению критиков, фильм является сочетанием эпических метафор, произвольного телемонтажа и откровенной лжи. Обозреватель «Новой газеты» Слава Тарощина хотя и написала об этом фильме отнюдь не в отстраненной и беспристрастной научной манере, а довольно эмоционально и иронично, тем не менее, хорошо отразила использованные в нем приемы, рассчитанные на эмоциональное воздействие на зрителя:

«Размах предательства любителей хунты взывает к эпосу. И эпос кое-где просачивается. Главные персонажи оборачиваются былинными богатырями. Взял Андрей Макаревич первый аккорд на Украине — грянул массированный обстрел Луганска. Затянула Диана Арбенина свою песнь там же — каратели снесли пол-Донбасса. Нет сомнений: хунта ждала именно знака от Макаревича с Арбениной, чтобы приступить к антитеррористической операции.

<…> Хорошо, что хоть Белковский не поет. А то ведь только бы он ударил по струнам и заголосил, как вражий флот тотчас оккупировал Севастополь.

<…> Оказывается, явление Макаревича Украине случилось по крайней нужде. Он перестал получать миллионный грант от государства Российского и подался к хохлам за длинным рублем. А против присоединения Крыма Андрей Вадимович выступил потому, что у него там виноградники, за которые теперь придется платить большие налоги. Да и Арбенина хороша! Оформила детишкам американское гражданство, вот и приходится прислуживать Госдепу».

Ещё один вызвавший большой общественный резонанс пропагандистский фильм, принадлежащий к этой серии — «Крым. Путь на родину». Как и предыдущие фильмы, он изобилует большим количеством постановочных сцен, призванных реконструировать происходившие события. Журналистка Екатерина Сергацкова, которая находилась в Крыму во время российского военного вторжения, считает, что фильм снят в какой-то параллельной реальности, и его невозможно воспринимать как документальную ленту: «Там сплошная реконструкция, основанная на вранье».

Несмотря на свою лживость, пропагандистское российское телевидение обладает колоссальной силой воздействия на мышление и поведение людей. Дэвид Патрикарикос, научный сотрудник Йельского университета, побывавший на линии фронта в Восточной Украине писал: «Внутри России и в некоторых районах Восточной Украины, где популярно российское телевидение, кремлевским политтехнологам удалось создать параллельную реальность, в которой власть в Киеве захватили „фашисты“, этническим русским в Восточной Украине угрожает смертельная опасность, а ЦРУ ведет войну против Москвы. Я не видел аналогов подобному использованию СМИ — люди ведут себя, как будто они члены секты, в отличие от других зон конфликта. Реальность оказалась перевернута с ног на голову и заново переписана».

Следует вспомнить, что происходило весной 2014 года в Донбассе в плане психологической атмосферы. Российскими СМИ революция в Киеве была представленеа как антиконституционный переворот, совершенный нацистами и бандеровцами, была подогрета межэтническая напряженность. Для примера, приведу слова активной участницы пророссийского митинга показанного в эфире «Первого канала» 7 апреля 2014 года: «Чтобы мы были не с бандерами вот этими, которые с фашистами, неонацистами спалили пол Киева. Мы хотим, чтобы у нас здесь порядок, чтобы у нас была страна такой, которой могли бы гордиться мы, наши дети и наши внуки». В этом же репортаже было показано как на другом митинге участники сжигают чучело Степана Бандеры. В марте 2014 года начались беспорядки в Луганской и Донецкой области, сопровождавшиеся жесткими столкновениями между сторонниками Евромайдана и пророссийского сепаратизма, в марте-апреле происходили захваты зданий администраций и СБУ в Луганске, Донецке, Харькове. В усилении массовой истерии сыграли роль распространяющиеся слухи, что якобы банде-ровские формирования едут уничтожать русскоязычное население востока Украины. Кроме того, работа пропаганды вызвала сильный эмоциональный резонанс у российских националистически ориентированных элементов, которые отправились на Украину и вскоре примкнули к формированиям боевиков.

12 апреля отряд сепаратистов под командованием бывшего российского военнослужащего И. Гиркина осуществил захват административных зданий в Славянске, что побудило 13 апреля Совет национальной безопасности и обороны Украины принять решение о начале силовой операции. В конечном счете, все это привело к затяжному военному конфликту на Донбассе, приведшему к тысячам погибших и сотням тысяч беженцев.

Избиение сторонников Единой Украины в Донецке 13 марта 2014 г.

Сторонники «ДНР» на баррикадах у здания ОГА в Донецке

Пророссийские боевики у захваченного здания СБУ в Луганске

Кроме всего указанного выше, критически важным для силы воздействия телевидения является то, что оно остается основным источником информации для большинства россиян. Согласно данным полученным аналитическим центром Юрия Левады, в марте 2014 года 90 процентов россиян и 94 процента москвичей получали информацию о событиях в стране и в мире из телевизионных передач. На долю «сарафанного радио» (друзья, родные, соседи) приходилось 25 процентов в масштабах всей страны. Аудитория независимых телевизионных каналов не превышала 15 % респондентов. Что касается интернет-изданий, то из них черпали информацию только 24 процента россиян и 42 процента жителей столицы. В 2016 году только 12 % россиян были устойчивы к телепропаганде. Как показали соцопросы, несмотря на широкое распространение интернета, он не стал альтернативым источником новостей для большинства людей. Социолог Левада-центра Денис Волков так комментировал эту ситуацию: «Не стоит преувеличивать значение интернета как зоны свободной информации. При том что аудитория регулярных пользователей интернета сегодня приближается к 70 % населения, получают новости из интернета около 20–25 % россиян (в зависимости от формулировок вопроса). Для половины из них основным источником информации оказываются новостные агрегаторы, которые поставляют лишь разрозненную, обрывочную информацию, лишенную связности и анализа. Если разделить сегмент аналитических и информационных интернет-сайтов на условно «провластные» и «независимые», получается, что даже в интернете аудитория «независимых» СМИ уравновешивается сопоставимым количеством читателей «провластных» ресурсов. Достигается это не только за счет создания последними интересного контента, но и за счет регулирования редакционной политикой наиболее популярных интернет-изданий.

Например, весной 2014 г. «Лента. ру», один из самых популярных новостных интернет-ресурсов (читатели которого в Москве составляли на тот момент около пятой части населения, что сравнимо с аудиторией среднего телеканала), лишилась главного редактора и журналистского коллектива вследствие конфликта с собственником по поводу освещения украинских событий. Новое издание «Медуза», учрежденное частью прежнего журналистского коллектива, пока что пользуется популярностью у менее чем 1 % населения» [234]Волков Д. Социология: Родина вне критики // Ведомости № 4036 от 18.03.2016: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/03/18/634111-rodina-kritiki
.

Еще задолго до событий 2014-го в далеком в 2003 году о роли телевидения в манипулировании общественным политическим сознанием Борис Дубин писал:

«Те или иные публичные акции и высказывания нынешнего президента существуют и обретают смысл в безальтернативных условиях фактической монополии правящей власти на средства массовой коммуникации, по крайней мере, на каналы наиболее широкого воздействия, то есть, телевизионные. Даже саму проблему политического и идеологического выбора сегодня в обществе, кажется, некому ставить, не с кем и негде обсуждать. Сколько-нибудь значимые, социально весомые и пользующиеся публичным авторитетом группы, движения, партии на современной российской сцене отсутствуют. Никаких других публичных авторитетов, кроме фигур действующих политиков, уже находящихся у или при власти, в массовом сознании россиян сегодня тоже как будто нет. Но при этом образы всех остальных политиков, кроме единственной в данном плане фигуры президента (выступающего не столько как реальная и эффективная власть, сколько в традиционной для российского-советского подопечного сознания функции потенциальной, символической управы на представителей других властей, беспомощных в той или иной «чрезвычайной» ситуации), мало что значат для россиян. В массовых опросах они собирают в лучшем случае по нескольку процентов симпатизирующих или доверяющих им.

<…> сегодняшние россияне получают доступ к политике и формируют представления о политическом исключительно через телеэкран. Сохраняя обезлюдевшую политическую авансцену на расстоянии, управляемом с помощью ручного пульта, десятки миллионов регулярных телезрителей воспроизводят по отношению к проблемам общества, стоящих перед ним задач, целей, выбора тех или иных путей, пассивную позицию безответных свидетелей, созерцателей со стороны. <…>

В этом смысле сегодняшнее «общество телезрителей» выступает продолжением, разложением, перерождением прежнего общества единогласного одобрения. Во многих значимых чертах оно может и впрямь напомнить брежневские времена, по идеализированному образу которых массовое сознание так ностальгически тоскует и с которыми, надо сказать, само нередко сближает путинские годы» [235]Дубин Б. Сталин и другие: Фигуры высшей власти в общественном мнении современной России // Мониторинг общественного мнения. -2003. - № 2 (64) — С. 36–37.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/887/974/1219/04-dubin-26-40.pdf
.

Можно увидеть достаточно отчетливую аналогию между структурой и методами влияния, используемыми в пропагандистской телепередаче и сеансом гипноза. В современном понимании гипноз это совсем не обязательно некое индуцированное гипнотизером подобие сна, а состояние сознания, характеризующееся резким сужением внимания и высокой подверженностью внушению. Структура гипнотического сеанса включает установление доверительного контакта (раппорта) с гипнотизируемым, погружение клиента/пациента в транс, углубление трансового состояния, внушение инструкций и, наконец, выведение из транса. Во время сеанса могут даваться и так называемые постгипнотические внушения, которые будут влиять на поведение гипнотизируемого уже после выхода из состояния гипноза. Гипнотические внушения могут даваться как в явном, так и в скрытом, замаскированном виде. Как известно, последние более действенны, т. к. оказываются недоступными для критического анализа, и, соответственно, у индивида снижается способность к осознанному выбору. Развитие состояния гипнотического транса достигается с помощью таких техник как фиксация внимания на визуальном объекте или звуках, образах, ощущениях, перегрузка каналов восприятия, использование стимулов, вызывающих эффект неожиданности и др. Одна из техник наведения транса в нейро-лингвистическом программировании получила название «5–4-3-2–1». Суть ее в том, что гипнотизируемому сначала проговариваются утверждения, которые не противоречат его личному опыту и с которыми он по этой причине легко соглашается, в результате чего его бдительность ослабевает, и он с большей степенью вероятности согласится с последующим за ними ложным утверждением. В терминологии пропаганды этот способ соответствует методу «60 на 40».

Как уже говорилось выше, характер телевещания достаточно быстро приводит к утомлению внимания, темп телевещания не позволяет в достаточной мере включать аналитическое мышление, что в результате может приводить к состоянию, которое в гипнотерапии именуется конфузионным (т. е. основанным на замешательстве) трансом.

В свое время основоположники нацистской пропаганды пришли к выводу, что влияние устной речи, в том числе с использованием радиовещания, в отличие от письменного слова оказывает намного более сильное воздействие. Но влияние телевидения с его визуальным воздействием является куда более мощным. Безусловно, обычный телезритель захваченный просмотром телепередачи обычно не рефлексирует состояние своего сознания и свои психофизические реакции, поэтому они воспринимаются им как вполне обычные. О том, что процесс просмотра теленовостей приводит к несколько необычному состоянию психики, обычно говорят люди, для которых просмотр ТВ-передач не является привычным повседневным занятием, и которые скептически относятся к этому источнику информации.

Если рассматривать смысловую структуру телеповествования, то обычно оно начинается с освещения событий, которые уже воспринимаются телезрителем как сами собой разумеющиеся. Собственно это и создает/или поддерживает отношение доверия реципиента к индуктору. Нередко (хотя необязательно) новостная передача начинается с отечественных событий, характер которых достаточно знаком зрителю — награждение чиновников, военных или деятелей искусства, коррупцционный скандал, громкое ДТП и т. п. — либо с зарубежных событий, но которые воспринимаются как вполне вероятные (произошел теракт, пираты захватили судно, беженцы в Европе прорываются через границы). Следующая серия сообщений касается событий, которые труднопроверяемы или непроверяемы для реципиента, и по отношению к которым существует максимальная свобода в интерпретации и произвольном конструировании видеоряда. Но благодаря средствам телевидения, о которых говорилось выше, этим событиям можно придать все качества присущие реальности. Собственно по такому же сценарию строится и сеанс гипнотерапии: после того как раппорт установлен и достигнута определенная степень сужения сознания, гипнотизер может внушать пациенту самые разнообразные образы. Обычно типичная новостная передача заканчивается на позитивной жизнеутверждающей ноте, что оставляет у телезрителя позитивные впечатления об источнике информации, и, соответственно, формирует желание обратиться к нему вновь. Непосредственное внушение обычно осуществляется не напрямую, а посредством эмоционально нагруженных видеообразов и комментирования, которое нередко носит экспрессивную окраску.

Чтобы проанализировать способ подачи информации, для примера рассмотрим вполне заурядный по своему содержанию выпуск программы «Новости» 1 канала от 17.09.2015, т. е. незадолго до начала операции ВКС России в Сирии. Выпуск содержал следующие информационные сюжеты:

Российский танкер задержан в Ливии по обвинению в контрабанде нефти, экипаж арестован. Диктор сообщает о предыстории текущих событий: в Ливии идет ожесточенная борьба за контроль над ресурсами между властями официальными и непризнанными. В 2011 году произошло свержение законного главы государства Муаммара Каддафи. В результате возникло два правящих центра — парламент, который мировое сообщество считает легитимным, с другой, Всеобщий национальный конгресс, который не имеет полномочий. Именно вооруженные сторонники последнего задержали танкер.

Пострадавшие на сербско-венгерской границе. Венгерская полиция заливает беженцев слезоточивым газом, разбитые в кровь лица у мужчин. Счет пострадавшим идет на сотни. В кадре испуганные, плачущие дети. Венгерская полиция избила съемочную группу сербских журналистов и сломала их аппаратуру. Экстремисты ИГИЛ попадают в Европу под видом беженцев. Глава сербского правительства говорит, что Европа недооценила масштаб проблемы.

Кризис с беженцами результат провалов администрации США на Ближнем Востоке. Программа США по подготовке бойцов умеренной оппозиции провалилась. Кадры заседания конгресса США.

Владимир Путин еще 15 сентября 2015 года заявил, что антитеррористической коалиции нужно действовать в тесной координации с законным правительством Сирии.

В Иерусалиме продолжаются столкновения между палестинцами и израильской полицией. Москва — один из ключевых посредников.

Сильнейшее землетрясение в Чили. Оно вызвало цунами. МЧС России готова оказать помощь в ликвидации последствий.

Гуманитарный конвой на Донбасс. В Донецке и Луганске разгружают автомобили российского МЧС. Продукты, литература для школ и вузов, стройматериалы для ремонта музеев.

Критика в адрес Киева. Включение в санкционный список журналистов правительством Украины. Во всем мире это называют наступлением на свободу слова. Это демонстрирует кризис власти Порошенко.

Масштабные маневры российских вооруженных сил, в которых задействованы десятки тысяч военнослужащих. В частности, учение российских войск по уничтожению террористов в Челябинской области. Участвовали снайперы. Противник был уничтожен. Затем последовала ликвидация пришедшего на помощь боевикам отряда артиллерией и танками.

Погром на выставке Пикассо и Дали в Риге. Неадекватный мужчина пришедший на выставку в одних пляжных шортах повредил произведения искусства Дали и Пикассо.

Волонтеры в Сибири помогают детям, которые проходят реабилитацию после тяжелого заболевания.

Хотя диктор не предлагает прямых выводов, они напрашиваются сами из комментариев и вызывающих эмоции образов:

Комментарии к первому сюжету дают понять, что инцидент с задержанием танкера и нестабильная ситуация в Ливии проистекает из-за того, что был свергнут ее законный правитель Муаммар Каддафи.

Второй сюжет демонстрирует, что Европа переживает кризис, связанный с наплывом беженцев. Кстати там не все благополучно со свободой прессы (избита съемочная группа сербских журналистов). Кризис с беженцами и проникновение террористов ИГ в Европу — это результат недальновидной политики США.

Однако В. В. Путин знает, как решить эту проблему — надо действовать в коалиции с законным правителем Сирии Башаром Асадом.

Следующие сюжеты демонстрируют, что Россия готова помогать решать возникающие проблемы в различных регионах мира (Израиль, Чили).

Россия выполняет гуманистическую миссию, помогая Донбассу.

Украинское правительство переживает кризис. Его действия настолько неадекватны, что оно накладывает санкции даже на журналистов.

Российская армия сильна и находится в полной боеготовности. Она готова защитить граждан от террористов.

В Латвии не могут обеспечить безопасность даже в музеях.

Как следует из подборки новостей, в целом, то, что происходит за границами РФ неблагополучно, тревожно и вызывает ощущение небезопасности.

И в заключение, в России есть добрая, хорошая молодежь, которая готова оказывать бескорыстную помощь.

Хотя такие выводы напрашиваются, диктор и репортеры не говорят об этом напрямую. Но как уже было сказано, скрытое внушение действует намного эффективнее прямого, т. к. усыпляет бдительность и не побуждает критически осмыслить передаваемую информацию.

Безусловно, было бы совершенно нереалистично ожидать от какого-либо СМИ совершенно «объективной» подачи информации. Но в нашем случае, не стоит забывать, что для большинства населения точка зрения, переданная по каналам федерального телевидения, становится безальтернативной.

 

Как происходит переформатирование сознания

Уже давно известно, что СМИ могут вызывать то, что Кандинский назвал психическими эпидемиями. К примеру, Д. Майерс описывает случай, когда в марте 1954 года газеты Сиэтла сообщили о порче лобовых стекол автомобилей в близлежащем городке. А к вечеру непонятная сила, разрушающая лобовые стекла, достигла и самого Сиэтла. К середине апреля в полицейское управление поступило свыше 3000 заявлений о поврежденных стеклах. В результате, мэру города даже пришлось обращаться за помощью к президенту страны Эйзенхауэру в связи с этим инцидентом. Но в действительности никаких новых повреждений на стеклах не было. Поддавшись внушению СМИ, горожане пристально смотрели на лобовые стекла, а не сквозь них. Однако психические эпидемии, индуцируемые СМИ не всегда так безобидны. Более серьезным результатом непродуманного освещения событий в СМИ стала «мистическая болезнь» в Иордании в 1998 году. Тогда 800 подростков обратились за медицинской помощью с жалобами на недомогание, якобы вызванное вакцинацией некачественной вакциной от дифтерии. Аналогичная психическая эпидемия имела место в Казахстане в 2015 году после вакцинации от кори и распространения слухов через ТВ-вещание и сеть Интернет. Как уже упоминалось выше, СМИ неоднократно использовались и для разжигания военных конфликтов.

Внедрение в сознание людей новой информации далеко не всегда происходит так легко. Но как отмечает А. М. Цуладзе, тем не менее, зная законы функционирования массовой психологии, пропагандист может внедрить нужное ему сообщение несколькими способами:

— Используя уже существующие стереотипы путём их усиления.

— Незначительно скорректировав существующие стереотипы путём смещения акцентов в сообщении.

— Изменив, точнее заместив существующие стереотипы другими. Замещающие стереотипы должны быть более эмоционально окрашенными, жёсткими, побуждающими к активным действиям.

Одна из методик направленная на изменение устоявшихся в общественном сознании стереотипов называется окно Овертона. Это политтехнология, которая позволяет постепенно расшатывать и изменять границы принятого и допустимого в конкретном обществе. С помощью определенным образом организованной пропагандистской компании можно убедить людей в том, что то, что они ранее считали аморальным и неприемлемым, на самом деле нормально, имеет право на существование и даже хорошо. Сдвиг мнений в окне относительно какой-либо казавшейся неприемлемой идеи проходит следующие стадии: немыслимо; выходит из ряда вон; приемлемо; мудро; популярно; правильно.

Можно проследить такую тенденцию на примере отношения к Сталину среди жителей нашей страны. Данные социологических опросов показали, что популярность Сталина выросла невероятным образом, и, возможно, что это еще не предел. Если в 1989 году его рейтинг в перечне величайших исторических личностей был минимальным — 12 %, то в 2012 году Сталин оказался на первом месте, набрав 49 %. 42 % опрошенных назвали его самым великим государственным деятелем за всю историю России. А в 2015 году положительную оценку Сталину давали уже 52 % россиян. Тенденция к реабилитации сталинизма на государственном уровне наметилась еще в начале 00х годов. В начале 2000-х Борис Дубин писал по этому поводу:

«К 55-летию победы над фашизмом 9 мая 2000 г. в Кремле была открыта мемориальная плита работы Зураба Церетели в честь героев Второй мировой войны. Список из 18 позиций открывала фамилия Сталина (еще за год до этого она фигурировала исключительно на плакатах демонстрантов от КПРФ 7 ноября, в день официального праздника Октябрьской революции в СССР, и в выступлениях лидера коммунистов Г. Зюганова, который в 1999 г., в связи со 120-летней годовщиной со дня рождения генералиссимуса, назвал его «человеком, выигравшим войну» и «самым великим государственным деятелем в истории России ХХ века»). В том же 2002 г. были выпущены юбилейные медали в честь Потсдамской конференции 1945 г., на которых также был выбит портрет Сталина. В поздравительной речи к Дню победы в 2000 г. президент России В. В. Путин обратился к согражданам со словами «братья и сестры», которые памятны старшим поколениям россиян по радиообращению Сталина к советскому народу 3 июля 1941 г. Наконец, комментируя по телевидению праздничные события того же дня в 2000 году, Никита Михалков высказал соображение о том, что было бы «справедливо» вернуть нынешнему Волгограду его прежнее имя Сталинград.

Прошли два года, и в ноябре 2002 г., в дни, когда на встрече с представителями высшего офицерского состава российской армии президент принял их предложение вернуть на красное военное знамя России пятиконечную звезду, вопрос о переименовании города подняли в Думе самого Волгограда. На рубеже ХХ и XXI веков символические попытки вернуть имя и фигуру Сталина в официальный пантеон героев России становятся все чаще, а уровень, на котором эти попытки предпринимаются, все выше» [240]Дубин Б. Сталин и другие. Фигуры высшей власти в общественном мнении современной России //Мониторинг общественного мнения. — 2003. - № 1 (63): [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://prehodbg.com/sites/default/files/B-Dibin_Stalin-i-drugie_0.pdf
.

Незаметный, на первый взгляд, процесс ресталинизации, можно проследить и по динамике появления новых памятников «отцу народов». В постсоветский период до 2009 года памятники Сталину устанавливались чаще всего в Северной Осетии (8) и Дагестане (4), значительно реже в других регионах. С 2009 года появляется тренд к расширению географии — новые памятники появляются в Якутии (3), Сочи, Пензе, Тамбове, Оренбурге, Чите, Брянске, Воронежской области (с. Садовое). Напомним, что по времени эти явления совпали с премьерскими высказываниями Путина на телемосте с гражданами. Бумом на установку памятников Сталину ознаменовался 2015 год — счастливыми обладателями новых скульптур стали Бело-реченск, Светлоград, Липецк, Ялта, Симферополь, Владимир. В 2015 году портреты Сталина становятся нередким явлением на стенах заводов и в вестибюлях вузов. Изображение Сталина стало обычным атрибутом на митингах коммунистической и прокремлевской направленности, а на марше «Бессмертного полка» рядом с байкером «Хирургом» был замечен портрет Л. П. Берии.

В последние годы происходили и другие симптоматичные события, связанные с именем Генералиссимуса. В 2010 году стартовала акция «Автобус победы» (или Сталинобус), которая заключается в размещении изображений И. В. Сталина на средствах общественного транспорта. В 2010 году в МГУ было издано наделавшее много шума учебное пособие по истории А. С. Барсенкова и А. И. Вдовина «История России 1917–2009», в котором Сталин именуется «эффективным менеджером», оправдываются сталинские репрессии и депортация крымских татар. По заказу «Первого канала» вышел фильм «Лаврентий Берия. Ликвидация» (2014), рассказывающий о том, что Лаврентий Павлович был не таким уж плохим человеком, каким его принято считать, а, напротив, сделал много хорошего для страны: поднял экономику и сельское хозяйство Грузии, а когда стал наркомом НКВД, провел первую массовую реабилитацию незаконно арестованных.

Появляются статьи фриков от истории, утверждающих, что сталинских репрессий вообще не существовало, а катынский расстрел был гениальной военной операцией. Безусловно, у людей, которые помнят своих пострадавших от сталинских репрессий предков, такие пассажи могут вызывать только недоумение и омерзение. Но, к сожалению, многие люди уже основательно подзабыли историю, даже на уровне своей собственной семьи, поэтому на них производят впечатления псевдоцитаты вроде той, которая гласит, что Сталин «принял Россию с сохой, а оставил оснащенной атомным оружием».

Государственные чиновники и деятели, зависящих от государственной милости организаций, видимо чутко уловили этот тренд, и это сказалось на их риторике, которая переориентировалась в направлении упоминания заслуг «отца народов» и конспирологии сталинского типа. Так отзываясь на слова Владимира Путина в июне 2014 года, глава синодального отдела по взаимодействию церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин высказался вполне положительно об идее референдума о переименовании Волгограда в Сталинград. Он сказал, что среди священнослужителей, монашествующих и активных мирян есть немало тех, кто видит и положительные моменты в деятельности Сталина, а также упомянул, что в последние годы жизни Сталина, патриарх и Синод высказывались о нем с уважением.

Вполне в духе конспирологии сталинского периода высказался глава ФСКН России Виктор Иванов. В апреле 2015 года на совещании руководителей компетентных органов государств-членов Шанхайской организации сотрудничества он заявил, что синтетические наркотики или так называемые спайсы могут быть использованы для организации «цветных революций». Зампредседателя комитета Госдумы России по науке и наукоёмким технологиям Михаил Дегтярев сказал «Русской службе новостей», что причиной падения ракеты-носителя «Протон» 16 мая 2015 года может быть диверсия. В социальной сети Instagram руководитель Чечни Рамзан Кадыров отчитал чеченцев неодобрительно обсуждающих «свадьбу века» (между несовершеннолетней девушкой и начальником РОВД в мае 2015 года). «В последнее время, пользуясь социальными сетями, стало модным распространять выдуманные истории, клеветать на людей, пытаться ввести население в заблуждение. Особенно сильно этим занимаются окопавшиеся за рубежом эмиссары западных спецслужб, которые под видом жителей Чечни выбрасывают в соцсети ложные сведения», — написал он. Одним из перлов такого рода риторики было высказывание депутата Госдумы Федорова о том, что тексты песен Виктора Цоя писались «профессиональными авторами в Голливуде по заказу ЦРУ».

Не удивительно, что под влиянием пропагандистского давления в обществе активизировался интерес к советской символике, причем среди молодежи, а отнюдь не представителей старшего поколения. Появились бары и клубы, оформленные в стиле советских учреждений общепита, некоторые из них даже были декорированы красными знаменами и портретами Сталина. Также можно найти паблики в социальных сетях, объединяющие людей, ностальгирующих по СССР. В интернете встречаются объявления, предлагающие купить одежду с изображениями Ленина и Сталина. На основании первого впечатления, возникает ощущение, что это просто шутка и забавный эпатаж. Однако это не совсем так (по крайней мере, далеко не для всех). Если, например, вчитаться в сообщения в подобных пабликах, то некоторые авторы действительно идеализируют страну, в которой, скорее всего, даже не жили, противопоставляя ее России 90-х и 00-х. В 2015 году в СМИ появилось курьезное сообщение, что два молодых человека придумали новое увлечение, которое назвали «ленининг». Суть его сводилась к посещению различных мест с единственной целью — сфотографироваться рядом со статуей Ленина. «И я подумал, почему не сделать фотографии Ленина достойной причиной для путешествий. Есть так много отдаленных и не слишком интересных мест, которые бы мы никогда не посетили без конкретной цели», — говорил один из «изобретателей» игры. Конечно, прежде всего, возникают мысли о глупости и бессмысленности этого занятия и о хронической скуке, которой, видимо, страдают эти молодые люди. Однако привлекает внимание объект, который стал для них целью путешествий — ведь они не выбрали в качестве объекта статуи А. С. Пушкина или, например, старые водонапорные башни. Однако с учетом существующего в рассматриваемый нами период пропагандистского фона этот выбор вполне объясним.

Фотографии на сайте интернет-магазина модной одежды

Безусловно, возникает вопрос, для какой цели была эксгумирована мумия усатого генералиссимуса? На мой взгляд, исчерпывающим образом смысл и цель этого процесса раскрыл директор Левада-центра Лев Гудков:

«Сейчас в России ведется целенаправленная кампания по оправданию Сталина, результатами которой стало то, что 57 % россиян не считают диктатора государственным преступником, а 38 % уверены, что жертвы, которые советский народ понес в сталинскую эпоху, оправданы великими целями и результатами, достигнутыми в кратчайшие сроки.

Трудно сказать, до чего может дойти эта кампания по оправданию Сталина — ее масштаб напрямую зависит от внутриполитической ситуации в стране и степени ужесточения режима Путина. Ведь кампания была начата вовсе не ради пересмотра оценки деяний советского вождя. Дело не в самом Сталине, а в насаждении идеи безальтернативности высшей власти и отсутствия у нее ответственности перед обществом. В связи с этим происходит и создание культа личности Владимира Путина, и романтизация образа Сталина <…>

Внедряя идеи безальтернативности власти, нынешнее руководство страны хочет монополизировать и присвоить себе право единолично выступать от имени всех граждан государства (а также коллективных, главных национальных ценностей), и тем самым обеспечить себе иммунитет от любой критики со стороны общества и отдельных его представителей, подавив тем возможность появления серьезных оппонентов.

Именно с этой целью в России сейчас ведется тихая пропаганда патриотизма, а также идет внедрение разнообразных имперских мифов и прочего. Соответственно, в сознание россиян закладывается идея того, что государственные интересы и государственные ценности выше прав и интересов любого отдельного человека. На фоне этого прославления государства была поднята и фигура Сталина».

Стенд с изображением И. Сталина, Новосибирск, 2016 г.

Также следует отметить такой результат пропаганды как то, что для массового потребителя продукции российских СМИ слово «патриотизм» стало прочно ассоциироваться с поддержкой действующей в России власти, а те кто позволяет себе критиковать ее с такими выражениями как «враг России», «агент Америки» и т. п. В публицистике даже появился такой оборот, обозначающий это явление как «приватизация патриотизма». С точки зрения критического осмысления этот ассоциативный ряд явно противоречит здравому смыслу, потому что среди критиков действующей власти оказались лучшие представители российского общества. Вот как, например, сформулировал свою позицию Борис Акунин: «Враг для меня тот, кто делает вещи, которые я считаю враждебными по отношению к моей стране. Я глубоко убежден в том, что нынешняя политическая власть ведет мою страну к гибели, к краху, поэтому я считаю ее своим врагом». Но в сознании обывателя, не дающего себе труда осмысливать реальность, положившись на логику и объективные факты, и принимающего посылы официальной пропаганды как истину в последней инстанции, все оказалось перевернутым с ног на голову.

 

Информационные операции российских СМИ, проведенные в 2012–2015 гг. и их результаты

С точки зрения внешнего наблюдателя, не посвященного во внутренние планы пропагандистов, за эти годы российские СМИ достигли решения, как минимум, следующих пропагандистских задач: 1) был создан негативный образ несогласных с властью и оппозиционеров (образ внутреннего врага), 2) создан виртуальный образ фашистской Украины и такой же виртуальный образа благородной России как страны-освободительницы, 3) реанимирован образ враждебного Запада (образ внешнего врага), 4) было сформировано положительного отношения к войне у обывателя, в том числе к ядерной. Кроме того, как уже упоминалось выше, с начала 2000-х происходит постепенная реанимация культа личности Сталина. Параллельно с этим в массовое сознание внедряются идеи о пагубности либерализма и необходимости усиления вертикали власти.

Что касается конфликта с Украиной, то деятельность российских СМИ не только создала образ врага (данные опросов Левада-центра на май 2015 года показали, что 59 % россиян года относились к Украине в целом очень плохо, количество россиян плохо относящихся к жителям Украины возросло на этот момент до 25 %, тогда как в мае 2014 года оно составляло 12 %), сформировала лояльное отношение большинства российского населения к военным действиям на Донбассе, но и обеспечила приток добровольцев в зону вооружённого конфликта. Относительно последнего аспекта, показательно интервью ополченца из Германии с позывным Крест. Крест, будучи уроженцем Казахстана, переехал с родителями в Германию, когда ему было 18 лет. Он приехал воевать на Донбасс из Германии, когда узнал о военном конфликте. В интервью Крест сказал, что хотя жил в Германии, никогда не смотрел немецкие телеканалы, а только российские. Соответственно из них он и составил представление о происходящем на Украине. Как сказал военный журналист Аркадий Бабченко об этом конфликте: «<…> эта война — первая, развязанная совершенно на пустом месте исключительно пропагандой».

Но, пожалуй, еще большую тревогу вызывают данные о повышении толерантности россиян не только к локальным военным конфликтам, но и к возможности ядерной войны. По данным Левада-центра 32 % граждан, отвечая на вопрос «Как вы думаете, в случае войны с Западом может ли Путин дать приказ российским военным первыми использовать ядерное оружие?», сообщили, что считают это «очень вероятным» или «вполне возможным». Но еще более значимыми являются ответы на другой вопрос опроса: «Вызывает ли у вас страх заявление Владимира Путина о готовности применить ядерное оружие?» Оказалось, что очень сильный или просто сильный страх это вызывает только у 33 % опрошенных; а у 39 % из них перспектива применения ядерного оружия, наоборот, не рождает совершенно никакого или почти никакого страха. Впрочем, чтобы заметить, что страх перед ядерной войной исчезает, даже не обязательно обращаться к результатам соцопросов: реплики о том, что неплохо бы было сбросить ядерную бомбу на Америку можно было услышать на улице и в общественном транспорте, а в сети встречались публикации о том, как эффективно и без последствий для своей стороны нанести этот удар. Такое отношение напоминает полную потерю инстинкта самосохранения, полное забвение опыта Хиросимы и Нагасаки и даже атомных катастроф мирного времени.

В свое время тема ядерного противостояния активно эксплуатировалась советской пропагандой. Но в советское время перспектива ядерного конфликта у людей вызывала ужас и означала фактически конец света. СМИ и риторика официальных лиц не уставали повторять, что ядерная война — это всемирная катастрофа, что ее никто не сможет выиграть, и что задача СССР — ее предотвратить. Современная кремлевская пропаганда кардинально сместила акценты. И теперь ядерная война сознанием обывателя уже не воспринимается как нечто фатальное. Более того в этом сознании возникло представление, что в ней можно выиграть (разумеется только российской стороне).

И эти изменения произошли не сами по себе, им также предшествовала соответствующая работа масс медиа. Что касается высказываний российских политиков относительно ядерного вооружения, освещаемых СМИ, то до 2013 года они были достаточно сдержанными, и в них подчеркивалось сугубо оборонительное значение ядерного потенциала. Например, в мае 2012 года Д. Медведев на церемонии вручения государственных наград в Кремле сказал: «Мы его применять не собираемся, но пусть оно будет, потому что у нас большая страна, сложная страна. Ее нужно ценить и охранять».

Переход к более жесткой риторике намечается в конце 2013 года. Высказывание зампреда правительства Д. Рогозина в декабре 2013 года гласило: «Можно сколько угодно экспериментировать, размещая неядерное оружие на стратегических носителях, но надо иметь в виду, что если на нас будет совершено нападение, <…> мы, безусловно, в определенных ситуациях будем прибегать к защите <…> с помощью ядерного оружия».

В 2014 году тема ядерного потенциала России в речах высших чиновников звучит все чаще и чаще. Вот несколько высказываний В. В. Путина на эту тему:

14 августа 2014 года в крымской Ялте Путин сказал собравшимся там представителям думских фракций, что удивит Запад новыми разработками в наступательных ядерных вооружениях, о которых «мы пока не говорим». Там же он говорил об отказе от Договора 1987 года о ликвидации ракет средней и малой дальности. На молодёжном форуме «Селигер-2014» Путин сказал: «Я хочу напомнить вам, что Россия является одной из самых мощных ядерных держав. Это реальность, это не просто слова». 15 марта 2015 года телеканалом «Россия 1» был показан фильм «Крым. Путь на родину». В интервью для фильма Путин признался, что рассматривал реальную возможность применения ядерного оружия: «Мы готовы были это сделать [привести в боевую готовность ядерные силы]. Я же разговаривал с [западными] коллегами и говорил им, что это [Крым] наша историческая территория, там проживают русские люди, они оказались в опасности, мы не можем их бросить».

Параллельно с риторикой политических деятелей происходили и другие медийные процессы. В части 2 уже упоминалась акция, прошедшая в сентябре 2014 года, «Модный ответ — санкциям нет» и высказывание телеведущего Д. Киселева о «радиоактивном пепле». На телевидении этому примеру последовал и его коллега по цеху Владимир Соловьев. В своей программе он, продолжая мысль В. Жириновского, допустил возможность взаимного ядерного удара Москва-Вашингтон, на что Жириновский ответил: «Удар будет один, они уже ничего не успеют сделать», — в зале раздались аплодисменты, хохот и одобрительный гул. В ноябре 2015 года Жириновский призвал нанести ядерный удар по Турции. Дословно он сказал: «Стамбул уничтожить очень легко: достаточно одну ядерную бомбу в пролив бросить, и его смоет. Это будет такое страшное наводнение, столб воды поднимется на 10–15 м, и города не будет, а там 9 миллионов живет»,. Видимо для того, чтобы продемонстрировать ядерную мощь государства российского не на словах, а наглядно, накануне празднования 70-летия победы в Великой отечественной войне был широко анонсирован показ на параде победы гордости российского ракетного вооружения комплекса Тополь-М. Естественно, что эти демонстрации направлены на то, чтобы оказать эмоциональное воздействие на обывателя, а именно задействовать чувства, связанные с групповым нарциссизмом. Вот как совершенно искренне описала свои впечатление от посещения военного парада одна молодая женщина: «Техника военная впечатлила. Особенно вот эта длинная штука, название которой я не запомнила. Через неё чувствуется мощь нашей армии, а глядя на заполонивших всю площадь подтянутых, бравых участников парада, и вовсе становится ничего не страшно!»

Начиная с 2014 года, радикально изменилась атмосфера и смысл празднования Победы в Великой отечественной войне. Было бы соблазнительно верить, что смысл этого праздника заключается в том, чтобы почтить память предков. Но совершенно очевидно, что в последние годы главное его значение стало иным и что оно бесстыдно используется в пропагандистской игре. Весьма метко Людмила Петрановская сказала о «рейдерском захвате» этого праздника, о том, что «он был присвоен определенной группой людей и используется ею в своих интересах для извлечения прямой и непрямой выгоды». Распиаренный средствами государственной пропаганды, он по большей части стал символом готовности России к военной конфронтации со странами, объявленными враждебными, и героического ореола авторитарной власти. Хотя это и не декларируется прямым текстом, но отчетливо транслируется через образы военной техники, увязывание фигуры Сталина с Победой СССР, соседство Путина и Бессмертного полка.

Более того, этот праздник перестал напоминать о ценности мира, а напротив стал подогревать враждебность к другим народам и странам. Соцопросами самое плохое отношение к США и ЕС было зафиксировано в начале 2015 года, затем ситуация стабилизировалась, и ухудшение отношения вновь произошло в мае 2016 года. Замдиректора Левада-центра Алексей Гражданкин так прокомментировал этот феномен: «Видимо, празднование Дня Победы, обида, что страны Запада не считаются с ролью России в победе, ухудшают отношения — других обстоятельств нет».

«Патриотическая» антиамериканская надпись на автомобиле, лето 2016 г.

В результате пропагандистской обработки с помощью масс медиа для некритического российского обывателя война, в том числе и ядерная, уже не воспринимается как нечто страшное, ведь она видится ему как нечто виртуальное, как картинки, показываемые по телевизору, и его лично она никак не может коснуться.

Подводя итог вышесказанному, к сожалению, приходится констатировать, что во многом благодаря деятельности федеральных СМИ, некритический потребитель их информации превратился в не вполне психически адекватное существо, опасное не только для окружающих, но и для самого себя, которое приветствует братоубийственную войну, репрессии против собственных граждан, не видит ничего плохого в ядерном шантаже, считает приемлемым ядерное столкновение и почитает тиранов и палачей как героев. Благодаря пропаганде, как уже говорилось выше, произошел психологический раскол на основе разных жизненных ценностей внутри семей и между бывшими друзьями. И как это не фантасмагорично, но те же самые люди, которые некогда клеймили на комсомольских собраниях своих товарищей, осмелившихся зайти в церковь, а затем нисколько не удивившиеся, когда бывшие «пламенные» коммунисты, пропагандировавшие атеизм, в один день стали православными, теперь прониклись праведным гневом к Пусси Райот и «либералам». Те же самые люди, которые в 2014 году кичились презрением к США, в 90-е отнюдь не стыдились пользоваться американской гуманитарной помощью, а сейчас не стесняются пользоваться айфонами Apple. С сознанием субъекта, обработанного прокремлевской пропагандой, произошло нечто подобное шизофреническому схизису: в нем чудовищно парадоксальным образом сочетаются несовместимые вещи — православие и любовь к Сталину, желание путешествовать за границей и в то же время ностальгия по жизни в Советском союзе. А российское общество в 2014—15 гг., благодаря целенаправленному насаждению ксенофобии превратилось в подобие порохового погреба, в который достаточно бросить спичку, чтобы произошел взрыв, наподобие Варфоломеевской ночи, Хрустальной ночи или аналогичных по последствиям событий. Поэтому совершенно не случайно телепродюсер и публицист Питер Померанцев охарактеризовал деятельность российских СМИ как «террористическую атаку на инфраструктуру разума».

Если в целом проанализировать пропагандистские приемы и информационные мероприятия кремлевских СМИ, то можно говорить об общей стратегии и тактике пропагандистской работы. Их детальный анализ был представлен в докладе подготовленном для Института современной России журналистами Питером Померанцевым и Майклом Вайсом. В частности, характеризуя деятельность российской пропаганды, они отмечают: «Кремль эксплуатирует идею свободы информации, чтобы внедрять дезинформацию в публичное пространство. Его задача не в убеждении оппонента (как это происходит в классической публичной дипломатии) или завоевании его доверия, а в сеянии сомнений при помощи конспиративных теорий и множественных фальсификаций». Граница между фактом и фикцией оказалась полностью размыта в российских СМИ и публичном дискурсе. Майкл Вайс указывает на сходства и отличия между советской пропагандой и современной российской: «Российская пропаганда объединила лучшие советские приемы — критику в духе „сам дурак“ (или „критика в ответ на критику“) и чекистские „активные мероприятия“ — с постмодернистским подходом, умным, насмешливым, намекающим, что все вокруг фикция. Если советские власти были вынуждены усвоить и видоизменить такие концепции, как „демократия“, „права человека“ и „суверенитет“, чтобы скрыть свои противоположные намерения, сторонники Путина используют эти концепции играючи, уверяя окружающий мир, что даже Запад больше не верит в них. Гуантанамо, война в Ираке, протесты в Фергюсоне, „Йоб-бик“, Шредер — все это используется, чтобы показать, что либерализм равен ханжеству и любого можно купить. Мафиозное государство, придуманное пиарщиком, возможно, более опасно, чем коммунистическая сверхдержава, поскольку идеология перестала быть костюмером политики, превратившись в постоянно меняющийся и противоречивый набор аксессуаров» [265]Там же, с. 5.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https:// openrussia.org/s/tmp/files/Menace-of-Unreality_RUS.pdf
. Действительно, если вдуматься, то идеология транслируемая кремлевским СМИ представляет собой чудовищно-абсурдный постмодернистский пастиш. В предъявляемой потребителю (к сожалению, интеллектуально нетребовательному) картине мира совершенно непостижимым с точки зрения здравого смысла способом сочетаются ностальгия по СССР с идеализацией российской монархии и пиететом к олигархам; православие с реабилитацией сталинизма; восхваление Сталина с критикой Ленина и т. п. и т. п.

В интервью «Украинской правде» Питер Померанцев говорил: «То, что вы называете российской пропагандой, я назвал бы информационно-психологической войной.

Цель этой войны — не переубедить, как в классической пропаганде, а сделать информационное поле грязным.

С помощью конспирологии, страхов, иррациональных движений засорить его до такой степени, чтоб невозможно было привести рациональный аргумент <…>

<…> Ведь цель российской пропаганды — чтобы никто никому не доверял. Она говорит: ты не должен нам верить, но и то, другое — тоже пропаганда, и там неправда, никому не верь».

Однако мы знаем, что, несмотря на это, есть люди более или менее устойчивые к пропаганде. Далее рассмотрим, какие условия этому способствуют.

 

Возможно ли сопротивление пропаганде?

Было бы очень самонадеянно считать, что мы можем легко противостоять пропаганде, находясь в эпицентре ее воздействия. Как пишут авторы книги «Эпоха пропаганды» Э. Аронсон и Э. Пратканис: «<…> само по себе одно лишь знание о том, что вас собираются убедить, для предотвращения убеждения практически бесполезно. Значение имеет то, что вы делаете с этим предупреждением, как оно помогает подготовиться к сообщению и оценить его содержание. Сам по себе факт, что вы знаете — завтра будет землетрясение, — еще не означает, что вы в безопасности, если только это предупреждение не заставит вас принять соответствующие меры предосторожности». И как уже упоминалось выше, пропаганде сопротивляются всего лишь около 12 % россиян.

Вот некоторые из методов предложенные Э. Аронсоном и Э. Пратканисом для противодействия пропаганде на личном и институциональном уровне:

— Контролируйте свои эмоции.

— Исследуйте мотивацию и надежность источника информации. Задайте себе вопросы о следующем: «Почему этот человек сообщает мне данную информацию?», «Какую пользу из этого извлечет источник информации?», «Действительно ли коммуникатор обладает специальными знаниями и надежностью, которым можно верить, или это всего лишь специально созданный образ?»

— Рационально продумывайте любое предложение или проблему. Спросите: «В чем заключается проблема?», «Какие ярлыки и выражения используются для ее описания?», «Честно ли применяются эти ярлыки?», «Какой образ действий или образы действий обсуждаются?», «Каковы аргументы в поддержку позиции защитника этой точки зрения?», «Каковы аргументы, противостоящие этой позиции?», «Насколько убедительны эти аргументы?».

— «Не следите за губами лидеров, следите за их руками». Т. е., другими словами, основывайте свою оценку не на том, что человек говорит («Я — за окружающую среду», «Я — за образование», «Я — против преступности»), а на том, что он на самом деле делает (как этот человек защитил окружающую среду, поддержал образование или предотвратил рост преступности).

— Сделайте паузу и подумайте над тем, не является ли какая-либо полученная вами информация фактоидом.

— Если все «делают это» или вы неоднократно слышите одну и ту же «новость», спросите «почему?».

— Избегайте ситуации, в которой вы зависите от единственного источника информации. Один из признаков интенсивной пропаганды (вроде обнаруживаемой в культах и у тоталитарных режимов) — централизованные коммуникации с единственной точкой зрения.

— Повышайте свою вовлеченность в важные проблемы. Мы склонны поддаваться пропаганде, когда обрабатываем информацию полубессознательно. С другой стороны, когда нас мотивирует личная причастность к данной проблеме, мы о ней думаем, тщательно исследуем сообщения и ищем дополнительную информацию, способную помочь принять решение. Загвоздка в том, что мы нередко оказываемся именно в «отключенном» состоянии сознания.

— Поддерживайте институты демократии. Демократия является моделью общественных отношений, которая поощряет совещательное убеждение (не пропаганду) и уважает права и обязанности всех граждан. Критерии демократии (в противоположность автократии) включают следующее:

— информация децентрализована, существует множество ее источников;

— авторитет и власть ограничены системой сдержек и противовесов;

— планы и цели устанавливаются через обсуждение, а не по указу лидера;

— существует взаимность влияния между лидерами и гражданами, в противоположность однонаправленному влиянию элит;

— границы групп и ролей гибки, в противоположность жесткой социальной структуре;

— мнение меньшинства получает поддержку как средство выработки лучшего решения, и права меньшинства защищены.

На вопрос о том, можно ли противостоять телепропаганде Лев Гудков отвечал, что можно, если «есть некоторый иммунитет по отношению к пропаганде, если у вас есть твердые убеждения и твердые представления — это раз. А во-вторых, если у вас есть разнообразные источники информации. В Москве каждый москвич в среднем — это тоже разделяется, но в среднем москвич пользуется 15 примерно источниками информации. В селе или в малом городе — это два-три, это другая картинка мира. Само многообразие источников информации разрушает внушаемость одного канала, они друг друга начинают гасить».

К сожалению, эти способы на практике имеют свои ограничения. Знания о механизмах воздействия пропаганды могут оказаться бессильными, если у реципиента, во-первых, сформировано слепое доверие к источнику информации (установление доверительных отношений с реципиентом является одним из главных принципов спецпропаганды), во-вторых, если транслируемая информация резонирует с сознательными или бессознательными желаниями получателя, с тем во что ему хочется верить, и поэтому ложится как «бальзам на душу». По-видимому, эти факторы обусловили то, что средний российский обыватель оказался очень легковерным. Например, что касается Украины, далеко не все искренне поверили в предъявляемую по телевизору квази-реальность, да и сшита она была белыми нитками. Что касается этой ситуации, то социолог Наталья Зоркая, комментировала ее следующим образом: «Людей устраивала пропаганда, потому что не было других оснований, чтобы почувствовать свою значимость». Сходную точку зрения высказывал и Александр Невзоров: «Понятно, что нельзя винить во всем прессу. Ведь порнографический журнал, конечно, может вызвать эрекцию, но не может увеличить пенис. Здесь залязгали, заработали неандертальские, дремучие механизмы российского общества, которые всего-навсего заново запустили. Стало понятно, что эта злоба и ненависть к соседу, который всего лишь пытается освободиться и встать на какую-то новую дорогу, — эта ненависть, в общем, глубока и фундаментальна. А когда Россия устроила мародерство с Крымом — помните, я говорил, что лежала окровавленная без чувств Украина, а из сумочки у нее торчал Крым — возник полный восторг и уверенность в том, что так и следовало поступать».

По всей видимости, для человека, который уже попал под контроль пропагандистского воздействия, выход из под его токсического влияния случится только после того, как оно прекратит свое действие в силу внешних причин.

Но в то же время возникает вопрос, почему же в отличие от второй чеченской войны или вторжения России в Южную Осетию, хотя относительно небольшая, но все-таки заметная часть общества не поддержала крымско-украинскую компанию? Неужели пропагандистская машина дала сбой? На мой взгляд, основная причина заключается в том, что мыслящая часть общества почувствовала себя обманутой после выборов 2011 и 2012 года. Это подорвало ее кредит доверия к кремлевской пропаганде и федеральным каналам вещания, и поэтому вызвало серьезное недоверие к тому, как украинские события освещались в федеральных СМИ. Это побудило многих людей обращаться к альтернативным источникам информации. И это демонстрирует тот факт, что даже хорошо отлаженная информационная матрица может дать трещину.

В заключение этой части, с учетом приведенных выше данных и их анализа, постараюсь дать ответ на поставленный в ее начале вопрос. Напрашивается вывод, что, по крайней мере, с начала 2000-х годов государственной власти России вполне успешно удавалось осуществлять контроль сознания подавляющего большинства граждан, и практически до 2012 года создавать у них иллюзию, что они живут во вполне благополучном демократическом государстве. Лишь начиная с 2011–2012 гг. у значительной части общества в силу известных причин эта иллюзия начала разрушаться.

 

Часть 5. Возможна ли демократия в России?

 

В начале 90-х годов у многих людей было ощущение, что сейчас, после падения власти коммунистической партии, Россия, страны бывшего Советского союза и Восточного блока уж точно пойдут по пути демократического развития и обратное движение невозможно. Как показал реальный исторический опыт, некоторые из них действительно перешли к демократической форме правления, но в большинстве установились автократические, и даже тоталитарные диктатуры (Туркменистан).

На мой взгляд, очень важно проанализировать, почему в территориально близких постсоциалистических восточно-европейских странах были построены общества, которые принято квалифицировать как демократические, а Россия, не смотря на существующие экономические и политические возможности, сохранила автократическую форму правления. Скорее всего, можно найти много причин, которые привели к этому факту, и не только психологических. Но ниже я подробнее остановлюсь только на одном аспекте функционирования самосознания российских граждан, которое способствовало и способствует воспроизведению авторитарно-тоталитарной структуры общественных отношений, а именно на функционировании морального самосознания. Другие психологические особенности россиян, поддерживающие авторитарную систему общества, уже обсуждались в части 3.

Так же в этой части я коснусь тех тенденций в психологии индивида, на которые могут опереться институты демократии. В предыдущих главах уже говорилось о том, какую роль играют опыт первичной социализации и влияние большого социального окружения на становление паттернов авторитарно-тоталитарного восприятия и мышления. Соответственно не меньшую роль они играют и для формирования человека демократического общества. С точки зрения возможностей построения новых форм общественных отношений, важна, с одной стороны, переоценка значения прошлого исторического опыта, с другой, приобретение людьми опыта, который позволяет строить жизнь на основе демократических отношений, и который охватывает как жизнь в семье, так и во внесемейном окружении. Т. е., если провести некоторую медицинскую аналогию, то для наркомана или алкоголика, если он хочет исцелиться, во-первых, нужно признать, что он является наркоманом или алкоголиком, и что это плохо, во-вторых, узнать и убедиться на опыте, что в мире есть достаточно удовлетворяющие способы жизни без алкоголя и наркотиков. Кроме того, важен вопрос, что можно делать, чтобы у людей изначально не формировались склонности, приводящие их к наркомании или алкоголизму, как на это может повлиять ближайшее и более отдаленное окружение человека.

Первая глава этой части будет посвящена вопросу о том, почему для большинства людей не произошло признания деструктивности советского тоталитарного прошлого. Вторая тому, на что мы можем опираться для построения не авторитарно-тоталитарной, а демократической системы общественных отношений.

 

Проработка прошлого и неслучившееся покаяние

 

 

Непреодоленное прошлое: историческая ретроспектива

Недопущение повторного воспроизведения неблагоприятного опыта и действий, которые являлись вредными и деструктивными, связано со способностью к рефлексии и умением делать выводы, основанные на реальных фактах, учиться на уроках личной и социальной истории. Однако, как показал опыт, эти функции оказываются нарушенными у граждан государств, переживших тоталитарные режимы.

В 1987 году на экраны Советского союза вышел фильм «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, вызвавший сильный резонанс среди мыслящей части общества. Главный отрицательный герой фильма — диктатор города-государства, представленный в виде собирательного образа, имеющего черты принадлежащие Гитлеру, Сталину и Муссолини. Другая главная героиня — женщина, потерявшая своих родителей в результате репрессий диктатора. После его смерти она выкапывает его труп из могилы, чтобы ее сограждане вспомнили о его преступлениях. Фильм вызывал жаркие дискуссии о необходимости всеобщего народного покаяния. В то время я учился в медицинском институте и помню как преподаватель научного атеизма, человек, не смотря на свою профессию и должность, весьма демократических для того времени взглядов, на занятиях в связи с обсуждением этого фильма говорил, что лично ему каяться не в чем. Ведь преступления совершали Сталин и его окружение много лет назад. Впрочем, как известно из литературы, после Второй мировой войны немцы реагировали примерно также, когда им говорили о преступлениях фашистского режима.

Безусловно, признание своей ответственности и виновности, за действия совершенные лично или даже не лично, но группой, с которой мы себя идентифицируем, занятие не из самых приятных. И как констатируют на сегодняшний день социологи и историки, к сожалению, для нашего постсоветского российского общества оно оказалось не по зубам. В то же время, такое признание возможно. Для обозначения этого процесса существуют термины «преодоление прошлого» или «проработка прошлого». Первоначально они возникли в связи с процессом денацификации в Западной Германии. Позже под преодолением прошлого стала подразумеваться примененная рядом демократических государств, возникших во второй половине 20 века (не только Германия, но и Испания, страны Латинской Америки, постсоциалистические страны Восточной Европы), политическая практика, направленная на осмысление и переоценку своего исторического наследия, связанного с диктаторскими методами правления. Хотя справедливости ради надо отметить, что не все новые демократические государства использовали эту процедуру (Япония, Южная Корея, Восточная Германия интегрированная в ФРГ). Однако почему они смогли обойтись без нее, и сказалось ли это на особенностях развития демократии в этих странах тема отдельного рассмотрения, которая выходит за рамки этой книги.

В каждой стране процесс преодоления прошлого имел свои особенности. Так, например, в Западной Германии он был начат по инициативе союзников, победивших во Второй мировой войне — Англии и США, — когда обнаружилось, что, несмотря на военное и политическое поражение страны, рядовые немцы не перестали верить в величие фюрера и в то, что нацистская идея, в целом, была правильной. Так в 1947 году в английской оккупационной зоне в Гамбурге был проведен опрос, в результате которого выяснилось, что две трети населения считают самым великим человеком Германии Гитлера. Преодоление прошлого в Западной Германии включало четыре составляющих: собственно денацификацию, демилитаризацию, декартелизацию и демократизацию. Денацификация началась с юридического наказания виновных в преступлениях против человечности и военных преступлениях. Было арестовано 270 тыс. лиц с нацистским прошлым, проведен Нюрнбергский процесс и ещё серия судебных процессов. Нюрнбергский военный трибунал признал преступными организации СС, СД, гестапо и руководящий состав национал-социалистской партии. Высшие чиновники Третьего Рейха были приговорены к смертной казни или получили длительные сроки заключения. Этот судебный процесс получил название «Суда истории», и считается, что он после военного разгрома привел к окончательному, идеологическому и политическому, разгрому нацизма.

В результате денацификации все организации НСДАП были распущены, ее функционерам было запрещено занимать государственные посты, в стране была проведена люстрация. Также были реабилитированы жертвы нацистского режима и произведена реституция собственности. Германия стала выплачивать компенсации пострадавшим от нацистского режима. Кроме того, очень важным элементом процесса денацификации стала политика перевоспитания. Она включала наглядную демонстрацию преступлений нацистов обычным немцам, которые заявляли, что они якобы ничего не знали о зверствах. Их специально отвозили в концлагеря. На месте концлагерей стали создаваться мемориальные комплексы. За этим последовало длительное историческое исследование «Третьего рейха» с целью осмыслить случившееся и сделать выводы из уроков истории, которое продолжается до сих пор. Денацификация в Германии является образцом самого всестороннего процесса освобождения от прошлого. Но даже несмотря на это до конца 20 века в германском обществе каждые 10 лет происходили рецидивы неонацистских настроений,.

В отличие от Германии, не во всех странах преодоление прошлого происходило так последовательно и включало обязательное уголовное наказание причастных к преступлениям прежнего режима. Так в Южной Африке после падения апартеида отказались от обязательного уголовного преследования виновных, но была создана Комиссия по установлению истины и примирению. Инициатором ее создания и председателем стал первый темнокожий епископ в ЮАР, лауреат Нобелевской премии мира 1984 года Десмонд Туту. Комиссия давала пострадавшим возможность выступить в официальном месте и публично осудить совершенные преступления, а к тем людям, которые добровольно соглашались рассказать о своих преступлениях, применялась амнистия. Слушания были открытыми и освещались в СМИ. Комиссия по установлению истины преследовала цель создать максимально полную картину несправедливостей, совершенных в прошлом, для того чтобы произошло их публичное официальное признание, и признание того, что они привели к страданиям людей. Комиссия по установлению истины и примирению действовала в Южно-Африканской Республике до 2003 года. Основываясь на этом примере, аналогичные комиссии были учреждены еще в 28 странах мира. Они представляют собой официальные временные несудебные следственные органы, занимающиеся расследованием нарушений прав человека и установлением истины. По результатам работы комиссией составляется итоговый отчёт, содержащий установленные факты и рекомендации.

Вилли Брандт на коленях перед мемориалом жертвам Варшавского гетто, 1970 г.

В Аргентине и Чили в 80-е годы, в самом начале демократического пути, были созданы следственные комиссии, призванные изучить и оценить масштабы политического насилия и нарушений прав человека, получить сведения об исчезнувших во время правления военной хунты людях. Однако уголовное преследование виновных в похищениях, пытках и убийствах началось лишь через достаточно длительное время после падения военных диктатур, так как этот процесс блокировался со стороны военного сословия, которое хотя и отказалось от государственной власти, сохраняло сильное влияние в обществе. В результате уголовные дела так и не были доведены до конца и виновные не понесли реального уголовного наказания.

Что касается стран постсоциалистической Восточной Европы, как указывает А. Б. Зубов, процесс преодоления тоталитарного коммунистического прошлого включал 5–6 основных мероприятий.

Первое: обязательное признание коммунистического режима преступным и незаконным, признание того, что он завладел страной незаконно, путем насилия.

Второе: принятие актов правопреемства с доком-мунистическим режимом. Это означало, что государственные акты, принятые до захвата коммунистическими режимами власти, законны, а коммунистические акты — незаконны, если они противоречат актам, принятым до захвата власти. Тот режим, который существовал до коммунистической диктатуры, признавался юридически правомерным и продолжающимся в настоящем, по аналогии с тем, что украденная вещь продолжает считаться собственностью законного владельца, а не грабителя.

Третье: реституция прав собственности. Во всех странах Центральной Европы был принят закон о реституции собственности, и экспроприированная собственность передавалась прежним владельцам или их наследникам.

Четвертое: смена исторической парадигмы. Она произошла в центрально европейских постсоветских странах, но не произошла в России. Как говорит А. Б. Зубов, «Ленин лежит в Мавзолее не случайно, не то, что его забыли, на сохранение его тела выделяются деньги, и не малые. Все это делается потому, что если мы живем в послесоветском государстве, то у нас все советские символы актуальны, а другие допускаются, только как занимательные декорации».

Пятое: люстрация. Эта процедура применяется к лицам, которые, не совершали преступлений лично, но работали в организациях, поддерживающих и осуществляющих тоталитарный порядок, и от такой поддержки получали существенные дивиденды. В Чехии таким людям запрещено занимать выборные должности и должности в государственной администрации. В Польше используется заявительная люстрация: человек, претендующий на выборные должности, должен сам заявить, что сотрудничал с органами госбезопасности. Если он это скрывает, то на 20 лет лишается политических прав.

Как показывает исторический опыт, при смене политического режима его функционеры всегда стараются перекочевать в органы новой государственной власти. Не удивительно, что если не проводится люстрация, то чиновники прежнего режима интегрируются в новую систему власти со всеми вытекающими из этого последствиями. К.-Д. Хенке приводит данные, что в ГДР, где денацификация последовательно не проводилась, бывшие члены НСДАП входили в разные государственные организации на самых разных уровнях. В 50—60-е годы ЦК Социалистической единой партии Германии был местом сбора бывших национал-социалистов. Почти 40 % из его 591 членов в 1954 году прежде принадлежало НСДАП, большинство из них — 47,6 % — осело в отделе ЦК, занимающимся вопросами безопасности. Всем известно, что в России бывшие представители партийной и комсомольской номенклатуры после распада СССР и запрета КПСС продолжили занимать должности в органах исполнительной власти, выборные должности, а также стали первыми российскими бизнесменами.

Шестое: восстановление гражданских прав и гражданства людей, предки которых были лишены этого гражданства в связи с эмиграцией. Такие акты были приняты во всех странах Центральной Европы, но не были приняты в России.

В целом, независимо от национальных особенностей процесса преодоления прошлого, важно, чтобы он происходил на уровне государственных институтов, хотя изначально может инициироваться различными представителями общества. Например, в Аргентине роль инициатора выполнило движение «Матерей и бабушек площади Мая», женщин, проводивших молчаливые шествия, чтобы привлечь внимание общества к факту исчезновения их сыновей и внуков, в Чили — Объединение семей исчезнувших арестованных.

Процесс преодоления прошлого может быть растянут во времени, на него влияют внешне и внутриполитические события. Так в Польше новая волна деком-мунизации началась, когда встал вопрос о вступлении страны в НАТО. В Чили и Аргентине вопрос о наказании за преступления совершенные в период диктаторских режимов был инициирован инцидентами, касающимися международных отношений этих стран.

В России попытка декоммунизации и проработки тоталитарного прошлого не увенчалась успехом. В конце 80-х годов в обществе стали вестись интенсивные дискуссии относительно советского прошлого, но они постепенно сошли на нет в следующем десятилетии. Процесс переоценки советского прошлого застопорился и это не удивительно, ведь на ключевых государственных постах (включая, в том числе и пост президента) остались бывшие высокопоставленные функционеры КПСС, и не в их интересах было бы ему способствовать. Кроме того на фоне катастрофического экономического спада в 90-е гг. люди были озабочены физическим выживанием и в то время им было не до углубления в историю.

Некоторые историки полагают, что теоретически импульсом к пересмотру советской истории и роли коммунистической партии в ней могло бы стать так называемое «Дело КПСС», слушавшееся в Конституционном суде. 3 августа 1991 года Б. Н. Ельцин подписал указ «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР», а 25 августа — «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР», наложившем запрет на операции с партийным имуществом. В результате деятельность КПСС и КП РСФСР на территории России была запрещена, их организационные структуры предписывалось распустить, а партийное имущество подлежало национализации. Однако 37 народных депутатов России обратились в Конституционный суд с требованием проверить конституционность указов президента Ельцина. В 1992 году состоялось несколько заседаний Конституционного Суда РФ, на которых была подтверждена правомерность указа в целом, но отменены некоторые его положения, в частности, были признаны неправомерными требования роспуска первичных партийных организаций, образованных по территориальному принципу, и национализации той части имущества, которая являлась собственностью КПСС, либо находилась в её ведении. В результате коммунистическая партия продолжила свою деятельность в России под названием КПРФ. После политического кризиса в октябре 1993 года Государственной думой и президентом Ельциным был взят курс на общественное примирение. В 1994 году был подписан Договор об общественном примирении и согласии, а в ноябре 1996 года президентом был издан указ N 1537 «О Дне согласия и примирения». Эти события завершили дискуссию о значении советского коммунистического прошлого на официальном уровне. Как указывает А. Б. Зубов, никакой оценки того, что произошло в 1917-м году, юридически государством вынесено не было. В 2014 году в дискуссии, посвященной «Делу КПСС», говоря о его итогах, Владимир Буковский сказал:

«<…> никакого суда над КПСС не было. А если бы был, то люстрации были бы неизбежны, и мы бы исправились от очень большой неприятности позднее в нашей истории. Тогдашняя власть не решилась провести настоящий суд типа Нюрнбергского над КПСС, а именно этого мы и требовали тогда от российского руководства, на это они не пошли. Вот если бы мы тогда добились своего и провели Нюрнбергского типа трибунал над коммунистической системой, подчеркиваю — системой, мы никогда не требовали наказания каких-то отдельных лиц или преследования, мы говорили, что должна быть осуждена система, вот из этого неизбежно следовали бы люстрации и тогда бы никаких Путиных к власти бы не пришло. Но на это не решилась власть, как мы с вами понимаем и как об этом уже говорилось, в связи с тем, что они сами были плоть от плоти и кровь от крови КПСС, это для них была мать родная.

<…> вот потому, что не ввели люстрацию, появились Путины и вся эта гэбэшная шваль, которая захватила власть к 2000 году. Если бы была люстрация, они бы близко у власти не были. Не только как члены КПСС, в особенности как бывшие офицеры КГБ».

Как видно из вышеизложенного, в разных государствах преодоление, проработка прошлого проводилась с разной степенью последовательности, и это отразилось на будущем этих стран. Как говорит Б. Гроппо: «Демократическое общество не может отказаться от воздаяния. Иными словами, травматическое прошлое нельзя преодолеть до тех пор, пока общество не попытается в полном объеме проанализировать свое прошлое, установить истину о совершенных преступлениях, осудить ответственных и, насколько это возможно, возместить жертвам понесенный ими ущерб. Безнаказанность тех, кто несет ответственность за совершенные во время диктатуры преступления, подрывает самые основы демократического общества». В качестве примера он приводит Аргентину: «Там присутствует крайняя жестокость полиции. Эта жестокость, это всеобщая коррупция — в очень большой степени они являются следствием безнаказанности. Те, кто в эпоху диктатуры выступали в качестве палачей и пытателей, остаются на своих местах. Комиссары полиции и прочие — это все те же люди. Они пытали и убивали, а потом их оставили в покое. Почему что-то должно измениться?» К этому стоит добавить, что и на сегодняшний день режимы в латиноамериканских странах обычно не квалифицируются как подлинно демократические, а скорее как авторитарные с демократическими тенденциями.

Чтобы подчеркнуть важность проработки исторического прошлого, вновь процитирую Б. Гроппо: «Целые общества, как и отдельные люди, иногда переживают тяжелый, травматический опыт, который оставляет достаточно глубокие следы и который непросто преодолеть. Войны, диктатуры, оккупации, массовые убийства. Исходное значение слова „травма“ — это рана, повреждение. Под травматическим историческим опытом, травматическим прошлым я понимаю такое прошлое, которое привело к возникновению в социальном теле тяжелой раны. Если продолжить эту метафору, то это рана, которая требует длительного времени для заживления и от которой навсегда останется шрам. Эта рана, если ее не подвергнуть адекватному лечению, может вновь открыться и начать причинять страдания».

Можно проинтерпретировать важность проработки травматического опыта, например, с точки зрения гештальт-терапии. Для того чтобы приобретенный опыт мог использоваться личностью, он должен быть ассимилирован. В противном случае, он будет либо бесполезным, либо даже вредным, если человек начинает опираться на него, не учитывая специфики актуальной ситуации. Не переработанная психологическая травма оставляет фиксированные паттерны, которые актуализируются, как только текущая ситуация по каким то параметрам начинает напоминать ситуацию травматизации. Также можно провести параллель между преодолением прошлого и терапией посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Индивиду, страдающему ПТСР важно соприкоснуться с травматическим опытом, которого он сознательно и бессознательно избегает, отреагировать эмоции, провести анализ и, таким образом, переработать его. Собственно аналогичный эффект и имеют различные формы преодоления прошлого.

Подводя итог, приходится констатировать, что за исключением стран Прибалтики на территории бывшего Советского союза тоталитарное прошлое не было преодолено, и это дало свои зримые результаты. Государственные институты не дали моральной и юридической оценки коммунистическому режиму и преступлениям советского периода, ни один человек из их исполнителей не понес наказания, а жертвы не получили репараций. Также не поучили никакой благодарности и были преданы забвению (а в последнее время вновь подвергаются негативной оценке) диссиденты, т. е. те, кто в советские годы боролся за то, чтобы на территории Советского союза восторжествовали принципы правового государства.

Собственно это и привело к реанимации (или в лучшем случае к имитации) многих черт советского тоталитаризма (хотя конечно далеко не в полном объеме) в 2014—15 гг. Как сказал писатель Владимир Сорокин: «<…> советское прошлое не было похоронено в должное время, то есть в 1990-е годы. Его не похоронили, и вот оно восстало в таком мутированном и одновременно полуразложившемся виде. И мы теперь должны с этим чудовищем жить. Его очень умело разбудили те, кто хорошо знал его физиологию, нервные центры. Воткнули в них нужные иголки. Такое вот отечественное вуду. Боюсь, последствия этого эксперимента будут катастрофичны».

 

Историческая травма, вина и ответственность

Процесс покаяния можно сравнить с санацией нагноившейся раны, которая на поверхности начала затягиваться, и которую больному крайне не хочется бередить. В нашем случае в роли раны выступает коллективная психическая травма, которую перенесло общество, жившее на территории СССР.

Как указывает психоаналитик Вернер Болебер, «коллективные катастрофы, такие как Холокост, Вторая мировая война, а также репрессии и этническое насилие, помогают осознать, что политические и социальные катастрофы, так называемые man-made disasters, т. е. антропогенные катастрофы, настолько сильно сотрясают общество, что даже поколения спустя мы вынуждены иметь дело с их травматическими последствиями. Наряду с этим они создают целый ряд особых проблем идентификации и межпоко-ленческих конфликтов как у жертв, так и у палачей. <…> Травмированные люди — это не только жертвы деструктивной политической реальности, но и одновременно ее свидетели. Однако они часто попадают в ситуацию, когда мало кто готов выслушать их свидетельство, потому что слушатели не хотят отягощать себя чувствами страха и боли, ярости и стыда или же боятся обвинений».

Хотя в 20 веке жители многих государств, где существовали диктаторские режимы, пережили специфическую антропогенную катастрофу большего или меньшего масштаба, коллективная травма, которую перенесли народы бывшего Советского союза, была наиболее значительной. К ее отличительным чертам можно отнести следующее:

1. Беспрецедентные масштабы репрессивной политики. Были затронуты все слои населения. От репрессий страдали не только противники коммунистического режима, но и его сторонники, и совершенно случайные люди.

2. Нигде более не встречавшаяся длительность (73 года) тоталитарной диктатуры.

3. Изощренная жестокость репрессивной политики. На протяжении советского периода применялись самые различные методы подавления (подробно об этом говорилось в части 3): массовые расстрелы в период «красного террора»; экспроприация собственности в 20–30 гг.; голодомор; показательные политические процессы, депортации народов в период большого сталинского террора; преследование инакомыслящих с помощью КГБ, органов исполнительной и судебной власти, карательная психиатрия в брежневский период. Во времена Сталина от репрессий не был застрахован абсолютно никто, независимо от его положения в обществе и родственных связей (в частности, об утонченности садизма репрессий сталинского периода против высокопоставленных партийных чиновников писал Э. Фромм).

4. Унификация мышления средствами политического воспитания и пропаганды.

Таким образом, на протяжении истории СССР использовались самые разнообразные формы репрессивно-устрашающего, а также пропагандистского воздействия на индивидуальное и массовое сознание.

У человека, пережившего насилие, психологическая травма оставляет сложный комплекс чувств, нередко включающий чувства страха, вины и стыда. Кроме того, психическую травматизацию переживают не только жертвы, но и исполнители репрессий. Что касается исторической травмы советского народа, то он был не только объектом, но и субъектом репрессивной политики. Можно вспомнить риторический вопрос Сергея Довлатова: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?» Именно поэтому историческую травму обсуждать крайне сложно: жертвы, как показали исследования, на всю жизнь сохранили чувство страха, а те, кто был причастен к осуществлению политических репрессий или их родственники и потомки вынуждены защищаться от вины и стыда.

Светлана Алексиевич так говорила о постсоветском человеке и о нравственных последствиях советского строя: «Наверное, это то, что осталось после советской власти, то, о чем говорил Шаламов, — что лагерь развращает и палача, и жертву. Это развращенное сознание, даже университетский диплом от этого не защищает. И это мы сейчас видим в полной мере. Легкость, с которой люди поддаются на самые примитивные уловки.

<…> Человек стал более откровенен, но не свободен. Свободных людей я не встречала. Все так или иначе завязаны еще на советское время, в той или иной степени все равно приколочены к тому опыту».

Модусы вины

Вина, стыд и страх — это чувства, которые мешают подойти к обсуждению и анализу травматического опыта. Далее речь пойдет о вине.

Феномен вины исследуется разными науками и рассматривается в разных аспектах. Прежде всего, нельзя не заметить, что понятие вины очень часто упоминается в связке с понятием «ответственность». Иногда это приводит к их смешению. Например, выражения «быть ответственным» и «быть виновным» в определенном контексте могут являться синонимичными. На наш взгляд, истолкование этих слов затрудняет то, что феномены вины и ответственности могут рассматриваться с объективной, внешней и субъективной, «внутренней» точек зрения. Так, преимущественно, с объективной точки зрения вина и ответственность рассматриваются юриспруденцией. В теории права ответственность делится на позитивную и негативную. Используются также близкие по значению термины — проспективная и ретроспективная ответственность. Позитивная ответственность означает обязанность совершать положительные, полезные действия, в отношении которых субъект находится в положении подотчетности и подконтрольности. Негативная ответственность возникает в связи с совершением правонарушения, за которое нарушитель подвергается соответствующим правовым санкциям. В этом контексте негативная ответственность тождественна вине за правонарушение. То есть «вина» здесь — это проступок, правонарушение. В Новой философской энциклопедии ответственность трактуется как особый вид отношения, влияющий на принятие решений: «Ответственность — отношение зависимости человека от чего-то (от иного), воспринимаемого им ретроспективно или перспективно) в качестве определяющего основания для принятия решений и совершения действий, прямо или косвенно направленных на сохранение иного или содействие ему».

Психологию, по большей части, интересует то, как личность переживает вину и ответственность на субъективном уровне. Обычно вина трактуется как эмоциональное состояние, вызываемое осознанием человеком того, что он нарушил моральные нормы. Оно переживается как тягостное чувство, сопровождающееся потребностью в раскаянии, наказании или са-монаказании. Можно дополнить, что также оно характеризуется специфическими физическими ощущениями. Если проводить связь с юридическим толкованием вины, то психологическая вина — это один из вариантов субъективного переживания негативной ответственности (т. е. в случае, если человек воспринял свое действие как проступок достойный осуждения).

На уровне субъективного переживания мы можем также найти то, что соответствует позитивной ответственности и ретроспективной ответственности без чувства вины. Эти чувства кардинально отличаются от эмоции вины, описанной выше. Чувство позитивной ответственности возникает, когда человек берет на себя какое-либо обязательство. В разговорном языке ответственность ассоциируется с «тяжестью», «грузом». Физически человек реально чувствует тяжесть (связанную с мышечным напряжением), которая лежит на его плечах. Одновременно ощущение этого груза может сочетаться с другими чувствами — радостью, страхом или усталостью. Субъективное переживание ретроспективной ответственности без чувства вины можно описать как спокойное принятие последствий своих действий даже, если сами по себе они неприятны, или как готовность к ответу внешнего мира. Физически она тоже может ощущаться как груз, который человек держит на своих плечах или напряжение в грудной клетке.

Реальные границы объективной человеческой ответственности определить непросто. Например, с точки зрения Ж.-П. Сартра ответственность индивида распространяется на все человечество. С другой стороны, он указывал, что стоит брать на себя ответственность, только если есть вероятность, что действия приведут к результату.

И. Ялом рассматривает вину как теневую сторону ответственности, он описал три разновидности чувства вины, которые, несмотря на внешнее сходство, имеют качественно различные причины: реальную, невротическую и экзистенциальную. Реальная, подлинная вина обусловлена очевидным причинением вреда другому человеку. Невротическая вина происходит от воображаемых преступлений или мелких проступков, вызывающих непропорционально сильную реакцию. А экзистенциальная вина возникает вследствие преступлений против собственной самости.

Также существуют концепции коллективной ответственности и коллективной вины. Что касается коллективной ответственности, то в некоторых случаях она закрепляется нормами права (например, коллективная материальная ответственность трудового коллектива). Проблема коллективной ответственности целого народа стала активно обсуждаться после Второй мировой войны. Ведь достаточно очевидно, что нахождение у власти того или иного режима, в том числе и диктаторского, невозможно без явной или молчаливой поддержки значительной части граждан. Как сказал главный герой фильма «V значит вендетта»: «Если вы хотите увидеть виновника, достаточно просто посмотреть в зеркало».

Понятие коллективной ответственности вызывает много споров и критики: наказание человека только за то, что он принадлежит к группе, члены которой совершили нечто предосудительное, выглядит как нечто архаичное, нерациональное и антигуманное. Однако, в то же время, чувство вины или стыда за группу, к которой индивид себя причисляет, является самоочевидной феноменологической реальностью и не требует дополнительного теоретического подтверждения. Например, дети могут чувствовать вину и стыд за своих родителей, а родители за своих детей. Как подметил М. Хайдеггер, можно быть виновным и не совершив лично ничего предосудительного: «<…> человек может иметь повинность перед другим, сам не будучи в том виной. Кто-то другой может у другого «для меня» «сделать долги». После военного поражения Германии К.-Г. Юнг говорил, что «вопрос коллективной вины, который так затрудняет и будет затруднять политиков, для психолога факт, не вызывающий сомнений». Как попытка преодолеть возникающие коллизии, появилась концепция заместительной нравственной ответственности, подразумевающая, что индивид может брать на себя моральную ответственность за действия группы, к которой он принадлежит.

Глубокое исследование, касающееся ответственности целого национального сообщества сделал К. Ясперс сразу же после Второй мировой войны. В 1946 году он опубликовал результаты своих размышлений в книге «Вопрос о виновности». Идеи Ясперса, — в то время уже известного психиатра и философа, автора ставшего классическим труда «Всеобщая психопатология», — которые он первоначально изложил в курсе лекций, были встречены его соотечественниками совсем без энтузиазма. В течение лекций профессора Ясперса студенты улюлюкали, смеялись и шаркали ногами по полу при упоминании демократии. А после опубликования книги в послевоенной Германии он стал объектом для нападок как со стороны сочувствующих нацистам, так и со стороны коммунистов.

В своей работе Ясперс выделил четыре вида вины. Первый вид — уголовная вина, которая лежит на совершивших уголовные преступления, и которую вправе устанавливать только суд. Второй вид — политическая вина. Она означает ответственность всех граждан за последствия действий, совершенных их государством, но не связана с уголовным и моральным аспектом поведения отдельного гражданина. Политическая ответственность связана с нормами естественного и международного права. Если личная вина наступает за конкретное совершенное человеком преступление, то политическая ответственность распространяется на всех граждан страны, которые жили при правящем режиме: «Каждый человек отвечает вместе с другими за то, как им правят». «Неучастие в формировании уклада власти, в борьбе за власть в смысле служения праву есть главная политическая вина, являющаяся в то же самое время и виной моральной», — писал Ясперс.

Третий вид — это моральна вина. Это вина за действия, которые человек совершил как отдельное лицо. Четвертый тип вины — вина метафизическая. Метафизическая вина фундаментальна, это условие виновности в целом. Кроме того, по Ясперсу, она означает, что каждый ответственен за всякое зло, за всякую несправедливость и особенно за преступления, совершенные в его присутствии или с его ведома: «Если я не делаю, что могу, чтобы предотвратить их, я тоже виновен. Если я не рискнул своей жизнью, чтобы предотвратить убийство других, но при этом присутствовал, я чувствую себя виноватым таким образом, что никакие юридические, политические и моральные объяснения тут не подходят».

К. Ясперс считал, что коллективная вина относится только к сфере политической ответственности. А остальные типы виновности могут относиться лишь к конкретному человеку. Принятие моральной и метафизической вины — дело глубоко личностное, оно может быть инициировано только самим индивидом и невозможно на коллективном уровне: «Когда нас объявляют виновными победители, это имеет, конечно, серьезнейшие последствия для нашего существования, носит политический характер, но не помогает нам в самом важном — совершить внутренний поворот». Если проводить параллель с типологией вины по И. Ялому, то, по всей видимости, политическая и моральная вина соответствуют реальной, объективной вине, а вина метафизическая — экзистенциальной.

Как уже отмечалось выше, идея национального всенародного покаяния вызвала сильное сопротивление в немецком обществе. И его противниками были отнюдь не только сторонники нацистского режима. В частности, критиками коллективного покаяния выдвигается аргумент, что признание немцами вины привело к тому, что они стали обесценивать и высочайшие достижения немецкой культуры, например, произведения Шиллера, Гете и пр. Однако, на мой взгляд, здесь идет речь как раз о том, что Ялом называет невротической виной, которая не имеет прямого отношения к вине реальной или метафизической. Невротическая вина не только не способствует нравственному очищению и преображению, но напротив может толкать к деструктивным поступкам, на бессознательном уровне преследующим цель преодолеть ее. Вполне возможно, что именно она являлась причиной периодических рецидивов нацистских настроений в германском обществе. Т. Адорно так говорил об этом феномене: «То и дело ссылаются на так называемый „комплекс вины“, часто намекая на то, что он на самом деле возник лишь в результате конструирования представления о коллективной вине немцев. Бесспорно, в отношении к прошлому много невротичного: жесты защиты в отсутствие нападения; бурные аффекты без серьезного повода; отсутствие эмоций по отношению к самому серьезному; нередко и просто вытеснение осознанного или полуосознанного».

Зачем нужно признание вины?

Может возникнуть вопрос: а необходимо ли чувство вины для того, чтобы сделать выводы из прошлого? В свое время экзистенциальные психотерапевты пришли к выводу, что невротическая вина — это деструктивное чувство, но осознание реальной вины пробуждает здоровые, творческие силы личности и помогает ей освободиться от невроза. Этот принцип можно отнести не только к отдельному человеку, но и к сообществам людей: невротическая вина деструктивна — она ведет к комплексу неполноценности, озлобленности и попыткам нездоровой гиперкомпенсации («Крым наш!», «Посмотрите до чего докатилась Украина (Америка, Европа и т. д.)!»

Признание реальной вины приводит к нравственному очищению, обновлению и конструктивному созиданию. Дж. Бьюдженталь так писал о важности признания вины: «Принятие на себя вины за то, что мы сделали и о чем сожалеем, не является деструктивным, а, наоборот, освобождает. Оно переносит наше внимание с прошлого на настоящее и будущее, так как мы решаем, как искупить вину и как предотвратить повторение таких событий». Говоря о немцах в послевоенной Германии, современник Ясперса К.-Г. Юнг подчеркивал важность признания коллективной вины для успеха в личной психотерапии: «Все они, сознательно или бессознательно, активно или пассивно, причастны к ужасам; они ничего не знали о том, что происходило, и в то же время знали. <…> Уже сейчас многие из них обращаются ко мне с просьбой лечиться у меня. Если просьбы исходят от тех „порядочных немцев“, которые не прочь свалить вину на пару людей из гестапо, я считаю случай безнадежным». По всей видимости, Юнгу и самому приходилось справляться с чувством вины. Как известно, он прошел эволюцию от восторженного принятия нацизма к критическому его осмыслению. После войны он не нашел ничего лучшего, чем объяснить свою лояльность к Гитлеру требованиями времени.

В отношении политических процессов Ясперс подчеркивал, что «сознание своей ответственности — это начало внутреннего переворота, стремящегося осуществить политическую свободу». Он считал, что необходимо признание виновности на политическом, моральном и метафизическом уровне. Но историческое самоосмысление целого народа происходит через личный самоанализ отдельного человека: «Всякая настоящая перемена происходит через отдельных людей, во множестве отдельных людей вне зависимости друг от друга или в побудительном обмене мнениями». По его мнению, именно нравственные проблемы породили опасные тенденции в развитии всей германской нации. Моральные слабости вызвали условия, которые привели к уголовным и политическим последствиям: «Моральные оплошности — это почва для условий, при которых как раз и вырастают политическая вина и преступление. Бесчисленные мелкие небрежности, приспособленчество, дешевые оправдания несправедливости, незаметное потворствование несправедливости, участие в создании общественной атмосферы, распространяющей неясность и тем самым делающей возможным зло, — все это имеет последствия, которые тоже создают предпосылки для политической вины за обстановку и события». В то же время, именно принятие морально-нравственной и метафизической ответственности открывают возможности для подлинного возрождения страны. Из моральной виновности рождается осознание, а из него раскаяние и обновление. И этот, казалось бы, сугубо внутренний процесс приводит к реальным изменениям во внешнем мире. Метафизическая вина, с его точки зрения, позволяет изменить самосознание народа, увидеть те опасные черты нации, которые коренятся в ее традиции.

Историческая виновность россиян

Народ России исторически виновен как перед собой, так и перед народами многих сопредельных государств. Безусловно, самыми ужасающими внутриполитическими преступлениями советского режима были «красный террор» и сталинские репрессии, от которых пострадала четвертая часть населения предвоенного СССР. И здесь следует вспомнить, что репрессии осуществлялись отнюдь не внешним врагом, а гражданами своего же государства против своих же сограждан. Степень участия в репрессивной политике могла быть различной — от службы в органах НКВД, до стукачества, написания доносов или позиции осведомленного невмешательства (хотя она была, безусловно, вынужденной, но, тем не менее, делала человека косвенным соучастником). Следует отметить, что и в послесталинский период уже бескровная (не приводящая к физическому убийству) травля инакомыслящих осуществлялась при соучастии рядовых граждан.

Внешнеполитические преступления советского режима включают сговор с фашистской Германией, войну с Финляндией, оккупацию Польши и прибалтийских государств, военное вторжение в Чехословакию, в Афганистан и др. За 20 с небольшим лет существования постсоветской России «послужной» список увеличился.

О коллективной ответственности российского народа в последнее время напоминают отнюдь не психологи, психотерапевты и философы, а артисты, журналисты и литераторы. Например, можно упомянуть эссе писателя Юрия Нестеренко «Вердикт виновны», «Не заслуживают снисхождения», Александра Гениса «Жуткий секрет Полишинеля», стихотворение Андрея Орлова (Орлуши) «Я виновен, потому что русский».

Установление виновности в нашем случае — это постановка диагноза, который необходим для лечения. Что касается россиян, то можно говорить, во-первых, об исторической виновности за действия своих предков, живших в период советского режима. Во-вторых, об актуальной виновности за действия и бездействия, которые индивид совершил в своей жизни. Эти два вида вины распадаются на вину перед гражданами своего государства, — перед современниками, а также потомками, — и на вину перед гражданами других стран. Далее, в каждой области виновности, в соответствии с терминологией Ясперса, можно выделить вину уголовную (касающуюся непосредственных исполнителей преступлений), политическую, нравственную и метафизическую.

Индивидуальная и коллективная ответственность за текущие события самоочевидна. Например, если говорить о моральной виновности, то любой честный с собой человек может припомнить множество нарушений закона, произвола и несправедливостей, на которые он закрывает глаза, говоря себе «Сюда лучше не лезть» или «Это меня не касается». Если говорить о политической ответственности россиян за их последние действия (или бездействие), то, в частности, это экономические санкции, которые они претерпевают из-за присоединения Крыма и войны на Донбассе, и которые бьют, в первую очередь, по рядовому обывателю. Также к этому типу виновности относится то, что они подвергаются ущемлению конституционных прав внутри страны, не имеют подлинной возможности реализовывать избирательное право, страдают от правовой незащищенности, коррупции и пр. Что касается первого случая, то здесь мы имеем дело с самоочевидным примером саморазворачивающегося механизма коллективной политической ответственности. Как хорошо известно, средний рядовой российский обыватель в большинстве своем горячо одобрил спецоперацию по «возвращению» Крыма и военные действия на Донбассе, хотя, опять-таки, в своем большинстве самолично на войну не пошел, ограничившись моральной поддержкой. В то же время, было немало людей, которые были не согласны с такими действиями российской власти, но никак не выразили свою позицию, объясняя это тем, что «от меня все равно ничего не зависит» и «как бы чего не вышло». Таким образом, первая и вторая категория граждан поставила себя в ряд соучастников содеянного (не в уголовно-правовом смысле конечно, а в моральном). И очевидно, что последствия экономических санкций для них, это отнюдь не наказание без вины. Вполне закономерно, что они должны нести свою ответственность перед миром, не зависимо от того, признают они свою моральную вину за произошедшее или нет.

Была еще и третья категория российских граждан, которая не только была не согласна с действиями политического руководства, но и открыто выражала это несогласие — например, участвовала в «Марше мира» в Москве или подобных мероприятиях в других городах, подписывала петиции и пр. Но она ничего не смогла изменить. Как говорил К. Ясперс: «Потерпев неудачу, политически активные люди обычно потом оправдываются. Но в политических делах такие оправдания ничего не стоят <…> политическая ответственность лежит и на них, потому что и они обязаны своей жизнью данному государственному укладу».

Чем еще интересен этот пример, так это тем, что, несмотря на короткий временной период, в сознании рядового россиянина очень быстро стерлись причинно-следственные связи: через год-полтора уже практически никто эйфорически не вспоминал, что «Крым наш!», а когда речь заходила о росте курса валют и повышении цен, то могло сложиться впечатление, что это просто не зависящая ни от кого данность подобная природному явлению, или просто в этом виноват лишь злой умысел американского президента Обамы, который страшно не хочет, чтобы Россия «встала с колен».

Если с виной за события на Украине все обстоит достаточно ясно, то сложнее установить степень ответственности российских граждан за приход к власти ныне действующего режима. Возникают вопросы: а что собственно может противопоставить простой человек беспределу бандитов? произволу силовиков? как он может противостоять профессиональной и хорошо финансируемой государственной пропаганде? Действительно, перед угрозой прямого насилия трудно проявлять свободу, а герои — это всегда единицы. Тем не менее, у российского человека было множество возможностей для того чтобы проявить свою волю. Причем это не несло для него никакой или почти никакой угрозы, но в нужный момент могло быть очень значимым. Это касается участия в выборах, публичного высказывания своей позиции, посещения акций протеста. Например, в 2000 году у российского избирателя была реальная возможность на президентских выборах проголосовать за Явлинского, а не за Путина, и тогда Россия пошла бы совсем по другому историческому пути. В 2012 году, когда всем стали известны факты фальсификации результатов выборов, и когда протестное движение было на подъеме, большинство россиян не пожелало в нем участвовать, тем самым выразив свое согласие с тем, кто и как им правит. Что касается пропаганды, то хотя рядовому человеку и невозможно разобраться во всех перипетиях политики, но даже школьного курса истории и обществознания было достаточно, чтобы понять, куда был взят курс внутриполитического развития российского общества в 2000-е годы. Так что, и в этом отношении у россиян нет извинений.

Еще сложнее обстоит дело с виной за преступления прошлого, в которых человек ни в коей мере лично не участвовал. Что касается этого типа виновности, то может возникнуть резонный вопрос: ведь лично я не пытал людей, не писал доносы, не участвовал в оккупации Чехословакии, не отдавал преступные приказы. Причем тут я? Дело в том, что мы наследники нашей истории, в том числе ее темных пятен, и, таким образом, мы несем семена зла в индивидуальном и коллективном сознании и бессознательном. Их можно сравнить с вредоносной вирусной программой, которая готова активизироваться при благоприятных внешних условиях. Что мы собственно и наблюдаем в последние годы. Чтобы ее уничтожить или хотя бы снизить вредоносный потенциал нужно дать деяниям прошлого, как минимум, моральную оценку.

Независимо от того, признаем мы свою политическую ответственность или нет, мы вынуждены претерпевать ее последствия, по крайней мере, на внешнем уровне. В частности, это выражается в отношении народов, которые пострадали от действий советского режима, и в том, что худшие черты советского режима (а отнюдь не лучшие) так легко возрождаются к жизни. «Вы — народ-наркоман. Только „прет“ вас от крови. Вы обещаете измениться — а потом снова убиваете», — восклицает Станислав Речинский в адрес русских, упоминая преступления КГБ в Прибалтике и других сопредельных странах. Естественно, что хочется защититься от обвинений. Но если можно обоснованно сказать, что преступления КГБ совершали отнюдь не только этнические русские, то, что их инициаторы были гражданами Советского государства (которое продолжало имперские традиции Российской империи) отрицать невозможно.

Относительно исторического аспекта вины вновь процитирую Ясперса:

«Мы чувствуем и какую-то свою вину за действия членов нашей семьи. Эту совиновность нельзя объективировать. Любую разновидность ответственности всех членов семьи за действия, совершенные одним из ее членов, мы бы отвергли. Но мы, будучи одной крови, все-таки склонны чувствовать себя задетыми, если кто-то из нашей семьи поступает несправедливо, а потому склонны даже, в зависимости от характера поступка и жертвы несправедливости, как-то загладить эту вину, даже если ни моральной, ни юридической ответственности мы за нее не несем.

Так немец — то есть человек немецкоязычный — чувствует себя причастным ко всему, что порождено немецкостью.

<…>

Мы чувствуем себя причастными не только к тому, что делается сейчас, не только совиновными в действиях современников, но и причастными к традиции. Мы должны взять на себя вину отцов».

От коллективной вины в ее политическом и моральном аспекте не так просто избавиться. Она прилипает, следует по пятам за человеком. Потому что человек, сформированный в рамках определенной национальной культуры, не может отречься от нее и от народа ее создавшего, т. к. эта культура определяет большую часть его личности, и, соответственно, он вынужден принимать не только гордость за тот народ, из которого он вышел, но и бремя вины этого народа. Попытка отречься от своих культурных корней подобна тому, что человек на словах отрекся от своих родителей. На более глубоком уровне это будет ложью, потому что родители живут в его Я. Хочет он того или нет, они составляют значительную часть его идентичности. Или, по-другому, это можно сравнить с тем, что человек получил наследство от родственников. Но наследство оказалось отягощено долгами. Отказаться от него он не может, и ему приходится не только пользоваться наследством, но и расплачиваться с кредиторами. Человек не глухой к голосу совести вынужден искупать коллективную вину, вину за своих сородичей. К коллективной политической ответственности американцев можно отнести сохраняющуюся межра-совую напряженность. С одной стороны, белый американец пользуется плодами американской белой цивилизации, но, с другой, вынужден терпеть неприятности из-за неблаговидных поступков своих предков. И хотя многие вещи искупить невозможно, потому что невозможна никакая компенсация, голос совести побуждает человека делать то, что в его силах.

Ясперс подчеркивал особую важность нравственного покаяния. Как уже говорилось выше, он считал, что именно моральные слабости приводят к жизни уголовную и политическую вину. А они в свою очередь коренятся в исторической традиции народа. Надо полагать, что именно благодаря им стала возможна ментальная катастрофа (по меткому выражению журналиста Александра Сотника), которая постигла народ России в 2014 году.

Бегство от вины

Как уже говорилось ранее, чувство вины крайне неприятно, болезненно, его не хочется чувствовать, признавая себя несовершенным, а хочется убежать от него, переложив вину на кого-нибудь другого. Это подтверждается и историческим опытом. Вот что писали об умонастроении людей в потерпевшей поражение Германии К.-Г. Юнг и К. Ясперс:

«Горизонт сузился. Люди не хотят слышать о виновности, о прошлом, их не заботит мировая история. Они хотят просто перестать страдать, хотят выкарабкаться из нищеты, хотят жить, а не размышлять». (К. Ясперс)

«Сегодня немцы подобны пьяному человеку, который пробуждается наутро с похмелья. Они не знают, что они делали, и не хотят знать. Существует лишь одно чувство безграничного несчастья. Они предпримут судорожные усилия оправдаться перед лицом обвинений и ненависти окружающего мира, но это будет неверный путь. Искупление, как я уже указывал, лежит только в полном признании своей вины». (К.-Г. Юнг)

Не удивительно, что и у нашего нынешнего соотечественника, если ему вдруг предложат совершить покаяние, вполне предсказуемо в качестве защиты могут возникнуть следующие вопросы, маскирующиеся под общетеоретические или имеющие вполне личное звучание:

Существует ли коллективная вина и ответственность или это выдумка?

А надо ли российскому народу признавать вину за преступления прошлого? Разве он не был невинной жертвой репрессивной политики государства? Да и было все это уже давно.

Я ничего не знал о преступлениях режима: по Первому каналу, каналу LifeNews и каналу RT об этом ничего не сказали. Разве я виноват?

Почему сейчас я порядочный конформист (бизнесмен, служащий или даже лидер общественного объединения) должен отвечать за то, что когда-то делали или делают в настоящее время политические лидеры и госчиновники? Ведь я просто живу в соответствии с реалиями времени. Более того, в глубине души даже осуждаю многие их действия. Я заслуживаю только уважения! Так что, не смейте обращаться ко мне с этими выдумками!

Можно ли преодолеть прошлое без чувства вины? Разве не достаточно просто сделать выводы?

Почему именно россияне должны каяться? Пусть каются европейцы и американцы? Разве их страны не совершали преступления?

На большинство этих вопросов ответы уже были даны выше. В этих вопросах и утверждениях нет ничего нового, к ним прибегали и немцы, когда хотели ускользнуть от признания своей вины за преступления нацизма.

Что касается аргумента «время было такое!», то конформистскую позицию характеризуют следующие слова К. Ясперса: «Человек терпит политическую реальность как нечто чуждое, он старается перехитрить ее ради своих личных выгод или живет в слепом восторге самопожертвования». Несмотря на то, что они написаны около 70 лет назад, для нас они звучат вполне современно.

В части 2 уже говорилось, что большая часть наших соотечественников являются конформистами, которые приняли эту жизненную позицию сознательно либо неосознанно. Первые — это часто социально успешные люди, которые в кулуарах говорят «да мы же все понимаем!», подсмеиваются над действиями власти, ее партией «Единая Россия», но беспомощно разводят руками («А что мы можем сделать!»), или думают о том, какую выгоду можно извлечь для себя на гребне существующей конъюнктуры (это обычно успешные бизнесмены и общественные деятели), ведь потом можно будет оправдаться: «время было такое», да и вообще «я не только для себя старался!» О цинизме такой позиции говорила Светлана Алексиевич: «Вот цинизм, что это? Форма защиты. Если говорить даже не о простых людях, а о нынешних профессионалах: они читали одни с нами книжки, поменяйся ситуация, они наденут на себя другую форму мгновенно. У них все есть внутри, для того чтобы надеть другую форму. Поменяется ситуация, какой-нибудь Вацлав Гавел придет, и представьте тогда разговор с таким человеком — почему он делал то, что он делал? Он найдет систему доказательств. Я говорила с одним редактором лукашенковской газеты. И когда он захотел как-то получше выглядеть передо мной, вдруг оказалось, что дела могли быть еще хуже, но он уговорил Лукашенко. А такого-то человека выгнали, но он ему тайком помогал, приплачивал».

Я бы отметил, что такой конформист не только хочет проявлять чудеса приспособляемости, другими словами прогибчивости, и не только не нести ни за что ответственности, но и чувствовать себя достойным, уважаемым другими людьми человеком.

Вторые — люди, как правило, не очень социально успешные и не очень далекие, которые по-детски простодушно верят пропаганде, говорят, что готовы вытерпеть все, и экзальтированно восхищаются величием Президента и страны (ее территориями, количеством населения и природными ресурсами).

Тем не менее, позиция наивного незнания («мы же ничего не знали»), особенно в эпоху интернета, является лживой и не является причиной для извинения. Как известно, в свое время «добропорядочные» немцы оправдывали себя ссылкой на незнание о геноциде евреев. «Велико число утверждающих, что они ничего не знали о том, что происходило тогда, хотя повсюду исчезали евреи и к тому же вряд ли следует предполагать, что пережившие события, происходившие на Востоке, могли все время молчать о том, что не могло не давить на них невыносимым грузом. Можно предположить, что между жестом ни-о-чем-незнания и тупым испуганным равнодушием существует некая пропорциональность. Во всяком случае, последовательные враги национал-социализма обо всем узнали очень рано», — писал по этому поводу Теодор Адорно.

Вот как говорит о «незнании» современных россиян писатель Юрий Нестеренко:

«Они не виноваты, говорят нам. Или, в крайнем случае, не так уж виноваты. Их зомбировал телевизор. Они не выродки, не подонки, не злобные горлумы. Они просто не разбираются в политике и не имеют доступа к объективной информации. Или, по крайней мере, не умеют ее искать. Они как дети, не доросшие до свободы и слепо верящие каждому очередному злому кремлевскому отчиму — нельзя же ненавидеть обманутых детей…

Ну, во-первых, дети, которые за столько лет так и не повзрослели, называются олигофренами. Во-вторых, «изрубили эти детки очень многих на котлетки», причем началось это, мягко говоря, задолго и до Путина, и даже до Ленина. В-третьих, доступ к информации у них есть, и кликнуть по ссылке не намного сложнее, чем включить очередного Киселева. Несмотря на все уже принятые меры по удушению интернета в России, даже людям, не умеющим обходить блокировки, все еще доступно достаточно русскоязычных сайтов, дающих реальную информацию. А тем, у кого совсем нет интернета или кто не умеет им пользоваться, звонят и пишут знакомые, родственники, друзья (становящиеся после этого, как правило, бывшими друзьями). Пытаясь объяснить, как обстоят дела на самом деле, и натыкаясь на глухую, непробиваемую стену тупой злобы, ненависти, огульного отрицания и фактов, и логики».

Созвучно с ним высказывается Александр Генис:

«Недавно я прочел статью в «Нью-Йорк таймс». Ее автор со сдержанным, как принято в этой газете, удивлением пишет, что Путин отрицает участие России в украинской войне, но, в сущности, не скрывает его.

Я думаю, потому что не от кого. Не только на Западе в этом никто не сомневается, но и на Востоке таких нет. Все — от Путина <…> до домашней хозяйки — знают, кто воюет в Донбассе. Все знают, кто сбил малайзийский лайнер. Все знают, кто убил Литвиненко. Все знают всё, но мало кто в этом признается, потому что с секретом Полишинеля жить с собою проще, с властью — безопасней, да и с будущим вроде бы не страшно.

Ведь такое уже было. В тот день, когда рухнул коммунизм, исчезли и коммунисты, растворившиеся в толпе возмущенных и обиженных. Но тогда их не очень и искали. В первой эйфории свободы забыли тех, кто все знал, но молчал.

<…>

В тот раз нам сказали, что виноватых, в сущности, не нашлось, потому что было такое время. Но в этот раз номер не пройдет. Нет такого времени, которое обязывает людей закрывать глаза на преступления своей страны. И теперь, когда до правды — один клик на компьютере, уже нельзя будет сказать, что ты не знал, кто сражается в Донбассе, не знал, кто сбил самолет, не знал, кто вновь привел мир на порог войны».

Хотя, безусловно, люди не обязаны быть все время вовлечены в политику, — в спокойные времена есть много других важных и более интересных дел, — но в критические периоды исторического пути страны политическая индифферентность — это гражданское преступление. И, так или иначе, человеку придется нести за него ответственность.

Конечно, совершенно нереалистично ожидать, что основная масса людей, составляющих «путинское большинство» в совокупности с когортой аполитичных конформистов, когда-либо признает свою долю вины за происходящее. Ведь признание своей ответственности предполагает не только способность рационально оценить ситуацию, но и наличие известного мужества. Вот как в социальной сети описывает эволюцию сознания своих родителей один мужчина:

«Касательно сбитого «боинга», мои предки пытались поюзать на себе все «официальные» версии: от украинского истребителя, украинского «БУКа», до запущенно врагами самолета с трупами, дабы обосрать матушку-россию. И да, они не видели ничего особенного, что правдивые официальные версии лились, как говно из засорившегося коллектора.

Сейчас они уже притихли, выбрали такую позицию — погибли люди, не нужно плясать на костях. От нас ничего не зависит и т д и т п. Более чем уверен, что все остальное ватное общество пытается думать именно так».

Но, думаю, мы вполне можем рассчитывать на то, что эту долю ответственности будут осознавать люди, сохранившие гражданскую позицию в нынешнее время, а потомки ныне живущих поколений в будущем дадут адекватную оценку не только действиям правящих элит, но и позиции своих родителей.

И, наконец, последний вопрос: «Почему же это россияне должны каяться, а не другие народы?» Его можно сравнить с аргументом алкоголика, который в ответ на упреки жены в пьянстве отвечает: «А что ты ко мне привязалась? Посмотри, вон наш сосед Вася еще больше чем я пьет!» Безусловно, правительства и граждане других стран тоже совершали преступления. Но это предмет их политической и моральной ответственности. Например, нынешняя межэтническая напряженность в Европе и США является последствием проводимой некогда колониальной политики, рабовладения и притеснения национальных меньшинств. Кроме того, поскольку все страны мира взаимосвязаны между собой, то в установлении диктаторских преступных режимов в отдельных странах есть и вина их ближних и дальних соседей. После победы союзников и падения нацистского режима Ясперс писал об ответственности западных стран по отношению к Германии: «Чтобы немецкая суть не была уничтожена полностью, братским государствам западной ориентации следовало в общеевропейских интересах осуществить это освобождение как можно скорее». Александр Сотник пишет: «Сам тот факт, что путинский режим долго пользовался благосклонностью Запада, меня все эти годы возмущал.

На Западе — что — не знали, кто такой Путин? Не имели понятия о природе происхождения капиталов членов кооператива «Озеро»? Были не в курсе подробностей отравления Ливиненко и убийства Политковской? Конечно, они были осведомлены. Тем не менее — целовали бандита в десна, протягивали ему руку, улыбались, подписывая договоры о сотрудничестве.» [317]Сотник А.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://vk.com/wall159714387 67434

Однако если мы хотим обновления своего общества и государства, мы должны думать не о чужой, а о своей собственной ответственности.

Выше я говорил об объективной виновности россиян. Но кроме объективной вины, как уже говорилось ранее, существует хорошо знакомая психотерапевтам невротическая вина. Это одно из чувств, которое препятствует принятию своей реальной виновности. Как это ни печально, за псевдопатриотической позой и известными агрессивными оскорбительными выкриками в адрес западных стран стоит исторически сложившийся комплекс неполноценности, в котором «патриотически» настроенному россиянину трудно признаться даже самому себе. Начиная с 18 века, когда Россия благодаря Петру 1 открылась Европе, ее жители испытывали по отношению к ней комплекс периферийности, или провинциальности. Это можно сравнить с амбивалентными чувствами сестры, которая живет в деревне к сестре, живущей в городе. С одной стороны, она завидует и восхищается ее нарядами и городскими манерами, с другой, чувствует возмущение: «А чем она лучше меня?» Эта амбивалентность сохранялась и в Советском союзе: с одной стороны советский человек искренне критиковал язвы капитализма и реакционный путь развития западных государств, с другой, каждый средний старшеклассник или студент (конечно же, одновременно с тем, бывший идеологически подкованным и являвшийся комсомольцем) мечтал о настоящих американских джинсах. А для взрослого было счастьем приобрести любую импортную вещь, ради чего он был готов часами стоять в очередях. Считалось, что она заведомо лучше отечественной. Хотя, впрочем, так оно и было.

Чувство ущербности болезненно и требует психологической компенсации, а невротическая вина не разрешает признаться в своих слабых сторонах и ответственности за них и требует во что бы то не стало доказать свое превосходство. Из этой ситуации два выхода: либо признаться себе в своих реальных ограничениях и стараться перенять у Другого лучшее из того, чем он обладает, либо замкнуться в себе и пытаться убеждать себя и окружающих в том, что ты и так лучше всех. Во втором случае вместо того, чтобы брать пример с лучшего, что есть в Другом, и работать над собой, субъект начинает искать в этом Другом недостатки, а свои изъяны выставлять как достоинства. Собственно к этому способу и прибегает современный средний российский обыватель при серьезной помощи официальной пропаганды. Например, уважение к правам личности можно выдать за фальшь и попустительство, а мракобесие и необразованность за «высокую духовность» и «традиционные ценности». Это можно сравнить с тем, что человек имеющий горб, чтобы избежать чувства неловкости и смущения, начинает гордиться им, говорить, что этот горб оттеняет его уникальность и особый путь развития, и с его помощью даже можно зарабатывать деньги в цирке. Кроме того, есть много людей, у которых горбы еще больше и именно с ними нужно дружить и налаживать партнерские отношения.

Признать свою виновность, это значит признать, в том числе то, что мы опять отстаем от западного мира, причем в результате своих собственных действий. А делать это эмоционально неприятно. Гордость не позволяет. Проще оглянуться на азиатские диктатуры и сказать: «Да мы такие не одни, мы даже лучше их!» — и для пущей демонстрации своей независимости от Запада блокировать интернет ресурсы и совершать ритуальное сожжение продуктов. Самоочевидно, что такая отгороженность нации от прогрессивной части человечества весьма на руку недобросовестным правителям.

Возникает вопрос, а чем же собственно может гордиться рядовой россиянин, кроме того, что его страна одна из самых больших по территории и количеству природных ресурсов, а к тому же и обладательница ядерного оружия? Чем он может компенсировать невротическое чувство неполноценности? Вот тут-то ему и приходит на «выручку» имперский миф, надежно запечатлённый в коллективной сознательной и бессознательной памяти. Как говорит Борис Дубин относительно менталитета российского народа:

«Самая болезненная точка — это самоопределение русского как державного. Россия должна быть великой державой, великая держава — это та, которой боятся. Если уважают, тоже неплохо, но лучше, чтобы боялись. Мы с коллегами всегда описывали комплекс „особого пути“ России как компенсаторный. С хозяйством плохо, сами ничего всерьез изменить не можем, власти обкрадывают налево и направо — компенсация за эти вещи выражается в поддержке „особого пути“, на котором Россия якобы всегда и становилась великой. На самом деле Россия становилась великой именно тогда, когда выходила на общий путь с большей частью мира, находила общие ориентиры. Но компенсаторика побеждает, и в итоге людям нравится, что Россия ухитрилась поставить на голову весь мир. О чем еще может мечтать хулиган во дворе? Чтобы все вокруг боялись. Маленькой репетицией всего этого — гордости, своего пути — была Олимпиада. Она власть очень укрепила».

Между тем, время идет, и пока россиянин пытается невротическими способами справиться с невротической виной, его реальная вина усугубляется — ведь теперь придется отвечать не только за коммунистическое прошлое, но и за то, что он позволил прийти к власти нынешнему олигархически-клептократи-ческому авторитарному режиму и за его внутриполитические и военные преступления.

 

Итоги неслучившегося покаяния

Преодоления прошлого в России так и не случилось. Призыв Тенгиза Абуладзе к покаянию остался без ответа. Если бы оно произошло, возможно, сейчас мы жили бы в другой стране, и мировая история складывалась бы совсем по-другому. Политический режим в постсоветской Росси постепенно эволюционировал — от ельцинской либеральной автократии с демократическими тенденциями, которая имела шансы при определенных условиях развиться в подлинную демократию, к авторитаризму правого толка с отчетливыми тоталитарными тенденциями. До 2011 года режим активно использовал декорации в виде фиктивных демократических институтов, особенно в период президентства Медведева. В реальности, скрываясь за либеральной риторикой, режим осуществлял свои обычные действия — распиливал «бюджет», подавлял тех, кто пытался сопротивляться коррумпированной бюрократической системе (дело Магнит-ского), развязывал войны (война с Грузией). После 2011 года декорации были фактически отброшены (за исключением периодического спектакля псевдовыборов с заранее определенным списком марионеточных партий и кандидатов), и его сущность предстала в обнаженном виде. То, что мы наблюдали, начиная с 2012 года, — это идущий семимильными шагами процесс сужения круга гражданских прав и свобод, неподотчетность и безальтернативность власти, с одной стороны, на фоне апатичного равнодушия и пассивности либо молчаливой поддержки основной массы населения, с другой.

Это подтверждает идею о том, что прошлый исторический опыт нельзя просто отрицать, притвориться, что его не было, или что он уже не имеет значения. Он все равно даст о себе знать, может быть в самый неожиданный момент. Еще раз процитирую Б. Гроппо:

«Опыт самых различных стран <…> показывает, что забвение — как добровольное, так и насильственно навязываемое — даже в самом лучшем случае оказывается лишь временным решением. Это решение может быть эффективным на определенном, иногда длинном, иногда коротком временном отрезке, но эффект никогда не длится вечно. Рано или поздно наступает момент, когда общество снова оказывается лицом к лицу со своим травматическим прошлым, которое оно пыталось вытеснить».

Вытесненные из коллективной памяти террор и насилие советского прошлого вновь и вновь дают знать о себе на разных уровнях жизни государства и общества — в виде войн и нарушений прав человека, исчезновения людей в Чечне; войны с Грузией; гибридной войны на Украине; систематических нарушений закона при борьбе действующей власти с оппозицией; политических убийств; появления новой плеяды политзаключенных; принятия негуманных, абсурдных и неконституционных законов органами госвласти; применения пыток в отделениях полиции; подавления любого человека, который выразил несогласие с правилами коррумпированной бюрократической системы. Т. е. в виде всех традиционных «прелестей» политической диктатуры. Правда современный средний россиянин, как и его предшественник советского времени, предпочитает этого не замечать, как будто этого не существует или является неотъемлемой, неприятной, но нормальной частью жизни.

Но что еще более опасно, невыученные уроки прошлого привели к ренессансу имперской мифологии. Как говорит Г. Михалева:

«<…> в нынешней России, вместо осмысления истории 20 века во всей ее полноте и трагизме, возрождается советский державно-патриотический миф, представляющий отечественную историю в виде череды славных и героических свершений. В этом мифе нет места ни для вины, ни для ответственности — его конструкторы и носители не осознают самого факта трагедии. Многие российские граждане не в состоянии более или менее объективно оценить не только степень исторической ответственности Советского Союза перед нашими сегодняшними соседями, но и масштабы катастрофы, постигшей саму Россию. <…> В итоге, история становится инструментом для достижения сиюминутных политических целей, оружием в руках людей, которым, в сущности, нет дела ни до национальной памяти других народов, ни до трагедий, пережитых их собственными народами, ни до прошлого вообще».

И пока вина отрицается, она отнюдь не прекращает свое существование, а возрастает.

 

Возможно ли покаяние в будущем?

В нынешней ситуации совершенно нереалистично строить какие-либо конкретные прожекты по преодолению советского тоталитарного прошлого на государственном уровне. Но прежде всего, должно произойти нечто такое, что заставит задуматься о том, что происходит в стране большое количество людей. Как сказал Владимир Сорокин: «Покаяние может быть лишь после потрясения. Это не микстура, которую можно дать. Я думаю, что добровольно здесь не будет покаяния. Чтобы покаяться, надо сначала сильно шмякнуться, набить шишку и, потирая ее, спросить себя: в чем же была моя ошибка? Для покаяния надо увидеть себя со стороны целиком и без прикрас». Безусловно, преодоление прошлого будет возможно только после смены нынешнего руководства страны и политического курса. Этому процессу будет способствовать установление дружеских отношений и диалога с демократическими странами. Ведь как показал исторический опыт, преодолению тоталитарного прошлого способствовало желание стран, в которых оно проводилось, интегрироваться в сообщество демократических государств. Напротив, те, кому такая интеграция не на руку, будут категорически против межкультурного диалога и нравственного обновления.

Что касается воспитательных мер, видимо будет необходимо то, что Теодор Адорно назвал демократической педагогикой. Как писал Адорно, «прояснение произошедшего должно противодействовать забвению, которое слишком легко соединяется с оправданием забытого». Демократическая педагогика, по Адорно, должна обращаться не только к фактам, но в первую очередь к личности носителя тоталитарной идеологии. В отношении преодоления антесемитизма как составляющей части нацистской идеологии, он писал: «<…> в той мере, в какой мы хотим бороться с ним внутри субъектов, не следует слишком многого ожидать от ссылки на факты, которые они зачастую не подпускают к себе или нейтрализуют, называя их исключениями. Скорее, предметом аргументации необходимо делать самих субъектов, к которым мы обращаемся. До их сознания следует довести механизмы, формирующие в них расовые предрассудки. Проработка прошлого, понятая как просвещение, по своей сути заключается в подобного рода обращении к субъекту, в усилении его самоуверенности и тем самым и его «я». Применительно к нашей ситуации, слово «антисемитизм» можно заменить на слова «особый путь» и другие.

Кроме того, для тех, кто готов к нравственному обновлению совсем не нужно ждать, когда условия для него возникнут на государственном уровне. Ведь, как указывал К. Ясперс, признание моральной и метафизической вины дело сугубо личное, внутреннее. Кроме того, думается, что если оно будет происходить, то неизбежно приведет и к внешним проявлениям в поведении индивида. В эссе «Сила бессильных» Вацлав Гавел писал, что единственное, что простой человек в силах противопоставить тоталитарной системе — это «жизнь в правде»:

«<…> „жизнь в правде“ имеет в посттоталитарной системе значение не только экзистенциальное (возвращает человеку самого себя), гносеологическое (показывает действительность, как она есть) и нравственное (является примером)».

«Радиус действия этой специфической силы определяется не числом сторонников, избирателей или солдат, ибо ее место в „пятой колонне“ общественного сознания, среди скрытых интенций жизни, в подавленном стремлении человека к обретению собственного достоинства и к реализации элементарных прав, его истинных социальных и политических интересов. Речь, следовательно, идет о „власти“, опирающейся не на силу той или иной ограниченной социальной или политической группы, а прежде всего на мощный потенциал, скрытый в целом обществе, в том числе во всех его государственных структурах. Эта „власть“, следовательно, опирается не на каких-то „собственных“ солдат, а так сказать, на „солдат своего врага“, то есть на всех, кто живет во лжи и в любой момент — пусть пока только теоретически — может подвергнуться воздействию силы правды (либо, инстинктивно стараясь уберечь свою власть, приспосабливается к этой силе). Это своего рода бактериологическое оружие, которым один штатский может — при соответствующих условиях — вооружить целую дивизию».

В 1978 году, когда эти слова были написаны, наверное, они могли показаться ничем не обоснованным оптимизмом.

Думаю, мы можем позаимствовать оптимизм и у Карла Ясперса, который был свидетелем самых темных страниц истории Европы 20 века, но, тем не менее, не потерял веру в человеческую природу и исторический прогресс:

«Тысячелетия, если соизмерять их со временем предшествующего существования человека и будущими возможностями, — крохотный промежуток времени.

<…>

Когда мы, основываясь на реалиях нашего века, начинаем видеть все в мрачном свете и считать потерянной всю человеческую историю, мы должны ориентироваться на эти будущие горизонты. Мы должны верить в грядущие возможности человеческого бытия. Если бросить беглый взгляд, то сегодня все выглядит мрачно, но если посмотреть пристальней — нет. Чтобы в этом удостовериться, нам нужен общий масштаб всемирной истории Мы сможем верить в будущее с большей решительностью, если станем действительно современными и в поисках истины будем видеть масштаб человеческого бытия».

Безусловно, если смотреть в масштабе столетий, исторический прогресс заметен. Растет количество государств, которые эволюционируют, хотя и с трудностями, к более прогрессивным формам правления и более гуманному устройству общества. Кроме того, в зоне ответственности каждого человека находятся шаги, пусть даже и очень маленькие, которые он может предпринимать, для того чтобы исторический социальный прогресс происходил быстрее.

 

О психологии демократии

 

 

Что известно о психологии демократии

Складывается впечатление, что в отличие от психологии авторитаризма и тоталитаризма психология демократии исследована намного меньше. Если теория авторитарной личности была детально разработана, — были описаны разные ее аспекты и психодинамические механизмы формирования авторитарного характера, проведены многочисленные эмпирические исследования, разработаны психологические тесты для измерения выраженности авторитарности, был проведен биографический анализ и анализ черт личности известных диктаторов и их последователей, — а также были изучены психологические последствия тоталитарного террора, то в отношении особенностей характера человека, который поддерживает демократическое устройство общества и влияния демократии на личность такой ясности нет.

Не идеализируя реальную демократию в современных развитых демократических государствах, тем не менее, невозможно не признать, что демократия, даже несмотря на свои несовершенства, представляет собой более здоровый тип общественного устройства. Поэтому, наверное, сложившаяся ситуация неудивительна, ведь и о болезнях написано намного больше, чем о здоровье.

Один из основоположников гуманистической психологии Гордон Олпорт в 50-е годы прошлого века писал: «В данное время кажется вероятным, что психология будет созревать в направлении базовых постулатов демократии. <…> Вырисовывается фигура человека, обеспеченного достаточным полем разума, автономией и выбором, чтобы получать пользу от проживания в свободном обществе».

Гордон Олпорт в то же время указывал, что согласно некоторым открытиям, сделанным современной ему психологией, относительно жизнеспособности демократических идеалов ответ оказывается негативным. Однако он высказывал надежду, что вскоре психология предложит образ человека более согласованный с демократическими идеалами. Олпорт подчеркивал, что «так как психология не является нормативной дисциплиной, она сама не в состоянии дать ценностный шаблон, по которому нужно оценивать ход становления. Демократия — вот ценностный шаблон, предложенный для проверки уровня развития индивида и общества».

Думаю, в значительной степени надежды Г. Олпорта были осуществлены гуманистической психологией. Тем не менее, на мой взгляд, его слова не утратили актуальности и поныне. Не только потому, что в современной психологии, как и в середине прошлого века, преобладают детерминистские модели объяснения человеческого поведения. И не только потому, что у реально существующей демократии есть свои проблемы, и это как будто свидетельствует о том, что она не соответствует природе человеческих отношений или вредна для людей. Собственно в обличении несовершенств демократии нет ничего нового. Античную демократию критиковали Платон и Аристотель. Критика буржуазной демократии была начата марксистами. В 20 веке изъяны постиндустриального демократического общества были продемонстрированы в работах Э. Фромма и Г. Маркузе. Что касается России, то в последние годы негативные высказывания по поводу демократии можно встретить не только в блогосфере, но и в серьезных научных публикациях. Так, например, в монографии известного российского психоаналитика М. М. Решетникова правозащитники именуются «демо-экстремистами», высказываются идеи, что для борьбы с преступностью оправдано ограничение прав и свобод граждан. Ссылаясь на рост преступности в демократических странах, автор задается риторическим вопросом: «Может быть, действительно наступает какая-то „иная“ эпоха? И требуются какие-то иные механизмы общественного и государственного регулирования». Однако что касается критики, то думаю уместно вспомнить известное высказывание Уинстона Черчилля: «Демократия — самая плохая форма правления, если не считать всех остальных».

Намного более тревожным, чем проблемы современной демократии, является откат ряда государств к недемократическим, а то и к средневековым формам управления, со всеми вытекающими из этого последствиями. Наибольшую тревогу в связи с этим привлекают внимание процессы, происходящие на Ближнем Востоке. Поэтому для психологии крайне важно исследовать не только то, что затягивает общество не просто в архаические, а в деструктивные формы самоорганизации (собственно это было в достаточной мере изучено еще в 20 веке), но и те свойства личности, на которые могут опираться демократические и гуманистические преобразования. В этом отношении, мне кажется, Г. Олпорт своим высказыванием наметил перспективную программу для исследований. На мой взгляд, демократия также как и тоталитаризм, может являться областью для междисциплинарного исследования, как со стороны общественных наук, так и со стороны психологии, психотерапии и психиатрии.

 

Кому нужна демократия в России?

Как показывают социологические исследования ценности демократии, такие как свобода слова, неприкосновенность личности, возможность влиять на принятие решений и пр. на сегодняшний день являются важными далеко не для всех людей.

По данным Международного исследовательского центра Гэллапа (Gallup International) в 2007 году (было опрошено более 60 тыс. человек из 57 стран мира) 79 % респондентов (столько же в 2005 году) считали, что, несмотря на недостатки, демократия является самой лучшей системой правления. Хуже всего демократию воспринимали в России, Восточной Европе и Африке. Представления о демократии у граждан России и других стран постсоветского пространства существенно отличались от западных представлений. Под «правильной» демократией большинство россиян понимало скорее защиту своих социальных прав, нежели возможность пользоваться правами политическими. В 2012 году американские социологи из Pew research center задавали в 7 странах вопрос — что вы предпочтёте, сильного лидера или демократическое правление? Россияне, наряду с пакистанцами, оказались в числе тех, кто отдавал предпочтение «сильной руке» — среди россиян 57 %.

В аналитическом отчете, сделанным социологами Левада-центра Д. Волковым и С. Гончаровым констатируется, что в сентябре 2014 года 62 % респондентов отвечали, что России нужна демократия. На первый взгляд, ответ кажется обнадеживающим, особенно если помнить об атмосфере имперского военно-патриотического угара, которая царила в то время. Однако любопытно разобраться, что же подразумевали под демократией большинство опрошенных. В этом же опросе 55 % ответили, что России нужна «совершенно особая, соответствующая национальным традициям и специфике» демократия. Анализируя результаты опросов, авторы доклада пришли к выводу, что для большинства населения «демократия» представляется очень размытым, хотя и позитивным понятием, обозначающим общественное устройство, при котором власть удовлетворяет минимальные требования населения. С «выборами», «политической борьбой», «подотчетностью власти обществу» — с тем, что является определяющим содержанием понятия демократия, — ассоциации возникали лишь у 18–20 %, и эта доля снижалась на протяжении нескольких последних лет. В отчете отмечается, что имеет место нарастающее нежелание населения использовать инструменты, позволяющие держать власть подотчетной обществу. Основной стратегией населения во взаимоотношениях с властью является избегание и уклонение от лишних контактов, притом, что около половины населения ощущают сильную зависимость от господдержки, а значит, и от власти. Непосредственно демократические права и свободы являются ценностью для небольшой группы граждан (не более пятой части населения). Группа так называемых «рассерженных горожан» (т. е. социально-активных представителей российского среднего класса), которых волнуют несколько социально-политических проблем одновременно, в масштабе всей страны составляет не более 7 % населения (в крупных городах до 25 %).

Более ранние опросы Левада-центра продемонстрировали, что в течение 2008–2011 гг., в ответах на вопрос «какие свободы из этого списка особенно важны лично для вас», доля утверждавших «достаточная защищенность государством в случае болезни, утраты работы, бедности» возрастала с 50 до 56 %. «Свобода от государственного контроля, вмешательства государства в личную жизнь» в 2011 году оказалась значимой только для 22 % респондентов. В этом же отчете указывалось, что начиная со средины 90-х гг. наблюдался рост симпатии в адрес сильного и властного лидера. С тем, что «нашему народу постоянно нужна «сильная рука», были согласны: в 1994 г. — 35 %; в 1996 г. — 37 %; в 2006 г. — 42 %; в 2010 г. — 44 %; в 2011 г. — 42 % населения.

После «русской весны» и введения антироссийских санкций в России сложилось весьма стабильное, несмотря на ухудшение экономического положения, так называемое «путинское большинство», т. е. широкий слой людей, который поддерживает нынешнего авторитарного лидера и антидемократический курс развития страны.

В целом, данные социологов показывают, что демократию в России в большей мере склонны поддерживать люди с более высоким социальным капиталом в виде высшего образования, высокого дохода, социальных связей.

В заключение отмечу, что в современном мире демократия функционирует только в индустриально развитых странах, хотя и не во всех. Но тем не менее, политический режим Франции, страны имевшей высокие показатели индустриального развития, еще в 60е гг. прошлого века расценивался политологами как нестабильная демократия. Также известно, что демократические системы сложились в Великобритании и США еще в доиндустриальный период. Хотя и в ограниченной форме демократия существовала в античности, а также в средние века (Новгородская, Псковская, Флорентийская, Венецианская республика и др.). Это еще раз подтверждает то, что в становлении демократии играют роль не только экономические и внешнеполитические условия, но видимо еще в большей степени менталитет людей.

Возникает вопрос, почему же демократия является привлекательной для одних людей и не представляет никакой ценности для других? Упоминания о преимуществах демократии обычно касаются двух аспектов: прагматического, — демократия как более совершенная форма управления, — и гуманистического — демократия как форма организации общества, уважающего личность каждого человека и способствующего максимальному раскрытию сил индивида. Касательно последнего аспекта американский философ Джон Дьюи еще в начале 20 века писал следующим образом: «При демократии в обществе постоянно растет число людей, готовых согласовывать свои действия с действиями других и учитывать чужие интересы, определяя цель и направление своих собственных. Все это способствует разрушению барьеров класса, расы и национальной территории, которые не дают людям осознать до конца смысл своих действий. Более многочисленные и разносторонние контакты означают большее разнообразие стимулов, на которые человеку приходится реагировать и которые, в свою очередь, заставляют его разнообразить свое поведение. Они высвобождают силы, остающиеся невостребованными, когда побуждения к действию носят односторонний характер, как это бывает в группах, во имя сохранения своей замкнутости подавляющих многие интересы».

В связи с гуманистическим потенциалом демократии весьма актуальной является теория мотивации Абрахама Маслоу. В иерархии потребностей, составленной Маслоу, базовые нужды (физиологические потребности в утолении голода и жажды) выступают приоритетными по отношению к потребностям обеспечения безопасности, а замыкают ряд потребностей потребности в ощущении принадлежности к сообществу, в уважении, любви, признании со стороны других и в самореализации. Однако в отличие от вульгарного представления пирамиды Маслоу, в его оригинальной теории не предполагается, что потребности более высокого порядка могут проявиться, только когда потребности более низкого уровня в иерархии уже пресыщены (скорее подразумевается лишь некоторый уровень их удовлетворенности). С этой точки зрения, демократия, прежде всего, отвечает на потребности более высокого уровня. Удовлетворение исключительно физиологических нужд зачастую в определенной и даже вполне достаточной степени могут обеспечить и авторитарно-тоталитарные режимы. Поэтому следует ожидать, что активными сторонниками демократии будут люди, ориентированные на удовлетворение потребностей более высокого порядка.

 

Личность и демократия

В качестве антипода к понятию «авторитарная личность» в литературе встречается упоминание о «демократической личности». Впервые термин «демократический характер» был использован Гарольдом Лассуэллом, американским социологом, который первым применил теорию психоанализа для объяснения политических процессов. В 1946 году он представил перечень отличительных признаков демократического характера: (1) «открытое эго», под которым подразумевается установка на теплое, неравнодушное отношение к другим людям; (2) способность разделять ценности других и делиться своими ценностями с другими; (3) ориентация скорее на многие, чем на единственную ценность; (4) доверие к окружающим людям и уверенность в них, а также (5) относительная свобода от страхов и тревожности. По его мнению, на базе личности такого типа формируется гражданин демократического общества. Лассуэлл полагал, что демократия оказывается прочной только в том случае, если опирается на массовую «демократическую личность» со своим характером, темпераментом, установками и ролями. Гражданин демократического общества, по его мнению, будет разделять демократическую доктрину, сохранять позитивную идентификацию со всем человечеством, проявлять в определенной мере активное и информированное участие в общественных делах.

Согласно «Толковому словарю обществоведческих терминов» Н. Е. Яценко, демократическая личность характеризуется такими чертами как уважительное и доверительное отношение к людям, терпимость и склонность к поискам компромиссов, высокая информированность и самостоятельность суждений, гражданственность и социальная активность, благоразумие и приверженность общечеловеческим ценностям.

Е. Б. Шестопал считает, что демократический тип личности в противоположность авторитарному характеризуется открытостью мышления и терпимостью к инакомыслию, способностью к компромиссам и свободой от бессознательной тревоги, приоритетом рационального начала в выборе политической позиции, отсутствием стремления к подавлению других, признанием людей равными и активной жизненной позицией.

В связи с попыткой найти особый тип личности релевантный демократии, на мой взгляд, представляет интерес концепция психологически здорового индивида, представленная Э. Фроммом в 1956 году. Фромм не называл представленную им констелляцию качеств демократическим характером. Как известно, он весьма критично относился к современному ему американскому демократическому обществу, которое назвал «обществом потребления». Но очевидно, что портрет здорового индивида в его описании представляет собой противоположность садомазохистской, авторитарной личности. Он описывает пять тенденций, определяющих здоровое развитие индивида:

1. Приобщенность в противовес нарциссизму.

2. Преодоление и созидательность в противовес разрушительности.

3. Укорененность и братство в противовес кровосмешению.

4. Чувство тождественности и индивидуальность в противоположность стадному конформизму.

5. Потребность в системе ориентации в противоположность потребности в поклонении: разум в противовес иррациональности.

Если попытаться кратко резюмировать эту концепцию, то здоровое развитие индивида движется от состояния симбиотического слияния, группового нарциссизма, связанности с отдельными людьми основанной на принципе кровнородственных отношений к индивидуации и братским отношениям со всеми представителями человечества. На смену отношениям, основанным на симбиотической зависимости, должны прийти отношения, основанные на любви (понимаемой как основанной на уважении заботы о другом без потери собственной индивидуальности и независимости), на смену разрушительности — творчество, на смену конформистского принятия чужого мировоззрения — опора на собственный разум.

Однако, как упоминалось выше, в отношении концепции демократической личности, в целом, нет столь детальных эмпирических исследований и глубокого теоретического обоснования, как в отношении авторитарной.

Американские политологи Габриэль Алмонд и Сидней Верба отказались от психоаналитического способа объяснения и, основываясь во многом на психокультурном подходе, в начале 60-х гг. предложили теорию гражданской политической культуры и политической социализации, которая была призвана объяснить политическое поведение людей. Они выделили три чистых типа политической культуры, а также одну смешанную (гражданскую культуру), которая характерна для государств с демократическим типом правления.

Первый тип чистой политической культуры был назван ими парохиальной (патриархальной, «местечковой») культурой. Для нее характерно отсутствие у населения знаний о политике и каких-либо ожиданий от политической системы. В эту категорию попадают политические культуры африканских родовых обществ и автономных местных общин. Чистая паро-хиальная культура обычно встречается в самых простых традиционных системах с минимальной политической специализацией.

Второй тип — подданническая культура. В данном случае подданный знает о существовании специализированной правительственной власти; он эмоционально ориентирован на нее, возможно, гордится ею либо, напротив, испытывает к ней неприязнь; он оценивает ее как легитимную или нет. Но это отношение только к «нисходящему потоку» политической системы. Оно носит в основном пассивный характер. Этот тип культуры отличается в целом невысоким уровнем активности граждан.

Третий — участнический (партиципаторный, активистский) тип культуры характеризуется вовлечением граждан в политическую жизнь, их включенностью в общественные дела. Они склонны ориентироваться на «активистскую» роль личности в политике.

С демократией согласно этой теории совместим лишь определенный тип политической культуры — гражданская политическая культура, являющаяся сочетанием подданического и участнического типов. Носитель гражданской политической культуры оказывает давление на власть, но в то же время сохраняет к ней лояльность; он должен быть активным, но не проявлять активность постоянно, лишая власть возможности действовать.

Политическую культуру можно рассматривать на разных системных уровнях: на уровне общества страны в целом, на уровне социальной группы (класс, нация, этническая группа), на личностном уровне.

С точки зрения этой классификации, политическая культура в современной России, в целом, безусловно является подданнической, если не брать во внимание отдельные небольшие группы населения, например, жителей сильно отдаленных сельских районов, сохраняющих порохиальныю культуру, или узкую прослойку гражданских активистов, являющихся носителями участнической политической культуры. Но общей картины это не меняет. Данные соцопросов демонстрируют, что для российских подданных достаточно характерны подавленное недовольство и недоверие по отношению к властным институтам, которые в то же время сочетаются с весьма высоким уровнем доверия к центральной власти, рейтинг которой закономерно взлетает во время военных акций (в Чечне, Южной Осетии, Украине, Сирии). Такое амбивалентное отношение к власти демонстрируют достаточно типичные высказывания, которые мне приходилось слышать в повседневной жизни:

«Путин конечно мафиозник, но он все делает правильно! Вот с чиновниками у нас беда — у них совсем совести нет!»,

«Коррупция конечно есть у нас. Но что же с ней сделаешь, если с ней один Путин борется!» и т. п.

С другой стороны, видимо, именно наследием подданической культуры можно объяснить разброд и внутренние конфликты в среде современной российской оппозиции и в среде гражданских активистов в целом. Ведь в условиях подданической культуры у людей не формируется навык построения горизонтальных деловых взаимоотношений, взаимодействие привычно лишь в рамках вертикальной иерархии, и общение в качестве равноправных субъектов — это то, чему российскому гражданскому обществу еще длительное время придется учиться. Этим же можно объяснить и то, что деятельность иерархически организованных организаций в России фактически оказывается более эффективной.

Освоение политической культуры индивидом происходит в процессе политической социализации. В соответствии с концепцией И. Истона и Дж. Дениса политическая социализация состоит из нескольких этапов. Первичная политическая социализация, т. е. усвоение первых политических символов, происходит в 3–4 года посредством влияния семьи, средств массовой информации, ближайшего социального окружения. В 11–13 лет представления о политической власти персонализируются в виде образов конкретных людей. В 14–16 лет подросток оперирует абстрактными понятиями, связанными с политикой («власть», «право», «свобода» и т. д.)

В литературе упоминается, что политическая социализация может носить «вертикальный» (воздействие политической среды на личность, являющейся пассивным объектом воздействия), «горизонтальный» (индивид является равным участником процесса социализации) и смешанный характер.

Целью упомянутой выше теории политической социализации является изучение процесса становления личности как субъекта именно политической деятельности. Так с точки зрения Г. Алмонда и С. Верба, хотя характер воспитания в родительской семье в ранние годы жизни имеет значение, он не оказывает решающего влияния на политические установки взрослого индивида. Все же, на мой взгляд, однако, не стоит игнорировать и более ранний этап первичной социализации, над которым собственно политическая социализация надстраивается. Хотя видимо было бы необоснованно выводить политические ориентации индивида исключительно из общих закономерностей развития ребенка, все же интересны концепции, которые объясняют политическое поведение ранним детским опытом личности, хотя конечно они имеют свои ограничения и подвергались критике. В частности, в этом отношении интересна работа Ллойда Демоза «Бархатная революция: детские корни демократических движений в Советском союзе и восточной Европе», впервые опубликованная в 1990 году, т. е. в канун интенсивных демократически-ориентированных преобразований в СССР и восточноевропейских странах.

Демоз говорил, что главной мыслью его психоисторических работ было то, что реформа воспитания детей всегда предшествует политической реформе. В частности, демократические реформы в СССР и восточной Европе, с его точки зрения, связаны с изменениями в характере воспитания. Он пишет, что отношение к детям в России вплоть до 20 века было крайне суровым. Суровое отношение к детям было обычным делом по всей Европе, но уже в 18 веке оно стало вызывать осуждение. В России же традиционные жестокие приемы воспитания детей не встречали настоящего противодействия вплоть до 20 века. Он полагает, что двухвековая отсрочка реформы воспитания детей как раз и является причиной двухвекового запаздывания политической реформы в России по сравнению с Западом.

Демоз отмечает, что политические кошмары царской и сталинской России были точным воспроизведением кошмаров традиционного русского детства. Широко распространенные детоубийство, жестокие побои и другие формы физического насилия над детьми становились моделью психологического насилия со стороны Кремля, КГБ и ГУЛАГа.

Он указывает на значение традиции тугого пеленания для формирования характера ребенка: страх независимости, перепады настроения, потребность во внешнем контроле являются результатом длительного периода пеленания, эмоциональной заброшенности и холодности со стороны родителей. Как спе-ленутые дети плачут, когда их освобождают от бандажа, — настолько непривычно такое состояние, — так же точно и взрослые, которые физически и эмоционально были спеленуты как дети, требуют возврата тоталитарных оков прежней политической системы. Длительное тугое пеленание (состоящее в перевязывании ребенка в несколько слоев на протяжении всего первого года жизни) в России сошло на нет только в первой половине 20 века. В Западной Европе этот обычай прекратил существование уже в 18–19 веках.

Демоз считает, что хотя после революции 1917 года и были сделаны некоторые попытки изменить традиционные приемы воспитания детей, — особенно путем учреждения детских яслей, в которых психологическое насилие со стороны родителей было сведено до минимума, — прогресс был очень медленным вплоть до 1930-х годов, когда жизнь советских детей стала больше походить на детство в других современных странах. В образованных семьях детей перестали туго пеленать, порка стала неприемлемой и родительское тепло стало понемногу рассеивать «дух рабства», до тех пор пронизывавший все детство.

Стиль воспитания принятый в обществе отражался и на характере его лидеров. Л. Демоз приводит следующие примеры:

Мать Ленина, сама испытавшая на себе традиционные приемы «закалки», такие, как регулярное заворачивание в холодное влажное полотенце, воспитывала его в «спартанской манере», включавшей обычные в то время пеленание и участие кормилицы. Сообщается, что он не умел ходить почти до трех лет и считался «буйным, неуправляемым» ребенком, «часто приходившим в ярость». Он вырос эмоционально холодным человеком, безжалостным к врагам, а демократические свободы его интересовали мало.

У Сталина был отец-алкоголик, который имел обыкновение устраивать жене и детям «страшные избиения», бил их сапогами и пытался убить. Мать тоже била сына. Сталин, в свою очередь, бил собственных детей. Демоз констатирует, что можно было заранее сказать, что, став лидером, он погубит миллионы сограждан.

По контрасту, родители Горбачева (который родился в 1931 году) относились к нему как к личности, и детство его, по воспоминаниям одного товарища тех лет, было «очень счастливым». Демоз пишет, что Горбачева едва ли можно назвать страстным борцом за демократию, однако чертами характера он очень сильно отличался от предшественников. Обладая спокойным и ровным уже в детстве характером и способностью испытывать романтические чувства к женщинам, в том числе к своей жене, он мог представлять ту часть советского народа, которая не нуждалась больше в политическом пеленании и насилии и могла выдержать демократическую реформу.

Демоз делает следующий вывод: «Когда Горбачев пришел к власти, прошло пятьдесят лет с тех пор, как начал рассеиваться кошмар традиционного русского детства, поэтому в Советском Союзе многие стали считать, что не нуждаются больше в тоталитарных лидерах, насильственной коллективизации и ГУЛАГе.

Конец коммунизма был вызван не экономическим упадком (на самом деле в предшествующее ему десятилетие наблюдался экономический прогресс) и не миллиардными затратами Америки на повышение мощности своего вооружения (как утверждал Рональд Рейган), и не в том дело, что коммунизм «одряхлел и отмер», по выражению одного писателя.

Мирные революции, в отличие от насильственных, являются результатом того, что в свое время родители стали больше любить детей. Это не революции ненависти, а революции любви. Эти революции производятся не экономическими классами, а психоклассами, новыми типами историче-скойличности». По его мнению, значительный прогресс воспитания советских детей в 20 веке изменил русскую ментальность и заложил основу для грандиозных политических перемен, которые наблюдались в 80-е годы.

Таким образом, можно предполагать, что впервые отношение человека к свободе и власти закладывается еще в довербальный период. В то же время, психоаналитические концепции подвергались критике и вызвали определенное разочарование в связи с тем, что они абсолютизировали роль раннего развития и не позволяли достаточно точно прогнозировать политическое поведение.

Есть отечественное исследование, в котором было обнаружено, что разные стили семейного воспитания (демократический, либеральный, попустительский и авторитарный), реализуемые родителями, приводят к формированию у детей разных способов восприятия политической власти.

Выше я постарался представить спектр теоретических подходов, так или иначе объясняющих поведение членов демократического общества. По всей видимости, все эти объяснения следует воспринимать как частичные, т. к. реальная ситуация включает сложное переплетение индивидуальных, микро- и макро-социальных факторов, которое стоит рассматривать с точки зрения системной или полевой парадигмы.

Россия последних лет, в силу очень резкой поляризации ценностных позиций, является идеальным местом для проведения исследований авторитарной и демократической личности. Можно предполагать, что личности с демократическими предпочтениями сейчас тяготеют к объединению в культурно ориентированные некоммерческие организации и в организации несистемной оппозиции, а авторитарно ориентированные индивиды включаются в организации под эгидой РПЦ, «Единой России», системных партий и т. п. Было бы весьма интересно исследовать различие психологических черт индивидов, входящих в эти общественные объединения.

Что касается психотерапии, то любая глубинная психотерапия (экзистенциально-гуманистическая или психоаналитически-ориентированная) ненамеренно способствует развитию черт, которые присущи «демократическому характеру»: внутренний локус контроля, лучшая интроспекция, способность определять свои личные потребности, более высокая толерантность к различиям между людьми, связанная с тем, что индивид изжил травмы, случавшиеся в процессе его собственного развития, большая способность договариваться в случае разногласий. Также психотерапия способствует укреплению самооценки и чувства собственного достоинства, что может быть определенным противоядием от того, чтобы компенсировать чувство личной неуверенности через отождествление с «сильным» вождем и мнимыми успехами государства. Конечно эти черты автоматически еще не приводят к формированию гражданина (в демократическом смысле). Как указывали Алмонд и Вербе демократические качества индивида сами по себе не являются политическими установками. Тем не менее, психотерапия как теоретическая и практическая дисциплина, на мой взгляд, может способствовать, с одной стороны, росту личности (в направлении психологического здоровья как оно было описано Э. Фроммом), с другой, изживанию тоталитарного травматического опыта.

 

Экзистенциальная революция

Естественным образом возникает вопрос, есть ли у России потенциал для того, чтобы встать на демократический путь развития, учитывая, что по данным соцопросов демократию на сегодняшний день активно поддерживает примерно 7 % населения. Думаю, следует ответить на этот вопрос положительно. Ведь если вспоминать исторический опыт, то демократия вызревала долго и постепенно сначала в рамках рабовладельческого строя, затем в недрах феодального и буржуазного общественного уклада. В то же время надо признать, что у России есть не меньший потенциал для того, чтобы развиваться (а точнее стагнировать) в направлении авторитарно-тоталитарного общественного устройства. Также необходимо помнить, что исторический прогресс не происходит сам по себе, а является результатом волевых усилий его субъектов.

Политологи высказывают предположение о том, что политическая система является стабильной, если имеет место конгруэнтность паттернов осуществления власти на разных уровнях — как на уровне элит, так и на уровне семьи школы и политических партий. Соответственно система начнет трансформироваться, если возникнет ситуация неконгруэнтности. По аналогии можно предположить (и впрочем, это достаточно ясно вытекает из выше изложенного материала), что для стабильности автократической системы должно быть соответствие между паттернами мышления и поведения политических элит и масс. И далее, чтобы авторитарная система стала внутренне нестабильна, должно произойти рассогласование, для начала на когнитивно-эмоциональном уровне, между ее различными стратами. Современные российские политические элиты это понимают, и, собственно, с этим связана попытка перевести оппозиционеров и либерально настроенных граждан в разряд экстремистов, если не в уголовном порядке, то хотя бы в глазах общественного мнения.

Как показывает исторический опыт, демократия не может быть построена с помощью указаний сверху или принятия юридических законов. Ведь если судить сугубо по законодательным актам, то в соответствии с Конституцией СССР Советский союз был самой демократической страной в мире, хотя действительность свидетельствовала о прямо противоположном. А в стране со старейшими демократическими традициями Великобритании нет конституции страны как отдельного юридического документа (конституционное право Великобритании не кодифицировано). Соответственно, реальная демократия в первую очередь базируется не на формальном законодательстве, а на сообществе людей с определенным менталитетом. По мысли Г. Алмонда и С. Верба демократические институты и демократическое законодательство являются результатом демократии, а не наоборот. Они писали, что «главное, что надлежит усвоить по поводу демократии, — это проблематика установок и чувств, а таким вещам гораздо труднее учиться».

Вацлав Гавел также подчеркивал значение человеческого фактора. Он утверждал, что демократической революции сначала должна предшествовать революция экзистенциальная: «Перспектива „экзистенциальной революции“, что касается ее результатов, — это, прежде всего, нравственная реконструкция общества, означающая радикальное обновление подлинного отношения человека к тому, что я назвал „человеческим распорядком“ (и что не может быть замещено никаким распорядком политическим). Новый опыт бытия, обновленное положение во Вселенной, по-новому понятая „высшая ответственность“, обретение духовности по отношению к другому человеку и к человеческому сообществу — такова, очевидно, эта перспектива».

«И если еще в 1968 г. я думал, что нашу проблему можно решить, создав какую-то оппозиционную партию, у которой будет возможность открыто участвовать в борьбе за власть с партией, находящейся у власти, то теперь мне стало ясно, что в действительности так просто это не происходит и что никакая оппозиционная партия сама по себе, так же как и любой новый закон о выборах сам по себе, не может гарантировать обществу, что оно вскоре не станет жертвой какого-то нового насилия. Такие гарантии, по-видимому, не могут зависеть от каких-то „сухих“ организационных мер; едва ли в них в самом деле можно искать того Бога, который нас единственно может спасти».

Могут ли сделать эти 7 % процентов что-либо, что будет способствовать экзистенциальной революции? Думаю, да. Хотя едва ли стоит рассчитывать на какой-то быстрый эффект. Об ограниченности человеческих возможностей в контексте деятельного преобразования истории Карл Ясперс высказался следующим образом: «Если мы спрашиваем о смысле истории, то всякий, кто верит в цель истории, близок к тому, чтобы не только мыслить цель истории, но и планомерно ее осуществлять.

Однако мы испытываем бессилие, когда намерены планомерно устроить нашу жизнь в целом. Высокомерное планирование властителей, опирающееся на мнимое целостное знание истории, терпит катастрофическое крушение. Планирования отдельных людей в их узких сферах терпят неудачу или становятся моментами совершенно иных, незапланированных смысловых связей».

Тем не менее, критически мыслящая интеллигенция, представляющая разные профессиональные группы, может предпринимать определенные действия для нравственного и психологического преобразования общества. Прежде всего, это просвещение и демократическое воспитание. В уже упоминавшейся монографии М. М. Решетникова можно встретить утверждение, что просвещение и образование не способствует демократизации. Однако, следует отметить, что оно не соответствует действительности. Как показывают данные соцопросов, демократию склонны поддерживать более образованные слои населения. Хотя можно согласиться, что чисто технократическое образование само по себе еще не формирует рационального общественного мировоззрения. Также известно как малоэффективно обучение чему-либо, если знания не используются на практике. Однако принципы и методы демократического образования это отдельная и весьма обширная тема.

Надо сказать, что в 90-е и 00-ее годы было вложено достаточно много сил и средств на развитие гражданского общества в России. На 30 декабря 2015 года Минюстом зарегистрировано 225 тысяч 489 некоммерческих организаций. Писались многочисленные научные работы на темы формирования гражданского общества и демократической педагогики. С учетом событий последних лет, справедливо ли сказать, что все эти усилия были напрасны? Думаю, нет. По данным, представленным экспертами Левада-центра на сегодняшний день около 40 % населения, так или иначе, проявляют активность по различным гражданским вопросам, хотя большая часть из них — лишь эпизодически. Тематическая направленность большинства гражданских инициатив, объединений и организаций имеет заведомо не конфронтационный, параллельный по отношению к власти (различные клубы, благотворительные инициативы, студенческие и родительские организации), а иногда и откровенно формальный характер. Аудитория организаций и инициатив, деятельность которых направлена на обеспечение контроля за действиями властей и поэтому потенциально сопряжена с возникновением конфликтных ситуаций (правозащитная деятельность, экологические, наблюдательские и подобные им инициативы), объединяет не более 9—10 % населения. Однако эксперты указывают, что для прогнозирования дальнейшего общественного развития важно учитывать всю совокупность ассоциаций, организаций, групп и движений, потому что даже в дворовых футбольных командах и хоровых кружках идет медленное построение социального капитала. Спорадические проявления гражданской солидарности (во время пожаров, наводнений, гражданских протестов) во многом становятся возможными благодаря этой скромной невидимой работе.

Надо отметить, что хотя в последние годы и идет постепенное наступление на негосударственное образование и некоммерческие организации, уровень свободы общественной и интеллектуальной деятельности в настоящее время несопоставим с его уровнем в доперестроечном СССР и при многих авторитарных режимах, и поэтому у активных людей остается достаточно много возможностей для действий. Кроме того, для каждого человека, даже не участвующего непосредственно в деятельности общественных объединений, доступно то, что Вацлав Гавел называл «жизнью в правде». Если отдельно взятый человек занимает нравственную позицию, то это рождает «волновой» эффект, который затрагивает меньшее или большее количество других индивидов.

Учитывая существующие на сегодняшний день возможности и то, что военно-патриотический психоз, охвативший население, закономерно постепенно сходит на нет, думаю, можно предполагать, что в России, хотя и не в ближайшем будущем, возможно построение демократического общества, основанного на гражданском участии, уважении человеческой личности и других народов.

 

Заключение

На этом я завершаю свою попытку осмыслить истоки и особенности тоталитарной психологии в постсоветской России. Должен сказать, что написание книги потребовало от меня приложения больших усилий, поскольку мне приходилось перерабатывать большое количество негативной информации, которую, наверное, большинство людей предпочитают избегать. Хочется отметить, что значительную поддержку в плане желания написать эту книгу мне оказали некоторые друзья, слушатели публичных лекций в Новосибирском открытом университете и его преподаватели, а также моя дочь. И я надеюсь, что вложенные мной усилия принесут некоторую пользу.

В итоге представленного выше рассмотрения можно сделать вывод, что многие аспекты психологии авторитаризма и тоталитаризма уже исследованы, и на этом основании, в целом, понятны механизмы становления авторитарных и тоталитарных режимов. Но в то же время остаются и неясные вопросы, которых еще больше. Что касается российских исследований авторитарности, то они проводились преимущественно с точки зрения социологии, и именно психологических публикаций на эту тему довольно мало.

Возможно, это связано с тем, что после падения Советского союза казалось, что призраки тоталитаризма уже ушли в прошлое. На мой взгляд, то что касается авторитарных и тоталитарных предиспозиций личности до сих пор представляет собой достаточно широкое поле для исследования. В контексте психологического изучения этого феномена, на мой взгляд, требуется проведение более четкого разграничения между «ядерными» характерологическими чертами авторитарной личности и ситуативно принятыми антидемократическими политическими установками. Как известно поверхностные политические предпочтения на протяжении жизни могут неоднократно меняться, и было бы интересно более детально понять, с помощью каких механизмов они связаны со структурой характера и какие факторы влияют на их взаимодействие. Кроме того в современных условиях по-прежнему актуально исследование такого явления как конформизм. Складывается впечатление, что на сегодняшний день именно конформизм — неразборчивая готовность принять как должное все и вся, хоть ценности общества потребления, хоть закручивание гаек а-ля СССР, хоть имперскую псевдопатриотическую риторику — оказывает большее влияние на психологическую атмосферу российского общества в целом, чем авторитарность личности как таковая. Также интерес представляет и более подробное изучение типа личности, которая является проводником демократических преобразований, и того на какие потенции и способности человека мы можем опираться, если хотим жить в более гуманном обществе, и какие способы существуют, для того чтобы их развивать. Актуален вопрос о том, какие социально терапевтические и воспитательные меры будут препятствовать репродукции авторитарно-тоталитарных моделей мышления и поведения. И каким образом в сознании большинства людей может быть произведена переоценка мнимых достоинств тоталитарных режимов, в том числе советского, а также его атавизмов, проявившихся в постсоветском российском социуме.

Если оценивать нынешнюю ситуацию, то, к сожалению, приходится констатировать, что в настоящее время в России существует мощный тоталитарный потенциал на уровне менталитета людей. Это демонстрируют не только данные социологических опросов, но в наиболее яркой, наглядной форме это было проявлено в связи с событиями 2014–2015 гг.

Однако главной целью, конечно же, являются не научные изыскания сами по себе, а практическое преобразование общества в соответствии с более гуманистически ориентированными формами цивилизационного развития. Хотя на сегодняшний день достаточно понятно, что невозможно достичь некоего идеального состояния, тем не менее, тенденции исторического развития показали, что возможно движение к тем формам социального устройства, при которых все менее допустимыми становятся насилие и произвол, и в которых все большее значение приобретают интересы отдельного человека. Эта тенденция охватывает страны с разным географическим положением и разным культурно-историческим прошлым. На этом фоне концепции об особом цивилизационном пути отдельных регионов и государств не выглядят убедительными. Безусловно, что и Россия в этом отношении не является исключением.

И хотя последние внутриполитические события заставляют воздерживаться от ложного оптимизма — усиление силовых структур, «пакет Яровой», дезорганизованность в рядах российской оппозиции и пр. — тем не менее, мне представляется, что в онтологической природе человека есть нечто, что побуждает его двигаться к большей свободе, хотя на практике путь этот долог и извилист.

Июль 2016 г.

 

Приложение

Социально-психологическая атмосфера в России 2014–2015 годов глазами интеллигенции: от призрака единения до предчувствия гражданской войны

 

Ниже представлены четыре интервью, взятые у психологов, психотерапевта, предпринимателя, генерального директора предприятия и философа в октябре-ноябре 2015 года. Их целью было прояснение того, как представителями нашего социума переживалась социально-психологическая атмосфера в обществе. Главный вопрос, который ставился перед респондентами, звучал так: «Какие изменения в психологической атмосфере в обществе вы замечали, начиная с осени 2013 года по настоящий момент?» Безусловно, что восприятия интервьюируемых сильно окрашены их личным мировоззрением, и интервью отражают, прежде всего, личную правду респондентов.

 

«Многие люди даже не знают, что происходит, им настолько все равно»

Екатерина — психолог, волонтер благотворительной организации, участник команды клуба интеллектуальных игр.

А.Г.: Если мы возьмем временную ретроспективу в два года. Сейчас у нас октябрь 2015-го. Т. е. с октября 2013 года. Что за это время менялось в общей психологической атмосфере в обществе, настроениях людей? Какие были переломные моменты?

Екатерина: У меня есть несколько групп общения, и там атмосфера очень разная. Если говорить про мою работу (Екатерина работает в крупной компании — А.Г.), то там всегда все достаточно индифферентно. Люди там могут быть недовольны курсом доллара или евро, но на политику это никогда не переходит.

Я вспоминаю, разговоры о политике у меня на работе возникали один раз, когда ввели санкции на продукты. Кто-то говорил, что теперь будут свои продукты и будет все хорошо, кто-то говорил, что цены вырастут, и будет совсем ужас. Видимо сама атмосфера офиса хорошо пресекает эти разговоры. Они мне запомнились, потому что никто в другое время у нас ни о политике, ни на около политические темы не разговаривал, и, более того, многие люди по моим ощущениям даже не знают, что происходит, им настолько все равно.

А.Г.: То есть люди, которые работают в крупных компаниях, не затронуты политикой?

Екатерина: Да. Тем более компания крупная и достаточно безопасная. Люди, которые здесь работают, точно знают, что их не сократят, у них не понизится зарплата. Максимум, что будет, она просто не вырастет. Чувство безопасности, по моим ощущениям, создает эффект такой большой индифферентности.

Их волнует курс евро, потому что при их зарплатах многие летают в отпуск за границу. В этом смысле, вот это их беспокоит. Такие разговоры слышно регулярно: «А сколько евро стоит?»

А.Г.: А в других группах, про которые ты говорила?

Екатерина: Еще я вхожу в группу, связанную с моим хобби, клуб интеллектуальных игр. Там собрались люди противоположных взглядов — термины, которые я не использую, но в одной команде состоят и «либерасты», и «ватники». Эта группа очень конфликтная в плане политики. Если мы ссоримся, то это происходит из-за политики. За последние два года ситуация поменялась — поначалу политические разногласия, хотя и обсуждались, они не были острыми. Потом они стали серьезными, когда упал Боинг, ввели продуктовые санкции. В 2014-м, до Нового 2015 года были конфликты вплоть до того, что люди не хотели друг с другом общаться, разговаривать, выходили из клуба. Потом все утихло. На собраниях игрового клуба особенно не поболтать, поэтому разговоры на политические темы угасали. Потом сильная вспышка была в связи с убийством Немцова. Снова были конфликты, обсуждения, обвинения в адрес друг друга. На фоне политических событий группа всегда немного изменялась, но мне этот период запомнился, потому что он был очень конфликтный.

Я видимо выработала какой-то иммунитет, я не так сильно реагирую на какие-то политические разногласия с хорошо знакомыми людьми. Мне могут не нравиться их взгляды, но я сильно эмоционально не реагирую… А когда убийство Немцова было, мне иммунитета не хватало иногда. Начинались вестись какие то разговоры, троллинг начинался иногда. Это не только меня касается. Еще нескольких человек, которые придерживаются таких же взглядов в нашей группе, их это тоже сильно задевало.

Когда начались выборы в Новосибирске, это другое. У нас с человеком могут быть разные точки зрения, и мы это обсуждаем.

Я вообще не ожидала, что когда дали нобелевскую премию Светлане Алексиевич, это может быть поводом для конфликта (смеется). В нашей группе был конфликт: оказалось, что она предатель Родины, советской, и, вообще, потому что то что она пишет, нельзя писать, и потому что она оппозиционерка. А я про нее как про оппозиционерку ни разу не слышала, я просто читала несколько ее книг. И я поняла, что темы даже которые с политикой не связаны, у людей разных политических взглядов сразу вызывают разные реакции. Сразу. Потому что, например, я обрадовалась, когда она получила нобелевскую премию, я вообще не думала о политике. Я думала: «Вот приятно, что человек из Белоруссии, бывшего СССР получил международное признание». И когда я столкнулась с высказываниями, что она предатель Родины, и «это все только в пику России», я, конечно, очень сильно удивилась.

А.Г.: Ты рассказала про две группы. Это все, которые ты наблюдала?

Екатерина: Другие группы общения, которые у меня есть, достаточно близки мне по взглядам. Там политика обсуждается постоянно, но если у нас возникают разногласия, то они касаются скорее только деталей, в целом, позиция общая.

Раньше я не делила своих знакомых на основе политических взглядов. Сейчас такой критерий точно добавился. Когда знакомишься с человеком, то достаточно скоро понимаешь, каких он взглядов придерживается. И это влияет на отношение к нему.

А.Г.: Можешь ли ты выделить еще какие-то моменты, когда настроения в этой политически вовлеченной группе, о которой ты говорила, менялись?

Екатерина: Да. Я вспомнила один момент, когда наша группа объединилась. Это было год назад, когда курс евро рос с необыкновенной скоростью. У нас в группе есть люди, которые обычно говорят: «Путин, спасите нацию!», или «Если бы не Путин, то ничего бы не было», «Все будет хорошо». Или есть менее радикальные, которые согласны с тем, что Путин, конечно, узурпировал власть, но стране это только на пользу. Вот в тот момент их не было слышно, а были разговоры: «Что происходит?», «О чем они там себе думают!» Все были на одной волне. На рост курса евро все отреагировали очень единодушно.

Про другие моменты уже плохо помню. Вспомнила про Крым. Когда была аннексия, мы в клубе ввели правило: кто заговаривает про Крым, платит сто рублей. Это всех достало. Хотя тогда эмоционального накала не было, просто это стало всех раздражать, потому что слишком много везде об этом говорилось. Тогда мы пытались эти разговоры регулировать, в том плане, чтобы их прекратить.

А.Г.: Ты занимаешься индивидуальным психологическим консультированием. Как ты замечаешь, не отражается ли общая атмосфера в обществе на характере тех проблем, которые клиенты приносят психологу?

Екатерина: Да. Иногда я это замечаю. Так некоторые клиенты говорят о страхе перед государством. Некоторые говорят, что страшно. Когда была ситуация с запретом оперы «Тангейзер» в Новосибирске, некоторые клиенты говорили, что их это как-то задело. Некоторые говорили, что ходили на митинг в поддержку «Тангейзера». А некоторые говорили: «Хочу пойти, но боюсь».

А.Г.: А чего они боялись?

Екатерина: Я так понимаю, что это страх перед государством.

А.Г.: Как бы ты в целом охарактеризовала современного россиянина с точки зрения его поведения, интересов, ценностей?

Екатерина: Сложный вопрос. Но что касается политики, то я бы выделила такую общую тенденцию: он старается либо закрыться от политики, происходящих событий, как будто их нет, либо интерпретирует их так, что они идут только на пользу. Например: «Евро растет, но это ничего не меняет».

А.Г.: Ты человек социально активный. Что бы ты могла сказать о гражданском движении в нашем регионе?

Екатерина: Мне кажется, прошлым летом оно сильно активизировалось. Многие активисты выдвинули свои кандидатуры на выборы. Поражение на выборах волонтеры восприняли по-разному. В Новосибирске, мне кажется, достаточно спокойно. По поводу поражения в Костроме, я читала посты, в которых волонтеры высказывали обиду на народ, ради которого старались. Мне кажется, что когда занимаешься волонтерской деятельностью, нужно быть готовым к тому, что тебя с цветами не встречают. Один наш местный кандидат написал: «Почему, когда вам помощь нужна, вы идете ко мне, а голосуете за Единую Россию. Тогда к единороссам за помощью и обращайтесь!» С моей точки зрения, это тоже про обиду.

А.Г.: С твоей точки зрения, почему так мало людей ходит на митинги?

Екатерина: Это для них непривычно. И они не очень представляют результат.

 

«Люди просто понимают, что нам все равно жить в одной стране, на одной лестничной клетке»

Станислав — предприниматель.

А.Г.: С твоей точки зрения, что происходило с психологической атмосферой в России за последние два года? Как менялось настроение людей?

Станислав: Мне сложно говорить за всех людей. Дело в том, что мой круг общения — это довольно-таки специфические люди.

Я помню шок, который я испытывал, и который мои друзья испытывали, и которые, кстати, не разделяют моих убеждений. Не верилось, что в Крыму происходит то, что происходит. То, что это реально. В то, что Совет Федерации одобрил применение войск в Украине, в то, что появились «зеленые человечки». Не хотелось в это верить. Это вызывало растерянность и непонимание и у меня, и у моих близких друзей.

А потом мы как то стали возвращаться в реальность. И кто-то это приветствовал, воспринимал это с некоторой бравадой, а кто-то как я отнесся к этому резко отрицательно.

Казалось, что это какой-то рубикон. Не понятно было как с этим жить и что делать. Если мы способны захватывать чужие территории и начинать войну, то совершенно непонятно как жить в этом государстве теперь. И вообще стоит ли в нем жить, может быть действительно лучше уехать. А потом как-то все успокоилось, улеглось и стало понятно, что как-то жить можно. Что пока еще за слова, если в тюрьму и сажают, то не всех и не часто.

А.Г.: А что происходило потом?

Станислав: Мне кажется, что люди, которые приветствовали вот такую силовую модель, авторитарную модель «сильной» России нашли много подтверждений своей точке зрения. «Сила» для меня в кавычках, потому что для меня сила в другом. А для этих людей сила в агрессии, в захвате, в том, что мы будем участвовать и на Донбассе, и в Сирии. И это все стало копеечками в их копилочку силовой модели: «Вот мы такие сильные — мы и на Донбассе сильные, мы и в Сирии можем бомбить!» Это стало подтверждением их точки зрения, их «правоты». И они ее находят уже там, где, мне кажется, ее невозможно найти. Это можно назвать каким-то псевдопозитивным мышлением: санкции это плохо для экономики, но они говорят, что сейчас будет импортозамещение и внутреннее производство. И т. д. и т. п. В каждом каком-то негативном событии они видят что-то хорошее. Например, вырос доллар, дорого стало ездить за границу, они говорят: «Ну, хорошо, тогда мы в Крым будем ездить. Зачем нам нужна эта заграница», — и т. д.

И мне сложно предположить, что еще должно произойти дальше, чтобы люди начали как-то менять свою точку зрения. Мне в этом видится очень большая негибкость. Большинство из них сами не думают, за них думает какое-то количество коллективного бессознательного. Если они думают «мы сильные», то они думают, что мы будем сильными всегда и во всем, и неважно как мы живем, и меняется качество жизни или нет. События мало влияют на умозаключения людей, на примере моих знакомых они уперто говорят, что все в порядке и политика правильная. Сложно сказать, что могло бы такого произойти, чтобы они могли сказать: «Путин был не прав, и мы были не правы». Похоже, они навсегда останутся верными приверженцами авторитарной модели нашего государства.

Может быть, играет роль запас денег, который еще есть в стабилизационном фонде. Раньше говорили, что его нам должно было хватить лет на 10, а теперь говорят, что хватит на 10 месяцев. В принципе, наша жизнь не так уж сильно и резко менялась, она ухудшалась, но плавно.

Что касается людей, которые не согласны, то я часто вижу некоторую негибкость. Многие во всем видят негатив: «Все что ни делается, все плохо. Мы же говорили, что будет хуже». Мне кажется, нужно быть очень осторожным. Мне хочется думать своей головой, а не сознанием какой-то группы людей, или каким-то коллективным бессознательным. Любое событие можно рассматривать с удобной для себя точки зрения.

А.Г.: Как происходившие события, с твоей точки зрения, повлияли на взаимоотношения людей?

Станислав: Важно сказать, что все конфликты, которые назревали между людьми, обострились. Я слышал, что из-за Крыма распадались семьи, люди разводились. Сам я поссорился с другом, мы не общаемся уже больше года. И, наверно, конечно внешняя политика не может стать причиной распада семьи, мне трудно это представить. Если какие-то конфликты назревали в семье, то они обострялись.

Эти разногласия очень принципиальные, они как будто на каком-то стыке — добро и зло, черное и белое.

Хотя если посмотреть с другой стороны, то ведь это всего лишь позиция. У наших людей принято очень лично все воспринимать. Если кто-то там утверждает, что мы захватили Крым и это хорошо, то какой-нибудь другой человек воспринимает это как личную обиду. Но это всего лишь позиция на самом деле.

И, кстати, мы учимся с этим жить. Этот кризис послужил катализатором того, что мы стали учиться жить, осознавая, что существуют разные позиции, которые могут отличаться радикально.

А.Г.: В России была масса политических событий — в том числе война в Чечне, Грузии, фальсификации выборов, протесты 11–12 гг., но это никогда не приводило к серьезным личным конфликтам. Почему такая реакция, на твой взгляд, возникла в связи украинскими событиями?

Станислав: Как будто в этот раз стало принципиально и нужно обязательно выбирать на чьей ты стороне. Такой принципиальный вопрос и люди уже не могут простить друг другу другую позицию. Другого объяснения у меня пока нет.

А.Г.: Сейчас многие говорят, что в последнее время уровень напряженности в отношениях между людьми снижается. С твоей точки зрения, что это значит? То, что люди научились жить с разными точками зрения?

Станислав: Думаю, да. Люди просто понимают, что нам все равно жить в одной стране, на одной лестничной клетке. И хотя они могут придерживаться диаметрально противоположных точек зрения, мы учимся с этим жить, и учимся с этим жить спокойно, так, чтобы это не доводило до конфликтов, до драк, до распадов семей и т. д. У меня есть одна позиция, у кого-то другая. И это замечательно, в современном гражданском обществе это нормально.

Когда люди умеют высказывать свои позиции, аргументировать их не переходя на личности это хорошо.

Мы как-то притираемся друг к другу, эти условные 10 и 90 %. Конечно часть из этих 90 % настроена радикально, наверное, большая часть. Они считают, что те, кто не согласен, должны исчезнуть. Но все же есть и те, кто понимает, что если меньшинство репрессировать, или убивать, или сажать, то мы превратимся в фашистскую Германию.

 

«Людям важнее взаимоотношения с близкими»

Глеб — врач, психолог, частнопрактикующий консультант

Максим — частнопрактикующий врач-психотерапевт

А.Г.: На мой взгляд, последние два года были знаковыми в плане происходящих событий. Многое поменялось в сознании людей за это время.

Если ретроспективно вспоминать события, начиная с осени 13-го года, а сейчас мы уже находимся в октябре 2015-го, если вспоминать, что происходило в сознании людей, может быть можно выделить периоды, или некоторые, образно говоря, реперные точки, которые были связаны с качественным изменением умонастроений.

Максим: Наиболее тревожно мне было в феврале и весной прошлого года. Меня беспокоил переворот на Украине, то что американцы пытаются поссорить украинцев и русских. Вызывало беспокойство, что люди ссорятся между собой. А сейчас стало более спокойно.

Глеб: Сейчас я вижу, что напряжение спало. А в прошлом году я даже написал такой пост «В Контакте» — написал обращение для того чтобы оказать какое-то противодействие тому, что формируется образ врага. Предложение заключалось в том, чтобы заинтересованные участники скопировали к себе на стену те украинские песни, которые им нравятся.

А.Г.: А какой образ врага формировался?

Глеб: Это было с обеих сторон. Со стороны россиян это то, что украинцы устроили что-то непонятное. А с другой стороны — то же самое. Потому что когда я разговаривал со своим бывшим однокласником, — он звонил из Хайфы, — у него было очень много страхов.

Он спрашивал: «Тебе можно говорить? Тебе удобно говорить? Мы можем прекратить общаться в любой момент, если тебе это нужно». Похоже, там действительно создано впечатление, что у нас тотальный фашизм и т. д. А потом, когда я «В Контакте» вижу истории, что во время лекций в университетах в Украине какие-то молодые люди заходят в аудитории и заставляют кричать «Слава Украине!» и т. д., то это тоже формирует определенные опасения.

Наверное, пик беспокойства был ближе к Новому 2015-му году, а нарастать он стал с осени. А сейчас, слава Богу, он снизился.

А.Г.: С чем на твой взгляд было связано нарастание?

Глеб: Там много событий было, прежде всего, экономических, подешевение рубля.

А.Г.: Если вспоминать период до прошлого Нового года, может тоже можно выделить периоды, когда менялось состояние?

Глеб: Еще много тревоги нагнеталось информацией, что притесняют русских на Украине, увольняют с работы и т. д. Была целая мутная волна неясных слухов, поддерживающих тревогу.

А.Г.: А откуда происходили эти слухи?

Глеб: По большей части они возникали по принципу «одна бабка сказала». Этому можно было найти массу подтверждений в интернете, потому что если кто заинтересован, то, пожалуйста — набираешь в поисковике, и если ты чем-то обеспокоен, то там ты легко найдешь подтверждение всем своим беспокойствам.

А.Г.: На ваш взгляд, повлияли ли все эти события на взаимоотношения людей в нашем обществе? Отразилось ли это как-то на проблемах, которые предъявляли клиенты?

Глеб: Что касается клиентов, я ничего такого не заметил, может быть, потому что у меня их не так много.

Максим: Да, конечно повлияли. Ну, если весной 2014-го некоторые клиенты говорили о том, что они переживают по этому поводу и, в частности, говорили о том, что им нужно выбирать, потому что их знакомые расслоились, — например, одна девушка-клиентка говорила мне, что не знает, чью сторону принять, — сейчас об этом уже гораздо реже говорят. А вообще темы связанные с политикой больше присутствуют в фоне, и то далеко не у всех клиентов, процентов примерно у 15-ти, когда я расспрашиваю их про стрессы. В качестве основной проблемы об этом редко заявляют.

А.Г.: Как ты считаешь, почему это находится в фоне?

Максим: Наверное, потому что людям важнее взаимоотношения с близкими.

А.Г.: У тебя Глеб есть какие-нибудь наблюдения по этому поводу?

Глеб: Я больше смотрю через призму себя самого. По моим ощущениям, чем больше неопределенность, активность новостей, тем больше напряжение.

А.Г.: Как ты замечаешь напряжение?

Глеб: Чаще возникает эта тема в общении с друзьями, со знакомыми. А когда все нормально, мы можем еще о чем-то поговорить.

Максим: Могу сказать, что это я больше ощущаю в своей жизни, чем в том, что говорят клиенты. Потому что мне интересны эти конфликты. Я замечаю, что у некоторых моих знакомых есть много эмоций связанных с политикой, раньше все это было намного мягче.

А.Г.: Ты как-то говорил, что наблюдал всплеск тревожных расстройств. Когда и каких?

Максим: Всплеск был весной и летом 2014-го, осенью их количество стало уменьшаться.

А.Г.: А какие формы наблюдались?

Максим: Генерализованное тревожное расстройство и панические атаки. Содержание тревоги, как правило, внешне не связано с какой-либо политикой. Но их частота в тот период, на мой взгляд, была большей.

Хотя сегодня приходила клиентка, бабушка 80 лет, у нее тревожное расстройство, она переживает по поводу сына, который живет на Украине. Он не может сюда приехать из-за семейных обстоятельств. Они периодически общаются с ним по скайпу, и с ее точки зрения, — может быть это следствие ее тревожного расстройства, — когда они общаются по скайпу, там что-то «прыгает», т. е. видимо кто-то вклинивается. И она говорит ему: «Давай быстрее закончим говорить, потому что в Украине организовали специальную полицию, которая следит за теми, кто еще общается с Россией. Это очень опасно, они ходят по домам.»

А.Г.: Максим, еще такой вопрос к тебе. Я знаю, что ты яркий представитель сторонников путинской политики. Как на твой взгляд, на субъективном уровне представители путинского большинства сейчас испытывают удовлетворение? Вроде бы выгнали «фашистов» из Донбасса, провели бомбардировки Сирии, напугали Америку? Все ли для них теперь хорошо?

Максим: Ну, я не думаю, что все хорошо. С Сирией пока непонятно, чем кончится. Не могу сказать точно, думаю у всех по разному. Я сегодня прочитал, что поддержка Путина растет, его поддерживает уже 88 %. По моим ощущениям поляризация в обществе стала меньше. Меня это радует.

Глеб: Единый внешний враг по всем законам приводит к уменьшению напряжения внутри общества.

Максим: Да.

Глеб: Маленькая победоносная война (смеется).

Максим: Наиболее непримиримые, воинственные и агрессивные — это либералы.

А.Г.: На твой взгляд, почему это так?

Максим: Возможно, это связано с некоторым комплексом неполноценности, потому что их мало. Большинство поддерживает другие взгляды. Может быть им страшно. Но сейчас как-то и они успокоились.

Глеб: Меня тоже радует, что меньше призывов к неповиновению, к смене власти, революции, ну и т. п. Что появляется другое мне не совсем понятно, но этого меньше.

 

«У большинства населения России абсолютно инфантильное отношение к действительности»

Дмитрий — историк, публицист, генеральный директор агентства недвижимости.

А.Г.: Как по вашим наблюдениям менялись умонастроения людей за последние два года?

Дмитрий: Мне кажется, что настроения стали меняться намного раньше. Если посмотреть на группу, которую можно отнести к критически настроенной интеллигенции, — я много разговаривал с людьми о переломе в отношении к власти, о том периоде, когда оно стало критичным, — он произошел в 2003–2004 году, для кого-то в 2008-м. Основные события — это либо арест Ходорковского, либо Беслан и отмена губернаторских выборов, и большая часть людей говорила, что для них переломным был момент, когда на посту президента Путина сменил Медведев. И также 2011 год — протесты, связанные с фальсификацией выборов. И у тех, кто ранее определился со своей позицией, думаю, с начала киевского Майдана, отношение к государственной власти, к направлению развития страны принципиально и существенно не менялось. Скорее их внимание сконцентрировалось на вопросах пропаганды. Раньше сила пропаганды не была так заметна, и многих людей из этой категории очень удивило, что она способна так воздействовать.

Я очень удивился, что в прошлом году все лето был такой всплеск иррационализма. Я двенадцать лет работаю на рынке недвижимости, и всегда воспринимал риэлторов как людей самостоятельных и не витающих в иллюзиях. Но видимо пропаганда затронула какие-то коренные убеждения, связанные с имперским мышлением.

Что касается отношения массового человека к прошлогодним событиям, то у меня предположение, что оно сложилось не только под воздействием пропаганды, но проистекает из пассивной жизненной позиции — привычке к пассивному способу получения дохода и пр. То, что это случайно возникшее настроение, я сильно сомневаюсь. У большинства населения России абсолютно инфантильное отношение к действительности. Они не понимают, из чего возникают текущие события, и во что текущие события выливаются. Они живут сами по себе, а мир вокруг развивается сам по себе. Поэтому обычно, когда этому человеку показывают по телевизору новости, это примерно то же самое, что показывать ему кино или телесериалы. Он сидит на удобном диване, у него есть, что поесть сегодня, его дети ходят в школу, и то, что он видит по телевизору, его напрямую не касается. Интересно, что в сознании людей существуют явные логические противоречия: например, есть люди, которые поддерживают меня в моей критике пенсионной системы, в том, что это главная экономическая проблема современной России, но в то же время они убеждены, что Крым нужно было присоединить. Тут включается какая-то иррациональность, как будто это не пересекающиеся потоки событий. Люди не видят взаимосвязи.

А.Г.: Как этот массовый человек отнесся, например, к киевскому Майдану?

Дмитрий: Мне кажется, вначале не было однозначной реакции. Она была двойственной. Т. е., с одной стороны, вроде бы на Майдане это те, кто борется за свои права, за справедливость. Потому что восприятие Януковича положительным не было никогда. Его никто не воспринимал как друга России, особенно с учетом его метаний в сторону Евросоюза. Но с другой стороны, когда некоторые предвзятые «аналитики» в кавычках стали объяснять народу, что на Майдане стоят бандеровцы, отношение к Майдану стало становиться негативным.

На мой взгляд, до событий связанных с Крымом в последние числа февраля, это воспринималось как что-то не касающееся своей жизни, как картинка по телевизору, интересная история. Не было ни пропагандистского, ни общественного давления, чтобы это было необходимо принять очень лично. Поэтому люди до этого периода не формировали определенного отношения.

А начиная с Крыма было несколько этапов напряжения — «зеленые человечки» в Крыму, референдум и прием в РФ и, самое главное, события на Донбассе связанные с захватами административных зданий. Интересно, что эти события начали происходить еще в апреле, но они не освещались СМИ, а вся информация была массированно выплеснута в мае. Все информационное пространство предъявило сразу полноценную войну. В этот момент было закреплено четкое негативное отношение вообще ко всему связанному с Украиной, кроме Донбасса.

А.Г.: По вашим наблюдениям как это все сказалось на наших согражданах, на их отношениях между собой?

Дмитрий: Это первый раз за мой опыт взаимоотношений с сотрудниками, когда политический вопрос стал предметом споров и вызвал серьезные противоречия. Многие радовались Крыму, чего я не понимал. Когда я говорил, что последствия могут быть очень неблагоприятными, особенно в экономике, это вызывало очень негативные и болезненные реакции. Эти последствия никого не волновали. Однажды одна сотрудница назвала меня «пятой колонной». Кажется, тогда этот термин был только введен в обиход. Впервые разговоры в офисе были с сильными спорами, люди даже ссорились.

В прошлом году у меня работал человек, который был родом из Макеевки. Он много лет не живет на Украине, но очень тяжело все это воспринимал. Он решил поехать добровольцем воевать за «Донецкую народную республику». Он пришел с трясущимися руками и сказал, что не может больше так, и душа обязательно требует идти воевать. Я пожелал ему не доехать до места. У нас с ним были споры, я говорил: «Ну ладно, предположим, что действительно затронуты интересы жителей Донбасса. Но ради чего воюют ополченцы, какова их конечная цель?» Подозреваю, что для него эти события ассоциировались с какой-то ностальгией по Советскому союзу, хотя он молодой человек. Он ничего не мог ответить, но было видно, что он злится.

В конечном итоге, получилось так, что он доехал только до Ростова-на-Дону. Там ему вроде бы сказали, что добровольцы больше не нужны, нужны деньги и вооружение, и поэтому он отправился обратно. Не знаю, что там на самом деле произошло, но осенью он вернулся. Постепенно успокоился. Сейчас говорит, что старается обо всем этом не думать, потому что иначе ему снова становится нехорошо.

Когда осенью прошлого года стали проявляться экономические последствия, в том числе были введены продуктовые антисанкции, у людей наблюдалось искреннее удивление. По моим наблюдениям, люди среагировали в основном не на санкции Запада, а на ответные санкции. Появились настроения, что наше правительство нас наказало. Возникло более критичное отношение к власти. Осенью 14-го года было такое смешанное настроение: с одной стороны, хорошо, что Крым наш, а с другой, понятно, что вся экономика движется к худшему.

В декабре произошел обвал курса рубля и все забеспокоились. Все соглашались, что в стране кризис. О том, какие политические действия нужно было совершать, а какие не нужно, об этом вообще спорить перестали.

Еще было такое расхождение: с одной стороны по телевизору говорили, что кризиса нет, с другой стороны, люди прекрасно понимали, что он есть, видели его вокруг себя.

Я говорил людям, что кризис даже не начинался, он будет длительным и тяжелым. Я чуть не закрыл агентство, потому что люди перестали покупать недвижимость по прежним ценам. Весной 2015 года продавцы не верили, что есть кризис и не хотели снижать цены. Осознание, что кризис всерьез и надолго пришло в июле, и цены начали снижать.

Пришло понимание того, что все плохо, и, в об-щем-то, движется к худшему.

Для меня как для бизнесмена важно, чтобы настроение соответствовало рынку. Из-за этого безумного вранья много бизнесов исчезло. Но сейчас ситуация выровнялась, состыковались спрос и предложение. Восприятие политики власти сейчас достаточно критичное, либо некоторые думают, что у нее вообще нет никакой политики.

А.Г.: По вашим ощущениям, какая атмосфера царит в обществе в последнее время?

Дмитрий: Весной и летом 2015 года произошло значительное переключение внимания. Стали заметно повышаться цены, уменьшились доходы. Большинством людей негативно было воспринято уничтожение санкционных продуктов. Люди стали поговаривать: «Какие же они там все-таки дураки. Что же Путин не скажет им, как делать правильно, — или даже, — наверное, Путин и сам дурак такой же». Это переключение произошло: да у нас кризис, уничтожают санкци-онные продукты, все воруют. Но при этом параллельно внимание все-таки было приковано к Донбассу, хотя после ухудшения экономической ситуации в декабре оно прогрессивно снижалось. А осенью внимание людей переместилось с Донбасса на Сирию.

Мне кажется, что осенью люди больше переключились на свои повседневные бытовые проблемы, более отстраненно стали воспринимать то, что показывают по телевизору, хотя процесс еще полностью не завершен.

А.Г.: Всем известно, что в прошлом году был период, когда на почве политических споров ссорились друзья, разводились супруги. Как вам кажется, скажется ли это на дальнейших отношениях между людьми. Сейчас можно услышать точку зрения, что в нашем обществе наступает примирение.

Дмитрий: Думаю, тут нет ничего близкого к примирению.

А.Г.: Ну, соцопросы говорят, что 90 % поддерживают Путина, 97 % — присоединение Крыма.

Дмитрий: Те 90 %, которые за Путина, это люди, которые не живут в реальном мире. Большинство из них поучает деньги от государства, когда у государства закончатся деньги, их настроение изменится. Есть действительно спектр людей, которые занимают твердую идейную позицию и готовы идти на жертвы — этот спектр охватывает от полуфашистов, которые сами ехали воевать на Донбасс или призывали других, до каких-нибудь православных активистов. Но их действительно немного. Так же как и серьезно настроенных и понимающих людей, занимающих оппозиционную позицию. Большая же часть людей живет в иллюзиях. Иллюзии схлынут, экономический кризис действительно возьмется за них по-настоящему, и ситуация будет выглядеть совсем по-другому. Ситуация, на мой взгляд, настолько тяжелая, что я не исключаю вероятность гражданской войны или каких-нибудь революционных событий. Это будет зависеть от того, до какой степени эту ситуацию доведут. Пока что действия правительства, это действия на уровне какой-то агонии — давление на бизнес, увеличение налоговой нагрузки и т. д. В результате бизнес уйдет в тень. В конечном итоге эти два потока, личная повседневная жизнь и экономика и политика встретятся. Возможно, у разных слоев населения это произойдет в разное время, у чиновников позже.

А.Г.: Будем надеяться, что не произойдет гражданской войны. Ну а у людей, которые в прошлом году поссорились, отношения могут вновь стать прежними, или произошедшее наложило на них неизгладимый отпечаток?

Дмитрий: Наверное, зависит от человека. Кто-то забывает, кто-то не забывает. Лично у меня память хорошая.

И еще хочется сказать о нашем обществе. Социологи говорят, что у нас сейчас выстраивается гражданское общество. Такого интереса к общественной жизни не было никогда. Лично я работаю со многими общественниками, и это все отмечают. Причем интерес не к политике, а к социальным проектам, например, связанным с проблемами города. Стало больше волонтеров. В последнее время ускоряется переход активности к молодым людям. В некоторых слоях молодого населения горизонтальные связи воспринимаются как совершенно нормальный и эффективный способ взаимодействия и решения проблем. У людей старшего поколения с этим сложнее — есть постоянная патерналистская апелляция. Люди после пятидесяти уходят в тень, их интересуют только материальные вопросы или телевизор. У них нет никакой активности, тенденции к объединению.

Не так давно у нас была рабочая встреча, в которой участвовал один известный общественный деятель, совершенно адекватный, практически настроенный человек. Он сторонник присоединения Крыма. Летом 2015 года мы с группой партнеров обсуждали вопросы конкретной практической деятельности по принципу тех самых горизонтальных связей. Во время дискуссии он сказал, что, наконец-то, с весны прошлого года у нас общество становится единым благодаря работе массового пропагандистского пространства. Все остальные с ним не согласились. Навязывание людям отвлеченных от их жизни ценностей не может быть фактором объединения, наоборот, это показатель максимальной разобщенности. Подверженность пропаганде, которая дает ложное единство — это показатель атомизированности. Эти отвлеченные ценности не имеют для людей реального экономического основания.

 

«Когда человек осознает свои позиции, ценности — это всегда лучше»

Роман — кандидат философских наук, преподаватель вуза, организатор общественных просветительских проектов.

А.Г.: По твоим наблюдениям как менялись умонастроения, эмоции людей начиная с осени 2013 года, когда начался киевский Майдан, по сегодняшний день? Давай начнем с событий 2013—2014 года, когда СМИ активно освещали события на Украине.

Роман: В первую очередь страна резко, кардинально разделилась. Просто произошел раскол. На мой взгляд, люди адекватно, критически думающие были в шоке от происходящего — вмешательства России в Украину, присоединения Крыма, событий на Донбассе. А большую часть людей охватил такой экстремальный патриотизм. Видимо это следствие нехватки сильных ощущений, сильных смыслов, и когда человек сам не создает эти смыслы, то он берет на прокат то, что ему дают в наиболее понятной, в как бы очевидной и аффективной форме. Для народа это был период драйва, внутреннего рок-н-ролла, когда создавались «диванные войска», когда люди жили новостями, как там «наши» бьют «фашистов» и т. д.

А.Г.: А когда на твой взгляд произошел этот перелом в умонастроениях, когда захватили Крым, или может быть раньше, в последние дни Майдана, когда СМИ стали массировано вещать об украинских нацистах?..

Роман: Я думаю, Майдан еще не был таким переломным моментом. Во время Майдана большинству людей было достаточно безразлично, что там происходит на Украине. А когда в эту тему включилась Россия с присоединением Крыма, вот тут стало всем очень даже не все равно. Люди почувствовали, что их гордость получила удовлетворение.

Тут можно говорить о двух источниках такого экстремального патриотизма. С одной стороны, это то, что Путин называет величайшей трагедией 20 века — развал советской империи. У людей еще сохраняется ощущение величия советского прошлого. Я знаю таких людей, но думаю, что главная причина все-таки не в этом. Большинство людей активно поддерживающих аннексию, идею «русского мира», идею антизападничества, это молодые или относительно молодые люди, которые совсем или почти совсем не застали Совок. Но у этих людей в 00-е годы возник духовный вакуум. В 00-е годы не происходило ничего, имеющего отношение к идеям, групповым проектам, серьезной политике. Люди зарабатывали деньги, тратили деньги, ездили куда-то. И все. Этот вакуум — свято место пусто не бывает — требует какого-то заполнения. И человек, который живет без смысла, ощущает, так или иначе, даже бессознательно пустоту. А тут ему такая возможность эту пустоту заполнить. То есть ты 10–15 лет находился в режиме воздержания, и тут тебе дают разгуляться по полной программе. Ну и у большинства естественно был разгул.

А.Г.: Получается, по твоим наблюдениям, пик ультрапатриотизма пришелся на начало военных действий на Донбассе. А что с ним происходило потом?

Роман: Это классика психологии толпы. Еще Густав Лебон озвучивал, что эмоции толпы никогда не длятся долго. Им нужна постоянная подпитка. Чтобы поддерживать их на постоянном уровне драйва, нужно постоянно кидать какие-то жертвы, устраивать какие-то фейерверки.

Война на Донбассе завязывалась в окопном режиме, победного шествия на Киев, которого ожидали, не случилось — а люди ходили с плакатами «Танки на Киев». Тем более что руководство страны — Путин, Кремль — не желая окончательно рвать все форматы отношений с цивилизованным миром, включили задний ход, начали отходить от такого радикализма, и, соответственно, эмоционально яркие события перестали поступать, энергия сознания и подсознания телезрителей и этих экстремальных «патриотов», и «патриотизм» практически сошли к нулевой точке. Осталось очень мало его проявлений. Думаю, сейчас в конце года про Украину, про Донбасс уже очень мало кто вспоминает.

А.Г.: Что произошло в отношениях между людьми за это время?

Роман: Раскол. Причем не только идейный. Скорее экзистенциальный. Политика это одна из форм, выражающая смысловые отношения к базовым вопросам: Что такое человек? Что такое свобода? Что такое Родина? Тема ответственности и многое другое. В политике эти базовые философские проблемы жизни выражены в таком наиболее кричащем виде.

Вместе с расколом в политике между людьми произошел и раскол в межличностных отношениях. По моему опыту, многие люди перестали быть интересны друг для друга, многие перестали друг друга уважать.

А.Г.: Сейчас можно услышать, что эмоциональное напряжение в обществе снижается, наступает примирение, единение, гармонизация. Социологические опросы демонстрируют очень высокую степень единства взглядов — 90 % поддерживают Путина, 97 % — присоединение Крыма. Может быть, это реальное единение?

Роман: На мой взгляд, нет. Просто общество примиряется с тем, что ему дают. Если в течение месяца подряд по центральным каналам крутить передачи, что политика Путина — это провальная политика, и что мы кардинально меняем курс, начинается новая перестройка, новая демократия, через полтора месяца народ начнет ругать Путина, Крым, и начнет думать так, как ему говорит телевизор. Мои знания истории подсказывают, что так и будет происходить, так раньше происходило.

А насчет гармонии, примирения на данный момент. Нет никакой гармонии, просто эмоции, патриотическое напряжение перешло в свое нулевое состояние. Это не осознанное принятие, примирение. Это просто остывание и брожение на уровне животных потребностей — заработок, потребление, — что весьма затруднилось в связи с реакцией мира на российские действия, санкциями. То есть люди просто перестали думать о политике. То есть имеет место просто угасание как мысли, так и эмоций. Раскол, как мне кажется, никуда не делся. Это яркая экстремальная полоса 13–14 года развела людей на основе базовых смысловых личностных вещей. И мне кажется, этот рубикон уже не перейти обратно.

А.Г.: Как ты думаешь, могут ли восстановиться отношения между теми, кто разошелся так сказать по разным рубежам?

Роман: Могу здесь говорить только за себя. Я доволен результатами этого раскола, этого расхождения. Доволен тем, что люди, с которыми мы постоянно раньше общались, в общем-то, в силу традиции, привычки, многие стали мне довольно чужды. Я им тоже стал чужд. И это на самом деле освободило меня, например, от затрат времени на в принципе бессмысленное общение. Это дало мне, с другой стороны, доступ к контактам с новыми людьми с которыми я действительно больше нахожу общих настоящих интересов, идей. Я доволен этим расколом, и я не собираюсь возвращаться.

А.Г.: По твоим наблюдениям как люди прореагировали на последние террористические акты?

Роман: Мне кажется, война в Донбассе сделала людей уже не очень-то восприимчивыми к таким катастрофическим событиям. К сводкам о гибели людей, которые шли из Донбасса, народ попривык, и, в общем-то, не особо это воспринимает как какую-то драму, как какое-то серьезное потрясение. К тому же эта двойственность, в которой россияне находились: с одной стороны, огромное большинство поддерживало «донецкие республики» и возмущалось «укрофа-шистами», но, с другой стороны, их национальный лидер говорил, что Россия не ведет войну на Украине, там нет российских войск. Это такое двоемыслие, такое двоеверие — с одной стороны, народ верит Путину, с другой стороны народ верит в Донбасс и в «украинский фашизм». И тут не состыковка: Путин включает задний ход! И это привело к когнитивному коллапсу. У людей возник ступор. И когда человек пребывает в этом ступоре, он приучает себя особо не входить ни в какой эмоциональный полюс — ни в отчаяние, ни в эйфорию. Он находится в состоянии между — между разными информационными очагами.

А.Г.: На твой взгляд, этот экзистенциальный, ценностный раскол к каким последствиям для общества может привести?

Роман: Думаю к положительным последствиям: люди определились, кто они, определились со своими гражданскими, философскими приоритетами. И сейчас, — если 00-е годы были годами бессмысленного смешения всех со всеми, — у людей достаточно хорошо радикализировались их позиции, их ценности. А когда человек осознает свои позиции, ценности — это всегда лучше.

Ссылки

[1] Лифтон Р. Технология «промывки мозгов»: Психология тоталитаризма. — СПб.: Прайм-Еврознак, 2005. — С. XII.

[2] Исламистская суннитская террористическая организация, действующая на территории Сирии и Ирака с 2013 года как непризнанное квазигосударство. «ИГИЛ» — террористическая организация, запрещённая на территории Российской Федерации в соответствии с Решением Верховного Суда РФ от 29.12.2014 по делу N АКПИ14—1424С О признании международных организаций террористическими и запрете их деятельности на территории РФ.

[3] Фридрих К., Бжезинский З. Тоталитарная диктатура и автократия. — М.: «ИНИОН», 1993.

[4] Актуальные признаки фашизма от Лоуренс Бритт: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://so-l.ru/news/show/aktualnie_priznaki_fashizma_ot_louren_et

[5] Калоева Е. Б. Рецензия на: Видоевич. Неототалитаризм при постсоциализме — возможен ли он? Vidojevicz. Tranzicija, restauracija i neototantarizam. - Beograd, 1997. - 375 s. // Россия и современный мир. 1998. - № 3. — С. 125–133.

[6] Все больше россиян положительно относятся к Сталину — «Левада-центр» // Ведомости № 3801 от 31.03.2015: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.vedomosti.ru/politics/articles/2015/03/31/vse-bolshe-rossiyan-polozhitelno-otnosyatsya-k-stalinu-levada-tsentr

[7] Например, сейчас, когда пишутся эти строки, в мае 2016 года, правительство одобрило законопроект, предлагающий ограничить выезд за границу в досудебном порядке.

[8] Демоз Л. Психоистория. — Ростов-на-Дону: «Феникс», 2000. — С. 6.

[9] Бабченко А. Девяностые: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://starshinazapasa.livejournal.com/873678.html

[10] «Мы перепутали добро со злом»: интервью со Светланой Алексиевич: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://vozduh.afisha.ru/books/my-pereputali-dobro-so-zlom-intervyu-so-svetlanoy-aleksievich/

[11] Кандинский В. Х. Нервно — психический контагий и душевные эпидемии / «Общепонятные психологические этюды», 1881 г Сборник трудов Виктора Хрисанфовича Кандинского Санкт-Петербургская психиатрическая больница св. Николая Чудотворца. К 140-летию. Том III. В. Х. Кандинский. — СПб.: «Издательско-полиграфическая компания «КОСТА», 2012. — С. 95.

[12] Бехтерев В. Внушение и его роль в общественной жизни. — М.: Директмедиа Паблишинг, 2008. - 438 с.

[13] Щиголев И. И. Ретроспектива психических заболеваний в России // Московский психологический журнал. — 1995. - № 4.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://magazine.mospsy.ru/nomer4/shig01.shtml

[14] В частности, методом изучения членов религиозных тоталитарных сект (т. к. провести формальное обследование зачастую невозможно) является метод латентного интервью.

[15] См. приложение в конце книги.

[16] Гронский А. Опыт «идейной маргинальности»: от социальной ангажированности к отчуждению и враждебности (феноменологическое исследование) // Теория и практика психотерапии. — 2015, № 1. — С. 89–96.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http:// psychotherapy.ruspsy.net/article.php?post=436

[17] Традиция возникла благодаря инициированной «РИА Новости» и РООСПМ «Студенческая община» в 2005 году акции «Георгиевская ленточка». По мнению критиков, использование в данной акции георгиевской ленты основано на подтасовке исторических фактов. Лента является символом ордена Святого Георгия — высшей воинской наградой Российской империи. Эта награда была запрещена в Советском союзе и, соответственно, не имеет никакого отношения к победе СССР в Великой отечественной войне. Кроме того, с точки зрения критиков, в связи с гибридной войной на Донбассе георгиевская ленточка стала символом пророссийского международного терроризма.

[18] «Правосек» — слэнговое название члена организации Правый сектор (укр. Правий сектор), политической партии, возникшей на основе объединения активистов ряда украинских националистических организаций. Организация признана экстремистской и запрещена в России.

[19] Профессора МГУ Дугина потребовали уволить за призыв «убивать, убивать и убивать» // MKRU 16 июня 2014 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.mk.ru/politics/2014/06/16/skandal-iz-seti-professor-mgu-dugin-prizval-ubivat-ubivat-i-ubivat-ukraincev.html

[20] Алексей Панин извинился перед крымскими татарами // http://crimea.vgorode.ua/news/sobytyia/187672-aleksei-panyn-yzvynylsia-pered-krymskymy-tataramy 23 августа 2013 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: VGORODE.UA

[21] Актер Пореченков стрелял по украинским военным в Донецком аэропорту (фото, видео) // Подробности —30 октября 2014 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://podrobnosti.ua/1000600-akter-porechenkov-streljal-po-ukrainskim-voennym-v-donetskom-aeroportu-foto-video.html

[22] Алескандр Домогаров предложил оппозиционерам не «тявкать» и валить из страны: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://rf-smi.ru/polit/18956-aleskandr-domogarov-predlozhil-oppozicioneram-ne-tyavkat-i-valit-iz-strany.html

[23] Большинство россиян считают, что на Крыме следует остановиться // Левада-центр. Публикации в прессе. — 10.11.2014: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.levada.ru/2014/11/10/bolshinstvo-rossiyan-schitayut-chto-na-kryme-sleduet-ostanovitsya/

[24] Россияне за добровольцев: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://energynews.su/12003-rossiyane-za-dobrovolcev.html

[25] Паралогическое мышление (от греч. paralogismos — противный разуму, неразумный) — термин психопатологии, обозначающий нарушение мышления, в результате которого страдает логика рассуждений. Это мышление образно называют «кривой» логикой, потому что оно исключает любые факты и суждения, противоречащие целевому представлению субъекта.

[26] Шустер С. Украинские специалисты по психологическим травмам борются с «инфотоксикацией» // InoPressa, 5 августа 2014 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://www.inopressa.ru/article/05Aug2014/time/shuster.html

[27] Кандинский В. Х. Нервно — психический контагий и душевные эпидемии / «Общепонятные психологические этюды», 1881 г Сборник трудов Виктора Хрисанфовича Кандинского Санкт-Петербургская психиатрическая больница св. Николая Чудотворца. К 140-летию. Том III. В. Х. Кандинский. — СПб.: «Издательско-полиграфическая компания «КОСТА», 2012. — С. 124.

[28] Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В. Социодинамическая психиатрия. — М.: «Академический проект», 2000. — С. 351.

[29] Фромм Э. Душа человека. М.: Изд-во «Республика», 1992. — С. 349.

[30] Диссоциативные расстройства — психические расстройства, в основе которых лежит защитный механизм диссоциации, т. е. отщепления отдельных психических функций от сознания.

[31] Групповой нарциссизм — психоаналитическое понятие, означающее, что нарциссическое самолюбование переносится со своей собственной личности на более или менее широкую группу, с которой индивид себя идентифицирует: семью, клан, профессиональную группу, нацию, расу и т. д.

[32] Оруэлл Дж. Литература и тоталитаризм / Скотный двор. Эссе — Москва: АСТ, 2015. — С. 229.

[33] Количество погибших на Донбассе приближается к 7 тысячам — ООН // http://korrespondent.net/ukraine/3544837-kolychestvo-pohybshykh-na-donbasse-pryblyzhaetsia-k-7-tysiacham-oont, 29 июля 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: Корреспондент.ne

[34] ООН: Зону боевых действий на Донбассе покинули 2,3 млн человек // http://korrespondent.net/ukraine/3540414-oon-zonu-boevykh-deistvyi-na-donbasse-pokynuly-23-mln-chelovekt, — 17 июля 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: Корреспондент.ne

[35] Зрада по-русски: СМИ РФ опубликовали, сколько военных погибло на Донбассе // http://donbass.ua/news/world/2015/11/13/zrada-po-russki-smi-rf-opublikovali-skolko-voennyh-pogiblo-na-donbasse.html — 13.11.2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: Donbass.ua

[36] Украина: после двух лет конфликта ситуация на востоке остается «мрачной» — доклад ООН: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.ohchr.org/RU/NewsEvents/Pages/DisplayNews.aspx?NewsID=20056&LangID=R#sthash.8KH6wimq.dpuf http://www.ohchr.org/RU/NewsEvents/Pages/DisplayNews.aspx?ewsID=20056&LangID=R

[37] Эксперты нашли в организме отравившегося активиста ПАРНАС тяжелые металлы: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.rbc.ru/politics/20/01/2016/569fa2259a79475d31e897d4

[38] Книги не горят? // Росбалт, 15 января 2016 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.rosbalt.ru/federal/2016/01/15/1480249.html

[39] Памфилова посоветовала Кадырову сбавить обороты в борьбе с оппозицией // http://lenta.ru/news/2016/01/20/pamfilova, 20 января 2016 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: Lenta.ru

[40] Путин напомнил авторам анонимных жалоб в интернете о Берии: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.rbc.ru/rbcfreenews/569f83329a79472cb3f077bc

[41] Численность бедных в России выросла до 22 млн. человек // http://www.interfax.ru/russia/453429 — 13 июля 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: INTERFAX.RU

[42] https://www.facebook.com/ProfessorLebedinsky/posts/943709158986355

[43] Эйсмонт М. Синдром оплченца: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://snob.rU/selected/entry/89001/page/2

[44] Бабченко А. Инфантилизм как государственная политика: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://echo.msk.ru/blog/ababchenko/1678556-echo/

[45] Подробнее см. Новикова Л. Механизмы психологической защиты личности в условиях тоталитарного режима // Вестник общественного мнения. — июль — сентябрь 2010. - № 3 (105). — С. 28–36.

[46] Словосочетание национал-предатели (Nationalverrater) впервые использовал А. Гитлер в книге «Моя борьба» (том 2, часть 9 «Мысли о значении и организации штурмовых отрядов» http://www.magister.msk.ru/library/politica/hitla004.htm). Весной 2014 г. это словосочетание использовал В. В. Путин в речи посвященной «Новороссии».

[47] Пятая колонна (исп. quinta columna) — агенты генерала Франко, действовавшие в тылу противника во время Гражданской войны в Испании 1936–1939 гг.

[48] Бабченко А. Инфантилизм как государственная политика: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://echo.msk.ru/blog/ababchenko/1678556-echo/

[49] Орлов А. Мы с тобою в России остались одни…: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://echo.msk.ru/blog/orlov_orlusha/1359616-echo/

[50] Более полный текст интервью см. в статье Гронский А. Опыт «идейной маргинальности»: от социальной ангажированности к отчуждению и враждебности (феноменологическое исследование) // Теория и практика психотерапии. — 2015, № 1. — Стр. 89–96.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://psychotherapy.ruspsy.net/article.php?post=436

[51] «Мы все живем с чувством поражения» Берлинская пресс-конференция Светланы Алексиевич: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.liveintemet.ru/users/2697749/post373940156/

[52] Эмигранты новой волны // http://www.gazeta.ru/business/2014/10/30/6282685.shtml — 01.11.2014: [Электронный ресурс] — Режим доступа: Газета.ру

[53] Беттельгейм Б. О психологической привлекательности тоталитаризма // «ЗНАНИЕ-СИЛА» — N8, 1997.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Article/Bett_Total.php

[54] Волков Д., Гончаров С. Левада-центр: демократия в России. Установки населения, 2015. — С. 11.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://komitetgi.ru/upload/uploaded_files/Демократия.pdf

[55] Райх В. Психология масс и фашизм. — СПБ: «Университетская книга», 1997. - C. 206.

[56] https://youtu.be/mxH5WCROpC4

[57] https://www.facebook.com/udacheva.eva/posts/1180384705308689?fref=nf

[58] Беттельгейм Б. О психологической привлекательности тоталитаризма // «ЗНАНИЕ-СИЛА» — N8, 1997.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Article/Bett_Total.php

[59] Конфликт Москвы и Киева расколол «русский Берлин»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://dw.com/p/1HW5V

[60] Ерофеев В. «Россию нужно заморозить, чтобы не воняла»: [Электронный ресурс] — Режим доступа http://glavred.info/mir/rossiyu-nuzhno-zamorozit-chtoby-ne-vonyala-pisatel-rf-293882.html

[61] Александр Невзоров Ненависть россиян к украинцам глубока и фундаментальна: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.aboutru.com/2015/11/20658/

[62] Сотник А. Расчеловечивание — главное достижение путиниз-ма: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://vchaspik.ua/v-mire/362371sotnik-raschelovechivanie-glavnoe-dostizhenie-putinizma

[63] Акунин Б. Как я провел лето: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://borisakunin.livejournal.com/148593.html

[64] Протестный потенциал: август 2015 // Левада-центр. Пресс-выпуски: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.levada.ru/old/15-09-2015/protestnyi-potentsial-avgust-2015

[65] «Крымнаш» — звучит гордо // Газета «Коммерсантъ» — № 215 от 23.11.2015, стр. 3: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://kommersant.ru/doc/2860456

[66] ВЦИОМ: рейтинг Владимира Путина достиг почти 90 % // Новая газета — 22.10.2015: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.novayagazeta.ru/news/1697443.html

[67] Арендт Х. Истоки тоталитаризма. — М.: Центрком, 1996. — С. 408.

[68] См. например Фридрих К., Бзежинский З. Тоталитарная диктатура и автократия. — М.: «ИНИОН», 1993.

[69] Райх В. Психология масс и фашизм. — СПБ: «Университетская книга», 1997. - 380 с.

[70] Фромм Э. Бегство от свободы. — М.: АСТ, 2014. - 288 с.

[71] Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности / Э. Фромм; пер. с нем. Э. Телятниковой. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. - 635 с.

[72] Фромм Э. Бегство от свободы. — М.: АСТ, 2014. — С. 229–244.

[73] Там же, с. 234.

[74] Там же, с. 235.

[75] Там же, с. 244.

[76] Адорно Т. Исследование авторитарной личности. — М.: «Астрель», 2012. - с. 249–319.

[77] Altemeyer B. The Authoritarian Specter. Cambridge: Harvard University Press., 1996. - 384 p.

[78] Rokeach, M. (1960) The Open and Closed Mind, New York: Basic Books.

[79] Duckitt J., Fisher K. The impact of social threat on worldview and ideological attitudes // Political Psychology. Vol. 24. No.1. 2003. pp. 201–202.

[80] Денисова Д. М. Шкала F как инструмент исследования авторитарного потенциала личности // Труды СПИИРАН. - 2012. — Вып. 2 (21). — С. 228–237.

[81] Altemeyer B. The Authoritarian Specter. Cambridge: Harvard University Press., 1996. - 384 p.

[82] Гулевич О. А., Аникеенок О. А., Безменова И. К. Социальные верования: адаптация методик Дж. Даккита // Психология. Журнал Высшей школы экономики. — 2014. — Т. 11. - № 2. — С. 68–89.

[83] Баязитов Р. Ф. Авторитарный стереотип: сущность и проявления в социальных взаимодействиях. — Нижнекамск: Изд-во НМИ, 2006. -175 с.

[84] McFarland S., Ageyev V., Abalkina M. The authoritarian personality in the United States and the Former Soviet Union: comparative studies // Stone W.F., Lederer G., Christie R. Strength and weakness: the authoritarian personality today. New York: Springer-Verlag, 1993. p. 200.

[85] Урнов М. Авторитарность: опыт количественной оценки // Информационный бюллетень мониторинга. — Сентябрь-октябрь 1994. — С. 20–22.

[86] Самойлова В. А. Проявления и динамика авторитарного сознания в социокультурных установках городского населения: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.roman.by/r-89688.html

[87] Баязитов Р. Ф. Авторитарный стереотип: сущность и проявления в социальных взаимодействиях. — Нижнекамск: Изд-во НМИ, 2006. — С. 90–91.

[88] Урнов М. «Россия может впасть в авторитарную кому»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.newizv.ru/politics/2004-03-23/5358-mark-urnov.html

[89] Тайебех Н. Кросскультурное исследование особенности толерантности у жителей России и Ирана. // Вестник РГГУ: Психология, педагогика, образование, № 17, 2010. — С. 285–293.

[90] Цит. по Томпсон Х. С. Ангелы ада. — М.: АСТ: Астрель, 2011. — С. 56. Лорд Галифакс (Эдуард Фредерик Вуд, лорд Ирвин) — министр иностранных дел Великобритании (1938–1940), участвовал в заключении Мюнхенского соглашения об аншлюсе Германией части Чехословакии («Мюнхенском сговоре»)

[91] Подробнее об экспериментах по изучению влияния группы см., напр. Майерс Д. Социальная психология. — Спб.: Изд-во «Питер», 1999. — С. 271–292.

[92] Аш С. Влияние группового давления на модификацию и искажение суждений / Пайнс Э., Маслач К. Практикум по социальной психологии. СПб.: «Питер», 2000. — С. 210–224.

[93] Милграм С. Подчинение авторитету. Научный взгляд на власть и мораль. — М.: Альпина нон-фикшн, 2016. - 282 с.

[94] «Повиновение» Фильм С. Милграма: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://socioline.ru/pages/eksperiment-milgrema-redkij-film-obedience-povinovenie

[95] Майерс Д. Социальная психология. — Спб.: Изд-во «Питер», 1999. — С. 281.

[96] Зимбардо Ф. Стэндфордский тюремный эксперимент / Пайнс Э., Маслач К. Практикум по социальной психологии. СПб.: «Питер», 2000. — С. 296–320.

[97] Зимбардо Ф. Эффект Люцифера. — М.: Изд-во: Альпина Нон-фикшн, 2014. - 740 с.

[98] Хекхаузен Х. Мотивация и деятельность. — М.: «Педагогика», 1986. -Т. 1. — С. 374–376.

[99] Альберт Бандура об отключении моральной ответственности: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://kappp.com.ua/blogs/blog-kappp/albert-bandura-ob-otklyuchenii-moralnoi-.html

[100] Солженицын А. И. В круге первом. — Спб.: Издательская группа «Азбука-Аттикус», 2014. — С. 342–343.

[101] Джонс Р. Третья волна / Пайнс Э., Маслач К. Практикум по социальной психологии. — СПб.: Питер, 2000. — С. 260–276.

[102] http://psyjoumal.ru/psyjoumal/articles/detail.php?ID=2603

[103] Почебут Л. Г. Социальная психология толпы — С-Пб: «Речь», 2004. — С. 162–166.

[104] Асямов С. Стокгольмский синдром: история появления и содержание термина: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://yurpsy.com/files/fakt/171.htm

[105] Тарабарина Н. В., Майн Н. В. Феномен межпоколенческой передачи психической травмы (по материалам зарубежной литературы) // Консультативная психология и психотерапия, 2013, № 3. — С. 99.

[106] Хок Роджер Р. 40 исследований, которые потрясли психологию. -4. — Санкт-Петербург: Прайм-Еврознак, 2008. — С. 244–254.

[107] Тарабарина Н. В., Майн Н. В. Феномен межпоколенческой передачи психической травмы (по материалам зарубежной литературы) // Консультативная психология и психотерапия, 2013, № 3. — С. 96—119.

[108] http://psyjoumal.ru/psyjoumal/artides/detaN.php?ID=2603

[109] Петрановская Л. Травма в русской истории: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://krotov.info/library/16_p/et/ranovskaya.htm

[110] Бейкер К., Гиппенрейтер Ю. Влияние сталинских репрессий конца 30-х годов на жизнь семей в трех поколениях.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://library.by/portalus/modules/psychology/readme.php?subaction=showfull&id=1107367879&archive=1120045935&start_from=&uca

[111] Солоед К. В. Психологические последствия репрессий 1917–1953 годов в судьбах отдельных людей и в обществе // Журнал практической психологии и психоанализа. — 2010, № 4.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://psyjoumal.ru/psyjoumal/articles/detail.php?ID=2604

[112] Фромм Э. Из плена иллюзий / Фромм Э. Душа человека. М.: Изд-во «Республика», 1992. — С. 330.

[113] Арендт Х. Организованная вина / Скрытая традиция: Эссе. — М.: Текст, 2008. — С. 52.

[114] Арендт Х. Истоки тоталитаризма. — М.: Центрком, 1996. — С. 414–415.

[115] Там же, с. 449.

[116] Там же, с. 428–429.

[117] Там же, с. 568–569.

[118] Там же, с. 591.

[119] Там же, с. 449–450.

[120] Там же, с. 430.

[121] Там же, с. 476—477.

[122] Люкс Л. Два облика тоталитаризма. Сравнительные очерки об истоках и характере большевизма и национал-социализма. / Исторические исследования. Книжное приложение к журналу «Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры». Том 1. — Айхштетт, 2014. — С. 63–79.

[123] Катехизис революционера / Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация / Под. ред. Е. Л. Рудницкой. — М.: Археографический центр, 1997. — С. 244–248.

[124] Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности / Э. Фромм; пер. с нем. Э. Телятниковой. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. — С. 318.

[125] Егунева М. В. Онтологические аспекты тоталитарной личности: опыт философского анализа: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.dslib.net/ontologia/ontologicheskie-aspekty-totalitamoj-lichnosti-opyt-filosofskogo-analiza.html

[126] McFarland S., Ageyev V., Abalkina M. The authoritarian personality in the United States and the Former Soviet Union: comparative studies // Stone W.F., Lederer G., Christie R. Strength and weakness: the authoritarian personality today. New York: Springer-Verlag, 1993. p. 200.

[127] Фромм Э. Бегство от свободы. — М.: АСТ, 2015. — С. 162.

[128] Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 50. — С. 143–144.

[129] РГАСПИ, ф. 2, оп. 1, д. 6898 — автограф.

[130] Российский государственный военный архив Ф.34228. Оп.1. Д.292. Л.5

[131] Российский государственный военный архив Ф.235. Оп.2. Д.16. Л.25.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.tstu.ru/win/kultur/other/antonov/raz198.htm

[132] Мельгунов С. Красный террор в Россш 1918 — 1923.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.k2x2.info/istorija/_krasnyi_terror_v_rossii_1918_1923/p3.php

[133] Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 45. — С. 190.

[134] Волков С. В. Генетическому фонду России был нанесён чудовищный, не восполненный до сего времени, урон. Сайт «Архипелаг Святая Русь» (август 2010): [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://rys-arhipelag.ucoz.ru/publ/istonk_sergej_volkov_geneticheskomu_fondu_rossii_byl_nanesen_chudovij

[135] Земсков В. Н. К вопросу о масштабах репрессий в СССР // Социологические исследования. — 1995. - № 9. — С. 118–127.

[136] Земсков В. Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930–1960: Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. — М., 2005. — С. 34–35.

[137] Колективізація і голод на Україні: 1929—1933. Збірник матеріалів і документів: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.archives.gov.ua/Sections/Famine/Publicat/Fam-kolekt-1933.php

[138] Солоед К. Психологические последствия репрессий 1917–1953 годов в судьбах отдельных людей и в обществе // Журнал практической психологии и психоанализа. — 2010. — № 4.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://psyjournal.ru/psyjoumal/articles/detail.php?ID=2604

[139] Депортация народов СССР. Справка: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ria.ru/society/20091114/193419498.html

[140] Депортация крымских татар 18 мая 1944 года. Как это было (воспоминания депортированных). Составитель: Рефат Куртиев. — Симферополь, Оджакъ, 2004.

[141] Депортация крымских татар 18 мая 1944 года. Как это было (воспоминания депортированных). Часть вторая. Составитель: Рефат Куртиев. — Симферополь, Оджакъ, 2005.

[142] Дагджи Т. Ш. Сталинский геноцид и этноцид крымскотатарского народа. Документы, факты, комментарии. — Симферополь, 2008.

[143] Кропачев С. А. Новейшая отечественная историография о масштабах политических репрессий в 1937–1938 годах. // Российская история, № 1, 2010. - C. 166–172.

[144] Осоргин М. А. Времена. — Париж, 1955. — С. 180–185.

[145] Волков А. Г. Перепись населения 1937 года: вымыслы и правда // Перепись населения СССР 1937 года. История и материалы / Экспресс-информация. Серия «История статистики». Выпуск 3–5 (часть II). — М. 1990 — C. 6—63.

[146] Архивы Кремля. В 2-х кн./ Кн.1. Политбюро и Церковь. 1922–1925 гг. — М. — Новосибирск, «Сибирский хронограф», 1997 — С. 143.

[147] Емельянов Н. Е. Оценка статистики гонений на Русскую Православную Церковь (1917 — 1952 годы): [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.ateismy.net/content/spravochnik/statsgonenija.html

[148] Курляндский И. А. Сталин, власть, религия. М.: «Кучково поле». -2011. — С.517.

[149] Рогинский А. Сталинизм: цифры и мифы: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://echo.msk.ru/programs/staliname/696621-echo/#element-text

[150] «Демографические потери от репрессий» (электронная версия бюллетеня «Населения и общество»): [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://demoscope.ru/weekly/2007/0313/tema06.php

[151] Попов В. П. Государственный террор в советской России, 1923–1953 гг. (источники и их интерпретация) // Отечественные архивы. 1992, № 2. — С. 26.

[152] Куртуа С., Верт Н., Панне Ж-Л., Пачковский А., Бартосек К., Мар-голин Дж-Л. Чёрная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. — М.: «Три века истории», 2001. — С. 45.

[153] Там же, с. 37.

[154] Адлер Н., Глузман С. Пытка психиатрией. Механизм и последствия // Социально-психологические и медицинские аспекты жестокости. — 2001. - № 1. — С. 118–135.

[155] Белая книга России: Наблюдения и предложения в области прав человека / И. И. Агрузов и др. — Франкфурт-на-Майне: Издательство Международного общества прав человека, 1994. - 267 с.

[156] Булгаков С. Н. Современные диалоги. София: Российско-Болгарское книгоиздательство «София», 1921. — С. 300.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.vehi.net/bulgakov/napirubogov.html

[157] Гудков Л. Д. «Советский человек» в социологии Юрия Левады. // Общественные науки и современность. — 2007, № 6. — C. 16–30.

[158] Левада Ю. «Человек советский» — публичные лекции на http:// polit.ru/article/2004/04/15/levada/». — Полит.ру

[159] Левада Ю. А., Ноткина Т. А. Мера всех вещей. / «В человеческом измерении». — М.: «Прогресс». — 1989.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.agitclub.ru/gorby/homosovet/levada89.htm

[160] Советский простой человек: опыт социального портрета на рубеже 90х / отв. Ред. Левада Ю. А. — М.: Изд-во «Мировой океан», 1993. - 300 с.

[161] Левада Ю. А., Ноткина Т. А. Мера всех вещей. / «В человеческом измерении». — М.: «Прогресс». — 1989.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.agitclub.ru/gorby/homosovet/levada89.htm

[162] Там же

[163] Там же

[164] Левада Ю. «Человек советский» — публичные лекции на http:// polit.ru/article/2004/04/15/levada/».: [Электронный ресурс] — Режим доступа: Полит.ру

[165] Порат Ф. Диагноз: «HOMO SOVETICUS». — «Огонек», март 1987 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.agitclub.ru/gorby/homosovet/porat.htm

[166] Гудков Л. Д. «Советский человек» в социологии Юрия Левады. // Общественные науки и современность. — 2007, № 6. - C. 25.

[167] «Левада-Центр»: Кремль реанимировал имперские комплексы: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.amic.ru/news/256540/

[168] Анисимов Е. Истоки имперского менталитета в России: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://asiarussia.ru/news/5718/

[169] Там же

[170] Буровский А. М. Крах империи. — М.: АСТ, 2004. — С. 434.

[171] Левада Ю. А., Ноткина Т. А. Мера всех вещей. / «В человеческом измерении». — М.: «Прогресс». — 1989.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.agitclub.ru/gorby/homosovet/levada89.htm

[172] Грицанов А. А. Тоталитарная личность: актуализация идентичности. // Вопросы социальной теории. — 2010. — Том IV. — С. 335.

[173] Там же, с. 336.

[174] Там же, с. 336.

[175] Там же, с. 337.

[176] Зоркая Н. Общества в России нет: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://openrussia.org/post/view/13244/

[177] Данилевский Н. Я. Россия и Европа. — М.: Институт русской цивилизации, 2008. — С. 215.

[178] Солженицын А. Россия в обвале. — М.: Русский путь, 2006 — С. 161–166.

[179] Цит. по Демоз Л. Психоистория. — Ростов-на-Дону: «Феникс», 2000. — С. 439.

[180] Rancour-Laferriere D., The Slave Soul of Russia: Moral Masochism and the Cult of Suffering. New York: New York University Press, 1995. - p. 8.

[181] Демоз Л. Психоистория. — Ростов-на-Дону: «Феникс», 2000. — С. 437–446.

[182] Лосский Н. О. Характер русского народа. — Frankfurt am Main: Посев, 1957. — С. 50.

[183] Анисимов Е. Истоки имперского менталитета в России.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://asiarussia.ru/news/5718/

[184] Солженицын А. Россия в обвале. — М.: Русский путь, 2006. — С. 173–174.

[185] Солженицын А. Россия в обвале. — М.: Русский путь, 2006 — С. 170–171.

[186] Ковалев С. За идеал ответишь? // Новая газета, № 75 от 15 июля 2009 г.

[187] Оруэлл Дж. 1984 — Москва: АСТ, 2015. — С. 214–218.

[188] Волчек Д. Истины для орков. [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.svoboda.org/content/article/26945228.html

[189] Беттельхейм Б. Просвещенное сердце. Исследование психологических последствий существования в экстремальных условиях страха и террора. — Гл. 4.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://knigosite.org/library/read/5372

[190] Арендт Х. Истоки тоталитаризма. — М.: Центрком, 1996. — С 408.

[191] Там же, с. 409.

[192] Там же, с. 591.

[193] November 2002, Vol 33, No. 10.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.apa.org/monitor/nov02/pc.aspx

[194] Бодрийяр Ж. Дух терроризма. Войны в заливе не было. — М.: РИ-ПОЛ, 2016. — С. 13–94.

[195] Луман Н. Реальность массмедиа / Пер. с нем. А. Ю. Антоновского. — М.: Праксис, 2005. - 256 с.

[196] Пугачев В. П., Соловьев А. И. Введение в политологию. — М.: Аспект Пресс, 1995. — С. 262–263.

[197] Шведский канал заподозрил Путина в контроле над федеральным телевидением. http://www.sostav.ru/news/2005/02/21/24/: [Электронный ресурс] — Режим доступа: lenta.ru

[198] Гессен: Кремль «убил» в России все независимые СМИ: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://russian.rt.com/inotv/2014-06-02/Gessen-Kreml-ubil-v-Rossii

[199] Познер заявил об отсутствии независимой журналистики в России // Планета СМИ News 25 мая 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://planetasmi.ru/blogi/comments/38671.html

[200] Пасти C. Современные российские журналисты: Отношение к профессии // Вестник Московского университета: Серия 10 (Журналистика). — МГУ, 2012. - № 4. — С. 38.

[201] Anikina M. Journalists in Russia // Journalism in Russia, Poland and Sweden — traditions, cultures and research. Sodertorns hogskola, 2011, p. 30.

[202] Тяжлов B. Россию понизили в рейтинге свободы прессы. // Коммерсантъ, 12.02.2015: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.kommersant.ru/doc/2665966

[203] Латынина Ю. Неототалитаризм // Новая газета, № 28–17 марта 2014.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.novayagazeta.ru/columns/62713.html

[204] Зелинский C.A. Информационно-психологическое воздействие на массовое сознание. Средства массовой коммуникации, информации и пропаганды — как проводник манипулятивных методик воздействия на подсознание и моделирования поступков индивида и масс. — СПб.: Издательско-Торговый Дом «СКИФИЯ», 2008. — С. 337–345.

[205] Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием. — «ТД Алгоритм», 2015.

[206] Пропаганда в Третьем рейхе: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.historicus.ru/propaganda

[207] Сороченко В. Методы пропаганды: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://psyfactor.org/propaganda.htm

[208] Аронсон Э., Пратканис Э. Эпоха пропаганды: Механизмы убеждения, повседневное использование и злоупотребление. — Спб.: «Прайм-ЕВРОЗНАК», М.: «Олма-Пресс», 2003.

[209] Яковлев В. Совершенно секретно: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://p-i-f.livejournal.com/6694447.html

[210] Брайант Дж., Томпсон С. Основы воздействия СМИ.: Пер. с англ. — М.: Издательский дом «Вильяме», 2004. — С. 335.

[211] https://youtu.be/rSCZQ0-V480

[212] «Первый канал» признал, что сюжет про распятого мальчика был фейком: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://kp.ua/politics/483451-pervyi-kanal-pryznal-chto-suizhet-pro-raspiatoho-malchyka-byl-feikov

[213] Знаменитая плакальщица рассказала в Москве о зверствах «хунты» в Одессе: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://trassae95.com/all/search/2014/05/08/znamenitaya-plakaljcshica-rasskazala-v-moskve-o-zverstvah-hunty-v-odesse-14276.html

[214] Знаменитая «одесская плакальщица» теперь выдает себя за вдову ополченца: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://trassae95.com/all/news/2015/01/18/znamenitaya-odesskaya-plakaljcshica-teperj-vydaet-sebya-za-vdovu-opolchenca-20006.html

[215] В публикации приведены примеры использования этого приема телеканалом «Россия 24»: «Мы этого не говорили!» — французы не узнали себя на канале «Россия»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ru.rfi.fr/rossiya/20160522-my-etogo-ne-govorili-frantsuzy-ne-uznali-sebya-na-kanale-rossiya

[216] Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. — М.: «Республика», 1994. — С. 41.

[217] Вишневский Г. «Мать всех сражений» — двадцатилетняя война с Ираком: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://maxpark.com/community/5101/content/2276376

[218] У могилы Неизвестного солдата Волгоград переименуют в Сталинград: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http:// lenta.ru/russia/2004/07/23/stalingrad/

[219] Хэлпин Т. Путин восхваляет Сталина за создание сверхдержавы и победу в войне: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http:// inosmi.ru/politic/20091204/156830972.html

[220] Путин назвал Геббельса «талантливым человеком»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://rusplt.ru/news/putin-nazval-gebbelsa-talantlivyim-chelovekom-162601.html

[221] Политика. Толковый словарь. — М.: «ИНФРА-М», Издательство «Весь Мир», 2001. - 768 с.

[222] Сидоров Д. Как делают ТВ-пропаганду: четыре свидетельства: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.colta.ru/articles/society/8163

[223] Дубин Б. Нам нести всю тяжесть расплаты: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://echo.msk.ru/blog/echomsk/1385457-echo/

[224] Бахтуридзе З. З. Формирование общественного мнения в условиях развивающегося информационного общества // Армия и общество Выпуск№ 5 (37) / 2013: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://cyberleninka.ru/article/n/formirovanie-obschestvennogo-mneniya-v-usloviyah-razvivayuschegosya-informatsionnogo-obschestva

[225] Пушкина М. А. Влияние СМИ на формирование патологий массового сознания / Тезисы выступлений на Международном конгрессе «Отечественные традиции и новации в психотерапии, практической и консультативной психологии» 17–19 октября 2014 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ruspsy.net/phpBB3/viewtopic.php?f=143&t=1801&p=3149#p3149

[226] Зелинский С. Психотехнологии гипнотического манипулирования сознанием человека: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http:// psyfactor.org/lib/zelinski2-00.htm

[227] Сидоров Д. Как делают ТВ-пропаганду: четыре свидетельства: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.colta.ru/articles/society/8163

[228] Моисеев В. Анатомия пропаганды: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://www.rusrep.ru/article/2013/03/05

[229] Сабитова А. Оппозиция — вид из народа // Expert Online -23 апреля 2013 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http:// expert.ru/2013/04/23/oppozitsiya-vid-iz-naroda/

[230] «Друзья хунты» идут в наступление. // Новая газета, № 95, 27 августа 2014 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.novayagazeta.ru/columns/64976.html

[231] «Кино, снятое Путиным для Обамы». Реакции на фильм «Крым. Путь на родину»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ru.krymr.com/content/article/26904278.html

[232] Волков Д., Гончаров С. Российский медиа-ландшафт: телевидение, пресса, Интернет: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.levada.ru/17-06-2014/rossiiskii-media-landshaft-televidenie-pressa-internet

[233] Гудков Л. Только 12 % россиян не поддается телепропаганде: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ru.krymr.com/content/article/27544438.html

[234] Волков Д. Социология: Родина вне критики // Ведомости № 4036 от 18.03.2016: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/03/18/634111-rodina-kritiki

[235] Дубин Б. Сталин и другие: Фигуры высшей власти в общественном мнении современной России // Мониторинг общественного мнения. -2003. - № 2 (64) — С. 36–37.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/887/974/1219/04-dubin-26-40.pdf

[236] Майерс Д. Социальная психология. — Спб.: Изд-во «Питер», 1999. — С. 274.

[237] «Отравленных» вакциной от кори назвали жертвами массовой паники // https://www.nur.kz/739191-smi-v-posledstviyakh-vakcinacii-ot-kori.html 24 апреля 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: NUR.KZ

[238] «С приходом Путина началась тихая реабилитация Сталина» Интервью Л. Гудкова // Коммерсантъ, 04.03.2013: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://www.kommersant.ru/doc/2139932

[239] Опрос: больше 50 % россиян поддерживает Сталина: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.bbc.com/russian/russia/2015/01/150120_russia_stalin_poll

[240] Дубин Б. Сталин и другие. Фигуры высшей власти в общественном мнении современной России //Мониторинг общественного мнения. — 2003. - № 1 (63): [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://prehodbg.com/sites/default/files/B-Dibin_Stalin-i-drugie_0.pdf

[241] На марше «Бессмертного полка» по центру Москвы пронесли портрет Берии: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http:// voronz.in.ua/recomend/12-5-15-25845

[242] РПЦ не против опроса по Сталинграду, да и вообще референдумов «могло бы быть побольше» // http://www.newsru.com/russia/08jun2014/stalingrad.htmlm. Новости России. — 8 июня 2014 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: NEWSru.co

[243] ФСКН: спайсы могут использовать для организации цветных революций // http://www.vesti.ru/doc.html?id=2521090 — 21 апреля 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: Вести.ру

[244] Причиной падения «Протона» может быть диверсия, заявили в ГД // РСН 107.0 — 16.05.2015: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http:// rusnovosti.ru/posts/373768

[245] Кадыров отчитал чеченцев, обсуждавших в WhatsApp «свадьбу тысячелетия» // РИА-Новости — 20.05.2015: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ria.ru/society/20150520/1065579605.html#ixzz3ah5UJAua

[246] https://youtu.be/XNaYFHYDhyc

[247] Двое новосибирцев затеяли игру в «ленининг» // НГС. Новости -11.09.2015: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://news.ngs.ru/more/2255753/

[248] Гудков Л. Зачем Кремль прославляет Сталина // Новое время, 2 апреля 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://nv.ua/opinion/Gudkov/zachem-kreml-proslavlyaet-stalina-42102.html

[249] Борис Акунин: Россия — огромная страна, которая управляется из ханской юрты: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.facenews.ua/news/2016/319041/

[250] Российско-украинские отношения в зеркале общественного мнения // Левада-центр. Пресс-выпуски. — 22.06.2015: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.levada.ru/old/22-06-2015/rossiisko-ukrainskie-otnosheniya-v-zerkale-obshchestvennogo-mneniya

[251] [битая ссылка] https://www.youtube.com/watch?v=eqjefsjwnRA

[252] Аркадий Бабченко о войне на Донбассе: Эта война — первая, развязанная совершенно на пустом месте исключительно пропагандой. // http://www.62.ua/news/768624 — 16.03.2015: [Электронный ресурс] — Режим доступа: 62.ua

[253] Угроза для России со стороны США // Левада-центр. Пресс-выпуски. — 12.05.2015 http://www.levada.ru/12-05-2015/ugroza-dlya-rossii-so-storony-ssha

[254] Россия не откажется от ядерного оружия, заявил Медведев // РИА-Новости — 03.05.2012: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ria.ru/defense_safety/20120503/640176933.html

[255] Рогозин пригрозил агрессорам ядерным оружием России // ИА REGNUM. - 11 декабря 2013 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.regnum.ru/news/polit/1744112.html

[256] Готов ли Путин начать третью мировую войну? // inosmi.ru: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://newsland.com/news/detail/id/1426899/

[257] http://www.youtube.com/watch?v=96k0-RjRZPM

[258] Путин угрожал Западу ядерным оружием из-за Крыма // Свободная зона, 16 марта 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://www.szona.org/putin-ugrozhal-zapadu-yadernym-oruzhiem-iz-za-kryma/#t20c

[259] «Ядерный удар будет один, США уже ничего не успеют сделать»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: [битая ссылка] http://coub.com/view/500cv

[260] Жириновский предложил уничтожить Стамбул атомной бомбой // http://www.gazeta.ru/politics/news/2015/11/27/n_7942853.shtml — 27.11.2015: [Электронный ресурс] — Режим доступа: Газета.ру

[261] https://youtu.be/ad4XnIsywew

[262] Петрановская Л. День Победы. Рейдерский захват: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.aboutru.com/2015/05/13802/

[263] Основными противниками жители России считают США, Украину и Турцию // Ведомости № 4087 от 02.06.2016: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.vedomosti.ru/politics/articles/2016/06/02/643351-rossiyane-reshili-im-vragi

[264] Померанцев П. Цель российской пропаганды — убить информационное поле, чтобы никто никому не доверял! // Эхо России, 1 апреля 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ehorussia.com/new/node/10738

[265] Там же, с. 5.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https:// openrussia.org/s/tmp/files/Menace-of-Unreality_RUS.pdf

[266] Померанцев П. Цель российской пропаганды — убить информационное поле, чтобы никто никому не доверял! // Эхо России, 1 апреля 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ehorussia.com/new/node/10738

[267] Аронсон Э., Пратканис Э. Эпоха пропаганды: Механизмы убеждения, повседневное использование и злоупотребление. — Спб.: «Прайм-ЕВРОЗНАК», М.: «Олма-Пресс», 2003. — С. 357.

[268] Там же, с. 363–371.

[269] Гудков Л. Только 12 % россиян не поддается телепропаганде: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ru.krymr.com/content/article/27544438.html

[270] Зоркая Н. Общества в России нет: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://openrussia.org/post/view/13244/

[271] Александр Невзоров: россиянам очень нравится кого-то бомбить // Апостроф, 16 ноября 2015 г.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://apostrophe.com.ua/article/society/2015-11-16/aleksandr-nevzorov-rossiyanam-ochen-nravitsya-kogo-to-bombit/2576

[272] Адорно Т. Что значит «проработка прошлого»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/ado4.html

[273] Зубов А. Б. Выдавить раба по капле: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.szona.org/andrej-zubov-nado-vydavlivat-iz-sebya-raba-po-kaple/

[274] Шеррер Ю. Германия и Франция: проработка прошлого // Pro et Contra — май- август 2009 г. — С. 89–96.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://uisrussia.msu.ru/docs/nov/pec/2009/3-4/ProEtContra_2009_3-4_05.pdf

[275] Комиссии по установлению истины: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://amnesty.org.ru/node/609/

[276] Зубов А. Б. Выдавить раба по капле: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.szona.org/andrej-zubov-nado-vydavlivat-iz-sebya-raba-po-kaple/

[277] Зубов А. Б. Причины автаркично-авторитарного рецидива в сегодняшней России: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https:// youtu.be/jna8N5nsGK0

[278] Зубов А. Б. Выдавить раба по капле: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.szona.org/andrej-zubov-nado-vydavlivat-iz-sebya-raba-po-kaple/

[279] Россия и Германия: опыт преодоления прошлого: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.lawinrussia.ru/rossiya-i-germaniya-opyt-preodoleniya-proshlogo-2

[280] Зубов А. Б. Выдавить раба по капле: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.szona.org/andrej-zubov-nado-vydavlivat-iz-sebya-raba-po-kaple/

[281] Дело КПСС: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.svoboda.org/content/transcript/26543706.html

[282] Гроппо Б. Как быть с «темным» историческим прошлым: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://polit.ru/article/2005/02/25/groppo/

[283] Там же

[284] [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://kommersant.ru/doc/2786007

[285] Болебер В. Воспоминание и историзация: трансформация индивидуальной и коллективной травмы и ее межпоколенческая передача // Журнал практической психологии и психоанализа. — 2010, № 4.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail.php?ID=2602

[286] Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. — М.: «Республика», 1994. — С. 248–251.

[287] Новая философская энциклопедия: в 4 т. Интернет-версия издания. — М.: Мысль, 2010.: [Электронный ресурс]: Режим доступа: http:// iph.ras.ru/elib/2217.html

[288] Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. — М.: Независимая фирма «Класс», 1999. — С. 312–322.

[289] Хайдеггер М. Бытие и время. — Харьков: «Фолио», 2003. — С. 319.

[290] Юнг К.-Г. Обретут ли души мир?: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.psychologies.ru/self-knowledge/smysl-zhizni/karl-gustav-yung-poslevoennyie-psihicheskie-problemyi-germanii/

[291] Платонова А. В. «Страдающий за других», или о концепции заместительной нравственной ответственности // Вестник Томского государственного университета. — 2015. № 393. — С. 79–82.

[292] Ясперс К. Вопрос о виновности. — Москва, Прогресс, 1999. — С. 18.

[293] Там же, с. 21.

[294] Там же, с. 19.

[295] Там же, с. 16.

[296] Адорно Т. Что значит «проработка прошлого»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/ado4.html

[297] Бьюдженталь Дж. Искусство психотерапевта. — СПб.: Питер, 2001. — С. 236.

[298] Юнг К.-Г. Обретут ли души мир?: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.psychologies.ru/self-knowledge/smysl-zhizni/karl-gustav-yung-poslevoennyie-psihicheskie-problemyi-germanii/

[299] Ясперс К. Вопрос о виновности. — Москва, Прогресс, 1999. — С. 65.

[300] Там же, с. 87.

[301] Там же, с. 21.

[302] Нестеренко Ю. Вердикт виновны: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://rufabula.com/articles/2014/07/25/verdict-guilty

[303] Нестеренко Ю. Не заслуживают снисхождения: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://rufabula.com/author/yuri-nesterenko/242

[304] Генис А. Жуткий секрет Полишинеля: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.svoboda.org/content/article/27151947.html

[305] Орлов А. Я виновен, потому что русский (в исполнении Л. Ахеджаковой): [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://youtu.be/6m0HPmjHCcc

[306] Ясперс К. Вопрос о виновности. — Москва, Прогресс, 1999. — С. 50.

[307] Речинский С.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://www.facebook.com/photo.php?fbid=10205369484340575&set=a.1483517491905.64835.1352890141&type

[308] Ясперс К. Вопрос о виновности. — Москва, Прогресс, 1999. — С. 66.

[309] Сотник А.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://vk.com/wall159714387_67434

[310] Ясперс К. Вопрос о виновности. — Москва, Прогресс, 1999. — С. 15.

[311] Юнг К.-Г. Обретут ли души мир?: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.psychologies.ru/self-knowledge/smysl-zhizni/karl-gustav-yung-poslevoennyie-psihicheskie-problemyi-germanii/

[312] Ясперс К. Вопрос о виновности. — Москва, Прогресс, 1999. — С. 22.

[313] Адорно Т. Что значит «проработка прошлого»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/ado4.html

[314] Нестеренко Ю. Вердикт виновны: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://rufabula.com/articles/2014/07/25/verdict-guilty

[315] Генис А. Жуткий секрет Полишинеля: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.svoboda.org/content/article/27151947.html

[316] Ясперс К. Вопрос о виновности. — Москва, Прогресс, 1999. — С. 12.

[317] Сотник А.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://vk.com/wall159714387 67434

[318] Дубин Б. Нам нести всю тяжесть расплаты: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://echo.msk.ru/blog/echomsk/1385457-echo/

[319] Гроппо Б. Как быть с «темным» историческим прошлым: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://polit.ru/article/2005/02/25/groppo/

[320] Михалева Г. Преодоление тоталитарного прошлого: зарубежный опыт и российские проблемы // Неприкосновенный запас. -2009, № 6 (68).: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http:// magazines.russ.ru/nz/2009/6/mi15.html

[321] Адорно Т. Что значит «проработка прошлого»: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/ado4.html

[322] Там же

[323] Посттоталитарными В. Гавел называл режимы, установившиеся в Восточном блоке. Одна из их отличительных особенностей по сравнению с классическими авторитарными диктатурами, с его точки зрения, заключалась в обезличивании власти — подчинении общества скорее не отдельным людям или правящим группам, а бюрократическому механизму и идеологии.

[324] Гавел В. Сила бессильных / Мораль в политике. Хрестоматия. М.: «Изд-во МГУ», 2004. — С. 237.

[325] Там же, с. 239.

[326] Ясперс К. Введение в философию. — Минск: Изд-во ЕГУ «Пропелей», 2000. — С. 106.

[327] Олпорт Г. Становление личности. Избранные труды. — М.: «Смысл», 2002. — С. 215–216.

[328] Там же, с. 216.

[329] Решетников М. Психологические факторы развития и стагнации де-мократиче ских реформ. — 3-е издание / Михаил Решетников. — М.: Изд-во Мос ков ского университета, 2014. — С. 116.

[330] Там же, с. 114.

[331] Исследование Gallup: Отношение граждан разных стран к демократии в 2007 году // Центр гуманитарных технологий. Информационно-аналитический портал. — 20.12.2007: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://gtmarket.ru/news/state/2007/12/20/1548

[332] Most Russians and Pakistanis say they prefer a «strong ruler' over democracy: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://www.washingtonpost.com/news/worldviews/wp/2013/01/11/most-russians-and-pakistanis-say-they-prefer-a-strong-ruler-over-democracy/

[333] Волков Д., Гончаров С. Левада-центр: демократия в России. Установки населения, 2015. — С. 4.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://komitetgi.ru/upload/uploaded_files/Демократия.pdf

[334] Там же, с. 42.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://komitetgi.ru/upload/uploaded_files/Демократия.pdf

[335] Общественное мнение-2011. Ежегодник. М.: Левада-центр, 2012. -284 с.

[336] «Путинское большинство» укрепляется, невзирая на кризис // Ведомости, № 4068 от 05.05.2016: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.vedomosti.ru/politics/articles/2016/05/05/640026-putinskoe-bolshinstvo-ukreplyaetsya-nevziraya-krizis

[337] Дьюи Д. Демократия и образование / Пер. с англ. М.: «Педагогика-Пресс», 2000. — С. 85.

[338] Цит. по Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура: политические установки и демократия в пяти странах. — М.: Мысль, 2014. — С. 25.

[339] Шестопал Е. Б. Перспективы демократии в сознании россиян // Общественные науки и современность, 1996. № 2. — С. 48–49.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/837/481/1216/007_Shestopal.pdf

[340] Фромм Э. Здоровое общество. Искусство любить. Душа человека. — М.: Изд-во: АСТ, 2011. - 602 с.

[341] Там же, с. 32—68.

[342] Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура: политические установки и демократия в пяти странах. — М.: Мысль, 2014. - 500 с.

[343] Демоз Л. Бархатная революция: детские корни демократических движений в Советском союзе и восточной Европе / Демоз Л. Психоистория. — Ростов-на-Дону: «Феникс», 2000. — С. 437–449.

[344] Там же, с. 443–444.

[345] Суслина М. В. Роль семьи в формировании образа политической власти. Автореферат дисс. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова. 2008.

[346] Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура: политические установки и демократия в пяти странах. — М.: Мысль, 2014. — С. 25.

[347] Can Democracy Take Root in Post-Soviet Russia? Exploration in State-Society Relations, Lanham, MA: Rowman & Littlefield Publishers, 1998.

[348] Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура: политические установки и демократия в пяти странах. — М.: Мысль, 2014. — С. 17–18.

[349] Гавел В. Сила бессильных / И. Шаболовская, Л. Вихрева Мораль в политике. Хрестоматия. — М., 2004. — С. 306.

[350] Там же, с. 305.

[351] Ясперс К. Введение в философию. — Минск: Изд-во ЕГУ «Пропелей», 2000. — С. 106–107.

[352] Решетников М. Психологические факторы развития и стагнации де-мократиче ских реформ. — 3-е издание / Михаил Решетников. — М.: Изд-во Московского университета, 2014. — С. 159.

[353] Некоммерческие организации в России //ТАСС Информационное агенство России: [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://tass.ru/info/671635

[354] Волков Д., Гончаров С. Левада-центр: демократия в России. Установки населения, 2015. С. 39–40.: [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://komitetgi.ru/upload/uploaded_files/Демократия.pdf

Содержание