Два военных корабля осторожно прошли мимо скал, которые напоминали огромные каменные ножи, вогнанные в воду.

Два корабля в кильватер, приспустив паруса, поскрипывая снастями, промеривая лотом глубину, вошли в Авачинский залив.

Марсовые были начеку. Капитаны не уходили с мостиков.

Приказано: канонирам неотлучно находиться у пушек и ждать команды.

Авачинский залив пугал тишиной, а капитан Кларк, командующий эскадрой, видавший все моря планеты, знал: тишина обманчива.

— Чертовски холодно, — пробормотал он, поежился и запахнул полы плаща.

Сейчас Кларк вспомнил Гавайские острова: земной рай. А здесь холодная весна. Пугающе встречает их заснеженная цепь гор — ожерелье Авачинской бухты. В полуденном солнце горы искрятся.

— Флаг! — закричал марсовый из бочки.

Властным жестом Кларк потребовал трубу, она была вмиг подана.

Командующий увидел в трубу российский флаг, развевающийся над домиком, несколько строений. Однако… Странно, очень странно. Где же люди?

— Бейке, вы кого-нибудь видите? — спросил он тревожно у штурмана.

— Пусто, — ответил Бейке. — Непонятно…

— Лечь в дрейф! — приказал Кларк.

Канониры держали фитили наготове.

Василия Николаевича к полудню разморило, и он решил соснуть часок, другой. Он уже и китель повесил на спинку кресла, и дело дошло до сапог, но ворвался без стука вестовой.

Василий Николаевич, корабли!

— Наши?

— Не разглядел.

— Тогда беги к Зосиму. Скажи, пусть приготовится к встрече.

Вестовой исчез.

— Кто ж к нам пожаловал… Однако надо торопиться, — бормотал он, снова влезая в китель. Но тут его бросило в пот. — А ведь чужие! Ей-богу, свои пальнули б…

Мгновение спустя он понял, что порт в опасности. В величайшей опасности!

Василий Николаевич выскочил на крыльцо.

— Англичане, — проговорил он потерянно.

Сомнений не было. На рейде с наведенными на порт пушками стояли корабли. Английские.

«Ждут команды», — подумалось ему. В следующий миг он бежал под гору, к косе, где размещалась казарма, построенная еще матросами Витуса Беринга.

Василий Николаевич Шмалев замещал главного командира Камчатки премьер-майора Магнуса фон Бема, который перебрался в Большерецк после большого пожара. От портовых строений осталась лишь ветхая солдатская казарма. Повезло, правда, церквушке почти уцелела, лишь колокол оборвался.

Батюшка, вытирая почерневший колокол, говорил:

— Уподобился ты собрату своему, — намекая на судьбу Царь-колокола.

Колокол меньшой подняли без труда.

И хотя немногочисленные жители потянулись за Бемом в Большерецк, батюшка остался при церкви. Сейчас, при виде запыхавшегося Шмалева, он понял: беда.

— Звони, отец! — крикнул Василий Николаевич, приостанавливаясь. — Да посильней. А я на косу, — и дальше — рысью через мелкий кустарник.

«Кому звонить? — хотел было спросить батюшка. — В порту лишь солдаты!..» — «России грозит опасность, — подсказало сердце. — Звони. Пусть зов колокола услышит Камчатка. Россия веками поднималась на войну с набатом».

И ударил колокол. Не густо, но тревожно.

Сначала вестовой Шмалева, затем сам Василий Николаевич, потом и колокольный гул вконец переполошили солдат. Одни кричали: «Пора в горы драпать!», — другие молча увязывали в узел тощие пожитки, третьи деловито осматривали ружья.

Зосим и Шмалев вышли на берег.

— Ошибиться не мог: англичане, — подтвердил Шмалев.

Зосим, приложив козырьком ко лбу ладонь, сказал, словно о старых знакомых:

— В Архангельске таких видел… Как на берег сойдут, драться мастера, если напьются…

— Вы тоже горазды, — усмехнулся Шмалев.

— А что же не подраться, коль сила есть. До девок наших они охочи.

— Идем, — сказал Шмалев.

И они вернулись в казарму.

За время их отсутствия вспыхнувший было спор «Что делать?» — поутих.

— Оборонимся, братцы? — спросил с надеждой Шмалев. Его обступили.

— Мы ль не русские! — отвечали солдаты. — Трусов нема…

Шмалев улыбнулся. С такими не пропадешь, нет, с ними и черт не страшен. Но он сказал только одно:

— Готовить ружья и пушки.

И если сейчас, думал Шмалев, солдаты не растеряют свой пыл, то англичанам придется худо. Упоминание о ружьях всегда вызывало у солдат раздражение, а у Бема — как кстати он сейчас в Большерецке — припадки, О крепкой защите порта и думать не приходилось: пушки давно отстреляли свое (однажды при пальбе в честь праздника убило канонира), а ружья того и гляди рассыплются в руках. Об укреплениях и говорить не стоит: их вообще не было.

Так создавалось положение, при котором от залпа бортовых орудий английских кораблей «Дискавери» и «Резолюшн» могла покачнуться власть России на Востоке.

Береговой дозорный, вбежав в казарму, завопил: «Шлюпка!» — и все подумали: «Начинается». Разобрав ружья, пригибаясь, потрусили к брустверу.

Шлюпка шла ходко. Было видно, как рулевой подавался вперед, когда весла опускались в воду. Он подавался равномерно, по привычке. И еще было видно, что шлюпка безоружна.

«Если с добрыми намерениями, то встретить надо как подобает», — рассудил Шмалев и, подозвав Зосима, велел:

— Подготовь несколько человек в караул… Будем встречать. — А сам, выскочив из окопчика, во весь дух помчался в гору.

Зосим оглядел солдат: худы, в чиненой-перечиненой одежде, подзаросшие. Все же он выбрал шестерых.

— Сей минут вычиститься!

Шестеро без разговоров, прихватив ружья, поспешили в казарму.

— Остальным глаз не спускать… На всякий случай…

Так что когда шлюпка мягко села на песчаный берег и когда из нее лихо выскочили два офицера в треуголках и при шпагах, их встретил Шмалев в караул. Гости — это заметил и Шмалев, и солдаты — были приятно удивлены. Солдаты тянулись, Зосим ел глазами английские мундиры, Шмалев спокойно и немного чопорно поклонился. Он ни разу в жизни не встречал таких высоких гостей, но понял по природной русской понятливости и смекалке, что именно сдержанность и хозяйственность поведения могут доказать англичанам, что они, русские, здесь полные владетели и с ними нужно говорить почтительно.

Офицеры представились: Кинг и Гор. Капитан Кларк, командующий экспедицией, болен. Он сойдет на берег позже.

Дружеским жестом Василий Николаевич пригласил гостей в дом. Расторопный вестовой сумел накрыть стол вовремя. Прибавились только бутылки рома, преподнесенные хозяину порта, да кое-что из закуски.

После тостов за императрицу России и короля Англии Кинг (его немного разморило), поплотнее усевшись в кресло и вытянув ноги на скамеечку, заботливо подставленную вестовым Шмалева, зажав в правой руке стакан, повел рассказ об экспедиции. «Резолюшн» и «Дискавери» под командованием неутомимого капитана Кука совершают третье кругосветное путешествие.

— Но, — тут Кинг глотнул рома, — наш капитан убит в бухте Кеалаекуа на Гавайях. — Его голос дрогнул.

Потрясенный рассказом Кинга, Шмалев жалел неведомого ему капитана Кука. Видно, Кук был очень отважным моряком, раз трижды пускался по морям в поисках все новых и новых земель: упорство и смелость сродни русскому.

— Теперь мы просим у вас, господин Шмалев, помощи. Нам нужен провиант, материал для починки такелажа, — сказал Гор.

— Помощь окажем, — ответил Шмалев. — Правда, чего не найдем, прошу не судить…

— Что вы, что вы! — взмахнул руками Книг. — Мы так рады, что встретили здесь гостеприимных людей… Капитан Кларк будет доволен, очень доволен.

— Я его жду, когда он выздоровеет. Жаль, отсутствует Магнус фон Бем.

— Он далеко? — спросил Кинг.

— Пустяки, неделя верхом на лошадях.

Гор улыбнулся: недельная тряска на лошадях отнюдь не веселая прогулка. Да и слово странное — «пустяк». Надо запомнить.

Вскоре Гор и Книг стали прощаться. Шмалев проводил их до калитки.

День угасал. Тени удлинились, и луна уже четко вырисовывалась на небе.

Сидя у окна, Шмалев видел мачты английских кораблей и Думал о том, что мало еще на Востоке российских судов (а сколько не открыто и не исследовано земель) и что давно пора начать строительство укреплений. (Сейчас англичане, там, смотри, французы, а то и испанцы нагрянут.)

Шмалев, пододвинув кресло с тускло блестевшими подлокотниками к столу, принялся быстро писать.

Через час был вызван Зосим и ему был вручен пакет.

— Крепко храни, — наказал Василий Николаевич.

Солнце исчезло, облака из белых превратились в серые, ветер повернул на ост.

Нарочный отбыл.

На следующее утро под зычные крики боцманов экипажи английских судов были выстроены, и им объявили: для всех берег.

Том, невысокого роста, крепкий в плечах матрос, не торопился к шлюпке. Он подошел к борту и без особого энтузиазма посмотрел на берег. Берег показался ему пустынным, а лесистые горы без зелени — грозными и высокомерными. И вода за бортом плескалась серая, неласковая и коварная. И хотя солнце играло на тихой волне, оно не радовало взгляда Тома — слишком равнодушное.

Тома окликнули, он сошел в шлюпку одним из последних.

— Что мрачен? — спросил его кто-то.

— Вспомнилось, — ответил Том и опустил руку в воду.

— Осторожнее, — выкрикнули разом в шлюпке.

— Здесь нет акул, — возразил Том, — вода слишком холодная. — Вздохнул и добавил: — И женщин тоже нет. — Том участвовал во всех экспедициях Кука и все знал.

Матросы стояли на берегу кучками и впервые не знали, куда же идти. В гору — там дом коменданта. По берегу — а куда? Поглазеть на церковь — да что за чудо деревянная избушка с колоколом. И получилось, что вот долгожданный берег, а разгуляться негде. А главное — ни лавок, ни питейных заведений; некоторые потоптались — и на корабли: отоспаться после вахт.

Том пошел в сторону косы, к казармам. Он сам не знал, зачем туда идет, но его вдруг разобрало любопытство — он никогда не видел русских, хотя слышал о них много необычного: и пьют — всех перепивают, а в сражении храбры.

В казарме накурено — хоть топор вешай. От табачного дыма зашло у Тома сердце, и он почувствовал слабость, даже колени задрожали: его нутро, отвыкшее от табака, вдруг с дикарской силой потребовало затяжки.

На нарах сидели казаки. Увидев Тома, они озадаченно переглянулись. Один из них, Прохор, встал, приблизился к Тому и тронул за руку, приглашая к нарам. Том улыбнулся и понимающе закивал головой.

— Вот так лучше, — сказал Прохор. Казаки вмиг расчистили для гостя место. — Поговорите с англичанином, а я сейчас.

— Курнуть нашего хочешь? — спросил его казак и, видя, как заблестели у Тома глаза, выгреб из штанины кисет и запасную трубку. Никогда Том не испытывал такого блаженства.

Прохор вернулся с мешком. Он вытащил домотканную тряпицу, стряхнул и расстелил рядом с Томом.

— Удивляется, — усмехнулся Прохор. — Не бойсь, Есть будем. Видите, — говорил он товарищам, опустошая мешок, — хотя человек иноземный, а понятие у него есть и столковаться с ним можно. Авось про Англию эту выведаем. Как придется, может, и мы к ним в гости заглянем. Правильно говорю? — повернулся он к Тому, и тот в ответ улыбнулся.

— Во-о, — сказал Прохор, — смышлен, а мы для большей понятливости вот это поставим. — И Прохор выгреб откуда-то из-под нар бутыль.

На тряпице лежали хлеб, вяленая рыба, кусок медвежатины, соль, клубни сараны.

Каждый вытащил и протер глиняную кружку.

Перед Томом поставили кружку побольше.

Прохор налил жимолостной настойки и поднял кружку.

— За знакомство… Постой, а тебя как звать-то? Ну вот меня Прохор… Про-хор… Ты попробуй повторить… Прохор… А вот его Иван. Легкое имя. А тебя? Том? Вы слышали, его Томом звать… За наше знакомство, матрос Том!

Нет, Том отказывался понимать происходящее. Он бывал во многих портах. Англичан или боялись, или ненавидели, или льстили им. Но никто не принимал его с радушием. И Том решился. Он снял с шеи цепочку, с волнением раскрыл медальон и протянул его удивленному Прохору.

— Ах ты, язви тебя в селезенку, — озадаченно сказал Прохор. — Нет, вы посмотрите только. — Он держал раскрытый медальон на широкой грубой ладони, и сгрудившиеся казаки, вмиг смолкшие, с почтением и с какой-то грустью смотрели на женский светлый завиток, уютно свернувшийся в этом медальоне.

Уже совсем по-другому смотрели на Тома глаза казаков: понимающе и уважительно.

— Ты, моряк, не бойся, она ждет, — сказал за всех Прохор. — Ты придешь и свадьбу закатишь, и Англия ваша ходуном пойдет, и все будут знать — это женится Том, моряк.

Провожали Тома все казаки. Удивленные товарищи Тома видели, как обнимали их собрата русские бородачи, хлопали по спине, смеялись и что-то весело и громко говорили.

Шлюпку оттолкнули. Том крикнул:

— Про-хор!

— Ждем тебя, Том! — раздалось в ответ.

Кларк готовился к визиту тщательно. Белоснежная шелковая рубашка, светлые панталоны, серые чулки, башмаки с блестящими медными пуговицами. Жилет тоже серый с шелковой подкладкой. Сюртук мундирный с ослепительными пуговицами. Капитан долго смотрелся в зеркало, подправил волосы, и, когда появился на палубе, матросы замерли. Они привыкли видеть капитана в одежде попроще: Кларк выстаивал не одну вахту рядом с рулевым. Однако, каким щеголем может быть капитан! Все же про себя отметили, что одежда на капитане висит, как на жерди. Он похудел сильно, и худоба еще больше подчеркивала бледность щек. Но держался Кларк на палубе все так же твердо, без поддержки спустился в шлюпку и уселся на носу.

Сумрачным взглядом он смотрел на воду и содрогнулся при мысли, что через год-два он больше не поднимется на мостик, не отдаст команду «паруса ставить», не увидит новых морей. Его уделом будет кресло-качалка, плед и ласковый огонек камина.

Кларка встречал все тот же караул, что отдавал честь Кингу и Гору. Русские солдаты стояли прямее, чем в первый раз, и чувствовалось, что в их душе торжество; они — представители великой России. Кажется, Кларк угадал настроение солдат, поэтому внимательно оглядел всех шестерых, застывших навытяжку, и в усатых и бородатых лицах натолкнулся на спокойствие и решительность хозяев земли русской, встречающих высокого гостя. Такие и Америку перевернут, дай им только корабли. К счастью, Россия сильна только сухопутной армией…

После кратковременного осмотра караула Шмалев, довольный, пригласил Кларка в свой дом. По дороге он рассказывал, что появился на Камчатке в начале пятидесятых годов, комаидирствовал в Тигильской крепости, затем продолжил свою службу в Нижне-Камчатском остроге. Теперь он заместитель Магнуса фон Бема. Да, у него есть еще брат, ученый… Они часто переписываются… Брат пишет исторический труд о Камчатке. Его труд заинтересовал Ее Величество, и он гордится своим братом.

Кларку захотелось осмотреть окрестности порта, и Василий Николаевич согласился. Они поднялись на Никольскую сопку, похожую с рейда на кита; гавань просматривалась с вершины так хорошо, что Кларк от удовольствия крякнул: это жемчужина Тихого океана. Портов он перевидел немало, но Петропавловский его очаровал. Отличная, отличная гавань. Ставь батареи, держи флот, и океан в твоих руках…

Как бы угадав мысли Кларка, Василий Николаевич сказал:

— Подписан указ об укреплении сей гавани…

Кларк промолчал.

— Ждем новые пушки, они на подходе.

Кларк кивнул головой, но, казалось, совсем не слушал коменданта.

— Знаете, что осталось от капитана Кука? — Кларк неожиданно остановился. — Берцовая кость, кисть руки… Мы опустили их в море. — И без всякой связи продолжил: — Я устал, вернемся к берегу.

В резиденции Шмалева он пробыл недолго и отбыл на корабль.

Зосим добрался на спотыкающейся кляче до Большерецка на одиннадцатый день к ночи и сразу же заспешил к дому Бема.

Разбуженный стуком в окно, Бем вышел недовольный в переднюю и принял пакет. Узнав из послания, что англичане настроены миролюбиво, Бем спросил о дороге.

— Дорога плохая, ваше сиятельство, размоины, но проехать можно, — отвечал Зосим.

— Иван, — крикнул густо Бем. — Иван!

Из боковой комнатушки, кряхтя спросонья, вышел мужчина лет сорока в мятой рубахе и сапогах.

— Напился снова, каналья! — возвысил голос Бем. — Кто должен дверь открывать! Определи человека, накорми. Утром разговор вести будем. Готовь вещи.

Зосим вышел с Иваном во двор, пугавший длинными черными тенями — светила луна.

Хрустнул ледок под ногой Ивана, и Зосим вздрогнул. Миновали двор.

— Вот здесь переспишь, — буркнул Иван и толкнул дверь сарая.

Пахнуло сеном.

— На полке еда стоит. Тулуп и лучину сыщешь сам. Располагайся.

Зосиму стало тоскливо, и он побыстрее захлопнул скрипнувшую дверь.

Наутро, проснувшись до первых петухов, Бем неожиданно изменил решение: путь близкий, пусть англичане сами прибудут в Большерецк. Бем хитрил. Опытный политик и хозяйственник, он хотел узнать об истинных намерениях англичан. И при том он желал показать иностранцам, что Камчатка обжита русскими прочно и что императрица уделяет земле огромное внимание.

Зосима отправил в тот же день, наказав письменно: снабдить англичан охраной для путешествия в Большерецк и выделить все необходимые материалы для ускоренного (он подчеркнул ускоренного) ремонта корабля.

«Дискавери» и «Резолюшн» поизносились. Во всех углах поселилась плесень, съедавшая запасные паруса, спасти, продукты. От постоянной течи на кораблях было сыро и неуютно. Матросы устали, но работали быстро: всем хотелось поскорее вернуться домой. Судовые плотники днями не выходили из мастерских; офицеры сушили подопревшее белье.

Три года «Дискавери» и «Резолюшн» бороздили моря и океаны. К западным берегам Америки они опоздали: здесь четыре десятка лет назад первыми бросили якоря шлюпы русских. Странно, что раньше Адмиралтейство мало внимания уделяло далекому Востоку. Русский флаг господствовал над Тихим океаном между Азией и Америкой.

Днем Кларк был весел. Его видели то на юте, то на баке. Ночью к капитану приходила тоска. Чтобы избавиться от нее, он зажигал свечу, набрасывал на плечи одеяло. Уютный лепесток света отталкивал темноту.

Листы бумаги и перо всегда исцеляли Кларка. Он писал долго и быстро, будто старался втиснуть в белый квадрат все до единой мысли.

Когда серело, Кларк усталым движением бросал перо, валился на диван и мгновенно засыпал.

Иногда Кларк перечитывал записи.

«Василий Шмалев доложил, что Магнус фон Бем просит офицеров прибыть в Большерецк, село мне неизвестное и расположенное в девяти днях пути при хорошей погоде от Петропавловского порта. Я распорядился взять капитанам Кингу и Гору этнографические коллекции, собранные нами на островах Тихого океана, и преподнести их императрице в дань благодарности за оказанное гостеприимство. Шмалев выделил пятерых солдат из местной охраны для эскорта. (Меня удивило, что русские так неосмотрительно отнеслись к своим владениям и оголили гавань.) Ремонт и оснастка наших судов заканчивается, за что надо благодарить Шмалева. Гостеприимство русских меня поразило: при всей скудности пахотной земли и неудобстве с продуктами, нам выделено достаточное количество провианта, чтобы продолжить дальнейшие исследования. Нам нужен Север и Восток».

Зосим вернулся из Большерецка в порт с Кингом и с Гором. В казарме он собрал товарищей.

— Кто есть матрос? — спросил он и сам же ответил: — Человек, хотя и по морям хаживает. А можно ли без курева жить? Я думаю, никчемная без табака жизнь.

— Ты, Зосим, говори не загадками, а прямиком, — сказал Прохор. — Что, табак английским матросам нужен?

— Скучают, — ответил Зосим. — Ну, в общем, я даю восемь фунтов.

— Удивил. А я десять, — сказал Прохор.

— Я передумал, — сказал, помедлив, Зосим. — Двенадцать, пожалуй, даю.

Потрясли свои запасы казаки и набрали восемьдесят фунтов душистого табака.

И когда Том с товарищами в последний раз сошел на берег, их потащили в казарму.

— Тут мы кое-что наскребли, Том, — сказал Зосим. — Прохор вот подкинул, Иван, да вся наша братия табачишки вам на первый случай. Не откажите.

Матросы кинулись обнимать казаков, стали шарить по своим карманам — что находилось, дарили в ответ. Том снял медальон и положил его на ладонь Прохора.

Нет, Том, такого подарка я не приму, — ласково сказал Прохор и вернул медальон Тому. — Ты славный парень. Теперь коли я в страну вашу попаду, родная душа приютит.

После отплытия англичан жизнь в порту вошла в свое русло. Через неделю встретили потрепанное судно из Охотска: подвезли немного муки. Бему доставили пакет из Петербурга. Он засобирался с неспрятанной поспешностью и тревогой: от императрицы всего ожидать можно. Шмалеву до прибытия нового начальника передавалась власть над огромной страной, соединенной с матерой землей узким перешейком.

Став хозяином, Василий Шмалев деятельно взялся за дела. «Авачинская губа стала известна англичанам, — думал он с тревогой. — И если сегодня они постучались к нам мирно, то, бог знает, не наведаются ли в следующий раз с зажженными фитилями. Время не ждет. А дел, дел-то сколько!»

Еще англичане находились в гавани, а он, снабдив прогонными Зосима, велел гнать в Иркутск к губернатору Кличке: надобно было принять меры по укреплению порта.

В Иркутске забеспокоились. Самоуверенный Кличке струхнул, и секретное донесение Екатерине отправлено было незамедлительно. Камчатка — одно название вызывало у Кличке ярость. Совсем недавно Магнус фон Бем притащился в Иркутск с какими-то коллекциями, а он, губернатор, плати за провоз до Петербурга! Шиш! Пусть катит на свои денежки. Не обеднеет. Тут и англичане шастают. Не сидится им на Альбионовых островах. Шмалев масла в огонь подлил. Да пропади они все пропадом, житья совсем спокойного нет. А случись что с Камчаткой, голова — фьють! — и покатилась, кровавая. Зосима вернуть к Шмалеву, хоть он успокоит Камчатку.

Пухлой рукой самодержица не замедлила отписать: «Так как путь в Камчатку сделался известным иностранцам, то привести ее в оборонительное положение».

Но пока писались донесения, приходили ответы, подыскивались специалисты, в конце августа того же, 1779 года вновь, как и несколько месяцев назад, в бухте появились неизвестные суда. Они стали на рейде, но паруса не убирали, и жуткое безмолвие повисло в снастях.

Вновь тревожно зазвонил колокол.

На берегу напряженно ждали.

Ждали чего-то и на кораблях.

В подзорную трубу Шмалев разглядел британский флаг и пустые палубы. Так и есть — «Дискавери» и «Резолюшн».

Какую хитрость придумали англичане, он не мог догадаться, но было ясно: они вернулись, чтобы взять порт голыми руками.

Напряжение росло: чего медлят?

Шмалев ждал всего, но только не скорого возвращения этих кораблей. Где пушки? Их нет. Где редуты? Лишь на чертежах. Где новые ружья? Их тоже нет.

Минуло полчаса, но все оставалось по-прежнему.

«Надо ехать, — решил Шмалев и приказал готовить шлюпку. — Если гости не докладывают о себе, то хозяева должны знать, кто у них находится в передней».

Едва Шмалев поднялся на флагманский корабль, как раздалась команда «Пли!» — и гром орудий раскатился над бухтой.

Англичане приветствовали русского человека и в его лице весь русский народ.

Начальника Камчатки встретил весь в черном капитан Кинг и проводил в каюту Кларка.

Неприятный тяжелый полумрак встревожил Шмалева.

Гор, стоявший возле стола, будто прикованный к нему, устало и грустно смотрел на вошедших.

— Господин Шмалев, — сказал Гор, опираясь на стол, — вы присутствуете на корабле в тот момент, когда Англия понесла тяжелую утрату, вторую после смерти капитана Кука. Чарлз Кларк перед смертью завещал похоронить его здесь, в Петропавловской гавани. Два народа — русские и англичане — должны жить в дружбе — так говорил Чарлз Кларк в последние минуты жизни. Желаете проститься с капитаном? Он в соседней каюте.

Кларка хоронили на следующий день под раскидистой пышной березой. Дали залп из бортовых орудий.

Перед тем, как покинуть порт, Кинг и Гор посетили дом главного командира Камчатки.

— Нас ждут другие широты, — отвечал Гор на приглашение Шмалева погостить. — И в знак признательности за гостеприимство мы просим вас принять эти часы. Они стояли на столе капитана Кука, потом Кларка. Мы хотим, чтобы они принадлежали достойному человеку. — И он протянул Василию Шмалеву массивные часы.